В туннеле появились две грузные фигуры. Неспособный оторвать взгляд от окна, Дик заметил их краем глаза. Его ноги восстали против паралича мозга, колени напряглись и понесли головой вперед в туннель. Воля, контроль над собственными мышцами вернулись — он отчаянно стремился ускользнуть от темных фигур.

Он не преуспел. Один человек подхватил его под колени, другой ловко накинул ему на шею веревку. Через десять секунд Дика уже бесцеремонно тащили по туннелю. Один пират шел впереди и тянул веревку, обвившую воротник скафандра; другой шел сзади, натянув такую же веревку. Руки Дика оставались свободными, но он не мог сопротивляться — какое-либо движение вперед или назад между двумя тугими веревками было невозможно. Его вели по коридору, как свинью на рынок.

Возмущение и замешательство, кипевшие в его уме, начинали уступать место тревоге. Схватившие его люди не издавали ни звука; они внезапно остановились и одновременно потянули свои веревки вверх. Дика подняли, подвесили над темным отверстием и сбросили.

Он упал метров на шесть или семь; слабое притяжение Луны мешало точно оценить расстояние. Свет над головой пропал; Дик поднялся на ноги и стоял в полной темноте. Через несколько секунд он догадался включить фонарь шлема; как он и ожидал, его заключили в какую-ту подземную темницу.

Одна из стен представляла собой плоскую стекловидную поверхность, блестевшую, как пластина свежей смолы. Другие три стены были вырублены в скальной породе, а пол состоял из серого бетона. В каменный потолок был вделан стальной люк, закрывший отверстие, через которое его сбросили.

Дик размотал и снял с шеи веревку. Он чувствовал себя безнадежно потерянным и одиноким; всеми фибрами души он укорял себя за то, что не остался в обсерватории. Какова была вероятность того, что Василиск оставит его в живых? Она равнялась нулю. Такого шанса не было.

Дик присмотрелся к индикатору запаса кислорода; темница вполне могла оказаться местом казни. Пиратам достаточно было игнорировать его до тех пор, пока у него не кончится кислород. Причем им не пришлось бы долго ждать. В частично использованном баллоне запас кислорода кончился бы через четыре часа, в запасном — еще через шесть часов. Итого: десять часов. У Дика подогнулись колени; он прислонился к стене.

Через некоторое время он прошел по периметру камеры. На полу были рассыпаны раздавленные кусочки пемзы — больше в темнице ничего не было. Дик не замечал никакой возможности для применения изобретательности или ловкости. За свою жизнь Дик успел прочесть множество описаний чудесных побегов, но теперь, когда он столкнулся лицом к лицу с действительностью, побег был невозможен. Очевидно, окончательно, абсолютно невозможен. Он выйдет из темницы только тогда, когда пираты откроют люк и вытащат наружу его бездыханное тело. Допустим, однако... В уме Дика загорелась надежда — как уголек, вспыхнувший от внезапного порыва ветра. Он отстегнул запасной кислородный баллон и спрятал его в углу, прикрыв кучкой пемзы.

Теперь оставалось только ждать. Дик осторожно сел на пол. Через несколько секунд он поднял руку и выключил фонарь на шлеме.

Шло время. Дик, скорее всего, задремал. Но встрепенулся, ощутив какую-то срочную необходимость проснуться. Поглядев по сторонам, он ничего не увидел — вокруг был непроницаемый мрак. Охваченный порывом необъяснимого страха, Дик уже поднес руку к переключателю фонаря, но задержался.

Две желтые светящиеся точки появились на блестящей черной стене. Дик изумленно наблюдал за происходящим. Какие-то насекомые? Электричество? Он моргнул. Светлые точки находились по другую сторону стены. Дик нервно включил фонарь на шлеме.

Огоньки исчезли — перед ним была только глухая черная стена. Дик нерешительно выключил фонарь; желтые светящиеся пятнышки появились снова. Теперь они стали крупнее; в них, по всей видимости, были небольшие темные центры. Дик смотрел на них, завороженный. Глаза Василиска — за стеной!

Его мышцы снова начинал стягивать паралич. С огромным усилием Дик заставил себя отвернуться и не смотреть в глаза Василиска; сжимая зубы, он боролся с давлением огромных золотистых глаз. «Все это происходит только у меня в уме, — отчаянно шептал себе Дик. — Это гипноз, и он работает потому, что я боюсь... Нет ничего сверхъестественного, это всего лишь живое существо...»

Дик заставил себя снова взглянуть на черную стеклянную стену; золотые глаза за стеклом уставились на него с нечеловеческим безразличием, как глаза рыбы, смотрящей через стенку аквариума.

Дик смотрел в эти глаза, сосредоточив всю волю, все свои психические ресурсы. Пошатываясь, он поднялся на ноги — и внезапно понял, что преодолел противника, что Василиск потерял способность замораживать его взглядом. С учетом сложившихся обстоятельств, это была своего рода победа.

Золотые глаза не двигались и не мигали, глядя на Дика с бесстрастным отчуждением, превосходившим всякую человеческую злобу. Дик чувствовал себя, как мотылек перед глазами паука.

Помещение за стеклянной стеной камеры начало заполняться светом. Силуэт Василиска стал принимать довольно-таки пугающую форму — широкополая шляпа с низкой тульей, странное лицо, костлявая фигура, закутанная в черный плащ.

Наушники в шлеме скафандра Дика щелкнули; прозвучал голос: «Не знаю, почему я позволил тебе жить так долго».

Дик ничего не ответил. Металлический голос четко выговаривал слова. Дик пытался вспомнить: где он слышал этот голос раньше? С чувством, похожим на удивление, он продолжал смотреть в золотистые глаза с блестящими черными точками в центре.

«Ты нарушил мои планы. Пришел за мной шпионить. Ты сделал больше, чем любое другое человеческое существо, чтобы нанести мне ущерб и причинить мне неудобство».

Дик напряженно спросил: «Откуда вы знаете?»

Василиск игнорировал вопрос: «Буду рад увидеть, как ты умрешь. А после тебя — твой отец».

«Но почему? — выпалил Дик. — Почему вы хотите убить моего отца? Что он вам сделал?»

«Он препятствует моим планам».

«Следующий главный астроном тоже воспрепятствует вашим планам. Вам придется убивать их всех, одного за другим — а вы не можете так поступить. Потому что рано или поздно Космический Флот положит конец всем вашим планам».

«Космический Флот беспомощен. В космосе есть только один флот — мои корабли. И других не будет, — голос Василиска стал еще более металлическим и резким. — У меня есть надежная база, лунная обсерватория — под моим контролем. Земные корабли боятся появляться в моей сфере влияния, они уже почувствовали мою власть. Я завладею планетами этой системы. Миллионы людей умрут. Миллионы людей будут порабощены».

Дик начинал понимать, что мозг существа, с которым он говорил — кем бы ни было это существо — повредился. Василиск был не в своем уме.

«Планы подготовлены, — продолжал Василиск. — Твое тело не успеет остыть, когда вылетят мои корабли».

«Вылетят — куда?» — Дик не мог не поинтересоваться.

«На Марс, к Персеверину. Я сотру этот город с лица Марса огнем, убью — убью их всех... — голос становился громче. — Все богатства рудников Марса станут моими, все изделия марсианских цехов станут моими!»

«А зачем вам все это нужно? — воскликнул Дик. — Вы не сможете потратить деньги. Люди никогда не причиняли вам никакого зла».

«Они познают мою власть, подчинятся моей воле. Сначала Персеверин, потом весь Марс и вся Венера, а потом — кто знает? Возможно... — Василиск прервался и слега наклонился вперед, словно для того, чтобы еще пронзительнее сосредоточить взгляд золотистых глаз на Дике. — В твоем маленьком примитивном мозгу бродят примитивные мысли. Ты думаешь, что Василиск сошел с ума, что он помешался. Так слушай же! Ты не знаешь, что такое разум! В ближайшем будущем люди будут руководствоваться только моими пожеланиями, как миллиард часовых механизмов, подчиняющихся перемещениям Солнца. Люди будут говорить: «Так повелел Василиск — мы выполним его пожелания». И это будет правильно. Они будут говорить: «Вот как это делалось раньше, но Василиск вмешался, и теперь так делать нельзя, теперь это безумие. Только Василиск разумен, только Василиск нормален, только Василиск знает, что и как нужно делать».

Голос повышался, резал слух, тявкал. Дик нахмурился. Где он слышал этот голос? Одновременно знакомый и чужой — подобный записи общеизвестных интонаций, обработанной электронной аппаратурой, искажающей тембр. Дик снова нахмурился. Что-то ускользало от внимания — что-то, о чем он должен был знать, что он обязан был заметить.

«А теперь я оставлю тебя умирать, — тявкал Василиск. — Можешь подсчитывать последние часы жизни, глядя на индикатор кислородного баллона. Проведи эти часы мудро — других у тебя не будет. Три раза ты избегал моей хватки, но теперь тебе конец. Так что примирись с вечностью, потому что ты никогда не покинешь эту камеру живым». Василиск поднялся на ноги, свет в его помещении погас, камера снова наполнилась мраком.

Как завороженный невероятным кошмаром, Дик провожал взглядом удалявшиеся желтые глаза — когда Василиск повернулся к Дику спиной, глаза эти превратились в две желтые дуги, наподобие скобок — теперь только края его выпученных глаз выступали из-за головы.

Глаза исчезли, Дик остался один.

Он принялся было беспокойно расхаживать из угла в угол камеры, но тут же заставил себя остановиться: движение приводило к лишнему потреблению кислорода. Следовало как можно меньше двигаться, беречь каждый вздох.

Дик растянулся на полу рядом с запасным кислородным баллоном. Этот баллон стал его последней, единственной надеждой на спасение. Он надеялся что пираты, предоставив ему достаточное время для того, чтобы задохнуться, придут, чтобы забрать тело. Высвободившись из темницы, он мог попытаться сбежать. Шанс был невелик — но это был шанс.

Дик лежал неподвижно, дыша неглубоко и редко. Время тянулось так, словно секунды ползли верхом на раковинах улиток. Дик думал о своем доме на Венере, о матери и сестре, о космическом полете на борту «Африканской звезды», о жизни в обсерватории. Он думал об отце. Думал о Василиске. Где-то в глубине сознания что-то просыпалось — что? Он не мог припомнить. Дик вспомнил о своей фотографической камере. В ней сохранился один снимок. Единственная существующая фотография Василиска.

Время шло — неторопливо, как ползущий ледник. Три раза Дик включал фонарь на шлеме и смотрел на индикатор запаса кислорода. Стрелка безжалостно опускалась; как песок в песочных часах, его жизнь истекала по крупинке... Потому что, вполне возможно — нет, даже скорее всего — пираты и не подумают вытаскивать его тело из темницы, пока не пройдет пара дней. А к тому времени он уже давно умрет.

Наконец стрелка прикоснулась к нулевой отметке. Дик чувствовал, как его дыхание учащалось, чувствовал, что воздух в шлеме терял чистый, свежий привкус кислорода. Он сдерживался столько, сколько мог, после чего заменил использованный баллон запасным. Дик не удержался и несколько раз глубоко, жадно вдохнул бодрящий, сладостный воздух, наполнивший скафандр. Теперь ему оставалось только надеяться. Наступал решающий момент — пираты могли решить, что он уже умер. Если они придут... Дик не мог больше думать, не мог больше надеяться. Мысли и надежды покинули его. Он лежал в состоянии апатичной прострации, почти лишенный энергии и воли, приблизившись к смерти настолько, насколько это было возможно при жизни.

Наверху появился светлый прямоугольник; в камеру заглянули любопытствующие головы. Дик замер, оцепенел. Колеблющийся луч яркого света озарил его лицо; Дик почувствовал, как задрожал бетонный пол — один из пиратов спрыгнул в камеру.

Рука схватила его, приподняла и пропустила веревку у него под мышками. Безвольно повисшего, его подняли к светлому прямоугольнику, грубо швырнули на пол коридора и удалили веревочную петлю.

Дик слегка приоткрыл один глаз; стоявший над ним пират передавал веревку товарищу, все еще остававшемуся в темнице. Он повернулся к Дику спиной. Дик вскочил, подбежал к пирату и толкнул его. Пират изумленно откинул голову назад, взмахнул руками и повалился головой вниз в отверстие потолка камеры. Дик плотно захлопнул люк и задвинул засов, после чего повернулся и побежал по коридору.

Обратно на поверхность, на поверхность! Он бежал так, словно за ним гнался дьявол — в сущности, так оно и было. Он бежал от Василиска.

С часто бьющимся сердцем и выпученными глазами Дик петлял по коридорам, не зная, куда бежит — главное было бежать как можно быстрее, оставить позади проклятые пещеры!

Дик остановился, чтобы перевести дыхание. Перед ним открывались три прохода; он бросился в средний. Коридор скоро стал спускаться, но Дик продолжал бежать — он не смел возвращаться. Через некоторое время снова появилась развилка. Казалось, что левый коридор поворачивал вверх — Дик его выбрал. Метров через тридцать коридор стал круто углубляться в недра Луны, и Дик, опасаясь погони, волей-неволей последовал туда же.

Вниз, все время вниз — неужели туннель никогда не начнет подниматься? То и дело открывались узкие боковые проходы, но Дик пробегал мимо, не задерживаясь. Когда коридор повернет вверх?

Метров через сто коридор выровнялся; Дик с облегчением вздохнул. Еще через несколько секунд он оказался перед следующей развилкой, и на этот раз выбрал правый туннель. И снова коридор стал спускаться в неведомые глубины. Дик продолжал быстро идти, но в его голове уже зародилось новое опасение. Что, если он попал из огня да в полымя? Теперь уже становилось ясно, что он заблудился — потерялся в лунных пещерах. План Чокнутого Сэма был бесполезен — скорее всего, Сэм никогда не бывал в этом лабиринте.

Вниз, вниз, вниз. Почему никакие коридоры не вели вверх? Дик остановился, оглянулся. Где-то позади был Василиск. Лучше умереть по собственной воле, чем по воле Василиска!

Коридор снова выровнялся, расширился. Дик с изумлением смотрел перед собой. Проход был вымощен чем-то вроде мозаики — петлеобразными узорами из кусочков камня.

Ощущение древности — тысяч, миллионов лет — охватило Дика и словно бременем легло на плечи. Мозаика была немыслимо древней, древней, как молодость Луны! Несомненно, человеческие глаза никогда еще не видели эти разноцветные кусочки камня. Дик стал тише дышать, замедлился, осторожно ступая шаг за шагом. Ему вовсе не хотелось оказаться перед толпой странных фигур со светящимися глазами, в черных шляпах и черных плащах.

Перед ним открылся пролет широких ступеней, протертых и отполированных за тысячи веков — но сколько тысяч лет этими ступенями уже никто не пользовался? В безвоздушном холоде камень мог не меняться до скончания времен.

Лестница расширялась, становясь поистине монументальным сооружением — сначала пятнадцать, потом тридцать метров в ширину — и простиралась вниз настолько, насколько достигали лучи фонаря на шлеме Дика. Он остановился и обернулся, глядя вверх на каскад ступеней. Тени складывались в геометрические узоры, в решетку из света и темноты. А впереди, внизу, Дик замечал другие формы — сложные, деликатные.

Он медленно продолжил спуск по ступеням и оказался в огромной, чудовищной пещере. Пещера эта содержала белокаменный город из резного мрамора — каннелированные колонны, купола со спиральными шпилями, похожими на рога сказочных единорогов, стены с высокими стреловидными окнами: странную волшебную страну, постепенно исчезавшую вдали бледными, смутными очертаниями в неразберихе узорчатых теней и мрака.

Дик стоял, завороженный. Он сделал шаг вперед; ему привиделось, что в переплетении холодных аллей и переулков кто-то украдкой двигался. Следили туземцы? Или его собственное движение оживляло тени мертвого города? Дик сделал второй шаг, прищурился, моргнул. Город словно тускнел, удалялся, схлопывался, тонул в темноте. Что это? На самом деле волшебный, сказочный город? Нет. Дик нервно рассмеялся. Истощилась батарея фонаря на шлеме скафандра. Свет фонаря дрожал и мигал, стал оранжевым, красным, погас. Волна мрака нахлынула на Дика, и с ней волна древнейшего инстинктивного страха — боязни темноты.