Мардина и Травек вышли под вечернее пасмурное небо, миновали темные, покрытые холодной испариной склады из черного кирпича, проехали на ленте по туннелю; туман конденсировался каплями у них на щеках. Оставив позади элегантные усадьбы, они углубились в многолюдный центр Аламбара.

Травек сдавленно произнес: «Надо полагать, я должен тебя поблагодарить». Он замолчал, не зная, что еще сказать.

Она обернулась к нему: «И что же?»

Травек рассмеялся: «Спасибо! Хотя я не понимаю, почему ты решила меня вызволить. Две недели тому назад ты готова была прожечь во мне дыру».

«Это было две — нет, три недели тому назад. И за эти три недели, как мне кажется, я многое оставила позади».

«Вот таверна, — сказал Травек. — Давай где-нибудь присядем».

Таверна размещалась в здании с плоским фасадом из глазурованного кирпича и квадратной деревянной дверью, выкрашенной в рыжевато-красный цвет. Внутри было тепло и тихо. Свет проникал через витражные окна, озаряя столы приятными разноцветными бликами.

Им подали соленую рыбу, сухари и, немного погодя, большую пузатую бутыль теплого вина. Травек налил вино в стеклянные кружки — оно оказалось водянисто-зеленым, с розоватым отсветом. Глядя на Мардину, сидевшую напротив, Травек позволил себе полностью расслабиться. Девушка взяла его руку обеими ладонями: «Дайл! Я не знаю, что мне делать».

«Надо полагать, ты приняла какое-то решение, — отозвался Травек. — Иначе ты не стала бы мне помогать».

Она с сомнением прикусила губу: «Не знаю. Приходится думать о многих вещах одновременно».

«Но ты уже приняла решение и сама начинаешь это понимать».

«Откуда ты знаешь?» — с тоскливой полуулыбкой спросила Мардина.

«Ты здесь, со мной, а не с Арманом».

Она отпустила его руку — с явным сожалением, с горечью: «Дайл, как-то раз я обвинила тебя в ревности, но на самом деле не верила, что ты ревнуешь. Ты действительно ревнуешь?»

Он не ответил.

«Дайл, мне трудно в этом признаться. Я никогда не хотела быть никем, кроме одной из последователей Армана, арманитов. Если ты принял самый обычный энтузиазм, поклонение герою, за... — она отвернулась и чуть покраснела. — Он мог бы даже заслужить мою любовь, если бы не был таким лжецом. Но теперь я все знаю. Арман — подлец».

Травек пригубил вино, ощущая необычное удовлетворение: «Его нужно убить».

Мардина рассеянно отозвалась, не соглашаясь с утверждением Травека и не возражая против него: «Он умеет внушать уважение и ловко пользуется этим. У него хорошо подвешен язык, но он ни к кому не испытывает никакого сочувствия».

«Где он сейчас?»

Девушка трезво посмотрела ему в глаза: «Дайл, я помогла тебе, не предъявляя никаких требований. Но теперь я хотела бы поставить одно условие».

«Какое?»

«Ты не будешь ничего делать, не посоветовавшись со мной предварительно».

Он тихо сказал: «Я не успокоюсь, пока существуют рабы и работорговцы — никогда».

Мардина откинулась на спинку стула: «Я думала, что Арман обещал положить конец этим вещам. Но он заблуждается».

Травек фыркнул: «Заблуждается! Как ты снисходительна к убийце, работорговцу, шарлатану!»

Она содрогнулась: «Я знаю, Дайл. Мне страшно подумать о том, что шестьсот моих соплеменников выманили из родных селений и продали в рабство».

«Но почему они согласились? — воскликнул Травек. — Не вижу в этом никакой логики. Неужели вы, оро, действительно спятили?»

«Не в том смысле, в каком ты понимаешь это слово. Наша одежда, наши дома, наши манеры — все это лишь отображает внутреннюю сущность, и в этом секрет нашего народа».

Травек молча пил вино.

«Мы победили смерть».

Травек разглядывал ее, не говоря ни слова.

Мардина сказала: «Дайл, я тебя люблю. Я готова связать свою жизнь с твоей. Когда-то я предложила сделать тебя одним из нас. Я любила тебя уже тогда, но не могла в этом признаться».

«Я не могу стать одним из оро без посторонней помощи?»

«О нет! В начале был только один — Сэйджел Дóмино. У него был особенный, в высшей степени телепатический мозг. Он мог с легкостью читать мысли других людей.

Он установил телепатическую связь со своим другом. Обнаружилось, что этот контакт стимулировал мозг его друга. Он не приобрел такие же выдающиеся способности, но научился устанавливать подобный контакт с другими. Стал обращать в свою веру — если это можно так назвать — своих друзей и знакомых. Тем же занимался Сэйджел Дóмино.

Теперь нас несколько миллионов. Мы не настоящие телепаты, но никто из нас не боится смерти. Когда нам угрожает опасность — или когда мы умираем — мы устанавливаем контакт с кем-нибудь из близких людей. Это примерно то же, что выйти на берег из тонущей лодки».

Травек поморщился: «Значит, никто из вас не может держать свои мысли при себе».

Мардина стала отрицательно трясти головой с такой энергией, что ее шелковистые светлые волосы разлетелись веером: «Ты неправ! Между нами нет никаких волевых конфликтов. Старому сознанию придается непрерывность, без отчуждения от прошлого. Воспоминания блекнут, остается только ощущение непрерывности. Для умирающего это все равно, что отложить одну интересную книгу и открыть другую. А для живущих... Не забывай о том, что мы вступаем в контакт только с теми, кого любим».

Травек взглянул на нее с любопытством: «И скольких людей ты в себе вмещаешь?»

Девушка скорчила гримасу: «Дайл! Ты не понимаешь! Я — это я! И никто другой! Даже если порог смерти переступят вместе со мной сорок человек, я все равно останусь собой. По сути дела, мы чрезмерно компенсируем нашу общность индивидуализмом. Мы ищем поддержки в индивидуализме, доводим его до крайности.

Другие народы испытывают меланхолическое удовлетворение, добиваясь максимального возможного внешнего сходства. Наше самоотождествление носит внутренний характер. Во внешних символах поминовения нет необходимости. На Аламских Высотах нет гробниц, и накопление богатств не имеет смысла.

Моя мать любила свой сад. У нее было много цветов. Она умерла и теперь живет во мне. У меня нет никакой склонности выращивать цветы или другие растения. Я беспокоюсь о людях, о будущем, об искоренении общественного зла. Так что, как видишь, наша связь не выходит за рамки сознания».

«Что ты почувствовала, когда в тебе поселилась душа матери?»

«Только великую радость, — серьезно сказала Мардина. — Я словно спасла ее, когда она тонула. Несколько недель я чувствовала ее присутствие — так, как если бы она была вместе со мной в комнате. А потом... потом она постепенно слилась со мной — полностью».

«Как насчет Армана? — спросил Травек. — Ведь он тоже — оро? Будет ли он жить после смерти?»

Мардина смущенно кивнула: «Его мать была одной из немногих оро, кого удалось поработить владетелям Максуса. Как правило, нам удается избежать пленения благодаря смерти».

«Но с кем вступил в контакт Арман? С тобой?»

Девушка порозовела ярче, чем раньше: «Между нами больше нет контакта. Я заблокировала мысли Армана — на борту звездолета».

«Тогда объясни мне, — потребовал Травек, — почему шестьсот оро прибыли на Максус, согласившись стать рабами?»

Помолчав немного, Мардина сказала: «Несмотря ни на что, Арман пробудил в нас чувство ответственности. Много веков мы влачили самовлюбленное, изолированное существование, ревностно охраняя наш секрет, — она встретилась глазами с Травеком. — В числе шестисот оро, привезенных на Максус — наши самые высокоразвитые телепаты. Они — наши шпионы. Они внедрятся на предприятия важнейших отраслей и передадут засекреченные технологии на Фелл».

«И что потóм?»

Мардина кивнула, печально улыбнувшись: «Потóм... станут конкурировать два государства работорговцев. Теперь я это понимаю. Возникнут и другие подобные государства. Но разве мы можем теперь остановить этот процесс? Поход начался. Шестьсот оро прибыли на Максус».

Травек заметил без всякого выражения: «Ты неправильно расставляешь акценты».

«Что ты имеешь в виду?» — девушка удивилась.

«Тебя беспокоят шестьсот оро. Подумай о сотнях миллионов рабов, эксплуатируемых на Максусе».

Она отвела глаза и опустила их: «Я не оказываю никакого влияния. Арман — вождь. Как только трюмы его корабля загрузят, он вернется на Фелл за следующей партией шпионов».

Травек наклонился вперед: «Неужели среди оро нет централизованной власти, руководства?»

«Конечно, есть — старейшины, городские советы. Но никакой особенной власти у них нет. Арман организовал свой собственный крестовый поход. Арманиты — его боевые когорты».

Травек постучал пальцами по столу: «Что-то тут не так, чего-то не хватает. Неужели ваши «арманиты» не понимают, как долго им придется оставаться на Максусе, как эффективно владетели защищают свои секреты и сколько шпионов расстанутся с жизнью?»

«Для нас это не имеет большого значения», — тихо напомнила девушка.

«Если бы все рабы были из племени оро, — сказал наконец Травек, — и если бы ни один из рабов не боялся смерти, тогда перестало бы существовать рабовладельческое государство». Он взглянул на Мардину: «Если бы шестьсот оро смогли внушить свои понятия другим рабам, больше не было бы никакой дисциплины. Наступил бы крах системы».

Мардина откликнулась с возрастающим волнением: «Если хотя бы двадцать процентов новых оро станут телепатами... Нам нужно вернуться на Фелл — и обратиться к телепатам, способным вступить в контакт с теми, кого привезли на Максус».

«Два соображения, — поднял палец Травек. — Прежде всего — Арман. Он — препятствие, которое необходимо удалить. И, во-вторых, нужно вызволить моих брата и сестру».