К счастью, атаковать не пришлось, позади меня стоял Да'Айрэн и смотрел — искоса с любопытством, явно желая задать вопрос. Я его опередила:

— Вам не говорили, что нельзя подкрадываться к людям со спины, так как можно их сильно напугать? — и взглянула с укоризной.

Изменчивый хмыкнул:

— Вы испугались, ведунья? Я думал, ведьмы существа бесстрашные, — и уже тише, — правда, всегда считал, что это происходит из-за их собственной глупости!

— Вы за этим меня искали? — сделала вид, что обиделась, хотя понимала, что не так он и не прав в своих суждениях, скорее наоборот, очень даже прав. Но разве ведьма способна признать кого-то правым, кроме себя самой? Способна, но крайне редко, и уж точно не мужчину! Такой у нас несговорчивый характер!

Да'Айрэн одарил меня выразительным взором и снова хмыкнул, а после, не давая сказать, спросил:

— Выходит, вы нашли себе покровителя среди перевозчиков?

Небрежно дернула плечом:

— Если вы все слышали, то к чему нелепые вопросы?

— У изменчивых слух не настолько чуток, как вам могло показаться, — качнул головой, и я сразу ответила:

— Но вы все равно знаете, с кем мне довелось беседовать, и догадываетесь о чем, я говорила с Райли.

— Рад, что вы оценили мои умственные способности, — едко отозвался Да'Айрэн и умудрился поклониться. — И я уже говорил вам о том, что прежде чем давать кому-то клятву, стоит хорошенько подумать, а сможете ли вы ее исполнить!

— Что бы вы ни говорили, дело уже сделано, и мне остается только думать, как все исправить или хотя бы попытаться изменить ход событий, — получилось несколько нервно, потому что я ждала советов, а не упреков. И сейчас мне хотелось побыть одной и хорошенько, без свидетелей поразмыслить.

Изменчивый ожидал, что отвечу ему, поделюсь с ним своим секретом, но я упорно молчала, а потом показательно зевнула. Он настаивать не стал, только взглянул как-то странно и в очередной раз хмыкнул, а после произнес:

— Идемте, вам нужно отдохнуть, за следующим перевалом начнутся малоисследованные земли, потому потребуется больше внимания, сноровки и выносливости.

Я кивнула, не желая ни спорить, ни что-то уточнять, и поплелась к таверне, на ходу раздумывая над своей жизнью. Понять не могла одного — как все могло настолько круто измениться за такой короткий срок? Кто был в этом виноват: я сама или сложившиеся обстоятельства, определиться точно не могла. Да и кто скажет, сами мы выбираем тот или иной путь, поворачиваем на ту или иную тропу, чтобы сократить расстояние, идем широкой дорогой или пробираемся по нехоженой стежке, или нас кто-то подталкивает, вынуждает сделать судьбоносный выбор? Кто знает, что случилось, если бы в один из зимних дней я не осталась сидеть дома, а убежала бы погулять с Рьяной? Быть может, теперь я находилась бы в Омбрии, а не беседовала с изменчивым на подступах к Рваным горам? Эх-х… Что теперь еще остается сказать?..

Утро встретило нас легким морозцем и ярким солнцем, но порадоваться за то, что погода одумалась, не получилось — все тропки и дорожки покрылись ледяной коркой. На озере образовался тонкий ледок, загадочно мерцающий в утренних лучах. Лийта глядела вперед мрачным, недовольным взором; маг хмурился, кутаясь в плащ; ведьмы тихо перешептывались; по лицу Да'Айрэна нельзя было прочесть, о чем он размышляет, а вот подземцы предложили решение возникшей проблемы. У них в запасе имелось одно заклинание, действующее довольно продолжительное время. Правда существовало одно «но» — вместо льда, мы получим воду.

— Идем! — постановила Лийта, отметая все возражения Люта и Да'Айрэна.

Ведьмы согласно гомонили — никто не хотел уступать огневикам, дожидаясь их в таверне. Я молчала, потому как догадывалась, что может послужить причиной моей смерти. Лед! Никогда бы не подумала, что эта хрупкая красота, способна отправить меня за Грани! Одно неловкое движение — и я ступлю на корабль перевозчика! Как там его имя? Герт'Зеар? Очень не хочется становится бесплатным приложением к призрачному паруснику, его неотъемлемой частью, годной лишь на то, чтобы развлекать капитана! Провела ладонями по лицу, стараясь унять разбушевавшиеся чувства, и услышала на самое ухо:

— Дальше крутой подъем, а за ним поворот, за которым нас может подстерегать неожиданная неприятность.

Раздраженно воззрилась на изменчивого и проворчала:

— Зачем вы это мне говорите?

Он, ни капли не смутившись, произнес:

— Чтобы вы ни в коем случае не расслаблялись, не считали наше путешествие увеселительной прогулкой и не думали, что я в любой момент приду вам на выручку! Помните — всегда и во всем нужно рассчитывать только на себя, а там… будь, что будет! Быть может, вам, милая ведунья, повезет в очередной раз… — отнюдь не добрая улыбка промелькнула на его губах, и я невольно поежилась, грубо отозвавшись:

— Чем опасно для вас нарушение приказа владыки Подземья? В худшем случае вас убьют!

— Страх — причина бессмысленной дерзости, — он будто и не услышал моих резких слов. — Не тратьте на меня ни свои силы, ни время, поверьте на слово, я не достоин! Лучше прислушайтесь к советам, они помогут вам выжить! — сказал и поставил точку в нашем разговоре, не давая мне возможность опротестовать произнесенные слова.

Я не настаивала, решила оставить на «потом», понадеявшись на ведьмино «авось обойдется», и у меня в будущем найдется минутка, чтобы поспорить с Да'Айрэном!

Изменчивый не солгал — наша дорога поднималась вверх, уводя все дальше и дальше от обжитых мест. Справа высился склон, припорошенный снежком, на котором виднелись тонкие деревца, упрямо цепляющиеся за скудную почву. Их ветви обледенели, отчего казались хрустальными, чуть затронь, и разлетятся на мелкие осколки, заискрятся, заиграют на солнышке, зазвенят, падая вниз к нашим ногам. Слева темнел обрыв, на самом дне которого билась, пытаясь вырваться из каменных оков берега, шустрая, шумная река. Впереди все сверкало — миллионы переливающихся снежинок, больше похожих на тополиный пух, плясали в воздухе, и мир казался сказочным, нереальным, потому о дурном не думалось.

Я сумела избавиться от цепей ужаса, сковывающих сознание, и трезво, холодно взглянуть на ситуацию, словно со стороны. Оценила — шанс выжить у меня все же есть, только очень небольшой — перевозчик объективно сильнее меня, поэтому мне нужно вспомнить о хитрости, ну и, разумеется, помощник тоже не помешает. А если таких помощников будет много, то и возможностей победить у меня прибавится! Да'Айрэн прав — отдыхать и любоваться пейзажем мне не следует, сейчас не лишней будет осторожность.

Несколько поворотов, уводящих нас от обрыва, широкая тропа, петляющая среди валунов, серые бока которых покрывал тонкий слой снега, и спустя каких-то несколько минут мы поднялись на вершину склона, перевели дыхание, осматривая вид, открывающийся отсюда.

Всю долину, виднеющуюся внизу, усеивали обломки скал и гигантских валунов, под которыми совсем не было видно земли, словно здесь прошел великан, превратив окружающие горы в каменное крошево.

— Дел Малаар, — как будто ветер прошелестел за моей спиной, и я с удивлением оглянулась на Да'Айрэна, переспросив:

— Вам что-то известно об этом месте?

Изменчивый не ответил, словно не услышал моего вопроса, а стал медленно спускаться вниз по склону.

— Столица Ва'лдрада, — просветил и меня, и других Ик'циар.

— Так называлось государство расы изменчивых? — уточнил Грэйн.

— И что? Этот город находился на территории Студеного? — с нескрываемым возмущением поинтересовалась Лийта.

— Не совсем, — отозвался второй подземец — Ар'лен, — здесь давным-давно располагались сторожевые башни, а сам город находился глубоко под землей.

— Вероятно, он и сейчас там есть, — огорошил Ик'циар, — просто пути, ведущие к нему, или забыты или сметены несокрушимой рукой времени.

— Там есть сокровища? — задумчиво полюбопытствовала одна из моих соотечественниц.

Оба подземца пожали плечами в ответ на ее слова, но я заподозрила, что они попросту не пожелали открыть правду, предпочитая сделать вид, будто им ничего не известно.

Лют уже догонял Да'Айрэна, по всей видимости, желая задать вопросы лично ему; наблюдатель хмурился; ведьмы тихо строили предположения о том, как добраться до загадочного города изменчивых; Лийта молча сверлила взглядом спину последнего представителя этой расы. Признаюсь, и мною завладел легкий интерес, на несколько мгновений отодвинув тревоги. Сокровища меня не интересовали, гораздо важнее, на мой взгляд, были книги изменчивых — вот настоящий кладезь древних знаний!

— Идемте! — приказным тоном произнесла Лийта, и отряд потянулся вниз.

Не знаю, что я надеялась увидеть на самом дне каменной чаши, но ничего необычного не обнаружила. Мне думалось, что должны остаться хотя бы какие-то признаки таинственных башен: обработанные камни, осколки крыш, железные элементы, но здесь было царство хаотично разбросанных валунов. Иногда мне казалось, что вот он — фундамент или нижний этаж, но нет — я видела всего лишь нагромождения обломков.

— Неужели время постаралось стереть с лица Вейтерры все следы изменчивых? — сказала негромко, но меня услышали.

— Не время, а люди, — вполголоса откликнулся Ар'лен. — Подступы к Ва'лдраду были неоднократно атакованы армией ведьм и магов. Это они постарались стереть все упоминания об изменчивых.

— А если что и оставалось, ведунья, — внимательно глянул на меня Ик'циар, — то ведьмы окончательно все уничтожили за многие века, что прошли с той давней войны.

— Вы преувеличиваете! — с негодованием проговорила я. — Вас послушать, так ведьмы — главные злодейки Вейтерры, а все остальные расы — скромные, смиренные овечки!

Оба подземца улыбнулись, дружно качнули головами и резко распахнули крылья, точно собирались взлететь. Я даже отшатнулась и нахохлено вопросила:

— Пугать изволите?

— Нет, простите, ведунья, если так случилось. Это скорее привычка, нежели осознанный жест, — оповестил Ар'лен, и мне опять стало интересно, потому что мои сведения о подземцах были прискорбно скудными.

— А…

— А вот что он означает, мы вам, уж простите, не скажем, — Ик'циар одарил меня клыкастой улыбкой и стремительными шагами отправился дальше.

Я вознамерилась требовательно поглядеть на второго подземца, но его рядом не было — пока я слушала Ик'циара, Ар'лен неслышно обошел меня и теперь находился вне досягаемости.

Перевела взор на наблюдателя, он широко развел руками, мол, знаю, но тоже не скажу. Пришлось угомониться, тем более, что всегда можно переговорить со Снеженикой или еще лучше с тетушкой — владычица Подземья должна мне ответить.

Тропа, пролегающая вдоль всей долины, долгое время вилась между огромными глыбами, скрывающими от нас горные виды. Весь путь напоминал лабиринт, который уводил нас все выше и выше. Рассматривать было нечего, потому в голову лезли всякие нерадостные мысли, чудилось, что дорога ведет нас в никуда, будто мы блуждаем по кругу, и будем плутать по нему вечно. Я то и дело поглядывала на невозмутимых проводников — изменчивого и подземцев, они явно знали, куда идут, и не волновались, а, может, только умело хранили на лице маску показного равнодушия и уверенности. Одна из двух искорок, сопровождающих меня, выбралась наружу из-под рукава моего просторного теплого плаща и теперь порхала впереди, прогоняя ранние сумерки. Если бы не страх перед неведомым творцом, мы бы никогда не вышли в путь в такое опасное время года. Спокойно подготовились бы и пустились в дорогу, когда растают снега, а солнце обогреет стылую землю. Выбирать, к сожалению, не пришлось, и нашими спутниками стали воющий, пронизывающий до костей ветер, холод и быстро наступающая темнота.

К концу дня я настолько устала, что мне начало казаться, будто вот-вот упаду. Сведенные болью ноги, ноющие мышцы спины и уставшие руки перестали меня слушаться. Поглядев на спутников, я увидела, что многие близки к полному изнеможению, вымотанные долгими и скучными часами путешествия. Особенно плохо выглядел Грэйн, но держался достойно, идя в самом начале отряда. Когда Лийта утомленным голосом объявила, что пора остановится на ночлег, маг буквально рухнул на холодные камни. Я бросилась к нему, но он отстранил меня взмахом руки и раздраженно изрек:

— Лучше не подходи!

Внутри яростным огнем полыхнула обида, но я сдержалась, не наговорила грубых слов, а лишь мрачно промолвила:

— Тебе нужна помощь! Или ты собрался умереть в этих горах? Если да, то мешать не буду! — решила дать ему минуту на раздумья, а потом уйти, гордо вскинув голову, скрывая свое истинное отношение.

— Ани, — в тусклом свете двух огненных бабочек, порхающих между нами, мне пригрезилось, что Лют улыбнулся, — я устал, потому лучше отойди, вдруг не совладаю с силой и случайно обожгу тебя.

— Мы уже выясняли, что я сумею справиться с тобой, огонек, — с волнением ответила я, но реакция на мою фразу оказалась неожиданной.

Лютов вскочил на ноги и рявкнул:

— Сам справлюсь! Я огневик, а не жалкий ведьмак!

«Да что сегодня за день такой!» — с яростью подумала я и, не говоря больше ничего, бросилась прочь.

Отбежала подальше и за большим валуном, скрывшим меня от любопытных взоров, надумала позорно разреветься. Вот только не успела! Едва решила выпустить первую слезинку, как прямо перед собой увидела высокого человека, лицо которого пряталось под капюшоном просторного плаща. В полутьме мне даже поблазилось, что это каменная статуя, настолько неподвижно он стоял. Я икнула и прошептала:

— Вы кто?

Вместо слов послышался скрежет, и я призвала стихии, а они закружились, переплелись друг с другом, приготовились встать на мою защиту.

— Не стоит! — тихий, но четкий приказ, короткий взмах рукой, и мои прошлые усилия оказались напрасными.

Я икнула снова, но нашла силы задать новый вопрос:

— Вы наблюдатель?

Он хмыкнул, но не поленился дать ответ:

— Вижу, вы знакомы с моим напарником…

— Значит, да, — я облегченно выдохнула, но потом опять насторожилась. — Что вам от меня нужно?

— Ни-че-го, — произнес он по слогам. — Я удивлен, что вы видите меня! В чем причина? — подошел ближе, а мне отступать было некуда — за мной только каменный бок.

Второй наблюдатель откинул капюшон, наклоняясь ко мне, и я вжалась в твердую поверхность, ибо увидела знакомое лицо.

— Осот… — на выдохе, чуть слышно.

Теперь настал его черед изумляться:

— Вы знаете моего брата?

— Брата? — я позабыла сделать очередной вдох, гадая, а не пытается ли меня запутать старый недруг, отыскивая возможность побега, опасаясь за свою жизнь.

Так бы и тряслась, лихорадочно что-то решая, если бы к нам не вышел Олеас Громов.

— Рад приветствовать тебя, Дюран, — спокойным тоном произнес он.

— И вам темной ночи, — ответил ему второй четырех стихийник, не сводя с меня пристального мрачного взора.

Я, ощутив поддержку, выпрямилась, решительно изучая второго из братьев Огневых. На первый взгляд между ними было только одно отличие — у Осота отсутствует правая рука. Но такие же темные, слегка вьющиеся волосы, обрамляют красивое, волевое лицо. О росте и ширине плеч говорить и вовсе не стоит. Искорки услужливо подлетели ближе к мужчине, и я сумела рассмотреть еще одно различие. Глаза! Они у Дюрана были разноцветными: правый — серый, левый — синий! Очи Осота, а это я знала точно, обладали глубоким черным цветом!

— Кыш! — Дюран шикнул на бабочек, и они кинулись ко мне в поисках защиты.

Я протянула им руку — с некоторых пор, когда мое отношение к огню изменилось, искорки перестали обжигать меня, мягко, почти неощутимо, присаживаясь на ладони.

— Почему она меня видит? — этот вопрос Огнев задал Громову.

— Вероятно, все дело в том, что ваш брат связан с ней незримыми узами, — ровно предположил Олеас. — Он теперь для нее вроде отца, а ты, получается, дядя!

Дюран скривился, точно напарник наступил ему на больную мозоль, но отвечать не стал. Бросил недовольный взгляд на меня, словно это я провинилась перед ним, и сказал:

— Мой вам совет, ведунья, делайте вид, будто я пустое место! Не пытайтесь говорить или наблюдать за тем, что я делаю! — предупредил и растворился во тьме.

Я перевела дыхание и, не подумав, брякнула:

— Мало чем отличается от своего коварного брата!

— Это не так, юная ведунья, — тактично возразил Олеас, — Дюран и Осот отличаются друг от друга, как небо от земли. Безусловно, у них есть общие черты, присущие всем четырех стихийникам, но Дюран никогда не сделает того, на что способен Осот!

— Расскажете? — стало весьма любопытно узнать эту историю.

— Тайны здесь нет, потому думаю, мой напарник не станет негодовать по этому поводу, — Громов пошел на уступки. — Все просто — Осота и Дюрана воспитывали по-разному. Первый достался Толане и Ацлаву, который ненавидел мальчонку, всячески унижая его, выставляя Толану в невыгодном свете. Сама государыня Озерного к старшему сыну относилась довольно-таки прохладно, потому что он всегда служил ей напоминанием о минутной слабости, покорности ненавистному магу. В итоге характер у парнишки получился противоречим и откровенно пакостным. Дюрану, можно сказать, повезло, его взяли на воспитание Орвин и Кариса, потому парень не пытается доказать всем и каждому, что способен в одиночку завоевать мир, перекроить его по своему усмотрению, используя для достижения своей цели любые методы. Дюрана обучал Тилл, а затем передал высшим. Теперь мы наблюдаем то, что из этого вышло. Не скажу, что доброта — первое качество Дюрана, но чувство справедливости ему не чуждо, посему опасаться его вам не следует.

— Выходит, правитель Солнечного знал о том, что у него родились сыновья?

— Вы находите это странным?

— Для меня непонятно, почему Орвин не рассказал обо всем своему третьему сыну — Фириону! — высказала я свое мнение.

— Сложно сказать, вероятней всего, он просто не успел! Орвин довольно рано ушел за Грани, а мотивы Карисы мне не ясны, возможно, она считала, что Дюран не вернется на Вейтерру, потому как в то время, он обучался у высших.

— И все же было бы проще, если бы и Маресса, и Фирион знали о том, что у них есть братья, владеющие всеми четырьмя стихиями, — в тот миг мне казалось, что сложись все иначе, моя матушка была бы теперь жива.

— Увы, нам не дано этого узнать — творцы Вейтерры рассудили иначе, — меня поражала до глубины души выдержка Громова. Если он и думал иначе, все равно оставался невозмутимым, рассуждая даже о своей собственной жизни так, словно был сторонним наблюдателем.

Дюрану стоило поучиться у старшего товарища, потому что он сам таким спокойствием не обладал, видно совсем недавно ступил на эту стезю и пока не научился держать себя в руках.

Я отрешенно смотрела на летающих искорок, собираясь с мыслями, но пока думала, Олеас исчез, следом за своим напарником растворившись в ночи, а ко мне вышел изменчивый.

— Мне не нравятся ваши частые отлучки, ведунья, — промолвил он, расцепив крепко стиснутые зубы.

— Я хотела побыть в одиночестве, — сумела выговорить я, все еще обдумывая случившееся.

— Не спорю, иногда одиночество становится нашим спасением, но в вашей ситуации, оно грозит гибелью!

— Я помню, — кивнула и направилась к месту стоянки.

Следующий день нас ничем не удивил, наблюдатели также двигались за нами, ничем не выдавая себя, не проявляя признаков усталости, ведя на ходу какие-то записи в небольших книжицах. Памятуя о том, что разговаривать с ними нельзя, я помалкивала, изнывая от любопытства и желания взглянуть на записи.

Тропа, по которой мы шли, ведомые Ик'циаром, шла вверх, потом постепенно она выровнялась и сузилась до такой степени, что между склонами мог протиснуться только один человек. Все мы вытянулись в длинную цепочку, и я оказалась почти в самом конце — за мной шествовали только Да'Айрэн и Ар'лен.

— Перевал Одиноких сердец, — прокомментировал последний.

— Он указан на картах? — заинтересовалась я, гадая, отчего его назвали именно так, а не иначе.

— Только на некоторых, но названия было дано ведьмами. Кстати, это было сделано сразу после начала войны с огневиками.

— Вы просто кладезь информации! — восхитилась я. — Расскажете еще о чем-нибудь?

— Если вас увлекают эти горы, то я буду только рад поговорить о них. В свое время я был одним из тех, кто разыскивал младшего брата владыки, потому узнал об этих местах много нового!

Я рьяно закивала, надеясь, что вскорости мы выберемся из этой узкой расщелины и сможем идти рядом. А пока оставалось довольствоваться только тем, что вижу. Склоны перевала нависали над тропой, словно желали сомкнуться, встретиться, навсегда закрыть этот проход. Передвигаясь, нам была видна только узкая полоска хмурого неба, слабо освещающего усеянную камушками дорожку. Шли медленно, выверяя каждый последующий шаг, иногда Ик'циар поднимался в воздух, чтобы удостовериться, что впереди нет никакой опасности. Его полет завораживал, и я, подняв голову, замирала, когда дух противоречия, точно гигантская птица взмывал к небесам, широко махая крыльями.

Постепенно проход снова стал широким, но, к сожалению, свет дня померк, и нам пришлось устраиваться на новый ночлег. Ночь выдалась безлунной, из тучек то и дело шел снег. Суровый пейзаж освещался только светом костерка и группой искорок, летающих от одного участника похода к другому. Мы расположились в небольшой пещерке, где едва-едва хватило места нам всем. Я с нетерпение ждала утра, устраиваясь на неудобной лежанке, пытаясь заснуть, но сон ко мне никак не желал приходить. Чудилось, что кто-то рыдает за стеной пещеры, зовет, страдает. Я пыталась убедить себя, что это только ветер, поминутно поглядывая на спящих спутников, но успокоиться все никак не могла. Ворочалась с боку на бок, считала зверушек, гнала прочь печаль и тоску, но уснуть так и не получилось. Разъярившись, я вскочила, поманила огненную бабочку, сидящую на одной из стен, и вышла наружу.

Здесь свирепствовал ледяной ветер, гонящий сонмы снежинок, складывающихся в белесые фигуры, напоминающие призраков. Поежилась и решила отойти к костру, у которого замерла Лийта. Подойдя ближе охнула, по началу не доверяя своим глазам, на плечах ведьмы красовались небольшие сугробы, которые успел намести ветер-бродяга. Подскочила и потрясла ведьму, но она повалилась наземь, точно подкошенная. Я присела рядом, пытаясь увидеть признаки жизни. Хвала всем богам Вейтерры, Сероволкина дышала, просто настолько крепко спала, что ничего не замечала вокруг. Я потрясла ее сильнее, но результат был плачевен — Сероволкина просыпаться не пожелала.

— Чье это колдовство? — вопросила в пустоту, резко разворачиваясь с намерением вернуться в пещеру, чтобы позвать других.

Не смогла сделать и шаг вперед, потому что на пути стоял кто-то высокий. Подавив испуганный возглас, обратилась к наблюдателю:

— Господин Огнев, вы сами просили меня, чтобы я не обращала на вас внимания! Но как это сделать, если вы загораживаете мне дорогу?

Он неспешно откинул капюшон, и на лице расцвела злая усмешка, которая и подсказала мне, кого из двух братьев Огневых я вижу на самом деле. Невольно отступила на шаг назад, поднимая руки, готовясь отбить любую атаку — все, как научила Эрия. Но улыбка Осота стала еще омерзительнее — так может улыбаться только тот, кто уверен в своей безоговорочной победе.

— Глупая, маленькая девочка, — пренебрежительно сказал он, — думала, что я оставлю тебя в покое? Думала, что позволю тебе существовать?

— Я думала о том, как убить вас! — во мне взыграли гордость и ярость.

— Похвально! — неожиданно одобрил Осот. — Рад, что мои усилия не прошли даром, и ты постепенно перевоплощаешься в ту, кем бы я хотел тебя видеть!

— Я не стану демоницей черной Грани, послушной вам! — гнев внутри меня усилился, поднялся из глубины души удушливой волной, грозящей затмить разум, выпустить из-под контроля новую силу.

— И это мне нравится! — было ясно, что Осот только и ждет, чтобы я ошиблась.

Не дам ему очередной повод для радости, не позволю победить, переиграть меня. Упрямо помотала головой и сообщила:

— Зря надеетесь! Эрия успела кое-чему обучить меня!

— Хорошо, — в голосе Осота стало больше довольства, — вот и проверим, что из тебя получилось! — сказал и взмахнул единственной рукой, посылая в бой клубок четырех стихий.

Уроки Эрии мгновенно пришли на ум, и я сумела собраться. Мои стихии помогли мне: вода затушила огонь, ветер развеял песок, а сотворив ураган, я смогла победить и воздух. От потока воды, сумела уклониться, и с победным видом взглянула на противника. Он равнодушно кивнул:

— Неплохо.

Я почувствовала себя мышкой, с которой забавляется сытый, ленивый котище. Очередная гадкая, ледяная улыбка изогнула губы Осота, и он, ни слова не говоря, произнес новое заклинание. В мою сторону полетело «солнце» сплетенное из четырех стихий. Я не испугалась, все свою злость, боль, обиду сумела преобразовать в силу. Я желала отомстить — вот она отличная возможность это сделать! С помощью магии смогла рассмотреть, как именно сплетено заклинание, как свиты в нем стихии, и без труда справилась с каждой из них. Очередная победа досталась мне легко, и я поверила в свои силы.

— Чуть лучше! — Осот отвечал по-прежнему спокойно, заставляя меня усомниться.

Едва уловимое движение его руки, и я вижу новое плетение. Темные вихри силы завертелись на моих ладонях, готовые помочь, спасти меня. Но Осот изменил тактику, и шар из четырех стихий полетел в сторону спящей колдовским сном Лийты. Долго раздумывать не пришлось, я сразу бросилась в сторону костра, решившись на отчаянный шаг, подозвав к себе одну из искорок. Она стала маленьким огоньком, моей личной четвертой стихией, моей небольшой победой над собой. Пусть ей не под силу справится с огнем, вызванным противником, но отвлечь она сумеет, позволив мне выиграть несколько секунд, чтобы успеть сплести «щит» и скрыть под ним Лийту.

Осот выразил свое одобрение громким хлопком, звук получился издевательским, и я была уверена, что самое страшное ждет меня впереди. Потому рассерженно топнула ногой:

— Может, хватит игр?

— Девочке надоело играть? — его речь была ироничной, словно четырех стихийник беседовал с малым ребенком.

— Вам же не терпится отправить меня за Грани, вот и не тяните! — я как можно более небрежно и пафосно повела плечами, одновременно осматриваясь.

Увиденное меня совершенно не порадовало — за спиной оказалась пропасть, впереди — склон и узкая дорожка между ними. Широкая площадка осталась справа от меня, там же маячил зев пещеры, где спали попутчики, а раз они до сих пор не выбежали мне на выручку, значит и их накрыл колдовской сон. Надежда оставалась только на наблюдателей, но ни Дюрана, ни Олеаса поблизости заметно не было. Да и возникло огромное сомнение, что хоть кто-то из них придет мне на помощь — их миссия следить и записывать события в свои книжицы, остальное — как получится!

— Молодец, девочка! — вновь похвалил меня Осот. — Трезво оцениваешь ситуацию! Только тебе это не поможет! Хочешь сыграть по-крупному? Хорошо! Тем более, что нам пора заканчивать! — и он без промедлений приступил к делу.

То, что стало творением его единственной руки, никак не поддавалось разумному объяснению. Не вихрь, не клубок, не привычный шар! Нечто незнакомое, чуждое моему взгляду. В завитках загадочной вещицы сплетались четыре стихии, и их узоры были настолько лихо закручены, что сходу мне было сложно определить, что за чем следует, распутать переплетения, найти начало. Однако, я не растерялась, не потеряла веру в себя, разозлилась только и использовала свои темные чувства во благо.

Медленно подняла руки, удивленно рассматривая, как они изменились. В этот миг вся сила скопилась на них, замерцала, изменяя пальцы, удлиняя ногти, меняя цвет ладоней, заменяя кожу чешуей. Испуг мой растаял без следа, когда осознала, что лишь так справлюсь. Теперь мне не нужно бояться за свою жизнь! Я смело направила поток магии навстречу заклинанию противника.

Не учла одного — того, что они, столкнувшись между собой, создадут огромный выброс силы, который отбросит и меня, и Осота. Он отлетел к скальной стене, меня откинуло к противоположному краю, и я повисла, отчаянно цепляясь за скользкую поверхность. Когти скребли по ледяной корке, покрывающей край, но я чувствовала, что силы покидают меня, а им на смену приходит опустошение. Сейчас, как никогда ясно перед моим внутренним взором замаячил перевозчик за Грани, я уже видела его широкую ухмылку, а в бордовых очах виделось предвкушение нашей новой встречи. Мне этого совершенно не хотелось! Прилагая нешуточные усилия, старалась подтянуться на руках, чтобы выкарабкаться на ровную поверхность. И мне почти удалось, я даже выглянула из-за края, но поняла — зря старалась! Смерть в лице Осота медленно приближалась ко мне и нахально улыбалась. Шаг, еще один, и я пытаюсь успеть, но нет.

Осот опустил ногу, обутую в тяжелый сапог прямо на мою руку, и я зашипела от боли. По лицу противника струилась кровь, видно, и ему сильно досталось, но он находился в более выгодном положении, чем я. Надавил сильнее, и я всхлипнула, до боли сцепив зубы — а вот не сдамся так просто!

За спиной Осота возникли Дюран и Олеас, и я решила рискнуть. Кинула на обоих наблюдателей жалобный взгляд, но Громов только качнул головой, в то время, как Дюран равнодушно следил за происходящим.

— Неужели у вас совсем нет сердца? — умирать мне не хотелось.

Ответил мне только Осот, посчитав, что реплика относилась к нему:

— Глупая, маленькая ведьмочка, у меня его никогда не было! Я таким уродился, назло маменьке и твари Ацлаву!

Я смотрела только на Олеаса, пока мой мучитель продолжал свое черное дело. Руку пришлось отцепить, да и что толку от человеческой ручонки. Сила таяла, словно снега под ясным весенним солнышком, покидала меня, не позволяя оказать достойное сопротивление. Чувствуя, как по щекам стекают мокрые дорожки крупных слезинок, я взмолилась:

— Пожалуйста, — глядя только за спину Осота, туда, где стоял невозмутимый Олеас. На Дюрана я не рассчитывала, он что-то методично записывал и на меня не глядел.

— Не проси, ведьма! Ты свое отжила! Тебе нужно было спокойно умереть еще прошлой зимой, на алтаре! Но ты не только выжила, но и сумела подчинить полученную силу! Это мне невыгодно! — преувеличенно тяжело признался Осот. — Так что — умри! — с силой наступил на мою вторую руку, и я с визгом полетела вниз, в клубящуюся, таинственную тьму.

Вокруг плескалась мрачная пустота, да выл, словно прощаясь со мной, ветер. Я все еще пыталась сражаться за свою жизнь, вызывая оставшуюся у меня магию на помощь, пытаясь сотворить воздушные крылья, чтобы дотянуть до земли. И мне почти удалось, на короткое мгновение я ощутила их, замедливших мое падение. Воспряла было духом, но напрасно!

Вместо силы, меня накрыла опустошенность, напала, точно зверь, вонзила острые когти, посеяла в душе панику и безнадежность. Холод окутал мое тело, казалось, я медленно, но верно превращаюсь в ледяную глыбу. Тяжелую, безжизненную, мерцающую… Стоп! Откуда в этой темной пустоте слабое мерцание. Я осмотрела свою поблескивающую ладонь, а, подняв взор, заметила огненную бабочку. Протянула к ней дрожащие пальцы, надеясь получить хотя бы толику тепла, потому что внутренности скручивало от холода. Искорка стремительно взмыла вверх, и, проследив за ней, я увидела, что ко мне приближается огненный смерч.

Моргнула, смахивая слезы, застилающие обзор, и поняла, что у меня появился шанс на спасение. Грэйн, используя свою магию, создал великолепные огненные крылья, спустился за мной и завис напротив. Исходящий от них жар, показался мне подарком судьбы. Все мое окоченевшее, замерзающее тело буквально взмолилось о помощи и потянулось к источнику тепла.

— Подожди! Иначе сгоришь! — Лют не разделил моего рвения, всматриваясь в глубину пропасти.

— Не сгорю! — стуча зубами от холода, отозвалась я, глядя на мага почти с ненавистью, потому что он никак не хотел дать мне то, в чем нуждалась.

Одарив меня пронзительным, выражающим охватившие его сомнения взглядом, огневик соизволил подать мне ладонь. Я, не мешкая, вцепилась в нее, а затем прижалась к Люту, и так мне стало хорошо, что даже застонала. Ошарашенный маг попытался отстраниться, очевидно, приняв мои стоны за проявления боли, а не наслаждения. Я не отпустила такой желанный источник тепла, скользя губами по шее, чтобы полнее, надежнее, ярче ощутить этот негасимый огонь, впитать его внутрь. Да, что уж говорить, было невообразимо приятно прижиматься к любимому, наконец, сбросить все оковы, почувствовать твердость этого мускулистого тела.

— Ани… — позвал меня Грэйн внезапно севшим голосом, но я, прикрыв веки, проворчала:

— Не мешай! — и продолжила свое увлекательное исследование, скользя губами по его лицу.

Короткая щетина кололась, но это было настолько необычно, что я не остановилась, не вздрогнула, а когда добралась до плотно сомкнутых губ Люта, сделала то, что давно хотела, но никак не решалась. Прильнула к ним, пробежалась язычком, вынуждая распахнуться, ловя короткий изумленный выдох. Мимолетные касания сменялись долгими поцелуями, когда наши языки свивались, играя, танцуя, изучая друг друга, дразня, раззадоривая. В перерывах Грэйн шептал:

— Ани… нельзя так… я не смогу… не удержу силу… — и снова сам принимался терзать мои губы, покусывать их, что мне безумно нравилось.

Я отдавалась во власть этих неистовых поцелуев, обжигающих рук, желая стать пламенем, слиться с ним, изгнать из себя скопившийся лед обид, боли и разочарований. И почти забыла о холоде, а если бы смогла рационально мыслить, то усмехнулась бы. Разве не я недавно мучилась от слабости и опустошения? В этот миг мне казалось, что я полна свежих сил. Тело, будто налилось мощью, кровь бешено неслась по жилам, сердце стучало, как кузнечный молот, а весь огонь собрался внизу живота.

— Все… не могу больше… — простонал Лют, чуть отстраняясь, глядя на меня опьяневшим взором, встречаясь с моими растерянными глазами, отводя свои. Вздохнул.

Я спрятала лицо, уткнувшись в его плечо, вдыхая аромат костра, исходящий от огневика, наслаждаясь последними мгновениями тепла. Рук своих Грэйн с моей талии не убрал, но было понятно, что его тяготит ноша, то есть я. Извечная ведьмина гордость взыграла, и я буркнула:

— Отпусти!

— Совсем? — насмешливо осведомился маг, но в его глазах застыло какое-то непонятное выражение, то ли тоска, то ли обида.

— Я сгорю, — брякнула я, и Лют красноречиво хмыкнул, мол, предупреждал.

Взявшись за руки, мы какое-то время спускались вниз, потом Грэйн свободной ладонью хлопнул себе по лбу:

— Вот саламандр непредсказуемый! Нам вверх нужно, а не вниз! — сказал и взмыл, отчего мои волосы резко растрепались.

Как только маг отстранился, я снова начала трястись, словно наяву, подмечая, как внутри меня расцветают ледяные цветы, вонзая корни в органы, опутывая все внутри своими стеблями, медленно распуская снежные лепестки. Я вздрогнула, и Лют обратил свое внимание на меня.

— Ведьмочка, что это с тобой!

На ресницах вместо слез повисли прозрачные льдинки, которые посыпались вниз, будто осколки. И мне живо представилось, что совсем скоро и я сама расколюсь на сотни таких же блестящих кусочков льда или разлечусь в сумраке миллионами разноцветных снежинок.

— Ани! — в голосе Грэйна послышались тревожные ноты, видно, и выглядела я совсем заледеневшей.

Решительно отправила гордость, обиду и боль к паземкам, набросилась на мага, прильнула к живительному огню, обвила руками и ногами, буквально ныряя в океан чувственности, жара и томительной неги. Понимая, что не в силах отпустить этого мага, сгорая в огне, пылающем внутри Грэйна, чтобы в следующее мгновение возродиться из пепла, почувствовать себя живой и настоящей.

— Ани, — он охнул, замедлил подъем, робко, словно спрашивая разрешения, прикоснулся к моим губам, стремясь дотронуться до них языком.

Я разомкнула уста, чтобы встретить его настойчивый язык, как радушный хозяин привечает своего гостя. Но все прекратилось, едва начавшись.

— Все… — выдохнул маг, и, не успев, возмутиться, я почувствовала, как мои ноги коснулись твердого камня.

Грэйн неожиданно оттолкнул меня, но обиду пришлось проглотить, так как огневик выглядел неважно. Он в изнеможении опустился на колени, обнимая себя руками, по которым бежало яростно потрескивающее пламя. Вскоре оно охватило все тело мага, и завороженная зрелищем, я не знала, что делать, молча наблюдая за тем, что творится с любимым. Лют как будто таял, распадался на отдельные фрагменты. Огненные бабочки срывались с его тела: красные и синие, сияя ослепительным светом, освещая до мелочей небольшой уступ, на котором мы расположились, и высвечивая нутро маленькой круглой пещеры.

— Грэйн! — оторопело обратилась к огневику я. — Что случилось?

Он с трудом поднял голову и посмотрел на меня. Его глаза пылали огнем, потеряв свой привычный синий цвет, и напоминали горящие угли. Звук, вырывающийся из горла, теперь походил на шипение поленьев в костре:

— Я… горю… не могу… больше… — упал на камень, шевельнулся и затих, а с тела мага продолжили плавно слетать бабочки, озаряя пустоту, оставляяя за собой сверкающие шлейфы искр.

Невероятно красивое, чарующее, волшебное, но вместе с тем и пугающее действие, до жути, до дрожи, до оцепенения. Я отвлеклась, сердце замерло, пропуская удар за ударом, а безжалостный холод снова отвоевал свои позиции, вынуждая пасть ниц под своим напором. Я опустилась на колени, глядя, как медленно, но неотвратимо тело Грэйна превращается в пепел, в то время я сама замерзала, обращаясь в ледяную статую.

Огонь и лед… Две противоположности, которым не суждено быть вместе… Но только представьте, как завораживающе сверкает лед, подсвеченный теплым огненным светом!

— Я не сдамся! — прохрипела я, стискивая зубы, сжимая заиндевелые губы, кусая их до крови, но чувствуя только холод.

И двинулась вперед, пересиливая себя, заставляя проползти еще шажочек, стараясь забыть о боли, прогоняя надвигающийся, вечный сон.

— Не спать… не останавливаться… только идти… — как молитву повторяла я, глядя на Люта, пытаясь обогнать неутомимое время, чтобы спасти любимого от смерти.

Сколько я так боролась с обстоятельствами сказать сложно — может, прошел час, а, может, несколько минут — для меня этот промежуток казался бесконечным. Я добралась до Люта, провела рукой по его пылающей щеке, смахнула со своих ресниц влагу и, наклонившись, прошептала:

— Держись!

Он никак не отреагировал, только чуть застонал, когда я переворачивала его, а потом потянула в пещеру, чтобы спрятаться от непогоды и ветра. С далеких, недосягаемых небес посыпались острые колючие снежинки, словно пики, вонзающиеся в меня, тающие на Грэйне, но вновь остервенело набрасывающиеся на нас.

Лют продолжал гореть, но меня уже было не остановить, я ощущала его тепло и мечтала сохранить это чувство навсегда. А ведьмы упрямые, если мы что-то решили, то обязательно этого добьемся. Сейчас мне хотелось лишь одного — чтобы Грэйн жил, чтобы он дарил миру свою обаятельную улыбку, смеялся, творил и даже злился. Это несравненное синее пламя, разгорающееся в его глазах, стало мне родным и близким. А еще Лют так и не рассказал мне историю своей жизни — и об этом я расспрошу его в самое ближайшее время.

Утешая себя, задавая положительный настрой, я тянула свою ношу в пещеру. Здесь на твердом, неровном полу, расстелила свой теплый плащ, чтобы Грэйну было удобнее. Откуда только силы взялись, точно открылось второе дыхание. Пока перекладывала своего невольного подопечного с места на место, он что-то бессвязно бормотал. В надежде облегчить жар, сжигающий тело Люта, я принялась снимать с него одежду. Один раз Грэйн открыл глаза, бросил на меня дикий взгляд и оттолкнул. Попытался привстать, но рухнул снова. Я выдохнула, но не опустила руки. Прикасаясь к нему, я согревалась, избавляясь от последствий выброса силы.

— Грэйн, — взывала к нему, веря, что он услышит.

И вот обе моих руки оказались в крепких тисках его пальцев. Вновь придя в себя, он схватил меня и с напряженной улыбкой привлек к себе. В первое мгновение я опешила — потому как не была уверена в том, что он меня узнал. Попыталась освободиться, не отпустил, и я упала на его широкую обнаженную грудь. И снова блаженное тепло окутало мое страдающее от холода тело.

— Как хорошо, — лихорадочно сверкая очами из-под слипшейся от пота челки, изрек Лют, прижимаясь ко мне сильнее.

Я оставила свои попытки вырваться из его объятий — разве не об этом мечтала, не в этом нуждалась? Изнуренная длительной борьбой со своей немощью, предыдущим поединком с Осотом, я замерла, прильнув к Грэйну, слушая биение его сердца, глубоко вдыхая и расслабленно выдыхая, теперь можно и отдохнуть.

Полусон, полузабытье принесли мне небывалое удовольствие. Лед сдавался под натиском огня, неожиданно волнующего, совершенно не обжигающего, настойчиво-игривого. Что-то теплое и влажное коснулось моей обнаженной груди, заставляя в изумлении распахнуть веки, и удивиться еще сильнее, замечая нависшего надо мной Грэйна. Мои протесты иссякли, так и не сформировавшись, когда горячая, властная ладонь мага по-хозяйски пробралась к укромному местечку между ног. Повинуясь настойчивым ласкам своего огонька, я раскинулась на ложе, кажущимся сейчас не меховым походным плащом, а мягкими дорогими перинами, встречая любимого с распростертыми объятиями. Где-то в глубине души я осознавала, что все происходящее, не сон и не игра, а явь, но останавливаться не желала. Лют накрывал меня своим пылающим телом, изгоняя холод и пустоту. Я изучала возлюбленного, смело дотрагиваясь до него, поглаживая, замирая, разрешая пальцам запутаться в светлых волосах, пробежаться по мужской груди, прикладывая ладонь к самому сердцу, словно проверяя, что Грэйн жив, а не разлетелся по ветру миллионами искорок.

Огонь и лед умирали вместе, противостоя друг другу в вечной борьбе, а мы только выигрывали, отдаваясь опутывающим нас чувствам. То ли громкий вздох, то ли тихий вскрик Люта, и меня стиснули в еще более крепких объятиях, дыхание на миг оборвалось, когда губы мага накрыли мои, делясь влагой, точно божественным напитком, дурманящим голову, выбивая из нее остатки здравых мыслей. Мозолистые ладони огневика накрыли мою грудь, а его сильные колени вклинились между моими ногами, разводя их в стороны. Ведьмам была чужда показная скромность или целомудренность, потому я только сбивчиво поторопила своего вероятного любовника, теряя терпение, желая узнать, что случится дальше. Что-то твердое, огненно-горячее прильнуло к низу живота, в то время как язык Грэйна, неутомимо лаская мой, глубоко проникал ко мне в рот, точно готовил к тому, что должно вот-вот свершиться. И я ждала, ох, как ждала этого! Бесстыдно, несдержанно, исступленно принимая все ласки Люта, не замечая, что наши руки двигаются в унисон, стоны и шепот сливаются в один звук, напоминающий слова тихой песни, которую поют двое. Боль стала громким аккордом, давшим началу концерта, словно невидимый дирижер взмахнул своей палочкой, и грянули первые ноты, а после к ним присоединились и другие, дикие, яростные, темные, наполняя все вокруг. Ритм музыки все нарастал, как ускорялись наши движения. Ближе и дальше, глубже и мощнее, я ощущала себя юркой змейкой, извиваясь, приникая и отдаляясь от тела любимого, чтобы спустя мгновение вновь стать единым целым. А потом восторженно-изумленно вскрикнула, и крик мой поймали его губы, запечатывая рот, выпивая жизнь из моего тела, останавливая бег сердца, чтобы спустя минуту вскрикнуть, затрепетать самому и отдать мне свою собственную жизнь, свое сердце, раскрыть душу…