Челнок приземлился в кратере. Под косыми лучами Солнца корпуса обсерватории выглядели почти такими же, как современные бетонные здания на Земле или на Венере — с тем исключением, что здесь окна на плоских наружных поверхностях были меньше, причем их было не так много.
Дик произнес, слегка разочарованно: «Я думал, над всей обсерваторией будет купол».
«Купола нет, — сказал Теренабе. — Раньше много рассуждали о куполах, но когда инженерам пришлось действительно работать на Луне, стали проектировать обычные здания — специально укрепленные, конечно, чтобы их не повредило внутреннее давление». Японец указал на самое крупное трехэтажное строение: «Это административный корпус, с другой стороны в нем лаборатории. Большой круглый корпус — оранжерея; мы сами выращиваем фрукты и овощи в гидропонных теплицах. Еще у нас есть общежитие и столовая, электролитическая установка и мастерская. Атомный реактор и генератор — с другой стороны Убийцы, под стеной кратера...»
«Убийцы?» — переспросил Дик.
Теренабе ответил неохотно: «Так прозвали большой телескоп. Отец тебе все об этом расскажет». Японец поспешил сменить тему разговора: «Видишь дорогу? Она ведет к ледяному руднику...» Теренабе улыбнулся, заметив выражение на лице Дика: «Звучит странно, не правда ли?»
Дик кивнул: «Действительно, странно».
Теренабе похлопал ладонью по пульту управления: «А между тем наши двигатели работают именно на льду».
«Я, наверное, тупой. Не понимаю, как двигатель может работать на льду».
Теренабе рассмеялся: «Видишь ли, на таком маленьком челноке нельзя использовать атомный реактор. А доставлять химическое топливо с Земли слишком дорого. Поэтому мы добываем лед из залежи, образовавшейся, когда Луна остывала, плавим его и разделяем на водород и кислород, пропуская через него электричество».
«Вот зачем электролитическая установка! Теперь я понимаю».
«Кислород и водород хранятся в резервуарах, где они сжижаются, охлаждаясь почти до абсолютного нуля. И это топливо теперь сжигается двигателями челнока». Теренабе взглянул вниз на обсерваторию, до которой оставалось чуть больше ста метров: «А это, кажется, твой отец — да, в голубом скафандре».
Над челноком стали вздыматься утесы кратера; телескоп, озаренный солнечным светом, блестел на фоне черного неба.
Челнок приземлился. Человек в голубом скафандре подбежал к нему; за смотровым щитком шлема Дик узнал лицо своего отца.
Теренабе махнул рукой: «Теперь придется подождать, чтобы подвезли птичью клетку. А вот и она!»
Два человека ехали по дну кратера на очевидно ветхой машине: в шаре, смонтированном на двух легких колесах. Они подрулили к шлюзу челнока и подсоединили к нему герметизирующий фланец.
Теренабе открыл люк: «Ладно, вылезайте! Возьмите багаж».
Дик еще раз махнул рукой, приветствуя отца, и вынес свои чемоданы в шаровую кабину машины. Люки захлопнулись; Дик почувствовал, что его везут по ровной поверхности.
Через несколько секунд шар остановился. Снова послышалось шипение герметизирующих колец, снова открылся люк. «Все наружу! — воскликнул Теренабе. — Приехали!»
Дик выступил в помещение, напоминавшее вестибюль небольшой дорогостоящей гостиницы. «Это наш салон отдыха, — сказал Теренабе. — А вот и твой отец. Пусть он объясняет остальное».
Помимо руководившего обсерваторией доктора Мердока там работали шестьдесят человек — старшие и младшие астрономы, техники, лаборанты, механики, бухгалтеры, врач, электрик, библиотекарь, радист, работники продовольственного склада и общежития, два садовника, несколько разнорабочих. В их числе были люди разного возраста и разного происхождения — от Айзеля Бэйера, тощего старого библиотекаря в очках с толстыми стеклами и с седой шевелюрой, пушистой, как сахарная вата, до Мервина Хачингса, долговязого юноши ненамного старше Дика, с продолговатой костлявой физиономией.
Вторым по рангу был профессор Фредерик Декстер — человек с блестящими, внушающими почтение черными глазами на довольно-таки мрачном белом лице, державшийся с прямотой чугунного столба. Он произвел на Дика впечатление исключительно энергичной личности, хорошо умеющей, однако, скрывать свои эмоции.
После двадцатого пожатия рук и двадцатой фразы «Рад с тобой познакомиться, Дик!» соответствие имен и лиц перестало запоминаться. Доктор Мердок заметил отсутствие энтузиазма в автоматических ответах Дика: «Ты устал?»
Дик задумался: «Да, наверное».
«Хочешь вздремнуть?»
«У вас тут середина дня, не так ли?»
Доктор Мердок пожал плечами: «День и ночь не имеют на Луне особого значения. Мы спим, как правило, когда нам хочется спать, вот и все».
«Да, я устал, — сказал Дик. — Но в то же время... в то же время я возбужден».
Его отец взглянул на часы: «Только что кончился завтрак. Поспи часов до двух, а потом у нас будет время сделать обход перед Закатным Ужином».
«Что такое Закатный Ужин?»
Доктор Мердок усмехнулся: «Просто повод попировать. Солнце здесь заходит раз в месяц, и мы отмечаем это событие жареной курицей и слоеным тортом с клубникой и взбитыми сливками. А потом, через две недели, устраиваем Рассветный Завтрак, и тогда нам подают вафли с клубникой и взбитыми сливками. В эти дни Док Моул занят по горло».
«А кто такой Док Моул?»
«Повар. С ним лучше не ссориться, — доктор Мердок рассмеялся. — Как-то раз он услышал, как юный Хачингс жаловался на качество его блюд. На последнем Закатном Ужине Хачу достались крылышко и шея — что заставило его жаловаться еще громче. Пошли, покажу тебе твою комнату. Нам придется ночевать в одном помещении — в обсерватории не так уж много места».
Они поднялись по металлической лестнице; доктор Мердок задержался на площадке второго этажа: «Здесь, — он показал направо, — у нас библиотека и фотографическая лаборатория. В лаборатории работает профессор Декстер. А здесь, слева — помещения общего назначения: бухгалтерия, касса и тому подобное. В таком большом учреждении приходится оформлять кучу документов. Астрономией я могу заниматься не больше половины времени — другую половину занимают обязанности финансиста, исповедника, спорщика, арбитра, няньки...»
Дик рассмеялся. Одной из самых привлекательных особенностей его отца, на взгляд Дика, было спокойное отношение к неприятностям, способным довести другого человека до нервного припадка.
«А здесь, — доктор Мердок указал на белую дверь, отмеченную красным крестом, — лазарет. Теперь мы поднимемся на третий этаж, где нет ничего интересного, только жилые комнаты».
Апартаменты доктора Мердока состояли из угловой спальни, небольшого кабинета и ванной. «Принесем тебе кровать после ужина. Можешь пользоваться этими ящиками и половиной стенного шкафа».
Дик рассматривал стальную балку, блестевшую в углу: «Выглядит, как исключительно прочная конструкция».
«Это неизбежно. Подумай сам. Ширина этой стены — четыре с половиной метра, высота — два с половиной. Итого примерно одиннадцать квадратных метров. Больше ста одиннадцати тысяч квадратных сантиметров. Округлим до ста десяти тысяч. В здании поддерживается давление воздуха, составляющее девять десятых килограмма на квадратный сантиметр. То есть только на этот участок стены оказывается давление с усилием примерно в сто десять тонн. Инженерам пришлось изрядно попотеть, проектируя наши постройки — здесь приходится учитывать силы, никогда не возникающие на Земле».
Дик смотрел в маленькое круглое окно. «Окно не открывается, — сказал его отец. — На Луне невозможно облокотиться на подоконник и высунуть голову на улицу, чтобы подышать свежим воздухом». Опустившись в кресло, он вздохнул: «А теперь, надо полагать, ты расскажешь мне о своем полете».
Дик тоже присел и поведал отцу о событиях, происходивших на борту «Африканской звезды». Когда он закончил, доктор Мердок поглаживал подбородок: «Ты отзываешься о Сенде так, словно что-то против него имеешь».
Дик колебался: «На самом деле это не так. Но в нем есть что-то, чего я никак не могу понять. Просто он вызывает странное ощущение — как если бы он притворялся, играл какую-то роль».
«Он странно выглядит, — задумчиво заметил доктор Мердок. — Его лицо не выдает никаких чувств или мыслей. Но его снабдили похвальными рекомендациями и, разумеется, если он будет хорошо выполнять обязанности, мы не можем судить о нем только по внешности».
«Надо полагать, ты прав, — отозвался Дик. — Но мне не дает покоя одна мысль — называй это интуицией. Мне кажется, что он знает о смерти Керди больше, чем говорит».
Его отец пожал плечами: «Что ж, будем за ним следить». Он взглянул на часы: «А пока что тебе лучше всего вздремнуть».
Дик проснулся в час тридцать, оделся, бегом спустился по лестнице в салон, нашел там отца, и они отправились на экскурсию по обсерватории.
Четыре основных здания были соединены металлическими переходными трубами. Совершая обход против часовой стрелки, они вышли в просторный круглый зал, формой напоминавший перевернутое блюдце. Сверху образовывали геометрический узор арочные перекладины и стеклянные панели; снизу упорядоченно зеленела буйная растительность в длинных поддонах.
Доктор Мердок с гордостью заявил: «Мы выращиваем все, что угодно, от картофеля до винограда; проблема только в том, чтобы успевать все это съесть. Кроме того, как тебе должно быть известно, растения поглощают двуокись углерода и высвобождают кислород — оранжерея очищает и обогащает три четверти всего объема воздуха в обсерватории, — он указал на потолок. — Видишь сливные желоба под перекладинами? Вода испаряется растениями, а также человеческими легкими. Пар конденсируется на холодных панелях, вода скапливается в желобах и стекает вниз, обратно в гидропонные резервуары. Мы можем существовать почти автономно».
«На отопление и освещение, однако, затрачивается много энергии».
Доктор Мердок кивнул: «Не знаю, что бы мы делали без атомного реактора. Вряд ли смогли бы получать достаточное количество топлива с Земли. Что ж, пойдем дальше — нам еще многое предстоит увидеть. Не будем тратить время на столовую — пройдем сразу к электролитической установке».
На полпути он остановился в трубе перехода и указал на небольшое круглое отверстие, соединенное с высокой металлической конструкцией: «Там резервуар для льда, а под ним — вагонетка со льдом».
«А эти большие блестящие конусы зачем?» — спросил Дик.
«Это рефлекторы. Лед растапливается Солнцем — отражатели фокусируют солнечный свет. Здесь, на Луне, в отсутствие воздуха, пыли и облаков, рассеивающих свет, солнечные лучи буквально обжигают. С непокрытой головой под солнцем здесь ходить не рекомендуется». Немного помолчав, доктор Мердок усмехнулся: «С непокрытой головой здесь даже в темноте нельзя ходить, если тебе дорога жизнь. Я имею в виду, что на Луне необходимо защищать глаза и кожу — иначе ты просто погибнешь от солнечных ожогов и ослепнешь». И он прибавил неожиданно серьезным тоном: «На Луне солнечный свет чрезвычайно опасен».
Они приближались к электролитической установке. Дик с любопытством наблюдал за тем, как вода, циркулировавшая в подковообразном трубчатом коллекторе, расщеплялась на кислород и водород. Как только газы выделялись, они откачивались — сначала наружу, где они сжижались в космическом холоде, а затем, уже в жидком виде — в резервуары для дальнейшего хранения.
«А теперь, — сказал доктор Мердок, — вернемся в салон, чтобы надеть скафандры, и пойдем посмотрим на большой телескоп».
Дик вспомнил слова Теренабе и спросил: «Почему его прозвали Убийцей?»
Доктор Мердок поморщился: «Ты уже об этом слышал, значит. Что ж, потерпи немного, я все расскажу, когда мы туда придем».
Он выглянул в окно: «Смотри-ка, старина Сэм Бакстер вернулся! Видишь этот драндулет?»
Дик подошел к окну: снаружи стояла выглядевшая порядком расшатанной рама длиной метра три и шириной чуть больше метра. С обоих концов рамы торчали поперечные выносные кронштейны — в плане устройство напоминало римскую цифру «I»: палуба на раме соответствовала вертикальной линии, а кронштейны — поперечным засечкам. Каждый из четырех кронштейнов заканчивался избитой, опаленной дюзой на карданном шарнире. На палубе были закреплены две скамьи; под палубой висели два больших бака. Спереди находился примитивный пульт управления с клапанами и рукоятками.
«Что это?» — спросил Дик.
«Баржа Чокнутого Сэма, — доктор Мердок поднял бровь и покосился на Дика. — Надо полагать, с моей стороны нехорошо называть его «чокнутым», но так уж повелось — все его так называют».
«Кто такой Чокнутый Сэм?»
«В принципе Сэм обязан сторожить Охранную Станцию, но я сомневаюсь, что он когда-нибудь туда заходит. По всей видимости, он проводит время, летая по Луне на этой барже, понемногу занимаясь разведкой месторождений — даже копает кое-где. Должен сразу предупредить тебя — не раздражай Сэма, он — вздорный старый хрыч, не забывает малейших обид».
«Но почему его прозвали «чокнутым»?» — не унимался Дик.
«О! — его отец отозвался неопределенным жестом. — Сэм предпочитает верить, что существует раса лунных туземцев, и что они живут глубоко в пещерах, где еще сохранился воздух и куда из недр просачивается какое-то тепло».
«Но ты в это не веришь?»
Доктор Мердок улыбнулся: «Я не видел никаких свидетельств, поддерживающих такую точку зрения. Боюсь, что я скептически отношусь к гипотезе Сэма».
Они вернулись в административный корпус.
«Пойдем в прихожую, — сказал доктор Мердок, — наденем скафандры».
«Эй, док!» — послышался громкий, резкий, как у попугая, голос.
Доктор Мердок тут же остановился, иронически усмехнулся Дику и медленно обернулся: «Привет, Сэм. Как дела?»
Подошел — очень странной походкой — маленький человек с задубевшей коричневой кожей и большой головой. Он подскакивал то в одну, то в другую сторону, часто останавливаясь, а потом снова продвигаясь вперед мелкими птичьими прыжками. Внезапно остановившись, он уставился на доктора Мердока и его сына, переводя с одного на другого хитрые серые глаза. Быстро жестикулируя маленькими руками, Сэм спросил: «Не слишком рады меня видеть, а? Боитесь, что я опровергну какую-нибудь удобную теорию из учебников? Ладно, это в порядке вещей. Человек имеет право на свое мнение, а если оно никому не нравится, все остальные могут пойти и спрыгнуть с обрыва вниз головой в кратер Аристилла... А это кто у нас? Еще один недоросль? Эй, парень, у тебя язык отнялся?»
«Позволь представить моего сына, — чопорно ответил доктор Мердок. — Сэм Бакстер — Дик».
«Как у вас...» — Дик хотел было вежливо поздороваться, но новый знакомый прервал его прежде, чем он успел закончить фразу.
«Зови меня «Чокнутый Сэм», парень — все так делают, и я считаю, что это своего рода комплимент. Потому что я знаю то, что знаю и вижу то, что вижу — то, чего больше никто не знает и не видит. Какая разница? Тем лучше для меня... Так как, значит, меня зовут?»
Смущенно поколебавшись, Дик выпалил: «Если вам так нравится, я буду называть вас Чокнутым Сэмом, но хотел бы составить свое собственное мнение по поводу вашей нормальности. Может быть, вы правы, а все остальные ошибаются».
Чокнутый Сэм оглушительно расхохотался: «Парень, ты сказал самую разумную вещь из всех, какие я слышал с тех пор, как пешком под стол ходил!» Сэм повернулся к доктору Мердоку: «Слушайте, док, я думал, вы прикажете Лобскузу — или как его там — выдать мне необходимое топливо».
Доктор Мердок хлопнул себя по лбу: «Сэм, я начисто забыл про это. Скажу ему за ужином. Ты, конечно, поужинаешь с нами?»
«Конечно. Куда мне еще податься? За углом есть отель «Ритц-Карлтон»? Или где-нибудь в Море Ясности устроили гриль «Савой»?»
Подскакивая и ворча себе под нос, Сэм удалился. Глядя ему вслед, доктор Мердок скорбно покачал головой, затем повернулся к Дику: «Пойдем, надо спешить».
Через десять минут, облачившись в скафандры, они пересекли дно кратера — черное стекло, глубокое и прозрачное, как морская вода. У них за спиной остались четкие силуэты корпусов обсерватории, слепящие под безжалостными солнечными лучами. Дику, привыкшему на Венере к золотистой дымке и растворяющимся в ней расстояниям, трудно было привыкнуть к бескомпромиссной резкости лунного ландшафта. Очертания, формы, тени, детали — в нескольких километрах все казалось таким же обнаженным и бросающимся в глаза, как под ногами; это придавало пейзажу приводящую в замешательство сложность, странно приближая объекты, как если бы здесь отсутствовала обычная перспектива.
Впереди возвышалась стена кратера: серые, белые и черные утесы, расколотые призмы с блестящими, как зеркала, поверхностями разломов, гораздо круче и обрывистей, чем любые горные хребты на Венере. Верхняя часть невысокого утеса была взорвана, чтобы на образовавшейся площадке разместился телескоп. Сложная ажурная конструкция выделялась на фоне черного неба, металл ярко блестел на солнце — и при всей своей замысловатости телескоп каким-то образом казался солиднее окружающих лунных гор. Почти в основании широкой трубы, образованной пересекающимися фермами, висело зеркало; почти на самом верху гнездилась кабинка астронома, выглядевшая маленькой по сравнению с огромным зеркалом.
Доктор Мердок заглядывал в шлем Дика, его губы странно шевелились. Дик внезапно понял, что отец что-то говорил — но в вакууме, естественно, ничего не было слышно. Доктор Мердок шагнул ближе и прикоснулся к переключателю на ремне Дика. У Дика в ушах раздался гул — радио прогревалось. Затем он услышал, как ниоткуда раздался голос отца, постепенно достигший нормальной громкости.
«У нас нет удобной ровной тропы, ведущей к Глазу — но в условиях лунного притяжения проще прыгать, чем ходить. Будь осторожен, однако, не прыгай слишком далеко».
Он повел сына вверх, поднимаясь легкими прыжками; через некоторое время они уже стояли около телескопа.
Дик изучал идеально ровную поверхность зеркала с нескрываемым почтением и восхищением. Оно казалось широким, как фундамент дома: «Как удалось сделать такое большое зеркало и привезти его сюда так, чтобы оно не сломалось? Оно, наверное, десятиметрового диаметра!»
Его отец усмехнулся: «Двенадцатиметрового. И зеркало сделали здесь, на месте»
«Но каким образом...»
«Инженеры придумали весьма изобретательный способ. Это зеркало состоит из затвердевшей ртути. Жидкую ртуть заливали в отмостку, а затем очень медленно вращали. Центробежная сила прижимала ртуть к краям отмостки, образуя идеально ровную параболическую поверхность. Через несколько секунд ртуть затвердела в той форме, которую ты видишь».
«Значит, вы могли сделать зеркало любой величины!» — подивился Дик.
Доктор Мердок кивнул: «В принципе. Труднее всего было избавиться от вибрации, так как малейшее дрожание привело бы к искажению зеркальной поверхности. Необходимо было устранить любой скрежет, любое трение; ртуть даже защищали экраном от пыли. Отмостка вращалась на поршневом шарнире диаметром всего два с половиной сантиметра, погруженном в масляную ванну. Момент вращения создавался магнитным полем. В результате мы имеем идеальный астрономический прибор».
«Значит, теперь вы можете видеть как угодно далеко?»
Доктор Мердок улыбнулся и горестно покачал головой: «Наши возможности все еще ограничены, хотя и не так, как раньше. В старые добрые времена на Земле астрономам мешали воздушные течения, дымка, рассеянный атмосферой свет и вес самого зеркала. Здесь зеркало весит в семь раз меньше, чем на Земле. Воздух не затуманивает изображение, потому что здесь нет воздуха. Кроме того, наблюдаемый объект находится над горизонтом в течение двух недель, что дает нам очень много времени для фотографирования. Теперь четкость и подробность изображения ограничиваются только точностью наведения телескопа, то есть механизмом, автоматически поворачивающим телескоп вслед за движением звезд по небосклону, а также зернистостью фотографических пластин и космической дымкой — молекулами, рассеянными в пространстве. Тем не менее, теперь мы можем видеть в сто раз дальше, чем это было возможно с помощью Паломарского рефлектора».
Дик разглядывал телескоп с уважением: «Но почему его называют Убийцей?»
Доктор Мердок, казалось, немного смутился: «До меня главным астрономом здесь был доктор Врознек, замечательный ученый. Телескоп убил его — мы надеемся, что это был редкий несчастный случай, — доктор Мердок понизил голос, — который больше никогда не повторится». Он указал на металлический зонт: «Это солнечный экран. Когда человек работает в кабинке, положение экрана регулируется так, чтобы он заслонял зеркало телескопа. Если по ошибке — или из-за какой-то небрежности — не защищенное экраном зеркало будет обращено к Солнцу, солнечный свет может сфокусироваться на кабинке и сжечь астронома и все его приборы. К сожалению, именно это случилось с доктором Врознеком. Кто-то допустил странный недосмотр...» Помолчав, доктор Мердок задумчиво повторил: «Очень странный недосмотр. Доктор Врознек не воспользовался солнечным экраном, и телескоп убил его».
Дик содрогнулся: «Надеюсь, это случилось быстро».
«О да, ему не пришлось долго страдать».
«И после этого тебя назначили главным астрономом?»
«Да. Пожалуй, это было не слишком справедливо по отношению к профессору Декстеру — он уже работал в обсерватории. Но совет попечителей выбрал меня. И поэтому, — доктор Мердок развел руками, — мы здесь».
Дику не давали покоя воспоминания о событиях, пережитых в полете: «Вы можете видеть отсюда корабль, улетающий с Земли?»
«Это проще простого. Мы могли бы проследить его на всем пути до Венеры».
«Пиратам такой телескоп мог бы очень пригодиться».
Доктор Мердок долго молчал — несколько минут. Наконец он сказал: «Совершенно очевидно, что они не могут полагаться на случай, находя свои цели. Космос слишком велик. Могу представить себе только два способа, которыми могли бы пользоваться пираты. Они могут внедрить сообщника на том корабле, который намерены ограбить — в качестве пассажира или члена команды. Или получить доступ к такому телескопу, как этот».
Дик тревожно перевел взгляд с телескопа на здания обсерватории, ютившиеся под стеной кратера на безжизненных просторах лунного ландшафта: «Они могли бы даже приземлиться за кратером, истребить нас всех и захватить обсерваторию».
Доктор Мердок рассмеялся: «Надо полагать, такое тоже возможно...»
В наушниках скафандров послышался новый голос: «Доктор Мердок! Мы заметили странный корабль. Возникает впечатление, что он вооружен и спускается прямо к обсерватории!»