Каучо встал на колени перед телом, распростертым на ковре.
— Ничего нельзя поделать. Смерть на ступила мгновенно, — заявил он, подымаясь и смахивая пыль с брюк.
— Но это Тейа! — воскликнул Нунец, быстро поздоровавшись с Родериго. Поклонившись вдове умершего, он прибавил:
— В чем дело, Каучо. Эмболия?
— Нет, — ответил тот, — отравление!
Несмотря на все свое профессиональное хладнокровие, Нунец вздрогнул. Вздрогнули и капитан, и Лаура. Карло Тейа отравлен! Но как и кем?
— На каком основании полагаете вы, что Тейа отравлен? — спросил капитан. — Я сам приготовлял коктейль. В первый раз мы...
— Одну минуту, Родериго, — перебил его Нунец, поворачиваясь к Каучо. — Доктор, на каком основании утверждаете вы, что этот человек умер от яда, а не естественной смертью?
— Вид его не оставляет никаких сомнений. Посмотрите на это искаженное лицо, на судорожно сжатые пальцы, на искривленные члены, — только быстро действующий яд может придать такой вид трупу.
Нунец быстро осмотрел бар. На дубовом прилавке, под которым лежал труп, стояли две рюмки из под коктейля и бокал с портвейном. Во всех было еще достаточно жидкости.
— Как это случилось? — спросил Нунец капитана.
— Я приготовил коктейль, но синьора попросила портвейна. Мы выпили по рюмке и затем все вышли на палубу...
— Я слушаю...
— Мы услышали шум моторной лодки и решили, что это вы. Убедившись в своей ошибке, мы снова вошли в бар. Тейа сам взял рюмку, сделал глоток и упал.
— Заметили ли вы что-нибудь особенное, возвращаясь в бар?
— Решительно ничего!
— А мог ли кто-либо, воспользовавшись вашим коротким отсутствием, забраться в комнату?
— Насколько я знаю, в рубке в то время не было никого. Но человек, спрятавшийся в одной из ее кают, мог войти и затем исчезнуть.
— Невозможно! — воскликнул Каучо. — Пока вы были на палубе, я с поваром стоял у входа на лестницу, ведущую на рубку, и не видел никого.
— Значит, — заключил Нунец, — если сюда проник посторонней человек, то он еще не вышел.
Помолчав, он прибавил:
— Мне нужно трех надежных людей, Родериго. Мы поставим двух при входе на лестницу, а третий пойдет со мной.
Из поставленных в его распоряжение людей, Нунец поставил Козимо и Бассета наверху лестницы, приказал им не сходить с места и не позволять никому спускаться, сам же, в сопровождении кочегара Кнатца, быстро осмотрел рубку. В ней не было никого, и он отпустил кочегара.
Синьора Тейа была в состоянии близком к обмороку. Эта внезапная смерть, ужасный вид трупа, краткий допрос Нунеца, его быстрые распоряжения — все это в совокупности превышало ее силы, как велики они ни были. На вопрос Нунеца, не хочет ли она покинуть яхту, она ответила отрицательно и сидела, как изваяние, крепко сжав голову обеими руками. Доктор и капитан молчали. Тишина нарушалась только тяжелыми шагами Нунеца, который делал тщетные попытки увидать что-либо, что открыло бы перед ним тайну. Его взгляд упал на Каучо.
— Не исполните ли вы, дорогой мой, маленькое поручение? Отправляйтесь на берег и пришлите мне сюда инспектора Пигота. А также заезжайте в городскую лабораторию и передайте там на анализ по капле этих жидкостей. По возможности, обратитесь к Педро Суарецу.
Каучо кивком головы выразил согласие.
Нунец попросил у Родериго три пузырька, которые тот без труда нашел в аптекарском шкапчике. Тщательно вымыв, он налил в каждый из них по нескольку капель из всех трех рюмок, закрыл стеклянными пробками, запечатал, наклеил ярлыки и передал доктору.
— Ради Бога, скорее!
Через две минуты моторная лодка понесла Каучо на берег.
— Диагноз Каучо вряд ли подлежит сомнению, — заметил Нунец. — Преступление несомненно. Мне нужно еще три пузырька, Родериго. Чтобы устранить всякую возможность ошибки, я сам возьму по нескольку капель этих жидкостей и отдам их для анализа в другое место. А теперь мы можем покинуть борт. Только отдайте мне ключи.
Оба мужчины, вместе с Лаурой перешли в столовую, где Нунец задал Родериго несколько вопросов по делу об усыплении экипажа. Но Родериго не мог дать ему ни малейшего полезного указания.