Пролетел год. Опытный образец космического корабля текникантов был испытан и введен в эксплуатацию в качестве тренировочного. По прошению координационного совета текникантов началось форсирование крупномасштабной программы по строительству космического флота.

Активность валиантов все возрастала. Много раз решал Беран резко сократить количество лагерей — и всякий раз лицо Эбана Бузбека появлялось перед его внутренним взором, и вся решительность улетучивалась.

Этот год был годом процветания Пао. Никогда прежде люди не жили так хорошо. Гражданские службы держались как бы в тени, чиновники были честны, налоги были необременительными, исчезла всякая тень страха и подозрительности, столь свойственных времени правления Бустамонте. В народе витало чувство совершенно непаонитского довольства жизнью.

Новоязычные поселения, словно опухоль, не доброкачественная, но и не злокачественная, не были забыты — но их терпеливо переносили как нечто неизбежное. Беран не нанес визита в Институт Когитантов в Поне — тем не менее, он знал, что институт очень расширяется, что поднимаются новые здания, возводятся новые общежития, лаборатории, мастерские, что количество учащихся растет день ото дня — за счет брейкнесских юношей, которые все без исключения походили на Палафокса, и за счет других, гораздо моложе, вышедших из детских садов при Институте — детей Палафокса и детей его детей…

Прошел еще год, и из космоса вновь спустился размалеванный корвет Эбана Бузбека. Как и прежде, он проигнорировал сигнал на посадочной площадке и опустился на площадку крыши Великого Дворца.

Как и прежде Эбан Бузбек со своей чванливой и разряженной свитой промаршировал в огромный зал, куда и потребовал Берана. Последовала десятиминутная пауза, в течение которой воины нетерпеливо переминались с ноги на ногу, бряцая оружием.

Беран вошел в зал и остановился, оглядывая воинов клана, повернувших к нему свои холодные лица. Беран выступил вперед. Он и не думал изображать приветливость:

— Зачем вы пожаловали на Пао на этот раз?

Как и прежде, его слова перевели на язык Батмарша. Эбан Бузбек опустился в кресло, поманил Берана, указывая ему на другое, стоящее рядом. Беран молча сел.

— До нас дошли неприятные вести, — сказал Эбан Бузбек, вытягивая ноги. — Наши союзники и поставщики, промышленники Меркантиля, доложили нам, что вы недавно послали в космос флот грузовых кораблей, что вы совершаете торговые и бартерные сделки, результатом чего является огромное количество технического оборудования, которое вы доставляете на Пао. — Воины Батмарша встали за спиной Берана, возвышаясь над его креслом.

Панарх взглянул через плечо, затем снова повернулся к Эбану Бузбеку.

— Я не понимаю вашего волнения. Почему мы не имеем права торговать, где и с кем пожелаем?

— Достаточно того, что это противоречит желанию Эбана Бузбека, вашего Сеньора.

Беран заговорил примирительным голосом:

— Но вы должны помнить, что Пао — густонаселенный мир. Мы имеем естественные стремления…

Эбан Бузбек качнулся вперед — его рука ударила Берана по щеке. Беран откинулся на спинку кресла — ошеломленный, с белым лицом, на котором алел след удара. Это был первый удар, который он получил в жизни, его первое столкновение с насилием. Эффект был поразительным — вначале шок, а затем словно открылась дверь в какую-то забытую потайную комнату… Он почти не слышал голоса Эбана Бузбека:

— …о любых ваших стремлениях прежде всего вы обязаны доложить клану Брумбо!

— Немного нужно, чтобы убедить этих! — раздался голос одного из воинов свиты.

Глаза Берана вновь сосредоточились на широком красном лице Эбана Бузбека. Он выпрямился в кресле:

— Я рад, что ты здесь, Эбан Бузбек. Лучше нам поговорить с глазу на глаз. Пришло время — Пао больше не будет платить вам дань!

Рот Эбана Бузбека открылся, потом скривился в гримасу комического удивления. Беран продолжал:

— Более того, наши корабли будут продолжать рейсы к другим мирам. Я надеюсь, вы примете это без злобы и вернетесь домой с миром в сердце.

Эбан Бузбек пружинисто подскочил:

— Я вернусь с твоими ушами, чтобы вывесить их на стене в нашем Оружейном Зале!

Беран встал, отвернулся от воинов — те с усмешкой поддались вперед. Эбан Бузбек выхватил лезвие из ножен у пояса:

— Сюда негодяя!

Беран поднял руку, подавая сигнал. Все двери распахнулись: в них показались взводы мамаронов с глазами, словно прорези маски. В руках они держали алебарды с изогнутыми лезвиями в ярд длиной, с огненными серпами на концах.

— Что сделать с этими шакалами? — прорычал сержант.

— Утопить! В океан! — приказал Беран.

Эбан Бузбек потребовал перевода. Услыхав его, он заговорил, брызгая слюной:

— Это безрассудство! Пао будет разорен! Мои рыцари не оставят в Эйльянре ни единой живой души! Мы усеем ваши поля костями и пеплом!

— Тогда вы сейчас отправитесь домой с миром и не будете нас больше беспокоить. Делайте выбор. Мир — или смерть.

Эбан Бузбек огляделся: его воины сгрудились, оценивая своих черных противников. Бузбек решительно спрятал меч в ножны. Меч щелкнул. Он что-то сказал своим людям.

— Мы уходим, — ответил он Берану.

— Вы выбираете мир?

Усы Эбана Бузбека встопорщились от гнева:

— Я выбираю мир.

— Тогда бросьте оружие на землю, оставьте Пао и больше никогда не возвращайтесь.

Эбан Бузбек, с лицом, словно вырезанным из дерева, снял с себя оружие. Воины последовали его примеру. Под конвоем нейтралоидов они покинули зал. Вскоре корвет поднялся в воздух и стал стремительно удаляться.

Прошло несколько минут, затем Берана вызвали к телеэкрану. Лицо Эбана Бузбека пылало гневом и ненавистью:

— Я ушел с миром, молодой Панарх, и мир будет — ровно столько времени, сколько потребуется на то, чтобы люди клана прибыли на Пао. Среди наших трофеев будут не только твои уши но и голова!

— Рискните! — отвечал Беран.

Тремя месяцами позже воины Брумбо атаковали Пао. Флот из двадцати восьми военных кораблей, включающий шесть огромных бочкообразных транспортов, появился в небе. Защитные устройства не отреагировали на них, и корабли беспрепятственно вошли в атмосферу. Здесь они были атакованы баллистическими ракетами, но противоракетные установки противника взорвали их в воздухе. Тесным строем корабли снизились над Северным Минамандом и приземлились в двух десятках миль от Эйльянре. Из транспортных кораблей вышло множество воинов клана, село на летающих коней. Они взмыли высоко в воздух стремительно мчась, кувыркаясь, кружась в восторге от собственной силы и ловкости.

Строй ракет был выпущен им навстречу, но защитные устройства кораблей были настороже, и залп захлебнулся. Но этой угрозы оказалось достаточно, чтобы всадники держались ближе к флотилии.

Настал вечер, затем ночь. Всадники при помощи золотистого газа начертали на небе воинственные девизы, затем скрылись в кораблях и более никаких действий пока не предприняли.

Иные события происходили тем временем на Батмарше. Как только флотилия из двадцати восьми кораблей устремилась к Пао, другой корабль, цилиндрической формы и очень мощный, по всем признакам принадлежащий к торговому флоту Пао, приземлился в сырых, поросших лесом горах в южной оконечности провинции Брумбо. Из него высадилась сотня молодых воинов. На них были надеты простые, скроенные из сегментов прозрачные плащи, которые превращались в обтекаемые панцири, стоило воину развести руки в стороны. Антигравитационная сетка делала воинов невесомыми, реактивные двигатели позволяли им двигаться с огромной скоростью.

Корабли летели низко над черными деревьями, над дикими равнинами. Впереди мерцало озеро Чагас, в котором отражались созвездия. На противоположном берегу виднелась крепость из булыжников и бревен — город Слаго, над низкими постройками которого возвышалась башня с Залом Славы.

Летучие воины, словно соколы, опустились на землю. Четверо из них подбежали к священному огню, разметали по камушку древний очаг, потушили пламя — лишь один тлеющий уголек они поместили в металлический контейнер. Остальные преодолели последние десять ступеней из камня, оглушили стоящих на страже жриц огня и ворвались в высокий закопченный зал.

Со стены свешивалось знамя клана, сотканное из волосков с головы каждого из воинов клана Брумбо. Трофеи как попало сбрасывались в ранцы и сумки: священные реликвии, древнее оружие, сотня изодранных знамен, свитки и манускрипты, осколки скал, костей, стали и древесного угля, склянки высохшей коричневой крови, собранной в память о битвах и мужестве Брумбо.

Когда в Слаго, наконец, поняли, что происходит, корабль паонитов был уже в космосе, на пути к Пао. Женщины, юноши, старики бежали в священный парк, плача и крича. Но захватчики уже покинули город, унося с собой душу клана — самые драгоценные сокровища.

На рассвете следующего дня воины Брумбо вывели боевые машины и образовали восемь платформ, поднимаемых в воздух антигравитационными генераторами, привели в боевую готовность противоракетные установки, динамические жала, звуковые бластеры. Другие головорезы Брумбо поднялись на своих конях в воздух, но сейчас они уже двигались стройными рядами. Боевые платформы поднялись в воздух — и взорвались. Механические кроты, проделав туннели в грунте, подложили мины под основание каждой из платформ. Воздушная кавалерия сбилась в кучу от ужаса. Лишившись защиты, она становилась идеальной целью для ракет, по понятиям Брумбо, оружием трусов.

Мирмидоны-валианты также не любили ракет. Беран настаивал на минимальном кровопролитии, но когда были разрушены боевые платформы, он уже не смог сдерживать мирмидонов. В своих прозрачных панцирях они взмыли в небо и кинулись оттуда на кавалерию Брумбо. Над мирными полями закипел страшный бой.

Предрешить исход было невозможно. Мирмидоны и воздушные кавалеристы Брумбо погибали в равных количествах, но через двадцать минут кавалеристы вдруг неожиданно вышли из боя и опустились на землю, оставив мирмидонов под огнем ракет. Однако мирмидоны не были захвачены врасплох и тоже нырнули вниз, к земле. Лишь несколько самых медлительных — общим числом около двадцати — были расстреляны.

Всадники скрылись под защиту своих кораблей. Мирмидоны отступили. Их было меньше, чем Брумбо — тем не менее вояки клана дали им уйти, озадаченные и испуганные столь неожиданным и свирепым сопротивлением.

Остаток дня прошел тихо. Весь следующий день все также было спокойно

— в это время Брумбо проводили ультразвуковое зондирование почвы под корпусами своих кораблей, отыскивая и обезвреживая мины. Покончив с этим, флот поднялся в воздух, тяжело перелетел через Гилиантское море. Корабли пересекли перешеек к югу от Эйльянре и приземлились на берегу — на таком расстоянии от Великого Дворца, что их можно было видеть невооруженным глазом.

На следующий день Брумбо выступили пешим строем в шесть тысяч человек, защищенных противоракетными установками и вооруженных четырьмя огнеметами. Они осторожно продвигались вперед, прямо к Великому Дворцу. Но мирмидоны не показывались, и никто не оказывал сопротивления. Брумбо подошли уже под самые стены Великого Дворца, как вдруг со стены спустился вниз четырехугольник из черной, коричневой и желтой ткани. Брумбо замерли, вглядываясь.

Усиленный динамиками голос зазвучал из Дворца:

— Эбан Бузбек, выйди вперед. Приди поглядеть на добычу, привезенную нами из твоего Зала Славы. Выйди вперед, Эбан Бузбек. Тебе не причинят зла.

Эбан Бузбек выступил вперед, заговорил в усилитель:

— Что за новый обман, что вы еще выдумали? Что еще за новый паонитский трюк?

— У нас все сокровища вашего клана, Эбан Бузбек: это знамя, последний уголек вашего Вечного Огня, все ваши геральдические реликвии. Хочешь выкупить их?

Эбан Бузбек стоял шатаясь — казалось, он вот-вот потеряет сознание. Он повернулся и неверным шагом пошел назад, на корабль.

Прошел час. Эбан Бузбек и группа знати вышла вперед:

— Мы требуем перемирия, чтобы осмотреть все то, что, как вы утверждаете, попало вам в руки.

— Приходи, Эбан Бузбек, осматривай сколько твоей душе угодно.

Эбан Бузбек и его свита осмотрели все реликвии. Они не проронили ни слова — молчали и сопровождавшие их паониты.

Люди Брумбо в молчании вернулись на свои корабли.

Вдруг раздался клич:

— Пробил ваш час! Паонитские трусы! Приготовьтесь к смерти!

Воины клана ринулись в наступление, движимые бешеными чувствами. Но на полпути они встретились с мирмидонами и вступили в рукопашную схватку — оружием были лишь мечи, пистолеты да просто руки.

Брумбо были смяты: впервые воины клана встретили силу, явно их превосходящую. Они были отброшены, отступили. Они узнали страх.

Из Великого Дворца снова зазвучал голос:

— Ты не можешь победить, Эбан Бузбек, ты не можешь ускользнуть. В наших руках ваши жизни, ваши священные реликвии. Сдавайтесь, иначе мы уничтожим и то, и другое.

Эбан Бузбек сдался. Он опустил голову до земли перед Бераном и капитаном мирмидонов, он признал за Пао право полной свободы и отказался от своих прав властелина. Преклонив колени перед священным знаменем Брумбо, он поклялся никогда более не вторгаться на Пао и не замышлять против него ничего плохого. Ему было разрешено по-лучить назад сокровища клана, которые мрачные воины торжественно внесли на борт корабля. Флотилия отчалила.

А Пао все оборачивался по своей орбите вокруг Ауриола; прошло еще пять лет, сложных и богатых событиями. Для Пао в целом это были хорошие годы. Никогда еще жизнь не была столь легка, а голод — столь редким явлением. К обычным товарам, производимым на планете, прибавилось множество других, импортируемых из далеких миров.

Корабли текникантов достигали самых отдаленных уголков Галактики, происходила настоящая коммерческая конкуренция между текникантами и Меркантилем. В результате оба производства расширялись, и те и другие искали новых рынков сбыта.

Число валиантов также возросло, но по другому принципу. Рекрутирования больше не проводились — только дитя отца и матери-валиантов становилось полноправным членом касты.

В Поне росло число когитантов, но не столь быстро. В туманных горах было открыто три новых института, а высоко, на самом дальнем утесе, Палафокс выстроил мрачный и угрюмый дворец.

Теперь корпус переводчиков отделился от когитантов: переводчики фактически являлись оперативным отрядом касты. Как и прочие группы, переводчики увеличились количественно и очень повысили квалификацию. Несмотря на свою обособленность от трех новоязычных групп и всего населения Пао, они были весьма необходимы. Когда рядом не было переводчика, любая сделка совершалась на Пастиче, который по причине его универсальности понимали очень многие. Но когда обсуждался какой-нибудь специальный вопрос, без переводчика обойтись было нельзя.

Прошли годы — и все планы, задуманные Палафоксом, претворяемые в жизнь Бустамонте и неохотно поддерживаемые его племянником, приносили свои плоды. Четырнадцатый год правления Берана принес процветание и благополучие.

Беран давно относился скептически к обычаю иметь гаремы, который ненавязчиво, но весьма крепко укоренился во многих Институтах Когитантов. Изначально в девушках не было недостатка — многие были согласны на выгодные брачные контракты, и все сыновья и внуки Палафокса, не говоря уж о нем самом, содержали колоссальные гаремы неподалеку от Пона. Но когда на Пао снизошло благоденствие, количество молодых женщин, согласных на подобные условия, резко уменьшилось, и поползли странные слухи. Поговаривали о снадобьях, гипнозе, даже черной магии…

Беран приказал расследовать, какими методами добиваются когитанты согласия женщин на подобные контракты. Он понимал, что вторгается в деликатную область, но не ожидал столь незамедлительной реакции. Лорд Палафокс лично прибыл в Эйльянре.

Однажды утром он появился на террасе Дворца, где Беран сидел, созерцая море. При виде высокой тощей фигуры и резких черт Беран вдруг осознал, сколь мало этот Палафокс отличался от того, увиденного им впервые много лет назад. Даже одежда из тяжелой коричневой ткани, серые брюки и шапочка с острым козырьком были все такими же. Сколько же Палафоксу лет?

Палафокс пренебрег обычной церемониальной болтовней.

— Панарх Беран, налицо досадная неприятность. Вы должны принять меры.

Беран медленно наклонил голову:

— И что это за досадная неприятность?

— Вторжение в мои сугубо личные дела. Шайка грубых ищеек ходит по моим следам, беспокоит моих женщин бесцеремонной слежкой. Я прошу, чтобы вы нашли того, кто отдал это распоряжение и примерно наказали виновных.

Беран встал:

— Лорд Палафокс, довожу до вашего сведения, что приказ о расследовании отдал я сам.

— В самом деле? Вы поражаете меня, Панарх Беран! И что вы надеетесь узнать?

— Я не хочу ничего узнавать. Я полагал, что вы расцените этот акт как предупреждение и перемените свое поведение ровно настолько, насколько необходимо. Вместо этого вы предпочли противиться, что создает лишние сложности.

— Я Магистр Брейкнесса. Я действую напрямик, без околичностей, — голос Палафокса был стальным, но само заявление на первый взгляд казалось безобидным.

Беран, в прошлом изучавший искусство полемики, попробовал извлечь из этого выгоду.

— Вы всегда были ценным союзником, Лорд Палафокс. Взамен вы получили право полного контроля над событиями на Нонаманде. Но все должно быть в рамках законности. Заключение контрактов с женщинами по их добровольному согласию хоть и социально оскорбительно, но само по себе не является преступлением. Но без их согласия…

— А какие основания у вас есть для подобных заявлений?

— Слухи в народе.

Палафокс слегка улыбнулся:

— А если вдруг вам удастся в этом удостовериться? Что тогда?

Беран заставил себя взглянуть в темные мерцающие глаза:

— Ваш вопрос лишен смысла. Все это уже в прошлом.

— Ваши слова невразумительны.

— Способ пресечь слухи — это пролить свет на действительное положение дел. Отныне и впредь женщины, желающие заключить брачные контракты, должны являться в общественное учреждение — сюда, в Эйльянре. Все контракты будут заключаться только в этом учреждении, все прочие будут юридически приравнены к похищению.

Палафокс помолчал несколько секунд. Затем мягко спросил:

— Как вы собираетесь обеспечить соблюдение этого закона?

— Обеспечить соблюдение закона? — Беран был удивлен. — На Пао нет необходимости обеспечивать выполнение народом правительственных постановлений.

Палафокс отрывисто кивнул:

— Ситуация, как вы сказали, прояснилась. И я верю, что ни у кого из нас не будет повода для жалоб.

С этими словами он удалился.

Беран глубоко вздохнул, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Он одержал победу — в определенной степени, конечно. Он отстоял авторитет государства и вырвал молчаливое признание этого авторитета у Палафокса.

Беран был достаточно умен — он понимал, что радоваться еще рано. Он знал, что Палафокс, непоколебимый в своем идеализме — в его высшей форме — вероятнее всего не ощутил эмоциональной окраски происшедшего и посчитал свое видимое поражение не более чем минутной неприятностью. А теперь следовало обдумать два важных вопроса. Первый: что-то в манере Палафокса говорило, что, несмотря на гнев, он был подготовлен к хотя бы временному компромиссу. «Временный» — вот ключевое слово, вот зацепка! Палафокс был человеком, высоко ценящим свое время.

Второй вопрос: построение последней фразы Палафокса. «Я верю, что ни у кого из нас не будет повода для жалоб». Подразумевалось признание равенства статусов — равной власти, равной силы, и в то же время явно присутствовало чувство уязвленного честолюбия.

Беран не помнил, чтобы Палафокс когда-либо прежде говорил подобным образом. Он строго выдерживал позу Магистра Брейкнесса, находящегося на Пао лишь временно — в качестве советника. Сейчас казалось, что он выступал с позиций постоянного жителя планеты, обладающего правами собственника, к коим и требовал уважения.

Беран тщательно припоминал события, приведшие к нынешнему положению дел. Пять тысяч лет на Пао состав населения был однороден, свято чтились традиции, корни которых терялись в глубине веков. Панархи сменяли друг друга, династии приходили и уходили, но вечны были зеленые поля и голубые океаны. Пао тех времен был легкой добычей корсаров и захватчиков, и нередко выдавались периоды, очень тяжелые для жителей планеты. Идеи Лорда Палафокса, безжалостный диктат Бустамонте в течение одного поколения изменили все. Сейчас Пао процветал, и его торговый флот бороздил просторы Галактики. Торговцы Пао превзошли меркантилийцев, воины Пао победили вояк с Батмарша, паонитские интеллектуалы даже выигрывали в сравнении с так называемыми Магами Брейкнесса.

Но ведь эти люди, которые превзошли всех — лучше всех торговали, лучше всех воевали, лучше всех мыслили, в сравнении с их соседями с ближайших планет были ближе к тем, чьим отцом или праотцом является Палафокс, чем к истинным паонитам. Палафоксианцы — вот более подходящее название для этих людей. Валианты и текниканты — кто они? По крови они паониты, но их образ жизни так далек от традиций Пао! Они чужие — как и Брумбо с Батмарша или меркантилийцы!

Беран вскочил. Как мог он быть так слеп, так беспечен! Эти люди — не паониты, как бы хорошо они не служили Пао, они оставались чужаками, и еще вопрос, кому на самом деле они верны. Различия между валиантами, текникантами и паонитами стали слишком велики. Этот процесс необходимо затормозить и повернуть вспять — новые группы должны ассимилироваться!

Теперь, когда он ясно видел свою цель, было необходимо тщательно обдумать средства ее достижения. Проблема была сложна — действовать следовало весьма осторожно. В первую очередь, создать агентство, где женщины могли бы заключать добровольные брачные соглашения. Он не даст Палафоксу «повода для жалоб».