Время шло, растягивая, словно в замедленной съемке, сначала секунды, потом минуты. Яркая, ясная луна изменила свое местоположение на черном океане небосвода, как будто стараясь высветить то один, то другой участок дворца, чтобы дать возможность людям рассмотреть, что они натворили. К счастью, пожары не получили распространения. Каменные постройки горели неохотно, да и мятежники, вероятно, одумались, предпочитая, обосноваться в этом неземной красоты райском саду, чем подвергать его полному уничтожению.

Святогор все не появлялся. Николай старательно вглядывался в темноту и, убедившись, что нет никого поблизости, предложил нам войти в одно из ближайших помещений. Оставаться долее на сырой холодной земле становилось невыносимо. Одежда не просыхала. Холодным влажным полотном она раздражала тело, заставляя нас то и дело вздрагивать. Мы юркнули внутрь, в проем между строгими, стройными колоннами. По-видимому, здесь обитали военачальники: пол был устлан коврами. Это все, что я смогла разглядеть в темноте. На коврах я и устроилась. Брат затаился за колонной и не сводил глаз с прилегающего к зданию пространства, чтобы не пропустить появления Святогора. Через некоторое время я сменила Колю на этом посту.

— Да-а, — расстроенно протянул брат, — Назир велел нам уходить отсюда затемно. Время идет, а мы еще даже не выбрались за крепостную стену.

— Бедный Назир! — вздохнула я.

— Он унес с собой тайну святыни, — заметил Коля. — И погоня нам теперь не грозит. Никто не знает, что мы увозим отсюда.

— Где же Святогор? — нервничала я. — Что с ним?

— Противный мальчишка, — пытался шуткой приободрить меня брат, — он всегда заставляет нас беспокоиться о нем. Набивает себе цену.

Меня бил озноб, причем к нервному напряжению, совершенно очевидно, добавилась простуда, все больше и больше завладевавшая моим организмом: начали слезиться глаза, болела голова. Мне померещилось, что чья-то тень мелькнула у здания напротив.

— Абдеррахман! — шепотом позвала я.

Тень отделилась от стены, прислушиваясь: кто-то пытался распознать, откуда доносился шепот.

— Абдеррахман! — рискуя, позвала я громче.

— Слава Аллаху! — воскликнул в ответ Святогор, приблизился и заключил меня в объятия. — Боже, ты вся дрожишь? — Он тронул губами мой лоб и скользнул по лицу и шее. — Да ты вся горишь! Где Николай?

— Я здесь, — Коля подошел к нам и, кивнув на меня, подтвердил: — Она заболевает. Где ты был? — В голосе его звучал упрек.

— Я все расскажу по пути, а сейчас быстрее. Потайной выход на холм находится недалеко отсюда. Именно там и спрятан наш караван.

— Мы будем путешествовать на верблюдах? — попыталась сострить я.

Святогор ласково потрепал меня по плечу, улыбнулся, оценив шутку, и ответил:

— Верблюды не верблюды, а скорость нашего передвижения вряд ли будет быстрее, чем у каравана.

Мы поднялись на самую верхнюю террасу и оглянулись на лежащий у ног дворец. Луна освещала содеянное людьми. Сначала люди сотворили чудо — волшебный город-дворец с райскими садами и райскими животными. Затем люди же сотворили насилие над своим же созданием. В фонтанах плавали трупы, и багряный отсвет воды леденил душу. Беспорядочно бродили по парку брошенные без присмотра кони. Дымились павильоны. Отовсюду доносились стоны, визг и пьяный смех. Журчание воды было печальным и тоскливым, а освещавшиеся лунным светом прелестные очертания дворца: его изящные колонны и изысканные капители, — выглядели унылыми и поруганными.

— Варварство, — вздохнул Святогор.

Мы юркнули в замаскированный кустарником лаз в крепостной стене.

— А где Хишам? — поинтересовался Николай.

— Он у берберов. Под их защитой.

— Как тебе удалось спасти его? — спросила я.

— Я напомнил Фариду, что именно при Хишаме берберы стали пользоваться особым уважением среди войска. Я напомнил ему, что именно Хишам передал власть Санчолю, а люди из отряда Фарида называли себя мстителями за гибель Санчуэло, значит, Хишам — для них такой же халиф. Фарид усмехнулся в ответ на мои слова, но согласился с моими доводами.

— А Назир? — опасаясь услышать правду, которую мы и так подозревали, все же задала я вопрос.

— Он защищал Хишама. Когда необходимость в защите отпала, берберы, было, отпустили его. Но потом…

— Мы все видели. Зачем?

— На мое негодование, он, смеясь, ответил, что Назир не халиф.

— А Фарид простил тебя? — полюбопытствовал Николай.

— Когда-то в войске Аль-Мансура мы с ним очень дружили. Он верит мне. Я сказал ему, что вернулся в Толайтолу, как и обещал, через три дня, но его отряда уже не застал. Я гнал, дескать, коня до самой Кордовы и нашел его уже в Мадинат Аль-Сахре.

— Назир погиб? — робко уточнила я.

— Да, — грустно покачал головой Святогор. — Но он знал, что погибнет. Некое пророчество, по его словам, предрекало ему гибель в день, когда будет спасена святыня.

— И он помогал нам?! — поразился Николай.

— Он с детства готовился к этой миссии, он жил с этим знанием всю жизнь.

— Какой ужас! — воскликнула я.

В густых зарослях мы нашли наших лошадей и повозку, запряженную мулом. Сухая трава застилала ее дно, а траву покрывали мягкие, теплые ковры. Святогор настоял, чтобы я устроилась в повозке, и укутал меня коврами.

— Как же тебе удалось вырваться? — не унималась я.

— Я отвел Хишама, по приказу Фарида, в павильон, где уже расположился штаб берберов, и поместил его под их опеку. Сам же я должен был вернуться к Фариду и присоединиться к его маленькому отряду. Я и вернулся. Только присоединился к нашему маленькому отряду.

— Так Хишам нужен всем живым? — размышлял Николай.

— Точно, — согласился Святогор, — пока халиф жив, он — знамя борьбы за власть. Сейчас берберы выступили на стороне Сулеймана, полагая, что Хишам мертв. Но с живым Хишамом, они могут поднять свое собственное восстание.

Итак, мы отправились в обратный путь. Дорога от Аструм Санктум до Кордовы заняла у нас чуть больше недели, возвращение в замок дона Ордоньо затянулось почти на три. "Караван" наш, как окрестил нашу процессию Святогор, состоял из трех коней и мула с повозкой и передвигался очень медленно с частыми остановками. По возможности мы старались находиться в пути в темное время суток.

Однако путь этот почти не отложился в моей памяти, потому что я совсем разболелась. Святогор отпаивал меня своими снадобьями, и я тряслась в повозке, укрытая теплыми коврами, в полузабытьи.

Осень вступала в свои права даже в Андалусии. А на горных перевалах прохлада давно сменилась холодом. Из-за обострения моей болезни мы на несколько дней задержались у нашего старого доброго отшельника Гайлана, который строго-настрого запретил мне продолжать путешествие в таком состоянии. Старик хорошо разбирался в арабской медицине, к тому же его коллекция трав оказалась гораздо богаче того, что захватил с собой в дорогу Святогор. И мой возлюбленный покорно вручил меня стараниям мудрого араба. Как смиренный ученик, он позволял себе лишь учтиво справляться у учителя о состоянии моего здоровья, а по ночам исполнял роль добровольной сиделки. Когда он спал, я не знаю, потому что, приходя в себя посреди ночи, я всегда обнаруживала его рядом. Коля тоже не на шутку тревожился и, когда я бодрствовала, подходил ко мне и с шутливым упреком говорил:

— Ну, что же ты, старушка? Крепись! Пора тебе уже воспрянуть душой и телом!

Я улыбалась ему запекшимися губами. Насколько я понимаю, болела я обыкновенной ангиной, но из-за отсутствия антибиотиков и прочих привычных в этих случаях средств, болезнь в сотрудничестве с нервным потрясением (тысячелетний скачок во времени назад не мог не вызвать нервных перегрузок) воцарилась в моем организме со всей властностью. Иногда в полубредовом состоянии меня посещали дурные мысли, и я высказывала Святогору что-то вроде:

— Зачем ты выхаживаешь меня, любимый? Я ведь все равно тебя покину. Не все ли равно тебе, как: умру ли я или вернусь в свое время? Может быть, для меня было бы лучше умереть.

Он ужасался моим словам и, скрывая свои чувства, отшучивался:

— Я ведь в какой-то мере врачеватель, а значит, я связан клятвой Гиппократа. Так что вожусь я с тобой по долгу службы. А ты не мешай мне выполнять мою работу.

Недели через полторы жар меня оставил, и хотя меня еще донимала слабость: каждое движение вызывало у меня холодный пот и головокружение, — мне позволено было иногда подниматься и принимать участие в общих беседах. Святогора волновали события в Кордове, а Гайлан, как и раньше, проявлял невероятную для отшельника осведомленность.

— Кордова понемногу приходит в себя, да, — говорил старик. — При осаде погибло около десяти тысяч мирных жителей, вставших на защиту родного города. Да! Так Мохаммед Аль-Махди заботился о своем народе. Кстати, этому узурпатору удалось-таки улизнуть. А вот следующий узурпатор, Сулейман, даром что из Омейядов, обосновался в Мадинат Аль-Сахре. И теперь там вовсю хозяйничают берберы. Да!

— А где же Хишам? — беспокоился Святогор о своем правителе.

— Хишам снова в темнице.

— Значит, берберы не торопятся возводить его на престол? — удивился Николай.

— Зачем же? — усмехнулся Гайлан. — Им пока нужна передышка. Пока им неплохо и при Сулеймане. Но скоро всем им снова придется взяться за оружие.

— Почему? — поразились мы вместе.

— Аль-Махди не успокоится, да, — покачал головой старик. — Он бежал в Толайтолу, где и набирает себе сторонников. Из числа сакалибов и каталонцев. Да! Впрочем, помнится, я уже предрекал вам такой исход.

— Точно, Гайлан! — воскликнул Святогор. — Но откуда…?

— Мохаммед Аль-Махди — вот тот, кто уничтожил единство мусульман! Да! Вот тот, кто виновен в разгорающейся уничтожающей гражданской войне! Да! Да! — вскричал Гайлан, потрясая старческими руками в воздухе.

Потрясенные, мы молчали, не в силах вымолвить ни слова. А старый араб тяжело вздохнул, пожал плечами и совсем тихо произнес:

— Минуйте Толайтолу. Ни в коем случае не нужно там останавливаться. Ночуйте лучше в тихих селениях или еще лучше в пещерах и гротах. Обогревайтесь костром, но остерегайтесь людей. Да!

Мы последовали совету старого отшельника и продолжили путь под покровом ночи. Отдыхали мы в рощах, гротах или хижинах отшельников. Слабость после болезни не позволяла мне пока ехать верхом, и я все также путешествовала на сухой траве в повозке, принимая энергию от спрятанной в ней святыни. Дни шли, и я, наконец, окрепла и последние десятки километров пути я преодолела верхом. И вот уже замаячили горные кряжи Сьерра-де-Гредос, наш маленький отряд неумолимо приближался к холму, на котором величественно высился Аструм — Санктум.

— Как мы будем возвращаться? — поинтересовался Николай.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Святогор.

— Мы же опальные, ты не забыл?

— К сожалению, я ничего не забыл.

— К сожалению? — изумилась я.

— Конечно. Мы бы въехали все вместе с видом триумфаторов и чувством выполненного долга в замок, а там…

— А там нас радостно схватили бы под белы рученьки и конвоировали в казематы, — с иронией закончил Коля.

— Этого я не исключаю, — погрустнел Святогор. — Поэтому въезжать с видом триумфатора придется мне одному. А вам лучше будет войти в замок через подземелье…

— Подобно вражьим шпионам, — добавил Коля, усмехнувшись.

— А что ты предлагаешь, шутник? — огрызнулась я. — Между прочим, у нас в замке оставались два влиятельных союзника.

— И я возлагаю на них большие надежды, — согласился Святогор.

Итак, было решено, что мы с Колей побудем пока с лошадьми, а Святогор с драгоценной повозкой осуществит свой триумфальный въезд через парадные ворота замка. Затем через подземный ход он с Сулейманом или, если повезет, с Альфонсо и падре Эстебаном проберется, чтобы забрать лошадей и верхом возвратиться в замок, чтобы не вызвать больших подозрений у стражников. И тогда мы с Колей проберемся по холму к подземному коридору.

Больше часа мы укрывались в кустарнике у подножия западного склона холма. Наконец, послышался возбужденный шепот, кто-то произносил наши имена. Мы откликнулись.

— Элена! Николас! — воскликнул выросший перед нами молодой наследник.

Казалось, он едва удержался, чтобы не заключить нас в объятия.

— Да благословит Господь ваше счастливое возвращение! — сдержанно радостно проговорил падре Эстебан.

Семенивший позади Сулейман приветствовал нас и склонился в восточном поклоне.

План удался на славу, однако, отсутствие Святогора меня неприятно задело.

— А Сакромонт? — не удержалась я.

— Он на докладе у дона Ордоньо, — ответил священник. — Второй раз ему въезжать в замок было бы подозрительно. С тех пор, как начались проблемы в халифате, и наш отряд отправился на Кордову, замок находится в состоянии боевой готовности. Мост всегда поднят.

Наши друзья оседлали коней, а мы стали карабкаться по склону, соблюдая осторожность, прячась в кустах и за валунами. Но, очевидно, на наш век уже достало приключений. В кустарнике, наконец, зевнула черная пасть маленькой пещерки, и мы радостно нырнули в ее зев и очутились в знакомом подземелье. Мы видели его в сухой, жаркий сентябрьский день душным и пыльным от векового забытья. Мы не раз блуждали по нему в октябрьские дни, когда от него тянуло затхлой, влажной прохладой и пахло крысами. И теперь в конце ноября оно встретило нас леденящим холодом и пронизывающей сыростью. Но мы стояли на финишной прямой. Преодолев это расстояние, каким бы мучительным ни был путь, мы попадем в гостеприимное жилище Святогора, где мы сможем отдышаться и передохнуть. А дальше — неизвестность.

И мы с братом пустились по темному подземному ходу. Правда, Коля откуда-то извлек фонарик, который, на удивление, еще горел, и это вселило в нас силы и бодрость. Мы бойко и быстро зашагали по холодному коридору.

И вдруг мы попали в ярко освещенный факелами отрезок подземелья и заметили фигуру Святогора. Он стоял перед деревянной скульптурой Христа и молился. Словно почувствовав наше приближение, он резко обернулся, и улыбка озарила его лицо.