Глава 1

Мисс Силвер с улыбкой любящей тетушки посмотрела на молодого человека, протягивая ему чашку чая. Следует отметить, что детектив Скотленд-Ярда Фрэнк Эббот родственником почтенной дамы не был, но это не помешало ему расслабиться, наслаждаясь свободным воскресеньем. С первого взгляда этого высокого стройного молодого человека с неправильными чертами бледного лица, одетого в прекрасно сшитый строгий костюм, можно было бы принять за морского офицера, дипломата или адвоката, но только не за того, кем он был на самом деле. Фрэнк удобно устроился в самом большом гнутом кресле орехового дерева, просторное сиденье и резные полукруглые подлокотники которого казались менее комфортабельными, чем были в действительности. Привычно холодное выражение серых глаз детектива заметно смягчалось, когда он глядел на хозяйку дома, которую, как сам не раз говорил, он, глубоко уважая, одновременно просто обожал. Эта дама могла развеселить, заинтриговать, дать совет, причем ее изысканное чувство юмора неизменно подкреплялось не менее изысканным угощением.

Ласково улыбаясь, мисс Силвер поинтересовалась, хорошо ли юноше отдыхается.

— Вы недавно были в Ледшире, правда? — спросила она. — Ваши открытки навеяли мне множество воспоминаний. Помните рыночную площадь в Ледлингтоне?

Юноша рассмеялся.

— Превосходный вид на брюки сэра Альберта, правда?

Поскольку статуя сэра Альберта Дауниша, возвышающаяся над небольшой площадью, является, как известно, одним из самых знаменитых скульптурных кошмаров Англии, то мисс Силвер решительно пресекла всяческое легкомыслие, заметив, что универсамы Дауниша стали национальным достоянием, а Ледлингтон, да и все графство, выиграли от щедрости названного сэра. Дав достойную отповедь легкомыслию, дама вернулась к занимавшей ее теме отдыха.

— А что слышно о Марчах? — поинтересовалась она.

— Меня пригласили к ним на коктейль вместе с родственниками, у которых я останавливался. Повезло лицезреть самого начальника полиции, красавицу Риетту, сына и наследника, а также малышку дочь. Ее передавали по кругу вместе с напитками… очаровательный младенец. Она пихнула мне кулачком в глаз и сказала: «Гу!»

Мисс Силвер просто расцвела.

— Марчи обожают дочку! Иметь одного ребенка — большая ошибка в жизни. Значит, вы все время жили у своих родственниц?

Молодой человек потянулся за еще одним сконом, испеченным Ханной, легким, как перышко, щедро сдобренным маслом и медом.

— Именно так, но, заметьте, у разных. Всегда забываю, сколько детей было у прадеда, но полагаю, у меня не меньше родственников, чем у любого англичанина, не считая шотландской и ирландской ветвей, а также нескольких любителей приключений, расселившихся по всей Великобритании, уж не говоря о Штатах. Поскольку все они безмерно дружелюбны и гостеприимны, мне не надо платить по счетам в гостиницах, так что отдых обходится просто даром. На этот раз я навестил троих, причем в конце — Джойс Родни. По-настоящему она мне не родная, но мы с ней дружим.

Юноша поставил пустую чашку на стол, мисс Силвер налила в нее еще чая.

— И только? — невинно спросила дама, но настолько выразительным тоном, что молодой человек расхохотался.

— Не понимаю только, как вы догадались. Кстати, Джойс очень нервничает, поэтому мне бы хотелось обсудить с вами кое-что.

— Если вы считаете, что она не будет против… — нерешительно начала мисс Силвер, но молодой человек, взяв с подноса еще один сандвич, решительно отмел все сомнения:

— Ни в коем случае, кузина очень обрадуется, она никогда не сталкивалась с подобными вещами и пребывает в угнетенном состоянии духа. — В этот момент Фрэнк вдруг подумал о том, какие невероятные истории звучали здесь, в мирной, уютной гостиной.

Хозяйка дома поглубже устроилась в кресле, парном к тому, в котором разместился гость, причем оно было более изящной, как бы женственной частью пары, и приготовилась выслушать историю. Фрэнк огляделся. Старомодная мебель, стены с типичными викторианскими картинками — «Надежда», «Пробуждение души»… Все это напоминало о давних неторопливых временах, когда самолеты еще не сблизили отдаленные страны настолько, что им теперь оставалось или мирно сосуществовать, или вместе броситься в мировой пожар. Цвет и рисунок ковров и занавесей почти точно повторяли обивку мебели, причем на ковре преобладающие жизнерадостные оттенки синего павлиньего хвоста разнообразили разбросанные венки розовых и желтых цветов. Письменный рабочий стол и многочисленные фотографии, стоявшие на камине, книжном шкафу и многочисленных столиках, напоминали о профессии хозяйки, обеспечивающей этот скромный уют. Некогда мисс Силвер занималась тем, что в разговорах называла педагогикой, а если выразиться точнее, то была просто частной гувернанткой без будущего, обреченной всю жизнь работать в чужих домах, чтобы накопить более чем скудные сбережения на старость. Но в один прекрасный момент Провидение открыло перед ней возможность вести частные расследования. Дама приобрела известность в достаточно широких кругах и начала зарабатывать достаточно, чтобы заиметь хорошую квартиру, комфорт и завести преданную домоправительницу, Ханну Мидоус. Фотографии в рамках из бархата, серебра и серебряной филиграни на бархате свидетельствовали о том, что у почтенной хозяйки множество преданных друзей. Много испуганных людей сидели в разное время на месте Фрэнка Эббота и, запинаясь на каждом слове, рассказывали странные истории. Добродетель в конце концов торжествовала, тайное становилось явным, и неотвратимое возмездие в духе назидательных брошюр викторианства настигало преступника. Фрэнк прекрасно знал об этом, когда начал излагать свою историю.

— Знаете, Джойс, потеряв мужа на Ближнем Востоке, сейчас живет в Тиллинг-Грин, он работал там в одной из этих больших нефтяных компаний. У нее ни денег, ни близких родственников, зато есть болезненный ребенок. Она отправилась в Тиллинг-Грин, потому что у Джека Родни есть там пожилая кузина, которая предложила ей пожить в своем доме.

— Вот как? — вставила мисс Силвер.

— Во всяком случае, эта кузина написала очень доброе письмо, а Джойс решила, что это просто манна небесная. Она не могла найти работу, потому что должна быть дома и ухаживать за ребенком, а мисс Вейн предложила жилье и даже небольшую плату за работу по дому. Мне кажется, что Джойс крутится там целыми днями — кормит кур, готовит и прочее, но она не жалуется, пока такая жизнь полезна для малыша.

Допив свой чай, мисс Силвер взяла покрытую яркими цветами шкатулку для рукоделия и вытащила оттуда четыре вязальные спицы, с которых свисало на дюйм нечто, должное в будущем превратиться в детский свитерок приятного голубого цвета. Маленькой Жозефине, дочери ее племянницы Этель Буркет, через месяц должно исполниться семь, так что начатое изделие было частью костюмчика, запланированного в подарок ко дню рождения. Дама любила слушать и вязать одновременно, спицы в умелых руках двигались быстро и ритмично.

— Итак, там что-то случилось? — поощрила она рассказчика.

Юноша кивнул:

— К ней приходят анонимные письма.

— Что вы говорите, Фрэнк!

— Такое всегда неприятно, и, конечно, никто лучше вас не понимает, что они могут быть признаком чего-то по-настоящему отвратительного.

— А о чем они?

Фрэнк неопределенно повел рукой:

— Джойс порвала их… естественное желание избавиться от мерзости.

— Но, полагаю, она хотя бы намекнула вам об их содержании?

— Одно насчет мужа. Он умер внезапно, полагаю, от сердечного приступа, а в письме намекалось, что смерть не была естественной. Второе обвиняло Джойс в том, что она явилась в Тиллинг, чтобы «поймать другого мужа».

— Бог мой! — позволила себе возмутиться мисс Силвер и тут же спросила: — А она рассказала о них миссис Вейн?

— Нет, никому, кроме меня. Вы сами понимаете, что все эти анонимки чрезвычайно неприятны. Мисс Вейн — чопорная пугливая особа, которая и на гуся-то не прикрикнет. Ее старшая сестра умерла несколько месяцев назад, мне кажется, именно она пригласила Джойс приехать в коттедж «Виллоу», потому что всегда верховодила в семье. В деревне именно ее до сих пор называют мисс Вейн, думаю, навечно, а младшая сестрица так и останется мисс Рени.

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Нет ли там кого-нибудь, кто не любит миссис Родни или имеет причину не желать ее присутствия в Тиллинге?

— Не представляю, что кто-либо может не любить Джойс, ведь она обыкновенная милая девушка… не красавица, но на нее приятно смотреть, умненькая без занудства. В ней нет ничего выдающегося, кажется, ничто не должно вызывать враждебное отношение, ведь люди обычно жалеют молодых вдов. Джойс не выпячивает свою скорбь, но она действительно очень любила своего мужа и сейчас полностью посвятила себя маленькому сыну. Мисс Вейн живет в деревне уже давно и знает всю округу. Джойс говорит, что все были очень добры к ней.

Мисс Силвер внимательно посмотрела на гостя:

— Итак, вы говорите, что мисс Вейн не знает об анонимках?

— Именно так. Это ужасно робкая особа… она испугается и очень расстроится.

— А у самой миссис Родни есть какие-нибудь подозрения?

— Никаких.

— А у вас?

Гримаса недоумения появилась на лице Фрэнка.

— Я был там всего четыре дня. Посетил благотворительную распродажу, воскресную службу в церкви, после которой меня представили нескольким жителям, с кем я не успел познакомиться на распродаже. Потом нас пригласили на чай в поместье. У меня нет оснований в чем-то подозревать пастора, причетника или одну из почтенных пожилых прихожанок, которые помогают следить за приходом. Действительно не могу подозревать никого!

Хозяйка в задумчивости продолжала смотреть на гостя:

— Анонимки не всегда обоснованны.

В глазах молодого человека мелькнула насмешка.

— Женская интуиция, правда? Ну, в этом я с вами соревноваться не буду. Не знаю точных цифр за истекший год, но в нашей стране женщин на два миллиона больше, чем мужчин. Представить страшно, что они изо дня в день тренируют этот свой кошмарный дар!

Мисс Силвер решила про себя, что пока что ей не дали никакой ценной информации. Она медленно и спокойно повторила:

— Распродажа… воскресная служба… поместье… да вы не теряли времени даром в этой деревушке. Кстати, а что за семья живет в поместье?

Молодой человек бросил на хозяйку одобрительный взгляд:

— Вы правы, я много узнал. Поместье старое, семья живет там уже давно. Их фамилия вообще-то Деверел, но за последнее столетие мужская ветвь вымерла, на наследнице женился некто Рептон. Он отказался сменить фамилию, так что там теперь живут Рептоны. Семья процветала, пока лет тридцать назад не пришлось делить собственность. Тогда прямая линия оборвалась со смертью прямой наследницы всего состояния, и поместье перешло к ее кузену, который и управляет им в настоящее время. Это полковник Роджер Рептон, довольно жесткий человек. После смерти наследницы он стал опекуном ее дочери, Валентины Грей, к которой перешло состояние. Очаровательная девица балансирует на грани замужества с неким Гилбертом Эрлом, парнем из министерства иностранных дел, он, скорее всего, станет следующим лордом Бренгстоном. Денежки ему понадобятся, поскольку теперешний лорд обременен необходимостью выделить приданое своим пяти дочерям. Кстати, лорд назвал их, как цветы, если не ошибаюсь — Виолетта, Розмари, Дафна, Артемизия и Нарцисса. Думаю, никто из девиц никогда не выйдет замуж и не сможет трудиться, чтобы заработать себе на жизнь. Я как-то сидел с одной из них, пока остальные танцевали.

Имя Артемизия вызвало легкий шок у слушательницы.

— Бог мой, Фрэнк, только не это! — воскликнула она.

— Клянусь, мэм, они зовут ее просто Арти, крест святой!

Женщина вытащила голубой клубок.

— Давайте вернемся к Тиллинг-Грин.

— Обязательно. Мисс Мегги Рептон, сестра полковника, тоже живет в поместье. Она из тех особ, которые цепляются за место, где родились и выросли, просто потому, что им никогда не случалось куда-то уехать или что-либо делать. Правда, она ведет хозяйство, кстати, достаточно неумело, но молодая миссис Рептон и того бы не смогла.

— Значит, есть еще молодая миссис Рептон?

— Абсолютно точно, есть… прекрасная Сцилла! Только я не усвоил, это имя надо произносить как название цветка или попросту, классически, как чудовища Сцилла и Харибда из «Одиссеи» Гомера. Сами понимаете, от этого многое зависит.

Мисс Силвер пронзила насмешника укоризненным взглядом, но промолчала. Фрэнк продолжал:

— Все считали, что Роджер свалял дурака, женившись на этой женщине. Вы не рассчитываете наткнуться на такое в Тиллинг-Грин, а сама дама не делает никакого секрета из того, что скучает в деревне и рвется в город. Мне кажется, она плохо представляет, как мало денег останется у мужа, когда Валентина выйдет замуж.

— А что, это может повлиять на их взаимоотношения?

— Несомненно. Мне кажется, что денег на прекрасную женушку идет предостаточно.

Мисс Силвер сосредоточенно продолжала вязать.

— И зачем вы мне все это рассказываете? — спросила она.

Улыбка молодого человека была несколько ехидной.

— Разве я не всегда вам все рассказываю?

— Только когда считаете это нужным.

— Наверно, я делаю это целенаправленно. Когда события облекаются в слова, они становятся более понятными… а ваше присутствие вдохновляет меня!

— Я просто удивлена, что вы так подробно описали обитателей поместья, а благотворительный базар и церковь оставили в стороне, — заметила хозяйка.

— Нельзя рассказать обо всем сразу.

— Но начали-то вы именно с поместья. Какое-то мгновение Фрэнк колебался.

— Я начал с него, вероятно, потому, что в одном из писем упоминался Гилберт Эрл.

— Что в нем было?

— Своими глазами не видел, ведь Джойс не сохранила анонимок, но насколько я понял, ее обвинили, что она пытается завлечь его, «навязывается на его голову», что-то в этом роде, но, предполагаю, в гораздо более откровенных выражениях. О чистоте литературного стиля авторы анонимок обычно не беспокоятся.

— А миссис Родни хорошо знает мистера Эрла?

— Они знакомы, этот человек часто приезжает в деревню по выходным. Да, кстати, Джойс познакомилась с ним за границей несколько лет назад, когда еще была замужем, и у них есть общие друзья и знакомые. Эрл иногда заходит к ней по дороге из поместья или закончив дела в деревне. Я уверен, что между ними ничего нет и никогда не было.

— А мисс Грей тоже в этом уверена? Или молодая миссис Рептон?

Молодой человек рассмеялся:

— За Сциллу Рептон не поручусь, но не похоже, чтобы Валентина возражала против того, что Гилберт ходит к кому-то в гости. Создается такое впечатление, что девушка отнюдь не влюблена по уши в своего избранника. Там есть один тип… племянник священника, о таких говорят — сегодня здесь, завтра там. Они с Валентиной были очень близки, и вдруг юноша исчез из поля зрения, не приезжал, не писал. Тут-то Гилберт и начал ухаживать за ней, и вот уже скоро свадьба. Джойс говорит, что девушка идет на брак без любви.

— Ваша кузина дружит с Валентиной?

— Да, думаю, дружит… — В голосе молодого человека послышалось сомнение. — У Джойс практически нет свободного времени, вы понимаете. Весь этот дом, ребенок, которого надо отвести в подготовительный класс и привести обратно, и…

Мисс Силвер понимающе кивнула:

— Рада слышать, что малыш достаточно здоров, чтобы ходить в школу.

— Да, Джойс просто счастлива, кажется, у него наступил перелом к лучшему. Мальчику так полезно общаться с другими детьми.

Женщина промолчала, но через минуту спросила:

— Вы не в курсе, а еще кто-нибудь в деревне получал анонимки?

Фрэнк очень удивился:

— А почему вы спрашиваете?

— Дорогой, вы должны понимать, что это самое важное. Обычно подобные письма являются результатом чьего-то желания властвовать, накопленного раздражения против кого-то лично или из-за общей озлобленности автора. Если причина носит персональный характер, то она может изжить себя и больше не возобновляться, но если это жажда власти или общая озлобленность, то никогда нельзя сказать, когда это прекратится или сколько горя принесет людям.

— Вот это меня и беспокоит. — Молодой человек подвел итог разговору.

— А миссис Родни не хочет обратиться в полицию? — спросила мисс Силвер.

Фрэнк отодвинул кресло.

— И слышать не хочет. Это бы привело к слишком большому шуму в деревне, а ее положение стало бы невыносимым. Сейчас к ней относятся по-дружески, да и ребенок чувствует себя лучше. — Он поставил чашку на стол и встал. — Сам не знаю, зачем я рассказал вам эту историю, все это чепуха и само пройдет.

 

Глава 2

Мисс Силвер выписывала две газеты, причем обычно более легкую и красочную читала за завтраком, оставляя более серьезную информацию, которую можно почерпнуть из «Таймс», на послеобеденное, более свободное время. И вот дней через десять после визита Фрэнка Эббота ей в глаза бросился заголовок полосы с названием Тиллинг-Грин:

«РАССЛЕДОВАНИЕ В ТИЛЛИНГ-ГРИН»

Женщина уже замечала такую странность — раз встретившись, незнакомые названия обычно попадаются на глаза снова и снова. Она с интересом углубилась в статью, в которой сообщалось, что в декоративных прудах на территории поместья нашли утопленницу, молодую женщину по имени Дорис Пелл, которая не жила и не работала там. Девушка и ее тетя занимались мелким бизнесом — шили платья. В статье говорилось, что погибшая была очень расстроена анонимными письмами, обвиняющими ее в аморальном поведении, причем коронер при вскрытии тела установил, что обвинение не имело под собой никаких оснований. В настоящее время полиция ищет автора упомянутых анонимок.

Мисс Силвер отложила газету. Какой плачевный конец молодой жизни! Она в очередной раз отметила, что один с непонятно откуда взявшейся стойкостью выносит многочисленные невзгоды, падающие на его голову, а другой со столь же непостижимой легкостью гибнет под их бременем. Почему эта девушка, которая могла черпать поддержку в своей невинности, сдалась без борьбы? Конечно, в маленькой деревне живут без полутонов — черное есть черное, а белое — белое, если там на человека падает малейшее пятнышко, он навсегда останется под подозрением. Но ведь молодости присущи стойкость, сила к восстановлению, способность начать все сначала. Некоторое время пожилая дама сидела, погруженная в грустные мысли.

Немного позже, когда она разбирала письма, ее внимание вновь было привлечено к этому происшествию. Мисс Силвер как раз читала письмо от своей племянницы Этель Буркет, в котором сообщались очередные подробности бурной семейной жизни Глэдис, сестры Этель, чьи отношения с мужем, Эндрю Робинсоном, были постоянным источником волнений. Письмо добавило невеселых причин для размышлений тетушке. Этель писала:

«Дорогая тетя, я терпеть не могу вас беспокоить делами сестрицы и не знаю, что сообщала вам Глэдис, но считаю, что, кроме вас, на нее некому повлиять. Жизнь без Эндрю погубит ее. Он проявляет максимум понимания, очень боится скандала, но мне кажется, что если она уйдет от него, то обратно ее уже не примут».

Телефон зазвонил именно в тот момент, когда мисс Силвер размышляла, насколько себялюбивой и тупой должна быть молодая женщина, которая готова, злясь на свое лицо, отрезать собственный нос. Женщина сняла трубку и услышала голос Фрэнка:

— Хэлло! Это вы?

Получив подтверждение относительно последнего, он продолжил:

— Можно мне к вам заехать? Спасибо. Скоро буду.

Тетушка только и успела составить предварительный набросок своего ответа племяннице, в котором изложила свое личное мнение на происходящее: Глэдис, не имея собственных денег и испытывая непреодолимое отвращение ко всякого рода труду, еще хорошо подумает, прежде чем уходить от Эндрю с его вполне приличным доходом, как дверь открылась и появилась Ханна со словами:

— Мистер Фрэнк…

Мисс Силвер, как всегда, очень обрадовалась молодому человеку, причем радость была со всей очевидностью взаимной.

Когда хозяйка уселась в свое кресло и взяла в руки непременное вязанье, молодой человек осторожно начал:

— Не знаю, догадываетесь ли вы, что меня к вам привело.

Женщина кивнула:

— Уже читала в газете о происшествии в Тиллинг-Грин.

— Кошмарное, непостижимое происшествие! Конечно, скорее кошмарное. Как это может прийти в голову человеку — мужчине или женщине — наполнить ядом авторучку и разрушить чужую жизнь. Я ведь знал эту девушку, она приходила что-то шить для мисс Вейн. Такое чувствительное, скромное создание… краснела до корней волос, когда я с ней заговаривал. Джойс всегда была добра к ней, а девушка просто обожала ее.

Мисс Силвер редко случалось наблюдать, как природный цинизм юноши полностью исчезал. Пропала насмешка в голосе, исчез холодный блеск глаз. Женщина мягким тоном начала:

— Мой дорогой Фрэнк…

Он коротко кивнул:

— Я круглый дурак, сейчас мне наступили на больную мозоль. Эта девушка была таким безобидным созданием… простая, скромная, добрая. Кто получил удовольствие, уничтожив ее?

Хозяйка молча вязала, погрузившись в размышления.

— Есть какие-то подозрения, что это подстроено?

— Нет. По закону происшедшее нельзя назвать убийством. Нет никаких сомнений, что бедняжка прыгнула в пруд и утопилась, «потеряв душевное равновесие»! Так написано в заключении. Девушка отнесла какую-то готовую работу в поместье, говорят, выглядела как обычно. — Голос молодого человека дрогнул. — Вы, наверно, заметили, что люди всегда говорят подобные вещи, когда случается что-то в этом роде! Все произошло там, где дорога пересекает декоративный ручей. Он протекает под мостом и по камням водопадом падает в то озеро, о котором пишут. Девушка, должно быть, перепрыгнула через низкий парапет со стороны озера и разбила голову о камни, а потом утонула. Как сказано в заключении, она была выведена из равновесия, а что ее вывело из равновесия — вполне очевидно. Потому-то я и пришел к вам снова.

Голубая полоска, свисающая со спиц, заметно удлинилась. Мисс Силвер подтолкнула юношу к продолжению рассказа:

— И что же дальше?

Тот заговорил в своей обычной манере:

— Нас попросили послать туда кого-нибудь. Может быть, вы помните, что лет пять назад в десяти милях от деревни, в Литл-Пойнтоне, произошла подобная история, чрезвычайно грязная. У них там случились два самоубийства и куча других неприятностей, причем до сих пор не все раскрыто. Тогда им пришлось обращаться в Скотленд-Ярд. По поводу Тиллинг-Грин к нам официально обратился мистер Марч. Кажется, письма получали несколько человек. У него есть два из них, причем одно послано из Лондона. Оно более позднее и может оказаться ключом к разгадке, если иметь в виду, что мало кто из деревенских имел возможность оказаться в момент отправления письма на Кенсингтонском вокзале.

Мисс Силвер явно была не согласна с таким выводом.

— Мне не кажется, что опытный автор анонимных писем настолько непредусмотрителен.

— Ну, не знаю… все когда-нибудь да и поскальзываются. Во всяком случае, иной подсказки у нас нет. Бумага — обычная писчая, из дешевых, конверт подороже. Почерк крупный, буквы неуклюжие, неправильной формы — эксперт говорит, что писали левой рукой, много грамматических ошибок, но они могут быть допущены нарочно. Никаких чужих отпечатков пальцев, только эксперт, полицейский, почтальон, получатель. Никакой зацепки! — Неожиданно молодой человек подался вперед. — Знаете, мистер Марч предлагает вам отправиться туда с официального благословения и поработать самой. Моему шефу это кажется блестящей идеей. Потому-то я и приехал — узнать, согласитесь ли вы.

Мисс Силвер некоторое время молча продолжала вязать, а потом заметила:

— К сожалению, у меня нет знакомых в тех краях, а никакой пользы от визита не будет, если мое появление не сочтут естественным.

— Знаете, мисс Вейн иногда принимает платных постояльцев. Однажды у нее гостила мисс Катлер, которая сейчас живет в Чизвике. Можно устроить вашу якобы случайную встречу с этой дамой, а уж уговорить ее порекомендовать вам приятное местечко для проживания в деревне будет парой пустяков. Потом вы сможете написать мисс Вейн и поинтересоваться, когда вас смогут принять.

Подумав, женщина спросила:

— Мисс Вейн не должна знать правду?

— Никто не должен знать, кроме Джойс, а уж мисс Вейн в последнюю очередь. Это дама боязливая и ни на минуту не успокоится, если узнает, что у нее живет детектив.

Женщина мрачно посмотрела на молодого человека:

— Я просто не знаю, идея сохранять инкогнито для хозяйки… как-то это невежливо.

— Дорогая, тогда давайте объявим о вашем приезде по радио!

Мисс Силвер бросила на гостя осуждающий взгляд:

— На миссис Родни ложится большая ответственность, готова ли она к ней?

— Джойс звонила мне утром из телефона-автомата в Ледлингтоне. Она чрезвычайно обеспокоена и подавлена тем, что случилось с Дорис Пелл, и боится, что это еще не конец. Я упоминал ваше имя, когда мы говорили об анонимках, поэтому сейчас кузина сама спросила, не сможете ли вы приехать в деревню, и предложила идею с платным проживанием. Кажется, мисс Вейн, говоря о своей предыдущей постоялице, выражала надежду, что такое удастся повторить. Думаю, организовать все это будет несложно.

Хозяйка задумчиво теребила клубок шерсти.

— Может быть, и несложно, но я бы предпочла, чтобы ей намекнули, что мой визит носит профессиональный характер.

— Нет! — решительно пресек все попытки Фрэнк. — Понимаете, эта женщина из тех, кого невозможно заставить молчать, она будет трещать и трещать и обязательно все выдаст, сама не понимая, что делает… невозможно болтать не закрывая рта и не выдать свой секрет. Джойс утверждает, что это безнадежное дело, старушка только сильнее перепугается. Она и сейчас-то дрожит от страха из-за писем, ночью встает, чтобы проверить, заперты ли двери, не хочет оставаться одна в доме и все такое. Мисс Вейн должна обрадоваться, что с ней будет жить еще кто-то, а для ваших целей лучше места не найти. Коттедж стоит на краю деревни, есть соседи справа и слева, до магазина рукой подать, вход в поместье, церковь и дом священника тоже недалеко. А если добавить, что одна ваша будущая соседка, мисс Эклс, — главная деревенская сплетница, другой сосед — личность наиболее загадочная, то вы сами поймете, что от такой возможности не отказываются.

— Умоляю вас, что это еще за загадочная личность?

— Это джентльмен по имени Бартон, спокойный безвредный старик, любит кошек и никогда не приглашает дам на чай. У него даже нет приходящей помощницы по хозяйству, естественно, все считают, что ему есть что скрывать.

В своей профессиональной деятельности мисс Силвер часто попадала в такое положение, которого бы постаралась избежать в своей частной жизни — жизни мирной благовоспитанной особы. Вздохнув, она начала раздумывать, как бы познакомиться с мисс Катлер.

 

Глава 3

Пожилых дам торопить не рекомендуется. Поэтому прошло некоторое время, пока мисс Силвер не разработала план, который сочла достаточно удобным и естественным. Например, общий друг или кто-то играющий его роль… гостиная, заполненная шумом голосов, передаваемые из рук в руки чайные чашки, пирожные и печенье… в такой обстановке нет ничего легче, как завести беседу об отдыхе в деревне, упомянуть Ледшир… Остается только внимать интереснейшим комментариям мисс Катлер о том, что случилось в Тиллинг-Грин. И наконец услышать:

— Представляете, мисс Силвер, я там жила, правда жила, всего год назад.

— Неужели?

Мисс Катлер яростно закивала. Она оказалась обладательницей суховатого интеллигентного лица и волос, в которых сплетались все оттенки от рыжего до настолько бледно-золотого, что их вполне можно было принять за седые. Волосы все еще вились, а попытки справиться с этой копной дама забросила давным-давно.

— Конечно, я целых три месяца жила в коттедже «Виллоу» у мисс Вейн. А эта бедняжка, которая покончила жизнь самоубийством, сшила мне пару блузок. Такая милая спокойная малышка… Я была ужасно шокирована, услышав о происшествии.

Мисс Силвер внимательно выслушала все сплетни о мисс Вейн.

— А больше вы там не бывали?

— Да нет. Мисс Эстер, бедняжка, умерла… внезапно. Хотя я не понимаю, почему люди так сожалеют, когда кто-то умирает неожиданно. Для семей это, конечно, неприятно, но для самих покойников так гораздо лучше. Во всяком случае, мисс Рени смерть сестры привела в настоящий шок, ведь она зависела от Эстер абсолютно во всем. Действительно, очень неприятно видеть взрослую женщину в таком подчиненном и зависимом положении. Я слышала, сейчас с ней живет овдовевшая племянница.

— А ваша бывшая хозяйка еще берет постояльцев?

— Не знаю. Они вовсе не процветали, а тут еще эта племянница… Иногда мне приходила в голову мысль снова отправиться туда, но трудно представить, как там сейчас ведется хозяйство, даже если им занимается племянница. Кстати, мисс Рени отвратительно готовит! С другой стороны, в Тиллинг-Грин очень приятное общество. Как ужасно для них влипнуть в это дело с анонимными письмами! И именно тогда, когда эта очаровательная наследница из поместья собралась замуж! Когда я жила в деревне, за ней ухаживал совсем другой молодой человек, племянник священника Джейсон Лей… необычное имя, да и юноша несколько странный. Они не были помолвлены, но все считали это только вопросом времени. Но из этого ничего не вышло, так что на следующей неделе, как мне кажется, девушка выходит замуж за другого. Пока я жила в деревне, то подружилась с мисс Эклс, это она сообщила мне новости, мы иногда переписываемся.

Дама продолжала болтать о Тиллинг-Грин и ее жителях:

— Знаете, полковник Рептон из поместья женился на очень молодой особе… Очень хорошенькая, но ее не любят. Она скучает с местными, а им это не нравится… У Валентины Грей куча денег. Гилберт Эрл, за которого девушка собирается выйти замуж, наследует титул… Мисс Эклс говорит, что полковник Рептон будет вынужден жить в поместье без тех денег, которые получает от попечителей Валентины, пока она с ними. Мисс Эклс им какая-то дальняя родственница, так что она-то знает наверняка. Она сообщила еще, что намечается репетиция свадебной церемонии. Не думаю, что мне нравится эта идея. Понимаю, что обычно ее проводят, но лично я считаю, что это умаляет святость церемонии бракосочетания. Может, я и не права, но от своего мнения не отступлю.

Мисс Катлер без умолку трещала, умудряясь при этом заваривать прекрасный чай.

Мисс Силвер оказалась благодарным слушателем, она задавала вопросы и поддакивала, когда надо, если необходимо, выказывала поддержку. К моменту расставания у нее в голове сложилась ясная картина происходящего в Тиллинг-Грин, а также образовался целый завал из не относящихся к делу сведений, которые она легко запомнила и могла в любой момент воспроизвести. Женщина вернулась домой и написала письмо, адресованное мисс Вейн, коттедж «Виллоу», Тиллинг-Грин, Ледшир. Оно начиналось так:

«Дорогая мадам!

Моя хорошая знакомая, мисс Катлер, рассказывала о чрезвычайно приятном отдыхе, проведенном в вашем доме. Я осмелилась написать и спросить, смогу ли ненадолго стать вашим платным постояльцем. Спокойная природа деревни…»

Ответ полностью оправдал все ожидания. Мисс Вейн будет рада… Уверена, что любой друг мисс Катлер… Конечно, дорогая сестра, о которой мисс Катлер, наверно, рассказывала, недавно умерла, но сейчас у нее живет племянница, которая сделает все возможное, чтобы пребывание гостьи было приятным. Мисс Катлер непременно получит письмо с благодарностью за рекомендации. Что касается срока, то можно приехать в любой момент. Конечно, должно быть понятно, что в настоящее время проживание будет стоить несколько больше, чем год назад…

Мелкие паукообразные буквы бежали по строчкам письма, заканчивавшегося подписью, которая с трудом расшифровывалась как «Айрин Вейн».

 

Глава 4

Мисс Силвер очень понравился коттедж «Виллоу», а сама Тиллинг-Грин оказалась чрезвычайно приятным местечком, достаточно удаленным от Ледлингтона, чтобы остаться по-деревенски свежим, но в то же время достаточно близким, чтобы быстро добраться туда на автобусе. В деревне оказались старинная церковь четырнадцатого века с весьма интересными надгробиями и мемориальными досками, очаровательный старинный дом в поместье и пара-тройка по-настоящему прелестных деревянных коттеджей. Коттедж «Виллоу», более поздней постройки, оказался более удобным с точки зрения проживания. Обычно старинные дома весьма живописны, но, к сожалению, имеют неудобные лестницы со скрипучими ступенями, низкие потолки, не говоря уже о санитарном, так сказать, оборудовании и сопутствующем отсутствии горячей воды. В коттедже «Виллоу» оказалась удобная современная ванная комната, как пояснила мисс Вейн, занявшая место оранжереи ранневикторианского периода.

— Когда мы купили коттедж — а это произошло уже тридцать лет назад, — вся оранжерея заросла папоротником, в столовой всегда было сыро, и моя сестра немедленно решила избавиться от нее. Знаете, мисс Силвер, она была замечательной женщиной, умела быстро принимать решения. Как только увидела папоротник, так и решила — убрать. Сама я совсем другого склада человек, во всем вижу столько сложностей. Тогда только успела воскликнуть: «О, Эстер!» — так звали мою сестру. А она и отвечает: «О чем ты опять «окаешь»?» Глупо, конечно, но мне казалось странным проходить через столовую, если хочешь попасть в ванную. Сестра и разъяснила, что в обеденное время обычно никто ванну не принимает, а если с утра кто-то привык поздно вставать, то самое время ему будет изменить свои привычки. Так мы и сделали. Оказалось, что я вполне могу вставать утром на полчаса раньше, просто к этому надо привыкнуть.

Мисс Силвер не считала ситуацию столь идеальной, но не хотела над этим задумываться. В коттедже могло ведь и вовсе не оказаться ванной комнаты, зато спальня ей по-настоящему понравилась. Из двух имеющихся предоставили ту, окна которой выходили на фасад, из них открывался великолепный вид на деревню, поместье и церковь, описанную Фрэнком.

Мисс Вейн сообщила гостье, что скоро в поместье намечается свадьба.

— У нас будет настоящий праздник — репетиция венчания в среду после обеда и прием в поместье вечером. Вот будет работы у полковника Рептона, его жены и сестрицы! Знаете, именно сестра ведет там дом, сама миссис Рептон не очень-то этим интересуется. Нас с Джойс не пригласили, но я сказала племяннице: «Знаешь, дорогая, этого следовало ожидать. Конечно, я знакома с их семьей более тридцати лет, а ты дружишь с невестой… и мы могли бы пригласить Джесси Пек посидеть с Дэвидом… но раз нас не пригласили, то и разговор окончен. Следует помнить, что мы им не родня».

Замечу, уж я-то не считаю Метти Эклс или Конни Брук их родственниками, а не просто знакомыми. Моя дорогая сестра всегда говорила, что глупо называть «родственник» какого-нибудь четвероюродного кузена.

Мисс Силвер прервала столь глубокие исследования животрепещущей темы невинным вопросом:

— А невеста? Мне кажется, вы упоминали, что она родственница полковника Рептона? Вы с ней знакомы?

— Конечно, дорогая, с тех самых пор, когда она была еще младенцем. Очаровательная девушка эта Валентина Грей, да и жених хорош собой. Свадьба назначена на вечер среды. Никогда точно не предугадаешь… ведь люди редко соединяются браком со своей первой любовью, не правда ли?

Слушательница проявила живейшую заинтересованность:

— Я бы даже сказала, исключительно редко.

— Как приятно, что вы меня понимаете, — писклявым голоском мисс Вейн продолжала свои откровения, — я именно это имела в виду, но боялась выразить так прямо, чтобы меня не сочли злой.

Мисс Силвер успокаивающе улыбнулась:

— Это просто констатация факта, время идет и вкусы меняются. Тот, кто кажется избранником судьбы в семнадцать лет, не привлечет и взгляда пятью годами позже.

Мисс Вейн поморгала слегка покрасневшими глазками — у этой маленькой, похожей на мышку женщины в минуты волнения всегда краснели глаза и нос.

— Как тонко вы все чувствуете! Понимаете, мне бы не хотелось неприятностей для Валентины, она такая милая, да и о Джейсоне Лее уже давно ничего не слышно. Я недавно спросила о нем нашего викария, это дядя молодого человека, а тот и говорит: «Знаете, мальчик совсем мне не пишет». — «Вы, наверно, расстроены, мистер Мартин», — сказала я, а он и отвечает, что вовсе нет, потому что юноша всегда «искал приключений». Не правда ли, викарий употребил необычное выражение?

Тут мисс Силвер заинтересовалась профессией загадочного племянника.

— Представляете, он писатель, — презрительно поджав губы, сообщила собеседница, — сочиняет какие-то странные книги. Джойс говорила мне, что они очень умные… это не для меня, знаете, когда сам не слишком умен, то и читать хочется что-нибудь попроще, не правда ли? Славная любовная история с хорошим концом — вот это другое дело. В общем, мне небезразлична судьба нашей дорогой Валентины, надеюсь только, что она и вправду нашла свое счастье. Вы уже слышали, что репетиция церемонии венчания состоится в среду после обеда? Не хотели бы проскользнуть в церковь и посмотреть? Никогда не видела репетиции венчания, но ведь это не какой-то секрет, которого никому постороннему нельзя видеть? Разумеется, на саму свадьбу мы с Джойс приглашены, а если Рептоны увидят вас с нами во вторник, то, наверно, тоже пригласят. В конце концов, одним человеком больше, одним меньше… ведь всегда есть те, которые не придут. Я точно знаю, что старый друг их семьи Дженет Грант не сможет присутствовать, она уедет в Кент, потому что у ее вечно больной свояченицы очередной приступ. Эстер, моя дорогая сестра, всегда говорила, что Джессика не хворала бы так часто, если б не рассчитывала, что Дженет немедленно прилетит, узнав, что у нее пальчик разболелся. Я, конечно, не хотела бы оказаться недоброй к Джессике, никто лучше меня не знает, что значит быть одинокой. Понимаете, бедняжка не вышла замуж и к тому же не ужилась с майором Грантом… прекрасный человек, но характер просто ужасный. Все это так грустно. Возьмите, например, мою дорогую сестру и меня, мы ни разу за всю жизнь не поссорились. Мне кажется, именно мужчины являются источником всех хлопот, не правда ли?

Те же темы занимали и миссис Нидхем, которая вела хозяйство в доме преподобного Томаса Мартина почти с момента его назначения в Тиллинг-Грин. Пастор не мог без содрогания вспомнить дни, когда ее еще не было с ним. Больная Кристина, череда рьяных, но неумелых домработниц, шок, испытанный им после смерти жены, постоянное сознание того, что их брак оказался неудачным по его и только его вине… просто повеситься можно. Но в самый тяжелый момент появилась миссис Нидхем, несомненно посланная самими Небесами через Ледлингтонскую контору по найму, и с тех пор постоянно была под рукой… Крупная, сильная, невозмутимая, прекрасная повариха, великолепная домоправительница, изумительный «менеджер». В ней соединялось такое количество различных достоинств, что отсутствие какого-то одного можно было и не замечать. Эта женщина была доброй, чистоплотной, честной, умела делать по хозяйству абсолютно все, но зато без передышки молола языком. Случались минуты, когда Томми Мартину казалось, что он больше не выдержит. В такие моменты он позволял себе пристально уставиться на экономку, причем ему никогда не приходилось смотреть слишком долго. Со временем установился порядок, устраивающий обоих. Когда пастор заходил в кабинет и закрывал за собой дверь, это означало, что его нельзя беспокоить. В остальное время он терпел, а в особо острых случаях научился настолько уходить в себя, что просто переставал осознавать, говорит почтенная женщина или молчит.

В тот самый момент, когда мисс Вейн резко осуждала присущую только мужчинам способность приносить неприятности, миссис Нидхем распространялась на ту же тему со своей гостьей, миссис Эммот, женой помощника пастора, тощей мрачной особой, всегда одетой в черное. Сама миссис Нидхем была женщиной крупной, кареглазой, с румяными, как яблоки, щеками и жесткими темными волосами, слегка припорошенными сединой. Дамы наслаждались чашечкой чаю с воздушными сконами, которые пекла миссис Нидхем. Хозяйка решительно одобрила тонкое замечание гостьи, что нет дыма без огня.

— Именно это я и говорю, дорогая. Покажите мне только какую-нибудь неприятность, и положу десять к одному, что за ней стоит мужчина. Не хочу сказать ничего плохого о бедняжке Дорис, но если в деле не замешан молодой человек, то зачем ей топиться? Девицы не бросаются в воду так просто, без оснований.

— Кажется, ее никто никогда не видел с парнем, — удрученно сообщила миссис Эммот.

Дамы еще с полчаса обсуждали утопленницу, пока миссис Нидхем не показалось, что тема исчерпана и пора перейти к другой.

— Знаете, — начала она, — обычно мы замечаем только часть происходящего. Например, прошлой ночью… но мне, наверно, не стоит об этом рассказывать…

Миссис Эммот сверлила хозяйку взглядом.

— Тогда и не начинали бы.

— Наверно, не надо было. Понимаете, и говорить-то не о чем, но не расскажи я, вы будете все судить да рядить, а это просто звонила Конни Брук, хотела видеть мистера Мартина, а того не было дома.

— Ну и что тут необычного?

— Ничего, но она плакала, вот и все.

— Наверно, девица простыла.

Миссис Нидхем покачала головой:

— Уж я-то могу отличить простуженную девицу от той, которая все глаза выплакала. «Как, неужели его нет?» — удивилась она. «Пастор уехал в Ледлингтон на собрание по поводу сиротского приюта и сказал, что останется на ужин у преподобного Крэддока, такой приятный человек, они с хозяином дружат с колледжа», — ответила я. Тут Конни как воскликнет: «О Боже мой!» — и опять разрыдалась. Тут входит не кто иной, как сам мистер Мартин. Оказалось, что Крэддока вызвали к больному, поэтому пастор вернулся к ужину домой. Я отдала ему трубку и не успела отойти, как услышала ее слова: «Томми, дорогой, можно мне прийти посоветоваться? Я просто не знаю, что делать!» Сами знаете, вся эта теперешняя молодежь зовет пастора «Томми».

Миссис Эммот неодобрительно взглянула на хозяйку.

— Нельзя позволять такого, — заявила она решительно и спросила: — Так, значит, она приходила к священнику?

Наливая себе очередную чашку чаю, миссис Нидхем кивнула:

— Конечно, пришла. Я была права насчет плача — у нее все глаза опухли. Да и уходила она не больно-то счастливой. Я несла мистеру Мартину поднос с ужином, а они как раз выходили из кабинета и меня не заметили. Викарий говорил: «Успокойтесь, дорогая, и еще раз все обдумайте. Мне трудно что-то посоветовать, ведь я не знаю, что вы скрываете, но если это как-то связано с анонимными письмами, то на вас лежит большая ответственность».

— Подумать только! А она что на это?

Миссис Нидхем подалась вперед и, понизив голос, ответила:

— Конни опять разревелась, а я стою там с подносом, помочь не могу, только слушаю. Мистер Мартин и говорит: «Не плачьте, деточка, не надо! Ваш носовой платок превратился в тряпку, вот, возьмите мой». А девица все рыдает: «Бедная Дорис… я просто не представляю, что мне делать… но слово сказано, назад не вернешь, правда?» А он и отвечает: «Нет, не вернешь, так что лучше идите домой и еще раз все обдумайте». С этими словами пастор открывает входную дверь, и, поверьте, он был рад избавиться от девушки. Все они просто используют его, ходят туда-сюда целый день, не думая, не пришло ли ему время поужинать.

Отведя душу за чаепитием, миссис Эммот зашла в деревенский магазин, где купила банку ирландских стейков, которые придержала для нее приятельница, миссис Гурни. Покупке сопутствовала приятнейшая беседа, в течение которой покупательница рассказала историю, услышанную миссис Нидхем, прибавив кое-что от себя.

Этим же вечером новость дошла до кузину миссис Гурни, Джесси Пек, в свою очередь передавшей ее невестке, Хильде Прайс, по вторникам и четвергам убиравшейся у мисс Эклс, а по средам и пятницам — у мисс Вейн. Точно оценить количество людей, выслушавших историю от вышеупомянутой невестки, рассказчика столь же убедительного, сколь любящего присочинить кое-что для живописности повествования, не представляется возможным. В двадцать четыре часа почти весь Тиллинг-Грин узнал, что Конни Брук что-то скрывает. Девушка наверняка знает, кто писал анонимные письма… Знает многое о смерти Дорис Пелл… Однако никак не может решиться рассказать о том, что знает.

 

Глава 5

Мисс Силвер очень скоро убедилась, что мисс Вейн практически ни на минуту не замолкает. И если бы ее визит в деревню носил частный характер, с этим можно было бы и побороться, но в сложившихся обстоятельствах недостаток превращался скорее в достоинство. Прошло совсем мало времени с момента приезда, а гостья уже знала биографии всего населения Тиллинг-Грин — все те ошибки, неудачи, трагедии, которые иногда случаются и в мирной деревне… погибшие во время войны, послевоенные изменения… рождения, свадьбы, похороны, отъезды, — все смешалось на манер кусочков головоломки паззл, из которых можно составить вполне понятную картину. Что-то об одном, что-то о другом, вздох над чьей-то оплошностью, слеза, уроненная над пропавшим, размышления над причинами какого-то неприятного случая… Почему после стольких лет, проведенных в деревне, семейство Фармеров неожиданно уехало отсюда?.. Почему Лили Эверет разорвала помолвку с Джоном Дрю?.. Какова настоящая причина того, что Эндрю Стоун уехал в Австралию?

Мисс Силвер сидела и вязала под неумолкаемый шум ручейка из слов. Их напор явственно усилился, когда встал вопрос о таинственном соседе мисс Вейн.

— Его поведение не укладывается ни в какие рамки. Моя дорогая сестра никогда никого не осуждала, но часто говаривала, что если вы держите окна и двери на замке и никого не пускаете в дом, то, значит, вы что-то скрываете, не так ли? Викарий говорит, что этот человек просто не любит женщин, но сам-то он бывал в этом доме, разрешите вас спросить? Да еще эта дурацкая дверь в коттедж за углом… очень странное место для двери, скажу я вам, встречается только в очень старых домах… никак не увидишь, кто входит или выходит.

Мисс Силвер спросила с явным интересом:

— А что, этот мистер Бартон живет совсем один?

— Один-одинешенек… если не считать котов.

— У него есть коты?

Мисс Рени в священном ужасе воздела руки:

— Целых семь штук! Полная антисанитария… кажется, в доме никогда не убирали. А какие они большие и костлявые — просто хищные звери! И у всех библейские имена, настоящее святотатство!

Неподалеку от беседующих, у камина, миссис Родни накладывала заплату на детские штанишки из серой фланели.

— Мой Дэвид стал сильнее и совсем вырос из них, — сообщила она.

Мисс Силвер ласково улыбнулась молодой женщине.

— Это должно быть вам очень приятно, — заметила она.

Мисс Рени, раскладывающая карты для пасьянса на шатком трехногом столике, покрытом зеленым сукном и украшенном выжженным по дереву рисунком, удивленно подняла голову.

— Приятно, что он снашивает одежду? — переспросила она.

Джойс рассмеялась:

— Нет, приятно, что он становится сильнее и поэтому быстрее снашивает одежду.

— Понимаю… — неуверенно протянула мисс Рени, — мне тоже кажется, что мальчик действительно стал сильнее… Но вокруг так много всего угрожающего ребенку, что невозможно перестать беспокоиться за него, правда? Возьмите бедняжку миссис Пейви, она потеряла шестерых детей. Сами можете прочесть их имена на камне в церковном дворе, да и для нее там место оставлено, для несчастной матери.

Заметив легкое нервное дрожание мускулов в уголке губ Джойс, мисс Силвер поспешила заметить, что малыш Дэвид очень загорел и выглядит на удивление крепким. Когда они позднее остались одни, молодая женщина призналась:

— Сейчас о Дэвиде, слава Богу, можно не беспокоиться. Знаете, тетя Рени очень добра ко мне, но по складу характера склонна к треволнениям и мрачно глядит на жизнь. Раньше здесь все решала тетя Эстер, тетя Рени ни за что не отвечала, а теперь вся ответственность на ней, вот и нервничает понапрасну. Мне бы только хотелось, чтобы она не рассказывала историй про людей, у которых дюжина детей, и они не знают, как за ними правильно ухаживать. Глупо, конечно, но ничего не могу поделать — злюсь.

Мисс Силвер отложила вязанье.

— Миссис Родни…

— Пожалуйста, зовите меня просто Джойс… все меня так зовут.

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Может, немного позже, если мой визит затянется. Мне кажется, опрометчиво подчеркивать более близкое знакомство.

— О, я не подумала.

— Будет лучше, если наши отношения останутся достаточно формальными. Знаете, о чем я подумала сейчас? Странно, что мисс Вейн свободно сплетничает обо всех происшествиях в Тиллинг-Грин, от незапамятных времен до сего дня, но ни словом не обмолвилась ни о смерти Дорис Пелл, ни о расследовании, которое установило, что это самоубийство.

— Тетя была жутко подавлена происшедшим.

— И, думаете, именно поэтому не хочет поднимать эту тему?

— Она действительно расстроилась. К сожалению, новость принесла мисс Эклс и трещала без умолку, мне даже показалось, что тетя потеряет сознание. Вы ведь еще не знакомы с мисс Эклс? Знаете, это одна из тех особ, которые обязательно должны все знать первыми, а потом торопятся передать новости другим. Я считаю, что причина такого поведения — скучная жизнь с полным отсутствием в ней каких-либо событий. И вот если случается хоть что-то необычное — готова причина для разговоров. А тетя Рени и я действительно очень любили Дорис. Она была искусной портнихой. То платье, что сейчас на тете, сшила она, а для меня — юбку и подкладку к пальто. Нас обеих слишком ужаснула ее смерть, чтобы считать ее просто очередной новостью.

С возвращением в комнату мисс Вейн разговор, скорее всего, прервался бы, если бы вошедшая не спросила тихим дрожащим голоском:

— Бог мой, неужели вы говорите о бедняжке Дорис? Это такая болезненная тема… Вы, мисс Силвер, наверняка читали о ней в газетах. Мы с Джойс были на похоронах, мисс Пелл, тетя погибшей, так сильно убивалась… Она ведь одна воспитала девочку. Туда пришла вся деревня, а цветы принесли просто прелестные. — Она потерла рукой глаза и кончик покрасневшего носика. — Представьте на миг, как мы переживаем! Но я вовсе не собираюсь огорчать вас нашими бедами, а Джойс не следовало поднимать эту тему. Давайте поговорим о чем-нибудь веселом, вот, например, свадьба Валентины — замечательное событие! — Она повернулась к племяннице. — Я уже рассказала нашей гостье о репетиции венчания. Мы могли бы пробраться в церковь и посмотреть, никому не помешав. Тут звонила Метти Эклс… кстати, просто перевод денег за телефон, ведь она наша ближайшая соседка, могла и зайти, но ей всегда надо чем-то выделиться. Конечно, если ты занятой человек и хочешь сэкономить время, то лучше позвонить, а не ходить по домам, где придется задержаться для более обстоятельной беседы… Бог мой, с чего это я начала?

Джойс улыбнулась:

— Позвонила Метти Эклс…

— Да, вспомнила, какая я тупая! Эстер всегда говорила, что я позволяю мыслям шляться где попало. Итак, Метти сказала, что Лекси Мерридью расхворалась. Это одна из подружек невесты, поэтому ужасно неприятно, что ее не будет на свадьбе. Платья для подружек заказывала сама Валентина у Элизы, в Ледлингтоне. Платье Лекси сейчас здесь, и Валентина думает, что если та не выздоровеет, то можно пригласить вместо нее Конни. — И она быстренько пояснила для мисс Силвер: — Мы говорим о Конни Брук. Она с подругой держит маленькую подготовительную школу для малышей. Дэвид в нее ходит. Девушки занялись этим делом, потому что многие бизнесмены, работающие в Ледлингтоне, купили или построили коттеджи в округе, так что перспектива тут есть. У Конни здесь жила мать, родственница Реп-тонов, а ее подруга Пенелопа Марш приезжает из Нижнего Тиллинга. Так что для устройства школы все складывается хорошо, да и для Дэвида удобно. Сами убедитесь, на Конни платье не будет так эффектно выглядеть, как на Лекси… она такая хорошенькая! А бедняжка Конни… но больше ни слова об этом, согласны? Во всяком случае, обе девушки одного размера, так что перешивать ничего не придется.

 

Глава 6

Репетицию венчания назначили на полчетвертого. По дороге в церковь мисс Силвер получила от мисс Вейн обширную информацию о викарии, преподобном Томасе Мартине: «Вдовец… жена умерла тридцать лет назад, и он больше не женился. Очень жаль! Ему так одиноко! Приход большой, даже слишком. Все его очень любят, но не думаю, что прилично молодым людям обращаться к нему просто «Томми». Это ужасно шокировало мою сестру, она неоднократно призывала викария прекратить безобразие, а он только смеялся, а что тут смешного, позвольте спросить? К тому же он очень неаккуратен в одежде… очень жаль».

В церкви мисс Вейн, осторожно пробираясь поближе, устроила их в таком месте, откуда открывался прекрасный вид на алтарь, уже украшенный зеленью и горшками лилий, чей сильный аромат быстро распространился в холодном воздухе. В это время дневной свет уже угасал, а под серыми сводами даже в середине лета царил полумрак. Конечно, на завтрашней церемонии включат полное освещение, но сейчас в церкви было темновато.

Мисс Силвер порадовалась, что надела зимнее пальто. Она никогда не отправлялась за город, не обеспечив себе надежную защиту от изменчивой английской погоды. На голове у нее была изящная шляпка — черный фетр, украшенный лиловой лентой. Конечно, на свадьбу дама приберегла самое лучшее — недавно купленный головной убор, фасон которого ее племянница Этель Буркет считала экстрамодным. В настоящее время это произведение искусства, заботливо укутанное в папиросную бумагу, пребывало в нижнем ящике комода в компании пары новехоньких серых лайковых перчаток и узорчатого шелкового шарфа в серых и лавандовых тонах.

Пробираясь вперед, к алтарю, возле них задержалась мисс Метти, которая подтвердила, что Лекси Мерридью, старшая подружка невесты на свадьбе, разболелась не на шутку: «Какое-то детское заболевание… так не к месту, в младенчестве надо было им болеть. Теперь мы вынуждены пригласить Конни на ее место, не очень-то подходящая кандидатура, но платье подойдет, а сама она просто трепещет от восторга».

И она поспешила вперед. У мисс Силвер создалось впечатление, что репетиция не сможет обойтись без этой достопочтенной дамы, а если бы ей дали волю, то несчастная Лекси как миленькая явилась бы на церемонию в своем собственном платье, а уж вопрос о том, что жених задерживается, просто не стоял бы. Чистое безобразие, что молодой человек так опаздывает и надо начинать без него.

Сегодня все, что могло, пошло наперекосяк. Мисс Эклс объявила об этом пронзительным шепотом, слышным в самом дальнем уголке церкви. И уж конечно, он достиг ушей полковника Рептона, стоявшего у ступеней алтаря. Конни Брук, «заместительница» подружки невесты, так некстати схватившей ветрянку, увидела, как он обернулся с устрашающей гримасой на лице. Трудно сказать, услышала ли шепот стоящая рядом со своим опекуном Валентина, одетая в темно-синее платье, кажущееся почти черным, очень высокая, худенькая и бледная, подбородок задран, глаза уставились на старинный витраж в восточном окне. От него в алтаре темновато, но цвета просто великолепные. Говорят, его уже считали старинным, когда Жиль Деверел разобрал окно по стеклышку и закопал в землю, чтобы спасти от людей Кромвеля.

Валентина внимательно разглядывала пурпурные, фиолетовые и сапфировые фрагменты витража, под лучами осеннего солнца они казались удивительно яркими, почти сверкающими в полумраке церкви. Она подумала: «Есть же вещи, которые можно спасти, закопав поглубже», и тут до нее донесся голос Мегги Рептон, повторявшей уже несколько раз:

— Бог мой, что же могло его так задержать?

Валентине не надо было оборачиваться, чтобы представить себе тетю Мегги, которая сидит на передней скамье со стороны жениха, нервно теребит молитвенник, перчатки и длинную резную стальную цепочку, дважды обмотанную вокруг шеи, то затягивая ее, то ослабляя.

Метти Эклс на следующем ряду изо всех сил сдерживалась, чтобы не схватить женщину за руки. «Чуть что случись, Мегги всегда теряет голову. Престранная парочка получается из них со Сциллой Рептон, никто не скажет, что это родственницы. Да, Роджер свалял дурака, женившись на молоденькой», — мисс Эклс и раньше об этом говорила, и сейчас ей есть что сказать. «Понимаете, тут дело не просто в возрасте. Человек должен иметь широкий взгляд на вещи, я и сама знала по-настоящему счастливые браки, где муж был много старше жены. Конечно, не всегда у них жизнь шла гладко, но я первая признаю, что такие семьи иногда вполне складываются. Но только никто, ну совершенно никто не скажет, что Сцилла Рептон пригодна для семейной жизни. Вот от этого далеко. Не думаю, что она готова заниматься домашней работой, а ведь у них плохо с прислугой, только приходящие девушки из деревни. А смогут они себе позволить прислугу, когда из дома уйдет Валентина? Зачем нам притворяться, все знают, что только ее деньги позволяют Роджеру цепляться за поместье. А сейчас? Долго ли он сможет продержаться?»

Мисс Метти просто дрожала от нетерпения, пытаясь угадать ответ. Несчастная испытывала настоящие муки, если не знала чего-то, особенно того, что никакого отношения к ней не имело. В настоящий момент ее сжигало любопытство, почему не появляется жених. «Семья хочет продолжать репетицию венчания без него, но почему? Полковник Рептон разрешил отложить церемонию только на десять минут, неужели нельзя было подождать подольше? Наверно, семья знает, что нет смысла больше тянуть? Но в таком случае они получили какой-то сигнал — телеграмму, телефонный звонок… но ничего такого определенно не было. Ведь и Валентина, и Роджер, и Мегги, и Сцилла находились все время на виду у присутствующих. Так что остается констатировать, что Гилберт Эрл без объяснений не явился на репетицию собственного венчания. Жених с приятелем должны были приехать из города и пообедать в поместье, комнаты для них заказаны в деревенской гостинице, у Джорджа. Сама свадьба назначена в среду на полтретьего, а главного участника как не было, так и нет».

Сцилла грациозно обернулась к золовке и спокойным голосом заявила:

— Бодрись, Мегги, все будет хорошо.

Та нервно дернула свою цепочку, несчастной казалось, что слезы вот-вот польются рекой, а брат из-за этого жутко разозлится. Она испуганно взглянула на довольную Сциллу и прерывающимся голосом спросила:

— Ты так считаешь?

— Конечно, дорогая! Неужели ты думаешь, что он испугался и отступил?

По голосу было понятно, что говорившую почти развлекает создавшаяся ситуация. Метти Эклс мигом почувствовала неуместный тон, не так бы надо говорить в церкви, а уж так одеваться — и подавно. Платье должно соответствовать событию, даже если это только репетиция, а не само венчание. Мегги не следовало надевать фиолетовое платье, ведь в него она собиралась нарядиться на свадьбу. Ну, нацепила бы новую шляпку — и хватит. Лучше бы взяла в пример ее саму, Метти, — на ней то самое платье, которое она обычно надевает на воскресную службу, без излишней парадности, но прекрасно Подходит для небольших церковных праздников. А взгляните на Сциллу! Если Мегги вырядилась слишком нарядно, то эта особа бросилась в другую крайность — простая твидовая юбка, алый кардиган, радужно-пестрый шарф, на блестящие золотистые волосы надвинут черный берет… Все дорого, но совершенно неуместно. А что на себя напялила эта обезьяна Конни! Просто напрашивается на замечание. Сшитая своими руками юбка и плохо связанный джемпер не сделали из бедняжки ни красавицы, ни картинки из модного журнала. И чтобы покончить с темой, следует спросить, она что, так и собирается жить блеклой копией Сциллы, со своими бесцветными волосами, круглым бледным лицом и пухлой фигурой, с которой действительно что-то надо делать? Девушкам полагается следить за собой!

Мисс Эклс удовлетворенно порадовалась собственной сухощавой и складной фигуре, да и вообще тому, как она выглядит. Пусть ей и пятьдесят пять, цвет лица прекрасный, в волосах почти нет седины, а голубые глаза остались на удивление яркими. Да, у нее есть все основания быть довольной собой. Чего нельзя было сказать о Конни Брук. Сложись все по-другому, думала девушка, каким бы счастьем было исполнить роль подружки невесты. Но разве бы ее пригласили, не свались Лекси со своей ветрянкой? Казалось, все так замечательно складывается, если бы только… если бы не эти мысли…

Тошнота снова поднялась к горлу. Ужасно, если ей станет плохо прямо в церкви, да еще на глазах у миссис Рептон. Если бы только знать, что делать… Томми был очень мил, но не подсказал, как ей себя вести. Правда, надо было рассказать ему все, что она знает, но Конни тогда не смогла выдавить ни слова, побоялась, что священник ей не поверит. Иногда она и сама себе не верила. Одним словом, девушка была в полной растерянности.

В алтаре преподобный Томас Мартин, крупный неопрятный мужчина в мятом облачении, более старом из двух известных местным жителям, как раз собирался сказать то, что считал наиболее уместным в данный момент. Поскольку заговорил он замогильным шепотом, слов никто не разобрал. Склонившись над Валентиной, как в момент крещения младенца, преподобный более или менее внятно произнес:

— Не бойся сейчас идти к алтарю одна. Гилберт может появиться в любой момент, и вы вместе посмеетесь над тем, что его задержало. Не волнуйся, сама процедура очень простая. Знаешь, я уже столько пар перевенчал, что не позволю никому из вас и шага неправильного сделать, так что не забивай себе голову ерундой.

Вот чего Валентине сейчас совсем не хотелось, так это смеяться. Все ее чувства как бы онемели, в голове тяжело ворочались мрачные холодные мысли, иногда озаряемые вспышками понимания, страдания и чего-то напоминающего надежду, хотя надеяться было не на что. Улыбка священника напоминала оскал игрушечной горгульи. «Хороший он человек, — подумала она, — но слишком много видит и понимает». Девушке не хотелось, чтобы Томми ее жалел, поэтому она заставила себя улыбнуться и совершенно естественным голосом поддакнуть:

— Конечно, все будет в порядке. Роджер Рептон обернулся и прохрипел:

— Наконец-то все кончено! Сущая чепуха, скажу я вам! Современный идиотизм! Сама свадьба кого хочешь с ума сведет, а тут еще репетиция!

Подружки невесты, неуклюжая, погруженная в свои мысли Конни и хорошенькая, уверенная в себе Дафна, отошли в сторону.

— Большое спасибо, Томми, — поблагодарила священника Валентина и сделала шаг от алтаря. Завтра в это же время она уже будет женой Гилберта, миссис Эрл, если только…

Во мраке ее мыслей что-то пронеслось и опять пропало, затянутое общей бесчувственностью. В этот момент дверь церкви распахнулась и на пороге появился Гилберт — волосы растрепаны, на щеке полосы грязи, на левом рукаве болтается полуоторванный клок. Он был одновременно очарователен и полон раскаяния, ожидая непременного всеобщего прощения. Мисс Эклс позднее утверждала, что молодой человек прихрамывал, но никто больше этого не заметил. Жених направился прямо к Валентине и примирительным тоном произнес:

— Прости, дорогая. Представь себе, Джон попытался протаранить колючую изгородь у поля Плоудена, он придет, как только его подлатают. А я, как ты сама видишь, только немного перепачкался.

 

Глава 7

Окна старого поместья светились — и в столовой с ее обшитыми деревянными панелями стенами и портретами на них, длинным столом и стульями с высокими спинками, и в гостиной с французским ковром и парчовыми портьерами, которые при дневном свете, может, и выглядели изношенными, но при электрическом свете выступали во всем своем розовато-золотом великолепии. Пятьдесят лет назад эти оттенки, вероятно, преобладали на обивке кресел и диванов, сейчас залатанные останки скрывали свободные ситцевые чехлы, застиранные до такой степени, что блеклый рисунок из цветочных венков скорее угадывался, чем был различим. Здесь тоже висели портреты — очаровательное изящное создание, похожее на Валентину, леди Адель Рептон, в платье, которое она носила на известном балу в Ватерлоо, ее муж Эмброуз с сердитым худым лицом, застреленный рядом с герцогом на следующий же день. Он был изображен с пришпиленным пустым рукавом на месте руки.

В этот вечер выражение лица полковника Роджера Рептона напоминало вышеупомянутый портрет. Идея приема принадлежала Сцилле, а за два года супружеской жизни полковник хорошо усвоил, что если жена чего-то хочет, то лучше подчиниться, чем сопротивляться. Но это вовсе не означает, что сам он должен выглядеть довольным, отнюдь. Весь дом перевернут вверх ногами в придачу к этой глупой проклятой репетиции венчания. Как бы ему хотелось мирно посидеть у камина с газетой и пойти спать, никого не спросясь! А вместо этого, пожалуйста, гости, черт их побери. К суматохе в день свадьбы Роджер был вполне готов, венчание — вещь дьявольски утомительная, но свои обязанности надо выполнять, что он и готовился сделать. Но прием накануне его просто добил. Пусть бы жених развлекал своих холостых друзей, а Валентина — просто хорошенько выспалась, ей это просто необходимо, она похожа на привидение в этой бледно-зеленой воздушной штучке. Он мрачно взглянул на леди Мэллет и с удивлением услышал:

— Валентина выглядит как привидение.

Поскольку полковник всегда возражал этой даме, то сделал это и сейчас:

— Не понимаю, откуда вы это взяли!

— Неужели? — фыркнула леди. — Вижу, вам прием не нравится? Конечно, это идея Сциллы, и, замечу, очень удачная. А что там за история с приятелем Гилберта, завезшим их в канаву?

— И вовсе не в канаву, а в колючую изгородь у поля Плоудена!

— Они что, выпили по поводу радостного события?

— Не заметил ничего подобного!

— Значит, этот парень — отвратительный водитель! За рулем ведь сидел он, а не Гилберт? Я должна знать, потому что, если это был Гилберт, я посоветую Валентине порвать с ним! Нельзя выходить замуж за человека, который в состоянии завезти вас в канаву!

— Говорю вам, это не канава! Леди раскатисто расхохоталась:

— Какая разница? Слушайте, а что с Валентиной, боится? Помню, я чуть в бега не ударилась перед свадьбой с Тимом. Надо подойти подбодрить девочку. А вам самому эта свадьба нужна? Ведь вы до смерти ненавидите всякую шумиху, заботы… и уход Вэл… Все это вас не очень радует, не так ли? Вам будет ее не хватать, я говорю не только о чувствах.

У полковника и леди была общая бабушка, так что они приходились друг другу родственниками. И если уж своя собственная кузина открыто намекает на такое, что говорить об остальных. Конечно, большие темные глаза этой леди с неиссякаемым интересом исследовали личную жизнь окружающих, которых она щедро оделяла добротой и непрошеными наставлениями. Ее плотную фигуру, в неотъемлемом грубом твиде, неизменно видели на всех местных сборищах. Толстый кошелек ее мужа был всегда открыт для добрых дел. В этот вечер дама упаковала себя в алую парчу, дополнив наряд широким неприлично дорогим ожерельем из рубинов и бриллиантов, покоящимся на обширном бюсте. По обеим сторонам круглого красноватого лица колыхались серьги с крупными бриллиантами, совершенно седые волосы были собраны во внушительных размеров пучок. Все знали, что ее мелковатый и отнюдь не изысканный с виду муж сколотил громаднейшее состояние на сети овощных магазинчиков.

Спорить с Норой Мэллет не следовало, поэтому Роджеру оставалось признать очевидное:

— Да, мне все это не по душе.

Но дама не собиралась останавливаться на достигнутом. Она хотела поговорить о его финансовых проблемах и сделать это именно сейчас.

— Элинор порадовала вас своим завещанием, правда? Шесть сотен фунтов в год, пока Вэл не исполнится восемнадцать, а потом еще по две сотни, до тех пор пока она будет здесь жить! Бедняжка Элинор, что она сотворила со своей жизнью, выйдя замуж за этого типа, Грея! Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он гонится за ее деньгами. Знаете, я всегда считала, что она окажется менее щедрой к вам. Конечно, вы ближайший родственник и все такое, но мало кто думал о родне со стороны супруга в викторианские времена… Вообще-то стоило и подумать, особенно когда наследование шло по мужской линии, а в семье рождались одни девочки.

— Дорогая Нора, мы с Элинор жили не в те времена.

— Уж лучше бы в те, тогда бы вы наверняка поженились.

— Но мы не поженились, и хватит об этом, — резко бросил Роджер.

— И, тем не менее, жаль. Какой позор для вас — вступить о владение поместьем, не имея денег содержать его. Все эти правила по наследованию майоратов — просто чушь. Лучше бы поместье перешло к Валентине, она бы легко позаботилась о нем, с той кучей денег, которые унаследовала от матери. — Тут говорившая обратила внимание на помрачневшее лицо собеседника и добавила: — Ну ладно, не грустите, знаете, я всегда считала, что лучше говорить открыто.

— Не вижу повода веселиться.

Женщина рассмеялась:

— Тогда подождем, пока подадут шампанское!

Она отошла, оставив погрузившегося в тягостные раздумья полковника. Два дня подряд шампанское! А единственное, чего он не переносил, — это подавать гостям дешевое вино. Как хотелось Рептону, чтобы все поскорее кончилось… но счета-то останутся.

В это время, преследуя одной ей ведомую цель, к нему подошла Метти Эклс. На ней было то самое черное платье, которое она неизменно надевала на все праздники последние десять лет, на этот раз дополненное воздушным ярко-голубым шарфом под цвет глаз. Как всегда, эта особа была совершенно довольна собой. Она бросала по сторонам острые критические взгляды, все замечая и оценивая.

— Не знаете, что здесь делает Гилберт? Ведь ему следует находиться в городе, на своем собственном мальчишнике, тогда бы его не завез в колючую изгородь этот… как его… Джон Эддингли. Мне сказали, ему три шва на губу наложили — конечно, Эддингли, а не Гилберту, — а он и так не красавец. Кем он работает? В министерстве иностранных дел, как и жених? Да, их там учат манерам и как одеваться, но им нужна лишь капелька мозгов в голове. Как грустно! Слава Богу, что с Гилбертом все обошлось, да он, кажется, и поумнее, а уж красавчик! Между нами, Роджер, вам не кажется, что молодой человек… как бы это выразиться… слишком хорош собой? Надеюсь, Валентина так не считает? Или все-таки считает? Если нет, то она будет единственной среди женщин. Конечно, муж — другое дело.

— Не понимаю, о чем вы, — сухо сказал полковник.

Голубые глаза женщины блестели.

— Какая ерунда, дорогой! Вы меня прекрасно понимаете! Гилберт внешне — мечта молодой девицы, только это не всегда хорошо для семейной жизни. Надеюсь, деньги закреплены за Валентиной?

— Конечно, — машинально кивнул полковник, но опомнился и возмутился: — Ну, знаете, Метти, это уж слишком…

Женщина понимающе кивнула:

— Понимаю, понимаю… О таком обычно молчат, но что толку быть хорошими друзьями, если нельзя говорить откровенно? А уж если мы с вами проявляем такую невоспитанность, то не скажете ли вы еще, почему Валентина выглядит как…

— Метти, дорогая! Я вовсе не собираюсь обсуждать с вами эту тему. Тут и говорить не о чем. Девочка просто с ног падает, совершенно вымоталась, вот и все.

— Что ж, хорошо, если так. Считается, что невеста должна выглядеть лучше всех, но так редко бывает. Кстати, жених выглядит достаточно влюбленным. Не правда ли, его развлекает происходящее? Всех старается покорить своим обаянием, такой душка! Но у Валентины это, наверно, серьезно, потому-то люди и задаются вопросом, счастлива ли она. Конечно, надо принять во внимание, что юноша станет лордом Бренгстоном. Как утомительно для бедного человека иметь столько дочерей, но зато все прекрасно складывается для девочки. Правда, титул в наше время не очень важен, но зато украшает, а если кто может это себе позволить, то именно Валентина, с ее-то деньгами.

Молодой человек, о котором шла речь, как раз пересек комнату, чтобы подойти к Валентине, стоявшей рядом с пресловутым Джоном Эддингли, высоким молодым человеком с топорными чертами лица, украшенного пластырем на верхней губе. Девушка накрасила губы очень бледной помадой, так как боялась, что более яркий оттенок подчеркнет ее бледность, и чуть тронула румянами щеки. Ей казалось, что вышло неплохо, но сейчас, глянув на свое отражение в одном из зеркал, висящих между окнами, она заметила, что косметика неестественно выделяется на гладкой белой коже.

— Можно я поведу тебя к столу? — спросил Гилберт. Девушка, слабо улыбнувшись, спокойно ответила своим нежным голосом:

— Конечно, мы все ждем только Сциллу, она ужасно опаздывает, впрочем, как всегда. — Ответ был произнесен на удивление монотонно, как будто говорившая слишком устала, чтобы заботиться о выразительности речи.

В последовавшей паузе все услышали, как Мегги Рептон пролепетала:

— Боже мой…

Сэр Тимоти Мэллет вытащил часы и проверил время.

В этот момент открылась дверь и появилась прекрасная Сцилла в золотом до неприличия открытом платье. Ее руки, плечи и грудь сверкали молочной белизной, волосы золотились в свете ламп. Неторопливо войдя, женщина, продолжая улыбаться, постояла секунду, а потом произнесла своим звучным голосом:

— О, все уже собрались, а я опять опоздала… Как это ужасно нехорошо с моей стороны! Мегги, с кем я иду к столу? Это жених или сэр Тим, не помню.

Улыбающийся Гилберт посмотрел в глаза хозяйке:

— Нет, боюсь, не со мной. В сегодняшнем представлении роль пары играем мы с Валентиной, не так ли, дорогая?

— Кажется, ты прав, — серьезно ответила та.

В голосе девушки прозвучало странное удивление, как будто она только сейчас поняла нечто очень важное. Действительно, они были участниками представления, как экспонаты в стеклянном ящике на выставке, на которые направлен весь свет, чтобы их все могли разглядеть. Но послезавтра они останутся одни. На мгновение девушку охватил ужас перед неотвратимостью происходящего.

Сцилла продолжала улыбаться, слегка откинув голову назад и опустив ресницы, так, чтобы не было видно выражения глаз.

— Нет, только не это, — заявила она, — будьте снисходительны! В конце концов, вам вместе сидеть за столом всю оставшуюся жизнь, а сейчас наша очередь. Вэл должна постараться утешить расстроенные чувства Роджера, а вы, мой дорогой, поведете к столу меня, и хватит об этом.

 

Глава 8

Наконец, к счастью большинства присутствующих, вечер закончился. Конни Брук не составляла исключения, а ведь для нее он должен был стать чудом, тем, о чем еще долгое время стоило вспоминать, когда взгрустнется. Вдобавок Сцилла Рептон подарила ей подходящее случаю платье любимого бледно-голубого цвета, почти новое. Пенни Марш, правда, считает, что оно бледнит Конни, «делает выцветшей» — вот ее собственные слова, но ведь всем известно, что блондинкам идет голубое, и ей тоже, но она слишком долго плакала. Кожа от этого становится просто ужасной, а глаза краснеют и опухают. Конни надеялась, что никто этого не заметит.

Но кузина Мегги, конечно, заметила. После обеда она подошла к девушке в гостиной и спросила, что случилось. От ее доброго голоса Конни опять захотелось разреветься, и к тому же кузина узнала платье:

— Наверно, это Сцилла тебе отдала, дорогая, цвет совершенно не твой! Мне кажется, ты просто не выспалась.

— Да, кузина Мегги, я не выспалась.

— Так больше нельзя. Даже Нора Мэллет заметила, она сказала, что у тебя такой вид, будто ты не спала неделю! Я пообещала поделиться моими таблетками… очень помогают. Доктор Портеус прописал их мне пару лет назад, когда я жила с кузиной Энни. Они просто чудо! А, крепко проспав ночь, ты сразу почувствуешь себя лучше.

Обе женщины знали, как Мегги огорчалась два года назад, когда женился Роджер. А ведь случилось настоящее чудо, подумала Конни: жили Мегги с братом вдвоем, скучные пожилые люди, и тут Сцилла — восхитительная красавица Сцилла — соглашается приехать и жить вместе с ними. А как было бы чудесно жить в одном доме со Сциллой и видеть ее каждый день.

Возвращаясь домой вместе с Метти Эклс, девушка не переставала думать о красавице миссис Рептон: «Как идет ей золотое платье! Никто не сомневается, что Валентина ей и в подметки не годится. Еще говорят, что я бледная… Невеста выглядела просто как привидение, все заметили. И чего она такая бледная? Завтра ее свадьба… У нее вообще есть все, чего только можно пожелать». Тут Конни вспомнила о собственной несчастной судьбе и усилием воли подавила рыдание. Она размышляла, помогут ли ей заснуть таблетки кузины Мегги: «Хорошо бы, помогли. Надо будет их сначала растворить, никогда не могла проглотить пилюлю целиком».

— Ты выглядишь совершенно измотанной, Конни, — заметила Метти, — выпей-ка чего-нибудь горячего и ложись скорей в постель.

— Обязательно, я оставила на плите какао, осталось только подогреть, а кузина Мегги дала свои таблетки, так что, надеюсь, мне удастся заснуть.

— Мне казалось, ты не умеешь глотать таблетки, — резко заметила ее спутница, — помню, твоя мать об этом упоминала.

— Растворю их в какао.

— Боже сохрани — вкус будет отвратительный! Конечно, таблетки пьют не для удовольствия, не так ли? А кстати, почему ты не можешь их глотать?

— Просто не могу, и все, — слабо оправдывалась Конни. Девушка надеялась, что мисс Эклс не будет продолжать дискуссию на эту тему — сегодня ей ни с кем не хотелось спорить. Легче было попытаться проглотить таблетку целиком, но тогда она наверняка подавится.

Метти продолжала допрос:

— Сколько пилюль дала тебе Мегги? Она сказала дозировку?

— Не помню. Наверно, на пузырьке написано.

— Знаешь, я бы на твоем месте не принимала больше одной, ведь ты к ним не привыкла.

Женщины распрощались у дверей дома мисс Эклс, и дальше Конни пошла одна. Она наслаждалась тишиной, тем, что больше не надо думать, разговаривать, отвечать на вопросы. Девушке хотелось только выпить чего-нибудь горячего, улечься в постель и, наконец, заснуть.

Уходя, Конни всегда оставляла свет включенным, она не любила входить в темный дом. Девушка открыла дверь, вошла в освещенную прихожую, заперла замок и направилась в кухню. В эмалированной кастрюльке ее ждал любимый напиток. Сейчас, когда утомительный вечер подошел к концу, она едва волочила ноги, однако, прежде чем приняться за какао, аккуратно повесила бледно-голубое платье в бывшей комнате своей матери. Таблетки, предложенные кузиной, Конни взяла с собой на кухню. Ей казалось, что сон придет и без них, но хотелось заснуть побыстрее. Допив какао, Конни помыла чашку и кастрюльку в раковине, выключила внизу свет и отправилась в постель. Она мечтала хорошенько выспаться.

 

Глава 9

По всей Тиллинг-Грин люди или готовились отойти ко сну, или уже спали. В поместье полковник то ли зевнул, то ли вздохнул с облегчением, выкладывая деньги и ключи на комод и развязывая белый галстук.

«Завтра к этому времени вся проклятая шумиха закончится, — подумал он. — И зачем волноваться? Ничего уже не поделаешь. Валентина все равно когда-нибудь должна выйти замуж, а уж какой стороной брак обернется — никогда не скажешь заранее. Возьмем мой собственный…» Но от размышлений на столь скользкую тему Роджер уклонился, лучше подумать о Валентине. «Почему бы всему и не обернуться хорошо? Гилберт — не первый молодой человек, которому надо поразвлечься, прежде чем он успокоится. Да и деньги играют свою роль… Зачем ходить вокруг да около? А их осталось предостаточно от бедняжки Элинор и этого типа, Грея. Каким очаровательным, хрупким созданием была Элинор. Жизнь оказалась слишком груба для нее, и она просто сдалась. Интересно, что бы было, если бы мы с ней поженились? Но все говорили, что этого делать не следует, так что я отправился на Восток, а она вышла замуж за Грея, но не сразу, далеко не сразу. Грей оказался подонком. Как глупо все это! Думаю, Валентине будет хорошо с Гилбертом. Да, мы потеряем ее… и деньги тоже…»

И полковник погрузился в нескончаемые размышления о том, как плоха жизнь без денег.

В это время его сестра Мегги пришла к заключению, что званый вечер, несмотря на все сложности, удался. Миссис Глейзер — действительно хорошая повариха, все было очень вкусно. Конечно, они, вероятно, не смогут больше ей платить… или смогут? Роджер всегда так себя ведет, как будто они через неделю отправятся в работный дом… Совсем как покойный папа. Конечно, теперь такого названия — «работный дом» уже нет, но суть дела не изменилась. Если у вас мало денег, то о них все время приходится думать, а это так утомительно! Как жаль, что Валентина выходит замуж. Браки не всегда оборачиваются тем, чего от них ожидаешь. Девочка может стать такой же несчастной, как ее мать. Лучше бы ей остаться с ними. Гилберт — настоящий красавец, а когда умрет его кузен, он получит и титул, потому что у бедняжки леди Бренгстон рождались только дочки. Конечно, денег у него нет, но Валентининого состояния хватит на двоих. Но из таких слишком обаятельных молодых людей не всегда получаются хорошие мужья. Сама она, Мегги, в юности хотела выйти замуж, да никто не звал, может быть, и лучше, что так вышло. А то получила бы такого мужа, как папочка Валентины, который разбил сердце ее матери и растратил уйму ее денег.

Мегги сняла аметистовое ожерелье, некогда принадлежавшее ее матери, и положила его на столик. Она помнила, как мама носила это украшение, с прекрасными камнями, к лиловому атласному платью с низким вырезом, отороченным дорогими кружевами. Мамины плечи были очень гладкие и белые, в те времена дамы гордились своими декольте. Ее собственная шея слишком тонка для этого ожерелья. Мегги со вздохом отложила его в сторону, аккуратно вытащила три обитых атласом ящичка из старомодной шкатулки для драгоценностей, чтобы положить украшение на место. В нижнем ящичке из-под тяжелого браслета с карбункулами высовывался скомканный кусочек бумаги. Она попыталась вытащить его, потянув за кончик, но в конце концов сдалась и, приподняв украшение, взяла мятую бумажку и расправила ее. На ней по косым строчкам расползались неровные разнокалиберные буквы.

Некоторое время женщина глядела на записку, затем сложила ее и снова подсунула под браслет. Убрав на место два верхних ящичка, она заперла шкатулку и убрала ключ.

Валентина выскользнула из своего бледно-зеленого платья, про которое Метти Эклс сказала: «Знаешь, не носи зеленое, это к несчастью».

Девушка стояла с пышным бледным облаком ткани в руках, задумавшись вдруг, откуда появился такой предрассудок. Наверно, потому, что зеленый всегда был цветом маленького народца — фей. Они не позволяли другим носить его, особенно по пятницам, потому что это день искупления, и он не для маленьких волшебниц…

Она повесила платье в шкаф и вернулась к туалетному столику, чтобы снять жемчуга. Она протянула руку к застежке и отдернула ее, внезапно увидев послание, прикрепленное к подушечке для булавок брошкой, которая была на ней сегодня в церкви, — маленьким бриллиантовым перышком, очень легким и сверкающим. Туго набитый конверт выглядел как те, в которых рассылают рождественские открытки. Незнакомый почерк был крупным, буквы неаккуратные. Девушка взяла письмо, разорвала конверт и обнаружила внутри другой, маленький серый, без какой-либо надписи.

Бояться было нечего, но сердце подступило к горлу, а руки задрожали. В сером конверте лежала записка, написанная слишком хорошо знакомым почерком:

«На старом месте, жду до двенадцати. Если не придешь, звоню в парадную дверь ровно в девять утра».

Подпись отсутствовала, но Валентина в ней не нуждалась. Мелкий неразборчивый почерк Джейсона выдавал автора. В голове билась одна мысль: «Он здесь». Валентина почувствовала, что у нее вырастают крылья, чтобы унести к любимому. Радость и облегчение переполняли ее. И вдруг в голову пришла отрезвляющая мысль: «Слишком поздно, возврата нет». Ведь любимый ушел, не сказав ни слова, она даже не знала, жив ли он, а ведь тысячи смертей подстерегают его, единственного, и каждую минуту какая-то из них может стать реальностью. Невозможно долго выдержать пытки неизвестностью. Поэтому завтра Валентина выходит за Гилберта Эрла. Тут гнев вытеснил первоначальную радость. Неужели Джейсон действительно думает, что ее можно отбросить, как ненужную игрушку, и подобрать, когда захочется? Он убежден, что можно отправиться на поиски приключений, а мир застынет в покорном ожидании его возвращения? Девушка вдруг вспомнила его голос и секунду как бы прислушивалась к его звучанию, но маленький огонек гнева разгорался. «Он не захотел, когда мог бы… Да, я его очень любила, а он ушел, ни сказав ни слова». Тут Валентина почувствовала, что до боли в руке сжимает записку.

В ярости девушка разорвала бумагу и вышвырнула клочки в окно. Это немного охладило ее злость. «Раз уж он назначил время и место встречи, — решила Валентина, — то я пойду, чтобы, наконец, выяснить отношения. Пусть Джейсон посмотрит, что натворил, почувствует запах пепла и поймет, что все потеряно. Большего мне не надо».

Она сняла длинную пышную нижнюю юбку, надетую под зеленое платье, и взяла темную простую юбку и джемпер. Вместо бледно-зеленых туфель с хрустальными пряжками девушка сунула ноги в простые лодочки на низком каблуке. Повязав темный шарф, Валентина надела свободное короткое пальто.

Приоткрыв дверь, она оглядела темный пустой коридор и вышла на лестничную площадку. Внизу холл был освещен тусклой маломощной лампочкой. Когда человек в одиночестве ходит по спящему дому, все становится не совсем реальным, как будто он бродит во сне. Горничные давно ушли домой, миссис Глейзер, жена садовника, отправилась в коттедж. Где-то на ее этаже, наверно, спят Роджер, Сцилла и Мегги. Все они очень устали, бедная Сцилла едва дождалась ухода последнего гостя, чтобы, позевывая, отправиться к себе.

Когда Валентина пересекала холл, пустота и тишина сгустились вокруг нее, ощущение было такое, как будто входишь все глубже в бассейн, а вода поднимается все выше и выше — вот уже у пояса, у горла… и, наконец, сомкнулась над головой. Девушка смело вступила в эту таинственную темноту, все дальше уходя от света, пока не добралась до гостиной.

Она повернула ручку и прошмыгнула внутрь, где было совсем темно. Беззвучно закрыв дверь, Валентина достала из кармана пальто припасенный маленький карманный фонарик и включила его. Очертания кресел, диванов, столов слабо угадывались в узком луче света. Она подошла к блеклым занавесям в середине и проскользнула за них. Именно здесь была дверь, а под двумя другими окнами стояли обитые старой парчой кресла, так же была устроена и соседняя комната, служившая гостиной Сцилле. Выйдя на террасу, девушка выключила ставший ненужным фонарик, ноги сами находили хорошо знакомый путь, по которому она так часто ходила и днем, и в сумерках, и ночью. А сейчас луна освещала низкие тучи, и мир под ними казался покрытым дымкой, но вполне различимым.

Валентина спустилась с террасы и пошла по лужайке, окруженной деревьями. Здесь вилась тропинка, которая поворачивала налево и петляла между стволов. Легкий ветерок качал ветви над головой, играя тенями. Деревья постепенно исчезали, уступая место холму, на котором прапрадед построил летний домик. Во времена раннего викторианства его было принято называть бельведером. Девушка поднялась к нему по дорожке, сильно заросшей травой. Когда она оказалась наверху, что-то шевельнулось в тени дверей. Бедняжка испуганно замерла, сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди.

Джейсон спустился по деревянным ступеням бельведера и обнял Валентину за плечи. Жест не показался ей странным, ведь он был таким знакомым и привычным, куда-то исчезли месяцы, проведенные друг без друга, «замкнулась связь времен». Остались только Он и Она, наконец вместе. Молодые люди так и стояли молча, пока Джейсон не сказал:

— Ты пришла, и это хорошо. Не придется колотиться утром в парадную дверь. Давай-ка сядем и поговорим, на ступеньках удобно.

И они уселись рядышком, совсем как раньше. В лунном свете можно было разглядеть очертания лесов вокруг деревни, окруженный домами неправильный треугольник деревни, тонкую ленточку речки Тилль, вьющуюся по лугам. Ни одно окно не светилось, но отчетливо выделялись дома и темная громада церкви. Чуть ближе легкий туман парил над прудом, в котором утонула Дорис Пелл.

Некоторое время парочка сидела молча. Валентина пришла сюда в ярости, чтобы сразиться с тем в душе любимого человека, что позволило ему уйти и оставить ее, но не смогло навсегда удержать вдали. Но сейчас девушка не находила в себе сил для борьбы. Ничего с ним не поделаешь, пусть уходит и приходит, когда хочет. Только как ей выйти за Гилберта, если она чувствует себя так, словно уже давно замужем за Джейсоном? И что такое собственно, брак? Это ведь не просто слова, которые произнесет завтра в церкви Томми, это не одна лишь физическая связь. Может быть, другие считают, что да, но только не она, Валентина. Глубокое внутреннее убеждение подсказывало девушке, что не быть ей женой Гилберта. И если бы они с Джейсоном никогда не целовались и не обнимались, и пусть больше никогда не коснутся друг друга, все равно связь между ними настолько сильна, что никогда не разорвется.

В темноте послышался голос Джейсона:

— Как ты собираешься поступить?

— Не знаю…

Молодой человек засмеялся:

— Поздновато, правда?

Девушка глубоко вздохнула, набираясь сил.

— Почему ты ушел?

Джейсон пожал плечами, жест был так же знаком и привычен, как крепкое сухощавое тело, темные волосы, брови вразлет, подвижный рот, способность мгновенно перейти от мрачности к веселью.

— Дьявол правит нашими поступками.

— Повторяю, почему ты ушел?

— Дорогая, есть лишь один правильный ответ на «почему» — это «потому».

— Не хочешь отвечать?

Джейсон кивнул:

— Если одним словом, то не хочу.

— А почему ты вернулся? — Тихий голос девушки дрожал.

— Причем вовремя, не так ли?

Она немного помолчала, а потом сказала:

— Да… Если бы ты не пришел…

— То ты бы вышла за Гилберта и жила бы счастливо? Валентина снова глубоко вздохнула.

— Нет, только не это, но и пути назад нет.

В голове бились спутанные мысли: «Я оказалась в ловушке, за Гилберта выйти не могу, но и все разрушить тоже не могу. Не сейчас и не так».

Зазвонил церковный колокол, двенадцать звучных мягких ударов растаяли в воздухе.

— Вот и наступил день твоей свадьбы, дорогая. Как настроение? — спросил Джейсон.

Девушка оперлась рукой о ступеньку и с трудом стала поднимать свое ставшее вдруг невыносимо тяжелым тело. Джейсон одним рывком снова посадил ее на место.

— От себя не убежишь, Вэл, ты ведь сама понимаешь, что не должна выходить за него.

Казалось, у девушки полностью истощились силы.

— Я должна, — еле слышным голосом сказала она.

— Прекрасно знаешь сама, что ничего не должна! Я даже не пытаюсь повлиять на тебя, даже не обнял и не поцеловал, никаких страстных призывов. Мне просто интересно, что случится, по твоему мнению, если эта свадьба состоится? Если ты хоть немного заботишься о Гилберте, то подумай, что есть вещи и поприятнее, чем оказаться связанным с недовольной девицей, вдобавок влюбленной в другого. Что до меня, то можешь быть уверена, я приму любое наказание, которое ты придумаешь. И, наконец, очень советую для разнообразия подумать о себе самой.

Валентине казалось, что она уже никогда не сможет ни о чем думать. В отчаянии она закрыла лицо руками и опустила голову на колени. Мыслей не было, только бушевали чувства. Отдаленная боль одиночества, возникшая после ухода Джейсона… Теперешнее присутствие любимого, столь близкое, что не надо было даже прикасаться к нему. Она не могла себе представить, что будет делать в будущем, которое начнется после этих темных часов небытия.

Шло время, мужчина не произнес ни слова и не шелохнулся, но она так отчетливо ощущала его присутствие, как будто была заключена в крепких объятиях. Наконец она подняла голову и снова спросила голосом, в котором слышались слезы:

— Почему… ты… ушел?

Джейсон опять пожал плечами, но на этот раз ответил:

— Мне надо было кое-что посетить.

Девушка продолжала, как будто не слышала этих слов:

— Ты приходил тогда ко мне и не сказал, что уходишь. Целовал меня, а потом пропал, не писал, не приходил… — Голос затих.

— Понимаю, я оказался слишком груб для тебя, но ведь я предупреждал, что наша любовь не будет легкой.

Валентина опять вздохнула:

— Люди так просто не уходят и не возвращаются, как ни в чем не бывало, ожидая, что все останется как было. Если человек слишком несчастен, он не может долго этого вынести.

— Ты прекрасно знаешь, что мне случалось и уходить, и приходить, и не писать, — раздраженно бросил молодой человек.

Но Валентина продолжала, не слушая его:

— Мне пришло письмо, не знаю, кто его написал. Там говорилось, что есть одна девушка, из-за нее ты и пропал.

— Никакой девушки не было, а о точной причине своего ухода говорить не могу.

— Всего пришло три письма. Они были отвратительны… как будто по ним ползали слизняки.

— Все анонимки такие, следовало быть поумнее и не верить им.

Девушка подняла голову:

— Я не поверила, Джейсон, нет! Но слизь прилипла.

— Попробуй желтым мылом и щеткой, — с грустной полуулыбкой посоветовал Джейсон и внезапно изменившимся жестким тоном сказал: — Вэл, просыпайся! Нельзя одновременно верить мне и не верить. Все равно ты принимаешь решения вслепую. Твой анонимный корреспондент ведь не привел никаких доказательств, правда? И у меня их нет. Если ты веришь мне, то верь на слово, на том и порешим. А если не веришь, то давай порвем здесь и сейчас, а я желаю тебе хорошо повеселиться. Помнишь, этот день может быть днем твоей свадьбы или не быть.

Валентина разрыдалась.

— Ты даже не сказал, что любишь!

Голос юноши оставался по-прежнему суровым:

— Если ты не чувствуешь это, то никакими словами не объяснишь.

И внезапно ее озарило, со всей определенностью, глубоко и уверенно, она поняла, что, да, любимый ушел, не сказав ни слова, вернулся без объяснений, может быть, такое случится еще не раз, возможно, она этого не вынесет. Но Джейсон по-настоящему любит ее, поэтому нельзя выходить замуж за Гилберта. Валентина вскочила на ноги и подождала, пока встанет молодой человек.

— Мне надо идти. Я решила, Джейсон. Свадьбы не будет.

Молодые люди расстались молча, без поцелуев и объятий. Их чувства были настолько сильны, что не нуждались во внешних проявлениях, а ведь она чуть не предала их. Валентина чувствовала себя лунатиком, которого разбудили на краю пропасти. Еще шаг — и было бы поздно спасать. Еще несколько часов — и она могла бы стать женой чужого человека. Содрогнувшись, девушка порадовалась, что проснулась вовремя. Она возвращалась назад в одиночестве, как и пришла. Валентина знала, что собирается сделать, но не представляла, как к этому приступить.

Войдя на террасу, она вошла в дом через предусмотрительно оставленную приоткрытой дверь. Когда девушка аккуратно задернула за собой выцветшие парчовые портьеры, темнота в комнате стала непроницаемой. Не видно, куда ступать, даже поднятые к лицу руки нельзя было разглядеть. Слегка повернув голову направо, Валентина увидела яркий луч света, прорезавший тьму. Дверь в комнату Сциллы приоткрылась, свет шел оттуда.

Девушка подошла к двери машинально, без какой-либо цели, дверь как будто притягивала ее к себе. В полуметре от входа она остановилась, услышав доносившиеся из комнаты голоса. Один принадлежал ее жениху.

— Сцилла, какая в этом польза? — спросил он.

Женщина рассмеялась своим ленивым протяжным смехом.

— Дорогой, я и правда не все на свете рассматриваю с точки зрения полезности.

Было понятно, что эти двое находятся очень близко друг от друга, голоса исходили из одной точки, они наверняка обнимались. Гилберт с полустоном продолжил:

— Но мы это давно обсудили.

— И ты не можешь выдержать это. — В голосе женщины слышалось презрение.

Мужчина слегка отодвинулся.

— Мы всегда знали, что долго это не продлится.

— Да, тебе всегда хотелось и на розу сесть, и не уколоться, правда, дорогой? Если говорить прямо, ты всегда хотел захапать деньги Валентины.

— Я ее обожаю.

— А деньги обожаешь немножко больше.

— Ты не имеешь права так говорить! Сама знаешь, что я не могу себе позволить жениться на девушке без собственного состояния.

— Не можешь себе позволить жениться на мне?

— Моя дорогая девочка, вопрос о нашей женитьбе не обсуждается.

— Роджер разведется со мной… если узнает. — Голос Сциллы звучал на редкость мягко и ласково.

Все прозвучало слишком быстро, чтобы ошеломленная Валентина могла осознать то, что услышала. Она повернулась и пробралась к другой двери, вытянув вперед руки, чтобы не наткнуться на мебель. Бесшумно проскользнув в щелку, она тихо прикрыла дверь за собой.

 

Глава 10

Мисс Силвер расчесала волосы и убрала их на ночь, спрятав под более крепкой сеточкой, чем та, которую она носила днем, и собралась, как всегда перед сном, прочитать главу из Библии. Сидя в теплом голубом халате, украшенном ручной тамбурной вышивкой, которая уже хорошо послужила на двух предыдущих халатах, дама принялась за шестую главу Книги притчей царя Соломона. Пробежав рекомендации избегать поручительства за незнакомца и совет лентяю учиться трудолюбию у муравья, с чем следовало только согласиться, она перешла к описанию человека, умышляющего зло и сеющего раздоры, остановившись на перечислении особо ненавистного Господу нашему: «Язык лживый и руки, проливающие кровь невинную; сердце, кующее злые замыслы; ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями».

Именно эти строки показались ей наиболее подходящими к ситуации в Тиллинг-Грин. Были они плодом размышлений самого Соломона или нет — не важно. Поражали и столь глубокое проникновение в самые темные уголки человеческого сознания, и вековая мудрость, которой эти строки были пронизаны. Мисс Силвер закрыла книгу и помолилась на ночь.

Затем дама сняла халат и положила его поверх аккуратно сложенной дневной одежды, выключила свет, раздвинула занавески и открыла дальнее из двух окон, размышляя, как сильно меняются со временем бытовые привычки, ее бабушка и помыслить не могла о том, чтобы впустить свежий ночной воздух в спальню, разве что в разгар летней жары. А какие-то сто лет назад закрывали не только окна, но и задергивали тяжелые занавеси вокруг кроватей. Здравый смысл мисс Силвер был на стороне перемен, хотя она считала, что современные молодые люди иногда перегибают палку. Вечерний воздух оказался вполне теплым, и она распахнула окно настежь. Луна спряталась за тучами, так что разглядеть удавалось только дорожку до ворот. Пока мисс Силвер стояла у окна, от ворот поместья на другой стороне озера Грин отъехал автомобиль, за ним второй и третий. Она вспомнила, что в поместье прием накануне венчания, и сейчас гости разъезжаются. Среди них должны быть Метти Эклс и Конни Брук, подружка невесты, они наверняка вернутся домой вместе, это будет приятно обеим.

Мисс Силвер уже собиралась отойти от окна, когда услышала шаги и стук калитки, причем не коттеджа «Виллоу» или дома Метти, стоящего слева. Звук шел с другой стороны, справа, где стоял коттедж «Гейл», в котором обитал самый таинственный житель Тиллинг-Грин — мистер Бартон, если, конечно, верить словам Фрэнка. Молодой человек назвал его спокойный безвредным стариком, любителем кошек, который совершенно не терпит в доме женщин, сам готовит и убирает.

Дама высунулась из окна. Она еще не пригляделась к соседу, хотя много о нем слышала от мисс Вейн. В деревне не одобряли его затворничества, котов, привычки гулять по ночам. Как выразилась мисс Рени: «Конечно, человек пытается всех воспринимать по-хорошему, но зачем по ночам-то шнырять?»

Очевидно, сейчас мистер Бартон возвращался с очередной прогулки в темноте. Мисс Силвер удалось лишь разглядеть высокую фигуру у калитки. Постояв там с минуту, человек направился к дому. Стукнула калитка.

Коттедж «Гейл» был самым старым строением в деревне. В дневном свете он выглядел живописным до неприличия. Слишком крутая крыша подсказывала, что комнаты второго этажа вряд ли достигают шести футов в высоту. Фасадные окна практически целиком занавешивал старый плющ, за которым никто не следил. Вход находился не с фасада, а за углом. Мисс Силвер еще сильней высунулась из окна и смогла увидеть, как мистер Бартон подошел к входной двери. Подойдя, человек достал фонарик и взял его в левую руку. Направив свет на большую старомодную замочную скважину, он вставил в нее ключ и открыл дверь. На мгновение луч фонарика оказался направленным во тьму дома, наблюдательница заметила в его свете большого полосатого кота, прошествовавшего в темноту, за ним второго, третьего, четвертого… Когда свет падал уже на седьмого по счету, мистер Бартон переступил порог, захлопнул дверь и запер ее за собой.

Тут мисс Силвер почувствовала, что ночной воздух не такой теплый, как показалось вначале. Она отошла от окна и поскорее укрылась пуховым одеялом. Вскоре на дороге послышались еще какие-то голоса, мисс Метти пожелала кому-то спокойной ночи, ответ был неразборчив.

 

Глава 11

Наступило великолепное ясное утро. На западе еще виднелись тучи, но остальное небо сияло радостной голубизной, призывающей забыть о дождях и туманах. Горничная принесла Валентине утренний чай и поставила поднос на столик у кровати. Через раздвинутые занавески комнату заливал яркий свет.

— Какой прекрасный день, мисс, — сказала девушка, — надеюсь, погода продержится.

— Спасибо, Флори.

Валентина села и повернулась, чтобы взять чашку. Легче бы было встретить то, что ее ждет, при менее ярком освещении. Грядущий день казался ей крутым холмом, на который надо взобраться, только неизвестно, как это сделать. У нее не было твердо намеченной цели и недоставало настоящей решимости. Девушка проснулась отдохнувшей после глубокого затянувшегося сна, принесшего ощущение легкости. Где-то глубоко внутри трепетала радость от возвращения Джейсона, но о том, как преодолеть все то, что разделяло их, Валентина еще не начинала думать.

Но ничего не поделаешь, придется. Флори вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Милая девушка, ей не терпится побывать на свадьбе, вот будет для нее разочарование! Вообще, многие огорчатся. Вот, например, Мегги купила новую шляпку к торжеству. Но не может же она выйти замуж за Гилберта только потому, что это не понравится Флори, или из-за шляпки тетушки, или из-за платьев подружек невесты, или из-за новых шелковых перчаток, купленных Метти Эклс. На секунду Валентина, как наяву, услышала голос Метти: «Старым, наверно, уже лет десять, их много раз чистили, поэтому я решила в твою честь купить новую пару». Что тут говорить, конечно, она разозлится.

Девушка с удовольствием отпила глоток теплого чая и снова подумала, что же ей делать. Во-первых, надо объявить дяде Роджеру, что свадьбы не будет. Он захочет узнать, почему, а объяснить ничего невозможно, нельзя же прямо сказать: «Я не могу выйти замуж за Гилберта, потому что он — любовник твоей жены». Причина, несомненно, уважительная, но привести ее нельзя, это уничтожит дядин брак. Конечно, счастливым его назвать нельзя, но, если полковник узнает, что Сцилла ему неверна, это будет для него слишком жестоким ударом. Несомненно, он свалял дурака, женившись на этой женщине, но понять это самому — просто ужасно. Нет, она не может так ранить дядю.

Конечно, она услышала нечто, не предназначенное для ее ушей. Валентине даже пришло в голову объявить Гилберту, что ей все известно, но она понимала, что не сможет использовать этот предлог, чтобы разорвать помолвку или выдать Сциллу.

Девушка допила чай и отставила чашку. Уже пробило восемь часов, повсюду уже встали и продолжили приготовления к ее свадьбе. На чайном подносе лежала стопка писем. Наверно, там были телеграммы и сообщения о телефонных звонках и полученных в последнюю минуту подарках, их следовало присоединить к остальным, поблагодарить и отослать обратно. Она взяла лежащие на подносе бумаги и стала их просматривать.

Вот небрежный почерк Дженет Грант, двух букв в линеечку не найдется, а на странице — четыре строчки:

«Дорогая… ужасно сожалею…

Джессика подавлена… не могу ее оставить…

со всей любовью…

она просит передать…»

Мама Лекси Мерридью — Лекси тоже сожалеет.

Следующий конверт можно купить в любом дешевом магазине, обычно такие продают вместе с уцененными рождественскими открытками. Почерк незнакомый, очень крупный и некрасивый. Нечего было гадать, она знала, что это за письмо, но все равно вскрыла его и вытащила тоненький помятый листок, исписанный той же незнакомой рукой. Ни обращения, ни подписи, только слова.

«Может, вы и не возражаете, что он заигрывал с Дорис Пелл и вынудил ее к самоубийству или что он флиртует с СР., а если и этого не видите, то вы еще большая дура, чем кажетесь. Но лучше бы вам разузнать, как он женился на Мари Дюбуа, когда жил в Канаде под вымышленным именем, иначе пополните собой череду других девиц, которых этот тип сбил с пути истинного».

Валентина швырнула письмо обратно на поднос и задумалась.

Пробило половину девятого.

Услышав удар часов, Пенелопа Марш, высокая загорелая голубоглазая девушка с белозубой улыбкой, спрыгнула с велосипеда, поставила его под навес в саду и открыла дверь коттеджа «Крофт» своим ключом. Из холла она окликнула Конни Брук. Не услышав ответа, она позвала снова, громче и настойчивей. И тут ей что-то показалось странным — все окна были закрыты. Дети приходят в девять, и они обычно сначала проветривали комнаты, а потом закрывали окна, чтобы воздух прогрелся до начала занятий.

Девушка взбежала по лестнице, продолжая звать подругу, громко постучала в дверь и, не получив ответа, вошла. Конни, наверно, успела снять и повесить платье, потому что его нигде не было видно. Девушка лежала в кровати в комбинации, укутавшись пуховым одеялом, и, казалось, спала. Но когда Пенни коснулась лежащей на пододеяльнике руки и попыталась ее разжать, холодную, совершенно безжизненную, то поняла, что подруга мертва.

Умом она понимала, что случилось нечто страшное, но такое обычно случается в книгах или с кем-то другим, не с тем, кто является частью твоей собственной жизни, с Конни… Она выпустила эту холодную тяжелую руку и отпрянула от кровати, и только у дверей ее охватили страх и отчаяние. Она сбежала вниз по лестнице, вырвалась из дома и помчалась по дороге к дому мисс Эклс. Девушка колотила в дверь и кричала:

— Конни умерла!

Мисс Метти проявила крайнюю деловитость. Было бы неверно сказать, что она наслаждается сложившейся ситуацией, но ее радовала собственная компетентность. Женщина позвонила доктору Тейлору, сама отвела Пенни обратно в коттедж «Крофт» и заставила обзванивать родителей учеников, сообщая, что мисс Брук заболела и занятий сегодня не будет.

Появившийся доктор Тейлор не сообщил ничего нового. Конни Брук мертва уже много часов.

— Мы вчера возвращались вместе домой после приема в поместье, — сообщила Метти, — она хорошо себя чувствовала, только жаловалась на плохой сон. Мегги Рептон дала ей свои снотворные пилюли.

Доктор чем-то походил на бульдога. Он разве что не оскалил зубы, сморщил нос и прорычал:

— Она не имела права так поступать.

— Ну, вы сами знаете, как люди делают, — попыталась усмирить его мисс Эклс. — Я предупреждала, что не надо пить больше одной таблетки сразу. Конни собиралась растворить их в какао, которое пила на ночь. Вы должны знать, что девушка не могла глотать пилюли целиком.

— Где бутылка от лекарства? — буркнул доктор. Она нашлась на кухонном комоде, совсем пустая.

— А сколько там было таблеток, не знаете?

— Нет, не знаю. Конни только сказала, что Мегги дала ей лекарство, а я предупредила, чтобы приняла только одну.

Доктор продолжил сердито, так как смерть всегда злила его:

— Знаете, одна-две ее бы не убили. Сейчас же позвоню мисс Мегги и спрошу, сколько таблеток было в пузырьке, будем надеяться, что у нее хватило ума не давать дозу, которая смогла бы навредить. Хотелось бы знать, откуда у мисс Рептон такие таблетки? Я их ей не прописывал.

Мегги ответила на звонок из своей спальни. Ей очень нравилось, что туда протянули связь, потому что она любила рано ложиться в кровать, а ведь так неудобно разгуливать по дому в халате, если кто-нибудь позвонит. Женщина еще не успела полностью одеться, прежде чем снять трубку, она накинула на плечи халат и закутала колени пуховым одеялом. Еще так рано, кто же это звонит, когда нет девяти… наверно, это Валентину.

Но позвали ее, говорил доктор Тейлор.

— Это вы, Мегги? Что это мне такое рассказывают о снотворном, которое вы дали Конни Брук?

Женщина мгновенно заволновалась:

— Бог мой, я не думала, что это плохо. Девушка выглядела такой измотанной, жаловалась, что плохо спит…

— Не надо было этого делать. Вы не помните, сколько таблеток оставалось в пузырьке?

— Боже, я точно не знаю. Понимаете, несколько штук оставались от тех, которые мне прописал доктор Портеус, когда я жила у моей старенькой родственницы Энни Педлар. А после ее смерти оставалось немного в другом пузырьке… я их переложила в один, но никогда не пересчитывала.

Голос доктора казался очень сердитым, он почти пролаял:

— Вы смешали два лекарства!

— Да, но они были одинаковые или очень похожие… по крайней мере, я думала, что они похожи. Боже мой, надеюсь, ничего плохого не случилось?

— У вас, конечно, не сохранился второй пузырек?

— Нет, не сохранился. Его выкинули, когда разбирали вещи покойной Энни. Ой, я вспомнила, сиделка не разрешила мне смешивать таблетки, я только собралась, а она говорит, что так не делают, а я послушалась.

— Вы в этом уверены? — подозрительно спокойным голосом спросил доктор.

— Думаю, да, вы меня сбиваете… но я помню, что сиделка сказала не смешивать… О, я уже ничего не понимаю…

— Мисс Мегги, имеете ли вы хоть какое-то представление, сколько оставалось таблеток в том пузырьке, который вы дали Конни?

— Боже мой, не знаю… не имею ни малейшего представления. Спросите лучше Конни… Да, почему это я сразу о ней не вспомнила? Уж она-то знает. Почему не спросить ее саму?

— Конни мертва. — Доктор повесил трубку.

 

Глава 12

Джейсон Лей, насвистывая незнакомую навязчивую мелодию какой-то народной немецкой песенки, спускался по лестнице в доме священника. Сам он впервые услышал ее в одном очень странном месте. В голове всплыли ее слова:

На церковную службу иду в воскресенье,

Но от сплетен, злословья и там нет спасенья.

Хулят мое имя и тот, и другой,

Готовы уж слезы политься рекой.

Ах, и терний, и колючки больно руки жалят,

Но ведь злые языки в сердце гвозди садят.

Нет огня здесь, на земле, чтобы жег больнее,

Чем сокрытая любовь, в сердце пламенея.

«Да, — подумал он, — вот кумушки почешут языки над несостоявшейся свадьбой! Жаль Гилберта, но надо быть полным дураком, чтобы жениться на девушке, которая тебя не любит. А если он об этом не догадывается, то он настолько глуп, что так ему и надо».

Молодой человек открыл дверь в столовую и вошел, оказавшись в светлой комнате, в которой витал приятный запах жареного бекона и кофе. Но нетронутый бекон остывал на тарелке преподобного Томаса, остывший кофе в отодвинутой чашке покрылся пенкой. Сам священник стоял у камина, у которого он неоднократно прожигал свои брюки, и теребил рукой волосы, пребывая в столь глубокой задумчивости, что не ответил бы на вопрос, есть ли в камине огонь. В руках Томас держал распечатанное письмо. Он взглянул на вошедшего племянника с выражением неподдельного ужаса на круглом добродушном лице. Все последние шесть месяцев священник думал о том, что он многое бы отдал, чтобы увидеть столь дорогое ему смуглое насмешливое лицо. Ведь он любил племянника, как сына.

Джейсон закрыл за собой дверь.

— Что случилось, Томми, василиска увидел? — шутливо спросил он.

Дядя молча протянул ему письмо. Оно было написано на дешевой белой бумаге крупным неаккуратным почерком, чернила местами расплылись, как на промокашке. Письмо начиналось прямо с верхней строчки, без всякого обращения и изобиловало ошибками. Молодой человек начал читать:

«Надеюсь, вы понимаете, что творите, венчая мистера Гилберта Эрла с мисс Валентиной Грей, не обращая внимания на то, что его заходы к Дорис Пелл вынудили бедняжку совершить самоубийство и что он сбивает с пути истинного еще одну беднягу, не будем называть ее имени. Вы бы лучше узнали про беднягу Мари Дюбуа, на которой этот тип женился в Канаде, а не помогали ему двоеженствовать с мисс Грей».

Джейсон внимательно прочитал письмо до конца и положил на каминную полку.

— Собираешься сжечь эту гадость? — спросил он дядю.

— Не могу, я должен подумать, — ответил тот.

Презрительная гримаса исказила черты молодого человека.

— В нем есть правда?

— Нет, нет… не может быть. У нас сейчас просто потоп анонимок. Эта несчастная девушка, Дорис, утопилась, потому что получила одну из них. Это просто ком грязи, брошенный наугад, никакой правды здесь нет. Но предположение о двойном браке, бигамии… очень неприятное дело. Это нельзя так просто проигнорировать.

— Думаю, что нельзя.

Услышав эти слова, священник внезапно помрачнел.

— Джейсон, слушай, ты ведь давно знаешь Гилберта Эрла, не так ли? Не случалось ли тебе наткнуться на что-то, что могло бы подтвердить… — Он замолчал.

Джейсон расхохотался.

— Что-то об этом браке с этой Мари Дюбуа? Дорогой Томми, что ты!

— Понимаешь, мне не нравится выспрашивать тебя, но я должен знать.

— Так знай, на свадьбе меня не было.

— А она состоялась, эта свадьба?

— Мне не сообщили.

— Мой дорогой мальчик, не шути, это очень серьезное дело.

— Ну ладно, расскажу, что сам знаю. Мыс Гилбертом знакомы год или два. Обычное знакомство, ходим к одним и тем же людям, занимаемся, одними и теми же вещами. О том, чего не знаешь о таких знакомых, можно написать книги, но их мне не захотелось бы читать. А что до вопроса, который тебя интересует, то заметь, бекон почти остыл. — И он направился к столу, поднял крышку и положил себе порцию.

Томми неодобрительно покачал головой:

— Бекон может подождать.

Джейсон удивленно взглянул на него:

— Ни за что на свете!.. Мой еще ничего, а твой уже несъедобен.

Недовольным взмахом руки священник отмел легкомысленный перевод беседы в иное русло и еще больше помрачнел.

— Мой мальчик, ты не понимаешь, я ведь теперь просто обязан переговорить с Гилбертом… а еще Роджер и Валентина. Венчание назначено на половину третьего.

Джейсон спокойно добавил в тарелку горчицу.

— Не будет никакого венчания, — уверенно заявил он.

Томми остолбенел.

— О чем ты?

— Говорю, свадьбы не будет. Можно не поднимать вопрос о двоеженстве Гилберта, потому что он не женится, а Валентина не собирается выходить за него замуж. Поэтому не спеши ни с кем видеться, лучше успокойся и позавтракай как следует.

Священник подошел к креслу, с которого вскочил, распечатав письмо, и уселся, но не придвинулся к столу. Он бросил на племянника тяжелый взгляд и спросил:

— Что ты натворил?

— О чем это?

— Ты встречался с Валентиной?

— Если это можно назвать «встречался», то да. Света там вообще не было.

— Джейсон!

— Ну ладно, успокойся, сейчас объясню. Когда я вчера сюда приехал, ты был в поместье, так что мы с миссис Нидхем мило поболтали, она и выложила все новости. Первый мой порыв был прийти в поместье и присоединиться к гостям, но одежда не годилась для столь торжественного случая, поэтому я подумал, подумал да и написал Валентине записочку, что жду ее в полночь в бельведере, а если не придет, то заявлюсь прямо к ним домой рано утром. Потом отправился в поместье, спокойно вошел в парадную дверь, поднялся по лестнице и приколол записку в Валентининой комнате к подушечке для булавок. Ни я никого не встретил, ни меня никто не видел. Вэл пришла на встречу, мы объяснились, и она решила не выходить замуж за Гилберта. Вот и все, Томми. Все произошло необыкновенно благопристойно, мы даже ни разу не поцеловались.

Лицо священника было олицетворением бесчувственности.

— Она решила не выходить замуж? — переспросил он.

— Да.

— Как тебе удалось переубедить ее?

— Почти не пришлось. Кстати, мог бы притвориться, что думаешь, что Вэл со мной будет лучше.

Последовавший за этими словами взрыв чувств ошеломил даже его самого.

— Нет, не думай так, я очень о ней волновался. Девушка несчастлива дома, она хотела уйти. Они Со Сциллой… — он помолчал, подбирая слова, — не очень ладят.

— Ты выбрал слабое выражение.

Священник продолжал:

— О тебе и слова не было сказано. Уж не знаю„ как далеко вы зашли в своем взаимопонимании. Вы помолвились… до твоего ухода или нет?

— Никакой помолвки не было.

— А ты мог никогда не вернуться.

— Более чем вероятно.

— Валентина знала об этом?

— Она вообще ничего не знала. Я просто ушел.

— Как жестоко!

Джейсон покачал головой:

— Другое было бы еще хуже. Было слишком много шансов, что я вообще не вернусь, а Валентина продолжала бы ждать меня. Я решил, что лучше ей оставаться свободной. А прямо рассказать, куда меня посылают, было нельзя. Я и тебе бы ничего не сказал, даже вчера вечером, если бы ты сам не догадался.

Дядя покачал головой:

— Это была не просто догадка. Джеймс Блэкер кое о чем намекнул. Знаешь, мы с ним учились в колледже, такая дружба продолжается не всегда, но наша сохранилась. Я наткнулся на него через день после твоего исчезновения, и он сказал, куда тебя послали. Только сейчас могу признаться, что когда я вчера вернулся и увидел, как ты выходишь из кабинета, то какое-то время я не верил, — его голос на мгновение прервался, — да, я просто не верил, что ты жив.

Джейсон спокойно добавил молока в кофе.

— Я и сам не верил. Понимаешь, можно смотреть на происходящее со стороны привидения, а можно — со стороны человека, который его увидел. Не думаю, что бедолаге привидению приятно смотреть, как незнакомец или родственник падает в обморок при виде его. Когда начинаешь о таком размышлять, то понимаешь, что иногда легче действовать, чем оказаться в положении актера, задержавшегося на сцене — а роль-то кончилась.

Томми не падал в обморок, но вчера вечером позеленел изрядно. Картина всплыла у Джейсона перед глазами — слабо освещенный холл, входящий из темноты Томми и свой собственный силуэт, вырисовывающийся на фоне освещенной двери в кабинет. Был момент, когда он и вправду почувствовал себя привидением, пришедшим навестить родной дом. Это мгновение запомнили оба, а охватившие их чувства трудно было бы облечь в слова.

Они и не пытались. Священник наклонился к племяннику, все еще держа письмо в руке, и неожиданно спросил:

— Ты еще раз выходил… потом, правда?

— Да.

— Я не слышал.

Джейсон рассмеялся:

— Мне бы не удалось хорошо выполнять задания, если бы я не мог выйти и войти так, чтобы меня не услышали.

Священник смотрел на письмо, нахмурив густые брови, непокорная прядь волос свалилась на лоб. Наконец он поднял голову:

— Джейсон, я знаю, что это не так, но все равно должен спросить. Это не твоя работа?

— Моя? — изумленно воскликнул племянник. — Это письмо? Боже мой, Томми!

Тот упрямо сказал:

— Мне просто хочется, чтобы ты прямо сказал, что писал не ты.

Рот молодого человека исказила мгновенная судорога. Он отодвинул бекон и потянулся за пережаренными тостами и джемом.

— Какое удивительное отсутствие логики! Предположим, что, несмотря на данное тобой воспитание, я пал так низко, что для отдыха пишу анонимные письма. Так почему бы мне тогда не соврать в ответ на твой вопрос? Не передашь масло?

Священник потянулся за маслом, поставленным миссис Нидхем симметрично джему, но на другом краю стола. Он недовольно подтолкнул его к Джейсону и сказал уже своим обычным тоном:

— Если человек прекращает быть нелогичным, он становится машиной.

Племянник, посмеиваясь, намазал на тост масло, украсив его горой джема.

— Ну ладно, будь по-твоему! Я бы мог предаться пороку, как говорят французы — никогда не говори источнику, что не выпьешь из него ни глотка… Но пока до анонимок не докатился. Следует больше верить в себя, наставник молодежи!

Преподобный Мартин расслабился.

— Я же говорил, что сам так не думаю, но спросить-то надо было. Роджер…

— У него такие же грязные мыслишки. Если он начнет, то укажи ему на следующие неопровержимые факты. Мы с миссис Нидхем мило поболтали вчера вечером, и она рассказала о ваших анонимках. Я понял, что это продолжается давно и письма получили многие жители деревни. А я пересек Ла-Манш только вчера, так что у меня алиби.

— Да, конечно.

Священник отложил письмо, взял нож и вилку и только начал терзать свой бекон, как дверь распахнулась, и появилась домоправительница, вся красная и задыхающаяся.

— Боже мой, сэр, — вскричала она, — это ужасно! Кто бы мог подумать, что такое случится! Да еще в день свадьбы мисс Валентины!

Джейсон изо всей силы сжал подлокотник своего кресла. Томми, сидящий спиной к двери, обернулся.

— Что случилось, миссис Нидхем? — спросил он.

— Мисс Конни, сэр… бедная мисс Конни Брук! Боже мой! Только недавно была здесь — и вдруг я вижу, как ее забирают!

Священник поднялся и навис над женщиной, как олицетворенное правосудие.

— Конни Брук, вы сказали? Что-то случилось с Конни Брук? — воскликнул он.

Джейсон расслабился, речь идет не о Валентине, а остальное не имеет значения.

Слезы бежали по круглым красным щекам домоправительницы.

— Боже мой! Сэр… мистер Мартин… Она отошла!

— Отошла?! — прогремел священник.

Женщина всхлипнула и перевела дух.

— О, сэр, новости принес булочник. Он как раз проходил мимо, а там стоит машина доктора Тейлора и полицейская, из Ледлингтона! Девушка мертва, сэр, это точно! Ее нашла мисс Пенни, когда пришла, а потом побежала к мисс Эклс… А мисс Эклс позвонила доктору, а уж он вызвал полицию! Но никто уже не смог помочь!

— Вы уверены?

— Слово свято!

Ее ответ вызвал слабую улыбку Джейсона. «Слово свято… ничего себе новости! Но неужели Конни Брук умерла?!»

Молодой человек недавно прибыл из мест, где смерть собирает столь обильную жатву, что реагируешь только на смерть самых родных и близких, но ведь здесь — мирная английская деревня, живущая спокойной и безопасной жизнью. Да и с Конни они были знакомы всю жизнь. Простенькое, застенчивое создание, никому не интересное, но очень привычное.

— Я должен идти, — бросил священник и протиснулся мимо экономки в прихожую, дверь за ним закрылась.

Джейсон видел, как дядя почти бежит к калитке в своем мешковатом мятом костюме. Шляпу, конечно, он забыл.

 

Глава 13

Мисс Силвер была встречена новостями, когда спусти лась к завтраку. Конечно, она успела почувствовать, что происходит нечто необычное. Из окна спальни дама могла видеть, что происходит у коттеджа «Крофт». Когда сначала одна, а потом вторая машина остановились у калитки, женщина решила, что это родители привезли детей в школу, немного рано, конечно, но, наверно, они торопятся на работу, например в Ледлингтон. Но когда машины застряли на месте, а вокруг них закипела оживленная деятельность, то первое предположение пришлось отвергнуть. А когда без четверти девять мисс Силвер спустилась вниз, то услышала от потрясенной мисс Вейн, что Конни Брук нашли мертвой в постели.

— Невозможно поверить, что это правда! Вы ведь видели ее вчера в церкви, она заменяла подружку невесты, такая простенькая девушка в самодельном красном кардигане… исключительно неподходящая к случаю одежда… Бог мой, не следует так говорить! Бедная Конни, мне кажется, она вообще плохо выглядела, как будто плакала, но мне и в голову не приходило, что происходит что-то плохое. Такой удар, а каково было бедняжке Пенни вот так найти тело подруги! У нее свой ключ, так что она входит — а тут в кровати мертвая Конни! Девушка помчалась к Метти, они вызвали доктора, но тот уже ничем не смог помочь. Метти говорит, что никакой надежды не было — та умерла несколько часов назад. Знаете, моя комната выходит во двор, так что я ничего не слышала, пока Метти не пришла и не рассказала. Но наверно, вы что-нибудь… — Женщина потерла покрасневший кончик носа и с надеждой уставилась на собеседницу.

Но мисс Силвер в половине девятого сидела в ванной и ничего не слышала. Поэтому мисс Вейн пересказала ей все, что сообщила Метти, что сказал доктор и что — о ужас! — вызвали полицию.

В это время в поместье Валентина звонила Гилберту. Он взял трубку в телефонной будке гостиницы и услышал ее голос, серьезный и спокойный.

— Не мог бы ты побыстрее прийти сюда?

— Мне казалось, не следует встречаться до церемонии.

— Ты должен прийти.

— Вэл, что-то случилось?

— Да, — коротко ответила она и добавила: — Только приходи прямо в мою гостиную, нам надо поговорить наедине.

Девушка звонила из кабинета. Повесив трубку, она сразу поднялась к себе и стала ждать. Она разработала план действий и не хотела никого видеть, пока все не будет кончено, причем бесповоротно. Она уже выслушала бурный монолог тети Мегги о смерти Конни.

— Какое ужасное происшествие, мы все сочувствуем бедняжке, но на наших планах оно не должно отразиться, это было бы неправильно. Моя дорогая мамочка всегда говорила, что ничто не должно мешать венчанию, даже смерть близких родственников, а бедняжка Конни — дальняя. И что бы там ни бурчал доктор Тейлор, меня не в чем винить. Девушка выглядела отвратительно — ты сама это заметила — и жаловалась на бессонницу, поэтому я и дала ей мои снотворные пилюли, а дозировка четко обозначена на пузырьке, во всяком случае, я на это надеюсь, обычно ее пишут. А доктору нелепо думать, что я могу вспомнить, сколько там оставалось таблеток, не могу — и точка.

Все закончилось бурными рыданиями, после чего тетю убедили лечь в постель и передохнуть. Для Валентины все происходило, как во сне. Надо было только правильно играть свою роль в цепи событий. Девушка стояла у окна своей гостиной и ждала Гилберта. Услышав его шаги в коридоре, она повернулась лицом к двери. Войдя, молодой человек увидел, что она протянула руки отстраняющим жестом, как бы стараясь удержать его вдали от себя. Когда он все же попытался подойти, она сказала:

— Нет, останься там. Я ведь сказала, что случилось нечто важное и нам надо поговорить.

Он остановился в нерешительности. Весть о смерти Конни уже дошла до гостиницы, он услышал о ней сразу же после разговора с Валентиной. Конечно, для девушки, да и для всех — это настоящий шок, так что у нее, наверно, появилась мысль отложить свадьбу, пока не пройдут похороны.

— Я уже знаю, — сказал молодой человек, — только что услышал. Что там точно случилось? Миссис Симпсон в гостинице говорила что-то о передозировке снотворного. Они ведь не думают, что она приняла его намеренно, правда? Но для нас ничего не должно измениться, согласна? Ведь эта девушка — не близкая подруга или родственница?

Валентина попятилась на пару шагов, пока не уперлась уками в спинку высокого кресла.

— Я пригласила тебя не для того, чтобы поговорить о Конни, — сказала она.

Гилберт изумленно уставился на нее:

— Но это правда, Конни мертва.

— Да, мертва. Мы можем сказать, что ее смерть является причиной нашего решения. Понимаешь, я не могу выйти за тебя.

— О чем, Бога ради, ты говоришь?

— О том, что не выйду за тебя замуж.

— Что это значит — не выйду? Запоздалое сообщение, тебе не кажется?

— Да, запоздалое, но не совсем. Есть факты, которые можно считать причиной моего решения, но я не хочу о них говорить. Я все обдумала и считаю, что честнее сказать тебе правду. Я не могу выйти за тебя, потому что Джейсон вернулся.

— А какое он, черт побери, имеет отношение к нашей свадьбе?

— Я всегда любила его, — спокойно ответила Валентина, — мы принадлежим друг другу. Мне вообще не следовало обещать быть твоей женой, но он ушел, не сказав ни слова.

Молодой человек подошел немного ближе.

— Слушай, Валентина, нельзя так со мной обращаться! А что люди скажут? Не знаешь, так я объясню. Они скажут, что или ты узнала что-то обо мне, или я узнал что-то о тебе. Такие предположения обычно грязные и сильно ранят. Причем для тебя все хуже, чем для меня, потому что мне разве что любовницу припишут, но, ставлю сто к одному, про тебя станут говорить, что ты ждешь ребенка, а именно я тебя бросил. Возьми себя в руки и подумай хоть немного!

Девушка покачала головой:

— Не трать слова понапрасну. Не важно, что люди скажут или сделают. Просто я не могу выйти ни за кого, кроме Джейсона. Следовало давно заявить об этом со всей определенностью, но я чувствовала себя настолько несчастной, что ничего не соображала. Давай объявим, что венчание откладывается, люди подумают, что из-за Конни.

И тут Гилберт не выдержал и взорвался:

— Не будь такой кретинкой! Все вокруг попытаются свалить ее самоубийство на меня. Мне просто ржать хочется…

Девушка внезапно покраснела.

— Гилберт! — возмущенно одернула она юношу.

— Конни Брук… глупая белая крольчиха! Так и стоит перед глазами!

Он истерично расхохотался.

Валентина не намеревалась показывать жениху анонимку, используя ее как прикрытие для своего решения. Если бы она любила этого человека, то не поверила бы написанному и не стала бы ее показывать. И если бы он хотя бы оставил в покое Конни, то о письме не было бы даже упомянуто. Но этот человек не произнес даже слова сожаления о судьбе умершей, поэтому Валентина решила показать ему записку.

Она подошла к своему письменному столу, достала спрятанный среди страниц расходной книги листок и протянула его Гилберту, причем она была настолько сосредоточена на своих поступках и их причинах, что не осознавала, продолжает молодой человек говорить или замолчал.

— Что это такое? — зло спросил он, и девушка буквально заставила его взять листок.

— Лучше прочитай, — посоветовала она и снова отошла назад, к высокому креслу.

Гилберт уставился на клочок дешевой бумаги, исписанный крупным неряшливым почерком.

«Может, вы и не возражаете, что он заигрывал с Дорис Пелл и вынудил ее к самоубийству или что он флиртует с СР., а если и этого не видите, то вы еще большая дура, чем я вас считаю. Но лучше бы вам разузнать, как он женился на Мари Дюбуа под вымышленным именем, когда жил в Канаде, иначе пополните собой череду других девиц, которых он сбил с пути истинного».

Он дочитал письмо до конца, посмотрел на Валентину изумленными глазами и воскликнул:

— Что это за чертовщина такая?

Девушка не стала ни на йоту бледнее.

— Оно пришло утром. Я не собиралась его тебе показывать, но ты так плохо говорил о Конни…

— Да я в ее сторону ни разу не посмотрел! Очень надо!

В порыве внезапно вспыхнувшего гнева Валентина бросила:

— Она мертва! Имей хоть каплю сострадания, не смей так говорить о ней!

Внезапная вспышка неприязни поразила обоих. «Боже, я ведь могла стать его женой», — ужаснулась девушка. «Да, теперь она не пойдет за меня. Но что в этой проклятой записке упоминалось про Сциллу? Надо продолжать говорить только о Конни», — решил юноша.

Его глаза непроизвольно опустились на записку в руке. Валентину внезапно озарило: «можешь не возражать, что он флиртует с СР.»… Значит, Гилберт старательно болтал о Конни, чтобы речь не зашла о его отношениях со Сциллой.

— Ладно, не обращай внимания, — успокаивающим тоном заговорил молодой человек, — мне не хотелось бы ранить твои чувства, извини. Конечно, я мало знал эту девушку, а ты, конечно, лучше, так что для тебя ее смерть оказалась настоящим ударом и все такое. Еще раз извини, если мои слова тебя обидели. А что до этой писульки, — и он потряс в воздухе клочком бумаги, — то это просто анонимка. Надеюсь, тебе не придет в голову спросить, не собирался ли я стать двоеженцем?

— Нет, — ответила Валентина, — такой вопрос не стоит. Меня не интересует Мари Дюбуа, и я также не спрашиваю тебя о Сцилле.

— При чем тут Сцилла?!

Ярость в душе девушки уже улеглась, щеки побледнели.

Она спокойно объяснила:

— Мне не надо спрашивать о Сцилле. Вчера ночью я проходила через гостиную, дверь в ее комнату была открыта, и я услышала твой голос. Наверно, не надо было подслушивать, но ничего уже не поделаешь.

Юноша сделал последнее отчаянное усилие:

— Не знаю, что ты там слышала. Да, мы со Сциллой давно знакомы, но ни о каких серьезных чувствах и речи нет. Если ты действительно что-то слышала, то должна была понять, что если что-то между нами было, то все кончено.

— Не имеет значения, — сухо отмела его возражения Валентина, — наверно, мне не надо бы так говорить, потому что Роджера это касается, но это не имеет значения для меня… перестало быть важным вчера ночью. Понимаешь, как только Джейсон вернулся, я поняла, что не могу выйти за тебя, не надо было даже обещать. Мы с тобой чужие, а с Джейсоном — нет. А сейчас уходи, пожалуйста.

Гилберт Эрл молча удалился.

 

Глава 14

Вечером мисс Силвер позвали к телефону. Так как аппарат стоял в столовой, а ужин был в самом разгаре, она надеялась, что ее такт и благоразумие не подвергнутся слишком жестокому испытанию. Миссис Родни передала ей трубку, не сказав, кто говорит, но, едва услышав глубокий приятный голос, произносивший ее имя, женщина узнала Риетту Марч, жену старшего констебля.

— Как вы себя чувствуете, дорогая мисс Силвер? Надеюсь, я не мешаю и вы не ужинаете?

Дама деликатно кашлянула:

— Мы как раз ужинаем, но я надеюсь, моя добрейшая хозяйка не будет возражать, если мы на минуту прервемся.

Таким образом Риетте дали понять, что разговор на другом конце трубки слышат все, но ей и были даны инструкции говорить только то, что можно объявить вслух на главной деревенской улице, поэтому она продолжала:

— Надо бы мне раньше позвонить, но Рэндел мешал. Ну и когда вы нас навестите? Вы не можете уехать из Ледшира, не забежав к нам хоть на чашку чаю. Может быть, завтра?

— Просто не знаю, дорогая…

Риетта продолжала настаивать:

— Пожалуйста, приезжайте! Джордж ужасно вырос, а малютку Мег вы даже не видели. Послушайте, муж говорит, что будет завтра в ваших краях… какие-то скучные дела… и он сможет заехать за вами в половине четвертого, если это удобно. Доставьте нам удовольствие, скажите, что согласны. Муж передает привет, мы оба очень хотим вас видеть.

Закончив разговор, мисс Силвер вернулась к какао и яичнице. Кончик порозовевшего носика мисс Вейн подрагивал, она сильнее обычного смахивала на белую мышку, сгорающую от любопытства. Будучи еще гувернанткой, мисс Силвер никогда не могла разделить увлечения своих маленьких питомцев белыми мышами, они ей вовсе не нравились. Ей внезапно захотелось, чтобы мисс Вейн пореже напоминала этих животных. Дама поспешила объяснить причину звонка:

— Миссис Марч любезно пригласила меня завтра на чай. Мы с их семьей давние друзья, я учила ее мужа. Судя по его виду, никогда не скажешь, что он был болезненным малышом, которого решили не посылать в школу, так что он учился с сестрами.

Мисс Вейн встрепенулась:

— Неужели вы говорите о старшем констебле? Такой сильный мужчина! Никогда не поверишь, что у него было слабое здоровье. Так, дайте мне подумать… боюсь, вам придется выйти пораньше, чтобы успеть на трехчасовой автобус, а потом еще пересадка в Мерри-Хавестерс. Нет, надо посмотреть новое расписание, я не очень уверена во времени. Моя дорогая сестра была такой методичной во всем.

Мисс Силвер объяснила, что мистер Марч заедет за ней, у него какие-то дела поблизости.

Мисс Рени потерла нос:

— О Бог мой… Неужели это связано с бедняжкой Конни? Ужасно, если люди подумают, что это не просто несчастный случай! Не говоря уже о том, как глупо поступила Мегги, дав девушке свое снотворное. Эстер всегда проявляла осторожность в таких вещах. Нельзя передавать лекарства, говорила она, что одному хорошо — другому повредит. Пусть сами ходят к врачам, а не выклянчивают лекарства, вот ее слова. Так что Мегги поступила неправильно, но и Конни проявила преступную беспечность. Но не понимаю, что здесь интересного для полиции. Метти шепнула, что Мегги пребывает в полнейшей прострации. Они постоянно спрашивают, сколько таблеток оставалось в пузырьке, а она ни малейшего представления не имеет. Как будто люди их считают! — Женщина хихикнула и снова принялась теребить свой нос. — Бог мой, я не хотела, нельзя шутить над такими вещами.

Мисс Силвер вернулась к разговору о семействе Марч:

— Я все время поддерживала с ними связь, знаете, девушки так удачно вышли замуж.

Некоторое время разговор крутился вокруг семейства… дети Изабель… военная служба Маргарет… драгоценная дружба миссис Марч-старшей.

После ужина наступил момент, когда мисс Силвер с Джойс остались наедине. Миссис Родни мыла посуду, а всегда готовая помочь мисс Силвер вызвалась ее вытирать. В столовой, дверь в которую была закрыта, мисс Рени готовила посуду для завтрака.

— Завтра я забираю Дэвида в Ледлингтон, к своим друзьям, — сообщила Джойс. — Не хочу, чтобы малыш слышал разговоры о Конни. Пенни хочет, чтобы школа работала, но в другом месте, в Нижнем Тиллинге. У ее матери там большой дом, но для мальчика это неудобно, слишком далеко, придется возить его на велосипеде. Но придется, только после расследования и похорон…

Мисс Силвер одобрительно кивнула:

— Очень разумная идея. А у ваших друзей есть дети?

— Двое… и няня прекрасная. Дэвид обожает гостить у них.

Дама досуха вытерла ложку и положила ее на покрытый мягкой салфеткой поднос.

— Люди совершенно не обращают внимания на то, что говорят в присутствии ребенка, — заметила она.

— Иногда от их слов в дрожь бросает! Сегодня утром Хильда Прайс — знаете, она приходит к тете убираться по средам и пятницам, — я уверена, что если говорить о ее работе, то она с таким же успехом могла оставаться дома, потому что единственное, что ей действительно удалось, — это говорить о Конни. А ведь я предупредила, что не хочу, чтобы Дэвид об этом слышал, и эта женщина согласилась с каждым моим словом, а через пять минут она уже несла какую-то чушь — а голос у нее громкий — о том, что Конни якобы вся в слезах приходила к викарию во вторник вечером.

Мисс Силвер покончила с ложками и принялась за вилки.

— Это правда? — спросила она.

Джойс выразительно кивнула:

— А совсем рядом находился Дэвид, который впитывает все как губка. Если Хильда о нем не думает, то уж тетя могла бы! Конечно, я немедленно шикнула, чтобы он шел играть в сад, и проследила, чтобы не вернулся.

— Интересно, как Хильда смогла узнать, что происходит в доме священника? — задумалась мисс Силвер.

— Это как раз понятно. Ее невестка приходится кузиной миссис Гурни, владелице деревенского магазина, а та услышала историю от миссис Эммот, которая дружит с домоправительницей священника миссис Нидхем.

Объяснение вполне удовлетворило мисс Силвер, знакомую с деревенской жизнью не понаслышке.

— Умоляю, продолжайте, миссис Родни.

— Мне и правда хочется, чтобы вы называли меня Джойс.

— В данной ситуации это было бы неуместно, расскажите-ка мне лучше, что там за история с визитом Конни к священнику.

Джойс поставила последнюю тарелку в сушку и вылила воду из тазика.

— Миссис Нидхем рассказала миссис Эммот, а та миссис Гурни, что Конни плакала так, что глаза покраснели и опухли. Она звонила мистеру Мартину, когда тот отсутствовал. Миссис Нидхем говорит, что по голосу поняла, что девушка плачет, а та ужасно расстроилась, не застав священника. Тут как раз он вернулся, и Конни сказала, что сейчас же придет. Экономка просто вышла из себя, ведь мистеру Мартину пора было ужинать. Для нее хуже смерти, когда люди приходят и мешают ему поесть спокойно. Она наверняка все время разговора громыхала подносом в холле. Во всяком случае, миссис Нидхем оказалась именно там, когда Конни уходила, потому что слышала, как священник предложил девушке все еще раз хорошенько обдумать, а если она действительно знает, кто пишет анонимки, то просто обязана пойти в полицию. Конни разрыдалась и сказала что-то вроде «Бедная Дорис!» и что она не знает, что делать, а если уж проговорилась, то назад не вернешь, слово не воробей, вылетит — не поймаешь. А мистер Мартин ответил, что она совершенно права, и предложил бедняжке собственный носовой платок, чем окончательно разозлил миссис Нидхем. Он посоветовал Конни отправляться домой и еще подумать. Конечно, вся деревня узнала о происшедшем уже в среду, так уж у нас принято, поэтому тот, кто пишет анонимные письма, должен был тоже услышать о таком событии.

— Несомненно, — согласилась мисс Силвер.

— Я еще на репетиции венчания подумала, что у Конни глаза заплаканные, — продолжила Джойс. — А вдруг девушка и правда знала, кто написал эти письма? Но как она узнала?

— Конни могла обнаружить разгадку совсем случайно. Умоляю, скажите, что вы только что подумали?

— Знаете, похоже, что она хорошо знает этого человека — из-за постороннего так не расстраиваются. И именно это сковывало ее, помешало поделиться с Томми Мартином. Помните, что услышала миссис Нидхем? «Если уж я так сказала, то не смогу взять слова назад, правда?» — а священник согласился, что да, не может, и предложил ей еще раз все хорошенько обдумать. Наверно, она не смогла посмотреть правде в глаза, и таблетки мисс Мегги оказались лучшим выходом. Похоже на правду, как вы думаете?

Мисс Силвер, нахмурившись, смотрела на молодую женщину.

— Есть еще одна возможность, миссис Родни. Например, жизнь того, кто пишет письма, может оказаться полностью разрушенной, если тайное станет явным. В этом случае у него или нее имелся очень сильный мотив заставить Конни Брук замолчать.

 

Глава 15

На следующий день Рэндел Марч подъехал к коттеджу «Виллоу» чуть позже половины четвертого. В тот самый момент в дверях появилась мисс Силвер в черном пальто и новой шляпке, которую собиралась надеть на свадьбу.

После череды неизменно черных фетровых головных уборов, украшенных лентой и маленьким букетиком цветов, эта и впрямь была тем, что Этель Буркет назвала «совсем другая», скорее похожа на ток и не из фетра, а из черного бархата. Сверху уютно угнездились три помпона — серый, черный и лавандовый. Когда машина отъехала, Рэндел заметил с ласковой улыбкой:

— Уверен, что это новая шляпка. Мне нравятся эти штучки сверху, как там их называют?

Мисс Силвер с неподдельным удовольствием пояснила:

— Помпоны.

— Очень хороши.

После столь многообещающего начала дама засыпала бывшего воспитанника градом вопросов о семье, на которые он охотно исчерпывающе ответил. Вторая дочь Изабель хочет стать актрисой. Маргарет с мужем собираются завести куриную ферму в Девоншире… «понять не могу, как человек по собственной доброй воле может заниматься курами».

Мисс Силвер призналась, что ей куры тоже не по душе, но добавила, что мисс Маргарет всю жизнь точно знала, чего хочет, поэтому бесполезно ее отговаривать.

— Скажите лучше, упряма, как мул, — уточнил Рэндел.

В пути они не затрагивали серьезных тем. На пороге дома их встречала сама Риетта, чью вызывающую красоту смягчили время и счастливое замужество. Гостье пришли на ум стихи Теннисона, которые с первой встречи ассоциировались у нее с Риеттой: «…божественно высокая дочь богов…», заканчивавшиеся «…и столь божественно прекрасна». В те времена девушка еще носила фамилию Крей и казалась скорее темной трагической богиней: ведь на нее и ее близких пала тень подозрения в убийстве, тень, которую и помогла развеять мисс Силвер. Молодая женщина выглядела более молодой и цветущей, чем раньше. Она расцеловала гостью и спросила:

— Когда поговорим — сейчас или после чая?

— Лучше сейчас, — предложил ее муж. — Давайте пройдем в гостиную, на всякий случай. Пусть все думают, что это обычный визит вежливости.

— Прекрасно, а я пока поднимусь к детям. Позовите меня, когда закончите.

Мисс Силвер с удовольствием наблюдала, как Риетта поднимается по лестнице, грациозная и изящная в темно-красном шерстяном платье изысканного оттенка. Затем Рэндел провел ее в уютную комнату с мебелью, обитой цветастым ситцем, полную больших ваз с георгинами и маргаритками. Удобно усевшись, дама с удовольствием отметила, что, кажется, даже воздух дома пропитан счастьем. И хотя она всегда старалась не иметь любимчиков среди своих учеников, нельзя было отрицать, что в ее сердце Марч всегда занимал особое место. Когда она пришла на место предыдущей гувернантки, объявившей его неуправляемым, то встретила избалованного болезненного ребенка, который должен был учиться вместе с сестрами, так как родители боялись, что школу ему не потянуть. Два года терпения, доброты и искренней заинтересованности — и ребенок проникся к ней глубоким уважением, а болезненность он перерос. Когда много лет спустя Рэндел узнал ее способности частного детектива, то эти чувства только окрепли, а на смену живой привязанности маленького мальчика пришла настоящая дружба взрослого мужчины. Их свело вместе ужасное дело «об отравленных гусеницах». С тех пор Марч не уставал повторять, что мисс Силвер спасла ему жизнь. Он продвинулся по службе, став сначала старшим офицером полиции в Ледлингтоне, затем старшим констеблем всего графства, причем их пути часто пересекались.

Рэндел удобно уселся в обитое ситцем кресло и спросил:

— И как там у вас, в Тиллинг-Грин?

— Не представляю, как поточнее ответить на этот вопрос, — рассудительно произнесла мисс Силвер. — Вам самому понятно, что много чего говорят о смерти Конни Брук, не знаю только, что знаете вы сами.

— Предположим, что ничего. Пожалуйста, мне хотелось бы услышать ваше мнение.

Тогда гостья передала ему свой разговор с миссис Родни. Полицейский задумался.

— Итак, вы считаете, что девушка знала что-то об анонимных письмах и пошла к викарию, чтобы рассказать все ему, но ушла, не сделав этого по причине, как вы выразились, что если слово скажешь, то назад уже не вернешь. И как это понимать?

— А так, что особа, которую она подозревала или против которой у нее были улики, была ей хорошо знакома, к тому же обладала достаточным весом в обществе, такую нелегко обвинять.

Мужчина согласно кивнул:

— А вы встречали эту девушку сами? Какое она производила впечатление?

— Только на репетиции венчания Валентины Грей, когда мисс Вейн попросила меня пойти с ней. Это было во второй половине дня в среду. Вечером того же дня Конни посетила прием в поместье, домой шла вместе с Метти Эклс, которая живет рядом с нашим домом.

— Да, я читал показания этой женщины. Она утверждает, что у дверей ее дома они расстались и дальше Конни пошла одна.

— Да, должно быть, так и случилось, я сама слышала, как они прощаются.

— Правда? Это очень важно.

— Полностью за свои слова не поручусь, Рэндел, я уже засыпала, так, общее впечатление.

— Понимаю. Итак, вернемся к репетиции венчания. Оно происходило после визита Конни к викарию?

— На следующий день.

— Какое она произвела на вас впечатление?

— Конни сделали подружкой невесты вместо мисс Мерридью, подхватившей ветрянку. Застенчивость, нервозность или возбуждение меня в такой ситуации не удивили бы, но их и не было. Сразу было заметно, что она много плакала, причем задолго до церемонии, наверно, всю ночь. Так и вижу ее красные и опухшие глаза и неумелые попытки запудрить следы. Репетиция скорее прошла неудачно, жених с лучшим другом попали в аварию и опоздали, все нервничали, напряжение просто витало в воздухе. А Конни стояла как ни в чем не бывало, казалось, даже не осознавая, что вокруг происходит.

— Она что-то задумала?

— Мне кажется, да.

— Полагаю, большинство жителей были в курсе событий?

— Конечно, большинство знало, что девушка приходила к викарию по поводу анонимок и ушла, так ничего и не сказав.

Рэндел наклонился, чтобы подложить в камин полено, вспыхнули искры.

— Да, такие секреты опасны. Знаете, согласно протоколу вскрытия, она приняла — или ей дали — огромное количество снотворного. Не просто лишнюю таблетку, а около двух смертельных доз. Обычно слишком большое количество принятого указывает на самоубийство. Человек не принимает случайно целую горсть таблеток.

Мисс Силвер негромко кашлянула, как привыкла делать, призывая класс к вниманию.

— Вам, наверно, говорили, что Конни Брук не могла проглотить ничего в виде таблеток из-за нервов. И мисс Эклс, и мисс Вейн, и миссис Родни об этом упоминали, думаю, и вся деревня знала об этом. Так что таблетки следовало сначала измельчить и растворить, вероятно, в ее вечернем какао.

— Девушка привыкла пить какао перед сном?

— Да, она полагала, это помогает ей заснуть. Кажется, Конни упоминала мисс Эклс, пока они возвращались домой в среду ночью, что оставила готовый напиток на плите в кастрюльке, чтобы быстренько разогреть его перед сном. При разговоре о таблетках девушка сказала, что собирается растворить их в напитке. Метти удивилась, почему бы просто не проглотить их. Они говорили об этом достаточно долго, причем мисс Эклс утверждает, что настойчиво рекомендовала Конни ни в коем случае не принимать больше одной.

— Да, это есть в ее показаниях. Интересно, насколько это правда.

Мисс Силвер промолчала.

— Знаете, такое сказать легко, причем мисс Эклс сразу попадает в выигрышное положение. Она что, из тех, кто любит производить хорошее впечатление?

Черты лица мисс Силвер словно окаменели, и она сдержанно отметила:

— Полагаю, Рэндел, что многие из нас обращают внимание на то, какое впечатление производят в экстремальных ситуациях.

— Вы хотите сказать, что человеку свойственно представлять себя в лучшем виде друг перед другом?

— И перед полицией…

Полицейский нахмурился:

— А что вы сами думаете о мисс Эклс?

Умные глаза дамы насмешливо блеснули.

— Чрезвычайно занятная особа, держит руку на пульсе всего, что происходит в деревне, а родственные отношения с Рептонами придают ей вес в обществе.

— Значит, сует свой нос в чужие дела и всех судит непогрешимо.

— Энергична, хорошо знает, что делает, много говорит, обо всем имеет собственное мнение. Ее дом очень опрятный, а сад ухожен и безличен.

Рэндел рассмеялся:

— Ладно, ладно, я ведь видел эту женщину и знаю, как она выглядит Любой начал бы описание с внешности, а вы нет, интересно почему?

Мисс Силвер одарила бывшего ученика своей особой милой улыбкой:

— В этом нет ничего странного, мой дорогой Рэндел, она ведь сказала мне, что встречалась с вами.

— Так, так… понимаю. Вернемся к нашей проблеме. Есть два варианта: либо она сама растворила гору таблеток в своем какао, либо это сделал кто-то другой. Причем он или просто оставил напиток на плите, или вошел в дом вместе с девушкой и заставил выпить его. Обе версии мне чем-то не нравятся. Во-первых, не думаю, что в том пузырьке оставалось слишком много таблеток. Я сам говорил с Мегги Рептон, надеясь вытянуть из нее больше, чем Крисп.

— И как, удалось?

— Кажется, да. Очень нервная дама, желающая быть полезной, всего боится, особенно определенности. Из тех, кто будет полчаса молчать, пытаясь вспомнить, произошла какая-то чепуха за полминуты до семи или полуминутой позже. Пришлось потратить уйму времени, чтобы она достаточно успокоилась, чтобы вообще заговорить, но зато потом так разболталась, что мы совсем запутались. Но в результате у меня создалось впечатление — можете даже назвать это уверенностью, — что таблеток было мало.

— Точно, Рэндел?

Он кивнул:

— Конечно, с полной определенностью сказать нельзя, но такова уж эта мисс Рептон.

Мисс Силвер пристально посмотрела на него:

— Может быть, она только хотела произвести на вас впечатление неуверенной и нерешительной особы?

— Моя дорогая, не считайте мисс Мегги подозреваемой.

— Что-то слишком вы в этом уверены.

Мужчина рассмеялся:

— Скажите, какой тут мог бы быть мотив преступления?

Дама грустно покачала головой:

— Если Конни действительно убили, тому существует единственная причина — она знала или предполагала, кто автор анонимных писем. Именно у анонимщика был реальный мотив для убийства.

— Вы абсолютно правы, дорогая. Но Мегги Рептон исключается. Это добрейшее и безвреднейшее создание… эдакая не вышедшая замуж дочь или сестра, которая быстро становится незаменимой. Она ухаживала за родителями, вела дом брата, пока тот не женился, уверен, что и сейчас продолжает это делать. Умение вести домашнее хозяйство вряд ли является сильной стороной миссис Рептон.

Снова послышалось предупреждающее покашливание прирожденной воспитательницы.

— Вам никогда не приходило в голову, что автора анонимок следует искать именно среди таких людей? Их жизнь настолько тусклая, почти без происшествий, сами и слишком робки и не приучены открыто выражать собственное мнение… Мне кажется, именно такие люди могут найти отдушину в анонимках. Ведь в них можно выразить все накопившиеся обиды, подавленные желания, зависть, тайно лелеемую злобу. В основе анонимок редко лежит одно лишь желание навредить, чаще под ними скрывается чувство неполноценности или перенесенное разочарование. Причем трудно сделать лишь первый шаг, потом порок быстро укореняется, входит в привычку. В маленькой деревне легко наблюдать за результатом каждого письма, так что автор осознает собственную силу и значимость, письма становятся все более многочисленными и ядовитыми, аппетит приходит во время еды. И вдруг появляется угроза разоблачения. Боязливый человек не станет ни с того ни с сего храбрым, но от отчаяния он на многое способен. Я бы сказала, что робость может подтолкнуть к преступлению. Если Конни Брук могла привести такую особу к полному краху, то разве это недостаточный мотив, чтобы ее убили?

Итак, наконец, вещи были названы своими именами, раньше обсуждалась возможность убийства, но не столь определенно. Мисс Силвер припомнились слова Конни: «Если я скажу, то уже не смогу взять свои слова назад».

— Конечно, все, что вы сказали, — чистая правда… и если вы были знакомы с мисс Мегги… — неохотно согласился полицейский.

— Только не подумайте, что я собираюсь обвинять ее, — остановила его мисс Силвер, — просто хотелось отметить, что именно в этом случае не было человека, кроме нее, который, с одной стороны, был бы не на виду, а с другой — имел самое выгодное положение для совершения преступления. Характер мисс Рептон укладывается в мою схему, причем известно, что она заставила Конни взять пузырек со снотворным. Мы не знаем, сколько таблеток там было и что девушке посоветовали насчет дозировки. Если есть возможность доказать, что таблеток оставалось лишь несколько штук, то Мегги Рептон можно исключить из списка подозреваемых — из поместья она не уходила, это подтвердит множество свидетелей. Поэтому Мегги не имела возможности возиться с какао, оставленным на плите к возвращению хозяйки.

— Согласен, — кивнул Рэндел, — но это возвращает нас ко второй из двух моих теорий. Я уже говорил, что не верю, что таблеток в пузырьке оставалось достаточно для отравления. Если это не так, то девушка бы могла совершить самоубийство, но если нет, то кто-то убил ее, заправив напиток смертельной дозой. Но какой ужасный должен тогда быть вкус у какао! Почему убийца рассчитывал, что девушка сможет такое выпить? Ведь более естественная реакция — вылить его и сварить свежий.

Тут мисс Силвер припомнила обрывок услышанной сплетни.

— Знаете, Конни чем-то болела в детстве, что полностью нарушило чувство вкуса и обоняния, мне и раньше приходилось о таком слышать. Девушка не распознала бы вкус лекарства, а убийца об этом знал. Если вкус и показался девушке странным, не будем забывать, что она собиралась сама сделать с таблетками.

— Не сомневаюсь, что про ее болячки знал каждый на пять миль вокруг, — недовольно вставил Рэндел, — а возможность убить ее была у любого жителя графства, который мог бы войти в дом. Что вы на это скажете?

— Люди обычно весьма беззаботно обращаются с ключами. Если кто-то хотел забраться в дом Конни в ее отсутствие, он мог украсть ключ или проникнуть в дом через незапертое окно.

— Как через окно? — удивился констебль.

— Мне это сразу пришло в голову. Если девушку убили, то это сделал тот, кого она хорошо знала и у кого были естественные причины зайти к ней в дом. Помните, его ведь использовали как помещение для подготовительной школы. Старшие дети уходят около четырех. В общей суматохе нетрудно открыть заднюю дверь и уйти с ключом или оставить его спрятанным под ковриком на крыльце. Кроме того, окно могли намеренно оставить не запертым на задвижку. А еще проще предположить, что у того, кто хотел войти, просто был ключ от одной из дверей в коттедж «Крофт».

— Вы кого-то имеете в виду?

— Мы с миссис Родни вместе приходили туда в среду, в четыре часа, чтобы забрать ее малыша…

— Нам что, следует подозревать Джойс Родни?

— Думаю, что нет, хотя она входила в дом, так же как и мисс Эклс, которая пришла забрать девочку, чьи родители не живут в Тиллинг-Грин. Их фамилия Блэк, они в тот день пригласили Метти на чай.

Рэндел нахмурился:

— А Метти Эклс возвращалась с Конни домой после приема…

— Они шли вместе до коттеджа «Холли», соседнего с тем, в котором живу я.

— И вам кажется, но вы не уверены, что они там распрощались. Даже если и так, ничто не препятствовало мисс Эклс передумать и сказать, например: «Знаешь, я пройдусь с тобой еще немного». Если она так и сделала, то вполне могла войти в дом и заправить какао дополнительной порцией таблеток. Конечно, их следовало предварительно растолочь, так что все мероприятие должно быть тщательно спланировано заранее. А вот и еще один вариант. Интересно, мисс Эклс шла на прием тоже вместе с Конни? Если она сначала зашла за ней, то вполне могла отравить какао прямо тогда.

— Мне кажется, нет, Рэндел. Они действительно отправились в гости вместе, но Конни зашла за Метти, а не наоборот, я видела, как они уходили. Есть еще одна причина исключить из рассмотрения Метти. Если бы Конни подозревала именно ее, то вряд ли бы ей понравилось прогуливаться с ней по всей деревне.

— Может, ей было трудно отказаться.

— Согласна. Обо всем могли договориться заранее, когда у Конни еще не созрели подозрения. Трудно отказаться от прежних планов, да и Конни могла не знать, что ее разговор с викарием подслушали и уже обсуждают по всей деревне.

— Следовательно, мисс Эклс остается в списке.

— Заметьте, я вовсе не утверждаю, что подозреваю ее в убийстве, — равнодушно отметила мисс Силвер, — просто у нее была такая возможность.

Констебль кивком подтвердил, что принял поправку к сведению:

— Как скажете. — И, помолчав, продолжал: — Напомню вам еще об одном. Почта тоже подключилась к поискам автора анонимок. Оказалось, что все три отосланы в среду из Ледлингтона. Их взяли из почтового ящика на Главной улице и наутро переправили в Тиллинг-Кросс. Их опознали по специфическим, дешевым белым конвертам и корявому почерку.

— Не скажете, кому они были адресованы?

— Полковнику Рептону, викарию и Валентине Грей.

— И какой отсюда вывод?

— Правильно ли я понял, что венчание отложено? — Женщина подтвердила его догадку кивком. — Интересно, из-за смерти Конни или из-за писем? Или потому, что Джейсон Лей вернулся?

Проигнорировав неуместный намек молчанием, мисс Силвер сообщила:

— Мистер Гилберт Эрл вернулся в Лондон.

— Да, нам это известно. То ли это имеет значение для нашего дела, то ли нет.

— Все заметили, что ему не звонили и не писали. Почтальон ведь знает про все письма, а на коммутаторе знают его голос.

— Да, в деревне действительно нет секретов.

— Почти нет, Рэндел.

— Тогда ответьте, кто был в Ледлингтоне в среду утром. Мисс Силвер задумалась:

— Во-первых, я сама приехала туда десятичасовым автобусом. После полудня намечалась репетиция венчания, сама свадьба — на следующий день, так что мисс Вейн решила приобрести пару светлых перчаток. Мы поехали вместе… так, дайте мне подумать… Мисс Эклс тоже отправилась в город, кажется, с подобной целью, потому что мы встретились с ней в магазине Эшли, где она покупала голубой вечерний шарф. Кстати, прекрасный магазин, зайти туда — истинное наслаждение. Мы все прекрасно провели время. Мисс Вейн встретила приятелей. — Рассказчица на какое-то мгновение замолчала, не зная, говорить или нет. — И она показала мне человека, который не был ее приятелем.

— Что за таинственность? — насмешливо поинтересовался констебль, но мисс Силвер не намеревалась шутить.

— Я просто стараюсь быть точной. Мне показали мистера Бартона, живущего в коттедже «Гейл», еще одного соседа мисс Вейн. Им интересуется вся деревня, потому что человек сам ведет хозяйство, сам готовит, а двери его дома всегда на замке. Кроме того, у него семь кошек, с которыми он совершает ночные вылазки, а днем, кажется, совсем не выходит.

— И этот человек появился в Ледлингтоне среди бела дня? Надеюсь, без кошек.

— Именно так. Мисс Вейн отметила это как из ряда вон выходящее событие.

— И как он вам показался?

— Высокий, тощий, мятая поношенная одежда. Ведет себя так, как будто все время прислушивается, может быть, глуховат.

— Думаю, что нет.

— Старики иногда выглядят именно так.

— А раньше вы его видели?

— Не днем. Я видела его в среду ночью.

— В какое время?

— Около половины одиннадцатого. Я как раз выключила свет и открывала окно, когда услышала звук шагов, а потом стук калитки, высунулась из окна и поняла, что открыли не нашу, а коттеджа «Гейл». Около нее стоял мистер Бартон. Закрыв калитку, он направился к входной двери, расположенной за углом с нашей стороны. Потом зажег фонарик и открыл дверь, тут луч осветил прихожую, и я увидела, как семь больших котов вошли в дом, а за ними — сам хозяин, который запер за собой дверь.

Констебль помрачнел:

— Вы понимаете, что многие в деревне твердо уверены, что письма пишет именно мистер Бартон?

Ответ прозвучал, как обычно, сдержанно:

— Всегда подозревают чужака, тем более ведущего жизнь, не укладывающуюся в деревенские стандарты.

— Никто не упоминал его при вас в качестве подозреваемого?

— Дорогой Рэндел, никто, кроме миссис Родни, вообще не упоминал при мне об анонимках.

— Это вполне естественно. Вы тоже чужая, а тут дело внутреннее. Но жители действительно подозревают Бартона, а если вы видели, как этот человек возвращался домой в половине одиннадцатого, то можно предположить, что он побывал и в коттедже «Крофт», чтобы заставить замолчать Конни. Хотя вряд ли предполагаемый убийца решил воплотить в жизнь свои гнусные замыслы, сопровождаемый свитой котов.

— Ну, Бартон привык выходить с ними по ночам, так что, оставь он их дома, это привлекло бы больше внимания… предполагая, конечно, что цель прогулки — совершение преступления.

Ее собеседник расхохотался:

— А тому нет никаких доказательств. Давайте лучше вернемся к вашей экспедиции в Ледлингтон. Вы все время были вместе с мисс Вейн?

— Нет. Я как раз обнаружила в магазине прекрасную шерсть и решила купить одну, прекрасного красного цвета, чтобы связать джемпер и кардиган в рождественский подарок моей племяннице Этель. А потом получила истинное удовольствие, встретившись с миссис Джернингем.

На обоих собеседников нахлынули воспоминания. Было время, когда Лайль Джернингем оказалась на краю гибели, и только они двое видели это.

— Она очаровательна, — отметил Рэндел, — да и Рейф — неплохой парень, сейчас они очень счастливы. Но давайте вернемся к жителям Тиллинга. Я узнал у водителя автобуса, что тем утром их в Ледлингтоне было огромное количество. Загадочная вещь — человеческий характер. Можно выбирать любой день недели, но они прутся именно в среду, когда все рано закрывается, так что и в автобусах, и в магазинах давка. Перечислять надоест всех из Тиллинга, кто был тем утром в городе. Преподобный Томас Мартин, Роджер Рептон с прекрасной супругой, его сестра Мегги, Валентина Грей, Дафна Холлис, одна из подружек невесты, мисс Эклс и еще дюжина других особ. Я не живу в вашей деревне, но тоже был в Ледлингтоне вместе с Риеттой и многих из них заметил. И любой мог отправить те три письма.

Мисс Силвер подумала мгновение, а потом спросила:

— А что говорят те, кто получил эти письма?

— Викарий признался, что получил письмо, но не собирается сообщать мне его содержание, что-то вроде тайны исповеди. Дескать, мне это ничем не поможет. Валентина Грей сначала покраснела, потом побледнела и сказала, что она письмо сожгла и не хочет даже обсуждать такую гадость. Как будто не ее обязанность помочь полиции. Не знаю, вы уже успели…

Мисс Силвер отрицательно покачала головой:

— Я еще с ней не познакомилась. Надо найти какой-то подходящий предлог.

— Что-нибудь придумаем. Конечно, многого ожидать нечего… викарий с его делами, девушка с секретами… Но с третьим письмом происходит нечто странное. Почтальон говорит, что доставил его по адресу, а Роджер Рептон отрицает, что получил.

 

Глава 16

Чай стал приятной передышкой в утомительной беседе, мисс Силвер повосхищалась детьми приятной пары и вернулась обратно, в коттедж «Виллоу». Не делая секрета из своего визита, она заговорила о нем, не дожидаясь расспросов.

— Какой прекрасный дом, какие милые люди! Знаете, миссис Марч великолепно выглядит.

Мисс Вейн ловила каждое слово.

— Я сама с ней не встречалась, но, кажется, там была какая-то история…

Мисс Силвер добродушно улыбнулась:

— Все истории о миссис Марч только увеличивают уважение к ней.

Мисс Рени ужасно сконфузилась:

— Конечно, я и не имела в виду ничего такого… Жизнь в деревне портит людей, мы так много злословим, а, как говорил старинный друг моей матери, добрых слов никогда не бывает слишком много. Мне вовсе не хотелось намекать на то, что, конечно же, является злой сплетней. Моя дорогая сестра всегда говорила: «Никогда не повторяй чужие слова, Рени», но, как ни старайся, они все равно иногда вылетают. Но это только потому, что человек интересуется жизнью своих соседей. Например, если бы дорогая Эстер была сейчас здесь, она бы не смогла молчать о бедняжке Конни. Конечно, ничего недружественного, но ведь предположения-то можно строить, правда?

Мисс Силвер перематывала красную шерсть, купленную в магазине Эшли, ведь ее лучше хранить в клубках. Мисс Рени предложила держать мотки, так что дамы временно пребывали, так сказать, в непосредственной близости друг от друга. И ничто не могло избежать теплого дружеского внимания мисс Силвер, когда она сказала:

— Ни в коем случае человек не может изолироваться от жизни общества. Ущерб, нанесенный одному из нас, не может не привлечь внимания других. Как говорил святой Павел, «когда страдает один, все мы страдаем вместе с ним».

Мисс Вейн уронила моток и прижала к носу скомканный носовой платок:

— Как хорошо вы сказали! Дорогая, я, кажется, запутала моток! Как глупо с моей стороны!

Мисс Силвер расправила нитки с ловкостью, приобретенной годами практики.

— Сейчас просто натяните потуже. Не понимаю, почему надо себя винить за естественный интерес к смерти этой девушки. Случай крайне угнетающий, а подумать только, как чувствуют себя ее друзья.

Мисс Рени всхлипнула:

— Мне показалось на репетиции венчания, что она плакала, но человек и представить себе не мог…

— Правда? — то ли спросила, то ли согласилась мисс Силвер.

Тут моток снова упал, а мисс Рени разрыдалась:

— Все время думаю, как бедняжка тогда выглядела, все видели, что она плакала, говорили, что у девушки что-то на уме… Почему никто не пошел с ней домой и не выяснил, что именно? Никто этого не сделал, а сейчас уже слишком поздно. — Женщина высвободила обе руки из шерсти и прижала к лицу платок. — А все эти ужасные письма, — она высморкалась, — но, наверно, вы о них и не слышали? Ответ прозвучал хладнокровно:

— Об анонимном письме упоминалось, когда писали о расследовании по поводу смерти Дорис Пелл. Такие вещи всегда приводят к неприятностям.

Мисс Вейн всхлипнула.

— Они ужасны! Мне не хотелось начинать говорить о них первой, я ведь не знала, что вы уже что-то слышали… а иногда так хочется с кем-то поделиться. Джойс всегда так боится, что Дэвид что-то услышит, чепуха это все, неужели пятилетний мальчик поймет хоть слово про анонимки? Да он и слова-то такого не знает.

— Удивительно, как иногда совсем маленькие дети схватывают и запоминают, — наставительно произнесла мисс Силвер.

Мисс Вейн вынырнула из носового платка:

— Джойс мне не очень симпатизирует, а я привыкла все обсуждать со своей дорогой сестрой, уж она бы просто пришла в ужас, узнав о письмах. Знаете, несколько лет назад подобная история случилась в Литл-Пойнтон, в десяти милях отсюда. Двое покончили жизнь самоубийством, даже Скотленд-Ярд вызывали. Письма приходить перестали, но кто этим занимался — так и не нашли. Кое-кто считал, что это проделки жены почтмейстера, но мы с сестрой этому не верили. Она была такая усердная прихожанка, а уж до чего любезная, когда заходишь в ее магазин. Они с мужем кроме почты держали еще бакалейную лавку. Наша пожилая тетушка жила совсем рядом с ними, так что мы с Эстер обо всем знали почти из первых рук. Тетя Мартин всегда повторяла, что никогда не поверит ничему плохому о такой набожной женщине, как миссис Солт. Кстати, ее сестра, миссис Гурни, заведует у нас почтой… Но я полагаю, что никто не будет подозревать, что она имеет какое-то отношение к анонимным письмам, которые люди начали получать здесь, в Тиллинг-Грин.

Мисс Силвер упорно сражалась с красным мотком.

— А что, есть основания для таких подозрений? — как бы между прочим поинтересовалась она.

Мисс Вейн вспыхнула:

— О, дорогая, нет… конечно, нет! Неужели мои слова позволяют подумать такое? Правда, миссис Гурни слишком много знает о деревне, ведь все к ней приходят, а если встречают в магазине приятелей, то и болтают о том, о сем. Моя дорогая сестра всегда отмечала, как много времени на это тратится. «Если ты собралась в лавку, — говорила она, — то купи, что надо, и уходи. Сплетни и безделье держатся вместе, от них все неприятности». Правда, не всегда легко сразу уйти, но я старалась… Наверно, никто меньше меня не прислушивается к разговорам. И пока Хильда Прайс не вывалила на меня новость, я и представления не имела, что бедняжка Конни, кажется, знает, кто пишет эти отвратительные письма. Кажется, все в деревне уже были в курсе, а я нет.

— А почему люди считали, что Конни знает про письма?

Наконец на свет Божий была извлечена история со звонком и визитом Конни к викарию, сопровождаемая оговорками типа «не люблю повторять чужие слова» и «в это просто трудно поверить». Версия мисс Рени мало отличалась от рассказанного ранее Джойс Родни. Конни плакала, когда звонила викарию, и перестала, когда ушла от него. Она что-то знала о письмах и пришла поделиться с мистером Мартином, но ушла, так ничего и не сообщив. Ее слова повторила миссис Нидхем: «Если я скажу, то не смогу взять свои слова назад», на что викарий якобы ответил: «Да, назад слова не возьмешь, так что обдумай-ка все еще раз. Но если ты знаешь, кто пишет эти анонимные письма, то у тебя есть долг перед людьми».

— А сейчас, — всхлипнула мисс Рени, — поздно интересоваться, что там девушка знала, она мертва! Так что если хочешь что-то сделать, то делай это не откладывая, Эстер всегда так говорила. Даже знала такую пословицу на латыни, но я ее уже не помню.

Мисс Силвер достаточно хорошо знала латынь, чтобы процитировать упомянутую поговорку: «Bis dat qui cito at» — «Дважды дает тот, кто дает быстро».

 

Глава 17

Дознание по делу Конни Брук проходило в субботу, в одиннадцать часов утра. После того как выслушали официальных свидетелей, полиция отложила слушания. Поскольку мисс Вейн выразила желание присутствовать на процедуре, мисс Силвер предложила ее сопровождать, что было с благодарностью принято.

— Ах, если бы вы только смогли! Это такая поддержка для меня! До прошлого года я никуда не ходила одна, без моей дорогой сестры, а дознания так расстраивают нервы!

В иных обстоятельствах мисс Силвер объяснила бы хозяйке, что можно избежать расстройства и просто никуда не ходить. Но поскольку был задет ее профессиональный интерес, то она не стала переубеждать мисс Рени, появившуюся в глубоком трауре, который надевала на похороны мисс Эстер. Женщина предусмотрительно запаслась дополнительным носовым платком, признавшись постоялице, что на дознаниях она всегда плачет… «а ведь так мало времени прошло с тех пор, как я была на дознании по делу Дорис Пелл».

Дознание происходило в гостинице «У Джорджа», самую большую комнату которой предоставили в распоряжение коронера. И она была набита битком. Поскольку медицинское исследование показало, что девушка проглотила очень большое количество таблеток, то на место свидетеля, на другой стороне стола от коронера, пригласили мисс Мегги Рептон. Женщина, постоянно вздыхая, принесла присягу и села, теребя носовой платок. Она настолько тихо отвечала на вопросы, что остальные присутствующие разбирали слова, только когда их повторял сам коронер. Женщина призналась, что дала Конни Брук пузырек снотворного.

— Зачем вы это сделали?

Ответное бормотание расшифровывалось как:

— У нее была бессонница.

— Вы сказали ей, сколько таблеток следует принять? Последующее бормотание сопровождалось отрицательным мотанием головой.

— Значит, вы считали, что дозировка написана на пузырьке, вы в этом уверены?

Здесь вмешался инспектор полиции, сказав, что доза на пузырьке указана, но буквы полустертые и бледные. Вещь представили на исследование коронеру.

— Да, почти нечитаемо, — признал последний. — Итак, мисс Рептон, сколько таблеток оставалось в пузырьке?

Оказалось, что мисс Мегги не имеет об этом ни малейшего представления. После серии вопросов типа: «Если не можете сказать точно, то хотя бы сделайте предположение — полупустой, наполнен на четверть или почти пустой?» — из нее все равно никакого личного мнения не вытянули. Женщина вздыхала, переходила на шепот, прижимала к глазам смятый платок, но вопрос с количеством злосчастных таблеток так и остался открытым.

После нее свидетельствовала мисс Эклс, произнесшая присягу отчетливым звонким голосом и дававшая показания в исключительно деловом стиле. Да, она возвращалась с приема вместе с Конни и попрощалась с ней у своего дома. Они разговаривали о снотворном, и она решительно предостерегла девушку не принимать больше одной таблетки. После повторного вопроса на ту же тему мисс Метти подчеркнуто повторила:

— Конни не привыкла к снотворному, поэтому я и сказала, чтобы она не пила больше одной.

— А что она на это ответила?

— Ничего. Мы стали говорить о том, что она с детства не может проглотить пилюлю целиком, поэтому Конни собиралась измельчить таблетки и растворить их в какао, которое оставила на плите. Я предупредила, что вкус у напитка будет отвратительный, но опомнилась и сказала: «Но ведь ты вкуса не чувствуешь, правда?»

— Да, доктор Тейлор уже дал показания, что мисс Брук о время болезни потеряла чувство вкуса и обоняния, так, мисс Эклс, вы говорили относительно дозы снотворного «одна таблетка», а что ответила вам сама мисс Брук?

— Точно не помню. Я считала, что она должна принять дну пилюлю, и убеждала не принимать больше, но я не уверена, говорила сама Конни об одной таблетке или о нескольких таблетках. Извините, но у меня нет полной уверенности по этому вопросу.

Под градом вопросов коронера женщина дала исчерпывающее описание, как на следующее утро к ней прибежала Пенни Марш и как они вместе обнаружили мертвую Конни, лежащую в своей постели. На вопрос о кастрюльке с какао «Это вы ее вымыли и убрали?» был получен немедленный ответ:

— Нет, не я. Наверно, Конни сделала это сама.

— Не надо строить предположения по поводу поведения мисс Брук.

Сказать, что Метти Эклс недовольно вздернула голову, было, конечно, нельзя. В ее жесте содержался лишь легкий намек на то, что если бы не уважение к суду…

Но она только позволила себе решительно заявить:

— Конни никогда бы не оставила посуду немытой.

Полиция отложила слушания, коронер покинул свое место за столом, зрители разошлись, комната в гостинице освободилась.

 

Глава 18

Валентина Грей шла по лесу, раскинувшемуся за поместьем. Она хотела увидеть Джейсона. Появившись, он обнял девушку, и они долго стояли, не размыкая рук, ощущая себя одним целым. Наконец он заговорил:

— Когда мы поженимся?

— Не знаю, ты не просил моей руки.

— А мне и не надо просить. Я не сделал этого перед уходом, потому что не знал, удастся ли мне вернуться назад. И сейчас не попрошу, сама знаешь, это ни к чему.

— А может, мне хочется, чтобы меня попросили выйти замуж.

— Стоя на коленях, в романтическом стиле? — Молодой человек немедленно рухнул на ковер из сосновых иголок, поцеловал обе ее руки и сказал: — Окажите мне честь, станьте моей женой!

Девушка смотрела на любимого сияющими глазами, губы ее трепетали, сжатые руками Джейсона ладони дрожали. В ней не осталось ничего от той Валентины, которая стояла в церкви, пытаясь выдержать репетицию своего венчания с Гилбертом Эрлом.

— Не знаю… — произнесла она дрожащим голоском.

— Прекрасно знаешь. Напоминаю, выбора нет, я не позволю тебе выйти замуж за другого.

Валентина улыбнулась:

— И как ты меня остановишь?

Джейсон поднялся, не выпуская ее из объятий.

— Заявлю протест против заключения брака. Понимаешь, меня давно подмывало сотворить что-то в этом духе.

— А кто-нибудь так уже делал?

— Мне кажется, да. Ты просто встаешь и громко и открыто заявляешь, что протестуешь, тогда священник прерывает церемонию и говорит, что хочет поговорить с тобой в ризнице. Больше никто службу не слушает, а ты меньше всех, потому что думаешь, что скажешь священнику.

— А что ты ему скажешь? Понимаешь, для такого должна быть серьезная причина или препятствие.

— Знаешь, у меня есть старинное кольцо с девизом, оно принадлежало моей матери, я хочу подарить его тебе. Оно в нашей семье еще со времен Непобедимой армады. Буквы внутри кольца такие мелкие, что прочитать их можно только с лупой, должно быть, надпись уже неоднократно обновляли. Она гласит: «Если ты любишь меня так же сильно, как я тебя, то ничто, кроме смерти, не разлучит нас». Ты не думаешь, что это достаточно уважительная причина, чтобы не выходить замуж за другого?

— Наверно, уважительная…

Оба надолго замолчали.

— А тебе придется опять уходить? — робко спросила девушка, когда они оторвались друг от друга.

— Во всяком случае, не туда, где я был. Там меня уже знают, так что от появления будет мало пользы. Ты не хочешь осесть и заняться сельским хозяйством?

— Обожаю сельское хозяйство.

— Тогда выходи за меня.

— Джейсон, я не знаю. Понимаешь, все думают, что я все еще обручена с Гилбертом, а венчание отложено из-за смерти Конни.

Молодой человек засмеялся:

— Как мало ты знаешь! У меня есть полная информация от миссис Нидхем. Полдеревни жалеет бедного мистера Эрла, а вторая половина считает, что он сильно замарался, раз уж ты решилась на такое. Обе половины согласны в одном — ты дала ему пинка и свадьба отменяется. Почтальон заметил, что он уехал, но ни письма, ни звонка ему не было — это уже девушки с коммутатора сообщили. Так что вопрос считается окончательно решенным. Лучше бы тебе сообщить семейству и дать заметку в газете.

— Я уже сказала Роджеру и Мегги, кажется, дядя сообщил Сцилле, она промолчала.

— А что дядя и тетя?

Девушка в притворном ужасе схватилась за голову:

— Ой, тетя Мегги расплакалась и сказала, что брак — очень неустойчивая штука и она сама рада, что ей удалось избежать подобного испытания.

— Бедняга Мегги.

— Дорогой, все было произнесено с большим чувством. Тетя сообщила, как несчастливы были мои родители, да и Роджер со Сциллой.

— А как прореагировал дядя?

— Удивительно, но почти ничего не сказал. Знаешь, я ему говорю, что не выйду за Гилберта, а он даже не спросил почему. Просто стоял спиной ко мне и смотрел в окно, а потом и говорит: «Полагаю, ты лучше знаешь, что тебе надо». Я согласилась, что да, знаю, — и на этом все.

Джейсон промолчал. Через некоторое время Валентина продолжала:

— В четверг утром я получила отвратительное анонимное письмо и с тех пор все думаю, не пришло ли что-то похожее дяде.

— И Томми получил.

— Неужели и Томми! — воскликнула девушка.

— Да, я сам видел.

— Слушай, Джейсон, а что…

— Только между нами.

— Конечно, и что же в нем?

— Гилберт обвиняется в попытке совершить двоеженство, а Томми спрашивали, собирается ли он такому содействовать. В общем, задали ему задачу. С одной стороны, на анонимные письма не принято обращать внимание, а с другой — встает вопрос, вдруг это правда и он сам толкнет девушку к подобному браку? Томми должен на нас молиться, что мы избавили его от сомнений.

Валентина склонилась к любимому. Гилберт ушел, жизнь стала такой безопасной и приятной.

— В письме к Томми не говорилось, что Гилберт женился в Канаде на девушке по имени Мари Дюбуа?

— Именно так. Не уточняя, когда и где. Анонимщик твердо придерживается общих фраз. Дай-ка сообразить… ведь он бывал в Канаде, правда?

— Когда-то очень давно, ему тогда было не больше двадцати. Вот удивлюсь, если он действительно женился на этой Мари.

— Мог и жениться. Если он по молодости лет свалял дурака, а она потом умерла, то Гилберт мог просто не считать необходимым говорить о таком браке. Или они могли развестись. Не думаю, чтобы он рискнул нарушить закон и совершить двоеженство. Когда-нибудь мы его об этом спросим. Так, если придется к случаю… на коктейле, или на железнодорожной станции, или в любом другом месте, где обычно встречаешь тех, кого не хочешь видеть.

— Дорогой, какой ты дурак!

И оба от души расхохотались. Какое это божественное чувство, смеяться над тем, что могло стать кошмаром твоей жизни!

— Считаешь, я на такое не способен? Когда-нибудь, после нашей свадьбы, обязательно спрошу, бьемся об заклад на два пенса. Скажу что-то вроде: «Да, кстати, а что случилось с той девицей из Канады, Мари Дюбуа, на которой ты женился?»

— Ты этого не сделаешь!

— Поживем — увидим!

 

Глава 19

Сцилла Рептон в кабинете сняла телефонную трубку и назвала лондонский номер. Конечно, девушка на коммутаторе будет подслушивать, если сочтет, что разговор того стоит, но какая разница? Если живешь в деревне, то вся личная жизнь на виду. Если вам слишком часто пишут, то миссис Гурни на почте начинает распознавать почерк и достаточно язвительно может намекнуть на отправителя. Сцилла много раз слышала, как та открыто выпаливала из-за прилавка:

— Нет, миссис Лоусон, от вашего Эрни ничего нет, только открытка от сестры из Бирмингема.

Сцилла подождала, пока ее соединили с Гилбертом, голос молодого человека звучал чрезвычайно обиженно. Женщина рассмеялась:

— Перестань, Гилберт… что за тон! Любой подумает, что мы поссорились!

Он ответил на хорошем французском:

— Пожалуйста, веди себя благоразумнее. Казалось, эти слова ее развеселили.

— Не о чем беспокоиться. Роджер сообщил мне, что свадьбы не будет… и денежек тоже. Здесь любой тебе с закрытыми глазами скажет, что эта свадьба задумана наспех, а раскаиваться будешь потом, так что если ты меня спросишь, то хорошо, что так кончилось.

— Я тебя не спрашиваю.

Женщина смягчила тон:

— Все пройдет и забудется, дорогой. Послушай, я собираюсь в город, мы могли бы пообедать вместе. Не хочешь?

— Едва ли ты выбрала подходящий момент.

— Как гадко ты отвечаешь! Не забудь, тебя отвергла Вэл, а не я. Мне казалось, я должна тебя немножко утешить… у тебя такой голос, как будто ты в этом очень нуждаешься. Тебя просто должны поскорее увидеть с кем-то другим. Я имею в виду, что приятнее отвечать на вопрос, кто та роскошная блондинка, с которой ты обедал, чем тащиться одному в какую-нибудь кошмарную закусочную. И тебе и мне сейчас нужно взбодриться. Дома я скажу, что отправилась к зубному врачу. Это всегда хорошо проходит, да мне и действительно пора нанести ему визит. А Мейми одолжит нам свою квартиру, не задавая лишних вопросов. Так что встречаемся в понедельник на старом месте в час. Всего наилучшего! — И она поторопилась повесить трубку, потому что ей почудилось какое-то движение за спиной.

Но было уже поздно. То, что Сцилла услышала, был звук не открывающейся, а закрывающейся двери. Ее муж уже вошел. Щелкнул замок, мужчина оперся о деревянную панель стены и сказал незнакомым безжизненным голосом:

— С кем ты говорила?

— С Мейми Фостер, — ответила она первое, что ей пришло в голову. — Я собиралась съездить к зубному врачу и подумала, что на обратном пути передохну немного в ее квартире, если он решит дать мне обезболивающее.

Роджер не сдвинулся с места.

— Ты лжешь!

— Роджер, что ты себе позволяешь!

Сцилла знала, какой вспыльчивый у мужа характер, и удивилась, что его голос звучал ровно, но что-то в нем было неестественное.

— Ты не разговаривала с Мейми Фостер, — продолжал он. — Ты разговаривала с Эрлом и собиралась с ним встретиться. Ты сказала: «Я скажу, что еду к зубному… это всегда хорошо проходит, а Мейми одолжит нам свою квартиру, не задавая лишних вопросов». И вы договорились встретиться на старом месте в понедельник, в час. Не ври больше, видишь, я все знаю. Если вы привыкли встречаться на квартире Мейми, то можно найти свидетелей, и тогда я с тобой разведусь. Кто-то был так любезен, что прислал мне анонимное письмо, сообщающее, что у тебя связь с Гилбертом. Кажется, Валентина тоже такое получила. Я ее не спрашивал, а сама она не рассказала, но, думаю, ты внесла свою лепту в разрушение ее замужества. Можешь отправляться к Эрлу, или к своей услужливой подружке Мейми, или прямо к дьяволу, только подальше от моего дома. — Роджер распахнул дверь. — Немедленно отправляйся укладывать вещи.

Сцилла испугалась и разозлилась. Природная отчаянность требовала немедленно сжечь за собой мосты. Почему бы не плюнуть на все и не вернуться к прежней жизни? Сейчас она выглядит лучше, чем раньше, фигура сохранилась. Можно вернуться в шоу-бизнес, а Гилберт никуда не денется. Она по горло сыта деревенской жизнью и Роджером. Но она боялась, особенно вспоминая время, когда сидела без работы, голодная, усталая, замерзшая, и никому не было до нее дела. Если муж с ней разведется, то она потеряет выделенные ей деньги. В брачном договоре написаны эти ужасные слова, которые адвокаты ей подробно растолковали: «cum casta» — «пока остается добродетельной». Если ей придется пройти через развод, то она не получит и пенни. Но если она останется здесь, сможет на этом настоять, а Роджер умрет, то ей обломится неплохой куш…

Все эти мысли бешено метались у нее в голове, как птицы, бьющиеся в закрытое окно. Страх помог ей собраться. Женщина услышала свой собственный громкий презрительный голос:

— Анонимки? Эти грязные писульки, которые ходят по деревне? Да как ты осмелился меня обвинять?!

Не обратив ни малейшего внимания на взрыв, муж заметил:

— Грязные писульки о грязных вещах.

— Ложь… ложь… ложь! — выкрикнула она.

Муж покачал головой:

— Не думаю. В письме все объяснялось весьма обстоятельно. Кажется, за вами с Гилбертом следили, и я догадываюсь, кто это был и кто написал письмо.

Женщина, пытаясь сдержать рыдания, положила руку на горло, ощутив под пальцами, как бешено стучит пульс… от ярости или от страха?

— И кто же это сделал? — сдавленным голосом спросила она мужа.

— Хочется узнать, да? Да, может быть, ты сама. Прекрасный способ расстроить помолвку Валентины, да и свой брак тоже. Станете ты и твои дружки переживать из-за развода, он для вас ничто! Но тебе, прежде чем бросить меня, захотелось увериться, что Гилберт готов жениться.

— Мне показалось, что это ты меня выгоняешь, — сказала Сцилла голосом, в котором клокотала ярость. — А если мне идти некуда? А если я просто заявлю, что не уйду?!

Роджер осознал, что зашел слишком далеко и вступил на путь, который приведет лишь к разрушительному скандалу. Еще слово — и назад пути не будет. А насколько далеко собиралась зайти Сцилла? Ведь дураку ясно, что Гилберт никогда не женится на ней по собственной воле. В придачу к будущему титулу у него лишь пустой карман, он не может позволить вовлечь свое имя в скандал или жениться на женщине без гроша за душой. Именно такие беспорядочные мысли мелькали в голове у Роджера.

Тут он вспомнил, что дверь распахнулась, и прикрыл ее.

— Я не хочу казаться извергом и вышвыривать тебя из дому, — объявил он жене, — можешь некоторое время подумать, что тебе делать, но только до вторника. Не следует устраивать скандалов до похорон этой бедной девушки.

Флори Стоукс испытала огромное разочарование, когда дверь кабинета закрыли. Она как раз проходила по холлу, чтобы присмотреть за огнем в камине и задернуть занавеси перед обедом, а тут из кабинета доносятся громкие сердитые голоса полковника и его жены. Конечно, Флори не решилась войти и вовсе не собиралась подслушивать, но мистер Рептон говорил таким внятным голосом, что она все хорошо расслышала. И самое первое — что есть свидетели тому, что миссис Рептон встречалась на квартире у своей подруги, Мейми Фостер, с мистером Гилбертом и что дело идет к разводу. А когда полковник сказал: «Можешь убираться к Гилберту, или к своей услужливой подруге Мейми, или к самому дьяволу, только подальше от моего дома», дверь кабинета стала открываться, и ей пришлось скрыться, чтобы ее не заметили. Если бы миссис Рептон сразу вышла, то обязательно увидела бы Флори. Но она не вышла, сказала что-то сердитое об анонимных письмах и еще: «Как вы смеете!»

После этих слов Флори пришлось ретироваться. При открытой двери в кабинет она могла спрятаться за портьерой двери, ведущей к кухне. Если бы кто-то из них в этот момент вышел, то увидел бы, что девушка направляется куда-то по своим делам и нельзя понять, как долго она уже здесь. А слышно с этого места все прекрасно, так интересно, настоящее кино. Конечно, ни для кого не было секретом, что миссис Рептон — легкомысленная особа, все знали, что она тайно встречается с мистером Эрлом. Так ей и надо, что муж вывел ее на чистую воду. Подумать только, иметь своего собственного мужа и так нагло пытаться расстроить свадьбу мисс Валентины! Конечно, теперь, когда вернулся мистер Джейсон, девушка и сама не захочет выйти ни за кого другого… Это тоже было известно всем.

Когда Сцилла с горящими щеками покидала кабинет, Флори как раз скрылась за портьерой.

 

Глава 20

Во второй половине дня Флори была свободна. Ее матери приходилось работать в гостинице «У Джорджа», потому что мистер Стоукс постоянно хворал, три дочери и сын жили в семье и помогали содержать отца. Все члены этого семейства были очень привязаны друг к другу, а если отец зарабатывал последний раз лет пятнадцать назад, то, во всяком случае, будучи хорошим поваром, всегда старался приготовить что-нибудь вкусненькое для своих близких к чаю. У него была легкая рука на выпечку, и, как говаривала Флори, правда не в присутствии миссис Глейзер, бекон, сосиски и жареная рыба удавались ему превосходно. Мистеру Стоуксу даже поступали заманчивые предложения от некоторых семей, но его жена не поддалась искушению, потому что муж страдал какими-то загадочными приступами, которые до сих пор доктора не смогли диагностировать. Надо признать, что этот человек не очень-то верил в медицину, и его можно понять: доктор Тейлор, например, дошел до того, что называл его просто старым мошенником. Несмотря на загадочную болезнь отца, семейство жило дружно и весело.

Вернувшись домой, Флоренс увидела, что папаша читает газету, прихлебывая травяной отвар — отвратительную на вкус смесь, рецепт которой переходил в семье из рук в руки уже сотню лет и тщательно хранился в тайне от посторонних. Никто из ее братьев и сестер и глотка бы этой гадости не сделал. Почувствовав невыносимый запах, девушка наморщила носик, но все-таки наклонилась чмокнуть отца в макушку и сразу же перешла к сплетням.

— Знаешь, сегодня в поместье был такой шум! — начала она.

Услышав столь многообещающее начало, мистер Стоукс оторвался от газеты и позволил ей упасть на пол. Никакие новости не захватывали так, как многосерийное действие под названием «Семейство Рептон». Сколько было разговоров про миссис Рептон — как одевается, какой косметикой пользуется, не говоря уже о ее легкомысленных выходках, как он сам их называл. А тут еще разорванная помолвка мисс Валентины, множество предположений, почему так случилось, внезапная смерть Конни Брук, приехавшая полиция… Да уж, скучной жизнь в деревне не назовешь. Оживившись в ожидании свежей порции слухов, мужчина поинтересовался:

— И что на этот раз? Снова анонимки?

Флори покачала головой:

— Насколько мне известно, их больше не было.

— А мисс Валентина получила такое письмо в четверг?

— Я об этом уже говорила.

— И полковник тоже? Сэм Боксер, что одну доставил викарию… конверты похожи друг на друга, как близнецы, его даже полиция допрашивала. Я-то ему прямо сказал, как надо себя с ними вести: «Я простой почтальон, а не детектив, и у меня хватает работы с доставкой почты, на изучение времени нет». Вот что ему следовало ответить, чтобы уберечься от неприятностей. Все происходящее к нему отношения не имеет, могу открыто заявить хоть Сэму, хоть кому другому, разлитое молоко в кувшин не вернуть, разорванную помолвку полицейским не склеить. Так о чем шумели сегодня?

Флори не терпелось выложить отцу новости, но она вежливо подождала, пока он не выскажется. Если папочке хочется о чем-то поговорить, то пусть ты хоть своими глазами убийство видела, его очередь — первая.

Но как только представилась возможность, девушка затараторила:

— Полковник с женой сегодня так ругались в кабинете, сама слышала, они только что не орали. Мне как раз надо было задернуть портьеры в столовой, а тут слышу, как хозяин заявляет, что она может отправляться к мистеру Эрлу, или к своей подружке Мейми Фостер, — знаешь, той, которой она всегда пишет, — или вовсе к дьяволу.

Папочка так и замер с чашкой в руке, из которой собирался отхлебнуть. На маленьком обезьяньем личике отразился живейший интерес, глаза блеснули.

— Не может быть! — воскликнул он.

Флори с триумфом кивнула:

— Крест святой! А еще сказал, чтобы она убиралась из его дома, и чем скорее, тем лучше. А потом распахнул дверь и приказал ей идти и собирать вещи.

— Ну, никогда бы не подумал!

Следующий кивок девушки казался еще более выразительным, чем предыдущий.

— Тут меня почти застукали, еле успела убраться, но из кабинета никто не появился, дверь так и осталась открытой, а они сами не ссорились, а разговаривали. Что-то там о письме, которое он получил в четверг… Полковник говорил, что это грязное письмо о грязных делишках.

— Не может быть!

— Так прямо и сказал. А она как завопит: «Ложь!» Тут он и говорит, что знает, кто написал все эти письма, а она спрашивает: «Кто?» — а он отвечает, что ей незачем знать. А потом… догадайся, папочка, что полковник заявил? Что, может быть, она сама их пишет! По мне, полная чушь, но именно так он и брякнул, да еще добавил, что это хороший способ погубить и брак мисс Валентины, и их собственный, только, дескать, лучше ей, прежде чем уйти, убедиться, что мистер Эрл на ней женится!

Мистер Стоукс отхлебнул мерзкой зеленоватой жижи из чашки и поскорее проглотил ее.

— Кто бы мог подумать! — воскликнул он и поинтересовался: — Она ушла?

Дочь отрицательно помотала головой:

— Нет, и не собирается, если меня спросить. Скажи, как он сможет заставить жену уйти, если она не хочет? Да и сам хозяин немножко остыл, что-то там они еще говорили, но дверь прикрыли, а мне не хотелось, чтобы меня застукали за подслушиванием.

— Но тогда как ты узнала, что миссис Рептон не собирается уходить из дома?

Флори хихикнула:

— Но глаза и уши у меня есть или нет? Полковник вывалился из кабинета, сел в машину — и был таков, только успел сказать мисс Мегги, чтобы к обеду не ждали. А миссис Рептон ведет себя как ни в чем не бывало, вещи не собирает, я к ней заглядывала. А за обедом, когда мисс Мегги начала про похороны бедной мисс Конни и про то, что лучше надеть для траура, ведь ни у мисс Валентины, ни у нее самой нет ничего черного, только серое, тут миссис Рептон — а ты знаешь, какие яркие у нее платья, — спокойненько так заявляет, что она выберет темно-синий костюм, который, может, и не вполне подходит, но уместен. А похороны-то во вторник, не похоже, что она торопится убраться, правда?

— Она не хочет, чтобы пошли разговоры, — догадался мистер Стоукс. — Будет много шума, если миссис Рептон уедет до похорон. Но им не удастся совсем избежать огласки.

Насчет последнего семейство Стоукс постаралось на славу. Всю историю дословно повторили Бетти, старшей дочери, а потом младшей Айви и сыночку Бобу, и дружку Флори, и дружку Бетти, которые зашли на огонек. И с каждым новым повтором история обрастала новыми подробностями, причем особенно напирали на то, что полковник Рептон сказал, что знает, кто написал анонимки.

Этим же вечером Флори с приятелем сели в автобус, чтобы поехать в кино в Ледлингтон. На остановке они встретили Джесси Пек и Хильду Прайс. После вполне уместного вступления «Вы же знаете, как я не люблю сплетничать» и «Но больше никому ни слова, ладно?» Флори изложила им всю историю сначала, причем хватило ее почти на всю дорогу. Ее парень, которого интересовали только он сам, его мопед и Флори, как третий лишний, даже начал злиться. Не зарегистрировано, скольким передали сообщение Хильда и Джесси, но следует верить, что они постарались на славу.

Вышеупомянутая Бетти, которая уже два года встречалась с Регом, сыном миссис Гурни, и рассчитывала к Рождеству обручиться с ним, пошла в гости к матери своего дружка, где и просидела весь вечер. В перерывах между игрой в карты она пересказывала последние события из сериала про поместье, которые были выслушаны с должным интересом.

Шестнадцатилетняя Айви побежала к подружке, у которой тоже была большая семья. Ее версия скандала в поместье была наиболее далекой от истины, но от этого не менее захватывающей. У малышки хватало воображения и присутствовал настоящий драматический дар. Ее актерский талант, проявленный в представлениях местного женского института, был даже отмечен в ледширской газете «Наблюдатель». Так что репортаж о ссоре Рептонов получился просто захватывающим.

— Флори стояла у самой двери и просто не могла не услышать, как полковник говорит, что все знает про ее приключения и пусть она убирается ко всем чертям. Это точные его слова, потому-то сестра и не могла сойти с места, а вдруг он по-настоящему впадет в ярость? Не могла ведь она просто стоять и смотреть, как миссис Рептон почти убивают? А если бы Флори вмешалась, то полковник мог бы наброситься и на нее саму! Настоящее кино! Сестра призналась, что у нее чуть сердце из груди не выпрыгнуло от страха. А тут полковник и говорит: «Вон из моего дома!» — а жена отвечает: «А как ты меня заставишь?» И тут они заговорили об анонимных письмах, а он еще продолжал про какие-то ужасы и добавил, что знает, кто их пишет…

Девочка продолжала рассказ, к несомненному удовольствию всего семейства подружки.

И только поздно ночью, перед тем как заснуть, мать подружки вдруг вспомнила о Конни Брук. С неясным ощущением чего-то тревожного женщина заснула, с ним и проснулась. Если бы она постаралась облечь свою мысль в слова, то получилось бы примерно следующее: «Конни знала, кто написал эти письма, и, пожалуйста, она мертва».

 

Глава 21

Временами выпадают такие яркие и ясные дни, которые просто не могут принадлежать к нашему миру серых будней. Когда, проснувшись на следующее утро, мисс Силвер увидела золотое сияние солнца и чистое небо, то подумала, что вдвойне приятно наслаждаться такой приятной погодой именно в воскресенье. Ей пришли на ум слова Джорджа Херберта: «Приятный день, прохладный, тихий, ясный, им обручаются земля и небо…» Окончание, в котором «роса» рифмовалось со «слеза над смертью прекрасного дня», женщина считала ужасным, поэтому сделала вид, что забыла его. Ей понравилась воскресная служба в старой церкви, простая и понятная проповедь, безыскусное пение от всей души и даже Метти Эклс за органом.

Когда они возвращались домой с мисс Рени, та заметила, что «Метти всегда играла на органе, она такая энергичная, правда, моя дорогая сестра всегда говорила, что звук у нее слишком тяжелый. У Эстер был такой изысканный музыкальный вкус».

А когда мисс Силвер призналась, что ей понравилась проповедь мистера Мартина, то менее внимательный наблюдатель мог бы и пропустить легкое неодобрительное пофыркивание собеседницы.

— Викарий здесь уже давно, и люди обожают его, но, хочу заметить, он совсем не блюдет свое достоинство. — Тут почтенная дама резко сменила тему. — Надеюсь, вы заметили, что на скамьях для Рептонов никого не было?

Следующий день был пасмурным и дождливым. Обычно по понедельникам после обеда мисс Мегги посещала собрания для занятий рукоделием, которые начались во время войны и с тех пор стали приятным общественным явлением. Конечно, всегда хватало тех, кто считал себя слишком расстроенным, чтобы работать, и просил освободить его от этой обязанности. Компания собиралась еженедельно то в одном доме, то в другом, а участницы соперничали друг с другом в приготовлении легкого угощения. На этот раз был черед мисс Мегги принимать дам у себя, поэтому они судили-рядили, нарушит ли она неписаный порядок. Мнения по этому поводу разделились: одни говорили, что у Рептонов и так полно хлопот и остальным было бы лучше проявить такт и не собираться до похорон бедной Конни, другие придерживались той точки зрения, что их собрания — не дружеские посиделки, а Доброе Дело и ничто не должно его остановить. Метти Эклс приняла точку зрения последних, причем она дала ясно понять остальным, что мисс Мегги с ней посоветовалась.

— Она спросила моего совета, а я ни минуты не колебалась — наши собрания должны продолжаться, несмотря ни на что. В конце концов, иногда смерть дальних родственников проходит мимо нас. И если даже такие благотворительные действия, как наши собрания с рукоделием, будут прерываться и отменяться каждый раз, когда случится что-то подобное, то я уж и не знаю, на каком свете мы живем. Я вполне определенно посоветовала Мегги не обращать ни на что внимания, конечно, если ей хватит сил со всеми нами увидеться, а она тут же ответила, что такая встреча ей только полезна. И тут я позволила себе выразить свое мнение: «Конечно, я так говорю не потому, что бедная Конни была не больше, чем ваша, ну, очень далекая родня. Флоренс, сестра вашего дедушки, стала третьей женой прадеда Конни с материнской стороны. И у нее не было своих детей, что, может быть, к лучшему, там и так уже бегало штук пятнадцать малышей, но я верю, что из нее вышла прекрасная мачеха…»

И что добавить к столь весомому аргументу?

Несмотря на пасмурный день, явились почти все любительницы рукоделия. Происходящее в поместье и так было в центре внимания всю неделю, а теперь еще добавилась наисвежайшая новость о кошмарной ссоре между полковником и его женой. Со всех сторон доносилось: «Одна из горничных сказала… да, Флори Стоукс, все их семейство — сплетники, а сам папаша — хуже всех… Они говорят, что у Сциллы Рептон что-то было с Гилбертом Эрлом, потому-то и помолвку разорвали… Дорогая, как это ужасно!.. И еще они сказали, что полковник хочет разводиться… Неудивительно, в его-то возрасте следовало бы быть поумнее и не жениться на такой… Ах, дорогая, ни один мужчина не бывает достаточно стар, чтобы перестать творить глупости из-за женщин…»

Но чаще всего повторялись следующие слова: «Он сказал, что знает, кто написал анонимки, Флори слышала это своими ушами. Дверь была распахнута настежь, а полковник буквально проорал эти слова… и добавил, что, может быть, этим занималась и сама Сцилла».

Никто в Тиллинг-Грин не хотел упустить возможность пообщаться с персонажами столь волнующего представления. Конечно, мало кто рассчитывал близко увидеть Роджера, разве что издалека, при входе или выходе. На общество Сциллы тоже не стоило надеяться, скорее всего, женщина появится на секунду в красных или зеленых вельветовых брюках и ярком контрастном джемпере, бросит со скучающим видом пару фраз и исчезнет. Раньше на таких вечерах она всегда появлялась точно к чаю. Если ее сегодня не будет, то история, рассказанная Флори, подтверждается. Мисс Мегги и Валентина будут непременно, а по их поведению можно угадать, что там, внутри семейства, происходит.

Мегги Рептон, волнуясь, не могла держать руки спокойно, а всегда что-то теребила. Знающие люди в этот вечер сразу поняли, что женщина крайне расстроена: ее длинное унылое лицо нервно подергивалось, руки только что не тряслись, костлявые пальцы то подергивали резную стальную цепочку на шее, то принимались обшаривать одежду в поисках исчезнувшего носового платка.

Бедной женщине казалось, что она с честью выдержит испытание, но она ошибалась. Правда, и брат, и Метти в один голос сказали, что это ее обязанность, вот и пришлось появиться в гостиной в своем обычном платье, предназначенном для таких вечеров. Ее самое нарядное платье, фиолетовое, можно было считать полутраурным, поэтому Мегги не хотела надевать его до похорон, да и выглядело бы оно сейчас претенциозно. Сегодня же она нарядилась в темно-серое, с черной отстрочкой на кокетке и манжетах, всего два года назад сшитое и совершенно подходящее к случаю.

Роджер в разговоре о вечере выразил свое мнение достаточно четко:

— Давай, давай, продолжай в том же духе и проведи свой кружок по рукоделию! Что хорошего, если его отменить? Тогда языки снова замолотят, не остановишь. — Он собрался уходить, но у двери задержался и добавил многозначительно: — Им еще будет о чем посплетничать, пусть только пройдут похороны.

Мегги робко спросила:

— Что ты этим хочешь сказать?

И тут ее дорогой брат сказал ужасную вещь:

— Развод… Сцилла скоро «очистит помещение». Говорю это тебе сейчас, все равно скоро узнаешь.

— Не понимаю, как это — очистит помещение?

— А так — уйдет и не вернется. Оказывается, у нее была связь с Гилбертом Эрлом, и, может быть, это еще не самое худшее. Я просто дошел до точки, она должна исчезнуть из моей жизни.

И Роджер ушел, громко хлопнув дверью.

Его сестра, совершенно обессилев от столь тяжелого разговора, еле доплелась до кресла и буквально упала в него. Отсидевшись и собравшись с духом, что потребовало немалого времени, Мегги вышла в гостиную, где уже начали появляться первые гости. При виде хозяйки люди смущенно переглядывались, чувствуя себя неловко. Мегги и всегда-то была болезненно бледной, но сейчас казалась просто серой, и в этом вряд ли следовало винить зарядивший с утра моросящий дождь, из-за которого все краски как будто выцвели.

Валентина, наоборот, совсем не походила на покинутую невесту. Конечно, ничего яркого девушка, со свойственным ей чувством такта, не надела, только кремовый джемпер и серая твидовая юбка — наряд, который присутствующие сочли вполне уместным. Но уже давно никто не видел ее такой цветущей и сияющей. Одного беглого взгляда хватало любому, чтобы понять — если кто и погружен в бездну отчаяния, то не Валентина.

Мисс Силвер была знакома с большинством присутствующих дам. В очередной раз ее поразило, как быстро Метти Эклс удалось начать командовать, даже будучи в чужом доме. Если не знать заранее, то мисс Мегги никто бы за хозяйку не принял. Она сидела без шляпки, и остальные дамы решили снять свои головные уборы перед тем, как заняться рукоделием. Для этого они парочками и небольшими группами выходили в холл, где имелось зеркало и стоял большой комод, на который гости могли положить пальто, шляпы и шарфы.

Вернувшись в гостиную, гостьи уютно расселись по удобным старомодным креслам и диванам. Из объемистых сумок были извлечены спицы, шерсть, недовязанные вещицы, ножницы, натянутые пяльцы. Рядом с мисс Силвер на диване оказалась крупная важная женщина с удивительно красивыми карими глазами в черно-белом твидовом костюме и крупных жемчужных серьгах. Из всех присутствующих у нее одной не было никакого рукоделия. Обменявшись приветствиями со своими знакомыми, эта дама обратилась к своей непосредственной соседке и заметила:

— Вы прекрасно вяжете. Дайте-ка мне подумать, ведь вы — гостья Рени Вейн, правда? Если не ошибаюсь, вас зовут мисс Силвер? А я — Нора Мэллет… точнее, леди Мэллет, родственница Рептонов, пришла сюда, чтобы повидаться с Мегги. Хотела убедиться, что она не вышла из строя из-за этой внезапной смерти Конни Брук и несостоявшейся свадьбы Валентины. Знала бы, что тут кружок по рукоделию, ни за что бы не пришла. Но раз уж я здесь, то улучу момент, поговорю с Мегги минут пять и уйду, не хочу ввязываться в долгие разговоры, когда от собеседника не избавишься.

Удивительно, но ее грубоватость не обижала, ведь голос ее был такой добрый, манера обращения исключительно приятная. Нора просто говорила прямо, что думает. Мисс Силвер, которой женщина сразу понравилась, с улыбкой ответила:

— Мое вязание не носит благотворительного характера, это моя личная работа. Хочу связать двойку для дочки моей племянницы. Джемпер уже готов, теперь дело за кардиганом.

Леди Мэллет похвалила качество вязки, задала пару вопросов о маленькой Жозефине, ее братьях и родителях, на которые мисс Силвер, всегда готовая поговорить о дорогой Этель, охотно ответила, так что некоторое время дамы оживленно болтали. Наконец мисс Силвер выразила опасение, что отняла слишком много времени у соседки, на что та раскатисто расхохоталась:

— Ну что вы такое говорите, я никуда особенно не спешу, а новые люди всегда интересны. — Она постаралась понизить голос и продолжила: — Просто не хочу, чтобы Метти Эклс замучила меня нотациями, мы с ней дальние родственницы, поэтому она считает своим долгом при каждом случае учить меня уму-разуму. А что касается моей беседы с Мегги наедине, то вряд ли это получится.

Миссис Мэллет повернулась взглянуть на мисс Рептон и увидела, что та и еще три дамы склонились над выкройкой, пытаясь подогнать под нее коротковатый кусок материи. Улыбнувшись и пожав плечами, Нора вновь обратилась к своей соседке:

— Лучше им оставить эту затею… я сама так бы и сделала! Интересно, когда их заметит Метти… Смотрите, уже идет. Сейчас посмотрите, мисс Силвер, выкройка станет по стойке «смирно» и прекрасно уляжется на ткань. Уж если Метти захочет, чтобы вышло, как она захотела, то обязательно выйдет. Бедняжка, только один раз ей не удалось, и именно тогда, когда это было жизненно необходимо ей самой.

Острый несдержанный язычок Норы Мэллет хорошо знали в деревне, но она, может быть, на этом бы и остановилась, не будь рядом столь благодарного слушателя, как мисс Силвер, который побуждал даму к дальнейшей откровенности. В конце концов, не было никакого секрета в том, что Метти всегда нравился Роджер, поэтому слова сами сорвались с языка:

— Странная штука, но человек определенно глупеет, когда дело касается тех, кого он слишком любит. Из Метти вышла бы прекрасная жена для Роджера, но ему такое и в голову не придет. Мужчины такие упрямые! Вот она, женщина твоей жизни, прямо под носом, но ведь он видит ее всю жизнь — а значит, вообще не замечает! Вы видели его жену?

— Да.

Леди Мэллет передернула пухлыми плечами, спрятанными под черно-белым твидом.

— Тогда мне добавить нечего, правда? — И как многие другие на ее месте, женщина тут же начала сообщать подробности: — На тридцать лет моложе, чем он, и такая вызывающая внешность! Что-то там говорил поэт насчет тех, кто слишком искусен и ярок для чего-то там? Или для кого-то? Не смогу точно процитировать, но Сцилла определенно слишком великолепна для Тиллинг-Грин.

Деликатно кашлянув, мисс Силвер дополнила полученную информацию сообщением, что поэта звали Вордсворт, а сами строчки звучали так: «Не слишком яркая и искусная, чтобы не послужить ежедневной пищей человеку. Уж искусна и ярка, что съел ее бы в два глотка. Еда получше есть под небом, чтоб быть могла насущным хлебом».

Нора Мэллет добродушно рассмеялась.

— «Съел бы»! Дорогая, что за людоед! Понимаете, у меня, конечно, язык без костей, но иногда становится легче, если прямо скажешь, что чувствуешь, особенно незнакомке, а не близкой подруге, которая наверняка пустит твою исповедь по кругу.

Спицы мисс Силвер так и мелькали, она с удовлетворением взглянула на удлиняющуюся голубую полоску кардигана и заметила:

— Да, иногда беседовать с посторонним легче.

Леди Мэллет согласно кивнула:

— Да и со стороны всегда виднее! Скажите, что говорят об этом венчании? Считают, что оно просто отложено, или нет?

— Отсутствие мистера Эрла, конечно, прокомментировали.

Нора снова рассмеялась:

— Это точно сказано! Гилберт исчез, тот другой юноша вернулся, а у Валентины глаза сверкают, как звезды. Могу признаться, что из них двоих мне скорее по душе Джейсон, хотя не знаю почему. Этот молодой человек — настоящий грубиян, да и Вэл из-за него страдала. Но если Джейсон ей нравится, то пусть она его получит, пока он не исчез в синей дали и не оставил ее с разбитым сердцем.

Поскольку мисс Силвер только однажды видела Джейсона Лея, да и то издалека, она не придумала ничего лучшего, как ответить, что трудно составлять рецепты и правила для достижения счастья в браке, но что всегда важны доброта, отсутствие эгоизма и взаимопонимание.

— Большинство сочли бы это старомодным! — заметила миссис Мэллет.

Мисс Силвер улыбнулась:

— Но и сам институт брака отнюдь не молод.

— И все равно люди такое творят! Но кое-кому везет. Когда я вышла за Тима, вы представить не можете, что вокруг говорили! — Нора со вкусом рассмеялась. — «Неизвестно откуда явился…», «О его семье никто ничего не слышал…», «В нем и взглянуть-то не на что…». «Ладно, успокойтесь, — говорила я, — мне не нужна магазинная витрина». Понимаете, мне кажется, что именно по этой причине я не люблю Эрла — у него на витрине так много всего, что спрашиваешь себя, осталось ли что-то внутри магазина. А в случае с моим мужем внутри так много позапрятано, что до сих пор всего не изучила. Все хорошо, не удалось только детей завести, потому-то мы с Метти и суем постоянно нос в чужие дела. Имей я с полдюжины детишек, то и времени бы не хватало вмешиваться в дела соседей.

На секунду ее глаза подозрительно блеснули, но тут же, рассмеявшись, Нора продолжала:

— Хватит, что это я все о себе и о себе… О чем мы там говорили, пока не скатились к столь интересной теме? Кажется, о Сцилле? Должна вам сообщить, не удивлюсь, если она умрет здесь со скуки. Ни я, ни вы этого не чувствуем, а каково девушке, привыкшей к уличным фонарям, автобусам, неоновым огням реклам, магазинам и кинотеатрам на каждом углу? Понимаете, даже когда во время войны эти несчастные городские жительницы эвакуировались в наши тихие деревушки, то, едва позабыв, как их чуть не разбомбили в собственной постели, они начинали тосковать и рваться обратно, и надо постараться их понять. Город давал им все — общество, толпу, лавочки с жареной рыбой и множество событий, а что тут, в деревне? Неосвещенные пугающие узкие улочки, один магазин за все про все, делать нечего, поговорить не с кем… Понимаете, о чем я? А Сциллу выбило из привычной жизни, причем даже не бомбежкой. Не буду притворяться, что она мне нравится, но все равно жалко девушку!

 

Глава 22

Вся компания перешла в столовую выпить чаю. В этот момент появилась Сцилла. Слово, только что употребленное леди Мэллет, тут же всплыло в голове мисс Силвер — «яркая». В отличие от скромных черных, серых и тускло-коричневых одежд других дам, наряд миссис Рептон следовало охарактеризовать одним словом — кричащий. На ней была юбка из шотландки в алых, желтых и зеленых тонах, красные туфли и изумрудного цвета джемпер, бледно-золотые длинные волосы распущены. Мисс Силвер показалось, что женщина под вызывающим макияжем скрывает болезненную бледность. В целом она производила угнетающее впечатление, отчасти, наверное, из-за слишком ярких тонов одежды. Сцилла перебросилась парой слов со знакомыми, а когда вошла в столовую, то лицом к лицу столкнулась с мисс Мегги. Вошедшая следом мисс Силвер была свидетельницей того, как пожилая дама отпрянула назад и даже дрожащие руки убрала назад, чтобы не дотронуться до вошедшей. Казалось, что женщина неожиданно увидела нечто шокирующее. Впоследствии, когда мисс Рептон давала показания, мисс Силвер вдруг

поняла ее поведение: несчастная вдруг наткнулась на жену-изменницу своего брата, к тому же разрушившую брак племянницы. Мисс Рептон отпрянула в сторону, и тут у нее закружилась голова.

Поддержавшая беднягу рука принадлежала мисс Силвер, которая проводила женщину к креслу, в которое та буквально рухнула. Добрый, но твердый голос посоветовал мисс Мегги наклониться вперед.

— Если вы сейчас уроните носовой платок и наклонитесь за ним, никто ничего не заметит. Сидите здесь, я принесу чай.

Инцидент действительно избежал внимания широкой общественности, дружно устремившейся к чайному столу. Когда мисс Силвер вернулась с чашкой чаю, Мегги уже настолько оправилась, что смогла поблагодарить ее:

— Как вы добры… Не понимаю, что это на меня нашло? Ведь вы — та женщина, которая остановилась у Рени Вейн, не так ли? Кажется, я видела вас в среду на этой несчастной репетиции.

— Да, я была там.

— Тогда вы поймете, что на этой неделе у нас такие хлопоты! Я почти не спала, боюсь, осталась совсем без сил.

Сама доброжелательность, мисс Силвер немедленно предложила:

— Почему бы вам не ускользнуть и не прилечь на минутку? Ваша племянница пока похозяйствует, я уверена, что вас все поймут.

Мисс Мегги едва успела выдавить:

— Вы так добры, — как от столпившихся вокруг стола отделилась Метти Эклс и энергичным шагом направилась прямо к ним.

В одной руке она держала большую чашку, в другой — тарелку с сандвичами и пирожным. Около Мегги женщина приостановилась и пояснила:

— Хочу отнести чай Роджеру в кабинет, Флори сказала, он там. Думаю, полковник не захочет присоединиться к такой толпе женщин.

— Дорогая Метти! — ужаснулась мисс Рептон.

Мисс Эклс коротко усмехнулась:

— Но ведь мы — действительно толпа, не так ли? Мужчины редко предпочитают женское общество мужскому, вот так, моя милая.

И она направилась к своей цели, но через минуту вернулась помрачневшая, с лица ее спало все оживление. Мисс Мегги обеспокоенно пискнула:

— Знаете… Ему не понравилось, что Метти сама понесла ему чай. Конечно, намерения у нее самые добрые. Но, кажется, он бы предпочел, чтобы его оставили в покое. Боюсь, она поймет, что брат недоволен и обидится. Ведь она наша родственница, хоть и дальняя, и мы так давно с ней знакомы. Ах, дорогая, вы так добры ко мне! В меня просто вливаются новые силы. Как вы считаете, можно мне спокойно посидеть здесь с вами еще немного? Тут так хорошо отдыхаешь! Или это заметят?

Мисс Силвер улыбнулась:

— Что тут замечать, если вы просто развлекаете разговором чужачку?

Когда перерыв на чай подходил к концу, мимо них снова прошла мисс Эклс, заявив своим решительным голосом:

— Пойду спрошу, не захочет ли Роджер еще чаю, — и вышла.

Комната постепенно пустела, в ней осталось человек пять-шесть. Дамы, которым предстояло заниматься рукоделием, направились вниз, в туалет, чтобы вымыть руки. Сцилла Рептон куда-то исчезла. Мисс Силвер вместе с мисс Рептон как раз перешли в холл, когда дверь кабинета распахнулась и на пороге появилась Метти. Женщина, вцепившись в косяк, едва держалась на ногах, выражение лица было ужасным, губы беззвучно шевелились. Мисс Силвер бросилась к ней и услышала:

— Он мертв… Роджер мертв!

 

Глава 23

Эти слова прозвучали настолько тихо, что вряд ли кто-либо, стоящий в паре метров от Метти, сумел их расслышать. Но ее саму потрясло сказанное. Оторвав руки от двери, она отчаянным жестом обхватила себя за шею и боязливо обернулась. Мисс Силвер, последовав за ее взглядом, увидела Роджера Рептона, ничком упавшего на письменный стол, на котором валялась опрокинутая чашка чая, принесенного ему Метти, пролившаяся жидкость залила тарелку с сандвичами и пирожным. Чуть правее стоял пустой миниатюрный графинчик, рядом валялись пробка и разбитый стакан для вина. На стиснутой в кулак правой руке полковника виднелся порез, но ни капли крови из него не вытекло. Сознание мисс Силвер как бы разделилось на две части: одна, принадлежащая профессионалу, мгновенно запомнила все эти мелочи, а другая, чисто женская, в это время сопереживала мисс Метти Эклс, которая, упав на колени около мертвеца, снова и снова повторяла его имя, не в силах смириться с происшедшим:

— Нет! Роджер, не умирай!

Огонь в камине полыхал вовсю, в комнате сильно пахло табачным дымом… и миндалем. С этим запахом мисс Силвер не раз сталкивалась на месте преступления, ей уже приходилось стоять на коленях у тела отравленной цианистым калием женщины. Она уверенной рукой охватила запястье полковника, пытаясь нащупать пульс. Как и следовало ожидать, его не было.

Около двери столпились люди, пытаясь заглянуть вовнутрь. Сцилле едва удалось протиснуться в кабинет. Подойдя к столу, женщина отрывисто спросила:

— Что здесь происходит? Роджеру плохо?

Мисс Силвер отпустила запястье полковника и повернулась к его жене:

— Миссис Рептон… боюсь, что ваш муж…

В этот момент Метти вскочила на ноги.

— Не надо бояться, — зло бросила она. — И можете не выбирать выражений, эта… уже все знает!

Макияж Сциллы вдруг превратился в уродливую маску на смертельно побледневшем лице, на котором выделялись кроваво-красные губы.

— На что вы намекаете? — чуть слышно пролепетала она.

— На то, что вам хорошо известно, что Роджер мертв, потому что убили его вы! — прокричала в ответ Метти.

В это время рядом с женщинами откуда-то появилась леди Мэллет. Она обняла мисс Эклс за плечи и, в ужасе от услышанного, попыталась остановить говорившую:

— Нельзя говорить такие вещи, Метти, дорогая, вы не имеете права…

Но та резко отбросила дружескую руку и вонзила в Нору возмущенный взгляд ярко-голубых глаз.

— Я скажу всю правду, и никто не сможет мне помешать! — громко заявила она. — Эта особа никогда не любила мужа, а теперь убила его! Неужели вы думаете, что я промолчу? Она изменяла Роджеру, а он узнал об этом, прогнал ее из дома и собирался развестись! Вот причина убийства!

Не принимая тираду близко к сердцу, мисс Силвер спокойно сказала:

— Леди Мэллет, следует дать знать полиции, а комнату запереть, сюда никто не должен входить. Пожалуйста, позаботьтесь об этом. Миссис Рептон…

Сцилла обернулась и, покраснев, заорала резким визгливым голосом:

— Кто ты такая, чтобы здесь, в моем доме, командовать! А о чем думает Эклс, когда несет такое! Все знают, что она влюблена в Роджера, как кошка, а он в ее сторону и не глянул! Эта чертова любопытная старая дева только и делает, что всюду сует свой нос! Да я на нее полицию натравлю, вот что я сделаю! Все слышали, что она сказала? Она еще как следует заплатит за свои слова!

Куда делась спокойная грациозная особа с изысканным выговором! Гнев и внезапный страх быстро содрали внешний лоск благовоспитанности, и перед присутствующими предстала простая лондонская девчонка, знающая, как надо драться, чтобы защитить себя, и всегда готовая к драке.

Метти Эклс стояла, обратившись в камень, ее гнев исчез, тело, казалось, отяжелело, глаза щипало. Сейчас ей хотелось одного — сесть где-нибудь в темноте и пореветь. Но бойцовский характер взял свое, отказываться от своих слов она не собиралась. Поэтому снова повторила пересохшим ртом:

— Ты убила его…

Именно в тот момент, когда Нора собиралась закрыть дверь в кабинет, к нему добралась мисс Мегги. Из дошедших до нее приглушенных разговоров бедняжка поняла, что с братом что-то случилось, и бросилась к нему. Если Роджер заболел, ее место рядом с ним, пусть ей самой плохо, но сначала надо помочь брату. Леди Мэллет попыталась ее остановить, но не смогла. Мисс Мегги ворвалась в кабинет, и перед ее глазами предстал скрюченный Роджер, лежащий поперек стола, и три женщины, стоявшие там и ничего не предпринимающие, чтобы помочь ему.

Такая милая мисс Силвер, но она чужая.

Сцилла, жена, но жена, изменившая мужу.

И Метти, которая любила его.

«Почему они ничего не делают, чтобы помочь Роджеру?» — мелькнуло в голове у Мегги. Она услышала, как мисс Эклс говорит:

— Ты убила его…

И увидела, как Сцилла сделала шаг вперед и дала ей пощечину.

 

Глава 24

Мегги Рептон лежала в постели, по уши закутавшись в пуховое одеяло. Как и все остальное в комнате, оно было старым и потрепанным, она еще помнила, как мама покупала его в военном магазине на Виктория-стрит. Сверху одеяло было покрыто простым ситцем, а снизу — ситцем очень хорошего качества, и стоило оно двести десять фунтов, что в те времена было достаточно дорого. Даже сейчас, через столько лет, оно оставалось теплым, легким и удобным. Тут женщина почувствовала, что под ногами лежит бутылка с горячей водой, очень приятное тепло. И что-то еще… чье-то ласковое дружеское присутствие. Снаружи стемнело, на умывальном столике горела маленькая затененная лампа, не раздражающая глаз, но освещающая спальню приятным светом. Мегги повернула голову на подушке и поняла, кто с ней и почему от этого так спокойно на душе. Рядом сидела мисс Силвер со своим вязаньем.

На краткий миг уютное тепло, мягкий свет, ощущение комфорта и безопасности отделили мисс Мегги от реальной действительности, но она быстро вспомнила, сколь та ужасна. Перед глазами встала кошмарная картина — лежащий поперек стола мертвый Роджер… пустой графин с разбитым стаканом… несчастная Метти, повторяющая его имя и обвиняющая Сциллу… пощечина. Женщина, защищаясь, вытянула перед собой худую руку и прошептала:

— Нет, это неправда!

Мисс Силвер отложила вязанье и взяла мисс Мегги за руку.

— К сожалению, дорогая, правда, вам надо крепиться.

Две тяжелые слезинки медленно скатились по щекам несчастной. Тяжелые мысли медленно кружились в голове. Роджер мертв, а она оказалась плохой, не любящей сестрой, потому что мало что чувствовала.

И Мегги сказала это вслух:

— Кажется, я просто не могу ничего чувствовать.

— Конечно, вы ведь пережили сильный шок. — Рука мисс Силвер была такой теплой и излучала уверенность.

Мегги вцепилась в нее.

— Мы с братом разговаривали перед приходом гостей. Он сказал, что это конец. Вам не приходит в голову, что он мог…

Мисс Силвер серьезно посмотрела на нее:

— Вам следует передать полиции точно, что именно сказал ваш брат.

— Не надо было мне оставлять его одного, — причитала мисс Мегги. — Но я и подумать не могла… правда не могла…

— Как вы думаете, дорогая, что ваш брат имел в виду?

— Он говорил о Сцилле — они сильно поссорились. Роджер сказал, что у нее была связь с Гилбертом Эрлом. Это ужасно и безнравственно, ведь молодой человек собирался жениться на Валентине, вы знаете, и вдруг помолвка расстроилась. Роджер что-то говорил о разводе, я и вообразить не могла, что в нашей семье такое возможно, но он утверждал, что больше не выдержит. Какой кошмар! Почему все так получилось?

Для измученной женщины возможность высказаться оказалась большим облегчением. Через некоторое время мисс Силвер отняла свою руку и вновь принялась за вязанье. Когда же она встала из кресла, то мисс Мегги всхлипнула:

— Ведь вы не уходите?

— Если вы хотите, то останусь.

— Ах, умоляю, останьтесь, — слабый плачущий голос подрагивал, — понимаете, Валентина — милое дитя, но она так молода, а Сцилла… — Мегги попыталась присесть в постели. — Она неверная жена, Роджер выгнал ее из дома. Здесь с Валентиной и Метти должен кто-то оставаться. Бедная Метти, ведь Сцилла ее ударила, правда? Какой позор! Метти откажется после этого сюда приходить! А что случилось потом, я не помню…

— Вы потеряли сознание, дорогая.

— Как можно… мне нельзя было так поступать, нельзя приносить столько хлопот. — Тут Мегги спросила дрожащим голосом: — А они послали за полицией? Ведь вы говорили… мне кажется, что вы рекомендовали…

— Да, дорогая, полиция уже здесь. Уверена, что вы поймете, что они не враги и стараются войти во все обстоятельства происшедшего.

Дверь приоткрылась, и вошла Валентина. Увидев, что тетя проснулась, девушка наклонилась и поцеловала ее. Мисс Силвер, деликатно отойдя к окну, слышала, как женщины перешептываются.

Потом девушка подошла к ней. Сияние исчезло из ее глаз, она побледнела и осунулась, но вела себя сдержанно.

— Ей лучше? — шепотом поинтересовалась она.

— Думаю, она вполне оправилась.

— Приехал старший констебль, он просил спросить вас, в силах ли тетя поговорить с ним. Если нет, то он не настаивает.

Мисс Силвер повернулась к кровати.

— Давайте спросим ее саму. Может быть, ей станет лучше, если она с ними поговорит.

Мисс Мегги уселась повыше в кровати, опершись на подушки, с удивлением обнаружив, что на ней поверх ночной рубашки надета красивая голубая спальная накидка, подаренная Валентиной на день рождения.

— Вы сказали, что здесь сам мистер Марч? И он хочет видеть меня? Просто не знаю… наверно, у меня не хватит сил сойти вниз.

Валентина наклонилась над тетушкой:

— И не надо, дорогая, он сам поднимется к тебе.

Мисс Мегги пробормотала:

— Как он добр. Мужчины вообще помогают в жизни. Ты думаешь, он не возражает подняться… Только скажите, как я выгляжу?

Ее волосы, прикрытые красивым кружевным шарфом, были аккуратно расчесаны и лежали ровными прядями, разделенные ниточкой пробора. Мисс Силвер решительно подтвердила, что ее подопечная выглядит идеально.

— А вы останетесь здесь? — умоляющим голосом спросила мисс Мегги, начиная заикаться от волнения. — Я знакома с мистером Марчем, он такой обходительный, но только, прошу, не бросайте меня! Рени Вейн говорила, что вы хорошие знакомые, вы даже были у них в гостях в пятницу. Правда, миссис Марч очень красива? И у них двое очаровательных детишек, — глаза пожилой женщины наполнились слезами, — понимаете, когда все идет так плохо, как в нашей семье, то большое утешение думать о тех, кто по-настоящему счастлив.

Рэндел Марч вошел в комнату и уселся в приготовленное для него кресло. Он самым вежливым образом извинился за доставленное беспокойство и выразил свое искреннее сочувствие по поводу случившегося.

— Если не возражаете, то ответьте, пожалуйста, на пару вопросов. Сейчас очень важно не упустить время, конечно, мисс Силвер проследит, чтобы я вас не утомил. Знаете, мы с ней старые друзья.

Мисс Мегги с восторгом подхватила тему:

— О, я знаю, Рени мне говорила. Мисс Силвер была так добра ко мне… очень добра.

— Она самая добрая женщина из всех, кого я знаю, — подтвердил констебль и деловым голосом продолжил: — Итак, мисс Рептон, скажите, когда вы в последний раз видели вашего брата… я имею в виду, последний раз перед тем, как вы, мисс Эклс, мисс Силвер и миссис Рептон вошли в кабинет и обнаружили там его?

Мисс Мегги удивленно взглянула на него:

— Нора Мэллет тоже была там. Она нам родня, и Метти Эклс тоже.

— Понимаю. Итак, когда вы в последний раз видели полковника Рептона… и где?

— Это было в его кабинете перед приходом гостей, — расстроенным голосом ответила дама, — у нас собирался кружок по рукоделию… наверно, вам уже говорили. Роджер был ужасно рассержен, нет, не подумайте, что по поводу кружка, вовсе нет. Это было из-за… Неужели я должна все рассказать?

Мисс Силвер подтвердила вежливо, но достаточно твердо:

— Боюсь, что должны, дорогая. Мистер Марч уже слышал о разладе между вашим братом и его женой.

— Да, мисс Мегги, — кивнул констебль, — лучше вам рассказать мне все как было. Ваш брат сердился на жену?

— О да, он сказал, что больше не выдержит.

Рэндел бросил вопросительный взгляд на мисс Силвер, которая в ответ едва заметно кивнула и перехватила инициативу:

— Мне кажется, надо подробно рассказать мистеру Марчу, что тогда произошло. Сказал он вам или нет, что его жена уходит навсегда, было ли упомянуто слово «развод»?

Немного успокоившись, мисс Мегги ответила, заикаясь:

— Да, конечно, он обо всем этом говорил. Брат считал, что жена ему изменяла.

— С Гилбертом Эрлом?

— Да.

— Ваш брат действительно сказал, что жена от него уходит, и упомянул развод?

— О да… бедный Роджер.

— А к чему тогда здесь слова о том, что он больше не выдержит? Не могли бы вы припомнить его слова поточнее?

— Ой, просто и не знаю, мне так трудно повторять эти ужасные слова.

Констебль обратился к мисс Силвер:

— Постарайтесь объяснить даме, что именно зависит от ее слов, у вас это лучше получится.

Последняя переняла эстафету и начала ласково, но очень серьезно:

— Дорогая мисс Рептон, прекрасно понимая, что все происходящее вас сильно расстраивает, должна отметить, что многое зависит от того, как именно ваш брат сказал последние слова. Если рассмотреть фразу «Я этого больше не выдержу» саму по себе, то это будет означать, что он покончил жизнь самоубийством.

Только очень хорошо прислушавшись, можно было понять, что мисс Мегги пробормотала:

— О нет, только не это…

Мисс Силвер настойчиво продолжала:

— Если же вы считаете, что брат говорил не о самоубийстве, то вы должны вспомнить, что еще в тот момент он сказал. Понимаете, человек, решивший отнять у себя жизнь, не будет раздумывать о разводе. Вы уверены, что Роджер упоминал развод?

Щеки мисс Рептон окрасил легкий румянец, и она сказала неожиданно сильным голосом:

— Да, сказал, я в этом совершенно уверена, потому что это меня ужасно шокировало. У нас в семье еще такого не случалось. А Роджер никогда бы не покончил с собой, он был слишком серьезно верующим человеком.

— Но почему тогда были сказаны слова о том, что он больше не выдержит? — настаивал Марч.

— Брат говорил, что Сцилла уходит и больше не вернется, а потом: «У нее была связь с Гилбертом Эрлом, если только это самое худшее» и добавил: «Я больше не выдержу, она должна уйти». Потом он вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Рэндел взглянул на мисс Силвер и одобрительно кивнул:

— Теперь понятно. Всего три дополнительных слова — а какая разница в смысле. У полковника просто истощилось терпение по отношению к жене. Слова «она должна уйти» делают его поведение совершенно объяснимым. Мисс Мегги, вы уверены в том, что брат сказал именно это?

Конечно, дама была совершенно уверена. Когда наконец слова были произнесены, она почувствовала облегчение. Мисс Рептон медленно повторила свой рассказ, чтобы констебль успел все записать, и поставила внизу листа свою подпись.

 

Глава 25

Когда мисс Силвер вместе со старшим констеблем спустились вниз, он сказал:

— Мне надо увидеть эту девушку, Флори. Крисп уже снял с нее показания. Хотелось бы вместе с ней кое-что уточнить, а вас я очень прошу мне ассистировать. Когда разговариваешь с молодой девицей, полезно иметь рядом женщину. Как вы считаете, она не будет возражать?

— Нет, не думаю, мне она показалась приятной и готовой помочь. Может быть, лучше я сама ее позову? Тогда мое присутствие при разговоре будет выглядеть вполне естественно.

Полицейский прошел в кабинет, а мисс Силвер направилась к Валентине и, начав с того, что мисс Рептон осталась одна и полезно было бы дать ей перекусить, сообщила о желании мистера Марча поговорить с Флори Стоукс. Девушка немедленно появилась в ответ на звон колокольчика и, совершенно не протестуя против присутствия мисс Силвер, была передана в распоряжение констебля. Было видно, что Флори недавно плакала, сейчас возбуждена и испугана, поэтому мистер Марч мысленно поздравил себя с решением привлечь к разговору свою добрую знакомую. Инспектор Крисп, первым снявший с мисс Стоукс показания, коротко кивнул, приветствуя пришедших.

Тело полковника уже убрали, как убрали разбитый стакан, графин, тарелку и блюдце, лежавшие раньше на столе, комнату проветрили, но застарелый запах табачного дыма все равно витал в воздухе. Осталось только мокрое пятно на зеленой тертой коже, покрывавшей столешницу, немую свидетельницу насильственной смерти. Когда его вытрут, то ничто здесь не будет напоминать о происшедшем. За столом устроился старший констебль с показаниями Флори в руках, по его правую руку стоял инспектор Крисп с карандашом и блокнотом наготове.

Флори села на диван рядом с мисс Силвер. Девушка была одновременно и подавлена, и возбуждена. Конечно, случилось ужасное, но зато будет о чем рассказывать до конца жизни. Ей нравились старший констебль, и его красавица жена, и мисс Силвер, такая добрая женщина, а вот с инспектором Криспом во второй раз беседовать совсем не хотелось. Набрасывается на тебя с вопросами, как терьер Джо Блэгдона на крысу.

Мистер Марч прошелся по ее показаниям, которые начинались с того момента, когда Флори в субботу шла по холлу и услышала, как за приоткрытой дверью кабинета полковник ссорится с женой по поводу Гилберта Эрла. Девушка так часто уже обо всем рассказывала, что выучила свою речь наизусть и отвечала, не меняя ни словечка. Полковник сказал, что миссис Рептон путается с мистером Гилбертом и что он получил про это анонимное письмо. Они, дескать, встречались на квартире у ее подруги, миссис Фостер, а полковник сможет привести свидетелей и развестись с ней.

— Вы сами слышали, как он говорил о разводе? — уточнил констебль.

— Да, слышала.

— Вы уверены в этом?

— Да, конечно, сэр.

— Итак, теперь об анонимных письмах. Вы утверждаете, что полковник Рептон упоминал о них?

— Да, сэр.

— И сказал, что получил такое?

— Да, сэр. И он действительно получил, я сама ему принесла.

Инспектор Крисп еле удержал удивленный возглас.

— Вы сами ему принесли? — переспросил Марч.

— Именно так, сэр. Одно ему и одно мисс Валентине.

— А откуда вы знаете, что это были именно анонимные письма?

Флори расслабилась. Если и была какая тема, которую подробно обсуждали все кому не лень в деревне, то это анонимные письма. Все знали, что они приходят в дешевеньких конвертах и написаны на соответствующей бумаге, почерк крупный и нескладный. Сэм Боксер, почтальон, так подробно их описывал, что ошибиться просто невозможно, а к тому же девушка уже видела одно, полученное миссис Прат, она как раз оказалась дома, когда та пришла и показывала письмо ее отцу… ужасно лживое письмо насчет того, что ее сын, Джо Прат, привлекался к суду за то, что разбил окно магазина. А он совсем не плохой парень, разве что немного вспыльчив. А в письме написали, дескать, все надеются, что его упекут в тюрьму, все равно парень плохо кончит, миссис Прат жутко разволновалась.

Девушка выложила все это с безыскусной доверчивостью.

Констебль обернулся к инспектору:

— Полиции известно об этих письмах?

Крисп сейчас действительно чем-то напоминал терьера из фантазий Флори, причем терьера, чью крысу только что убила другая собака. Его отрывистый ответ прозвучал почти грубо:

— Нет, сэр, не знал.

Мистер Марч разозлился. Как можно помочь тому, кто не хочет помочь себе сам? Эти люди могут бесконечно обсуждать проблему между собой, но когда дело доходит до того, чтобы сообщить полиции, то они хранят гробовое молчание. Сэм Боксер уже рассказал, что собственноручно с утренней почтой в четверг доставил полковнику, мисс Валентине и викарию письма, отвечающие по описанию анонимкам. Констебль для себя решил, что показания Флори можно считать свидетельством того, что письмо, адресованное Роджеру, попало ему в руки, хотя тут и требуются дополнительные доказательства. Анонимки часто имеют место, если речь идет о чьей-то супружеской неверности.

Флори утверждает, что полковник не только упоминал о письме, но и что они с женой серьезно поссорились из-за него, и именно во время этого скандала мистер Рептон заявил, что знает, кто пишет такие письма. И даже пошел дальше, предположив, что, может быть, это сама миссис Рептон.

— Вы уверены, что он сказал именно это? — уточнил констебль.

Девушка повторила свои показания слово в слово:

— Миссис Рептон закричала, что это ложь, а полковник сказал, что это грязные письма о грязных делишках и что он знает, кто их пишет. А миссис Рептон и спрашивает: «Так кто же он?» — а полковник на это отвечает, что ей не понравится, когда узнает, и что, может быть, этим занимается она сама, потому что нет более удобного способа сразу разрушить и брак мисс Валентины, и свой собственный. «Вы и ваши друзья не очень-то обращаете внимание на развод», — сказал он и добавил, что лучше бы она, прежде чем уйти, сначала убедилась, что мистер Гилберт на ней женится.

Ссора, произошедшая в этой комнате, словно стояла у Флори перед глазами, и девушка тараторила как по писаному. И мистер Марч, и мисс Силвер получили четкое представление о случившемся: как подозрение перерастает в уверенность и взрывается вспышкой неконтролируемого гнева, закончившись вульгарной перебранкой, как сказал бы констебль, но, конечно, не такая благовоспитанная особа, как мисс Силвер. Когда первый гнев поостыл, то требование, чтобы Сцилла покинула дом, немедленно отошло на второй план перед желанием избежать публичного скандала.

Позднее, когда мисс Силвер и констебль остались наедине, он поделился с ней своими соображениями насчет произошедшего.

— Наверно, миссис Рептон думала, что мужа нет дома, но он неожиданно вернулся за письмом, которое хотел отослать, и застал ее за компрометирующей беседой с Эрлом. Полковник, конечно, вышел из себя, но, поостыв, понял, какие пойдут разговоры, выгони он жену из дому сразу, поэтому принял более взвешенное решение, разрешив ей на некоторое время остаться. Но, по словам мисс Мегги, даже после двух дней размышлений ее брат все равно настаивал на разводе, дожидаясь только, когда пройдут похороны Конни Брук, чтобы заставить жену покинуть поместье.

Мисс Силвер согласилась с его выводами, но спросила:

— Как вы считаете, он говорил серьезно, когда предположил, что миссис Рептон написала анонимку собственноручно?

— В это трудно поверить. В тот момент полковник был взбешен и, мне кажется, не особенно раздумывал над словами, только бы ударить ее побольнее. Они тогда говорили, а точнее, орали о полученном им письме, вот Роджер и уцепился за то, что, как он считал, испугает жену.

— Значит, вы думаете, он действительно не знал, кто пишет письма?

Рэндел развел руки:

— Во всяком случае, Флори утверждает, что полковник так сказал, а она производит впечатление свидетельницы, достойной доверия.

— И к тому же точной. Констебль согласно кивнул:

— Итак, полковник утверждал, что знает автора. Остальные события это только подтверждают, не правда ли? Конни объявила, что ей известно, кто пишет анонимки, — и вот она мертва. Роджер Рептон сделал то же самое — и умер. Похоже, что кто-то их словам поверил.

Но этот разговор произошел значительно позднее, а пока в кабинете сидела довольная собой Флори, предвкушая, какую захватывающую историю сможет рассказать близким. И допрос, решила девушка, тоже надо будет описать как можно красочнее.

Голос мисс Силвер ворвался в ее мечты.

— Вы не возражаете, если я задам пару вопросов Флори? — спросила она старшего констебля.

При этих словах инспектор Крисп заметно надулся. Он уже как-то бывал на деле с мисс Силвер и считал, что та слишком много себе позволяет. Конечно, сейчас ей тоже разрешат делать что в голову взбредет, раз уж старший констебль здесь.

— Конечно, мисс Силвер, если хотите, — последовало немедленное разрешение.

— Благодарю вас, мистер Марч, — вежливо поблагодарила женщина и продолжила: — Когда мы сидели за чаем в столовой, я оказалась близко от выхода, вместе с мисс Рептон, которая неважно себя почувствовала. В это время мисс Эклс пронесла мимо нас чашку и тарелку, которые впоследствии были найдены на столе в кабинете. Флори сообщила ей, что полковник сидит там, и Метти собиралась отнести ему чай. Я бы хотела спросить мисс Стоукс, откуда она узнала, что мистер Рептон в кабинете, сама она его видела и когда именно? Был ли там полковник все время один?

— Отвечайте, Флори, — приказал констебль. Девушка внезапно покраснела:

— Неужели я плохо поступила, сказав мисс Эклс, где хозяин?

Марч расплылся в приятной улыбке:

— Ни в коем случае. Знаете, Флори, вы нам сейчас очень помогаете.

Приободрившись, девушка продолжала:

— Понимаете, хозяин сидел в кабинете с самого обеда. Мисс Мегги была с ним, пока не начали собираться гости. Она выходила оттуда, когда я шла открывать на звонок. Дамы появлялись вдвоем или втроем, так что я с полчаса только и делала, что моталась туда-сюда. Проходя мимо кабинета, я заметила, что там разговаривают полковник и еще один человек.

— Неужели?!

Флори решительно кивнула:

— Я его не впускала, поэтому-то ужасно удивилась, но подумала: «Это может быть только мистер Бартон, наверно, обогнул дом и постучал в окно кабинета, чтобы хозяин его впустил». Знаете, дверь кабинета скрипит, если ее оставить так, как сделала мисс Мегги. Она всегда неправильно поворачивает ручку, я подошла поправить и уверена, что там был именно он.

— Вы имеете в виду мистера Бартона?

— Да, сэр, он принес арендную плату. Наверно, не знал о кружке по рукоделию, а то бы его и лошадью не затащишь, очень уж он не любит дам.

— Мистер Бартон всегда сам приносил арендную плату?

— Да, сэр, каждый месяц. Причем такую смешную! Обычно он появлялся, когда стемнеет, иногда звонил в дверь, а иногда обходил дом и стучал в окно кабинета.

— Вы сказали, что рента смешная. Что вы имели в виду?

Флори тихонько хихикнула:

— Понимаете, полковник так смешно выразился, когда я подошла к двери. Он сказал: «Пришли отдать свои перечные зернышки, Джеймс?» — и что-то о том, что всегда рад его видеть. А потом добавил: «Отступите разок от своих правил и выпейте глоток», а мистер Бартон ответил: «Если вы до сих пор не поняли, что зря меня просите, то никогда не поймете. Вино — дьявольское зелье. Вам бы и самому лучше его не пить».

Марч удивленно поднял брови:

— Так они были в хороших отношениях?

Флори притворно застеснялась:

— Да, сэр, разговоры всегда были дружескими, когда приходил мистер Бартон.

— И в этот раз тоже?

— Насколько мне известно, сэр. Я слышала только то, о чем сказала.

— Вы уверены насчет того, что это был именно мистер Бартон?

— Да, сэр.

— А почему вы так в этом уверены?

— Я сужу по словам полковника и по голосу, у мистера Бартона такой сиплый глухой голос. Мой отец говорит, что он попал в газовую атаку во время войны, первой войны, не той, в которой воевал отец.

— Значит, насколько вам известно, мистер Бартон был последним человеком, который видел полковника перед тем, как мисс Эклс принесла тому чай.

— Нет, сэр.

— Хорошо, кто же еще там побывал?

До сих пор Флори отвечала легко и непринужденно, но вдруг все это куда-то испарилось. Девушка не позволила бы никому назвать себя трусихой, да и чего здесь бояться? Просто полковник умер, в доме полиция, а ей как-то неловко было говорить то, что она знает, но все равно, решила она, сказать надо. Флори открыла было рот, но тут же захлопнула его.

Констебль приободрил свою свидетельницу:

— Продолжайте… Кто это был?

— Только миссис Рептон.

— Понимаю, а вы как раз проходили мимо двери?

— Да, сэр.

— Может быть, вы, конечно совершенно случайно, услышали разговор?

— Понимаете, сэр…

Внезапно вся сцена, как наяву, всплыла у нее перед глазами… распахнутая дверь и миссис Рептон, стоящая в проеме. Вид хозяйки и то, что она сказала, потрясли Флори тогда и продолжали пугать сейчас. Она отчаянно благодарила Господа, что миссис Рептон ее не заметила. Девушку воспитали в страхе Божьем, да и воскресную школу она усердно посещала.

Мисс Силвер успокаивающим жестом обняла Флори за плечи:

— Не надо бояться, дорогая.

Та встряхнула головой, прогоняя наваждение:

— Ой, мисс, если бы вы ее тогда видели!

— Вы говорите о миссис Рептон, — уточнил констебль.

Флори проглотила комок в горле и кивнула.

— Расскажите нам спокойно, что произошло.

Те далекие слова продолжали гудеть в ее голове. «Может быть, станет легче, если произнести их вслух? Тогда смогу выбросить все из головы!» — подумала она.

— Иду через столовую, а тут хозяева ругаются, да так громко и сердито, что все слышно. А дверь вдруг как распахнется, и выходит миссис Рептон. Я прижалась к стене, чтобы меня не заметили, а она обернулась лицом к кабинету — вы и представить себе не можете, как отвратительно она выглядела — и говорит бедному полковнику… ох, сэр, просто язык не поворачивается повторять. Значит, так и говорит: «Для меня ты лучше мертвый, чем живой» — и ушла, а уж как дверью хлопнула!

 

Глава 26

Дрожащая, но удовлетворенная выполненным долгом Флори удалилась. Когда дверь за ней закрылась, мистер Марч объявил:

— Теперь надо бы нам повидаться с миссис Рептон, правда, вряд ли за ней стоит посылать Флори. Может быть, Крисп, вы сходите?

После ухода инспектора Рэндел спросил:

— Итак, что вы обо всем этом думаете?

Мисс Силвер деликатно кашлянула, чтобы подчеркнуть свои слова:

— Слишком рано, с моей точки зрения, делать какие-либо выводы. Мы только знаем, что супруги поссорились, а люди говорят в такие моменты разное, не всегда намереваясь претворить это в жизнь.

Мистер Марч промолчал. Дама продолжала:

— Мне кажется, миссис Рептон будет против моего присутствия, тогда мне…

— Придется удалиться? — закончил он фразу. — Боюсь, что придется, но мне бы хотелось, чтобы вы остались.

В этот момент в комнату вошла Сцилла Рептон, сопровождаемая инспектором Криспом. На ней все еще была юбка из шотландки и изумрудный джемпер, только блестящие волосы спрятались под тонкой сеточкой. Женщина сначала хотела переодеться в траур, разыгрывая безутешную вдову, но что-то внутри восстало против маскарада. «Зачем притворяться, когда все в доме знают, что у нас с Роджером все кончено? — думала Сцилла. — Он уже рассказал обо всем своей сестре, а та, конечно, сообщила полиции, так почему бы не вести себя честно? Конечно, будут еще допросы и дознания, и придется остаться до похорон, но как только все завершится, я отсюда уеду и обратно не вернусь. Поэтому не имеет значения, что эти людишки обо мне думают или судачат. Плевать я на них хотела!»

Увидев мисс Силвер, Сцилла удивленно изогнула тщательно выщипанные брови и, не пытаясь тоном смягчить слова, спросила:

— А что эта женщина здесь делает?

— Мисс Рептон и Флори Стоукс хотели, чтобы при допросе присутствовала женщина, поэтому мисс Силвер любезно согласилась… — попытался пояснить ситуацию констебль, но миссис Рептон оборвала его с коротким злым смешком:

— Подумать только, им нужна компаньонка! Просто доисторические нравы! Мне казалось, что Мегги уже вышла из того возраста, чтобы бояться мужчин, но никогда не знаешь наверняка, не так ли?

— Если вы возражаете против присутствия мисс Силвер… — неловко начал Рэндел.

Сцилла пододвинула кресло к противоположному краю стола и уселась, закурив сигарету.

— Нет, я не возражаю. Зачем? Если уж Мегги оказалась нужна компаньонка, то мне-то она точно понадобится.

Задув спичку, она небрежно сунула ее между ручек и карандашей, которые ее муж уже никогда не возьмет в руки. Женщина глубоко затянулась, на конце сигареты появился огонек. Сцилла намеренно села спиной к мисс Силвер, которая в ответ переместилась с одного конца кожаного дивана на другой, чтобы видеть, как та сидит: нога на ногу, чулки настолько тонкие, что кажется, будто их вовсе нет, на ногах — красные туфли, слишком разукрашенные и со слишком высоким каблуком.

Если сама мисс Силвер и носила подчеркнуто немодные туалеты, так только потому, что обнаружила, что старомодные платья и манера одеваться под гувернантку помогают ей в избранной профессии. Если человек кажется незначительным, то люди расслабляются, а это обычно помогает раздобыть информацию. Мисс Силвер понимала, что пришедшая относится к ней пренебрежительно. Ей пришло в голову, что миссис Рептон играет какую-то роль, и она размышляла, почему выбрана именно эта поза — черствое равнодушие. «Конечно, ожидать хорошего вкуса от этой особы не следовало, но что скрывается за пестротой и осторожным безразличием? Внезапная смерть в доме поражает даже самых толстокожих, а ведь эта женщина была женой Роджера».

В дело вступил Рэндел Марч:

— Миссис Рептон, кажется, вы в субботу серьезно поссорились со своим мужем?

Сцилла выпустила облачко дыма.

— Кто так сказал?

Мужчина не ответил, а продолжал:

— И во время ссоры поднимался вопрос об анонимных письмах.

— Каких таких письмах?

— Мне кажется, вы о них слышали. Одно показывали на дознании по поводу смерти Дорис Пелл. Полковник Рептон прервал ваш телефонный разговор с мистером Эрлом, а в последующем споре он упомянул, что получил одно из них, в котором вы обвинялись в связи с мистером Гилбертом. Разгорелась серьезная ссора, во время которой упоминалось о разводе, а муж попросил вас немедленно покинуть дом. Точные его слова, что вы должны убраться. Чуть позже он изменил свое мнение и, боясь открытого скандала, сказал, что вы можете остаться, пока не пройдут похороны мисс Брук.

Растягивая по своему обыкновению слова, Сцилла спросила:

— Вы подслушивали под дверью?

— Кое-кто подслушивал, — сухо заметил мистер Марч, — обычно звуки ссоры привлекают внимание, а дверь в кабинет некоторое время оставалась открытой.

Женщина пожала плечами:

— Знаете, люди иногда ссорятся. Мы с мужем делали это часто, но потом всегда мирились.

— Вы утверждаете, что он не в первый раз упрекал вас в неверности?

— Ничего подобного я не утверждаю, и вы прекрасно это понимаете!

— Следовательно, вы хотите сказать, что эта ссора была не серьезнее других и в конце концов вы бы, вероятно, помирились?

— Он бы меня не выгнал, — уверенно сказала Сцилла.

— Миссис Рептон, мисс Мегги показала, что в ее разговоре с братом сегодня после обеда, около трех часов, он заявил, что больше не выдержит и что вы должны уйти. Мне кажется, вы с ним после этого виделись.

— Кто это сказал?

— Вас видели выходящей из кабинета.

Сцилла затянулась сигаретой и выпустила струйку дыма.

— Хорошо, и что из этого следует?

— Данная особа утверждает, что вы с полковником говорили на повышенных тонах, у нее создалось впечатление, что даже ссорились. Потом дверь распахнулась и вы вышли, но, повернувшись, бросили мужу кое-какие слова. Она их слышала.

Сцилла машинально смахнула кусочек пепла, упавший на изумрудный джемпер.

— Вы серьезно, мистер Марч?

— Она утверждает, что вы сказали: «Для меня ты лучше мертвый, чем живой», а потом ушли.

— Занавес, — заметила Сцилла.

— После этого и часа не прошло, как ваш муж умер, — серьезно сказал констебль.

— Это ничего не значит. Так иногда говорят, не более того.

— Конечно, не говорят, особенно когда собираются мириться.

Сцилла наклонилась и с силой загасила сигарету о то же место, куда раньше ткнула спичкой, — о подносик для карандашей, принадлежавший Роджеру.

Марча почему-то разозлил этот жест. Эта особа поссорилась с мужем, который вывел ее на чистую воду, в лицо пожелала ему смерти, слышала, как другая женщина над мертвым телом винит ее в смерти, и теперь здесь, где все это происходило, может спокойно наклоняться и тушить сигарету о поднос, принадлежавший покойному. Гораздо более резким тоном Марч заявил:

— Вы пожелали мужу умереть — и он умирает в течение часа. Вас обвинили в его смерти.

Женщина рассмеялась:

— Кто станет слушать Метти Эклс! Мой дорогой, не будьте дураком! Она была по уши влюблена в Роджера, всю свою жизнь… убей меня Бог, не понимаю почему. А ко мне Метти ревновала, так что, по ее мнению, что ни случись — моя вина. Надеюсь, такое даже полицейскому понятно.

— В кладовке садовника имелись цианиды? — неожиданно спросил констебль.

— Циа… что?

— Цианиды. Слышали о таком?

— Нет, а что это?

— У меня еще нет протокола вскрытия, но это, скорее всего, яд, который привел к смерти полковника.

Женщина изумленно уставилась на говорившего:

— А зачем такое садовнику?

— Для уничтожения осиных гнезд. Женщина вздрогнула:

— Не могу находиться в одной комнате с осой! Самое худшее в деревне — это насекомые! Но если эта циа… штука используется для ос, то как она попала в дом? Или… Вы что, считаете, что Роджер принял ее намеренно?

— Нет, миссис Рептон, я так не считаю. — Эти слова констебля прозвучали зловеще.

 

Глава 27

Примерно через полчаса Марч остановил свою машину на другом конце деревни, поднял щеколду калитки и прошел, подсвечивая под ноги карманным фонариком, к боковой двери коттеджа «Гейл», на которой не было ни молотка, ни звонка. Постучав, он долго ждал и уже решил, что мистер Джеймс Бартон вышел, пока не получил запоздалый и неохотный ответ. Послышался звук шаркающих шагов, и дверь приоткрылась дюйма на два, не больше, причем изнутри явно звякнула цепочка. Сиплый запыхавшийся голос спросил:

— Кто там?

— Моя фамилия Марч, я старший констебль графства, хотел бы с вами поговорить.

— Почему?

— Потому что вы последним видели полковника Рептона.

Послышался глухой возглас, цепочка прогремела, и дверь со скрипом отворилась вовнутрь. В узком проходе было темно, но через полуоткрытую дверь в комнату просачивалось достаточно света, чтобы разглядеть фигуру высокого мужчины, стоящего в ярде от входа.

— Что вы там говорите про полковника?

— Кажется, вы были последним человеком, который его видел.

Бартон шепотом повторил последние слова:

— Видел его?

— Мистер Бартон, если вы дружили с полковником, боюсь, вам надо приготовиться к худшему. Полковник мертв.

— Боже мой! — воскликнул Бартон. — Не может быть, я только что беседовал с ним… Да входите!

Полуоткрытая дверь вела в кухню, теплую и уютную, с керосиновой лампой на комоде, ярким пламенем очага и плотными красными занавесками на окнах. Там стояли стол, накрытый темно-красной скатертью, старое кожаное кресло, пара простых деревянных стульев. На коврике перед камином разлеглись семь больших полосатых котов. Мистер Бартон оказался тонким сутулым мужчиной с неаккуратной копной волос с проседью, но ни борода, ни кустистые брови не могли скрыть ужасный шрам, пересекающий его лицо. Пока Марч разглядывал подробности, мужчина обеспокоенно спросил:

— Что случилось с полковником Рептоном? Я был сегодня в поместье, он чувствовал себя нормально.

— Да, именно поэтому я к вам и пришел. Он не заболел, он умер. Мне кажется, его убили.

— Убили?! — воскликнул потрясенный мужчина.

Он рухнул на стул и, склонив голову на руки, зарыдал. Через пару минут Бартон выпрямился, взяв себя в руки.

— Роджер был моим лучшим другом, вы просто сбили меня с ног своими словами. Скажите, что же все-таки случилось?

— Его отравили, нам кажется, цианидом.

— Это такая штука, которой морят ос?

— Да.

— Кто мог так поступить?

Марч присел на второй стул.

— Мы надеемся, что вы поможете нам узнать это, — просто сказал он.

Бартон беспомощно махнул рукой:

— Не это ли всегда говорит полиция человеку, которого собирается арестовать?

— Если вы имеете в виду, не подозреваем ли мы вас, то ответ будет — нет. Но поскольку вы последним видели полковника живым, то мы обязаны с вами поговорить. Кстати, когда вы оттуда ушли?

— Где-то около четырех или чуть позже. Я не смотрел на часы.

— Можете рассказать, зачем туда приходили и о чем беседовали с мистером Рептоном?

— Мне надо было заплатить арендную плату.

— Понимаю. А сколько вы платите за этот коттедж?

Все это время Бартон сидел, опершись на локоть и уткнувшись взглядом в красную скатерть. Услышав вопрос, он резко поднял голову и грубо бросил:

— А какое полиции до этого дело?

— А что, есть серьезные причины не отвечать на мой вопрос?

— Нет, я просто размышляю, почему вы спросили. Если вам так надо знать, то я плачу то, что называют арендной платой «перечное зернышко».

— Вы имеете в виду, что не платите вообще ничего?

— Нет, плачу. Понимаете, я платил ему минимальную сумму раз в месяц, а после мы сидели и беседовали. Полковник был единственным человеком, с которым я вообще разговаривал, а сейчас вы приметесь за дело и обнаружите, что это я его убил.

— Вы расскажете, о чем беседовали с ним сегодня? Бартон снова уставился в скатерть.

— Обычно я приходил в темноте, но не сегодня.

— Почему в темноте?

— Сам не знаю. Мне просто нравится гулять, когда придет в голову. Шел я тогда, думал о разных вещах и дошел до такого состояния, когда кажется, что больше не выдержишь, тут в голову и пришло, а не навестить ли полковника, взял и пошел к нему.

В этот момент Марчу припомнилась одна дата, тринадцатое октября, а в этот день где-то лет тридцать назад… Конечно, в суде бы Рэндел не поклялся, но про себя был абсолютно уверен, что не ошибается.

— Итак, вы пришли к полковнику. А о чем беседовали? — ни словом не обмолвившись о своем воспоминании, спросил констебль.

— Хм-м, — Бартон упорно разглядывал скатерть, — я обошел дом и постучал в окно кабинета, у них там компания собралась, толпа женщин пришла к мисс Рептон посидеть вместе за шитьем. Моя соседка мисс Вейн и та женщина, что сейчас у нее живет, были там. Нет, решил я, им меня с пути не сбить, все равно навещу полковника, он ведь с этой компанией дел иметь не будет. Из-за гостей я и постучал в окно кабинета, да и дом обошел с дальней от деревни стороны, чтобы меня не заметили. Мне уже приходилось так входить.

— А когда вы вошли, мистер Рептон спросил, не пришли ли вы, чтобы заплатить свое перечное зернышко, и предложил вам выпить?

Хозяин искоса бросил на гостя удивленный взгляд:

— Раз вы сами знаете, зачем спрашиваете?

Марч почувствовал, что поступает невежливо, и поспешил с извинениями:

— Не обижайтесь, мистер Бартон. Такое поведение полковника ведь совсем естественно, а мне не терпится узнать о виски, потому что, понимаете, цианистый калий — а мы почти уверены, что это был он — находился в маленьком графинчике виски, который стоял на его письменном столе. Мне очень надо знать, видели ли вы этот графинчик?

Мужчина поднял голову и посмотрел прямо в глаза констеблю:

— Да, конечно, я его видел. И полковник предлагал мне выпить виски, но это была наша старая шутка, он знал, что я не соглашусь. Это дьявольское зелье, и я его не употребляю. Роджеру мои привычки хорошо известны. Во время моих посещений всегда происходило одно и то же: он предлагает выпить — я отказываюсь.

— Так, с этим понятно, а о чем вы беседовали?

— О нем самом и о женщинах, полковник прекрасно знал, что я о них думаю. Он говорил о своей жене.

— И что именно?

— Сказал, что она замарала его имя и он будет разводиться. Я-то сам с ней ни разу не беседовал — не поддерживаю никаких отношений с женщинами, — но все равно мог бы ему сказать, что она за штучка… от глагола «гулять», да только ничего хорошего из этого бы не вышло. До таких вещей надо доходить самому. Кошки и собаки ведут себя так, какими их создала природа, — не лучше и не хуже. А женщины на них похожи, только не такие честные. Лгут, виляют, ходят вокруг да около, ангелами небесными прикидываются, а сами просто неряхи и потаскухи.

Тут Марч прервал монолог:

— Вы совершенно уверены, что полковник говорил о разводе с женой?

— Конечно, уверен. Зачем придумывать? Он сказал, что с ней покончено, а прямо после похорон Конни Брук женщина уберется вон. Еще говорил, что все рассказал сестре, а после похорон и все остальные узнают.

— Я вижу, что полковник беседовал с вами, как с близким человеком.

Непроизвольно сжав рукой колено, Бартон ответил сиплым грубым голосом:

— Иногда мужчине становится легче, когда он может выговориться, а у меня в жизни были похожие проблемы.

Констебль дал собеседнику немного успокоиться, а потом спросил:

— Итак, беседа была очень доверительной. Не сказал ли полковник чего-либо, что указывало бы на его намерение совершить самоубийство?

Хозяин зло взглянул на него.

— Нет, такого решительно не было!

— Понимаете, самоубийство — это вероятная альтернатива убийству. Человек, который внезапно узнает, что жена ему изменила, может решить покончить счеты с жизнью.

Мистер Бартон стукнул кулаком по столу.

— Никогда, если этот человек — полковник Рептон! А я на Библии поклянусь, что о самоубийстве он и не помышлял! Роджер думал только, как избавиться от этой особы, говорил, что дело не займет слишком много времени в суде. А если человек планирует, то при чем здесь самоубийство, не так ли?

— Согласен.

— Скажите, когда все произошло?

— Полковник был жив в половине пятого, а через полчаса его нашли мертвым за столом в кабинете.

— Это значит, что яд уже был в графине во время нашей беседы. Он никогда бы не предложил мне, даже в шутку, выпить, если бы знал, что виски отравлено.

— Мог и предложить, если был уверен, что вы откажетесь.

Кулак снова грохнул по столу.

— Никогда в жизни! Цианид, подумать только! Убивает мгновенно. Повторяю, никогда настоящий мужчина не предложит другу, даже в шутку, выпить отравленное виски.

— Но ведь вы бы не приняли его, сами сказали. Бартон покачал головой:

— Нет, только не он, ему бы такое и в голову прийти не могло, другой закалки был человек. А о самоубийстве и не помышлял, клянусь, это правда.

 

Глава 28

Когда мисс Силвер зашла в коттедж за вещами, необходимыми ей, чтобы переночевать, Рени Вейн недоверчиво переспросила:

— Неужели вы и вправду собираетесь провести ночь в поместье?

— Мисс Рептон очень просит, — пояснила женщина. — Она ведь пережила такой шок, не может оставаться одна.

Носовой платочек мисс Рени проделал привычный путь от глаз к носу.

— Чистая правда, и для нас всех это тоже оказалось таким ударом! Но то, что она попросила посидеть с ней чужого, человека… скорее на вашем месте должна была оказаться леди Мэллет или, по крайней мере, подруга Мегги…

— Знаете, леди Мэллет и сама чрезвычайно расстроена, а иногда в тяжелые моменты легче находиться с чужим человеком, который не так переживает, как ты сам.

Мисс Вейн всхлипнула и снова промокнула платочком глаза.

— Мне казалось, что Метти Эклс захочет остаться с ними.

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Боюсь, что по ней все ударило гораздо сильнее, ведь именно она обнаружила труп.

— Я предлагала подождать и пойти домой вместе, — заныла мисс Рени. — Но Метти хотели допросить. Заметьте, я тоже пережила ужасный удар, но все равно хотела поддержать соседку, а она только и сказала: «Бога ради, оставьте меня одну!» Как грубо! После таких слов мне не стоило больше вмешиваться.

Мисс Силвер складывала вещи в сумку, когда вошла Джойс. Она закрыла дверь и присела на кровать.

— Ох, мисс Силвер, вы не представляете, как я рада, что отослала Дэвида.

Мисс Силвер взглянула на нее из-за складок голубой ночной рубашки:

— Мне кажется, вы поступили разумно, ему сейчас весело с приятелями в Ледлингтоне.

— Конечно, мне повезло, что я днем навещала его и не пошла в поместье. Там, наверно, был настоящий кошмар! — Мгновение она пребывала в нерешительности, а потом продолжила: — Ко мне сегодня утром приходила Пенни Марш. Хотела узнать, не помогу ли я ей в школе вместо Конни.

— И что вы решили, миссис Родни?

Джойс недовольно отмахнулась:

— Говорю вам, лучше называйте меня Джойс, все так называют.

И услышала решительный и недвусмысленный ответ:

— Я уже говорила, что не считаю это целесообразным.

— Понимаю, но все равно мне хочется услышать просто «Джойс». Знаете, когда Пенни завела разговор про школу, мне вдруг показалось, что идея неплоха. Конечно, я не смогу так много работать на тетю Рени, но зато буду платить за жилье, а она наймет дополнительную прислугу. Но только после того, как произошли все эти ужасные события… — Она взглянула на мисс Силвер и продолжала: — Я говорю о полковнике Рептоне. Ведь вы были там, когда все произошло? Вы думаете, самоубийство? Тетя Рени так сказала, но правда ли это?

Мисс Силвер аккуратно положила рубашку в сумку.

— Ни я, ни мисс Вейн не можем сказать ничего определенного.

— Знаете, все говорят, что полковник серьезно поссорился с женой и она только дожидалась похорон Конни, чтобы убраться восвояси. А он, как все убеждены, собирался развестись с ней.

— Такое намерение вряд ли совместимо с мыслями о самоубийстве, — спокойно отметила мисс Силвер.

— Конечно, нет! Если честно, то мне кажется, что нет человека, который бы захотел покончить счеты с жизнью из-за того, что Сцилла от него уходит. Несомненно, она красива, но не способна сделать ничего из того, что, по мнению полковника, надлежит делать жене. Сцилла даже дом не может вести, не говоря уже о том, что у нее отвратительный характер.

Мисс Силвер аккуратно уложила губку, щеточку для мытья рук, зубную щетку, тюбик пасты в голубую водонепроницаемую сумку, прошлогодний рождественский подарок ее племянницы со стороны мужа, Дороти Силвер, в настоящее время жены брата Этель Буркет. Это занятие не помешало ей внимательно выслушать Джойс и возразить:

— Знаете, мужчины ко многому относятся иначе, чем женщины. А у миссис Рептон такая внешность, которая многих заставила бы забыть о ее некомпетентности в практических вопросах.

Джойс рассмеялась:

— Вы совершенно правы! А я — настоящая язва, то есть надо отметить, что Сцилла вполне ничего, если принять во внимание ее прошлое, конечно, ей здесь смертельно скучно, но я не одобряю, если человек берется за работу, а потом и пальцем не шевельнет, чтобы выполнить свои обязанности. Давайте я провожу вас через Тиллинг-Грин и помогу нести сумку.

Они уже прошли добрых полпути по опустевшей вечерней деревне, когда Джойс нарушила молчание:

— Мисс Силвер, я опять о полковнике, вы ведь так и не сказали, убийство там или нет. Понимаете, мне почему-то кажется, что это не самоубийство. Флори всем рассказывала, что Рептон заявил о своем намерении развестись. Раз так, то он, конечно, не собирался сводить счеты с жизнью.

Услышав столь прямое, порожденное здравым смыслом, толкование происшествия, о котором не хотелось распространяться, мисс Силвер сочла наилучшим выходом бесстрастно отметить, что иногда самоубийством кончают под воздействием внезапного порыва и что сейчас еще мало сведений о том, как именно умер мистер Рептон.

Примерно в то же самое время Валентина говорила Джейсону:

— Да не убивал он себя, понимаешь, дядя никогда, ни при каких обстоятельствах этого бы не сделал!

В объятиях любимого девушка чувствовала себя в безопасности, но за пределами этого круга сотрясались основы существования. Валентина совсем не знала своего отца и смутно припоминала мать, постоянно лежащую на диване, которая потом неожиданно куда-то пропала, а тетя Мегги сказала, что мамочка ушла в рай. Но дядя Роджер всегда был с ней, надежный, постоянный, незаменимый. На этом спокойном уравновешенном человеке держался дом. Валентина никогда не задумывалась, любит ли она его, а сейчас он мертв, и кажется, что в доме обрушилась стена, через которую врывается ветер, несущий беды. Прижавшись к Джейсону, она слышала его порывы, но они не могли коснуться ее, пока любимый так крепко обнимает.

— Мне такое и в голову не приходило, — согласился Джейсон.

— Не мог дядя такое сделать, я в этом уверена. Однажды мы с ним говорили о самоубийстве, так он назвал его бегством от проблем и добавил, что так от них не убежишь. Это увиливание от ответственности, которое только сделает все происходящее более тяжелым для всех.

— Расскажи это старшему констеблю.

— Уже, но он на это промолчал. Понимаешь, Джейсон, самое страшное, что если это не самоубийство, то лишь один человек приходит мне на ум в роли убийцы.

— Сцилла? Лучше не думай об этом, дорогая.

— Как будто можно себя заставить не думать! Эта мысль так и вертится в голове. Знаешь, когда-то я прочла историю о странной комнате в одном доме. Там произошло убийство, и дверь в нее постоянно открывалась сама собой. Со мной насчет Сциллы происходит что-то похожее. Я пытаюсь закрыть дверь, а она все время открывается.

Голос девушки понизился до шепота, Джейсон даже не мог понять, слышал он эти слова или просто понял, что она хотела сказать.

— Зачем ей убивать мужа? — Молодой человек старался говорить потише, но все равно вопрос прозвучал излишне громко.

— Дядя собирался развестись, сам сказал тете Мегги прямо перед приходом гостей. Потому-то она так жутко выглядела сегодня. Оказывается, что Сцилла имела связь с Гилбертом, а дядя про нее узнал.

— Ты из-за этого порвала с ним? — Слова вылетели раньше, чем Джейсон успел удержать их.

— Нет, не думай! Совсем не из-за этого, правда, я ничего не знала до ночи в среду. Когда я вернулась домой после нашего разговора, то застала их со Сциллой в ее гостиной. Дверь туда оказалась приоткрыта, и я услышала то, что для моих ушей не предназначалось. Гилберт сказал Сцилле, что между ними все кончено и что он меня обожает.

— Приятно слышать.

— Это был настоящий кошмар! — Внезапно Валентину охватила ярость. — Я тогда сразу же ушла, а утром получила анонимку, которая сообщала, что Гилберт путается со Сциллой. Но не смей думать, что я приняла решение о разрыве именно тогда, потому что все было решено уже в бельведере. Ты сказал, что я не могу выйти замуж за Гилберта, и меня сразу осенило — действительно, не могу. Решение пришло откуда-то изнутри, об этом не надо было думать или что-то взвешивать — просто я душой поняла, что не могу выйти ни за кого, кроме тебя.

Их губы слились в долгом поцелуе.

 

Глава 29

Мисс Рептон с утра чувствовала себя уже лучше. Горе осталось, но первая невыносимая боль притупилась. Ей захотелось почитать Библию, и она даже послала за викарием, с кем вступила в увлекательнейшую беседу. Оказалось, что мистер Мартин не является последователем учения, согласно которому мертвые спят в своих гробах до самого Судного дня, а мисс Мегги впитала это убеждение с молоком матери и никогда в нем не сомневалась. Сейчас она сочла более современные взгляды викария успокаивающими. Кроме того, мисс Рептон, от своего имени и от имени Валентины, искренне поблагодарила мисс Силвер за заботу, выразив свои чувства с обезоруживающей простотой:

— Не хотелось бы быть несправедливой, и Бог меня упаси от недобрых мыслей, но теперь все знают, что Роджер собирался развестись с женой, а нельзя насильно заставить кого-то не строить предположения о том, не изменяла… сами знаете насчет чего. И, мне кажется, в данных обстоятельствах даже хорошо, что рядом с Валентиной будет другой человек, не ее прежний жених.

Появившийся позднее старший констебль срочно захотел повидаться с мисс Силвер, которая тут же спустилась вниз и застала своего друга рассматривающим вид из окна кабинета. Рэндел коротко проинформировал ее, что официальное вскрытие установило смерть от цианистого калия:

— Знаете, Крисп вчера говорил с садовником, и тот сообщил, что уничтожал в июле осиные гнезда с помощью цианида. Факт общеизвестен. Он тогда показал гнезда полковнику и сказал, что надо что-нибудь предпринять, а то от ос житья не будет к августу, не говоря уже о вреде для фруктов. Рядом с ними тогда оказалась миссис Рептон, которая очень заинтересовалась происходящим и подробно расспрашивала, есть ли у него подходящий яд и какой именно, потому что она очень боится этих тварей. А когда садовник принялся за уничтожение гнезд, Сцилла присоединилась к нему и с видимым интересом наблюдала за происходящим. Он утверждал, что предупредил хозяйку не дотрагиваться до самого вещества, потому что это сильный яд. Если вспомнить о вчерашнем моем с ней разговоре, то эта женщина определенно переигрывала, изображая полное неведение о цианистом калии.

Мисс Силвер удобно устроилась в том же уголке кожаного дивана, где сидела во время вчерашнего допроса. Тогда Сцилла в своей клетчатой юбке и ярко-зеленом джемпере сидела у письменного стола и прекрасная память профессионального детектива мгновенно воспроизвела подчеркнуто наивную манеру говорить, переспрашивая на каждом шагу: «Циа… что? Ну, этот циа… как его там».

Мисс Силвер открыла пеструю сумку для рукоделия вытащила почти законченный кардиган Жозефины, попутно заметив:

— Я бы не придавала ее словам слишком большого значения. Чего у нее нет, так это образования, бедняжка и книги-то в жизни не открыла, а сведения о происходящем в мире черпает из заголовков газет, картинок и сводок новостей в кино. Мне кажется более вероятным, что сложное слово «цианистый калий» улетучилось из ее памяти, как только она его услышала. А вот угроза нашествия ос ее пугала, и цианидом-то она заинтересовалась лишь как средством избежать опасности.

Марч уселся в противоположном углу дивана, хмуро добавив:

— Если только яд не показался ей столь же удобным средством устранения нелюбимого мужа. Слушайте, ведь Сцилла вам совершенно не нравится, но вы все равно будете выискивать аргументы в ее пользу до последнего, правда?

Мисс Силвер улыбнулась, кивнув:

— Конечно, мой дорогой Рэндел.

— Теперь, поддержав Сциллу, вы облегчили вашу совесть, так что поделитесь сейчас со мной своими реальными подозрениями.

Некоторое время женщина молча продолжала вязать.

— Мне кажется, — задумчиво начала она, — что вы не хуже меня видите то, что лежит на поверхности. О внешности эта женщина заботится, а о своем развитии — нет. Интересно, кем были ее родители? Мне кажется, ей с детства приходилось бороться за выживание. Мисс Мегги рассказывала, что Сцилла никогда не говорила ни о родственниках, ни о старых знакомых. Раньше она работала манекенщицей и шоу-герл. И то и другое — занятия ненадежные и временные, но оба малопригодны, чтобы подготовить девушку к жизни в деревне в качестве жены обедневшего помещика, да еще вдвое старше. Сцилла могла быстро понять, что совершила ужасную ошибку, особенно если она увлеклась мистером Гилбертом Эрлом. Не думаю, что эта женщина питала какие-либо чувства к мужу или его семье. Мисс Мегги говорила, что полковник завещал ей около двух сотен фунтов в год. Сцилла могла предпочесть эти деньги и свободу своей жизни в поместье, к которому ее не привязывали ни дела, ни чувства. Об этом можно спорить, но бесспорно одно — у всех нас есть внутренний барьер, который не позволяет приравнивать желания к их реализации. Это разные вещи. Молодая женщина может хотеть стать свободной и независимой, но не сможет совершить убийство, даже если оно приведет к заветной цели.

Констебль кивком показал, что принял поправку к сведению, и продолжил:

— Что касается завещания, то я был сегодня утром у адвокатов полковника, старая ледлингтонская фирма «Морсон, Пэдвик и Морсон», где и побеседовал с ее главой, мистером Джеймсом Морсоном. Оказывается, Сцилла лишается своих двух сотен, если дело дойдет до развода по причине прелюбодеяния. Я спросил, а в курсе ли этого миссис Рептон, тут мистер Морсон взглянул на кончик своего носа и ответил, что счел своим профессиональным долгом лично сообщить ей об этом, особо остановившись на словах «dum casta» и разъяснении их значения. Его до глубины души возмутило, что миссис Рептон, узнав об условиях, расхохоталась и заявила: «Значит, если мне надоест Роджер и я с кем-нибудь отсюда сбегу, то не получу ни гроша?! Какой позор!» Так что дама совершенно точно знает, что в случае развода останется без единого пенса. Причем полковник не просто заявил ей о разводе, но и сообщил об этом сестре и адвокату. Должно быть, Сцилла и Эрл встречались на квартире какой-нибудь услужливой подружки, чьи показания всегда можно получить. Таким образом, до сих пор факты свидетельствуют не в пользу Сциллы, но вчера утром Роджер Рептон съездил в Ледлингтон и изменил завещание.

Мисс Силвер невозмутимо продолжала вязать, всего лишь вежливо воскликнув:

— Что ты говоришь, Рэндел!

Констебль не поверил, что женщина не просчитала в уме все возможные последствия действий полковника, но был вынужден продолжать разъяснения:

— Он изменил завещание, вычеркнув ее, причем настоял, чтобы это было сделано немедленно, конечно, мистер Морсон счел такую спешку, по меньшей мере, неосмотрительной. Таким образом, во-первых, этот поступок могут счесть свидетельством того, что Роджер замыслил самоубийство. Во-вторых, когда полковник незадолго до смерти, как утверждает Флори, ссорился с женой в кабинете, то, интересно, сказал он ей или нет про свой утренний подвиг? Если да, то Сцилла знала, что исключена из завещания, и ей, следовательно, мало пользы в его смерти, но если же ей известны были только его намерения, то здесь имеется приличный побудительный мотив к преступлению. Мисс Силвер тихонько кашлянула.

— Никаких доказательств ни того, ни другого. Предположим, что полковник рассказал жене об изменении завещания. Это произошло после четырех. Конечно, женщина сильно разозлилась, а цианистый калий уже был в графине. Значит, если его туда добавила она сама, то должна была сделать это раньше или отвлечь как-то внимание мужа во время разговора. То есть его смерть была уже предопределена, а соответствующие меры приняты. Неужели разъяренная женщина, запланировавшая смерть мужа, будет в состоянии взвешивать альтернативные варианты, решая — убивать или нет? Если он разведется, то она потеряет завещанные деньги. Если умрет — то может их и получить, все зависит от поведения семьи и наличия доказательств ее неверности. Сцилла, вероятно, сочла, что сможет получить деньги, потому что, умерев, муж не сможет с ней развестись. А что касается завещания, о какой сумме там идет речь, о значительной?

— Нет, об очень небольшой, — сказал Марч, — поскольку нет прямого наследника мужского пола, то поместье, включая фермы, от которых и шел основной доход полковнику, переходит Валентине. Замечу, что если бы не ее солидные денежные вливания, то эту недвижимость давно бы пришлось продать. И Сцилла Рептон обо всем знала.

Мисс Силвер вытащила клубок голубой шерсти.

— Рэндел, это секрет Полишинеля, — заметила она, — я в деревне еще и суток не прожила, как мисс Вейн выложила мне больше, чем ты сейчас.

— Значит, вы думаете, что она убила мужа?

— Мне кажется, мы можем согласиться с тем, что мотив у Сциллы был. Ей угрожали разводом и потерей денег.

Над ней также нависла угроза потери любовника. Не знаю, насколько глубоки ее чувства к мистеру Эрлу, но следует отметить, что он красив, перед ним открывается успешная карьера, впереди ждет титул. Такой человек даже в наше время не может позволить себе жениться на женщине, с чьим именем будет связан серьезный скандал. А у вдовы полковника Рептона шансы возрастают.

— Да, вы правы.

— Это относительно мотива. А что касается возможности, то для нее добавить яд в графин было легче, чем другим. Можно было сделать это утром, когда полковник отсутствовал, или в любой момент во второй половине дня, дождавшись, пока он на пару минут выйдет из кабинета. Конечно, зайти туда мог и любой другой из домочадцев, но больше ни у кого нет мотива. Из людей, не живущих в доме, такая возможность была всего у двоих.

— У двоих? — удивленно поднял брови констебль.

— Я имею в виду мистера Бартона и мисс Эклс.

Рэндел покачал головой:

— Но если рассуждать по-вашему, то где их мотивы? Мисс Силвер энергично заработала спицами.

— Здесь мог существовать мотив, о котором мы еще не говорили, но именно он, я уверена, являлся настоящей причиной смерти и полковника, и Конни Брук. Каждый из них считал, что распознал автора анонимных писем. В случае с мистером Рептоном можно включить и дополнительные побуждения. Если его отравила жена, то такие, конечно, были. Роджер сказал ей, что знает, кто пишет анонимки, и добавил: «Может быть, ты написала их сама. Очень удачный способ покончить одновременно и с браком Валентины, и со своим собственным». Конечно, слова прозвучали в разгар скандала и совсем всерьез их воспринимать нельзя, он не повторил своего обвинения при разговоре с сестрой, когда сообщил, что жена ему неверна. Тем временем рассказ Флори о ссоре пошел гулять по деревне, и все повторяли, что полковник знает, кто написал анонимки. В результате мы имеем его смерть, так же как имели смерть Конни Брук, последовавшую за сплетнями о том, что она знает о том же самом, что и Рептон.

Эти два случая трудно разделить. Таким образом, если миссис Рептон не писала анонимок, то я не верю, что она отравила мужа.

— Но, по словам Флори, полковник обвинял жену.

— Мне кажется, не совсем так, Рэндел. Флори показала, что полковник получил анонимное письмо, которое обвиняло миссис Рептон в измене. Дальше девушка заявила: «Миссис Рептон сказала, что это все ложь, а полковник ответил, что это грязные письма о грязных делах и что он знает, кто их написал. А миссис Рептон спросила, кто же это. Мистер Рептон ответил, что ей бы не понравилось, если бы она узнала, и что, может быть, она сама это сделала, потому что таким образом разом покончила бы и с браком Валентины, и со своим собственным». Видите, это скорее горький упрек, нежели прямое обвинение, и, заметьте, полковник не повторил этих слов сестре.

— И что это доказывает? В его личной реакции на первое место следует поставить ее измену, на второе — анонимки. К тому же если полковника отравила не жена, то кто?

Мисс Силвер сдержанно заметила:

— Мы ведь говорили еще о мистере Бартоне и мисс Эклс, оба они в какой-то мере связаны и со смертью Конни Брук, и со смертью полковника. Я не утверждаю, что кто-то из них виновен, но нам следует рассмотреть все возможности.

— Бартон? — удивленно воскликнул констебль. — Конечно, он виделся с Рептоном незадолго до его смерти, но они вели, если верить Флори, дружескую беседу. Там нет ни ссоры, ни какого-то другого мотива. Причем Бартон имеет все причины быть благодарным Рептону, своему хорошему другу. Мне кажется, он ему очень предан. Я видел Бартона вчера вечером, после того как ушел отсюда, и, поверьте, известие о смерти Рептона оказалось для него жестоким ударом. А какое отношение он имеет к Конни Брук?

— Никакого, если он не автор анонимных писем. И очень серьезное — если автор. Еще хочу вам напомнить, в среду вечером — тогда, когда была убита Конни — я погасила свет в спальне и высунулась из окна. Прием в поместье уже закончился, от него отъезжали автомобили, и тут я увидела мистера Бартона, возвращающегося со своей ночной прогулки вместе с котами, причем шел он с того конца деревни, где жила Конни. В этом нет ничего особенного, не считая того, что в нужное время этот человек мог подсыпать снотворное в ее какао, если он мог проникнуть в дом.

— Обвинение из этого не состряпаешь, — улыбнулся Рэндел.

Мисс Силвер продолжала вязать с прежней скоростью.

— Я и не собиралась, просто заметила, что и такое возможно, зачем умалчивать? Мне кажется, вы должны рассказать мне побольше о мистере Бартоне, раз уж вы с ним познакомились.

— Ничего я не должен, да и не знаю теперь, стоит ли вам рассказывать. Если бы я не был уверен в вашем молчании больше, чем в своем собственном, то придержал бы свой язык. Ну ладно, расскажу. Бартон — не настоящая фамилия этого человека. Настоящая вам не нужна, но вы наверняка вспомните, когда узнаете, в чем дело. Пока будем называть его Бартоном. Он был произведен в офицеры из рядовых в том батальоне, в котором служил Рептон. Через пару лет они вместе были на разведслужбе на Востоке, изнурительное занятие. Там Бартон получил тяжелое ранение лица, оставившее уродливый шрам, а потом с ним случился удар, и он по инвалидности был списан домой. Там он обнаружил, что жена живет с другим, и, впав в бешенство, убил их обоих, мужчину выбросил из окна, а женщину задушил. Его сочли невменяемым и посадили в специальный сумасшедший дом для преступников в Броудмуре, а через несколько лет выпустили. Рептон разрешил ему занять здесь коттедж за символическую плату — перечное зернышко — и всячески выражал ему дружеские чувства. У Бартона не было никаких причин вредить своему благодетелю.

Тут мисс Силвер одарила его таким взглядом, который живо напомнил Рэнделу школьные годы. В нем содержался намек, что, если постараться, то он может ответить и получше.

— Где приступ умопомешательства, там и рецидив, — уверенно заявила дама, — а написание анонимных писем часто указывает на не полностью уравновешенную психику. А если человек с настолько отягченным прошлым, да еще многие годы живущий в изоляции от общества, разве не могло случиться так, что, утратив возможность нормального общения с окружающими, Бартон стал искать подмену общественным контактам, некий их извращенный вариант? Такое иногда случается при некоторых психических заболеваниях.

Марч припомнил несколько неприятно поразивших моментов в поведении Бартона во время своего посещения и заметил:

— Знаете, когда я спросил, почему он в тот день зашел к Рептону днем, а не в сумерки, что было обычным делом, этот человек ответил: «Я тогда думал о разных вещах и дошел до такого состояния, когда кажется, что больше не выдержишь, тут в голову и пришло, а не навестить ли полковника, взял и пошел к нему». И когда Бартон сказал это, мне пришло в голову, что так же, в середине октября, он вернулся домой и застал свою жену с другим. Кажется, это произошло именно тринадцатого, я почти уверен, потому что недавно перечитал подшивку «Таймс» за тот период. Мне почему-то пришло в голову, что тот убийца и живет здесь под именем Бартон. Даты совпадают, я помню, что подумал, какое для него несчастливое число — тринадцать.

Немного помолчав, констебль снова заговорил:

— Полагаю, вы правы, Бартон вполне мог совершить убийство. Если он сначала сидел дома и бередил старые раны, а потом пришел сюда и услышал еще и обвинение в написании анонимок, то мог выйти из себя и дойти до крайности. Правда, если предположить, что все произошло именно так, то остается вопрос: где этот человек взял яд? Его обычно не носят в карманах вместе с остальными мелочами. По моему мнению, если Бартон и мог кого-то убить, то в манере своего предыдущего преступления — ударить, задушить, но только не заранее заготовленная отрава, нет, это на него не похоже. Причем заметьте, ненормальные преступники обычно действуют по шаблону.

Мисс Силвер кивнула в знак понимания:

— Чистая правда, Рэндел. Но есть и еще один факт в пользу мистера Бартона. Как вы правильно сказали, если именно он отравил полковника, то должен был принести яд с собой. Наличие такого намерения означало, что Бартон уже знал, что Рептону известно имя автора анонимок. Но откуда он мог услышать эту сплетню, если никуда не выходил и никого не видел? Он не ходит посидеть к Джорджу, двери его дома для всех закрыты. Так что остается непонятным, дошли ли до Бартона ходящие по деревне сплетни. А если он не знал, что полковник его подозревает, то ему и не надо было запасаться ядом для своего визита в поместье. Пожалуйста, не думайте, что я подозреваю этого человека в убийстве, совсем нет. Но его нельзя исключить из списка подозреваемых.

— Что возвращает нас к Метти Эклс. Что там вы хотели про нее рассказать? Говорят, дама была влюблена в Рептона?

— Это правда. Женщина чуть не умерла от отчаяния, когда нашла его тело, и немедленно обвинила миссис Рептон в убийстве, причем она не притворялась. Но давайте подумаем. Причиной многих насильственных смертей были ревность и сопутствующая ей злоба. Мисс Эклс была глубоко привязана к своему отдаленному родственнику, наверняка надеялась выйти за него замуж. А он два года назад появляется в поместье с самой неподходящей во всех отношениях женой — ни по возрасту, ни по воспитанию, ни по вкусам. Через год появились анонимные письма. Как мы с вами решили, такого рода вещи, безусловно, рождаются в чьей-то расстроенной психике. Но мисс Эклс все время находилась в центре общественной жизни деревни — она играла на органе в церкви, посещала больных, участвовала в работе кружков. У нее просто не хватило бы времени на размышления над своими обидами, обычно предшествующие появлению желания написать подобное. Что касается возможности совершить убийство, то она была у нее в обоих случаях. Метти могла пройти вместе с Конни до ее дома и растворить лекарство в стоящем на плите какао. Помните, я говорила, у меня есть только некоторое ощущение, что я слышала, как они прощаются, но, даже поклянись я в этом, ничто не могло помешать мисс Эклс передумать и проводить Конни до дома. Совершенно естественный порыв пожилой женщины помочь девушке, которая выглядела очень расстроенной и усталой. В случае с Роджером Рептоном мы вполне можем предположить, что она слышала ходящие по деревне сплетни Флори и поняла, что ее вот-вот обвинят в написании анонимок. Подумайте только, какой бы катастрофой для мисс Эклс обернулось бы подобное обвинение! Если бы ее вина была доказана и даже если бы окружающие просто поверили бы в то, что письма пишет она, вся ее жизнь была бы полностью и окончательно разрушена, можно даже сказать, кончена. И разве в таком случае нельзя предположить, что женщина хотела избежать такого поворота событий? Может быть, цианистый калий предназначался для нее самой, на крайний случай. Но мисс Эклс — женщина самоуверенная и решительная, она могла осмелиться на прямой разговор с полковником, а собрание кружка по рукоделию делало их встречу естественной. Метти знала, что Рептон в кабинете. Помните, она говорила, что Флори ей это сказала, но ведь это значит, что сначала девушку спросили, где хозяин. Итак, женщина направилась к нему, причем специально приостановилась рядом со мной и мисс Рептон, чтобы сообщить, что понесла Роджеру чай. Предположим теперь, что полковник, воспользовавшись тем, что они одни, обвинил ее в написании анонимок. Он вполне мог так поступить и даже дойти до того, чтобы объявить о своих подозрениях. Метти прекрасно знала характер Рептона, ей было виднее, как он поступит. При худшем исходе она, впав в отчаяние, могла захотеть заставить его замолчать, а незаметно подсыпать цианистый калий в графин нетрудно.

Взгляд Рэндела стал одновременно восхищенным и уважительным.

— Но объясните мне, как бы вы отвлекли внимание человека, которого собираетесь отравить?

Мисс Силвер перевернула вязанье и приложила ладонь к рукаву, чтобы прикинуть длину.

— Например, сказать, что в саду бегает какая-то странная собака. Конечно, цианистый калий следует предварительно растворить в маленьком пузырьке, который легко спрятать с кармане или сумочке.

— Да, вижу, у вас все продумано до мелочей. Как повезло обществу, что вы не тратите свои способности на совершение преступлений! — Заметив укоризненный взгляд своей бывшей воспитательницы, констебль поспешил выразить свое согласие: — Полагаю, то, что вы описали, вполне могло произойти. А надолго мисс Эклс выходила из столовой?

— Да, она отсутствовала довольно продолжительное время.

— А вы видели, как она вернулась?

— Да.

— Что-нибудь в ней изменилось или нет?

— Интересно, что вы об этом спросили. Да, она возвратилась несколько возбужденная, со следами недавних слез, которые старалась запудрить. Конечно, вполне возможно, что полковник просто сообщил ей о намерении развестись, как уже было с сестрой и мистером Бартоном. Если он не подозревал Метти в написании анонимок, то понятно, что ему захотелось поделиться со своей давней приятельницей.

Рэнделу не понравились столь далеко идущие выводы.

— Знаете, вы строите из предположений карточные домики, очень складные, надо отдать вам должное, но, построив один, немедленно его разрушаете. Однако, будучи прямым человеком, не побоюсь признаться, что отдам все ваши гениальные предположения за малую толику настоящих доказательств. Пока что только на Сциллу Рептон существуют хоть какие-то улики. Самое важное — у нее был мотив к преступлению. Даже если эта женщина знала, что Рептон изменил завещание, — а она вполне могла и не знать, что это уже произошло, — все равно от его смерти для нее была только польза: деньги по завещанию, спасенная репутация, надежда выйти замуж за Эрла. Кроме того, миссис Рептон знала о наличии цианистого калия в сарае садовника и имела к нему доступ. Мало того, женщина серьезно поссорилась с мужем меньше чем за час до его смерти, притом вполне могла подсыпать яд в графин как во время этой ссоры, так и до нее. Заметьте, их разговор закончился словами, брошенными выходящей из кабинета Сциллой, теми, которые слышала Флори: «Для меня ты лучше мертвый, чем живой». Все вместе складывается в серьезное обвинение.

— Несомненно, — подтвердила мисс Силвер, — но оно не вяжется с анонимными письмами и смертью Конни Брук.

Констебль предпочел пропустить ехидное замечание мимо ушей и продолжил:

— Давайте теперь вернемся к Метти Эклс. Ваше последнее замечание по ее поводу сводилось к тому, что, раз она не писала анонимок и Рептон не имел против нее никаких подозрений, значит, ее возбуждение происходило из-за того, что он сообщил о предполагаемом разводе. Вам не кажется, что такое ваше убеждение не в малой мере поддерживается тем, что Метти мгновенно и недвусмысленно обвинила Сциллу в убийстве мужа? Но такое обвинение могла породить и уверенность мисс Эклс в том, что полковник, доведенный до отчаяния изменой жены, покончил жизнь самоубийством. С моей точки зрения, вполне убедительное объяснение ее поведения.

— А что говорит о разговоре с Роджером сама Метти Эклс?

— Ничего, что бы прояснило ситуацию. Она рассказала, что отнесла ему чай, а он сидел за столом и выглядел «как обычно». Утверждает, что не задерживалась в кабинете, а поднялась в комнату мисс Мегги и привела себя в порядок, прежде чем вернуться к гостям. Конечно, я могу нажать на нее и спросить прямо, говорил ли Роджер Рептон о своей жене. Но, послушайте, неужели вы всерьез ее подозреваете?

Прежде чем ответить, мисс Силвер ненадолго задумалась.

— Как вы правильно отметили, подозрения — это не доказательства, но я верю, что существует доказательство вины человека, совершившего, по крайней мере, два убийства, причем искать их надо именно в этом случае, только, может быть, копать глубже, чем предполагалось сначала. Я абсолютно уверена, что вопрос об анонимных письмах здесь основной. Поэтому мне хотелось бы вернуться к письмам, полученным Дорис Пелл, той, которая утонула в пруду поместья. Она жила с тетей, бывшей горничной миссис Грей, местной портнихой. Полагаю, тетю допрашивали?

— Конечно, с ней беседовал Крисп. Девушка получила не одно письмо, но тетя показала только последнее. Обыкновенная грязь, полная необоснованных обвинений в аморальном поведении.

— И что же мисс Пелл сообщила инспектору?

— Ничего, только плакала и приговаривала, что за добрая девочка Дорис и что никто про нее и ее семью раньше дурного слова не сказал. Они католики, очень религиозные, потому-то Дорис и не смогла перенести позора.

Мисс Силвер аккуратно закрывала петли. Покончив с последней, она взглянула на старшего констебля и спросила:

— Рэндел, вы не будете возражать, если я сама побеседую с мисс Пелл?

 

Глава 30

Мисс Пелл жила через три дома от почты. Ее дом был слишком велик для одного человека, и женщина подумывала, не взять ли ей постояльца. Однако предъявляемые ею требования казались явно завышенными. Мужчины вовсе не принимались в расчет, женщина должна быть не настолько молода, чтобы возникли хоть малейшие сомнения в ее легкомысленности, но и не столь стара, чтобы появились мысли о необходимости обслуживания или ухода, что, как объясняла хозяйка, является обязанностью по отношению к родственникам, — Боже упаси, она от своих обязанностей не отказывается, — но не имеет ни малейшего намерения утруждаться ради посторонних. Таким образом, комната Дорис до сих пор оставалась незанятой.

Дома здесь имели общие боковые стены, так что мисс Пелл могла не бояться одиночества. Если постучать в правую стену, то миссис Ренник стучала в ответ и спрашивала, что надо. Из-за левой стены отвечал молодой мистер Мастерс. Конечно, каждому плюсу соответствует свой минус. Например, миссис Ренник постоянно ругалась с падчерицей, переходя при этом из комнаты в комнату, так что укрыться от их голосов было негде. И хотя малыш Мастерсов очень мил, но все равно временами плачет. Но, философски замечала мисс Пелл, если сидишь и шьешь все дни напролет, то бывает интересно послушать, что происходит у соседей.

Констебль не возражал, и мисс Силвер нанесла свой визит около половины четвертого. Мисс Пелл провела ее по узкому темноватому коридору, на одном конце которого находилась лестница наверх, на другом — полуоткрытая дверь. В доме было очень чисто, но стоял специфический запах, неотделимый от профессии хозяйки. Комната, куда мисс Пелл провела свою посетительницу, удивляла огромным эркером, который, казалось, невозможно открыть.

Сама хозяйка оказалась женщиной лет пятидесяти, с острыми чертами худого бледного лица, покрасневшими глазами и редкими волосами с проседью, которые были стянуты в тугой пучок на затылке. Она сразу же обрушила на посетительницу град слов:

— Если вы насчет работы для мисс Рени, то, боюсь, я не смогу ее взять. А вы та дама, которая у нее остановилась, правда… мисс Силвер?

— Да, это я, — призналась та с дружеской улыбкой и поинтересовалась: — Значит, вы слишком заняты, чтобы взять дополнительную работу?

— Понимаете, не справляюсь… разве что если что-то не срочное, — пояснила мисс Пелл.

Женщина немного заикалась, странно сливала два слова в одно и делала паузы, как будто ей не хватало дыхания, а потом торопилась единым махом закончить предложение.

— Знаете, я еще не оправилась от потери, — продолжала она. — Моя бедная племянница… конечно, вы о ней слышали, если живете у мисс Рени. Плюс к моему горю я еще осталась с работой, рассчитанной на двоих, и никак не могу с ней покончить.

Мисс Силвер всегда распознавала беду, когда встречалась с ней, так было и на этот раз. Эти покрасневшие глаза говорили о постоянном недосыпании и хронической усталости. Поэтому самым добрым тоном она сказала:

— Я уверена, что все здесь искренне сочувствуют вашему горю.

Губы мисс Пелл задрожали.

— Все были очень добры, но ее все равно не вернешь. Если бы не эти письма…

Она и сама не знала, почему вдруг заговорила о них. Ее спрашивали об этом на дознании, но с тех пор она постаралась выкинуть их из головы. Они были безнравственными, даже хуже. В языке добропорядочной христианки даже слов нет, чтобы определить их, как они того заслуживают. А Дорис всегда была такой хорошей девочкой. Ноги женщины внезапно ослабли, и она, еле доплетясь до стула, рухнула на него. Внутреннее беспокойство попыталось найти выход в словах.

— Она всегда была такой доброй и хорошей девушкой. Нет там ни слова правды. Дорис была хорошей христианкой!

Мисс Силвер, не дожидаясь приглашения, присела.

— Я в этом уверена. Если особу, которая написала письма, можно найти, это спасет других бедных девушек от несчастий.

Мисс Пелл удивленно посмотрела на нее:

— Тот, кто умудрился написать такие гадкие письма, достаточно сообразителен, чтобы спрятаться получше.

— Вы считаете, что ваша племянница догадывалась, кто их написал?

Руки мисс Пелл, спокойно лежащие на коленях, вздрогнули и сжались.

— Не было там ничего, что указывало бы на автора.

— А кому Дорис могла признаться в своих подозрениях?

— У девочки не было от меня секретов.

— Знаете, иногда молодые девушки любят поговорить между собой. Не было ли у вашей племянницы особо близкой подруги? Может быть, она дружила с Конни Брук?

Мисс Пелл сосредоточенно рассматривала свои сцепленные ладони.

— Они знакомы с детства, — тихо сказала она, — мисс Рени может подтвердить, что я была горничной у матери мисс Валентины, миссис Грей… очень приятная была леди. Когда умер мой брат, я должна была взять Дорис к себе, тогда миссис Грей разрешила мне взять девочку к себе в поместье. Как раз в это время в Тиллинг-Грин приехали миссис Брук с маленькой Конни, так что здесь оказались две маленькие девочки одного возраста и младенец — Валентина.

— Значит, девочки подружились?

— Да они просто обожали друг друга. Последняя работа Дорис — перешивание платья Конни, да она была и последним человеком, с которым моя племянница разговаривала. Она тогда вышла из дому еще и затем, чтобы пройти мимо школы и отдать мисс Конни ее платье.

Мисс Силвер, нахмурившись, смотрела на собеседницу:

— Мисс Пелл, все считают, что Конни сказала мистеру Мартину, что знает, кто написал эти письма. Вы знали об этом?

— Мистер Мартин об этом не говорил.

— Нет, но говорила его домоправительница, вся деревня сплетничала, что Конни знает все про письма, и мистер Мартин сказал, что ее обязанность — пойти в полицию. А вы считаете, это была ее обязанность?

— Не знаю.

Мисс Силвер помолчала минуту, а потом спросила:

— Конни умерла на следующий день так же внезапно, как и ваша племянница. Если бы она рассказала мистеру Мартину про то, что знала, то, я уверена, жила бы и по сей день. В субботу вся деревня гудела, что полковник Рептон сказал, что знает, кто написал письма, а в понедельник после полудня он тоже умер. Если бы он рассказал полиции, что ему известно, то остался бы жив. Так вот, мисс Пелл, мне кажется, вы что-то знаете. Думаю, очень важно, чтобы вы об этом рассказали.

Бледное лицо швеи слегка порозовело. Она на секунду прикрыла глаза и совершенно иным голосом торжественно произнесла:

— Это третий знак…

— Не понимаю.

— Один знак пришел во сне, — продолжала мисс Пелл, пристально глядя на посетительницу, — второй — из Библии, а третий — из ваших уст. А я сказала себе, что если будет дан третий знак, то сомнения исчезнут.

И если слова звучали непонятно и странно, то сама женщина, напротив, стала удивительно собранной, даже напряжение в стиснутых ладонях пропало.

— Есть что-то, о чем вы знаете и хотите рассказать? — спросила мисс Силвер.

Полученный ответ оказался уклончивым:

— Я расскажу вам о знаках, иначе вы ничего не поймете. Понимаете, когда Дорис в тот день вернулась домой, я обещала ей, что никому не расскажу о том, что она мне сказала, а ведь нельзя нарушать обещания, данные умершим, пока не появится знак, а у меня их уже три. Дорис тогда спросила меня: «Вы никогда не расскажете, тетя Эмили, правда?» — а я ответила: «Конечно, нет». И никогда бы не рассказала, если бы не знаки.

— И что это за знаки, мисс Пелл?

— Первым был мой сон. Это случилось прошлой ночью, да так ясно, словно наяву. Как будто я сижу в этой самой комнате и шью что-то черное и плачу, помню, подумала тогда: «Работу испорчу, черное так легко хватает пятна». А тут дверь открывается и входят вместе Дорис и Конни, как в детстве, а в руках у них цветы — розы, лилии и разные другие. А вокруг них свет, да такой сильный — прямо сверкают. Подходят, значит, они ко мне, а Дорис и говорит: «Не плачь больше, не надо, и не беспокойся о данном мне обещании, оно больше значения не имеет». И тут я проснулась в своей кровати, будильник зазвонил.

— Это успокаивающий сон, — ласково сказала мисс Силвер.

Глаза мисс Пелл наполнились слезами.

— Должен бы быть, да не вышло. Я-то уже слышала про полковника Рептона и принялась раздумывать, не значит ли этот сон, что мне надо нарушить данное Дорис обещание и пойти в полицию. Я сомневалась, знак ли это мне свыше или нет. Может быть, я все думала про полковника да про то, что я сказала полиции на дознании, — вот и приснилось. Понимаете, я не солгала — никогда бы такого не сделала, но когда они спросили меня, сказала ли я все, о чем знаю, то я просто приложила платочек к глазам и расплакалась, а они решили, что мне больше нечего добавить.

— Понимаю.

— Поэтому я решила, что надо бы увериться насчет знака. Так вот, взяла я Библию, закрыла глаза, открыла ее наугад и приложила палец к строчке. А когда открыла глаза, то это был шестнадцатый стих восьмой главы от Захарии: «Вот дела, которые вы должны делать: говорите истину друг другу; по истине и миролюбив судите у ворот ваших». Тут я подумала: «Ну, если это не знак, то что же тогда?» Но тут в голову пришло, что я ни разу в жизни не нарушала обещаний, так что надо бы увериться получше. И подумала: «Если Господь захочет, чтобы я заговорила, он пошлет мне третий знак. Тогда я приму, что все идет от Господа, и буду знать, что делать». А тут вы стучите в дверь, чужой человек, и повторяете то, что было в прежних знаках — что мне нечто известно и надо об этом рассказать.

Мисс Силвер повторила за ней:

— Да, мне кажется, вы должны рассказать.

Мисс Пелл вытащила аккуратно сложенный старомодный льняной носовой платок и промокнула глаза.

— Это случилось накануне гибели Дорис. Она вышла после обеда, чтобы отнести лиловую шелковую блузку мисс Мегги в поместье, платье мисс Вейн, такое голубое шерстяное, которое сшила после траура по сестре, а теперь оно стало ей тесновато, Дорис его переделала. Девочке надо было порядочно побегать с этой блузой, потом с платьем, подогнать выкройки к паре ночных рубашек для мисс Эклс да еще закончить с платьем Конни. Дорис оставила платье Конни напоследок, потому что все равно дети не уходят из школы до четырех. Вернулась она очень подавленная, но мне сначала ничего не говорила, только сказала, что надо быстренько подправить ворот блузки для мисс Мегги и вечером отнести ее. Я спросила, не из-за этого ведь ворота она так расстроена. А Дорис и отвечает: «Нет, тетя Эмили, не из-за него» — и как разрыдается! Тут я нажала на нее, чтобы она мне все рассказала, а она и говорит, что расскажет, если я пообещаю ни одной живой душе не пикнуть об этом… я и пообещала. И тут она мне все рассказала.

— Что именно?

— Дорис сказала, что сообразила, кто пишет эти отвратительные анонимные письма. В тот день она посетила четыре дома — поместье с блузкой мисс Мегги, коттедж «Виллоу» с голубым шерстяным платьем мисс Вейн, коттедж «Холли» с ночными рубашками мисс Метти и в конце — «Крофт» с платьем мисс Конни. Она была только в этих домах. И в одном из них — она не сказала в каком — племянница подобрала с пола маленький клочок бумаги. Сами знаете, как это бывает — видишь, что-то валяется на полу, и наклоняешься, чтобы подобрать. Дорис так и поступила, а когда разглядела, то поняла, что это оторванный кусочек одного из тех писем, которые она получила. Нижний левый уголок, на котором осталось «Тил» от слова «Тиллинг». Этот кусочек был оторван от письма, которое она получила, где написали, что все в Тиллинг-Грин знают, что она тайно встречается с мужчиной. Ну вот, взяла она обрывок письма, вернулась домой вся расстроенная и сидит.

— В каком доме это произошло? — настойчиво спросила мисс Силвер.

Хозяйка только глубоко вздохнула:

— Она мне не призналась. Когда я стала настаивать, Дорис ответила, что ей кажется, лучше никому не рассказывать, а сразу пойти к тому человеку, сказать, что она все знает, и потребовать твердого обещания больше так не делать. Я только спросила, сказала ли она все Конни, а девочка и отвечает: «Не больше, чем вам, тетя, и она тоже обещала никому не говорить».

— Но Конни говорила, что знает автора, — задумчиво произнесла мисс Силвер.

— Может быть, ей пришло в голову что-то еще. Конни приходила ко мне в понедельник, за два дня до своей смерти, и спросила, не рассказывала ли мне Дорис о клочке бумаги. А я ответила: «Что бы мне Дорис ни говорила, я дала обещание не говорить ни слова», а та мне: «Вам и не надо мне ничего говорить, Дорис сама мне все рассказала, и сейчас я знаю больше вашего». Я спросила, что она имеет в виду, а она ответила, что вспомнила кое-что дополнительно из того, что рассказывала Дорис. «Понимаете, Дорис подобрала клочок бумаги, но не сказала где именно, но зато припомнила, каким белым он ей показался по сравнению с цветом ковра… и сказала, какого цвета этот ковер» — вот точные слова Конни. Она только добавила, что поначалу позабыла про этот ковер, а сейчас вспомнила, и он у нее из головы не выходит, потому что она знает дом с таким ковром.

— Именно так и сказала?

Мисс Пелл схватила мисс Силвер за руку:

— Да, точные ее слова передаю. Хотелось бы мне, чтобы этого не было, но раз слово сказано, никуда не денешься и из головы не выкинешь.

— Значит, Конни сказала вам, что клочок бумаги показался слишком белым по отношению к ковру, но не сказала, какого цвета этот ковер?

Мисс Пелл грустно кивнула:

— Нет, ни про цвет, ни про дом так и не сказала. Она сидела на вашем месте и рассказывала про этот клочок бумаги, а потом и говорит: «Лучше бы Дорис мне ничего не говорила, а то просто не знаю, что делать. Понимаете, мисс Пелл, если я скажу, все дойдет до полиции, а если и не дойдет, то все равно будут ужасные сплетни и неприятности, может быть, слушание в суде, тогда мне придется выступить свидетелем и показывать на своего соседа, который может всего этого не пережить. И что хорошее принесет это бедной Дорис, если она уже умерла? Обратно ее таким способом не вернешь». А я ответила: «Да, Дорис назад не вернешь».

— Но спасти свою жизнь Конни могла, если бы заговорила, — сердито заметила мисс Силвер. — Скажите, мисс Пелл, о том, о чем мы с вами говорим, вы кому-нибудь рассказывали?

— Нет, хватит разговоров. И Дорис мертва, и Конни мертва. Как мне кажется, и так уже было слишком много сказано. А если бы мне кто-нибудь намекнул, что буду вот так беседовать с чужой женщиной, я бы ему не поверила. Да и не стала бы этого делать, если бы не мой сон, и Библия, и третий знак.

Мисс Силвер поднялась, чтобы уйти, но прежде серьезно предупредила хозяйку:

— Никому не рассказывайте, вообще никому, о чем мы с вами говорили. Если дело дойдет до показаний в полиции, я буду с вами, а сейчас позабочусь, чтобы вам обеспечили защиту.

Услышав это, мисс Пелл сначала удивилась, а потом перепугалась. Она вскочила со стула, побледнела и даже отступила на шаг. Нервозное состояние, в котором женщина находилась в начале разговора, вернулось. Дрожащим голосом она спросила:

— Говорят, что самоубийство — большой грех, но я отвечаю, что грех на том, кто подтолкнул к нему мою девочку… и Конни тоже.

— Мисс Пелл, я не верю, что Конни Брук намеренно выпила снотворное, чтобы убить себя, и начинаю подозревать, что и в случае с вашей племянницей самоубийства не было.

Хозяйка зажала рукой дрожащие губы:

— Вы считаете… они обе не покончили?

И услышала твердый ответ:

— Да, боюсь, что их убили.

 

Глава 31

Проснувшись на следующее утро, мисс Силвер с удивлением осознала, что уже среда и еще неделю назад Конни была жива-живехонька, а для Валентины Грей наступил канун свадьбы. Прошлая среда оказалась знаменательным днем — во-первых, церемония репетиции венчания, во-вторых, прием в поместье, откуда Конни вернулась домой вместе с Метти Эклс, попрощавшись с ней около коттеджа «Холли». А неделю спустя все ожидали следующего дознания, а сама мисс Силвер все еще оставалась при мисс

Мегги, которая нуждалась в постоянной поддержке и выражала свою признательность, как обычно, путано и многословно.

— Просто не могу выразить, насколько я буду вам благодарна, если вы сможете остаться, пока не пройдут дознание и похороны. Мне стыдно настаивать, ведь прав на это у меня никаких, да и дом наш превратился в дом скорби, но вы не представляете, как высоко я бы оценила ваше согласие остаться.

Тут Мегги решила раскрыть душу:

— Моя невестка… как ужасно, что надо так ее называть, хотя если бы не она, то мой дорогой брат был бы с нами, а не на небесах. Понимаете, я просто не смогу видеть ее и общаться как ни в чем не бывало. Ведь Роджер хотел с ней развестись… вы знаете об этом, правда? Но я и мысли не допускала, что он решится отнять у себя жизнь, да еще таким ужасным способом. Ох, мисс Силвер, неужели вы действительно считаете, что Роджер покончил с собой? Ко мне вчера днем заходила Нора Мэллет, и когда я сказала ей то же самое… не хочу еще раз повторять, то знаете, что она ответила? Конечно, Нора — женщина прямая, да мы и знакомы всю жизнь, поэтому-то она и позволила себе сказать, что думает: «Конечно, Роджер не покончил с собой, Мегги, никто в это не верит. Его отравила эта женщина». Ох, мисс Силвер, вы тоже так считаете? А я так нервничаю, оставшись здесь с ней одна… и Валентина тоже беспокоится. Поэтому, прошу вас, побудьте с нами еще немного… понимаете, я надеюсь, что она уедет сразу же после похорон.

Надо отметить, что им не приходилось часто видеть Сциллу, которая выходила только в столовую. Женщина уже позвонила Гилберту Эрлу, который только что не бросил трубку, постаравшись быстро закончить разговор. Еще она звонила доверенной подруге Мейми Фостер, которая среди ласкового щебетанья дала ей четкий и недвусмысленный совет упереться и оставаться на своем месте:

— Конечно, дорогуша, я всегда рада видеть тебя и все такое, но на твоем месте я бы уперлась. Потому что если этот тип изменил завещание, то, пока ты там, им трудно будет просто так, без скандала, тебя выставить. А с глаз долой — из сердца вон, дорогуша, если ты понимаешь, о чем я.

Но поскольку стратегия поведения была очевидна Сцилле не меньше, чем Мейми, да к тому же женщина получила недвусмысленный совет констебля оставаться в пределах досягаемости для дальнейших допросов, то она решила держать фасон и не сдаваться. Для начала Сцилла направилась в Ледлингтон к адвокату, мистеру Морсону, который сообщил, что она действительно исключена из завещания покойного мужа, однако вряд ли мисс Рептон с Валентиной будут претендовать на назначенное ей содержание. Новость изрядно подняла дух миссис Рептон, которая хоть и не знала, за кем из двух ее родственниц останется последнее слово, но решила, что вопрос можно будет легко уладить в свою пользу, устроив пару показательных истерик.

Выбросив первую проблему из головы, Сцилла отправилась в магазин Эшли и купила изящный черный осенний костюм: модная юбка и жакет с новой линией плеч. Вообще-то она сама больше любила яркую одежду, но, как известно, ничто так не идет блондинке, как черное, а мужчины от такого сочетания просто балдеют. Его можно надеть на дознание и похороны, а потом с успехом носить в городе. Сцилле пришло в голову, что надо бы еще купить шляпу… что-нибудь маленькое и элегантное, с вуалью. Вуаль очень сюда подойдет, только надо, чтобы она не скрывала волосы.

Она принесла покупки домой и еще раз перемерила все в своей комнате. Иногда то, что казалось удачным в магазине, дома оборачивалось настоящим кошмаром, но сейчас вещи выглядели даже лучше, чем когда она их выбирала. «Хорошая одежда дает фору при поисках работы, а с белой блузкой и каким-нибудь украшением на лацкане я не буду выглядеть явившейся прямо с кладбища», — подумала Сцилла. А пока что она не собиралась контактировать ни с Мегги, ни с Валентиной — только два раза по полчаса за обедом и ужином, да иногда случайные встречи на лестнице или в холле. А прочее шло по ранее заведенному порядку: завтрак в постель, постоянная борьба со скукой… ничего нового.

Гилберт Эрл, почти бросив трубку при разговоре со Сциллой, принялся в спешном порядке составлять тактичное милое письмо Валентине. Пошло хорошо, но внезапно он почувствовал желание немедленно порвать его. Слова на бумаге могут быть очень красивыми, но жизнь и теплоту им придает только голос. Он бросился к телефону, ему повезло — трубку сняла Флори, которая его обожала, что действовало на молодого человека скорее отталкивающе. Девушка немедленно отправилась на поиски мисс Грей.

Валентина закрыла дверь свой комнаты и, подняв трубку, равнодушно сказала: «Слушаю», но после первых же слов Гилберта стало понятно, что лед тронулся. Ведь не так давно она считала вполне приемлемым выйти за него, а сейчас слышала знакомый голос, добрый, теплый, полный сочувствия.

— Дорогая, наверно, мне не следовало звонить, но я не мог удержаться. Какой ужасный удар для тебя и для мисс Мегги! Знаешь, я очень уважал твоего дядю, правда, Вэл. Он ведь всегда исключительно хорошо ко мне относился. Поэтому мне показалось, что, несмотря на все обстоятельства, ты позволишь хотя бы сказать, как я тебе сочувствую. Это все, родная, не отвечай, я все понимаю. — В трубке послышались короткие гудки.

Первой мыслью Валентины было: «Он говорит искренне, ведь мог бы вообще не звонить», но ее перебила другая: «Но именно это он и хотел заставить меня подумать. Этот человек не выносит, чтобы его сочли неправым или чтобы, не дай Бог, подумали, что он не столь обаятелен, как прикидывается. И сейчас он радуется, что я приняла его сочувствие за чистую монету и растрогалась. Я в этом уверена, но все равно мне хочется думать, что Гилберт говорил искренне». — Больше она о звонке не размышляла.

Машина старшего констебля подъехала к дому после обеда. Он попросил позвать мисс Силвер и, когда та спустилась к нему в кабинет, с улыбкой поздоровался.

— Знаете, мне надо кое о чем расспросить мисс Мегги. Не хотелось бы слишком настаивать, но, надеюсь, она немного оправилась от первого шока?

— Ей уже много лучше. Мне кажется, она вполне в состоянии отвечать на любые ваши вопросы.

— И еще мне надо поговорить с миссис Рептон. Вы знаете, пока не будет доказано иное, против нее может быть возбуждено уголовное дело. Я связывался с общественным обвинителем, там рассматривается вопрос об ее аресте.

Мисс Силвер промолчала и отвела взгляд в сторону. Несмотря на привязанность и уважение, которое он испытывал к этой женщине, бывали моменты, когда ему хотелось взять ее и встряхнуть, как, например, сейчас. Он не просил ее склониться к его мнению, как и не был готов согласиться с ее собственным, но все равно его до крайней степени раздражало то, что она, отстранившись и не принимая его аргументов, молчаливо выражает свое несогласие. И Рэндел вложил больше сарказма в вопрос, чем намеревался:

— Предполагаю, у вас нет никаких дополнительных сенсаций?

Мисс Силвер сердито посмотрела на него и недовольно сказала:

— Обычно мало что принимается к сведению. Уверена, уж вам-то не надо об этом напоминать. Как правильно заметил лорд Теннисон, «упорно ищет и находит, но только пользы не выходит». То, что мы обнаружили, кажется лишь незначительной мелочью, но, по-моему, и в этом деле нельзя ничем пренебрегать.

— Согласен, но собираетесь ли вы сообщить мне об этой мелочи?

— Собираюсь, Рэндел, так что усаживайтесь поудобнее. То, что я хочу рассказать, само по себе незначительно, но может оказаться существенным кусочком нашей головоломки.

Мисс Силвер, как и в прошлый раз, сидела в уголке дивана с неизменной пестрой сумкой для рукоделия. Кардиган для малышки Жозефины был закончен, так что сейчас она извлекла большой крючок, чтобы связать нарядную кромку, которая уже украшала джемпер.

Рэндел принял к сведению ее предложение, нет, скорее, любезное разрешение, про себя подумав, как эта женщина умело ставит его на место. Ей не надо придумывать, как это сделать, все получается естественно, благодаря ее врожденному умению держаться и чувству собственного достоинства. Ему уже приходилось видеть, как мисс Силвер одним взглядом заставила обычно непоколебимого старшего инспектора замереть на месте. Однажды Рэндел даже оказался свидетелем, как непочтительного по природе Фрэнка Эббота в мгновение ока поставили по стойке «смирно». По собственному опыту Марч хорошо знал — эта женщина могла одним взглядом или привычным жестом напомнить его детство и старую классную комнату, которой она управляла железной рукой. Саркастическая улыбка исчезла с лица констебля, и он спросил просто и открыто:

— Значит, вы ходили к мисс Пелл?

— Да.

— Это принесло какую-то пользу?

— Кажется, да, но выслушайте все по порядку.

— Я весь внимание.

Мисс Силвер четко и подробно рассказала о посещении мисс Пелл. Как всегда, Рэндела восхитило ее умение точно припомнить и повторить содержание, даже интонации беседы. Когда она закончила, он некоторое время сидел молча, помрачневший и задумавшийся, потом сказал:

— Знаете, здесь сходится только то, что от последнего письма, полученного Дорис, был оторван уголок, но это все. Конечно, именно эта грязная писанина толкнула бедняжку к краю пропасти, но девушку, взвинтившую себя до такой степени, что она собралась утопиться, вряд ли можно считать достойным доверия свидетелем, а ее слова в вольном изложении — и того меньше.

Последовало спокойное возражение:

— Не сомневаюсь, что мисс Пелл совершенно точно повторила слова и племянницы, и Конни Брук. Допросите женщину сами — и увидите, что она повторит их точно так, как сделала это мне, поручусь, что ни слова не изменит.

— Я верю в ее память, но девушка на грани самоубийства вряд ли может считаться надежным свидетелем.

Мисс Силвер опустила голубой свитерок на колени и спросила его тоном одновременно удивленным и укоризненным:

— Рэндел, дорогой, неужели ты до сих пор считаешь, что Дорис Пелл покончила жизнь самоубийством?

— О чем вы, мисс Силвер?!

И женщина прямо рассказала, о чем она думает:

— Рассудите сами. Девушка получила письмо с оторванным уголком. Она посетила четыре дома и в одном из них подобрала недостающий кусочек. Дорис не сомневалась в важности своей находки и вернулась домой расстроенная. Она уже знала, кто пишет оскорбительные письма. Вам не кажется, что ей трудно было скрыть свои чувства в момент находки? Представьте себе, девушка идет себе спокойно, подбирает клочок бумаги и мгновенно оказывается в шоковом состоянии. Да ее просто должно было парализовать на месте. Она держит в руке бумажку, смотрит на нее и на глазах смущается и грустнеет. Вряд ли Дорис была одна в тот момент, когда подобрала обрывок, заметьте, это простая деревенская девушка, не умеющая притворяться. Мы знаем, что именно так и произошло, поскольку мисс Пелл упоминала, что племянница тогда «почувствовала себя нехорошо» и была вынуждена присесть. Неужели вы думаете, что ее возбуждение не было замечено? И если Дорис смогла мгновенно распознать в клочке обрывок полученного письма, то не мог ли это сделать и кто-то другой, тот, кого такое доказательство могло уничтожить?

Констебль сосредоточенно слушал.

— И что бы вы сделали на месте этого человека, учитывая, что он лишен нравственности, а его поступками руководят горечь и злоба?

— Вы требуете слишком многого от моего воображения, — с похвальной серьезностью заметил констебль.

Бросив на бывшего воспитанника укоризненный взгляд, Мисс Силвер продолжала:

— Ему необходимо было заставить Дорис замолчать, а для этого существуют три способа: связать обещанием, подкупить и третий, самый мерзкий, который, я уверена, и был принят на вооружение.

— Все это только голые предположения.

— Не совсем, Рэндел. Когда дело приходит к завершению и все события выстраиваются в логическую цепочку, остается только тщательно их проанализировать. Вернемся к тому дню, когда утонула Дорис Пелл. Она отправилась в поместье с блузкой для мисс Мегги. При примерке понадобилось переделать какую-то мелочь, и она обещает все исправить и принести вещь вечером. Затем девушка проходит через всю деревню к коттеджу «Виллоу», где примеряет платье, переделанное для мисс Вейн, а потом заходит в соседний дом, чтобы договориться с мисс Эклс о выкройках для пары ночных рубашек. Именно в одном из этих трех домов девушка подобрала обрывок письма, потому что к Конни Брук, своей последней заказчице, она пришла уже расстроенная. Дорис рассказала Конни то же самое, что и позднее мисс Пелл, разве что добавила про цвет ковра. Ни одной из женщин девушка не призналась, в каком коттедже был найден клочок. Мне кажется, такое поведение указывает на то, что она дала обещание молчать. Вспомните, Дорис говорила тете, что, по ее мнению, не надо никому называть имени, надо только получить от этого человека обещание больше так никогда не делать. Вам не кажется, что из ее слов следует, что она собирается объясниться с тем человеком?

Мисс Силвер помолчала, ожидая какой-то реакции со стороны собеседника, но, не дождавшись, продолжила:

— Если уголок письма был подобран в поместье, то его могли написать мисс Рептон, мисс Валентина, Сцилла, или сам полковник, или — возможно, но маловероятно — Флори, или кто-то из прислуги. Я спрашивала мисс Мегги, где она примеряла лиловую блузу, сшитую Дорис, и она тут же ответила, ничуть не смутившись, что в ее спальне.

— Вы не можете подозревать мисс Мегги, — быстро вставил Марч.

Мисс Силвер предупреждающе кашлянула:

— Когда обсуждаешь преступление, лучше не делать никаких исключений. Но сейчас я лишь хотела напомнить вам, что Конни упоминала, как Дорис сказала, что ее поразил цвет бумаги по сравнению с ковром, и упомянула его цвет.

— Какой?

— К сожалению, Конни не сказала. Но в спальне мисс Мегги лежит индийский ковер с цветами на белом фоне, так что вряд ли клочок бумаги на нем выделялся.

— Значит, мисс Мегги оправдана? — улыбнулся констебль.

Мисс Силвер посуровела, но продолжала:

— Мне удалось узнать, что дверь девушке открыла Флори и сразу же провела ее в комнату мисс Мегги. Флори говорит, что в то время и мисс Валентина, и миссис Рептон отсутствовали, но она не уверена, как не уверена и в том, возвратился ли кто-то из них до ухода Дорис. Валентина Грей не является подозреваемой, но мы не можем быть уверены, видела ли миссис Рептон, как портниха подбирает клочок бумаги. Полковника можно не принимать в расчет — он сам оказался одной из жертв. Что же касается Флори и других слуг, то я убеждена, что они к этому делу отношения не имеют.

— В этом я полностью на вашей стороне.

Женщина продолжала, не обратив внимания на реплику:

— Перейдем к коттеджу «Виллоу», где примеряла платье мисс Вейн. Наверно, дело происходило тоже в ее спальне. Там лежит однотонный ковер приглушенного розового цвета. В соседней комнате, в которой сейчас живу я, а в то время она пустовала и могла быть использована в качестве примерочной, такой же ковер, но приглушенного синего цвета. На обоих из них клочок бумаги был бы виден лучше, чем на ковре с узором. В случае с мисс Эклс никакой примерки не намечалось, а переговоры по поводу выкроек для ночных рубашек можно было вести где угодно, но мне почему-то кажется, что дело происходило в гостиной. Ковер там похож на ковер мисс Мегги, но более темного цвета. В свое время полковник Рептон служил на Востоке и привез оттуда эти два ковра в подарок сестре и кузине. Я сама не видела ковер в спальне Метти, но миссис Родни рассказывала, что он блекло-синего цвета с более темной каймой. Кусочек бумаги на таком виден хорошо, но ничуть не лучше, чем на коврах мисс Вейн. Вряд ли можно сделать какие-то выводы из этих подробностей, но я все равно сочла нужным на них остановиться.

— Неужели вам действительно кажется, что из всего происходящего можно сделать хоть какие-то выводы?

— Уверена, что можно. Понимаете, Рэндел, я убеждена, что Дорис Пелл убили, независимо от того, удастся это доказать или нет. А то, что сообщила ее тетя, ни в чем не противоречит моим подозрениям. Девушка, которая спокойно обошла стольких заказчиц и собиралась вечером отнести в поместье законченную работу, не похожа на особу, которую настолько потрясли гнусные обвинения из анонимки, что она готова нарушить все принципы воспитания и религиозные каноны и покончить жизнь самоубийством. Если бы Дорис впала в мрачное отчаяние, ведущее к несчастью, она в первую очередь сторонилась бы людей и избегала подруг, а значит, попросила бы тетю сделать за нее примерки. Когда я спросила про настроение Дорис, мисс Пелл ответила, что та ушла из дома в жизнерадостном настроении. Правда, она была подавлена, когда вернулась домой, но это вполне естественно, да и не могло подвигнуть ее к самоубийству. Девушка разоблачила автора анонимок, была глубоко потрясена, но не собиралась выдавать этого человека. Ее целиком занимала мысль, что же делать. Разве можно выбрать менее подходящий момент, чтобы лишить себя жизни? Не вижу для этого никакой причины.

Констебль улыбнулся:

— Вы создали весьма стройную теорию.

— А вы не принимаете ее всерьез, правда? Ну ладно, я почти закончила, осталось только кое-что добавить. Мы, вероятно, никогда не узнаем, состоялся ли разговор между Дорис и особой, которую она подозревала. Обе боялись и подозревали, но ни одна не была настолько уверена в своих подозрениях, чтобы выразить их словами. С другой стороны, вполне возможно, что неосторожно оброненная фраза напугала одну из них, в результате было потребовано и дано некое обещание, назначена встреча для дальнейших переговоров. Я склоняюсь к мысли, что именно это и произошло, ведь Дорис не упомянула имя автора анонимок ни Конни, ни своей тете. Итак, Дорис после ужина отправилась в поместье с блузкой для мисс Мегги. Неужели я зайду слишком далеко, если выскажу предположение, что девушка рассказывала о своих планах на вечер в других домах, где она работала в тот день? По дороге в поместье ее мог встретить и человек из коттеджа «Виллоу», и из коттеджа «Холли». Когда она уходила из поместья, за ней кто-то мог пойти следом. Есть место, где дорога проходит по краю декоративного пруда, вы должны это знать. Там в озеро впадает ручей, а над ним стоит мост. Скажите, где именно было обнаружено тело Дорис?

— Именно там, где вы описываете. Решили, что девушка бросилась с моста, — ответил констебль и тут же услышал вопрос, заданный чересчур знакомым решительным тоном:

— Рэндел, неужели вы сомневаетесь, что ее подтолкнули?

 

Глава 32

Марч ничего не ответил, он пристально смотрел на огонь в камине, мысленно глубоко погрузившись в прошлое, припоминая все случаи, когда мисс Силвер употребляла столь решительный тон, причем всегда оказывалась права. На собственном опыте констебль успел убедиться, что эта ее привычка раздражает, но не считаться с ней нельзя. Следовательно, и сейчас нельзя отметать ее слова, как простую женскую болтовню, не обдумав. Констебль полностью доверял собственному разуму, осторожности и справедливости, но отдавал должное методу рассуждения своей собеседницы и в некотором роде коллеги. Конечно, он всегда мог спасти свою гордость, сказав, что она — частное лицо и может позволить себе строить гипотезы и рассматривать дело то с одной, то с другой стороны, не будучи отягощенной официальной ответственностью. Но поиск правды всегда оставался для констебля превыше всего, потому-то он прислушивался к чужому мнению, даже если делать это не хотелось. Оторвав взгляд от пламени, он признался мисс Силвер:

— Я размышлял об этом.

Ответ пришелся даме по душе. Глупо, но Марч почувствовал удовлетворение, как будто его похвалили за хорошо сделанный урок.

— Мне кажется, — начала мисс Силвер, — что вы, как и я, не способны без конца считать совпадения простой случайностью. Смотрите сами: Дорис Пелл приходит к тете и говорит, что знает автора анонимок, тем же вечером девушка тонет. Появляется слух, что Конни Брук знает этого автора, — и через сутки ее находят мертвой в постели. В субботу полковник утверждает, что ему известно имя автора анонимок, это мгновенно становится известным в деревне, а в понедельник его находят отравленным в этой самой комнате. Неужели после этого можно думать, что случай Дорис никак не связан с двумя другими и что убийца — не один и тот же человек?

Марч коротко кивнул в знак согласия:

— Очень похоже на правду. Но пока первое дело стоит особняком, и если мисс Пелл не откажется от своих показаний, не будет оснований считать смерть ее племянницы не самоубийством. А насчет предположения, что убийца во всех трех случаях один и тот же человек, остается вопрос — кто он? Пока все, что вы говорите, а также дополнительные показания указывают только на Сциллу Рептон. Дорис могла подобрать компрометирующий клочок бумаги не обязательно в комнате мисс Мегги, причем нам неизвестно, как он оказался на полу: выпал из комода, из книги, прилип к промокашке, он мог выпасть из кармана вместе с носовым платком или вывалиться из сумочки или мусорной корзины. Помню, вы сказали, что Дорис провели в комнату мисс Мегги. А что случилось, когда она уходила?

— Флори впустила девушку, но уходила она одна.

— Значит, ее могли позвать в спальню или гостиную Сциллы, которая выходит в холл. Разве нет?

— Не знаю, Рэндел.

— Мисс Рептон могла попросить девушку выполнить для нее какую-нибудь работу. Они, например, вытаскивали выкройки, а вместе с ними вывалился и кусочек письма. Если миссис Рептон, женщина молодая и сильная, узнала, что Дорис вечером вернется в поместье, то вполне могла столкнуть ее с моста. Но лиха беда начало, дальше предполагаются другие убийства, особенно подкрепленные денежным мотивом в случае Роджера Рептона. Конечно, нет никаких доказательств ее контакта с Конни Брук в интересующий нас вечер, но достаточно, если удастся доказать, что она отравила мужа, тогда два остальных случая можно оставить без дополнительного расследования.

Мисс Силвер покачала головой:

— Не верю я в вину миссис Рептон.

— Бога ради, скажите, почему?

Крючок быстро мелькал в умелых руках, превращая голубую шерсть в нарядную кромку.

— Трудно облечь мою уверенность в слова, — начала мисс Силвер. — Сцилла выглядит так, как будто совершенно не осознает грозящую ей опасность и ничего не боится. В случае ее виновности мы бы заметили некую уязвимость, изменение поведения или еще что-то в этом духе. Понимаете, труднее всего скрывать страх, а эта женщина ведет себя так, как будто бы у нее совершенно нет никаких причин чего-либо бояться.

— Я бы сказал, что она просто чересчур самоуверенна.

— Но даже закоренелый преступник чувствует приближение опасности. Если бы Сцилла совершила три убийства, то во время вашего последнего допроса она бы поняла, что находится на грани разоблачения, и вела бы себя как-то иначе, я в этом уверена. Меня поразило именно полное отсутствие в ней настороженности. Собственно, это все, что я могу сказать в объяснение своей позиции.

— У этой женщины твердый характер, я считаю, она тогда умело притворялась. И продолжаю настаивать, что если всех троих убили, то наиболее вероятно, что это сделала именно она.

— Это дело началось не с убийства, Рэндел, — покачала головой мисс Силвер, — оно началось с анонимных писем. Именно они — первопричина всего случившегося. Найдя их автора, вы найдете психически неуравновешенного человека с тайной страстью властвовать.

Марч удивленно поднял брови:

— Мне вполне понятно, что Сцилла могла расстроить себе нервы в Тиллинг-Грин.

— Ох, Рэндел, нет… не в то время, когда появились первые анонимки. Тогда ее связь с Гилбертом Эрлом была в самом разгаре, и голова ее была занята организацией тайных свиданий и всяческими уловками, непременно сопутствующими подобного рода делам. Кроме того, я сомневаюсь, что она решилась бы обвинить саму себя в супружеской измене, а в письмах содержится именно это.

— А в других письмах, кроме того, которое получил полковник, тоже такое написано?

— Вероятно, об этом упоминается в письме, предназначенном Валентине. Флори упоминала, что девушка получила анонимку. Мисс Грей ведь признала это, правда?

— Да… девушка сказала, что сожгла письмо. Могу согласиться, что вы правы и там упоминалось о связи Сциллы и Гилберта.

— И вы настаиваете, что такое письмо могла написать сама Сцилла?

— Не уверен. Мне кажется, вполне могла, если она ставила перед собой цель не допустить свадьбы девушки, невзирая на последствия. Именно такой мотив выдвигал ее покойный муж. — Констебль встал. — Ладно, все наши с вами разговоры — пустые предположения, а мне надо дело делать. Сам я считаю, что у нас достаточно оснований для ареста миссис Рептон.

Мисс Силвер отложила вязанье и тоже встала.

— Вы допросите ее еще раз?

— Не представляю, что нового она сможет сообщить. На этот раз она будет поосторожнее.

И констебль вышел из кабинета, испытывая неуловимое чувство, что не дотянул до каких-то трудно определимых стандартов.

 

Глава 33

После обеда мисс Силвер с мисс Мегги пили кофе в гостиной. Полностью законченный кардиган маленькой Жозефины, который оставалось только отгладить, был должным образом изучен и удостоен наивысших похвал, а естественным образом возникший разговор о семье Этель Буркет оказался необычайно увлекательным.

— Я часто думаю, — вздохнула мисс Мегги, — как бы я обрадовалась, если бы Валентина вышла замуж и завела детей, ведь так интересно наблюдать, как они растут. Наверно, мне не следует говорить о таких вещах сейчас, когда она даже не помолвлена.

Мисс Силвер улыбнулась:

— Может быть, рано называть отношения мистера Лея и Валентины помолвкой, но все же…

— Бог мой, — воскликнула пожилая дама, — вы хотите сказать, что люди уже заметили?

— Ничего не поделаешь, — с философским спокойствием констатировала ее собеседница.

— Бог мой! — снова воскликнула мисс Мегги и вздохнула. — Только бы больше не приходили эти гнусные письма.

Мисс Силвер подождала, что за этим последует, но, не дождавшись, спросила:

— А вы сами их получали?

Мисс Мегги испуганно оглянулась, но в комнате не было никого, кроме них двоих и мебели.

— Ох, мисс Силвер, — нерешительно начала она, — я никогда никому об этом не говорила… Знаете, я действительно получила такое письмо.

Женщина быстро поставила на стол свою чашку, потому что руки у нее задрожали, а все из-за ужаса, который она каждый раз испытывала, вспоминая о том письме.

— Лучше бы вам рассказать о нем полиции, — заметила мисс Силвер.

Мисс Мегги покраснела:

— Нет, я не смогу, правда, не смогу! Там написаны такие гадости!

— О вашей невестке?

— Да… Вы просто не представляете, что там написано.

— А вы его сохранили?

Мисс Рептон понизила голос до еле слышного шепота:

— Да, я спрятала его в своей шкатулке для драгоценностей, под замком. Вы хотите, чтобы я его вам показала? Знаете, после смерти Роджера я подумала, что должна его кому-то показать, а вы мне уже так помогаете! Пожалуйста, взгляните на него, может быть, подскажете, как следует поступить.

Мисс Силвер ободряюще улыбнулась:

— Когда вы пойдете отдохнуть, я поднимусь с вами и взгляну на него.

Шкатулка мисс Мегги оказалась солидным старомодным изделием, обтянутым черной, поистрепавшейся за долгое время кожей и украшенным золотым, но почти стертым тиснением по краям, с инициалами «М.Р.» на крышке. Мисс Мегги, открывая ее маленьким круглым латунным ключиком, пояснила, что шкатулка принадлежала еще ее бабушке, в девичестве леди Маргарет Брейл. Внутри оказалось несколько подносиков, выложенных фиолетовым бархатом с такой же золотой каймой, как на крышке, только лучше сохранившейся. Сняв со второго подноса тяжелый браслет, мисс Рептон достала из-под него сложенный клочок бумаги. Некоторое время она держала его в руке, не решаясь отдать мисс Силвер.

— Правда, — сказала она, — мне очень не хочется вам его показывать.

— Но если вам после этого станет легче…

— Конечно, станет!

Мисс Силвер протянула руку:

— Тогда давайте я посмотрю.

Марч правильно описал анонимки — дешевая тонкая папиросная бумага, покрытая неровными строчками. Корявые неопрятные буквы разбрелись по бумаге, казалось, их наносили не пером, настолько толстыми и размазанными они выглядели. Мисс Силвер пришло на ум, что так выглядело бы письмо, написанное кончиком спички, который окунули в чернила, причем такой метод идеально скрывал почерк пишущего.

Лексика анонимки оказалась еще хуже, чем она представляла, особенно когда дело касалось обвинений в адрес Сциллы. Перевернув листок, мисс Силвер дочитала до последнего слова «Доброжелатель», косо нацарапанного в правом углу. В левом углу ничего написано не было. Посмотрев с другой стороны, она обнаружила пустое место и там тоже. В голове ее родилась идея.

— Дорогая мисс Рептон, — предложила дама, — я считаю, это следует показать полиции.

Глаза мисс Мегги наполнились слезами.

— Мне будет так стыдно!

— Если вы позволите, я покажу его старшему констеблю. Мисс Рептон всплеснула руками:

— Если бы вы были так любезны! Я тут ночью лежала и размышляла, что делать, и тоже подумала: «Надо показать письмо мистеру Марчу». Понимаете, во время допроса я очень старалась точно ответить на все его вопросы относительно анонимок, которые получили Роджер и Валентина, но никто не спрашивал, получала ли что-нибудь я сама, а говорить об этом так стыдно, особенно с мужчиной!

Уложив мисс Мегги в постель, одетую в теплую ночную рубашку, прикрыв ее пуховым одеялом и убедившись, что под ногами ее лежит бутылка с горячей водой, мисс Силвер поспешила в свою спальню, расположенную по соседству. Это была уютная комната, обставленная старомодной мебелью красного дерева. Пурпурное покрывало на большой кровати делало ее несколько похожей на катафалк, правда, сравнение принадлежало не мисс Силвер. Сама она считала, что материал дорогой, а расцветка богатая и хорошо сохранившаяся благодаря тому, что комната выходила на север, так что краски ни на покрывале, ни на занавесях с рисунком из виноградных гроздьев и листьев совсем не выцвели и находились просто в отличном состоянии. Лежащий на полу брюссельский ковер прекрасного качества был настолько темен, что мелкий узор было трудно рассмотреть, тем более сейчас, после обеда, когда все тонуло в общем сумраке. Раньше это помещение считалось комнатой для гостей леди Маргарет, чьи инициалы украшали шкатулку для драгоценностей. Дама в свое время была известна прогрессивными и авангардными взглядами, поэтому уже тогда, в 1840 году, распорядилась убрать с кровати балдахин и тяжелые прикроватные портьеры.

Мисс Силвер присела у туалетного стола, расправила на нем взятое у мисс Мегги письмо и задумалась.

 

Глава 34

Джейсон Лей поднял щеколду калитки, подошел к боковой двери и постучался в коттедж мистера Бартона. Профессия молодого человека способствовала развитию у него некоторого шестого чувства, хотя более правильным было бы назвать это обостренностью остальных пяти. Когда он сейчас стоял у дверей коттеджа «Гейл», то был уверен, что за ним наблюдают. На улице еще не стемнело, но в домах, к примеру, в передней гостиной коттеджа «Виллоу», уже горел свет. Увидеть вход в жилище мистера Бартона можно было или из лестничного окна этого дома, или высунувшись из окна ближайшей спальни. В ночь смерти Конни из него высунулась мисс Силвер, наблюдая, как мистер Бартон с котами возвращается домой. Сейчас в окнах никого не было видно, а ощущение, что за ним наблюдают, Джейсон инстинктивно связывал с лестницей и узкой полоской стекла, через которую та освещалась. Казалось, что некто быстро отпрянул от маленького окошка и притаился, следя за посетителем соседа.

Джейсон мысленно скривился. Эта мисс Вейн слыла большой сплетницей, впрочем, как и Метти Эклс, и еще с полдюжины их подружек. Ей будет интересно посмотреть, удастся ли ему проникнуть в дом отшельника. Тут в замке повернулся ключ, и дверь отворилась. Молодой человек вошел в прихожую, освещенную только светом, проникающим через открытую кухонную дверь.

Джеймс Бартон запер дверь и, дружески обняв гостя за плечи, провел его в комнату с задернутыми занавесками, горящей лампой и лежащими перед камином котами. Эти самостоятельные животные, которые и ухом не повели при появлении старшего констебля, сейчас немедленно поднялись, потянулись и принялись, мурлыкая, тереться о ноги старого знакомого.

Джейсон всех знал по имени — Ахан, Абиджа, Ахитофель, Агаг, Абумелех, Абнер, Авессалом — и для всех нашел ласковое словечко. Мистер Бартон наблюдал за происходящим с гримасой на лице, более прочих его гримас похожей на улыбку.

— Животные друзей не забывают, — сказал он, — а уж тем более такие разборчивые, как кошки. Если ты им понравился, то так и будет, а если не понравился — то ничего не поделаешь, свое мнение не изменят.

Коты вернулись на пригретое местечко, а мужчины уселись за стол.

— Когда опять улизнешь? — спросил, помолчав, хозяин.

— Наверно, больше никогда, — рассмеялся Джейсон.

— Выходишь в отставку?

— Наверно, очень хочется заняться хозяйством. Помните, после войны я учился и даже пару лет этим занимался, а теперь снова захотел.

— Почему? — спросил мистер Бартон, набивая трубку табаком.

— Подумываю о женитьбе.

— Полный дурак.

— Нет, если речь идет о Валентине.

Бартон бросил на него мрачный взгляд:

— И что же ты ожидаешь от меня?

— Только дурак говорит, что все женщины одинаковы, это неверно. Они одинаковы не более, чем мужчины. А что мне бы хотелось услышать от вас, так это то, что Валентина — единственная в своем роде и мне повезло, что я ее нашел.

После длинной паузы Бартон чиркнул спичкой и раскурил трубку. Потом он сказал своим низким хриплым голосом:

— Нет, не следует ожидать от меня ничего подобного. Ты ведь знаешь, как я отношусь к женщинам. Но если и был кто, не похожий на остальных женщин, так это ее мать.

Джейсон с интересом взглянул на хозяина.

— А что вы знаете о миссис Грей? — спросил он.

— То же, что и все. Хорошая женщина, но что-то разбило ей сердце, и она не первая, с кем это случилось. Я называю ее «хорошей» не в общепринятом смысле этого слова, когда женщине достаточно не покушаться на чужого мужа и заниматься собственной семьей, чтобы прослыть такой, и при этом не важно, что она тупая, ревнивая, лживая, расточительная, мелочная, сварливая, подозрительная и чертовски самовлюбленная. Миссис Грей была совершенно другим человеком. Знаешь, я сам с ней разговаривал всего раза три. Однажды она вошла в кабинет, где мы беседовали с Роджером, он представил меня своим старым приятелем, и она ласково так поздоровалась: «Как поживаете, мистер Бартон?» — а я на это: «Спасибо, а вы как?» И еще два раза: однажды она сказала, какой, дескать, прекрасный день, а в другой раз: «Боюсь, не пойдет ли снег». Понимаешь, слова — ерунда, просто в этой женщине было нечто успокаивающее и влекущее, как свет в окошке. Когда встречаешься с такой настоящей добротой, то грех говорить, что ее нет. Должен признать, что в дочери тоже что-то такое есть.

Джейсон был очень тронут этими словами. Его дружба с Джеймсом Бартоном началась лет десять назад, когда ему пришлось вступить в драку один на один с бультерьером, защищая одного из тогдашних котов, предыдущего Ахитофеля, который бы и сам справился с любой собакой, если бы камень, брошенный Вильямом Клоддом, не сломал ему лапу. Тут-то упомянутый бультерьер и схватил кота за загривок, к сражению присоединились несколько соседских ребятишек, и вскоре во дворе коттеджа «Гейл» бушевал смерч, в который ворвался сам Бартон, держа в одной руке метлу, а в другой — кочергу. Все, кто мог, мгновенно улетучились, бросив бультерьера, из чьих челюстей Джейсон, не без ущерба для себя лично, и освободил несчастного кота. Благодарный хозяин пригласил его обработать полученные раны. И хотя молодого человека два раза укусили, он навсегда завоевал сердце Джеймса Бартона, сказав, что сначала надо заняться ранами Ахитофеля. После этого случая он был желанным гостем в коттедже «Гейл», а его визиты одобрял сам преподобный Мартин.

Сейчас их разговор прерывали частые паузы, во время одной из них, когда Джейсон подошел к книжным полкам, занимающим целую стену, хозяин вдруг сообщил:

— Ты, наверно, уже слышал, ко мне заходил старший констебль. Здесь, в деревне, все всё знают.

Джейсон буркнул что-то невразумительное и спросил:

— Интересно, где вы это раскопали?

— Что там такое? А, «Журнал чудес». Раскопал на прилавке, на углу Кэчпенни-Лейн в Ледлингтоне. Содержит замечательные примеры легковерности, свойственной началу девятнадцатого века, включая случай таинственного самовозгорания.

Джейсон расхохотался:

— Не думаю, что легковерность прошла вместе с девятнадцатым веком. Если есть по-настоящему чудесный случай, то здесь обязательно найдется человек, который в него поверит, просто чтобы развеять скуку.

После некоторой паузы Бартон сказал со значением:

— Не назвал бы Тиллинг-Грин скучным местом, если говорить о последних десяти днях.

— Это точно.

— Знаешь, а я ведь ничего не знал, пока не пришел этот человек, мистер Марч.

— Что вы имеете в виду?

— Очень просто, я днем не выхожу без особой на то причины. А когда все же приходится выйти, то ни с кем не разговариваю, да и ко мне никто не обращается, разве что через прилавок в лавке, поэтому мне ничего не было известно о скандальных происшествиях, которыми последнее время живет деревня. Например, мне и в голову не приходило, что полиция почти уверена в том, что Конни Брук убили, да и Роджера Рептона тоже. А когда узнал, то удивился, почему они не возбуждают дело по убийству и Дорис Пелл вместе с остальными двумя. Все три можно увязать с анонимными письмами и сложить кучей под моей дверью.

Джейсон через плечо посмотрел на хозяина:

— Сами придумали или Марч?

— Понимаешь, я был последним, кто видел Роджера живым. Констебль хотел все узнать о моем визите, — пояснил Бартон.

Джейсон положил «Журнал чудес» на полку и вернулся к столу, заметно помрачнев.

— Последней его видела жена… нет, Метти Эклс, когда принесла чай.

— К счастью для меня, но ведь у меня была возможность добавить цианистый калий в виски.

— А зачем вам это?

— Наверно, обычное желание убить своего лучшего друга.

— Но не может же Марч поверить в такую глупость…

Бартон выпустил солидный клуб дыма.

— Может быть, не может, или все же… Мне кажется, он еще не решил окончательно. А в таком случае, как ты думаешь, что произойдет, если я сообщу ему нечто, бросающее подозрение на другого человека?

Джейсон в сердцах махнул рукой:

— Вы имеете в виду Сциллу? Знаете, на нее в этом деле уже брошено достаточно. Полковник ведь собирался развестись с ней… или вы об этом тоже не знаете?

— Знаю, Роджер сам мне сказал, — заметил хозяин, — он свалял дурака, женившись на этой женщине. Мне надо было его предупредить, но, понимаешь, по таким вопросам советов обычна не спрашивают. От этой отравы, да и от любой другой, вы должны уметь избавляться самостоятельно. Но иногда яд первым убивает или вас, или желание жить.

— Вам что-то известно? — быстро отреагировал Джейсон.

Бартон затянулся:

— Совсем немного, чуть-чуть.

— И что это?

— Никакого отношения к Роджеру.

— Но тогда к кому? Или к чему?

— Может быть, вообще ни к кому не имеет отношения.

— Так вы собираетесь мне рассказать или нет?

— Еще не решил… пока раздумываю. Давай сначала ты расскажешь мне все, что знаешь, с самого начала — письма, Дорис, эта бледная девушка, Конни. Мне всегда казалось, что она не от мира сего, так нет, впуталась в убийство! И почему?

— Полагаю, не по своей воле. Джеймс кивнул:

— Да, просто шаг в темноту и пустоту. Ладно, продолжай. Расскажи обо всем, как ты понимаешь.

— Когда утонула Дорис, меня здесь не было. Я видел одно из анонимных писем, грязная это штука, а миссис Нидхем постоянно держала меня в курсе того, что здесь болтают. Значит, так… — И он рассказал всю историю, как сам ее слышал, только немного подправив, чтобы сделать сюжет понятнее. И снова на первый план вышли анонимки. Из-за них утонула Дорис. Конни сказала, что знает автора, — и умерла. Роджер Рептон сказал то же самое — и умер.

Когда Джейсон закончил рассказ, наступила долгая тишина.

Наконец ее прервал мистер Бартон:

— Скажи, эта девушка, Конни, шла в среду ночью через деревню с мисс Эклс?

— Да.

— Женщины попрощались у коттеджа «Холли», и дальше, к дому, девушка пошла одна?

— Так утверждает мисс Эклс.

— А никаких доказательств ее словам нет?

— Нет.

— Значит, она могла пойти вместе с Конни к ней домой и проследить, чтобы в какао оказалось достаточно таблеток, чтобы Конни уже не проснулась.

Джейсон кивнул:

— Вполне могло быть и так.

— И именно мисс Эклс отнесла Роджеру чай и была самой последней, кто видел его живого, и, соответственно, первой, кто нашел его мертвое тело. И тут она кричит и обвиняет его жену. Похоже, можно завести дело против мисс Эклс, правда?

— Почти, — ответил Джейсон. — Улики делятся между ней и Сциллой. В деле Конни перевешивает Метти, а в деле Роджера — Сцилла. Потому-то, полагаю, еще никого не арестовали. Если следовать логике, все завязано на анонимных письмах — и Дорис, и Конни, и Роджер. В деле полковника его жена является просто подарком для полиции, если бы сюда не вклинивалось дело Конни. Каким образом Сцилла могла ухитриться растворить таблетки от бессонницы в какао? Никаких возможностей у нее для этого не было. Кажется, никто больше тоже не имел к ним отношения, чего нельзя сказать про Метти, которая знала о снотворном, даже предостерегала Конни не пить больше одной таблетки, если ей верить, и вполне могла проводить девушку до самого дома и приправить соответствующим образом ее напиток. Правда, существует еще одна теория — какао могли отравить, пока Конни была в гостях, а тогда отрава не имеет отношения к таблеткам мисс Мегги. Тут могло иметь место совпадение, но, скорее всего, человек, пишущий анонимки, слышал разговоры, что девушка плохо спит, и это могло навести его на мысль, как лучше заставить ее замолчать.

— Ты хочешь сказать, что счет пятьдесят на пятьдесят между мисс Эклс и миссис Рептон? — задумчиво спросил Бартон.

— Не знаю, наверное. Хочу только заметить, что совершенно не представляю, как Сцилла могла отравить то какао, ведь она все время была в поместье, на людях, с четверти восьмого и до конца приема. Ей бы не удалось за это время пробежать через деревню и обратно, а если предположить, что она сделала это до приема, то ведь тогда Конни была дома и еще не сварила себе этот напиток. Не думаю, что Сцилла просто влетела через одни двери, когда мисс Конни и мисс Эклс входили через другие: у нее бы времени не хватило одеться и накраситься перед гостями, а я вас уверяю, она и то и другое делает со вкусом и чрезвычайно аккуратно.

— Я об этом не говорил, — заметил мистер Бартон. — Если помолчишь, я еще кое-что скажу.

Джейсон рассмеялся:

— Да неужели? Давайте выкладывайте.

Джеймс Бартон перегнулся через лежащих котов и вытряхнул пепел в камин, затем выпрямился и задумался, взвешивая в руках вересковую трубку.

— Знаешь, я в ту ночь гулял, как всегда, с котами, — начал он.

— В какое время?

— Где-то после десяти, я не смотрел на часы. Абнеру захотелось пройтись, а за ним и все остальные потянулись. Так что мы обошли деревню.

— А машины уже отъезжали от поместья?

— Ни одной, вообще ни одной машины на дороге, пока мы не дошли до коттеджа «Крофт». И там кто-то был.

— Кто?

— Не спрашивай меня об этом, не знаю, хотя, если попытаться, то предположить кое-что можно.

— Так кто это был?

Джеймс Бартон покачал головой:

— Абумелех пролез внутрь под закрытой калиткой. Я хотел открыть щеколду и тут услышал, как кто-то идет вокруг дома, ступает так же осторожно и почти бесшумно, как мои коты. Я отступил назад… тоже осторожно. Кто-то в темноте прошел мимо меня, а тут Абумелех зарычал и спрыгнул на дорожку. Вот и все.

— Как это все?!

— Больше я ничего не видел.

— Скажите хотя бы, это был мужчина или женщина?

— Это был… силуэт, — медленно произнес Бартон. — Можно, конечно, сказать, что он ступал слишком мягко для мужчины, но некоторые мужчины умеют так ходить… я, например, могу, да и любой браконьер тоже.

— А куда направился этот человек?

— Назад к деревне, так же, как и я.

— Вы должны все рассказать полиции, — посоветовал Джейсон. — Особа, которая в темноте отходила от задней двери коттеджа «Крофт», вряд ли делала это из благих побуждений и, во всяком случае, могла отравить какао. Полиция должна узнать об этом.

Послышался смущенный смешок.

— Понимаешь, это глупо, ведь ничего толком я и не знаю, да и что я могу сказать об этом человеке? Ведь он может то же самое сказать обо мне. Я тоже бродил в темноте, не включая фонарика, да еще в сопровождении котов, а это отягощающий фактор в ночных блужданиях. Понимаешь, несмотря на кино, прогресс науки и роль образования, в деревнях все еще верят в ведьм, а не бывает ведьм без кошек, правда?

Оставив без внимания последнее замечание, Джейсон резко спросил:

— Почему вы не зажигали фонарик?

Бартон пожал плечами:

— Я и без него прекрасно обхожусь.

— Но когда кто-то выходит из калитки прямо перед вашим носом, то даже не можете разобрать, мужчина это или женщина!

Бартон снова рассмеялся:

— Думаешь, что поймали меня?!

— Точный ответ — «не хочу», а не «не могу».

— Может, и так, но пойми меня, я стоял там, в темноте, и не мог выдать себя, потому что тогда бы я навлек на себя любые подозрения.

Джейсон нахмурился:

— Мне кажется, вы знаете, кто там был.

— Никто бы не смог поклясться, что узнал кого-то в той фигуре. Около этого коттеджа слишком темно из-за деревьев.

— Но?

— Почему должны быть какие-то «но»?

— Я чувствую, что у вас есть какое-то подозрение, не бойтесь, поделитесь со мной.

Джеймс Бартон с задумчивым видом постукивал трубкой по столешнице. Затем отложил трубку и достал кисет с табаком.

— Понимаешь, Абумелех рычит только на одного человека, — наконец сказал он.

— И что?

— Он тогда рычал.

 

Глава 35

Где-то между чаем и вечерним принятием пищи, которое в поместье называли обедом, а все остальные в деревне — ужином, мисс Силвер шла по Тиллинг-Грин. Даже во время войны мисс Мегги в это время «обедала», хотя Метти Эклс говорила ей прямо в лицо, что это чистой воды снобизм, так как речь идет лишь о котлетах из яичного порошка или сардинах на жареном хлебе. Но мисс Мегги заявила Роджеру, что не любит никаких перемен и не считает, что они понравятся миссис Глейзер, кухарке. На что мисс Метти заметила, что у Мегги нет собственных пожеланий ни в каком вопросе, она всегда прикрывается чужим мнением. Между подругами произошла небольшая размолвка, но мисс Мегги проявила упрямство и настояла на своем. Сейчас все эти разговоры остались в далеком прошлом, но мисс Рептон вспомнила о них за чаем.

— Метти слишком любит командовать, — сообщила она, — знаете, она такая деловая, а если вы делаете что-то по собственным понятиям, то она обязательно постарается вас поправить. Конечно, Метти хочет как лучше, и я не права, что спорю с ней, но, боюсь, иногда приходится. Конечно, не сейчас, ведь мне ее так жаль! Мы с ней и Роджером росли вместе, и Метти действительно любила его. Наша дорогая Элинор, мать Валентины, была много моложе нас всех. Ах, дорогая, как давно это было!

Мисс Силвер как раз начинала работать с красной шерстью, купленной в магазине Эшли, которая предназначалась на кардиган для самой Этель Буркет в подарок на Рождество. Первые несколько рядов выглядели удивительно яркими на зеленых пластмассовых спицах.

— У вас так много счастливых воспоминаний, — ласково заметила она.

Мисс Мегги промокнула выступившую слезу.

— Да, вы правы. Но бедная Метти… знаете, я все время думаю о ней: одна в коттедже, только Рени Вейн по соседству. Мне кажется… нет, я просто уверена, что Рени ей не поможет. У этой женщины всегда своих забот достаточно, для других у нее времени нет. Я спрашивала Метти, не хочет ли она переехать к нам, но она отказалась, пока в доме находится Сцилла. Мне показалось неудобным настаивать, во всяком случае, сейчас. Может быть, вы не будете возражать против маленькой прогулки… Метти полезно повидаться с вами…

Поскольку разговор с Метти Эклс входил в планы мисс Силвер, то она не возражала, а честно ответила, что будет просто счастлива сходить в коттедж «Холли», если, конечно, добавила она, мисс Эклс не сочтет ее визит вторжением.

— Может быть, ей не захочется меня видеть? — добавила дама. — Ведь я, в конце концов, здесь посторонняя, а бедная женщина перенесла такое потрясение.

— Но вы так прекрасно помогли мне, — благодарным тоном поправила ее мисс Мегги. — Понимаете, я очень привязана к Метти и буду вам чрезвычайно признательна, если вы навестите ее. Валентина переутомлена, и все выйдет очень естественно, если я попрошу вас отнести Метти корзинку фруктов от нашего садовника, Джеймса Гривса. У нас уродились яблоки, но сорт нестойкий и в магазине такие не купишь, а она их так любит.

Мисс Силвер прошла уже полпути, отягощенная корзиной с плодами, когда в сгущающихся сумерках материализовался Джейсон Лей. К ее удивлению, молодой человек остановился и обратился к ней по имени:

— Мисс Силвер, мне бы очень хотелось с вами переговорить.

— Ну конечно, мистер Лей. — По вежливому ответу невозможно было заподозрить, насколько это удивление велико.

— Вы идете в коттедж «Виллоу»? — спросил Джейсон, не переходя прямо к делу.

— Мне действительно надо зайти туда и взять кое-какие вещи, но сейчас я несу фрукты мисс Эклс от мисс Рептон.

Джейсон загораживал ей дорогу.

— Мисс Силвер, я должен вам кое-что сообщить. Если вы не возражаете против медленной прогулки, то мы с вами можем сейчас повернуться и пройтись до края деревни, а потом я провожу вас до коттеджа «Холли». Тогда мне хватит времени рассказать о том, о чем намереваюсь.

Дама немедленно развернулась и направилась обратно по тому пути, которым пришла.

— О чем вы хотите рассказать, мистер Лей? — спросила она.

Они уже встречались в поместье, но сейчас женщина впервые почувствовала в молодом человеке интерес к своей, персоне. Однако она не ожидала того, что последует.

— Для начала мне лучше сказать, что я знаю, зачем вы здесь, в деревне, — прямо объявил молодой человек.

Мисс Силвер осторожно кашлянула и неопределенно заметила:

— Неужели?

Получив столь малое, но ободрение, молодой человек продолжил:

— Понимаете, мы с Фрэнком Эбботом знакомы. Я обычно захожу к нему, когда бываю в городе. Фрэнк счел, что мне лучше знать, как вы тут появились и зачем. Если быть вполне откровенным, он за вас побаивается.

— Фрэнк не любит, когда другие, по его мнению, рискуют, — растроганно заметила мисс Силвер.

— Понимаете, его потрясла смерть Конни Брук, поэтому он позвонил мне прошлой ночью и настучал.

Дама подчеркнуто дистанцировалась от жаргонных выражений и спросила:

— Он положительно оценил итоги моего пребывания?

— Вне всяких сомнений.

— Тогда в вашей защите нет нужды, мистер Лей, надеюсь, дело скоро будет полностью раскрыто, а пока я останусь с мисс Рептон. Но, напомню, вы хотели мне что-то сообщить?

— Да. Скажите, имя Джеймса Бартона вам что-нибудь говорит?

— Конечно, мистер Лей. Он живет в коттедже «Гейл» рядом с домом мисс Вейн. Отшельник, женоненавистник, держит семь котов. Их зовут библейскими именами на «А», на ночные прогулки он ходит вместе сними.

Рядом с ней в сумерках раздался короткий смешок.

— Какое точное описание! — восхитился молодой человек. — Я еще хотел добавить, что мы дружим с ним с тех пор, когда мне было всего десять, и это правдивейший и честнейший человек, абсолютно неспособный обидеть мужчину, женщину, ребенка или животное. А когда я так говорю, то уверен в своих словах.

— Правда, мистер Лей?

Джейсон продолжал:

— Я только что от него. Мы говорили об анонимных письмах и этих трех смертях.

Они как раз дошли до конца деревни и повернули назад. В домах уже зажигали огни. Дул легкий ветерок, почти стемнело. Казалось, вокруг никого нет.

— Понимаете, Джеймс мне кое-что рассказал… Мне показалось, это важно, но он отказывается пойти в полицию. Скажите, вы ведь в этом деле неофициально?

— Не совсем. Но я не смогу скрывать сведения от полиции.

— Так и знал, что вы это скажете. Я и сам так заявил Бартону. Все происходящее слишком серьезно, слишком опасно, чтобы кто-то мог позволить себе спокойно ходить, скрывая то, что знает. Но то, о чем пойдет речь, не для ушей ледлингтонских полицейских, именно потому я обращаюсь к вам. Тут нужна осторожность. Чтобы быть до конца честным, я пришел к вам, ведь вы можете правильно донести мои слова до старшего констебля. Я сказал Бартону, как собираюсь поступить, и он хоть и ничего не ответил, но, кажется, был доволен. Этот человек ничего бы мне не сказал, если бы не был уверен, что я смогу правильно использовать полученную информацию.

— И что же все-таки он вам рассказал, мистер Лей? — спокойно поинтересовалась мисс Силвер.

 

Глава 36

Поскольку у мисс Эклс была только приходящая по утрам прислуга, да и то не каждый день, она сама открыла дверь на стук мисс Силвер. В свете ламп было видно, как сильно женщина изменилась за последние два дня, прошедшие со смерти Роджера Рептона. Она была, как всегда, аккуратно одета, хотя и не в трауре, но темно-синяя юбка и кардиган казались слишком свободными. Волосы потеряли упругость и блеск, так хорошо сочетавшиеся с нежным цветом лица и ярко-голубыми глазами. Сейчас ее лицо казалось совершенно бесцветным. Мисс Силвер пришло на ум сравнение с куклой, забытой под проливным дождем. Когда она заговорила, в ее голосе звучало неподдельное сострадание:

— Можно мне зайти на пару минут, мисс Эклс? Мисс Рептон отправила меня с сообщением и корзиной яблок для вас. Кажется, сорт называется Джеймс Гриве, надеюсь, не ошибаюсь.

Бывает трудно отбросить привычную вежливость. И хотя мисс Метти не хотела даже дверь открывать постороннему человеку, но закрыть ее перед носом женщина просто не смогла. Мисс Силвер была препровождена в гостиную с голубыми занавесками, хорошей мебелью и восточным ковром, подарком Роджера Рептона. На нем не было белого цвета, только темно-синий и несколько оттенков розового. Конечно, на таком фоне клочок бумаги был бы хорошо заметен.

Мисс Эклс взяла корзинку с яблоками и переложила их в красивую синюю вазу для фруктов. Возвращая корзинку, она намеренно осталась стоять, но поскольку мисс Силвер уселась, не ожидая приглашения, ей оставалось только последовать примеру гостьи.

— Мисс Рептон очень надеется, что вы поймете, как хотелось ей прийти самой, но у нее еще мало сил. Доктор Тейлор настаивает, чтобы она проявляла осторожность и избегала переутомления, — начала мисс Силвер.

— Как жалко, что доктора не знают лекарства от переутомления, — сухо заметила мисс Эклс.

— Такие лекарства мы должны искать сами. Очень помогают дружба и сочувствие, вам не кажется? Мисс Рептон проверила это на собственном опыте. Она просила меня передать, как ей хочется увидеть вас и как она была бы счастлива, если бы вы присоединились к ней.

Казалось, хозяйка дома не поняла ни слова. Белки ее глаз потемнели, как бывает при рыданиях без слез. Иногда между сухими веками поблескивали глаза, но не прежним голубым цветом, а холодным цветом стали.

— Никогда, пока там эта женщина, — резко и отрывисто бросила Метти.

— Вы имеете в виду миссис Рептон? Мисс Мегги говорила…

Метти Эклс повелительно подняла руку:

— Не представляю, из чего сделана Мегги. Как может она есть и спать под одной крышей с убийцей Роджера?! Вы сказали, что вас прислали с посланием для меня, так вот, передайте эти слова, как ответ от меня. Эта женщина убила Роджера, а Мегги и Валентина продолжают жить с ней в одном доме, и полиция ее не арестовала!

Мисс Силвер заговорила спокойным и уверенным тоном:

— Мисс Эклс, вы действительно верите, что миссис Рептон отравила своего мужа?

Последовавший смех лучше было не слышать — он ужасал.

— А разве все не верят? А вы сами?

Мисс Силвер деликатно кашлянула, создавая впечатление, что она собирается сообщить нечто строго конфиденциально:

— Тогда вы должны считать именно ее автором анонимок. Метти Эклс удивленно уставилась на гостью:

— А какое отношение имеют письма к убийству?

— Мне кажется, самое непосредственное. Полковника Рептона убили потому, что он заявил, что знает, кто их писал.

— Нет, его убили потому, что он собирался развестись с этой женщиной и вычеркнул ее из завещания.

Голос мисс Силвер стал еще более убедительным.

— Это не так, — уверенно заявила она. — Его убили, потому что он узнал, кто пишет анонимки, а прежде, по той же причине, расправились с Конни Брук и Дорис Пелл.

Мисс Эклс привыкла, что последнее слово остается за ней, потому что вдобавок к острому уму она имела и не менее острый язык, но сейчас женщина буквально онемела. Еле слышным шепотом она пробормотала:

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

Спокойным уверенным тоном мисс Силвер продолжала объяснения:

— Только особа, написавшая эти письма, могла быть заинтересована во всех трех смертях. Скажите, вы видели хоть одну из анонимок?

— Нет, — чересчур быстро ответила хозяйка, — а почему вы меня об этом спрашиваете?

— Мне кажется, вы получали такое письмо.

Метти гордо расправила поникшие плечи:

— Ни у кого не могло быть причин писать мне подобное, никто не может сказать… никто. — Ее голос задрожал и прервался. — Как вы смеете задавать мне такие вопросы?

Мисс Силвер невозмутимо продолжала говорить:

— Значит, тогда вы не знаете, как эти письма выглядели? Вы сможете узнать, вот этот клочок, случайно, не оторван от одного из них?

И она протянула вперед руку с крошечным обрывком дешевой белой бумаги, который, похоже, оторвали от нижнего края страницы. Мисс Эклс взяла его в руку и присмотрелась. Она увидела нацарапанные три буквы «Тил», явно первые буквы от названия деревни, и неровные края кляксы.

— Вы никогда раньше не видели этот клочок? — спросила мисс Силвер, внимательно наблюдая за хозяйкой дома. — И вам не интересно, где его нашли?

Ей было на что посмотреть. Мисс Силвер пришла сюда без страха и предубеждения, вооруженная только личной смекалкой и большим опытом в раскрытии чужих мыслей и намерений. Она надеялась получить разгадку к занимавшей ее мысли тайне и, кажется, почти нашла ее.

Реакция мисс Эклс полностью соответствовала ее характеру. Даже пребывая в скорби, она не могла заглушить в себе природное любопытство.

— Боже всемогущий! — воскликнула она. — Вы ведь не хотите сказать, что сами получили анонимку?!

— Нет, я ничего не получала.

— Неужели бедняжка Мегги? Какой позор! Отвратительно!

— Давайте не будем гадать, а лучше я расскажу вам одну историю, — сдержанно предложила мисс Силвер. — В тот день, когда Дорис Пелл утонула, она ходила по домам с примерками. В одном доме во время примерки она подобрала кусочек дешевой белой бумаги, оторванный от угла одного из анонимных писем. На нем были написаны первые три буквы названия «Тиллинг». Девушка сразу узнала его, потому что на полученной ею самой анонимке не было нижнего уголка. Кстати, не отдадите ли мне мой клочок назад?

Метти машинально отдала бумажку. Она слегка порозовела, как будто жизненные силы начинали возвращаться, и спросила почти обычным энергичным тоном:

— Какой кошмар! А в каком доме это случилось?

— Я не могу вам это сообщить.

Метти мгновенно помрачнела:

— Боже мой, но вы должны! Неужели вы не понимаете, насколько это важно? Так, ведь девушка в тот день была у меня, мы собирались подобрать выкройки для ночных рубашек… бедняжка Дорис… Так, дайте мне подумать, где же она еще была тогда? Я знаю, что девушка ходила в поместье, потому что Мегги была недовольна блузкой, Дорис приходила, что-то поправила и собиралась занести готовую к вечеру. Именно на обратном пути она и утонула. Обо всем этом говорили на дознании, но сейчас, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что не могла эта девушка совершить самоубийство. Понимаете, я ведь разговаривала с ней после полудня, а если бы на уме у нее было такое, разве я не обратила внимание на необычное поведение?

— Вы меня очень заинтриговали, — призналась мисс Силвер. — Скажите, а как вела себя Дорис? Неужели как обычно?

— Нет… я бы не сказала. Но ее нельзя было назвать мрачной или подавленной. Не похоже было, что это девушка, задумавшая покончить с собой. Понимаете, семья Пелл — не протестанты, но очень религиозны, а Дорис росла очень порядочной девушкой и прекрасно знала, что хорошо, а что плохо. В тот день мне пришла в голову мысль, что ее просто кто-то расстроил, может быть, Мегги сделала слишком резкое замечание по поводу блузки, хотя это на нее и не похоже. Знаете, у нее каша в голове, но характер легкий. — Метти помолчала, размышляя, затем покачала головой: — Нет, больше ничего не могу сказать. Только вот эта мысль, что девушку кто-то расстроил и она нервничает. И я не верю, что она утопилась.

 

Глава 37

Мисс Силвер покинула коттедж «Холли» с чувством выполненного долга и даже больше. Клочок бумаги, который она оторвала от письма, полученного мисс Мегги, на котором она своей рукой нацарапала буквы «Тил», обмакнув в чернила конец заточенной спички, прекрасно выполнил свою роль. Кроме того, она определенно оставила мисс Эклс в приподнятом настроении. Женщина дошла до деревянной калитки, подняла щеколду и оказалась у такой же калитки, ведущей к коттеджу «Виллоу».

Дверь открыла мисс Вейн, проявив еще больше осторожности, чем мисс Эклс. Сначала приоткрылась щелочка, в которую внимательно смотрел один глаз хозяйки, мгновенно рассыпавшейся в извинениях, когда она обнаружила, что у крыльца ждет мисс Силвер.

— Извините, дорогая, так неприятно, когда вас заставляют ждать в темноте, но боюсь, у меня сдают нервы, когда я здесь одна. Моя дорогая сестра была такой сильной, и Джойс тоже. Но входите же, пожалуйста.

В прихожей мисс Силвер встретил сильный запах газа.

— Вам не кажется, что на газовой плите горелку задуло? — спросила она.

Мисс Вейн вспыхнула:

— Понимаете, я ставила чайник на огонь и уронила спичку, прежде чем зажегся огонь. Окно сейчас открыто, так что запах скоро уйдет. Знаете, на газу так удобно готовить, но уж очень он пахнет. Раньше у нас и отопление было на газу, но Эстер очень нервничала из-за него, так что, когда через деревню стали тянуть электричество, мы перешли на него. Конечно, стоит дорого, но зато чище и безопасней. Только мне не нравится готовить на нем, так что в кухне оставили газ.

Войдя в гостиную, мисс Силвер направилась в креслу.

— Я думала, что вы пришли за своими вещами, — удивилась мисс Вейн.

— И конечно, поболтать с вами, — улыбнулась мисс Силвер.

В камине горел небольшой огонь. Мисс Вейн уселась в свое любимое кресло.

— Так много всего случилось, правда? — сказала она. — Бедняжка Мегги, как она там? А Валентина… Как ужасно для девушки, когда ее бросают в последнюю минуту перед свадьбой! Знаете, я подумала, что у них не все в порядке, когда жених не явился на репетицию венчания. А эта история о несчастном случае! Мне кажется, он почувствовал, что не может пройти через это… а если он собирался жениться только ради денег, то для бедняжки лучше, что все так обернулось. Понимаете, брак ее матери был очень несчастливым, никто не пожелал бы для бедной Валентины такой же участи.

— Конечно, нет, — согласилась мисс Силвер. Рени Вейн достала носовой платок и вытерла нос.

— Вы сейчас думаете, что я сплетничаю. Моя дорогая сестра была очень строга к сплетням, но если ты привязана к людям, разве можно удержаться и не интересоваться, что у них происходит? И я вовсе не хочу быть недоброй, — она подчеркнула последнее слово, — особенно теперь, когда случилась такая трагедия с полковником Рептоном. Подумать только, он умирает, а в соседней комнате полно народу! Такой кошмар, что слов не находишь!

— Да, ужасно.

Рени Вейн несло вперед:

— А бедная Метти только что принесла ему чай! Я хотела поддержать ее сейчас, но она не хочет никого видеть. Подумала бы лучше, как такое отчаяние выглядит со стороны! Конечно, мы все знали, что она в него влюблена, но все равно, полковник — женатый мужчина, пойдут разные разговоры, если Метти не возьмет себя в руки. Кто-то должен ее вразумить!

Мисс Силвер осторожно кашлянула:

— Не думаю, что это стоит делать. Рени чихнула и снова потерла нос.

— Мы все знаем, к чему приводит затворничество. Достаточно на соседей посмотреть! Возьмите, например, этого противного мистера Бартона с его котами… мне иногда кажется, что надо пожаловаться на них в полицию. Особенно этот Абумелех — он просто опасен! Представляете, мисс Силвер, это проклятое животное по-настоящему рычит на меня! Только сегодня после обеда… — Она внезапно замолчала и сосредоточилась на своем носу. — Нет, правда, надо предостеречь Метти Эклс, хотя смерть несчастного полковника Рептона явилась ударом и для всех нас.

Подозрения мисс Силвер быстро перерастали в уверенность, которую все же стоило проверить. Дама мгновенно вспомнила, как Джейсон Лей рассказывал во время прогулки по деревне: «Кто-то крутился в темноте вокруг коттеджа «Крофт», и тут один из котов зарычал. Бартон сказал, что он рычит только на одного человека, но не уточнил, на кого именно». И вот сейчас в гостиной мисс Силвер получила недостающую информацию.

— Ужасная вещь — убийство, мисс Вейн, — грустно покачала она головой.

Хозяйка несколько преувеличенно изумилась:

— Убийство? Нет, самоубийство. Ведь его жена… конечно, вы уже слышали, что она…

Но посетительница уверенно повторила:

— Полковника Рептона убили.

— Нет, не может быть…

Но мисс Силвер уверенным голосом продолжала:

— Полковника убили, потому что он сказал, что знает, кто написал эти анонимные письма. Трудно сказать, знал он это или нет, но слышали, как Рептон сказал, что знает. Его слова обошли всю деревню, потому-то его и убили, точно так, как убили Дорис Пелл, потому что она знала, кто несет смерть в конверте, и Конни Брук, которая сказала, что ей известен автор.

Рука со скомканным носовым, платком упала на колени, и мисс Вейн еле смогла дрожащим голосом произнести:

— Ох, как это ужасно! Вы уверены в этом?

— Да, уверена, — отрезала посетительница. Открыв свою бесформенную сумку, она достала оттуда маленький измятый клочок бумаги, который показывала Метти Эклс, и протянула его мисс Вейн.

— Хотите узнать, где и при каких обстоятельствах его нашли? — спросила она официальным тоном.

Маленькие глазки уставились на обрывок, казалось, хозяйка внезапно охрипла:

— Нет… нет. Что это? Не имею ни малейшего представления…

— Имеете, — уверенно продолжила мисс Силвер. — Мне кажется, вы уже видели нечто подобное, потому что именно такой обрывок стал причиной смерти Дорис Пелл. Я думаю, что вы видели его в руке девушки так же ясно, как сейчас видите в моей.

Внезапно, как будто проявившись на переводной картинке, лицо Айрин Вейн превратилось в подобие мордочки хорька с горящими глазками и подергивающимся носом. Казалось, сначала зверьку надели намордник и заперли в клетку, но внезапно освободили, и он снова почувствовал себя свободным, чтобы вынюхивать, выслеживать, кусать исподтишка. После мгновения испуганной тишины раздался настоящий рык:

— Кто вам это дал? Кто?!

— Это попало ко мне, мисс Вейн, — спокойно ответила посетительница.

На маленьком личике гримаса ярости сменилась страхом, на смену которому вернулась ярость.

— И что вы собираетесь с этим делать?

— У меня есть только один путь — обратиться в полицию.

— Но вы этого не сделаете! — тихим хриплым голосом прорычала Рени Вейн. — Вы этого не сделаете, потому что я могу остановить вас. Считаете себя очень умной, да? Приехали сюда и шпионите, вынюхиваете, вмешиваетесь в то, что вас не касается! Но я не дура! Вам это в голову не приходило! Никто из этих тупых людишек не считал меня умной, я — просто «мисс Рени», с которой можно не считаться! Эстер выбирали в разные комитеты, и Метти Эклс, и эту противную Нору Мэллет. Если не одна из них была председательницей, то другая! Но никто и не подумал пригласить меня! Всегда оставляли в стороне! А Мегги в тот вечер даже не позвала меня на прием в поместье! Но я никому не пока зала, что задета, не дождутся! Пришлось найти способ наказать всех сразу! — Голос Рени снизился до свистящего шепота. — Все началось очень давно… давно… в Литл-Пойнтон. вот когда… все было так легко. Но Эстер узнала и остановила меня. Тогда я подумала: если она умрет, я смогу делать, что захочу! — При этих словах ее тон снова изменился, на смену трагическому шепоту пришла ужасная безумная веселость, кривая улыбка исказила пересохшие губы. Женщина подбросила скомканный носовой платочек в воздух и играючи поймала его. — Вы не представляете, как я довольна! — хвастливо заявила она своей слушательнице. — Никто не узнал! А я надела черное платье и плакала вместе со всеми, а когда оставалась одна, то смеялась. Там, в Литл-Пойнтон, жила женщина, которая называла меня маленькой высушенной растрепой — своими ушами слышала! А я знала о ней кое-что… и написала об этом письмо. И в следующий раз, когда мы встретились в церкви, она уже не выглядела такой самодовольной, нет! Вот это и есть самое интересное — посылать письма и наблюдать за теми, кто их получил!

Мисс Силвер, нахмурившись, смотрела на хозяйку. Ту, наконец, покинуло даже неустойчивое душевное равновесие. Во всяком случае, сейчас страх разоблачения у преступницы полностью растворился в самолюбовании. Дама стала размышлять, чем может закончиться подобный разговор. А Айрин Вейн продолжала хвастаться:

— Эта Дорис Пелл была неимоверно тупой, таких даже интересно расшевелить. Знаете, эта идиотка не любила меня. Я это почувствовала, когда она примеряла голубое платье, которое мне хотелось надеть, когда закончится траур по Эстер. Представляете, ей не нравилось даже дотрагиваться до меня! Пришлось послать ей два письма, где говорилось, что все знают, что она — девушка плохого поведения. — Женщина безумно хихикнула. — А уж это ей очень и очень не понравилось. Полагаю, она сочла себя очень умной, когда подобрала здесь кусочек бумаги, оторванный от ее письма. Уж не знаю, как он попал к вам в руки, но вы, наверно, тоже считаете себя хитрюлей! Лучше бы последили, чтобы не высовываться… Помните, что стало с Дорис?

— Вы столкнули ее с моста, и она утонула. — Голос мисс Силвер звучал очень мрачно.

Снова раздался полубезумный смешок.

— Она ударилась головой об один из больших камней и утонула. И не сердите меня, не надо, я умею наказывать, наказала и Конни Брук. Эта девица расхаживала по деревне и болтала направо-налево, что знает, у кого яд вместо чернил, поэтому пришлось и ее наказать. Знаете, перед смертью Эстер принимала снотворные таблетки. Я сказала доктору, что выкинула их, но на самом деле просто припрятала. А мой ключ от задней двери подходит к замку двери коттеджа «Крофт». Обнаружилось это случайно, однажды Конни забыла свой ключ, а мы были вместе, я и говорю: «Давайте попробуем мой», и он подошел. Поэтому, когда понадобилось, я спокойно вошла через заднюю дверь в ее дом — сама-то Конни была на приеме, куда меня не пригласили, — а тут на плите стоит ее какао. Я раскрошила таблетки моей дорогой сестры — а их было много — и размешала их в какао, а потом ушла. Конечно проследив, что они растворились. Не надо было ей меня злить, правда, не надо. Полковник Рептон тоже свалял дурака, и я покарала его, очень ловко получилось, сами знаете. Для него снотворное не годилось, но я вспомнила про средство, которое купила Эстер года два назад для выведения осиного гнезда с персикового дерева. Сестра терпеть не могла ос. Она говорила, что это вещество — сильный яд и остатки надо уничтожить, но я его спрятала. Никогда не знаешь, что тебе понадобится, правда? Потом взяла немного, смешала с виски и налила в маленькую бутылочку, которую положила в сумку, когда пошла в поместье на кружок по рукоделию. Эта Флори такая болтушка — конечно, это нехорошо, но молодые девушки все одинаковые, — поэтому все в деревне знали, что полковник Рептон держит в кабинете графин с виски. Правда умно с моей стороны, что я об этом вспомнила? Итак, я, конечно, нашла возможность налить мой состав в этот графинчик. Просто выскользнула из гостиной, сказав, что испачкала руку — понимаете, я работала с белой шерстью, так что мои руки должны были быть чистыми. Выхожу я в холл, а в это время полковник выходит из кабинета в туалет, — женщина тихо хихикнула, — поэтому мне не удалось помыть руки, зато я прошла в кабинет, а там на столе — графин. Так что оставалось только вынуть пробку, влить мой составчик из бутылочки и закрыть графин снова. Знаете, в комнате было нечем дышать от дыма. А какая отвратительная вересковая трубка валялась на столе! Совершенно безвкусная вещь… правда, я умно поступила? Вы сами должны понять, что глупо меня сердить.

Мисс Силвер встала, не спуская глаз с мисс Вейн в голубом платье, сшитом покойной Дорис, но она оказалась не готовой к молниеносному движению, отбросившему ее от двери. Похожая на разъяренное животное, мисс Рени стояла у стены, чуть согнувшись, как пантера, готовая к новому броску.

— Наверно, вы решили, что можете уйти отсюда и говорить про меня всякие гадости? Надеюсь, вы не думаете, что я дам вам уйти?

— Вы не можете меня остановить, — спокойно ответила мисс Силвер.

Снова раздался ужасный безумный смех.

— Не могу?! Посмотрим! Знаете, очень глупо было с вашей стороны приходить ко мне именно сегодня, потому что я занята действительно важным делом. Почувствовали запах газа, когда вошли?

Мисс Силвер ошеломило предчувствие непоправимого, но голос остался, как всегда, уверенным.

— И что дальше? — спросила она.

Мисс Вейн возмутилась:

— Будет и «дальше», мало не покажется! Это не газ набежал, вы ошиблись. Помните симпатичный большой чулан, в котором стоит бак для воды? Мы его туда поставили, когда меняли трубы. Так вот, там есть и газовый обогреватель. Мы его оставили, когда переходили на электричество, потому что в холодную погоду он помогает сохранить трубы от размораживания. Эстер всегда беспокоилась по его поводу, вставала по два-три раза за ночь, если его включали. Но я как-то сказала: «Если будет утечка, ты первая ее почувствуешь, твоя комната рядом», сестра успокоилась. И сейчас этот обогреватель оказался весьма полезен, потому что газ течет именно из него. Кран открыт, дверь закрыта, а окна там нет — ведь это просто чулан.

Тут мисс Силвер вскрикнула:

— Бог мой, выключите немедленно, а то будет взрыв!

Действительно, комнату уже наполнил сильный запах газа. Мисс Силвер бросилась к окну, отдернула занавески и распахнула его. В комнату ворвался свежий вечерний воздух.

 

Глава 38

Джейсон Лей пришел в поместье. В холле ему встретилась Сцилла, сменившая красно-зеленую клетчатую юбку на темную, а изумрудный свитер — на серовато-голубой. Новый наряд слегка пригасил вызывающий вид женщины, казалось, даже волосы стали менее яркими. Почти миновав молодого человека, Сцилла повернулась к нему.

— Вы времени не теряете, — заметила она. — Полагаю, собираетесь жениться на Валентине, осесть здесь и ждать, пока вас задушит скука.

Джейсон рассмеялся:

— Вы скучаете в деревне, потому что не знаете деревенских занятий. У меня даже времени поскучать не найдется.

— Ну, тогда ладно, а я уж и не чаю, когда отсюда вырвусь. — И она пошла к лестнице, но когда ступила на первую ступеньку, повернула голову. — Скажите, вы из тех милых людей, которые считают, что я отравила Роджера? Знаете, я этого не делала. У полиции просто испорченное воображение, правда? — И, ссутулившись, она стала подниматься наверх.

Джейсон прошел в гостиную, где обнаружил Валентину. Молодым людям было о чем поговорить. Они не хотели строить планы, но как-то незаметно именно этим и занялись. Решили, что мисс Мегги будет продолжать жить в поместье, нельзя трогать ее с привычного места, но ей надо организовать отдельную гостиную. После похорон Сцилла наверняка уедет… Пододвинувшись еще ближе к любимому, Валентина еле слышно спросила:

— Джейсон, неужели они и вправду считают, что она… этого не может быть…

— Боюсь, что они считают именно так, — ответил Джейсон.

У Валентины перехватило дыхание.

— Но ведь они не арестуют ее…

— Могут и арестовать.

— Ох, Джейсон, ты считаешь… нет, она не могла его убить… только не Роджера!

— Нет, я точно не знаю, но против нее, кажется, возбудят уголовное дело, — ответил молодой человек.

Вспоминая впоследствии этот вечер, Джейсон понял, что именно в тот момент он почувствовал некоторый дискомфорт, как будто сидел в комнате на сквозняке: сначала его почти не чувствуешь, но потом он пронимает все сильнее и сильнее. Когда беспокойство достигло крайней степени, он вскочил на ноги.

— Слушай, мне тут надо в одно место, скоро вернусь, — отрывисто бросил он.

Валентина достаточно знала своего любимого, чтобы привыкнуть к внезапности его поступков. Она даже не спросила: «Куда ты?» — за что была вознаграждена потоком информации, хлынувшим на нее от двери.

— Я только заберу мисс Силвер в деревне и приведу ее домой.

И Джейсон побежал по дороге мимо пруда, в котором встретила смерть Дорис, через открытые ворота. Когда он добежал до деревни, то перешел на быстрый шаг. Молодой человек уже входил в калитку коттеджа «Виллоу», когда кто-то отдернул занавески в гостиной мисс Вейн и широко распахнул окно. Он сошел с дорожки и заглянул в комнату, из которой тянуло газом. Открывшая окно мисс Силвер сейчас повернулась к нему спиной. Внутри комнаты, загораживая собой дверь, стояла мисс Вейн с искаженным от ярости лицом и визгливым голосом говорила:

— В стенном шкафу включен газ, а его дверь заперта. А знаете, кого я там заперла? Знаете, кто умрет, если вы не закроете окно, не задерните занавески и не поклянетесь на Библии, что завтра уберетесь отсюда и никогда ни вздохом, ни единым словечком не проговоритесь про все это идиотское бессмысленное вранье! И не смотрите на меня так, все равно не сможете ни шкаф открыть, ни его выпустить, потому что ключ я спрятала, а дверь там крепкая — вам ее не сломать, если захотите его спасти!

Мисс Силвер непроизвольно сделала шаг к двери и сказала спокойно:

— Спасти кого?

Рени захихикала:

— Да кого еще, как не Дэвида? Джойс привела его навестить меня, а сама отправилась в Пенни Марш, поговорить об этой идиотской идее заменить Конни в школе. А ведь она должна быть благодарна мне за кров и лучше бы постаралась заботиться обо мне и моих удобствах! Я очень недовольна Джойс, ее надо наказать, поэтому я включила газ и заперла там Дэвида. Но могу дать вам ключ, если вы пообещаете не рассказывать про письма, Конни и все прочее.

Одним махом Джейсон запрыгнул в окно комнаты. Рени завизжала и бросилась к двери. Когда он схватил женщину за плечи, та боролась, как загнанная в угол крыса.

Мисс Силвер проскользнула мимо них и пробежала вверх по узкой лестнице. В голове осталась одна мысль: «Рени одна дома, зачем ей прятать ключ от стенного шкафа?» И женщина молилась, чтобы он оказался в замке.

Запах газа стал непереносимым, когда она вошла на темный чердак и включила маленькую электрическую лампочку. На коттедж «Холли» выходило окно, которое она тут же распахнула, потому что голова уже кружилась, а дыхание перехватывало. Сделав пару глубоких вдохов, женщина отвернулась от спасительного потока воздуха и увидела торчащий в двери чулана ключ. Времени на раздумья не оставалось. Она бросилась к двери и открыла ее, стараясь не думать, что там найдет. Дверь скрипнула.

Чулан оказался глубоким и полным теней. Лампа на чердаке почти его не освещала. Черной скалой поднимался бак с водой, рядом что-то лежало, но не было видно, что. Голова мисс Силвер кружилась от запаха газа. Нащупав на стене газовый кран, она выключила его, затем, задержав дыхание, вошла внутрь и наклонилась над тем, что лежало на полу. Рука коснулась чего-то грубого на ощупь, а потом наткнулась на кожаные ручки большого старомодного саквояжа. Из последних сил она попыталась подтащить его вместе с содержимым к выходу, а потом к распахнутому окну. В лицо пахнуло свежим ветром, принятым с должной благодарностью. Саквояж оказался очень тяжелым, но недостаточно тяжелым, чтобы в нем могло лежать тело Дэвида. Мисс Силвер принялась ожесточенно сражаться с застежками и завязками, слава Богу, что вокруг веял свежий воздух, и в голове немного прояснилось. Открытый зев саквояжа представил ее взору большого полосатого кота.

Когда Джейсон Лей, перепрыгивая через три ступеньки, вбежал на чердак, он увидел, как почтенная дама пытается заставить дышать несчастного Абумелеха.

 

Глава 39

Мисс Силвер наслаждалась заслуженным покоем, сидя в своей собственной гостиной. Здесь все дышало покоем и уютом. В этой комнате, окруженная предметами обстановки, молчаливыми свидетелями благополучной жизни прошлых поколений, мисс Силвер не чувствовала себя одинокой. Кресла достались ей в наследство от двоюродной бабушки, а книжный шкаф и пара маленьких столиков — от деда. Серебряный чайник и молочник, которые Ханна содержала в идеальном состоянии, раньше принадлежали крестной ее матери. И если прошлое давало пищу сентиментальным воспоминаниям, то настоящее было наполнено дружбой и общей благожелательностью. Дама попыталась облечь свои чувства в слова, наливая сидящему рядом Фрэнку Эбботу вторую чашку чаю.

— Боюсь, вы осудите меня, и причем совершенно справедливо, за некоторое искажение столь часто цитируемых слов лорда Теннисона, но мне сейчас хочется сказать: «от одного к другому, вширь и вглубь». Понимаете, не могу выбросить из головы это последнее дело.

Молодой человек с видимым удовольствием взял еще один великолепный сандвич, приготовленный Ханной.

— Если кто и имеет право вольно обращаться с наследством великого Альфреда, то это вы — его преданная почитательница.

— Не думаю, что это можно назвать правом, — с достоинством отметила дама, — но мне кажется, что эти слова наиболее точно отражают, что у меня на сердце.

Фрэнк с нежностью посмотрел на собеседницу:

— Знаете, мне тоже не понравилось это дело в Тиллинг-Грин, не надо было вам туда ехать. Сначала это казалось хорошей идеей, но после второй смерти я жутко разволновался, а если бы мне в голову пришло, что именно Рени Вейн рассылает смерть в конвертах, то отправился бы туда сам, даже если бы для этого надо было обеспечить себе поддельный бюллетень.

— Что вы говорите, Фрэнк!

Молодой человек рассмеялся:

— Это вы наводите меня на мысли о преступлениях. Не могу представить, кто бы еще смог заставить меня рассуждать о подделках. Хорошо, хорошо, мэм, не стреляйте, я все еще законопослушен. Расскажите лучше, почему вы стали подозревать Рени? Если честно, то ее имя никогда не приходило мне в голову в связи с этим делом.

Мисс Силвер разбавила свой чай молоком, потому что Ханна имела привычку класть слишком много заварки в чайник, если в гости ожидался Фрэнк. Она припоминала свои первые впечатления в деревне.

— У меня сразу возникли ассоциации с потоком анонимных писем в Литл-Пойнтон пять лет назад. В то время там жила старая тетушка обеих мисс Вейн, и они часто навещали ее. Кажется, тогда подозревали почтмейстершу… Во всяком случае, так утверждала мисс Рени, причем она не поленилась сообщить мне, что эта женщина, миссис Солт, была сестрой здешней почтмейстерши, миссис Гурни. Таким образом Рени намекала, что ответственность за обильный поток анонимок может лежать именно на здешней почтмейстерше. Когда я спросила, есть ли основания для таких подозрений, она очень возбудилась и сказала, что ненавидит сплетни, потому что их осуждала еще ее покойная сестра.

— И только из-за этого вы начали подозревать ее?

Мисс Силвер некоторое время молчала, а потом снова заговорила:

— Мне показалось, что женщина разволновалась несоразмерно содержанию разговора и что тут есть какая-то связь с Литл-Пойнтон. После смерти Конни и полковника осталось четверо серьезно подозреваемых — миссис Рептон, мисс Эклс, мисс Вейн и мистер Бартон. Если бы рассматривалась только смерть полковника Рептона, то, несомненно, арестовали бы его жену, но не прослеживалась ее связь с двумя другими убийствами, причем в случае Конни Брук у Сциллы было абсолютное алиби. А у мисс Эклс, мисс Вейн и мистера Бартона его не было, но должна сразу признаться, что я никогда по-настоящему не подозревала мистера Бартона. Единственным мотивом преступления для него, так же как для мисс Эклс и мисс Рени, был бы страх перед разоблачением как автора анонимок. Но после моего разговора с тетей Дорис, мисс Пелл, стало ясно, что роковой клочок бумаги, по которому можно было его распознать, девушка нашла в одном из тех домов, которые посетила в день своей смерти. Это были поместье, коттедж «Виллоу», где она приходила к мисс Вейн, коттедж «Холли» — это уже мисс Эклс, и, наконец, коттедж «Крофт», где Дорис имела конфиденциальную беседу с Конни Брук, подругой детства. Девушка не заходила к мистеру Бартону, который женщин на порог не пускает. Поэтому я и исключила его из числа подозреваемых.

— Мне кажется, вы и Сциллу Рептон всерьез не подозревали, но скажите, почему?

Мисс Силвер снова задумалась над чашкой чаю.

— Во-первых, то какао, а во-вторых… знаете, некоторые мысли трудно высказать словами. Просто есть некоторое ощущение, довольно нечеткое, его даже толком не осознаешь, но постепенно оно становится более четким и все происходящее складывается в стройную картину. Понимаете, мисс Рептон удивила меня тем, что, казалось, не чувствовала никакой опасности для себя. Она, конечно, понимала, что ее можно осуждать из соображений нравственности и к каким последствиям может привести такое осуждение. Но, по моему мнению, совершенно не осознавала, что к ней вполне применимы законы уголовные и все, что из них следует. Сцилла нагло отрицала свою связь с Гилбертом Эрлом, злилась из-за изменений в завещании мужа, но оказалась гораздо сильнее потрясена его смертью, чем ей казалось самой. Она женщина пустая, эгоистичная, ленивая, неорганизованная, которая оказалась в неинтересном для нее окружении и просто бросалась на все и всех, кто мог развеять ее скуку. Но, мне кажется, на написание анонимных писем она не способна, а уж тем более на убийство мужа. И сейчас все знают, что она не делала ни того, ни другого.

— А больше никто из обитателей поместья вам в голову не приходил?

— Нет, никто. Мисс Мегги — простая добрая женщина, не очень умная, а Валентина Грей — милейшая девушка с прекрасными нравственными принципами.

Молодой человек рассмеялся:

— Уж что ей понадобится — так это принципы. Джейсон Лей тот еще тип!

Мисс Силвер снисходительно улыбнулась:

— Они знакомы с детства и очень привязаны друг к другу.

— Итак, с Джеймсом Бартоном и жителями поместья мы разобрались, а что с остальными тремя домами?

Дама неодобрительно посмотрела на него:

— Нет, только с двумя. Третий дом — «Крофт», а Конни Брук, жившая в нем, сама стала жертвой убийства. Таким образом, я осталась с двумя основными подозреваемыми — мисс Эклс и мисс Вейн. Любая из них могла встретить Дорис Пелл и столкнуть ее в пруд, потому что обе знали, что вечером девушка понесет блузку мисс Мегги в поместье. Любая из них могла отравить какао Конни Брук: мисс Вейн — пробравшись в дом, пока хозяйка была в гостях в поместье, а мисс Эклс — проводив девушку до дома, а не попрощавшись с ней у дверей своего коттеджа, как она утверждала. Обе могли добавить цианистый калий в виски полковника Рептона: мисс Эклс — когда принесла ему чай, а мисс Вейн — незаметно выйдя из гостиной и пробравшись в кабинет. Вам, наверно, уже известно, как Рени кичится, что ловко все организовала. Кроме того, мисс Мегги сама вручила мне то анонимное письмо, которое получила, а я оторвала уголок страницы и попыталась сделать имитацию того клочка бумаги, который нашла Дорис Пелл. Заметьте, после нескольких экспериментов с заточенной спичкой, обмакнутой в чернила, мои подозрения, что анонимки писали именно так, подтвердились. На своем клочке я написала начальные буквы из названия деревни и взяла его с собой, когда отправилась в коттедж «Холли» с корзиной яблок от мисс Мегги. Мне казалось, что если заинтересованная особа увидит в моих руках клочок, подобный тому, который нашла Дорис, то ее реакцию можно будет заметить, если учесть, что она пошла на убийство, чтобы уничтожить случайного свидетеля. Реакция мисс Эклс оказалась совершенно естественной. Метти — женщина импульсивная и быстро соображающая. Несмотря на свое горе, она оживилась и заинтересовалась, откуда у меня эта бумага. Чего не скажешь о мисс Вейн. Если бы она не выдала себя раньше, когда сказала, что кот Абумелех опасен, потому что всегда рычит на нее, то достаточно было посмотреть на ее лицо, когда она увидела у меня в руках этот несчастный клочок. Это зрелище ее сломало. Рени не могла больше контролировать свой страх, злость, безумную гордость, которую обычно испытывают преступники, говоря о своих преступлениях. Да, наверно, она доставила много беспокойства своей старшей сестре, которая знала о ее наклонностях и о том, кто наводнил анонимками Литл-Пойнтон пять лет назад.

— Да, там случились два самоубийства, я считаю, старшей мисс Вейн следовало бы рассказать о том, что она знала, — заметил Фрэнк.

Мисс Силвер принялась за свое вязанье. Красивый красный кардиган для Этель Буркет лежал, почти готовый, у нее на коленях, над ним быстро мелькали зеленые спицы.

— Если бы она это сделала, то три жизни были бы спасены. Но мало кто предпочитает исполнение общественного долга своим личным интересам.

Классифицировав последнее высказывание как изысканный пример того, что Фрэнк называл «тетушкиными моралями», он перевел разговор в более игривое русло, спросив, как здоровье кота Абумелеха:

— Не знаю, сколько из отведенных ему девяти жизней это животное уже прожило, но пребывание в чулане с газом никому не добавляет здоровья.

Мисс Силвер улыбнулась:

— Это самый молодой и легкомысленный из котов мистера Бартона, потому-то мисс Рени и удалось подманить его куском макрели, которую он обожает. Она чрезвычайно гордится тем, как поставила ему ловушку, положив макрель в старый саквояж, который можно закрыть, затянув веревку. Таких сейчас больше не делают, знаете, они очень вместительные, а края укреплены металлическим прутом. Я уверена, что Абумелех отчаянно сражался за свою свободу, но с мисс Рени у него не было ни малейших шансов. Бедняга сейчас уже оправился и совершенно по-дружески приветствовал меня, когда я зашла навестить его хозяина.

— Как, вы заходили к этому отшельнику? Дорогая леди, неужели вы хотите сказать, что он пустил вас в дом?

Мисс Силвер мило улыбнулась:

— Да, пустил, угостил прекрасным чаем и познакомил с котами.

— Мне кажется, что после завершения расследования вы присоединили мистера Бартона к числу своих постоянных поклонников.

— Моих друзей, вы хотите сказать, — в ее тоне слышался легкий укор, — вместе с мисс Мегги. И, должна признаться, мне очень нравятся Валентина, мистер Лей и Джойс Родни. Вы не знаете, она решила остаться в Тиллинг-Грин или нет?

Фрэнк кивнул:

— Кажется, да. Если мисс Рени осудят, а это наверняка случится, то управлять недвижимостью придется Джойс. Она сможет жить в коттедже и заниматься школой вместе с Пенелопой Марш. Ей это понравится.

— Вы с Джойс встречались?

— Ну, нет… она мне звонила.

На секунду молодому человеку показалось, что на лице пожилой дамы мелькнуло неудовольствие.

— Боюсь, что я обидела Джойс, решив не называть ее по имени, пока дело не раскрыто, но сейчас положение изменилось… — неуверенно начала мисс Силвер.

— Вряд ли она будет возражать.

— Почему вы в этом так уверены?

Фрэнк, улыбаясь, посмотрел на разочарованное лицо собеседницы:

— Ай-ай, как нехорошо с вашей стороны, дорогая мэм, опять сватаете? Ведь я — безнадежный случай, а вам лучше обратить свой взор на Джейсона и Валентину!