Я снова здесь, я снова на манеже, Я хорошо заметен с высоты… И вам смешно, но если что, то мне же Ебало разорвёте в лоскуты. Ах где ж ты был, наш клоун неуёмный? Примерить твой костюм уж хочет рать! И похую нам, плоский ты, объёмный, На выход, падла! Петь! Шутить! Играть!! Иди ты нахуй, пьяная галёрка, И ты туда же, сноб в шестом ряду! Я занят. Я ушёл. Качнулась шторка. И жизнь грустна, ебать её в пизду…

Судили падонка. Убийство жены. Народу — как ёлок в лесу… А он отрицать и не думал вины — Сидел, ковырялся в носу. Жену на кровати, в кровавой квашне, Нашли с проломлённой башкой… Судья: «Подсудимый, ответьте-ка мне: Ну что вы за ирод такой?!? Вы жили с ней вместе четырнадцать лет! И вроде бы всё как у всех, Так что вас заставило, дайте ответ, Свершить непростительный грех?» Тот шариком «коз» в прокурора метнул, Застыли в ахуе менты… Поднялся лениво, матню застегнул: «Ну хуле торащишь балты? Убил, беспесды. И убил бы апять! Я тожы, па ходу, не бык: Ибало ей нахуй розбил ап кравать, И гвоздь захуйарил в кадык!» «Прошу вас, по теме! Вопрос не о том!» «А чё ж приебалсо-то, лось?» «Мы знаем прекрасно, что было потом! Скажите, с чего началось?» «Ну браза, фтыкайте, сичас роскажу: Решил ей на клык надовать… Забил… Раскумарилсо, йопто, лежу… Зопрыгнула быстра ф кравать… За серьги тяну бля, роботай, мол, тля, Ибаццо-то хочеццо — страх, Как раз прикупил ей блатнова туфля… В ращёте на искриний трах… Она — без вапросаф, ведёццо на рас, Готовиццо, губы трубой… Довай, гаварю, покажи мне свой клас, А то ведь росстанусь с табой! И толька туда, где дражало бидро, Глоза маи жадна фпились, Фзглянула в лицо и скозала хитрò: „Ну что же, смотри И УЧИСЬ!“» И дело закрыл оправдательно суд, Лишь гвоздь у падонка изъят… (Поправка к закону : «Когда нам сосут, Пусть лучше вабще не пиздя̀т»).

Я вам, друзья, Америк не открою, И ветхость тем оспаривать не буду, Но людям, как общественному строю, Ебаться нужно часто и повсюду. Уже давно стихии основные Подвластны похотливому народу: Он покорил просторы неземные, И воздух, и огонь, и даже воду. И нет уже теперь такого места, Где не лилось бы семя втихомолку, Где не сосала б жениху невеста, Иль не ебал вожатый комсомолку На трассах, во дворах, в лесу дремучем, В подвалах душных, лбом упёршись в трубы, Мы рвём своим великим и могучим Подружек пёзды, сфинктеры и губы. На флоте еблю запросто осилим — Там поварих вообще не одевают, А иногда в воде ебут, под килем (Дельфины, говорят, охуевают…) И даже тот, кто вечно занят вроде — Горняк — и тот сношается с рудою, Найдя себе отверстие в породе, Хоть мало-мальски схожее с пиздою. Есть кадр, где Терешкова (молодчина!) Трём космонавтам делает минеты, А после невесомая кончина Кружит туда-сюда внутри ракеты. Ебутся в купол цирка все гимнасты, Джульетты в театрах лижут ствол Ромео, А в театрах есть, увы, и педерасты… Да не, фпесду… Не буду портить крео… Борт-инженеру дрочат стюрдессы, Прижав к дверям прокуренных сортиров, И возгласы воздушного повесы Приводят в возбужденье пассажиров. На пиках гор и в джунглях Амазонки, В глуши тайги и камышовых стèблей… Да что тайга — Луну уже падонки Скупают для занятий жёсткой еблей!! Куда ни глянь — какое-то движенье, Куда ни плюнь — везде ебётся пара… Не это ль основное достиженье Великого вселенского квазара? Учёный, оторвись от микроскопа! Философ, не печатай ахинею!! У женщины — пилотка, рот и жопа, И в этом — суть, и жизнь, и всё что с нею! Чтоб всем, кому захочешь, перепало, Ебись везде, галлактики качая, Ебись всегда, чтоб время отступало, Ебись, в ебало вечности кончая!

Испарина на лбу, Хуярит пульс как молот, А я тебя ебу, А я красив и молод. Причин клянуть судьбу Я в общем-то не вижу: Кого хочу — ебу, Кого не очень — пѝзжу. Ничто не отобьёт К сношениям охоту И даже не ебёт, Что рано на работу. Кончаю, не ори, Безмозглая блядина, Теперь мне хуй потри, Как лампу Алладина. Старайся, не сачкуй — Я не люблю халтуру, Кусни меня за хуй, Да не травмируй сдуру, Спокойно, без понтов, Размеренней движенья! Вот видишь — он готов Продолжить погруженье. Рассвет блестит в росе, Я рухнул, словно ватный… Пускай узнают все Какой я ёбарь знатный!

Как часто, чтоб найти себе подругу, (Подстилку, соску — как не назови) Мы бегаем по замкнутому кругу Дрожа от нерастраченной любви! Конечно, чтобы плоть унять мужскую — И тут, отнюдь, не нужен божий дар, Достаточно лишь выйти на Тверскую И заплатить двадцатку за удар. Но ведь и мы порой — чего стесняться! Теряем кайф от временных гостей, И хочется уютно поебаться, Чтоб в тапочках, под рокот «Новостей»… Наш хуй звенит как сжатая пружина, Нам снятся борщ, гардины и пизда, И вот уж нас несёт неудержимо На поиски семейного гнезда. Тогда встаёт вопрос уже недетский: Куда идти и как её искать? Ведь, согласитесь, брак — не цацки-пецки, Найти жену — не чашки полоскать… Кто помоложе — прут на дискотеки: А вдруг там есть приличное бабьё? Носки свежи, гандоны из аптеки… Вперёд, как бык на красное тряпьё! Другие же, не мудрствуя лукаво, (Обычно, из студенческой среды) На вечеринках ревностно и браво Проводят смотр пожизненной пизды. И упаси их Бог в читальном зале Искать принцесс на общую кровать: Такую хоть бы нà кол нанизали — От словарей ни в жизнь не оторвать. Те, у кого в сознаньи перегибы, Бомбят простор газетной полосы: «…спортивные, застенчивые Рыбы Мечтают встретить нежные Весы…» С приходом в быт заразы-интернета Задача упростилась для бычья: Ты, мол, забацай в чате мне минета, А я потом решу, женюсь ли я. Ходить по клубам, девкам улыбаться? Стрелять глазами, как багдадский вор? Ведь не поймёшь: ты просто поебаться Или пойдёт серьёзный разговор… В трамвае — пòшло, в морге — нереально, В Пуэрто-Рико — слишком далеко (И очень жаль, я слышал, что орально Склонить любую к браку там легко…) И всё душа в неведеньи томится, И способов за год не перечесть, Но каждый рад с другими поделиться Надёжным самым. Если способ есть…

Страною правил во хмелю Король Второй Луи, Как подобает королю Весь день пинал хуи. И сам увесистым хуём Снабжён был наш король И вот однажды на приём К нему явился тролль. И всё бы вроде ничего, Но при такой длине Считал Луи, что хуй его Длиннее всех в стране. «Король, отдай принцессу мне!» Горбун ему сказал, Спустил штанишки, все в говне, И хуй свой показал. «И будет лад в дому твоём: Ни тифа, ни войны, А не отдашь, махну хуём — И нет твоей страны». Король вскочил: «Да ты в уме?!?! Эй, стражники, подъём!! Наглец, ты будешь гнить в тюрьме И там махать хуём!!!» Задвинул троллю по еблу И в башню заточил… Кувшин поставили в углу, Чтоб нà пол не дрочил. А тролль, конечно, обманул: Не знал такого свет, Чтоб кто-то там хуём махнул — И государства нет! И суть предания не в том, Что гном в зятья не гож, (Принцесса та, с беззубым ртом, Пошла бы и за вошь). Для тролля зависть короля Сыграла злую роль: Ведь хуй Луи, как хуй кроля, Когда с ним рядом тролль. Он и поныне на беду Сидит в тюрьме один… Я сам там в прошлом был году Чтоб поменять кувшин.

Знакомимся? Я — Мистер Рок-н-ролл, Я кожаный, небритый и непризнанный, Я влажных пёзд десятками порол И вновь бросал, как бутерброд обгрызанный. Сегодня здесь, а завтра — хуй поймёт Куда я затусуюсь после сэйшена, На стенке у меня гранатомёт (У быдла там — плакатов понавешано). Кумиры — нахуй, кроме бога Джа, И то, когда по-дружески поделится Мне без него, как жопой на ежа, Он скоро у меня уже поселится… Я редкий, вымирающий подвид, Хотя когда-то было пол-планеты нас… Как мой знакомый байкер говорит: «Хуёвая тенденция наметилась». Могуч мой хроматический нарез, Вращаю мир гитарными мозолями, А кто меня пошлёт на до-диез, Обложен будет тут же си-бемолями. Стоѝт по вèтру рваная джинса, И жду я в спину выстрела контрольного, Но все не заглушить вам голоса Бессмертного движенья рок-н-ролльного…

Ты так отчаянно скучала, Касаясь пальцами лица — Просило женское начало Мужского твёрдого конца. Весь день трудилась, словно пчёлка Под шум раскидистых ветвей Порхала шёлковая чёлка Правей-левей… правей-левей… Рецепт из бабушкиной книжки — Хуйня, политая хуйнёй И брея нежные подмышки Шептала: «Где ты, мой родной?» Начищен пол, протёрты рюмки, Кило помады на губу, И переполные сумки С базара пёрла на горбу. И ожиданье до заката, По всем каналам — телешоу… Возможно, было б всё пиздато, Но я заснул и не пришёл.

Я слонялся по бутѝку без дела Ждал стоически, слегка раздражаясь, Ну а ты всё с продавщицей пиздела, В балахон очередной наряжаясь. Мы гуляли по центральной аллее, Ты плечом случайно бабку задела И чтоб бабке стало жить веселее, Пять минут с ней, извиняясь, пиздела. Раскалился телефон до предела, Ты когтями с трубки глянец содрала — Два часа с какой-то дурой пиздела (Та, к тому ж, неверный номер набрала). Но тебе видать и этого мало: На трюмо лежала кошка, балдела, Ты её моим ботинком согнала И при этом всё пиздела, пиздела… А вчера вся Площадь Мира глядела, Как в экстазе растопырив ресницы Ты с подругой до заката пиздела, Заглушая хор туристов из Ниццы. Я футбол смотрел, как наши пробздели, И теперь от Барселоны в отрыве, Оттого, что ты и тёща пиздели Оба тайма плюс ещё в перерыве. Можно рот тебе заклеить, к примеру, Но встаёт уже вопрос справедливый: Или все вы так пиздливы не в меру, Или просто я такой молчаливый…

Поймите, уроды, включите разум, Глядите не ху̀ем, глядите глазом, Отдача, дебилы, всегда адекватна: Насрёте на миксер — вернётся обратно. Сожрите ваш «Паркер» золотопёрый, Пусть съедет с путей ваш поезд скорый, «Ты можешь и лучше!» — идите-ка нахер, Искусство — не гонки, а я — не Шумахер…

Я проснулся в холодном поту, Чуть дышу и в желудке неловко — Мне приснилось, что группа «Тату» Пригласила меня на тусовку. Будто был день рожденья у них, Всех созвали на папину дачу: Знаменитостей кучу крутых, И меня, голодранца, впридачу. Я хуел от скопления звёзд, Помутился мгновенно мой разум… Шуфутинский им розы принёс И налёг на «Столичную» сразу. Вот подъехал невъёбный кортеж: Два роллс-ройса и пять лимузинов, То Меладзе, причёсан и свеж, С ним шестнадцать пьянючих грузинов. Со словами «У всех отсосу», Вместо брошки — клубничный гандончик, Появилась на входе Алсу, С чистой нефтью вручила бидончик. Тут, в пизду посылая ментов, В пиджачишке с косыми бортами Появился в воротах Буйнов, С ним три сучки с огромными ртами. Вот и Пенкин в блестящем белье (Как, увы, ни противно падонкам) Подмигнул, улыбаясь, портье Подарил эпилятор девчонкам. Вот Киркоров, с ним папа Бедрос, Цепь на шее, прилизанный «ёжик», Ни хуя он с собой не принёс, В кухне спиздил серебряный ножик… Помочившись сперва на газон, Застегнуть не желая ширинку, В дом ввалился поддатый Кобзон И «хуйнёй» обозвал вечеринку… За Кобзоном, с кастрюлькой в руке, Макаревич явился суровый, Долго рылся в большом рюкзаке, Подарил им халатик махровый. Вот Земфиру во двор занесли, И пыхтя, положили под ёлку… Гости медленно к ней подошли, Повздыхали, ведь жалко же тёлку! До усрачки вкурив гашиша, Прибежал Пресняков и Агутин, В дом вальяжно вошли, не спеша — На измене: а может там Путин? Вот и «Сплин» в сигаретном чаду… В устной форме излив поздравленья, Завафлили «Татушек» в саду, Совершая простые движенья. Я не в силах волненья сдержать, Подбежал, растолкавши прислугу: Как же мог я вас всех уважать? Все под стать вы, уроды, друг другу… И десятком разгневанных рож Был я послан по-взрослому на хуй, Пенкин с криком: «Ах, как он хорош!» Мне расстёгивать начал рубаху… Я проснулся в холодном поту В луже мутного лунного света… Хорошо, что вы — там, а я — тут, Не дай Бог с вами встретиться где-то.

Проблема пидора не в том, Что тупопрофильным болтом В него вонзаются хуйки, Деактивируя кишки, Проблема пидора не та, Что постоянно полость рта Печёт от спермы всех сортов — Таков удел педовских ртов… Не в том проблема пидоркà, Что проколол себе пупка, И вставил в дырку изумруд — Не виден он, когда ебут… Ущербность пидора в ином: В его сознании больном, Ведь он не может ВЫБИРАТЬ, Кто его в жопу будет драть… И он вздыхает у окна, Когда соседова спина Блестит, как крымская гора, От выбивания ковра. Его ведёт протухший мозг За жвачкой в сотый раз в киоск: А продавец-то натурал, И кроме водки — в рот не брал… Концерт Киркорова — вперёд!! Зашил чулки, подкрасил рот… Ну где ты, счастьичко моё? В бинокль глядь — одно бабьё…! А он всплакнёт, и поутру В сердцах зайдёт на pidor.ru И там отыщет голубка — Такого точно мудака. Кривой, косой ли — всё равно, Пошла игра в «Тромбуй говно» А ночью в снах — сосед, ковёр, Киркоров, жвачка, киоскёр… Вот так и прыгают они К одной хуйне с другой хуйни, И их беда, как ни крути — Проблема выбора пути…

В волосах расширяется плешь, На щеках распускается ёж, То от скуки бессильной поешь, То от скорби вселенской поёшь. Не пизди, что «накрыл депресняк», Что наступят и счастья деньки, Погляди — ты обрюзг и обмяк, На глазах спиртовы̀е мешки… Выше нос и травись до конца, Раскури всё что может гореть, Затянись. Затаись. Заебца-а… И не страшно теперь умереть…

Я ненавижу женщин властных, Несносных ночью, злобных днём, Ебаться раком не согласных, А только сверху и с ремнём. Тех, что от важности хуея, Носы зарывшие в меха, В мужья берут себе еврея, А лучшим другом — петуха. И равно мне безынтересен Покорной соски сладкий вид, Что ходит тихо между кресел И всё схватиться норовит. За хуй, уставший от притворства, Жуя со стоном волоски, А будешь с ней не слишком чёрство — Так и повесится с тоски… Как тут не вспомнить Насреддина, (Хоть и казбек, а толк знавал!) Что золотая середина, Милей, чем в крайности завал. Не напугавшись серединой, Не продрочив реальный шанс, Между вампиршей и блядиной Ищи мечты своей баланс!

Всё началось, по-мойму, в понедельник, Звонит с утра: «Серёженька, сюрприз!» А у меня как раз такой похмельник, Ну просто, хоть удавку на карниз. «Родители готовы наконец-то Поближе познакомиться с тобой!» Хуё-моё, ведь я твоя невеста… «Придёшь?»…«Приду» (с разбитой-то губой!!) Ну хули, добазарились на восемь («А лучше, чтобы где-то без пяти!») Сказала, опозданий не выносим, Мол, постарайся вовремя прийти. Ну нахуя, скажите, в наши дни-то Устраивать такую лабуду С приходом в дом влюблённого джигита? И я решил: залупу. Не пойду! И голова как камень тяжелела От предстоящих вечером задрот Спасибо, хоть соседка пожалела: Плеснула двадцать капель от щедрот. Где двадцать капель, там и продолженье И к вечеру я был уже готов, Купил букет, чтоб сделать предложенье, Взамен приняв родительских понтов. Чуть опоздал, пока искал жевачку, Сжевал пять штук — отчасти помогло, Курнул ганджи, поймал у цирка тачку Приехал в десять… Скорбное ебло… Звоню, смотрю в глазок на всякий случай, Там тоже кто-то смотрит — ахуеть! Ну, открывай, любимая, не мучай, Из глаза в глаз не прёт меня смотреть. Открылась дверь. Какой-то хуй в костюме… Пожалуй, папа, хоть и староват (Костюм — говно, рублей пятнадцать в ЦУМе) «Что ж припоздали?..» «Я не виноват — Трамваи что-то долго не ходили…» Смотрю-не верит. Ну и хуй соси! «Котлеты-то поди уже остыли…» Ты не пизди, ты выпить пригласи! Мамаша выплывает при параде «Сергей, не разувайтесь!» (ясный хер!) На роже — грим замоскворецкой бляди, Фигура — югославский шифоньер. «Прошу к столу!..» «Где Лена?… то есть Света?» Переглянулись, старые чмыри… «Серёж, я здесь!» — кричит из туалета Ну, всё понятно… Сри, вонючка, сри… «Как вам моя коллекция пластинок? Вы с классикой знакомы хорошо?» А тут как раз въебло волной картинок… Глаза прикрыл и говорю «Шо-шо?» «Вивальди, Моцарт, Бах, Стравинский, Глинка… Не правда ли, божественно, Сергей? А вот Чайковский — лучшая пластинка… О, как страдал великий этот гей!!» Вскипели в жилах и трава и водка, Исчез из глаз причудливый узор… Я произнёс уверенно и чётко: «Страдал не он, а тот, кого он пёр!» «Да как Вы смели!? Слышала, Светлана?!? Кого ты, дочка, в дом к нам привела???» Я улыбнулся, глянул на еблана Он встал и убежал из-за стола. «А с виду ведь такой приличный парень!» — Мамаша принялась меня корить, А у меня косяк давно затарен: «Могу я на балконе покурить?» Вбежал еблан, в меня кидая куртку, От злости, заебавшийся икать, Ну что ж, отложим временно накурку — В подъезде дуну, мне не привыкать… И уходя, сурово как торнадо, Я пнул ногой закрытый туалет… «Я выхожу!!» Да ладно, Свет, не надо. Ты счастье-то своё просрала, Свет.