Ударами на львовском и рава-русском направлениях рассечена вражеская оборона. Крупная группировка противника оказалась между двух клиньев, юго-западнее города Броды. С целью ее окружения на рава-русском направлении была введена в прорыв конно-механизированная группа, в которую входили 1-й гвардейский кавалерийский и 25-й танковый корпуса. Конники и танкисты, выйдя к Каменке-Бугской, охватили бродовскую группировку врага с северо-запада.

На львовском направлении 3-я гвардейская и 4-я танковые армии, преодолевая сильное сопротивление гитлеровцев, продвинулись на запад и вышли на рубеж Жовтанцы — Ольшаница.

71-я механизированная бригада, ведя наступление, овладела Буском — важным опорным пунктом обороны противника. Во второй половине дня 18 июля ее передовой отряд в селе Деревляны соединился с конниками 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Так кольцо окружения вокруг бродовской группировки противника сомкнулось.

Во избежание напрасного кровопролития наше командование предложило окруженным войскам прекратить сопротивление, сдаться. В ночь на 19 июля нашими самолетами в районе окружения вражеской группировки было сброшено около ста тысяч листовок. «Солдаты и офицеры, вы полностью окружены войсками Красной Армии, — говорилось в листовке. — Прорваться вам не удастся. Со всех сторон вас ждут наготове советские войска с танками и могучей артиллерией. А сколько в небе советских самолетов — вы и сами видите. Все пути отступления для вас отрезаны. Сдавайтесь в плен. Этим вы сохраните свою жизнь…»

Гитлеровцы отказались сложить оружие. Они пытались вырваться из котла. Наши воины преградили путь врагу.

 

И. Н. Грановский, полковник в отставке

ЗА СТРОКОЙ БОЕВЫХ ДОНЕСЕНИЙ

В наступательных боях на львовском направлении летом сорок четвертого года геройски дрались воины 25-го танкового корпуса. В этот корпус входила 111-я танковая бригада, которой я командовал.

Спустя много лет перечитываю скупые строки боевых сводок соединения, и в памяти воскресают огненные летние дни, когда мы в жестоких схватках с врагом освобождали западноукраинские города и села. Строки архивных документов помогли мне вспомнить бои за Каменку-Бугскую.

В боевом донесении сказано:

«…Внезапно для противника передовые части бригад корпуса форсировали реку Западный Буг».

Это произошло 18 июля.

Главные силы корпуса форсировали Западный Буг севернее Каменки-Бугской и захватили плацдармы в районе Сельца частями 162-й и 175-й танковых бригад и восточнее Загуменок — 20-й мотострелковой бригады.

А южнее города, на западном берегу реки, севернее села Тадани оказался только батальон автоматчиков 111-й бригады. И ни одного нашего танка. Болотистая прибрежная местность, обрывистые берега да плотный огонь вражеских противотанковых орудий не дали возможности с ходу переправиться «тридцатьчетверкам».

Наши автоматчики оказались в тяжелом положении. Фашисты подбросили в этот район пехоту, танки и более десяти самоходных установок «артштурм», оснащенных 105-мм гаубицами.

Высланные вперед разведчики, передвигаясь по берегу Западного Буга, искали удобные места для переправы наших боевых машин. Наконец нашли брод у сел Спас — Тадани. Пришлось переправить танки десятью километрами южнее захваченного плацдарма.

Несколько дней шли дожди. Проселочные дороги раскисли. Мы понимали: нельзя медлить, нельзя терять инициативу. Не покидала и тревога за батальон автоматчиков — они ждали помощи.

По липкому месиву бойцы с огромным трудом преодолевали метр за метром. К тому же приходилось обезвреживать минные поля, вступать в короткие схватки с разрозненными группами врага. Налетали и фашистские стервятники.

Наконец вышли к участку, избранному для форсирования Западного Буга. Средств для переправы не было. С натугой ревели двигатели. После того как пошли вброд первые танки, твердость дна нарушилась и каждую последующую «тридцатьчетверку» приходилось вытаскивать на буксире.

Форсировав реку, танкисты на больших скоростях, не ввязываясь в бой, обошли опорный пункт Тадани и стремительной атакой пробились к батальону автоматчиков. Захваченный участок прибрежной полосы севернее села Тадани был удержан и расширен.

Фашистское командование стремилось во что бы то ни стало удержать Каменку-Бугскую — важный узел дорог, надеясь сохранить лазейку для войск, попавших в бродовский котел. Овладеть городом с ходу нам не удалось.

В боевом донесении сказано:

«Конно-механизированная группа 18. 7. 44 г. получила задачу от командующего войсками фронта частью сил блокировать Каменку-Бугскую.

Главными силами выйти в район Великих Мостов».

Конно-механизированные части вышли в назначенный район и прочно охватили бродовскую группировку противника с северо-запада. Поэтому не было смысла оставлять здесь крупные силы наших войск.

Согласно приказу командования в районе Каменки-Бугской оставались две бригады корпуса: 111-я танковая и бригада генерал-майора П. С. Ильина — 20-я мотострелковая. Последняя была усилена 1253-м самоходным артиллерийским полком под командованием подполковника В. Н. Седова. Южнее нас вела боевые действия 2-я гвардейская кавалерийская дивизия генерала X. Д. Мамсурова.

Задача блокировки города по существу уже решена. Наши части были на подступах к Каменке-Бугской: мотострелки П. С. Ильина — с севера, а танкисты — с юга. Лишь шесть километров разделяли стрелков и танкистов.

Переговорив со мной по рации, П. С. Ильин принял решение начать активные действия. Наступление назначил на утро следующего дня.

Вот строки из боевого донесения:

«…20. 7. 44 г. 20-я мотострелковая бригада и 111-я танковая бригада полностью освободили город Каменку-Бугскую».

Как это было?

С вечера 19 июля мы начали готовиться к решительному штурму. Командиры батальонов, рот мало знали о силах врага, а главное, о характере обороны, о расположении опорных пунктов. В разведку были посланы танки и самоходки. Одна группа — в сторону пригородного села Сапежанки, вторая — к южной окраине города.

Не выдержали нервы у фашистов. Вначале с железнодорожной станции Каменки-Бугской ударили самоходки, а затем из Сапежанки гитлеровцы начали обстреливать наши танки, чем выдали систему размещения огневых средств.

Приближался рассвет 20 июля. Я обошел экипажи первого танкового батальона. Они первыми должны атаковать опорный пункт в районе железнодорожной станции.

Короткая июльская ночь прошла в хлопотах. Только возвратился к своему танку, как по рации меня вызвал комбриг генерал Ильин.

— Что нового? Как дела с «прогулкой»? — спросил он, по-своему кодируя предстоящий бой.

— Погода чудесная, не откажусь! Пора проветриться, — ответил я.

— Ну что ж, до встречи.

Светало. По полю стелился туман. В назначенное время взревели моторы, раздался лязг гусениц, и «тридцатьчетверки» первого батальона вышли из лесочка.

В первых рядах шел танк отважного лейтенанта Яцымы. Шоссе из села Тадани на Каменку-Бугскую оказалось заминированным. Командир повел машину по лугу и, набирая скорость, вырвался вперед. Подойдя к железнодорожной станции, он доложил:

— Против меня десять самоходок. Вступаю в бой.

Я приказал батальону ускорить движение, догнать танк Яцымы. А в это время мужественный экипаж танка сражался один против десяти. Схватка была короткой и неравной. Пламя охватило две вражеские самоходки, но и наш танк подбили. Неподвижный, но не побежденный оставался он на поле боя.

— Пока есть снаряды, а в пулеметных дисках патроны — будем драться, — передал по радио лейтенант Яцыма.

Метко бил по врагам наводчик, а когда он был ранен, к пушке встал Яцыма. «Вот так вам гады!» — приговаривал он, посылая раскаленный металл в стан врага. Выпустил последний снаряд…

Подошло несколько машин из батальона капитана Дядюна. Один «фердинанд» подбил старший лейтенант Дозорцев. Ствол другой немецкой самоходки направился в сторону танка.

«Тридцатьчетверка» младшего лейтенанта Свенцицкого опередила врага. Один за другим последовало три выстрела. Самоходка взорвалась. Третий «фердинанд» с первого выстрела уничтожил лейтенант Дьяченко.

Наши десантники бросились вдогонку за убегавшими фашистами, поливая их автоматным огнем. Отважные танкисты ворвались на железнодорожную станцию.

Не уступали в храбрости и пехотинцы. Небольшая группа автоматчиков, возглавляемая старшиной Володиным, успешно отбила две контратаки, защитив наши танки от «фаустников».

На другом участке, чуть севернее Сапежанки, вел бой экипаж лейтенанта Пучкова. Его машина трижды поджигалась гитлеровцами. Но каждый раз, сбив пламя, «тридцатьчетверка» продолжала идти вперед, на западную окраину Каменки-Бугской. Танк Пучкова расчищал путь нашим автоматчикам.

Батальоны бригады, охватив Каменку-Бугскую с юго-запада, пробивались в город. Постепенно смолкали пулеметные очереди, все реже слышался треск автоматов. Изредка раздавались звонкие выстрелы танковых пушек.

Вскоре над центром города прочертили небо множество зеленых и красных ракет.

Это был сигнал, который извещал о встрече воинов 111-й танковой бригады с мотострелками бригады генерала Петра Сысоевича Ильина.

…У шоссе, на западной окраине города Каменки-Бугской, я встретился с генералом Ильиным. Мы обнялись…

— Ты знаешь, чему я особенно рад? — спросил он меня. И тут же ответил: — В сорок первом начал воевать в этих районах. Обещал, что Красная Армия вернется. И вот мы вернулись.

 

Мужество

Северо-восточнее села Деревляны, на восточном берегу Западного Буга, воины двух гвардейских полков — 8-го кавалерийского и 117-го артиллерийско-минометного— занимали оборону. Орудия 1-й батареи были рассредоточены по рубежу правофлангового сабельного эскадрона.

После беседы замполита об июльском наступлении наших войск в расчете завязался оживленный разговор:

— Попались в ловушку гитлеровцы, так уж поднимали бы вверх руки, а то еще вырваться хотят, — говорил наводчик ефрейтор Василий Чуркин.

Вскоре раздался дробный треск автоматов и длинные пулеметные очереди. Гитлеровцы небольшими группами стали выходить из ржаного поля.

Фашисты пошли в четвертую атаку на эскадрон, находившийся на правом фланге.

Заговорили наши пушки. Снаряд за снарядом посылал Василий Чуркин в гущу врагов, рвавшихся к Западному Бугу.

Наводчик заметил, как из кустарников выползли два бронетранспортера. Двумя снарядами Чуркин разнес в щепки немецкие машины.

Но неожиданно четыре номера орудийного расчета, в том числе командир, были убиты наповал подкравшимися фашистскими автоматчиками. Осколок разорвавшейся мины впился в плечо Василия. Превозмогая боль, Чуркин один продолжал вести огонь из орудия. Он помнил клятву, которую давал, принимая военную присягу, клятву, произнесенную им при вручении партийного билета.

Напрягая последние силы, Василий заряжал орудие и, припадая к прицелу, один за другим посылал снаряды по врагу. Но… кончились боеприпасы. Последний снаряд. Последний выстрел…

На подступах к позиции, откуда вел огонь мужественный наводчик, лежало около ста пятидесяти трупов гитлеровцев.

Василий Егорович Чуркин посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

Три года уроженец Ярославщины Василий Чуркин шел огненными дорогами войны. Велика была его ненависть к фашистским захватчикам. На боевом счету героя — 27 подбитых вражеских танков, 11 бронемашин, 26 автомашин с пехотой и грузами, свыше трехсот уничтоженных вражеских солдат и офицеров. Эти цифры — яркое свидетельство мужества, стойкости и отваги советского солдата.

 

И. С. Мельников, генерал-майор авиации запаса

В ВОЗДУХЕ — АСЫ

А. И. Покрышкин

Г. А. Речкалов

А. И. Труд

На прифронтовом полевом аэродроме, у стартового командного пункта встретились двое.

— Здравия желаю, товарищ комдив! — козырнул гвардии капитан. — Разрешите доложить. Полк готовится к боевым вылетам.

Покрышкин посмотрел на капитана и улыбнулся:

— Не инспектировать прибыл. Поздравить тебя со второй Золотой Звездой, Григорий Андреевич. Сколько уже прошло времени после опубликования Указа?

— Около недели.

— Немало…

— Телеграммой-то поздравили.

— То телеграммой. А я хочу вот так! — и Покрышкин крепко обнял гвардии капитана Речкалова. — Дерзай и дальше, дорогой. Люблю твою воздушную работу.

От КП вдоль опушки рощи лежало ровное поле, дней десять назад превращенное в аэродром. Но не видно на нем ни одного самолета. Зеленый шатер сосен, дубов, берез укрыл их от глаз противника. То здесь, то там слышен рокот. Это авиаспециалисты опробывают моторы.

— Докладывай, сколько машин в строю? Сколько на ремонте? Сколько сегодня можешь поднять в воздух?

— Товарищ гвардии полковник, вы же обещали не инспектировать… — в глазах Речкалова заиграли лукавые искорки.

— Чего только не наобещают гости, придя на именины, — рассмеялся Покрышкин. И добавил тем же веселым тоном: — А может, после прогуляемся по небу? Должен же я знать, сколько машин вы можете поднять.

— 16-й гвардейский в полной боевой готовности! — ответил командир полка. Он назвал количество исправных самолетов и находящихся на ремонте. — А что касается прогулки по небу — мы готовы. Полететь с вами будет огромным удовольствием.

Александр Иванович Покрышкин побывал на стоянках боевых машин. Беседовал с летчиками.

Здесь встретил много старых друзей, с которыми сражался в небе Кубани, над Днепром, на других участках фронта.

— Ну как, тезка, дела? — приветливо здоровался Александр Иванович с Героем Советского Союза гвардии капитаном Александром Клубовым.

— На земле скучаю, в небе веселюсь, — шуткой ответил летчик. Товарищи, слышавшие эти слова, понимали его. Он все время рвался в бой.

Месть фашистам за их кровавые злодеяния Клубов считал благороднейшим делом.

Среди обступивших комдива — умелые и мужественные летчики: Борис Глинкин, Виктор Жердев, Андрей Труд, Иван Вахненко. Молодые, задорные, бесстрашные. Каждый из них имеет на боевом счету немало воздушных побед и готов в любую минуту идти на подвиг.

…Аэродром, на котором базировался полк гвардии капитана Речкалова, находился близ села Михайловки. В небольшом радиусе вокруг него располагались другие полки 9-й гвардейской авиадивизии А. И. Покрышкина, действующей на северном фланге наступающих войск 1-го Украинского фронта.

Сразу же после перебазирования ближе к передовой у летчиков-истребителей началась боевая работа. Вели разведку. Изучали новый район боевых действий. И уже с первых дней покрышкинцы вступали в жестокие поединки с вражескими самолетами.

А с 13 июля накал воздушных боев достиг предела. С раннего утра и до позднего вечера на аэродромах дивизии садились и взлетали самолеты. Шли они на прикрытие наступавших наземных войск, на сопровождение бомбардировщиков, штурмовиков, на разведку, на свободную «охоту».

Погода не баловала. Часто небо затягивали тучи. Сложные метеоусловия были немалой помехой для действий авиации. Но, несмотря на облачность, за шесть дней — с 13 по 19 июля — летчики авиадивизии совершили 907 боевых вылетов. И в этих вылетах 204 самолета авиадивизии противостояли 320 самолетам противника. В результате покрышкинцы сбили 58 немецких самолетов, потеряв семь. И что может красноречивее этих двух цифр говорить о боевом мастерстве наших летчиков?

16 июля, когда замыкалось кольцо окружения вокруг бродовской группировки, покрышкинцы сбили 21 фашистский самолет. Десятки боев выдержали в течение этого дня летчики 9-й гвардейской. Но особенно памятным был один из них, проведенный группой летчиков-истребите-лей 16-го гвардейского авиаполка.

…Уже перед вечером из штаба авиадивизии передали: поднять группу истребителей на прикрытие боевых действий танкистов генерала Катукова и конно-механизированной группы генерала Баранова. А вслед за этим Речкалову позвонил Покрышкин и сказал:

— Я лечу с вами.

На земле была проведена необходимая подготовка к боевому вылету. Определены ведущие и ведомые пар, ведущие групп боевого расчета. Тщательно проверена авиационная техника. В назначенное время — взлет.

И вот двенадцать истребителей в воздухе. Это — три группы по боевому расчету: ударная, возглавляемая гвардии капитаном Речкаловым, группа прикрытия гвардии полковника Покрышкина, находившаяся выше ударной, и группа поддержки, ведущим которой был гвардии старший лейтенант Труд.

Патрулирование уже подходило к концу, скоро нужно было возвращаться на аэродром. Но вот в районе села Сушно, на высоте полторы тысячи метров, появилась армада вражеских самолетов: около 50 бомбардировщиков «Ю-87» и «Х-129» под прикрытием шести истребителей — «фокке-вульфов».

Наши летчики увидели, как «юнкерсы» совершили вынужденный маневр: перестроились в колонну по одному, затем в круг и стали сбрасывать бомбы, хотя на этом участке наземных войск не было.

Бомбардировщики потеряли из вида свои истребители прикрытия и, заметив краснозвездные «ястребки», решили побыстрее освободиться от бомбового груза, чтобы легче уйти восвояси. Да, «фокке-вульфы» оторвались от бомбардировщиков и упустили момент, когда наши истребители ринулись на «юнкерсов».

Покрышкин и Речкалов со своими ведомыми пошли в атаку. Четверка Покрышкина атаковала «Ю-87» сверху в лоб, с внутренней стороны их круга. Александр Иванович в этой атаке сбил один «Ю-87». В повторной атаке с близкой дистанции он сразил второй «юнкерс».

Две пары, возглавляемые Речкаловым, атаковали бомбардировщиков снизу сзади.

Пара «фокке-вульфов» намеревалась сорвать действия группы Речкалова. Но летчик Турченко меткими очередями подбил «фоккер», расстроив их планы. Получив свободу действий, две пары ударной группы Речкалова сделали четыре атаки. Ведущий, летчики Вахненко и Иванков сбили по одному «юнкерсу». В последней атаке блеснул мастерством Клубов. Стремительно атаковав юркого увертливого «фоккера», видно, пилотируемого опытным летчиком, он разворотил брюхо стервятнику длинной смертельной очередью.

Инициативно действовала группа поддержки. Гвардии старший лейтенант Труд со своими летчиками атаковал вражеские истребители, навязал им бой, не подпуская к двум группам наших «ястребков», упорно клевавших «юнкерсов». Смелый и напористый Андрей Труд с ведомым, летчиком Душаниным, носился словно метеор. Уж очень хитрые попались соперники в кабинах немецких истребителей. Но никакие увертки их не спасли.

Лейтенант сумел поймать в перекрестие прицела ведущего пары «фоккеров» и отправил его в беспорядочное пике.

В этом бою наши истребители уничтожили девять самолетов врага — семь бомбардировщиков «Ю-87», два истребителя «ФВ-190», один «фокке-вульф» был подбит.

Что же обеспечило такой успех? Умелое построение боевого порядка. Все группы действовали компактно — четверками, парами.

Оперативно управляли ведомыми ведущие звеньев. А главное — высокое мастерство, напористость в схватках, непреклонная воля к победе.

Наибольшее количество самолетов противника 16-й гвардейский истребительный авиаполк сбил за время боев по ликвидации бродовской группировки. Гитлеровцы, чтобы выручить попавшие в котел войска, поддержать их контратаки с целью прорвать кольцо окружения, бросали на этот участок большое количество самолетов. Наши истребители с рассвета до вечера вели ожесточенные бои.

Самоотверженно дрались воздушные рыцари полка Речкалова. Гвардии старший лейтенант Виктор Жердеев сбил за эти дни три вражеских самолета. Летчики Александр Клубов, Андрей Труд, Павел Еремин, Вячеслав Березкин сбили по два фашистских стервятника.

Дважды герой Советского Союза Григорий Андреевич Речкалов после окончания войны продолжительное время проходил службу в ВВС Прикарпатского военного округа. После увольнения из армии генерал-майор запаса Г. А. Речкалов живет в Москве. Написал Григорий Андреевич книгу воспоминаний о своих боевых делах, о небесных братьях, с которыми сражался в пылающем небе.

 

И. С. Мышалов, подполковник запаса

АГИТАТОР

В. Г. Мохначев

Гвардии майор в отставке Василий Георгиевич Мохначев с группой ветеранов ехали по местам былых сражений. Вглядывались в поля, населенные пункты.

— Здорово все изменилось, — говорил Мохначев своему соседу, бывшему заместителю начальника политотдела дивизии полковнику запаса Глушко. — А вот бои, которые здесь шли, будто перед глазами.

Тот немного помолчал, а потом задумчиво ответил:

— И не удивительно. Такое не забывается. Кто из нас, например, может забыть тебя, пламенного агитатора?

Мохначев улыбнулся:

— Спасибо за доброе слово.

…Километр за километром отмеривает спидометр автобуса. Не отрывает взгляд от окна Мохначев, вспоминая июльские дни 1944 года. На память приходят дорогие сердцу поэтические строки:

Именно так конники 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, совершив ночной марш, 16 июля утром прибыли в назначенный район.

Василия Георгиевича сразу же вызвали в политотдел. Здесь обсуждался вопрос, как лучше, доходчивей довести до каждого бойца приказ о наступлении.

— Нам предстоит, — говорил начальник политотдела, — войти в прорыв на участке в районе Стоянова. Тем самым мы обойдем противника с севера и соединимся с танкистами генерала Рыбалко. И, как говорится, затянем узелок на кольце окружения вражеской группировки. Важность этой задачи должен осознать каждый боец.

…В 7-м гвардейском кавалерийском полку не удивились появлению агитатора политотдела дивизии. За три года войны уже привыкли к тому, что в трудные минуты фронтовой жизни этот коренастый словоохотливый майор всегда среди солдат, офицеров.

Кавалерийскому полку предстояла трудная задача. Фашисты на участке его продвижения укрепились на выгодной высоте. Беспрерывный огонь стал грозным препятствием на пути гвардейцев.

Спешились кавалеристы, залегли.

«Смелого пуля боится! Смелого штык не берет!» — слышен был голос майора Мохначева среди бойцов. Он поднял гвардейцев в атаку; «За мной, товарищи! Кто первым ворвется в боевые порядки врага, тому слава на века!»

Лавина конников ринулась на штурм высоты. Нет, не даром говорится, что слово зовет, пример ведет. С криком «ура!» мчались кавалеристы вперед. Но вражеский огонь снова усилился, и казалось, что захлебнется этот стремительный порыв. Мохначев обратился к агитаторам подразделений.

— Агитаторы! Покажем, как бить врага по-гвардейски!

Самоотверженно сражался агитатор 1-го эскадрона рядовой Лютов.

В критический момент боя, когда атака могла задохнуться под ураганом огня врага, поднялся Лютов во весь рост, крикнул: «Ребята, делай, как я!» И на ходу застрочил из пулемета по противнику.

С криками «ура!» устремились воины на позиции врага. И высота была в руках гвардейцев 7-го кавалерийского полка.

Гитлеровцы стремились вырваться из окружения в районе юго-восточнее Каменки-Бугской. Там как раз и занимали рубеж части 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Разведка доложила, что противник располагает двумя пехотными дивизиями, сотнями орудий и минометов, десятками танков, самоходок.

Комдив принял решение закрепиться на занятом рубеже и подвижными отрядами громить врага на восточном берегу Западного Буга.

В походном строю 7-го гвардейского, в одном из эскадронов находился агитатор Мохначев.

Покачиваясь в седле, он рассказывал воинам о боевых делах конников в битве под Москвой, в сражениях на Волге, Днепре.

— В гражданскую войну про наших старших братьев песню сложили:

Будем же достойны их, чтобы и о нас слагали песни.

На рассвете 19 июля кавалеристы прибыли в урочище Майдан. Эскадрон не успел окопаться, как сразу появились гитлеровцы.

Спешившись, бойцы зарывались в землю.

Группу конников командир эскадрона выделил для отражения атаки врага.

— Я буду с ними, — заявил агитатор.

Гитлеровцы приближались. Но что это? Немцы кричат русское «ура». Очередной прием психического воздействия на наших солдат. Не выйдет, господа фрицы! Не теряя ни минуты, Мохначев ползет по-пластунски к бойцам и говорит:

— Друзья, не обращайте внимания на эти фашистские трюки. Это они от страха перед нами орут. Потерпите еще немного, а потом уж дадим им огонька!

И дали воины огонька! Да еще какого… Гитлеровцы, словно напуганные мыши, бросились врассыпную. Но повсюду их настигал меткий огонь.

Затих бой. Но ненадолго. Снова полезли фашисты на позиции эскадрона. Снова в грохоте, огне, пороховой гари сражаются кавалеристы. Докрасна накалились стволы пулеметов. Дело доходит до рукопашной схватки.

С автоматом в руках Мохначев в рядах атакующих. Сейчас его оружие — не только слово, призывающее бойцов уничтожать как можно больше врагов. Сейчас его оружие — автомат.

— За мной! Только вперед! — слышен громовой голос Мохначева.

Гвардии майору Мохначеву стало известно, что тяжело приходится 2-му и 3-му эскадронам 7-го полка. Десять раз контратаковали фашисты их позиции. Десять раз конники давали им отпор. Но есть ведь и предел напряжению сил и нервов. И агитатор уже здесь. Главное — не терять веры в победу, разумно использовать оружие, боеприпасы. Так, как гвардии рядовой Мойсюк. Когда у него не стало патронов, полетели в фашистов гранаты. Кончились гранаты — Мойсюк пошел в рукопашный бой. В итоге уничтожил 17 гитлеровских солдат и офицеров.

И уверенность в победе вселялась в сердца бойцов. Последние попытки гитлеровцев прорваться из окружения потерпели провал.

Василий Георгиевич, поев на ходу солдатских щей у походной кухни, отправился в подразделения. Он рассказывал воинам, кто отличился, какая обстановка сложилась после сегодняшнего боя, который длился от рассвета до заката. То, о чем говорил агитатор, никого не оставляло равнодушным. Бойцы радовались, что операция по окружению фашистов в бродовском котле завершена. Немалую роль сыграла в этом и их 2-я гвардейская кавалерийская дивизия. Особый интерес вызывали у слушателей цифры, определявшие вклад гвардейцев 7-го кавалерийского полка в общую победу. Они были внушительные, и бойцы просили агитатора их повторить, хотели покрепче запомнить.

Василий Георгиевич делал это с особым удовольствием. На память, не заглядывая в записи, он говорил:

— Личный состав 7-го гвардейского полка уничтожил сегодня более 1000 гитлеровцев. В плен захвачено 234 солдата и офицера. Среди убитых врагов — один генерал, два полковника.

— А трофеи большие? — задавали Мохначеву вопрос.

— Есть и трофеи, — продолжал он, — 50 орудий, свыше 50 минометов, 500 автомашин, 1100 повозок… Одним словом, отлично сегодня сражались гвардейцы.

Слушая Мохначева, воины хорошо понимали, что каждый из них причастен к этим успехам. И бойцы знали, что и он, агитатор политотдела дивизии, гвардии майор Мохначев, тоже внес свой вклад в эту победу.

* * *

Перелески, поля… Сколько воспоминаний вызвали они у бывшего воина. Долгим взглядом провожает он дорожные указатели, названия населенных пунктов. «Деревляны» — мелькнула наконец надпись большими буквами, и автобус остановился.

Ветераны направились к Западному Бугу. Среди первых — Мохначев. На груди Василия Георгиевича два ордена Красного Знамени, один из которых он заслужил за героизм, проявленный при ликвидации бродовской группировки фашистских войск.

 

Свинцом «максима»

Эскадроны 7-го гвардейского кавалерийского полка форсировали Западный Буг, захватив плацдарм южнее Каменки-Бугской в районе высоты с отметкой 219,0.

Обрывистые крутые берега реки, заболоченная местность, сильная вражеская оборона доставили немало хлопот кавалеристам.

Уже пятый час конники 3-го сабельного эскадрона сидели в окопах, занимая рубеж на подступах к Бугу. Приказ командира полка всем ясен: прикрыть форсирование реки главными силами части.

В центре боевого порядка взвода лейтенанта Боброва у «максима» лежал старший сержант Чирик.

— Пора бы перебраться к своим, на тот берег, — сказал ему второй номер.

— Успеем. А вдруг гитлеровцы попрут! Затем и оставили, — ответил командир.

В эскадроне Андрей Чирик прослыл исполнительным, находчивым воином, а недавно он, комсорг, награжден Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ.

Над землей висели плотные серые облака. Моросил дождь.

Послышался треск автоматов. Справа начали рваться мины. Сержант осмотрелся: занятая позиция неудобна, необходимо сменить ее, передвинуться на правый фланг.

Командир вдвоем с напарником короткими перебежками выдвинулись на пригорок у опушки рощи. Плечистый Чирик тащил пулемет словно игрушку.

Гвардеец залег у пулемета. Немецкие автоматчики шли во весь рост.

— Подпустим ближе… Пусть выйдут из кустарника, — сказал сержант.

Прошло еще несколько минут. «Пора», — подумал Чирик и послал длинную очередь по врагу. Гитлеровцы заметались в панике, прижались к земле.

Вдруг острая боль пронзила тело. «Ранен!» — мелькнуло в голове. Пересилив слабость, Андрей строчил без передышки.

Облачное небо прошили красные нити двух ракет. Эскадрон поднялся в контратаку.

Перед пулеметом старшего сержанта валялось около пятидесяти трупов вражеских солдат и офицеров.

— Хорошо воюете, Андрей Михайлович! — похвалил его командир эскадрона.

— Служу Советскому Союзу! — ответил Чирик.

— Да вы ранены!! Санинструктора!

— Ничего… Мы еще повоюем, — ответил отважный пулеметчик.

 

М. И. Стасовский, майор

ГОРЯЧАЯ ДРУЖБА

А. А. Фаткулин

М.И. Хохлачев

Прифронтовой аэродром. Ровная, укатанная взлетно-посадочная полоса, укрытия для техники, боеприпасов, землянки для летчиков, техников, мотористов. Издали доносятся громовые раскаты орудий. Но здесь, на зеленом поле, раскинувшемся около леска, тихо. Низкая облачность приковала авиаторов к земле.

Под деревом около своего штурмовика сидит летчик Михаил Хохлачев. Он то и дело поглядывает на хмурое небо. Обычно веселый и жизнерадостный, Хохлачев сейчас — туча-тучей. Где-то рядом кипит жестокий бой. Вот и ударить бы с воздуха по фашистам, помочь нашим пехотинцам, а скверная погода не позволяет летчикам подняться в небо.

Рядом с Хохлачевым на замшелом пне восседает командир и близкий его друг Анвар Фаткулин. Он пытается расшевелить товарища, поддержать свойственные Михаилу бодрость и веселье, с которыми всегда легче в минуты вынужденного ожидания боевой работы.

Подошел командир эскадрильи. Этот опытный воздушный боец тоже знает, как тягостно действует на летчиков плохая погода. Каждый из них невольно чувствует вину перед бойцами наземных войск, которые в это время сражаются с озверевшим врагом.

— Нечего скучать, пошли в землянку — займемся делом! — сказал он.

Летчики, воздушные стрелки собрались в просторной землянке. Комэска объявил:

— Начнем занятия! Тема: изучение района полетов и переднего края противника.

Оживленный говорок, как внезапный порыв ветра, прошелестел в землянке и утих. Летчики потянулись к планшетам, доставая полетные карты. А командир уже хлопотал над импровизированным макетом, изображающим обстановку переднего края…

Погода стала улучшаться. И сразу ожил аэродром. Краснозвездные «илы» поднялись в воздух. Курс — поле боя наземных войск.

Паре Фаткулин — Хохлачев приказано разведать расположение частей противника в глубине обороны. Линию фронта они проскочили на бреющем полете. Под крылом самолета виднелись огненные сполохи и клубы дыма, горящие фашистские танки. Здесь уже поработали наши штурмовики.

Делая всевозможные виражи и змейки, старший лейтенант Фаткулин внимательно осматривал все подозрительные места. Вот показалась небольшая роща, где обозначились силуэты вражеских танков. Снизившись, летчик увидел скопление бронированных машин. Он быстро сделал пометку на карте. Слева, полевой дорогой, двигалась вражеская механизированная колонна. Фаткулин бросил самолет в стремительное пике и ринулся в атаку. Хохлачев словно тень последовал за ведущим. Реактивные снаряды огненными кометами понеслись к земле. Взрывы, пламя, дым. Еще заход. Часто-часто стучат пушки, поливая свинцом разбегающихся фашистов.

Только вышли из атаки — предостерегающий голос Хохлачева: «Мессеры»! Фаткулин повернул голову и невольно пригнулся. Тупокрылый немецкий истребитель зашел сзади. «Сейчас полоснет», — подумал Фаткулин. Стрелок бил по фашисту короткими очередями, но тот неотвратимо приближался, предвкушая победу. Хохлачев бросил свою машину вверх, прикрыл ведущего. Очередь «мессера» пришлась по самолету Хохлачева. Стрелок Ненашкин, нажимающий гашетку, сумел все же найти прицельный ракурс. Фашист клюнул носом и, окутавшись густым дымом, пошел к земле. Через несколько секунд темным султаном взрыва обозначилось место падения вражеского самолета. Его напарник моментально вышел из боя. Гитлеровцы не любили воевать в меньшинстве.

Развернулись к линии фронта. Собрав волю в кулак, Хохлачев тянул к своим на теряющем высоту и скорость самолете. Фаткулин прикрывал раненую машину от внезапной атаки сзади. Уже над линией фронта мотор подбитого самолета окончательно сдал. Несколько раз чихнув, он остановился. Выбрав площадку поровнее, Хохлачев с убранным шасси посадил самолет в расположении наших войск. Сделав несколько кругов над местом вынужденной посадки и убедившись, что членам экипажа ничто не угрожает, старший лейтенант Фаткулин полетел на аэродром.

Когда он зарулил на стоянку, его окружили летчики, техники, воздушные стрелки. У всех на устах был один вопрос: где Миша Хохлачев, что с ним? Всем полюбился этот неунывающий лейтенант, скромный среди товарищей и дерзкий в бою с фашистами.

— Живой, сделал вынужденную в расположении наших войск, — успокоил друзей лейтенант Фаткулин и добавил: — Миша — настоящий друг. Спас меня от верной гибели. Теперь я перед ним в долгу…

И летчик рассказал боевым товарищам о воздушном бое и самоотверженном поступке Хохлачева, заслонившего своим самолетом его машину от прицельного огня гитлеровского аса.

На другой день штурмовик привезли на аэродром и приступили к ремонту. Фаткулин долго сжимал похудевшего и небритого Хохлачева в крепких объятиях. Не могли наговориться друзья в тот день. Вспомнили довоенную Москву, где Хохлачев родился и вырос, где прошло детство. Потом война, авиационная школа пилотов. Суровое фронтовое небо сдружило его с немногословным Анваром.

Они сидят на зеленом, душистом разнотравье летного поля. Течет неторопливая беседа, и не верится, что рядом идут жестокие бои и доносящиеся издали громовые раскаты грозы — отзвуки грандиозной битвы, развернувшейся на политой кровью украинской земле.

Скоро — опять в небо, снова боевой вылет. В этот раз оба друга будут ведущими. В напарники им дали молодых пилотов. И поведут их Фаткулин и Хохлачев прямо к цели, не страшась белых шапок зенитных разрывов, не пугаясь зловещих черных силуэтов вражеских истребителей. Окруженный в котле враг не должен прорваться.

— Миша, кем хочешь стать после войны? — задумчиво спрашивает Анвар, и глаза его туманятся тоской по мирному труду, по земле, где родился и вырос, по бесконечным степным просторам

— Буду строителем, — улыбается Михаил. — Хочу возводить дома в Москве, чтобы наш город стал самым красивым в мире.

Тревога! Пилоты кинулись к самолетам, быстро запустили моторы. Подпрыгивая на кочковатом поле, «илы» один за другим выруливали на взлетную полосу, уходя в небо.

Штурмовики под прикрытием истребителей летели в район действий вражеских контратакующих танков. Наши воины радостно встречали каждую новую группу бомбардировщиков и штурмовиков, с восхищением наблюдали за их работой над передним краем фашистов. В течение двух часов бомбардировщики и штурмовики сбрасывали смертоносный груз на врага. Больше трети танков и другой боевой техники противника превратилось в обугленные груды металла после метких ударов с воздуха.

Когда старший лейтенант Фаткулин вернулся на свой аэродром, ему сказали: погиб Миша Хохлачев. Пал смертью героя. Весть эта поразила его, как удар молнии.

…Вместе с ведомым Хохлачев получил задание разведать расположение вражеских резервов. Вылетев из-за густого лесного массива, он увидел большую колонну фашистов. Злобно огрызнулись немецкие зенитки, впереди по курсу облака разрывов. Но Хохлачев упорно летел вперед, внимательно рассматривая состав колонны и фиксируя все в памяти.

Внезапно впереди блеснуло ослепительное пламя, машина содрогнулась от удара. Попадание…

Теряя силы и обливаясь кровью, лейтенант Хохлачев с трудом огляделся. Кругом на земле враги, их много. Небось злорадствуют, увидев, как загорелся русский штурмовик, радуются… Ну нет! Сейчас я испорчу вам настроение…

Собрав последние силы, Хохлачев направил пылающую машину в гущу гитлеровских танков, автомашин, орудий. Как огненный карающий меч ринулся самолет на врага. Произошло это возле села Деревляны.

Героем Советского Союза закончил войну Анвар Асадульевич Фаткулин. Сменил заслуженного «ила» на скоростную машину, затем, уйдя с летной службы, работал на командном пункте авиационной части.

Сейчас А. А. Фаткулин — офицер запаса. Живет и трудится он в Луцке. Рассказывая молодежи о героизме и мужестве фронтовиков, Анвар Асадульевич всегда вспоминает о своем друге Михаиле Хохлачеве, в память о подвиге которого воздвигнут обелиск у прибугского села Деревляны.

 

Бесстрашная четверка

Лейтенант Федор Дынников, лежа в кустарнике, пристально осматривал местность. Во ржи и на опушке леса, вблизи села Турки, суетились немцы. Справа, в зарослях, стояло орудие. Среди деревьев — тягач с пушкой. Чуть левее лейтенант отыскал минометы. Гитлеровцы, видимо, к чему-то готовились.

Возвратившись к укрытой в ложбине «тридцатьчетверке», Федор взглянул на танкистов. «Трудный предстоит бой», — подумал он, но был уверен, что воины экипажа — Антонов, Агеев и Батычко не подведут.

— Так вот, слушайте обстановку. Немцев около двух рот, — начал лейтенант и коротко пересказал виденное им. — Наверняка хотят пробиться к Западному Бугу. Двинемся вдоль опушки леса, атакуем противника во фланг.

Взревел мотор, и грозная боевая машина рванулась вперед. Дынников направил танк на орудие. Под гусеницами оно превратилось в груду металла.

— Осколочным! — скомандовал лейтенант.

Пушка и пулемет косили мечущихся в панике фашистов. Но в этот момент гитлеровцы подбили «тридцатьчетверку». Заглох двигатель.

— Живы! — придя в себя, спросил у членов экипажа лейтенант Дынников.

— Целы, — ответил за всех механик-водитель.

— Огонь!

Экипаж продолжал вести бой. Противник открыл стрельбу по неподвижному танку. Заклинило башню. Вражеские автоматчики устремились к машине.

— Вылезай! Забрать оружие! — крикнул лейтенант. — Будем отбиваться… Быстрей, иначе фаустники подожгут нас.

Бойцы вслед за командиром выскочили из танка, залегли. Затрещали автоматы, полетели в наседавших фашистов гранаты. Первая атака была отбита.

Но враг не успокоился. Фашистам очень хотелось расправиться с дерзкими танкистами. Лейтенант заметил, как десятка два пехотинцев начали обходить танк.

— Антонов! Вытащи пулемет. Прикрой нас сзади.

И вторая попытка захватить наших воинов в плен не удалась.

В это время донесся нарастающий рев моторов и лязг гусениц. Подошло несколько танков 58-го танкового полка. Не останавливаясь, ведя с ходу пушечный и пулеметный огонь, они врезались в гущу вражеских солдат.

 

И. Д. Эткало, старший лейтенант в отставке

ДВОЕ СУТОК В ТАНКЕ

В. П. Лисицин

Вторые сутки шел беспрерывный бой. Взметались вверх и опадали глыбы черной торфяной земли. Едким дымом заволокло луг, поле и молоденький, еще недавно манивший своей свежестью перелесок.

Вторые сутки танковая рота старшего лейтенанта Лисицина и эскадрон 8-го гвардейского кавалерийского полка отбивали атаки противника. Гитлеровцы пытались прорваться к Западному Бугу.

Вторые сутки экипажи роты дрались с врагом, не выходя из танков.

На долгом пути от Северного Донца к Западному Бугу Лисицин часто бывал в сложных перипетиях боя. Но этот выдался особенно трудным. Враг напирал, а у танкистов заканчивались боеприпасы. С четырьмя подкалиберными да десятком осколочно-фугасных, оставшихся в танке, долго не повоюешь. Мало снарядов и у остальных экипажей роты.

Огневой налет, длившийся уже около получаса, вдруг резко усилился. Из-за ограды деревенского кладбища, из-за истерзанного перелеска выползали немецкие танки, самоходки и бронетранспортеры. Среди боевых машин двигались штурмовые группы пехотинцев.

Эта атака врага действительно была самой мощной и ожесточенной за последние два дня.

Группы автоматчиков противника на этот раз более многочисленны и пестры, одеты в форму различных родов войск: пехотинцы в форме мышиного цвета, авиаторы в голубовато-серой, эсэсовцы в черных мундирах. Среди солдат выделялись офицеры в фуражках с высокими тульями.

Через триплекс перископа Лисицину было видно, как танки с черно-белыми крестами на бортах медленно ползли по размокшему, изрытому воронками косогору.

Раскатисто ахнула пушка танка командира взвода Дмитрия Геруха. Экипаж устремился вперед, занимая более выгодную позицию. На борту этой машины было написано: «Месть за отца». Отца Геруха зверски убили фашисты. Танкисты еще решили после каждого уничтоженного «тигра» рисовать на борту танка звездочку. С тех пор уже начерчено шесть таких звездочек.

Вражеский строй ломался. Одни машины открыли огонь с ходу, другие — с остановок. Загорелся крайний справа танк. Выскочившие гитлеровцы пытались погасить пламя, но безуспешно.

Снова ударила пушка Геруха. У основания башни медленно ползущего «тигра» сверкнуло сине-голубое пламя. Рикошет. «Что он творит? — мелькнуло в голове у Лисицина. — Разве его в лоб возьмешь? Только снаряды испортишь. А они сейчас дороже золота. Надо ударить по бронетранспортерам. Там, конечно, одни офицеры». Включив рацию, он закричал:

— Я Лисицин! Слушай мою команду! Бить по бронетранспортерам!

В шлемофоне отозвался возбужденный голос Геруха:

— Командир! Это же «тигр»! Мой седьмой «тигр»! Я заклинил ему башню. Надо добить…

Лисицина взорвало упрямство Геруха. Он повторил:

— Жечь бронетранспортеры! В них — офицеры, генералы. Главное, не упустить их. А танки оставить артиллеристам. Они справятся. И береги каждый снаряд.

Вдруг в наушниках шлемофона все танкисты и Лисицин услыхали знакомый голос командира полка Героя Советского Союза майора Козлова:

— Молодец, Лисицин! Умеешь видеть. Бей по бронетранспортерам. В них командование фашистской дивизии! Ты совершенно прав! И держись. Тебе помогут.

— Вас понял! — ответил лейтенант.

Три танка, несколько самоходок и бронетранспортеров было подбито, подожжено. Но «тигр», по которому выпустил снаряд Герух, еще огрызался, его гусеницы терзали размокшую землю, заклиненная башня не позволяла стрелять прицельно. За ним, отстав метров на триста, двигались бронетранспортеры. Они тоже вели огонь из тяжелых крупнокалиберных пулеметов.

Лисицин поймал в прицел борт двигавшегося наискось бронетранспортера и нажал на спуск.

— Еще снаряд! Осколочно-фугасный!

Внезапно на бреющем полете молниеносно пронеслась шестерка «илов», сыпанув противотанковые бомбы. Из черной стены дыма выполз «тигр».

— Бронебойным! Заряжай! — скомандовал Лисицин.

Разворачиваясь всем корпусом, «тигр» направил пушку на машину Лисицина. «Успею ли?» — подумал он. Сверкнула синяя молния. Что-то больно резануло его по глазам, в ушах загремела дикая музыка.

…Будто издали, стали доноситься чьи-то голоса. Лисицин открыл глаза.

Лежал он на сырой земле. Голова неловко опиралась на каток танка. Вокруг была необычная тишина. Толпились члены его экипажа: Михаил Марфин, Владимир Березин, Тихон Ланговой. Военфельдшер держала у носа флакончик с резко пахнущим нашатырем.

Лисицин медленно поднялся. Ноги дрожали. Но силы постепенно возвращались к нему. Непривычно глухим голосом поблагодарил Геруха, подставившего ему плечо.

— Спасибо, Дима!

— Все в порядке, товарищ старший лейтенант! А «тигра» я все-таки доконал. Теперь у меня их семь на боевом счету.

— Молодец, Дима!

Лисицин медленно поднялся на высотку, укрывавшую его танк, и взглянул на поле боя. На перепаханном воронками косогоре догорали танки и бронетранспортеры, стояли разбитые автомашины. Повсюду — в неестественных позах трупы вражеских солдат и офицеров. Посмотрев на танк, он увидел на башне косой вороненый след от выпущенной «тигром» болванки. Она не сумела пробить уральскую сталь и срикошетировала. Уральская броня в который раз стала надежной защитой для экипажа. Горячая волна благодарности советским людям, создавшим такую машину, захлестнула сердце лейтенанта…

В дни празднования 25-летия победы над фашистской Германией ветераны бывшего 58-го отдельного танкового Катовицкого ордена Богдана Хмельницкого полка побывали в местах, где шли памятные бои, в сорок четвертом. Их тепло встречали жители Каменка-Бугского района.

Было о чем рассказать капитану запаса Владимиру Петровичу Лисицину, который после боев на Западном Буге сражался на Дуклинском перевале, на Одере.

Сейчас Владимир Петрович возглавляет кафедру уголовного права и процесса на юридическом факультете Львовского государственного ордена Ленина университета им. Ивана Франко. В преподавательской и научной работе нашел он свое новое призвание.

 

А. Н. Лехницкий, майор

ПОЧЕРК ВЕТЕРАНА

К. К. Артамонов

Небо было удивительно ясным и чистым. Ветер с утра разогнал пену облаков, и теперь только две белые нити инверсии, оставленные в зените самолетами, наискось делили его. Подполковник Артамонов медленно натянул на голову мягкий подшлемник и зашагал к стоянке, думая о предстоящем вылете.

Его ждали. Лейтенант, с которым подполковнику предстояло лететь, был уже полностью экипирован и сейчас стоял чуть в сторонке, наблюдая, как хлопочут у самолета техники. Лицо молодого пилота спокойное, казалось, даже чуточку беспечное, но по глазам Артамонов сразу определил — волнуется.

Подполковник хорошо понимал состояние летчика. Только из училища. Еще и не обжился в полку как следует, и для многих он — всего лишь лейтенант Левитанус, которому сегодня впервые предстоит доказать, что не зря он носит форму летчика.

Потому и волнуется, потому и живет этим ответственным полетом уже здесь, на земле, у притихшей, будто отдыхающей перед дальней дорогой, серебристой птицы.

Лейтенант Левитанус нравился Артамонову. Приметил его еще накануне, в классе. Потом видел молодого пилота в кабине тренажера. Старательный, собранный… А теперь это легко угадываемое во взгляде лейтенанта волнение… Оно тоже почему-то расположило к лейтенанту старого боевого летчика. Не потому ли, что сам всегда волновался перед каждым значительным в жизни событием? Когда впервые поднялся в небо, когда вступал в комсомол, когда получал из рук начальника политотдела партийный билет. А может, потому, что вдруг увидел в нем самого себя — двадцатилетнего младшего лейтенанта? И тот жаркий июль сорок четвертого, когда он прибыл на полевой аэродром.

Память услужлива. Чуть коснулся прошлого — и встают картины давно пережитого. Часто вспоминаются ему отцовские слова, что не раз слышал еще мальчишкой:

— Любое дело, сынок, должно делаться с душой.

Корнея Петровича постоянно тянуло туда, где труднее, где нужнее всего были его золотые руки и горячее сердце коммуниста. В гражданскую войну почти не вылезал из седла. А когда освободили от белогвардейцев Донбасс, начал восстанавливать в родном краю шахту.

Сыну редко приходилось видеть отца. Даже обидно было, что нечасто может посидеть у него на коленях, вместе сходить на рыбалку или запустить в небо бумажного змея. Но когда подрос, многое понял. И уже гордился своим отцом, старался подражать ему. Во всем. И точно так же в каждое дело вкладывал частичку своей души…

Тогда в Чемеровцах, где базировался полк, в составе которого предстояло воевать Карлу Артамонову, в первый день фронтовой жизни он тоже думал об отце. Думал с болью и гордостью. Замполит полка капитан Генералов спросил младшего лейтенанта об отце и увидел, как потемнело сразу его лицо.

— Нет у меня отца, — глухо проговорил Артамонов. — В сорок первом в гестаповских застенках замучен… Сейчас я за него, товарищ капитан…

…Звенящий грохот турбин разбудил притихший было аэродром — техник опробовал двигатель. Артамонов опять посмотрел на лейтенанта. Сейчас его лицо выражало только нетерпение: так хотелось молодому пилоту скорее подняться в небо. И Карл Корнеевич словно вновь увидел в Левитанусе себя. Вспомнил тот памятный июль сорок четвертого.

…Командир эскадрильи капитан Михаил Быков не любил, когда к нему приставали с вопросами.

— Что, не терпится? — ворчал он недовольно. — Будет приказ — полетите. А сейчас лучше над картой лишний раз поколдуйте.

Но неожиданно сам примчался на стоянку, собрал летчиков:

— За дело, товарищи! Большие события надвигаются…

Это было накануне Львовско-Сандомирской операции.

А 14 июля на аэродроме перед строем заполыхало боевое знамя полка. Артамонов взволнованно слушал речи товарищей и чувствовал, как сердце сжимает радостная тревога: наконец-то!

Но в первый день боев младший лейтенант Артамонов не летал на задание. И на второй, и на третий… Вместо этого он дежурил у своего самолета, встречал и провожал товарищей по эскадрилье; видел, как после одного из вылетов возвратился на подбитом штурмовике старший лейтенант Артемьев, как механики вытаскивали из задней кабины раненого стрелка-радиста.

— Товарищ капитан, — каждый раз бежал Артамонов навстречу командиру, — что же я? Люди кровь проливают, а тут… Пустите в бой, товарищ капитан…

— Молодой, необстрелянный и в такую круговерть?

Но лейтенант стоял на своем. И столько искренней мольбы было в его голосе, что комэска смягчился:

— Ладно, готовьтесь. Завтра пойдете в составе шестерки.

Ведя решительное наступление, наши войска окружили юго-западнее города Броды крупную группировку противника. Гитлеровцы во что бы то ни стало стремились подтянуть резервы на помощь окруженным войскам. Со стороны Львова на Броды шли танки, артиллерия, пехота. Выйти наперерез вражеским резервам, не дать им возможности прорваться на Броды — такая задача была поставлена перед танковыми и стрелковыми частями. Поддержку с воздуха им оказывала авиационная дивизия генерала Котельникова, в составе которой начинал свой боевой путь младший лейтенант Артамонов.

Небо в районе озерца Заложце и села Плотыча как будто начинили металлом. Такую этажерку выстроили наши самолеты — поди разберись. Три этажа «илов», чуть выше «Пе-2», а еще выше — «лавочкины», «яки»… И все это бомбит, стреляет, штурмует…

Артамонов, так и не разобравшись по-настоящему, что происходит, бросал бомбы, заходил на штурмовку, больше думая о том, как бы не оторваться от строя, чем о результатах своей работы. Шутка ли, первый вылет — и в такое пекло! Потом уже, возвращаясь на аэродром, он, стыдясь, вспомнил эти несколько минут над целью, ожидая неизбежного разноса. Но вместо этого комэска сказал:

— Молодец, Артамонов! Строй держать можешь. Значит, и воевать научишься… Впрочем, я видел, как ты бомбы уложил в батарею. Для первого раза совсем неплохо…

…«Спарка» стремительно набирала высоту. Сидя в инструкторской кабине, подполковник чувствовал, как уверенно пилотирует машину лейтенант. Но иногда стрелки приборов чуть переходили границы заданного режима, и тогда Артамонов спокойно предостерегал пилота:

— Не увлекайся, не увлекайся…

Карл Корнеевич хорошо понимал, что значит для летчика излишняя увлеченность. Тогда, в сорок четвертом, он чуть не погиб из-за этого. Да, спасибо, товарищи выручили.

…Будто сейчас помнит он ту памятную штурмовку небольшой станции Ходоров, где скопилось несколько вражеских эшелонов с боевой техникой. Как хотелось ему тогда точно в цель уложить все свои бомбы и эрэсы! Может, именно потому и затянул немножко пикирование. Чтобы уж попасть наверняка! Чтобы захлебнулись проклятые фашисты в собственной крови! И младший лейтенант не ошибся в расчетах. Вспыхнули внизу ярким пламенем цистерны, заметались в животном страхе гитлеровские солдаты. Так вам, гады, так!.. За отца, за погибших товарищей, за землю родную…

Почти над самой землей Артамонов взял на себя ручку управления, и когда стал выводить «ил» из пике, краем глаза заметил осиные силуэты «мессеров». Увлекшись атакой, он оторвался от группы и теперь был в небе один против четверки фашистских истребителей.

— Волков, фрицы! — крикнул он стрелку и в ту же секунду ощутил, как пушечная очередь прошила кабину, как задрожала машина.

Штурмовик сразу как-то отяжелел, стал плохо слушаться рулей. Но Артамонов все же набрал метров 500 высоты и, выровняв машину, дал полный газ. Но догнать группу не удавалось. А «мессеры» уже заходили в новую атаку…

Стрелок юлой вертелся в тесной кабине, посылая длинные очереди из пулемета. Но все-таки один из гитлеровцев сумел приблизиться к штурмовику, и Артамонов увидел, как начисто срезало снарядом часть правой плоскости, почувствовал, как потянуло сквозняком через пробоину в фюзеляже. Казалось, еще минута-другая и «мессеры» добьют израненный штурмовик. В этот миг в строй фашистов врезался краснозвездный ястребок. По номеру и алому коку Артамонов узнал машину Героя Советского Союза капитана Шадрина — командира группы прикрытия.

— Держись, «горбатый»! Держись, браток!

Два «мессера» так и не закончили атаку. Один, не выходя из пике, врезался в землю, другой, густо задымив, скрылся за кромкой леса. Вторая пара не рискнула вступать в бой.

Артамонов, чудом удерживая самолет в воздухе, тянул к своему аэродрому. И хотя устал до предела, знал, что предстоит сложнейшая посадка на почти неуправляемой машине, на сердце у него было радостно: все-таки его бомбы и эрэсы точно легли в цель…

Мелькнули под крылом знакомые ориентиры. Лейтенант хотел начать разворот, но штурмовик упрямо шел только по прямой. Еще попытка, еще — и снова безрезультатно. «Не сесть, — мелькнула мысль, — рули не действуют». Он лихорадочно соображал, что делать. Выпрыгнуть с парашютом? Но ведь тогда он обречет себя на бездействие. Новую машину не скоро получишь. А тут такие бои… И личный счет мести он едва только начал…

— Волков! Прыгай! — подал он команду стрелку. — А я попытаюсь как-нибудь развернуться…

Это было странное зрелище. Товарищи с земли тревожно наблюдали, как штурмовик с разлохмаченной на конце разрывом снаряда плоскостью, натужно завывая и гудя, описывал в небе едва заметную дугу; как через несколько минут он скрылся за горизонтом, потом совсем с другой стороны появился над аэродромом и, перекосясь и теряя высоту, неуклюже пошел на посадку.

Да, летчики знали, как сажать израненный, почти неуправляемый самолет. Тут нужно не только мастерство, но и мужество, огромная сила воли. А в кабине — молодой пилот, едва делающий первые шаги в небе. И когда штурмовик, пробежав по полю, остановился, летчики, техники и мотористы бросились напрямик к самолету с возгласами:

— Молодец, Артамонов!

— В рубашке родился!

— Мастерски посадил!

А замполит полка, едва Артамонов соскочил с крыла на землю, обнял младшего лейтенанта.

— Спасибо, дорогой. За бой, за машину…

Первый вылет всегда краток. Кажется, только поднялся, а уже снова под крылом «спарки» знакомые антенны дальнего привода. Но и за эти недолгие минуты можно составить о летчике вполне определенное мнение. Артамонов остался доволен действиями лейтенанта Левитануса. И сейчас, шагая от самолетной стоянки к высотке, он думал о том, как хорошо, что в авиацию приходят такие парни: решительные, смелые, по-настоящему влюбленные в свое дело. А еще думал коммунист Артамонов: какое счастье передавать опыт таким, как этот лейтенант, видеть, как твои питомцы уверенно расправляют крылья.

* * *

…Беседа закончилась. В коридоре подполковника Артамонова окружили молодые офицеры.

— Вы так интересно о здешних местах рассказывали, — обратился к нему один. — Наверное, воевали здесь?

— Воевал, — кивнул головой Карл Корнеевич. — В сорок четвертом. Мое боевое крещение здесь проходило. При осуществлении Львовско-Сандомирской операции. Слышали о такой?

— Читал, товарищ подполковник, — лейтенант внимательно рассматривал орденские планки на груди ветерана. — Этот орден вы не тогда получили?

— Нет, позже.

Подполковник задумался. Боевой награды за те его первые фронтовые дни у него не было. Да и не совершил он тогда ничего героического. Разве что воевать учился. И душу вкладывал в каждый вылет. А награды пришли уже потом. Хотя нет. Была и здесь…

Рука ветерана невольно потянулась к груди, где у самого сердца хранилась небольшая красная книжечка. Несколько секунд он ощущал ее упругую твердость, затем повернулся к офицеру:

— Награда, спрашиваете, какая? Самая дорогая. После тех боев коммунисты мне рекомендацию в партию дали… Вот какая награда.

 

СЛОВО ДОКУМЕНТАМ

(Из материалов Архива Министерства обороны Союза ССР)

 

Бой у села Тадани

Мужество и отвагу проявил личный состав 4-го гвардейского кавалерийского полка при форсировании Западного Буга в районе села Тадани.

Противник занимал оборону на западном берегу и, оказывая упорное сопротивление, вел сильный артиллерийско-минометный и пулеметный огонь.

Бойцы и командиры 2-го сабельного эскадрона гвардии капитана Галиулла Тимиргалиева, переправившись через реку вброд, завязали бой и отбросили врага. Несколько часов длилась схватка.

Командир пулеметного расчета коммунист Дмитрий Немцов под огнем противника первым переправился на западный берег и открыл огонь из «максима». К вечеру полк овладел селом Тадани.

Из политдонесения политотдела 2-й гвардейской кавалерийской дивизии от 19 июля 1944 г.

 

Уверенность в оружии

На боевом счету отважного пулеметчика гвардии старшего сержанта Бабайцева десятки уничтоженных гитлеровцев.

В районе села Турки группа немцев попыталась атаковать сабельный эскадрон 8-го гвардейского кавалерийского полка, в котором находился бывалый пулеметчик конной гвардии.

Бабайцев был уверен в своем «максиме», и когда фашисты приблизились на 50 метров, пулемет заработал короткими равномерными очередями.

25 вражеских солдат нашли себе могилу у огневой позиции пулеметчика Бабайцева. Остальные в панике разбежались.

Из информационного бюллетеня штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Июль, 1944 г.

 

Завязалась рукопашная…

Мужественно действовали в бою 20 июля минометчики 4-го гвардейского кавалерийского полка под командованием гвардии капитана Е. М. Иванцова.

Более ста пятидесяти немецких солдат и офицеров, обнаружив огневую позицию нашей батареи, хотели, как показал пленный, уничтожить и захватить минометы. Гитлеровцы пошли в атаку.

Командир батареи Егор Иванцов принял решение: поднять личный состав в контратаку. Завязалась рукопашная.

В коротком бою минометчики уничтожили более 40 фашистов.

Капитан Егор Максимович Иванцов был удостоен ордена Отечественной войны I степени.

Из политдонесения политотдела 2-й гвардейской кавалерийской дивизии от 21 июля 1944 г.

 

Двенадцатый стервятник

Зорко охраняют боевые порядки частей дивизии воины-зенитчики 33-го отдельного дивизиона ПВО.

Дождливый, пасмурный день. Погода явно не летная, но зенитчики на страже.

Из-за туч послышался гул моторов.

— Самолет противника! — доложил дальномерщик коммунист Аникин.

Воины взвода старшины Паршака бросились к орудиям.

— Огонь! — скомандовал командир.

Трассирующие снаряды пошли в цель.

Отчетливо было видно, как фашистский стервятник, совершив последний рейс, врезался в землю.

Это двенадцатый самолет врага на счету взвода коммуниста старшины Паршака.

Из информационного бюллетеня штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Июль, 1944 г.

Б. П. Василевич, старший лейтенант запаса .

 

Подарок колхозника

З. И. Макаров

В лучах заходящего солнца один за другим приземлялись самолеты. На прифронтовой аэродром опускался вечер.

Возвратился с боевого задания и летчик Зосим Макаров. Едва он успел зарулить самолет на стоянку, как посыльный сообщил, что его срочно вызывают в штаб.

«Что-то случилось, — мелькнуло в голове Макарова. — Наверное, важная цель обнаружена — вот и срочный вызов…»

Торопясь в штаб, Макаров думал, что за последнее время у него произошло немало радостных событий. Пожалуй, главное из них то, что он стал летать на самолете, приобретенном на средства колхозника Жадана. Этому патриоту с Харьковщины он послал письмо с сердечной благодарностью за подарок, заверяя, что будет беспощадно громить фашистов. Вскоре пришел ответ. Николай Артемович обращался, как к родному: «Прилетай, сынок, к нам, хочу посмотреть на тебя и на самолет, на котором летаешь… Узнаешь, как мы живем после того, как прогнали гитлеровцев…»

В штабе состоялся действительно необычный разговор.

— Колхозник Жадан приглашал в гости? — спросил командир полка.

— Да. А что?

— Летите. Готовьте самолет, и завтра — в путь.

— Куда?

— В Харьков. Там и встретитесь.

Оказывается, пришла телеграмма от Главного маршала авиации Новикова, разрешающая полет летчика Макарова для встречи с колхозником Жаданом.

И вскоре гвардии капитан Макаров на своем штурмовике приземлился под Харьковом. Самолет, на фюзеляже которого была надпись: «Подарок колхозника Н. А. Жадана», встречали авиаторы, представители общественности Харькова. К машине подошел крутоплечий, уже пожилой, с приветливым лицом человек. Он шагнул прямо к летчику, на груди которого сияли орден Ленина и Золотая Звезда. Подал руку. Затем крепко обнял капитана.

— Рад познакомиться, сынок! Вот какой ты, славный сокол!

— Да и вы молодцом выглядите, — улыбнулся Макаров Жадану.

Секретарь Харьковского обкома партии, поднявшись на импровизированную трибуну, открывает митинг, посвященный встрече патриотов.

Слово взял колхозник села Артемовки Печенежского района Н. А. Жадан.

В 1914–1915 гг. он был бортмехаником на самолете «Илья Муромец». На всю жизнь сохранил любовь к авиации. Находясь в тылу во время войны, Николай Артемович думал, как бы помочь Красной Армии быстрее разгромить врага. И все свои трудовые сбережения отдал в фонд обороны на приобретение самолета, который просил вручить летчику 1-го Украинского фронта.

— Я счастлив, что на мои личные средства приобретен этот боевой самолет, — сказал Николай Артемович. — Рад, что на этом штурмовике летает и громит врага наш славный летчик Макаров.

Жадан вынул золотые часы, на которых было выгравировано «Герою Советского Союза гвардии капитану З. И. Макарову от Н. А. Жадана», и вручил их гостю.

Никогда еще в своей жизни Зосим Макаров не переживал столь волнующих минут, как нынче. Горячо выступил он перед собравшимися.

— Я — удмурт, — начал он. — Вместе с русскими, украинцами, белорусами сражаюсь против общего врага — фашизма. Сейчас летаю на самолете — подарке украинского колхозника. И доверенный мне самолет, и врученные часы — выражение горячей любви народа к нашей армии. Буду драться с врагом, пока бьется сердце.

После митинга Жадан и его земляки увезли Макарова в Печенежский район. Радушно встречали летчика в райцентре, в селе Артемовке, откуда родом Жадан.

Прощались, как родные.

— Крылышки у тебя крепкие, летай, воюй, сынок, — говорил на прощание летчику Николай Артемович.

— Счастливо возвращаться — с победой, — желали колхозники.

Несся голубыми просторами штурмовик Макарова. «Воюй, сынок, воюй…» — пел мотор самолета, пело сердце летчика.

С ноября сорок первого года воюет Зосим. Бил он врага под Ржевом и Великими Луками, под Орлом и Курском, на берегах Днепра. На его счету — около сорока танков, тринадцать артиллерийских батарей, разрушенные склады и переправы. Случалось, что возвращался он с задания с пробитыми плоскостями, а однажды — на горящем самолете. Был неоднократно ранен в воздушном бою. Но как только заживали раны, снова возвращался в строй.

— Ну как слетал в гости? — спрашивали летчики Макарова.

Зосим рассказал о митинге, о встречах с хлеборобами… А в заключение сказал:

— Земляки колхозника Жадана передали всем горячий привет, желали скорее разгромить ненавистного врага.

— А мы меняем точку, — сообщил командир полка.

Часть перебазировалась на новый аэродром. Ближе к передовой. Осуществляя Львовско-Сандомирскую операцию, войска 1-го Украинского фронта шли в наступление. На одном из участков поддерживал наземные части 91-й гвардейский штурмовой авиаполк.

В воздух поднялась группа штурмовиков. Ведущий — командир эскадрильи Зосим Исакович Макаров. В строю — Николай Красновский, Александр Батков, Николай Павленко, Анатолий Балдин — смелые, бесстрашные летчики. Десятки гитлеровских танков выдвинулись на боевые рубежи, чтобы ринуться в контратаку в районе Горохова. Сюда и устремились штурмовики, чтобы преградить им путь.

Самолет, подаренный колхозником Н. А. Жаданом

Из-за рощи выползают «тигры», «пантеры», направляясь с проселочной дороги на шоссе. Фашисты встречают штурмовиков зенитными залпами. Разрывы снарядов ложатся в небе густыми белыми облачками. Вдоль дороги часто озарялись вспышками стволы зенитных орудий.

— «Тюльпан-3»! Усмирить батарею! — требует по радио ведущий.

«Тюльпан-3» — это старший лейтенант Батков. Он выходит из строя со своим ведомым и бросается в пике на батарею. Так летчик поступал всегда: шел на огонь, считая, что чем смелее идешь на смерть, тем больше надежды, что она отступит. Сброшенные бомбы заставили замолчать батарею. Басков занимает место в группе.

Макаров атакует танки. Выбирая цель, бесстрашно пикирует экипажи. «Илы» повторяют заходы. Не падают зря бомбы. Горят фашистские бронированные машины.

Три вылета подряд сделала эскадрилья. Устали от беспрерывного напряжения пилоты. Отдохнуть бы в тени деревьев. Но Макаров просится в воздух. Теперь, перед вечером, он идет только с одним ведомым.

Ныряя из облака в облако, пара штурмовиков летела параллельно железнодорожной насыпи. Вдруг летчики увидели путеразрушитель. Паровоз шел, ломая за собой шпалы, взрывая рельсы. Пилоты сбросили бомбы в нескольких ста метрах перед ним. Взрыв! Теперь — стоп! Не пойдет дальше коварная машина. Затем зашли еще раз, второй… ударили из пулеметов по команде путеразрушителя, которая разбегалась в разные стороны.

— Идем домой! — передал Макаров ведомому.

…А вечером летчики сидели под куполом звездного неба, вблизи стоянки грозных крылатых машин, говорили о прошедшем напряженном боевом дне. И не только об этом. Зосим Макаров вспомнил родную Удмуртию. С любовью рассказывал о красоте ее голубых озер, многоводных рек, дремучих лесов.

— Подамся после войны в родные места, — делился планами Зосим Макаров. — Лесником стану… Ружьишко за плечи — и любуйся цветами, травами, вдыхай лесные запахи.

А Саша Батков высказывал свои сокровенные мысли:

— А я буду летать над твоими лесами. Вот отец в письме приглашает в картографическое управление, где он работает. Разобьем врага, — мечтательно продолжал Александр Батков, — летчиком-картографом стану…

Мечты, мечты… Они не покидали фронтовиков даже в самые трудные минуты военного времени. А теперь вот враг отступает. Пришел час расплаты! Мечтали о мирных днях летчики, собравшиеся сейчас вокруг командира эскадрильи Зосима Макарова. О счастливых мирных днях мечтал и Саша Батков… Но из очередного боевого вылета Александр не вернулся. В адрес родителей направлено сообщение о том, что сын погиб смертью храбрых.

Эскадрилья наносила удар по скоплению гитлеровцев юго-западнее города Броды. Над целью зенитный снаряд попал в штурмовик Баткова. Он сделал вынужденную посадку в расположении противника. Гитлеровцы со всех сторон окружили подбитый самолет. Батков защищался, пока стрелял его пистолет, пока билось сердце. Так геройски погиб на львовской земле Александр Батков. На его счету было более ста боевых вылетов, грудь летчика украшали два ордена Красного Знамени…

А Макаров снова шел в бой, ведя за собой своих соколов. На второй день после гибели Саши Баткова ранним утром Макаров с небольшой группой летел к полю боя на «свободную охоту». Только взошло солнце. Над землей плыла тонкая, прозрачная дымка. Они летели над районом, где уже зажаты в кольцо вражеские войска. Цель вскоре была найдена. На высотке у рощицы летчики увидели замаскированные ветками и скошенной травой немецкие танки. Спикировав, сбросили бомбы по крупповскому панцирю, во втором заходе ударили пушечным огнем. Там внизу вспыхнуло несколько костров. Значит, не зря истратили боеприпасы.

Ведущий взял курс на запад. Рядом — граница. Просматривали населенные пункты, дороги. Внимание летчиков привлекла странная пестрая, вытянувшаяся на несколько километров полоса. Разноцветной лентой тянулась она на фоне зеленого поля. «Что это?» — недоумевал Макаров. А когда снизились, выяснилось, что это люди в гражданской одежде, главным образом женщины. В руках у них лопаты, кирки. Гитлеровцы вынудили местное население рыть траншеи, окопы. «Оборонительный рубеж еще решили строить», — зло усмехнулся Макаров, а сам думал, что же предпринять. Решение созрело быстро: разогнать эту женскую рабочую силу.

Дав сигнал ведомым, Макаров пошел на низкой высоте параллельно длинной ленте людей. После первого же захода женщины разбежались.

Когда на своем аэродроме Макаров рассказывал летчикам, как пугали женщин, рывших гитлеровцам траншеи, все смеялись. Редкий случай в боевой практике штурмовиков!

— А собрали ли немцы вновь эту разбежавшуюся команду? — поинтересовался один из авиаторов.

— Куда там! Их с огнем не найдешь, — засмеялся Макаров

— Да и какие там траншей спасут гитлеровцев, — сказал один из летчиков, летавших с Макаровым. — Бежать им надо, а они еще людей вынуждают строить оборону. Мы идем вперед!

Зосим Макаров со своими побратимами уже летали за Сан, Вислу. Флагманом в боевом строю эскадрильи всегда шел штурмовик, на борту которого красовалась надпись: «Подарок колхозника…»

Кончилась война. Зосим Исакович Макаров стал генералом. Не ослабевала их дружба с колхозником Жаданом. В 1969 году они на память сфотографировались.

— В период битвы с фашизмом воины-фронтовики всегда чувствовали отеческую заботу советских людей — тружеников тыла, — говорит Зосим Исакович. — И, конечно, летать на самолете, подаренном патриотом, было для меня большой честью.

 

ОБ ЭТОМ ПИСАЛИ КРАСНОАРМЕЙСКИЕ ГАЗЕТЫ

 

Победа гвардейцев

Восьмерка истребителей во главе с гвардии лейтенантом Власовым вылетела на прикрытие наступающих войск. В районе цели наши летчики обнаружили большую группу немецких самолетов. Воспользовавшись некоторым преимуществом в высоте, Власов решил атаковать противника.

Очевидно, рассчитывая достигнуть превышения, два немецких истребителя пошли на петлю. Когда ведущий немецкий самолет достиг верхней точки, Власов с дистанции 30 метров открыл огонь по зависшему в воздухе противнику. От меткой очереди «фокке- вульф» взорвался в воздухе.

В это время второй самолет врага, прикрывавший своего ведущего, попал под меткий огонь гвардии лейтенанта Михалина и, загоревшись, упал на землю.

С каждой минутой темп боя нарастал. Гвардии лейтенант Власов заметил, как один из истребителей противника заходит в хвост самолету молодого летчика Володина. Власов поспешил на выручку товарищу. Эта мгновенная схватка произошла на встречных курсах. Самолет противника, объятый пламенем, пошел вниз.

Бой длился не больше 15 минут. За это время летчики-гвардейцы сбили пять немецких истребителей, а сами без потерь вернулись на аэродром.

Из газеты 2-й воздушной армии «Крылья Победы».

Июль, 1944 г.

 

Боевой счет танкиста

Не новичком, а закаленным и опытным воином вступил в эти июльские бои танкист Алафиренко. Во время битвы на Курской дуге он уничтожил три «тигра». Орденом Красного Знамени отметило правительство мужество и воинское умение старшего лейтенанта Алафиренко.

Шел бой за деревню. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Снаряды танкистов ложились метко. Они подавляли немецкие огневые точки, косили вражеских солдат и офицеров. В одном секторе Алафиренко заметил постоянное движение. Сюда часто подъезжали повозки, суетились немецкие солдаты.

«На склад боеприпасов похоже», — решил Алафиренко, и пушка его машины послала несколько снарядов в замеченный объект. Взрыв и черные клубы дыма свидетельствовали, что цель определена правильно.

И вот танки офицера Алафиренко получают задачу: на крепкий замок запереть дорогу, по которой немцы пытались выбраться из окружения. Несколько раз бросались гитлеровцы в атаку, но всегда их встречал смертоносный огонь танковых пушек и пулеметов. Десятками трупов солдат и офицеров устилал враг дорогу. Здесь гитлеровцы нашли свою гибель, пройти им не удалось.

После уничтожения вражеской группировки снова устремились на запад наши танки, и среди них — боевая машина танкиста Алафиренко.

Из газеты 31-го танкового корпуса «На штурм».

Июль, 1944 г.

 

Е. Н. Индик, подполковник запаса

ОРЛЕНОК

А. Т. Орленко

Бои подкатились сюда внезапно, как раз в уборочную. Над жнивьем и нескошенными хлебами забушевали свинцовые метели. Не видно на полях хлеборобов.

Но вот на краю неубранного участка пшеницы появились люди. Они передвигались ползком, так что издали их почти незаметно. Это неутомимые труженики войны — саперы. На рассвете под покровом пелены тумана прибыли они на минное поле, преградившее путь нашим частям. Вгрызаясь в землю, саперы доставали смертоносные механизмы и обезвреживали их.

Мины были разные: противотанковые, противопехотные, внезапного и замедленного действия. Чтобы обезвредить их, нужны и знания, и умение, и ловкость.

Один из саперов — худощавый, но крепкий в плечах боец несколько выдвинулся вперед. Лежа в рытвине, он аккуратно разгребал землю, извлекая металлические предметы, начиненные взрывчаткой. Это Андрей Орленко.

— Орленок, как у тебя дела? — спрашивает у него хрипловатым голосом работающий рядом сапер.

— Замысловатая попалась штучка — не найдешь, где взрыватель, — ответил Орленко, вглядываясь в таинственные выступы на коварной вещице. — Нашел! — сообщил вслед за этим он и, выкрутив взрыватель, отложил очередную обезвреженную мину в сторону.

— Смотри, Орленок, в оба! — предупреждает тот же хрипловатый голос. — Саперу ошибаться не дозволено!

«Ошибаться не дозволено…» — мысленно повторил Андрей и вдруг подумал, что среди своих боевых друзей он самый молодой и по возрасту, и по опыту.

…Когда в его родной город Конотоп ворвались гитлеровцы, ему исполнилось пятнадцать. Эвакуироваться Андрей не смог. Три года не жил дома: прятался у родственников, у соседей, в огородах, в поле, чтобы не угнали фашисты на каторжные работы. Лишь только город освободили наши войска — ушел в Красную Армию. С октября сорок третьего — на фронте. Боевое крещение Андрей Орленко принял на Днепре.

…Уже на правом берегу они вчетвером несли надувную лодку. Вдруг разорвался рядом снаряд. Двое бойцов были рассечены осколками на части, погиб и третий. Только он, Андрей, остался невредим. После этого случая он как-то сразу возмужал, утвердились в нем бесстрашие и презрение к смерти.

В декабре сорок третьего в составе 159-го отдельного саперного батальона Орленко сражался на Житомирщине. Здесь он был представлен к первой награде. В реляции, подписанной комбатом, говорилось: «С первых дней службы красноармеец А. Орленко показал себя одним из лучших минеров. Под огнем противника на переднем крае обороны поставил 120 мин». Как указывалось дальше в наградном листе, Орленко совершил и второй подвиг.

Однажды более двадцати танков и две роты автоматчиков противника прорвались в деревню, где находился отдельный саперный батальон. Во время артиллерийского обстрела загорелось помещение штаба. -

Охранявшие боевое знамя бойцы погибли. Пренебрегая опасностью, Андрей Орленко вскочил в горящее здание и вынес святыню батальона из огня. Вокруг свистели пули, впивались в землю осколки. Орленко изо всех сил побежал в сторону рощи, куда отходили саперы. На нем уже тлела гимнастерка. Отстреливаясь, он наконец скрылся в роще. Здесь, перегруппировав силы, наши подразделения пошли в контратаку. Участвовали в ней и воины саперного батальона. Они шли в бой с особым вдохновением— ведь рядом с ними находилось боевое знамя.

Все саперы искренне радовались, увидев вскоре на груди Андрея Орленко орден Славы III степени.

— Заслужил такую награду Андрей: и сапер отличный, да к тому же спас знамя нашей части, — говорили бойцы, восхищаясь мужеством своего боевого товарища.

Так уж получалось, что Андрей Орленко всегда оказывался там, где опаснее и труднее.

Так было и когда дивизия, в состав которой входил этот саперный батальон, вела бои на подступах к Берестечку. С группой бойцов Орленко обезвреживал мины на переднем крае обороны у берега Стыря, проделывал проходы в проволочном заграждении. Но только они вышли к руслу реки, поступила дополнительная задача: сделать мост через Стырь.

Всю ночь работали саперы вместе с подоспевшим отделением стрелков. Не вылазил из студеной воды Орленко, устанавливая одну за другой опоры. «Ничего, не из сахара мы, не раскиснем! А холодная вода для закалки нам дана!» — подбадривал он других. И сам трудился так, что лоб покрывался потом.

Саперы еще не закончили работы, как неожиданно приблизившаяся рота противника сильным огнем хотела сорвать наведение переправы. Бойцы выбрались на берег, вступив в неравную схватку с гитлеровцами, и сдерживали натиск врага, пока не подошло подкрепление.

Не думал Андрей об опасности, когда выносил из горящего здания знамя части, когда под шквальным огнем наводил мост и вел жестокий бой, защищая переправу. Не думал он об опасности и сейчас, работая на начиненном минами поле. Он знал неоспоримую истину, что сапер всегда ходит на острие ножа, что ему не дозволено ошибаться, что за малейшую оплошность — расплата самая суровая. Но, к счастью, и на этот раз все обошлось благополучно. Вот уже в минном заграждении сделаны и обозначены условными знаками проходы.

— Орленок! Давай сигнал пехоте. Все готово! — отдает приказание Андрею командир саперного отделения, который прошел суровую школу еще на берегах Волги.

Воины первого батальона 524-го стрелкового полка через проходы преодолели минное заграждение и устремились к ближайшей дороге. Вдруг со стороны густой рощи застрочили вражеские пулеметы. Фланговый удар противника оказался неожиданным. В огневой схватке погиб комбат, замполит, другие офицеры батальона. Стрелки, неся большие потери, отступали к сосновому лесу, где, как было известно саперам, находились в обороне гитлеровские подразделения.

— На верную гибель идут! — с волнением сказал командир саперного отделения. — Орленок, бери группу бойцов, отправляйся туда, предупреди об опасности! А мы здесь пособим пехотинцам.

Ефрейтор Орленко с группой саперов побежал к лесу. «Только бы вывести батальон из зоны огня», — думал он, вихрем несясь по полю, на котором от вражеских пуль падали и падали солдаты. Приблизившись к бойцам, уже достигавшим леса, Андрей Орленко закричал во весь голос:

— Стой! Назад! Слушай мою команду! За мной! — и он ринулся на цепи противника, которые отрезали батальон от главных сил.

Эта волевая, внушительная команда возымела действие. Бойцы побежали вслед за неизвестным командиром. Они не знали ни его должности, ни звания, но думали, что это, наверное, лейтенант, а может, и капитан — уж так смело и уверенно отдает команды.

— Дружней, товарищи! Огонь! Огонь по фашистам! — кричал Орленко и сам метко стрелял из автомата, подкашивая ряды гитлеровцев, расчищая дорогу вперед.

— Товарищ капитан! Товарищ капитан! Осторожнее, убьет вас! — кричал кто-то из пехотинцев бежавшему саперу. И по цепям, устремившимся в едином порыве на врага, пронеслись отрывистые фразы: «Ну и смел же капитан!», «Не отставать от храбреца капитана!»

А Орленко, взяв командование батальоном на себя, вел воинов в решительную атаку. Он пустил в ход гранаты. Следуя его примеру, смело атаковали фашистов пехотинцы. В беспрерывной трескотне автоматов послышалось татаканье пулемета. Два бойца, сменив погибший расчет, выдвинулись с пулеметом на фланг и ударили по гитлеровцам.

Пехотинцы, которые только что находились в очень тяжелом положении, теперь грозной силой пошли на прорыв вражеских цепей. И вел их в бой отважный воин в маскхалате, рядовой сапер. Бойцы видели в нем мужественного командира, вдохновляющего их личным примером бесстрашия.

Батальон вырвался из ловушки. Обтекая безымянную высоту, приближались сюда главные силы полка. Командир полка майор С. Лотарев подошел к воинам первого батальона.

— Где комбат? Замполит?

— Погибли в бою, — ответили солдаты.

— Кто же командовал?

— Один капитан в маскхалате. Вот он, — указал боец.

Андрей Орленко, уставший до изнеможения, сбросив с себя гимнастерку, обдавал лицо и грудь водой. Стало легче. К нему подбежал боец.

— Товарищ капитан, вас командир полка вызывает!

Орленко оделся, накинул маскхалат, подошел к майору.

— Вы, товарищ капитан, командовали батальоном? — не дождавшись доклада, спросил майор.

— Да, помогал пехоте выбраться из трудного положения, — ответил Орленко. — Только я не капитан. — И он снял маскхалат. На гимнастерке поблескивал орден Славы III степени и орден Красной Звезды. На погонах — лычки ефрейтора.

— Молодец, ефрейтор! — пожал руку Андрею майор. — К званию капитана, как вас тут называли, представить не смогу, а вот к награде представлю обязательно.

За инициативу, проявленную в этом бою, комсомолец Андрей Орленко награжден орденом Славы II степени. В реляции сказано: «18 июля 1944 года в районе деревни Грабова 1-й батальон 524-го стрелкового полка оказался в окружении, а командование батальона было выведено из строя. Создалось критическое положение. Противник начал атаку. Товарищ Орленко взял на себя командование стрелковым батальоном и повел его на прорыв, в результате чего при незначительных потерях личного состава стрелковый батальон вышел из окружения. Сам лично Орленко гранатами и огнем из автомата убил 24 фашистов».

Отличился бесстрашный сапер сержант Орленко и в боях на Одере, где был награжден орденом Славы I степени.

Живет ныне полный кавалер ордена Славы старшина запаса Андрей Тимофеевич Орленко в Конотопе. Он работает военруком в одной из школ родного города. Любят ученики своего наставника. Он интересно проводит занятия, военизированные игры, походы по местам былых боев. Все силы и знания отдает Андрей Тимофеевич этой работе, которая стала для отважного фронтовика любимым делом.

 

Н. Д. Коломиец, майор в отставке

ЧЕТВЕРТАЯ АТАКА

С. М. Ступак

Удивительный случай произошел в жизни Сергея Матвеевича Ступака в июле сорок четвертого года.

Шел ожесточенный бой. Все вокруг было окутано дымом и пламенем. Когда улегся огненный смерч, минометчик Ступак с поля боя не вернулся. Все видели, как геройски дрался Ступак и как над его минометом взметнулся столб пыли и дыма. Товарищи решили, что он погиб. Из штаба пришла реляция о награждении Ступака. В документе говорилось: «…Удостоен правительственной награды — ордена Отечественной войны I степени посмертно».

…Потянулись долгие, томительные госпитальные дни, недели. Более пяти месяцев потребовалось врачам, чтобы вернуть в строй отважного офицера-минометчика. Многое вспомнилось, о многом передумал Ступак за это время, сверяя свои дела с клятвой, которую дал.

…Было это в 1943 году. На всю жизнь запомнился день, когда ему вручали партийный билет. Хорошо помнит, как он, смущаясь, рассказывал свою биографию на партийном собрании. И о чем ему тогда, в двадцать один год, было говорить?

Родился в бедной крестьянской семье в селе Покровка на Одесчине. Рано потерял отца. Мать его, Татьяна Ивановна, с малых лет приучала сына к труду. Особую страсть питал мальчишка к лошадям. Поэтому, окончив неполную среднюю школу, пошел учиться на зоотехника. В мае сорок первого, когда пришла пора идти в армию, он попросился в кавалерию. Просьбу удовлетворили. Окончил курсы при Новочеркасском кавалерийском училище.

Прошел год. Бесстрашно и смело воевал старший лейтенант Ступак. Об этом убедительно свидетельствовали два ордена Красной Звезды на вылинявшей от солнца и дождей гимнастерке.

Сейчас ему вспомнились июльские бои, во время которых за проявленные мужество и самоотверженность были награждены многие минометчики взвода. Особенно памятна Ступаку та четвертая атака врага, после которой в наградном листе и оказалось слово «посмертно». Правда, тогда Ступак еще не знал о посмертной награде. Не знал он о том, что однополчане сочли его погибшим.

…Сабельный эскадрон 7-го гвардейского кавалерийского полка прикрывал подступы к Западному Бугу, прочесывал леса на восточном берегу. Короткие схватки сменяли ожесточенные бои. Не считаясь с потерями, противник стремился прорваться из бродовского котла на запад.

19 июля после полуночи эскадрон занял оборонительный рубеж. Забрезжил рассвет, а конники еще не успели как следует окопаться. Вблизи их позиций, в небольшой балочке разместился огневой взвод старшего лейтенанта Ступака. Присмотревшись, в кустарниках можно было заметить 82-мм минометы. Рядом с огневой, на высотке в окопчике примостился командир взвода. Он только что закончил пристрелку двух рубежей. Наблюдая в бинокль, Ступак изучал местность.

— Вот они, «долгожданные гости», — сказал старший лейтенант, заметив небольшие группы фашистов, и тотчас скомандовал: — К бою!

Немцы, словно призраки, появились из пелены тумана. В их рядах двигалось шесть самоходных орудий.

Ступак, выждав, рассчитал момент, когда гитлеровцы подойдут к пристрелянному рубежу. Он принял решение огнем взвода отсечь пехоту от самоходок.

— По наступающей пехоте… Беглый… Огонь!

Ступак отчетливо видел, как падали и падали вражеские автоматчики. Фашисты отхлынули назад.

Последовала вторая, за ней третья атака. Гитлеровцы перестраивали боевой порядок, маневрировали самоходками, но каждый раз откатывались, оставляя на поле боя трупы солдат и офицеров.

Но вот у окопов кавалеристов, на огневой позиции стали рваться снаряды. Через минут пять-шесть донесся рокот самоходок. Противник пошел в четвертую атаку, чуть изменив ее направление.

Ступак сделал перерасчеты, подал команду, и минометчики поставили заградительный огонь на пути врага. Гитлеровцы, неся большие потери, все же проскочили зону разрывов и обрушились на левый фланг эскадрона. Три уцелевших самоходки начали с места обстреливать позиции конников.

Кавалеристы держались, но им приходилось все трудней и трудней.

Старший лейтенант Ступак, выскочив из окопа, схватил ручной пулемет, пару дисков и, пробежав метров сто, занял позицию. Бил наверняка, в упор. Внезапный фланкирующий огонь пулемета предрешил исход схватки.

В этот момент раздался оглушительный взрыв. Ступака засыпало землей. Он потерял сознание и уже не слышал, как эскадрон поднялся в контратаку, как вместе с конниками бросились на фашистов расчеты огневого взвода. Ступака без признаков жизни подобрали санитары.

Вернувшись в строй, коммунист Сергей Матвеевич Ступак участвовал в боях, пока не пришел желанный День Победы.

 

Сегодня там, где шли бои. Фотоочерк

БРОДОВЩИНА

Пять шоссейных дорог в разные стороны расходятся от города Броды. Через землю Бродовщины проходят железнодорожная магистраль и автострада, ведущие с востока на запад. А более десяти лет назад территорию района пересекла трасса магистрального нефтепровода «Дружба». В 1961 году начала действовать Бродовская насосно-перекачивающая станция. Как первая ее очередь, так и вторая, вступившая в строй в третьем году 9-й пятилетки, сооружены с помощью Российской Советской Федеративной Социалистической Республики и других братских республик нашей страны.

«Черное золото» из Сибири, Поволжья, Татарии идет в социалистические страны Европы по нефтепроводу «Дружба», в обеспечение работы которого вносит свою лепту коллектив Бродовской насосно-перекачивающей станции.

Дружба! Это слово выражает принцип, на котором строятся взаимоотношения между советскими людьми. На полях Бродовщины каждое лето работают комбайнеры из Азовского района Ростовской области РСФСР. А хлеборобы Бродовского района, в свою очередь, помогают в уборке урожая колхозам Приазовья. Районы соревнуются, а взаимопомощь — главный принцип социалистического соревнования.

За послевоенные годы на территории района выросло немало промышленных предприятий: швейная, мебельная фабрики, лесохимический, лесопильный, консервный заводы, пищевой комбинат и другие. Большинство из них построены в Бродах на развалинах и пепелищах. Отступая, гитлеровцы разрушили не только промышленные предприятия, но и жилые кварталы. Из 2280 домов остались пригодными для жилья лишь 185. Теперь город не узнать. Новые улицы, площади, многоэтажные дома — таковы сегодняшние Броды.

Из года в год увеличивается в районе выпуск промышленной продукции. За три года 9-й пятилетки производительность труда на предприятиях возросла на 39 процентов.

Новых успехов добиваются труженики колхозного села. В 1973 году средний урожай зерновых по району составил 27,7 центнера с гектара. По 394 центнера с гектара собрано сахарной свеклы. Ордена «Знак Почета» колхоз «Прогресс» собрал зерновых по 38,2 центнера с гектара.

На подъеме колхозное животноводство. В 1973 году на 100 гектаров сельскохозяйственных угодий в колхозе произведено по 110,7 центнера мяса, по 483 центнера молока.

По итогам Всесоюзного социалистического соревнования за увеличение производства и заготовок продуктов животноводства в зимний период 1972–1973 гг. Бродовский район удостоен Красного знамени ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ.

Тысячи тружеников сельского хозяйства района награждены высокими правительственными наградами. Только в 1973 году ордена и медали вручены 120 передовикам полей и ферм. Председатель колхоза «Прогресс» В. В. Щербина удостоен звания Героя Социалистического Труда.

Обновились, помолодели села Бродовщины Подгорцы, Ясенив, Гай, Подкамень, Батьков, Пониква… Вырастают новые здания клубов. Домов культуры, школ. Учатся не только дети школьного возраста. 3800 тружеников города и села посещают народные университеты, школы коммунистического труда. 9300 человек учатся в экономических школах, организованных на предприятиях и в колхозах.