1

Утром следующего дня в доме начальника горотдела милиции Константина Петровича Преображенского раздался телефонный звонок.

Константин сонно посмотрел в сторону телефона, потом глянул на часы. Было ровно шесть утра.

– Какого хрена… – пробормотал он и поднял трубку. – Слушаю, – сказал он недовольно.

– Привет вам от супруги, гражданин начальник! – сказала трубка.

Константин оторвал трубку от уха, оторопело посмотрел на нее, затем приложил к уху вновь.

– Что вы сказали? Я не расслышал, – сказал он.

– А мне показалось, что ты все уже понял, – сказал голос в трубке. – Твоя жена у меня, начальник. Сто тысяч.

Голос замолчал.

– Сто тысяч – что?!

– Не «что», а «чего»! – засмеялись в трубке. – Сто тысяч долларов, конечно! А ты думал, я нашими возьму? Не-ет! Сам ведь знаешь, сколько за похищение мне на киче конопатиться придется, так что дешевить мне резона нет, начальник. Сто тысяч баксишков в обмен на женушку – живую и здоровую! Да ты все понимаешь, не дурак ведь, начальник! И не говори, что у тебя зарплата маленькая, Преображенский. Я домик твой видал. Хороший домик. А сад какой! Загляденье! Денежки у тебя есть! Ты покумекай пока, а я перезвоню завтра, в это же время – скажу, куда нести бабло. Адьё, начальник! Да, и резких движений лучше не делать. А то ведь с женушкой и несчастье приключиться может!

В трубке послышались короткие гудки.

С этого момента пропажа жены начальника горотдела превратилась в похищение жены начальника горотдела. Срочно было созвано собрание из доверенных офицеров, на котором присутствовал и отец Снежаны. К сожалению, записать разговор Константин Петрович, конечно, не смог, но к завтрашнему дню должна была быть подготовлена и аппаратура, и деньги. Собрать такую сумму было непросто, но тесть Константина пообещал подсуетиться.

Командовать операцией по задержанию похитителя поручили многоопытному майору Василию Шишкину, образцовому офицеру. Хотя и для него дело было новым – до этого в Штыбове никогда никого не похищали с требованием выкупа.

Весь день кипела работа – собирались деньги, из Большеграда везлась необходимая аппаратура, составлялся психологический портрет предполагаемого похитителя… Хотя как его составишь? Информации было слишком мало.

А в нескольких километрах от горотдела – в доме Лёки – тоже было неспокойно. Снежана объявила своей тюремщице войну. Бунтующая пленница отравляла Лёке жизнь, как только могла. Утром она отказалась есть. Чуть позже попросила пить, но запустила Лёке в голову кружкой. Еще через час изорвала все книги, до которых смогла дотянуться. Все равно книги скучные, не жалко! В обед Снежана вывернула кашу на пол и сказала, что объявляет голодовку. Она так ничего и не съела до самого вечера.

Добавляло проблем то, что Лёка вынуждена была перестегивать наручники на другую руку по несколько раз на день. Это стало целым представлением.

Скажем, Снежана была несколько часов прикована за правую руку. Теперь руке нужно было дать отдохнуть – иначе могли возникнуть серьезные проблемы с кровотоком. Лёка брала вторую пару наручников и ею пристегивала левую руку Снежаны к трубе. Получалось, что супруга начальника горотдела милиции пристегнута за две руки сразу! Только потом Лёка отстегивала правую руку. Хорошо, что единственный ключ подходил к обеим парам наручников, иначе перестегнуть пленницу было бы вообще невозможно. Но и во время такого перестегивания взбунтовавшаяся Снежана плевалась, пиналась и всячески издевалась над Лёкой. Та терпела. А что оставалось делать?

В тот день Лёка отказалась снять со Снежаны наручники на ночь. Заснуть в наручниках Снежана не смогла. За это она материла свою тюремщицу до самого утра. Обе не спали всю ночь.

На следующее утро, ровно в шесть часов, в доме Константина Преображенского вновь раздался звонок. Тот же голос сообщил, как передать выкуп. На этот раз каждое слово преступника было записано с помощью специальной аппаратуры. Засекли и место, откуда звонил похититель. Это был один из телефонов-автоматов на окраине города.

Похититель проявил изобретательность – деньги нужно было сбросить с электрички, двигавшейся в сторону Малиновки, когда она проедет указатель с надписью «13-й километр».

Все это было проделано. Василий Шишкин проявил чудеса изобретательности, расставляя своих подчиненных так, чтобы они смогли незаметно проследить за похитителем. Милиционеры прождали до позднего вечера. Но за чемоданом с деньгами так никто и не пришел.

На следующее утро похититель опять позвонил Преображенскому.

– Привет, начальник! – сказал он. – Я вчера твоих ментов срисовал. Нехорошо, начальник, нехорошо…

– Я должен поговорить с женой, – сказал Преображенский. – Дай мне ее сейчас же!

– Извини, я забыл ее с собой захватить, – засмеялся похититель. – Я звоню из автомата, правда, не из того, что вчера. Да ты ведь это и так знаешь – засекли, небось, звоночек, а, Преображенский? Кстати, твоя жена много жрет и плохо себя ведет! Разбаловал ты ее, начальник! В общем, за ее капризы и за твою брехню гони еще десять тысяч. Собирай, а я тебе завтра позвоню!

Звонок удалось засечь и на этот раз. Действительно, звонили из автомата, но уже на другом конце городка. К автомату выехала патрульная машина, но никого обнаружить не удалось.

Тем временем Василий Шишкин предположил, что кто-нибудь из милиционеров сможет опознать голос похитителя. Пока собирали недостающие деньги, записанный на пленку голос давали прослушать всем сотрудникам горотдела, а также участковым ближайших сел. По результатам проверки заподозрили троих – все были ранее судимы. За ними установили слежку. Те вели себя совершенно спокойно. Тихая аккуратная проверка показала – эти люди в похищении не замешаны.

Между тем Снежана в доме Лёки продолжала бунтовать. Голодать, правда, она долго не смогла – сказалась привычка хорошо поесть, – но выла и орала постоянно. Ближе к вечеру она придумала себе новую забаву – облила Лёку содержимым ведра, в которое справляла нужду, за что заработала пощечину. Ночевала она опять в наручниках. На этот раз ей удалось немного поспать.

На другой день похититель позвонил Преображенскому не утром, а поздним вечером. Теперь требования были следующие – деньги нужно было оставить в одном из мусорных баков на окраине города. Майору Шишкину такое условие показалось странным – похититель не мог не понимать, что проследить за мусорным баком, расположенным во дворе жилого дома, для милиционеров будет несложно – вон сколько окон во двор выходит, хоть у каждого наблюдателя ставь! Тем не менее требование похитителя выполнили.

За баком следили долго, но и на этот раз за деньгами никто не пришел.

В тот день, когда лучшие оперативники города усиленно наблюдали за мусорным баком, Лёка зашла в комнату, где была Снежана, и увидела, что та стоит рядом с диваном. Ее левая рука пристегнута к трубе, а правой, свободной рукой она поднимает и опускает угол дивана-малютки.

– Ты чего делаешь? – поинтересовалась Лёка.

– Гимнастику, – ответила Снежана и совершенно не по-женски сплюнула на пол.

Лёка постояла, пытаясь понять происходящее. Наконец губы ее растянулись в безжизненной усмешке.

– Ты что, выкидыш спровоцировать хочешь? – спросила она.

– Да! – бросила ей в лицо Снежана. – Все равно рожать не буду! Назло тебе не буду!

– Зря стараешься, – сказала Лёка равнодушно. – Если б ты хорошо училась в школе, то помнила бы, что раньше беременные даже в поле работали, снопы вязали… И ничего. Если и бывали выкидыши, то редко. Так что, дорогая, выкидыш очень сложно спровоцировать, передвигая мебель. Тем более что это всего лишь диван-малютка, а не дубовый шкаф!

– Да?! – Лицо Снежаны исказилось от гнева. – А если так?!

Она ударила себя кулаком в живот. Не очень сильно, а так, для пробы. Было немного больно, но в общем терпимо.

Тогда Снежана ударила снова – уже сильнее.

– А так! Что ты на это скажешь?!

Лёка пожала плечами.

– Не знаю. Так, может, и получится. Только учти, выкидыш – это кровотечение. А кровотечение из матки – страшная вещь! Без помощи врачей можно и не выжить. А я врачей в этом случае к тебе вызывать не буду – можешь мне поверить!

– Тварь! Какая же ты тварь! – выкрикнула Снежана, но бить себя кулаком в живот перестала.

– Да, и вот еще, – продолжила Лёка. – Не пытайся изображать сердечный приступ или что-то такое. Во-первых, тебе еще нет тридцати – какие, блин, приступы?! А во-вторых, я много лет проработала медсестрой. Умею посчитать пульс, измерить давление. Знаю, какой цвет лица у человека, если дело серьезное. Короче, ты меня не обманешь, Снежка! Так что лежи лучше и не рыпайся!

Лёка врала – медсестрой она не работала никогда. Лаборанткой – да, но лаборант вовсе не медсестра. И тонометра, чтобы мерить давление, у Лёки не было. Но Снежана всего этого не знала.

– Как же я тебя ненавижу, мразь! – прошипела она.

Лёка пожала плечами и, по-старушечьи шаркая ногами, вышла из комнаты.

Снежана злобно посмотрела в спину удаляющейся тюремщице. Она села на диван, потом с силой ударила его кулаком. Диван заскрипел, закачался.

– Блин, блин, блин!!! – закричала Снежана и разревелась.

Ей было очень жаль себя. Она проревела не меньше получаса, а потом опять принялась придумывать, как бы ей посильнее достать Лёку.

Тем не менее в живот она себя больше не била и диван не поднимала. Умирать от потери крови ей не хотелось.

2

На следующие сутки похититель не позвонил вообще. Константин Преображенский не выезжал из дома весь день, от телефона не отходили сотрудники, несколько автомобилей готовы были мчаться в любой конец Штыбова по первому сигналу. Но похититель не дал о себе знать.

Впрочем, кое-что в этот день все-таки произошло.

Вечером в горотдел милиции принесли мобильный телефон. Честная пенсионерка нашла его в траве, рядом с автобусной остановкой, и не сочла возможным оставить дорогую вещь себе.

Это был пропавший телефон Снежаны Преображенской. Но звонили с него в последний раз еще перед похищением, и никаких отпечатков пальцев на телефоне не нашли. Так что находка ничего не давала следствию.

Где-то в это же время Снежане со скуки захотелось петь. Она спела несколько песен, а потом придумала себе забаву. Как заевшая пластинка, она принялась повторять одну и ту же фразу из старой песни:

– Так давайте устроим большой хоровод! Так давайте устроим большой хоровод! Так давайте устроим большой хоровод!..

Продолжалось это больше двух часов кряду. По расчету Снежаны, от такого пения должна была разболеться голова не только у Лёки, но и у собак на улице. Как чувствовали себя собаки, Снежана так и не узнала, но Лёка не отреагировала на «пение» пленницы просто никак. В итоге голова заболела у самой Снежаны, и она попросила у Лёки таблетку от головной боли – вот до чего ей пришлось опуститься!

Лёка принесла цитрамон и стаканчик с валерьянкой. Цитрамон Снежана выпила, а валерьянку выплеснула Лёке в физиономию. Потом прикрыла свое лицо ладонью, ожидая пощечины.

Но пощечины не последовало.

– Хорошо, что не моча, – сказала Лёка.

После этого Снежана долго плакала от отчаяния и злости, а потом заснула.

Между тем в горотделе милиции города Штыбово не знали, что и думать.

Таинственный похититель больше не позвонил. Ни на следующий день, ни через день…

На четвертый день Константин Петрович Преображенский проводил оперативное совещание у себя в кабинете.

В нескольких километрах отсюда его жена – похищенная, но вовсе не звонившим мужиком – решила вновь начать голодовку. В конце концов, есть у нее воля или нет? Голодали же политзаключенные в камерах и лагерях! Чем она хуже? Тем более что каша, которой ее потчует Лёка, такая гадкая!

На этот раз голодовка длилась дольше – целых полтора дня.

Разумеется, подполковник Преображенский ничего этого не знал. Он вполуха слушал доклады подчиненных, которые сводились к одному – работаем, с ног сбились, но у нас ничего, ничего, ничего…

Что же с этим долбаным похитителем? Затихарился? А как же бабки? Переехал в новое место и держит Снежану там? Так какого ж хрена не звонит в этом случае? Или какие-то проблемы? Блин, и у бандитов такое бывает – скажем, попал в больницу с гипертонией… Как раз в этом ничего удивительного не было бы – если тебя ищет вся милиция города и тебе светит огромный срок, то загреметь в больницу элементарно. Но что же тогда со Снежаной? Неужели она совсем одна, и ей никто не может помочь, даже воды принести?! Лажа, какая лажа! Хотя… У похитителя есть сообщники – в одиночку похитить взрослого человека нелегко. Опять-таки, кто-то должен караулить похищенную, пока один из похитителей звонит или за баблом отправляется? Однако можно накачать пленницу снотворным… Знать бы, что она жива!

Сейчас Константин Преображенский остро ощущал недостаток опыта в таких вопросах. Впрочем, недостаток опыта был не только у него – как уже было сказано, до этого случая в Штыбове не похищали никого и никогда.

Почему же этот козел не звонит, а?!

Что-то у них там случилось! Как пить дать что-то случилось! И случиться могло все что угодно. Жизнь такая сложная штука! Это только в кино любая история проста, логична, имеет начало, имеет конец, и в конце будут даны ответы на все вопросы. Опытный милиционер Преображенский знал – нелепости и вопросы без ответов в жизни попадаются очень и очень часто.

Вспомнилось самое первое дело – вопросы без ответов. Как-то в горотдел привели девочку лет восьми. Девочка утверждала, что ее зовут Саша и что она живет в трейлере с тетей Светой. Час назад тетя зачем-то оставила ее, Сашу, на улице и уехала. Все, конец рассказа.

Девчонка несла явную чушь – у нас ведь не Америка, здесь не живут в трейлерах! Но ребенок стоял на своем – жила в трейлере, и точка! Девочку показали психиатрам, те не выявили отклонений. Психологи – и детские, и взрослые – пытались разговорить малышку, заставить сказать правду. Но Саша говорила только про трейлер и тетю Свету. На всякий случай связались с гаишниками. Те подтвердили то, что Преображенский и сам знал: никаких трейлеров на улицах Штыбова сроду не видели.

Девочка Саша выглядела ухоженной, домашней. Ни одного намека на то, что ей пришлось хоть раз ночевать на улице. Молодой лейтенант Костя Преображенский был уверен – сегодня вечером или завтра утром объявятся заплаканные родители, и все прояснится.

Но родители не появились. Маленькую Сашу никто и никогда не искал, а сама она ничего нового не вспоминала. Ничего не дали и запросы в другие области. Помыкавшись по приемникам-распределителям, девочка обрела пристанище в детском доме в Новостахановске. Наверное, уже взрослая! Три года назад Преображенскому пришлось побывать в Новостахановске, он не удержался и заехал в тот детский дом. Саша его узнала, обрадовалась. Но никаких воспоминаний о детстве у нее не прибавилось. Она помнила только трейлер. Все, конец истории – как хотите, так и понимайте! Кем были родители Саши, кто такая эта тетя Света и что это был за долбаный трейлер, никто и никогда не узнал.

И таких историй, таких вопросов без ответов Преображенский мог вспомнить немало. Неужели и эта история будет такой же? Неужели он никогда не узнает, что стало с его женой и куда пропал паскуда-похититель? Лажа, какая же лажа! Поймаю – убью козла! Вот в этом кабинете, этими руками убью!..

Вопрос, заданный майором Шишкиным, вывел Преображенского из оцепенения.

– Константин Петрович, я вот что думаю – может, это вообще не похищение?

Непроницаемое молчание, повисшее в комнате, длилось не меньше полуминуты.

– В каком смысле – не похищение? – спросил наконец Преображенский. – Ты что несешь, Шишкин?!

– Может, это что-то вроде шутки, – сказал майор Шишкин. – Злой такой шутки, поганой. О том, что у вас пропала супруга, гудит весь город. Быть может, кто-то решил над нами постебаться. Может, он имеет зуб на милицию или лично на вас. Может, вы когда-то «закрывали» его или кого-то из его близких. Может, мы его пару дней назад чем-то обидели, когда притоны трясли. Вот он и решил нам отомстить или, как говорят, поприкалываться. Поэтому и за деньгами не приходит – не ради денег он это затеял. Он просто вас взбесить хотел да нас по городу помотать. Может, смотрел из окна какого-нибудь, как мы его ищем, и смеялся в кулак. А теперь перестал – стремновато стало.

– А откуда он узнал о засаде на тринадцатом километре? – спросил начальник участковых.

– Просто угадал. В кино такое видел, вот и угадал. Вы подумайте, товарищ подполковник, – вроде бы все сходится!

В комнате вновь повисло молчание. Все ждали, что скажет Преображенский.

Подполковник молчал довольно долго.

– М-да… – протянул он наконец. – При таких раскладах все действительно сходится. Может, ты и прав, Шишкин… Может, мы тут с ног сбились, а этот урод просто приколист? Как это правильно называется… Паркер?

– Пранкер, товарищ подполковник, – подсказали Преображенскому.

– Пранкер, блин! – процедил Преображенский сквозь зубы. Лицо его медленно краснело – верный признак надвигающегося приступа гнева.

– Я, Константин Петрович… я это так… в виде версии, – тихо сказал майор Шишкин. – Может, это все-таки похищение? Может, он позвонит через десять минут – откуда же я знаю? Я ж не пророк… Но и версию о том, что это просто телефонный хулиган, отбрасывать тоже нельзя.

– Пранкер, мать его, – пробормотал Преображенский. – Шутник… За такие шутки убивать надо. Медленно! – вдруг рявкнул он. – Отрезать козлу уши и заставить сожрать! Сырыми! Без соли!

Никто не посмел даже улыбнуться.

И вновь в кабинете воцарилось молчание.

Преображенский вытер идеально отутюженным платком вспотевший лоб.

Он думал.

Ситуация получалась кислая – ведь если это на самом деле телефонный хулиган, то значит, уже несколько дней, как супруга просто исчезла. Кристина ревет, теща слегла, тесть то орет, то таблетки от давления глотает, а он, Преображенский, ищет похитителя, который вовсе не похититель…

И ведь позор какой – весь город смеется. Над ним – подполковником Преображенским!

Что же случилось? Жена смылась с хахалем? Вряд ли. Сколько времени проторчали в Египте – откуда ему взяться, хахалю? Или до Египта она его совсем не знала? В десять утра познакомились, а в полдень она уже свалила с ним в далекие края? Вряд ли, вряд ли – это все-таки жизнь, а не рассказ этого… как его… Степана Швейга… или Цвейка?

Впрочем, когда-то что-то похожее он в жизни видел. Его приятель встречался с барышней и обращался с ней не очень хорошо. Барышня долго терпела, а потом вдруг вышла замуж за парня, которого знала всего три дня. Да, именно три! Работникам загса кучу денег отвалила, чтобы те брак без положенного срока в месяц зарегистрировали.

Приятель Преображенского был, конечно, сражен. Он пил водку и плакал целую неделю, а потом плюнул и забыл. А та барышня до сих пор с мужем живет. Правда, живут они плохо, так что неизвестно, кому она сделала хуже – бывшему любимому или себе самой.

Вопрос – способна ли его шалая супруга на что-то подобное? Ответ – да, способна. Обиделась на то, что он отправил ее на аборт, и выкинула такой номер. Хотя это был не первый аборт Снежаны, и раньше ничего подобного не происходило. И не отправлял он ее на аборт, она сама все решила! Он просто не вмешивался. Могла она разобидеться на то, что не мешал? В принципе, могла.

А хахаль – кто он? Снежана – толстая, вздорная, истеричная тетка, и Константину Преображенскому было сложно представить, чтобы его «сокровище» приглянулось кому-то настолько, чтобы сбежать «с сокровищем» на край света. Он-то сам в первую очередь ценил в Снежане связи ее отца. Может, любовник думает со временем подоить ее папашу? Ну, не на того напал – тесть этакого номера ему никогда не простит!

Блин, унизительно как! Да нет же – бред! Убежала – и ни слова ни Кристине, ни родителям? Вряд ли. Она, конечно, дура, но не до такой же степени!

Или стала жертвой какого-то шизика? Тогда совсем хреново. Преображенский не любил жену, никогда не любил. С ней всегда было тяжело, и, если честно, Константин недолго горевал бы, скончайся его жена от какой-то болячки. Но жуткая, полная мучений и страха смерть в руках психа – нет, Константин Петрович такого своей супруге не пожелал бы!

– Константин Петрович, – подал голос Шишкин. – Так какие будут распоряжения?

Преображенский с тоской посмотрел на подчиненных.

Ищут, ищут… Весь город перерыли. Результатов – аж ничего! И ведь вполне может статься, что ответ поблизости, под самым носом, а милиционеры его не видят!

Однажды в Штыбове случилось убийство – кто-то зарезал азербайджанца, который работал продавцом в ночном киоске. Из киоска вынесли магнитофон и мелочь всякую – несколько банок кофе, пару бутылок водки. Поисками занялись всерьез – тщательнейшим образом прошерстили все наркопритоны, всех подозреваемых в скупке краденого. Результатов не было. Перешерстили других азербайджанцев – может, он со своими чего-то не поделил? Но нет – те ничего не знали. Потом проверяли – может, это убийство на национальной почве? Долго трясли пару ребят, которые иногда ездили в Большеград и там терлись со скинхедами. И опять глухо…

А ларчик просто открывался. Киоск этот стоял в ста метрах от школы, и для того, чтобы узнать имя убийцы, нужно было всего лишь спросить любого старшеклассника. Буквально на следующий день после убийства вся школа знала – продавца Абида убили одиннадцатиклассники Артур Цонаев и Борька Пономарев. Юные отморозки не умели держать язык за зубами, и вся школа была в курсе, что причиной ссоры послужили пара грубых слов, сказанных пьяными подростками, и неосторожный резкий ответ продавца. Все вокруг знали, куда Артур и Борька подевали свои ножи, куда отнесли магнитофон…

Почему никому из милиционеров не пришло в голову наведаться в школу – осталось загадкой. Не догадались, и все. Прошло почти два года, пока информация об убийцах дошла до первого оперативника. Цонаев и Пономарев на тот момент уже были твердо уверены, что им все сошло с рук. Цонаев готовился к свадьбе, а Пономарева должны были скоро забрать в армию.

Поначалу подозреваемые все отрицали. Но (тут подполковник Преображенский растянул губы в недоброй улыбке) все знают, как освежается память, если придавить пальцы рук подозреваемого в дверном косяке! Через час допроса Цонаев и Пономарев во всем признались. Ножи, правда, не нашлись, но магнитофон изъяли. Он все это время валялся в гараже у Пономарева. Его не пытались продать, так как родители уродов были людьми не бедными, и малолетним преступникам не было никакой нужды продавать такую рухлядь.

– Так какие будут указания, товарищ подполковник?

Преображенский как будто очнулся, мрачно посмотрел на подчиненных.

– Какие еще могут быть указания, Шишкин? – прикрикнул он. – Продолжать розыскные мероприятия. Найти звонившего козла, кем бы он ни был! Пока не найдено… – Преображенский замялся. – В общем, пока не найден труп, считать мою жену живой. Землю рыть! Всем все понятно?!

Всем было понятно. Оперативное совещание закончилось.

Лицо майора Шишкина, выходившего из кабинета последним, было непроницаемо. За годы службы он прекрасно научился владеть своим лицом, и даже если бы кто-то вспомнил о чудаковатой садовнице, которую Снежана Преображенская уволила за несколько дней до своего исчезновения, лицо Василия не дрогнуло бы.

Но о Лёке никто не вспоминал.