«Фарсанг» приблизился к планете Камбервелл и приземлился в космическом порту на окраине города Танцига. Четверо путешественников наглухо задраили люки корабля, прошли через здание терминала и вышли на улицу, откуда уже дул в лицо местный прохладный ветер. Перед ними тянулся широкий пустынный проспект, ведущий в старый город — скопление беспорядочно разбросанных зданий с покосившимися коньками крыш и потемневшей от времени дощатой обшивкой стен. Вдалеке, вздымаясь над городом подобно трем колоссам, темнели в дымке монументальные статуи «распределителя благ и возмездия» — таков был один из многочисленных титулов, присвоенных легендарному магистрату.
Выйдя из космического вокзала, Джаро замедлил шаг, ощущая какие-то сполохи памяти — подсознательный резонанс, мимолетный, едва уловимый, пропадающий при первой попытке его распознать. Чем вызывалось это ощущение? Влажной прохладой местного воздуха? Дымкой, скрывающей детали далеких холмов? Зазубренными, прерывистыми контурами кривых крыш на фоне сумрачного неба? Напоминающим камфору резковатым ароматом, исходящим от пропитанного дощатого покрытия стен? Действительно, запах казался удивительно знакомым.
Джаро заметил, что Скирль за ним наблюдает. Ему нравилось представлять себя человеком стойким и непроницаемым, но Скирль научилась угадывать и даже предугадывать перемены его настроения. Иногда возникало впечатление, что она разбирается в нем лучше, чем он сам. Теперь она спросила: «О чем ты задумался?»
«Так, ни о чем».
«Нет, тебя что-то беспокоит. Как только ты вышел, у тебя изменилось выражение лица».
Джаро усмехнулся: «Есть такое старомодное понятие — «трепет предчувствия». Не знаю, правильно ли я его понимаю, но, кажется, я ощущаю нечто в этом роде».
«Неужели? Никогда не ощущала ничего подобного. Ты не мог бы определить это другими словами?»
«Ну, представь себе, что у тебя по спине бегут холодные мурашки».
«Странно! — заключила Скирль. — Я ничего такого не чувствую».
«Конечно, нет! Ты здесь никогда не была — почему бы ты чувствовала что-нибудь в этом роде?»
«Потому что иногда я чувствую то же, что и ты. Наверное, между нами есть телепатическая связь».
«Все может быть».
Они приехали вчетвером в центр города, сидя на открытой пассажирской платформе. Старуха, медленно катившаяся по тротуару на двух самоходных досках с роликами, объяснила им, как пройти к муниципальному регистрационному бюро. Два часа они просматривали запыленные папки и сделанные от руки записи, но не нашли никакого упоминания о Джамиэль или ее ребенке.
Когда они вернулись к «Фарсангу», Мэйхак и Нейтцбек выгрузили из трюма небольшой аэромобиль. Все четверо забрались в машину и полетели на восток, в направлении Сронка. Под ними тянулись буроватые озимые, поросшие пучками высокого тростника заливные луга, редкие поселки из маленьких дощатых домиков с кривыми крышами. Впереди поднимались Ворожские холмы: хаотические развалы рыжеватых склонов и ложбин, сходящиеся к гладким, словно прилизанным гребням. До горизонта и дальше простиралась Дикоягодная степь; в полосе между холмами и степью ютились разрозненные фермы. Вдоль подножия холмов на юг тянулась дорога, кончавшаяся в небольшом поселке — судя по карте, это и был Сронк.
Аэромобиль пролетел над холмами, повернул на юг вдоль дороги и приземлился на ровном участке рядом с центральной площадью поселка. Четыре пассажира вышли и осмотрелись: вокруг было мало интересного. Отвечая на вопрос Джаро, прохожий указал на муниципальную клинику — в отличие от других зданий Сронка, она была построена не из покоробившихся, соединенных внахлест досок под крышей, прогнувшейся от тяжести черепицы, выложенной в два или три слоя, а из аккуратных блоков плавленого камня; плоская серая крыша клиники была изготовлена из того же материала. Джаро с любопытством разглядывал это учреждение, но оно ни о чем ему не напоминало. Когда он здесь побывал в прошлый раз, судя по имеющимся сведениям, Джаро был в полумертвом состоянии.
Доктор Фексель все еще работал в клинике и сразу вспомнил об избитом до полусмерти малолетнем пациенте: «Тогда мне пришло в голову — праздная мысль, разумеется! — что из Джаро мог бы получиться великолепный анатомический экспонат, демонстрирующий все упомянутые в медицинских учебниках травмы одновременно».
Скирль покровительственно похлопала Джаро по плечу: «С тех пор он поправился, как вы думаете?»
Фексель с готовностью согласился: «Нужно отдать должное возможностям современной медицины и навыкам доктора Солека, не говоря уже о моих скромных заслугах. Насколько я помню, однако, своим спасением Джаро обязан в основном доктору Уэйнишу — тот сумел предохранить его от поистине самоубийственных судорожных приступов патологической истерии. Это было просто невероятно, на Джаро было страшно смотреть: поистине, пароксизмы страха и ярости! Вам удалось выяснить, чем было вызвано это состояние?»
«Нет, — покачал головой Джаро. — Причины до сих пор окутаны тайной».
«В высшей степени достопримечательно! Посмотрим, смогу ли я связаться с Уэйнишем. Он должен быть у себя в кабинете, в Танциге — не сомневаюсь, что ему было бы любопытно поговорить с вами». Фексель нажал несколько клавиш на столе, произнес несколько слов, и на экране появилось бородатое лицо доктора Уэйниша. Как только Фексель представил ему Джаро, Уэйниш живо заинтересовался: «Хорошо помню ваш случай. Потребовалась модификация памяти: какое-то воспоминание оказалось настолько травматическим, что оно буквально вас убивало».
Джаро повел плечами: «Я хотел бы узнать, что произошло — и в то же время боюсь того, что могу узнать».
«Вам до сих пор неизвестны события вашего детства?»
«Я знаю очень мало. По сути дела, именно поэтому мы сюда вернулись».
«И нет никаких признаков возвращения вашей памяти?»
«Почти никаких. Иногда мне мерещится пара зрительных образов — они всегда одни и те же. Иногда мне кажется, что я слышу голос матери, но не понимаю, что она говорит».
«Возможно, разрушенные матрицы пытаются воссоединиться. Не удивляйтесь, если воспоминания будут посещать вас чаще и станут более подробными».
«Не могли бы вы как-нибудь стимулировать этот процесс?»
Уэйниш задумался на несколько секунд, после чего сказал: «Боюсь, это невозможно. Кроме того, следует учитывать еще одно обстоятельство. Даже если ваша память восстановится, вам может не понравиться то, что вы вспомните».
«В любом случае я хотел бы знать правду».
Доктор Уэйниш заторопился: «Было очень приятно с вами поговорить. Желаю удачи в ваших поисках!»
«Благодарю вас».
Четыре путешественника вернулись к аэромобилю. Поднявшись в воздух, они медленно полетели на север вдоль дороги, на высоте пятидесяти-шестидесяти метров. Дикоягодная степь простиралась справа, Ворожские холмы возвышались слева. В пяти милях от поселка Джаро напрягся. Здесь в его жизнь ворвались страх и боль. С каждой секундой ощущение становилось все острее, словно обрывки памяти сгущались и сливались — вспоминания становились все ярче, все живее. Он уже помнил, как солнце жгло ободранную кожу, как колени истирались в кровь на остром щебне, слышал торжествующие возгласы стоящих вокруг фигур, глухие удары кольев, бьющих по голове, по спине, по рукам и ногам.
Джаро указал на обочину дороги: «Здесь! Здесь это было».
Мэйхак опустил аэромобиль на землю; все они вышли, щурясь и моргая — солнечный свет слепил глаза и жег лицо. Склоны западных холмов, покрытые сухой колосящейся травой, дышали жаром.
Джаро прошел несколько шагов вдоль обочины и остановился: «Фаты нашли меня здесь. Я знаю! Тут словно воздух дрожит».
«И как ты сюда попал до того, как тебя нашли?»
Джаро протянул руку: «Оттуда. Спустился с холмов. Там была река — заросли тростника, старый темно-желтый дом». Минувшее вставало перед его глазами: «Из окна мы видели человека — его силуэт на фоне сумрачного неба. Казалось, у него в глазах мерцали четырехконечные звезды. Я испугался. Мама тоже испугалась. Мы были в замешательстве — что-то произошло, она мне что-то сказала. Я почти вспоминаю ее слова». Джаро прищурился, повернувшись к холмам: «Она... по-моему, она посадила меня в лодку... — Джаро прервался. — Нет, не так. Я сам спустился к лодке — один. Она уже умерла. И все равно я уплыл в лодке. Помню, как лодку несло вниз по течению, в темноте. А потом — ничего».
Скирль прикоснулась к плечу Джаро: «Смотри!»
Поодаль, на дороге, стояли три приземистых молодых крестьянина с маленькими черными глазами на круглых бледных лицах. Они не проявляли никаких признаков стремления подойти и поздороваться, но следили за приезжими с безразличным любопытством.
«Это могут быть те самые парни, которые тебя избили», — тихо сказала Скирль.
«Они были бы теперь примерно такого возраста», — глухо отозвался Джаро.
«Ты на них злишься?»
«Еще как! Но не думаю, что я стану что-нибудь делать по этому поводу».
Мэйхак прошелся по дороге и задал крестьянам несколько вопросов. Те отвечали с преувеличенной подобострастностью, скорее издевательской, нежели искренней. Мэйхак вернулся: «Они утверждают, что ничего не помнят ни о каком избиении. Но они врут — не из страха, а просто потому, что им нравится вводить в заблуждение чужака с другой планеты. Самое обычное дело».
«Здесь мы больше ничего не узнаем», — сказал Джаро.
Аэромобиль поднялся в воздух и, направляясь на запад, снова пролетел над Ворожскими холмами. Река, текущая с запада, омывала подножия холмов, после чего изгибалась на север и пропадала в дымке степного пространства. В пяти милях выше по течению показался прибрежный городок, отмеченный на карте: «Пойнт-Экстаз, население 4000». Так же, как в Танциге и в Сронке, стены домов в этом городке были обшиты покоробленными деревянными планками, окрашенными в различные, но одинаково поблекшие цвета. Многие дома казались заброшенными; по сути дела, все жилища здесь выглядели в той или иной степени запущенными, а все крыши — покосившимися и кривыми, подобно сбившимся набок шляпам старых пьяниц.
Реку отделяла от городка полоса топкой пустоши, местами темневшей плотными зарослями высокого бамбука. Джаро внимательно изучал ландшафт, пока аэромобиль скользил вдоль окраины: «Пока что не вижу ничего знакомого. Думаю, что мы жили ближе к реке».
Машина повернула и полетела между поселком и рекой, над полосой пустоши. Краем глаза Джаро заметил старый темно-желтый дом и тут же указал пальцем: «Вот он! Я помню этот дом!»
Аэромобиль приземлился на площадке перед домом, и все четверо вышли наружу. В грязно-желтом доме явно давно никто не жил: оконные стекла были выбиты, входная дверь над крыльцом была заколочена по диагонали длинной доской. Старая желтая краска отслаивалась от ссохшейся дощатой обшивки стен. По обеим сторонам дома буйно разрослись сорняки.
Пару минут Джаро разглядывал дом, после чего медленно приблизился к нему. Остальные продолжали стоять у машины — они словно заключили безмолвное соглашение: Джаро должен был войти в этот дом один, пока ничье вмешательство не исказило его восприятие.
Поглощенный своими мыслями, Джаро больше никого не замечал — он поднялся на крыльцо, потянул на себя доску, приколоченную к двери, и отодрал ее. Джаро надавил на дверь: та раскрылась со скрипучим стоном, освобождая проход в длинный узкий коридор. Джаро прошел внутрь и повернул в первую комнату направо. Странно! Каким маленьким и тесным казалось это помещение! Его окружали пустота и пыль; несмотря на всю свою решительность, однако, Джаро не мог не почувствовать укол меланхолического сожаления — невозможно не сожалеть о том, что когда-то было дорого, но безвозвратно исчезло.
Что-то еще населяло комнату — что-то давящее, зловещее, подспудное. Сердце Джаро стало биться чаще и сильнее. В пустых пыльных углах не было ничего, что могло бы его тревожить, душную тишину не нарушали даже скрипы или шорохи. Джаро стоял, словно в трансе, позволяя одной идее постепенно переходить в другую. Мало-помалу к нему пришло озарение: здесь он ничего не найдет, потому что здесь ничего не было. Давящее ощущение исходило из его собственного мозга, порожденное остаточными воспоминаниями, разрозненными и притаившимися после процедуры доктора Уэйниша. Джаро подумал, что, если эта зловещая тяжесть намекала на то, что скрывалось в памяти, ему, пожалуй, следовало прекратить любые размышления о прошлом.
Мысль эта сработала как открывшийся предохранительный клапан: каков бы ни был источник давящего ощущения, оно покинуло комнату. Джаро невольно усмехнулся, тут же удивившись противоестественности своего сухого смешка: мысли его запутались в диком беспорядке, ни о какой последовательности или логике не могло быть речи. Джаро почти невнятно бормотал: «Я здесь не случайно — не потому, что я этого хотел, и не потому, что меня кто-то заставил. Я здесь потому, что иначе не могло быть. Если бы я не пришел сюда сегодня, я все равно сюда попал бы каким-нибудь другим способом. Почему, спрашивается, мне приходит в голову всякая чушь? В этом нет никакого смысла. Я здесь — но почему? Что-то пробуждается».
Джаро стоял, поворачиваясь, как лунатик, то в одну, то в другую сторону. Настоящее стало расплывчатым, поблекшим. Джаро смотрел в колодец времени. Он видел темно-желтый дом; входная дверь была открыта. Он слышал голос — он знал, что это голос его матери. Она была рядом — он чувствовал ее близость, но не видел ее лицо. Она говорила: «Джаро, времени больше нет. Я вложила в это мгновение всю силу своей любви, чтобы ты навсегда меня запомнил. Это называется гипнотическим внушением: мои слова будут запечатлены в твоем сознании. Ты никогда их не забудешь, но услышишь их снова только тогда, когда вернешься сюда, в этот мрачный дом. Для меня все кончено! Ты должен взять черную коробку и спрятать ее в твоем тайнике. Когда ты вернешься, достань коробку из тайника. После этого выполни указания, найденные в коробке. Я поручаю эту обязанность тебе, потому что твой отец погиб. Его звали Тоун Мэйхак. Не забывай о моем поручении!»
Джаро услышал собственный голос — хриплый и слабый, словно доносившийся издалека: «Я не забуду». Джаро прислушивался. Наступила тишина — тяжелая, душная. Джаро казалось, что он плывет по воле невидимых волн, неспособный выбрать направление — все направления были одинаковы. В глазах у него помутнело, он больше не видел темно-желтый дом с открытой дверью. Колодец времени покачнулся, съежился и пропал.
Кто-то звал его по имени. Джаро судорожно вздохнул — сколько времени он провел в оцепенении? Он обернулся — рядом стояла Скирль; она тянула его за рукав, с тревогой заглядывая ему в лицо.
«Джаро! Что с тобой? Ты болен, у тебя обморок? Я тебя зову, а ты не отвечаешь!»
Джаро еще раз глубоко вздохнул: «Не знаю, что случилось. Мне казалось, что я слышал голос матери».
Скирль нервно оглянулась: «Давай выйдем на свежий воздух. Мне здесь не нравится».
Они вышли на улицу. Мэйхак спросил: «Что происходит?»
Джаро пытался привести мысли в порядок: «На самом деле не знаю — мне казалось, что со мной говорила мать».
Мэйхак поднял брови. Помолчав, он усомнился: «Откуда ты знаешь, что это голос Джамиэль? То есть, я хотел сказать — она назвала себя?»
«Да. Она назвала себя. Она объяснила, что это гипноз. Никаких призраков тут нет».
«И что она говорила? Надеюсь, ты ее понял?»
«Я все понял. Она сказала, что ты погиб, и что поэтому я должен выполнить ее поручение».
«Какое поручение?»
Джаро не ответил — он что-то вспомнил. Через несколько секунд он направился на задний двор в обход дома, задерживаясь после каждых трех-четырех шагов и оглядываясь по сторонам. Внезапно он увидел то, что искал — Джаро подбежал к россыпи камней, оставшейся, вероятно, от развалившейся собачьей конуры или от небольшого сарая, сложенного насухо когда-то давным-давно. Теперь среди камней, покрытых крапинками красноватого лишайника, росла черная дым-трава. Джаро опустился на колени и отодвинул в сторону несколько камней. Под ними открылся темный провал — лаз или большая нора. Джаро расширил отверстие, удалив еще несколько камней. Пошарив рукой в норе, он не смог нащупать ничего, кроме сухой земли. Джаро приподнял и оттащил в сторону еще пару булыжников, увеличив лаз настолько, что, прижавшись вплотную к земле, он смог протиснуться в отверстие по плечи и, повернувшись набок, достать пальцами уступ — нечто вроде небольшой полки — у себя над головой. Эврика! Джаро вылез из тайника с плоской черной коробкой в руке.
Поднявшись на ноги, Джаро торжествующе повернулся к спутникам: «Я ее нашел — там, где мне было поручено ее спрятать!»
«Открой коробку! — сказала Скирль. — Мне не терпится посмотреть, что внутри».
Мэйхак тревожно оглядывался: «Давайте сначала улетим отсюда, на всякий случай. Асрубал мог нанять кого-нибудь вести наблюдение за этим местом».
Все четверо забрались в машину, и аэромобиль направился в космический порт Танцига. Уже на борту «Фарсанга», когда аэромобиль закрепили в трюме, подняли трап и задраили люки, Джаро открыл наконец коробку. Он вынул из нее плоский коричневый пакет из толстого картона, соединенный скрепкой с конвертом поменьше и потоньше. Отложив картонный пакет, Джаро открыл конверт, вынул из него лист бумаги — и второй раз в жизни прочел письмо, с любовью адресованное ему оттуда, откуда никто не возвращается.
Судя по неровности почерка, мать писала в спешке и в исключительно возбужденном состоянии. Джаро прочел письмо вслух:
«Кто прочтет это письмо? Сколько времени пройдет, прежде чем оно попадет кому-нибудь в руки? Надеюсь, Джаро, ты его найдешь и прочтешь его сам. Если ты вернулся и нашел его, ты поймешь, что я не могла поступить иначе, и простишь меня за то, что я подвергла твой ум навязчивому принуждению!
Я в отчаянии. Я ждала слишком долго — Асрубал уже здесь, я его видела. Он скоро найдет нас, и нам придет конец, нас убьют! Об этом неприятно думать. Мертвые, мы даже не будем знать, что ничего не знаем, даже не будем бояться того, что не можем себе представить. Если я выживу, ты никогда не прочтешь это письмо. Если ты его читаешь, значит, дело плохо — по меньшей мере для меня. Но я ничего иного не жду, я горюю только о том, что мне придется возложить это бремя на тебя, если только ты останешься в живых.
Бойся Асрубала из династии Урдов! Он убьет меня — так же, как убил твоего отца, Тоуна Мэйхака. Я знаю, что это так, потому что прошло уже три года, а Тоун все еще нас не нашел.
Выполни мои указания, если сможешь. Во-первых, в другой конверт я положила вексель, подлежащий оплате в Натуральном банке в Окноу — учитывая набежавшие проценты, ты сможешь получить большую сумму. Сохрани эти деньги, положив их на другой, собственный счет. Во-вторых, сделай шесть копий документов из большого конверта. Одну копию сохрани в банковском сейфе; другие отвези в Лури на планету Нило-Мэй, в системе звезды Чайная Роза. Положи одну копию в сейф местного отделения Натурального банка. Отправь одну копию по почте юстициару, председателю Судейской коллегии в Ромарте на планете Отмир, в системе звезды Ночной Огонь. Эти документы уничтожат Асрубала, если их получит Судейская коллегия роумов. Эти бумаги не должны попасть в руки представителей клана Урдов!
Затем отправляйся в Ромарт. Это опасно, соблюдай предельную осторожность! В Лури найди человека по имени Оберт Ямб — скорее всего, он будет работать в синдикате Примроза. Представься ему и поручи ему, за приличную мзду, нанять небольшой космический корабль, чтобы тебя отвезли на Отмир. Приземлись неподалеку от Ромарта. Это запрещено местными законами, но ты можешь заявить, что прибыл с особым поручением к юстициару, и тебя не тронут. Как можно скорее свяжись с моим отцом, Ардрианом дин-Рейми, в его дворце под наименованием Карлеон.
Когда тебя примет юстициар, передай ему еще одну копию документов и расскажи, как они оказались у тебя. Заяви, что они изобличают преступное казнокрадство Асрубала дин-Урда. Заяви, что Асрубал убил меня, твоего брата Гарлета и Тоуна Мэйхака, а также пытался убить тебя самого. На этом выполнение твоих обязанностей закончится. Больше ты ничего не сможешь сделать в Ромарте — несмотря на красоту и великолепие, этот город чрезвычайно опасен. Вернись в Лури, а оттуда — в Окноу. Пользуйся своими деньгами и живи в свое удовольствие.
Примечание: не связывайся с экспедиторской конторой Лоркина в Лури. Это учреждение контролируется кланом Урдов, то есть Асрубалом. Тебя убьют, а твое тело выбросят в космос.
Отмир — древний, древний мир. По большей части это дикая и опасная планета. Там погиб твой отец. Будучи в Лури, спроси Ямба о ситуации, сложившейся на Отмире. Не забывай, что Асрубал воспользуется первой возможностью тебя убить.
Я смотрю на тебя, и у меня сжимается сердце, потому что теперь нам предстоит расстаться. Маленький комочек жизни по имени Джаро, такой серьезный и пригожий, как я тебя люблю! Если ты не понимал, почему твоя мать так грустила, теперь, когда ты прочел мое письмо, ты понимаешь. Бедный маленький Джаро! Когда-то у тебя был брат-близнец, но Асрубал убил его.
Мне нужно торопиться. Теперь мне придется тебя загипнотизировать, чтобы ты не забыл вернуться в этот печальный дом. Ты даже не будешь понимать, наверное, зачем тебе сюда возвращаться, но ты не сможешь не вернуться.
Я больше не могу писать. Моя любовь к тебе не умрет — даже когда меня уже не будет на свете, она будет жить; надеюсь, ты ее почувствуешь. Если ты к ней прислушаешься, может быть, она тебя утешит и что-нибудь тебе посоветует. Я часто задумывалась о таких вещах, и теперь скоро узнаю правду. Конечно, мои надежды противоречат мрачным строкам, которые ты прочел раньше. Но такова надежда! Я сделала все, что могла.
Твоя мать, Джамиэль».
Нарушив молчание, Скирль тихо сказала: «Несчастная, храбрая женщина! За что ее убили?»
Джаро почувствовал, что по его щекам катятся горячие слезы. Мэйхак пробормотал: «Скорбное письмо!»
Джаро открыл коричневый картонный пакет и вынул его содержимое. В конверте оказались бумаги — судя по всему, пачка коммерческих счетов — и подлежащий оплате предъявителю в Натуральном банке вексель на триста тысяч сольдо с начисленными на эту сумму процентами. Гэйнг Нейтцбек внимательно рассмотрел вексель: «За шестнадцать лет, с начислением сложных процентов, на сегодняшний день эта сумма удвоилась, если не утроилась — в зависимости от процентной ставки».
«Эти деньги принадлежат вам и моему отцу, — отозвался Джаро. — Они предназначены в качестве возмещения стоимости «Дистилькорда», то есть это ни в коем случае не мои деньги».
«Деньги никогда не помешают, — кивнул Нейтцбек. — Здесь хватит на всех».
Скирль спросила: «Как насчет других бумаг? Это какие-то счета-фактуры, транспортные накладные или что-то в этом роде».
Джаро просмотрел документы: «Я в этом не разбираюсь. Тем не менее, моя мать хотела, чтобы я отвез их в Ромарт, и я сделаю все возможное, чтобы исполнить ее поручение».
«Это придется сделать, — согласился Мэйхак. — Но это опасно — хотя и не настолько опасно, насколько могло быть, если бы мы с Гэйнгом тебя не сопровождали».
Джаро вложил бумаги обратно в пакет: «Насколько я понимаю, на Камбервелле нас ничто не удерживает. Мне даже удалось кое-что узнать о пропавших шести годах моего детства».
Мэйхак встал: «Мне нужно кое-что проверить. Я скоро вернусь». Он покинул корабль.
Прошло почти два часа. Мэйхак вернулся — мрачный, подавленный. Устало бросившись в кресло, он с благодарностью принял чашку горячего чая: «Я не ожидал узнать, что Джамиэль жива, но теперь ее смерть подтверждена официально. В отделе регистрации актов гражданского состояния мне сообщили, что тринадцать лет тому назад женщина по имени Джаму Мэй, проживавшая в доме номер 7 по Набережной улице в Пойнт-Экстазе, была найдена мертвой в реке, очевидно будучи жертвой умышленного убийства, сопровождавшегося пытками. Ее сын, шести лет от роду, пропал без вести и считается утонувшим». Мэйхак откинулся на спинку кресла: «Мне почему-то казалось, что, может быть, Джамиэль каким-то чудом могла ускользнуть от убийц. Теперь уже надеяться не на что. С ней сделали что-то ужасное. Мы навестим Ромарт и доставим документы, которые Джамиэль сохранила такой невероятной ценой. Но мы подготовимся — и Асрубал не обрадуется, когда узнает о нашем приезде. Он сразу поймет, что для него настало время расплаты. Надеюсь, он еще не сдох».