Здесь рассказывается о новейших законодательных инициативах, направленных на упрочение законодательства о копирайте
Business Software Alliance
Глобализм простер свои крыла над Америкой начиная с конца 1980–х; одновременно с подписанием ею Бернской конвенции о копирайте (1988). А произошло это так. Традиционно, основной экспортной индустрией США были сигареты и оружие; с конца 1970–х, продукция Голливуда и других медиа потеснила изрядно и оружие и сигареты. США стали основным экспортером интеллектуальной собственности и чуть ли не монополистом ее; немедленно Америка оказалась членом всех и всяческих глобальных организаций охраны копирайта. Для выкручивания рук и лоббистской практики на местах был организован амбициозный лоббистский консорциум – Business Software Alliance (1988).
С самого перого дня, анти–пиратское лобби преследовало цели не только заявленные им (анти–пиратские), но и полицейские, а зачастую просто мошеннические. Основным донором BSA был Майкрософт, и функция его поэтому стала – не только бороться с компьютерным пиратством, но и любой ценой развивать и укреплять Майкрософта повсеместную монополию. В странах, с населения которых взять особо нечего, BSA насылает на крупные компании подкупленных ментов и адвокатов, пока тем это не надоест, и после заключает с ними соглашение следующего содержания: BSA отзывает ментов, а взамен компании обещают перейти исключительно на программное обеспечение Майкрософт.
Не встречая никакого противодействия в корпоративном мире, BSA разжирел невероятно. Вышло так, что про–копирайтные лоббистские структуры могут требовать от законодателей чего угодно, вплоть до луны, солнца, звезд и квадратного эллипсоида; и все получат. Так, в Америке за нелицензионную копию программы, которая стоит 100 баксов, берут штраф в $150,000 (150 тысяч долларов); это на $25,000 больше, чем штраф за слив токсичных промышленных отходов в реки.
Майкрософт/БСА не гнушается вообще ничем. Типичный (и многократно повторяемый) эпизод из жизни BSA: некто анонимный звонит по специальному анонимному телефону и доносит, что дескать в такой–то американской школе установили с одной лицензией Microsoft Office на несколько сразу компутеров (типа, учителя постоянно получали от своего начальства письма с аттачментами в MS–Word, а денег на еще одну копию этого дела не было, школы в Америке такие же нищие, как и в России). Майкрософт грозит подать на школу в суд, и требует, чтобы местное роно совместно с BSA произвело аудит, с целью установить, нет ли в школах округа (числом 264) еще незаконных копий. Находит 400 копий (из них 200 это MS–DOS, продукт, который уже лет 15 не менялся и 7 лет как не поддерживается). Грозит школе штафом в 400 помножить на $150,000. В результате соглашается на штраф в $300,000, плюс 3 миллиона за выкуп школой всего нелицензированного софта (безбожно устарелого и вообще установленного, возможно, каким–нибудь хулиганом по ошибке), плюс полтора миллиона на поддержку антипиратских мер; и изображает из себя доброго дядю и чуть ли не благотворителя, подарившего школе 60 миллионов благотворительных долларов от широты души.
Последние несколько лет, BSA проводит повсеместно специальные добровольно–принудительные проверки, на предмет обнаружения пиратского софта; для чего рассылает во все не очень крупные компутерные компании (а также разным случайным людям: студентам, домохозяйкам и линуксовым сисадминам) угрожающие письма с требованием немедленно допустить аудиторов BSA, которые удостоверят их компании лицензионную чистоту. Если граждане не отвечают, им присылают еще более угрожающее письмо, требуя немедленного ответа, а иначе фирму внесут в Страшный Черный Список потенциальных пиратов.
Ситуация поистине кафкианская.
От аудитов никто не застрахован – кроме компаний–участников BSA. Стоят они страшно дорого (под полмиллиона долларов, даже для маленькой компании); и оплачивает их, разумеется, никак не BSA. В теории, от аудита можно и отказаться; но на всякую хитрую жопу найдется х. с винтом. Любой, кто когда–либо заключал лицензионное соглашение с Microsoft (а это значит – любой, кто устанавливал у себя их софт; кнопочку «Accept» помните?) расписался (путем нажимания этой самой кнопочки) в том числе и что будет допускать к себе эти самые аудиты. Если он их таки не допустит, что ж, одно это уже есть нарушение лицензионного соглашения, а граждане нарушающие лицензионное соглашение уже по одному этому обстоятельству виновны в компутерном пиратстве; так что сколько веревочке не виться, а все пиздец.
На будущее следует учесть, что легальные продукты Microsoft гораздо опаснее нелегальных.
По закону, каждая программа, установленная на диске, должна иметь бумажную документацию, удостоверяющую факт покупки; плюс, товарные чеки и счета от кредитной компании, если программа была куплена в кредит. А поскольку за годы работы на каждом компутере скапливаются сотни неизвестно кем поставленных програм, аудит самой маленькой компании занимает несколько недель и требует сотен человекочасов напряженной работы; оплачиваемой, разумеется, самой фирмой (т.е. фирма платит и своим работникам, участвующим в аудите, и аудиторам тоже).
Службы наблюдения за копирайтом, подобные BSA, могут доставить любой компании и любому человеку массу неприятностей. Абсолютно чистых бизнесов не бывает; даже если начальство фирмы строжайшим образом следит за соблюдением лицензионной чистоты, никто не может помешать особо злому или просто сумасшедшему работнику установить на каком–нибудь компьютере в незаметном месте левую программу и стукнуть в BSA, по услужливо предоставленным анонимным линиям связи. Несколько лет назад в Москве BSA совместно с милицией был пороизведен рейд в помещениях одного мелкого провайдера; и несмотря на то, что провайдером использовался исключительно легально купленное обеспечение Sun – Solaris, граждане, проводившие обыск, таки нашли где–то в углу забытый неизвестно кем антикварный 486–й компутер с MS–DOS, лицензии на который за давностию лет ни у кого не было. Помещение было опечатано, а все компутеры вывезены для дальнейшей проверки. Подробностей не называю, поскольку ситуация достаточно типичная и подобные истории происходят ежегодно.
Анти–пиратские рейды превратились в идеальную полицейскую меру, стократ превосходящую и анти–наркотические и налоговые. Возможно, есть где–то граждане, которые платят налоги и не употребляют; но на любом, наверное, компутере стоит хотя бы одна позабытая, поставленная детьми либо друзьями нелицензионная программа; либо лицензия была, но потерялась; либо и лицензия есть, а товарный чек давно уже выкинули. Не говоря уже о том, что поставить на два компутера программу по одной и той же лицензии – ровно такое же преступление, как и поставить на одном компутере эту же самую программу, приобретенную незаконно.
Интернет и копирайт
Поначалу (года этак до 1995–го) Интернет был некоммерческим. На ФТП, Гофер и впоследствии WWW–сайтах лежали те файлы, которые люди выложили для своего удовольствия. Экономика Интернета была, в чистейшем виде, экономикой потлача, обмена дарами; ко мнению многих антропологов, именно таково было экономическое устройство первобытного общества. Пользуясь Интернетом, каждый, по возможности, выкладывал у себя что–то хорошее; облагодетельствовавшие Интернет граждане пользовались почетом и уважением, связанным с качеством и количеством контента, который они поставили. Контент это информационный продукт.
Подобным образом устроены любые сетевые–сообщества, от Юзнета и FIDO до доисторических BBS. Коммерческие экономические структуры в Интернете нежизнеспособны; практика демонстрирует это от года к году. Интернет–структура окупается только в виде пирамидной схемы. До недавнего времени, самым распространенным примером подобной схемы была продажа акций. Очередной бессмысленный дот–ком объявлял о сотнях тысяч или миллионах посетителей, выпускал под этих посетителей акции, и ждал, когда акции поднимутся; поскольку у других дот–комов акции тоже поднимались, народ раскупал доткомовские акции подчистую; от этого акции росли, что давало очевидный доход дот–кому. Еще во времена BBS 1980–х повсюду, как зараза, распространялось известное письмо «MAKE MONEY FAST», в котором предлагалось отослать доллар автору письма, и затем размножить это письмо в количестве сотен экземпляров по всем вообще BBS и сайтам; от чего размножившему тоже придет счастье. Такие схемы на Интернете действительно процветают (и это объясняет поток спама, переполняющий ваши, читатель, почтовые ящики); но они, как и дот–ком экономика, коммерцией в традиционном значении этого слова не являются.
Человек прагматический (а все американцы и все капиталисты – люди сугубо прагматические) при взгляде на любую вещь имеет две мысли: (а) каким образом эта штука может быть полезна и (б) а не навредит ли эта штука моему бизнесу. Когда в 1995 году, под вопли об информационном хайвее, на Интернет ринулись стада коммерческих дельцов–«бизнесменов», они не занимались исследованиями культуры или экономики сетевого сообщества. Подобно вандалам, захватившим античную постройку, «бизнесмены» (а) выдумывали способы, как бы им приспособить Интернет под свои модели хозяйствования и (б) преследовали традиционные для Интернета формы экономической и культурной жизни, если видели в них опасность для своих интересов. Поскольку подобные люди–«бизнесмены» видят опасность для своего стиля жизни во всем непонятном и незнакомом, а ознакомиться с Интернетом они труда себе не дали, Интернет представлялся им в виде сугубо загадочном и угрожающем – в виде бандитского логова с сокровищами или трущобы, заваленной золотыми слитками. Модель, для американского национального характера достаточно привычная; сначала вся Америка, а затем ее менее исследованные области представлялись американцам именно в таком виде – как нечто, нуждающееся в немедленном выеме сокровищ с последующей дезинфекцией, асфальтированием и превращением в шоппинг–молл.
Дот–комеры поступили, сравнительно с этой публикой, очень даже умно – они подстроились под уже существующую модель, в виде мэйк–мани–фаста, и сделали на ней колоссальные деньги; но это пришло сильно потом. У дот–комеров было руководство и идеология, именно журнал «Wired» и Global Business Network; а у традиционного бизнеса не было никакой четкой картины насчет того, зачем нужен Интернет, и нет до сих пор.
Голливуд, издательства и музыкальные корпорации не понимали, каким образом и зачем создаются некоммерческие сайты; они видели это как непонятный, но безусловно враждебый процесс, который невозможно контролировать. Ужас контент–корпораций перед тем, что скоро все их продукты окажутся в Интернете и они немедленно разорятся, был в большой степени неоправданным – даже и в конце 1990–х, когда пиратство в Интернете, благодаря Напстеру, расцвепо пышным цветом, заметного падения доходов у корпораций не произошло.
Но ужас этот был совершенно реален; и контент–корпорации стали лоббировать драконовские и противоречивые законы о копирайте, которые в одночасье превратили большую часть интернетчиков в уголовников. На лоббирование конгрессменов и международных структур ушли сотни миллионов – возможно, больше, чем потеряли они на крахе дот–кома и на пиратстве.
Плодом этого лоббирования стал драконовский закон о копирайте – Digital Millennium Copyright Act.
Интернет–сайты убыточны, а большие Интернет–сайты просто–таки разорительны, в пропорции к их величине. Именно поэтому любой достаточно популярный Интернет–проект погибает, достигнув определенной популярности; его либо закрывают (как закрыли Дежа Ньюс), либо продают и перестают поддерживать (так произошло с каталогом Yahoo, который практически не обновлялся уже года три), либо он загибается сам из–за постоянных перепродаж из рук в руки и перебоев в работе (так было с Альтавистой).
Другими словами, успех Интернет–проекта пагубен ему в гораздо большей степени, чем неуспех.
Еще разительнее этот эффект в мире порно; не очень гадко сделанный и оригинальный порносайт немедленно гибнет, захлебываясь под грузом траффика; поэтому основное в искусстве содержателя порносайта – отвадить посетителей.
Я не шучу. Даже и те, кто не ходят на порносайт, много раз наверное читали о чудовищно уродливом и неудобном дизайне большинства порносайтов; это не преувеличение – даже и в сравнении с дизайном большинства коммерческих сайтов (который ужасен), порносайты отличаются дополнительной, избыточной уродливостью и вопиющим безвкусием.
Это не случайно. Мастера порнографического дела тщательно изучают свою аудиторию, с целью отсеять любого посетителя с мало–мальски заметными проблесками интеллекта – такой никогда не будет платить за платный доступ (благо ничего не стоит надыбать кучу паролей и убедиться, что на данном платном порносайте ничего хорошего нет – на платных сайтах вообще хорошего меньше, так это дело устроено). Последний писк порнографической моды довел эту тенденцию до логического предела. Запускается специальный скрипт, под названием circle jerk. 200–300 порнографов создают странички под этот скрипт, которые странички выглядят как нормальные сайты, но каждый линк ведет не на картинку (или чего на нем написано), а на какой–то другой из сайтов, на которых запущен этот скрипт. Желающий порнографии вместо этого бесконечно ходит по бессмысленным разноцветным страницам, каждая из которых завлекает его посмотреть красоток или секс с лошадьми, но вместа секса с лошадьми показывает следующий сайт, призывающий к тому же самому. После 5–6 круга у несчастного наступает гарантированное размягчение мозгов и он идет платить деньги спонсору.
Бесплатные и не очень уродливые порносайты для подобной системы как нож острый; авторы таких сайтов рассматриваются как ублюдки и чуть ли не развратители населения. Порнографы время от времени собираются и принимают очередные стандарты, гарантирующие уродливость и бессмысленность сайта (увеличение числа кнопок и слепых линков, уменьшение числа страниц на сайте и числа картинок на каждой; увеличение площади, отданной под призывы посетить спонсора); с тем, чтобы всех нарушающих эти стандарты вебмастеров отлучать от баннеропоказов, спонсоров и прочих жизненных благ.
Подобная судьба ждет Интернет в целом, если народу будет чуть больше, а траффик не подешевеет: тогда популярность любого мало–мальски дельного сайта будет расти так, как сейчас растет популярность порносайтов; и придется затачивать под идиота не только порносайты, но и все вообще что бывает.
Спасением от этого видятся технологии peer–to–peer (с идеологической точки зрения, между прочим, идеально отвечающие ситуационистской доктрине). Скажем, вместо создания центрального сайта с фотографиями голой Мадонны, который на следующий день сдохнет, каждый выкладывает у себя одну–две фотографии голой Мадонны; и запускает программу обмена файлов, позволяющую каждому желающему скачать эту голую Мадонну с тысяч или десятков тысяч серверов. В такой системе все желающие видеть голую Мадонну находятся в равном положении, и (в соответствии с теорией Марселя Мосса о потлаче), любителей поделиться фотографиями голой Мадонны будет предостаточно.
Принципиальное свойство peer–to–peer – абсолютное равноправие; здесь нет сервера и миллионов роящихся вокруг него посетителей – каждый пользователь себе и сервер и посетитель. Подобным образом можно делать, например, форум (именно так был устроен Юзнет) и любой вообще проект. Роутинг (вычисление скорейшего расстояния для обмена пакетов данных между серверами) в Интернете осуществляется на базе peer–to–peer – именно таким образом Интернет был написан. Возможно, всем вообще Интернет–технологиям суждено умереть, кроме peer–to–peer.
Программ, осуществляющих peer–to–peer, написано очень много; самая известная называлась Напстер и позволяла обмениваться MP3–файлами любого содержания. В момент расцвета Напстера, среди работников музыкального бизнеса (равно как и идиотов из около–компьютерного мира) бытовало убеждение, что peer–to–peer убьет корпорации; как бы не так – даже когда Напстер был в зените славы, продажи компактов не переставали расти и давать корпорациям фантастические прибыли.
Напстер запретили с диким скандалом, судом, адвокатами и иском в полмиллиарда долларов. В настоящий момент контент–корпорации пытаются раздавить и другие peer–to–peer системы, из которых самая известная называется Gnutella; существуют версии Гнутеллы для обмена фильмов, порнографией, пиратскими программами и кучей других вещей. Напстер имел центральный сервер, через который осуществлялся контроль за peer–to–peer, и был в общем коммерческой программой – его хозяин надеялся делать на Интернете деньги. Корпорации раздавили Напстер, доказав, что он помогает осуществлять обмен нелицензионным материалом – а способствовать такому обмену, по Digital Millennium Copyright Act (DMCA), есть действие нелегальное. Гнутелла (как явствует из ее названия) написана под лицензией GNU (Free Software Foundation), т.е. заведомо некоммерческая и децентрализованная; чтобы задавить ее, нужно начать преследования тех сотен тысяч людей, которые ей пользуются, запретить программу, либо запретить компьютеры. Поскольку первое очевидно абсурдно, корпорации следуют оставшимся двум рецептам.
По DMCA, можно запретить публикацию Гнутеллы и любых линков на нее; подобные меры прошли обкатку в суде (DeCSS), и их в скорейшем времени применят и в отношении других peer–to–peer.
Второй вариант, который существует в виде активно продвигаемого законопроекта, запретит использование компьютеров для целей, которые в принципе могли бы служить нарушению копирайта. А осуществляться этот запрет будет на аппаратном уровне, то есть в каждый компьютер будут встроены специальные предохранительные устройства; выпуск компьютеров без этих устройств будет уголовным преступлением. По сути это будет запретом на персональные компьютеры; по крайней мере Линукс в такой ситуации окажется нелегален.
А португалоязычная версия Гнутеллы, бытующая в Бразилии, называется «Comuna», и демонстрирует на себе портрет Ленина. Ее автор утверждает, что так и надо:
Технология ведет нас к сценарию, где капиталистический метод производства будет побежден и с течением времени заменен другим. В наших руках ростки будущих ролей, не признающие рыночных отношений.
Digital Millennium Copyright Act
За десятилетие 1990–2000, значение копирайта на территории Америки возросло стократно. Из достаточно абстрактного законодательства, регулирующего конфликты автора и издателя, копирайт превратился в набор строжайших уложений, регулирующих все аспекты творчества и бытия. Первый шаг к тому был сделан в 1984–м году, когда оказалось, что копирование статьи на ксероксе, для своего же собственного употребления – это нарушение копирайта. Свое полное и абсолютное воплощение эти тенденции нашли в DMCA – Digital Millennium Copyright Act.
До 1985–го, человек, купивший в магазине книжку или пластинку, мог сделать с ней ровным счетом что угодно, она была его и больше никого. Судебные решения против fair use лишили потребителя некоторой части этих возможностей: делать ксерокопию статьи, например. Впрочем, нарушение это было гражданское, а не уголовное, на практике это значило, что рисковал в худшем случае только наниматель нарушителя; и рисковал разве что штрафом и возмещением убытков. Путь, начатый процессом Geophysical Union vs. Texaco, был завершен DMCA – отныне покупатель программного продукта и любых вообще медиа может делать со своей покупкой ТОЛЬКО ТО, ЧТО ПРЕДПИСАНО ЛИЦЕНЗИОННЫМ СОГЛАШЕНИЕМ. Любое другое употребление (от дизассемблирования, расшифровки секретных паролей и до прослушивания задом наперед с целью обнаружения секретных сообщений и призывов поклониться сатане) – технически нелегально и карается уголовным сроком, до 10 лет тюрьмы.
DMCA был результатом многолетних усилий двух лоббистских корпораций – RIAA и MPAA (Record Industry Association of America и Motion Picture Association of America). Количество денег, потраченное этими корпорациями на лоббирование (подкуп законодателей т.е.) оценивается в сотни миллионов долларов. Вредоносность и бессмысленность этого закона были достаточно очевидны; RIAA и MPAA продавили Digital Millennium Copyright Act через конгресс при посредстве контролируемых корпорациями мондиалистских структур WTO и WIPO (World Trade Organization и World Intellectual Property Organization), которые потребовали принятия аналогичного закона от всех стран – членов WTO.
DMCA стал законом 28 октября 1998 года, в результате достаточно странной (хотя и обычной в Конгрессе) процедуры, которая называется «passing by acclamation». Был зачитан одобренный соответствующим комитетом законопроект, спикер спросил парламентеров, все ли за; затем все закричали; некоторые кричали «за», другие «против»; поскольку «за» кричали громче, закон прошел как принятый единогласно. Таковы американские нравы.
Помимо дальнейшей эрозии fair use, DMCA содержит несколько совершенно новых требований. Отныне запрещается разбирать текст купленной программы (то, что на техническом языке называется дизассемблировать: пытаться понять принципы, по которым она написана). Запрещается делать в программе любые изменения; и запрещается передавать информацию, позволяющую дизассемблировать программу либо делать в ней какие–то изменения. То же относится к любому другому тексту (фильму, музыкальной композиции), защищенному копирайтом. Все эти нарушения караются тюрьмой до 10 лет. Ставить линк на программу взлома либо дизассемблирования тоже нелегально и карается точно так же. Перевод файлов из формата, защищенного паролем, в любой другой (из запароленного .ZIP в GZIP, к примеру) тоже оказался нелегален. Выпущенная фирмой Адоб электронная версия «Алисы в стране чудес» содержит запрет копировать любые куски текста, распечатывать его, давать его почитать кому–либо, и даже зачитывать купленную книгу вслух; нарушение этого запрета являет собой уголовное преступление.
Пока тот или иной закон не прошел тестирования в суде, его вполне можно отменить как противоречащий конституции; такая судьба DMCA уже, видимо, не грозит. А вышло это так.
Формат DVD позволяет записывать на компакт–диске информацию в три раза плотнее, чем обыкновенный CD Audio протокол. Это делает возможным записывать и просматривать видео–фильмы с болванок, по виду не отличающихся от компакт–дисков. Чтобы не вышло как с компакт–дисками (которые используются кем угодно, в том числе и для нарушения копирайта) формат, в котором записываются DVD–фильмы, защищен специальной шифровательной программой, которая называется CSS (Content Scrambling System), которая является торговым секретом (это вроде патента, но в отличие от патента, торговый секрет не публикуется). Чтобы написать DVD–плэйер, требуется лицензия хозяев «торгового секрета»; из–за этого никаких DVD–плэйеров (по крайней мере, легальных) под Линуксом и прочими операционными системами (кроме Windows и Макинтошей) нет.
Особого смысла в этой шифровке нет; точнее, этот смысл состоит в том, что (вместе с DMCA) CSS позволяет ограничивать распространение нелицензионного софта и железа для чтения DVD. Дело в том, что все DVD помечены зональным кодом, соответствующим одной из семи зон, в которой эти DVD произведены (например, Россия принадлежит к одной зоне с Африкой и Средней Азией). В легально (т.е. не в Китае) произведенных DVD–плэйерах стоит защита, позволяющая данному плэйеру играть только те диски, которые произведены в его родной зоне. Нужно это для того, чтобы официально выпущенный на диске в одной зоне фильм можно было бы не выпускать в другой зоне, а показывать в кинотеатрах (в которые, после выхода фильма на DVD, никто особенно не ходит). Предполагается, что алгоритм CSS служит для регулировки выпуска плэйеров, с целью защиты дисков от чтения в посторонних зонах. От копирования DVD эта система, что забавно, не защищает. Зато, до появления расшифровщика, из этих самых дисков DVD было невозможно получить эти же самые фильмы в открытом формате; или посмотреть их из–под Линукса.
Алгоритм CSS очень слаб и легко взламывается. Осенью 1999 года норвежский подросток Йон Йохансен, которому тогда было 15, выпустил программу под названием DeCSS; эта программа смотрела зашифрованный DVD и выдавала записанный на нем фильм в открытом формате MP2. Разумеется, программа была некоммерческая и с открытым исходником; DeCSS задумывался как средство, которое позволит смотреть DVD под Линуксом.
Приоритет в написании первого дескрамблера (расшифровщика) принадлежит хакеру по имени «Dod (Drink or Die) Speedripper», обнаружившему расшифровательный алгоритм в сентябре 1999, путем дизассемблирования программы Xing.
В настоящий момент написанны сотни различных версий DeCSS; ученый Carnegie Mellon University Дэйв Турецкий составил небольшую галерею разных версий DeCSS; в том числе красивая акустическая баллада на текст DeCSS, переведенный с языка C на английский специальной программой. Баллада сия, по причине ее противозаконности, была запрещена сервером mp3.com.
Дескрамблер занимает всего несколько строчек – например вот (на Перле)
#!/usr/bin/perl
# 472–byte qrpff, Keith Winstein and Marc Horowitz
# MPEG 2 PS VOB file –> descrambled output on stdout.
# usage: perl –I :::: qrpff
# where k1..k5 are the title key bytes in least to most–significant order
s''$/=\2048;while(<>){G=29;R=142;if((@a=unqT="C*»,_)[20]&48){D=89;_=unqb24,qT,@
b=map{ord qB8,unqb8,qT,_^$a[—D]}@INC;s/...$/1$&/;Q=unqV,qb25,_;H=73;O=$b[4]<<9
|256|$b[3];Q=Q>>8^(P=(E=255)&(Q>>12^Q>>4^Q/8^Q))<<17,O=O>>8^(E&(F=(S=O>>14&7^O)
^S*8^S<<6))<<9,_=(map{U=_%16orE^=R^=110&(S=(unqT,"\xb\ntd\xbz\x14d")[_/16%8]);E
^=(72,@z=(64,72,G^=12*(U–2?0:S&17)),H^=_%64?12:0,@z)[_%8]}(16..271))[_]^((D>>=8
)+=P+(~F&E))for@a[128..$#a]}print+qT,@a}';s/[D–HO–U_]/\$$&/g;s/q/pack+/g;eval
Все эти вещи страшно нелегальны; не только публикация кода (см. выше) нелегальна, но даже и публикация линка к нему нелегальна и карается, в теории, сроком до 10 лет.
Если я поеду в США, меня могут прямо там за это дело арестовать; могут арестовать и того безумца, который это дело опубликует. В принципе сие длинное исследование мною готовится по заказу редактора отдела «Нет Культуры» так называемого «Русского Журнала»; но что–то мне говорит, что «Русскому Журналу», несмотря на всю его предполагаемую русскость и журнальность, оно не подойдет. В противном случае, господ Лейбова и Павловского, буде они окажутся в Америке, ожидает по моей милости та же судьба, что президента Союза России и Белоруссии Павла Бородина. Вот какую свинью я хочу им подложить!
Именно по такой статье в Америке арестовали русского программиста Дмитрия Склярова. Работая в конторе Элкомсофт, Скляров участвовал в написании взломщика паролей для неприличного изделия Adobe E–book (самым популярным адобским ебуком, между прочим, была та самая «Алиса в стране чудес», которую запрещалось зачитывать вслух) Поскольку этот (нелегальный по DMCA) софт продавался на территории Америки, Склярова, как только он приехал в Америку, посадили и пытались судить, несмотря на безумные вопли мировых и американских правозащитников. Недавно, правда, отпустили, поскольку решили вместо него судить контору Элкомсофт.
Kонтора же эта торгует в основном программным обеспечением для спаммеров (они продают одну из самых злобных спаммерских программ, Advanced Direct Remailer, вместе с целым спектром разнообразных программ для выкачивания адресов с WWW–сайтов, сканирования удаленных серверов и тому подобной мерзости). Помимо этого, Элкомсофт прославился следующими удивительными вещами:
• Тем, что закрывал, с адвокатами и ментами, FTP–сайты, где крякеры выкладывали регистрационные пароли к их спаммерским программам; ни одна другая программистская контора в России до подобной низости, кажется, не опускалась. Иначе говоря, Элкомсофт вел себя по отношению к хакерским сайтам ровно так же, как ФБР повело себя по отношению к нему; с той лишь разницей, что у ФБР работа такая, а начальство Элкомсофта стучало на хакеров исключительно из жадности и прирожденной подлости.
• Тем, что на сайте Элкомсофта стоял географический IP–определитель; и всех любопытных с IP–номером из России Элкомсофт отфутболивал, кажется, на рамблер.ру. Президент Элкомсофта А.Каталов объяснял это тем, что русские все равно ничего не покупают, а только воруют.
На мэйлинг–листах, форумах и сайтах в защиту Склярова все эти вещи тактично замалчиваются, хотя многим и известны; либеральная цензура в действии. Обвинители могли бы, в принципе говоря, всю (стоившую миллионы) пиарную кампанию в защиту Склярова разметать по щепочкам, обвинив его в спаммерстве и в борьбе с крякерами – в кругах, где принято защищать жертв DMCA, таких людей активно не любят; но не стали, поскольку борцы за копирайт не видят ни в том, ни в другом ничего предосудительного.
Официальное заявление Элкомсофта по поводу ареста Склярова звучит именно так: «не разглядели социально близкого, чего ж вы братцы по своим–то бьете»...
...Принимая во внимание наше долгосрочное сотрудничество с компетентными органами, приверженность электронному праву и всем известное противодействие компьютерному пиратству, судебное обвинение в якобы нарушении DMCA звучит иронией...
Звучит иронией. Действительно свои, и чего не поделили, непонятно.
Вот сколько бывает у людей трудностей, когда они друг друга не понимают.
В январе 2000 года на дом, где жил Йон Йохансен, был совершен рейд – 20 человек полицейских в полном вооружении конфисковали все компьютеры в доме и арестовали подростка. Против него (по представлению норвежского отделения Motion Pictures Association of America) было возбуждено уголовное дело. Суд состоится этим летом (2002), и если его признают виновным, несчастному грозит два года тюрьмы.
В Америке, распространение и помещение линков на DeCSS преследовалось начиная с ноября 1999; но по–серьезному судопроизводство началось только в декабре. В качестве первой и показательной жертвы был избран редактор журнала «2600: The Hacker Quarterly» по имени Эммануэль Гольдштейн (в «1984» так звали Троцкого), он же Эрик Корли, опубликовавший (в числе десятков тысяч других граждански озабоченных) этот самый код у себя в журнале и на сайте. В качестве обвинительной стороны выступала MPAA (Motion Pictures Association of America). Суд и последовавшие за ним аппеляции длились два года, но к концу 2001 стало понятно, что MPAA выиграло дело вчистую.
По решению суда, Гольдштейн должен убрать со своего сайта текст программы и все линки DeCSS.
Война за сайентологию
Дело вокруг DeCSS – далеко не первый случай, когда аргументами копирайта решаются чисто цензурные вопросы. Одной из первых к этому прибегла в начале 1990–х «Церковь Сайентологии», такая, как принятно считать, мошенническая организация, прикрывающаяся с целью отъема денег сомнительным пост–теософским мистицизмом в духе Кастанеды и Даниила Андреева; типа, тоталитарная секта; организованная редкостно бездарным научным фантастом Л. Роном Хаббардом.
Изумительная деталь из жизни нашей «демократической элиты». Бессменный со времен чуть ли не хрущевских декан журфака Ясен Засурский (лауреат ордена Трудового Красного Знамени, ордена Знак Почета (дважды) и медалей, профессор, доктор филологических наук, Председатель Комиссии по лицензированию радио– и телечастот) в 1991–м году присвоил Хаббарду посмертно докторскую степень Московского Университета, по литературе. Сам Засурский стал доктором сайентологии, и издал указ следующего удивительного содержания:
...Поскольку Л. Рон Хаббард является одним из наиболее известных и читаемых авторов всех времен, а тираж его книг превышает 100 млн. экз. в 19 странах на 31 языке мира и,Собственноручно (подпись) Я. Н. Засурский, декан факультета журналистики МГУ.
Поскольку Л. Рон Хаббард является одним из наиболее известных в мире гуманистов и философов и написал бесценные работы, которые освобождают человека от уз рабства и помогают ему обрести счастье и лучшую жизнь и,
Поскольку эти работы в настоящее время издаются в Российской Федерации для всех ее граждан,
Поэтому я, Ясен Николаевич Засурский, декан факультета журналистики МГУ, заведующий кафедрой зарубежной печати и литературы., настоящим заверяю следующее:
1. Что 13 марта 1992 г. будет днем Л. Рон Хаббарда на факультете журналистики;
2. Что зал МГУ будет выделен и предназначен для работ Л. Рон Хаббарда, где студенты Российской Федерации смогут свободно изучать выдающиеся работы. Л. Рон Хаббарда;
3. Что этот зал будет доступен для наблюдателей с целью обучения выдающимся трудам Л. Рон Хаббарда;
4. Что этот зал будет назван «Зал Л. Рона Хаббарда МГУ».
С самого начала 1990–х, сайентологи видели в Интернете отличное место для пропаганды и охмурения; вышли указания, для прихожан церкви, посещать Юзнет и вести церковную пропаганду. Выглядело это достаточно жалко, неуклюже и смехотворно. «Церковь Сайентологии» и ненавистники ее из числа бывших сайентологов совместно превратили сайентологию в нечто комическое и одновременно омерзительное.
Как происходит со многими тоталитарными сектами, иногда случается, что прихожане покидают лоно церкви и объявляют церковную деятельность мошенничеством и вымогательством. Обыкновенно эти люди оказываются в других сектах, ничуть не менее тоталитарных, чем первоначальные. Забавно, что общества по борьбе против тоталитарных сект по характеру и структуре сами устроены как тоталитарная секта.
Люди, которые противостоят сайентологии, называются «подавляющими личностями» (suppressive person). Сайентологией на этот случай давно уже разработана специальная методика, основанная на физических угрозах, ограблениях, доносах и деморализации диссидента через постоянное судебное сутяжничество.
Церковь Сайентологии занялась тем же самым в отношении разных деятелей Юзнета; жалобами по месту работы, попытками закрыть аккаунт, сутяжничеством. Поскольку к тому моменту fair use был в значительной мере вытеснен, сайентология объявляла любой критический текст в свой собственный адрес нарушением копирайта, и тягала диссидента в суд, пока тот не офигеет и не исчезнет куда–нибудь с глаз долой. Судебные процессы основывались не на разногласиях, но на использовании тех или иных трэйдмарок (а Сайентология зарегистрировала в качестве трэйдмарки вообще все; слова «Source» и «Purification» например) либо «торговых секретах» (trade secrets это достаточно невнятная глава интеллектуальной собственности, пользующаяся защитой от незаконного разглашения). Суды эти, разумеется, гроша выеденного не стоили, но любой процесс требует адвокатов, т.е. денег; Сайентологии было их не жалко, а ее оппонентам, кроме совсем упертых – жалко.
Впрочем, определенный полицейский успех сайентологи таки имели; по обвинению в нарушении копирайта, они сделали (вместе с шерифами и сайтнрологами из ФБР) несколько обысков в домах известных сетевиков оппонентов сайентологии; и конфисковали все компутеры, в качестве следственных материалов. Самое забавное то, что нарушитель копирайта нарушил его путем воспроизводства судебного решения по обвинению сайентологии в каких–то очередных безобразиях, грабежах и вымогательствах. Судебное решение находилось в свободном доступе от суда. Сайентологи утверждали, что хоть оно и доступно каждому, но тем не менее его публикация является нарушением копирайта; и на этом основании конфисковали аппаратуру, с помощью ментов.
Эта практика восстановила против Сайентологии огромное количество сетевиков, которым вообще–то что одна тоталитарная секта, что другая – все едино; тем более что сайентологические догмы стилистически не отличаются от бульварной фантастики а ля Стар Трек – явления в сетевых массах культового и почитаемого. К середине 1990–х, Церковь Сайентологии записала в suppressive persons весь Юзнет, и попыталась закрыть alt.religion.scientology, регулярно подделывая системные сообщения о закрытии группы (однако у нее копирайт на это слово, да)? Трэйдмарк тоже.
Это не вышло, и тогда Церковь Сайентологии раздала всем своим прихожанам фильтр, который вырезал из страниц и е–мэйла все слова, относящиеся к сайентологии и ее критикам, а также буквосочетание SP (сокращение от Suppressive Person). Одновременно с этим, прихожанам были выдана программа для сочинения своего собственного сайта; и каждый сочинил себе по сайту из пяти страниц следующего содержания: Поддержим религиозную терпимость – Обо мне – Мои успехи в Сайентологии – Любимая цитата из Л. Рона Хаббарда – Группы, которые я поддерживаю – Любимые линки. Все страницы сгенерированы автоматически, и от этого достаточно однообразны, а все линки указывают на сайентологию.
Аналогичная практика была применена к Юзнету. Сайентологи под завязку забили alt.religion.scientology бесконечными однообразными сообщениями из цитат из трудов Хаббарда и прочих пропагандистских материалов о любви, свободе, терпимости и сайентологии; Сайентологи умело маскировались против килл–файлов (системы фильтрации, настраиваемой каждым пользователем на свой лад), и сделали alt.religion.scientology совершенно нечитабельной.
На всякую хитрую жопу найдется х. с винтом – противники сайентологии довольно быстро придумали, что делать. Отныне все статьи анти–сайентологического содержания имели в заголовке слово Xenu; это имя какого–то верховного клингона в сайентологической мифологии, и произносить (даже читать) это слово рядовым сайентологам – никак нельзя; они могут от этого даже умереть.
Килл–файлы были настроены таким образом, что статьи без слова Xenu немедленно отфильтровывались, и статус–кво было отчасти восстановлено. Впрочем, на слово Xenu у сайентологов был трэйдмарк, так что упоминание его в статье, технически говоря, нелегально; за сим последовала новая волна судебных исков, жалоб на работу и тому подобного выкручивания рук честной публики.
Не говоря уже о том, что (за потоком спамных сообщений от сайентологов) ни один новичок не мог разобраться в чем дело. Настройка килл–файлов вообще занятие достаточно нетривиальное и требует технической грамотности, знакомства с языком регулярных выражений и прочих компьютерных премудростей.
В 1996 году, шведский сетевик Зенон Паноуссис придумал невероятно остроумный способ борьбы с сайентологической цензурой. Когда он выложил какие–то анти–сайентологические материалы у себя на странице, Церковь Сайентологии (как обычно) нажаловалась его провайдеру на нарушение копирайта, защиту торговых марок и потребовала немедленного закрытия сайта, что и воспоследовало. Паноуссис распечатал все документы и отнес получившийся пакет в шведский парламент, вместе с обращением о свободе слова. По шведским законам, эти документы поступили в публичный доступ и (за символическую плату) парламентские службы высылали их копию всем желающим. Сайентологи долго пытались эти документы из парламента изъять законным путем, но не смогли и в конце концов украли.
«Интернет видит цензуру как повреждение, и устраивает роутинг вокруг нее», сказал заслуженный хакер (и большой любитель SMTP–хостов с открытым релэем) Джон Гилмор. Интернет–поклонника Сайентологии, напротив, состоит из одной только цензуры.
Или Сеть поймет, что копирайт это и есть цензура – или Сеть превратится в одну сплошную сайентологию.
Глобализм и копирайт
Покемоны, EUCD и Гаагская Конвенция
Вне Америки, ситуация с копирайтами, пожалуй, еще хуже. Казалось бы, DMCA служит только экспортеру интеллектуальной собственности, а стране, которая ее по преимуществу импортируeт, гораздо выгоднее более либеральные версии копирайтного уложения (или просто никаких копирайтов – полный fair use по образцу Free Software Foundation). В Америке, напомню, в XIX веке копирайты на иностранные работы не действовали вообще – Конгресс решил, что выплачивать деньги иностранцам Америке не выгодно, и все.
Так–то оно конечно так, но копирайты необходимы и национальным корпорациям, отвечающим за перепродажу интеллектуальной собственности в стране, занимающейся ее этой интеллектуальной собственности импортом (в России например). Если вопрос о копирайте не урегулирован, установить монополию не удастся и оптовые цены на продукт упадут до цен на болванки и пустые кассеты (плюс, возможно, 50–100 процентов). Оптовая цена на пиратский компакт–диск в России сейчас в районе доллара; если печатать компакты большим тиражом, они обходится центов в 40 штучка, плюс 20 центов упаковка и еще 5–10 центов обложка; другими словами, в России производитель пиратской продукции имеет с нее 20–30% дохода. Из рынка с таким уровнем цен гораздо труднее извлечь существенную прибыль, чем в ситуации, когда монопольный правообладатель продает тот же самый компакт легально оптом по 3–4 доллара, даже если половину прибыли ему приходится отдавать Биллу Гэйтсу. В России, например, далеко не все лоббирование анти–пиратских мер ведется на деньги, выплаченные американцами; достаточно много национальных корпораций занимаются тем же самым в собственных интересах.
Введение ограничений на fair use, особенно на использование художниками тех или иных культурных реалий, ведет к полной культурной монополии и доминации «богатого Запада» над бедным Югом. В человеческой культуре, голос стран третьего мира и так достаточно незаметен; бедным хватает чем заниматься и помимо культуры. Третий мир лишен голоса, он пользуется культурным продуктом Запада, ничего – или почти ничего – не производя. В результате реформы копирайта по образцу DMCA, эта ситуация будет закреплена на легальном уровне. Художественная практика в странах третьего мира окажется вне закона.
Реалии, из которых составлено бытие любого человека (на Западе или нет) – реалии глобальные: «Макдональдс», «Кока–Кола», Бритни Спирс, покемоны. На любом перекрестке в самой дикой стране висит реклама «Мальборо», за углом стоит «Макдональдс», по соседству продают телевизоры, из телевизоров вещает Бритни Спирс, рядом детишки играют с покемонами – культурные и географические различия нивелированы почти целиком. Если художественная практика не будет отражать реальности (которая составлена из «Мальборо» и «Кока–Колы»), это будет не художественная практика, а дерьмо собачье. Копирайт и торговые марки защищают культурные реалии от цитирования, если не платить отступных. В странах третьего мира нет своей собственной контент–индустрии, так что платить отступные некому; а денег эти отступные будут стоить столько, что даже если и было можно кому–то заплатить, никогда все равно столько денег не наберешь. Культура становится в прямую связь от финансового ресурса, выраженного в долларах. И поскольку чем дальше, тем большая часть ресурсов и долларов уходит на поддержание этой самой контент–индустрии, страны третьего мира беднеют и беднеют, а страны и без того богатые богатеют и богатеют, и с каждым лишним долларом присваивают себе прерогативу говорить от лица всего человечества и всей человеческой культуры – поставив культуру других стран и других рас вне закона.
Вот например, наши дорогие детишки интересуются покемонами; покемоны давно стали частью подростковой реальности. Ситуация достаточно типичная; со времен рыцарских романов и сказочных историй об Александре Македонском, национальная культура трансформировала и ассимилировала иностранные влияния, превращая их в часть своего собственного багажа; становясь сильнее. Культура, которая не в состоянии дать адекватный ответ на подобный вызов – должна умереть и умрет. Ответом на увлечение покемонами может быть лишь ассимиляция покемонов в национальный культурный контекст; или наша культура умрет, или мы покемонов ассимилируем, вслед за героической поэзией, романами, теософией и марксизмом.
России нужна русификация покемонов (всего вообще, но в частности покемонов). Наша культура может быть спасена, если самоотверженный и гениальный писатель и не менее гениальный художник–покемоновед покусится на нехитрые бабки, которые такой проект должен принести; и нарисует наших национальных покемонов, снабдив их соответствующими подписями.
Корпорация, которая разведение покемонов в России контролирует, обладая соответствующими копирайтами и трэйдмарками ничем таким озаботиться не в состоянии и не будет; корпорации и гений вещи, как известно, несовместные. Сохранение русской культуры однако совершенно не в ее интересах – если русские будут частью одной и той же однородной интернациональной массы, им гораздо легче будет скармливать очередных покемонов, телепузиков или Бритни Спирс. Зато можно предугадать реакцию этой корпорации, буде кто–то самоотверженный и гениальный займется национальными покемонами. Весьма легко предугадать: этому самоотверженному и гениальному некту настанет пиздец.
История сия далеко не умозрительная. Примерно год назад популярный сетевой писатель А.Н. Житинский решил порадовать свою дочку Настю и заодно заработать немного бабок; для каковой цели скачал с сети картинки с покемонами и (не будучи в состоянии прочесть что на них написано) сочинил интересные подписи; не менее культовый автор и художник Дмитрий Горчев этих покемонов красочно (и гораздо лучше, чем в оригинале) нарисовал, заодно уже изобретя несколько собственных.
Первая книжка «Энциклопедии Покемонов» была таки–напечатана, с умопомрачительной красоты полноцветными иллюстрациями. Враги России пригрозили Житинскому судом, и книга была немедленно изъята из печати, на чем заинтересованные лица потеряли десятки тысяч условных единиц – гораздо больше, чем собирались заработать.
Причем и Житинский и Горчев – не какие–то случайные хрены с горы; книжка их, только лишь быв написана этими без преувеличения классиками в своем жанре, обещала стать вехой развития русской литературы, культуры, социальной и духовной жизни. Житинский – молодежный писатель со стажем лет в 30; его удивительным романом «Потерянный дом, или разговор с милордом» зачитывались в конце 1980–х все сколько–нибудь осмысленные подростки старшего школьного возраста. Лично я уверен, что не изучив этого романа внимательно и несколько раз, невозможнo понять ничего вообще. Это как не читать «Муми–Тролля», Стругацких и «Серебряный Герб» Чуковского.
Дмитрий Горчев, будучи лет 30–ти, не имеет присущих автору советской формации писательских причиндалов, и вообще живет в основном в Интернете; но по результатом всевозможных опросов является сетевой публикой наилюбимейшим. Что и неудивительно – писательский дневник Горчева чтение столь же беспредельно фантастическое, сколь занимательное; наполовину «Дьяволиада, повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя», наполовину дневники то ли Розанова, то ли второстепенного персонажа «Москвы–Петушков». Иллюстраторское мастерство Горчева (непревзойденное, на мой взгляд) говорит само за себя – посмотрите вот «Энциклопедию Покемонов».
Не первый наверное случай, когда книга, грозившая стать прижизненной классикой, была зарублена цензурой; но случай тем более вопиющий, что книга – русская, а цензура – совершенно нерусская. Оккупационное правительство, говорите? Не иначе как.
А случилась эта национальная, с позволения сказать, трагедия осенью 2001 года.
Вот таким образом иностранные державы осуществляют в России культурный империализм.
Даже в странах, где мультимиллионной индустрии перепродажи контента нет, действуют иностранные лоббистские организации (BSA и его аналоги), тратящие сотни тысяч условных единиц на подкуп («лоббирование») законодателей; поскольку в этих странах на такие деньги можно купить весь парламент с кабинетом министров впридачу, драконовские анти–пиратские законы принимаются и здесь (конечно, если взятки по дороге из Америки к парламентерам не разворует кто–то третий). Так, в Белоруссии приняли пакет документов, аналогичный DMCA; я сильно сомневаюсь, что кто–то из голосовавших за данный пакет вообще смотрел, за что он голосует. Конечно, эти законы исполнять никто не собирается; но глупо надеяться, что бедные страны вроде Белоруссии станут убежищем хакера, пирата и информационного террориста. Законная база к пресечению медиа–активизма есть и там, а что эти законы никто не применяет – а вы видели медиа–активизм на Береге Слоновой Кости? Я не видел.
Лоббирование мер, аналогичных DMCA, по сути ничем не отличается от подкупа бандитов, милиции и законодателей с целью вывоза за бесценок природных ресурсов и захвата внутренних рынков. В XIX веке европейские державы вели в Китае войны за беспошлинную продажу опиума китайцам, который у англичан выращивался в Индии и был в избытке. Оказалось, что подкуп трех ветвей власти (бандитов, ментов и законодателей) гораздо эффективнее, чем военная интервенция, и приводит к тому же результату быстрее и проще. Это и называется оккупационное правительство.
Между прочим, экономическая оккупация не является прерогативой стран третьего мира – тот же самый механизм работает повсеместно. Когда американцы называют Вашингтон «сионистским оккупационным правительством» (ZOG), израильтяне обвиняют американцев, арабов и нефтяных бонз в оккупации и саботаже Эрец Израэль, а саудовские арабы занимаются террором против американских оккупантов, устроивших в Аравии военные базы, и те и другие и третьи говорят об одном и том же. В настоящий момент оккупированной территорией является – весь мир.
Европейская Директива По Копирайту (EUCD) и Гаагская Конвенция
Во многих европейских странах принят аналог DMCA, или даже более жесткие версии его. Но это еще не предел – под давлением WIPO (World Intellectual Property Organization) 14 февраля 2001 года была одобрена директива EUCD (European Copyright Directive). В странах–участницах ЕС этот закон будет задействован к середине 2003 года. EUCD, который аналогичен DMCA, будет действовать по всему Европейскому Сообществу; но написан он (в отличие от сляпанного на коленке и противоречивого, рассчитанного на прецедентную легальную систему DMCA) гораздо более рационально; римское право все–таки. Впервые в легальной практике вводится понятие «rights–management information (RMI)»; отныне хозяин копирайта может полностью контролировать, каким образом используется лицензионный продукт. Принятие подобного (беспрецедентного в юридической практике) закона значит конец концепции fair use не только на практике, но и в теории.
Разумеется, если какой–то продукт может быть использован, чтобы нарушать условия «rights–management information», этот продукт также оказывается нелегальным (такая статья есть и в DMCA и в любом из законов, продавливаемых WIPO начиная с середины 1990–х). Сообщение информации о подобных средствах нелегально тоже. В принципе, это дает юридическую базу к запрещению практически любого устройства: от Линукса до программ, зачитывающих файлы для слепых и до обыкновенных очков.
Где–то с год назад нашли способ делать музыкальные компакт–диски, которые не считываются компьютерными CD–ROM драйвами. Разумеется, такие компакт–диски делаются в обход опубликованного стандарта, и не читаются также и на многих сиди–плэйерах. Нужно это для того, чтобы люди не могли эти компакты копировать или выкладывать в Интернет. BMG выпустипа в этом формате последний альбом Натальи Имбруглии, но народ был до такой степени недоволен, что его довольно быстро отозвали и заменили нормальными. Впрочем, корпорации которые поменьше используют эту технологию для разных малотиражных продуктов и ничего.
В соответствии с EUCD, написание программ, позволяющих на компьютере читать такие сломанные компакт–диски, окажется нелегальным; также запретят всевозможные peer–to–peer программы, от Гнутеллы и до Напстера.
Еще более мрачной инициативой является Hague Convention, Гаагская Конвенция по частному интернациональному закону. В настоящий момент, Гаагская Конвенция – это система достаточно безобидных и даже полезных соглашений, позволяющих согласовать незначительные юридические вопросы на территории разных стран; скажем, использовать в России свидетельство о рождении ребенка в Англии или Америке. Но готовится новый закон, который позволит согласовать не только свидетельства о рождении, но также законодательства об оскорблении и об интеллектуальной собственности. На практике, это будет значить, что любой закон об интеллектуальной собственности либо оскорблениях, принятый одним из государств, будет иметь силу на территории других государств. А поскольку юрисдикция суда одной страны будет распространяться на все остальные, из всех законов будет действовать наиболее людоедский.
А нужно это прежде всего Франции и Германии, для борьбы с сайтами неонацистов.
К Гаагской Конвенции принадлежит 51 держава; европейские государства, США, Россия, Китай, и всякие экзотические страны, типа Северной Кореи, Эстонии, Морокко, Турции и Уругвая.
Копирайт против компьютера
Контент–корпорации – а это те, кто заказывает музыку в антипиратском рэкете – никогда не любили компутеров. И корпорациям и хакерам и даже Биллу Гэйтсу компутеры виделись как сила, способная сделать человека из толпы самостоятельным; позволить ему говорить о себе с себе подобными, а не сидеть тупо у ящика, наблюдая, как какие–то шишки из Голливуда и корпораций масс–медиа бессмысленно обсуждают то, что интересно им, а не ему.
Компутеры как сила, которая сделает масс–медиа, Голливуд, музыкальный корпоративный бизнес таким же анахронизмом, как типография с наборщиками и линотипом во времена desktop publishing. И хакерам и даже отчасти Биллу Гэйтсу эта перспектива казалась отрадной; а Голливуду она была – как нож острый.
Если люди будут общаться в чате, кто тогда станет смотреть мыльные оперы? Когда сотни безумцев и красивых девочек со страстью к эксгибиционизму поставят у себя дома круглосуточные веб–камеры на радость публике – куда денется шоу «Большой Брат», оно же «За стеклом»? Иррациональный страх контент–корпораций перед Интернетом не связан с пиратством; он связан с тем, что Интернет вытеснит их из их ниши – ниши исключительно посреднической.
Корпорации не нужен компьютер, корпорация боится компьютера. Корпорация готова вкладывать миллионы в неокупающиеся игровые приставки и домашние кинотеатры – которые еще крепче привяжут клиента к контенту. Интернет сделает этот самый контент и сами корпорации совершенно ненужным. Если все музыканты заведут себе по сайту и будут с этих сайтов продавать свою музыку (да хоть и бесплатно раздавать) – артисты ничуть не обнищают, а корпорации станут не нужны.
Кампания против Напстера, DeCSS, Гнутеллы – это не кампания против Напстера, DeCSS и прочего – ну не могут ровным счетом никак навредить корпорации Напстер, DeCSS и Гнутелла; все эти вещи, скорее всего, корпорации просто–таки полезны. Скажем, если бы под Линуксом не работали бы DVD–проигрыватели – стали бы их покупать линуксоиды? Конечно, не стали бы. Насчет полезности Напстера для всех присутствующих (даже и корпораций) достаточно подробно излагает Кортни Лав, вдова Курта Кобэйна. И правда полезен – а корпорации не полезны никому, кроме самих себя.
Корпорации воюют с Интернетом по той же самой причине, по которой хакеры в него влюблены. Интернет освобождает тебя, меня, каждого. От кого? От контент–корпораций, рекламщиков, масс–медиа – тех, кто является «князем мира сего»: автором и держателем копирайта на язык, реальность и современный мир.
Бум доткома был на самом деле хитрым заговором, призванным, путем вбивания сотен миллионов долларов в наидебильнейшие проекты, превратить Интернет в контролируемый, аддиктивный и абсолютно бессодержательный медиум для оглупления публики – нечестивую помесь ток–шоу, мыльных опер и магазина на диване. Этот заговор не удался, и Интернет (а заодно уж и персональные компьютеры) решено ликвидировать; в полном соответствии с кошмарной антиутопией Ричарда Столлмана.
Начало этому положено DMCA. Производители компутерного железа зачастую не сообщают его спецификации никому, кроме монополистов из Майкрософт и их партнеров. В сообществе GNU и Линукса производителей подобных устройств принято (в меру сил и возможностей) бойкотировать, но в принципе эта проблема решается способом хотя и трудоемким, но в принципе достаточно элементарным – программист дизассемблирует код проприетарного драйвера под Windows, узнает, как он работает, и пишет свою программу, которая делает то же самое. DMCA и EUCD объявили дизассемблирование преступлением. Этот запрет, бессмысленный и ни на чем ни основанный, лежит в том же русле, что «война с наркотиками» и безумное европейское цензурное законодательство против свастик и исторического ревизионизма. Другими словами, этот запрет лежит в магистральном русле западной политической культуры; но производителям свободных программ от этого не легче – их деятельность в одночасье стала противозаконной.
Борьба с копированием грозит превратиться в продолжение «войны с наркотиками», столь же абсурдное и безнадежное. Единственное решение этой проблемы – модифицировать компьютеры таким образом, чтобы нарушение копирайтов (дизассемблированое, вскрытие паролей, обмен peer–to–peer) стало физически невозможно; сделав из компьютера игровую приставку под Майкрософт Оффис с Виндовсом. И к этому все идет.
Та же самая масс–медийная кампания, которая отождествляет компьютерное пиратство и международный терроризм, отождествляет Линукс с вирусом, раком, пиратством и коммунизмом. После того, как тождество Линукса и рака официально установлено, интересы линуксоидов учитываются не больше, чем интересы компутерных пиратов, террористов и разносчиков заболевания рака.
Первый шаг в сторону установления аппаратной защиты копирайта был сделан в декабре 2000 года; эта инициатива называлась CPRM – Content Protection for Removable Media. Крупные железячные компании – Интел, IBM, Мацушита и Тошиба – разработали механизм, который (при условии его повсеместного распространения) запретит считывание защищенной копирайтом информации с хард–диска и других носителей. Технология эта была изобретена по следам (и по аналогии) с CSS – аппаратной защитой содержания DVD–дисков, разработанной теми же компаниями.
Предполагалось, что все содержание диска будет отныне защищено непробиваемым криптографическим алгоритмом, а доступ к этому алгоритму будет только у лицензированных программ. Дизассемблирование лицензированных программ легко предотвратить, поселив их на том же самом зашифрованном диске. В результате, содержимое диска будет недоступно его владельцу, или доступно только при выполнении определенных условий (скажем, можно потребовать оплаты каждого обращения к диску – эта схема, отчасти реализованная в новейших продуктах Microsoft, называется pay–per–view). О Линуксе и вообще программах с открытым исходным кодом говорить здесь не приходится – наличие таких программ сделает всю систему абсолютно бессмысленной.
Разумеется, никто в здравом уме ставить у себя такую штуку не будет. Идея состояла в том, что будут приняты законы, которые запретят (или по крайней мере серьезно затруднят) производство носителей, которые не поддерживают CPRM; тем самым выведя нормальные хард–диски из обихода. Подобным образом в середине 1980–х были де–факто запрещены DAT–магнитофоны, как устройства, которые могут быть использованы в целях нарушения копирайта (на эти самые магнитофоны был положен налог в несколько сотен долларов, которые выплачивались в пользу крупнейших издательских корпораций).
Инициатива эта с треском провалилась. На трупе CPRM вырос гораздо более успешный проект – SSSCA, Security Systems Standards and Certification Act; сейчас считается, что CPRM был чем–то вроде прощупывания почвы, заведомо проигрышного гамбита с целью выяснить реакцию населения на подобные меры.
Реакция была выяснена и найдена приемлемой. В августе 2001 года, сенаторы Холлинз и Стевенс (оба щедро проплачиваемые Голливудом и контент–корпорациями) предложили проект нового закона, Security Systems Standards and Certification Act. Закон этот гласит: «Незаконно производить, импортировать, предлагать публике и любым образом распространять любое интерактивное числовое устройство, которое не использует встроенные сертифицированные DRM (Digital Rights Management) защитные технологии.»
DRM будет делать то же самое, что и CPRM: предотвращать несертифицированный доступ к диску, CD–R приводу, монитору и любой другой компьютерной периферии. CPRM (поддерживаемый последними версиями Windows) будет, видимо, лишь одной из всего спектра мер, обеспечиваемых DRM.
Незаконным (и физически, без взламывания защиты, невозможным) окажется не только выкладывание чего бы то ни было в Интернет, но и копирование любого защищенного копирайтом материала для своего употребления или для архивных целей. Здравствуй, Адоб Ебук, с Алисой в Стране Чудес, которую запрещено копировать и читать вслух. Исключение (хи–хи) составят записи радио– и телепередач, осуществленные с целью посмотреть их в более удобное время. Разумеется, SSSCA поставит вне закона Линукс, FreeBSD, и вообще любую систему с открытым кодом.
Чтение SSSCA в Сенате было назначено на 25 сентября 2001 года, но из–за событий 11 сентября его отложили. Эксперты предсказывали, что законопроект пройдет Сенат на «ура» и застрянет в Конгрессе. С другой стороны, SSSCA имеет за плечами мощную поддержку крупнейших лоббистов, среди них Диснея, которому покамест удавалось провести через законодателей все желательные для него законы. Спонсор закона сенатор Фриц Холлинз возглавляет комитет по коммерции, один из наиболее влиятельных сенатских комитетов; по негласной сенатской иерархии, он находится где–то на самом верху пирамиды.
Решающей здесь является позиция гигантов софтвера; в первую очередь, монополиста Майкрософт, так наглядно продемонстрировавшего абсолютный контроль над законодателями и президентской администрацией. В настоящий момент, Майкрософт не поддерживает предложение сенатора Холлинза. С другой стороны, весной этого (2002) года, Майкрософт реализовал (пока официально не утвержденный) Digital Rights Management и оформил патент на Secure PC – еще одну реализацию целиком закрытой компьютерной архитектуры. Не исключено, что недостаток энтузиазма в реакции Майкрософт на SSSCA – просто попытка оттянуть время, чтобы оказаться на этом рынке не с пустыми руками.
Доказательством любого тезиса является частое его повторение. Метафорическое отождествление пиратства и международного терроризма стало настолько общим местом, что и сам Майкрософт, наверное, верит, что основной источник финансирования Бен–Ладена – Интернет–порнографы и компутерные пираты. И на фоне продолжающейся истерики, принять SSSCA, объявив его законом по борьбе с компьютерным пиратством и Интернет–терроризмом будет проще простого. Все в руце Уилльяма Гейтса III–го, Князя мира сего, самого богатого человека на Земле.
Аппаратная «защита», вшитая в компьютер по SSSCA, выразится, видимо, в очередной версии системы Microsoft Windows, снабженной «защитой» и безальтернативно встроенной в компьютер на уровне каких–то железок. Как водится, она сделает компьютер гораздо медленнее и дороже. Немедленно найдутся умельцы, способные (путем вынимания половины частей и замены их на детали от пылесоса) превращать компьютер в знакомый нам всем PC–compatible; эта деятельность будет объявлена федеральным преступлением, по аналогии с переделкой полуавтоматического оружия в автоматическое. В Китае будут производиться старорежимные Пентиумы с Линуксом и всеми причиндалами; все остальные страны, под давлением WTO, примут законодательство, аналогичное американскому, хотя в половине стран третьего мира таки будут продаваться китайские импортные пентиумы, наряду с пиратскими дисками, детской порнографией и «Поваренной Книгой Анархиста».
Вопрос копирайта – это вопрос свободы и вопрос власти. Властны ли мы оперировать как нам хочется реальностью современного мира, транслируемой для нас по каналам электронных медиа? Или, может быть, реальность является частной собственностью, защищена торговой маркой, и мы не сможем называть вещи своими именами даже в частных разговорах? Имеет ли нищий учитель–энтузиаст право скопировать у своего соседа нужную ему для обучения детишек программу – или, скопировав программу, он немедленно окажется преступник? Если какой–то книги нет в продаже, потому что хозяин копирайта не озаботился ее переизданием – могу ли я выложить эту книгу себе на сайт?
Принятое в Америке и Европе законодательство о копирайте, в рамках доминантной в России этической системы, абсолютно аморально. Давид Торо сказал «В государстве, которое заключает в тюрьму невиновного, место честного человека – в тюрьме». Когда в стране приходит к власти силы, этика которых несовместима с принятой в обществе – общество, по мере своих возможностей, сопротивляется; именно это и называется «гражданское неповиновение».
У русских имеется испытанный десятилетиями способ борьбы с копирайтом, культурной оккупацией и тупым свинством разжиревших бюрократов. Как только то или иное произведение изымается из обращения на основе нарушения «копирайтов», вступает в действие самиздат – запрещенный текст копируется из рук в руки, пока он не станет доступен каждому, в ком жив патриотизм и свобода. Сторонники интеллектуальной собственности, копирайтов, гамбургера и кока–колы могут победить Россию, но для этого им нужно убивать по миллиону жителей не в год, а ежедневно.
А пока Россия жива, о копирайте, на территории, населенной русскими, говорить некому – и не с кем.
Копирайта у нас нет.