После захода солнца все обитатели Кокушкина, и старый и малый, собирались обыкновенно на балконе большою дома и на скамейке в цветнике.

И тетя Маша и мама — большие любительницы цветов. Флоксы, резеда, левкои, душистый горошек, никоциана, настурции и другие цветы наполняют воздух ароматом. Георгины и мальвы возвышаются в середине клумб.

Дети, предвкушая удовольствие игры со взрослыми, бегут в дом за стульями и табуретками для старших; сами усаживаются на ступеньках балкона. Начинаются так называемые «сидячие игры».

Илья Николаевич зовет Шуру, Анечку и мою сестру Машу, уединившихся на прохладном, северном верхнем балконе.

Кто-то из младших предлагает играть в «синонимы».

— Ну что ж! Хотя эту игру и неправильно так называть, — говорит Илья Николаевич, — следовало бы назвать «омонимы», но раз уж это название укоренилось, пусть так. А теперь воспользуемся запозданием Оли и живо выдумаем, что ей загадать.

Останавливаемся на слове «поля́»: ни разу не загадывали.

— Первое: поля, по которым гуляют, — засеянные злаками.

— Второе: поля, под которыми гуляют, — поля шляпы.

— Есть и третье, — замечает Володя.

— Что же? Не приходит в голову.

— А поля, по которым гуляет перо учителя, исправляющего работу ученика, — разъясняет Володя.

Приходит Оля и быстро разгадывает слово по данным тетей Машей трем определениям его: первое — побитые градом, второе — поломанные и третье — залитые чернилами.

Загадав еще несколько созвучных слов, переходим к другой игре — «в пословицы», носящей опять-таки неточное название, так как нередко загадывали стихи вместо пословиц. В этой игре отгадывающий задает любые вопросы всем играющим по очереди. В свой ответ играющий должен вставить назначенное ему слово из стихотворения или пословицы.

У крутой тропинки, сбегающей к пруду, растут старые липы, посаженные в кружок, и образуют беседку. Сюда удаляется тот, кто должен отгадывать.

Уходит Шура. Со всех сторон сыплются предложения.

— «Вот парадный подъезд»! — кричат ребята.

— Не годится, много трудных слов: «парадный», «торжественным»…

— «В тот год осенняя погода» — из «Евгения Онегина», — предлагает моя сестра Маша.

— Некрасова и Пушкина Саша сразу отгадает — надо что-нибудь потруднее, мало известное, — возражает Володя.

Наконец останавливаемся на шуточных стихах Саши Веретенникова:

— Хорошо, пусть наш Саша отгадывает то, что выдумал ваш Саша, — шутит Илья Николаевич, обращаясь к маме.

— Володе дадим слово «тьме» — в этом падеже его не так легко вставить.

Но Володя с честью выходит из трудного положения.

На вопрос Шуры, почему он за коленку держится, Володя, не моргнув глазом, отвечает:

— Вчера вечером ушиб ногу: без света, во тьме кромешной, спать ложился и наскочил на табуретку.

Нужное слово «тьме» было вставлено в ответе так естественно, что отгадать его было трудно.

Однако на слове Ильи Николаевича Шура, к удовольствию ребят, отгадал стихи, и пришлось удаляться Илье Николаевичу, так как строгое правило — уходить тому, на чьем слове отгадано, — было непреложно.

Впрочем, старшие, например Анечка, отгадав ранее, нарочно доводила разгадку до того, кого она хотела отправить «в уезд» (это выражение взято в соответствии с поездками Ильи Николаевича по службе).

Была у нас и такая игра: нужно было узнать загаданного человека по вопросам, на которые отвечают только «да» или «нет». Если отгадывающий задавал вопрос не характерный, на который с одинаковым правом можно отмечать и «да» и «нет», то ответ не давал разгадывающему никакой нити.

Надо было подобрать характерную черту для загаданною лица. Поэтому вопросы задавались так:

— Он?

— Нет. (Значит, она.)

— В саду?

— Да.

Дальше дети спрашивали:

— В синем платье?

— С цветком за поясом?

А взрослые задавали и такие вопросы:

— Смела ли?

— Догадлива ли?

Часто вопросам придавали и комический характер, например:

— Упал сегодня с мостков в воду?

— Первобытный человек? (Так Анечка называла меня, потому что я разъезжал по пруду на самодельном камышовом плоту с парусом.)

Володя в этих играх затмевал всех, даже взрослых, отгадывая шараду или стихи с первых же слов, а в некоторых играх задавал лукавые вопросы, чем вызывал общий хохот.

Как-то Володе загадали одного из двоюродных братьев — горе-охотника, подстрелившего девять домашних уток (домашних уток не пугают выстрелы).

Володя, быстро отгадав, спрашивает:

— Не полагает ли загаданное лицо, что дикие утки улетают только после девяти выстрелов?

Громкий хохот всех играющих дает знать, что Володя попал не в бровь, а прямо в глаз.

Для затруднения Володе даже стали загадывать вместо людей неодушевленные предметы: топор, торчащий в пне; скребок, воткнутый в землю; удочку, стоящую у стены, и т. п.

Очень интересна была такая игра: один из нас читал из какой-нибудь книги первую попавшуюся фразу, отгадывающие должны были указать автора и назвать произведение.

Вначале брали только басни Крылова, а позднее и других классиков литературы. Играли и в общеизвестную игру — шарады.

Классической шарадой считалась: первое из целого творится, целое последнего боится (вино-град).