На следующий день Нунец с утра явился к синьоре Тейа. Хотя было еще очень рано, она давно была на ногах. У нее был такой плохой вид, что у Нунеца сжалось сердце. Она молча показала ему на кресло.

— Скажите, синьор Нунец, есть ли у вас какие-либо новости?

— Новости есть, но не сказал бы, чтобы очень хорошие...

С этими словами Нунец протянул хозяйке дома записку, на которой рукой неизвестного было предъявлено страшное обвинение капитану Родериго.

Когда Лаура кончила чтение, он спросил:

— Обращался ли к вам капитан с этими словами? Не помнится, чтобы кто-нибудь из вас упомянул о них во время допроса.

— В записке написана сущая правда. Капитан, действительно, спросил меня, не пила ли я? Я ответила, что нет, и меня очень удивило, что мой ответ, видимо, сильно обрадовал капитана.

— Но почему вы не упомянули об этом эпизоде во время допроса?

— Имела ли я право это делать, раз Родериго, ваш друг, умолчал об этих, я уверена, лишенных всякого значения, словах? Если я отвечаю на ваш вопрос сегодня, то только потому, что уверена, что так же поступит и капитан. Но вы должны себе представить, насколько мучат меня эти слова. Я уверена, что капитан невиновен, но все говорит против него. Кто автор этой записки?

— Не знаю, но вот в чем дело. Слова капитана могли слышать только четыре человека: вы, Каучо и Тейа, которые были близко, и, может быть, старый Рамон на кухне. Тейа умер, Каучо утверждает, что ничего подобного не слышал, да к тому же он был со мной в то время, когда я получил записку; вы, конечно, не автор записки, крайне невероятно, чтобы им был и Рамон, но кто же тогда?

На лице Лауры отразилось столь сильное беспокойство, что Нунец счел нужным успокоить ее.

— Как ни тяжела новая улика, я по-прежнему остаюсь при убеждении, что Родериго невиновен... но это нужно доказать...

— Как я рада это слышать! Но окажите мне немного доверия и ответьте: вы считаете убийцей того человека, которому удалось ускользнуть с «Альдебарана»?

— К сожалению, у меня нет никаких оснований считать его виновником смерти вашего мужа. Он был на яхте с другой целью; он, может быть, усыпил экипаж с целью грабежа.

— А может быть, сам преступник автор записки?

— Сильно сомневаюсь в том, но должен сознаться, что дело запуталось до чрезвычайности.

Внезапно раздался резкий звонок. При виде показавшегося на пороге старичка, Нунец чуть было не подскочил. Это был вчерашний незнакомец из кафе.

Старичок почтительно поздоровался с Лаурой, а затем, повернувшись к Нунецу, вежливо протянул ему руку.

— Здравствуйте, синьор Нунец...

Нунец секунду поколебался, затем пожал протянутую руку и ответил:

— Здравствуйте, мосье...

— Транкиль, — закончил старичок. — Как видно, сама судьба сводит нас. Я всего четыре дня в Сантандере, и уже имею удовольствие вторично встречаться с вами.

Повернувшись к Лауре, он продолжал:

— Я узнал, сударыня, что вы живете в Сантандере. Будучи вашим соотечественником, я счел своим долгом сделать вам визит. Сознаюсь, что он не вполне бескорыстен. Я по профессии архивариус и всюду разыскиваю интересные документы. Отправляясь завтра в Астурию и плохо владея испанским языком, я решил обратиться к вам с просьбой указать мне адреса каких-нибудь французов, которые могли бы оказать мне содействие.

— Надеюсь, что смогу быть вам полезной, — ответила Лаура. — Я очень рада, что вы зашли ко мне. Так приятно встретить соотечественника на чужбине.

Мосье Транкиль галантно поклонился.

Нунец сосредоточенно смотрел на кончик сапога. Этот архивариус, дважды за 48 часов попадавшийся ему на пути, сильно заинтересовал его. Уж не он ли был автором записки? Ведь никто другой не знал о его, Нунеца, пребывании в кафе «Андалузия», которое никогда не посещал. Но какое отношение мог иметь мосье Транкиль к делу «Альдебарана»?

— Вы из самого Периге, мосье Транкиль? — спросила Лаура, обрадовавшаяся возможности поговорить о Франции.

— Нет, я из Талафе, из того же департамента, что и Периге. Вы знаете эти края?

— Нет, я с севера, хотя и родилась в Амбуаз на Луаре.

— Помню этот городок. Как-то проездом, я пил там кофе. Кофе, признаться, прескверный, но как великолепна Луара!..

— О, я надеюсь скоро увидеть ее берега... и остаться там навсегда.

Нунец поднялся.

— Я покину вас, что бы не мешать вам беседовать о вашей общей родине, —сказал Нунец.

Он уже было открыл дверь, когда Транкиль остановил его:

— Разрешите спросить вас, сударь, что вы думаем о преступлении на улице Трех Деревьев?

— На улице Трех Деревьев?

— Ну да. Говорят, это довольно любопытная улица. Я охотно бы посетил ее, если бы она не пользовалась столь дурной славой.

— Но ведь это старая история, — заявил Нунец, — она уже сдана в архив.

— Как так? Человек убит сегодня утром, а дело уже сдано в архив?

— Сегодня утром? Вы прямо поражаете меня, мосье Транкиль. Вам, может быть, покажется это смешным, но я еще ничего не знаю об этом деле, а вы, хотя и находитесь в городе всего 4 дня, уже осведомлены. Что же, эта улица причинила нам уже не мало хлопот...

— Как говорят, убит некто Грегорио, антиквар.

Нунец на секунду задумался.

— Еще одно слово, если позволите. Вы, кажется, знаете здесь всех. Так вот, знаете ли вы капитана Родериго?

— Вы говорите о собственнике «Альдебарана»? Я видел эту яхту, но не имею чести быть знаком с капитаном.

Нунец слегка улыбнулся. Его осенила новая мысль и он продолжал:

— Раз вам хочется познакомиться с улицей «Трех Деревьев», то почему бы вам не отправиться туда вместе со мной? Если вам улыбается мое предложение, заходите через четверть часа в ближайший полицейский участок, и мы отправимся дальше вместе.

Нунец, которому очень хотелось поближе познакомиться с таинственным французом, опасался, как бы тот не уклонился. Но нет. Лицо странного старичка просияло, и он ответил:

— Большое спасибо. Принимаю ваше предложение с удовольствием!