Гитлеровское командование прилагало большие усилия, чтобы вывести свои войска из котла.

Трое суток, с 20 по 22 июля, враг наносил мощные встречные удары. Окруженная группировка с рубежа Белый Камень — Сасов пыталась прорваться в южном направлении, ей навстречу пробивались немецкие соединения из района южнее Золочева. Гитлеровцы форсировали Западный Буг, вклинились в нашу оборону, захватили Почапы, Хильчицы и ряд других населенных пунктов. Бои приняли ожесточенный характер. Фашистам оставалось преодолеть около десяти километров, чтобы соединиться со своими подразделениями и выскользнуть из ловушки.

«Выстоять. Сдержать натиск гитлеровцев. Завершить разгром окруженного противника!» — с этими словами на устах сражались воины наземных частей. Наши летчики наносили по врагу удары с воздуха.

Особенно трудные бои разгорелись 20 и 21 июля в районе сел Хильчицы — Почапы — Княже.

Подразделения 102-го стрелкового корпуса сжимали кольцо окружения с севера и северо-востока. «Тридцатьчетверки» 4-го гвардейского и 31-го танковых корпусов рассекали немецкую группировку.

Вырваться гитлеровцам из котла не удалось. Восемь фашистских дивизий, в том числе пехотная дивизия СС «Галичина», к 22 июля прекратили свое существование.

В ходе ожесточенных боев по разгрому нашими войсками бродовской группировки немецко-фашистские войска потеряли убитыми более 35 тысяч солдат и офицеров, свыше 17 тысяч гитлеровцев было взято в плен. Нашими войсками захвачено более 1100 орудий, 1500 автомашин, большое количество танков и другой боевой техники противника.

 

Г. С. Полтавский, подполковник

У БЕЛОГО КАМНЯ

П. И. Бакланов

И. Е. Суховей

Раскисшая от непрерывных дождей, тревожная ночная дорога вела на запад от Золочева, где не смолкали бои. Шли танки, орудия, бронетранспортеры, грузовики… В потоке двигавшейся техники — 16-я самоходно-артиллерийская бригада. Особенно трудно приходилось зенитчикам. Автомашины, на которых были установлены зенитные пулеметы, лихорадочно тряслись, подпрыгивали на ухабах.

Впереди ухнул снаряд, второй. Дорога простреливалась противником.

— Ничего, проскочим, — заверяет водитель.

К рассвету остановились близ села Жуличи. Согласно приказу комбрига здесь проходил рубеж обороны второго дивизиона, который возглавлял майор Паюк.

Батареи занимали огневые позиции. Самоходки становились у кустарников, на жнивье и на участках с нескошенным хлебом. Артиллеристы маскировали боевую технику, готовили ее к бою.

Зенитные пулеметы взвода лейтенанта Ткачева располагались по соседству. Зенитчики и бронебойщики вели задушевный разговор. Подошел коренастый, плечистый механик-водитель. Он отрекомендовался:

— Подполковник Степан!

— Да ты же сержант, а не подполковник, — заметил кто-то из зенитчиков. И механик должен был уточнить, что Подполковник — это его фамилия.

— Желаем тебе, сержант, и по званию стать подполковником. Грудь- то у тебя вся в наградах! — высказывали пожелания, радуясь боевым успехам самоходчика его товарищи-зенитчики.

Короткий разговор закончился. Зенитчики по указанию взводного занимают огневые позиции. Машины — в укрытия. Крупнокалиберные пулеметы готовят к бою. Отсюда виднелись строения раскинувшегося на правом берегу реки большого села Белый Камень. По данным разведки, там находились гитлеровцы.

Утро наступало медленно. Но вот, наконец, восток вспыхнул ярким пламенем. Рассеивалась над низинами сизая дымка. Из-за реки приближался стальной гул и треск выстрелов. Разведка донесла, что противник готовится к переправе через Буг. Хорошо замаскированные, наши самоходки молчали. Казалось, уже давно надо открыть огонь. Чего же медлил майор Паюк? Позже, когда бой закончился, зенитчикам стало ясно, что командир самоходчиков поступил правильно, выжидая, пока противник подойдет поближе. У фашистов — десятки бронированных машин, до двух полков пехоты. Они намеревались пробиться из котла, расчистить дорогу другим. Крупным силам врага противостоял лишь один дивизион самоходок да зенитный взвод. Поэтому подпустить противника поближе и расстреливать его наверняка было единственно правильным решением.

Вскоре после шума и грохота, нараставшего за рекой, на нашем берегу то тут, то там появились движущиеся зеленые и серые копны — замаскированные под цвет местности танки и самоходки. Из-за прибрежного ивняка высыпали вражеские солдаты. Гитлеровцы форсировали реку — машины по наведенной переправе, пехота вброд — и двинулись дальше. Поле перед ними было безмолвное. Пехотинцы ускорили шаг, машины развивали скорость. И вдруг…

Выдвинувшаяся вперед зеленая копна рассыпалась золотистыми искрами, а обнаженная броня окуталась дымом. Это ударила по фашистскому танку наша самоходка.

Теперь, когда вражеские машины подошли на нужную дистанцию, майор Паюк четко давал целеуказания батареям:

— Огонь! Стрелять без промаха!

Открыли огонь и другие замаскированные самоходки. Гитлеровцы сразу потеряли несколько машин. Но остальные устремились на рубеж обнаружившей себя засады. То в одном, то в другом месте завязывались стремительные поединки. На самоходку лейтенанта Вострикова шли три вражеских танка. Два из них поджег отважный экипаж. Но вспыхнула и наша машина.

Выскочив из огня, самоходчики с гранатами в руках поползли навстречу атаковавшему их третьему танку.

Экипаж лейтенанта Евгения Пика, подбив вражескую машину, сразу же перевел самоходку из основной на запасную позицию. Отсюда удалось поджечь очередной атаковавший артиллеристов вражеский танк. Затем, оставив окоп, самоходчики ловко маневрировали по полю боя, расстреливая пехоту, разбили два орудия противника.

На левом фланге ринулось на наши позиции более двадцати «тигров» и самоходных орудий «артштурм». Самоходка лейтенанта Шайморданова из засады подожгла один танк.

В огневой дуэли самоотверженно дрался экипаж майора Паюка. Первый поединок он выиграл. Но в другом машина загорелась от вражеского снаряда. Оставив самоходку, майор Паюк и дальше, уже на поле, указывал красными ракетами экипажам цели и направление контратаки.

— Выстоять! Не пропустить врага! — таким был приказ командира. С непреклонной волей победить сражался в этом неравном бою каждый наш воин.

На правом фланге от реки приближалось несколько бронированных громадин «артштурм». Младший лейтенант Бакланов заметил: одно из этих орудий развернулось влево, чтобы идти в район, где кипели схватки, подставив борт.

— Ориентир — береза! Движущаяся цель! — крикнул лейтенант наводчику. Но тот, чуть помедлив, ответил:

— Не вижу!

Тогда Бакланов сам поймал в перекрестие прицела движущуюся махину. Выстрел, второй. Орудие остановилось, выпустив черные клубы дыма. Из горящей машины выскакивали гитлеровцы. Но метко посланный Баклановым осколочный снаряд догнал вражеский экипаж.

Тогда у каждого из нас была боевая задача, каждый на своем посту обеспечивал общий успех подразделения, части. На поле боя перед Белым Камнем полыхали дымные костры. Это горели встретившие мощный отпор вражеские танки и штурмовые орудия. Горели и наши самоходки. А бой не утихал.

Вражеские автоматчики, хлынувшие вслед за танками, отпрянули назад, подальше от разыгравшейся огненной дуэли бронированных машин. А через несколько часов на берегу Буга между Белым Камнем и Ушней появилась масса гитлеровцев. Они перешли реку вброд и, как туча саранчи, покрыли поле, двигаясь в направлении Жуличей. На этом участке находилась батарея самоходок капитана Жарова. Перед ее фронтом догорали три вражеских танка. Сейчас было временное затишье. В это время и стали цепь за цепью подходить немецкие пехотинцы, ведя пальбу из автоматов и пулеметов.

Самоходки Жарова ударили по пехоте осколочными снарядами. Вражеские ряды поредели. Гитлеровцы стали обходить батарею. Одну из машин Жаров послал наперерез стремившейся пробиться пехоте.

Зенитно-пулеметный расчет сержанта Абдрахимова уже отбил несколько атак вражеских пехотинцев. Теперь вновь к их позиции приближались цепи автоматчиков.

— По фашистской пехоте! — командует сержант наводчику.

Затем — крупнокалиберный пулемет на машину. Смена позиции. Снова огонь по просочившейся пехоте.

Но прорваться фашистам не удалось. Повсюду настигал их беспощадный огонь самоходок, зенитных пулеметов, которым на этот раз пришлось израсходовать весь боезапас по наземным целям.

Бой длился более пяти часов. Все поле перед рубежом нашей обороны было покрыто сожженными, подбитыми вражескими танками. Мало уцелело самоходок и в дивизионе майора Бориса Григорьевича Паюка. Но дивизион в трудных условиях сдержал натиск врага, вышел победителем.

В донесении политотдела 3-й гвардейской танковой армии об этом бое сказано: «В районе Белого Камня на участке обороны второго дивизиона 16-й истребительно-противотанковой самоходно-артиллерийской бригады гитлеровцы бросили более 30 танков и самоходок, крупные силы пехоты, пытаясь сломить нашу оборону и выйти из окружения.

Артиллеристы мужественно встретили врага.

Они подбили и уничтожили 15 танков и самоходок, 18 пушек и до 500 солдат и офицеров противника». Как указывается в политдонесении, все воины дивизиона дрались стойко и бесстрашно.

Особенно отличились командир батареи Жаров, командиры экипажей Сулин, Пик, Бакланов и другие.

Однажды во Львове в Доме офицеров я встретился с Пантелеймоном Баклановым. На груди ветерана — два ордена. Орденом Отечественной войны II степени Бакланов награжден за храбрость, проявленную в бою у Белого Камня. Все участники этого боя отмечены орденами и медалями. В составе дивизиона Пантелеймон Игнатович форсировал Вислу, Одер, Шпрее. В одном из боев был тяжело ранен. Лечился в госпитале во Львове. С тех пор живет здесь, около двадцати лет работает на головном предприятии кондитерской фирмы «Светоч». Он ударник коммунистического труда.

Во Львове живет и трудится наш однополчанин командир экипажа самоходки, который храбро дрался при разгроме гитлеровцев в бродовском котле, Иван Емельянович Суховей. Отличившийся в бою под Белым Камнем командир самоходки Евгений Владимирович Пик служит в рядах Советской Армии.

В семейном альбоме Пантелеймона Игнатовича Бакланова хранится много фотографий фронтовиков-однополчан. На одном из снимков — экипаж самоходки Михаила Бобошко. На обратной стороне слова: «Взгляни, мой фронтовой друг, на это фото и вспомни 20 июля 1944 года, когда мы на Буге, у Белого Камня сдерживали натиск превосходящих сил врага, сражались, не щадя своей крови, стояли насмерть».

С честью выдержали воины 16-й самоходно-артиллерийской бригады тот памятный поединок у Белого Камня.

 

Н.С. Волков, подполковник

НА РАССВЕТЕ…

П. А. Кондыра

У бойцов 12-й гвардейской танковой бригады и автоматчиков-десантников привал. Вчера с утра и до позднего вечера они дрались в районе села Елиховичи с контратакующими танками противника. Сдержали их натиск. А когда наступили сумерки, совершив марш, гвардейцы вышли на восточную окраину Золочева, где и остановились.

Комбриг и начальник штаба колдуют над картой. Близ Золочева — Хильчицы. Рвавшиеся из котла гитлеровцы ударили бронированным кулаком в направлении Хильчиц. Захватили село. Фашистам оставалось пройти около десяти километров, чтобы соединиться со своими войсками, идущими навстречу. Нашим танкистам и пехотинцам нужно было закрыть эту брешь, отбросить врага.

Командиру отделения Павлу Кондыре сейчас известно лишь одно: после отдыха — марш. А с марша — в бой. Выступят они на рассвете…

Любит Павел рассветы. Но особенно запомнился ему один.

Ранним утром, только загорелась зорька, партизанский отряд, в котором он был самым юным, шел на соединение с наступающими частями Красной Армии, освободившими Правобережье Днепра, в том числе и его родное село Руликово. Сколько было радости! Он рвался в действующую армию, чтобы снова идти в наступление, громить ненавистных фашистов. Но, раненного, его отвезли в госпиталь. Как только Павел выздоровел — уехал на фронт.

…Выкурив самокрутку, сержант Кондыра подошел к отдыхающим товарищам. Вот, раскинув руки, лежит рядовой Гаврилюк — первый номер пулеметного расчета, бесстрашный, отважный боец, а в минуты отдыха — балагур и весельчак. На боевом счету у пулеметчика — больше сотни убитых фашистских солдат и офицеров.

Рядом с Гаврилюком, укрывшись плащ-палаткой, дремлет рядовой Доля. Всего в отделении девять человек. Среди них — русские, украинцы, узбеки, армяне. Дружная боевая семья, крепость которой была не раз проверена в боях.

— Не спится? — спросил сержанта лейтенант Арженков, командир танкового взвода, на машинах которого размещались автоматчики Кон- дыры.

— Привычка такая — вставать с зорькой, — отшутился Кондыра. — Да, видно, скоро в бой.

— По машинам! — скомандовал лейтенант.

Сержант Кондыра на броне танка. С правой стороны расположились автоматчики Догляр, Марицов, Очилов, Нурманов и Гаврилюк со своим пулеметом. Остальные пристроились у левой части башни. «Тридцатьчетверка» круто развернулась и устремилась за машиной командира взвода.

Перед Хильчицами танки развернулись в боевую линию.

— Спешиться, — приказал Кондыра отделению и первым соскочил на землю.

С противоположной стороны села находились танки противника.

Боевые машины, обрушивая на врага сильный огонь из пушек и пулеметов, двигались вперед.

Бойцы отделения Кондыры шли за танками.

Перед Хильчицами танковая бригада перешла к обороне, так как столкнуть гитлеровцев сразу с позиции не удалось, а на помощь им подходили новые силы.

Автоматчики и танкисты оседлали шоссейную дорогу на Золочев, по которой фашисты намеревались прорваться из окружения.

Отбита четвертая атака врага. Пыль и дым затянули поле, окраину села. Били наши дальнобойные орудия, им отвечали немецкие. Земля содрогалась от разрывов снарядов. За лесом полыхал пожар. Горели многие строения в Хильчицах. На дороге, в канавах стояли разбитые фашистские танки, автомашины, орудия, лежали трупы фашистских солдат.

Северо-восточнее Хильчиц появились группы гитлеровцев.

Кондыру подозвал к себе Арженков.

— Вот что, товарищ сержант, — сказал он. — С отделением садитесь на машину младшего лейтенанта Зубко и выходите к хутору Куты. Во что бы то ни стало задержите фашистов. Не дайте им возможности обойти нас справа.

— Есть, товарищ гвардии лейтенант!

Вскоре боевая машина с десантом стремительно мчалась по полю в направлении хутора. Когда танк был почти у цели, на окраине села Хильчиц раздался выстрел. Машина сразу же остановилась, из люка повалил густой дым. Экипаж успел оставить горящую «тридцатьчетверку». Десантники соскочили на изрытую бомбами, переутюженную танками землю.

— Отделение, вперед, за мной! — крикнул Кондыра и побежал к ручью, который протекал метрах в двухстах от хутора. «Позиция удобная», — подумал он, бегло окинув взглядом русло речушки, высокие берега которой образовали нечто вроде траншеи.

По команде сержанта солдаты рассыпались цепью, занимая рубеж обороны. Рядом с Кондырой залег рядовой Гаврилюк. Впереди расстилалось поле. По нему двигались гитлеровские войска.

Фашисты и не подозревали, что у них под боком расположились отважные автоматчики, и все внимание сосредоточили на хуторе.

— Ну что, начнем? — спросил Гаврилюк.

— Не торопись. Пусть подойдут ближе.

Смельчаки подпустили врага еще на двести, сто метров…

— Огонь! — приказал Кондыра.

Три автомашины загорелись сразу, загромождая путь. Среди гитлеровцев поднялась паника. Однако, быстро оправившись, они открыли в ответ ураганный огонь и пошли в атаку.

Уже несколько часов беспрерывно строчил «максим», не смолкали автоматы. Отбита одна атака, вторая. Из леса на дорогу выходили все новые группы немцев.

Кондыра оглядел запыленные, усталые лица солдат. Жарким, ох, каким жарким был этот бой для десантников!

Теперь гитлеровцы шли в боевых порядках, зная, что против них всего десять человек, один пулемет и девять автоматов. Они шли в полный рост, уверенные, что на этот раз уничтожат горсточку упорных советских воинов.

Все десять человек в один голос заявили:

— Выстоим!

А фашисты приближались. Уже слышны их выкрики: «Рус, ком в плен!..»

По команде Кондыры ударили залпом. Гитлеровцы падали, сраженные меткими очередями, но продолжали наступать. Вдруг пулемет заглох. Кондыра поспешил к Гаврилюку.

— Ленту заело, — сказал тот.

Сержант сам лег за пулемет. «Максим» вновь заговорил. Кондыра понимал, что многое в поведении солдат зависит от него, командира, от его выдержки, самообладания. И он действовал хладнокровно, расчетливо.

Эта уверенность передавалась бойцам. И они вели прицельный огонь по врагу. Били наверняка.

В это время ударили танковые пушки из села Хильчицы.

— Ура! В селе наши! — крикнул Кондыра.

Несколько «тридцатьчетверок», ведя огонь с ходу, приближались к гитлеровцам, скашивая их пулеметными очередями.

К позиции отделения сержанта Кондыры подошли танки лейтенанта Арженкова. С ними прибыл и командир батальона автоматчиков. Кондыра доложил:

— Товарищ майор, приказ выполнен. Фашисты не прошли.

В этих схватках гвардии лейтенант коммунист Арженков со своим взводом за два часа отразил четыре вражеских контратаки. Он уничтожил два немецких танка, семь пулеметов и до 200 гитлеровцев.

Действуя вместе с танкистами, пулеметный расчет комсомольца Кондыры уничтожил 150 гитлеровцев.

За этот бой сержант был награжден орденом Ленина, И. Ф. Арженков — орденом Красного Знамени. Все бойцы отделения Кондыры за мужество, находчивость и солдатскую смекалку также удостоены правительственных наград.

Пока мог держать в руках оружие, сражался за Родину отважный сын украинского народа гвардеец Павел Кондыра. За проявленную в боях на Дуклинском перевале отвагу он стал Героем Советского Союза. Только после тяжелого ранения незадолго до окончания войны возвратился Кондыра домой.

С тех пор прошло много времени. Павел Андреевич живет в Киеве, работает механиком-бригадиром пассажирского поезда. Его бригада носит высокое звание коллектива коммунистического труда. К боевым наградам ветерана прибавились награды за труд. В 1971 году коммунисту П. А. Кондыре был вручен орден Октябрьской Революции.

 

Решительный шаг

Шел воздушный бой. Несколько пар краснозвездных истребителей сражались с «мессерами». Самолеты то взмывали вверх, то падали отвесно вниз, делая вертикальные эволюции, то ходили в крутых виражах. Вот один «мессер» с глухим воем врезался в землю. Задымил второй, прошитый смертельной очередью.

В огненной карусели носился на своем ястребке летчик Петр Гучок. На его счету уже шесть побед в схватках с фашистскими стервятниками над землями западных областей Украины. И сейчас он отправил двух «мессеров» в последнее пике.

Гучок заметил, как пара подоспевших «мессеров» устремилась к самолету товарища. Петр поспешил на выручку. Сделав резкий разворот, он послал длинную очередь по фашисту — ведущему пары, и тот круто отпрянул в сторону.

Но неожиданно Петр Гучок увидел рядом с собой самолет с черно-желтым крестом на фюзеляже. Редкий случай! Ни из пулемета, ни из пушки не ударить по врагу. А пока займешь нужное положение для стрельбы — сам попадешь под огонь. Немец тоже понимает, что малейший отход в любом направлении для него смертельно опасен. Какие-то секунды два истребителя шли рядом.

Гучок напряг всю волю: враг так близко — казалось, протяни руку и достанешь фашиста кулаком по голове. Мгновенно созрела мысль: столкнуть «мессера» ударом своей машины. Рискованно. Но не выпускать же его из рук живым!

Петр бросил самолет вправо. Расчет мужественного летчика оказался безупречно точным: мощное крыло ястребка как ножом снесло хвостовое оперение «мессершмитта». Тот клюнул носом, накренился и пошел вниз.

Но и самолет Гучка стал крениться вправо. До аэродрома он не дотянул. Выбрав ровную площадку, летчик приземлил почти неуправляемый истребитель в расположении наших войск.

Вскоре на автомашине прибыла группа авиаспециалистов. Петр рассказал, как все произошло.

…209 боевых вылетов совершил лейтенант Гучок за время Великой Отечественной войны, сбил восемнадцать вражеских самолетов. После завершения Львовско-Сандомирской операции отважный сын белорусского народа Петр Иосифович Гучок удостоен звания Героя Советского Союза.

Он погиб смертью храбрых в одном из воздушных боев под Берлином.

 

М. В. Вербинский, подполковник запаса

БЕРЕЗКИ У ДОРОГИ

Ф. И. Горенчук

В. Н. Красов

Тихий древний городок утопает в зелени садов. И здесь, на окраине Золочева, развесистые деревья густыми косами-ветвями прикрывают братские могилы… Весь в цветах строгий обелиск из черного мрамора. Лучи солнца освещают его верхний срез. На обелиске четко выделяется портрет капитана. Высокий лоб, худощавые щеки, чуть тронутые улыбкой губы…

К памятнику обращено суровое, изборожденное морщинками лицо пожилого человека в погонах полковника. Его обнаженная голова словно припорошена снегом, из-под густых лохматых бровей скорбно смотрят глаза.

Кругом ни звука. Только ветерок шепчется с листьями.

Подошедшие пионеры остановились, приумолкли, глядя на черный мрамор обелиска и застывшего у него человека.

Тише, друзья!

Ветеран войны разговаривает с оставшимся для него вечно живым капитаном. Кто он ему? Сын? Однополчанин?

Недолго стоял здесь, сжимая в руке фуражку, гвардии полковник в отставке Феодосий Иванович Горенчук. Но за какие-то минуты он будто вновь прошел пыльными, окутанными пороховым дымом и гарью военными дорогами.

Первые бои на границе… Грохот пушек, лязг танковых гусениц. Зарева пожаров. Неубранный хлеб на полях. Поднявшийся с запада снарядный смерч не утихал ни на минуту. Горенчук был среди тех, кто в грозные июльские дни сдерживал натиск врага. На каждом рубеже красноармейцы сражались, не зная, что такое отдых. Из боя — в бой.

Водил он в атаки воинов под Могилевом, Минском, защищал Смоленск. Шел в контрнаступление по полям Подмосковья, видел, как горел, плавился металл, как багровел снег от крови…

Затем учеба в военно-политической академии. Здесь познакомился с веселым голубоглазым капитаном. Это был Виктор Красов. Они подружились. Горенчук делился боевым опытом, много рассказывал о своей Винничине, Красов — о том, как сражался под Ленинградом, защищая «дорогу жизни», о родной Орловщине…

Весной сорок четвертого Горенчук уехал на фронт. Красов остался еще учиться. «Может, встретимся где-то на дорогах войны?» — сказал один. «Это было бы замечательно», — ответил другой…

Кантемировский корпус сражался за Днепром, когда туда прибыл капитан Горенчук. Здесь ему, политработнику, доверили командовать танковым батальоном. И сразу — в бой. А схватки были жестокие, жаркие. В одной из атак он был ранен. Но Горенчук не покинул строй. И однажды случилось неожиданное.

…Гремел бой. Танки батальона стреляли из укрытия по гитлеровцам, окопавшимся на холмах около деревни. Вдруг к командирской машине подкатила «тридцатьчетверка». Из открытого люка вышел танкист. Взглянул на него комбат и радостно воскликнул:

— Виктор! Откуда? С неба свалился?

— Гора с горой не сходится…

Друзья обнялись.

— Что ж, будем вместе освобождать Украину, — сказал Горенчук.

— А этого стального коня где взял? — взгляд Горенчука скользнул по «тридцатьчетверке».

— Танк с экипажем комбриг дал — на пополнение выбывших из строя.

— Вот это здорово! — обрадовался командир и замполиту с фронтовой закалкой, и новой боевой машине — Отдохнуть надо с дороги, товарищ замполит, — сказал Горенчук.

— На каком фланге у вас труднее — туда и на отдых, — улыбнулся Красов.

Его танк помчался к опушке рощи, к главным силам батальона, откуда командир намеревался начинать атаку.

В тот день Горенчук первый раз увидел Красова в бою. Вражеские снаряды ложились вокруг танка. Казалось, вот-вот подорвут машину. Но танк маневрировал, уклоняясь от удара. Приблизившись к огневой позиции врага, он стал подминать гусеницами одно орудие за другим.

Танкисты хорошо запомнили появившуюся в боевых порядках новую «тридцатьчетверку». А когда схватка закончилась, командир представил личному составу политработника Красова.

— Мы уже знаем замполита, — отозвались танкисты. — В бою познакомились, когда он вражеские орудия таранил!

— Вспомним, друг мой замполит, — словно к живому обращался ветеран к портрету, — вспомним ту военную дорогу, где в последний раз факелом вспыхнуло твое сердце в жарком поединке с врагом.

Капитан Горенчук мысленно перенесся в места, где сражался его батальон летом сорок четвертого года. И снова рядом с ним шагает друг, замполит Виктор Красов. Отсюда, от окраин Золочева, начинался маршрут в район того памятного боя.

Вечером на холмистом поле за Золочевом под тремя ветвистыми вязами собрались командиры батальонов 12-й гвардейской танковой бригады. Комбриг полковник Николай Григорьевич Душак объяснил обстановку:

— Окруженные фашистские дивизии не складывают оружия. Стремясь выскользнуть из котла, крупные силы противника рвутся от Белого Камня через Буг. Вклинившись в расположение наших войск, враг захватил Почапы и Хильчицы, до которых отсюда рукой подать. Бригаде предстоит трудный бой, — полковник обвел всех внимательным взглядом. — Выступить навстречу врагу и разбить его — таков мой приказ.

Затем комбриг уточнял задачу батальонам, действовавшим совместно с пехотинцами-десантниками.

— Знаю, кантемировцы и на этот раз не подведут, — твердая уверенность прозвучала в голосе полковника. — Горенчук и Красов! Хоть ваш батальон третий — пойдете первыми.

…При свете карманных фонариков Горенчук показывал ротным по карте маршруты движения.

Час на подготовку к маршу-броску. Танкисты проверяли двигатели, осматривали гусеничные ленты, дозаправляли машины горючим.

Красов ходил от экипажа к экипажу, и везде его встречали радушно, дружелюбно.

— Знаете, о чем говорится в последней сводке Совинформбюро?

— Расскажите, пожалуйста.

И замполит рассказывал об успешном наступлении наших войск в Белоруссии, о развернувшейся битве за освобождение западных земель Украины.

Беседуя с бойцами другого экипажа, Красов узнал о беде, постигшей механика-водителя Степчука: он получил письмо, в котором сообщалось, что на фронте погиб его брат.

— Да, Саша, — вступил в разговор с воином замполит, — это тяжелое горе для вашей семьи. Мы все будем жестоко мстить фашистам за смерть твоего брата.

Затем Красов повел речь о древнем украинском городе Львове, где еще сидели гитлеровцы.

— Громя фашистов в котле под Бродами, мы спасаем Львов, его людей, архитектурные памятники, — говорил Красов. — Ведь если окруженные дивизии прорвутся, тогда эти силы противника будут брошены под Львов. Очень усложнится борьба за город. Больше прольется крови мирных жителей, больше будет разрушений.

Ночью батальон двинулся в путь. Рождавшееся над Хильчицами утро было напоено дымом и стальным грохотом. Наши пехотинцы сдерживали численно превосходящие силы противника. За спиной отчаянно дравшихся своих подразделений гитлеровцы укреплялись в захваченном селе, стягивали боевую технику вдоль дороги, ведущей на Золочев.

В этот трудный для наших пехотинцев момент подоспели танкисты бригады Душака. Приблизившись к селу первым, батальон Горенчука развернулся для ведения боя. За ним подошли и другие батальоны.

Свои машины Горенчук поставил на холмистом поле, покрытом редким кустарником. Едва танки выстроились в боевой порядок, послышалась команда Горенчука:

— Гвардейцы, огонь!

Немецкие артиллеристы, минометчики ударили по подошедшим танкам. Султаны земли поднимались то справа, то слева «тридцатьчетверки» комбата. Глядя в перископ, Горенчук заметил, что стена небольшого домика все время озаряется красными вспышками. Он тут же догадался: «тигр», всем корпусом воткнувшись в домик, в оконный проем ведет огонь. «Ишь, гад, как замаскировался!» — зло подумал Горенчук.

— А ну-ка, Орлов, гони влево, вон на ту высотку! — скомандовал он механику-водителю.

Танк занял позицию, и таинственный домик оказался как на ладони. Горенчук сам выстрелил из танковой пушки в поблескивавшую стену. В тот же миг домик окутался багряными языками пламени.

По правому флангу батальона минометный и орудийный огонь противника усилился. В просвет, образовавшийся в клубах дыма, Горенчук заметил, как одна из «тридцатьчетверок», размотав гусеницу от удара вражеского снаряда, прекратила стрельбу. Гитлеровцы хлынули в образовавшуюся в боевой цепи брешь.

— Красов! — вызвал комбат по рации замполита, находившегося на правом фланге. — Держись!

Танки ударили по пехоте врага осколочными снарядами. Гитлеровцы залегли, поползли обратно. Немецкие орудия вели беспрерывную стрельбу по нашим машинам.

— Давите огневые точки, расчистим путь для атаки! — призывал замполит танкистов на своем боевом рубеже.

«Тридцатьчетверка» Красова выпустила два снаряда по артиллерийской позиции, которая находилась на холмике за лощиной, заставив орудия замолчать. Потом он вышел из машины и стал наблюдать, как вели огонь другие экипажи. Подбежал к соседнему танку.

— С перелетом бьете! Вносите поправку… — крикнул он командиру, приподнявшему крышку люка.

Расчищая путь, «тридцатьчетверки» двинулись на врага. За танками шли пехотинцы. Отстреливаясь, гитлеровцы отходили. Пятились назад и их уцелевшие бронированные машины.

— Вперед, вперед! — призывал Красов свой экипаж, взобравшись на броню.

Вслед за танками устремились автоматчики, пулеметчики, артиллеристы.

В рядах противника произошло замешательство. Путь вперед был отрезан. Назад — дорога в котел, откуда они пытались вырваться. Но, обманутые фашистской пропагандой, гитлеровцы шли на бессмысленные жертвы.

На улицах села, на подступах к нему, застыли вереницы разбитых немецких автомашин, транспортеров и другой боевой техники. Сотни трупов устилали поле боя. Все больше и больше вражеских солдат поднимало руки вверх.

— Давно бы так, — говорил Красов, слыша, как немецкие солдаты переговаривались на своем языке, из чего можно было легко понять только фразу: «Гитлер капут».

А вот послышалась украинская речь из уст солдата в фашистской форме:

— Та мы давно хотилы сами здатыся…

— А ты кто? Из какой части? — спросил Красов.

— Из дивизии СС «Галичина».

— СС «Галичина»? — с иронией произнес Красов. — Вот оно что? Была такая!

Красов рассказал бойцам о том, как гитлеровцы создали из украинских буржуазных националистов, уголовных элементов, завербованных насильно солдат из западноукраинского населения дивизию под названием 14-я пехотная дивизия СС «Галичина». Ее подразделения были брошены под Золочев, Броды и на другие участки фронта, где вся 14-я вместе с восемью немецкими дивизиями попала в котел.

Сюда подъехал на своей помеченной снарядными вмятинами «тридцатьчетверке» Горенчук. Рука забинтована, хромает. Красов укоризненно посмотрел на комбата:

— Феодосий Иванович, что же это такое? Ранены, а никому ни слова?

— Важно, что Хильчицы взяли, — ответил Горенчук. — А ранение — это чепуха, царапина, — воевать можно… Теперь надо двигаться на Почапы. Там немцы напирают… Да, как у вас с боеприпасами?

— На исходе…

— Вон там Савин доставил боеприпасы, берите.

Обычным транспортом из-за сильного обстрела подвезти снаряды на передовую было трудно.

Рискуя жизнью, их доставил на своем танке Петр Савин.

Миновав засады противника, к утру 22 июля батальон вышел к восточной окраине Почапов. Танкисты сразу же окунулись в самое пекло боя.

Захватив Почапы, гитлеровцы быстро превратили село в сильный опорный пункт. Непрерывно подходили орудия, бронетранспортеры, танки. Отсюда противник намеревался прорваться, чтобы уйти от преследования наших войск. Но на пути врага встал непреодолимый заслон.

Роты танкового батальона Горенчука с ходу пошли в атаку. Взвод Федора Кулькова наткнулся на замаскированную немецкую минометную батарею. Кульков первым ворвался на огневую, утюжа гусеницами окопы. По броне танка барабанили гранаты и пули. Механик-водитель сержант Сопов был смертельно ранен. Его заменил старшина технической службы Савин. Он повел машину дальше в атаку.

Обстановка на восточной окраине села еще более усложнилась. Наши танки осколочными снарядами били по густым цепям гитлеровцев. А они, не считаясь с потерями, с диким отчаянием пытались втиснуться в боевые порядки танкистов, словно видели в этом спасение. Гитлеровцам было известно: преодолев еще около десяти километров, они могут соединиться со своими частями. Поэтому фашисты с таким ожесточением предпринимали одну за другой атаки.

Бой достиг предельного накала. И Горенчук, и Красов понимали, что сейчас требовался новый подъем духа, энергии наших воинов, чтобы одолеть обреченного, но сильного оружием и упорством противника.

Экипаж Красова в этом огневом поединке разбил тяжелый немецкий танк. Замполит видел, что автоматчики после длившихся уже двое суток ожесточенных боев сильно измотаны. Он оставил танк и вскоре появился в боевых порядках пехотинцев.

— Ребята! — закричал он. — За танками, вперед! Впере-е-ед! — и с автоматом в руках бросился на врага, увлекая за собой бойцов.

В контратаку пошли танкисты всего батальона, бригады. За танками устремилась пехота.

Красов будто не чувствовал, что ветер сорвал с головы танкошлем. Вдруг голос капитана оборвался. Сраженный вражеской пулей, замполит упал, окропив своей кровью поле жаркого боя.

Сейчас на том месте, у дороги, выросли стройные белокурые березки. В шепоте их листьев будто слышится героическая легенда о том, как сражался русский воин с красивой фамилией и бесстрашной душой — коммунист Виктор Красов.

Каждый раз останавливаются у этих березок пионеры, слушая рассказ о жестоком бое, гремевшем когда-то у Почапов.

Проехал дорогами, где бились воины танкового батальона, и полковник Феодосий Иванович Горенчук. После боев у Хильчиц и Почапов ему и его другу замполиту Красову было присвоено звание Героя Советского Союза. Только он, Горенчук, с незажившими ранами продолжал водить в атаки танки до конца войны, побывав под Берлином и в Праге. А славный боевой путь Виктора Никитовича Красова закончился в июле сорок четвертого года здесь, на западноукраинской земле.

 

Е. П. Зубров, майор в отставке

ВНЕЗАПНЫЙ УДАР

Е. П. Зубров

А. Г. Анчугов

Утром 19 июля 242-я танковая бригада остановилась на привале в только что занятом нами Ясенове. Дымятся походные кухни. Всюду группки оживленно беседующих воинов, смех и шутки не умолкают. Еще бы — впереди Львов, а там и государственная граница. Сколько исхожено фронтовых дорог и сколько утрачено боевых друзей и товарищей, пока мы вернулись на эти рубежи!

Меня как помощника начальника штаба бригады по разведке вызвали к комбригу.

— Наступление продолжается! — сообщил полковник Тимофеев. — Наша боевая задача — овладеть Хватовом, Олеско, Ожидовом и, двигаясь на Буск, рассечь группировку противника. Будете со своими разведчиками наступать с головным танковым батальоном майора Каразина, взаимодействующим с моторизованным батальоном автоматчиков. Поддерживайте с нами постоянную связь…

Командир разведгруппы лейтенант Абрамов доложил:

— Хватов и Олеско превращены противником в опорные пункты. Обнаружены доты, артиллерийские, минометные позиции.

Мы выступили ночью, рассчитывая на внезапность. Когда до Хватова оставалось совсем близко, небо озарилось вспышками выстрелов. Заговорила вражеская артиллерия и минометы. Мотострелки занимают оборону. Уходят в засаду танки. Группы лейтенантов Абрамова и Попова ведут дополнительную разведку.

Разведчики Абрамова пробирались вдоль шоссе. Издали нарастал звук мотора. Появились два огонька. Бойцы перегородили дорогу, залегли. Подъехал немецкий штабной автомобиль. Молниеносная схватка закончилась победой разведчиков. Захвачены обер-лейтенант, два эсэсовца и шофер.

Обер-лейтенант неплохо знает русский язык, и это облегчает допрос. Он оказался офицером штаба и вез приказ любой ценой удержать Олеско. Гитлеровец понимает, что война для него закончилась, и охотно дает показания. Изъятая у пленных карта дополняет сведения. Олеско обороняет полк дивизии СС «Галичина». Там же находятся склады боеприпасов и продовольствия.

Много важных данных сообщил обер-лейтенант. Под конвоем старшего сержанта Мухутдинова и нескольких бойцов пленные были отправлены на командный пункт штаба корпуса.

Прибывают другие разведгруппы, подробно объясняют обстановку. Вырисовывается и оборона Хватова.

Четыре часа утра. Над лесом повисают три зеленых ракеты. Грохочут мощные артиллерийские залпы наших самоходок, как смерч проносятся огневые дуги «катюш». Противника атакуют танки и батальон автоматчиков. В ожесточенном бою захватываем южную окраину Хватова. Но огонь вражеских минометов прижал к земле мотострелков. Захлебнулась и атака танкистов.

— Огонька! — требует Каразин у командира батареи.

И опять вступают в бой артиллерия и «катюши». А после нового огневого налета мотострелки и танкисты в стремительной атаке овладевают Хватовом.

Начинается наступление на Олеско. Издали виден старинный замок. Где-то там притаился враг.

К небольшой рощице неподалеку Олеско приближался танк старшего сержанта Александра Вишневского. Вдруг рядом разорвался артиллерийский снаряд. Это обнаружила себя тяжелая артиллерийская батарея противника. Все решали мгновения. Развернувшись, танк мчался на позиции гитлеровцев. Прошли минуты — и от вражеской огневой остались лишь искареженные орудия.

Танкисты устремились на новую цель. Но в этот раз первой открыла огонь самоходка врага, затаившаяся в зелени сельской окраины. Советский танк и фашистская самоходка, сцепившись в смертельном поединке, горят. Выполняя воинский долг, погибли бесстрашные разведчики — танкист Александр Вишневский и его боевые товарищи.

Олеско — крепкий орешек. Нам пришлось перейти к обороне.

Докладываю комбригу о первых боях и пока безуспешных действиях.

— Олеско надо взять! — приказывает полковник Тимофеев. — К вам выезжает Компанеец.

Не прошло и получаса, как прибыл заместитель командира бригады майор Компанеец. Силы наши удваиваются: вскоре подошел второй батальон. Поселком должны овладеть рота старшего лейтенанта Анчугова из первого батальона, второй танковый батальон и подразделение мотострелков. Остальные подразделения под общим командованием майора Каразина проведут операцию по захвату Ожидова — села и железнодорожной станции, превращенных врагом в узел обороны.

Большую помощь в бою за Ожидов оказали нам местные жители. В ночной темноте указывал дорогу отряду крестьянин из Олеско Ян Ясинский. Сквозь бездорожье, лесные чащобы скрытно передвигались танки, бронемашины, мотоциклы и автоматчики. Я находился в этой группе, на танке старшины Стогова. Все время думал об Олеско. Как там развернутся события?

Решающую роль в боях за Олеско сыграла рота старшего лейтенанта Анчугова.

Как сейчас вижу этого молодого веселого сибиряка. О храбрости танкиста в бригаде ходили легенды. Говорили, что его машина сделана из непробиваемой стали. Рота Анчугова первой ворвалась на окраину поселка. Отважно сражались танкисты и мотострелки, но мощь ответных ударов противника нарастала. Все ближе к танкам ложились снаряды. Сквозь завесу огня путь прокладывала машина командира.

Идущему впереди всегда тяжелее: он не только служит примером для остальных, но и главной мишенью для противника. Все чаще рвутся снаряды, осколки барабанят по броне. Анчугов мчится вперед. Попаданием в лобовую часть башни оглушен заряжающий Алексей Иванов.

— Впереди «фердинанд»! — хрипит в наушниках голос механика-водителя Василия Борисова.

— Жми на него! — кричит Анчугов.

Еще одно попадание снаряда. Танк и фашистская самоходка несутся друг на друга. У кого крепче нервы, чей выстрел будет точнее? Через мгновение «фердинанд» не существует. Утюжа гусеницами орудия и повозки, машина Анчугова вырывается на дорогу.

— Иду на таран! — слышен по радио его голос.

Понимаю — к Олеско спешит подкрепление из соседнего вражеского опорного пункта Куты.

— Действуй, Саша! — от души желаю успеха боевому товарищу.

«Тридцатьчетверка» Александра Анчугова несется навстречу фашистской колонне. Лязг металла, треск дерева, вопли солдат. Советский танк давит вражеские машины, поливает пулеметным огнем бегущих гитлеровцев, стреляет по самоходкам, хотя сам содрогается от ответных ударов.

Фашистские артиллеристы бьют в упор. У наших танкистов закончились снаряды. Маневрируя и ведя пулеметный огонь, Анчугов продолжает бой. Но вдруг тысячи жал впились в тело, чем-то горячим плеснуло в лицо. Анчугов ничего не видит, не слышит.

Танк неподвижен: в него угодил фашистский снаряд. Но герой проложил путь товарищам. Ринулись вперед воодушевленные подвигом командира танкисты, мотострелки и 2-й танковый батальон.

Вражеский гарнизон в Олеско разгромлен.

Везде валяются трупы гитлеровцев, толпятся жалкими кучками пленные.

В это время наш отряд остановился в лесу между Ожидовом и Буском. Танки, бронемашины и бронетранспортеры занимают боевые позиции. Готовы к атаке автоматчики — она на рассвете. На станции и в селе Ожидов царит тишина. Враг нас не ждет. Ни в людях, ни в технике у нас нет численного превосходства, но воля к победе, внезапность и мастерство решат исход боя. Будем бить врага не числом, а уменьем.

Бой за село и станцию начался на рассвете. Противник был застигнут врасплох. Гитлеровцы дерутся отчаянно, но на организованное сопротивление уже не способны.

Захвачено много пленных. Нам достались богатые трофеи.

Батальоны бригады продолжают наступление.

Вспоминая эти памятные события, думаю о воинах, чьи подвиги проложили путь к победе. По достоинству оценила их заслуги Родина. Старший лейтенант Александр Галактионович Анчугов удостоен высокого звания Героя Советского Союза, орденом Красного Знамени награжден майор Каразин. Капитаны Клименко и Бокшотов, старший лейтенант Попов, лейтенанты Абрамов и Беклимешев награждены орденом Красной Звезды.

 

Сабли конников

Вслед за конниками лейтенанта Карицкого шел эскадрон лейтенанта Мыка. Карицкий и Мык дружили. Оба — молодые, веселые, задорные и в минуты отдыха на привале, и в бою. Но благодушное, мирное настроение Карицкого вдруг резко изменилось. Он скомандовал:

— Спешиться! Коней в укрытие! Занять оборону!

Острый взгляд Карицкого заметил впереди, на опушке леса, станковые пулеметы противника. Тут же ухнул снаряд: выстрелила вражеская пушка.

Спешившиеся конники приняли боевой порядок. А шедшая за ними вслед батарея лейтенанта Козлова уже разворачивала орудия. Расчеты открыли ответный огонь. Там, где находились немецкие пулеметные гнезда, поднялись фонтаны земли. Вражеские пулеметы замолкли. Но снаряды продолжали рваться то с одной, то с другой стороны дороги. Противник не мог вести прицельный огонь, но так или иначе батарею надо было подавить.

Конники уточнили расположение немецкой огневой точки. После удара наших артиллеристов огонь врага ослабел.

Неожиданно на поле появились сотни солдат противника. Цепь за цепью устремились они к дороге, чтобы укрыться в лесу. «Где-то выскользнули из-под удара и норовят спрятаться в лесной чаще», — подумал Карицкий. Прозвучала его команда:

— По коням!

Карицкий первым врезался в строй врага. Рядом с ним беспощадно рубил фашистов комсорг эскадрона кавалер ордена Славы сержант Самарин.

А на правом фланге шел на немецкие цепи эскадрон лейтенанта Мыка. Ржали кони, звенели сабли. Сизым туманом клубился над зеленым полем дым…

Гитлеровцы не сдавались. Они встретили конников автоматным и пулеметным огнем, пустили в ход гранаты.

Вставали на дыбы раненые лошади. И не каждому кавалеристу тогда удавалось удержаться в седле. В какой-то момент Карицкий не увидел вырвавшегося вперед лейтенанта Мыка. Буланый конь друга свалился с ног на скаку. Всадник отскочил в сторону. Карицкий поспешил на выручку товарищу. Но лейтенант схватил за уздечку оставшегося без всадника коня и на бегу вскочил в седло.

Недолго длилась эта схватка. Около сотни вражеских трупов укрыли поле боя.

 

В. Е. Грабовский, майор запаса

МОИ ОДНОПОЛЧАНЕ

А. С. Ермаков

С интересом перелистываю пожелтевшие документы теперь уже далеких военных лет: блокноты, подшивки газет, журналов… Вспоминаю фронтовые аэродромы, своих друзей — летчиков-штурмовиков, воздушных стрелков, вместе с которыми я поднимался в дышащее пламенем небо, ходил на боевые задания. Летали мы на машинах отличных по конструкции, по боевым качествам. Эти самолеты наши пехотинцы называли ласковым словом «ильюша», а гитлеровцы со страхом и ненавистью — «черная смерть».

Теперь, почти три десятилетия спустя, думаю, как лучше, понятнее рассказать о фронтовых друзьях, сражавшихся на грозных крылатых машинах, чтобы молодежь, читая о летчиках-штурмовиках, глубже понимала характер, непоколебимую волю этих воинов, презирающих смерть. Хочется вернуться в прошлое, к суровым военным будням, чтобы с расстояния сегодняшнего дня заглянуть в душу фронтового побратима, подчинившего себе крылатый бронированный дредноут — штурмовик «ИЛ».

…Вот шестерка за шестеркой штурмовики подходят к аэродрому, идут на посадку. Самолеты встречают техники, авиамеханики.

— Ну как? — слышится отовсюду. — Как слетали?

Летчики довольны. Один протягивает руку, показывая большой палец. Другой говорит кратко: «Порядок!» Третий бросает: «Задали фрицам жару!»

Из кабины вылез Александр Ермаков, высокий плечистый летчик, с большими выразительными глазами. Брови широкие, чуть сдвинуты к переносице. Но за кажущейся внешней суровостью — приветливость и доброта. Любит он поговорить в кругу товарищей, спеть. Особенно свою задушевную:

Его часто спрашивали, не тянется ли род Ермаковых от воспетого в песнях Ермака. Александр отшучивался:

— Сибиряк сибиряка любит издалека…

Товарищи часто называли его Ермаком.

— Что же ты, Ермак, на подводные рифы наткнулся? — это подошел Николай Васильевич Шаронов — вездесущий, хлопотливый замполит полка, превосходный летчик, душой болевший за каждый экипаж, за успех каждого боевого вылета.

— Сплошной огонь зениток — пробивались к цели, как сквозь ад, — сдвинул Александр шлемофон на затылок, вытер пот со лба. — Поцарапало чуть плоскости… Но по танкам хорошо ударили… «Тигров» и «фердинандов» штук восемь пустили в расход…

— Так и надо! Мы же воздушная артиллерия, пехоте расчищаем путь… — сказал Шаронов и поспешил к другим экипажам.

У самолета Ермакова хлопочут авиаспециалисты. Погода разрешила небольшую передышку. Небо заволокло тучами, накрапывал дождь. Хоть не так досадно Ермакову: он не летит не потому, что самолет «контужен», — небо мудрит! Надо немного выждать, пока ветерок разгонит тучи.

— Ну, браточки, латайте мои крылышки… — говорил им Ермаков. — Благо, что мотор цел, да и до кабины не достали немецкие осколки…

— Крепка броня, надежный панцирь, — заметил один из техников.

— А как же — штурмовик! Низко над полем боя летает. Ему необходима бронированная защита.

— А давно ли у нас появились штурмовики? — спросил кто-то из техсостава. Да и другим интересно было послушать об этом.

— Что ж, ребята, расскажу что знаю, — начал Ермаков. — Во время гражданской войны, в девятнадцатом году, по указанию В. И. Ленина создали авиационную группу для штурмовых ударов по белогвардейской коннице Мамонтова. Первыми самолетами-штурмовиками стали бипланы, на которых летчик и мотор защищались броней. В 1938 году появился самолет-моноплан конструктора Ильюшина. Сначала машина была одноместная, а потом — двухместная. Вот такая, какой вы видите ее сейчас. А боевые качества штурмовика, думаю, всем известны. Сквозь огонь ходит и домой возвращается.

— Крылышки готовы — можно лететь, — доложил техник.

Неутомимые труженики фронтового аэродрома — техники, механики, мотористы — не смыкали глаз ни днем ни ночью. Обслужить, подготовить к вылету самолет, залечить раны, полученные в бою… Летчики ценили этот кропотливый труд аэродромных авиаторов.

И снова заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Ермаков ведет группу самолетов к полю боя. Уже неделю бушевал снарядный шквал над галицкой землей и юго-западной частью Волыни. Вокруг крупной группировки гитлеровцев сомкнулось кольцо окружения. И Ермаков ведет шестерку «илов» в район котла. Самолеты все ближе и ближе подходят к цели.

Масса фашистских войск сгрудилась на небольшой территории. Прикрываясь от ударов с воздуха сплошной огневой завесой, танки, артиллерия, пехота врага отчаянно бросились в атаку, чтобы вырваться из ловушки. Большое скопление техники противника было замечено в районе Белого Камня. Сюда и устремились штурмовики 525-го авиаполка. Нашим наземным войскам, сдерживающим натиск гитлеровцев, приходилось трудно. Враг рвался к Западному Бугу, чтобы форсировать реку и любой ценой проложить путь на запад.

«Илы» над стальным кулаком противника. Выстроившись в круг, штурмовики один за другим пикируют на цели — танки, орудия, бронетранспортеры.

— Молодец, Ермак! — похвалил Ермакова за меткий удар по танкам ведущий полковой группы Михаил Иванович Ефремов.

Надо обладать железными нервами, бесстрашием, сильной волей, чтобы спикировать к самой цели и, поразив ее, вовремя вывести самолет из атаки. Такими качествами летчика-штурмовика владел Александр Ермаков — опытный воздушный боец.

Вот немецкий танк спрятался под кронами стоявших близко друг от друга деревьев. Ермаков так снизился, что винтом срезал верхушки ветвей и угостил «соткой» размалеванного под цвет местности «тигра». Тот содрогнулся и, размотав гусеницы, воспламенился.

Семь танков, несколько орудий и бронетранспортеров, сотни гитлеровцев уничтожила в этом вылете группа Ермакова.

А через два часа Ермаков повел «илы» на вражескую переправу в районе Западного Буга. Небо над этим участком реки расцвечено белыми облачками разрывов. Ведущий пробился сквозь зенитный огонь и сбросил бомбы на понтоны. Следуя его примеру, так же бесстрашно и метко атаковали плавсредства противника ведомые.

Недавно я знакомился в Архиве Министерства обороны СССР с историей 525-го штурмового авиаполка. В оперативных сводках, политдонесениях, протоколах партбюро и партийных собраний часто встречал фамилию Ермакова. То сообщалось, что он штурмовал вражескую технику и живую силу, то наносил удары по аэродромам противника, то доставил ценные разведданные.

Особенно отличился Ермаков в июльских боях 1944 года. Десятки вылетов совершил он во время прорыва обороны врага на львовском направлении, во время разгрома гитлеровцев в котле и когда войска продолжали наступление.

137 успешных боевых вылетов совершил за период Великой Отечественной войны Александр Ермаков. На его личном боевом счету — 17 уничтоженных фашистских танков, 5 самолетов, 115 автомашин, 8 орудий, 4 цистерны, 3 склада, 40 вагонов, около 360 вражеских солдат и офицеров.

16 апреля 1945 года Ермаков дважды водил самолеты в бой в районе польского села Богусловице. В боевом донесении его рукой написано: «Уничтожили два танка, взорвали склад с горючим и два бензозаправщика…» В графе «разведданные» он написал: «Севернее Богусловице на поле рассредотачивается около 15 танков противника».

А в боевых документах за 17 апреля этого же года читаю: «Летчик Ермаков и воздушный стрелок Ячменев сбиты истребителями противника над целью. Экипаж погиб».

Об этом вылете читаем в донесении командира звена лейтенанта Ивана Дьяченко, который в воздухе возглавил группу. В графе «ведущий» Дьяченко начал писать свою фамилию, вывел даже первые буквы «Дья…», а затем перечеркнул и размашистым почерком написал: «Ведущий — Александр Семенович Ермаков». Саши уже не было в живых, но он и мертвый сражался с врагом. Его фамилию еще не раз выстукивали телеграфисты, передавая донесения в штабы.

После войны в газетах опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Александру Ермакову звания Героя Советского Союза.

В летние дни 1944 года, во время разгрома бродовской группировки противника, штурмовики воевали вместе с наземными подразделениями. Не зря на фронте их называли «крылатой пехотой». Наши войска, сжимая кольцо окружения, рассекали фашистскую группировку, чтобы разбить ее по частям. И в этих ожесточенных боях наземные части всегда поддерживали стальные крылья «илов».

«Внимание! В воздухе штурмовики! — радовались мы, когда над полем боя появлялись краснозвездные «ильюшины», — писал в те дни в красноармейской газете заместитель командира танкового подразделения гвардии подполковник А. Скряго. — Мы знали, что помощь с воздуха будет чувствительной. Ведь ни одно из сражений с немецко-фашистскими захватчиками не проходило без участия штурмовиков. «Илы» все время были на поле боя, воевали вместе с наземными войсками».

Геройски сражались на львовской земле опытные мастера воздушного боя летчики Макаров, Коровин, Шумидуб, Тверцин.

Самоотверженно бились с фашистскими войсками на этом этапе Львовско-Сандомирской операции и летчики 235-го штурмового авиационного полка. 21 июля в районе села Белый Камень группа «ильюшиных», ведомая летчиком Григорием Денисенко, сделала четыре захода, уничтожив пять танков, сорок автомашин, десятки солдат и офицеров противника. К концу войны Григорий Денисенко совершил 197 боевых вылетов и стал Героем Советского Союза.

Во время боев по окружению и разгрому бродовской группировки врага в адрес командиров штурмовых авиачастей поступало множество телеграмм, писем, в которых бойцы наземных войск благодарили за помощь, поддержку. Вот одно из таких писем, присланных летчикам- штурмовикам от пехотинцев:

«Севернее населенного пункта Белый Камень против нашего небольшого отряда немцы перешли в контратаку. Силы гитлеровцев во много раз превышали наши. Это было 21 июля 1944 г. примерно в 9.00—9.30. В это время, как раз к началу контратаки противника, над нашим районом появились группы «илов». Их было не меньше тридцати. Шли они звеньями по шесть-восемь самолетов на малой высоте. Три группы сразу же отделились и сбросили бомбы на скопление автомашин и повозок противника. После этого «илы» начали стрелять из пулеметов, по нескольку раз спускаясь почти до земли. За все время пребывания на фронте мы подобных ударов «ильюшиных» не видели. Все горело и рвалось. В общем, били фашистов сверхотлично. Контратака противника была полностью отражена авиацией почти без нашего участия, и все бойцы восхищались работой «илов». Мы все просим передать благодарность нашим летчикам-штурмовикам, оказавшим большую помощь на поле боя».

Пленный из окруженного 13-го армейского корпуса, оценивая действия наших штурмовиков при разгроме вражеских войск в бродовском котле, сказал: «Русская авиация в районе Белый Камень, Ожидов, Олеско и по шоссе Белый Камень — Ожидов 20 июля с 13.00 до 19.30 совершила около тридцати налетов группами по 10–12 штурмовиков и бомбардировщиков. Авиация бомбила беспрерывно, подходя волнами. Самые большие удары окруженным войскам были нанесены у Белого Камня и на переправах в этом районе. Шоссейная дорога, идущая с севера на Белый Камень, с 19 по 21 июля находилась под непрерывным огнем русской авиации».

На протяжении всего периода ожесточенных боев «крылатая пехота» наносила мощные удары по вражеским войскам, по боевой технике и живой силе противника, его опорным пунктам, что значительно ускорило окружение и разгром фашистских дивизий в бродовском котле.

При прорыве обороны, при уничтожении гитлеровцев в котле под Бродами бесстрашно бились летчики-штурмовики Сергей Бесчастный, Иван Виноградов, Василий Гамаюн, Федор Жулов, Анатолий Казаков, Алексей Киреев, Иван Могильчак, Петр Кизюн, Геннадий Пастухов, Петр Макаров, Николай Родин, Александр Кучеренко, Лев Говорухин, Сергей Фомин, Михаил Зарецких. Одни из них сражались здесь, уже будучи Героями Советского Союза, другие были удостоены этого высокого звания позже.

Трудно перечислить имена всех воздушных бойцов, отличившихся в боях на львовском и рава-русском направлениях в 1944 году. Десятки, сотни отважных соколов бились с врагом с изумительной храбростью и мужеством, за что по достоинству названы в народе крылатыми богатырями.

 

Б. В. Самарин, полковник запаса

НА ОСТРИЕ РОМБА

З. Л. Асфандьяров

На огневой позиции второй батареи пушки под маскировочными сетями были приведены в боевое положение. Бойцы и командиры торопились, не теряли даром ни одной минуты. Где-то впереди шел бой. Доносились выстрелы танковых пушек, частые очереди крупнокалиберных пулеметов, приглушенный грохот разрывов снарядов, мин. Черный дым заволакивал мазанки небольшого села.

У первого орудия рядом с наводчиком стоял коренастый, невысокого роста старший сержант. На выцветшей гимнастерке артиллериста — орден Ленина, Золотая Звезда Героя, нагрудный знак «Гвардия».

— Как настроение, Закир? — спросил подошедший командир батареи.

— Трудновато будет. Фрицы напролом рвутся из котла, — ответил Закир Асфандьяров, вспоминая вчерашние бои под Сасовом. — Но выстоим! На то мы и гвардейцы!

Командир орудия окинул взглядом местность. Перед позициями — почти ровное поле с неубранными участками ржи, пшеницы. Вдали едва просматривалась синеющая гряда колтовских холмов. Закир невольно вспомнил Башкирию, долину реки Белой, свой родной Красноусольский район, где родился и вырос. Ему зримо представилась бесконечная горная цепь Урала.

— А мы здесь на голом месте встали. Как-то неуютно, — задумчиво произнес Асфандьяров.

— Это верно, что на голом, — согласился командир батареи. — Но и отсюда дадим по зубам фашистам. Впереди — путь на Львов.

— Да, интересно посмотреть его. Красивы украинские города, приветливы жители. Дойдем. Освободим. А потом и дальше, на запад, — твердым голосом закончил Закир.

…Приказ командира 322-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка был кратким: выйти в район северо-западнее Золочева, занять рубеж. Готовность к бою на 16.00.

Времени — в обрез. Ускоренным маршем противотанкисты пошли по проселочным дорогам. В авангарде — батарея гвардии старшего лейтенанта Забелина.

При подходе к Золочеву артиллеристов обстреляли вражеские автоматчики, но засаду быстро ликвидировали. К указанному рубежу они вышли точно в срок. С ходу занимали огневые позиции, но земляные работы были еще не завершены.

Забелин взглянул на часы. День клонился к вечеру. «Может, до утра не потревожат фашисты?» — подумал он. Неожиданно раздался громкий возглас наблюдателя:

— С передового НП три красные ракеты!

На батарее знали: это сигнал танковой опасности. И тут же полковой радист передал: «Ромашка», к бою!»

Забелин спрыгнул в окоп, где оборудован наблюдательный пункт, приник к стереотрубе. По полю, километрах в двух, двигалась группа немецких танков. За ними шла пехота.

Наша тяжелая артиллерия открыла огонь. Но снаряды не достигали цели: вражеские танки двигались на больших интервалах, маневрировали. Обогнув пологую высоту, они резко свернули в сторону и начали скрываться в лощине.

— Наверное, заметили нас и хотят обойти зону обстрела, — вслух проговорил Забелин. Мгновенно сработала мысль: если танки выйдут из лощины, а это наверняка, — деваться им некуда, — то орудия по отношению к ним окажутся в линейном положении, да еще в затылок друг другу. И он тут же отдал приказ: две пушки переместить метров на двести в сторону. На помощь артиллеристам пришли разведчики, связисты, водители. Почти на виду у противника боевой порядок батареи был перестроен в «ромб».

Первое орудие, которым командовал старший сержант Асфандьяров, находилось на острие ромба, обращенного к выходу из лощины.

Лейтенант Забелин хорошо знал Закира. Этот бывалый воин обладал сноровкой и необыкновенной смелостью. За время пребывания на фронте он не раз вступал в единоборство с фашистскими танками, выходя победителем.

Асфандьяров лежал возле орудия и не отрывал глаз от бинокля.

— Один… Три… Пять…

Девять бронированных громадин, двигавшихся на батарею, насчитал он. Гитлеровцы прибавили скорость. «Давай, давай, — подумал гвардеец, — подходи. Встретим как надо».

— По головному! Бронебойным!..

Прогремел выстрел, еще один…

Первый танк окутался дымом. По броне второй вражеской машины поползло пламя.

Вблизи раздался оглушительный взрыв. Осколки пронеслись над головой командира орудия, зацокали по щиту, станинам. Послышался стон. Закир на миг оглянулся. Соседняя пушка разбита, завалилась набок. А у орудия, в пяти шагах от Асфандьярова, пытался встать раненный осколками подносчик снарядов.

— Наводчик! Помоги раненому. Я заменю тебя! — И сержант, сам немного оглушенный, прильнул к окуляру оптического прибора, руки привычно легли на рукоятки механизмов. Он думал только об одном: точнее произвести наводку, учесть нужное упреждение на скорость движущихся целей, уловить мгновение, когда пора плавно нажать на рукоятку спуска.

— Нас не запугаешь! Заряжай! Огонь! — командовал Асфандьяров, подбадривая боевых друзей.

Последовало несколько выстрелов. В одном танке что-то взорвалось, повалили клубы густого черного дыма. Другой замер на месте, затем какая-то сила крутнула его так, что ствол пушки повернулся в противоположную сторону.

Не выдержав меткого огня нашей артиллерии, уцелевшие машины противника остановились и начали медленно ползти назад, к лощине.

— Кажется, можно передохнуть, — с облегчением промолвил Закир, окидывая взглядом бойцов. — Здорово дали им жару. Век не забудут котла.

Послышалась новая команда:

— По пехоте… осколочным!.. Беглый огонь!

Старший сержант опять прильнул к панораме. Гитлеровцы как ошалелые поднялись и пошли в полный рост густыми цепями под неумолкающий автоматный треск.

Все три орудия вновь открыли стрельбу. Вражеские цепи редели. Фашисты залегли. Закир вводил поправки в наводку и посылал снаряд за снарядом. «Чего-то ждут?» — недоумевал он.

Гитлеровцы действительно ожидали подмоги. Три танка, десяток бронетранспортеров с автоматчиками, выбравшись из той же лощины и ведя огонь, набирали скорость.

— Держись, ребята! — крикнул Закир. — Покажем фашистам, где раки зимуют.

Заговорила расположившаяся рядом батарея старшего лейтенанта Тарасова.

Канонада усилилась.

Три немецких танка были подбиты сразу. Несколько бронетранспортеров опрокинулось вместе с пехотинцами. С остальных соскочили автоматчики и, пробираясь во ржи, начали обходить позиции двух батарей. В это время по ним с флангов хлестнули пулеметные очереди. Немцы отхлынули, спасаясь бегством. Подступы к батарее усеяли десятки трупов гитлеровцев.

На землю опустился вечер.

— Ну, теперь отдохнем немножко, — вытирая пилоткой лицо, сказал Закир.

Бессонные ночи, постоянное нервное напряжение, физическая усталость валили бойцов с ног. Но почти до рассвета пришлось приводить в порядок орудия, пополнять боеприпасы.

А ранним утром снова грянул бой…

Противник опять шел в атаку: пехота, автомашины, повозки. Фашисты пытались обойти позиции артиллеристов слева, но наткнулись на непреодолимый танковый заслон. Потерпев там неудачу, около пятисот гитлеровцев двинулось на 322-й артиллерийский полк с фронта. Ценой больших потерь отдельным группам противника удалось сквозь огненную завесу снарядов прорваться к батарее. Пушкари взялись за автоматы и карабины.

Оставив орудие, схватил автомат и Асфандьяров.

— За мной! — крикнул он бойцам своего расчета.

Стреляя на ходу, артиллеристы смело бросились навстречу вражеским пехотинцам. Использовав автоматные патроны, гранаты, Закир ловко орудовал прикладом в рукопашной. Его примеру следовали другие бойцы.

Оставшиеся в живых фашистские солдаты и офицеры бросали оружие, сдавались в плен.

— И у орудия ты мастер, и в рукопашной молодец, — похвалил Закира командир батареи.

Герой Советского Союза гвардии сержант Закир Асфандьяров участвовал также в освобождении многих городов и сел Польши. Фронтовыми дорогами дошел до Берлина.

Из Балхаша Карагандинской области часто идут письма на Львовщину. «Большое расстояние от Караганды до Карпат, — пишет Асфандьяров, — но так хочется приехать и посмотреть на край, за освобождение которого мы жестоко бились с гитлеровцами в сорок четвертом». А ему отвечают благодарные жители и ветераны войны: «Приезжайте, будете дорогим гостем».

 

Патриоты

И. З. Кулешов

Таисия Кулешова

Виктор Кулешов

Василий Кулешов

В первый день войны Иван Зиновьевич Кулешов и его сын Василий ушли защищать Родину. Через несколько месяцев на юге Украины Ивана Зиновьевича ранило. Из госпиталя он прислал письмо домой, в город Камышин. Выбывшего из строя отца заменила его дочь Таисия.

После лечения Ивана Зиновьевича послали на офицерские курсы. Здесь учился и Василий. Отца и сына направили в одну действующую часть. И какова же была их радость, когда, прибыв на фронт, они узнали, что в 21-м полку 7-й кавалерийской дивизии служит пулеметчиком и младший сын Ивана Зиновьевича — Виктор. В этой же дивизии, только в другом полку, находилась и Таисия. За проявленное мужество она уже имела боевую награду — медаль «За отвагу».

По просьбе Ивана Зиновьевича Таисию перевели в часть, где воевали отец и два брата. «Квартет Кулешовых», — так называли четырех фронтовиков-патриотов из одной семьи.

Когда полк сражался на Львовщине, Иван Зиновьевич командовал кавалерийским эскадроном. Младший лейтенант Василий Кулешов возглавлял пулеметный взвод. Сержант Виктор Кулешов командовал пулеметным расчетом. А Таисию, дежурившую на КП у телефона, называли «богом связи».

При прорыве обороны противника эскадрон под командованием Ивана Кулешова уничтожил более двухсот гитлеровцев. Личный пример смелости показал в этом бою Кулешов-старший. Командир дивизии вручил отважному коннику орден Красного Знамени.

Семья Кулешовых отличилась и в боях под Каменкой-Бугской. Когда гитлеровцы перешли в контратаку на правом фланге полка, командир послал туда пулеметный взвод Василия Кулешова. Пулеметчики быстро выдвинулись на указанный рубеж и открыли кинжальный огонь по противнику. Гитлеровцы пытались уничтожить их из минометов, но ничего не вышло. Контратака врага была сорвана.

Во время этой схватки Василий Кулешов появлялся то у одного, то у другого пулемета. Указывая цели, он умело управлял боем. Когда погиб один из бойцов расчета, он сам лег за пулемет. Мужественно действовал в этом бою и младший из Кулешовых — Виктор. И никто не удивился, когда на груди Василия вскоре засиял орден Отечественной войны I степени, а у Виктора — медаль «За боевые заслуги».

После освобождения Львовщины Кулешовы шли в боевом строю дальше, на запад. Не дожил до Дня Победы Василий. В конце февраля 1945 года вражеская пуля оборвала его жизнь.

Остальные члены семьи Кулешовых вернулись в родные места, на Волгу. Несколько лет назад Иван Зиновьевич Кулешов умер. Виктор и Таисия бережно хранят память об отце и погибшем на фронте брате. Они часто рассказывают молодежи о подвигах однополчан, с которыми плечом к плечу шли дорогами войны.

 

В. В. Березин, гвардии подполковник запаса

СЛУЧАЙ В РАЗВЕДКЕ

В. В. Березин

П. Д. Азаров

К утру 21 июля из резерва 60-й армии в район западнее Золочева была переброшена 7-я гвардейская истребительно-противотанковая артиллерийская бригада. Ее полки с ходу вступали в бой, отражая попытки врага пробиться в южном направлении.

Артиллеристы сражались не только с немецкими бронемашинами, но им приходилось вступать и в рукопашные схватки с автоматчиками.

Особенно памятным был бой утром 22 июля.

Убедившись, что через Ясеновцы прорваться невозможно, гитлеровцы повернули на Княже, а затем на село Лацке. Чтобы не дать возможности противнику вырваться из окружения, командир бригады гвардии полковник М. С. Титенко произвел перегруппировку и выдвинул на шоссе южнее села Княже 321-й, в район Лацке — 320-й и к селу Бонишин — 319-й истребительно-противотанковые полки. Я был тогда начальником разведки 320-го полка.

То на одном, то на другом участке возникали жаркие схватки пехотинцев, танкистов, артиллеристов с разрозненными вражескими группами. Фашисты внезапно переходили в контратаки.

— Товарищ гвардии подполковник, — обратился я к командиру полка Аверкиеву, — разрешите уточнить боевую обстановку.

Получив разрешение, мы на немецкой трофейной машине отправились в разведку. Со мной поехал полный кавалер ордена Славы гвардии сержант Тамбовцев. Его знали все как смелого и опытного разведчика.

В это время гитлеровцы пошли в атаку и отрезали нас от своей части… «Надо предупредить полк об опасности», — подумал я. Приняли решение следовать вместе с немцами, а затем обогнать их.

— Водитель, жми по дороге прямо! Обгоняй немецкие танки слева, а Тамбовцев пускай считает их.

Машина устремилась вперед.

— Двадцать один! — досчитал Тамбовцев. — Более десяти автомобилей с пехотой и три бронетранспортера.

Мы проскочили колонну и двигались к огневым позициям батарей полка, оказавшись, таким образом, между двух огней. По нас могли открыть огонь гитлеровцы, но наши истребители, заметив немецкую автомашину, могли без промедления ее расстрелять.

Но, к счастью, все обошлось. Машина приближалась к орудию первой батареи. Бойцы расчета направили на нас автоматы. Я мгновенно выскочил из машины, махнул им рукой.

Мы связались с полковым наблюдательным пунктом, доложили подполковнику С. М. Аверкиеву обстановку. На наши огневые позиции тотчас же была передана команда: «К бою!»

Первой открыла огонь «заигрывающая» батарея гвардии старшего лейтенанта С. Г. Покрышевского. Она начала стрельбу на больших дальностях, привлекая внимание врага на себя, заманивая его под фланкирующий огонь батарей гвардии старшего лейтенанта Ф. Егорова, И. Черниговцева, В. Рябых, П. Тарана.

Так и случилось. Ринувшись в атаку на батарею Покрышевского, гитлеровские танки, автомашины с пехотой попали в «огненный мешок».

— Огонь! Огонь! — слышалась команда с разных сторон.

Одновременный фланкирующий огонь по вражеским машинам посеял растерянность и панику в рядах противника. Вспыхнуло несколько танков, опрокидывались автомобили с пехотой.

Слаженно действовали орудийные расчеты. Но в тяжелом положении оказалось орудие гвардии старшего сержанта Алексея Бажина. Гитлеровцы стали окружать огневую позицию. На помощь Бажину пришли бойцы соседнего расчета и взвод управления батареи гвардии лейтенанта И. Свербеева. Противник был отброшен.

Фашистам не удалось пробиться. Неся потери, они отошли.

В этих боях отличился гвардии сержант Азаров. Его орудие уничтожило пять танков. Павел нередко поражал цель с первого выстрела.

Как-то Азаров обнаружил брошенный фашистский танк. Тут пригодилась ему довоенная профессия тракториста. Он завел двигатель, взяв с собой бойцов, повел машину к складу горючего. Охрана была уничтожена пулеметным огнем, склад захвачен. За отвагу, проявленную в боях на Днепре и под Житомиром, Павел Дмитриевич удостоен ордена Славы III степени, под Львовом — II степени, при штурме Берлина — I степени. На счету у артиллериста — 12 подбитых и сожженных танков. Гвардеец участвовал в параде Победы на Красной площади.

Геройски сражался и погиб гвардеец сержант Десятник. Оставшись один у орудия, он продолжал вести огонь до последного дыхания. После боя мы увидели его сидящим у панорамы. Руки крепко сжимали рукоятки механизмов наводки.

После разгрома бродовской группировки немецко-фашистских войск наш полк получил приказ следовать на Львов. В боях за город 320-й гвардейский истребительно-противотанковый артиллерийский полк получил почетное наименование «Львовский» и награжден орденом Суворова.

В составе 320-го полка сражался поляк Сильвестр Затор. В 16 лет он стал солдатом нашей армии. Разведчик гвардии рядовой Затор от Киева до Берлина прошел по дорогам войны с 320-м полком. Сейчас наш польский друг проживает в городе Дембице. Он помнит ожесточенные бои за освобождение Львовщины, не забывает своих побратимов — воинов 7-й гвардейской бригады, ведет переписку со многими ветеранами. Недавно я побывал у Сильвестра Затора в гостях. Нерушима дружба, скрепленная кровью.

В Польше я видел обновленные, выросшие на развалинах и пепелищах города и села, фабрики и заводы. Радостно на душе: польская земля, за освобождение которой героически сражались воины Советской Армии, цветет счастьем и радостью новой жизни.

 

И. М. Телятников, старшина запаса

ДИВИЗИОН УДМУРТЦЕВ

На одной из центральных улиц города Ижевска есть небольшой сквер. Внимание прохожих привлекает воздвигнутый в нем памятник. Высокий постамент венчает площадка с противотанковой пушкой.

На памятнике высечены слова: «Артдивизиону имени Комсомола Удмуртии». С этим дивизионом связана опаленная военной грозой моя юность. Пришел я в армию с комсомольским билетом, по зову сердца.

…Шел сорок второй год. Все для фронта, все для победы! Комсомольцы Удмуртии решили создать из добровольцев артиллерийскую часть. Вскоре был сформирован дивизион. На личные сбережения трудящихся приобрели орудия, тягачи и другую боевую технику.

Осенью 1942 года 174-й отдельный истребительно-противотанковый артдивизион имени Комсомола Удмуртии влился в 172-ю стрелковую дивизию.

Первый наш боевой рубеж проходил западнее Москвы, где мы занимали оборону. Затем сражались на Брянщине, на Днепре и Западном Буге, на берегах Вислы и Одера…

…Стою у памятника и мысленно переношусь в те жаркие схватки. Их было много. Но особенно запомнились мне июльские бои сорок четвертого года на Западном Буге, близ границы.

Уже прорвана оборона гитлеровцев на рава-русском направлении. Позади остался освобожденный частями нашей дивизии город Броды. Мы продвигались вперед, сжимая кольцо окружения вокруг попавших в ловушку фашистских дивизий. Гитлеровцы стремились любой ценой пробиться на запад, уйти от возмездия.

По дороге, которая вела к селу Станиславчик, неожиданно в нашу сторону полетели вражеские снаряды.

— К бою! — отдал приказание командир дивизиона подполковник Семченко.

Командир батареи старший лейтенант Боул дает целеуказание. На пути артиллеристов оказалась засада — несколько замаскированных танков и орудий. Мой расчет уже развернул пушку. Зарядили бронебойным.

— Не промахнись, Сергей, — говорю наводчику Макогончуку, хотя знаю, что он хладнокровен, имеет хорошую выдержку, точный глазомер, которые так нужны наводчику.

С первого выстрела нашей пушки один из «тигров» превратился в бесформенную глыбу. Ударили другие орудия — засада ликвидирована. Но вдруг поступил сигнал с переднего тягача:

— Мины!

Действительно, дорогу пересекала широкая полоса с подозрительными бугорками. Заметив эти бугорки, мы остановились. Объехать минное поле невозможно — там болото.

Подошли подполковник Семченко с замполитом майором Поповым. Нагибаются, смотрят, о чем-то советуются. Командир принимает решение:

— Разминируем сами!

Лейтенант Боул с тремя солдатами приступили к рискованной работе. Взялся и я за это непривычное дело. Малейшая опрометчивость — и прощай, белый свет. Осторожно вынимаем взрывоопасные предметы.

Подъехал на броневике комдив генерал А. А. Краснов. Мы часто видели его в полку, в дивизионе. Знали, что где-то по соседству воюет его дочь, медицинская сестра.

— Расчистить проход, выставить часового до прибытия саперов! А сами — вперед, пехоте на помощь! — распорядился комдив.

Наш дивизион помог пехоте выбить врага из села Станиславчик.

Окруженному противнику был предъявлен ультиматум: сложить оружие во избежание напрасного кровопролития. Но гитлеровцы в злобе и ярости, как затравленные звери, метались из стороны в сторону, ощетиниваясь огнем.

Артиллеристы потеряли представление о дне и ночи, забыли о сне, пище, — с воспаленными от бессонницы глазами сквозь пороховой дым и гарь они пробирались по дорогам, болотам, вброд через речушки, чтобы преградить путь рвавшемуся из кольца противнику, чтобы не дать ему уйти.

21 июля мы встретились с превосходящей по численности группой гитлеровцев.

Мне хорошо запомнился тот жаркий, трудный бой.

Ночью мы прибыли к перекрестку дорог и заняли огневые позиции на ржаном поле. Светало. Впереди виднелись высокие холмы, покрытые лесом, здесь, у развилки, стеной стояли вековые липы.

Только взошло солнце, противник атаковал нас небольшими группами, как бы ведя разведку боем. Но часам к семи утра обстановка стала накаляться. Гитлеровцы двинулись тремя колоннами. В средней — машины, повозки, танки. В двух боковых — пехота, бронетранспортеры. Колонна с бронетранспортерами, пехотой и несколькими танками направлялась прямо на нас, на автостраду.

Группа воинов артиллерийского дивизиона имени Комсомола Удмуртии (справа налево): И Телятников, К. Вахрушев, Б. Рогалев, С. Макогончук, В. Кайдалев

Мы выкатываем 76-мм орудия на прямую наводку. Считанные минуты — и уже гремят выстрелы. Разорвавшийся неподалеку вражеский снаряд обдал болотом и землей наш расчет. От взрывной волны упал заряжающий Кульбышев. Кривясь от боли, он все же поднимается, стряхивает с себя землю. На лице улыбка. Еще бы! С того света вернулся! Осколки пощадили его.

А на правом фланге болванка, выпущенная «тигром», перевернула пушку. Есть убитые, раненые. Туда подбежал замполит Попов. Обстановка еще больше усложняется. Фашисты напирают, нащупав участок с разбитым орудием. Артиллеристы берутся за пулеметы, автоматы. Замполит Попов ведет их в контратаку.

Вовремя подоспели стрелковые подразделения дивизии. Они ударили противнику во фланг.

— Поддержим артиллеристов! — кричит лейтенант-пехотинец.

Маленькая ирония. Но все правильно. Обычно мы, артиллеристы, поддерживаем пехоту. А сейчас вышло так, что пехотинцы поддержали нас в трудный момент боя. Как говорится, долг платежом красен.

А накал боя все больше нарастал. Били орудия разных систем и калибров, минометы, били пушки «тридцатьчетверок». В громовые раскаты нашего оружия вплетались залпы пушек «тигров», «пантер», немецких штурмовых орудий. Сожженные домики в поселке и примыкающих к нему хуторах, иссеченные сады, рощи, изуродованная осколками дорога, вытоптанные хлеба дополняли ужасную картину поля боя.

Немецкие транспортные самолеты сбрасывали на парашютах ящики с оружием, патронами, тюки с продовольствием для своих окруженных войск. Но это была уже напрасная помощь.

Центральной колонне противника удалось приблизиться к железнодорожной станции. Туда устремился наш дивизион. Встав прямо на асфальте, расчеты ударили по гитлеровцам, рвавшимся к станции. В воздухе появилась группа «илов» и начала заходить на батарею, приняв нас за противника. Но орудийные расчеты метнули зеленые ракеты в направлении врага. Обстановка для штурмовиков прояснилась.

После этого появился подполковник авиации с двумя солдатами и радиостанцией. Облюбовав окопчик, подполковник вскоре оттуда скомандовал: «Соколы! Я — Земля! Поворачивай на станцию!» А другим экипажам приказывал: «Бей по холмам!», «По танкам, что у окраины поселка!» И штурмовики уверенно и точно выполняли команды, которые подавались с земли.

Летчики работали расчетливо, уверенно. Одни уходили, другие приближались к целям. Потом подходили новые «шестерки», «девятки». Казалось, потемнело в небе от наших самолетов. Ощутимой была их помощь.

Ушли самолеты, а гитлеровцы, еще несколько часов назад так воинственно настроенные, поднимались с земли, вылезали из кюветов, выходили из-за станционных строений с поднятыми руками. Сначала одиночками, затем группами, потом огромными толпами. Шли без оружия. Молодые и пожилые. Многие пытались говорить, что-то кричали. Отчетливо можно было разобрать фразу «Гитлер капут!» Построенные в колонны, вражеские солдаты и офицеры отправлялись в плен.

Оставаясь на старых огневых, у перекрестка дорог, вечером в записной книжке я сделал запись: «21 июля 1944 года. Моя трофейная пушка выпустила 190 трофейных снарядов. Снарядами врага били по врагу, участвуя в завершении разгрома бродовской группировки гитлеровцев».

На следующий день комдив А. А. Краснов по случаю ликвидации остатков вражеских войск, очутившихся в бродовском котле, произвел смотр частей дивизии.

Четко печатая шаг, шагали знаменосцы, пехотинцы, саперы, артиллеристы. Прошел торжественным маршем наш дивизион. Ночью мы похоронили павших в бою товарищей. Радость победы омрачалась горечью утраты друзей.

Генерал приветствовал артиллеристов:

— Комсомолия! Удмуртия! Смело действовали — молодцы!

И вновь путь 174-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона — на запад.

Спустя день-два, обгоняя застрявшие полуторки на лесной дороге, мы как-то услышали громкий взволнованный голос:

— Сережа! Сынок! Сынок!!

Мы оглянулись. Видим — с полуторки соскочил пожилой солдат и бежит к нашему грузовику, путаясь в полах шинели. Машина остановилась.

— Отец! Отец мой! — с неудержимой радостью закричал Сергей Макогончук, который до сих пор ничего не знал о судьбе отца-фронтовика. Оказалось, что он воевал рядом с ним.

Трогательной была эта встреча, которой радовались все. Но недолго случайное свидание на фронтовой дороге. Отец и сын расстались. Мы поехали дальше. Думал я: может, где-то вот так встречу и своего отца? Он воевал, и я тоже ничего не знал о его судьбе.

…Стою у памятника. Удмуртия, как мать о сыне, заботилась о комсомольском артдивизионе. В боях выбывали из строя бойцы, техника. Из республики шло пополнение. Всю войну трудящиеся оснащали дивизион за счет средств из личных сбережений.

И он с честью оправдал это высокое доверие: многие воины-добровольцы удостоены высоких правительственных наград. На боевом знамени дивизиона — орден Красной Звезды.

В огне сражений росла слава артиллеристов, выросла она и в боях за освобождение Львовщины, где при окружении и разгроме бродовской группировки противника бесстрашно дрались воины-удмуртцы.

 

СЛОВО ДОКУМЕНТАМ

(Из материалов Архива Министерства обороны Союза ССР)

 

И один в поле воин

На орудие старшего сержанта Ермолаева, комсорга 5-й батареи, шли две «пантеры», ведя огонь с ходу.

Ермолаев из всего расчета остался один. Подпустив врага на близкую дистанцию, открыл огонь. Одну «пантеру» он поджег на расстоянии 100 метров, другую — в 30 метрах от орудия.

Это заметили еще два танка и немедленно развернулись на позицию отважного артиллериста. Поочередно Ермолаев подбил и оба «тигра». Но один из них продолжал вести огонь по орудию и прямым попаданием вывел его из строя. Ермолаев был ранен.

Командир 865-го артиллерийского полка представил командира расчета к награде.

Из политдонесения политотдела 302-й стрелковой дивизии от 17 июля 1944 года.

 

Из пушки врага

Во время боя немецкий танк разбил орудие командира расчета 7-й батареи 865-го артиллерийского полка сержанта Мосейкова. Усилиями артиллеристов вражеские танки были отброшены.

Поднявшаяся пехота преследовала отступающего врага.

На глазах у бойцов разбежался немецкий орудийный расчет, бросив возле пушки много снарядов.

Двигавшийся следом расчет комсомольца сержанта Мосейкова немедленно перебежал к орудию, повернул его и открыл огонь. Пятьюдесятью снарядами наши артиллеристы уничтожили бронетранспортер, два мотоцикла, около взвода пехоты.

Из политдонесения политотдела 302-й стрелковой дивизии от 25 мюля 1944 года.

 

Находчивость — сестра успеха

В семь часов утра 21 июля 1-й стрелковый батальон 472-го стрелкового полка вышел на южную окраину села Залесье.

Противник силами до 2000 солдат и офицеров при поддержке четырех танков и пяти бронетранспортеров обрушился на первую стрелковую роту.

Отважно действовал красноармеец первой стрелковой роты Яремчук Каленик Онуфриевич.

В трудной обстановке, рискуя жизнью, он подполз к немецкому пулемету, огонь которого мешал продвижению батальона.

Боец крикнул по-немецки: «Поворачивай пулемет назад!» Среди вражеских пулеметчиков возникло замешательство. Яремчук воспользовался этим и выстрелом из винтовки убил в упор гитлеровского солдата. Двое других бежали.

Яремчук, захватив вражеский пулемет, начал стрелять по отступающему противнику.

Из политдонесения политотдела 100-й стрелковой дивизии от 22 июля 1944 года.

 

Взорвал в руках гранату

Рядовой 2-й роты 51-го мотоциклетного полка комсомолец Георгий Дмитриевич Пилипенко трижды ходил в контратаку, уничтожив из автомата 60 фашистов. Когда кончились боеприпасы, Пилипенко с криком «ура!» бросился врукопашную, убил прикладом автомата трех немецких солдат.

Окруженный большой группой гитлеровцев, не имея патронов, Пилипенко подпустил фашистов вплотную и взорвал в руках гранату.

Из политдонесения политотдела 4-й танковой армии от 25 июля 1944 года.

 

И. В. Гущак, капитан запаса

БЕССТРАШНЫЙ РЕЙД

М. З. Петров

На подступах к селу Бонишин догорало несколько немецких танков, стояли разбитые машины, бронетранспортеры, валялись десятки трупов гитлеровцев. Здесь сражались с врагом танкисты 1-го батальона 237-й танковой бригады.

Вокруг своей «тридцатьчетверки» ходил русоволосый лейтенант, придирчиво осматривая машину после боя.

— Михаил! Командир бригады передает бойцам вашей роты благодарность, — сказал подошедший комбат. — Дрались отменно!

— Дали фашистам прикурить, — улыбнувшись, ответил лейтенант Петров. — А за благодарность — спасибо.

— 100-я бригада ведет трудный бой западнее села Почапы. Ваша рота должна ей помочь.

— Выручим товарищей, — ответил лейтенант.

— Сколько у вас исправных танков?

— Восемь…

— Достаточно. Теперь вопрос, как туда добраться? Кругом гитлеровцы. Идти в обход — время дорого. А медлить нельзя.

— А что, если напрямик? — после непродолжительной паузы спросил Петров.

— Не до шуток, лейтенант. В Почапах вражеские танки, самоходки, артиллерия. Да и подойти к селу трудно — везде враг. Только что сами видели.

— Это верно. Но фашисты еще не пришли в себя. Пока у них переполох, воспользуемся этим и проскочим, — уверенно заявил Петров.

Лейтенант Петров с командиром батальона капитаном Дрыгайло до мелочей обсудили предстоящий рейд.

— Что ж, лейтенант, готовь роту — убедил меня. Сейчас доложу комбригу, жди команду.

…Под покровом тумана танкисты тронулись в опасный рейд. Несколько километров, отделявших их от села, были пройдены благополучно. Расправившись с вражескими засадами, рота подошла к Почапам. «Что делать? — размышлял Петров, увидев орудия, расставленные на окраине села, самоходки возле домиков. — Только через центр, напролом». И ротный отдал команду:

— Следовать за мной! — Потом приказал механику-водителю: — Давай, Коля, жми прямо по дороге!

За командирской машиной устремились остальные танки. Улицы запружены вражеской техникой. От пушечного и пулеметного огня грузовики разбивались в щепки, гитлеровцы разбегались, прятались за хаты. Среди фашистов возникла паника. Стрелять по нашим машинам было невозможно, так как везде полно своих.

На боковой улочке командир заметил три самоходки. Он приказал двум идущим сзади танкам развернуться. «Фердинанды» не успели выпустить ни одного снаряда. Один из них сразу запылал.

Вот и западная окраина села. На танкистов 100-й танковой бригады наседали гитлеровцы. Помощь пришла вовремя. Враг попал в клещи и, не выдержав натиска, неся потери в живой силе и технике, отступил.

Бригада заняла круговую оборону. Рота Петрова оседлала дорогу между селами Почапы и Гончаровка. С ней взаимодействовал взвод автоматчиков гвардии лейтенанта Педуненко.

Разобравшись в обстановке, противник возобновил атаку, стремясь пробиться на юг. Особенно сильный удар пришелся на участок, где стояли танки Петрова. Лейтенант отдал приказ о контратаке.

Восемь «тридцатьчетверок», развернувшись в боевую линию, двинулись на врага, взяв направление на село Гончаровку. Противник усилил огонь. Автоматчики соскочили с танков, но вынуждены были залечь. Еще немного — и немцы отсекут их от «тридцатьчетверок».

— За мной! За Родину! Ура-а-а! — послышался голос Педуненко.

Мотострелки поднялись в атаку. Завязались ожесточенные схватки.

Вот с чердака полоснули пулеметные очереди. Гвардии сержант Галстов со своим отделением бросился к дому. Короткими перебежками, ползком они подобрались ближе. На чердак полетели гранаты. Вражеские пулеметы замолчали.

Бойцы отделения сержанта Сысоева в смелом броске ворвались на огневые позиции вражеской артиллерийской батареи. Орудийная прислуга разбежалась.

Тем временем гитлеровцы подбросили свежие силы. Танкисты 100-й танковой бригады и рота Петрова вынуждены были отойти к селам Княже и Бонишин, где заняли прочную оборону. Но фашисты, опасаясь подвоха, временно приостановили атаку.

В этом смелом рейде только рота Петрова уничтожила около 500 гитлеровцев, 7 танков, более 100 автомашин с военным грузом, 20 орудий.

За этот бесстрашный рейд Михаил Захарович Петров и механик-водитель его танка старшина Николай Павлович Богатов Указом Президиума Верховного Совета СССР удостоены звания Героя Советского Союза.

 

Н. Г. Ильин, гвардии полковник

НЕБО ПОКОРЯЕТСЯ СИЛЬНЫМ

Г. А. Баевский

Н. Н. Кочмарев

Боевая обстановка непрерывно менялась. Несколько дней назад на картах летчиков пестрели условные знаки, обозначающие цели в районе «колтовского коридора», а начиная с 19 июля, возвращаясь из боевых заданий, летчики уже привычно говорили: «Работали в котле».

Наш 5-й гвардейский истребительный авиаполк по несколько раз в день сопровождал штурмовиков и бомбардировщиков, наносивших удары по окруженной группировке врага.

Расскажу об одном из вылетов 20 июля.

95-й гвардейский штурмовой и 5-й гвардейский истребительный авиаполки получили задание: нанести удар по противнику, пытавшемуся вырваться из котла в юго-западном направлении.

Двенадцать самолетов «Ил-2» во главе с командиром эскадрильи Героем Советского Союза гвардии капитаном Николаем Кочмаревым один за другим взмыли в безоблачное небо. В назначенное время группа встретилась с десятью «Ла-5» — истребителями сопровождения, возглавляемыми заместителем командира эскадрильи, кавалером Золотой Звезды гвардии старшим лейтенантом Георгием Баевским.

Поприветствовав друг друга покачиванием крыльев, самолеты легли на курс. Кочмарев и Баевский — старые друзья. Не раз им приходилось вместе выполнять боевые задания. Рассекая упругий воздух, самолеты устремляются к цели.

Пара «Ла-5» летит на высоте трех тысяч метров. Ниже — ударная группа. Еще ниже — истребители непосредственного прикрытия. У самой земли, в сомкнутом строю — три звена штурмовиков.

Внизу часто расцветали огненные вспышки, по земле полз сизоватый дым. Там — танки, артиллерия, левее движется колонна автомашин. Противник огрызается заградительным зенитным огнем.

В ответ «илы» с ходу высыпают из кассет противотанковые бомбы. Еще заход. Один за другим возникают на земле очаги пожаров. Сквозь клубы дыма и пыли Баевский увидел горящие бронированные машины.

Наши истребители на встречных курсах ходили чуть выше «илов». В наушниках шлемофона Баевского послышался треск:

— Чернышев, Квасов, уймите зенитки! — гудит голос Кочмарева.

Два штурмовика, выполняя приказ командира группы, устремились вниз. Оставляя за собой белый след, полетели реактивные и пушечные снаряды. Зенитная батарея замолчала.

В воздухе появилось двенадцать истребителей с черными крестами на фюзеляжах. Это — «ФВ-190». Видя, как горят танки, немецкие летчики решили с ходу атаковать штурмовиков. Экипажи «илов» забеспокоились. Строй их начал смыкаться. Наступила очередь и нашим ястребкам включиться в работу на полную мощь.

Первый натиск фашистских истребителей удалось отбить. Но они разворачивались для повторной атаки. «Илы» продолжали сбрасывать остаток бомб на цели.

Группа «фокке-вульфов» разделилась. Восемь из них нырнули вниз, намереваясь, по-видимому, подстеречь штурмовиков на выходе из атаки. А четыре «фоккера», маскируясь в лучах солнца, остались на высоте. Прицельным огнем «Ла-5» вместе со стрелками «илов» отсекли вражеских истребителей от штурмовиков. А наверху летчики Баевский, Васильев, Глазков и Евстратов завязали воздушную карусель с четырьмя «фокке-вульфами» на виражах.

Кружатся в воздухе два круга — круг наших самолетов и круг самолетов противника.

На какую-то долю секунды Баевский успел поймать в прицел один из «фоккеров» — последовала короткая очередь из двух пушек. Летчик увидел, как огневая трасса прошила вражеский самолет и тот развалился пополам.

Штурмовики делали один заход за другим, обстреливая с пологого пикирования немецкие танки.

Было видно, как еще два бронированных чудовища, неуклюже развернувшись, замерли на месте. Тонкие струйки дыма медленно поднимались кверху. Разъяренные своим бессилием, фашистские истребители отчаянно лезли под огонь пушек ястребков и «илов».

При отражении очередной атаки гвардии старшему лейтенанту Макаренко удалось сбить на крутом пикировании зазевавшийся фашистский самолет. Оставляя за собой длинную пряжу дыма, стервятник врезался в землю.

Отойдя от нашей группы и разделившись на пары, фашистские истребители снова устремились к штурмовикам, которые, закончив работу, вытянулись за своим вожаком, чтобы идти домой. В это время нужна особая внимательность: в таком строю «илы» наиболее уязвимы.

«Фоккеры» наседали со всех сторон, появляясь то спереди, то с боков, то снизу. Небо прорезали длинные пунктиры огненных трасс. «Илы» подтянулись, пошли плотным строем. Убедившись, что расколоть группу штурмовиков не удастся, вражеские самолеты сосредоточили огонь на последней, замыкающей машине.

— Не робей, «горбатый», прикроем! — передал в эфир ведущий истребителей. И вся шестерка ринулась наперерез врагу. Несколько пушечных очередей — и пыл фашистских летчиков поубавился. Они потеряли две машины. Один из «фокке-вульфов» записан на боевой счет Георгия Баевского.

А внизу, где поработали штурмовики Кочмарева, горела броня танков, валялись вверх колесами пушки, тягачи, грузовые автомобили.

…Герой Советского Союза Николай Никифорович Кочмарев до сих пор не расстается с небом. Полярный летчик уверенно водит воздушный корабль над бескрайними северными просторами.

Не изменил своей профессии и Герой Советского Союза Георгий Артурович Баевский.

В 1971 году Георгий Артурович удостоен звания «Заслуженный военный летчик СССР» — высшего летного отличия. Летчик-испытатель Баевский всегда точно и хладнокровно выполняет намеченные планом полетов задания, чтобы проложить дорогу тем, кто вслед за ним будет штурмовать новые, еще не изведанные высоты.

Рад я весточкам, которые присылают мне в Москву мои однополчане Георгий Артурович Баевский и Николай Никифорович Кочмарев. На фронтовых дорогах сдружились мы и в послевоенные годы остались друзьями. Ведь, верно говорят, что нет крепче дружбы фронтовой. Хотим все вместе приехать на Львовщину поклониться могилам павших в боях воинов, посмотреть, как обновилась земля, в освобождении которой мы участвовали, самоотверженно сражаясь с врагом.

 

П. П. Тихонов, рядовой запаса

ОПАДАЮТ КРОВИНКАМИ МАКИ…

А. С. Сидоренко

Вокруг Радехова, окаймленные рощами и перелесками, раскинулись плодородные колхозные поля. Колосятся буйными хлебами нивы. То здесь, то там краснеют среди поля маки, роняя лепестки от дуновения ветра…

Здесь, неподалеку от извилистого Буга, двадцатого июля сорок четвертого года вел свой последний бой заместитель командира по политчасти 8-го гвардейского кавалерийского полка Антон Иванович Сидоренко.

В тот день сводный офицерский батальон противника несколько раз атаковал позиции конников, стремясь прорваться к Западному Бугу, чтоб выйти из железного кольца окружения. Стойко держались кавалеристы.

Ценой огромных потерь врагу удалось подойти к огневым позициям третьего эскадрона 33-го отдельного дивизиона ПВО. Силы противника почти в двадцать раз превышали наши. Уверенные в возможности прорваться, гитлеровцы шли напролом, строча из автоматов, оглашая воздух дикими криками.

Командир эскадрона капитан Волошин со своими бойцами дали решительный отпор врагу. Зенитчики вели огонь из крупнокалиберных пулеметов, автоматов, пистолетов. Разгорелись рукопашные схватки. В ход пошли гранаты, штыки, приклады. Храбро дрались гвардейцы Васильев, Филиппов, Попов. До последнего дыхания в упор расстреливал врагов старший сержант Толкачев. Отбивая наседавших с разных сторон фашистов, погиб командир эскадрона. Бойцы не дрогнули, не оставили занимаемый рубеж. Гитлеровцы уже просачивались на огневые позиции. Но и здесь продолжались смертельные поединки.

В этот момент воинам ПВО на выручку во главе разведвзвода подоспел подполковник Сидоренко. Он окинул взглядом поле боя и крикнул:

— Бейте врага! За Родину! Вперед! — и, пришпорив коня, повел конников в атаку.

С обнаженными клинками разведчики устремились за бесстрашным политработником. Кавалеристы врезались в гущу врагов. В этой схватке Сидоренко зарубил восьмерых фашистов. Преследуя противника, он вырвался вперед. Вдруг из-за угла прозвучала автоматная очередь. Смертельно раненный комиссар упал. Коновод Василий Кулиш метким выстрелом сразил стрелявшего гитлеровца. И тревожным голосом возвестил:

— Комиссар погиб!

Эти горькие слова передавались от одного конника к другому.

— Слушай мою команду! — прозвучал голос парторга эскадрона лейтенанта Мищенко. — По фашистам — огонь! За мной!

Воины с еще большей яростью бросились в атаку.

Ошеломленные усиливающимся натиском кавалеристов и зенитчиков, гитлеровцы бросали оружие. Около двухсот вражеских трупов лежало на поле, где бились плечом к плечу воины эскадрона ПВО и конники разведвзвода. Сотни фашистов сдались в плен. Офицерский батальон противника из котла не пробился.

Так закончился этот бой, который был последним для замполита подполковника А. И. Сидоренко, уроженца села Миролюбовки Харьковской области.

В 1930 году начал Антон Сидоренко службу в Красной Армии.

Началась Великая Отечественная война. Политработник А. И. Сидоренко в сорок первом году отличился в боях за Донбасс, получил орден Красной Звезды. Второй орден Красной Звезды ему вручили в 1943 году, когда воин-коммунист сражался западнее Москвы. После освобождения Киева Сидоренко был награжден орденом Отечественной войны II степени.

Беспокойная и ответственная работа комиссара. Воспитывал Антон Иванович у солдат ненависть к врагу и любовь к Родине, учил их стойкости и мужеству, вселял веру в победу. Там, где было труднее всего, он первым шел в бой.

Есть в Радехове, что на Львовщине, воинское кладбище. Вечным сном спят там воины, павшие за освобождение родной земли. На мраморных плитах высечены фамилии героев. На одной из них — имя Антона Ивановича Сидоренко. Повсюду цветы, посаженные заботливыми руками людей. Красным пламенем горят они здесь, у братских могил, а на полях былых сражений алеют цветом бессмертия маки.

 

ОБ ЭТОМ ПИСАЛИ КРАСНОАРМЕЙСКИЕ ГАЗЕТЫ

 

Спасены от угона в рабство

Наши части принудили крупную группировку противника к поспешному отходу на следующий рубеж. На оставленном участке немцы подготовляли отправку населения в Германию. Тысячам семей было приказано погрузить на подводы имущество, забрать скот и двигаться в направлении на запад. Этот план гитлеровцев сорван стремительно продвинувшимися вперед нашими подразделениями.

Со слезами радости освобожденные жители встречали советских воинов, принесших избавление от неволи.

Жительница деревни Пресовцы Стефания Семчинская рассказывает:

— Мы жили в большой тревоге. Немцы запугивали население тем, что красноармейцы будут всех резать, грабить. Мы знали, что это ложь, распространяемая фашистами с целью заставить жителей эвакуироваться. Немцы приказали нам грузиться на подводы, забирать с собой имущество и скот.

Мария Рудак с хутора Острый Горб говорит:

— Мы пять дней жили в поле. Сегодня утром раненько глянула я, а рожью идут солдаты.

Я кричу: «Наши, наши пришли!»

Весь табор проснулся, побежали к красноармейцам, а они идут осторожно и машут нам руками, дескать, не подходите, бой еще может продолжиться. Беспокоятся, значит, они, чтобы немцы нас не постреляли.

…Стороной от военной дороги тянутся сотни подвод, груженных доверху. Идут женщины, старики, дети. Люди, избавленные от угона в рабство, возвращаются в родные села.

Из газеты «За честь Родины» от 24 июля 1944 года.

 

На линиях связи

В самые напряженные моменты боя, когда противник, обороняясь, вел бешеный артиллерийский и минометный огонь, часто нарушалась телефонная связь. И тогда на линию выходили связисты отделения младшего сержанта Г. Наумова. От воронки к воронке пробирались связисты под градом осколков снарядов и пуль, нащупывая место обрыва провода.

Красноармеец Е. Горецкий только в одном бою исправил десять повреждений телефонного кабеля.

Когда немцы начали контратаку, командир пехотинцев обратился к минометчикам с просьбой о помощи. Как раз в это время вышла из строя линия связи. Связист Горецкий, рискуя жизнью, вышел на линию и ликвидировал повреждение. Благодаря его самоотверженности минометчики сумели поддержать пехотинцев.

В доблести и отваге не уступал Горецкому и связист В. Брескалюк.

В последних боях он много раз восстанавливал связь.

Командир отделения младший сержант Наумов личным примером учил солдат, как нужно действовать на поле боя. За последнее время он неоднократно под огнем врага устранял обрывы на линиях связи.

Из газеты 322-й стрелковой дивизии «За Родину» от 27 июля 1944 года.

 

И. В. Яворский, старший сержант запаса

ВЕРНОСТЬ КЛЯТВЕ

В. С. Карпенко

Мой собеседник Виктор Степанович Карпенко — лет пятидесяти, с черной седеющей шевелюрой, выразительными голубыми глазами под широкими козырьками черных, тоже тронутых сединой бровей. Вспоминаем военные годы.

В сорок четвертом мы оба сражались на львовском направлении. Я тогда был бойцом отдельной роты автоматчиков 23-й мотострелковой бригады, а Виктор Степанович — военфельдшером в одном из батальонов 12-й гвардейской танковой бригады.

— Как же вы разыскали меня? — спрашивает Карпенко.

— Ветераны со Львова прислали мне, журналисту, в Киев письмо с просьбой написать о вас — фронтовом медработнике.

— Да, воевали мы с вами в одних местах. «Колтовский коридор» — Золочев, Почапы…

— И сколько воинов обязаны вам, Виктор Степанович, спасением хотя бы в этих боях, на Львовщине?

— Разве тогда было до подсчетов?

И он стал рассказывать особенно запомнившиеся отдельные эпизоды из своей военфельдшерской практики.

…Горячий бой кипит неподалеку от Золочева. Наши танкисты и пехотинцы теснят огрызающегося врага. Гитлеровцы то и дело переходят в атаку. Во время одной из контратак «тридцатьчетверка» вырвалась вперед. Неожиданно от прямого попадания вражеского снаряда машина замерла на месте… Пригибаясь, смело бежит сквозь свинцовый ливень военфельдшер Виктор Карпенко. Он приблизился к подбитому танку. Открыл люк: командир, башенный стрелок и радист убиты. Только сержант — механик-водитель подавал признаки жизни. Карпенко вытащил его через люк наружу. Быстро наложил жгут, остановил кровотечение. Привел раненого в чувство. Потом на плащ-палатке волоком потащил своего пациента. Подоспели пехотинцы и помогли вынести танкиста из зоны огня. Отсюда его увезли в медсанбат.

Бои не стихали. Жаркие схватки шли и в воздухе. Как-то над передовой пролетал одинокий «ЯК-3». Вдруг из-за облаков вынырнули три «мессера». Отбивался наш ястребок, но силы были неравные. Его подожгли. Во взглядах наших бойцов, наблюдавших этот поединок, — сострадание, мольба: «Прыгай, сокол, да прыгай же!» Вот раскрылся одуванчик парашюта — и снова возгласы с земли, будто их мог услышать летчик: «Работай стропами, тяни к нам!»

Приземлился летчик на «ничейной» полосе. Долго не мог погасить купол парашюта, и бойцы на передовой поняли: ранен. Пренебрегая опасностью, десяток храбрецов, прикрывая друг друга огнем, побежали к парашютисту. Виктор Карпенко тоже побежал к раненому летчику. Оказал ему первую помощь. У пилота была прострелена нога и сильно обожжено лицо.

Чем уже сжималось кольцо вокруг бродовской группировки врага, тем яростнее становилось его сопротивление.

21 июля 12-я гвардейская танковая бригада выдвинулась по дороге, ведущей к северо-западу от Золочева. Чувствуя безвыходность положения, фашисты предпринимали отчаянные попытки вырваться из котла. Танкисты батальона и всей бригады стойко сдерживали натиск врага.

В какой-то момент гитлеровцам удалось потеснить нашу роту, и на территории противника оказался подбитый советский танк. Это была «тридцатьчетверка» командира роты Червонного. Машина не могла двигаться — размотана гусеница. Но действовали пушка и пулеметы. И осажденный экипаж, разворачивая башню во все стороны, громил врагов. Часа через два фашистов отбросили. На первом танке, подкатившем к машине Червонного, был Карпенко.

— Вот они, герои! — воскликнул кто-то из подоспевших, восхищаясь мужеством экипажа Червонного: вокруг танка валялось около сотни фашистских трупов.

Возле раненых танкистов хлопочет Карпенко. Умелые у него руки.

Весь этот день гремели, не стихая, выстрелы, грохотали танки. А он, Карпенко, занимался своим привычным делом. Хорошо помнит, как однажды под сильным огнем много раз мерял из конца в конец леваду на окраине разбитого до основания селения. В пучину боя военфельдшер будто на крыльях летел, а обратно приходилось пригибаться под ношей тяжелораненого, двух комплектов оружия, санитарной сумки.

Старшему лейтенанту медицинской службы предстояло преодолеть шестисотметровую полосу. Танкист с раной в правом бедре не мог идти. Опускать его на землю и опять поднимать на плечи было нелегко. Военфельдшер решил не останавливаться пока хватит сил. Мучительно медленно сокращалось расстояние, подкашивались ноги. Вдруг Карпенко почувствовал: рука танкиста разжимается, пояс, за который он держался, выскользает из нее. Что это? Шок? Опустил парня на землю: вторая рана с кулак величиной зияла в левом боку. Боец скончался… И тогда поклялся военфельдшер: идя сквозь пламя войны, продолжать бороться со смертью везде и всюду.

Клятва, которую даешь сам себе, — особая. Карпенко знал, что выполнит ее. Велика была у него настойчивость, крепка сила воли. Военфельдшер снова на поле боя. Идет за танками вместе с пехотинцами. Ведь у него за плечами не только медицинская сумка, но и автомат, который нередко приходилось снимать с плеч. Вот и сейчас прямо на него бежал один из вражеских солдат, крича: «Братэ мий, не стриляй, я украинец!» Он отдал Карпенко свой автомат и сказал, что его и других парней из села фашисты насильно забрали в армию, направив в дивизию СС «Галичина».

Стояла изнуряющая духота — накануне лил дождь. А фельдшер еще не передохнул, целый день, как заведенный волчок. К 17 часам оказал помощь не менее сорока бойцам. Пообедать даже не успел. Только перевязал очередного раненого — голову будто огнем обожгло. В глазах потемнело. Заскрипел зубами не столько от боли, сколько от злости, досады: надо бойцов спасать, а тут сам оказался беспомощным — кровь залила лицо.

В какое-то мгновение вспомнился родной Донбасс, ласковый взгляд матери, напутственные слова отца, коммуниста с 1918 года, военного комиссара в гражданскую войну: «Родина любит мужественных защитников, будь и ты, сынок, таким». Потом учеба в медицинском училище, участие в жестоких битвах на Курской дуге, где он получил боевое крещение…

На ощупь перевязал себя. Подоспевший боец помог добраться до КП, а затем отправили его на медпункт. Здесь обработали раны. Сделали рентгеновский снимок головы. Кости черепа целы! А утром следующего дня Виктор на попутной машине уже ехал назад в батальон, на передовую…

— А потом? Что было потом, когда вы опять очутились на передовой? — интересуюсь я.

— Моя рана не мешала накладывать повязки другим, — улыбается Виктор Степанович и продолжает: — Но не успел я снять повязку, как меня постигла новая беда.

…Это произошло второго августа 1944 года. Наши части освобождали Жешувщину. От дождей разлились реки, раскисли дороги. Танкисты вели трудные бои, упорно продвигаясь вперед. Весь день прошел в беспрерывных атаках. Виктор Карпенко все время находился на поле боя. Уставший, измотанный пришел он под вечер на КП батальона. Вместе с другими офицерами присели на завалинке. Неожиданно предвечерний воздух вздрогнул от снарядных взрывов. Обрушился осколочный град. Одного офицера убило, двух ранило. Осколки впились военфельдшеру в ногу и голову.

— После этого ранения, — рассказывает Виктор Степанович, — почти не расставался с больничной койкой. Перенес четыре операции… Лежал здесь, в Киеве. Госпиталь находился в здании нынешнего института иностранных языков.

— Где был госпиталь? — прошу собеседника повторить.

Оказывается, раненный 20 июля под Львовом, я тоже лежал в этом госпитале. Рассказываю о себе: имею фронтовые награды, работал на целинных землях, окончил университет…

Виктор Степанович остался верен клятве, которую дал на поле боя.

Гвардии старший лейтенант медицинской службы, награжденный орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени, демобилизовавшись из армии, поступил в Донецкий медицинский институт. Окончил его с отличием. Стал хирургом и главным врачом больницы на шахте имени Киселева в городе Торезе, зарекомендовал себя способным специалистом.

Затем В. С. Карпенко — ординатор, ассистент, доцент, заведующий кафедрой хирургии института, в котором учился. Без отрыва от врачебной практики, ведя большую организаторскую и общественную работу, он написал и защитил кандидатскую, затем докторскую диссертацию.

С увлечением слушал я рассказ Виктора Степановича о сложных операциях, которые приходилось делать. Волнующие письма пишет ему восьмиклассница Вита П., которой хирург сделал сложнейшую операцию сразу после рождения. Слова благодарности шлет Анна С. — ей была сделана операция на сердце. А сколько еще людей лечил, вырывал из лап смерти Виктор Степанович!

Такой он — бывший военфельдшер батальона, ныне профессор, доктор медицинских наук, директор Киевского научно-исследовательского института урологии, главный уролог Министерства здравоохранения Украины, коммунист Виктор Степанович Карпенко — человек, полностью посвятивший себя благородному труду, так необходимому людям. К его боевым наградам прибавилась награда за плодотворную лечебную и научную деятельность в послевоенные годы — орден Трудового Красного Знамени.

 

В. К. Сульженко, кандидат исторических наук

ПОЗОРНОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО, БЕССЛАВНЫЙ КОНЕЦ

В бродовском котле в числе разбитых фашистских дивизий очутилась и пресловутая 14-я пехотная дивизия СС «Галичина». История ее создания — это гнусный пример предательства, измены своему народу украинских буржуазных националистов.

Заправилы ОУН (Организация украинских националистов) тесно сотрудничали с гитлеровской Германией, верно служили интересам третьего рейха. Они из кожи лезли, чтобы засвидетельствовать преданность фашистскому режиму.

Когда на фронтах Великой Отечественной войны шла ожесточенная битва, когда Красная Армия, советский народ ценой огромных усилий и жертв отстаивали свободу и независимость социалистической Родины, ломая хребет фашистскому зверю, главари ОУН поставили перед гитлеровцами вопрос о создании воинского формирования из предателей народа для борьбы с Красной Армией. Вот что писал один из оуновских «вождей» Мельник гитлеровскому фельдмаршалу Кейтелю 6 февраля 1943 года: «Нам кажется, что сейчас наступила пора включения Украины в противобольшевистский фронт… Украинские ответственные круги (читай: националистические. — В. С.), главным образом военные, готовы к разрешению этого вопроса, которому мы для победного конца борьбы с Москвой придаем наибольшее значение, стремимся принять участие и отдать себя с этой целью в распоряжение главного командования вооруженных сил».

И вот возможность продемонстрировать свое холуйство перед фашистами была предоставлена им в 1943 году, когда руководство третьего рейха решило создать дивизию СС «Галичина». 28 апреля 1943 года об этом было официально оглашено декретом губернатора «дистрикта Галичина» бригаденфюрером СС Вехтером, в котором отмечалось, что украинские националисты давно высказывали желание с оружием в руках принять участие в войне, и поэтому фюрер, признавая их полную преданность, разрешил сформировать в составе войск СС пехотную дивизию «Галичина». Создание этого формирования по указанию гитлеровского губернатора было поручено так называемому «Украинскому центральному комитету» (УЦК), созданному фашистской разведкой еще в мае 1940 года в оккупированной Польше и являющемуся фактически легальным филиалом абвера — гитлеровской военной разведки.

Разрешение на формирование дивизии националистические верховоды встретили с огромной радостью. Вот что писал вожак УЦК В. Кубийович в письме к Гитлеру: «Вы нам разрешили организовать дивизию СС «Галичина» для борьбы с большевиками, и мы не пожалеем жизни бойцов нашей дивизии за общие интересы с Германией». Обратите внимание, читатель, главарь украинского буржуазно-националистического руководства обещал бесноватому фюреру бороться за «общие интересы» до последнего солдата создаваемой из всякого сброда дивизии.

Тогда же В. Кубийович обратился с призывом к украинским буржуазным националистам всех мастей, сообщая о создании дивизии и требуя «взять в свои руки оружие».

В создаваемую дивизию потянулись полицаи, оуновцы, кулацкие сынки, униатские выкормыши, наиболее отпетые головорезы, убийцы и насильники, совершавшие зверские расправы над советскими патриотами. В нее влились также бандиты из батальона «Нахтигаль» («Соловей»), «прославившегося» еще в 1941 году массовыми расстрелами мирного населения города Львова, выпущенные из тюрем уголовные элементы. Вся эта нечисть составила костяк бандитской дивизии.

Однако этого оказалось мало. Началась охота за молодежью. Основными методами вербовки «добровольцев» было насилие, шантаж, запугивание, обман, подкуп. Для проведения вербовочной работы нацисты создали специальные команды СС и полицейские отряды из украинских буржуазных националистов. Вербовщики ловили молодых людей, сажали в военные автомашины и везли под охраной полиции в мобилизационные комиссии; к семьям тех, кто уклонялся от насильственной мобилизации, применялись репрессии.

Директор коммерческой школы во Львове Ковалиско самолично записал в дивизию всех своих учеников старших классов как «добровольцев». Руководитель львовской украинской гимназии Радзикевич обещал ученикам облегчить получение аттестатов, если они добровольно пойдут в дивизию, а когда уговоры не помогли, стал угрожать репрессиями. О методах создания дивизии СС «Галичина» писал впоследствии священник Костельник — бывший член митрополичьего униатского капитула: «Охотников взять оружие, чтобы пойти на страшный теперь восточный фронт, не было. Несмотря на это началась кампания вербовки «добровольцев» в «украинское войско». Говорю в «украинское войско», ибо мы, по понятным причинам, старательно избегаем употреблять название «дивизия СС», а часто на вопрос, что означают буквы СС, вербовщики отвечали, что это традиционное название — сечевые стрелки».

Митрополит А. Шептицкий благословил создание дивизии и приказал церкви взять самое активное участие в поиске «добровольцев».

Молодежь пряталась от набора. Кого задерживали — запирали в темницы, охраняли, чтобы они не дезертировали, кто убегал — ловили и отправляли на каторжные работы в Германию.

Командир дивизии СС «Галичина» и почти все ее офицеры были немецкими фашистами. Личный состав носил фашистскую форму. Это говорит о том, что гитлеровцы не доверяли своим подручным. Им нужно было пушечное мясо, и рейх его получил с помощью предателей.

Создание дивизии СС «Галичина» всячески поддерживала униатская церковь. Греко-католическое духовенство во главе с митрополитом А. Шептицким освятило очередной позорный акт предательства. Священники организовали специальные богослужения с проповедями, агитируя добровольно вступать в дивизию, направили военными капелланами туда двадцать два униатских священника, которые именем бога призывали молодежь бороться с Красной Армией.

От униатской церкви благодарение фюреру и богу воздал крилошанин митрополичьего капитула В. Лаба, ставший по милостивому разрешению фашистских хлебодателей и князя церкви А. Шептицкого душпастырем (главным капелланом) дивизии.

В. Лаба был членом так называемой военной управы, возглавляемой полковником СС и полиции, гитлеровским разведчиком Бизанцом, занимавшейся формированием дивизии СС «Галичина».

В проповеди на церемонии по случаю создания дивизии святой отец заявил: «Идет тяжелая борьба с большевизмом… мы получаем возможность взять в этой тяжелой борьбе непосредственное участие с оружием в руках».

Так скреплялся союз креста и свастики, под сенью которых творили свои черные дела предатели народа — украинские буржуазные националисты.

Весь 1943 год длилась эта позорная кампания по организации вооруженной помощи фашистской армии. Как отмечал в одном из памфлетов Ярослав Галан, церковные униатские амвоны напоминали тогда вербовочное бюро.

Украинские буржуазные националисты пытались придать этой кампании видимость стремления украинского народа вместе с гитлеровцами защищать «свободную Украину» от большевиков. Однако трудовые массы населения хорошо понимали, какую цель преследовали националистические верховоды и униатские душеприказчики — верные слуги немецко-фашистских оккупантов.

Большую работу по разоблачению этого фарса проводили советские партизаны, подпольные партийные центры, руководившие всенародной борьбой против фашистов и их прислужников.

Фашисты и их буржуазно-националистические верноподданные вынуждены были прибегнуть к насильственной мобилизации молодежи в дивизию.

Гитлеровцы и буржуазно-националистическая «элита» понимали, что созданная таким путем боевая единица не могла быть надежной.

Поэтому части дивизии были направлены на муштру в рейх и в учебные лагеря ряда стран оккупированной фашистами Западной Европы. На выучку в Германию, выполняя волю святоюрского владыки, отправилась также группа униатских священников-капелланов, которые систематически докладывали митрополиту Шептицкому о своих успехах в усвоении человеконенавистнических фашистских методов обмана и убийств. О характере подготовки «рекрутов» говорит, например, тот факт, что основная группа их проходила обучение в Нойхаммере, где был расположен шпионско-диверсионный центр абвера, здесь формировался легион «Нахтигаль», вышколенный эсэсовский батальон и полк «Бранденбург-800» и другие части специального назначения. Отцов-капелланов обучали опытные фашистские инструкторы.

Но ничто не помогло предателям. Ни гитлеровское оружие и беспощадная муштра, ни систематическое буржуазно-националистическое и религиозное оболванивание солдат дивизии СС «Галичина». Безнадежность дела, которое защищала дивизия СС «Галичина», обусловила и позорный конец очередной авантюры человеконенавистников.

В 1944 году, с приближением театра военных действий к Львовщине, гитлеровское командование планирует использовать ее части в боях с Красной Армией.

Во второй половине июля 1944 года дивизия СС «Галичина» была послана под Броды для прикрытия отступления разбитого 13-го корпуса вермахта.

Всего неделю просуществовала 14-я пехотная дивизия СС «Галичина» как соединение. Когда на львовском направлении наши войска пробили брешь во вражеской обороне, эту дивизию 15 июля бросили в бой южнее Колтова на удержание второй полосы обороны. Под ударами советских войск она понесла большие потери, беспорядочно отступила и очутилась в бродовском котле. Во встречных боях в районе сел Гончаровки и Почапов при попытке вырваться из окружения 22 июля 14-я пехотная дивизия СС «Галичина», как и другие немецкие дивизии, была разгромлена.

 

Сегодня там, где шли бои. Фотоочерк

БУССКИЙ РАЙОН

Пассажирские и товарные составы, идущие с востока и с северо-востока на Львов, останавливаются на станции Красне.

Эта узловая станция была ареной упорных боев в июле сорок четвертого. Отступая, гитлеровцы разрушили железнодорожное хозяйство. Его восстановили в рекордно короткие сроки. Над железнодорожными путями появилась густая паутина электрических проводов, в разные концы страны отправляются отсюда современные скоростные электропоезда.

Сейчас поселок Красне не только узел железных дорог. В послевоенные годы здесь построен сахарный завод. А недавно выросли новые корпуса комбината хлебопродуктов.

Разительные перемены, которые произошли в этом рабочем поселке, характерны для всего Бусского района. Немало новых предприятий появилось в Буске — древнем украинском городе. Здесь делают мебель, одежду, обувь и другую продукцию. Растут многоэтажные кварталы новых микрорайонов.

На территории Бусского района протекает Западный Буг и еще несколько небольших речушек. Много было здесь заболоченных земель. Но пришли сюда энтузиасты-мелиораторы — и болота стали исчезать. Сотни гектаров плодородных земель теперь осушены.

На колхозных полях выращиваются высокие урожаи. В 1973 году средний урожай зерновых составил 27,7 центнера с гектара. В колхозах «Авангард», имени Щорса, имени 50-летия Великого Октября, имени Галана, имени Мичурина урожай превысил 30 центнеров зерновых с гектара. Колхоз «Здобуток Жовтня» собрал зерновых по 38,5 центнера, а сахарной свеклы — по 520 центнеров с гектара. В 1973 году Бусский район вышел победителем Всесоюзного социалистического соревнования и отмечен Красным знаменем ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ.

На полях колхозов и совхозов района работает 450 тракторов, 122 зерновых и 40 свеклоуборочных комбайнов, более 250 автомашин.

Более 3500 передовиков промышленного и сельскохозяйственного производства района награждены орденами и медалями. Мастер по выращиванию льна Мария Затхей, доярки Лидия Мигоцкая и Эмилия Цисинская, механизатор Евгений Форошовский награждены орденом Ленина. Звания Героя Социалистического Труда удостоена звеньевая Мирослава Веселовская.

В районе 12 средних, 20 восьмилетних и 25 начальных школ, в которых учится более 14 тысяч детей.

Нет ни одного села в районе, где бы не светила лампочка Ильича. К услугам трудящихся — 48 клубов, 65 киноустановок, более 15 тысяч радиоточек. Почти в каждом доме радиоприемник, телевизор. В 9 больницах и 47 фельдшерско-акушерских пунктах, где работает 370 врачей и среднего медицинского персонала, трудящиеся получают бесплатную медицинскую помощь.

Сотни юношей и девушек района окончили институты, университеты и стали агрономами, педагогами, инженерами, деятелями науки и искусства.

Интересна судьба трех сестер из Буска — Марии, Даниилы и Нины Байко. Сначала они выступали в кружках художественной самодеятельности, затем все трое окончили Львовскую государственную консерваторию. Сейчас Ника и Даниила — артистки Львовской филармонии, Мария — преподаватель консерватории.

Славна земля прибугская трудом и богата талантами.