Наполеон не мог долго оставаться в Смоленске. Почти все резервы, которыми думал он распорядиться для прикрытия своего отступления, изменили местопребывание неожиданными переходами. Продовольствие не доставлялось вовремя или расхищалось, потому что в армии царствовал беспорядок. Ежедневно приходили к нему известия о новых несчастьях, о новых поражениях. Все, казалось, вооружено против Наполеона. Французы терпели поражение везде, где встречали русских. Ней едва не погиб под Красным. Сам Наполеон думал, что любимый его маршал, которого он называл храбрецом, попал в плен. Узнав, что Ней успел избежать плена, Наполеон в восторге вскричал: «В моих тюильрийских кладовых лежит двести миллионов; я отдал бы их за маршала Нея!»

Но все эти несчастья французской армии ничто в сравнении с бедствием, постигшим ее при Березине. Картина этой переправы мастерскими красками начертана в сочинении генерала Данилевского; она всем известна, все уже ее прочли, и потому мы заставим самого Наполеона рассказывать об ужасах и несчастьях, которые истребили последние остатки его армии. Заимствуем эти подробности из 29 бюллетеня.

«До 24 октября армия отступала в порядке. Холод начался с 25-го; с этой минуты мы ежедневно теряли по несколько сот лошадей.

Хотя трудно было выступать в такой холод, император 13 числа вышел из Смоленска, надеясь достигнуть Березины прежде русских. Холод доходил до 16 градусов. Дороги покрылись гололедицей; лошади околевали тысячами; вся кавалерия шла пешком; нечем было везти пушек и обоза; необходимость принудила уничтожить большую часть снарядов и припасов.

Французская армия с 14 числа была без кавалерии, без артиллерии, без обоза. Без кавалерии нельзя было разведать о движении русских, а без артиллерии — вступить в бой. Такое положение было весьма затруднительно; слабые люди потеряли присутствие духа, веселость и мужество.

Русские, видя на дорогах трупы людей и лошадей, решились воспользоваться нашим бедственным положением. Они окружили наши колонны казаками, которые отбивали все — людей и экипажи, все, что отставало от армии. Эта иррегулярная кавалерия оказалась весьма страшной по обстоятельствам.

Герцог Эльхингенский, начальствовавший арьергардом из трех тысяч человек, взорвал укрепления Смоленска на воздух. Его окружили; он находился в самом отчаянном положении; но мужество спасло его. 7 числа вся наша армия пришла в Оршу.

Волынская армия шла на Минск, через Борисов. Генерал Домбровский защищал борисовский мост; но 11 числа вынужден был уступить напору русских. Они перешли через Березину, имея в авангарде дивизию Ламберта. Второй корпус, под командой герцога Реджио, получил приказание идти на Борисов, дабы обеспечить французским войскам переход через Березину. 12 числа герцог Реджио встретил дивизию Ламберта в четырех милях от Борисова, поразил ее и отбросил русских на правую сторону Березины. Но русские сожгли мост и обеспечили таким образом свое отступление.

Русские заняли все переправы на Березине. Эта река имеет сорок туазов в ширину; но берега ее покрыты болотами, потому весьма затруднительно переходить ее.

Русский генерал расставил войска свои в разных дефилеях, по которым он предполагал, что пойдет французская армия.

14 числа на рассвете император, обманув русских разными фальшивыми движениями, произведенными накануне, прибыл в Студянку и велел навести два моста на Березине. Герцог Реджио дрался между тем с русскими войсками, на виду которых происходила переправа. 14 и 15 числа армия переправлялась через реку безостановочно.

16 числа на рассвете герцог Реджио известил императора, что он атакован русскими соединившимися войсками; через полчаса другие русские отряды напали на герцога Беллунского. Дело было жаркое; вся французская армия принимала в нем участие и показала чудеса храбрости. Герцог Реджио ранен, но не опасно, пулей в бок.

На другой день, 17 числа, они оставались на том же поле битвы. Мы могли выбирать одну из двух дорог: в Минск и в Вильно. Минская дорога идет между лесами и болотами, и армия не могла бы найти на ней продовольствия.

Виленская дорога, напротив, идет по прекрасным местам. Армия, лишенная кавалерии и всех запасов, жестоко истомленная пятидесятидневным трудным переходом, влача за собой больных и раненых после стольких битв, непременно должна была спешить к своим магазинам. 21 числа армия добралась до Молодежна, где получены первые подводы провианта из Вильно.

Из всего этого следует, что армия нуждается в восстановлении дисциплины, кавалерии и артиллерии… прежде всего ей нужен покой.

Лошадей в кавалерии так мало, что признано необходимым соединить всех офицеров, имеющих лошадей, в четыре эскадрона, по сто пятьдесят человек в каждом; генералы занимают должность офицеров, а полковники унтер-офицеров. Этот священный эскадрон, под командой генерала Груши и начальством короля неаполитанского, следил непрерывно за императором.

Его величество никогда не чувствовал себя в таком превосходном здоровье».

Весьма многие упрекали Наполеона за последнюю фразу, находя ее оскорбительной для семейств, которых этот бюллетень погружал в отчаяние и одевал в траур.

Не должен ли он был утешить Францию хотя тем известием, что она может еще надеяться на него самого, и можно ли было скрыть от Европы бедственное положение французской армии, ее бегство из России? Разбитый, преследуемый, без средств, в стране, где все вставало на защиту родины, Наполеон все еще был великим полководцем. «В самом опасном положении, — говорил Бутурлин, этот великий полководец не изменил своей славе. Не уступая очевидной опасности, он взирал на нее очами гения и нашел средства там, где генерал, менее искусный и менее решительный, не подозревал бы даже их возможности».

Холод стал нестерпимым. «Руки наши примерзали к рукояткам; слезы леденели на щеках», — говорит один очевидец. «Все мы, — пишет известный доктор Ларре, — находились в таком истощении и бесчувствии, что едва могли узнавать друг друга… глаза и сила так ослабели, что трудно было глядеть и сохранять равновесие».

Должен ли был Наполеон оставаться среди развалин своей армии? Разумеется, нет. Через два дня после этого последнего бюллетеня он созвал всех маршалов и сказал им: «Я вас оставляю и еду за тремястами тысяч воинов. Нужна вторая кампания, когда в первую война не кончена».

В тот же день, 23 ноября, отправился он в Париж, оставив неаполитанскому королю главное начальство над армией. Он ехал в санях под именем герцога Виценского, который его сопровождал. Проезжая через Вильно, он совещался с герцогом Бассано в продолжение нескольких часов; в Варшаве осмотрел укрепления Праги. 2 декабря ночью прибыл он в Дрезден и имел конференцию, очень долго продолжавшуюся, с королем саксонским, которого почитал верным своим союзником, и в тот же день выехал из Дрездена в свою столицу. 6 декабря он был уже в Париже.