Не раз и не два Артур Конан Дойл пытался избавиться от Шерлока Холмса. Уже в ноябре 1891 года, когда на счету детектива было всего несколько «дел», Конан Дойл написал своей матери: «Подумываю прикончить Холмса… отделаться от него раз и навсегда. Он отвлекает меня от великих начинаний». До конца своей карьеры писатель время от времени жестоко нападал на своё собственное творение: даже пытался вывести детектива из игры, требуя баснословные гонорары за новые рассказы; и, как известно, даже хотел убить его, сбросив в Рейхенбахский водопад в декабре 1893 года. Но от Холмса так просто не отделаешься. Детектив вернулся на страницы журнала «Стрэнд» в 1901 году и после этого, вплоть до 1927 года, воскресал вновь и вновь. Взявшись за Холмса после длительного перерыва, утомлённый Дойл писал Герберту Гринхоу Смиту, своему редактору из «Стрэнда»: «Ты будешь смеяться, но я работаю над следующей историей о Шерлоке Холмсе. Старый пёс всегда возвращается на свою блевотину».
«Смерть Шерлока Холмса», иллюстрация к «Последнему делу Холмса», «Стрэнд», декабрь 1893 г., Сидни Пэджет.
Надо полагать, Смит не смеялся, а радовался: появление Шерлока Холмса на страницах «Стрэнда» гарантировало высочайшие продажи. В 1908 году, спустя двадцать один год после первого появления детектива в печати, Конан Дойл порадовал читателей новыми рассказами о Шерлоке Холмсе, позже вышедшими под названием «Его прощальный поклон», первый был опубликован в рождественском «Стрэнде», обеспечив ему неимоверное преимущество перед конкурентами, которых становилось всё больше на и так переполненном журнальном рынке.
«Холмс вытащил часы». Изображение доктора Ватсона и Шерлока Холмса к «Случаю с переводчиком», «Стрэнд», сентябрь 1893 г., Сидни Пэджет.
После первых историй, изданных в «Стрэнде» в 1891 и 1892 годах, Конан Дойл получал внушительные гонорары, поэтому его отношение к курице, несущей золотые яйца, вызывает недоумение. Шерлок Холмс оказался творением, опередившим идеи своего создателя, и всё бежал и бежал вперёд. В конце концов, ему удалось сбежать из-под конан-дойловского надзора.
Холмса породили и поддержали новая пресса и новый читатель, развитию которых поспособствовал сам Конан Дойл, хотя и относился к «одноразовой литературе» с пренебрежением, не считая её культурой.
Из Лондона на континент: вокзал Чаринг-Кросс, 1894 Морис Бонвуасан.
Журнал «Стрэнд» был задуман и основан Джорджем Ньюнесом как первоклассный и самый «занимательный». Созданный по образцу американских ежемесячных семейных журналов, как «Скрибнере» и «Харпере», «Стрэнд» тоже обещал иллюстрации на каждой странице, но стоил в два раза дешевле. Его визитной карточкой стала узнаваемая синяя обложка. Конан Дойл шутил в письме к Смиту: «прежде иностранцы примечали англичан по клетчатым костюмам. Скоро, я думаю, они перейдут на „Стрэнд“: его имеет при себе каждый человек на судне, плывущем из Британии на материк, за исключением, разве что стоящего за штурвалом». «Стрэнд» выступил как новый тип журнала и воплотил новое представление о чтении. Британский публицист У. Т. Стед охарактеризовал его как «лёгкое чтиво от корки до корки; развлекательные иллюстрированные статьи, идеально подходящие для приятного времяпрепровождения, не затрагивающие острых тем и не провоцирующие читателей на глубокие размышления». Чтение как «времяпрепровождение» без необходимости «глубоких размышлений» свидетельствует о потребности отвлечься, которая, я полагаю, продиктована эпохой. Рассказы о Холмсе полностью удовлетворяли эту потребность. Детективные истории, неоднократно и убедительно подчёркивающие обострённую внимательность Холмса, предназначались для того, чтобы отвлекающиеся и невнимательные читатели могли «проглотить» их и забыть. Они строились на новых для того времени представлениях о внимательности и рассеянности, эфемерности и потребительстве.
«Я весь внимание», — заявляет Шерлок Холмс в «Случае с переводчиком», но он не всегда такой: все рассказы Конан Дойла строятся на чередовании внимательности и рассеянности Холмса. Его гипервнимательность частенько «угасает» («Убийство в Эбби-Грейндж»), «он постоянно переходил от полной расслабленности к небывалой энергичности» («Союз рыжих»). Но когда что-то занимает внимание детектива, его уже не остановить, как в «Пёстрой ленте», когда «он присел на корточки перед деревянным стулом и начал исследовать сиденье с самым пристальным вниманием». Но Холмс умеет отвлекаться, например, когда «сидел в партере Сент-Джеймс-холла… погрузившись в музыку» («Союз рыжих»), или «слушал Вагнера в Ковент-Гардене» («Алое кольцо»), и его «апатичные, подёрнутые дымкой глаза так отличались от глаз Холмса-детектива, безжалостного хитроумного сыщика, преследующего преступников» («Союз рыжих»). В чередовании внимательности и невнимательности Холмса отражается сосредоточенность и рассеянность вечно спешивших горожан того времени. Читательская аудитория была очень широка и охватывала людей разных социальных классов.
Сэр Артур Конан Дойл, фотографический портрет, ок. 1902 г.
В Британии продавалось от 300 000 до 400 000 экземпляров «Стрэнда» в месяц, но в действительности каждый номер прочитывало, вероятно, около миллиона человек, ведь журналы передавались из рук в руки: их читали в библиотеках и кафе, отдавали друзьям и знакомым, перепродавали. Некоторые рассказы о Холмсе перепечатывались в журнале «Тит-Битс», достигая ещё одной читательской аудитории. Новая читающая публика состояла из людей, торопливо хватающих «Стрэнд» в журнальных киосках и несущихся на корабль, поезд или омнибус, то есть читающих на бегу. Они молниеносно поглощали чтиво, сосредотачиваясь на тексте лишь урывками, читая для того, чтобы отвлечься в долгих путешествиях, скучая в душных залах ожидания или во время ежедневных поездок на работу.
Литературоведы начали задумываться о проблеме «внимания» читателей и его видах, а иногда и о его отсутствии к некоторым литературным жанрам. Разные жанры по-разному привлекают внимание? Увлечёт ли нас, к примеру, длинный роман со сложным сюжетом так же, как короткое стихотворение? Какие факторы влияют на наше внимание? Если мы читаем стихотворение на плакате, висящем в переполненном вагоне метро, воспринимаем ли мы его так же, как если бы прочитали напечатанным в книге? Происходят ли в истории какие-то изменения, влияющие на чтение? Литературный критик Николас Дамес предполагает, что в XIX веке произошло серьёзное изменение «культурных норм внимания», он отметил, что в методах чтения того времени «отражалась индустриализация остальных сфер жизни общества». У читателей, утверждает он, возникла необходимость просеивать и отбрасывать всё большие объёмы печатной продукции — передовицы, рекламу, беллетристику, — они учились выделять детали, важные факты, полезную информацию из того, что Ватсон называл «облаком газет», которое «окружает» всякого, кто варится в этом новом затягивающем мире печати.
Жители пригородов направляются домой из города: «Вечерний Лудгейт-Хилл», рисунок пером, Джон О’Коннор, ок. 1887 г.
Начиная с середины века, газеты тоже подверглись изменениям: информация стала подаваться во всё более сжатой форме. Информационные агентства, такие как «Рейтер», созданное в Лондоне в 1851 году, отбирало статьи и пересылало их в сокращённом виде большому количеству региональных газет, а ближе к концу века передавало их по телеграфному кабелю, благодаря чему они становились ещё лаконичнее. Явление, отразившее развитие технологического прогресса, получило название «новая журналистика» и характеризовалось стилем изложения и оформлением страницы с броскими заголовками, небольшими заметками и многочисленными иллюстрациями. Такие издания, как «Тит-Битс», который Джордж Ньюнс начал выпускать в 1881 году, ещё до того, как появился «Стрэнд», представляли собой дайджесты, состоявшие из выдержек или кратких обзоров — «лакомых кусочков», — простых для прочтения. В 1889 году У. Т. Стед, редактор газеты «Пэлл-Мэлл», начал выпускать журнал «Ревю-оф-ревюз», в котором печатались выжимки «образцовых статей» из множества британских и зарубежных изданий. Парадоксально, но подобная краткость не означала, что читать стали меньше, ведь частота выхода периодических изданий, а также и их количество, как замечает писательница Лорел Брэйк, продолжала расти «от ежеквартальных до ежемесячных, еженедельных, выходящих более одного раза в неделю, ежедневных и ежевечерних». Дайджест — это не форма сокращения, а скорее ответ на избыточность. Изобилие печатной продукции повлекло за собой новый подход к чтению — требовалось найти и отсортировать нужные или полезные сообщения от всего остального.
Сжатая информация: первая страница журнала «Тит-Битс», 8 апреля 1882 г.
В «Рейгетских сквайрах» Холмс читает Ватсону нотацию: «В искусстве раскрытия преступлений главнейшее значение имеет способность вычленить из колоссального количества фактов существенные и отринуть случайные. Иначе вся ваша энергия и внимание всенепременно распылятся вместо того, чтобы сфокусироваться на главном».
Конан Дойл не хотел сочинять о Холмсе «серийные» рассказы. Он писал своему редактору: «Не считаю, во всяком случае, сейчас мне так видится, что должен придумывать новую шерлок-холмовскую серию, но не нахожу причин, почему бы иногда не писать отдельные рассказы, под заглавиями вроде „Воспоминания о мистере Шерлоке Холмсе (из Дневников его друга доктора Джеймса (так!) Ватсона)“». Истории, хотя и демонстрируют все признаки серийности: одни и те же персонажи, построение сюжета вокруг «дела», не являются серией как таковой. Для начала, они не выстроены в хронологическом порядке. Ватсон время от времени возвращается к старым делам: «Я разбирался в своих давних заметках, а некоторые даже перечитывал» («Приключение клерка»), или Холмс выкапывает старые документы из коробки или вспоминает дела минувших лет, просматривая свою обширную коллекцию вырезок. Несмотря на указание точных дат и времени мы периодически натыкаемся на нестыковки: «Как обозначено в моей записной книжке, это произошло в конце марта 1892 года, холодным ветреным днём» («Происшествие в Вистерия-Лодж»), а «Четырнадцатого апреля, как отмечено в моих записках, мне доставили телеграмму из Лиона» («Рейгетские сквайры»), из чего следует, что читателю предлагается не очень-то заботиться о последовательности дел.
Разговор с Европой: Отдел континентальной телеграфной связи, Центральный телеграф, Лондон, 1891 г.
В автобиографии Конан Дойл пишет, что идея «персонажа, проходящего через все рассказы», пришла к нему как «идеальный компромисс» между двумя основными продуктами журнального рынка: сериями и одиночными рассказами. «Я думаю, что был первым писателем, который это осознал, а „Стрэнд“ — первым журналом, воплотившем идею в жизнь», — добавлял он. Эта схема — не серийная, но продолжающаяся, — похоже, позволяла ему думать о Холмсе как об одноразовом персонаже, а читателю — делать после каждой истории перерыв, вместо того, чтобы пытаться соединить предыдущий и следующий рассказы, как приходилось делать, читая, например, роман с продолжениями. Каждая история о Шерлоке Холмсе могла быть быстро забыта и не оставить следа. Конечно, редактор «Стрэнда» знал об этом и однажды даже обратился к Конан Дойлу с просьбой: «Если можно, вставьте несколько строк в начало истории, чтобы сделать персонаж Шерлока Холмса более понятным для тех, кто ранее о нём не читал». Как заметил писатель Джим Масселл, на самом деле, подобная практика была характерна для журнала «Стрэнд»: «каждый номер „Стрэнда“ был относительно автономным — редко когда статьи растягивались на несколько номеров». Внимание читателей обычно не выходило за пределы содержания каждого номера, а у публикаций не было «памяти». «Стрэнд» сознательно превратили себя в товар, пригодный для лёгкого потребления и быстрой реализации.
Иллюстрированная обложка «Стрэнда» отражала, как и напечатанные в нём истории о Шерлоке Холмсе, «постоянно меняющийся калейдоскоп жизни, протекающий на Флит-стрит и Стрэнд» («Постоянный пациент»).
Кабинетный ленточноприемный телеграфный аппарат, ок. 1902 г.
Приёмный телеграфный аппарат, ок. 1880 г.
Электрические телеграфные линии вились над улицами, и к 1890-м годам крыши центрального Лондона были плотно опутаны проводами. В 1830-1840-х годах телеграфные столбы выстроились вдоль железных дорог, а к концу XIX века телеграфная сеть распространилась по всему миру. Обложки «Стрэнда» напоминали своим первым читателям, что бумажные средства передачи информации теперь сосуществуют со сложной электрической сетью коммуникаций. И действительно, «Холмс никогда не писал писем, когда было достаточно телеграммы». Сами рассказы о Шерлоке Холмсе в чём-то телеграфичны. В наиболее буквальном смысле, Холмса частенько видят заходящим на «ближайший телеграф», чтобы «отправить… длинную телеграмму» («Этюд в багровых тонах»), также на Бейкер-стрит для своих расследований он держит запас «телеграфных бланков» («Пляшущие человечки»). Несколько историй начинаются с телеграммы, например, в «Тайне Боскомской долины» телеграмма от Холмса приходит Ватсону, когда он завтракает со своей женой Мэри, а «Пропавший регбист» начинается с того, что Ватсон признаётся: «Мы уже привыкли получать странные телеграммы на Бейкер-стрит». Иногда Холмс отправляет трансатлантические телеграммы, как в рассказе «Пять зернышек апельсина», когда решение приходит благодаря телеграфному сообщению из Америки, или в «Пляшущих человечках», когда Холмс телеграфирует своему приятелю Уилсону Харгриву в «нью-йоркское полицейское управление», чтобы запросить информацию о чикагском преступнике, или в «Этюде в багровых тонах», когда Холмс просит связаться с Кливлендом, чтобы подтвердить свои догадки.
Сообщения Холмса, как и все телеграфные сообщения, кодировались для передачи, а потом декодировались на приёмной станции; и рассказы о Шерлоке Холмсе в более общем смысле «телеграфичны», так как в них упоминаются скорость и процесс передачи сообщений, процесс их кодирования и декодирования.
Обложка журнала «Стрэнд», разработанная Джорджем Чарльзом Хэйте. Данный номер за март 1891 г. содержит рассказ Конан Дойля «Голос науки», его первый вклад в журнал.
В «Этюде в багровых тонах» Джефферсон Хоуп и Джон Ферье подслушивают двух мормонских караульных, шепчущих: «Девять к семи!/Семь к пяти!» и понимают, что «последние слова, очевидно, были паролем и отзывом», позже эта догадка спасёт жизни и им самим, и Люси Ферье. В «Алом кольце» итальянское слово PERICOLO (опасность) передаётся миганием огонька. В «Глории Скотт» Холмс достаёт «маленькую потемневшую от времени коробочку», в которой оказывается «записка, нацарапанная на клочке серой бумаги: Поставки настольных игр в Лондон окончены. Главный хранитель Хадсон, мы подтверждаем, всё о мухобойках рассказал, и о спасении вашим фазанам жизней тоже». Холмс расшифровывает это, читая каждое третье слово, и получает: «Игра окончена. Хадсон всё рассказал. Спасайте жизнь».
Кодирование и декодирование: Центральный телеграф, ок. 1895 г.
Озадаченный рисунками пляшущих человечков, появляющихся в усадьбе в Норфолке, он рассказывает Ватсону: «Я превосходно знаком со всеми видами тайнописи, и сам являюсь автором пустячного научного труда, в котором проанализировал сто шестьдесят различных шифров». Конечно, Холмс вскоре разгадывает код пляшущих человечков и заманивает в ловушку его преступного автора, отправив ему зашифрованное с помощью этого самого кода послание. Часто в историях графически воспроизводятся шифры и загадки, например «факсимиле» слов, накарябанных на оторванном уголке письма в «Рейгетских сквайрах», или пиктограммы, переплетающиеся с текстом «Пляшущих человечков», приглашая читателя выбрать, стоит ли остановиться и попробовать разобраться в головоломке или проигнорировать её и узнать отгадку в конце.
«Пляшущие человечки», код, «Стрэнд», декабрь 1903 г.
Помимо того, что Холмс отправляет личные сообщения, он пользуется телеграфом как средством информирования общественности, прибегая к нему, чтобы быстро давать объявления в газеты, когда его нет в городе. В рассказах подчёркивается тесная связь, возникшая в 1890-х годах, между «телеграфными проводами», отделами новостей и рекламными бюро лондонских газет. «„Я отправил телеграмму с Уокингской станции во все вечерние газеты Лондона. Объявление появится в каждой из них“, — с этими словами он передал вырванный из тетради листок. На нём было накарябано карандашом: „Вознаграждение 10 фунтов стерлингов тому, кто сообщит номер кэба, из которого на Чарльз-стрит, возле Министерства иностранных дел, 23 мая, без четверти десять вечера, вышел пассажир. Обращаться по адресу Бейкер-стрит, 221-б“» («Морской договор»). Иногда он пользуется услугами «рекламных бюро», которые начали появляться в то время. В «Голубом карбункуле» он посылает мальчика разместить объявление в лондонских вечерних газетах «„Глоуб“, „Стар“, „Пэлл-Мэлл“, „Сент-Джеймс“, „Ивнинг-ньюс“, „Стэндарт“, „Эхо“ и любых других, которые придут тебе на ум».
На самом деле, Холмса и Ватсона можно частенько застать по колено в газетах. По их захламлённой квартирке в доме 221-б по Бейкер-стрит разбросаны документы всех мастей и сортов. Холмс бывает буквально «похоронен под утренними газетами» («Медные буки»), часто газеты доставляют им на дом («свежие выпуски каждой газеты были отправлены к вам из нашего киоска» («Серебряный»)), и в конечном итоге они оказываются на полу, и Ватсон «поднимает утреннюю газету с пола» («Установление личности»), а Холмс «роется в куче газет» («Голубой карбункул»). Всякий раз, проходя через железнодорожную лондонскую станцию, Холмс пользовался возможность, чтобы приобрести «связку свежих газет» («Серебряный»). Газеты как будто подпитывают детектива: он прибегает к кокаину лишь тогда, когда они оказываются «скучны» («Жёлтое лицо») или «пусты» («Происшествие в Вистерия-Лодж»).
Фрагмент колонки частных объявлений газеты «Телеграф», 20 мая 1898 г.
Газеты подпитывали и сами рассказы, ведь Конан Дойл, описывая вымышленные расследования Холмса, частенько черпал вдохновение из новостных колонок лондонских газет. Газеты часто играют решающую роль в делах Холмса, как, например, в «Союзе рыжих», когда его клиент «вытащил грязную помятую газету из внутреннего кармана пальто» или когда клиентка в «Установлении личности» предъявляет газету «Морнинг-кроникл» за 27 апреля 1890 года, объясняя, что «Дала объявление о его (мистера Госмера Эйнджела) пропаже в „Кроникл“ за прошлую субботу. Вот вырезка, а вот четыре его письма». Ватсон часто использует стиль газетной статьи, продвигаясь по сюжету или обобщая ключевую информацию по некоторым делам. В «Приключении клерка» приведена целая статья, озаглавленная «Городская преступность. Убийство в „Мейсон и Уильямсы“», которая, как утверждается, является «цитатой из раннего выпуска „Ивнинг-стандард“» и содержит важную для читателя информацию. В «Пальце инженера» автор ведёт иную игру, рассказывая, что «история эта, как мне помнится, неоднократно перепечатывалась в разных газетах… всего-навсего половина газетной колонки», но гораздо более «увлекательной» она становилась в его версии, «когда её рассказывал участник событий, и действие неторопливо разворачивалось перед нашими глазами, и мы шаг за шагом углублялись в тайну и каждое новое открытие приближало нас к разгадке». Упоминание о газете придаёт рассказу достоверности, а сам он преобразует «половину газетной колонки» в захватывающее действо: история представляет собой декодирование текст статьи в развёрнутое повествование, при этом читателю не требуется прилагать к этому никаких усилий: он просто погружается в увлекательное приключение.
Читая на ходу: продавщица журналов на Ладгейт-сёркус, Пол Мартин, 1893 г.
«Я не читаю ничего, кроме криминальных новостей и „объявлений страждущих“, — заявил Холмс, уточнив. — Там всегда очень много поучительного» («Знатный холостяк»). Холмс крайне редко интересуется политическими и национальными новостями. Чаще всего его занимают частные объявления, как, например «первое объявление в разделе „Находки“» («Этюд в багровых тонах»), или рекламная страница «Дейли-телеграф» («Медные буки»), или зацепка, которую Ватсон прослеживает по газетам, восстанавливая историю брака «мисс Хэтти Доран из Сан-Франциско, Калиф.»: по разделу частных объявлений в «Морнинг-пост», по «светской хронике в какой-то газете за ту же неделю» и «вчерашней утренней газете» («Знатный холостяк»).
Сеть электронной коммуникации: вышка над Холборнским телефонным узлом, Лондон, ок. 1900 г.
По всевозможным газетам, утренним и вечерним, становится понятно, как развивалась эта история. Как заметил критик Стивен Маркус, «мы видим Холмса читающим различные ежедневные газеты, проверяющим их на наличие информации, которую он более или менее систематически подшивает к делу и пересматривает». В «Медных буках» Шерлок Холмс «всё утро молчал, внимательно просматривая объявления в многочисленных газетах».
С отменой налога на рекламу в 1853 году рекламные разделы газет начали стремительно расширяться. Как раз в то время «Таймс» прославилась своим вторым столбцом частных объявлений, прозванным «колонкой агонии» — он состоял из «жалостных обращений к беглым мужьям» и «отчаянной мольбы о внимании одиноких сердец». Примеру последовали и другие газеты, а «Лидер» даже перепечатывала отрывки объявлений из «Таймс» под заглавием «Романтика „Таймс“» с таким вступлением: «Чем необычнее места— даже полицейский участок не исключение — и ситуации, в которых вспыхивают романтические чувства, тем интереснее проникать в их хитросплетения. Трагедии, комедии, фарс; любовь, бедность, отчаяние; излияния разбитых сердец и мольбы родителей, обращённые к сбежавшим из дома детям; агония страшной нищеты; злонамеренные уловки мошенников; хитросплетение интриг, цветущие пышным цветом». Колонки частных объявлений лондонских ежедневных газет, которыми Холмс активно пользуется, в некотором роде заменяли радио и телевизор. В «Голубом карбункуле» он объясняет читателю, что «в таком городе, как наш, существует несколько тысяч Бейкеров и несколько сотен Генри Бейкеров, так что нелегко вернуть утерянное имущество одному из них». Но Холмс уверен, что Генри Бейкер «следит за газетами» и увидит объявление, предлагающее вернуть хозяину потерянную шляпу и гуся, а «упоминание его имени повлечёт за собой то, что любой, кто его знает, обратит на публикацию внимание». Частные объявления привлекали пристальное внимание именно тех, кому они предназначались, хотя их могли увидеть ещё «четыре миллиона человек, толкущиеся на площади в несколько квадратных миль» («Голубой карбункул»). То, что Холмс использовал рекламные объявления в качестве приманки, было хорошо понятно массовому читателю: при столь высокой плотности городского населения не составляло труда потерять человека или вещь, а вот найти их оказывалось практически невозможно. Действительно, в городе XIX вещи постоянно терялись. В Скотланд-Ярде и на всех железнодорожных вокзалах Лондона располагались бюро находок, и в 1895 году, работая над статьёй для журнала «Стрэнд», Уильям Фицджеральд обошёл их все. Он сообщил, что в бюро находок Великой Восточной Железнодорожной Компании накопилось следующее невостребованное имущество: «140 сумок… 5 огромных коробок книг, 459 пар сапог и ботинок, 614 воротничков, манжет и манишек, 252 кепи, 505 шапок охотников на оленей, 2000 перчаток, 230 дамских шляп и шляпок, 90 щёток и расчёсок, 265 трубок, 110 кошельков, 100 кисетов, 1006 тростей, 300 носков и чулок, 108 полотенец, 172 платка и 2301 зонтик».
Бюро находок, Отделение столичной полиции, Скотланд-Ярд, «Иллюстрированные лондонские новости», 13 октября 1883 г.
Раздел рекламы в «Таймс», 8 декабря 1891 г.
Информационная культура набирала обороты, и эффективное кодирование становилось всё более и более актуальным. Быстро обнаружить и идентифицировать человека в «плотном человеческом рое» («Голубой карбункул») становилось всё труднее. Кроме того, передача сообщения стоила денег, поэтому началось стремительное развитие технологий сжатия информации. Рекламные колонки в газетах изобиловали сжатой информацией, представленной в виде тайнописи и кодов. Элис Клэй, опубликовавшая антологию частных объявлений «Таймс» 1881 года, объяснила, что «в некоторых объявлениях буквы заменялись числами, и это легко поддаётся расшифровке», но «в некоторых объявлениях немного изменяли алфавит. Вместо того, чтобы прочитать букву „В“, как напечатано, читали „С“. Вместо „head“ читали „if be“». Зашифрованное объявление можно найти в выпуске от 23 июня 1864 года (№ 1387) — «Александр Рошфор объявлен погибшим. Я видел вас вчера. 10 лет тщетно искал Моут». Клэй добавляет: «в объявлениях № 1701 и 1705 алфавит снова подвергся изменениям, на этот раз ещё более изобретательно. В первом читаем: „Зонт. Дорогая Фанни, встретил вашего сумасшедшего друга под ивой на берегу озера. Драка под звёздами. Частый бриз. Лёгкий, как пёрышко. Ваш велосипед“». Элис Клэй отмечает: «то, что на первый взгляд кажется бессмыслицей, проявив немного терпения, можно прочитать, как объявления, напечатанные в газетах простым английским языком». Однако понять, что кто такие «Зонт» и «Велосипед» вряд ли так уж «просто», и хотя у Клэй получалось сломать некоторые коды, значения многих подобных сообщений остаются слишком личными и совершенно непостижимыми.
Фрагмент колонки личных объявлений из «Дейли-телеграф», 17 июня, 1891 г.
Схожее «терпение» при чтении того, «что на первый взгляд кажется бессмыслицей», Холмс подкрепляет «тремя трубками» («Союз рыжих»), тратя «время и силы на расшифровку», которая не по зубам его читателям. В условиях развивавшихся экономии внимания и повсеместной рассеянности, демонстрирующихся в этой истории, читатель одновременно отвлекается на «лёгкое чтиво» и получает ощущение получения полезной для себе инструкции, как выудить из потока информации главную деталь. «Вы не знаете, где искать, поэтому пропускаете всё самое важное», — говорит Холмс Ватсону в «Установлении личности». И если Ватсон может идти по ложному следу, Холмс «молниеносно реагирует на детали и приходит к верным заключениям» («Постоянный пациент»), редко упуская то, что по-настоящему имеет значение. «Вы знаете, я люблю выяснять всё до мелочей», — говорил он в «Знаке четырёх». Тем не менее продолжительность и напряжённость «упорной» работы, описанная в делах, никогда не представлены полностью, так как Холмс ускоряет процессы, быстро вычленяя только подходящую информацию и собирая из неё ответ. «Я уделяю много времени деталям», — говорит он («Норвудский архитектор»), но читатель редко видит избыточные детали или неверные выводы. Так же и телеграмму сокращают и отправляют в нужном направлении и с заданной скоростью. Все истории довольно короткие: из них успешно удалены лишний «шум» и избыточная информация, присущие реальному информационному взаимодействию.
Коды требуют пристального внимания, но как только они «взломаны» или «кракнуты» вспомогательные части отбрасываются, как отработанный материал, не имеющий отношения к информационному ядру. В историях про Шерлока Холмса отгадка шифра аналогична, а иногда и совпадает с разгадкой самой тайны. Как и коды, детективная литература требует пристального внимания, но как только загадка решена, она с лёгкостью отбрасывается и забывается.
Конан Дойл в плену своего собственного творения, не имеющий возможности избавиться от Холмса, журнал «Панч», май 1926 г., сэр Бернард Партридж.
Шерлок Холмс частенько надевает пальто и изучает железнодорожное расписание, чтобы распланировать поездку, ещё до того, как Ватсон, а вместе с ним читатель поймут, как он раскрыл дело. Конан Дойл выбрал такую форму повествования, при которой завеса тайны не приоткрывается, пока вся информация не собрана и не проанализирована, а все улики не найдены. Эти рассказы о разгадывании загадок, а не о получении и накоплении знаний. Сам Шерлок Холмс, кажется, глотает свои дела, проносится сквозь них, твердя лишь одно: «мой ум… восстаёт против застоя. Дайте мне проблему, дайте мне работу, дайте мне самую заумную тайнопись». Однако «тайнописи» — плохое развлечение: к ним привыкаешь, впадаешь от них в зависимость, но в итоге не получаешь полного удовлетворения. Как товар массового потребления, рассказы о Шерлоке Холмсе владеют читательским вниманием настолько, чтобы развлечь его и побудить ждать следующий.
Газеты сами по себе недолговечны, а «объявления страждущих», сообщения бюро находок и рекламные страницы — их самая недолговечная часть. Они отражают эфемерность детективной литературы, которая не оставляет после себя никакой пищи для размышления. Но Конан Дойл сопротивлялся тому, чтобы его рассказы постигла судьба одноразовой литературы. Как противопоставление эфемерным газетным объявлениям с их одноразовыми шифрами в историях присутствует и другой тип газет. Эти газеты не выбрасывают, а, наоборот, бережно хранят. Наряду с тем, что зачастую Холмс поглощает газеты и тут же их отбрасывает, он периодически появляется со своей «кисточкой для клея» в руке («Алое кольцо»). Свою огромную коллекцию «вырезок» он пополняет «отчётами из „Дейли-телеграф“; „Стрэнд“, „Дейли-ньюс“» («Этюд в багровых тонах»). Иногда в роли архивариуса выступает Холмс, а иногда и его биограф.
Бесконечный Холмс: «Возвращение Шерлока Холмса», обложка журнала «Кольерс», Фредерик Дорр Стил, сентябрь 1903 г.
Иллюстрированная обложка ранней пиратской копии сборника из второй повести и двух первых рассказов о Шерлоке Холмсе Артура Конан Дойла, Джеймс Аскью и Сыновья, Престон, ок. 1900 г.
Ватсон вспоминает: «Я просматривал свои старые заметки и разбирал прежние дела» («Приключения клерка»), и эти «тяжеленные, исписанные тома» («Палец инженера») стояли на полках по соседству с другими справочниками, как «„Континентальный географический справочник“, „Судоходный регистратор Ллойда“ и „Книга пэров“». «Огромные альбомы» («Алое кольцо») в основном служили Холмсу справочными ресурсами. «Будьте так любезны найти [Ирен Адлер] в моей картотеке, доктор», — просит он Ватсона в «Скандале в Богемии», и Ватсон поясняет: «Много лет назад он разработал систему регистрации всевозможных фактов, касавшихся людей и вещей, таким образом, что трудно было назвать человека или предмет, о которых мой друг не мог бы сразу найти сведений. В данном случае я отыскал её биографию между биографиями правоверного раввина и одного начальника штаба, написавшего монографию о глубоководных рыбах». Этот собирающий архив Холмс кажется обратной стороной маниакального потребителя ежедневных газет, продирающегося сквозь них, только чтобы тут же отбросить. Беспокойство о сохранении газет, возможно, выдаёт собственное беспокойство Конан Дойла о массовой культуре печати, которую он наблюдал вокруг. Занятие Холмса вырезками, как правило, совпадает с «генеральными уборками» — «поскольку он закончил заполнять свой альбом, пожалуй, нелишне было бы потратить часок-другой на то, чтобы придать нашей квартире более жилой вид» («Обряд дома Месгрейвов»). Желание систематизировать обрезки и обрывки старых газет, разбросанные на улицах и копящиеся в углах дома 221-б по Бейкер-стрит, и преобразовать их в ценный информационный ресурс странно противоречит отсутствию памяти в самих историях, ни одна из которых, действительно, не помнит другую, и фактически, как мы уже убедились, это характеризует отсутствие памяти в журналах «Стрэнд», в целом. Запоминание, архивирование, систематизация и соблюдение последовательности в историях являются почти полной противоположностью передачи закодированной информации по телеграфным проводам. Быстрые и невесомые электрические импульсы телеграфного сигнала противопоставляются «тяжёлым коричневым томам» («Скандал в Богемии») и «неподъёмным» альбомам на полках Холмса. Скорость, кажется, сталкивается с медлительностью, и этот контраст, возможно, указывает на неразрешимые внутренние противоречия, всегда присутствующие в Шерлоке Холмсе. Отношение Конан Дойла к новому миру печати конца XIX века означало, что Холмс предназначался для того, чтобы быть выброшенным. Но, конечно же, его не выбросили. «Стрэнд» попадал во многие библиотеки, школы и семьи, хранился на полках, и к нему возвращались снова и снова. Истории про Холмса были собраны и переизданы в качестве серии книг, но, даже очутившись под одной обложкой, рассказы сохранили и самостоятельность, и возможность чередоваться в любой последовательности.
Привлечение внимания: открытка с лондонским продавцом газет, ок. 1905 г.
Если истории «отвлекали» писателя от «великих вещей», как говорил сам Конан Дойл, то именно эта тревога об эфемерности, как ни парадоксально, придала им устойчивости и выносливости. С одной стороны, эти рассказы ставят сложные вопросы о том, как справиться с новой набирающей обороты информационной культурой. Что лучше: скорочтение или вдумчивое чтение? Может ли что-либо постоянное противостоять эфемерности газет? Забываются ли детективные истории о Шерлоке Холмсе сразу после прочтения? Очевидно, что нет, иначе они не дошли бы до наших дней и не были бы настолько популярны сегодня, возможно, их спасло то, что Конан Дойл, отчасти неосознанно, так беспокоился, чтобы они не получались однотипными. Истории строятся на логике подстановок, присущей шифрам и тайнописи, здесь же следует искать и секретный код, объясняющий вечную жизнь Шерлока Холмса, детектива, которого в 1944 году основатель журнала «Бейкер-стрит» Эдгар У. Смит охарактеризовал, как «вечного бесконечного человека».
Коды дешифруются подстановкой: заменой одной буквы — или целого слова — другой, кроме того подстановка — повторяющийся мотив в историях о приключениях детектива. В «Медных буках» одна девушка невольно занимает место другой и играет её роль; мистер Холл Пикрофт замещается другим человеком («Приключения клерка»); а в «Пустом доме» Холмс сам себя подменяет французским «восковым бюстом», приводящимся в движение весьма услужливой миссис Хадсон. Однако логика подстановки прослеживается и за пределами этих частных примеров. Стоит только прочитать большую часть из пятидесяти шести рассказов и четырёх повестей, составляющих феномен, который мы называем «Шерлок Холмс», и будет нелегко вспомнить, что произошло в каждой конкретной истории, или расположить их в какой-либо определённой последовательности. Но, как ни странно, именно эта разобщённость между рассказами и делает их такими притягательными. Хотя рассказы печатались один за другим, они не подчиняются законам сериала: развиваются непоследовательно, а не с начала и до конца. Холмс находится в вечном движении, его время никогда не кончается, а рассказы можно не только перечитывать, но и менять местами. Одна история может заменить другую, потому что, в конце концов, они — кусочки одной головоломки.
Отсутствие в рассказах линейной хронологии фактически не позволяет его «выбросить», что со временем понял и Конан Дойл. Шерлок Холмс по-настоящему «бесконечен». Неизменно великолепный, он может возродиться в настоящем при помощи любого из существующих способов: печати, театра, радио, кино и телевидения. Часто обсуждаемая «безвременность» Холмса связана, вероятно, не столько с ностальгией по прошлому, сколько с поразительной современностью самих историй. Мэтт Хилл называет Холмса «представителем „благожелательной“ буржуазии, зиждущейся на меритократии, — у него есть слуги, биограф, он пользуется трудом рабочего класса, клиенты платят ему за раскрытые дела», а, обсуждая «Шерлока», успешный Би-би-сишный сериал Стивена Моффата и Марка Гэтисса, мрачно предостерегает, будто «мы не замечаем, что подобные перезагрузки, фактически, затягивают нас в идеологию культурного безвременья, пусть и обманчиво прикрытого элегантными костюмами и щёгольски развевающимися пальто». Я не столь уверена. Если мы прочитаем рассказы в контексте их «медийной» истории — как воплощение «эфемерного» жанра, пессимистический взгляд на них как на «реакционные» не покажется нам обоснованным. Шерлок Холмс Бенедикта Камбербэтча одет вовсе не «обманчиво»… и… «щёгольски», потому что в самих историях, предназначенных для массового читателя дешёвого журнала, выходящего огромными тиражами в условиях новой одноразовой культуры, описывается время, когда «мода» становилась доступной для всё большего числа людей. Шерлок Холмс 1890 года был очень «модным», и его феномен заключается в том, что, благодаря своей эфемерности, он всегда остаётся в игре, всегда находится в движении и всегда интересен, благодаря своей «незавершённости».
Модная трансформация? Бенедикт Камбербэтч в роли Шерлока Холмса.
Такое прочтение так же опирается на Марксово определение товара широкого потребления как «самой подвижной вещи», но отвергает пессимизм «буржуазного» прочтения Холмса, поскольку не склонно недооценивать важность процесса демократизации досуга, в частности чтения, одной из важных частей которого выступили рассказы о великом сыщике. Упрощённое отношение к рассказам как к «реакционно-буржуазным» упускает из виду сложные формы взаимодействия этих историй с развивавшейся параллельно с ними публичной сферой и культурой «однодневной литературы», а также с новым пониманием развлечений и досуга в конце XIX века.
Конечно, умение «отличать случайные факты от жизненно важных» остаётся «первостепенным» и в XXI веке, когда, погружаясь в интернет-пространство, мы как никогда подвержены опасности, что наши «энергия и внимание всенепременно распылятся вместо того, чтобы сфокусироваться на главном» («Рейгетские сквайры»). Истории о Шерлоке Холмсе по-прежнему владеют нашим вниманием, помогают расслабиться и учат справляться с бешеным ритмом сегодняшней информационной культуры, ведь, по сути, мы ушли от присущей концу XIX столетия напряжённости не так далеко, как привыкли думать.
Карты Холмсовского Лондона
«Мы промчались через фешенебельный Лондон, Лондон гостиничный, театральный Лондон, литературный Лондон, коммерческий Лондон и, наконец, Лондон морской, пока не очутились в прибрежном районе, который дал приют сотням тысяч бедолаг из Европы, выживающим в душных и вонючих многоквартирных домах».«Шесть Наполеонов»
«Точное знание Лондона — моё хобби».«Союз рыжих»
Приступая к двум первым повестям о Шерлоке Холмсе: «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырёх», Артур Конан Дойл имел весьма ограниченные знания о Лондоне. Чтобы описать приключения Холмса и Ватсона, происходящие по всему городу, писатель пользовался «Справочником почтовой службы». Без карт было не обойтись: как иначе разобраться в географии огромной сложной столицы, с её тысячами улиц и проулков, многочисленными мостами и железнодорожными вокзалами. Карты постоянно обновлялись: облик мегаполиса стремительно менялся, особенно это касалось новых пригородных районов, ведь железные дороги тоже непрерывно расширялись. Знаменитая «Описательная карта лондонской бедноты» Бута демонстрировала доход и социальный класс жителей каждой улицы при помощи цветового выделения. Для обозначения разных классов общества использовалось восемь цветов. Улица, покрашенная чёрным, показывала «Низший класс. Порочный и полукриминальный», жёлтая или золотая символизировала «Верхний средний класс и верхний класс. Богачей».
Лондон: нарисован и выгравирован для Справочника почтовой службы, Келли и К°, 1884 г.
Окрестности Бейкер-стрита. Фрагмент 1 оригинальной раскрашенной вручную «Наглядной карты лондонской бедности» Чарльза Бута, 1888–1891 гг.
Район вокруг площади Пиккадилли. Фрагмент 2 оригинальной раскрашенной вручную «Наглядной карты лондонской бедности» Чарльза Бута, 1888–1891 гг.
Вестминстер. Фрагмент 3 оригинальной раскрашенной вручную «Наглядной карты лондонской бедности» Чарльза Бута, 1888–1891 гг.
Район Ламберт. Фрагмент 4 оригинальной раскрашенной вручную «Наглядной карты лондонской бедности» Чарльза Бута, 1888–1891 гг.
Чарльз Бут: Окрестности Лондона. Карта окрестностей Лондона Чарльза Бейкера из «Алфавитного справочника Лондона», 1884 г.
Бейкер-стрит с высоты птичьего полёта, 1887 г., из «Лондона» Герберта Фрая.
«Карта пригородных железных дорог Лондона», 5-е издание, ок. 1892 г.