Сам не свой, словно он и землю продал, и свое счастье потерял, отступал в Пруссию с войском ордена рыцарь Греже. Все его надежды во чтобы то ни стало вызволить из неволи свою даму сердца Маргариту Книстаутайте разбились, словно глиняный горшок.

Чего ждать, на что надеяться — рыцарь не знал. Походы на Литву устраивались почти каждое лето, но ждать еще год… да и через год все равно сразу все замки не возьмешь и за один день всю Литву не завоюешь. Если теперь по мере приближения опасности женщины были вывезены сначала из Кернаве, потом из Тракай, то не станут поступать иначе их охранники и в дальнейшем. Если даже крестоносцы возьмут и Вильнюс, и Крево, и Лиду, то разве мало останется у литовцев замков в Белоруссии и в других землях. Трудно было что-то предпринять, но рыцарь Греже не терял надежды. Почти во всех больших литовских замках у ордена крестоносцев были свои соглядатаи среди купцов и шутов. Вот через этих соглядатаев и надеялся Греже разузнать, где заключены обе благородные женщины, чтобы потом каким-нибудь образом выкрасть их или обменять на плененных людей Скиргайлы.

В этом рыцарю Греже мог бы в какой-то мере помочь великий магистр, но рыцарь не смел напоминать ему об этом: крестоносцы обожали покорность литовцев, но избегали дружбы с ними как с равными себе и всегда старались подчеркнуть свое более благородное происхождение. Неблагосклонно относились крестоносцы и к смешанному браку, а рыцарям под страхом смерти запрещалось жениться на чужеземках. Да и говорить о своей даме сердца теперь, когда весь орден скорбит после неудачного похода, потребовавшего больших жертв, вряд ли уместно.

Совсем другое дело, если б рыцарь Греже мог остаться с князем Витаутасом в Риттерсвердерском замке. Лишь Витаутасу этот поход принес не только победу, но и выгоду. Кроме того, князь чувствовал себя спасителем войска ордена, ибо, если б не он, Скиргайла начисто уничтожил бы голодных крестоносцев, отступавших на полудохлых лошадях. Поэтому рыцарь Греже решил по прибытии в Мариенбург сразу же обратиться к княгине Анне за советом и помощью.

Рыцарь Греже слышал, будто князь намеревается отозвать свою супругу из Пруссии и отправить ее в Литву, чтобы там она вела пропаганду в пользу ордена, и надеялся оказаться среди ее спутников. А из Литвы все же будет удобнее и поиск вести, и женщин из плена вызволять.

Добравшись до жемайтийских берегов Немана, объединенное войско ордена и его союзников несколько воспряло духом, но теперь оно уже отнюдь не было похоже на воинственную банду сорвиголов и искателей приключений, которая два месяца назад вышла из Пруссии. Лошади едва плелись, да и сами рыцари были измученные, голодные и мрачные. За ними тащилось всего лишь несколько десятков повозок военной добычи; почти все тараны и другие стенобитные машины пришлось оставить в лесах или побросать в Неман. Гарнизоны замков, которые попадались на пути, встречали отступающих без всяких торжеств, без ликования, лишь молча провожали глазами, словно некое траурное шествие. Некоторые, не дождавшись возвращения родных, спрашивали о них у проезжающих. Когда те не могли или не хотели ничего говорить, становилось ясным, что они уже не вернутся. Многие выражали недоверие новому великому магистру ордена Конраду Валленроду. Одни говорили, что он мастер только устраивать пиры, буянить и пьянствовать, а в военном деле смыслит не больше любого кнехта. Другие считали, что он тайно связан с Ягайлой, поэтому умышленно проиграл войну. Третьи доказывали, что он не немец, и гадали, откуда он знает литовский… Чужеземные рыцари пустили слух, что Конрад Валленрод перед прибытием в Пруссию, воевал в Венгрии на стороне сарацинов и причинил ордену большой вред. Некоторые говорили даже, что Конрад Валленрод только прикидывается христианином, а на самом деле родился в язычестве и имеет где-то жену язычницу-литовку. Словом, все были сильно разочарованы в великом магистре, и многие уже начали поговаривать о новых выборах. О мести или о повторном походе на Литву никто даже не заикался. Вновь прибывающих из Европы в Мариенбург рыцарей направляли в Риттерсвердер к князю Витаутасу.

Теперь у князя Витаутаса было вполне достаточно собственного войска, поэтому чужеземные рыцари, которые думали только о грабежах, были не нужны ему. Вскоре князь один пошел в Литву и взял Меркине. Замок он разрушил, а гарнизон пленил и отправил в Мариенбург, доказывая тем самым свою верность ордену.

Успех сопутствовал князю Витаутасу и в Гродно. И здесь часть гарнизона, состоявшая из литовцев и русских, восстала против поляков и сдала замок князю.

Могущество Витаутаса настолько возросло, что, когда он написал письмо великому магистру и по-дружески потребовал вернуть ему некоторых заложников бояр, которые, дескать, необходимы как способные и опытные военачальники, крестоносцы согласились. Таким же образом он вызволил из Пруссии и свою супругу Анну, написав магистру ордена, что она нужна ему, чтобы вести в Литве пропаганду против, Скиргайлы и Ягайлы. Великий магистр удовлетворил и это требование князя, а когда через некоторое время Витаутас пригласил крестоносцев принять участие в новом походе на Литву, орден отправил ему большое войско со смекалистыми и опытными военачальниками — комтуром Рагайне  и войтом Сембы .

Рыцарь Греже проводил княгиню Анну в Риттерсвердер и с тех пор не возвращался в Пруссию. Он жил при дворе князя Витаутаса и тщательно собирал сведения о боярыне Книстаутене и ее дочери, своей возлюбленной Маргарите. От купцов он узнал, что боярыня с дочерью долгое время томились в замке Меркине, но перед походом Витаутаса они были перевезены в Крево, а теперь находятся в Лиде, в ведении князя Карибутаса , брата Ягайлы.

Вот тут-то рыцарь Греже и постарался, чтобы удар был направлен прежде всего на Лиду, против правителя Новогрудка князя Карибутаса. С этой целью он настраивал против Карибутаса жемайтийцев и крестоносцев, уговаривал князя Витаутаса; просил также княгиню; и наконец счастье улыбнулось ему. Было решено идти на Литву, хотя об этом знали лишь приближенные князя.

Как нарочно перед самым походом из Лиды в Риттерсвердер прибежали несколько мелких бояр и, пожаловавшись на поляков, попросились на службу к Витаутасу.

Не подумав о предосторожности, князь принял их.

Рыцарь Греже воспользовался случаем и, переодев нескольких перебежчиков в крестьянское платье, отправил их обратно, наказав проследить, не увезут ли поляки благородных заложниц из замка, когда узнают, что князь Витаутас идет на Лиду. За это пообещал им деньги и подарки.

Через несколько дней из Риттерсвердера выехал и князь Витаутас со своими помощниками, рагайнским комтуром и сембским войтом. Рыцарь Греже тщательно присматривал за транспортировкой пушек и стенобитных машин.

Никто, кроме нескольких вельмож, не знал, куда ведет князь свое войско. Зато хорошо был осведомлен наместник Ягайлы в Литве, поляк Ясько из Олесницы, прибежавшие к Витаутасу из Лиды шляхтичи, которыми хотел воспользоваться и рыцарь Греже, были его лазутчиками. Он спешно стянул свои войска в Лиду, на всякий случай укрепил также и Гродненский замок, который был заново отстроен. Витаутас, приблизившись к Лиде и увидев, что замок сильно укреплен, начал не спеша окружать Гродно. Олесницкий подумал, что Витаутас обманул его лазутчиков, и ночью из Лиды пробрался в Гродно. Витаутасу только это и требовалось: в следующую же ночь он отошел от Гродно и осадил Лиду.

Чтобы опередить наместника Ягайлы, который мог прислать войско из Вильнюса, княз Витаутас решил овладеть замком за несколько дней. Работа шла быстро, и рыцарь Греже не жалел ни сил, ни людей. Только одно удивляло его: он нигде не видел посланных им разведчиков, и никто не мог ему сказать, находятся ли в осажденном замке боярыня Книстаутене с дочерью, или они опять куда-то вывезены. Ничего не знали о них и пленные. И лишь когда рыцарь Греже увидел на стене среди защитников замка одного из шляхтичей, отправленных им в Лиду, он понял, что его предали.

— Вот тебе плата за услугу! — зло, даже оскалившись, крикнул рыцарь Греже и с этими словами пронзил предателя сулицей.

Предатель закачался и головой вниз свалился со стены. Но от него уже ничего нельзя было добиться.

Со смертью предателя как бы умерла и надежда рыцаря Греже вызволить когда-нибудь из неволи свою даму сердца. Теперь он понял, что в замке женщин нет, что предатели предупредили поляков и заложниц снова куда-то вывезли. Но рыцарь не терял надежы что-либо узнать и с еще большей яростью штурмовал замок. И когда падал со стены кто-либо из защитников замка, Греже старался узнать, не предатель ли это.

Витаутас еще не успел взять Лиду, когда из Островца пришел на помощь осажденным сам правитель Новогрудка, брат Ягайлы Карибутас. Князь Витаутас первым напал на Карибутаса, разбил его и рассеял его полки. Возвратившись к замку, князь вскоре взял его и с большой военной добычей и множеством пленных двинулся назад, в свой Риттерсвердер.

Рыцарю Греже удалось лишь узнать, что пленницы перевезены в Островец.

Эта весть окончательно подавила рыцаря Греже. Потеряв надежду когда-нибудь увидеть свою Маргариту, он ехал назад совсем пришибленный. У него даже возникла мысль по возвращении в Мариенбург отдать свой меч великому магистру и уйти в монастырь.

Возвратившись в Риттерсвердер, князь Витаутас начал готовиться к новому походу на Литву. Перед рыцарем Греже снова забрезжила надежда, и он остался при князе. В последнее время он чаще задумывался, размышлял об общем положении и вроде бы стал испытывать ненависть к крестоносцам. Во время всех этих походов и штурмов литовских замков он понял, что и литовцы, и те же жемайтийцы ненавидят крестоносцев и никогда не подчинятся им по-хорошему, не удастся поработить их и силой. Рыцарь Греже знал, с какой целью орден поддерживает Витаутаса, и видел, какую яму роет ему и всей Литве. И не понимал рыцарь, почему такой умный и отважный князь любезничает со своим заклятым врагом, магистром ордена, и даже называет его другом. Так же непонятна была ему и недальновидность князя: зачем он всегда зовет в походы крестоносцев, зачем отдает ордену пленных и военную добычу; ведь теперь он мог бы обойтись и без помощи ордена. Что князь отдал ордену Жемайтию, так это его дело, но в том, что он позволяет крестоносцам строить новые замки между Гродно и Каунасом, проявляется, как считал рыцарь, его недальновидность.

«Если когда-нибудь и сядет Витаутас на трон великих князей литовских в Вильнюсе, то эти замки, заново построенные орденом, станут так же угрожать Литве, как теперь замки на Немане угрожают Жемайтии!» — размышлял рыцарь Греже, не понимая замыслов князя.

Хотя рыцарь Греже и служил крестоносцам, он не чувствовал себя их человеком, а в последнее время, когда полюбил Книстаутайте и лучше узнал жемайтийцев и литовцев, из среды которых и сам происходил, в нем поднималась неприязнь к ним.

Изменились не только его взгляды; он стал сердечнее относиться к своим соотечественникам. Испытывая ненависть к крестоносцам, рыцарь Греже с каждым днем все больше и больше проникался симпатией к литовцам и жемайтийцам.