Глава I

Англия. Графство Миддлсекс. 1849 год. Резиденция Барроу-хаус.

В кабинет вошла маленькая нищенка с одним глазом. Второй был перевязан темной лентой. На вид ей было около десяти-двенадцати лет, но смотрела она уверенным взглядом прямо на Бальтазара.

– Вы и есть та знаменитая гадалка? – спросил он, усомнившись.

– Покажи мне ладонь, и узнаешь!

Тон грязной босой девочки внушал, как ни странно, доверие. Её голос запомнится Заказчику предсказания навсегда.

– Докажи мне свой дар! Скажи, зачем я тебя позвал?

– Ты хочешь понять, кем являешься на самом деле. В чем твое предназначение.

– Так могла бы ответить любая цыганка или уличная девка, – презрительно бросил Бальтазар.

– Вы, сэр, разыскивали меня от безысходности. Вас тревожит собственное будущее, ведь оно разнится, в зависимости от того, кем вы являетесь: негодяем или человеком, который борется за правое дело.

Аристократ убрал ухмылку с лица. Он пытался подавить бушующий огонь внутри – огонь, не дающий спать по ночам, не позволяющий ощутить вкус еды за обедом, мешающий идти вперед без зазрения совести.

– И кем же я являюсь? – с содроганием спросил он.

Нищенка улыбнулась, оголив гнилые зубы.

– И тем, и другим, – ответила она и снова уставилась на ладонь Заказчика. – Вы выбрали для себя правильный путь, но он невозможен без жертв в виде несчастных женщин, судьбу которых вы калечите своими действиями.

– Как же быть? Как не нанести им неизлечимую рану души?

– Это невозможно. Вам придется делать их несчастными на какой-то срок, иначе несчастным будете вы на всю жизнь.

– Для этого мне обязательно добиваться целомудренных женщин? – постарался как можно тише спросить Бальтазар, предполагая, что слуги могут подслушивать их за дверью.

– К сожалению для них, да. Любовь всей Вашей жизни, сэр Барроу, ждет Вашего появления, храня девичью честь. Она сделает Вас счастливым, и будет счастлива сама, когда Вы найдете её среди остальных и, как это ни прискорбно, мимолетных девственных душ.

– Как же мне понять, что очередная дева является той единственной, что ждет меня? Как не ошибиться и остановиться на любимой и единственной?

– Не сразу, но Вы поймете, что необходимо искать дальше. Вы будете причинять боль и страдания обесчещенным девушкам, как и Ваш отец в свое время. Однако интуиция будет подсказывать Вам верное решение. Не сразу, но Вы найдете её, поверьте. Увидев, услышав, поговорив с ней, Вы не сможете продолжать поиски, поскольку она уже поселится в Вашем сердце.

– Я не хочу становиться таким, как отец. Он сделал несчастной мою мать и был несчастлив сам из-за неправильного выбора. Тем не менее, лишать чести невинных девушек и исчезать, как негодяй, я тоже не смогу. Возможно ли, что моя женитьба на них смягчит душевные муки и сердечные страдания?

– Боюсь, что нет, сэр Барроу. Последующий развод унизит их перед обществом и английской церковью, но Вас это не должно останавливать.

– Значит, правильного выхода для обеих сторон не существует?

– Вам нужно определиться с приоритетом. А мне уже пора.

Бальтазар вложил в руку нищенки одну гинею и вызвал камердинера, чтобы тот сопроводил ясновидящую до выхода.

– Вы получили желаемый ответ, сэр? – спросил слуга, вернувшись.

– Она озвучила мне то, что я и так знал, О’Коннол, только боялся следовать этому пути.

– Так Вы женитесь на леди Вайолетт?

Его господин глубоко вздохнул и поднял виноватый взгляд.

– Да, я женюсь на ней, хоть и знаю теперь, что не она моя судьба.

Благословив брак молодых, пастор пожелал им долгой семейной жизни в любви и согласии, однако прихожане не заметили особой близости между женихом и невестой. В последующие дни леди Вайолетт вела себя в доме мужа как полноправная хозяйка с той лишь разницей, что слуги воспринимали её в качестве хозяйки, а Бальтазар в качестве супруги нет. В первую же брачную ночь она почувствовала его отчуждение, но списала всё на неопытность сэра Барроу. Её родители предупреждали свою дочь, что старший Барроу на смертном одре поделился с ними некоторыми особенностями единственного сына, в числе которых была и мужская неопытность отпрыска. Поэтому граф Барроу так хотел породниться именно с четой Эйль, поскольку по всему графству ходили слухи о целомудрии и непорочности юной Вайолетт. Они были созданы друг для друга, по его мнению, и сэр Барроу был уверен в крепости этого брака, однако не случилось.

Бальтазар все чаще стал искать отдушины в объятьях молоденьких и не очень горничных своей жены. Он даже не старался снискать ее любовь и преданность, так как с самого начала знал о зыблемости их союза. Она же прилагала все усилия, чтобы заслужить его доверие. Всё тщетно. Супруг отворачивался к стене, либо надолго оставался в кабинете, дожидаясь, когда жена уснет. Душевные беседы также ни к чему не приводили. Леди Вайолетт пыталась вывести его на чистосердечный разговор, не чураясь даже чужого дома, куда их время от времени приглашали на прием друзья. Но тогда бездушный супруг пенял на недостатки ее внешности.

Молодая жена, успевшая к тому времени проникнуться чувством к Бальтазару, в том числе благодаря его талантам в супружеском ложе, считала, что дело действительно в нюансах ее лица и тела, которые необходимо подкорректировать. Она красила соски и ареолы хной, позволяла лечебным пиявкам сосать свою кровь, делала маски для волос из угля и многое другое. Каждый раз очередные эксперименты с внешностью приводили лишь к равнодушному взгляду или язвительным усмешкам со стороны мужа.

Потеряв над собой контроль, леди Вайолетт стала пытаться вызвать у него ревность, чем впоследствии добилась лишь колких замечаний от соседей и родителей, но никак не взаимное чувство любви, на которое так надеялась. Холостяки графства же признали ее доступной женщиной и между собой бросали жребий, кому первому удастся улечься с ней в постель в отсутствие мужа. Разумеется, как только вынужденный флирт доходил до пика, супруга сэра Барроу тут же ретировалась или оставляла легкую недосказанность, дабы совсем не потерять их из виду, когда понадобится мужское внимание на балах и приемах.

Однако своими действиями леди Вайолетт, в конце концов, добилась противоположного результата. Устав от нелицеприятных намеков друзей и соседей, Бальтазар сообщил жене, что намерен с ней развестись, поскольку не желает больше выставлять себя на посмешище в обществе. Ее выходки, дескать, являются оплотом неправильного воспитания, и он не готов принять ее такой, какая она есть. Молодая жена умоляла его простить ее, обещала исправиться и вести себя, как подобает людям высокого статуса. Ее родители тоже пытались образумить зятя, уповая на его порядочность и клятву, данную отцу на смертном одре. Но Бальтазар ошарашил их заявлением, что его отцу на том свете все равно, будет ли сын верен своему слову и первой жене. Их неприятно поразила оценка дочери этим надменным юношей, который просто наделил ее числом – первая. Для него леди Вайолетт была лишь первой женой. Угрызения совести могли бы смягчить сердце любого представителя мужского пола, только не Бальтазара Барроу. До мозга костей он был верен принципу, по которому приоритет имеют большей частью лишь его интересы и стремления к счастью. Если для преодоления препятствий ему необходимо будет переступить через любого человека, он это сделает, не оглядываясь назад.

В возрасте 19 лет Бальтазар унаследовал огромное состояние и титул от своего отца, сэра Барроу, члена Совета графства и уважаемого английского подданного. Такой успех мог ударить в голову любому неокрепшему уму. Слуги отца с удовольствием восприняли юношу в качестве своего нового хозяина и беспрекословно исполняли малейшие ожидания Бальтазара. Их преданность была взаимна, и младший Барроу отвечал им тем же, не забывая поздравить с днем рождения, национальными праздниками, пасхой и Рождеством.

Как только он выказал неуважение к своей спутнице, слуги тут же начали пренебрежительно выполнять ее указания и всячески игнорировать. Такое положение дел могло обескуражить даже опытную жену, не то что едва вырвавшуюся из гнезда родительской заботы юную птичку. В итоге леди Вайолетт всё-таки сдалась и за тысячу фунтов согласилась подарить некогда любимому супругу свободу. Компенсация ее морального вреда возымела свое действие и в отношении категорически настроенных родителей. Они перестали поливать грязью бывшего зятя в обществе и даже здоровались при случайных встречах.

 

Глава II

Однажды Бальтазар наведался на принадлежащую ему текстильную фабрику и при разговоре с управляющим обратил внимание на одну из работниц, которая весело щебетала каждый раз, как пробегала мимо директорской будки, таща за собой подругу по цеху. В какой-то момент владельцу фабрики стало любопытно, чему это так радуется юная ткачиха, и он попросил мистера Стока привести ее к нему в кабинет.

Растрепанная девушка лет шестнадцати с грязным платком в руках вломилась к Бальтазару и с порога начала оправдываться, почему в рабочее время позволяла себе отлучаться от станка. Ее звонкий голос заставил даже птиц умолкнуть за окном. Грубые черты лица молодой работницы тем не менее совсем не портили внешний облик, даже наоборот придавали образу некую изюминку. Большие серые глаза, задорно торчащий курносый нос с веснушками на кончике, верхняя тонкая и пухлая нижняя губа вместе словно олицетворяли собой портрет в голландском жанре «трони».

– Тише! Тише! – рассмеялся хозяин фабрики. – Я не понял ничего из того, что ты скороговоркой сейчас проговорила. Как твое имя?

– Простите, мистер Барроу. Сюзанн Кэтрин Бёрк.

– Давно ты работаешь на моей фабрике?

– Мама устроила меня сюда, как только мне исполнилось 16 лет. Уже полгода.

– А кто твоя мать?

– Алисия Бёрк, одна из здешних контролеров. Она следит, чтобы брак не попал в партию.

– И сколько она у меня работает?

– Уже около семи лет, мистер Барроу. То есть приступила она к работе, когда был жив еще Ваш отец.

– Да, он подарил много рабочих мест.

– Пусть душа его покоится с миром.

– Аминь.

– Могу быть я еще чем-то Вам полезна, мистер Барроу? – спросила Сюзанн, неловко себя чувствуя.

– Да, пожалуй, можешь, – промычал Бальтазар.

– Что, простите?

– Я говорю, чтобы ты подошла в конце рабочего дня к управляющему Стоку и получила расчет, – ответил хозяин.

Девушка побледнела и чуть не упала в обморок, однако сильные мужские руки подхватили ее.

– Мистер Барроу! Мистер Барроу, – затараторила юная ткачиха, придя в себя, – могу я искупить свою вину? Прошу Вас, не увольняйте меня! Я самая старшая в семье после мамы, а у меня еще четверо братьев и сестер.

– Успокойся, Сюзанн! – попытался остановить излияния крестьянки Бальтазар, когда она схватила его ладони. – Тебя никто не увольняет! Вернее, увольняю из фабрики, но принимаю на службу в Барроу-Хаус в качестве горничной. Там более приемлемые для твоего возраста условия труда, питание и более высокое жалование, чем здесь.

Глаза юной мисс Бёрк засияли.

– Вы правда приглашаете меня работать в свое поместье? – воскликнула она и повисла на шее работодателя. – Ой, простите меня, мистер Барроу! – засмущалась она, когда их глаза встретились. – Просто я очень Вам благодарна.

– Тогда со следующей недели приступай к работе в Барроу-Хаус. Мой дворецкий О’Теренс будет предупрежден, а старшая горничная все тебе покажет и расскажет. Униформу горничной ты также получишь у нее.

– Благодарю Вас, мистер Барроу! Мама будет несказанно рада такой новости! Спасибо!

Когда Сюзанн выбежала из кабинета, Бальтазару показалось, что в солнечном дотоле помещении стало пасмурно. Какая необычная особа, оказывается, работала на его фабрике и могла зачахнуть здесь же, если бы он ее не заметил. «Возможно это судьба, – подумал сэр Барроу, – ведь я решил осуществить свой визит именно сегодня, а беспечная девчонка отлынивала от работы, не спрятавшись где-нибудь за станком».

Ее образ преследовал молодого аристократа до самого вечера, где, добравшись, наконец, до спальни, он смог вдоволь насладиться воспоминаниями о ней.

* * *

Первое время хозяин в доме старался не выказывать своей симпатии к новой горничной, однако тяга к столь совершенной непохожести на остальных служанок не давала ему покоя. Как она могла так беззаботно просыпаться по утрам, не страшась будущего? Как выполняла довольно трудоемкие поручения, не жалуясь на усталость? Милое дитя. То и дело сэр Барроу бросал на нее, как бы невзначай, короткие взгляды, но она их не замечала, усердно перетаскивая с места на место занавески, скатерти и ковры. Было видно, что дело свое Сюзанн любила и выполняла его скрупулезно.

– Не таскай тяжелые вещи сама, – предостерег в коридоре Бальтазар. – Для этого есть лакеи.

– Мне совсем не в тягость, мистер… сэр Барроу, – отшутилась горничная. – Вы платите мне хорошее жалование, и я Вам очень благодарна.

– Перестань повторять одно и то же при каждой встрече, Сюзанн. Ты заслужила эту должность, и у меня нет к тебе никаких пререканий. Только не перекладывай на себя слишком много задач. Побереги свое здоровье.

– Обязательно! Спасибо, мистер… ой, сэр Барроу!

Забежав на второй этаж, девушка чуть не столкнулась со старшей горничной и уронила простыни.

– Господь милосердный! Научишься ты когда-нибудь ходить по-человечески?

– Простите, миссис Фокс! Я просто торопилась.

– И куда это ты торопилась? Торопилась скрыться после того, как пожаловалась хозяину на тяжелые условия труда?

– Что Вы, миссис Фокс! Я не жаловалась. Наоборот, благодарила его за чудесную работу.

– Не лги мне, дитя. До меня донеслись обрывки Вашего разговора с сэром Барроу, и он рекомендовал тебе не брать на себя слишком многое и беречь здоровье, словно я тебя нагружаю больше, чем следует.

– Боюсь, Вы все неправильно поняли, миссис Фокс, – пыталась оправдаться подчиненная.

– Сюзанн, думаю, это ты неправильно все понимаешь, поэтому я хочу предостеречь тебя от ошибок, – пространно заметила старшая горничная. – Наш хозяин очень доброжелательный и щедрый человек, и некоторые особы могут воспользоваться его добротой. Однако должна тебя предупредить, чтобы ты вела себя более скромно в его присутствии и следовала моим рекомендациям. Тогда твои усердие и трудолюбие окупятся, и когда-нибудь ты станешь камеристкой следующей супруги, может даже займешь мое место, но не более того, – многозначительно кивнув, продолжала миссис Фокс. – Пожалуйста, помни об этом и не пытайся прыгнуть выше своей головы.

Юная служанка ничего не поняла из того, что горничная старалась донести до нее, но так не хотелось выглядеть глупой и дурно воспитанной, что она ответила согласием на все увещевания пожилой женщины. Тем не менее, на поведение самого молодого хозяина мисс Бёрк, разумеется, повлиять не могла. Время от времени он выдумывал в отношении младшей горничной пустяковые поручения, которые в целом занимали довольно продолжительное время и выполнялись вне стен особняка.

Однажды Сюзанн столкнулась с хозяином в саду, когда по его поручению ухаживала за цветами. Именно в этот период садовник африканского происхождения Адевале находился в отпуске, и горничная согласилась взять на себя дополнительные заботы о кустарниках и цветниках.

– Какая чудесная погода, не правда ли! – произнес Бальтазар, оглядывая девушку сверху вниз. – Мой садовник говорил, что розарий довольно податлив в плане ухода. Это так?

– Мне тяжело судить по одному дню, сэр Барроу, но, пожалуй, я соглашусь с Вами. К тому же аромат роз доставляет мне большое удовольствие во время прополки.

– Я уже велел О’Теренсу включить в твое жалование дополнительную надбавку за работу в саду.

– Что Вы! Это было совсем ни к чему, ведь свои основные обязанности по дому я переложила на Китти и Лидию, а получать буду больше них.

Сопереживание подругам заставило Бальтазара еще сильней утвердиться во мнении в ее порядочности.

– Я знаю, что ты никогда не позволяла себе брать чужие заслуги. Не беспокойся, твои подруги также получат премию за сверхурочную работу.

Такое положение дел сыграло с мисс Бёрк злую шутку, поскольку остальные горничные затаили обиду на новенькую, пользующуюся безграничным доверием владельца Барроу-хаус. Они отлично понимали, что пока находятся со Сюзанн в дружеских отношениях, могут рассчитывать на благосклонность хозяина, тогда как любая недомолвка между ними могла привести к абсолютно противоположному эффекту.

 

Глава III

Однажды к своему племяннику наведалась графиня Маргарет Хёрвуд, старшая сестра его покойного отца. Она отличалась скверным характером, однако была благожелательной ко всем своим родственникам, в том числе с мужней стороны. Было ли это искренностью или лицемерием, никто точно не знал. Тем не менее, ее визит всегда знаменовал собой осуждение кого-либо или чего-либо и проявление недовольства по какому-то конкретному поводу.

– Намедни ко мне заходила миссис Фокс, чтобы, как тебе известно, провести собеседование с моими новыми служанками и оценить их опыт и трудоспособность, – как всегда издалека начала она беседу, – и поделилась со мной сомнениями, в чем я поддерживаю, относительно разумности твоего поведения с вашей прислугой, в частности, с новой горничной.

– Как интересно, – предвкушая занятные обвинения, ответил Бальтазар. – Она назвала кого-то конкретно?

– Не буду опускаться до того, чтобы утруждать себя и запоминать ее имя, мой мальчик.

– И в чем же по ее мнению выражается подобная неразумность с моей стороны, тетя Маргарет?

– В том, что ты выставляешь себя на посмешище, в том числе среди соседей, когда в открытую общаешься со служанкой, к тому же не по разу в день. Мог бы делать это хотя бы в пределах дома.

– Не помню, чтобы считалось зазорным справляться у прислуги об успеваемости в делах.

– У прислуги в целом, возможно, и парой фраз при случайной встрече в коридоре или после обеденного приема. Но ты оказываешь особое внимание именно бывшей ткачихе, что недопустимо при твоей репутации.

– Что же не так с моей репутацией, тетя Маргарет?

– Не хватало еще напоминать тебе о позорном побеге твоей матери на остров Уайт с новорожденной Эстеллой.

– Вы имеете в виду то безвыходное положение, когда отец буквально вынудил ее покинуть графство, не признавая родства с моей сестрой?

– Ты был слишком мал, чтобы понимать, в каком неприглядном свете она выставляла моего брата в обществе, флиртуя с капитаном Харрингтоном, аки небезызвестная Сеймур Уорсли. Назвать ее леди не повернется язык.

– Вы осуждаете ее за то, что она не подражала Вам и не притворялась, что счастлива в браке, тетя Маргарет?

– Не смей говорить со мной в таком тоне, Бальтазар! Я пока еще твоя тетя. Лорд Хёрвуд был верен мне, как и я ему, и до смертного одра клялся мне во взаимности своих чувств.

– Вам повезло, поскольку мой отец даже не утруждал себя игрой в подобие семьи, если дело было не на людях.

– Боюсь, он слишком избаловал тебя и многое позволял, раз ты смеешь порочить его доброе имя после смерти. Замечу, что все свое огромное состояние он завещал тебе, как единственному наследнику, хотя я также являюсь его плотью и кровью.

– Вот видите, тетя Маргарет! Даже Вы держите на него обиду, не смотря на его благосклонность к Вам и Вашим дочерям.

– Обиду на брата я не держу, а дочери мои давно замужем и разъехались по Англии. Слава Господу, у них все благополучно.

– Рад за них. Так всё-таки в чем же моя вина?

– В том, что ты без веской причины повышаешь жалование неопытной девчонке, которая работает у Вас каких-то пару месяцев, и по ее прихоти даешь надбавки таким же хитрым особам.

– Они заслужили эти надбавки, тетя Маргарет, а если кто-то из остальной моей прислуги завидует, то им следует брать с девушек пример, чем сплетничать за моей спиной.

– Ох, Бальтазар, тобой руководит юношеское противоречие. А руководить прислугой, умело руководить, способна только мудрая не по годам женщина, такая как бывшая леди Барроу – Вайолетт.

– Вот теперь мне, наконец, стало ясно, куда ты клонишь, тетя Маргарет, – свободно откинувшись в кресле, ответил племянник. – Еще когда отец завещал мне жениться на этой, скажем честно, глуповатой мисс Эйль, я догадывался, что не обошлось без Ваших напутствий.

– Гадкий мальчишка, да лучшей партии тебе не сыскать во всей Англии! – обиженно воскликнула графиня.

– В том то и дело, что я ищу для себя лучшую спутницу жизни и мать своих детей, а не лучшую партию. Вы же можете быть спокойны: своих дочерей Вы как нельзя лучше устроили в жизни.

– То есть ты обвиняешь меня в том, что выбрав для Гуинивер и Аделаиды мужей, я обрекла их на несчастье? Следите за Вашими рассуждениями, юноша! Иначе ноги моей больше не будет в этом доме, в котором, кстати, я выросла вместе с твоим отцом!

– Я не желал Вас обидеть, тетя Маргарет, – пытаясь смягчить досаду взрослой женщины, извинился Бальтазар. – Простите меня!

– Это не так просто, когда ты при каждой встрече язвишь.

– Но Вы должны согласиться, что поливая грязью мою мать при каждом удобном случае, сами напрашиваетесь на противостояние с моей стороны.

Леди Хёрвуд отвернула голову в сторону окна и слегка кивнула. Это означало, что ее племянник может выдохнуть и со спокойной душой пригласить тетю на ужин, больше неприятных тем для разговора не будет.

* * *

Последующие дни Бальтазар пытался почаще выбираться из дома, чтобы не встречаться со Сюзанн, но, возвращаясь домой, то и дело сталкивался с ней на пороге дома, гостиной или обеденного зала. Она же по-прежнему беспечно отвечала ему улыбкой и желала хорошего дня или вечера. Ее пренебрежение его обществом вызывало еще больший интерес, ведь она не старалась по поводу и без попасться ему на глаза, как это делали Китти и Лидия.

В конце концов, он решил, что не гоже хозяину бояться слежки миссис Фокс, которая после смерти его отца по-видимому докладывает тете Маргарет, что происходит в Барроу-хаус, и нарочито небрежно справлялся у старшей горничной об успехах мисс Бёрк. Со временем Сюзанн стала стесняться похвалы хозяина и просила его выплачивать ей лишь строго оговоренное при найме жалование, дабы не разрушить дружбу с остальными слугами. Она пряталась от него на кухне и затевала уборку только тогда, когда была абсолютно уверена в его отсутствии.

В первый день осени Бальтазару все же удалось проследить ее путь до прачечной, куда она отнесла грязное постельное белье и взяла свежее.

– Сэр Барроу! – почти взвизгнула горничная, дойдя до лестницы наверх. – Что Вы делаете в подвале?

– Ищу тебя, – коротко ответил хозяин.

– Зачем? Я в чем-то провинилась?

– Нет, наоборот. Ты слишком хорошо выполняешь свои обязанности.

– Что вы имеете в виду?

– Ты слишком буквально понимаешь напутствие новым слугам, которых учат быть невидимыми для господ, но при этом отличаться усердием и прилежанием в работе.

Сюзанн робко опустила голову и с опущенными глазами попросила не подставлять ее перед миссис Фокс.

– Неужели я посмел бы подставить тебя, что бы это ни значило?

– Возможно, Вы не со зла, и для Вас это всего лишь игра, сэр Барроу. Однако неуместный флирт с прислугой Вам скоро наскучит, а мне продолжать здесь работать.

Бальтазар глубоко вздохнул и поднял лицо девушки за подбородок.

– Вы мне искренне нравитесь, Сюзанн, – произнес он спокойно. – Я не женат и не вижу в этом ничего плохого.

– Да, Вы не женаты, но это не значит, что общество закроет глаза на симпатию мужчины и женщины разных статусов и сословий. Тем более, люди посчитают, что инициативу проявляю я.

– Тогда может мне прилюдно сообщить прислуге, друзьям и соседям, что именно я являюсь инициатором наших отношений, – четко проговорил хозяин и улыбнулся.

– Наших отношений? – чуть дыша, повторила горничная.

– Да. Если твое сердце открыто любви так же, как мое, и я тебе не безразличен, то ответь мне: согласна ли ты выйти за рамки общественного порицания и стать моей женой?

С лица мисс Бёрк сошла краска, а сердце бешено заколотилось, в любую минуту готовое выпрыгнуть из груди. Бальтазар же забрал у нее простыни и покрывала и положил на одну из ступенек. Потом он слегка приобнял ее за плечи и поцеловал без напористости.

– Вы чувствуете ко мне то же, что чувствую я, милая Сюзанн? – спросил он, вглядываясь в ее глаза цвета пасмурного неба с зелеными вкраплениями на радужке.

– Сэр Барроу, я не знаю… я…

– Просто скажите «да», и я сделаю Вас счастливой, обещаю!

Девушка склонила голову на груди Бальтазара и прошептала: «Да».

 

Глава IV

Леди Маргарет Хёрвуд на церемонию бракосочетания не явилась. Более того, она отправила племяннику письмо, в котором яростно осуждала его поступок и стыдила за мягкотелость, свойственную всем мужчинам его рода. Что касается слуг сэра Барроу, то накануне его женитьбы некоторые из них примкнули к «клану Хёрвуд» и стали прислуживать новой хозяйке.

Сам же Бальтазар оставшимся слугам в категоричной форме приказал исполнять поручения его супруги и обращаться к ней не иначе, как к леди Барроу. Первое время старшая горничная Фокс довольно тяжело воспринимала бывшую подчиненную в качестве хозяйки, однако требовать расчет и увольняться не стала. Всё же с самого рождения Балто она наблюдала его развитие и взросление, а после вынужденного побега его матери также заменила ребенку наставницу наравне с гувернером Падмором.

– Разрешите к Вам обратиться, сэр Барроу, – зашла она как-то к нему в кабинет.

Владелец имения нехотя отложил газету и высокомерно взглянул на миссис Фокс.

– Желаете покинуть Барроу-хаус, как и Ваши предшественники? – спросил он надменно.

– Конечно, нет. Вы и наше поместье мне слишком дороги, чтобы покидать Вас в тяжелую минуту, – дрожащим голосом произнесла служанка.

– Хотел бы напомнить Вам, миссис Фокс, что это поместье не «наше», а моё, и никакой тяжелой минуты ни сейчас, ни до того, я не испытываю.

– Простите меня за дерзость. Я лишь хотела сказать, что очень к Вам привязана и хотела бы, чтобы Вы меня выслушали.

Усталые веки престарелой женщины нависли над некогда сияющими карими глазами.

– У меня мало времени, поэтому прошу Вас без окольностей, говорите скорей! – нетерпеливо бросил хозяин.

– Видите ли, мне очень больно, что с Вами нет отца или человека, способного открыть истинное положение дел, – неуверенно начала горничная. – Дело в том, что Сюзанн… леди Барроу Вам не ровня, и, не смотря на то, что пока Вам этого не видно из-за страсти, через некоторое время Вы всё же осознаете и объективно оцените все недостатки женитьбы на ней.

– И Вы смеете анализировать мои поступки, хотя вся Ваша работа заключается в прислуживании господам?

Миссис Фокс пыталась сдержать бушующую боль от услышанного, но обескровленные губы предательски дрожали, что однако ничуть не тревожило Бальтазара. Он даже не заметил внутренней борьбы преданной ему на протяжении многих лет служанки.

– Боюсь, Вы неправильно меня поняли, сэр Барроу. Я абсолютно не имела цели проявить к Вам неуважение…

– Тем не менее, именно как неуважение я и воспринимаю Ваши нападки! – гневно заявил владелец имения.

– Просто Вы и Ваше благополучие для меня много значат. Не считайте меня снобом, но женитьба на простолюдинке не принесет Вам счастья, – осмелилась ответить горничная.

– Не знаю, к чему Вы стремились, затевая этот разговор, но добились Вы лишь того, что я больше не желаю видеть Вас в своем доме!

Произнеся это, Бальтазар стремительно встал и направился к выходу. Потом открыл дверь кабинета и свысока посмотрел на миссис Фокс. Она же поняла немой призыв молодого хозяина и покинула столь дорогое ее сердцу место службы.

Сюзанн в это время бродила вдоль пруда, дотрагиваясь кончиками пальцев до кончиков цветов и растений, мокрых от росы. Осеннее солнце еще грело, но смотреть на него было не так больно, чем летом. Как странно, она до сих пор не привыкла к изысканным нарядам и необходимости переодеваться на каждый случай жизни: на приемы, на охоту, на балы, на пикники, на верховую езду, на дальние поездки и т. д. Пожелания супруга относительно утреннего и вечернего моциона леди Барроу проигнорировала не в силах наблюдать сдержанное поведение своих подруг, горничных Китти и Лидии, которые так и не определились в том, кто станет ее постоянной камеристкой. А спокойно сидеть, пока та или иная ее расчешет, завяжет, оденет, – Сюзанн не могла.

Иногда ей казалось, что учитель по этикету намеренно усложняет ей жизнь, заставляя запоминать принцип использования каждого столового прибора. Давалось ей это с трудом, что не ускользало от внимания Бальтазара. Первое время он снисходительно прощал бывшей ткачихе ошибки за столом, за беседой, за шитьем, указывая на допущенные за день недостатки при уходе ко сну. Но временами все же не выдерживал и сообщал в присутствии гостей, что при желании Сюзанн сказать что-либо глупое, ей необходимо сперва предупредить господ о шуточном характере высказывания.

Однако юная леди Барроу не всегда справлялась с наплывом чувств и время от времени все же оглашала недостоверные умозаключения: о том, что земля плоская, Египет – это Европейская страна, а коренными жителями Америки являются англичане. Конечно, приглашенные леди и джентльмены от души смеялись столь милым шуткам, звучащим из девичьих уст, но Бальтазару было всегда не до смеха, и он старался под тем или иным предлогом отправить обожаемую супругу наверх, в свою комнату.

Все чаще она слышала от мужа замечания относительно своей осанки, манеры говорить, чрезмерной жестикуляции и неумении пользоваться веером. Спустя первые недели после замужества, Сюзанн прониклась к нему если не всепоглощающей любовью, то теплом, однако сейчас все чаще ловила себя на мысли, что титул леди Барроу не стоит тех унижений, что ей приходится испытывать от него в обществе чужих и безразличных ей людей. Только во время близости и завтрака вдвоем Бальтазар был с ней нежен и приветлив.

Временами жена отпрашивалась погостить к матери, радуясь отказу занятого супруга сопровождать ее. Тогда она приглашала с собой обеих подруг: Китти и Лидию, не меньше госпожи благодарных хозяину за возможность отдохнуть от работы пусть даже в бедном доме семьи Бёрк на окраине графства. В родном гнезде дочь жаловалась родительнице на тесноту и постоянное наблюдение со стороны соседей, слуг, друзей мужа и его самого. Ей не хватало свободы передвижения, свободы слова, свободы мыслей и чувств.

Но мать уговаривала Сюзанн привыкать к новому распорядку жизни. Она безмерно радовалась, что дочь вытянула счастливый билет, который по ее мнению заключался в удачном замужестве. Тем не менее, первоначальная страсть угасала не только у леди Барроу, но и у самого Бальтазара.

После возвращения жены он стал все больше замечать контраст между ее воспитанием и манерами остальных жен своих знакомых и друзей. Разумеется, Сюзанн проигрывала. Все чаще супруг вспоминал слова юной гадалки о том, что он сам поймет, когда остановиться, и у него просто не возникнет желания смотреть на других женщин с пристрастием. Однако подобные мысли возникали, и недостатков у новоявленной леди Барроу он замечал больше, нежели достоинств. Более того, некоторые ее особенности его неимоверно раздражали.

В какой-то момент Бальтазар решился на отчаянный шаг, способный скомпрометировать Сюзанн до такой степени, что именно она станет инициатором разрыва. С момента женитьбы прошло только пять месяцев, поэтому в случае измены с его стороны соседи и знакомые перестали бы уважать графа. На измену с ее стороны сэр Барроу также не мог рассчитывать, поскольку, не смотря на бедное происхождение и маловоспитанность, в Сюзанн все же присутствовало четкое определение чести и достоинства, – что называется, «гордость оборванки».

Тогда супруг стал в открытую, но только в пределах дома, флиртовать с закадычными подругами своей жены: Китти и Лидией. А этим вертихвосткам того и было достаточно. Они даже не догадывались, что используются лишь в качестве инструмента для ревности леди Барроу. Госпожа не раз ловила их за милыми беседами наедине с ее мужем: в кабинете, на террасе, в коридоре, на кухне и даже в общей спальне. Конечно, ничего предосудительного не происходило, однако липкий взгляд Бальтазара и раскрасневшиеся лица горничных вызывали у нее отвращение.

Также она стала испытывать холодность с его стороны в интимной сфере. Сэр Барроу ночевал в другой комнате с тем, чтобы утром нарочито выйти оттуда в присутствии своего камердинера. Также он позволял себе отобедать или отужинать врозь с женой. По имению начали ходить неприятные слухи, и, в конце концов, Сюзанн обратилась к Бальтазару с просьбой о разводе. Разумеется, всю вину за сложившуюся ситуацию он возложил на нее, но намекал на свою благородность. В итоге бывшая леди Барроу получила тысячу фунтов отступных и ферму в Поттерс-Бар – регионе графства Хартфордшир.

В течение пары месяцев он еще испытывал некоторую грусть и скуку от отсутствия Сюзанн, но постепенно приходил в себя, организовывал званые вечера и ездил на балы. Матери дочерей с удовольствием делились друг с другом новостью о расставании завидного жениха-аристократа с бывшей ткачихой и делали все от них зависящее для получения приглашений на те балы, куда по слухам должен был прибыть сэр Бальтазар Барроу. Их даже не волновало, что наследник Барроу-хаус морально обесчестил уже двух жен, в любви которым клялся у алтаря. Более того, они были согласны на развод дочерей, если Бальтазар оставит им при этом приличную сумму английских фунтов, а также все те шелка, фарфор и украшения, которые успеет подарить за время их совместной жизни.

 

Глава V

В один из зимних слякотных дней лучший наездник Миддлсекса встретился лицом к лицу с опасностью в виде крупной волчицы. Специальных убежищ для защиты путников, как в городах Валлийской марки, здесь не было. К тому же, Бальтазар был уверен, что большую часть волчьих стай Англии истребили еще в XVIII веке. Однако его конь дал понять о реальности происходящего, скинув с себя хозяина и умчавшись прочь.

Молодой аристократ один на один остался с хищным животным, но страха он не испытывал, лишь некоторую дезориентацию.

Волчица тем временем медленно к нему приближалась, не обнажая клыков. Её взгляд был остёр, а поступь легка и уверенна. Бальтазар никогда еще не видел столь яркого золотого блеска глаз. Нечто подобное он замечал лишь у своего кота в детстве, когда тот пытался ночью проникнуть на кухню. Постепенно, сердце сэра Барроу набирало обороты. Он пытался утихомирить свой страх, держать сердцебиение под контролем, но дрожащие конечности не то от страха, не то от холода, мешали ему сконцентрироваться.

– Ты защищаешь своих детенышей? – вдруг спросил человек, эхом разнеся свой голос по лесу.

Самка обошла его вокруг и снова встала напротив.

– Я не виноват, что Эдвард I и Генрих VII видели в вас угрозу!

Мокрый снег и колкий ветер начали продирать путника до костей. Он надеялся, что его конь скоро прискачет в имение, и слуги поймут, что их хозяин нуждается в помощи.

– Чего ты от меня хочешь? Почему не возвращаешься к своим? Или ты одиночка?

Волчица слизнула снежинку с морды, потом растормошила снежный покров лапами.

– Если решила напасть, то не медли! – продолжал сотрясать воздух Бальтазар. – Но предупреждаю тебя, что без боя я не сдамся!

Зимние птицы обосновались на близлежащих деревьях, предвкушая занимательную развязку диалога животного с человеком. А последний жалел, что не прихватил с собой отцовский мушкет. Хотя пораздумав, сэр Барроу все же обрадовался отсутствию оружия, ведь перезаряжался мушкет в среднем примерно полторы-две минуты. То есть промахнувшись, он бы пал в противостоянии с волчицей. Даже на войне стрельба из мушкета на скорость не сулила ничего хорошего для стрелка, ввиду обилия и сложности приёмов заряжания мушкета, включавшего десятки отдельных операций, каждую из которых необходимо было выполнить с большой тщательностью. В худшем случае при небрежном заряжании мушкета (шомпол оставлен в стволе, излишне большой заряд пороха, неплотная посадка пули на порох, заряжание двумя пулями или двумя пороховыми зарядами и так далее) не были редкостью и разрывы ствола, приводящие к травме самого мушкетера и окружающих.

– Я замёрз! Делай же что-нибудь! Почему ты стоишь?

Самка ступила вперед и завыла. Бальтазар еще никогда не слышал столь завораживающего воя. Он словно гипнотизировал его, и человек почувствовал странную легкость и упал коленями на снег. Вой прекратился.

– Так вот для чего ты это сделала? Теперь я сравнялся с тобой по росту! А ты умна, – нервно рассмеялся путник.

Но волчица не стала бросаться. Она спокойно приблизилась к нему и обнюхала. Вдруг блеск ее огромных глаз пропал, самка слабо заскулила. Сэру Барроу показалось, будто хищница его жалеет, так жалобно она глядела.

– Что это значит? – спросил он, встретившись с ней взглядом. – Отчего ты скулишь?

В качестве ответа животное положило мокрую лапу ему на ногу и, заслышав топот копыт, исчезло так же неожиданно, как и появилось. В поисках Бальтазара примчались камердинер и конюх.

– С Вами все в порядке, хозяин? – взволнованно бросил О’Коннол, спрыгнув с коня. – Издалека я заметил волка рядом с Вами!

– Это была волчица. Со мной все в порядке. Она меня не тронула.

В последующие ночи аристократу часто снилась эта самка, пронзая его колким золотым взглядом. Почему она его не тронула? Если не собиралась нападать, то почему столько времени потратила на него? Ответа не было.

* * *

В середине весны Бальтазар получил письмо от человека, от которого не ожидал посланий. Ему написала Эстелла, младшая и единственная сестра, покинувшая графство в двухлетнем возрасте вместе с матерью больше десяти лет назад. В своем завещании отец запрещал наследнику искать родственников, а следить за исполнением данного указания просил, разумеется, леди Маргарет Хёрвуд. В случае, если отпрыск ослушается, родная тетка вправе по суду признать себя единственной наследницей и лишить племянника и дома, и средств.

Тем не менее, сэр Барроу был рад весточке, ведь сестра приглашала его на свое венчание. То есть совсем скоро он сможет встретиться и с ней, и с матерью. О том, куда именно господин уезжает практически на месяц, знал только камердинер. Всем остальным слугам было сообщено, что он желает отдохнуть в Лондоне, и все решения за него по хозяйству будет принимать дворецкий О’Теренс.

По дороге в Ньюпорт Бальтазар практически не спал, раздумывая над тем, что скажет матери и сестре по приезду. Его мучала совесть из-за собственной бесхарактерности, ведь на протяжении всех прошлых лет он даже не пытался разыскать родных. Зависимость от содержания и отсутствие препятствий в получении желаемого очерствили его сердце и душу. И вот теперь он сможет попросить прощения у матери и сестры за свое многолетнее равнодушие.

– Мой мальчик! – миссис Харрингтон бросилась навстречу сыну так, словно долгие годы не разлучали их прежде.

Позади нее стояла красивая стройная девушка с длинными русыми локонами, а рядом с ней высокий юноша в офицерской форме. Бальтазар сухо поприветствовал домочадцев, но одарил мать долгим ласковым взглядом, в котором сквозило «прости».

– Мой дорогой, ты наверное не привык к столь скромным условиям, в которых мы живем, но капитан Харрингтон перед кончиной постарался придать нашему дому уют и тепло, – извинилась мать, хотя путнику было не важно, где ему придется остановиться. Главное, что рядом стояли люди, которых он хотел увидеть.

– Все в порядке, мама, – отозвался сэр Барроу, и собственный голос, озвучивший слово «мама» резанул ему слух.

– Мама, должно быть, еще не пришла в себя, поэтому тянет с тем, чтобы представить нас с мистером Фитцем тебе, дорогой брат, – мягко произнесла сестра и вышла вперед.

Её приветливая улыбка и нежное прикосновение совершенно обезоружили гостя, и он, наконец, расслабился.

– Я привез Вам несколько подарков, – сообщил он родным и попросил слугу занести дары в дом.

– Это потом, а сейчас давай отобедаем, мой мальчик! Но если ты устал с дороги, то можешь отдохнуть в приготовленной для тебя комнате, и мы разбудим тебя к ужину.

Бальтазар уверил всех, что абсолютно не устал и с удовольствием отобедает в компании родных.

– Мой жених, мистер Саймон Фитц, тоже скоро примкнет к нашей семье, – подмигнула сестра. – Хотя ты и так обо всем осведомлен из моего письма.

– Да. Собственно, я и приехал на Ваше венчание, Эстелла.

– Сэр Барроу, свадьба состоится не скоро, – поравнявшись с гостем, подал голос офицер. – Однако моя дорогая Эстелла и миссис Харрингтон так хотели быстрее Вас увидеть, что написали Вам за полтора месяца до события.

– Я могу объяснить! – вмешалась невеста. – Могло случиться так, что Бальтазар мог отказываться от приезда или долго отвечать, тогда бы мы провели торжество без него. Но в этом случае матушка ходила бы понурая весь день, и праздника бы не получилось.

– Совершенно разумно, – отозвался брат. – Вы можете не беспокоиться. Я предупредил слуг и тетю Маргарет, что собираюсь в путешествие на месяц или более. Поэтому мне не нужно спешить и возвращаться до Вашего бракосочетания.

У матери резко изменилось выражение лица, но она постаралась взять себя в руки.

– Как поживает миссис Хёрвуд? – спросила она явно без намерения услышать развернутый ответ. – Надеюсь, здорова?

– Да, все в порядке. У моих кузин Гуинивер и Аделаиды тоже.

– Очень хорошо, – чуть слышно произнесла миссис Харрингтон и дала указание экономке подготовить обеденный зал.

Бальтазар после того, как разместили его лакея, поднялся в свою комнату, чтобы переодеться с дороги, и наткнулся на мини-портрет Эстеллы, стоявший на тумбочке возле кровати. Видимо, раньше это была ее комната. На него смотрела совсем еще юная девочка с большими серыми глазами и веснушками на щеках. Сейчас ей было лишь 15 лет, однако выглядела она многим старше детского портрета. Вместе с тем что-то лукавое и притягательное таилось в этом взгляде, отчего гость невольно улыбнулся. Удивительно, но в них не было ничего схожего. Они абсолютно не были похожи друг на друга: ни конституцией тела, ни строением головы, ни цветом глаз и волос. Бальтазар был очень похож на отца, а Эстелла явно переняла черты матери. Вот такая игра природы.

 

Глава VI

– Клифтон не вспоминал меня перед кончиной? – спросила миссис Харрингтон, прогуливаясь как-то вдвоем с сыном возле замка Карисбрук.

– Боюсь, что вслух он нам об этом не поведал, даже если вспоминал, – честно ответил Бальтазар, хотя ему хотелось преувеличить правду.

– Я не хотела брать фамилию Оливера, но он настоял на этом, чтобы по графству не ходили слухи. К тому же, он не хотел, чтобы Эстеллу не брали замуж из-за незаконнорожденности. Хотя ты ведь помнишь, что она родилась в браке с твоим отцом.

– Помню, мама. Ей было около двух лет.

– Ты никогда не приезжал к нам из-за запрета Клифтона?

– Да. Отец старался всегда сопровождать меня или оставлял подле меня нашего камердинера в случае своего отсутствия.

– А что тебя останавливало после его смерти? – через минуту поинтересовалась мать и взглянула сыну в глаза.

Они остановились, и Бальтазар предложил присесть на скамью, после чего взял ее за руки.

– Тебе обидно, что больше трех лет я не писал тебе и Эстелле, не смотря на отсутствие препятствий к общению. Так вот это не совсем так, мама. Тётя Маргарет может в любой момент оспорить завещание отца, в том числе в Церковном суде, если узнает, что я ослушался условия о наследстве, в котором не вправе связываться с тобой и сестрой, пока являюсь владельцем Барроу-хаус. Надеюсь, ты оценишь, как я рискую, приехав к Вам.

– Я догадывалась, что даже перед уходом в мир иной Клифтон постарается максимально оградить тебя от меня. Его обожаемая сестра, верно, с удовольствием следит за исполнением его поручения.

– Давай не будем портить друг другу настроение, ведь сейчас я здесь и очень рад нашей близости.

Он поцеловал обе руки матери в перчатках из тонкой кожи.

– Похолодало, – произнесла миссис Харрингтон, сменив гнев на милость, однако всю дальнейшую дорогу домой на любые темы отвечала односложно.

Выйдя из дорожной кареты, они столкнулись с расстроенной Эстеллой, которая возвращалась откуда-то пешком без сопровождения. Она даже не заметила, что один из ее паттернов застрял в грязи, поэтому со стороны казалось, будто девушка хромает.

– Дочка, что случилось? Где ты была?

Разгоряченная Эстелла обернулась. Она была прекрасна в этот момент.

– Все в порядке, мама. Просто Саймон отказался меня проводить, предпочитая общество своих друзей на базе.

– Дочка, но не каждый же день он обязан покидать из-за тебя место своей дислокации. Бальтазар, будь добр, займи свою сестру, пока я буду давать поручения по хозяйству! Без моего участия ни один слуга и пальцем не повернет.

– Слушаюсь, мама. Эстелла, может побеседуем в гостиной? – предложил сэр Барроу.

– Нет. Топлено только в библиотеке. Я переоденусь и спущусь туда через минуту.

Когда она присоединилась к нему, на ней было легкое муслиновое платье приталенного силуэта с голубым шелковым поясом на талии. Волосы же не были убраны в прическу, а свободно лежали на плечах и спине.

– Я не отрываю тебя от важных дел? – словно колокольчик, прозвенела она.

– Какие могут быть важные дела вдали от моего поместья? Но спасибо, что спросила.

– Может, ты хотел написать пару писем домой.

– Нет, ты меня не отрываешь, Эстелла. Так что произошло у Вас с мистером Фитцем? Ведь отказ тебя проводить, полагаю, причина, придуманная для мамы.

– Я не хочу это обсуждать. Лучше расскажи мне что-нибудь приятное из твоего детства!

– Даже не знаю, с чего начать, дорогая сестра…

– Не называй меня так! – вдруг перебила собеседница, но тут же попросила прощения.

– Ну, что ж. Дабы тебя более не гневить, расскажу одну историю, благодаря которой отец стал мне доверять и хвастаться всем по приезду, что я взрослый не по годам. Шел, кажется, 1845 год. Мне было тогда четырнадцать лет, и отец в первый раз взял меня с собой в путешествие на корабле Ост-Индской компании, которая следовала в Сомалийский порт Аден. Чтобы ты понимала: Сомали – это страна, расположенная на одноименном полуострове в северо-восточной Африке и омываемая на севере Аденским заливом, а на востоке и юге – Индийским океаном. Так вот, за десять лет до этого Великобритания заключила договор с тамошним султаном, согласно которому в Адене стала размещаться база для угля и котловой воды. Главным поставщиком угля являлся мой отец, кроме того, он был другом и правой рукой капитана Гайнса, который побудил султана Лахеджа уступить полуостров британцам.

– Мне уже скучно, – нарочито зевая, отозвалась Эстелла, чем рассмешила Бальтазара.

– Ты не права. Только представь себе, что при удобном случае блеснешь перед своим женихом и другими офицерами своими познаниями в географии и политике!

Девушка приподняла одну бровь и через несколько секунд сделала заинтересованный жест, призывая рассказчика продолжать.

– В 1839 году англичане фактически захватили Аден, чему формально был придан вид договора купли-продажи, где одну из подписей поставил сэр Барроу. По этому договору султан за скромное вознаграждение передал Британии аденскую гавань и прилегающее селение. Таким образом, город стал административным центром британского протектората и использовался в качестве перевалочной базы на морском пути в Индию.

Раньше отец никогда не брал меня в столь дальние и опасные путешествия, а в этот раз захотел испытать мою выносливость. Морскую качку я с горем пополам осилил, и несмотря на бледный вид ни разу не вырвал за борт, по крайней мере, не на глазах сэра Барроу. Когда мы, наконец, прибыли, он доверил мне охрану своей каюты, чем я был очень горд. Однако в охране нуждалась не только каюта моего отца, но и в целом все судно, поскольку большая часть матросов и моряков была занята на суше.

Пробыв в Адене три дня и две ночи, мы должны были следовать дальше, в Индию. И вот однажды, буквально за пару часов до возвращения отца, капитана и его команды на корабль перед отплытием, я заметил на палубе чужака. Кто-то в ободранных одеждах сверкнул на меня горящим взглядом на смуглом лице и юркнул за угол. С собой у меня был лишь подаренный отцом неширокий клинок, но отваги было не занимать. Я преследовал вора по всему кораблю и потерял из виду где-то возле отцовской каюты. Попытался проникнуть внутрь, однако что-то громоздкое оттуда загородило дверь. Этот мелкорослый преступник был ловок и хитер. Ничего не оставалось, как позвать на помощь, только я не хотел подставлять отца и будить всю округу ради сомалийского воришки. Слишком много чести для него.

Тогда я взглядом нашел отца, стоявшего на суше рядом с рослым африканцем в пестрой накидке. Тот принимал от него деньги, видимо, за провизию. Я схватил лампу, висевшую на палубе, с помощью которой направил свет от клинка в сторону отца. Сэр Барроу все понял и уже через несколько мгновений помогал мне вытаскивать преступника из-под кровати. Хитрый воришка переставил шкаф обратно и открыл дверь каюты, чтобы мы подумали, будто он сбежал. Однако мы с отцом тоже не так глупы и перед обследованием огромного судна решили проверить помещение. Что самое интересное, тощий сомалиец успел крикнуть, глядя прямо на меня: «Помогите мне! Я англичанка!», когда отец выволок его и повел куда-то к поселенцам, закрыв рот, чтобы никто из команды не услышал, что произошло.

В итоге, я получил от отца значок с гербом нашей семьи и похвалу за доблесть и решительность.

– Так кто же это был на самом деле? – воскликнула Эстелла, дослушав историю с открытым ртом.

– Не знаю. Впоследствии сэр Барроу сказал мне, что я, верно, ослышался, раз мне почудилось, будто сомалиец на чистом английском назвал себя англичанкой, – рассмеялся Бальтазар.

– А вдруг это действительно был англичанин, и вы не помогли ему?

– Тогда зачем называть себя в женском роде? И вообще, почему было просто не поговорить со мной вместо того, чтобы бежать?

Девушка расстроенно облокотилась на спинку софы.

– Все-таки жаль, что вы не узнали его историю, – произнесла она и дернула за веревку на стене.

В библиотеку вошла кухарка.

– А где Бетси? – спросила хозяйка.

– Горничная занята. Ваша мать дала ей какие-то поручения.

– Не важно, миссис Морс. Я лишь хотела узнать, когда нас позовут на ужин?

– Все готово, мисс. Можно проходить в обеденную.

– Ну, слава Богу! А то я умираю с голоду.

С этими словами Эстелла взяла брата за руку и повела к столу.

 

Глава VII

– Дорогая моя, тебе уже идет шестнадцатый год, поэтому ты не можешь продолжать вести себя, как капризный ребенок, – отчитывала дочь миссис Харрингтон.

– А ты, мама, не должна вмешиваться в наши с Саймоном отношения. Свои ошибки я, в конце концов, признаю сама. Но если ты в итоге дашь совет, который не поможет, а ухудшит наше положение, то вся вина за сложившуюся ситуацию ляжет на тебя.

Мать с минуту раздумывала и, не сказав ни слова, продолжила жевать. Бальтазар же заметил, как сверкают глаза его сестры в гневе, а румянец украшает щеки.

– Эстелла, ты рассуждаешь, как взрослый не по годам человек, а ведешь себя, как выразилась наша мать, словно ребенок, – пожурил он девушку и глотнул чаю.

– То же я могу сказать и о Вас, мой дорогой… брат, – запнулась мисс Харрингтон, но не продолжила тему.

– Что же тебя натолкнуло на такую мысль?

– Не важно, – буркнула Эстелла и сощурила глаза.

Её манера жевать показалась сэру Барроу весьма забавной. Перед тем, как положить кусок на язык, она переворачивала вилку так, что содержимое вот-вот должно было упасть мимо рта, однако всегда оказывалось в устах владелицы.

– Мама, Вы сами обучали Эстеллу манерам и этикету? – вдруг решил спросить сын, чем ввел обеих дам в ступор. – Или нанимали для этих целей гувернантку?

– А тебя что-то не устраивает в моих манерах, дорогой братец? – возмутилась юная особа.

– Отнюдь, – ретировался Бальтазар, но улыбнулся. – Просто поинтересовался.

В конце ужина миссис Харрингтон изъявила желание отдохнуть в своей комнате, а молодые люди направились к камину в гостиную поболтать перед сном. Эстелла расположилась в уютном кресле с книжкой в руках, и закинула одну ногу на другую, размахивая ею в воздухе так, что внутренняя часть юбки открывалась взору. Ее спутник сначала не хотел делать девушке замечание, однако ему было любопытно, как на этот раз отреагирует юная леди.

– Если ты не перестанешь донимать меня, сэр Бальтазар Барроу, – сквозь зубы процедила девушка, – то не советую тебе засыпать ночью.

– О, я то, как раз, с удовольствием высплюсь, пока ты будешь топтаться на пороге моей комнаты, а к утру уснешь возле двери, словно сторожевой пёс, – расхохотался собеседник.

Эстелла вскочила с кресла и, подойдя к брату, попыталась с силой зажать ему рот, второй рукой оперевшись о спинку дивана, но тот увернулся и схватил ее за коварную руку. Тогда сестра высунула перед его носом свой язык и буквально лизнула в кончик.

– Фуу, – завертелся Бальтазар, но не отпустил руку сестры.

Она же старалась второй рукой освободиться от его оков, однако потеряла равновесие и упала ему на колени. Сэр Барроу несколько секунд улыбался, но в какой-то момент заметил, как Эстелла на него смотрит, словно изучает. Ему одновременно стало не по себе, а с другой стороны тепло и щекотно в животе. Бальтазар резко встал прямо вместе с ношей и, кинув на нее растерянный взгляд, удалился.

Утром гость спустился к завтраку и вел себя так, словно ничего особенного накануне не произошло. Мать вела с ними обычную беседу о вкусе еды, о скором приходе мая и новых тенденциях в мире моды. Эстелла же молча жевала, кивала на вопросы матери при необходимости, но старалась не поднимать головы.

– Балти, а почему бы вам с дочкой не оседлать наших лошадей и не покататься у озера? – предложила миссис Харрингтон, окончив завтрак.

Молодые люди переглянулись, но никто из них не решался ответить за другого, поэтому родительнице пришлось принимать решение за них и просить мистера Скарфа, выполняющего роль и кучера, и конюха, подготовить жеребца для сэра и пятнистую кобылку для леди.

Эстелла переоделась первая и, не желая ждать спутника, оседлала любимую кобылу «Берёзу», которую назвала по-русски после переписки с одной дворянской семьей из Российской Империи. Через несколько минут она услышала топот копыт за спиной и обернулась.

– Ожидала увидеть кого-то другого? – спросил наездник, поравнявшись с ней.

– Конечно, нет! Что за глупости? – съязвила барышня.

– Почему глупости? Раз ты не дождалась, пока я оседлаю коня, то, возможно, планировала встретиться, скажем, с мистером Фитцем по пути на озеро.

– Мы с ним поссорились, и ты об этом знаешь.

– Знаю. И даже знаю, что ссора намного серьезней, нежели только из-за одного необдуманного отказа проводить тебя домой. По крайней мере, любой джентльмен на его месте не придал бы твоей обиде такого значения, чтобы не появляться у невесты три дня.

– То есть ты намекаешь, что Саймон не джентльмен?

– Боже упаси! Лучше я закрою рот, а то, чего доброго, твое бурное воображение нарисует такую красочную дискуссию, что мне придется объясняться перед матерью или схлопотать вызов на дуэль.

– Было бы интересно на это посмотреть, – отозвалась мисс Харрингтон, переведя аллюр своей кобылы на рысь.

Чуть отставая, сэр Барроу заметил вслух, что юная мисс не уточнила, кого бы она хотела увидеть победителем, но в этот момент Берёза перед ним как-то странно остановилась и стала топтаться на одном месте. Её наездница тоже ничего не поняла, однако на всякий случай перекинула вторую ногу через седло, имитируя мужскую посадку.

– Что случилось, Эстелла? – взволнованно произнес Бальтазар, обойдя сестру справа, где трава была не стоптана.

– Я не знаю. Кажется, мы попали в яму или тину.

Спутник спрыгнул с коня и попробовал ухватить Берёзу под уздцы, чтобы вытянуть на твердую поверхность. Однако ничего не вышло. Кобыла нервно фыркала.

– Эстелла, это густая масса, похожая на плывун. И самое ужасное, что твоя кобыла тонет, и ты вместе с ней. Слезай с нее сейчас же! Возьми меня за руку!

– Нет! – закричала наездница и схватилась за ремень. – Но! Но, моя девочка! Давай! Мы выберемся с тобой!

Лошадь пыталась выполнить команду хозяйки, но все тщетно. Чем сильнее она билась, тем глубже застревала в трясине.

– Бальтазар, скачи за помощью! А я останусь с Берёзой.

– Нет. Мы поскачем за помощью вместе. Я не оставлю тебя одну на кобыле, которая тонет.

– Я так же упряма, как и Вы, сэр Барроу! – воскликнула девушка. – Мчись на всех порах в Харрингтон-Лодж и приведи подмогу! Не медли!

Пару секунд спутник стоял в нерешительности, но все же вскочил на жеребца и галопом ринулся в поместье. Дома была мать, экономка с кухаркой и мистер Скарф. Бальтазару пришлось вкратце рассказать, что случилось на озерном болоте, но особой техники в имении не было. Локомобиля или передвижного парового двигателя для сельскохозяйственных нужд семья не арендовала. Всё, что из подходящего нашли мужчины, – плотная длинная веревка и лопата. Лошадей также было в семье лишь двое, по этой причине мистер Скарф сел на хозяйского жеребца сзади Бальтазара вместе с оборудованием.

Когда они прибыли, Эстелла была уже в истерике. Она плакала, обнимала и гладила свою пятнистую подругу, стоя по пояс в грязи.

– Мисс Харрингтон, вылезайте из тины скорей! – запричитал конюх. – А то мы и Вас потеряем, не дай Бог.

– Нет! Я вылезу только тогда, когда вы вытащите Берёзу.

– Да я не уверен, что мы Вас сможем вытащить, не то, что кобылу! Сейчас же давайте руку! Я обещал Вашей матери привести Вас обратно в целости и сохранности.

С этими словами слуга вошел в плывун, но у края застрял лишь по сапоги. Двигаться было тяжело, однако он смог немного вытянуть Эстеллу и привязать край веревки чуть ниже ее груди.

– Тяните, сэр Барроу!

Молодой аристократ со всей силы стал тянуть веревку, а мистер Скарф старался вытащить ноги госпожи, чтобы положить её плашмя на поверхность трясины. Так, совместными усилиями им удалось вытянуть наездницу на траву.

Бальтазар поднял девушку на руки и отнес подальше к деревьям. Он так тяжело дышал, что биение его сердца слышала даже Эстелла. Со слезами на опухших глазах она взглянула на спасителя, а он, сам того не ожидая, в порыве эмоционального всплеска поцеловал ее в губы со всей страстью и пылом, на которые только был способен. То ли от переизбытка чувств, то ли от страха, а возможно от того и другого, он крепко держал ее лицо в своих ладонях, целуя поочередно лоб, веки, щеки сестры.

Она же смотрела на него пораженная, но не отталкивала от себя. Позабыв на мгновение об опасности, которой подвергалась сейчас ее кобыла, Эстелла трепетала. Бальтазар разбудил в ней нечто не поддающееся разумному объяснению. Она понимала, что происходит нечто неправильное, но ей не хотелось, чтобы спутник отпускал ее из своих объятий.

Мистер Скарф в это время пытался вытащить лошадь и не погрязнуть в грязи самому. Он даже не предполагал, какая драма разворачивается сейчас за его спиной. В конце концов, Бальтазар пришел ему на подмогу, бросив один край веревки конюху, а второй обвязав вокруг шеи своего коня. Когда слуге удалось прочно закрепить веревку на кобыле, он скомандовал тянуть. Сэр Барроу к тому времени оседлал жеребца, и спустя почти полчаса мучений, им все же удалось выгрузить обессиленное животное на твердую поверхность.

Всё. Пытки для всех окончились. Пора домой.

 

Глава VIII

Взволнованная мать встретила их у калитки, успев замусолить до дыр любимую накидку из мериносовой шерсти.

– Господь Всемогущий! Как же долго вас не было! Эстелла, твоя амазонка вся в грязи, а волосы! Попроси Бетси сейчас же согреть для тебя воду и приготовить ванную комнату!

– Хорошо, мама, – равнодушно проговорила дочь и зашла в дом.

Бальтазар хотел уйти за ней следом, но миссис Харрингтон перегородила ему дорогу.

– Мой дорогой, я благодарю тебя, что ты спас нашу малышку!

– Благодарить ты должна не меня, мама. Мистер Скарф сам залез в трясину, чтобы обвязать Эстеллу и ее кобылу. Я лишь вытянул их на поверхность.

– Мистер Скарф! – тут же обратилась госпожа к слуге, и пока она общалась с ним, сын спешно покинул двор.

Не успел он войти в дом, ему тут же перегородила дорогу экономка и взволнованным голосом сообщила, что горничная Бетси случайно вскрыла письмо, предназначавшееся ему, а из конверта выпал газетный некролог.

– Что значит случайно? – разъяренно воскликнул Бальтазар. – Здесь считается нормальным, чтобы слуги вскрывали корреспонденцию своих господ?

– Сэр Барроу, прошу Вас, не сердитесь! Дело в том, что все мы здесь семья. И покойный капитан Харрингтон, и миссис Харрингтон всегда позиционировали нас как членов семьи, поэтому сами просили прочитывать письма, которые из-за занятости не успевали прочитать. А потом мы пересказывали важные новости хозяевам.

– Где письмо? – раздраженно бросил гость, не желая дальше выслушивать глупые объяснения.

Получив конверт, он зашел в кабинет капитана Харрингтона и прочитал содержимое газетной статьи:

« Накануне вечером в результате остановки сердца скончалась леди Маргарет Джейн Хёрвуд на пороге своего шестьдесят третьего дня рождения. Она была второй женой покойного лорда Мортимера Хёрвуда и старшей сестрой покойного сэра Клифтона Барроу. Редакция MiddlesexJournalскорбит об утрате столь уважаемого члена графства и приносит свои соболезнования дочерям леди Хёрвуд – Гуинивер Честертон и Аделаиде Флауэрдейл, а также её племяннику – сэру Бальтазару Барроу ».

– Балти, ты здесь? – ворвалась в кабинет мать. – Миссис Морс сказала, что на твое имя пришло какое-то печальное письмо с некрологом! Кто у мер?

– Письмо пришло от О’Коннола. В конверт он вложил газетную вырезку о смерти тёти Маргарет.

Миссис Харрингтон облегченно выдохнула, но тут же спохватилась.

– Прости, сынок! Я не должна была так реагировать, но ты знаешь, сколько страданий мне пришлось испытать из-за действий твоего отца и тетки.

– Я тебя не виню. Просто думаю, что делать дальше.

– Тебе придется уехать в Миддлсекс для организации похорон? – расстроенно спросила родительница.

– Похоронами займутся мои кузины. А мне следует лишь явиться на церемонию через неделю. То есть в ближайшие дни мне необходимо будет отчалить.

Мать подошла к сыну и погладила его по голове.

– После похорон ты вернешься сюда? Я знаю, что венчания Эстеллы с мистером Фитцем возможно не будет из-за глупой ссоры, но я бы хотела снова тебя увидеть. Ведь препятствий для твоего приезда больше нет?

– Судя по буквальному толкованию завещания отца, препятствия для наших встреч с тобой и Эстеллой действительно отпали.

– Тогда ты приедешь?

– Конечно, я могу приехать, мама. Но не хотела бы ты сама поехать со мной в Миддлсекс? Теперь мы открыто можем общаться.

– С этим графством у меня связаны не самые приятные воспоминания, мой дорогой. К тому же, на острове Уайт живут близкие друзья моего Оливера и мои хорошие знакомые. Ты не прикипел к этому месту душой, но остров Уайт – райское место с выдающейся природной красотой. Здесь дикая природа и рукотворные чудеса тесно переплелись между собой. А здешние замки и викторианские постройки? Они возвышаются на фоне гор и дикого леса, песчаных пляжей и голых каменистых берегов. Эстелла, скорей всего, тоже не захочет уезжать, поскольку Саймон по службе прикован к проливу Ла-Манш.

Бальтазар разочарованно вздохнул.

– Я понимаю. Думаю, мне даже будет полезно побыть одному и обо всем подумать.

– О чем ты хочешь подумать, мой родной?

Но адресат вопроса не стал отвечать, находясь в смятении по поводу произошедшего между ним и сестрой. Хотя он помнил один из первых разговоров с Эстеллой, где она рьяно называла себя дочерью капитана Харрингтона, а не бездушного эсквайра Барроу. Смерть тети Хёрвуд тоже не принесла ему облегчения, поскольку тайна зачатия и рождения девушки умерла вместе с ней и его отцом. Бальтазару необходимо было побыть вдали от Эстеллы и всё взвесить. В нынешнем психическом своем состоянии он не мог здраво рассуждать. К тому же, приближение даты венчания мисс Харрингтон с офицером Фитцем подливало масла в огонь его души. Необходимо было оставить их на этот период и позволить судьбе самой все решить: если свадьба состоится, то Эстелла не та единственная, которую предсказывала ему ясновидящая, а если не состоится, значит его приезд после похорон тетки красноречивей слов расскажет ей о его чувствах.

* * *

У могилы леди Маргарет Джейн Хёрвуд собрались представители высшей аристократии. Они поочередно приносили соболезнования дочерям и племяннику усопшей. Гуинивер и Аделаида не могли сдержать слез и все время опирались о локти своих мужей, которые с каменными лицами наблюдали за происходящим.

После церемонии Бальтазар предложил им остановиться в Барроу-хаус, чтобы молодые матери успели прийти в себя перед отъездом из графства. Супруги отговаривали своих жен от приглашения кузена, однако леди Честертон и Флауэрдейл с удовольствием согласились погостить у сэра Барроу. Они желали расспросить его о последних годах жизни их дорогой матери, которую, по сути, навещал лишь он один, поскольку они проживали в других отдаленных графствах.

– Как же меня угнетает черный цвет, – первой нарушила тишину Гуинивер, глядя на огонь в камине гостиной.

– Бальтазар, мы знаем, что наш дядя плохо обошелся с тобой, написав то завещание, – призналась Аделаида и поймала гневный взгляд сестры. – Только когда я сама стала матерью трех прелестных малышей, поняла, что даже день разлуки с ними разобьет мне сердце. Дядя Клифтон не имел права шантажировать тебя наследством в обмен на расставание с твоей матерью и сестрой.

– Адела, перестань, – упрекнула ее Гуинивер и нервно схватила вышивку.

– Нет, Джинни! Я очень люблю нашу мать, но она должна была отговорить брата от столь подлого и безрассудного поступка.

– Какая теперь разница? Сейчас у Бальтазара нет никаких препятствий в поиске и возвращении своей семьи в Миддлсекс! Смерть его тетки ему только на руку. Не хочу никого обвинять, но если бы О’Теренс не сказал, что нашего кузена не было в графстве, когда мать умерла, то я бы подумала…

– Прекрати, Гуинивер! – перебил монолог жены виконт Честертон. – Держи себя в руках.

Старшая кузина всхлипнула и вернулась к вышиванию. Перечить супругу она не смела с момента свадьбы, поскольку зависела от него материально и духовно.

– Скажи нам, пожалуйста, Бальтазар, не обижалась ли на нас мама из-за редких приездов?

– Мне она ничего такого не говорила, Адела. Наоборот, часто хвалила Вас с сестрой и ставила девушкам из бедных семей, которых она опекала, в пример.

– Как я рада это слышать. А ты? После развода с мисс… эмм, совсем запамятовала имя твоей второй жены…

– Сюзанн Бёрк, – поправил ее младший сэр Барроу.

– С мисс Бёрк, да! Так ты не ухаживаешь сейчас за какой-нибудь юной особой? Знаю, что в Миддлсексе каждая вторая семья мечтала бы породниться с тобой.

Бальтазар рассмеялся. Не хочешь ли ты, Адела, сосватать меня кому-то из твоих знакомых? Миссис Флауэрдейл смутилась, но категорично ответила «нет».

– Очень рад это слышать. А то даже мои слуги подыскивают мне подходящую партию через слуг соседских семей.

Все тоже рассмеялись, а дальше общались на нейтральные темы вплоть до ухода ко сну.

Утром сэр Барроу устроил гостям экскурсию по окрестностям графства, в том числе близ леса, где он встретил однажды волчицу. Этот случай очень удивил их, и они пытались удостовериться, что Бальтазар это не придумал или ему не приснилось. После того, как он уверил сестер и шуринов в правдивости своего рассказа, его стали убеждать, что хищница обязательно вернется во второй раз, если не напала в первый.

Перед отбытием родственников из графства, кузен успел застать Гуинивер, упаковывающей свои чемоданы вместе с камеристкой, и попросил последнюю оставить их наедине с госпожой.

– Я помню, что в детстве обижал тебя, Джинни, и хвалился, что тётя Маргарет любит меня больше, чем тебя, – на минуту замявшись, произнес Бальтазар.

Кузина удивленно на него взглянула, но тут же надела привычную ей маску хладнокровия и безразличия.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – резко отозвалась она и продолжила складывать вещи.

– Уверен, что ты лукавишь сейчас, и я тебя не виню. Многие годы мы не общались с тобой, и у тебя нет причин считать, что я изменился. Однако я все же попрошу у тебя прощения за эгоистичные умозаключения, которые не имели под собой твердую и объективную почву. Твоя мать всегда гордилась Вами с Аделаидой. Это абсолютная правда. Возможно, тебе казалось, что тетя Маргарет мечтала иметь сына, поэтому и обращалась с тобой соответствующе, но думаю дело в другом. Она старалась закалить твой характер и воспитать в тебе уверенность и любовь к себе.

– Откуда ты все это знаешь? – дрожащим голосом спросила Гуинивер, но не обернулась.

– Она дала мне это понять сразу после смерти отца. Мы обсуждали с ней его завещание, и вдруг она стала рассуждать на тему детских психологических травм, которые родители неосознанно причиняют своим детям, желая сделать, как лучше, однако лишь усугубляют их неуверенность в себе. Тетя Маргарет раскаивалась, Джинни, но гордость не позволяла ей открыто извиниться перед тобой.

Кузина повернулась к Бальтазару и больше не пыталась сдержать слез.

– Мама не одна виновата в наших недомолвках, – сказала она, поднеся носовой платок к лицу. – Я тоже много раз хотела искренне с ней поговорить при наших редких приездах, но каждый раз откладывала разговор на потом. А теперь… а теперь её нет, Бальтазар, и она ушла в мир иной, не узнав, как сильно я ее люблю.

Сэр Барроу обнял двоюродную сестру и дал ей выплакаться на своем плече. Он уверял ее, что тетя Маргарет, безусловно, знала о любви дочерей, и Гуинивер не в чем себя винить. Теперь леди Хёрвуд пребывает в лучшем мире.

Вечером он простился с ней и Аделаидой. Бальтазар помог им расположиться в карете и удостовериться, что все личные вещи дам на месте. После этого он пригласил своих слуг в гостиную и велел им написать письма своим родным, раздав по десять фунтов каждому для вложения в конверт. Прислуга очень удивилась, однако указание господина выполнили все.

 

Глава IX

Эстелла вышла навстречу подъехавшему экипажу и дождалась, пока прибывший сойдет с облучка кареты. На ней было зеленое платье из тонкого сукна с открытым рукавом, хотя май 1852 года выдался прохладным. Чуть вьющиеся волосы были просто уложены на затылке, а бледное личико еще сильней проявляло солнечные веснушки на щеках и носу.

– Боюсь, ты зря приехал, сэр Барроу, – серьезно отчеканила девушка. – Мы отменили свадьбу с Саймоном, поэтому можешь забрать свои подарки. Они аккуратно сложены в твоей комнате наверху.

– Где мама? – спросил Бальтазар, не желая влезать в душу несостоявшейся невесте.

– В Церкви Петра и Павла в Моттистоуне. Нужно предупредить отца Брауна об отмене обряда венчания.

– Надеюсь, вы все основательно взвесили, – словно желая убедиться в сказанном, произнес гость.

– Если я молода, это не значит, что я также глупа и взбалмошна. Ты проголодался с дороги?

– Чашечку чая я бы с удовольствием выпил вместе с тобой.

Эстелла проводила Бальтазара в столовую и составила ему компанию.

– Ты не будешь сожалеть о содеянном? – снова поинтересовался он, но сестра не ответила.

– Зачем ты поцеловал меня у озера? – переменила она тему. – Этот поцелуй явно не походил на братский.

Сэр Барроу глотнул чаю и чуть исподлобья взглянул на собеседницу. Она же, краснея, отвела взгляд.

– А почему ты ответила на мой поцелуй? – спокойно спросил он.

– Я не отвечала на этот противоестественный поцелуй! Не надо винить меня в том, что произошло не по моему ведому!

– Но ты не оттолкнула меня, когда мои губы касались твоего лба, век и щек.

– Я была дезориентирована из-за страха за мою Берёзу. А ты воспользовался моим смятением.

– Тогда тебе нечего волноваться. Забудем этот случай и всё.

– Как ты не понимаешь, я не могу забыть! – воскликнула девушка и вскочила с места.

Быстрым шагом достигнув двери, она остановилась и сообщила, что жалеет о приезде Бальтазара и что ему необходимо покинуть графство как можно скорей.

Миссис Харрингтон приехала домой лишь поздней ночью. Она застала сына одного в гостиной. В руках он держал какую-то книгу, но взгляд его был устремлен куда-то сквозь огонь в камине.

– Мой дорогой! Когда ты вернулся? – радостно поинтересовалась мать, снимая перчатки.

– Мама, прошу тебя, присядь. Мне нужно с тобой поговорить, – не отрываясь от камина, попросил сын.

– Что случилось?

– Скажи мне, кто является отцом Эстеллы?

Миссис Харрингтон с недоумением воззрилась на Бальтазара, но ответила.

– Клифтон, конечно. Твой отец.

– Тогда почему Эстелла носит фамилию Капитана?

– Это ее решение, Балти. Она не простила Клифтону его отказ от нее. А Оливер воспитывал ее как свою дочь и обеспечивал нашу семью.

– Тогда почему отец вплоть до смертного одра не признавал ее своей? Мы с тобой сейчас одни. Прошу, скажи мне правду!

– Я говорю правду, сын! Я не изменяла твоему отцу с Капитаном, пока была замужем за ним. Зачем ты обо всем этом спрашиваешь?

– Я люблю Эстеллу, – глубоко дыша, проговорил Бальтазар.

Мать улыбнулась и, присев возле сына, взяла его за руку.

– Я очень этому рада, Балти. И уверяю тебя, что ты можешь любить сестру, не боясь предать память отца.

– Я люблю ее не как сестру, – признался собеседник и встал к окну, чтобы взглянуть на луну.

Миссис Харрингтон хотела что-то сказать, но слова застыли у нее на языке. Кровь отлила от лица.

– Я люблю ее и отвезу в Миддлсекс. Никто, кроме отца и тети Маргарет не знал про нее. Слуги не в счет. Никто не знает ее имени, и я смогу спокойно привезти ее в поместье и представить в качестве своей будущей жены.

– Ты потерял рассудок? Ты думаешь, я позволю дочери покинуть остров, чтобы вы… чтобы вы совершили столь постыдный поступок? Вразуми себя, Бальтазар!

– Ты не понимаешь. Она моя судьба.

– Господь мой! Да, если бы даже у Эстеллы был другой отец, я все равно прихожусь Вам обоим матерью! И ты говоришь сейчас об инцесте!

– Я принял решение, мама!

Бальтазар повернулся к матери.

– Я не упущу свою судьбу и свое счастье в ее лице. Все препятствия разом растворились с уходом отца и тетки, а также с отменой венчания Эстеллы с Фитцем. Это было предначертано судьбой, понимаешь!

– Не могу поверить, что слышу подобное от тебя. Столь гадкую мерзость ты смеешь говорить с абсолютным хладнокровием? Тогда, боюсь, что ты всё-таки сын своего отца, которого ничего на свете не волновало, кроме собственного удовольствия.

– Ты не права, мама. Я как раз делаю все, чтобы отличаться от него.

– Если это так, то ты обдумаешь происходящее и, надеюсь, откажешься от мыслей о прелюбодеянии. Я ничего не скажу дочери. Не хочу травмировать ее сестринские чувства к тебе. А ты завтра проснешься и, молю Господа, одумаешься. Всё, я устала. Погаси камин перед тем, как идти спать!

Сын проводил миссис Харрингтон взглядом, и тут его пробила дрожь во всем теле. Хотелось вынуть из себя весь негатив, выплакать боль, печаль и отчаяние. Но он с детства не позволял себе плакать, и сейчас не будет.

Бальтазар потушил огонь в камине и погасил свечи. Потом поднялся в спальню с полной уверенностью, что завтра увезет Эстеллу в Миддлсекс.

* * *

На следующий день он проснулся довольно поздно. За окном ярко светило солнце и щебетали птицы. Спальня матери находилась прямо по коридору, и перед тем, как спуститься в столовую, он постучался к ней. Никто не ответил, тогда гость спустился на первый этаж, однако обеденный зал был уже убран. Значит, его на завтрак не дождались. Ну, что ж, придется перекусить на кухне.

Переход на лестницу, ведущую в цокольный этаж, там, где располагалась кухня, проходил через библиотеку. Когда Бальтазар поравнялся с ее дверью, то расслышал голоса, доносившиеся изнутри. Эти голоса принадлежали Эстелле и Саймону Фитцу. Сначала гостю хотелось постучаться, чтобы присоединиться к беседе несостоявшихся молодоженов. Однако в момент, когда костяшки его пальцев уже готовы были коснуться деревянной обивки, он разобрал фразу, которую произнесла возлюбленная сводная сестра:

– А если Бальтазар склонит меня к близости? Ты готов к этому ради наследства моего отца?

– Он не сможет принудить тебя к близости, любимая, – успокаивал жених. – После свадьбы ты можешь уповать сначала на усталость, потом на женские причины, затем на головную боль и так далее. Потерпеть его присутствие в твоей жизни придется только месяц, пока слуги привыкнут к тебе, а я успею приехать с офицером Картером, чтобы подстроить несчастный случай.

– Ты уверен, что это необходимо? – неуверенным тоном спросила Эстелла.

– Что именно?

– Избавляться от брата? Всё же мама любит его.

– Она не узнает о нашей причастности к его гибели. Кроме того, он не заслуживает любви миссис Харрингтон. Ты согласна с этим?

– Да. Ему много лет было все равно, что с ней, больна ли она и нуждается ли в помощи, пока не умер этот негодяй Барроу. Я уже не упоминаю о себе.

– Абсолютно верно, любимая! Ни один вменяемый человек не позволил бы себе даже думать о соитии с сестрой!

– Правда, мы специально добивались того, чтобы Бальтазар считал меня сводной сестрой, – снова стала сомневаться девушка.

– Родная, в любом случае он старше тебя и должен соображать о греховности своих поступков. Он заслуживает наказания!

– В этом я с тобой согласна. В конце концов, деньги нашего отца по справедливости должны быть разделены между его детьми. Я ведь той же крови, что и эти омерзительные Барроу, а вынуждена была ютиться в простом доме на острове Уайт в ссылке, словно негры. Фамильный особняк в Миддлсекс по праву принадлежит нам с мамой!

– Вот теперь ты правильно рассуждаешь. А когда годичный траур пройдет, мы сможем пожениться и зажить счастливо в Барроу-хаус все вместе, милая!

Потом по звукам Бальтазар понял, что лицедеи целуются. Его распирало от злобы, хотелось ворваться в помещение и уничтожить обоих, но стоило держать себя в руках. Всё-таки, как выразилась сама Эстелла, они являются родными братом и сестрой. К тому же, мать не была причастна к их лицемерным играм.

Когда он услышал, что дверь черного хода через библиотеку в сад хлопнула, то постоял еще с минуту и двинулся к выходу. Навстречу ему попалась кухарка миссис Морс. Она многозначительно на него посмотрела, после чего попросила уехать из поместья и оставить эту семью в покое.

– Вы считаете, что я могу навредить этой семье? – спросил Бальтазар, вместо того, чтобы проигнорировать прислугу.

– Можете, если Вас спровоцировать. Вы породы Барроу, а этот род причиняет другим людям страдания.

– Откуда Вы знаете?

– Я работала в Барроу-хаус до того, как уехала вместе с миссис Харрингтон в это графство. Прошу Вас, уезжайте и больше не приезжайте! Вашей матери будет достаточно получать от Вас добрые послания и посильное содержание.

Бальтазар хотел было что-то возразить дерзкой служанке, однако внутренний голос призывал его прислушаться к ее словам. Он слегка кивнул и поднялся в свою комнату, чтобы собрать вещи.

Вечером того же дня сын простился с матерью, обнял разочарованную Эстеллу, ничего не ответив на ее расспросы о причинах отъезда, и разместился в подготовленной кучером карете. Миссис Харрингтон что-то щебетала ему о том, что венчание дочери возможно всё-таки состоится, поскольку мистер Фитц посетил их утром и обещал, что скоро все будет хорошо. Бальтазар заметил, как во время этих слов покраснела Эстелла, но ничего не прокомментировал. Когда-нибудь он поговорит с ней о случившемся, только не сегодня.

 

Глава X

В дороге он вёл воображаемые диалоги с матерью и Эстеллой. Сначала это были обвинения и нападки: в том, что мать тоже могла предпринять усилия и заявить о родительских правах в отношении сына, которого также не видела много лет, но не соизволила ворваться к деспотичному сэру Барроу, чтобы пообщаться с ним; в том, что Эстелле не нужен был брат, а письмо с приглашением на якобы венчание было ничем иным, как приманкой, обдуманной и реализованной в сговоре с молодым офицеришкой, который не имеет представления о чести.

Бальтазару пришлось увезти с собой бушующую внутри обиду на близких женщин, пытающихся использовать его положение. Как охотно юная нимфетка, приходящаяся ему родной сестрой, изображала эмоциональную привязанность, играя на чувствах наследника состояния Барроу-хаус. Как ловко она имитировала девичью нежность, когда было нужно, или притворялась дочерью капитана Харрингтона, чтобы завлечь его, Бальтазара, известного по слухам, видимо дошедшим до острова Уайт, многоженцем, способным на все, чтобы добиться желаемого.

Доподлинно не ясно, была ли замешана мать в интригах дочери и Саймона Фитца, но скорей всего нет, поскольку она яро противилась воле сына жениться на Эстелле и клялась в том, что девушка является дочерью Клифтона Барроу. Тем не менее, случившая ситуация отдалила мать и сына друг от друга, в этом он был уверен. Она не простит ему посягательств в отношении родной сестры, к тому же миссис Харрингтон в пылу гнева назвала его продолжением своего отца.

После обвинений, мысленно озвученных матери и сестре, Бальтазар перешел к анализу собственных действий, но сначала словно оправдывал свои поступки, затем всё же объективно оценил происходящее. Он был не прав! Нет, всё то, что он изложил в воображаемых дискуссиях до этого, тоже является его умозаключением, однако теперь молодой аристократ включил последствия и собственных действий.

Его раздражал тот факт, что он позволял собой манипулировать малолетней интриганке и ее недалекому жениху. Как он мог всерьез воспринимать возможность жениться на ней? Как он вообще пришел к выводу, что именно Эстелла является его судьбой, предсказанной гадалкой? Только сейчас Бальтазар осознал, что им руководила страсть, ничто иное, как плотское желание. А ведь после женитьбы на ней он действительно мог бы пасть от рук нечестных преступников и так бы никогда и не встретился со своей суженой.

Бальтазара обуял ужас и первобытный страх, потом горячая ненависть и ярость ко всем, даже к покойной тете Маргарет. Однако усталость от дороги и сонливость постепенно привели его к долгому и крепкому сну в неудобной карете. Окончательно проснулся он лишь тогда, когда за окном стали открываться знакомые пейзажи.

Первым навстречу хозяину вышел дворецкий О’Теренс. Он поприветствовал сэра Барроу и окликнул двух лакеев, чтобы те помогли разгрузить багаж господина. В глазах слуг сквозила преданность. Как долго Бальтазару не хватало такого взгляда. Но теперь он дома, в кругу пусть не родных, но близких ему людей, способных пожертвовать своими интересами ради него.

– Мы предполагали, что Вы приедете не один, сэр Барроу, – монотонно озвучил О’Теренс, придерживая входную дверь перед хозяином.

Он умел безупречно владеть тоном своего голоса, не выдавая истинных чувств и эмоций. Настоящий англичанин пусть и ирландского происхождения.

– Миссис и мисс Харрингтон не пожелали покидать остров Уайт, – улыбнувшись, ответил Бальтазар, намеренно обойдя обозначения родственных связей с матерью и сестрой. – Думаю, тем лучше для всех.

– Уверен в этом, – отозвался дворецкий. – Сэр Барроу, намедни в графство приехала чета Эшби, и ее глава лорд Эшби отправил для Вас визитку с приглашением на ланч в любой удобный для Вас день.

– Господи! Это тот персонаж, который дружил с отцом в детстве и обзывал тетю Маргарет «не королевой Марго»? – рассмеялся хозяин.

– Вполне возможно, поскольку его лакей намекнул о дружеской связи своего господина с Вашим отцом.

Бальтазар прошел в гостиную и попросил служанку сначала принести ему чаю с сэндвичем, а после коробку с личной перепиской отца, которая хранилась в кабинете. Ключ от данной коробки всегда был при Бальтазаре, поэтому он не беспокоился за сохранность ее содержимого.

Последнее письмо от почтенного джентльмена было датировано 29 июня 1840 года. В нем лорд Эшби писал, что устал от волнений чартистов, а также напуган покушением на жизнь Королевы Виктории, которое произошло 10 июня сего года от рук какого-то безработного, который промахнулся целых два раза, видимо от голода. «Чует мое сердце, что покушения на ее жизнь повторятся еще не единожды», – писал размашистым почерком друг детства.

– Да, Ваша интуиция Вас не подвела, – хмыкнул младший Барроу и продолжил чтение.

«Нашей малышке Вивиан уже скоро 7 лет, и мы с Мэри решили отдать ее на воспитание монахиням в одно Аббатство, где по слухам спокойно, и мы можем не волноваться за ее жизнь вплоть до 18-летия. Как ты знаешь, рабочие не очень мне благоволят, да и я ничего не сделал для остановки безработицы в нашем графстве. Как итог, они угрожают моей семье и подбрасывают анонимные угрозы, в том числе в спальню Вивиан. Догадываюсь, что наши слуги также приложили к этому руку».

На этом переписка отца с лордом Эшби обрывается.

Бальтазар написал короткий ответ, где выразил признательность за приглашение и с удовольствием наведается в поместье Роуз-Гроу в пятницу на обед.

* * *

Как только гость вошел в дом, его обоняние тут же уловило разнообразную смесь индийских благовоний. Он безмерно обрадовался тому, что, не смотря на свои путешествия в составе Ост-Индской компании, отец никогда не привозил индийские специи и благовония в подарок домочадцам, чем облегчил детство единственному отпрыску.

– Позвольте Вашу шляпу и зонт! – прервала его мысли кроткая служанка, которая по какой-то причине не надела передник горничной.

– Да, благодарю. Прошу провести моего кучера в помещение для слуг и накормить его.

Бальтазар передал служанке вещи и прошел в гостиную. Не успел он переступить порог, как его тут же окружили члены семьи Эшби.

– Мой дорогой мальчик! Как ты вырос! – громовым голосом поприветствовал хозяин поместья.

– Вы очень похожи на своего отца, – произнесла леди Эшби и протянула руку. – Прошу Вас, располагайтесь там, где Вам будет удобно!

– С Вашего позволения я присяду на кресло, – ответил гость и оглядел гостиный зал.

«Роскошь и аристократизм в каждом предмете интерьера», – поймал себя на мысли Бальтазар.

– Иви, милая, сообщи, пожалуйста, миссис Олдри, что уже можно накрывать на стол, – попросил лорд Эшби юную особу, на которую гость только сейчас обратил внимание.

Внешность дочери отцовских друзей Бальтазару сразу не понравилась. Детство в монастыре, видимо, негативно сказалось на чертах ее лица и походке. «М-да, если чета Эшби пригласила меня лишь за тем, чтобы познакомить с ней, – подумал сэр Барроу, – то лучше в самом начале дать им понять о тщетности любых попыток нас соединить».

– Что ж, мой дорогой мальчик! Если ты успел проголодаться, то прошу к столу, – призвал хозяин поместья своего гостя и членов семьи. – Пройдемте в обеденный зал!

Усаживаясь за стол, Бальтазар обратил внимание на служанку, которая открывала ему дверь. В присутствии господ она позволяла себе беззастенчиво улыбаться лакею и помогала тому надеть тугие белые перчатки, потом в свободной форме обмолвилась парой фраз с господской дочерью и… села за обеденный стол напротив него.

Гость не мог скрыть удивления и, широко открыв глаза и рот, уставился сначала на нее, потом на лорда Эшби. А сама девушка лишь лучезарно улыбнулась ему, обнажив белые ровные зубы. Удивительно, но форма рта и качество зубов служанки были намного здоровей, нежели у Вивиан Эшби.

Когда все, наконец, уселись, Бальтазар всё же осмелился спросить у хозяев, по какой причине они позволяют прислуге обедать вместе с ними и разрешают пренебрегать униформой. Дескать, он тоже уважает и в некоторой степени привязан к своим слугам, однако умеет держать с ними дистанцию, чтобы не допустить панибратства и фамильярности в отношениях с господами.

Чета Эшби с минуту смотрела на него недоуменным взглядом, после чего оглядела присутствующих за столом и решила поинтересоваться у гостя, какой конкретно слуга позволил себе превысить служебное положение, пока они были отвлечены беседой друг с другом. Сэр Барроу пронзительно посмотрел в сторону дерзкой горничной и нарочито кашлянул, в ответ на что она обратилась к лорду Эшби со словами:

– Отец, мне кажется, наш гость имеет в виду меня, – и слегка посмеялась.

– Отец? – переспросил Бальтазар, давясь собственной слюной.

– Да, это моя дочь Вивиан, сэр Барроу! – ответил хозяин дома и тоже рассмеялся. – Простите, а с чего Вы взяли, что это служанка?

– Боюсь, это моя вина, отец, – вмешалась девушка и вновь улыбнулась гостю открытой улыбкой. – Я открыла ему входную дверь и любезно попросила шляпу и зонт. После чего сэр Барроу дал мне поручение провести его кучера в дом, а я не стала его поправлять.

– Что ж, тогда это простое недоразумение, поэтому давайте посмеемся и продолжим, наконец, есть! – громогласно заявил глава семейства и ткнул вилкой в сочный кусок баранины.

– Прошу прощения, мисс Эшби! – озадаченно взглянув на нее, извинился Бальтазар. – Но всё же, кем тогда приходится Вам эта молодая особа? – спросил он у лорда Эшби, указав на вторую девушку за столом, которую они именовали как некую Иви.

На этот раз рассмеялась хозяйка поместья, пояснив, что Сильвина Шоу приходится ей племянницей, дочерью ее старшей сестры, и она гостит у них, пока родители путешествуют по Европе. Они еще раз попросили у сэра Барроу извинения за то, что ввели его в заблуждение, не представив молодых особ, потом все вместе посмеялись над ситуацией и с удовольствием вернулись к приему пищи.

 

Глава XI

Вивиан Эшби вела себя безукоризненно в глазах Бальтазара. Она играла на пианино, рассказывала веселые истории или цитировала английских классиков именно тогда, когда ее просили об этом. Всё в ее внешности и действиях говорило о благородном происхождении, в отличие от кузины. Сильвина Шоу явно не умела подать себя, была закомплексована и задорно смеялась над шутками дяди исключительно ради того, чтобы сделать лорду приятное, нежели из понимания сути тонкого английского юмора.

После обеда в поместье Роуз-Гроу гость еще дважды принимал пищу у Эшби: за ланчем и ужином. Его никак не хотели отпускать домой, поскольку сэр Барроу «был очаровательным собеседником» и «прекрасным компаньоном для игр». После ужина он согласился сопровождать мисс Эшби в прогулке по саду.

Девушка явно не старалась завоевать его сердце, что не давало Бальтазару покоя. Он всячески потворствовал ее идеям по времяпрепровождению, однако ответной реакции от хозяйской дочери не получал. Вивиан легко и непринужденно передвигалась по саду, не оглядываясь на спутника, словно его присутствие ее ничуть не волновало. Ее юность и свежесть являлись ценной монетой, поэтому ей не было необходимости останавливаться на сэре Барроу в качестве единственного варианта будущего супруга.

Все же в какой-то момент гость решился прервать молчание и попросил мисс Эшби присесть с ним на скамейку, чтобы побеседовать.

– Скучали ли вы по родным в Монастыре? – спросил он, выказывая полную готовность выслушать собеседницу.

– Первое время – да, но позже так подружилась с остальными воспитанницами, что не хотелось уезжать. Вы можете посчитать мои слова лицемерием, но это правда. Бывало, что мы засыпали голодными или мерзли во сне под тонким одеялом, однако ни одна моя подруга никогда не жаловалась на плохую заботу от наших настоятельниц. Все они учили и оберегали нас с тем же трепетом, что воспитывали бы собственных детей. В этом я уверена.

– Как же Вам удалось сохранить такую живость, свежесть лица и сияние глаз в подобных условиях?

– Молодость на моей стороне, сэр Барроу, – улыбнулась спутница и вдохнула аромат роз, едва распустившихся на кустарнике рядом со скамьей. – А Вы?

– Что я, мисс Эшби?

– Как Вам удается сохранять интерес к жизни, успев разочароваться в институте брака? – вдруг спросила девушка и пронзительно взглянула на Бальтазара.

– По… почему Вы решили, что я в нем разочаровался? – удивился гость.

– Это ни для кого не секрет в нашем графстве, сэр Барроу, – уверенно заявила Вивиан. – Видите ли, до Миддлсекса дошли слухи, что даже родство с Вашей сестрой не могло остановить Вас на пути к блаженству.

Собеседник изменился в лице и сначала хватал ртом воздух, опешив от прямолинейности юной леди.

– Вы ввели меня в ступор, мисс Эшби, – признался он и пытался успокоить биение своего сердца.

– Догадываюсь об этом. Тем не менее, я не имела целью расстроить Вас. Простите меня за дерзость.

– Ваши извинения принимаются. Однако позвольте спросить, откуда до Вас дошла подобная информация?

– Не беспокойтесь, родители не знают об этих сплетнях. Думаю, что и соседи не в курсе. На самом деле я узнала об этом от одной из воспитанниц в Аббатстве. Она является младшей сестрой одного офицера, который проходит службу на острове Уайт…

– Не продолжайте! – перебил ее Бальтазар и встал, намереваясь уйти.

Но девушка остановила его, едва коснувшись перчатки, которую он держал в руке.

– В действительности я не верю словам Марджори Фитц. Ваша репутация недосягаема, как обмолвились мне однажды родители.

– Надеюсь, в хорошем смысле? – поинтересовался спутник, вновь присаживаясь на скамью.

– Нет ни одной семьи в графстве, да думаю и в целом в Англии, которая не хотела бы с Вами породниться, сэр Барроу. Однако, буду с Вами честна, – я не в их числе.

Бальтазар старался унять свой гнев. Да, как смела эта наглая девчонка говорить с ним в таком тоне? То она останавливает его, готового покинуть этот негостеприимный дом, то вновь оскорбляет своим пренебрежением!

– Почему же, позвольте спросить? Я кажусь Вам не слишком богатым или красивым?

– Отнюдь. Увидев Вас впервые, я поймала себя на мысли, что не видела еще ни одного столь же прекрасного и статного джентльмена…

– Поэтому и готовы отказаться от такого желанного приза, боясь, что не соответствуете ему? – с сарказмом спросил сэр Барроу.

Собеседница улыбнулась и дала ответ, который в очередной раз возвысил ее в глазах Бальтазара.

– Именно так, – произнесла она спокойно. – Уже в тот момент я решила, что предпочту тихое и долгое счастье рядом с нетитулованным и небогатым трудягой, чем яркое и короткое, пусть даже с благородным аристократом, в тени его предыдущих жен.

Потом она встала и протянула спутнику руку для поцелуя.

– Желаю Вам доброго вечера, сэр Барроу!

В этот момент в беседку сада вошла Сильвина Шоу и пригласила кузину наверх, чтобы помочь ей с моционом перед сном. Сам гость попрощался с хозяевами Роуз-Гроу и получил от них приглашения на последующие вечеринки от семьи Эшби. По дороге домой он раздумывал над тем, является ли его заинтересованность дочерью старых друзей отца искренней, или же просто задето его самолюбие, и последующие ухаживания за ней будут ничем более, чем ответом на её вызов. Однозначного ответа у Бальтазара не было.

* * *

Последующие несколько недель хозяин Барроу-хаус провел в Бате на лечении как физическом, так и духовном. Он решил находиться подальше от объекта своих метаний и позволить разуму и сердцу самим определиться, стоит ли Вивиан Эшби его внимания или нет.

По прошествии двадцатого дня Бальтазар не выдержал и вернулся в Миддлсекс, поскольку понял, что неистово скучает по бывшей воспитаннице монастыря. Совместно с ее родителями он организовал грандиозный Бал в Роуз-Гроу, куда были приглашены все девицы на выданье от 16 лет и старше. Там он убедился, что мисс Эшби затмевает остальных представительниц прекрасного пола, и подошел к ней, чтобы пригласить на танец.

Однако она повернулась к нему и сообщила, что следующие три танца согласно ее бальному блокнотику уже заняты, а после них она намеревается насладиться летним вечером под руку со своей кузиной Иви.

– Но Ваши родители организовали этот Бал большей частью для Вас с Сильвиной, – возмутился Бальтазар. – И Вы не должны его покидать, пока мероприятие не закончится.

– Боюсь, здесь и без нас с кузиной хватает юных леди, которые, к слову, еще не ангажированы ни на один танец. Думаю, Вы их очень выручите, сэр Барроу, если пригласите каждую, – едва сдерживая улыбку, ответила дочь хозяйки.

– Мне на минуточку показалось, что Вы играете со мной, мисс Эшби, – с безупречным хладнокровием произнес собеседник. – Но так и быть, я, пожалуй, действительно приглашу на танец юную особу, которая грустно стоит в углу и ждет, когда ее ангажируют хотя бы на один танец.

С этими словами аристократ повернулся и направился в сторону Сильвины Шоу, с нескрываемой радостью принявшей предложение Бальтазара и танцевавшей с ним весь вечер, позабыв об обещании, данном кузине. Поскольку остальные кавалеры также были осведомлены о намерении Вивиан Эшби покинуть Бал после трех танцев, то больше никто ее и не приглашал.

А сама она тщетно пыталась привлечь внимание двоюродной сестры, чем рассмешила остальных барышень графства, готовых на все ради танца с сэром Барроу. Они злорадно шушукались друг с другом, бросая полные сожаления взгляды в сторону дочери лорда Эшби. По окончанию Бала виновник девичьих интриг поцеловал руку запыхавшейся, но счастливой мисс Шоу, и покинул Роуз-Гроу, не попрощавшись с ее кузиной.

Как ни старалась Вивиан убедить себя, что ее абсолютно не тронула произошедшая ситуация, однако обида на саму себя и Сильвину долго не позволяла ей сомкнуть глаза. Крепкий сон оздоровил бы ее нервы, но хорошая память вновь и вновь переносила мисс Эшби на неудавшийся для ее репутации Бал.

 

Глава XII

Прошло несколько дней, и однажды она столкнулась с Бальтазаром в магазине шляпок на Центральной площади. Он сухо поприветствовал ее и продолжил общение с продавщицей, держащей в руках две шляпки разного цвета и фасона. Та старалась описать ему все нюансы и события, которые будут уместны именно для этой шляпки, но категорически не подходят для визита в другой.

В конце концов, покупатель обратился к Вивиан, спросив у нее, куда чаще всего ходит ее кузина, и какой цвет ей больше нравится. Но мисс Эшби изменилась в лице и попросила его выйти с ней на улицу.

– Зачем Вы делаете это? – выпалила она, прикрывая лицо веером.

– Что именно?

– Вы знаете что! Зачем играете чувствами Сильвины, хотя мы оба с Вами знаем, для чего всё это?

– И для чего же?

– Сэр Барроу! Я прошу Вас, не давайте моей сестре ложных надежд! Может быть она не слишком умна и дальновидна, но боль она испытывает точно так же, как все, и кровь у нее того же цвета, что и у Вас, – дрожащими губами произнесла Вивиан.

Она была так прекрасна в этот момент. Бальтазар невольно залюбовался гневным сиянием ее глаз и румянцем на щеках.

– Сэр Барроу! Вы слышите меня?

– Да, – коротко подтвердил он, вернувшись в реальность.

– Чего Вы хотите? Отомстить мне за равнодушие? Если так, то прошу не через Сильвину!

– Вам не кажется, мисс Эшби, что Вы о себе слишком высокого мнения? Вы действительно считаете себя привлекательней кузины и думаете, что интересуете меня больше, чем она? А не приходило ли Вам в голову, что я пригласил Вас на танец на Балу из жалости? И очень благодарен Вам за отказ, поскольку со спокойной душой смог уделить время мисс Шоу.

У собеседницы сошла краска с лица, и она стала оглядываться по сторонам, боясь лишнего внимания от невольных слушателей.

– Для меня Вы всего лишь бывшая воспитанница Монастыря, которой повезло родиться в богатой титулованной семье, – продолжал Бальтазар. – Вы ничего не добились, кроме самомнения. А теперь прощайте! У меня нет лишнего времени на пустые разговоры.

Удаляясь от униженной девушки, хозяин Барроу-хаус всё сильнее ненавидел себя. Как же задела его её уверенность в себе, что в порыве чувств он наговорил ей столько обидных слов. Какой дурак! И ведь она была права в том, что он намеревался использовать ее двоюродную сестру, и совершенно справедливо попыталась это пресечь.

Сама же юная особа осталась растерянно стоять возле магазина, ощущая на себе озадаченный взгляд продавщицы, до сих пор держащей в руках две элегантные шляпки.

С приходом августа Вивиан Эшби почти забыла о существовании Бальтазара Барроу, радовалась лету, посещала интересные выставки и скучала по Сильвине, вернувшейся в Саффолк к родителям.

Первое время леди Эшби при каждом удобном случае напоминала дочери о холостяке-аристократе по соседству, однако подчеркнутое безразличие последней помогло ей, наконец, понять, что попытки соединить их не увенчаются успехом.

Тем не менее, виновник пересудов не забывал о самой Вивиан и однажды решился написать ей письмо, которое вручил О’Коннолу с целью передачи из рук в руки. Мисс Эшби в это время читала сборник стихов на любимой качели во дворе и изрядно удивилась приходу камердинера сэра Барроу.

– Мой господин просил передать Вам, чтобы Вы не рвали письмо и не выбрасывали его без прочтения, – коротко сообщил слуга и тут же покинул Роуз-Гроу.

Вивиан и не собиралась избавляться от письма Бальтазара. Наоборот, ее обуяло столь сильное любопытство, что она не стала уединяться в своей комнате и вскрыла конверт прямо во дворе.

« Мисс Эшби, это не первая версия моего обращения к Вам, но последняя, которую я осмелился отправить. В первую очередь приношу Вам свои глубокие извинения за постыдную речь, не обдуманно брошенную несколько недель назад возле магазина шляпок миссис Грэйс. Я действительно сожалею о сказанном. К тому же, все, что я сказал тогда, не имеет отношения к истине. Я пригласил Вас на танец на Балу из желания, а не из жалости. И Вы для меня больше, чем бывшая воспитанница монастыря.

С надеждой на прощение, Ваш Б. Барроу ».

Вы также были правы в том, что я вознамерился уколоть Вас через мисс Шоу, и очень благодарен Вам за то, что своей решительностью Вы отвадили меня от столь постыдного поступка. Надеюсь, Вы не передали наш разговор своей кузине, и она не держит на меня обиды. Слышал, что ее родители вернулись из путешествия и забрали дочь с собой. Что ж, тем лучше для нее, хотя Вы, наверное, ощущаете отсутствие дорогой подруги.

Я не знаю, как описать мое отношение к Вам, но не буду слишком углубляться в тему, довольно для меня болезненную. Дело в том, что я ищу спутницу на всю жизнь, и думаю, что нашел её в Вашем лице. Меня всегда тяготила нелюбовь родителей друг к другу и страдания, которые они причиняли не только себе, но и мне. Именно поэтому, а не из праздности, я несколько раз женился, каждый раз надеясь, что нашел свою истинную любовь.

Дочитав откровенное письмо, Вивиан заметила, что вся дрожит. Возможно, причина в наступившей вечерней прохладе, но также может быть, что ее тронули слова отправителя. Она глубоко вздохнула и посмотрела в сторону Барроу-хаус. Деревья закрывали вид особняка, но она знала, что он там, и знала, что там сейчас Бальтазар. Конечно, мисс Эшби не была уверена, что любит надменного аристократа, но ей было важней, чтобы любили её, чем она.

Девушка зашла в дом и после ужина села за письменный стол, чтобы выразить свой ответ на бумаге. Она не стала признаваться в несуществующей любви к адресату, лишь намекнула, что испытывает своего рода симпатию к Бальтазару, а её родители были бы не прочь с ним породниться, естественно через дочь.

Вивиан без утаивания изложила все свои за и против этого брака с её точки зрения. Так, среди плюсов замужества она видела независимость от отца, счастье материнства после рождения совместных детей, уважение друзей и соседей и зависть подруг, возможность управлять слугами в качестве полноправной хозяйки, безопасность в доме супруга, поскольку из-за проблем лорда Эшби с безработными ей пришлось десять лет провести в Монастыре.

Минусами же брака с сэром Барроу она назвала его состоятельность по праву рождения, а не в результате собственных усилий и опыта зарабатывания первичного дохода. Да-да, богатство Бальтазара она включила не в плюсы, а в минусы брака с ним. Кроме того, ей не нравился его эгоизм, самовлюбленность и неспособность воспринимать критику в свой адрес. Также она не забыла напомнить ему о постыдном посягательстве на честь родной сестры, хотя просила прощения, если подобные сплетни являются клеветой.

Так началась переписка между предполагаемыми женихом и невестой. Со временем ответы мисс Эшби стали намного теплее, что не ускользнуло от внимания владельца Барроу-хаус. Он отмечал для себя игривый тон ее изложений и видел, как искренне она улыбается при виде него на званых обедах в Роуз-Гроу. В итоге родители Вивиан разоблачили их тайную платоническую связь и попросили дать, наконец, согласие на официальное оповещение в газету об их помолвке.

9 сентября 1852 года сэр Бальтазар Барроу и мисс Вивиан Эшби сыграли блистательную свадьбу в фамильном особняке новоявленного супруга. На празднестве присутствовало практически всё графство Миддлсекс, не явилась только кузина невесты Сильвина Шоу. Причинами отказа она делиться не стала, но отправила молодоженам трогательную открытку с поздравлениями.

Лорд и леди Эшби не скрывали своего счастья и всепоглощающего удовлетворения от происходящего. Направо и налево они хвастались перед гостями тем, какую чудесную партию составила их обожаемая дочь первому холостяку графства. Их нельзя винить в излишней эмоциональности, поскольку многолетняя разлука с дочерью в итоге смягчила их характер, и с момента ее приезда они превозносили все достижения девушки и успехи.

Больше родителей мисс Эшби радовался только её супруг сэр Барроу. Он смотрел на жену с гордостью и уважением и был уверен, что нашел свою судьбу, теперь можно вздохнуть с облегчением, не боясь больше разочарованных взглядов юных девушек, оставшихся по его вине бывшими женами.

 

Глава XIII

Вивиан лежала на постели вся в испарине и со слезами на глазах. Повитуха требовала от нее тужиться сильней, но вторые сутки родовых мук совсем измотали леди Барроу, и она лишь беззвучно плакала.

– Да, сделайте же что-нибудь! – в исступлении кричал будущий отец. – Вы её смерти хотите?

– Я пытаюсь спасти и мать, и дитя, – кряхтя, озвучила старая женщина, которая принимала роды еще у матери Вивиан.

– В первую очередь Вы должны спасти мою жену!

– Нет! – завопила роженица. – В первую очередь я хочу живого, здорового и невредимого ребенка! Для меня он важней всего на свете!

Бальтазар подошел к ней и поцеловал в лоб.

– Дорогая, у нас с тобой еще будут дети, родная. Главное, чтобы ты выжила и чувствовала себя в порядке.

– Я буду в порядке, когда увижу своего новорожденного плачущего ребенка у себя на груди! – вспылила леди Барроу и велела мужу удалиться.

Он нехотя исполнил её приказ, но уже вскоре услышал сначала странную возню и суету за дверью в спальне, а затем детский крик. «Слава Богу!» – вздохнул он с облегчением и вошел. Повитуха как раз вынимала послед, при виде которого Бальтазара вырвало на ковер.

– Такое бывает, – пробурчала старуха и ушла, прихватив с собой грязные тряпки и свои инструменты.

– Посмотри на него! – с нежностью произнесла супруга и приподняла голову малыша. – Правда, это самое прекрасное чудо на свете?

– По мне так сморщенный пунцовый кусок мяса, – брезгливо ответил новоиспеченный отец.

– Какой же ты бесчувственный! Если бы у меня были силы, я бы бросила в тебя лампой.

– Для меня самое главное, что ты чувствуешь себя хорошо, моя леди Барроу.

– А самочувствие сына? Для тебя оно что-то значит?

– Конечно, значит, милая. Просто сейчас я несколько дезориентирован происходящим, – оправдывался Бальтазар.

– Пошли за моими родителями! Они хотя бы не испортят мне настроение своим безразличием!

Хозяину Барроу-хаус не нравилось, что жена позволяет себе повелевать им и выливать на него агрессию, однако, списав все на послеродовой психоз, он всё же послал за лордом и леди Эшби.

* * *

– Это самый прекрасный малыш на свете! – нарочито раскидывая руки, протянула состоявшаяся бабушка. – Как Вы назовете дитя? – спросила она у Бальтазара.

Он же с абсолютно равнодушным выражением лица посмотрел на супругу.

– Мы еще не приняли обоюдное решение, мама. Но я склоняюсь к Артуру или Чарльзу.

– Бог мой! Как избито, – пробурчал дедушка и предложить назвать внука Генрих в честь бывшего короля Англии из Тюдоров.

– Сейчас, конечно, самое время, чтобы давать ребенку столь неоднозначное имя, папа! – вспылила леди Барроу. – В конце концов, это наш сын, и мы сами наречем его.

– Что-то я не услышал ни одного предложения от твоего супруга, дорогая, – рассмеялся лорд Эшби.

Бальтазару было неловко стоять, словно истукану, когда его персону так живо обсуждают, и он озвучил имя Генри как самое подходящее и являющееся компромиссом между Генрихом и Чарльзом.

– Отлично, мой мальчик! Тогда я смогу называть внука в кругу семьи Генрихом, и никто не посмеет мне слова сказать поперек. Верно?

– Верно, папочка, – вмешалась леди Барроу. – На этом предлагаю закрыть данную тему и перейти к обсуждению слуг.

– А что такое, милая?

– Дело в том, мама, что прислуга в имении моего супруга несколько нерасторопна, в связи с чем я хочу переселить Сесилию в Барроу-хаус на место моей камеристки и компаньонки.

– Но, милая, это самая быстрая горничная в Роуз-Гроу! Я не могу проститься с ней.

– Вирджиния, перестань! Если дочери требуется одна из наших служанок, то пусть забирает! – громогласно заявил лорд Эшби.

– Ну, хорошо, – нехотя согласилась мать. – А что насчет кормилицы для Генри?

– Моему сыну не требуется кормилица. Я и сама в состоянии покормить его своим молоком.

– Но, дорогая! Как какая-нибудь крестьянка?

– Я не знаю, что найденная тобой кормилица использует в пищу, мама. А мое питание говорит о пользе материнского грудного молока.

– Эта беседа совсем не для мужских ушей! – громко произнес новоиспеченный дед и вывел зятя из комнаты. – Скажи мне, мой мальчик, как у Вас с Вивиан обстоят финансовые дела?

– Что Вы имеете в виду, лорд Эшби? – опешил Бальтазар.

– Просто Вы не покупаете обновок моей дочери, не нанимаете дополнительных слуг в поместье, и ей приходится одалживать нашу горничную.

– Уверяю Вас, Уильям, с доходами у меня все в порядке. По поводу гардероба спросите у своей дочери, это ее личное дело. А нашу семью я могу обеспечить.

– Очень рад это слышать, – хмыкнул тесть и похлопал владельца Барроу-хаус по плечу.

После ухода четы Эшби супруг не осмелился тревожить недавно родившую жену намеками её отца и, поцеловав новорожденного Генри в лоб, удалился в свой кабинет. Через час к нему зашел О’Теренс и передал визитную карточку от некоей дамы, которая ожидала в прихожей.

– Мисс Харон. Хм, не знаю такую, но пусть войдет, – велел Бальтазар и с интересом стал ожидать.

Через несколько минут он услышал стук каблучков по деревянному настилу и ощутил запах цветочных духов еще до входа незнакомки в кабинет. Дверь открылась, и в помещение вошла молодая стройная женщина в темной шляпке с вуалью, прикрывающей пол лица, и темных ажурных перчатках. На ней было платье до колен с поясом то ли черного, то ли темно-синего цвета. Странный выбор, если учитывать, что на дворе конец июня, и все барышни, наоборот, стараются наряжаться в светлые и яркие одеяния.

Она поблагодарила чужого дворецкого и сказала, что его помощь ей больше не требуется, и он свободен. Потом заперла дверь, не торопясь снимать свою ладонь с медной ручки. Звук её шагов эхом отдавался в кабинете до тех пор, пока она не села в кресло напротив хозяина дома.

– Чем могу быть полезен? – спросил он заинтересованно.

– Вы не помните меня, сэр Барроу?

– К сожалению, у меня не очень хорошая память на лица, тем более, когда эти лица наполовину спрятаны, – с улыбкой ответил Бальтазар.

– Да, пожалуй, я несколько изменилась с нашей первой встречи, но нашу беседу, думаю, Вы должны помнить.

– О чем же мы говорили?

– О любви, судьбе и счастье, – произнесла незнакомка, не отводя глаз с собеседника.

А тот, в свою очередь, изменился в лице, догадавшись, кто перед ним.

– Не думал, что когда-нибудь смогу убедиться, как из гадкого утенка можно превратиться в прекрасного лебедя. Сколько Вам сейчас лет? Ведь тогда Вы были еще девочкой?

– Да, девочкой тринадцати лет, – подтвердила гостья. – Сейчас мне семнадцать.

– Кгхм, что же привело тебя сюда снова? – обдумывая, чем она может его шантажировать, спросил Бальтазар.

Собеседница рассмеялась, словно прочитав мысли оппонента.

– Не беспокойтесь, сэр Барроу! Чем я могу Вас шантажировать? Тем, что когда-то погадала Вам на ладони?

– Тогда я не понимаю, зачем ты здесь?

– Боюсь, мне нужно предупредить, что Вы можете ошибиться выбранной дорогой и свернуть не туда в своем пути.

– Что это значит?

– Целью Вашей жизни ставился поиск единственной возлюбленной, предначертанной Вам судьбой, с которой Вы будете создавать семью.

– Я и следую этому пути. Именно поэтому женился в прошлом году на любимой женщине, и у нас с ней родился ребенок.

– Я знаю, что накануне у Вас родился сын. Это меня и встревожило.

– Что именно? Хотя постой! Откуда ты узнала о рождении моего ребенка? Ведь он родился только вчера! Ты что следишь за моей жизнью?

– Вы забываете, что я ясновидящая, сэр Барроу, – многозначительно отметила незнакомка.

– Допустим. Так что же тебя встревожило в том, что на свет появился наследник Барроу-хаус?

– А то, что Вы не должны были продолжать род, не убедившись в том, что женщина рядом с Вами является именно той женщиной, которая предначертана Вам судьбой, которая является именно Вашей половинкой среди миллионов женщин и которая так же, как и Вы, поймет, что именно с Вами она проведет века.

– Очень странное изречение, но может это лишь особая форма твоей речи, чтобы добавить себе значимости. Не суть. Так вот сообщаю тебе, что леди Вивиан Барроу, в девичестве Эшби, и есть моя единственная, предначертанная судьбой.

Гадалка хмыкнула, чем рассердила собеседника.

– И впредь прошу больше не являться в мое поместье без приглашения! – гневно бросил Бальтазар. – Более того, вообще не являться сюда! Твои экстрасенсорные способности понадобились мне лишь раз, а дальше я сам решаю, как прожить свою жизнь. Ты мне не указ! Убирайся!

На звонок хозяина явился дворецкий и любезно выпроводил незваную гостью. Однако владельца имения это не успокоило, поскольку высказанные шарлатанкой обстоятельства и аргументы намекали на то, что его третья жена не является той девственницей, на которой он остановится. Кроме того, если расшифровать пояснения ясновидящей, то рождение детей предусмотрено на его роду именно с последней представительницей женского пола, либо что-то иное, но что именно ускользнуло от его внимания.

Уняв свои нервы, сэр Барроу, наконец, поднялся наверх и присоединился к любимой женщине с сыном. Они мирно сопели в теплой кровати под уханье ночных сов, объявивших охоту уличным грызунам. Супруга проснулась от его прикосновения.

– Который час, Бальтазар?

– Это не важно. Поздно. Я просто хотел спросить у тебя кое-что. Скажи, ты любишь меня?

– Разумеется, люблю за то, что ты подарил мне это чудо, – прошептала Вивиан, с нежностью глядя на Генри.

Муж разочарованно вздохнул и покинул спальню.

 

Глава I

Последующие несколько месяцев вплоть до зимы прошли у Бальтазара, словно во сне или в тумане. Он ел, скакал на коне, говорил и двигался, но как-то на автомате. Молодая мать не замечала этого, потому что была занята только малышом. Её интересовали интервалы приема пищи Генри, его отрыгивания и колики, время сна и игр, – всё, что угодно, касающееся сына, но не отца.

Супруг лишь раз пытался напомнить ей об исполнении супружеских обязанностей и нарвался на обвинения в эгоистичности и безразличии к собственному ребенку. В конце концов, он просто перестал обращать на себя её внимание, что ничуть не тревожило леди Барроу. Все её разговоры в доме родителей, при визитах друзей или на прогулках с подругами сводились к обсуждению любимого чада.

Постепенно чувства Бальтазара к ней остыли, страсть потухла, а любовь… возможно, любви никогда и не было, по крайней мере, со стороны Вивиан. Всё чаще хозяин Барроу-хаус стал прикладываться к графину с виски, чтобы хоть немного уйти от реальности и заглушить душевную боль. Он знал, что это конец их отношений, но пытался оттянуть неизбежное.

Ему не пришлось ничего объяснять чете Эшби после совместно проведенного пикника в честь первого дня рождения Генри. Леди Барроу взяла всё на себя: поговорила с родителями, собрала свои вещи и переехала. Единственным условием, которое она поставила в самом начале, была единоличная опека над сыном. Конечно, Бальтазар имел право посещать сына, играть с ним и участвовать в воспитании. Впрочем, отца это не сильно беспокоило, ведь он действительно был равнодушен к маленькому отпрыску.

В сентябре 1854-го года в газетах появилась официальная отметка о разводе сэра Бальтазара Барроу и миссис Вивиан Эшби. От гнева и безысходности он решил присоединиться к политической кампании против Российской Империи, хотя отлично понимал, для чего всё делается. Русских просто боятся! Боялись всегда и будут бояться! Даже лорд Эшби еще при праздновании Рождества 1853 года заявил гостям, что Англия вновь от жадности пытается чужими руками сломить Россию, но ничего из этого не выйдет.

Великобритания стремилась к вытеснению России с черноморского побережья Кавказа, из Закавказья и Северной Америки. Император Франции Наполеон III, хотя и не разделял планов англичан по ослаблению России, считая их чрезмерными, поддержал войну с Россией как реванш за 1812 год и как средство укрепления личной власти.

– Русские – самая сильная нация в мире! – после пяти стаканов скотча воскликнул тесть. – Никакой северной Америке их не догнать! Мы и чертовы американцы лишь можем кусать локти и науськивать другие страны выступить против Величайшей Империи! Какой позор, какой позор, что мы родились в этой стране, – окончил он свой монолог и под уговоры жены покинул в сочельник натопленную камином гостиную.

* * *

Бальтазара назначили Капитаном корабля, отплывающего через несколько дней в Евпаторию, где располагался штаб наступления. Позже его команда двинулась к Севастополю. Все эти названия радовали его слух своим отличием от холодных звуков, обозначающих английские графства. Капитан Барроу жалел юных офицеров, которые из патриотизма или фанатизма вступали в армию, рассуждая о благородных намерениях. Глупцы…

На крымских берегах было довольно тепло. Они омывались морем, которое почему-то называется Черным, хотя оно манило южной синевой, бирюзой и временами малахитовой изумрудностью. Его армия представляла собой сбор деревенских ребят, вчерашних детей фермеров и арендаторов. Многопушечные фрегаты высаживали солдат французского, английского и турецкого флота, так что лагерные палатки тянулись на многие мили.

Бальтазара поселили в одном из евпаторийских домов вместе с другими офицерами, с которыми он свел знакомство, едва ступив на борт корабля. Вечерами они зачитывали письма от любимых жен и хвастались друг перед другом их изображениями. Только Капитану Барроу нечем было парировать, его никто не ждал на мирной земле, ему никто не писал. Иногда солдаты спрашивали его о жене и детях, но он всегда переводил тему разговора в русло войны.

С некоторыми офицерами путешествовали их жены: прекрасно воспитанные английские леди, которые, тем не менее, не падали в обморок от грома пушек и свиста пуль. Во время битв они находились далеко от эпицентра военных действий, поэтому непосредственная опасность им не угрожала. Но с каким восхищением эти леди смотрели на своих мужей после каждой атаки! Как они любили их и гордились ими! Бальтазар с белой завистью смотрел на идиллию подчиненных. Ему же еще только предстояло найти ту единственную, которая вот такими глазами будет смотреть на него и восхищаться мужем.

С наступлением зимы он стал сомневаться в красоте и великолепном климате Крыма. Кажется, англичане встали на те же грабли, что и Наполеон в свое время. Сама природа вступилась за царя Николая, помогая ему защищать свою крепость. Уже долгое время Севастополь был в осаде, но русские не сдавались. Барроу был не в силах продвинуться дальше, все чаще вспоминая слова бывшего тестя о стальном русском характере. Когда-нибудь весь мир преклонится перед русским народом. Этого не избежать.

Битвы шли с переменным успехом. Мужество солдат и с той, и с другой стороны поражало, хотя Россия одна сражалась против всех остальных, и не она была инициатором войны. Бальтазару казалось, что союзная мощь сметет все на своем пути, что победа Англии заложена в цвете их мундиров, красных как кровь, в гордости английских флагов и четком марше полков. Только когда он столкнулся с иной силой и мощью, он понял, как ошибался. Севастополь был в осаде уже много дней, а сдаваться и не думал. Сейчас ему казалось, что все ждут ошибки противника, которая позволит победе свершиться. Но пока эта ошибка не сделана, тупиковая ситуация сохранится.

После того, как в январе следующего года к союзникам примкнула Сардиния ради получения в итоге Венеции и Ломбардии, отобранных у Австрии, а в феврале скоропостижно скончался Российский Император Николай I. и престол унаследовал его сын Александр II., Капитан Барроу передал свои полномочия самому талантливому офицеру из числа ответственных приверженцев флагу Короны и покинул недружелюбные земли. Бессмысленность войны для него, бесконечный холод и искренне уважение к русским заставили Бальтазара пересмотреть свои жизненные принципы и вернуться в отчий дом. Осуждать из командования его никто не стал, удерживать тоже, поскольку и без Бальтазара Барроу воинов вполне хватало.

Дома его как всегда встретили слуги. Миссис Эшби вместе с сыном не смогли прийти из-за недомогания. В любом случае бывший супруг их и не ждал. Внешне за полгода он не слишком изменился, однако несколько потерял в весе, что придавало ему моложавости.

Пару месяцев он приходил в себя, часто просыпаясь в поту из-за снов о войне. За все это время Вивиан с Генри так и не появлялись. «Что было, то прошло», – подумал Бальтазар и больше не отправлял сообщений с приглашением его навестить.

Тем не менее, в один апрельский день к нему все же наведались гости. Ими были супруги Шоу вместе с дочерью Сильвиной. Они продали дом в Саффолке, чтобы перебраться поближе к родственникам, в частности, к сестре леди Эшби.

– Очень рады с Вами познакомиться, сэр Барроу! – воскликнул мистер Шоу, взяв чашку с подноса. – Говорят, Вы воевали в Крыму! Какая честь для нас!

– Особой чести в этом нет, мистер Шоу. К счастью, преднамеренное убийство людей легально лишь на войне. Правда, от этого не легче.

Дамы солидарно кивнули хозяину Барроу-хаус и перевели тему разговора в более мирное русло.

– Очень жаль, что Вы расстались с моей кузиной, – дрожащим голосом произнесла Сильвина, не решаясь взглянуть Бальтазару в глаза.

– Возможно, жаль только Вам, мисс Шоу. Вивиан особого огорчения по этому поводу не проявила.

– Тем лучше для Вас обоих и для маленького Генри, – вмешалась миссис Шоу. – Главное в таком деликатном деле расстаться друзьями.

– Сэр Барроу, будете ли Вы так любезны принять наше приглашение на новоселье? – спросил гость, смакуя булочку с джемом. – В нескольких милях от Вас мы приобрели роскошный особняк и хотели бы узнать Ваше мнение.

Бальтазару хотелось уточнить, будут ли присутствовать на этом новоселье бывшая жена вместе с родителями, но он лишь поблагодарил гостей за приглашение и обещал явиться. Сильвина, наконец, подняла глаза и встретилась с ним взглядом, отчего тут же густо раскраснелась. Она похорошела за несколько месяцев: угловатость пропала, появились формы, а лицо и волосы засияли.

– Мисс Шоу, еще чаю? – дразня, осведомился владелец дома, отлично видя, что к напитку юная леди даже не притронулась.

– О, нет, что Вы, сэр Барроу! – воскликнула Сильвина, дрожащими руками поднося чашку к губам.

Много времени прошло с того злополучного Бала, где из мести Бальтазар целый вечер танцевал с ней, но она так и не поняла, что ее использовали. Бедная девочка. Не было сомнений, что она влюблена в него, и, скорей всего, уговорами заставила родителей переехать в Миддлсекс. Было также понятно, почему кузина Вивиан не приехала на ее свадьбу. Она бы не сумела скрыть своей привязанности к жениху двоюродной сестры. А после их развода появилась надежда, и мисс Шоу решила воспользоваться предоставленным судьбой шансом.

 

Глава II

Новый дом семьи Шоу был великолепен, поскольку продавал его обанкротившийся граф Томас Кри. Несколько лет кредиторы атаковали его угрозами не только в отношении недвижимости почтенного подданного, но и в отношении его жизни. В конце концов, сэр Кри решил сбежать в Испанию, продав последнее, что можно было продать, – свой любимый дом. И вот в нем поселились хотя и не аристократы, но вполне уважаемые члены Общества: мистер и миссис Шоу со своей дочерью Сильвиной.

– Весна нынче не спешит дарить нам тепло. Как считаете, сэр Барроу? – словно колокольчик, прозвенела мисс Шоу, указывая гостю на софу напротив камина.

– Действительно, – сухо отозвался Бальтазар и уселся.

– Ты права, моя дорогая! – поддержала дочь миссис Шоу. – Может с началом мая солнце, наконец, начнет греть!

– Вы предпочитаете кофе с молоком или чаю, сэр Барроу? – осведомился глава семейства, не отпуская служанку.

– Пожалуй, кофе! Спасибо!

Сильвина в это время освобождала чайный столик от своей корзинки для вышивания. Она была младше своей кузины всего на год, но выглядела намного моложе после того, как Вивиан родила. Миссис Эшби заметно поправилась всего за год после родов, а мисс Шоу только цвела и хорошела, огражденная от проблем и печали.

На ней было синее платье из тонкой шерсти с твидовыми вставками и поясом из тафты. Весь ансамбль вместе с туфлями и накидкой ей необыкновенно шел.

– Позвольте сделать Вам комплимент, мисс Шоу, – небрежно бросил гость и похвалил образ юной леди.

Сильвина тут же обронила корзинку и трясущимися руками начала собирать с пола все содержимое. Окончив, она поблагодарила Бальтазара, но не взглянула на него.

– Ох, сэр Барроу, мы не нарадуемся с Джеймсом на нашу дочь! – подхватила тему хозяйка. – Она и рукодельница, и поёт чудесно, и танцует.

– В этом я с Вами не намерен спорить, миссис Шоу, поскольку танцевал с Вашей дочерью на Балу в Роуз-Гроу.

– А вот и угощение! – воскликнул мистер Шоу, впуская слуг с подносами. – Надеюсь, Вы проголодались, сэр Барроу!

– С удовольствием съел бы пару сэндвичей и десерт.

– Вот и отлично! Присаживайтесь ближе! Так как Вам дом? По Вашему мнению, он стоил вложений?

– Несомненно, мистер Шоу. Насколько я знаю, здесь больше десяти комнат, около четырех подсобных помещений, есть кухня, прачечная, большой сад и двор. Бесспорно, этот дом стоил вложений.

– Благодарю Вас! Теперь я могу спать спокойно.

После ланча Сильвина сыграла гостю на клавикорде. В это время он вел мысленную беседу, где отмечал для себя аргументы в пользу женитьбы на кроткой соседке. Во-первых, Бальтазару не хватало женского тепла и возможности выплеснуть свои мужские потребности, во-вторых, он не обманывал себя и отдавал отчет в том, что отнюдь не любовь толкает его на сближение с мисс Шоу, поэтому их последующий развод не причинит ему таких страданий, как расставание с Вивиан, а, в-третьих, он изначально поставил себе цель пройти тернистый путь поиска своей единственной женщины пусть даже через постель с преходящими девственницами, не виновными в его безрассудстве. Что ж! Выбор сделан. Осталось дело за малым.

* * *

В приходской церкви народу было мало. Лишь родители невесты и камердинер жениха. Не смотря на это, Сильвина сияла от счастья и влюбленными глазами смотрела на Бальтазара. Он тоже ей холодно улыбнулся, сухо ответив священнику о своем согласии на брак. Никто не заметил, но жених был не совсем трезв. По его просьбе О’Коннол налил ему два стакана бурбона перед выходом, пока сам застегивал на хозяине фрак и брюки с атласными лампасами.

По окончанию полуденной церемонии, сразу после того, как молодоженов на выходе из церкви обсыпали пшеницей, сэр Барроу пожелал остаться с женой наедине в поместье, поэтому праздничного стола (свадебного завтрака) никто не увидел. Тем не менее, данный факт никого не смутил, поскольку для супруга это была уже четвертая свадьба, и чета Шоу не придала особого значения выходке Бальтазара.

Дома он спросил у леди Барроу, желает ли она отужинать, но Сильвина ответила, что не голодна. Ей просто нравилось быть рядом с мужем и беседовать с ним. Тогда он вплотную подошел к невесте и страстно поцеловал прямо в гостиной. Лицо девушки покрылось ярким румянцем. Она не имела представления, как следует себя вести с Бальтазаром в отсутствие других, ведь по сути еще ни разу не оставалась с ним наедине.

Он же поднял ее на руки и понес в спальню, где в ультимативной манере велел ей раздеться. По прошлому опыту жених помнил, как неудобно расстегивать бесконечные пуговицы и развязывать бесконечные ленточки на свадебном одеянии невесты. Однако Сильвина в ступоре уставилась на Бальтазара, не торопясь выполнять его указание.

– Ты что оглохла? – сдерживая гнев, бросил муж. – Мне обязательно самому расшнуровывать тебя?

– Нет, просто…

– Просто что?

– Я не думала, что это произойдет так быстро, – робко ответила леди Барроу.

– Ради Бога! Что произойдет? Близость со мной?

– Да, – еще тише подтвердила супруга.

– А когда ты предполагала это свершится? Через день? Через неделю? Или через месяц после свадьбы?

– Я не думала… я не знала.

– Не зли меня своими пустыми ответами! Тебе уже 19 лет, в конце концов! Неужели мать не сообщила тебе о супружеских обязанностях?

– Безусловно, сообщила, – дрожа всем телом, произнесла Сильвина. – Просто я надеялась лишь на беседу с Вами после свадьбы, чтобы лучше узнать Вас.

– Сэр Бальтазар Барроу, владелец Барроу-хаус, 25 лет, трижды женат до тебя, есть сын от предыдущего брака. Что еще тебе нужно знать?

– Что Вы любите меня, – сдерживая слёзы, прошептала супруга. – Может не так, как я Вас, но хотя бы с достаточной теплотой и нежностью относитесь ко мне.

– В настоящий момент я испытываю неудержимое желание овладеть тобой. Это считается?

И муж крепко заключил Сильвину в страстные объятия, пытаясь содрать с нее подвенечное платье.

– Нет. Пожалуйста, не надо, – просила девушка, хрупкими кулачками упираясь в сильную мужскую грудь. – Не так!

Но Бальтазар уже не мог остановиться, вдохнув нежный девичий запах. Запах её кожи сводил с ума, так же, как и трепещущая грудь. Сладостное предвкушение обещало божественное наслаждение. Как же он хотел её!

– Если ты и дальше посмеешь отказывать мне, то я возьму тебя силой! – угрожал сэр Барроу.

– Нет! Нет! Не так! Пожалуйста! – заверещала Сильвина, сквозь одежду почувствовав возбужденный орган супруга. – Я боюсь!

В какой-то момент она высвободилась из тисков отчаяния и схватила цветочную вазу с комода прямо с садовыми цветами. Бальтазар лишь рассмеялся попытке самообороны молодой жены и тяжелой поступью двинулся в ее сторону, заперев предварительно спальную дверь. Со слезами на глазах Сильвина умоляла тирана оставить ее в покое только на одну ночь. Она обещала свыкнуться с тем, что ей придется исполнять супружеские обязанности и клялась в покорности.

– Сэр Барроу, прошу Вас! Я не готова к физической близости сейчас, когда Вы в таком состоянии.

– Ты моя законная жена, а я твой муж, и будь добра терпеть любое мое состояние! И прекрати называть меня «сэр Барроу»!

Невеста в нерешительности опустила вазу, но слезы не переставая текли по ее щекам. Острая жалость тупым лезвием резанула по сердцу, и Бальтазар пришел в себя. Он взглянул на Сильвину: по сути она была еще ребенком, хрупким цветком, взращенным в родительской теплице, а он намеревался подло воспользоваться ее неопытностью и природной скромностью. Уже второй раз.

– Прости меня, Иви, – произнес он искренне. – Я не потревожу тебя ночью. Не беспокойся и не запирайся, чтобы камеристка могла заняться твоим моционом, – и удалился.

В кабинете он налил себе еще стаканчик горячительного напитка и предался воспоминаниям. В своем разводе с Вивиан он винил непрошено явившуюся гадалку. Именно она так некстати дала о себе знать в тот момент, когда Бальтазар был уверен в вечности своего союза. И после ее ухода снежный ком расставания с удивительной скоростью стал падать вниз, увеличиваясь в размерах. Чёртова шарлатанка! Зачем она явилась? Даже если он совершил ошибку, женившись на мисс Эшби, то это его ошибка, и он заранее готовился к тому, что после сеанса ясновидения начнет путь поиска своей настоящей любви методом проб и ошибок.

Бальтазар вызвал к себе О’Теренса и велел тому найти и вызвать завтра в Барроу-хаус талантливого художника для написания портрета супруги. Это станет ей подарком к свадьбе и своеобразным извинением за допущенный проступок. Разумеется, молодой аристократ давал себе отчет, что и этот брак не будет для него последним, поскольку не любил Сильвину. Однако он не собирался отказывать себе в удовлетворении мужских потребностей, кроме того, новоиспеченная леди Барроу действительно его любила. А он ей позволит. Пусть будет так.

 

Глава III

Сильвина в белой шелковой сорочке лежала на белоснежном постельном белье, боясь дышать, шевелиться или открывать глаза. Бальтазару было забавно наблюдать за ней и одновременно хотелось успокоить бедное дитя, заверить, что физическая близость доставит ей не только боль, но и наслаждение. Может не сразу, но с течением времени молодая жена оценит способности супруга в постели.

Он поцеловал её в лоб, и она открыла, наконец, глаза. Преданная любовь и страх перед неизбежным сквозили в ее взгляде. Бальтазар погладил девушку по щеке, обещая быть нежным. Сильвина же просто кивнула и вновь зажмурила глаза. Последующие действия мужа её будоражили, вызывали трепет и восторг до тех пор, пока он не вошел в нее. Леди Барроу взвизгнула. Острая боль пронзила все ее тело, а чресла сжимались так, что Бальтазару с трудом удалось снять оборону. Было видно, что Сильвина терпит его манипуляции и ждет не дождется, чтобы все скорее закончилось. Но супруг и не думал останавливаться.

После того, как Бальтазар уснул, жена позволила себе выплакаться: тихо, чтобы он не проснулся. Утром она передала горничной испачканную в крови простыню, попросила приготовить для себя ванную комнату и спустилась на завтрак.

Сэр Барроу восседал во главе стола и небрежно её поприветствовал.

– Что Вам подать, леди Барроу? – спросил лакей, указывая на разные подносы. – Овсяную кашу, картофельные оладьи или яйца?

– Я бы предпочла овсяные лепешки с молочным чаем, – кротко отозвалась хозяйка.

– Сейчас приготовим, леди Барроу.

Пока на кухне готовили овсяные лепешки, Сильвина осмелилась спросить у мужа, как он спал и когда проснулся.

– Очень рано, дорогая, поэтому не стал тебя будить! А ты… как себя чувствуешь?

– Хорошо, – произнесла супруга и вздохнула с облегчением, когда явился лакей.

Чтобы избавить себя от необходимости вести беседу, она с аппетитом стала есть, долго разжевывая пищу.

– После завтрака у меня дела на фабрике, – сообщил Бальтазар, встав из-за стола. – А ты отдыхай или наведайся к родителям, если хочешь!

Сильвина последовала его совету и после банных процедур велела запрячь ей прогулочную коляску. В особняке родителей она чувствовала себя намного легче, чем в Барроу-хаус, и даже второй раз позавтракала с матерью.

– Тебе нравится замужняя жизнь, милая? – игриво спросила миссис Шоу.

– Разумеется, мама, ведь я вышла замуж по любви.

– Сэр Барроу, наверное, готовит для Вас поездку на медовый месяц?

– Мне об этом ничего не известно.

– Как же так? Я всем соседкам похвасталась, что моя дочь с супругом скорей всего поедут в Европу отдыхать! – возмутилась миссис Шоу.

– Ты слишком часто говоришь лишнее в присутствии чужих людей, мама. К тому же, я не думаю, что мой муж позволит себе отдыхать в разгар дел на фабрике.

– Откуда ты знаешь, что у него много дел на фабрике, дочка?

– Потому что вот уже три дня он пропадает там с утра до вечера. Возвращается только к ужину.

– Возможно он просто завершает эти дела, чтобы увезти тебя куда-нибудь в Италию, – предположила мать.

– Возможно, но мне он ничего об этом не говорил.

– Так спроси сама!

– Мне пока неловко обращаться к нему с такими пустяками.

– Пустяками? Даже твой отец возил меня на медовый месяц в Бат на три недели.

– Мама! Я не знаю сэра Барроу так хорошо, как ты папу. Понимаешь?

И Сильвина всхлипнула.

– Иви, у Вас все хорошо?

– Я не знаю, – дрожащим голосом ответила дочь. – Я люблю его, но чувствую себя чужой в его доме.

– Так поговори с ним об этом?

– Когда? Я вижу его за завтраком минуты три, за ужином несколько минут и… и… перед сном.

– Прости за мой вопрос, родная, но Вы уже делите с мужем брачное ложе?

– Да, – сглотнув, произнесла Сильвина. – Вчера вечером я стала женщиной.

– Только вчера?

– После свадьбы я была не готова, и сэр Барроу был пьян.

– Признаюсь, это мы заметили с твоим отцом. Да и было несколько неожиданно, что он откажется от пиршества.

– Это не важно, мама. Я вышла за него замуж не из-за пиршеств и не из-за путешествий в Европу. Просто пока я не адаптировалась к новой роли хозяйки дома. Не волнуйся! Скоро всё завертится в привычном русле, и я буду счастлива с Бальтазаром.

– Даст Бог, дорогая! Ты знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне за советом.

– Да, мама, спасибо! А теперь я, пожалуй, попрощаюсь с отцом и велю кучеру запрячь экипаж.

* * *

Вечером, перед тем, как встретить супруга с работы, Сильвина попросила служанку показать ей гардероб его предыдущих жен, но горничная сообщила, что бывшие леди Барроу почти всю свою одежду увезли с собой, остались только ненужные или неподходящие им по размеру платья, и они находятся на чердаке.

Получив заветный ключ от самого темного и пыльного помещения в доме, новая хозяйка Барроу-хаус поднялась наверх со свечой в руке. Там она разворошила шкаф в надежде понять натуру и характер прежних жен своего мужа; наивная девушка считала, что взглянув на ткань, из которой сделаны их платья, и вдохнув запах их духов, сохранившийся на одежде, она сможет понять, какими они были.

В какой-то момент из глаз Сильвины потекли слёзы от обиды на Бальтазара за его многоженство и на Вивиан за ее первенство в качестве жены сэра Барроу. Она схватила старые перчатки кузины и попыталась их порвать, но ткань была слишком плотной для ее хрупких рук. Тогда Сильвина воткнула их в пояс своего платья, чтобы избавиться от них в гостиной, бросив в огонь камина. Месть свершилась.

Спускаясь на второй этаж, леди Барроу услышала голос супруга. Он что-то сказал камердинеру и спросил у горничной, где она. Сильвина тут же ринулась ему навстречу, на ходу бросив, что она здесь. Бальтазар крайне удивился поведению запыхавшейся девушки, но у нее были причины, о которых он не знал. Юная леди не желала объяснять ему, почему вдруг решила исследовать гардероб его бывших жен, а горничная обязательно бы ему сообщила о местонахождении хозяйки.

– Я слышу запах из кухни, значит ужин готов. Ты присоединишься ко мне? – поцеловав ее в лоб, спросил Бальтазар.

– Да, с удовольствием, сэр Барроу. Признаюсь, я успела проголодаться.

– Кажется, я уже просил тебя перестать называть меня «сэр Барроу».

– Прости, я еще не привыкла. Я с удовольствием отужинаю с тобой, Бальтазар.

– Так-то лучше. Идём в зал!

– На обед я ездила к родителям, как ты мне и предлагал, – сообщила Сильвина за столом. – Они передавали тебе привет.

– Как их здоровье?

– Всё в порядке. Спрашивали, поедем ли мы куда-нибудь отдыхать на медовый месяц.

– Пока нет времени. Много дел на фабрике.

– Я так им и сказала, – безучастно произнесла супруга.

– Если желаешь, то можешь поехать со своей камеристкой в Европу. Я дам тебе необходимую сумму, в том числе на покупки.

– Я бы хотела остаться с тобой. К тому же, отдыхать мне совсем не хочется. Надо учиться быть хозяйкой в доме.

– Это правильно. Ты сегодня несколько скованна, смотришь в одну точку, – заметил муж. – Тебя что-то расстроило?

– Нет, вернее ничего особенного. Просто я хотела бы больше времени проводить с тобой, – отозвалась Сильвина и с надеждой взглянула Бальтазару в глаза.

– Я тоже хочу больше времени проводить с тобой, поэтому сразу после ужина предлагаю подняться в спальню, – с улыбкой ответил супруг.

Однако его ответ, скорее, напугал её, нежели обрадовал.

 

Глава IV

Сильвина вновь терпела, когда Бальтазар хозяйничал в ее теле, стиснув зубы и зажмурив глаза. Всем своим видом она демонстрировала испытуемую боль.

– Сэр Барроу, – обратилась супруга к мужу, но получила сильную пощечину.

– Я велел тебе называть меня по имени, – злобно процедил тот и продолжал истязать девушку.

Сначала он душил её одной рукой, пока Сильвина не теряла сознание, а затем следовал сильный удар по лицу, чтобы разбудить несчастную.

Когда всё было кончено, и Бальтазар извергнул свое семя, леди Барроу вскочила с кровати и помчалась в ванную комнату. Там с помощью подручных средств она постаралась смыть и изнутри и снаружи ненавистную жидкость. Это не значило, что девушка не желает стать матерью. Отнюдь. Только требование, которое она предъявляла к семье, – любовь – до сих пор не присутствовало в их с супругом отношениях.

– Куда ты так быстро убежала?

– В уборную, – промычала Сильвина.

– Живот прихватило что ли?

– Эм, да.

Вернувшись в постель, леди Барроу заметила неприятный огонек в глазах Бальтазара. Он снова положил ладонь ей на шею, погладил кожу и отвернулся, продолжая улыбаться.

Каждая близость с ним все последующие ночи оканчивалась одинаково: Сильвина бежала в ванную и старалась смыть любые следы мужа со своего тела. Его физические и психологические игры напоминали пытки, и, в конце концов, жена напрямую спросила, проделывал ли он то же самое с её кузиной. Ответ Бальтазара ошеломил девушку: «Разумеется, нет! Ведь Вивиан не позволяла ему так с собой обращаться».

Однажды вечером Сильвина заперлась в другой спальне, подготовленной для нее горничной, чтобы уберечь себя от притязаний супруга и постараться выспаться, однако ее планам не суждено было сбыться: разъяренный муж вломился в комнату, ударом ноги сняв дверь с петель. Леди Барроу в это время стояла у окна и от страха и неожиданности даже вскрикнула.

– Решила отказаться от исполнения супружеских обязанностей?

– Нет, Бальтазар! Я просто…

– Что, просто? В одностороннем порядке съехала из общей спальни, выставив меня дураком перед прислугой!

– Пожалуйста, я не хотела обидеть Вас!

– А что хотела?

Хозяин дома с угрожающим видом обогнул кровать и приближался к жене. Но она не намерена была давать себя в обиду этой ночью и схватила клинок, найденный дотоле в одном из ящиков комода. Этот клинок был подарком отца на совершеннолетие отпрыска.

– И что ты собираешься с ним делать? – рассмеявшись, спросил Бальтазар.

Сильвина сжала рукоятку и выставила лезвие перед собой. Однако опрометчивое действие лишь раззадорило мужчину, который буквально наткнулся на нож.

– Если на что-то идешь, то будь готова идти до конца, – сказал он, хищно осматривая «жертву».

Его супруга стояла в это время такая же бледная, как и длинная сорочка на ней, прикрывающая тело от ключицы до пят. Она не осмелилась поднять на Бальтазара глаза, когда выронила оружие. Только закрыла лицо дрожащими руками и отвернулась к стене.

Её муж в этот момент пригнулся к ней, освободив шею и ухо от распущенных локонов так, чтобы шепотом произнести: «Я сделаю с тобой всё то, что желаю и представляю».

– Тогда представьте, что любите меня! – воскликнула Сильвина, обернувшись со слезами на глазах.

Бальтазар отпрянул, словно что-то кольнуло его в сердце. Он не мог понять, что с ним происходит, но жажда повелевания и власти над этой девушкой куда-то улетучилась. Ему захотелось обнять ее и пожалеть.

Супруга в это время рыдала у стены. Её влажные дрожащие ресницы и покусанная губа лишь усугубляли положение, поскольку в таком виде она казалась ему особенно беззащитной. Страсть потухла, возбуждение сменилось ненавистью к себе, и Бальтазар крепко обнял Сильвину, твердя, что не причинит ей боли, не даст в обиду, не унизит.

– Девочка моя, прости меня!

– Я не могу, – отвечала она, но он словно не слышал.

Еще крепче прижав жену к себе, он поднял её и понес на кровать; заботливо уложив на простыни, растирал ей холодные стопы и озябшие от холода или страха ладони. Сильвина вдохнула запах его волос, мокрых от майского дождя. Ненависть боролась в ней с нежностью к этому мужчине. Каким образом ему удалось завладеть ее сердцем? Ведь Бальтазар совсем не был похож на героев многочисленных романов, зачитанных ею в детстве до дыр.

Супруга положила руку ему на голову и слегка погладила. Он посмотрел на нее. Каким же опустошенным сэр Барроу выглядел в этот момент. Сильвина не могла дальше бороться с чувством и ответила на его поцелуй. Этот поцелуй отличался от других: нежный, нетребовательный и мягкий, – он взывал к чистоте и ласке. Когда Бальтазар стал раздевать Сильвину, она не сопротивлялась, лишь кротко наблюдала за его действиями, слегка улыбаясь.

В момент их единения боли и презрения она не чувствовала, как было раньше. Физическая близость доставила ей удовольствие, хотя пика она и не ощутила. Но всё было не зря. О таком муже она и мечтала всю жизнь: терпеливом, заботливом и в меру страстном. После акта любви они оба уснули сладким сном, а утром проснулись в хорошем расположении духа. Сильвина принарядилась перед завтраком. Их шутки с супругом за столом рассмешили даже прислугу, которая впервые заметила близость между хозяевами.

Леди Барроу, наконец-то, была счастлива, однако теплые взаимоотношения с Бальтазаром продлились не так долго, как она рассчитывала. В беседе он оставался таким же галантным кавалером, как и в присутствии гостей, так и наедине с ней, но в постели становился чужим и отталкивающим. Было видно, что «любить» Сильвину ему давалось нелегко. На волю рвался другой Бальтазар – тиран и деспот.

Все свои переживания молодая жена изливала в дневнике, который однажды попался на глаза мужу. Она бы отдала всё на свете, чтобы этого не случилось, но, изучив содержимое безмолвной бумаги, тот перестал притворяться другим, вмиг превратившись в холодного и отчужденного сэра Барроу. Он сообщил ей, что если продолжение игры с внимательным мужем не имеет больше смысла, то он вернется к привычному образу жизни и поведению. Вместе с тем Бальтазар предупредил отчаявшуюся супругу, что жить с ней ему комфортно и терять её он не собирается, по крайней мере пока, поэтому она может не рассчитывать на развод и значительную сумму отступных.

– Ты принадлежишь мне. Ты моя до тех пор, пока не надоешь, – шепнул он как-то ей на ухо после интимных утех.

* * *

«Мне казалось, что я еще не вступила во взрослую пору, пока не вышла замуж за сэра Бальтазара Барроу. Как же я была наивна и глупа, когда мечтала стать его супругой. С самого первого момента, как я ступила на территорию Барроу-хаус, меня обуял ужас и страх. Только здесь я узнала, что помимо любви, доброты и дружбы существует еще зависть, ненависть и тщеславие. Эти чувства были мне неведомы до того.

Из дневника леди С. Ш. Барроу.

Моя бедная Вивиан, моя милая кузина, как же ты вытерпела существование в стенах столь негостеприимного убежища для убогих рабов своих низменных инстинктов? Только дневнику я могу излить свою душу, поскольку Бальтазар меня не слышит или не хочет услышать. Лишь сейчас я понимаю, что полюбила образ, созданный мной самой. В действительности этот надменный аристократ оказался живым олицетворением эгоистичного и деспотичного представителя мужского пола. Его речь, взгляд и жесты сильно отличаются от тех, что я наблюдала у отца по отношению к маме. Просто они любят друг друга, а мы с сэром Барроу нет.

В настоящее время передо мной стоит выбор: оставаться ли его женой и притворяться на людях, что у нас настоящая семья, или дать отпор чудовищу в облике человека… Много дней я думаю над тем, покинуть ли этот бренный мир самой, а возможно именно Бальтазар Барроу заслуживает подобное, чтобы обезопасить другие девичьи души и тела от мерзких притязаний. Никогда не думала, что окажусь на пороге столь тяжкой дилеммы. Одно я знаю наверняка – любви и страсти, что я испытывала к мужу когда-то, больше нет. Я не люблю его и готова признаться в этом родителям. Но как же быть с тем, что они бросили всё ради моей прихоти и переехали в Миддлсекс, потеряв прибыльное дело отца? Из-за меня мы являемся заложниками обстоятельств и зависим от обеспечения благодетеля с черствым сердцем. Я не могу так с ними поступить и развестись, потеряв и статус, и ротацию.

На что способен человек в безвыходной ситуации? На что способна Я в подобной ситуации? Страшно представить, кем я стану, если меня загнать в ловушку. Бальтазар уже знает о моих чувствах к нему из дневника. Только такой человек, как он, мог бесстыдно посягнуть на таинство личной мысли, прочитав чужое слово. Что ж, тем легче для меня. Не придется притворяться другой. Он исковеркал мое представление о настоящем мужчине, о джентльмене, об англичанине. Одно лишь осталось для меня не ясным, во мне ли дело, и был ли он таким и прежде? Если Вивиан решилась родить от него сына, то почему потом рассталась с отцом своего ребенка? Значит ли это, что до рождения Генри сэр Барроу являл собой чуткого и любящего мужа?

Как много вопросов и ни одного однозначного ответа…»

 

Глава V

Теплым июньским утром сэр и леди Барроу прогуливались по зеленому парку вдоль уютных магазинчиков, тянущихся с параллельной стороны дороги. Они оба молчали, оглядывая то верхушки деревьев, то носки своих туфель. Им навстречу шли счастливые пары с детскими колясками впереди, а Сильвина мечтала понянчить двоюродного племянника. Правда, вряд ли её тетка с лордом Эшби позволят такое неразумной кузине их дочери. С того самого дня, как мисс Шоу стала леди Барроу, они перестали общаться с ее родителями, не смотря на критические замечания Вивиан в их адрес. Дочь пыталась объяснить матери и отцу, что как раз Сильвина вступила в брак с Бальтазаром по любви, в отличие от нее, но для них племянница все равно осталась предательницей и родственницей, унизившей честь их семьи.

В момент тягостных раздумий леди Барроу вдруг ощутила странный толчок сбоку и увидела, как кто-то в оборванных одеждах выхватил ее сумочку в виде бархатного мешочка, привязанного к кисти руки, и убегает. Она еще не успела опомниться, как муж догнал воришку и стал осыпать его ударами. Подойдя ближе, Сильвина разглядела худого юношу с застоялыми синяками и кровоподтеками на лице и теле. Потухшие глаза во впалых глазницах отражали безысходность, как у человека, смирившегося со своей участью.

– Бальтазар, прекрати! Оставь его, прошу тебя! – взмолилась супруга. – Разве ты не видишь, ему больно?

Но спутник лишь огрызнулся в ответ, и тут ему на помощь подоспел блюститель порядка, который ударом дубинки по задней стороне колен сбил подростка.

– Ах, ты мерзкий вор! – завопил констебль, попеременно прикладывая надутые губы ко свистку.

– Перестаньте дуть в чертов свисток! – не выдержал Бальтазар и вырвал его из рук правоохранителя. – Забирайте его, и больше я не желаю видеть этого вора на свободе! Отправьте его в работный дом!

– Но ты даже не осведомился, что заставило беднягу пойти на этот шаг! – вступилась за бродягу Сильвина, ограждая его от мужа и констебля.

– Я просто очень голоден, господа, – чуть слышно произнес юноша. – Я рос в интеллигентной семье, мой отец был учителем, но проклятая война забрала его, а следом ушла мать, не выдержав жизни без него. Мы с братом доели все припасы, дом забрали кредиторы из-за долгов, а меня, как сына чартистов, отказываются брать на официальную работу. Если бы не ответственность за младшего брата, то я бы не посмел обворовывать почтенных подданных, – объяснил нищий.

– Уверяю Вас, мэм, подобные заученные фразы такие бродяги повторяют каждый раз, как попадутся! – ехидно заметил блюститель порядка.

– А я ему верю, – не унималась Сильвина, хотя супруг сжимал ей предплечье, давая знак замолчать. – Бальтазар, прошу тебя, дай ему место на твоей фабрике!

– Если ты не перестанешь позорить меня на людях, то я вынужден буду огранить наши совместные выходы в свет, – сквозь зубы процедил ее муж.

– Можешь вообще запереть меня в доме, только устрой на работу этого несчастного. Хотя бы в знак солидарности с его отцом, который принял участие в той же войне, что и ты.

Супруг нехотя взглянул на воришку и спросил его имя.

– Том Синглтон, сэр!

– Под чьим командованием воевал твой отец?

– Под командованием Капитана Барроу, – ответил бродяга и заметил, как вытянулся лоб у возможного работодателя.

Сильвина раскрыла рот, затем широко улыбнулась.

– Теперь ты возьмешь его? – с надеждой спросила она.

– Констебль…

– Констебль Уилкс, сэр!

– Констебль Уилкс, Вы можете быть свободны. Благодарю Вас за усердную работу, – произнес Бальтазар и вручил служителю закона соверен.

К удивлению аристократа последний отказался от денежной благодарности, заявив, что выполняет свою работу во благо Короны, и удалился. Тогда золотая монета была передана Тому Синглтону с тем, чтобы он в назначенный день и час явился к нему на фабрику опрятно одетый и гладко выбритый.

Сильвина в грубой форме была отчитана дома за свое вмешательство в мужские дела и помещена под домашний арест, как сама того и просила ранее. Её внутренняя Я негодовала, но подчинилась воле мужа. Слуги были предупреждены, что леди Барроу не имеет право две недели выходить из особняка и принимать гостей. Тем самым Бальтазар пытался унизить ее в глазах прислуги, не соизволив деликатно предупредить лишь дворецкого о своем решении.

– Я могу войти? – спросила супруга, приоткрыв дверь кабинета.

Хозяин Барроу-хаус не сразу поднял на нее глаза, но затем кивнул, указывая на кресло напротив стола.

– Я не буду долго тебя отвлекать от дел, лишь принесла чаю с душистыми травами. Их отвар успокаивает перед сном. А заодно хотела спросить, как себя проявил Том Синглтон на фабрике?

– Тебя это не касается, Иви. Всё, что могла, ты уже сделала. Остальное оставь мне.

Сильвина глубоко вздохнула и попросила у Бальтазара разрешение попробовать шотландского виски, который манил цветом заката сквозь графин. Ее муж насмешливо улыбнулся, но не стал препятствовать супруге. Она же подошла к барному столу и дрожащими руками плеснула в стакан крепкого напитка.

– Если ты готовишься таким образом к предстоящей ночи, то боюсь огорчить тебя. Сегодня я не расположен к интимной близости.

Леди Барроу заметно повеселела, однако стала уверять мужа, что не это является причиной ее заинтересованности алкоголем.

– Тогда в чем же дело?

– Просто у меня не получается уснуть. Даже успокоительный чай не помог.

– И ты посчитала, что мне-то он поможет! – рассмеялся Бальтазар, но сделал пару глотков. – Хм, не такой противный вкус, как я ожидал.

– Могу сказать то же самое про виски, – прокомментировала Сильвина. – Тем не менее, допивать его мне не хочется, боюсь привыкнуть.

– От нескольких глотков ты не привыкнешь.

– Да, но если я всё же усну сразу, как лягу в постель, то отнесу это к воздействию скотча и в последующем могу повторить использование.

– М-да, действительно. Пожалуй, тебе все же не стоить пить крепкие напитки. Более того, это может навредить твоему организму в случае, если ты беременна.

Супруга странно посмотрела на Бальтазара и, поставив недопитый стакан на его рабочий стол, пожелала спокойной ночи.

* * *

Так продолжалось обе недели, пока Сильвина находилась в домашнем заточении. Перед сном она заходила к мужу в кабинет с чашкой чая или кофе, они беседовали, после чего жена поднималась в спальню. Ее очень радовало, что сэр Барроу все эти дни не интересовался ею в качестве исполнителя супружеских обязанностей. Своей радостью она делилась только со своей камеристкой, которой доверяла. Доверяла не зря, поскольку та ни разу не обмолвилась сплетнями со слугами.

Узнав, что бывший бродяга Том Синглтон находится на хорошем счету у управляющего фабрикой, Сильвина искренне поблагодарила Бальтазара за подаренный юноше шанс и в тот же вечер поинтересовалась, как его здоровье.

– С таким аппетитом, как у твоего спасенного, за его здоровье можно не волноваться! – возмутился муж, попросив ее больше не заходить к нему в кабинет, поскольку визиты девушки его лишь огорчают.

– Хорошо, я больше не буду огорчать тебя, – пообещала жена. – Только я спрашивала не о его здоровье, а о твоем.

– Почему ты вдруг им заинтересовалась, Иви?

Супруга начала теребить рукава платья, явно раздумывая над ответом. Ее лицо выражало едва уловимое смятение и даже страх. В конце концов, она села напротив Бальтазара и призналась, что травила его низкой дозой отвара болиголова, если приносила чай, и настойкой ядовитого растения, когда капала пару капель в графин с виски.

Услышав подобный ответ, сэр Барроу лишь рассмеялся. Он уверил Сильвину, что чувствует себя восхитительно, а ее попытки отравить его безобидной травкой сводит к последствиям стресса и домашнего ареста.

 

Глава VI

Тем не менее, через несколько дней Бальтазар заметил симптомы недомогания. Ему действительно стало хуже, начиная от высокой температуры до рвоты. Однако разум хозяина поместья не подводил, и с трудом, но он мог передвигаться. Пару дней сэр Барроу следовал советам врача, которому сказал, что отравился завтраком, и стал много пить воды, правда к концу недели все же слег. Когда доктор Сойер навестил его в очередной раз, то заметил бледность покровов, учащенное дыхание и нервные подергивания. Он сообщил больному, что это симптомы отравления вовсе не яйцами, а кониином.

– Единственное, что я не могу понять, как Вы продержались столько недель? – спросил врач. – Ведь мы встречались с Вами еще в начале июля, а сейчас 20-е число? Может тогда Вы действительно отравились пищей, а сейчас каким-то образом болиголовом пятнистым?

– Вы сказали, что симптомы моей болезни напоминают отравление кониином, а не болиголовом.

– Все верно, но он выделяется этим растением. Вы могли случайно его съесть, приняв за укроп или петрушку?

– Нет. Я доверяю своей кухарке. Она не могла этого сделать. А вот моя жена в конце июня призналась, что делала настойки и отвары из болиголова и подливала мне в напитки.

– Значит, она пыталась лечить Вас, сэр Барроу, ювелирно добавляя микроскопические дозы. Один французский фармацевт, который, кажется, и выделил кониин из этого неоднозначного растения, указывал в своих работах, что болиголов способен как отравить, так и вылечить человека.

– Я не собираюсь её ни в чем обвинять, просто скажите, что со мной и как побороть мой недуг?

– Боюсь ошибиться, сэр Барроу, поэтому начнем с промывания желудка, – ответил доктор и после неприятной процедуры покинул имение аристократа.

Бальтазара разбудил камердинер, который спросил, как он себя чувствует.

– Довольно хорошо, О’Коннол, – ответил хозяин, вставая с постели. – А почему в доме так тихо?

Слуга слегка сжал губы и опустил голову.

– В чем дело, Найджел?

– Боюсь, леди Барроу покинула поместье, сэр. Только прошу Вас, не волнуйтесь! Вы только очнулись.

– Со мной все нормально, – буркнул аристократ. – Но ты уверен?

– Боюсь, что так, сэр. Несколько дней после того, как Вы слегли, мы с леди Барроу навещали Вас, однако Вы не приходили в себя. Она все время плакала, держа Вас за руку, и просила простить. Последние два дня я совсем не отходил от Вас, переживая, что Вы не очнетесь от забытья. Наверное, леди Барроу тоже, поскольку она очень быстро согласилась на увещевания своей камеристки покинуть особняк и… Вас.

– Ты считаешь, она бросила меня? – сдерживая гнев, спросил Бальтазар.

– Не только Вас, – после некоторого раздумья озвучил О’Коннол. – Вчера, когда я пришел в себя подле Вас и обошел дом, то обнаружил отсутствие остальных слуг, кроме дворецкого.

Но беда в том, что, похоже, О’Теренс умер во сне.

– Что? – воскликнул хозяин и рванул к лестнице.

Спустившись в комнату старика, верой и правдой служившего не одно поколение в Барроу-хаус, Бальтазар сник. Дворецкий полусидел на деревянном стуле, облокотившись на стол. Его рука касалась старой жилетки в районе сердца.

– Я не хотел Вас тревожить, сэр, – произнес камердинер сзади. – Похоже, он не смог пережить предательства горничных, лакеев и кухарки, которых обучал ведению хозяйства.

– Она уже прислала бумаги о разводе? – сквозь зубы процедил аристократ.

– Бумаг не было. А когда я пришел в особняк Томаса Кри, где обитают господа Шоу, то никого не обнаружил. Вообще никого. Более того, дом выглядел таким пустым, словно оттуда выехали не только люди, но и были вывезены все вещи. Не могу понять, как они успели так быстро собраться.

– Испугались моего гнева, никчемные люди. Опуститься до того, чтобы перекупить моих собственных слуг. Не удивлюсь, если это Эшби помогли им со средствами и транспортом. Иначе они бы не успели так быстро ретироваться. Ну, что ж, О’Коннол, мы остались с тобою одни. Я всегда знал, что ты с О’Теренсом преданы мне больше всех. Жаль, что это выяснилось при таких обстоятельствах, – признался хозяин, глядя на покойного.

– Я сам все устрою с погребением, сэр Барроу, и отвезу несчастного на могилу рядом с Вашим отцом.

– О’Теренс слишком часто навещал фамильный склеп, гордясь, что отец оставил ему место рядом с собой.

– Он очень любил старшего сэра Барроу и, возможно, поторопился составить ему компанию.

– Не время унывать, Найджел! Мы-то с тобой живы!

– Верно, сэр, – отозвался камердинер и пообещал заняться поиском прислуги в ближайшее время.

* * *

– У Вас есть рекомендации с предыдущего места службы? – спросил новый дворецкий имения Барроу-хаус.

Молодая горничная печально опустила глаза.

– Что с Вами? У Вас нет опыта работы горничной? – чуть мягче осведомился О‘Коннол.

– Нет-нет! Я работала раньше горничной, просто…

– Ну, же! Обещаю Вам, что отказа не последует, если причина Вашего увольнения не связана с навыками прислуживания, – попытался успокоить девушку бывший камердинер.

– Дело в том, что моя хозяйка прогнала меня сразу же, как узнала о нашем флирте с её братом, – призналась мисс Барнс.

Дворецкий глубоко вздохнул, но ему импонировала честность горничной, и он пообещал ратовать за нее перед своим хозяином.

С выбором и наймом остальных слуг О’Коннол справился отлично, поэтому Бальтазар согласился написать вдовствующей графине Палмер Боулз с тем, чтобы выяснить у нее, как бывшая горничная справлялась со своими прямыми обязанностями, если не брать в счет личностные характеристики девушки.

Ответ не заставил себя долго ждать, и однажды владелец Барроу-хаус столкнулся на пороге с камеристкой и горничной леди Боулз, которой было велено вручить письмо из рук в руки. Бальтазар собирался навестить могилу покойного дворецкого и возложить цветы на мемориал своего отца, но только открыл входную дверь, как буквально столкнулся лицом к лицу с девушкой. Она светло улыбнулась ему и протянула тонкую кисть с конвертом между указательным и средним пальцами.

– Моя хозяйка просила передать сэру Барроу письмо с ответом, который он ждет, – мелодично произнесла служанка. – Предположу, что Вы и есть хозяин поместья, – добавила она и чуть присела в реверансе.

– Да, Вы не ошиблись, мисс…

– Хартли, – словно колокольчик, прозвенела горничная. – Холанда Доротея Хартли.

– Благодарю Вас, мисс Хартли, – искренне поблагодарил Бальтазар. – Вернее, графине Боулз тоже передайте мою благодарность, – спохватился он, но хрупкая девушка уже усаживалась в повозку, чтобы вернуться на место службы.

Через пару минут после того, как коляска тронулась, она обернулась, и Бальтазар поймал её взгляд. Нежное, бархатное тепло растеклось по всему его телу. Еще несколько дней после встречи с мисс Хартли он не мог забыть её голос, запах и выбившиеся каштановые волосы на шее.

Новая горничная в итоге была принята в Барроу-хаус, поскольку леди Боулз смогла перешагнуть через свою гордость, и открыто написала о способностях мисс Барнс как об усердной и трудолюбивой служанке.

Через несколько дней аристократ направил графине приглашение на ужин, и она ответила согласием. Как и рассчитывал Бальтазар, гостья прибыла с камеристкой, которая слегка кивнула при виде него и помогла хозяйке снять верхнюю одежду.

Во время ужина владелец Барроу-хаус отвлекся от сияющих голубых глаз чужой прислуги, кротко сидящей позади леди Боулз на низкой софе, и поймал себя на мысли, что его любимые блюда отвратительно приготовлены, потому что раньше они не казались ему столь безвкусными. Всё-таки прежняя кухарка знала толк в приготовлении пищи. Бальтазару оставалось лишь надеяться, что графиня ничего не заметит.

 

Глава VII

Однажды вечером хозяин позвал к себе в кабинет О’Коннола и попросил его разузнать у новой горничной распорядок дня леди Боулз и его камеристки, вплоть до того, куда, когда и во сколько отлучается последняя.

Дворецкий слегка удивился странной просьбе господина, ведь вдовствующей графине было больше сорока лет, и вряд ли сэр Барроу мог заинтересоваться ею. Кроме того, её финансовое положение оставляло желать лучшего, поэтому брак по расчету тоже был маловероятен. Что касается её камеристки, то хозяин видел девушку, имени которой дворецкий не запомнил, от силы пару раз. Тем не менее, слуга обещал выполнить приказ и сообщить о результатах в ближайшее время.

Прохладным сентябрьским утром О’Коннол зашел к Бальтазару и передал ему все, что рассказала о бывшей госпоже и ее служанке мисс Барнс. По ее словам леди Боулз редко выходила из дома, а если и выходила, то только в компании своего брата – Джереми. Горничная Хартли по воскресеньям помогала пастору Рейми в ветхой церквушке, по понедельникам убиралась в Боулз-Холле и редко выходила из дома, по вторникам контролировала организационные вопросы, связанные с приемами своей госпожи, по средам закупалась продуктами на рыночной площади, а по четвергам, пятницам и субботам, помимо небольших распоряжений хозяйки была предоставлена самой себе, и порой они прогуливались с мисс Барнс в парках или центральной части графства.

– Хорошая работа, – похвалил слугу Бальтазар и велел, чтобы он подготовил новую горничную для выхода к полудню. – Пусть она возьмет список необходимых продуктов у кухарки!

– Но они уже закупались в субботу, сэр.

– Тем не менее, возможно, что чего-либо не было в наличии, и сейчас удобный случай что-то докупить. Ты согласен?

– Абсолютно, сэр, – объявил О’Коннол и вспомнил текущий день недели – среда.

Завидев подругу, Барнс окликнула её после небрежно-утвердительного кивка господина. Девушки обнялись и, не обращая внимания на владельца Барроу-хаус, защебетали о том, как соскучились друг по другу и счастливы вновь встретиться.

– Это мой новый хозяин, Холли! – наконец, представила Бальтазара горничная.

– Я знаю, – загадочно ответила камеристка леди Боулз и присела. – Как поживаете, сэр Барроу?

– Очень хорошо, спасибо, мисс Хартли. Передавайте моё почтение госпоже!

– Непременно. Не знала, что аристократы гуляют по рынкам вместе с подчиненными, – без сарказма в голосе отозвалась чужая служанка.

– Я очень благодарна сэру Барроу, – вмешалась подруга. – Он очень приветлив со всеми нами и, не смотря на мои прошлые ошибки, дал мне шанс и предоставил работу.

Мисс Хартли добродушно порадовалась за девушку, отметив, что ее бывшая хозяйка дала ей положительные характеристики, невзирая на прошлые недомолвки.

– Не знала об этом, но уверена, что в первую очередь я должна быть благодарна тебе за лестные отзывы в мой адрес, Холли. Ведь она спрашивала твоего мнения? – поинтересовалась подруга.

– Мимолетом, Энн. Думаю, что она сразу знала ответ, который напишет сэру Барроу.

– Что ж, если так, то я буду о ней лучшего мнения, – искренне произнесла мисс Барнс.

Они еще успели обменяться советами в отношении торговцев и лавок, где продаются более свежие фрукты и овощи, и на этом распрощались. По дороге домой горничная Бальтазара с удовольствием вглядывалась в пейзажи за окном конного экипажа[9]Конный экипаж – закрытая пассажирская повозка с рессорами.
, а сам он предавался воспоминаниям об облике, манере речи и тоне голоса мисс Хартли.

* * *

Брат леди Боулз – Джереми оказался на редкость приятным в общении. Во время приема у них дома он не давал гостям чувствовать себя забытыми, то и дело подходил к кому-либо и после короткой шутки начинал беседу о том, что в данный момент волновало спутника.

– Сэр Барроу, как Вы справляетесь с мышами в своем особняке? Мы с сестрой перепробовали всё на свете, однако хитрые грызуны не торопятся покидать обжитое место, – рассмеялся собеседник.

– Боюсь, от меня Вы тоже не услышите дельного совета, сэр Боулз, – вздохнул Бальтазар.

– Прошу Вас, просто Джереми или мистер Читер в крайнем случае. Видите ли, это моя сестра вышла замуж за графа, а я всего лишь её брат, – вновь разразился смехом хозяин встречи.

– Так бывает. Скажите мне, мистер Читер, если это, конечно, не секрет: мисс Барнс действительно пострадала из-за Ваших отношений и была уволена из горничных?

Было заметно, что вопрос Бальтазара застал собеседника врасплох, однако тот не долго раздумывал с ответом.

– Можно сказать и так, но должен оправдать мою сестру. Дело в том, что я сам попросил её рассчитать Энн, поскольку больше не хотел водить её за нос. К сожалению или к счастью, с моей стороны любви не было, поэтому пришлось оградить наши встречи таким образом. Хотя по иронии судьбы именно Вы наняли её к себе.

– Да, так тоже бывает, – улыбнулся владелец Барроу-хаус. – Правильно ли я понял, что она и поныне дружна с камеристкой леди Боулз?

– Да, и мы не чиним препятствия для их общения, – торопился заверить Джереми. – Они в любой момент могут встретиться, желательно лишь на нейтральной территории.

– Если позволите, мисс Хартли могла бы навещать мисс Барнс в моем поместье, – как бы невзначай предложил Бальтазар.

– Это было бы довольно кстати. А теперь, если позволите, я переброшусь парой слов с другими гостями, сэр Барроу.

– Не смею Вас задерживать.

После приема в Боулз-Холле Бальтазар вернулся домой в приподнятом настроении. Он не торопился обнажать свое сердце перед новой влюбленностью, мысленно возвращаясь к прошлым своим отношениям и ошибкам, однако даже просто теплое общение с этой кроткой служанкой доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Возможно, он больше и не ждал от жизни любви, но не собирался отказываться от простой человеческой дружбы.

Уже ложась спать, он поймал себя на мысли, что напитки в имении графини Боулз оказались столь же безвкусными, как и ужин, приготовленный однажды его кухаркой. Всё-таки пора прекратить импортировать чужеземные товары и возобновить, наконец, национальное производство.

 

Глава VIII

Бальтазар был крайне удивлен, заметив на кладбище фигуру Холанды Хартли, которая грустно смотрела на самодельный деревянный крест, воткнутый в землю. Надгробия рядом не было, только цветы и камушки, узором разбросанные вокруг.

– Мисс Хартли, что Вы здесь делаете в пятничное утро? – спросил он, убавив тон голоса, чтобы не напугать девушку.

Камеристка леди Боулз оглянулась. Её обычно бледное лицо казалось еще бледнее, а глаза цвета заката выразительнее.

– Я не знал, что у Вас здесь кто-то похоронен, – продолжал посетитель. – Брат Вашей госпожи однажды обмолвился, что Вы не из наших мест.

– Все верно. Я не из Миддлсекса, – ответила Холанда, – но не помню, откуда.

Бальтазар присел на край скамьи, рядом с мисс Хартли.

– Если Вы хотели бы с кем-то поделиться, то я выслушаю Вас, – произнес он участливо.

Было видно, что девушка сомневается, стоит ли доверять не вполне знакомому мужчине, да к тому же хозяину ее единственной подруги, но она поддалась его подбадривающему взгляду.

– Обрывки памяти иногда возвращают меня в плохо освещенную комнату небогатого дома, где родители танцуют возле камина и ласково на меня смотрят. Думаю, что мне было тогда лет восемь-десять. Потом я вспоминаю, как мы с матерью – кажется, её звали Джеральдин – собираем какие-то вещи в дорожную сумку, она грустит и что-то говорит мне, но я не помню что. В какой-то момент отца не стало дома, его не было очень долго. Мы с мамой ездили куда-то, и она требовала у какого-то джентльмена, чтобы они продолжали поиски, но, возможно, ей отказали, поскольку уже в более сознательном возрасте я помню, как плыла с ней на большом корабле, который потерпел крушение где-то в индийском океане.

Внезапно Холанда запнулась.

– Продолжайте, – мягко настаивал собеседник, но девушка лишь пояснила, что не хоронила на этом кладбище своих родителей, поскольку их останки не были найдены.

– Полагаю, что этот деревянный крест и небольшой садик вокруг символизируют своего рода могилу, где Вы бы могли вспоминать о них и мысленно общаться. Верно? – предположил Бальтазар.

Мисс Хартли кивнула, после чего сообщила, что ей пора возвращаться в Боулз-Холл, и они простились с сэром Барроу.

Вечером он расспросил свою новую горничную, знает ли она что-нибудь о прошлом Холанды. Мисс Барнс слегка смутилась вопросам хозяина и ответила, что подруга по натуре очень замкнутый человек и редко говорила о своем детстве или ранней юности. Всё, что она знает о ней точно, так это то, как Холли попала в семью Боулз. Графиня вместе с братом отдыхали в Лондоне и обнаружили её в порту: она вела себя дезориентировано и чуть не попала под колеса вереницы карет. На все расспросы Холанда отвечала нехотя, только призналась, что сошла с большого торгового судна, которое было пришвартовано к берегу. Леди Боулз и Джереми её пожалели и предложили жить и работать у них в поместье. С течением времени они убедились, что у мисс Хартли нет родных и друзей, её никто не искал и не навещал.

Бальтазара пронзила резкая жалость к сироте. Он поблагодарил мисс Барнс за информацию и позволил дальше заниматься домашними делами. Для себя же он уяснил, что Холанда родом не из очень обеспеченной семьи, у нее были мать и отец, который, скорей всего отправился по делам или на заработки в британскую колонию и погиб либо по пути, либо непосредственно в Индии. Мать девушки через какое-то время отправилась вместе с дочерью на поиски мужа, но они обе потерпели кораблекрушение. А вот что было дальше, и как мисс Хартли попала в Лондон, откуда её увезли в имение Боулзов, – ясности не было.

Сэр Барроу решил во что бы то ни стало разговорить Холанду при следующей встрече, но не мог придумать, где бы она могла произойти. На рыночной площади в среду? Однако девушка не так глупа, чтобы поверить в случайность второй раз. На кладбище? Будет выглядеть слишком нарочито. На приеме в Боулз-Холл? Слишком навязчиво, к тому же, его не так поймут хозяева. Удобный случай подвернулся, когда мисс Хартли зашла однажды за подругой в общий выходной, чтобы прогуляться по парку.

– Однако Вы одеты слишком легко для прогулки осенью, – как бы невзначай заметил Бальтазар, выйдя на крыльцо.

– Осень ранняя, – отозвалась Холанда и улыбнулась. – Если честно, я очень слабо ощущаю колебания температуры.

– Всё же я настоятельно прошу Вас надеть что-нибудь из гардероба мисс Барнс, чтобы накрыться.

Последнюю фразу услышала Энн, когда вышла к подруге, и сразу поддержала своего хозяина, вновь убежав в комнату за накидкой. Владелец Барроу-хаус этим воспользовался и начал расспрашивать гостью о прошлом.

– Мисс Хартли, а как Вы попали на то торговое судно, держащее курс в Сити? Из беседы с мистером Читером я понял, что Вас они встретили в Лондоне шесть лет назад.

Холанда удивленно взглянула на Бальтазара.

– Зачем мистер Читер рассказывал Вам, когда и где они со мной познакомились?

– Это случайно произошло, – спохватился хозяин имения. – В один из приёмов, кажется. Просто хотел поддержать беседу и вспомнил, что Вы не из Миддлсекса.

– Да. И я уже говорила Вам об этом.

От комментария в ответ на разумное негодование гостьи сэра Барроу спасла выбежавшая горничная. Она накинула на подругу шаль, и они вместе неспешно побрели в сторону калитки.

По возвращению они заметили аристократа, который словно ожидал их появления. Он попросил мисс Барнс оставить его на минутку с мисс Хартли и разрешил первой поужинать и ложиться спать; оставшиеся дела она могла довыполнить утром. Девушка обрадовалась, однако перед тем, как уйти в дом, взглядом получила у подруги молчаливое согласие.

– Я хотел попросить у Вас прощения за то, что, возможно, ставлю Вас в неловкое положение, когда обсуждаю с господами Боулз, – извинился Бальтазар после ухода горничной.

– Давайте немного пройдемся вдоль пруда, – предложила Холанда, и они пошли.

Она смотрела на небо в сумерках и изредка на спутника, который боялся пропустить любое её мимолетное движение. Внезапно сэр Барроу озвучил свое желание дружить с ней. Он признался, что впервые испытывает нечто подобное: в прошлом молодой Бальтазар буквально сразу стремился завладеть объектом своей привязанности, поэтому и женился столь скоропалительно, а сейчас ему просто доставляло неимоверное удовольствие беседовать с мисс Хартли, улавливать интонации её речи и распознавать настроение.

– Мне тоже очень нравится общаться с Вами, сэр Барроу, – спокойно озвучила спутница.

– Тогда почему Вы так холодны со мной и всегда стремитесь поскорей расстаться?

Холанда остановилась и плотней укрылась накидкой.

– Вы знаете, что мое имя в переводе с испанского означает голландское полотно?

– Не знал, но, думаю, что оно Вам очень подходит. Как получилось, что Вы плохо помните имена своих родителей, однако так хорошо запомнили собственное и даже второе имя?

– Его выкрикивала мама, когда тонула, и это последние слова, которые я услышала перед тем, как ударилась то ли о камень, то ли о скалу.

В этот момент Бальтазар понял, что настало время подробней расспросить девушку о случившемся, но сделать это так, чтобы не спугнуть её назойливостью.

– Кроме Вас, остались ли еще выжившие? Вам кто-нибудь помог прийти в себя?

– Да, меня вытащили на берег, но не те, с кем я плыла, а местные жители, если их можно так назвать.

– Сколько Вам было лет, когда это случилось?

– Около 12-ти или 13-ти, я точно не помню.

– То есть Вы не знаете, сколько Вам сейчас лет, мисс Хартли?

– Леди Боулз помогла мне сделать новые документы, они сейчас у нее. По ним мне 25 лет.

– Значит Вы почти или моя ровесница. В браке с моей последней женой мне исполнилось 26 лет. Только я это знаю точно, – улыбнулся собеседник.

Холанда тоже рассмеялась, и девичий смех помог Бальтазару ещё ненадолго ее разговорить.

– Через какое время англичане прибыли за Вами после происшествия? – спросил он, смотря куда-то вдаль, словно лишь для того, чтобы поддержать беседу.

– За мной не приплывали, – глубоко дыша, ответила девушка. – Более того, англичане…

Но она не договорила. Спутник заметил в её дотоле прекрасных ясных глазах темноту и ненависть, да, в её взгляде сквозила ненависть.

– Мисс Хартли, что с Вами? – взволнованно прошептал он, но Холанда вновь приняла невозмутимый вид.

– Всё хорошо. Нам, наверное, лучше пойти по домам.

Владелец Барроу-хаус предложил ей дойти до его имения, чтобы кучер отвез камеристку леди Боулз в особняк графини, однако та категорично помотала головой и попрощалась с ним на ходу.

 

Глава IX

Следующие полтора месяца у Бальтазара не было возможности увидеться с Холандой Хартли: каждый раз она словно испарялась в воздухе, не смотря на вполне удачные попытки сэра Барроу подстроить их встречи. Тем не менее, вечером 4 ноября они все же встретились на центральной площади графства, чтобы вместе с остальными подданными встретить ночь фейерверков. Леди Боулз с удовольствием смотрела, как поджигают чучело, опираясь о локоть своего брата. А тот, в свою очередь, не сводил глаз с бывшей горничной Энн Барнс.

– Мисс Хартли, если сочтете, что я докучаю Вам, то сразу скажите, и я ретируюсь, – шутливо поприветствовал чужую служанку владелец Барроу-хаус, пробравшись сквозь толпу.

– Не докучаете, – еле слышно произнесла девушка.

– Здесь очень шумно! Не могли бы мы отойти вон туда?

Холанда кивнула и позволила Бальтазару увести её подальше от эпицентра действа.

– Я очень рад увидеть Вас снова. Кажется, целая вечность прошла с момента нашей последней встречи, – намекнул собеседник и улыбнулся.

– Да. Я тоже рада видеть Вас.

Мисс Хартли посмотрела ему прямо в глаза. Она выглядела необычайно обворожительной и одновременно кроткой. Более короткие волосы выбивались из под её головного убора, а длинные локоны распустились из-за ветра, бликами развиваясь в такт фейерверкам.

– Могу ли я надеяться когда-нибудь узнать о Вас больше, нежели сейчас? – наконец, спросил Бальтазар.

Он выглядел крайне взволнованным, поэтому Холанда едва заметно коснулась его предплечья и с улыбкой кивнула.

– Хотя о Вас я тоже знаю лишь то, что Вы часто водили женщин под венец, – пошутила она.

Бальтазар оценил её игривость, как способность минимизировать неловкость происходящего.

– Сейчас Ваши глаза синего цвета, словно пасмурное небо, – произнес он серьезным тоном. – В первый раз они мне показались голубыми. А в одну из наших последних встреч светло-карими, словно закат.

Мисс Хартли тоже с интересом стала разглядывать спутника. И хотя на улице была ночь, она отметила выразительность его лба, скул и подбородка, блеск темных глаз и четкую очерченность губ. Сэр Барроу был на две головы выше нее, поэтому девушке приходилось смотреть снизу вверх. Плотный костюм из благородных тканей не мог скрыть идеальный баланс и пропорции аристократа. Да, Бальтазар Барроу был красивым мужчиной, в этом можно было не сомневаться.

– Вы замёрзли? – вернул он ее к действительности.

– О, нет, не беспокойтесь. Если честно, я вообще не чувствую ветра.

– Всё-таки скромность может сыграть с Вами плохую шутку. Давайте вернемся ближе к костру!

Когда Бальтазар и Холанда поравнялись с соседями, они заметили какое-то общее смятение и переполох между леди Боулз, её братом и Энн Барнс. Последняя кричала, что Джереми пытался её убить и толкнул в костер.

– Сэр Барроу, уймите Вашу горничную! – воскликнула графиня. – На ней нет ни единого следа от огня! Эта дерзкая девчонка просто хочет скомпрометировать нас в глазах остальных жителей графства.

– Сэр Барроу, я клянусь Вам, что не выдумываю! – рыдала служанка. – Мистер Читер действительно меня толкнул, когда я сказала, что знаю их секрет с графиней.

– Довольно! – крикнул Джереми и дал ей пощечину. – Если ты не уймешься, мы подадим на тебя в суд за клевету!

– Прошу Вас всех успокоиться, – спокойно произнес Бальтазар и велел горничной ступать в имение.

В этот момент ему показалось, что на него смотрит тётя Маргарет. Владелец Барроу-хаус зажмурил глаза и снова взглянул в противоположную сторону. На том месте уже стояла благородного вида дама в меховом манто.

В особняке хозяин решил спросить горничную, из-за какого секрета она могла лишиться жизни, но девушка сказала, что выдумала несуществующий секрет, чтобы добиться внимания мистера Читера. Дескать, она не ожидала от него подобной реакции, рассчитывая лишь на позитивную заинтересованность.

– Тогда, может, Вы знаете какой-то невыдуманный секрет о своей подруге, – решил воспользоваться моментом Бальтазар, – помимо того, что Вы уже мне рассказали.

– Откровенно говоря, мне и самой было интересно узнать что-то личное о Холли, но она никогда не делилась со мной. Однажды я спросила, были ли у нее когда-нибудь кавалеры, но она ответила что-то уклончивое и притворилась очень занятой. Правда, однажды всё же обмолвилась, что её не любили, а использовали мужчины, и она им больше не доверяет.

Сэр Барроу резко изменился в лице, но уточнять не стал. Он отпустил горничную, а сам поднялся в спальню. Только сон не шел. Бальтазар пытался понять, что могло значить «использовали мужчины». Значит ли это, что ставшая в какой-то момент ему дорогой Холанда Хартли не чиста. Значит ли это, что она точно не может являться той единственной, которая предначертана ему судьбой. Тогда лучше совсем не допускать даже зачатки привязанности к ней в своем сердце. Он и так уже много раз обжигался и страдал.

Сэр Барроу перестал отвечать согласием на приглашения леди Боулз, что она списывала на инцидент между ее братом и их бывшей горничной. Он перестал сопровождать последнюю в походах на рынок по средам, а также не приходил на кладбище по пятницам. Поначалу его что-то томило, порой грусть не позволяла наслаждаться едой и напитками, но через несколько недель душевная боль утихла, и Бальтазар окунулся в рабочий режим с головой.

* * *

Однажды потомственный владелец Барроу-хаус решил исследовать старые вещи и записи покойного отца. Он поднялся на чердак и собственным ключом открыл один из запертых комодов, который облюбовали пауки. Внутри все было в пыли: и книги, и карты, и блокноты отца. Как же много времени прошло, а когда-то сэр Барроу старший не позволял сыну и смотреть в их сторону, настолько они были ему дороги.

Вот карты и записи с его экспедиций, вот грамоты и благодарности от руководителей Ост-Индской Компании. А это что? Бальтазару попалась на глаза ветхая книжка в обугленной обложке, некоторые страницы её также были выжжены или вырваны. Сын сразу узнал почерк отца – резкий, размашистый, с крупными буквами и завитками. Мама всегда говорила в детстве, что по почерку человека можно понять, уверен ли он в себе или нет. Отец был наиболее ярким представителем первого случая.

«Я сразу дал понять Фейрчайлду, что не потерплю панибратства с его стороны, – писал сэр Барроу на одной из страниц. – Даже наш общий досуг на берегах Сомали не позволяет ему обращаться ко мне по имени в присутствии подчиненных, потому что он ниже меня по званию и статусу. Пусть зарубит себе на носу, мерзкий проныра».

– Узнаю отца, – хмыкнул Бальтазар.

«Зачем только я повелся на его уговоры! Если бы не ром, то я бы не опустился до того, чтобы воспользоваться услугами этих грязных шлюх. Ни одна из них не достойна того, чтобы прикасаться ко мне».

– Интересно, мама знала, как ты проводил время в своих экспедициях? – со злостью разрядил воздух Бальтазар. – Но ты позволял себе упрекать её в изменах! Хотя сейчас я сомневаюсь, что адюльтер с капитаном Харрингтоном вообще имел место. По крайней мере, во время Вашего брака.

«Ничтожная рабыня, думает я так глуп, чтобы поверить её словам, – следовало в продолжении дневника, – выучила пару английских слов и умоляет отвезти её на Родину. Наверное, родилась в результате пьяной близости черной рабыни с английским офицером, и решила воспользоваться тем, что ее кожа чуть светлей остальных мулаток».

– За помощью к тебе было действительно бессмысленно обращаться! Это знала даже тётя Маргарет.

Если бы в этот момент кто-нибудь из слуг услышал, как хозяин сам с собой разговаривает в темном помещении чердака, то, скорей всего, сочли бы его сумасшедшим. К счастью, никто из прислуги не помешал сэру Барроу комментировать личные записи отца.

«Слава Богу, сын ничего не понял. Хотя ему никто бы и не поверил. Однако, даже лживые слухи могут породить проблемы для меня как в Совете графства, так и в Компании. Вот тварь! Осмелилась пробраться на корабль. Надеюсь, африканцы её потом изрядно высекли за непослушание».

Бальтазар ничего не понял из прочитанного. Он лишь однажды путешествовал вместе с отцом, когда они везли груз в Британскую колонию, и ни разу не видел отца рядом с чернокожей. Как, интересно, одной из них удалось пробраться на корабль?

В момент этих размышлений перед глазами Барроу-младшего возникла картинка из его беседы с Эстеллой, когда он гостил у матери. «А вдруг это действительно был англичанин, и вы не помогли ему?» – спрашивала сестра во время его рассказов о своем детстве. «Тогда зачем называть себя в женском роде? И вообще, почему было просто не поговорить со мной вместо того, чтобы бежать?» «Все-таки жаль, что вы не узнали его историю», – произнесла тогда Эстелла и, кажется, дернула стенной шнурок.

– Почему я это вспомнил? – сам себя спрашивал Бальтазар. – Я же запретил себе вспоминать неприятное время, связанное с Харрингтонами.

Тем не менее, его заинтересовала одна из последних записей отца. А если действительно тот смуглый воришка являлся одной из африканских наложниц, услугами которой бесстыдно пользовался его отец? Тогда он, возможно, явился невольным виновником её последующего наказания. А вдруг её убили из-за него? Но сэр Барроу- младший постарался выбросить эту мысль из головы и тут же покинул чердак.

 

Глава X

С Холандой они столкнулись лишь в сочельник. Леди Боулз пригласила на празднование Рождества практически пол графства, и Бальтазар не посмел ей отказать. Всё, как всегда, было на высоком уровне; графиня никогда ничего не делала наполовину. И оформление имения, и пиршество, и подарки – всё было подготовлено со вкусом.

– Сэр Барроу, какой сюрприз! – воскликнула хозяйка, вытянув руку для поцелуя. – Мы с братом уж было подумали, что Вы в обиде на нас за что-то.

– Как можно на Вас обижаться, леди Боулз! – в той же манере ответил гость.

Ему как-то сразу бросилась в глаза камеристка госпожи, которая одиноко стояла возле стены и смотрела на него. На ней было зеленое муслиновое платье с рукавами-фонариками и оборками возле талии. Время от времени она что-то отвечала гостям, указывая на то или иное место в гостиной, и обещала рассадить их за столом с теми, с кем им более всего хотелось бы. Хозяйка Бала, однако, перед ужином предупредила друзей, что по своему разумению расставила визитки с их именами, и они могут рассаживаться согласно им.

– Палмер в своем репертуаре, – ухмыльнулся Джереми и подмигнул Бальтазару.

Неподалеку от основного стола в обеденном зале стоял еще один накрытый стол, где расположилась немногочисленная прислуга графини. Её личная горничная, пара лакеев и экономка с кухаркой в одном лице.

Через несколько минут после начала праздничного ужина владелец Барроу-хаус понял, зачем именно леди Боулз решила рассадить гостей сама, поскольку практически сразу она обратила его внимание на дам, сидящих по обе руки от него, а также напротив.

– Слева и справа от Вас сидят мисс Иджем и мисс Холлоуэй, а впереди Вас – виконтесса Сильвия Стронг.

Пока хозяйка Бала описывала достоинства каждой из представительниц благородного рода, Бальтазар наблюдал за реакцией Холанды и чувствовал себя негодяем, потому что ему доставляло большое удовольствие следить за печальным выражением лица служанки. Пару раз он ловил полный грусти взгляд мисс Хартли, обращенный в сторону красавиц из богатых семей.

В какой-то момент она незаметно для остальных гостей, но не для сэра Барроу, встала из-за стола и бесшумно вышла из зала. Но он догнал её, специально перед этим опрокинув на себя бокал с вином, чтобы была причина покинуть графиню. Что им двигало сейчас, он не знал, действуя спонтанно.

– Мисс Хартли! – окликнул Бальтазар девушку, которая остановилась на пятой ступеньке.

На её щеках блестела влага, а взгляд был удивленным. Она явно не ожидала преследования и не успела надеть на себя маску равнодушия, заготовленную для подобных случаев. Гость заметил, как она сконфуженно пытается сглотнуть.

– Сэр Барроу? Ах, Вы испачкались, – облегченно произнесла Холанда. – Вас провести в прачечную?

– Буду Вам благодарен.

Уже на месте мисс Хартли попросила гостя снять редингот и шейный платок, чтобы их почистить.

– Жилет тоже испачкан в вине, – монотонно произнес Бальтазар, продолжая исследовать мимику горничной.

– Тогда его снимите тоже, – ответила девушка и отвернула голову.

– Как Вы намерены избавиться от бордовых следов?

– Редингот и жилет с помощью соды, а шейный платок уксусом и солью.

Пока Холанда чистила его вещи, сэр Барроу поинтересовался, почему она так быстро покинула обеденный зал в разгар праздника. Было видно, как на её лице и шее начали проступать красные пятна, словно крапивница.

– Я наелась, – не придумав более удачного ответа, прошептала горничная.

– Я видел, что Вы не притронулись к еде, мисс Хартли.

– Что Вы хотите от меня услышать? – еле сдерживая себя, бросила девушка.

– Правду.

– Какое для Вас имеет значение причина моего ухода?

– Я сам не понимаю этого. Более того, после ночи Гая Фокса я совсем не хотел думать о Вас, – признался Бальтазар и подошел к Холанде.

– Чем же я посмела оскорбить Вас в ночь на 5 ноября? – спросила она, вновь надев на лицо маску безмятежности, хотя все ее тело дрожало.

– Своим молчанием, напускным равнодушием, своим отказом открыться мне.

– Вы считаете, я нарочно подогреваю Ваш интерес ко мне, сэр Барроу?

– О, нет, в этом Вас нельзя обвинить! – почти взревел собеседник. – Я считаю, что Вы оберегаете какую-то тайну. Именно она мешает Вам открыться мне. Скажите, Вы боитесь моего порицания? Или порицания окружающих?

– Если так, Вы оставите меня в покое? Оставите попытку внедриться ко мне в душу? – с мольбой в голосе спросила девушка.

– Нет. И Вы знаете это. Мне нужно услышать от Вас признание.

– Какое?

– Вы выдумали свое несчастное детство и кораблекрушение? Ведь Вы же жили жизнью обычной неблагородного рода английской подданной! А потом лет в 18 неудачно вышли замуж! Возможно даже, что ненавистный муж толкал Вас на оплату жилья и еды нечестным способом!

– Что Вы имеете в виду? Что я продавала себя за еду? – гневно выпалила горничная.

– Я не знаю! – метался по помещению Бальтазар. – Скажите мне! Мне нужно знать!

– Знать что? В чем я должна Вам исповедаться?

– Что вкус Вашего тела уже познали, – остановился, наконец, собеседник, и обернулся на мисс Хартли. – Мне нужно знать, остались ли Вы нетронутой… девственницей.

Девушка грузно села на стул, пытаясь подавить полыхающий внутри огонь, пытаясь дышать и не выдавать смятения, не выдавать обиды и всепоглощающей печали. Слезы комом подступили к горлу, но она держалась изо всех сил. Слава Богу, что в этот момент сэра Барроу искал Джереми Читер, которого на поиски дорогого гостя отправила изнывающая от скуки графиня.

– Господи! Я нашел Вас, наконец, – буркнул брат хозяйки. – Что Вы здесь потеряли и почему так долго не возвращаетесь за стол?

Потом он посмотрел на камеристку своей сестры.

– Холли, что здесь происходит? Почему он раздет? – шутливым тоном осведомился господин.

– Я отчищала верхнюю одежду сэра Барроу от следов вина, – взяв себя в руки, ответила служанка и, передав полумокрые вещи Бальтазара, удалилась.

* * *

Хозяин поместья Барроу-хаус крушил всё в своей комнате. Ему не давала покоя недосказанность между ним и Холандой. Если она к нему ничего не испытывает и не питает, то почему не скажет об этом в открытую. Почему прямым текстом не сообщит, девственна ли?

Внезапно Бальтазар покрылся испариной. Холодный пот прошиб его тело, в связи с тем, что отрицательный ответ не прекратил бы его страданий. Ведь он осознал, что даже в случае «использования» тела Холанды Хартли другим мужчиной, аристократ не смог бы её забыть. Между ними успела возникнуть невидимая связь, тонкой нитью проткнувшая сердца обоих.

Через несколько дней после Нового года сэр Барроу велел своей горничной передать от него записку мисс Хартли, в которой излагал собственные переживания без утаивания истинных мотивов. Он попросил служанку сделать так, чтобы никто из хозяев Боулз-Холла не заметил факта передачи письма, и мисс Барнс исполнила его поручение.

Холанда поблагодарила подругу и после ланча спустилась в свою комнату. Её сердце трепетало; она несколько долгих минут собиралась с духом прежде, чем развернуть излияния богатого представителя благородного рода на бумаге.

«Мисс Хартли, если Вы не порвали и не сожгли моё письмо, значит моя персона всё же Вам не безразлична. По крайней мере, я уповаю на это. Мы с Вами не так долго знакомы, но с момента нашей первой встречи я ловлю себя на мысли, будто знаю Вас вечность.

Искренне Ваш, сэр. Б. Барроу ».

Прошу простить меня, если в имении Вашей хозяйки посмел оскорбить Вас. Вы не достойны пренебрежительного отношения к себе. Вы сочетаете в себе ум, женственность, чуткость, кротость и незлобивость. Более того, Ваш свет озарил мою больную душу. Да, именно Вы подарили мне смысл жизни.

Позвольте мне объяснить… Когда-то я был слишком глуп и инфантилен, верил в предсказания одной гадалки. Бог мой, как же стыдно сообщать Вам, что после смерти отца я попался на удочку юной шарлатанки, задурившей мне голову. Представляете, я верил, что родился для чего-то большего, вернее, для кого-то большего. Я верил, что все мужчины и женщины являются половинками целого человека, высшего существа. Только со своей половинкой я намеревался разделить свою жизнь. Но нарисовал себе образ идеально подходящей мне спутницы, особо не задумываясь над внутренним миром оной. Моей ошибкой было выбирать будущих жен, словно предмет интерьера или драгоценности, уделяя внимание лишь огранке. Я выбирал разумом, а не сердцем.

Перед моими глазами был пример крайне неудачного брака отца с матерью, и мне во что бы то ни стало хотелось доказать им способность мужа и жены любить друг друга – искренне, по-настоящему, без сожалений. Только я шел не по правильному пути и выбирал глупых, корыстных или бесчувственных женщин; желание доказать всем вокруг моё превосходство над остальными заставляло меня предаваться иллюзии семьи. Я был не прав.

Только когда моя последняя жена серьезно или в шутку пыталась отравить меня, я наконец осознал, что свернул с правильного пути. Из-за глупого пророчества умалишенной девчонки я потерял столько времени, в течение которого мог бы просто наслаждаться жизнью. Но цель была высока, и я стремился к ней.

Лишь с Вашим появлением во мне что-то перевернулось. Я словно переродился. Мне вдруг стало всё равно, кто и что подумает обо мне. Когда Вы рядом, мне просто хорошо, и я осознаю себя здесь и сейчас. Единственное, что мне не давало покоя до сегодняшнего дня, это Ваша непостижимость для меня. Все мои жены так или иначе были предсказуемы и заурядны. Я наперед знал о них всё, чтобы успокоить свой ум и сердце: они из хорошей семьи, целомудренны и довольствуются тем, что видят.

Но Вы… Вы намного сложней, Холанда Хартли! В вашем взгляде сквозит стремление знать всё, из Ваших уст звучат только обдуманные и взвешенные слова, Вы улыбаетесь только, когда смешно, и замыкаетесь, если кто-то посторонний посягает на Ваше личное пространство. Боюсь, этим варваром был я, каждый раз переходя тонкую грань дозволенности.

Простите меня! И примите моё признание в искренней, чистой и независимой любви! Только сейчас я понял, что мне не важны Ваши секреты, что меня не волнует Ваше прошлое. Я готов к тому, что никогда не узнаю о Вас больше, нежели Вы способны открыть. Для меня важно лишь Ваше благополучие. Я не представляю себе жизни без Вас, и если Вы испытываете ко мне ту же привязанность, то будьте со мной.

 

Глава XI

Камеристка леди Боулз заперлась в своей комнате и разрыдалась. Её бросало то в жар, то в холод. Как же ей хотелось открыться этому антиподу высокомерных английских аристократов, которые за маской добродетели причиняли ей столько боли и страданий. Она ненавидела себя за то, что изо всех сил закрывалась от Бальтазара, хотя его голос с первого мгновения их знакомства внушал ей доверие.

Все дело в том, что внешность сэра Барроу напоминала ей образ недочеловека, который в прошлом не просто отказался помочь тогда еще юной мисс Хартли, оказавшейся в плену обстоятельств, но и воспользовался её беззащитностью. В прямом и переносном смысле 13-тилетняя девушка стала заложницей в чужом краю, но никто не пришел ей на помощь, вследствие чего она была вынуждена совершить шаг в бездну.

Холанда поклялась тогда не доверять мужчинам, а особенно британцам, и научилась скрывать свои чувства от других. Ей были знакомы чувства утраты, отчаяние от потери близких и ненужность, но она научилась ими пользоваться, чтобы стать сильнее. Теперь же это мешало молодой женщине доверять кому-либо и чему-либо. Она не стремилась сближаться с чужими людьми и благополучно справлялась на примере господ Боулз, однако появление в её жизни Бальтазара Барроу сыграло с ней плохую шутку. Сердце кровоточило от доводов разума, которые запрещали ей влюбляться.

Успокоившись, она села за небольшой столик, чтобы на дешевой бумаге написать владельцу Барроу-хаус ответ. Мисс Хартли не стала пачкать лист множеством слов, лишь указала время и дату, когда она придет на кладбище Миддлсекса, чтобы убрать самодельную могилку от снега и грязи. Небольшое письмо она также вручила через единственную подругу Энн Барнс.

Бальтазар стоял в нерешительности. Из-за пронизывающего холода и пустого желудка его шатало, но он не терял из виду фигуру Холанды, склонившейся над деревянным крестом. «Только не моргай, чтобы она не исчезла», – звучало в его мозгу.

Мисс Хартли оглянулась сама. В её глазах стояли слёзы. Как же она была прекрасна в этот момент. Мужчина неспешно подошел к ней и поцеловал руку, но не успел отдернуть свою, – девушка сжала его холодный кулак в своих ладонях и поцеловала костяшки пальцев. Сэр Барроу не мог больше сдерживать чувств и присел возле Холанды на колени. Мокрый снег вмиг его взбодрил, отчего он скороговоркой произнес:

– Я не желаю больше никого искать. Вы единственная цель моей жизни.

Мисс Хартли туже укутала шею Бальтазара его же шарфом и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но смолчала.

– Говорите, милая Холли! Я внемлю Вам! – умолял спутник, глядя ей в глаза.

– Вы были правы, сэр Барроу. Я давно не девственна, – глубоко дыша, сообщила чужая горничная.

Бальтазар встал с колен, поскольку биение его сердца отдавалось по всему телу: в груди, в горле, в голове. Он пытался дышать, жадно вдыхая январский мороз, чтобы не выдавать смятения. Но владелец Барроу-хаус был к этому готов, так почему же сейчас слышать эти признания ему так больно. Потому что эти признания принадлежали любимой женщине – любимой, дорогой, родной.

– Однако Вы были не правы в том, когда и в связи с чем я лишилась девственности, – продолжала мисс Хартли. Меня лишили детства очень рано и насильно.

Бальтазар нахмурил брови, но не перебивал несчастную.

– После кораблекрушения я очень долго плыла на плоской дощечке от чьего-то затонувшего сундука. Плавать я не умела, поэтому лишь звала мать, тоже очень долго, пока были силы. В конце концов, я сдалась и отпустила… отпустила и доску, и ситуацию, так как смирилась с неизбежным. Я не помню, кто и как меня подобрал, но очнулась я в странном месте. Вокруг меня блестели огромные глаза на черных лицах, словно вымазанных в саже. Они говорили на незнакомом мне языке, и было очень страшно. Несколько дней я пыталась им объяснить, что плыла на огромном английском судне в Индию, и спрашивала, являются ли они жителями британской колонии. Ничего не добившись, я вынуждена была работать на них. Мне приходилось таскать тяжелые камни, прибираться в их шатрах, готовить еду, следить за их детьми и скотом. Я усердно выполняла все поручения, которые мне удавалось понять из языка жестов, но они всё равно меня били. Однажды в мою палатку зашла устрашающего вида старая негритянка с татуировками и кольцами в носу и ушах. Она силой задрала мне юбки и стала там трогать. Больно мне не было, но неприятно очень. В то же мгновение вошли еще двое африканцев, которые, взглянув туда, поморщились и показывали ей отрицательные жесты. Было видно, что она им что-то предлагает, но они высоко задирали руки, словно говоря, что я слишком взрослая.

Холанда подняла взор на сэра Барроу и попросила его не смотреть на нее, иначе она не сможет продолжать. Он понимающе кивнул и отошел назад.

– Только прочитав книги в библиотеке леди Боулз, я поняла, от чего спаслась. Как оказалось, я стала пленницей сомалийцев, которые были кочевниками, в тот период времени проживающими на берегах Аденского залива. Их хижины назывались аккалами, а тот бесчеловечный обряд, которому они, оказывается, подвергали своих женщин в юном возрасте, но побрезговали применить в отношении меня, назывался «обрезание». В возрасте 5-ти лет африканским девочкам удаляют некоторые части половых органов, а рану зашивают, оставляя лишь… Простите, мне очень сложно говорить об этом, потому что однажды я видела эту жестокую традицию своими глазами! Это ужасающе, что они творят с невинными крошками!

Бальтазар хотел обнять мисс Хартли, но побоялся ставить ее в неловкое положение, и лишь шепнул: «Мне очень жаль».

– Тогда я подумала, что спаслась, – через минуту взяв себя в руки, продолжила Холанда, – но как я ошибалась. Сомалийцы поставили себе цель получить от белой заложницы пользу, и они её достигли. Где-то через год или полтора, когда я уже потеряла счет времени, на африканский континент приплыли британцы. Увидев их, я просто ликовала, но несколько недель меня прятали от их глаз, на всякий случай испачкав моё лицо и шею в грязи, хотя я и так за время нахождения у них стала очень смуглой. Английские корабли приплывали и уплывали, каждый раз унося с собой мою надежду на свободу. И вдруг однажды мне удалось сбежать от бдительного ока охранника. Я вломилась в ближайший шатер, откуда доносилась английская речь. Как же я была счастлива, увидев белого Капитана с моей Родины! Но краем глаза заметила рабовладельца в пёстрой одежде. Они оба что-то живо обсуждали, пока я не ворвалась. Не позволив своему мучителю выволочь меня, я стала говорить и говорить: рассказала, кто я и откуда, что меня больше года удерживали силой, что меня били и пытали, заставляли тяжело работать и измазали в глине, чтобы скрыть светлый тон кожи. То, что произошло дальше, я не могла предположить даже в самом страшном сне. Британский офицер обернулся на африканца и спокойно спросил: «Это она?», и тот кивнул. Я наблюдала, как англичанин вложил в темную ладонь несколько монет, а потом велел подготовить меня. Сейчас мне уже легче вспоминать, как меня мыли, расчесывали и одевали для последующих утех чужеземного захватчика, ставшего для рабовладельца источником дохода. Не имеющий чести Капитан стал моим первым мужчиной, – прошептала девушка и обессиленно рухнула на снег.

* * *

Пришла в себя она в незнакомом помещении. Это была гостиная в имении сэра Барроу. Как только подруга открыла глаза, мисс Барнс, находящаяся подле нее, позвала хозяина.

– Как Вы себя чувствуете, мисс Хартли? – спросил Бальтазар, приложив тыльную сторону ладони ко лбу больной. – Доктор недавно ушел, заверив меня, что Вы вне опасности.

– Я чувствую себя хорошо. Спасибо! Это Вы меня принесли в свое поместье?

– Да. А мисс Барнс сообщила графине о Вашем местонахождении, так что не беспокойтесь.

– Спасибо, Энн! – Холанда хотела сказать что-то своему спасителю, но её смущало присутствие подруги.

Впрочем, горничная Барроу-хаус сразу сообразила, что она здесь лишняя, и с улыбкой вышла из зала.

– Здесь очень тепло, – произнесла девушка, оставшись наедине с Бальтазаром.

– Да, я велел зажечь камин, правда, раньше я не особо мог согреться рядом с ним. Видимо, Вы сами излучаете тепло и сияние.

Мисс Хартли улыбнулась и вытянула руку, чтобы погладить волосы возлюбленного.

– Надо подать объявление в газеты о том, что Вы скоро станете моей женой, – прошептал сэр Барроу, но Холанда помрачнела, услышав это.

– Вы торопитесь, сэр Барроу.

– Бальтазар. Для тебя я Бальтазар, а ты моя Холли.

– Это не имеет значения. Имеет значение то, что я не подхожу под те условия, что Вам озвучила гадалка.

– Прошу тебя, не говори про неё! Глупо было обращать внимание на её слова.

– Нет, не глупо, Бальтазар. Я не чиста перед тобой. Возможно, не я твоя половинка, а та единственная дева всё еще ждет тебя.

– Я не хочу даже слышать этого, – не раздумывая, ответил сэр Барроу. – Ты должна понять, что не девственность будущей жены является залогом семейного счастья, – уверенно заявил он. – Уж поверь мне, ведь я многожёнец!

Владелец поместья рассмеялся, но Холанда оставалась по-прежнему серьезной.

– Милая моя девочка, перестань же тревожиться! Я люблю тебя! Люблю тебя, слышишь? Всем сердцем и душой. Я мечтаю сделать тебя счастливой, беречь от бед и страданий. Пусть наше прошлое останется в прошлом! Ни ты, ни я впредь не будем возвращаться мыслями в то время, когда мы были не знакомы.

Было видно, что Бальтазар верит в то, что говорит. Его глаза излучали искренность и нежность. Он ласково касался лица, волос и рук своей избранницы.

– Но есть еще один момент, который я не рассказала тебе, – грустно сообщила девушка.

– Значит, мне это и не нужно знать. Я больше ничего у тебя не спрошу о прошлой жизни, если ты сама не захочешь.

– Но я хочу, хочу рассказать тебе, Бальтазар!

– Тогда можешь со спокойной душой поведать мне это. Уверяю тебя, я не изменю своего мнения.

– Помнишь, ты спрашивал меня о том, как я попала на торговое судно, которое доставило меня в Сити?

– Конечно, помню, милая.

– Дело в том, что меня бы никто не отпустил с острова просто так. Поверь, я несчетное количество раз пыталась сбежать из рабства. Однажды мне это даже почти удалось, но помешал сын моего мучителя. Когда меня вернули хозяину, то очень жестоко избили, и больше у меня не осталось сил бороться. Я… я решилась на последний шаг, шаг в бездну.

– Что ты имеешь в виду, родная?

– Я спрыгнула со скалы, желая навсегда расстаться с этой жизнью. Я хотела умереть, Бальтазар. А в Миддлсексе все меня знают, как богобоязненную христианку, которая помогает пастору Рейми.

– Это не грех – пытаться замолить свои ошибки с помощью добрых дел. К тому же, ты спаслась, раз смогла пробраться на корабль до Лондона.

– Именно это и удивительно, поскольку я действительно бросилась со скалы. Я помню, как летела навстречу смерти. Эти камни до сих пор стоят перед моими глазами, но удар я не помню. Лишь то, как очнулась от соленых брызгов и песка во рту. Где-то неподалеку, за пещерой суетились аборигены, таская мешки и ящики с чем-то на пришвартованное судно. Я смотрела и не могла поверить, что меня еще не хватились, что я могу пробраться на корабль незамеченной. Не знаю как, но я поплыла и доплыла до переправочного мостика с берега на судно. Видимо, остальные посчитали меня за одного из работников, и я благополучно спряталась в трюме. В итоге без еды и воды я смогла дотерпеть несколько дней плавания, чтобы очутиться в столице, где меня и подобрали леди Боулз и мистер Читер. А после мы приехали в Миддлсекс, и я осталась у них прислуживать несколько лет, до тех пор, пока не встретила тебя.

– Бедняжка моя. Но что из всего вышеперечисленного должно было заставить меня передумать жениться на тебе? То, что ты хотела покончить с собой из-за физических и моральных унижений? Ты ни в чем не виновата передо мной, Холли! И никто не посмеет обидеть тебя! Никогда! Теперь ты под моей защитой, любимая.

 

Глава XII

Холанда смотрела на себя в зеркало, удерживая на груди белоснежное свадебное платье старого фасона, принадлежавшее когда-то матери Бальтазара. Интересно, что чувствовала миссис Харрингтон до того, как шла под венец вместе с сэром Барроу старшим. Предполагала ли она, что недолго пробудет леди Барроу? Любила ли она когда-либо супруга, выбранного для нее родителями, а не избранного сердцем?

В этот момент в комнату вошла мисс Барнс и сообщила подруге, что гости и жених уже собрались в приходской церкви, а внизу мистер Читер ждет её в карете.

– Не понимаю, почему ты выбрала этого негодяя, чтобы он вел тебя к алтарю? – надув губы, спросила горничная. – Если одну из букв его фамилии заменить с «и» (Cheeter) на «эй» (Cheater), то получится жулик, мошенник и плут.

– Милая Энн, не обижайся. Просто отца, который вел бы меня вместо него, нет, а графиня Боулз практически умоляла меня, чтобы я позволила ее брату передавать меня жениху. К тому же, она и Джереми помогли мне когда-то и ни разу не причинили вреда.

– А мне? Мне они не причинили вреда?

– Я до сих пор не знаю, воспользовался ли он твоей неопытностью, Энн? Успели ли выйти Ваши отношения дальше, чем поцелуи и флирт?

Мисс Барнс в праздничном платье из тонкого сукна глубокого зеленого цвета выглядела превосходно и невзначай залюбовалась своим отражением в зеркале невесты, отчего пропустила мимо ушей последний вопрос подруги.

– Энн, ты слышишь меня?

– Слышу, слышу! Почему ты до сих пор не одета, Холли? Давай я помогу тебе, иначе церемония начнется без тебя, – рассмеялась мисс Барнс и быстрым движением рук освободила Холанду от домашнего платья.

Пока она шнуровала на ней свадебный наряд, они обе начали вспоминать удивленный взгляд и раскрытые рты прежних хозяев, когда сэр Барроу сообщил им в Боулз-Холле, что попросил руки и сердца у мисс Хартли. Графиня так долго переспрашивала его, правильно ли она поняла, и Бальтазар действительно хочет взять ее камеристку в жены, что владелец Барроу-хаус не выдержал и при всех обратился к своей горничной с вопросом, рада ли она стать камеристкой своей подруги и будущей госпожи – Холанды Хартли.

Энн Барнс с удовольствием ответила: «да», с ухмылкой добавив, что также рада прибавке к жалованию. После небольшого этюда, леди Боулз всё-таки осознала, что аристократ собирается жениться на её служанке неясного происхождения, однако не стала высказывать своего умозаключения вслух.

* * *

Когда карета с невестой остановилась возле церкви, вторая свидетельница забежала внутрь и встала вместе с графиней Боулз, которая задолго до обряда изъявила желание быть первой свидетельницей. Со стороны жениха свидетелем, конечно, являлся О’Коннол. Он и был назначен главным свидетелем, передающим по итогам обряда обручальные кольца молодым.

Приглашенные гости уже начали ёрзать на скамейках, как в церковь вошла Холанда Хартли под руку с Джереми Читером. Тот, в свою очередь, так высоко задрал нос от собственной значимости, что Энн Барнс сжала зубы от злости. С не менее пафосным видом он вложил руку невесты в ладонь жениха и присел на свое место в первом ряду.

Холанда была прекрасна и сама радовалась восхищенным взглядам, обращенным на нее. Особенно трогательно выглядел будущий супруг, который не мог скрыть дрожи во всем теле. Он одобрительно кивнул и губами поблагодарил ее за выбранный наряд. Когда за несколько дней до свадьбы он предложил невесте выбрать любое, даже самое дорогое платье, но обмолвился, что в гардеробе до сих пор висит свадебное платье его матери, она просто не смогла разочаровать его и попросила Энн помочь ей подогнать наряд под нее.

Как только Бальтазар и Холанда встали перед пастором Рейми, он зачитал молитву и произнес вступительную речь.

– Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь и сейчас дабы стать свидетелями вступления в брак Холанды Доротеи Хартли и сэра Бальтазара Барроу, что почитается всеми, ибо в него не следует вступать необдуманно, а лишь благоговейно, осмотрительно и торжественно. В этом божественном храме судьбам двух людей суждено соединиться. Если кто-либо из присутствующих знает причины, по которым эти двое не могут вступить в брак – пусть скажет сейчас или вечно хранит молчание.

Молодоженам не суждено было огласить друг другу клятвы верности, до которых обряд так и не успел дойти, поскольку после вопроса священнослужителя о препятствиях для их брака, в центр прохода между скамьями вышла неряшливая босоногая девочка лет 12-ти и заявила, что она такие знает.

Пока Бальтазар с ужасом вспоминал, где он мог видеть эту оборванку, и убеждал себя в невозможности происходящего, пастор Рейми громогласно заявил, что перед этой церемонией три воскресенья подряд во время богослужения сообщал о предстоящей свадьбе и задавал указанный вопрос абсолютно всем, но никто не озвучил причин, препятствующих браку мисс Хартли и сэра Барроу.

– Если ты являешься незаконнорожденной дочерью нашего уважаемого соседа, – вдруг закричал Джереми Читер со своего места, – то это не препятствие для их брака с нашей горничной, а просто мезальянс!

Холанда метнула полный понимания взгляд в сторону Энн Барнс, молчаливо соглашаясь с утренними высказываниями подруги в отношении бывшего возлюбленного.

– У сэра Барроу нет незаконнорожденной дочери, уверяю Вас, мистер Грин! – тихо произнесла нищенка, однако её голос эхом распространился по всей церкви.

– Кто ты? – злобно выкрикнул Джереми. – К твоему сведению, моя фамилия Читер! И я брат многоуважаемой графини Боулз.

– Боюсь, что нет, мистер Грин. Вы любо´вник многоуважаемой графини Боулз.

По всем рядам начал проноситься шепот и вздохи вперемешку с удивленными или укоризненными взорами в сторону хозяев Боулз-Холла. Лоб графини покрылся испариной, но она нашлась, что ответить даже в столь щекотливой обстановке.

– Дорогие друзья, давайте прогоним эту маленькую лгунью, пытающуюся испортить свадьбу наших любимых молодоженов! Уверена, что от желания обогатиться за чужой счет она выдаст себя за ребенка любого из представителей нашего графства.

– Отнюдь, леди Болз! На подобную низость могли быть способны только Вы с Вашим, – девочка рассмеялась, – братом. Однако это не понадобилось, ведь Вы с мистером Грином смогли реализовать более зловещий план – устранить ненавистного мужа, догадавшегося однажды, кого он приютил в своем особняке в качестве брата любимой жены. Не так ли?

Гул среди прихожан приходской церкви графства Миддлсекс усилился.

– Да кем ты себя возомнила?! – завопил Джереми и бросился на оборванку, но в паре шагов от нее почему-то остановился.

Было видно, как он пытается шевелить конечностями, однако руки и ноги его не слушались.

– Сядьте, мистер Грин, – снисходительно произнесла нищенка, словно одним взглядом развернув нападающего и усадив его на освободившееся место в ближайшем ряду. – А теперь продолжим. Леди Боулз, Вы сами поведаете нам правду о том, как умер граф Боулз, или мне сделать это за Вас?

– Говори, что хочешь, мерзкая интриганка! Я никого не убивала!

– Возможно, не своими руками, но предрешили судьбу своего супруга именно Вы. Что ж, если мне позволено открыть эту тайну самой, то приступим. Ровно через десять лет после замужества и через три месяца после того, как любовник графини поселился в Боулз-Холл, одним пасмурным утром умер достопочтимый граф Артур Боулз. За завтраком он решил обсудить сложившуюся дилемму и предложил жене два варианта развития событий: либо прогнать лжебрата одного, либо вместе с ней; при этом, в первом случае она публично признается в своем адюльтере и просит прощения у мужа на Совете графства, а во втором – просто остается без средств к существованию, и может катиться с любовником на все четыре стороны. Граф Боулз и не догадывался, что в его чашке с кофе уже растворен крысиный яд, однако неверная супруга попыталась его предупредить, желая воспользоваться первым вариантом событий и не быть вовлеченной в убийство, спровоцированное ей же самой. Тем не менее, Джереми Грина такая постановка не устраивала, и он хотел принудить владельца Боулз-Холла выпить отравленный напиток. В начавшейся потасовке ни графиня, ни её любовник даже не заметили, как граф Боулз схватился за сердце и побагровел. К обоюдной радости злоумышленников третий лишний в порочном круге сам погиб от сердечного приступа.

– Откуда ты обо всем этом знаешь? – прошептал напуганный Джереми и взглянул на Палмер.

– Почему ты на меня так смотришь? Конечно, я никому не рассказывала!

– Тогда как Энн Барнс узнала о некоем секрете между мной и тобой, который чуть не разболтала в ночь фейерверков? – рассвирепел Грин.

– Я ничего не знала о том, что вы с леди Боулз любовники! – вмешалась горничная. – Мне просто хотелось привлечь твое внимание к себе. Но если бы я знала истину, то никогда не позволила бы тебе прикоснуться ко мне! Вы оба мне отвратительны!

– Так ли это в действительности, мисс Барнс? – тем же угнетающе спокойным тоном спросила незваная гостья. – И верите ли Вы в то, что говорите сейчас?

Внезапно Энн побледнела.

– А тебя я вообще впервые вижу, грязная девчонка! Ты ничего не знаешь обо мне!

– Как раз таки знаю, Энн без «и» на конце, – ухмыльнулась нищенка. – Не ты ли соблазняла богатых мужей своих хозяек в Йоркшире, Лестершире и Дербишире, надеясь развести их с женами и женить на себе?

Мисс Барнс вздрогнула и закричала, что это неправда, но не стала продолжать дискуссию с незнакомкой и, рыдая, села на скамью спиной ко всем.

– Побойся Бога, дитя! – наконец, подал голос пастор Рейми. – Ты находишься в священном храме, где не место для доносов и уличений уважаемых прихожан в надуманных преступлениях.

– Таких ли уж надуманных, «любвеобильный Джо»? – обратила свой взор на священнослужителя девочка-инкогнито и улыбнулась. – Разве надуманным является принуждение отчаявшихся женщин к богопротивной близости без любви?

Пастор Рейми пытался придать себе безмятежный вид, однако дрожащие руки и коленки выдавали его смятение.

– Не понимаю, о чем ты, дитя, но твои отвратительные умозаключения не верны, и я прошу покинуть мою церковь немедленно.

– Твою церковь, «любвеобильный Джо»? Разве этот храм принадлежит не Господу, и не каждый может найти в нем место для исповеди и покаяния?

– Конечно, может!

– Тогда зачем ты присваиваешь себе его заслуги, не смотря на то, что на протяжении многих лет лишь обворовывал прихожан, ссылаясь на пожертвования для церкви и бедняков?

– Почему мы должны слушать этот бред умалишенной оборванки? – обратился ко всем Рейми, стремясь найти поддержку, но отчего-то гости несостоявшейся свадьбы лишь бросали на него брезгливые взгляды.

Тогда раздосадованный пастор схватился за первого, кто стоял рядом, чтобы убедить его в своей невиновности. Им оказался камердинер и дворецкий имения Барроу-хаус Найджел О’Коннол.

– Зря стараетесь! – рассмеялась нищенка, и этот смех причинял всем собравшимся в церкви почти осязаемую боль. – Для этого слуги´ есть только один человек, которому он безоговорочно верит и может поклясться на Библии в его невиновности, даже если это не так, – это его хозяин и господин!

Бальтазар, всё это время не сходивший с пьедестала и сжимающий руку возлюбленной, словно очнулся ото сна и двинулся в сторону незнакомки, остановившись в середине прохода.

– Кто ты? – громко спросил он. – Назови свое имя!

– Можете называть меня мисс Харон, – отозвалась та и прямо посмотрела на него.

– Это невозможно, – после некоторого раздумья сообщил Барроу. – Я видел мисс Харон больше года назад, и она была 17-летней девушкой как минимум на две головы выше тебя.

– Пришлось предстать перед тобой в таком образе, чтобы не напугать раньше времени.

 

Глава XIII

Незваная гостья с улыбкой прошлась взором по каждому, кто находился в приходской церкви. Но как только прихожанин замечал её тяжелый взгляд, сразу отворачивался или опускал глаза.

– Так кто ты такая? – сотрясал воздух Бальтазар. – И кем была подосланная тобой девушка в день рождения моего сына?

– Сына? – повторила Холанда вслед за женихом.

– Да, мисс Хартли, – ответила за несостоявшегося супруга нищенка, – сына! У сэра Барроу есть сын Генри, которому скоро исполнится два года, но он даже не знает своего отца.

Невеста подошла к Бальтазару и коснулась холодными пальцами его лица.

– Это правда?

– Да, любимая. Но мерзкая гадалка испортила мне тот вечер, сказав, что Вивиан Эшби – мать моего Генри – не является той единственной, которая предначертана мне судьбой.

– Так это она? Эта девочка и есть гадалка, предсказывающая тебе встречу с девственницей?

Холанда вновь, теперь уже с интересом взглянула на оборванку.

– Нет, Холли, – возразил аристократ. – Она очень похожа на неё, но та цыганка была в этом возрасте в далеком 1849 году, и у неё не было одного глаза.

– Неверно, сэр Барроу! У меня был перевязан один глаз, но о его наличии или отсутствии Вы не можете судить с уверенностью.

– В любом случае настоящая гадалка приходила ко мне, спустя четыре года в образе повзрослевшей девушки.

– Вы правильно отметили: в образе…

– Не хочешь ведь ты сказать, что совсем не изменилась за семь лет!

– Время в таком месте понятие относительное, сэр Барроу. К тому же, Вы не могли забыть мой голос. Верно?

Бальтазар зажмурил глаза и начал повторять слово «исчезни», с каждым разом все громче.

– Вы думаете, это поможет Вам избавиться от меня?

– Зачем ты здесь? – не выдержал владелец Барроу-хаус. – Почему ты вновь стараешься испортить мне самый счастливый день?

– Священник спросил, есть ли причины, препятствующие молодоженам заключить союз. Припоминаете?

– И ты решила снова противостоять моему выбору? Так вот теперь я не прислушаюсь к твоим доводам, поняла! Мне безразлично твое мнение обо мне и моей будущей супруге! Холанда для меня единственная на свете, любовь всей моей жизни и моя половинка! Никакое прошлое: ни мое, ни её, не сможет переубедить меня в выборе суженой!

– Даже тот факт, что Вы уже женаты, сэр Барроу? – как гром среди ясного неба прозвучал вопрос мисс Харон.

– Не понимаю. Что? О чем ты говоришь, не понимаю, – словно в бреду шептал Бальтазар.

– Вы забыли, что до сих пор состоите в браке с леди Сильвиной Барроу.

– Но, но она ушла от меня. О’Коннол! – кинулся аристократ к камердинеру. – О’Коннол, ведь она бросила меня верно? Сильвина прислала какие-то бумаги о разводе, но ты их сжег!

– Никаких бумаг не было, сэр Барроу, – произнесла нищенка. – Вы просто убедили себя в этом.

– Холли, милая Холли! Тогда я очень быстро оформлю развод, и мы сможем пожениться, родная, – обнимая возлюбленную, обещал Бальтазар.

– К сожалению, это невозможно, сэр Барроу, – вновь разрушила мечты незваная гостья.

– Убирайся! Вон! Исчезни, проклятая шарлатанка!

– Любовь моя, давай выслушаем её.

Холанда улыбнулась жениху и пальцем разгладила морщину на его лбу. Её взгляд, такой ласковый и нежный, словно исцелял душу, и он позволил мисс Харон продолжать.

– Чтобы развестись, Вам необходимо будет вернуться к жизни, сэр Барроу. Но после этого Вы никогда больше не поговорите и не обнимите любимую женщину.

Холодный пот пробился наружу и покрыл все тело Бальтазара, он физически ощутил, как вспотел.

– Давно Вы не испытывали ничего подобного. Ведь так, сэр Барроу?

– Что это значит? Почему ты говоришь так странно? Почему прямо не скажешь, что происходит?

– В глубине души Вы сами догадались, что происходит, – снисходительно ответила босоногая девочка. – Ведь после погребения отца сами боялись, что, если он проснется, то не сможет выбраться. Вас это очень пугало, поскольку подобная картина после его похорон Вам часто снилась. Однако спешу заверить: Ваш отец был мертв, когда с ним прощались, а Вас не похоронили живым. Вы находитесь в летаргическом сне или в состоянии клинической смерти – люди по-разному это называют. В настоящий момент Ваше тело всё так же лежит в своей постели в Барроу-хаус, а рядом плачет Ваша жена, убеждая доктора Сойера не прекращать попыток пробудить Вас. Она верит, что Вы живы, вернее, надеется на чудо. И я могу подарить ей такое чудо, но только с Вашего разрешения.

– Это какой-то бред. Это невозможно, – мотал головой Бальтазар. – Если я сейчас сплю и нахожусь в своем поместье, то как тогда назвать моё пребывание здесь?

– Чистилищем, – последовал жуткий ответ.

Все прихожане в церкви вздрогнули от услышанного и переглянулись. Почему-то им стало невыносимо грустно в этом месте, они испытали ни с чем не сравнимое отчаяние и страх.

– Мы умерли? – спросили они разом. – О, Господи, только не это!

– Отчего же Вы не вспоминали его в момент совершения греховных помыслов и действий?

– О, Боже, дай нам шанс! – в истерике кричали души.

– В чистилище Вы уже использовали свой шанс, – тихо произнесла мисс Харон, но ее голос проник в уши каждому гостю.

– Но ты же сказала, что сэр Барроу еще может вернуться к жизни! – завопил Джереми Грин. – Значит у нас тоже есть шанс ожить снова!

– Ваше тело уже захоронено, мистер Грин. И хочу сказать Вам, что без Вашего присутствия в мире живых намного чище.

– Если все, кроме нашего соседа, уже лежат в могилах, то тогда почему никто из нас не помнит, как умер? – упав на колени перед нищенкой, спросила леди Боулз.

– Это свойственно всем душам, дорогая графиня. Вечность, которую я провожаю всех в загробный мир, ни разу не отличилась хоть одним случаем, когда бы грешная душа догадалась о физической смерти.

– Это мерзкая шарлатанка, дети мои! – размахивая руками, вторгся в разговор пастор Рейми. – Она лжет нам, потому что рядом с нами нет тех людей, которые тоже погибли!

Убеждая себя в верности своих рассуждений и нервно смеясь, священник продолжал уверять прихожан, что при правдивости слов незваной гостьи, в церкви должны были появиться граф Боулз и отступившая от писаний Библии миссис Томпсон, нечестным способом совратившая его когда-то и скончавшаяся накануне в результате долгой болезни.

– Действительно, – вдруг вспомнив что-то, произнес Бальтазар. – Здесь должен был быть мой дворецкий О’Теренс, но его нет среди нас. Мы с Найджелом собственными глазами видели и хоронили его тело после того, как я очнулся. Что ты на это скажешь?

– Что Вы снова ошибаетесь. Все! Я объяснила, что Ваши души находятся в чистилище, поскольку чаша весов Ваших мирских грехов застыла посередине. Как только одна из них наклонилась, продолжение игры в жизнь потеряло смысл. Вы все как открытая книга для меня. Граф Боулз, миссис Томпсон и О’Теренс попали в Рай сразу после смерти, а разыгрывать праведников не в моих принципах.

– Разыгрывать? Для тебя это игра? – вскочила Энн Барнс. – Если у всех у нас такие гнилые души, то как здесь оказалась Холанда? В чем её грех?

Мисс Харон подошла к невесте и потянула её за руку, чтобы девушка опустила голову. Как только их лица остановились на одном уровне, проводница в загробный мир погладила нежную щеку мисс Хартли и грустно улыбнулась.

– Она сама знает, – сообщила нищенка.

– О, Боже! – прошептала Холанда.

– Что? Что случилось, родная? – Бальтазар укрыл любимую ото всех и взял ладонями её лицо. – Что она тебе внушила?

– Ничего. Просто я вспомнила свое падение со скалы. Я самоубийца, – заплакала мисс Хартли.

– Ей не место среди нас! – вмешался Рейми. – Она совершила смертный грех!

– Кто бы говорил! – не выдержала оборванка и впервые за всю дискуссию повысила голос. – Это Вы слишком омерзительны, чтобы стоять рядом с Нею. Она единственная из всех Вас вызывает мое сочувствие, но я не могу отступить от правил своей работы.

Мисс Харон повернула Бальтазара к себе.

– Я не могу оживить её, – проговорила она. – И не могу успокоить её милые кости, разрываемые ветром, соленой водой и песком. Но Вы сможете, сэр Барроу… если вернетесь к жизни.

– Останки Холли даже не погребены? – в ужасе спросил её возлюбленный.

– К сожалению, нет. Они находятся в той пещере, рядом с которой мисс Хартли нашли аборигены еще девочкой, и возле которой она упала со скалы.

Бальтазар сжал челюсть и кулаки. Было видно, что его душу разрывает гнев, но ненависть эта была обращена, как ни странно, не к сомалийцам, силой удерживающим невинного ребенка.

– Почему здесь нет моего отца? – разразил церковь голос разъяренного жениха.

Холанда испугалась гримасы, исказившей лицо её несостоявшегося супруга.

– Он не заслужил права на чистилище, – сообщила мисс Харон. – Сэр Клифтон в аду. Теперь Вы догадались, кто был предназначен Вам судьбой, но в силу обстоятельств не мог дать о себе знать, пока Вы жили?

– Кто такой сэр Клифтон? – кротко поинтересовалась мисс Хартли, боясь, что лезет не в свои дела. – И почему здесь должен быть твой отец, любимый мой?

Бальтазар прятал глаза от своей суженой. Ему было тяжело признаться ей в том, что тревожило его с того самого момента, как она открыла ему душу в его поместье.

– Это мой отец надругался над тобой в Африке, – прошептал он и сел на скамью.

– Твой отец? Что ты говоришь?

– Тот Капитан в шатре, который заплатил мерзкому работорговцу за ночь с тобой, и стал твоим первым мужчиной, – это мой отец. Меня давно терзали ужасные догадки, но я отгонял их от себя до тех пор, пока не сопоставил твою исповедь и его записи из судового дневника. Однако мою боль усиливает тот факт, что я мог, но не спас тебя, когда ты нуждалась в моей помощи.

– Ты тот мальчик, который преследовал меня по палубе и потом сдал отцу? – голосом, похожим на нежный колокольный звон, произнесла возлюбленная.

– Да. Прости меня, Холли! Прости, что не уберег тебя от неминуемой гибели в чужом краю!

– Теперь это не важно, любовь моя! Пусть здесь, но мы вместе с тобой, и можем больше никогда не расставаться.

– Я не хочу с тобой расставаться! – воскликнул Бальтазар и заключил Холанду в крепкие объятия.

Затем он повернулся к девочке и озвучил свое желание переместиться в загробный мир вместе с единственной любимой женщиной, которую он так долго искал.

– Вы вправе принять такое решение, сэр Барроу, но хочу переубедить Вас, поскольку если Вы навсегда покинете мир живых, то душа и тело мисс Хартли останутся не упокоенными; она вновь и вновь будет возвращаться к своей трагедии, терзая хрупкий дух. Кроме того, на земле у Вас остались другие незавершенные дела. Умерев, Вы обрекаете леди Барроу на звание убийцы, которое её совесть уже назначила для неё. Однако, воскреснув, сможете даровать ей прощение. То же касается Вашей родной сестры: мисс Харрингтон находится под влиянием плохого человека, который способен разрушить её жизнь. Тогда Ваша мать не переживет предательства еще и дочери, и покинет бренный мир несчастной. Еще Вы забыли о частичке своей плоти и крови – маленьком Генри, который не помнит отца и может судить о нём лишь согласно нелестных отзывов от матери. Признайтесь самому себе, что это печально.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, что не дает мне покоя уже много лет, маленькая гадалка, – после долгого молчания произнес Бальтазар. – Здесь и сейчас ты можешь мне поведать, кто является отцом Эстеллы?

– Этот вопрос Вы ей и зададите при встрече, сэр Барроу. Именно тогда между Вами с ней и матерью больше не останется недомолвок и обид. Вам нужно лишь позволить мне вернуть Вас к жизни, – продолжала настаивать босоногая девочка.

– Как же мне решится на это, если именно здесь находятся моя любовь и мой друг? – терзал свою душу тот, кто находится между небом и землей.

– Сэр Барроу! – вдруг подал голос дворецкий и камердинер своего господина. – Нам с мисс Хартли будет лучше и спокойней, если Вы вернетесь к жизни. Только здесь я понял, что действительно согрешил, создав себе кумира в Вашем лице тогда, как никто, кроме Бога, не должен занимать пьедестала в сердце. Я сам виноват в том, что так глупо ушел из жизни, перестав есть, пить и спать, просыпаясь и засыпая подле Вас во время болезни.

Теперь уже прежний хозяин О’Коннола подошел к слуге и пожал ему руку.

– При жизни я воспринимал как должное твое присутствие, друг мой, но лишь ты был всецело предан мне, невзирая ни на что. Мне повезло, что я знал и общался с тобой много лет, Найджел.

Друзья обнялись и похлопали друг друга по плечу.

– А ты, моя милая Холли, – вновь обратился к любимой Бальтазар, – отпустишь ли ты меня к тем, кому я безразличен, но кто нуждается в моем присутствии?

Холанда пыталась сдержать слёзы, однако рыдания пронзили церковную тишину, и она не смогла сказать ни слова, лишь кивнув в знак согласия, не смотря на острую боль, что причинит ей неминуемое расставание с возлюбленным.

– Прошу тебя, не плачь, родная! Обещаю, что не буду долго задерживаться наверху, и скоро мы встретимся, я лишь завершу земные дела.

– Я не понимаю, почему все мы должны столько времени уделять внимание удачливому богачу и обесчещенной его отцом девице? – не скрывая зависти, прокричала Энн Барнс.

Мисс Хартли обернулась на неё, пытаясь прочитать на лице некогда любимой подруги причину столь яростного выступления в свой адрес и в адрес ее возлюбленного.

– Даже не открывай рот, чтобы что-то мне сказать, Холанда! – воскликнула усопшая когда-то в результате отравления беладонной от рук собственного любовника, не желавшего разводиться с титулованной женой и прекратившего шантаж молодой интриганки таким способом. – Я обратилась к этой нищенке, так и не назвавшей причину смерти всех здесь присутствующих!

– Я уже говорила, что время в этом месте понятие относительное, мисс Барнс, поэтому Вы не так долго уделяете его трагедии сэра Барроу и мисс Хартли, как Вам кажется, – снисходительно отозвалась мисс Харон. – А что касается причин, по которым все Вы оказались здесь, то ищите их в себе, потому что каждый из Вас сам является виновником своей гибели.

– Но это несправедливо! – завопили угнетенные души. – Ей ты помогла вспомнить! Чем мы хуже?

– Тем, что продолжаете оставаться себялюбивыми и корыстными негодяями, не способными на самопожертвование. Потерпите еще немного, и я перестану тратить Ваше драгоценное время, переправив всех на тот берег, – с отвращением бросила проводница, и в этот момент церковь обернулась темной и холодной пещерой с грязным водоемом и плавающей в нем ладьёй.

Она подошла к Бальтазару и закрыла пальцами его опухшие веки, отчего ему невыносимо захотелось спать, и он провалился в глубокий сон.

 

Глава XIV

Сознание Бальтазара Барроу витало в темном переулке его страхов и сомнений. Но в какой-то момент исчезло ощущение легкости и безболезненности происходящего, поскольку физическая оболочка хозяина дала понять мозгу о своих несовершенствах. Тело сэра Барроу разбудило его тошнотой, головной болью и сильнейшим обезвоживанием.

Не иначе, как чудо, воспринял он наполнение, то ли наяву, то ли в бреду, своего горла благословенной жидкостью.

Еле подняв веки, больной увидел перед собой фарфоровую емкость, из которой ему в рот вливали воду. Небольшой кувшин держала в руке Сильвина, и она даже не заметила, что её супруг пришел в себя. Бальтазар же пытался сказать ей о невозможности глотать, но язык его не слушался. Вместо слов послышалось лишь хрипение и кашель.

– О, Боже! – вскрикнула леди Барроу и отставила посуду. – Доктор Сойер! Доктор Сойер, он очнулся!

Над больным склонилось знакомое лицо, и знакомые потрескавшиеся губы улыбнулись.

– Это невероятно, – процедил врач и повернулся к Сильвине. – Вы были правы, он не умер. Ну, что ж, поздравляю! Если бы не Ваше упорство и вера в спасение сэра Барроу, то я бы не воспринимал еле слышимое сердцебиение в качестве залога успеха. Вы очень преданная жена.

– Спасибо, – прошептала девушка и заплакала.

Бальтазар не смог попросить ее приподнять его на кровати, но вытянул руку, чтобы коснуться ее щеки ладонью. Леди Барроу дрожащими губами улыбалась ему, и в глазах ее читалось облегчение.

Спустя почти сутки, он мог самостоятельно принимать пищу в виде жидкой каши и овощного бульона. Все это время рядом с ним была жена. Она виновато смотрела на него, но ничего не говорила.

– Сколько месяцев я спал? – спросил однажды владелец Барроу-хаус.

– Месяцев! – удивилась Сильвина. – Ты был без сознания всего двенадцать дней!

– Так мало? Значит, время здесь течет быстрее, а там тянется дольше, – словно сам себе, пояснил супруг.

– О чем ты? Где там?

Но Бальтазар не ответил на её вопрос, а задал свой о том, где и когда похоронили его дворецкого и камердинера.

– Откуда ты знаешь, что они мертвы? – округлила глаза леди Барроу. – Ты пришел в себя только позавчера, и за это время слуги не заходили к тебе, чтобы проболтаться.

– Иви, я находился на грани жизни и смерти, и за эти двенадцать дней, хочешь верь – хочешь нет, душа моя прожила больше полугода в том мире, куда ты, надеюсь попадешь не скоро.

– Ты просто находился в агонии и бреду, – пыталась заверить его Сильвина. – Тебе это всё привиделось.

– Тогда откуда я знаю, что О’Теренс умер тихо в своей комнате от сердечного приступа, сидя за своим столом и касаясь груди слева, а О’Коннол – подле меня, поскольку отказывался есть и спать, пока его хозяин не очнется?

Леди Барроу открыла рот от изумления, но было видно, что она сомневается в правдивости слов мужа.

– Это очередная проверка? – спросила она с подозрением. – Ты снова испытываешь меня?

– Я бы не поступил так с тобой в нынешней ситуации, Иви. Поверь мне, я не шучу! Более того, я искренне прощаю тебя в том, в чем ты сама считаешь себя виноватой передо мной. Именно из-за тебя я вернулся к жизни, хотя сердце мое кровоточит от того, что я оставил на том свете единственную любовь всей моей жизни. Но гадалка предупредила меня, что, навсегда покинув мир живых, я бы оставил на тебе клеймо убийцы, и тебе бы пришлось проходить в чистилище то, что пришлось пройти мне.

– Гадалка? Чистилище?

Сильвина схватилась за голову.

– Ты пугаешь меня, Бальтазар. В своем ли ты уме?

– Это не важно, веришь ли ты мне. Главное, я уверен в своей правоте и необходимости завершить очень срочные дела, пока не стало слишком поздно.

– Какие дела?

– Освободить тебя от меня, подарив развод, к примеру. Я знаю, что заставил тебя немало страдать, но теперь я другой человек, и хочу обеспечить тебя и твою семью. Тебе больше не нужно быть моей женой, чтобы получить материальную независимость. Юридическими нюансами займись сама! А мне необходимо срочно отплыть в Африку.

– В Африку? Но зачем?

– За тем, что мне милее всего на свете, Иви. Надеюсь, ты тоже когда-нибудь встретишь свою истинную любовь, но не при таких трагических обстоятельствах, которые свели нас с Холандой.

– Холандой, – повторила губами леди Барроу и проводила взглядом практически бывшего супруга.

* * *

После погребения останков возлюбленной и похорон по всем традициям англиканской церкви (Бальтазар не сообщил священнослужителям о причинах, вследствие которых погибла Холанда Доротея Хартли, но пожертвовал приличную сумму на реконструкцию нескольких аббатств), вновь воскресший отправился на остров Уайт с тем, чтобы расставить все точки над i в своих отношениях с сестрой и матерью.

На пароме он мысленно беседовал с любимой женщиной, надеясь, что она ему приснится. Когда он прибыл в Аден в поисках её костей, местные жители почему-то восприняли его приезд как знамение будущих перемен к лучшему и оказывали всякую помощь при исследованиях в пещере, где, по словам мисс Харон, были захоронены останки Холли.

Сэр Барроу не был удивлен положительному результату поисков, поскольку достоверно знал о месте гибели своей возлюбленной. Он поблагодарил местные племена звонкой монетой и с ближайшим судном отбыл обратно.

В Ньюпорте его приняли холодно, но только поначалу. Когда Бальтазар сообщил матери о тайном разговоре сестры с мистером Фитцем накануне его отъезда, миссис Харрингтон призналась, что после этого Саймон стал странно себя вести, был раздражительным и грубым и вплоть до настоящего времени оттягивал свадьбу, ссылаясь на несущественные причины. Однако на предложения Эстеллы расстаться постоянно клянется ей в любви, и матери даже стало казаться, что он просто удерживает её подле себя, чтобы не потерять из виду, а не из-за сильных чувств.

Вдвоем они убедили сестру и дочь пригласить офицера на ужин, но не сообщать о приезде Бальтазара. Присутствие сэра Барроу в Харрингтон-Лодж застало юношу врасплох, и он не успел нацепить на себя маску безразличия, сияющим взглядом показав, как рад визиту богатого родственника невесты.

Его обычно недовольный вид сменился приподнятым настроением, и весь вечер без умолку мистер Фитц делился с домочадцами своими грандиозными планами на будущую свадьбу и последующее путешествие. Потом вдруг он стал нахваливать красоту и утонченность Эстеллы, чем расстроил её. Девушка попыталась мягко остановить его, но Саймон еще пуще восторгался достоинствами мисс Харрингтон и нарочито гордился тем, как ему повезет познать её как женщину и жену.

В этот момент Бальтазар встал из-за стола и навис над гостем, грозно уставившись прямо ему в глаза. Он сообщил, что отлично знает, чего добивается интриган, поскольку собственными ушами слышал в свой последний приезд, как Фитц убеждал влюбленную в него Эстеллу пойти под венец с братом, а затем преступным путем завладеть его наследством.

Разумеется, беспринципный парень начал все отрицать и настаивать на том, что сэр Барроу неправильно все понял. Тогда Бальтазар открыто стал угрожать Саймону своими связями и посещением командования двуличного офицера с тем, чтобы разоблачить его перед Обществом. Уловка подействовала, и истинное лицо Фитца всплыло наружу: взвесив все риски, он в присутствии невесты указал на неё как на инициатора бесчестного плана, рьяно доказывая, что стал жертвой ее хитроумных манипуляций и использован ею.

Мисс Харрингтон начала было оправдываться перед родными, но брат остановил её, заверив, что слова бесстыжего офицера должны были быть произнесены большей частью для неё, чтобы пелена влюбленности, наконец, спа´ла, и она трезво взглянула на Саймона как на скользкого типа, способного переступить через человека и через закон.

После позорного ухода Фитца сын вручил матери письмо с официальным обращением в адрес его командира, которое она должна была отправить в случае негативного поведения бездарного офицеришки. С сестрой Бальтазар помирился, попросив прощения за кратковременное помешательство в отношении нее и извинился перед матерью за необоснованное сомнение в том, кто является отцом Эстеллы.

Он настоял на их приезде в Барроу-хаус зимой, приглашал жить в их «общем» поместье каждый год и обещал обеспечить хорошее приданое для девушки с тем, чтобы мисс Харрингтон выбрала супруга исключительно по любви, а не материальной составляющей.

По возвращению домой Бальтазар также направил ближайшим родственникам О’Теренса и О’Коннола денежную компенсацию со словами благодарности в их адрес. Он навестил чету Эшби, где ему было позволено пообщаться с маленьким Генри и объяснить причины, по которым он не встречался с ним. Вивиан приняла его искренние извинения, согласившись отправлять сына в имение бывшего мужа погостить время от времени, и через некоторое время ребенок привык к отцу.

В один из дождливых пасмурных дней сэр Барроу встретил в лесу одинокую волчицу. Она неспешно поравнялась с его конем, который почему-то не отпрянул от хищницы. Тогда всадник спешился и подошел к ней без страха. Ему очень хотелось поговорить с ней, но у самки пропал интерес к человеку, больше не нуждающемуся в её жалости. От него перестал исходить запах мертвеца, и, одарив наездника сверкающим взглядом, волчица умчалась прочь.