В пользу германских рабочих.
Так было сказано на афише крупными буквами с указующим перстом. Пониже, еще крупнее, было обозначено, что дан будет приезжими гастролерами из Москвы и Питера гоголевский «Ревизор», а пониже — заглавия отдельных актов:
Акт 1. Трах-тарарах! Громовый раскат на наших горах.
Акт 2. Повалялся под десницей, посплю на перинке.
Акт 3. Хоть с нашлепкой на носу, а сплетни все же разнесу.
Акт 4. Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!
Акт 5. Типы, типчики, типунчики! Ах просыпались свистунчики!
А самым крупным шрифтом, тем самым, которым местная «Крымзинская Правда» печатала свой заголовок, так и лезло с афиши:
Первый раз в г. Крымзе. Конструктивная постановка… По Вс. Мейерхольду… Био-механика… Акусматика… В макетах худ. Бряк-Бряковецкого…
Дальше — шрифтом, обыкновенно употребляемым на лозунги — «Подписывайтесь на наш аэроплан» или «Покупайте облигаций сахарного займа», — стояли прочие детали, артисты по алфавиту, цены местам, начало и конец Спектакля и т. п.
— Козел местного брандмейстера, обычно срывавший все афиши в городе тотчас же по их появлении, на этот раз отнесся к ним очень корректно: внимательно перечитал, подумал и что-то пробурчал.
Не зная в должной мере козлиного языка, мы не можем привести здесь его слов.
* * *
По этой козлиной причине весь город узнал о спектакле знаменитых гастролеров и повалил за билетами.
Отложили на завтра заседание Губоно; комиссия по изысканию каких-то средств в Губпродкоме вовсе не собралась; парикмахер против театра пригласил на этот вечер пять помощников из безработных для завивки, прически и маникюров крымзинских дам; а барышник Костька вдруг потерял свой альт и заказывал в кафе «Прима» шоколад солидным баритоном, хотя шоколад заедал осетриной и морщился.
Ровно в 8 часов театр был залит светом, народом, гомоном и. музыкой. Завподиск тов. Поздняков начал говорить несколько слов о предстоящем спектакле, о конструктивизме, акусматике и т. д., но к 9 часам, как раз на половине его речи, с галерки бешено зааплодировали, прерывая речь, а дьякон Вавила Духосошественский, сидевший там в штатском тулупе и светской мерлушке из зайца, добротной октавой выразил всеобщее пожелание на весь театр:
— Давай «Ревизора»! А с брехом катись колбаской до Средней Спасской!..
Тов. Поздняков помигал, развел руки и ушел. Поднялся занавес…
* * *
Слева на «просцениуме» вверх ногами лежал кухонный стол. На одной его ножке висела серая шляпа режиссера, а на другой торчал глобус из школы. На другой стороне, справа, на ящике из-под папирос «Шутка» стояла в наклон^ ном положении лестница театрального маляра, а на ней развевалось несколько маленьких американских флажков и пальто суфлера. Посередине стоял боком топчан из казармы, досками в зал. На досках было что-то написано по-китайски, нарисованы геометрическая формула и рожица в кругу с палкой. А над всей сценой болталась трапеция, на которой сидел Городничий и читал «Крымзинскую Правду». Тяпкин-Ляпкин сидел между ножками опрокинутого стола и чинил сапог, а остальные персонажи в продолжение всего акта упражнялись в марафонском беге, шведской гимнастике, коллективном кукурекании и мяуканий.
Акт кончился в могильном молчании. Только дьякон снова вздохнул на весь театр и вслух октавой подумал:
— Огребли денежки!.. Одначе, — итти покурить…
* * *
В фойе начались дискуссии.
— Что же это такое, позвольте вас спросить? А говорили — «Ревизор»!
— Конструктивная постановка, Анна Павловна, в концепции перманентного достижения, как динамический этап в революционной поступи искусства…
— Ах! Инструкция инструкцией, а все-таки лучше бы лимонадцу…
— Вы, товарищ Чурсин, не так подходите. Доминирующий канон фактуры или, вернее, архитектоники макета в плоскости, разрешенный в данном аспекте…
— Вы, значит, не читали во втором № «Лефа».. Впрочем, в данном случае вы сами видите: материализация фантома гоголевской эпохи не выдерживает революционной критики: трапеция определенно выявляет соглашательский уклон с амплитудой от Городничего до Земляники, сапог у Тяпкина не созвучен идеологическому комплексу акусматики; кроме того, Анна Андреевна сморкается явно вопреки дисгармонии джаз-банда. Вы не наводите?.. В ней слышится что-то от Грига, от Рахманинова, даже от Масснэ.
— Ну-с, Трифон Матвеич, как-с?.. А? Загвожено! — Био-механика-с!
— Товарищи-граждане вы в театре, а столь выражаетесь…
Извините, у нас билет-с, 17 ряда… Мы не даром… — Айдате, Марь Платона, в биоскоп био-механику смотреть. Гораз весельше… Там такую акусматику разведут, сам митрополит трепака спляшет…
За сценой стучали молотки; готовилась новая био-акусматика…
* * *
В номерке гостиницы «Лондон» поздно ночью сидели антрепренер труппы и его кассирша. Гастролеры составляли «калькуляцию» для отчета:
ПРИХОД
Выручено за билеты 934 рубля
«» програм 72 «»
«» корешки 317 «»
Итого. 1.323 рубля.
РАСХОД
Музыкантам 111 руб.
За угощение 43 «»
Установка макета 300 «»
Свет 100 «»
Распорядителям 25 «»
Конферансье 25 «»
Кассирам 12 «»
Билетерам 12 «»
Дирижерам 4 «»
Бутерброды артистам 27 «»
Артистам гонорар 733 «»
Итого… 1.311 руб.
— Правильно, мамочка?
— Правильно! А не будет придирки?
— Голубенок, так ведь мы же даем им чистую прибыль! Кабы не хватило, тогда так-сяк, а то вынь да положь 12 рубликов!.. Хе-хе-хе…
— А расписки от всех заготовлены?
— От всех, мамочка, от всех… Поцелуй меня, мамочка… А за это вот тебе 15 червончиков… От чистого сердца!..!
— Тише! За стеной…
* * *
За стеной не было ничего слышно. Секретарь «Крымзинской Правды» разорвал уже 16 листков, составляя статью о помощи германским рабочим.
Несмотря на то, что каблук Штреземана раздавил революцию, что шипящие гады Гитлера, Людендорфа, Кара и разных Пуанкаре еще не успокоились, — тем не менее рабочие Германии будут стоять на своем революционном посту…
Вчера театр нашего города был переполнен. Не было живого места в театре. Весь сбор поступил в пользу германских рабочих. Спасибо, товарищи! Спасибо, граждане!..
Дальше секретарь писать не мог. Пробило четыре. Он уронил ручку и заснул…