1
На входе в общежитие Максима остановили одетые в камуфляж охранники.
— Пропуск, молодой человек, — «блатным» голосом сказал один из них, перекрикивая шумную музыку, которая неслась из стоящего на пропускном столе магнитофона. Кажется, они тут вовсю соединяли приятное с полезным…
— Слушайте, ребята, — поднял на них печальные зеленые глаза Максим. — Я тут человечку одному документы везу. С самого Сахалина еду. Представляете — девчонка во время землетрясения попала в завал, потом ее из медсанчасти выкрали… А теперь я должен ее в Москве найти и отдать ей документы, которые нашел в завале… — Чем дальше рассказывал Максим, тем сильнее вытягивались лица охранников. История их явно заинтриговала.
— А как она оттуда вылезла?
— А кто ее выкрал?
— А как же она без документов добралась до Москвы?
Охранники начали наперебой задавать Максиму вопросы, а тот, что постарше, с пышными усами, даже приглушил звук магнитофона.
— В том-то все и дело, что я понятия не имею! — пожал плечами Максим. — Вот найду — тогда все и узнаю…
— А она что — здесь у нас, в общежитии?
— Да нет… Здесь дружбан мой живет — Илюха. Он тоже с Сахалина… На второй курс перешел…
— Факультет какой? — явно смягчившись, спросил тот, что с усами.
— Почвоведение.
— А комнату знаешь?
— Только этаж. Кажется, четырнадцатый… — Максим прищурился, припоминая.
Его подкупающая, почти детская искренность, как всегда, возымела свое действие.
— Ладно, давай проходи… А комнату там спросишь… — разрешили охранники. — Потом покажешь своего «человечка», — усмехнулся в усы старший, — когда найдешь. Девчонка-то хоть из себя ничего?
— Была бы страшила — не искал бы, — улыбнулся Максим, старательно источая флюиды мужской солидарности.
— Лифт направо. Средняя кнопка не работает… — участливо сообщили охранники.
Максим вызвал лифт и принялся читать вывешенные рядом на стенде объявления. Чего тут только не было! «Кто нашел лекции по микробиологии почв, умоляю — верните!!! Комната 1326». Или: «Уважаемые дамы! Кто хочет приобрести чарующее нижнее белье, обращайтесь в комнату 1012». И нечто уж совсем веселое: «Девушкам. Гадаю по руке, по ноге и другим частям тела. С собой иметь чистую простыню и белые тапочки. Комната 1506, Лелик».
Наконец лифт приехал, и оттуда вышла черная, как расплавленный шоколад, негритянка в шортах, которая держала за руку такую же черненькую девочку с косичками. «Номер налево снимает малаец…» — улыбнулся про себя Максим и шагнул в просторную кабину. Нажал на кнопку четырнадцатого этажа, однако лифт не трогался с места.
— Подождите! — вдруг услышал он истерический возглас совсем рядом.
В ту же секунду в лифт влетела девушка в очках. «Девица…» — почему-то подумал про нее Максим. Слово «девушка» к ней совершенно не подходило.
Она вбежала, нажала на ту же кнопку четырнадцатого этажа, заметила, что она уже нажата, чертыхнулась и яростно надавила на кнопку внизу, которая тут же загорелась зеленым. «ХОД», — прочитал на кнопке Максим. Значит, чтобы лифт поехал, ему еще надо придать третью скорость! Таких лифтов на Сахалине не было. А в Москву Максим приехал в первый раз…
Пока ехали, он от нечего делать рассмотрел девицу в очках получше. Высокая, крупная, с широкими бедрами — почти как у женщины с железной коробки индийского чая, которая стояла у них дома в буфете… Одета в черные джинсы и короткий голубой — тоже джинсовый — топ. Темно-каштановые волосы пострижены под «французского мальчика» и уложены гелем… Шея — тонкая и длинная, нос немного вздернутый и в мелких веснушках… «Совсем как у Вероники», — почему-то подумал Максим.
В этот момент лифт вздрогнул и остановился. Девушка в очках вышла, и Максиму ничего не оставалось, как последовать за ней. Дверь, в которую они свернули, вела в длинный коридор, расходящийся направо и налево. Пока девица не успела выбрать направление, Максим остановил ее вежливым вопросом:
— Извините, вы с этого этажа?
— Нет! Не с этого! — недовольным тоном ответила девица и уже собралась идти, но Максим решил испытать последнюю возможность:
— А вы случайно не знаете, не живет ли на этом этаже Илья Крашенинников? Он со второго курса почфака…
Девушка резко повернулась к Максиму. На стеклах ее очков блеснули отражения лампы дневного света.
— Так ты к Илье?
— Ну, в общем, да… — пожал плечами Максим.
— Нормально… — отреагировала девица, после чего протараторила: — Ну тогда пошли со мной!
И она решительно, виляя бедрами, зашагала по коридору. Комната Ильи располагалась в самом конце. Из-за двери доносилась музыка — играла любимая Илюхина Милен Фармер. Девица громко постучала в дверь и смачно крикнула:
— Эй вы, козлы, откройте!
Не открыли. Тогда она принялась стучать ногой. Максим участливо склонил голову:
— Помочь?
— Не надо! — рявкнула девица.
В этот момент дверь открылась, и за ней показался какой-то незнакомый долговязый парень. Из-под его черной банданы торчали светлые, сильно вьющиеся волосы.
— Нестор! — вскричала провожатая Максима. — Вы что так долго не открываете — с ума сошли, что ли?! Сколько мне можно здесь торчать под дверью? Именины называется… Лучше бы не приглашали… — Эта девица с истерическим голосом была как непрерывно фонтанирующий источник энергии. Она бурно жестикулировала и говорила отрывистым и театрально развязным голосом. При этом было видно, что в любой момент она готова элегантно перевести весь скандал в шутку.
Тот, кого она назвала Нестором, все время, пока она его отчитывала, стоял, закатив глаза к потолку, с видом усталого мученика.
— Ты закончила? — корректно осведомился он, улучив момент, когда она на пару секунд замолчала.
— Да!!!
— Ну, тогда заходите. Не имею чести знать, как зовут твоего кавалера…
— А это вовсе и не мой кавалер… Ха-ха! — И девица, вильнув пышными бедрами, прошла в общежитский блок.
— Я к Илюхе, — с улыбкой пояснил Максим, заходя в небольшой коридорчик, из которого вело три двери — в ванную и в две комнаты. Дверь одной из них была распахнута, гремела музыка, слышались громкие веселые голоса, среди которых теперь особо выделялся голос очкастой девицы.
— Илюха, это к тебе! — перекрывая шум, крикнул Нестор.
Максим в три шага преодолел коридорчик и нос к носу столкнулся с Ильей.
Сцена встречи двух друзей была бурной: они увлеченно хлопали друг друга по различным частям тела, порывисто и мужественно обнимались, показывали друг другу всякие жизнеутверждающие знаки с помощью рук и пальцев… Максим даже потрепал Илью по отросшей светло-рыжей шевелюре.
— Ага, хвостище отпустил… — одобрительно заметил он.
После этого Илья провел Максима в комнату и в своей обычной скромной манере представил его присутствующим:
— Ребята — это Максим. Он только что приехал с Сахалина… Можно сказать, из самого эпицентра землетрясения…
— Ура-а-а! — грянула сидящая за столом пьяная компания, не дав ему закончить.
— За стол его! Штрафную ему! — загалдели девицы.
Когда Максима усадили за длинный стол, сооруженный из двух сдвинутых общежитских, положили ему на тарелку неизменный салат оливье, сдобрив его тремя шпротинами, и сунули в руку рюмку с водкой — поднялся еще один парень, с бритой налысо головой и черной испанской бородкой. Судя по тому, как он покачивался, ему было уже хорошо.
— Нестор, сделай-ка потише музыку. Ну что?! — проревел он неожиданным для такого тщедушного тела басом. — Продолжаем пить за Маринок! Маринки! Стройсь!
Присутствующие девушки дружно отдали честь, кроме экзальтированной незнакомки из лифта. Всего их было три, и каждая пыталась компенсировать свою невзрачность преувеличенной веселостью.
— Нет уж, Васильич, мы еще не выпили за вновь прибывших… — жестом остановила одна из них бородача. — Человек, можно сказать, с другого конца земли сюда добиралси-и… Терпел, можно сказать, лишения…
— Правильно! — подхватил идею Илья. — А потом еще раз за Маринин день.
— Ну тогда пьем простой классический тост — за приезд! — пробасил бородатый Васильич и, охнув, опрокинул в себя содержимое рюмки.
Все последовали его примеру.
Максим пил водку только раз в жизни — с дворовыми ребятами в подвале, тайком от родителей. Слава Богу, его тогда не тошнило, как большинство других мальчишек, но ощущения в памяти остались не очень приятные. Тем не менее, чтобы не уронить себя в глазах компании, Максим поднес рюмку к губам и, не нюхая, одним глотком выпил. Затем он тут же положил в рот одну шпротину и сделал глубокий вдох через нос. Ему показалось, что никто не заметил его короткого замешательства.
— Как там мои? — спросил Илюха, наклонившись к нему через стол.
— Твои нормально. Икру тебе передали. И письмо.
— Икру давай на стол. А письмо потом почитаю.
Пока Максим разбирался с гостинцами для Ильи, компания затеяла какую-то игру. На стол установили маленькую круглую электроплитку, вокруг которой, очевидно, и должно было сконцентрироваться основное действие.
— Все, что мне потребуется — это небольшой казан, сыр, чеснок… Еще — порезанный, как для гренок, белый хлеб и белое вино, — сказала очкастая девица (как и всех присутствующих в комнате дам, ее звали Марина). — Ну и, если найдете, — мускатный орех, — добавила она, сделав изящный жест маленькой ручкой в серебряных перстнях.
— Найдем, — уверил ее бородатый. — Нестор, глянь — там на полке есть немецкий набор специй. Так как называется твое швейцарское блюдо?
— Фон-дю… — по слогам сказала очкастая девица, аппетитно выпятив накрашенные губы. — Это блюдо швейцарской молодежи.
Когда ингредиенты были на столе, она натерла чесноком стенки казанка, мелко порезала сыр и залила его вином. После этого поставила казанок на плитку и, когда сыр расплавился, добавила туда тертый мускатный орех.
— Вот теперь наступает самый ответственный момент, — сказала она. — Все садятся вокруг плитки в кружок, натыкают на вилки кусочки хлеба, окунают их в фондю и затем отправляют в рот.
— Очень ритуально, — заметил Васильич.
— Но это еще не все… Если у кого-то «фондюшный» кусочек не удержится на вилке и упадет на скатерть, то…
— Все сделают вид, что ничего не заметили.
— А вот и нет! Не перебивай! — гаркнула на бородача девица в очках. — То тогда, если уронившее лицо — мужчина, он бежит за вином. А если уронившее лицо — женщина, то она должна…
— Что она должна? — оживились юноши.
— Не бойтесь — не раздеться.
— А что же?
— Просто поцеловать по очереди всех присутствующих мужчин…
— Лучше уж я за водкой пойду, — отвернулась одна из Маринок — светленькая.
— Неужели мы такие противные? — обиделся Васильич. — Прямо-таки и за водкой…
— А я знаю способ лучше, — улыбнулся Илья. — Надо просто не ронять кусочки.
— Смелое решение, — похвалил Васильич. — Только у меня после вчерашнего так трясутся руки, что можно прямо сразу за вином.
— Ладно, хватит разговоров, — объявила главная зачинщица. — Начинаем!
Может быть, после дорожной сухомятки, но швейцарское блюдо показалось Максиму удивительно вкусным. Горячее, ароматное, тягучее… Впрочем, сильно расслабляться он себе не позволял — слишком уж неохота было после всех мытарств (черт знает сколько времени он искал это общежитие) бежать куда-то за вином.
Сначала все шло гладко — хитро поглядывая друг на друга, все окунали кусочки хлеба в кипящую на медленном огне смесь и с наслаждением отправляли их в рот. Но тут последовала первая оплошность — ее допустил Васильич.
— Ну вот, я же говорил… — развел руками он.
В ту же секунду на скатерти оказался еще один кусочек. Судя по раздавшемуся визгу, его уронила Марина в очках. Все радостно загалдели.
— Кажется, теперь справедливость восстановлена, — сказал Васильич, натягивая на худые плечи джинсовую куртку. — Эффект бумеранга сработал отлично. Пока я еще здесь — пользуйся, моя крошка… — И Васильич картинно подставил ей щеку для поцелуя.
Марина сняла очки — видимо, целоваться в очках она не привыкла — и запечатлела на впалой щеке Васильича звонкий дружеский поцелуй. Затем она подошла к Илье и чмокнула его, потом — к Нестору и в конце, когда всем уже стало неинтересно, дошла до Максима. Нежно и прочувствованно дотронувшись губами до его щеки, она села рядом и близоруко посмотрела на него глаза в глаза.
— А где ты был во время землетрясения? — вдруг без всякого перехода спросила она.
— На улице, — ответил Максим. — Просто шел по улице.
— Насколько я слышала, землетрясение-то было ночью — ты что гуляешь по ночам?
— Возвращался поздно…
— И что?
— Мне повезло — накрыло электрическим проводом. Очнулся уже в больнице, в реанимации.
— Значит, самого землетрясения ты и не видел… — разочарованно протянула Марина.
— Выходит, что так…
— Жаль. А я уже надеялась послушать рассказ очевидца. — И Марина, потеряв интерес к разговору, повернулась к Нестору.
Воспользовавшись заминкой, Илья обнял друга за плечи и увел его в другую комнату. Там работал сам для себя маленький японский телевизор. Илья с Максимом уселись на пружинную кровать и принялись обсуждать дела — когда ему лучше ехать в деканат, к кому обращаться со справкой, где взять направление…
И вдруг Илья переменился в лице и стал молча показывать пальцем на экран. Максим сначала ничего не понял, а потом посмотрел и тихонько присвистнул. На экране крупным планом было печальное и усталое лицо Вероники! А рядом с ним — большой круглый микрофон, в который она что-то говорила. Первым опомнился Максим.
— Сделай погромче! — крикнул он.
Илья нащупал на кровати пульт и увеличил громкость. Затем вскочил и пинком прикрыл дверь.
«Я бы с удовольствием никого не обманывала, — говорила Вероника на экране. — Но вот не получается».
«А вас — когда-нибудь обманывали?» — Это был голос журналиста за кадром.
«Ну разумеется. По мелочам, наверное, всех обманывали…»
Камера отъехала, и стало видно, что Вероника стоит на улице, и к ногам ее жмется одетый в намордник Том.
— Где она? — схватившись за голову, воскликнул Максим. — Посмотри скорее — где она?
«А по-крупному? — продолжал свой допрос журналист. — Обман любимого вам уже довелось пережить?»
Вероника на экране опустила глаза. «Это не корректный вопрос», — сказала она.
«И все-таки», — настаивал корреспондент.
«У меня нет любимого».
— Смотри! И Том с ней! Они заловили ее прямо на улице? И задают такие вопросы?
— Кажется, это Старый Арбат, — сказал Илья, изо всех сил вглядываясь в экран.
«Как же это возможно? У такой красивой девушки — и нет любимого?»
«Да, у меня был любимый. Но совсем недавно он погиб».
— Погиб? Что она несет? — удивился Илья. — И, кажется, не стебется — на полном серьезе… Чего это она вдруг? Посмотри, да на ней лица нет. Вся бледная, худая…
Максим спрятал голову в руки и сидел так некоторое время. На экране уже показывали какого-то другого прохожего.
— Про кого она сказала — погиб? Разве у нее был кто-то еще? — спросил Илья.
— Не знаю. Я искал ее по санчастям. И представляешь — мне сказали, что ее кто-то оттуда забрал — какой-то мужчина в камуфляже. Неужели она скрывала от меня…
— Не может быть. Она же ясно сказала — погиб.
— Значит, она видела мое имя в списках погибших, — мрачно сказал Максим.
— А как оно туда попало?
— Неважно. — Максим был сам не свой от волнения. — Значит, она точно в Москве. Завтра же я еду в гости к ее тетке…
2
Максим так сильно хотел увидеть Веронику, что решил отложить поездку в университет. Сначала он найдет ее — свою маленькую Веруню, — а потом, уже вместе с ней, поедет куда угодно… Он достал из кармана пакет с ее документами, раскрыл паспорт на третьей странице и в который раз полюбовался на фотографию. Такая серьезная, трогательная… Девочка-отличница. Максим вспомнил ее всю — как он обхватывает ее руками, как прижимается к ее стройному нежному телу… Его молодой, жаждущий любви организм тут же пришел в возбуждение. Еще ни разу они не удовлетворили свою страсть. Все время им что-то мешало. Смешно сказать — когда Максим шел к Веронике, уже с твердым намерением разорвать этот порочный круг, и она ждала его одна в пустой квартире — тут и случилось землетрясение. Именно в этот момент — ни часом позже, когда, может быть, им было бы уже все равно… Максим читал, что некоторые испытывают в постели такое блаженство, что после этого готовы умереть, потому что дальнейшая жизнь представляется им жалкой пародией на этот удивительный миг счастья.
С утра Илья отправился в университет на практику, а Максим вооружился бумажкой с адресом и вскоре уже стоял на станции метро «Новослободская» и любовался цветными витражами. Улицу он нашел быстро — его мальчишеская непосредственность была способна растопить даже холодные сердца москвичей. Кроме того, Максим прекрасно чувствовал людей и умел правильно выбрать в толпе человека, чтобы спросить у него дорогу. По внешнему виду, по походке и выражению лица он мог запросто определить, приезжий перед ним или местный, в каком он настроении и даже, предположительно, чем он болен.
С бьющимся сердцем приближался он к дому, где, по его расчетам, должна была жить Вероника. Сейчас утро. Если она устроилась на работу, возможно, ее нет дома. Но, может быть, хоть кто-нибудь скажет ему, во сколько она придет. Если нужно, он будет сидеть и ждать ее хоть до ночи. А может, ему повезет — и дверь откроет сама Веруня. Только бы она не упала в обморок! А что — такое бывает. Если она уверилась в его смерти…
Максим запрещал себе думать о том, что еще могло произойти в случае, если Вероника уверилась в его смерти. Нет, она не такая. Она не могла так скоро его забыть. Ведь еще совсем недавно, какой-то месяц назад, они доверяли друг другу, как самые близкие друзья. У них не было друг от друга тайн.
Вот и дом ее тетки. Кусты жасмина перед подъездом. Она здесь! Сердце подсказывало Максиму, что Вероника была здесь совсем недавно. Он словно чувствовал разлитую в пространстве нежную ауру, которая всегда оставалась после того, как она прошла.
Широкие лестничные пролеты, обитая дерматином дверь — кажется, это здесь. Максим позвонил. Тишина. Он позвонил еще раз. Никого. Значит, все на работе.
— Молодой человек, вы кого ищете? — спросила у него какая-то бабуля, когда он проходил по четвертому этажу.
— Веронику, — просто ответил Максим, ничего не объясняя.
— Ах Веронику… — отвела глаза старушка. — Уехала Вероника. Вчера еще уехала.
— А куда? — спросил Максим, не в силах скрыть своего разочарования.
— Да вроде как квартиру себе нашла.
— А адреса она не оставляла?
— Мне-то не оставляла…
— А тете Тамаре?
— Так ты и Тамару знаешь?
— Знаю, правда, по фотографиям.
— А ты сам-то откуда будешь? — Во взгляде старушки впервые сверкнул интерес.
— С Сахалина. Вчера приехал. Я ей документы привез — в завале откопал.
— С Сахалина… Это всякий может сказать — с Сахалина… А сам — аферист какой.
— Да что ты, бабуля, я не аферист, — снисходительно улыбнулся Максим. — Запугали вас здесь совсем.
— А ну отвечай тогда без запинки — как отца Вероники зовут? Ф.И.О полностью…
— Так бы сразу и сказали. Губернаторов Александр Борисович. Еще вопросы будут?
— Будут. Собаку ее как зовут?
— Том. А у нее еще кошка была, Царицей звали. Но она сорвалась с балкона…
— Про кошку не знаю, а пес у нее точно Томка. Пестрый такой, забавный. Ну ладно, тогда заходи ко мне чай пить. — Бабуля явно смягчилась. — Я как раз свежие бублики прикупила. Сахалинского-то грех в гости не зазвать… Я ведь Бореньку — деда Вероники — всю жизнь вспоминала. Какой человек был — кремень! Это же надо такую гордость иметь — на Сахалине остаться и прожить, посчитай, всю жизнь…
— Извини, бабуль, спешу я очень, — смущенно сказал Максим, чувствуя, что старушка хочет затянуть его в сети воспоминаний об ушедшей молодости. — Мне бы узнать хоть что-нибудь про Веронику… А где, кстати, сама тетя Тамара?
— На массаж поехала с младшеньким. Вернется часа через два — не раньше. Как раз бы и подождал…
— Да нет, спасибо. А скажите, Вероника одна уезжала?
Старушка опустила глаза и одернула скромное голубое платье.
— Не хотелось мне тебя расстраивать, больно уж ты парень симпатичный…
— Ничего, расстраивайте. У меня нервы крепкие, — вымученно улыбнулся Максим.
— Мужчина у нее был. Ладный такой, статный, в костюме. Лет сорока. Из соседнего дома, а там, между прочим, сплошные артисты и эти — «новые русские» — проживают. Уж кто он есть — не знаю. С собачками они вместе тут прохаживались. А потом и уехали вместе. Он ей еще чемоданчик в багажник закинул. И машина у него, видно, дорогая — вся блестит.
— Значит, прямо вчера она и уехала? — уточнил Максим.
— Ага, днем. Часиков в двенадцать. Попрощалась и говорит: «Я к вам в гости приезжать буду». Хорошая девушка, воспитанная. А какая красавица… Вся в деда…
Распрощавшись со словоохотливой старушкой, Максим вышел во двор и уселся на детские качели.
Впервые в жизни он испытывал настоящее бешенство. Ему казалось, что если он увидит того самого мужчину в костюме, то просто бросится на него и перегрызет горло…
3
— Да хватит тебе, Макс, ей-Богу! Бабки — они вечно всякие сплетни распространяют. Может, это просто таксист был, частник. Договорилась она с ним, что он ей вещи на квартиру перевезет. А у бабок ведь как: если в машину к мужику села — значит, скоро родит.
Максим хмуро сидел над очередным стаканом с водкой и молчал. Илья ходил по комнате из угла в угол и, как мог, пытался утешить приятеля. Время от времени в комнату стучали, но он никому не открывал.
— Пусть даже у нее роман с этим мужиком, предположим! Она же совсем девчонка, к тому же она думает, что ты умер…
— Месяц! — поднял палец Максим. — Всего один месяц! Это гадко… — Он зажмурился и одним махом опрокинул почти полный стакан водки. После этого он впихнул в себя несколько ложек жареной картошки с луком и вздрогнул всем телом. — Брр!
— Хватит тебе уже пить… — лениво заметил Илья и убрал почти пустую бутылку в холодильник. — Лучше пошли на дансинг. Сегодня что, четверг? В холле обычно бывает дискотека. Бар работает. Найдешь себе там какую-нибудь девицу. Знаешь, сколько здесь красивых телок? Это тебе не Сахалин. Самые отборные со всего Союза съезжаются. К тому же еще не тупорылые и кое в чем опытные…
— Ты, я гляжу, тут тоже опыта поднабрался, — еле ворочая языком, проворчал Максим.
— А что — смотреть, что ли? К тому же, если сами на шею вешаются.
— Что, правда?
— Да тут, в общаге, еще и не такое бывает… Недавно прибегает девица одна — с четвертого курса, — ее всю трясет, глаза заплаканные. «Что такое?» — спрашиваю. А она говорит: «Прихожу к Виталику (это парень ее, год уже вместе), в комнате никого нет, а в ванной вода шумит… Ну я туда сунулась, а там стоит Шура (это другой парень из их же группы), и Виталик делает ему минет…»
— Тьфу! Ты бы хоть к столу такое не рассказывал! — сказал слегка протрезвевший Максим. — Ладно, пойдем на твою дискотеку. Надеюсь, мужики там не пристают?
— В случае чего отобьемся, — уверил его Илья.
— Ну что — пошли?
— Ты что, так и пойдешь? В этой позорной рубашке?
— А у меня другой нет. Плевать… Рубашка — это не главное. Пойду умоюсь чуть-чуть, чтобы водкой не так несло…
Через десять минут с мокрой головой и красными от многочасовой пьянки глазами Максим, покачиваясь, стоял у лифта. Рубашка его была залихватски подвязана над пупком. Рядом, пытаясь заботливо поддержать его под локоть, суетился Илья, но Максим упрямо от него отпихивался.
— Да не трогай ты меня! Что ты меня хватаешь? Я тебе девушка, что ли? — пьяным голосом ругался он.
— Только попробуй мне свались… — грозил ему в ответ Илья.
На дискотеке было невероятно шумно и душно. В спертом воздухе витал неистребимый запах марихуаны. На высокой полукруглой эстраде располагался источник звука и различных световых эффектов. Крутили техно-ремиксы старых шлягеров, как будто тупыми ударами вытряхивали пыль веков из слежавшихся подушек.
— Может, пойдем сперва по пиву? — предложил Максим. — А то меня эта музыка не вдохновляет.
— Кому по пиву, а кому и по соку… — сурово заметил Илья, но все же отвел друга в бар.
Здесь за большими столами сидели шумные компании студентов, некоторые умудрялись в потемках резаться в карты, другие о чем-то громко спорили, третьи то и дело взрывались хохотом… В баре от дыма было и вовсе нечем дышать. Впрочем, веселую молодящуюся буфетчицу в открытой футболке это ничуть не смущало. С неизменной сигаретой в уголке рта, она быстро и приветливо отпускала заказы и, поплевывая на пальцы с ярко накрашенными ногтями, считала тысячи.
Когда Илья и Максим стояли у стойки, из затемненного зала их вдруг кто-то окликнул.
— Эй! Мужики! Давайте сюда!
Сквозь дым они не разглядели, кто их зовет, но, когда получили свое пиво и сок, решили принять приглашение. Максим с трудом узнал в девице с оголенными плечами давешнюю очкастую Марину. На сей раз она была без очков (как потом он узнал, она иногда пользовалась контактными линзами), и глаза ее возбужденно блестели. Голова ее была перехвачена по лбу кожаным ремешком, открытые загорелые плечи матово золотились в полумраке зала. В этот раз — может быть, с пьяных глаз — она показалась ему даже красивой.
— Эй, чудища, хоть бы кто-нибудь догадался подвинуться! — прикрикнула она в своей манере на сидящих за столом, и один из юношей жестом показал Илье на свободную половинку стула. Максиму места по-прежнему не было.
— Ничего, я м-могу и постоять… — Он махнул рукой и изобразил на лице подобие галантной улыбки.
— А по-моему, у тебя это не особо получается, — сказала Марина, смерив взглядом его шатающуюся фигуру. — Лучше давай так: ты садись на стул, а я к тебе на колени. По крайней мере, будет нечто устойчивое…
— Это хорошая мысль, — согласился Максим, и они тут же воплотили ее в жизнь.
Держать на коленях девушку, да еще малознакомую, да еще с оголенными плечами было непривычно и довольно приятно. Через минуту Максим уже только и думал, что о преступной близости ее пышных бедер, обтянутых шелком свободных летних брюк, и о гладком голом животе, который ему невольно приходилось обхватывать.
Да, эта Марина вела себя более, чем смело… Она же отлично знала, во что она одета. Когда-то это называли верхней частью нижнего белья. Теперь, стараниями современных модельеров, сия деталь раскрашивалась в разнообразные цвета и носила гордое название «топик». При этом, по существу, она продолжала оставаться простым лифчиком, прикрывающим лишь самое необходимое.
Фактически Максим сейчас держал на коленях и обнимал почти голую женщину. Она разговаривала, дышала совсем рядом с ним, от нее веяло какими-то приятными духами и еще немного сандаловым деревом… И без того пьяный, Максим и вовсе почувствовал себя словно в другой реальности. Все плыло и качалось у него перед глазами, на губах блуждала глупая и вялая улыбка, дрожащие руки все крепче стискивали талию девушки.
Как ни увлечена была Марина беседой, она все же почувствовала изменения, происшедшие с ее живым «креслом». Внизу, прямо под попой она явственно ощутила упругое движение мужской плоти. Повернув голову, Марина разыскала губами ухо Максима и жарко прошептала в него:
— Хочешь — пойдем танцевать? Слышишь, там играет «Seven Seconds Away»? Я обожаю эту вещь…
— Пошли, — ответил Максим, который от наркотических дымов уже мало что соображал.
Они вышли из бара и, прорубив жаркую и потную толпу качающихся в танце тел, упоенно влились в нее…
4
Максим мучительно открыл глаза и тут же сморщился от резкой головной боли. Во рту было так сухо, как будто он всю ночь жевал шерстяной ковер.
Господи, где это он? Вроде та комната, а вроде и не та… И вдруг Максим обнаружил, что он абсолютно голый и лежит на кровати не один. Рядом с ним, бесстыдно раскинувшись в своей наготе, спала его новая знакомая Марина.
Первым чувством, охватившим Максима, был ужас.
И как только он мог до такого докатиться… Он просыпается черт знает где, черт знает с кем и даже не помнит, каким образом сюда попал. Почему, почему он здесь? В постели этой девушки — нет, этой девицы, — с которой еще позавчера даже не был знаком? Он что — целовался и обнимался с ней, так же как с Вероникой?
Господи, если бы она видела… Милая, бедная Веруня… А вдруг сейчас, в эту же самую минуту, она тоже лежит в постели с тем самым «ладным и статным»? Максим, не удержавшись, изо всех сил ударил кулаком по железной сетке кровати и шепотом выругался. Голова гудела, в желудке неприятно ныло…
«Что я здесь валяюсь? Рядом с этой абсолютно «левой» девицей?» — с отвращением спрашивал он себя. При утреннем свете Марина казалась ему несовершенной, полной всяческих изъянов. Слипшиеся в сосульки короткие волосы налипли на шею… Остроконечные груди были слишком велики… Под глазами пролегали испещренные фиолетовыми прожилками круги… Наркоманка она, что ли? Максим еще раз чертыхнулся и попытался встать с кровати. Но не тут-то было.
— Стоять! — раздался суровый голос прямо у него под ухом. — Не двигаться! — Одновременно с этим нежная, но твердая рука схватила его за запястье.
Не успел Максим возразить, как Марина рывком притянула его к себе и впилась в его губы поцелуем. Руки ее сначала крепко держали его за шею, а затем, когда тело его безвольно обмякло, скользнули вниз и принялись умело возбуждать его похоть. Вскоре Максим почувствовал, что орудие его готово к бою. К этому времени он уже ничего не соображал. И вдруг Марина проворно скользнула вниз, к самому его лобку… Взрыв сладостных ощущений, которые он испытал, когда она легонько прикоснулась губами и языком к ободку его члена, был столь сильным, что у Максима вырвался долгий и громкий стон. Он уже не сознавал, что с ним происходит.
— Иди! Иди в меня! Скорей! — яростно зашептала Марина, подставляя ему разверстое лоно — и он каким-то невероятным образом, вслепую, попал в него. После этого оба застонали.
Двигаться внутри нее туда-сюда было удивительно приятно — таких ощущений он не испытывал еще ни разу в жизни. Тело ее при этом все ходило ходуном — бедра двигались ему навстречу, грудь вздымалась с каждым вздохом, временами сквозь стиснутые зубы прорывался стон. Максим вдруг поймал себя на мысли, что любуется всем этим. Она казалась ему сейчас восхитительно красивой, почти родной… И все красивее и роднее — что за дикое нарастание внутри… Сейчас он лопнет и разлетится на мелкие кусочки…
И в ту же секунду Максим почувствовал сказочное облегчение, которое быстро сменила усталость. Он откинулся на подушку и тыльной стороной ладони вытер со лба пот. Впечатление было такое, будто его ударили по голове кувалдой…
— Не спать! — послышалась над ухом очередная команда.
«Господи, куда я попал…» — ошалело подумал Максим.
— Кто тебя научил так разговаривать? — спросил он, не открывая глаз. Язык его еле ворочался.
— Ну ладно, извини… — неожиданно кротко пролепетала Марина. — Это… это просто у меня имидж такой.
— На время общения со мной советую сменить.
— Слушаюсь, о, мессир! — Марина нежно боднула его головой в плечо. — А шалить можно?
— Шалить? Немножко можно, — подумав, разрешил Максим.
Некоторое время они лежали молча, а потом Максим спросил:
— Каким образом мы здесь оказались? Это что — твоя комната?
— He-а. Подруга ключ оставила.
— И меня сюда вчера принесли?
— Почему это принесли? Сам пришел, как миленький.
— Сам?!
— А что тебя так удивляет?
— Просто я ни черта не помню. Ни как шел, ни как раздевался, ни как ложился в кровать…
— И даже как трахался, не помнишь? — без всякого смущения спросила Марина.
— Нет… А что — мы еще и вчера?
— Угу. И даже не один раз. Ты трахался просто как тигр. И вообще, должна сказать тебе — ты просто феноменально красив. Такое тело… Такие глазищи… Просто сказка…
— Господи! Господи! — Максим сел на кровати и схватился за голову. — Как же это я ничего не помню?
Марина проворно поднялась и, гибко покачивая широким тазом, прошла через комнату к столу. Только сейчас Максим заметил, что по всему полу разбросана их скомканная одежда. Марина вытащила из пачки сигарету и неторопливо закурила. Затем вернулась и присела на краешек кровати.
— Ну, конечно, первый раз я сама тебя изнасиловала… — сказала она, задумчиво выпуская сигаретный дым. — А потом мне достаточно было только провести пальцем тебе по спине… У тебя что, давно никого не было? Будто с цепи сорвался…
— Если честно, я вообще первый раз. Ты меня девственности лишила.
— У тебя что — вообще никогда никого не было?! — теперь уже была ее очередь удивляться.
Максим помотал головой.
— Ну ты даешь! Это же немыслимо. Такую красоту пронести через всю жизнь… Это, наверное, только на Сахалине и возможно. Сколько ж тебе лет?
— Семнадцать.
— Уникум…
— А тебе сколько?
— Двадцать один. Но я-то, предположим, уже в четырнадцать девственность потеряла. И с тех пор ни разу не пожалела.
Максим задумался.
— Вообще-то у меня кое-какой сексуальный опыт был. И даже пораньше твоего.
— И сколько же тебе было? Давай, колись…
— Лет семь или восемь.
— Ага! Вот и выясняется… А еще скромничал. Интересно, и как же это тебя угораздило? — Марина затушила сигарету и прилегла рядом с ним.
— Ну… надо мной совершили акт насилия.
— Ни черта себе… Мужик, что ли, педофил?
— Да нет, не мужик. Девчонка с нашего двора, Танька.
— А ей-то сколько было?!
— Ей — лет тринадцать-четырнадцать.
— Нимфоманка?
— Не знаю. Мы дружили — я, она и ее сестра. Я у них дома бывал… И вот однажды — не знаю уж, какая муха их укусила. Мы с Танькой зашли в маленькую комнату, а Олька с наружной стороны дверь заперла. «Давай!» — кричит. Тут Танька платье с себя скинула, потом трусы…
— Ну а ты что?!
— Я стою как дурак, глаза вытаращил…
— А она что?
— А она разделась и стала потом меня раздевать. Я ору, вырываюсь, но я-то был маленький, а она кобыла здоровенная…
— Ну и что?! — Марина близоруко прищурила серые глаза.
— Раздела она меня. Потом на кровать положила и давай об мои причиндалы лобком тереться. Я ору, как резаный, а за дверью Олька кричит: «Давай, давай!» В общем, дурдом полный…
— Ну и чем все кончилось?
— Надоело ей, отпустила меня. Я оделся и побежал во двор. Даже домой не пошел — так было стыдно. Ребята ко мне пристают: расскажи да расскажи. Слышно, наверное, было из окна, как я орал. А я делаю вид, что ничего не понимаю. «Что, — говорю, — рассказывать-то?» А они: «Как с Танькой е…лся…» Извини за выражение. А потом отец услышал, как ребята во дворе про меня шушукаются, позвал меня домой, встал так конкретно напротив и спрашивает: «Ты что там у Тани с Олей делал?» А я без всякой задней мысли ему говорю: «Е…лся».
— Ну а он что?
— Шлепнул меня по губам и говорит: «Чтобы я больше этого слова от тебя не слышал».
— Да… Веселая история, ничего не скажешь. Пожалуй, я напишу об этом проблемную статью. «Ранняя сексуальность и ее влияние на супружеские отношения». Или что-нибудь в этом роде.
— А ты что — журналистка?
— Ну да, журфак. Третий курс.
— А ты случайно с телевидением никак не связана?
— Нет, а что?
— Да так, ничего… Знаешь, мне пора.
— Мне, вообще-то, тоже, — поджала губы Марина.
Однако ни один из них не двинулся с места. Через минуту в комнате снова слышалось прерывистое дыхание и мерный скрип кровати…