Его преподобие патриарх Максуса и верховный комиссар отличались несомненным расовым сходством: поджарые, как насекомые, оба были обладателями бледных лбов и серповидных носов, словно рассекавших лица между глубокими впадинами глазниц. Седой патриарх был на голову выше комиссара. Черные блестящие волосы верховного комиссара были завиты волнистыми локонами, лощеными согласно последней аламбарской моде.

С подвижного лица патриарха не сходило подозрительное выражение, но глаза его были широко открыты. Верховный комиссар, напротив, предпочитал смотреть из-под полуприкрытых век. Несговорчивый патриарх принимал жесткие, бесповоротные решения; верховный комиссар проявлял бóльшую гибкость. По какому-то совпадению, сегодня оба надели тяжелые пунцовые мантии.

Патриарх мерил шагами вишневый ковер. Верховный комиссар молча сидел в мягком кресле, обитом полосами крашеной желтой и черной человеческой кожи.

Патриарх потирал бледные руки, помахивая пальцами в воздухе: «Безвредна ли она — действительно ли это религиозный культ или что-то другое — это организация. А организация рабов недопустима».

Верховный комиссар небрежно поморщился: «Культ утоляет жажду, утешает, как наркотик. Удовлетворяет нужду».

«Нужду?»

«Несомненно. Обратите внимание на быстроту распространения этого движения среди рабов. Новое поветрие — здесь, там, повсюду. Если бы оно не удовлетворяло насущную потребность, оно не было бы воспринято с такой готовностью».

«Но это организация!» — упрямо повторил патриарх.

«Не могу с вами согласиться. Это аморфная, не централизованная масса. Всего лишь своего рода мода, популярное поветрие. Я предоставил бы им возможность погрузиться в ритуалы и затрачивать на них нервную энергию. Будет меньше дисциплинарных проблем и, следовательно, повысится производительность. Я уже замечаю, что рабы — особенно наименее прилежные — становятся послушнее и спокойнее».

«Ба! Рабы послушны постольку, поскольку хорошо понимают, что исправительная сеть может раскалиться в любой момент, — патриарх опустился в кресло и поднес к губам чашку горячего чая. — Откуда вы знаете, какими кодами и тайными символами они обмениваются, совершая свои обряды?»

Верховный комиссар повертел пальцами рубин, болтавшийся под ухом: «У меня есть шпионы и осведомители...»

«Вот именно! — торжествующе прервал его патриарх. — Вы сами беспокоитесь по этому поводу, но не хотите в этом признаться! Смотри, послушник, не пытайся со мной лукавить!»

«Ни в коем случае, магнификат. Я всего лишь демонстрирую непреклонное намерение не упустить из вида ни один источник возмущения, никакое, малейшее средоточие зарождающегося мятежа».

«Так сохраняй же бдительность и впредь, — патриарх встал и снова принялся расхаживать по ковру. — Остается также вопрос о...»

В кабинет зашел слуга в красной тунике с белыми и серыми полосками, смущенно прокашлялся. Верховный комиссар гневно обернулся к нему: «Ты что, не видишь, что мы заняты?»

Слуга наклонил голову: «Прошу прощения, ваше превосходительство. Явился человек, требующий немедленной аудиенции».

«Немедленной аудиенции? В такую рань? Кто он?»

«Его зовут Дайл Травек. Он только что прибыл с планеты Фелл и уверяет, что у него к вам самое неотложное дело. Я предупредил его о том, что вы проводите совещание, но он настаивает на срочном характере его дела. По всей видимости, он уверен в том, что вы согласитесь его принять».

Патриарх капризно спросил: «Кто этот Травек?»

Верховный комиссар не ответил сразу — он продолжал смотреть на дверь.

«Кто он? Отвечайте!»

«Вы помните работорговца Армана?» — нарочито рассеянно отозвался верховный комиссар.

«Не упоминайте при мне его имя!»

«Травек убил его. Довольно-таки неприятная история на борту звездолета Армана. Травека освободили на основе свидетельских показаний, подтвердивших, что он действовал с целью самозащиты».

«И что ему нужно теперь?»

«Не имею ни малейшего представления. Но он прилетел с Фелла, а именно оро, насколько вам известно, распространили беспокоящий вас новый культ».

Патриарх кивнул слуге: «Обыщи его на предмет оружия и приведи сюда. Не забудь удвоить охрану у дверей!»

Травек зашел в кабинет, кивнул верховному комиссару, приветствовал патриарха таким же кивком. На нем был красивый темно-синий плащ, расшитый узорами из лоз и листьев.

Травек держал себя самоуверенно, что вызвало немедленное раздражение комиссара: «В чем дело, Травек? Я надеялся, что мы больше не увидимся».

«Вам пришел конец».

Лица двух человек в алых мантиях вытянулись: «О чем вы говорите?»

«На Максусе четыреста миллионов рабов. Вас, владетелей, сорок миллионов. Рабы окружают вас, как вода окружает рыб».

Патриарх открыл рот, но закрыл его без слов. Верховный комиссар медленно приблизился к Травеку и заглянул ему в глаза: «Вы не сказали ничего, чего мы не знаем сами».

«Что ему нужно? — прохрипел патриарх. — Это наемный убийца?»

Травек взглянул на патриарха и бледно улыбнулся: «Вы живете в бесконечном страхе. Разве вам не хотелось бы жить в радостном мире, где нет ни хозяев, ни рабов, где нет исправительных сетей и хлыстов, нет унижений и пыток? Разве вы не предпочли бы жить в мире людей, сотрудничающих на равных во имя всеобщего благоденствия?»

Верховный комиссар сказал: «Предпочтения не имеют значения. Таково общество, в котором мы живем. Изменить его могла бы только катастрофа».

«Значит, грядет катастрофа».

Верховный комиссар прищурился: «Вы нам угрожаете?»

«Да, — ответил Травек, — угрожаю».

Наступило молчание.

«И когда, по-вашему, произойдет эта катастрофа?»

«Она происходит — сию минуту».

Патриарх, потихоньку отходивший в глубину кабинета, к настенному занавесу горчичного цвета, протянул руку за спину.

«Не спешите! — позвал его Травек. — В ваших интересах не поднимать тревогу».

Вошел охранник, вызванный сигналом патриарха.

«Уведите его! — гортанно приказал патриарх. — И убейте».

Верховный комиссар поднял руку: «Будьте добры, подождите, магнификат! Возможно, этот человек может сообщить нечто существенное».

Травек, казалось, прислушивался к воздуху. Неожиданно повернув голову, он сказал: «В самом деле, могу вам нечто сообщить. На протяжении последних тридцати секунд рабы убили примерно миллион владетелей».

«Как вы сказали?»

«Здесь есть окно, выходящее на улицу?»

Верховный комиссар повернулся, бросил расчетливый взгляд на патриарха, замершего в полной неподвижности — темные, большие глаза правителя Максуса блестели в глубоких глазницах. Комиссар принял решение: «Сюда!»

Он быстро прошел через дверь в сумрачный зал с выпуклым полуцилиндрическим потолком, резким движением раздвинул портьеры высокого окна, выглянул вниз, на улицу, увидел мечущихся в замешательстве людей, разбитые машины, разбросанные тела.

Плечи комиссара выдвинулись вперед, он схватился за портьеры.

Патриарх хрипло спросил: «Что там?» Протиснувшись к окну, он опустил голову и ахнул.

Травек сказал: «Мы предпочли бы не столь кровавую демонстрацию — но на владетелей не подействовали бы другие доводы. В Аламбаре, в Кревекоаре, в Белоате, в Мурабасе — в каждом городе на Максусе уничтожена каждая машина, пассажиром который был владетель, охраняемый рабом. Улицы забиты обломками».

Верховный комиссар обернулся — глаза его горели: «За вашими злодеяниями последует ужасное возмездие! Кровь прольется рекой, земля Максуса будет усыпана белыми костями ортов!»

Травек покачал головой: «Вы не понимаете масштаба нашей власти. Мы сжали вас в кулаке, как гроздь винограда. И этот кулак строго соблюдает дисциплину. Как только поступит приказ сжать покрепче, умрет еще один миллион владетелей».

Верховный комиссар поднял было руку к голове, но удержался, чтобы не растрепать лощеные локоны, и опустил руку.

Травек продолжал: «Мы должны достигнуть взаимопонимания — сейчас. Иначе на всей планете не останется ни одного владетеля. Катастрофа наступила. Что скажете?»

Комиссар взглянул на патриарха. Тот хрипло прошептал: «Безумец!»

Травек рассмеялся: «Тогда слушайте... А, вы не можете услышать». Он наклонил голову набок — так, будто внимал едва различимому голосу, сообщавшему важные известия — и поднял глаза: «Плотину Глауриса прорвало. В Низинах Глауриса давно наступила ночь. Владетели спят в дачных коттеджах, в роскошных гостиницах, в каютах прогулочных баркасов на озере Желтых Лепестков. Настала ночь летнего солнцестояния, ночь Конвокации лордов».

Помолчав, Травек продолжил: «Отныне Низины Глауриса находятся на дне Ферезанского моря, на глубине тридцати метров. Еще миллион владетелей, в том числе двадцать тысяч лордов, утонули».

Верховный комиссар подошел к стене и проговорил в микрофон телеэкрана: «Свяжите меня с отелем «Ролайт Наутон»... Как? Тогда вызовите станцию техобслуживания плотины Глауриса — скорее! Да-да! Слушайте! Взгляните на Низины. Что вы видите? Не кричите! — но комиссар сам уже кричал. — Воду?»

Комиссар повернулся к патриарху: «Нас обескровили, магнификат».

«Всех вас ожидает смерть».

Комиссар и патриарх уставились на Травека. Теперь он казался им высоким и суровым, выражение на его лице — властным. А они словно съежились, иссохли и поникли, как мумии в красных робах.

«Что еще вы можете сделать?»

«Мы можем разрушить этот дворец и весь Аламбар в радиусе многих километров, не оставив камня на камне. Здесь никто не выживет. Вы умрете, комиссар. И вы умрете, патриарх».

«И вы умрете тоже», — напомнил верховный комиссар. В его голосе больше не было никакого высокомерия, никакого раздражения. Он снова вступил в переговоры, выискивая преимущества: «И как насчет вашего брата, вашей сестры?»

Травек улыбнулся: «Мои брат и сестра в полной безопасности, а я не боюсь смерти. Тысячи и тысячи рабов только что умерли, убивая владетелей. Смерть ничего не значит для оро, она несущественна».

«Вот видите, вот видите! — взревел патриарх. — Этот культ нужно было истребить в корне!»

«Чего вы от нас хотите?» — спросил верховный комиссар.

«Патриарх прикажет всем охранникам, ополченцам и патрульным офицерам вернуться в бараки и сложить оружие снаружи, у входа. Весь персонал должен немедленно покинуть Центр исправительных наказаний. Затем патриарх провозгласит, по всемирной системе связи, декларацию, отменяющую на Максусе статус рабов и статус владетелей — освобождающую всех людей — и объявит о формировании представительного правительства».

Наступило молчание — Травек ждал.

Верховный комиссар спросил: «Каким образом вы могли бы уничтожить дворец?»

«Мы взорвем силовые установки, удерживающие на орбите пограничный форт. Гравинигиляторы откажут. Форт упадет с высоты в пятнадцать километров — четверть миллиона тонн металла и бетона. Аламбар раздавит в лепешку. От дворца останется щебень».

Патриарх застонал: его колени дрожали, ему пришлось схватиться за портьеру. Верховный комиссар повернулся к нему, в его голосе снова прозвучала властность: «Они победили. Нам конец. Подчинитесь».

Лицо патриарха подергивалось, по нему пробегали тени привычных эмоций. Пальцы его сжали портьеру покрепче, он выпрямился, расправил плечи.

«Выполняйте приказ!» — рявкнул комиссар.

«Нет! — закричал патриарх. — Я не могу — не смогу! Это немыслимо!»

Верховный комиссар вынул небольшой пистолет и выстрелил. Тело патриарха медленно опустилось на пол.

«Я выступлю с объявлением», — сказал комиссар. Он подошел к настенному телеэкрану: «На Максусе больше нет рабов...»