Покачиваясь на "пассажирском месте" телеги, и прикрыв своим корпусом руку, от возможного взгляда возницы, терпеливо отрабатывал проявление зеленоватого цвета кожи. Где можно использовать подобную способность? Без понятия. Зато я оценил убедительный эффект от благородно краснеющих ушей, аристократичной бледности и собирался разработать все пришедшие в голову "цветовые сигналы", вплоть до посинения покойника.

Чувствовал я себя паршиво, хронический недосып раздражал не меньше, чем приближающийся магический голод, но это не повод прекращать магические тренировки, включая мои постоянные упражнения с "плевком кобры".

Спрыгивать с телеги, под предлогом недомогания, я не собирался. Во-первых, внутри телеги я был в какой-то мере "легитимен". Во-вторых, местность была оживленная, и скорее всего, патрулируемая дозорами стражей. Слишком много товара и народа стекалась в Корот, а без присмотра, это были бы слишком притягательные места, для гопников. В-третьих, за проезд в Долон, было уже заплачено.

— Борк, это Вы! — ошарашено откинулся на стуле Мерн.

Комнатенка землемеров не впечатляла, впрочем, как и здание магистрата.

— Дружище, я тоже рад тебя видеть — добил я его.

— Но что Вы здесь делаете?

— Увы, значок Школы мне больше не носить — и дома ждет меня суровое наказание.

— Вот как, Вас исключили, примите мои соболезнования — землемер-лицемер сыграл огорчение. Что, трудно скрыть ликование во взгляде?

— Мерн, я должен поблагодарить Вас за помощь, увы, сейчас у меня нет достойного подарка. Быть может, Вы сочтете эту золотую монету подарком дружбы и будете хранить ее в память обо мне.

Последняя моя золотая монета перекочевала в судорожно сжатую руку чиновника, на глазах которого рушились основы мироздания. Поиметь, с благородного, золотой, за трухлявую одежонку!

— О да, я сохраню ее, на память, конечно. Жаль, мы больше не встретимся.

Ну да, к золотым монетам привыкают быстро, приятель.

— Может еще и встретимся, после моего домашнего ареста.

— Вас накажут домашним арестом? — к Мерну стремительно вернулась негодующая зависть.

— Да, и это такая скука! Почти такая-же, как занятия в Школе!

— Послушайте, Мерн, расскажите, что-нибудь интересное, прошу дружище. Вот я въехал в Корот, во главе каравана рыбы и внезапно, меня потрясло открытие, откуда, летом может взяться лёд? Это просто чудо! Мерн, где Вы берете лёд?

— Вы … Вы не знаете, что лёд привозят с Таквийских гор?

Я же богатый бездельник, чувак, вспомни мою легенду!

— Мерн, не шутите так со мной, лёд не может сохраниться летом. Да и чем горы могут защитить лед от жары? Не насмехайтесь Мерн, я хорошо помню обиды!

Похоже, таких откровений, от просвещенного механикуса, он не ожидал, а стремительный переход к благородным обидам, cподвигнул его к оправданиям:

— Убедитесь сами, привезенный лед спускают в подвал холодных складов и Вы можете поговорить с мастером, цеха холода — Таканом.

— Хорошо, Мерн, я проверю — веди!

Мерна проняло очередное потрясение — он убедился, что богатые господа понятия не имеют, что такое рабочий день, а я конкретно — о том, что Мерн тут работает, а не правит феодом. Округлившимися глазами, он уставился на мое благородно-глупое лицо, и, с тоской отбросил мысль что-то объяснить:

— Позвольте, я пошлю с Вами магистратского прислужника — мальчишку, сегодня у меня неважно со здоровьем и сопровождать Вас лично у меня нет возможности.

— Какого-то слугу? Кто меня представит? Что обо мне подумает мастер Такан!

— Не беспокойтесь, я напишу ему записку, он меня знает!

— Только из уважения к твоему здоровью, дружище.