— Привет, Кнут, — добродушно поздоровалась девушка.
Змей сделал вид, что не услышал приветствия и продолжил что-то пристально разглядывать.
Олиф, уже привыкшая к такому поведению, просто поставила ведро, намочила тряпку и принялась за свою работу. Жизнь превратилась в рутину. К «лапочкам» ее больше не отводили. Девушка по-прежнему жила в жутком подобие барака, среди неугомонных старых женщин. Утром их будил Песчаник, они шли готовить завтрак, после него Олиф приходила сюда, заботилась о Кнуте и к ужину шла к Ринслеру. Кстати, о том странном случае у него в спальне, мужчина не обмолвился ни словом. Казалось, всё наконец-то стало налаживаться: никаких ссор, никаких побоев и волнений.
Однако что-то внутри девушки надломилось.
Во-первых, ее не отпускало чувство тревоги. Однажды она шла по едва освещенным тоннелям и совершенно ясно различила позади себя тень. Все бы ничего, но мало того, что тень проводила ее до самой комнаты Ринслера, так еще и появилась на следующий день.
Олиф долго мучилась, пытаясь вспомнить, чего такого могла натворить, но как бы усердно не напрягала память, в голову ничего не шло. Разве что тот глупый поворот событий с Ринслером, когда она чуть не ранила его ножом. Но, по-моему, про это уже все забыли. Особенно после ночи пьяного бреда. Мужчина даже стал к ней более… снисходителен, что ли.
В общем, все время присутствовал страх перед неизвестным. И как бы это абсурдно ни звучало, жизнь начала превращаться во что-то однообразное и сухое. Если бы ни страх, постоянно подпитывающий каждую жилку ее тела, заставляющий переставлять ноги быстрее, она, наверное, уже давно не могла бы встать со своей койки.
Про Лекса давно ничего не было слышно. Конечно, для Олиф это не должно было быть важным, к тому же, как сказал старик из темницы, ее жалость погубит их обоих. Однако именно жизнь Лекса пробуждала в ней любопытство. Это было хоть какое-то чувство, и оно было довольно сильным. Если бы не оно, Олиф давно стала высохшей тлей без чувств и эмоций.
Эта рутина убивала. На солнце ты каждой клеточкой своего тела ощущал приближение смерти. Это было явно, наглядно. Лучи буквально прожигали тебя насквозь. И о смерти начинал думать уже как-то по-другому, как о чем-то само собой разумеющемся.
А здесь, под землей, это происходило незаметно. Мозг просто перестает работать, мысли сливаются в одно: ты заучиваешь каждое свое движение наизусть, повторяя его из раза в раз, и постепенно прекращая задумываться над тем, что ты вообще делаешь. Именно поэтому «лапочки» сходили с ума быстрее воинов. У последних было неплохое развлечение, которое не давало им потерять над собой контроль ни на секунду. А для девушек постоянное посещение мужиков в этом замкнутом пространстве, где даже элементарно спрятаться на несколько часов было просто невозможно, становилось смертельным.
Было такое ощущение, словно тебе в мозг втыкают острую щепку, и ты вынужден ходить с ней все время, пока не истечешь кровью.
Вот примерно то же самое чувствовала Олиф.
«Эй, девчонка», — позвал Кнут, вырывая ее из тяжелых размышлений.
— Что?
«А ты… ну, это… знакомых себе нашла тут?», — как-то стыдливо спросил змей, не поднимая глаз.
— Э-э, — растерялась девушка, — не знаю.
«Как это не знаешь? Тут уж либо да, либо нет».
— Это там все так просто, а тут все по-другому. Наверное, да.
«Кого?»
— А почему ты спрашиваешь? — Олиф в который раз провела тряпкой по шершавой чешуе, однако животное больше не щурилось от удовольствия.
«Просто интересно. Ай, осторожнее!»
— Прости, я случайно. Ну-у, наверное — это Фрида.
«Эта сумасшедшая тетка?!», — искренне изумился Кнут.
— Почему сумасшедшая? — насупилась Олиф. — Она нормальная.
«Да после смерти мужа она вообще с катушек слетела!», — не желал уступать змей.
— Мужа?
«Мужа».
— У нее был муж?
«Был».
— Воин? — предположила девушка. К тому же, кто еще мог тут умереть?
«Нет. Просто сумасшедший старик».
— Старик?
«Ты так и будешь все переспрашивать?!».
— Прости. Но… он давно умер?
«Нет, недавно». — Кнут высунул язык, что-то прошипел, и чуть подвинулся.
— А где же он тогда был все это время? — недоумевала Олиф. Не могла же Фрида его скрывать!
«На солнышке прохлаждался! — огрызнулся змей. Отчего-то сегодня он явно был не в настроении. — В тюрьме он сидел».
— Старик. В тюрьме, — самой себе повторила девушка. — Старик. В тюрьме. Старик, в тюрьме… а он был такой маленький, дряхлый и седой?
«М-м, да».
— Неужели… это был он?!
«Кто — он?».
— Да тот ненормальный! Он же… он же… он ее муж?! — Тряпка выпала у девушки из рук.
«Судя по описанию — да».
Кнут в нетерпении зашипел, пришлось вновь поднимать тряпку, смачивать ее и продолжать работу.
— Она мне ничего не говорила…
«Еще бы. Я бы тоже молчал».
— Но ведь… за что его убили?
«Не знаю. Надоел, наверное».
Скажи змей это неделю назад, Олиф бы потрясенно воскликнула: «Надоел?!». Раньше было непонятно, как можно убивать людей за то, что те просто надоели. Но он сказал это сейчас, и девушка лишь глухо выдохнула.
Для нее само слово «муж» было далеко от понимания. Она никогда и не задумывалась даже, что это такое: иметь мужа. Ей бы хотя бы семью свою не потерять, да к тому же с таким происхождением, как у нее… впрочем, сейчас это уже неважно. Однако одно Олиф знала точно: семья — это священно, и муж тоже что-то такое священное. Кроме тех мужей, которыми становились Перводружинники, конечно.
И ведь самое главное, как-то же Фрида с этим стариком оказались тут вместе. Не могли же они оба совершить одно преступление. Или могли?
«Твоя не сумасшедшая подружка недавно такую истерику закатила на ужине», — злорадно добавил Кнут.
— Она плакала?
«Какое там! Она орала на всех, подгоняла, кого-то, по-моему, даже ударила. А потом вообще начала громить все, что под руку попадалось. Но это мне так рассказывали», — смущенно добавил змей.
— Берегини, ведь я даже не знала…
«Поэтому я и говорю, что совсем чокнулась она».
— Она от горя кричала, — возразила Олиф.
«От горя плачут, а не посуду бьют!».
— Каждый свое горе переживает по-своему. Я плакала, да. Долго. Очень долго. А ты? Ты — плакал?
«Я… нет».
— Вот видишь. Ты не плакал, но это не значит, что не горевал. И она не плакала. Она злилась. Беспомощно злилась, и, в конце концов, выплеснула все это наружу.
Кнут только тяжело вздохнул.
«А у тебя что за горе?», — кажется, такие беседы давались ему тяжело. Впрочем, как и Олиф.
— У меня мама умерла.
«А у меня жена. И сын».
— Я знаю. Может, не стоит о людях так предвзято судить? — девушка слабо улыбнулась.
«Ну, не знаю. Я не предвзято А ты… еще с кем-нибудь общаешься?». — Кнут явно чувствовал вину, и спросил первое, что пришло в голову, лишь бы заполнить паузу.
— Общалась.
«Тоже умерла?».
— Умер. Его звали Хэнк. Он был сумасшедшим.
«Уверена?».
— Да, уверена. Он все время бредил о ловушках, и каких-то созвездиях.
«Созвездиях?».
— Да, созвездиях, — устало вздохнула девушка, — лиса, медведь, волк. Бредовый лепет. Детские сказки.
Воспоминания о Хэке возродили в ее душе какое-то странное, колющее чувство вины. Он был ребенком, взрослым ребенком. «Хы-хы». Они ушли с оазиса не только из-за него, но и из-за нее. Не будь она такой доверчивой и наивной, она бы остановила его. Наверное.
Почему-то вина не отпускала Олиф.
Он умер из-за нее. Попал в лапы к Песчаникам только из-за ее несообразительности, потому что с сумасшедшего и списывать нечего. А с нее есть чего. Например, смерть друга.
«И ничего не детские сказки! — в свою очередь оскорбился змей. — Хотя, конечно, смотря, что он тебе рассказывал».
— Ничего такого, — уныло отозвалась девушка. — Так, просто, названия.
«Насколько я знаю, созвездия — это не просто названия. В этой пустыне, как ты уже наверняка заметила, происходят странные, необычные вещи. И пустыня эта тоже необычная. Когда все три созвездия выстраиваются в один ряд — она движется».
Олиф против воли вздрогнула. В памяти тут же всплыла картинка: вот она, Олиф, падает на песок, зажимает голову руками, лишь бы защитить глаза и рот, при этом пытается ухватиться хоть за что-нибудь и не потерять сознание. А через несколько минут открывает глаза, садится, и в оседающей пыли не видит оазиса. Тогда она действительно узнала, что значит выражение «как громом поразило». Когда в первые мгновения тебя охватывает ступор, а чуть позднее приходит осознание того, что только что случилось, и земля уходит из-под ног.
… — Хэнк, пустыня что, движется?!
— Не пустыня, пески.
Олиф прикусила губу.
— И что… потом? — голос почему-то дрогнул.
«Ничего. Те, кто потерялись, уже никогда не найдутся. Не для нас, конечно».
— Ах да, — припомнила разговор с Фридой девушка, — ты как песчаный следопыт, да?
«Песчаный следопыт. Умеешь же ты подобрать выражения».
— Прости, если обидела.
«Не обидела».
— Кнут… — Олиф вздохнула. Разговор в первые в жизни пошел сам собой, без всяких неловких пауз. — Расскажи мне о своей семье.
Змей фыркнул и попытался отвернуться, чтобы скрыть боль в глазах. Но даже если не видела, Олиф ее почувствовала. Потому что сама сейчас испытывала то же самое.
«Нечего там рассказывать».
— Эй, мы с тобой все равно сидим в одной дырявой лодке. — И спустя мгновение добавила: — Моя мама была доброй. И рассудительной. Знаешь, говорят, противоположности сходятся. Мои мама с папой так сошлись. Он всегда резкий был, чуть что — сразу как вспылит, как закричит… а мама… мама — ангел. Только она его могла успокоить.
«Из-за чего она умерла?».
— Роды. Осложнения. Мой брат был слишком большим, и начал выходить спиной. Знаешь, одна женщина из ста не может разродиться. Одна. Из ста. Почему именно она? Почему?! Неужели она была плохим человеком, или плохой матерью?
Олиф против воли повысила тон. Эти глупые вопросы давно не давали ей покоя. Ей нужна была причина. Всего лишь причина, почему Берегини забрали ее маму. Даже она сама, Олиф, меньше заслуживала жизни, чем эта святая женщина.
— Иногда мне хочется, что бы они забрали меня вместо нее, — тихо добавила девушка.
«Да, мне тоже. Моя жена была похожа на твоего папу. Всегда бесилась сгоряча, недовольничала. Заводилась буквально с полуслова, и я ее тихо ненавидел. Что ты так смотришь? Ненавидел так, как обычно супруги ненавидят друг друга — чисто супружеской ненавистью. Но я ее любил, не смотря на эти постоянные бешеные крики. Сын у нас рос, ему только восьмой год пошел. Только-только окреп. В этом возрасте змеям как раз начинают делать броню. Но… черт побери эту броню! Песчаники вышли „ловить молнии“… ах да, ты же не знаешь, что это…».
— Знаю.
«Знаешь? Ладно. Почему-то именно в это время двум идиотам взбрело в голову сбежать. Иногда мне кажется, что это был просто злой рок. Насмешка судьбы. Называй, как хочешь. Эти парни не были дураками, уж поверь. Но в тот день они повели себя, как настоящие кретины. Они устроили тут полный хаос. Ничего не добились этой своей глупостью, только еще хуже сделали. Из-за них Песчаники „не ловили молнии“. Брони не было. Зато был мой сын. И жена».
— Их убили из-за этого? — выдавила Олиф.
«Слишком много сил, хлопот, средств… да, из-за этого. Оставили только самых сильных змей. Еды не хватало, мы голодали, пока Песчаники пытались уладить последствия бунта. И они уладили».
— Мне очень жаль…
«Твоя жалось не вернет мне ни жену, ни сына, поэтому запрячь ее лучше куда подальше. Жалость добивает, понятно?».
— Понятно. Значит, у тебя личные счеты, — тихо сказала девушка.
«Личные? Еще какие личные. Жаль только, что его убьют до того, как я смогу перегрызть ему глотку».
— Ему — это Лексу или Ринслеру?
«Лексу. Ринслер сам себя накажет».
— Накажет? — не поняла Олиф.
«Он прикончит своего лучшего друга. Это его и добьет. Так-то он грозный, но в душе у него жуткая обида на этого подонка. Поверь, эта кровь на руках сама сведет его в могилу».
— Кнут, я понимаю твои чувства. Ты знаешь, что понимаю. Но вдруг Лекс не такой плохой, как ты о нем дума…
«Не такой плохой?! Ты что смеешься надо мной?! Эта тварь убила мою семью, и он еще „не такой плохой“?!».
— Я не то имела в виду…
«Да его тут держат в нижних камерах, еду носят раз в день, прямо как королю!! Этого, по-твоему, заслуживает убийца?! Этого, а?! Его земля принимать не должна, а он жив еще и все никак сдохнуть не может!! Думаешь, я после этого не искал его? Искал! Долго искал, и… нашел. Да, нашел. Но тогда я замешкался, на секунду всего, а этот подлец словно только этого и ждал!! Свалил, и после этого словно и не существовало его. Ни слуху, ни духу. Год прошел. Я думал — сдох. Нет, эта тварь живучая оказалась. Но знаешь, что? Он год скрывался, смог бы и еще год, пока бы метка не зажила. Но нет, он пришел. Сюда, к нам. Поверь мне, Олиф, паренек этот — тот еще смышленый гад. Он бы так просто сюда не попал, понимаешь?».
— Нет, — замотала головой девушка, чувствуя, как стынет кровь в жилах.
«Он тоже совестью мучается!».
— Что ты задумал, Кнут? — одеревеневшим голосом спросила Олиф.
«Просто добью его, его же чувством вины. Он будет мучиться так же, как я когда-то».
Впервые за долгое время повисла гнетущая пауза. Кнут пытался понять, не наболтал ли он лишнего, а Олиф просто находилась в полной растерянности, даже руки неожиданно задрожали.
— Ты сказал, — наконец, подала она голос, — что ему раз в день носят еду. Серьезно?
«Конечно, серьезно», — обиделся змей.
— Неужели нельзя попросить, чтобы этого не делали?
«Да эти „лапочки“ слушаются только своего Ринслерика! А он не позволит своему бывшему другу умереть так просто».
— Тогда я не знаю, как еще помочь тебе, Кнут.
«Хотя бы не смотри на меня так».
Олиф смущенно отвела взгляд. Внутри почему-то стало чуточку радостнее.
Пришло время, наконец, нормально поговорить с этим глупым Абдулом, который всем тут уже успел насолить!
* * *
Олиф взглядом искала в толпе старых женщин Фриду. На секунду ей показалось, что она заметила знакомые очертания худой фигуры, и начала пробираться к ней. На кухне перед ужином происходил какой-то кавардак. Судя по тому, что девушка сумела услышать из обрывков фраз: закончились овощи и крупа, на всех не хватало, поэтому женщины мельтешили, как рой ос, пытаясь приготовить хоть что-нибудь из всех оставшихся продуктов, что только можно было найти в этой свалке.
Стоит ли говорить, что в этот момент узнать от Фриды хоть что-то было просто невозможно?
Олиф удивленно выслушала от старой женщины тираду о том, что рабочих рук тут не хватает, а девчонка, вместо того, чтобы помочь, шляется не пойми где, и занимается не пойми чем. Чтобы лишний раз не попасть под раздачу, Олиф взяла поднос и начала разносить еду.
Переполох выдался что надо: мужчины в общей столовой возмущались, как могли. Кому-то еду уже вынесли, а тем, кому нет, на месте не сиделось. От жуткого гомона посаженых голосов у Олиф практически сразу же заложило уши. Кто-то стучал ложкой по столу, кто-то ногой по полу. Кто-то умудрился даже разбить тарелку, и уже намеревался повторить это и с чужой посудой, но под злобными взглядами товарищей, пыл таких отчаянных воинов немного охладевал.
В этой суматохе девушка провела весь ужин. Ее то пихали, то орали на нее. Спустя, наверное, час, голова раскалывалась так, что казалось еще немного, и можно будет собирать ее по кусочкам.
Как только ненасытные воины наполнили свои бездонные животы и наконец-то успокоились, Олиф снова предприняла попытку подобраться к Фриде. Но не тут-то было. Крупа кончилась, и женщины, голодные и вымотанные до предела, отправились в свои комнаты. Когда девушке удалось протиснуться сквозь эту толпу, она снова получила грозную отповедь.
Похоже, на сегодня о своей идее придется забыть.
Олиф развернулась, и, снова протискиваясь сквозь толпу, пошла к Ринслеру. Да, пора уже. Она и так опаздывала.
* * *
Девушка перешла на бег. Она, конечно, не слишком боялась Ринслера, но все-таки выслушивать еще одну тираду о своих умственных способностях ей совершенно не хотелось. Она бежала быстро, едва не врезаясь в стены и выступы, которые не могли осветить светожелы, поэтому совершенно не заметила, как дверь в комнату мужчины плавно открылась.
Олиф со всего размаху влетела в небольшую человеческую фигурку, которая буквально тут же повалилась на землю, истерично при этом вереща. Звук был таким громким, что на него сбежали все: двое Песчаников и сам Ринслер.
— Что это такое? — он же и первым пришел в себя.
— Она решила меня убить!! — закричала рыжая из-под тела Олиф.
— Неправда! — в свою очередь обиделась девушка, не спеша слезать с мерзкой девки.
— Она хочет меня удавить!!! Она организовала покушение!!
— Да я просто упала! — Олиф решила проявить большое великодушие и перекатилась с тела извивающейся «лапочки» на спину, давая ей возможность вскочить и вцепиться в руку Ринслера.
— Она!! Пыталась!! Меня убить!!
— Я случайно, — проворчала в ответ девушка, поднимаясь.
— Случайно пыталась убить?!
— Случайно упала.
— Случайно? Ах случайно?! Да ты… — неизвестно каким эпитетом рыжая собиралась выразить свои эмоции, если бы Ринслер ее не перебил:
— Прекратите. Обе. Быстро встали и разбежались.
— Но ведь она же…
— Ты не поняла? Разбежались. Живо!
Его тон стал таким холодным, что Олиф тут же поспешила прошмыгнуть в открытую дверь. Он сказал разбежаться? Она и разбежалась.
А вот рыжая осталась там, да еще начала возмущаться. Ну и, естественно, нарвалась. Сперва Ринслер просто нагрубил ей, потом начал орать. Олиф казалось, что стены буквально сотрясаются от его голоса. А потом послышался звук удара — очень, очень хорошей пощечины. Рыжая, кажется, не удержалась на ногах и неловко грохнулась на холодный пол.
— Уведите ее, — зло сказал мужчина и зашел в комнату.
Олиф сделала вид, что ничего не слышала. Она принялась усердно расправлять постель, взбивать перину и подушку. Да уж, никогда раньше она бы не подумала, что Рэй настолько глупа. Так трудно было просто промолчать? И вообще, было бы из-за чего так заводиться.
Конечно же, настроение у Ринслера испортилось совсем (хотя казалось, что больше уже некуда), и Олиф вновь угодила под раздачу. Нет, конечно, он на нее не орал, но начал придираться к каждому действию: перину взбивает не сильно, одеяло расправляет неправильно, вина наливает мало, ходит громко, дышит часто.
Но Олиф терпела. Она получила хороший урок в прошлый раз, когда все закончилось темницей.
«Главное молчать. Только молчи, молчи», — повторяла она про себя.
— Эй ты, девчонка, — подал голос Ринслер.
— М?
— Подойди сюда.
Олиф удивленно выпрямилась. Секунду медлила, а затем нерешительно приблизилась. После ночи пьяных откровений, Ринслер с ней не разговаривал почти, усиленно делая вид, что ее не замечает. Однако отношения явно стало другим.
— Садись. — Он указал кивком на соседний стул.
На всякий случай Олиф обернулась — узнать, точно ли к ней он обращается.
— С-сюда? — Рядом с собой он не сажал даже рыжую.
— Да. Быстрее.
Ринслер наблюдал, как девушка медленно-медленно опускается на стул, словно в любой момент ждет, что сейчас откроется занавес и выбегут актеры, которые скажут ей, что ее разыгрывают.
— Вина?
Олиф отрицательно покачала головой. Она ждала, что мужчина начнет говорить, но тот молчал. Повисла гнетущая пауза.
— Я что-то не так сделала?
— Ты? Нет. Лучше скажи мне, у тебя тут уже появились друзья?
— Че-го?! — Она всякого ожидала, но… не такого. Неужели грядет еще одна философская беседа?
— Друзья. Ну, знаешь, там подружки, парни, сюси-пуси, — издевательски пояснил Ринслер.
— Э-э-э… да, то есть, нет. В смысле не совсем.
— Это как?
— А это что, так важно?
— Почему бы и нет? — резонно спросил мужчина.
— Всем так интересно знать, есть ли у меня друзья, — буркнула Олиф.
— Еще кто-то спрашивал? — Голос у него оставался прежним, а вот плечи едва заметно напряглись. Или просто показалось?
— Да, Кнут спрашивал.
— И что ты ответила?
— То же, что и тебе: я общаюсь с Фридой.
Секунду Ринслер крутил в руках бокал с вином, усердно вспоминая, кто это.
— А, Фрида. Сумасшедшая старуха.
«Она не сумасшедшая!», — мысленно возразила Олиф, но вслух сказала:
— Да, — и спустя мгновение не без злорадства добавила: — как Рэй.
— Как Рэй? — слегка удивился мужчина. — По-твоему, Рэй сошла с ума?
— Во всяком случае, раньше она не была такой… — на языке крутилось очень характерное словечко, но Олиф решила побыть вежливой: — странной.
— Рэй всегда была очень тем…
Что он хотел сказать, девушка так и не узнала. Их прервала неожиданно распахнувшаяся дверь. Ринслер буквально взорвался от такой наглости. Никто не мог позволить себе такого, кроме, конечно, Хозяина.
— Как это понимать?! Ты что, к старому товарищу в комнату пришел, или я чего-то не понял?!
— Простите, — запыхавшийся парень выглядел жутко напуганным. Вот только страх этот был вызван явно не тоном Рислера. — Простите, но это срочно! Там… там… — Белобрысый гость согнулся пополам и втянул воздух, переводя дыхание.
— Ну?!
— Там в камере оба стражника без сознания, а Лекстера…
Если бы кто только мог знать, как Олиф хотела услышать окончание этой фразы, но Ринслер неожиданно поднял руку вверх, прерывая парня, повернулся к девушке и приказал:
— Жди за дверью.
Выбора у нее не было, пришлось выйти в коридор. Несмотря на то, что дверь была плотной и деревянной, слышимость была не такой уж плохой. Олиф даже не пришлось прислоняться ухом к замочной скважине и нервировать Песчаников. Она просто остановилась рядом с дверью и напрягла слух.
— А ты какого дьявола стоишь здесь?!
— Но ведь… вам сказать…
— Мне?! Ловить его нужно было, идиот!! Бегом к главному корпусу, двоих берешь с собой, и по восточному тоннелю — на перехват! По западному, в обход, пойдет Орлиный Глаз еще с двумя, ты понял?! Живо исполнять приказ!!
— А вы, сэр?
— Исполнять!!!
В этот момент дверь резко распахнулась и врезалась в стену, заставив Олиф подпрыгнуть от неожиданности. Все, что она успела рассмотреть: белокурый парень побежал в темный тоннель, а Ринслер, нацепив на пояс меч, грубо отдал еще один приказ:
— Девчонку доставить в ее комнату.
* * *
Сбежал, падла. Ринслер с такой силой сжал челюсти, что послышался хруст. Когда его поймают, он, Ринслер, уж точно постарается, чтобы его бывший друг выстрадал — да, именно выстрадал, все то, что ему пришлось пережить. Одни нервы от этого козла.
Мужчина ворвался в темницу. Стражников на входе, естественно, не было. Твою ж мать. Ринслер разъяренно ударил кулаком по стене. Чертов Лекс!!! Если он и мог сбежать, то кроме тоннелей другого выхода тут нет. Этому придурку придется обойти либо весь восточный, либо западный коридор. А там его уж точно поджидают Песчаники. Далеко все равно не уйдет.
Ринслер прошел вдоль всех камер до конца, открыл малоприметную заплесневевшую дверь и начал спускаться еще ниже. Преимущество нижних камер было существенным: даже если выберешься из-за решетки, копать все равно бесполезно, а скрываться в подземелье — тем более. Из этих тоннелей, если, конечно, не быть Песчаником, все равно не выбраться.
Мужчина спустился по полуразвалившейся лестнице, дошел до камеры, где должен был быть его бывший друг, да так и обомлел.
— Ого, Его Королевское Высочество собственной персоной, — ухмыльнулся Лекс.
Ринслер впервые в жизни почувствовал полную растерянность.
Лекс сидел в камере, облокотившись о стену. Мужчина весь был в засохшей крови, волосы слиплись, одежда истерзана, и, тем не менее, он выглядел таким… довольным. Просто светился от счастья. Улыбаться не мог — слишком больно было раненным губам, да и кровавые подтеки начинали ныть от любого движения лицевых мышц, однако за него все говорили его глаза.
— Ты что тут устроил, гад?! — наконец пришел в себя Ринслер.
— А что? Простите, Ваше Высочество, что ножки не целую. Я очень брезглив.
— Какого дьявола?! Где охранники?!
— А, эти странные люди? Они решили, что очень устали и прилегли отдохнуть.
— Ты сейчас нарвешься, козлина.
— У-у, — поморщился Лекс, — как грубо.
Легкие не выдержали, и следующие несколько секунд мужчина пытался откашлять мокроту вперемешку с кровью.
— Ну как, нравится? — зло поинтересовался Ринслер. — Доигрался, придурок. Ты еще не знаешь, что такое грубость.
— Не ругайся, мамуль, — миролюбиво сказал Лекс и снова закашлялся.
— Я тебя сейчас урою. Зачем ты все это устроил?!
— Тут так скучно.
Ринслер с такой силой ударил по решетке, что та пошла дребезжащими волнами.
— Поиграть захотелось?!
— Да, мам. Только у меня формочек нет. Купи, а? — и бровью не повел Лекс.
Ринслер глубоко вдохнул. Этому придурку больше не удастся вывести его из себя.
— Ты влип, приятель. Крупно влип.
— Мам, ты не знаешь, что такое влип, уж поверь.
— Ты ведешь себя, как идиот.
— Мне было у кого поучиться, — не без злорадства ответил Лекс.
— Что, весело? — Ринслер присел на корточки и прижался к решетке. — Ты еще не веселился по-настоящему. Помнишь тот Бой? Да, тот, где ты валялся в грязи, а все остальные только и ждали, когда же я тебя добью. Но это же не весело, да? Обещаю, я устрою тебе что-нибудь похлеще. Раз ты так просишь.
Лекс усмехнулся какой-то странной ухмылкой, с примесью горечи. Он чуть приподнялся на руках, оторвался от стены и поморщился от боли. Ринслер вспомнил, как не без удовольствия бил его по ребрам. Сломал, скорее всего. Надо отдать парню должное: даже не пискнул, а боль была сильной, уж Ринслер-то это знал.
Лекс схватился за решетку и, подтянувшись, придвинулся к ней вплотную так, что его лицо оказалось как раз рядом с лицом своего бывшего друга.
— Каким бы ты грозным не хотел казаться, ты все равно останешься безмозглой тряпкой. Дружище, неужели за эти годы ты так ничего и не понял? Плевать мне на твой Бой и как сильно ты меня унизишь. Я буду устраивать этот цирк каждый раз. Ты будешь ставить сюда все новых стражников, а я буду выбираться из этой камеры и вырубать их. И ты снова и снова будешь приходить сюда, и говорить, как ты меня ненавидишь. Но подумай, кого из нас двоих будут принимать за большего кретина?
— Даже не думай, — ухмыльнулся Ринслер. — Пятилетние дети и то шантажируют лучше.
— Шантаж? Ты что, как ты мог только подумать! — Лекс отодвинулся от решеток, облокотился о стену и чуть прикрыл глаза.
— Тогда зачем ты все это устроил?
— Мне было скучно. Два неразговорчивых идиота на входе, они такие стеснительные, не поверишь. Еду приносят раз в день, и то какая-то страшная тетка. Никаких развлечений.
— Очень смешно. Может мне тебе еще и тортик испечь?
— Было бы не плохо. — Лекс подавил приступ кашля. Нет, не сейчас. Не при нем.
— Могу принести тебе запасную пару носков.
— Совсем ты не любишь своего доброго старого друга, — покачал головой Лекс.
— Доброго друга?! — разозлился Ринслер. — Этот добрый друг кинул всю дружбу к чертям собачьим, и теперь еще сидит тут и учит меня жизни?!
— Я не кидал.
— О, тогда я, наверное, просто ослеп в тот день! Ну конечно! Теперь все стало на свои места! Это был такой жутко профессиональный стратегический ход! Господин Лекстер все, оказывается, просчитал. И вот это его пребывание в камере в виде кровавой лужи тоже является частью плана!
Лекс как-то зло взглянул на своего бывшего друга.
— Я никогда не кидал дружбу. И жизни я тебя не учу.
— Ты лучше скажи мне, куда ты дел стражников?
— Выполнишь мои условия — скажу.
— Ты что, издеваешься?! — начал злиться Ринслер. — Засунь свои условия себе в зад…
— Мистер Ринслер!!! — послышался крик у входа. За ним последовали быстрые-быстрые шаги, щелчок двери и на пороге появился белокурый парень. — Лекстера нигде нет!! Что прика…
Паренек не договорил, так как увидел объект всеобщих поисков, причем именно там, где он, в общем-то, и должен быть.
— Ой, так это ж… он! — одновременно и удивился и обрадовался парень.
— Эй, дружище, что это за девочка нас посетила? — посмеиваясь, спросил Лекс.
— Я мальчик!
— Аден, — устало вздохнул Ринслер, — возвращайся к остальным, скажи, что проблема решена.
— Как прикажете! Ой, а вы и стражников нашли? Помочь вам их перенести?
— Что? — опешил Ринслер и заметил, как Лекс едва заметно прикрыл глаза.
— Да вон же, сзади вас!
Ринслер обернулся и действительно обнаружил торчащие из угла ноги. Да-а… умно. Ведь он даже не заметил.
— Девочка, ты только что погубила такой гениальный план! — с горечью воскликнул Лекс.
— Я мальчик!
— Аден, иди, — жестко приказал ему Ринслер.
Парень кивнул, развернулся и украдкой кинул на Лекса убийственный взгляд.
— У, осторожнее. Из этой девочки выйдет та еще мадмуазель, — усмехнулся в ответ тот.
— Заткнись. — Ринслеру было не до шуток. — В следующий раз, как решишь устроить что-нибудь подобное, хотя бы воспользуйся мозгами.
— В следующий раз, — пообещал Лекс, — я спрошу разрешения у тебя, мамуль.
Ринслер сплюнул рядом со своим бывшим другом, развернулся и вышел, хлопнув дверью. Он так и не услышал, как по темнице разнесся непрерывный кашель, разрывающий мужчине легкие.
* * *
Олиф все никак не могла уснуть. Неужели Лекс сбежал? Да нет, он же не такой глупый. Он не мог пойти на такой заведомо провальный шаг. А если мог? Что, если у него совсем поехала крыша?
Девушка перевернулась на другой бок, подложив под голову локоть.
Нет. Если уж он целый год скитался по пустыне и не сошел с ума, то тут он тоже выдержит. Наверное.
Олиф мучилась вопросами и неизвестностью. Ей бы хоть одним глазком на него взглянуть. Хоть бы просто убедиться, что с ним все в порядке. Но Фрида спит. Да и какое там «в порядке». После того избиения на Боях, он вряд ли вообще мог быть «в порядке».
Девушка еще раз перевернулась.
Фрида давно тут, может, она сможет провести ее в темницу? Ей нужно только посмотреть, быстро-быстро. Конечно, обращаться с такой просьбой было верхом эгоизма со стороны девушки. У старой женщины недавно муж умер, а она, Олиф, собирается подтолкнуть ее на такой опасный шаг. Если их поймают, страшно представить, что тогда будет. Особенно, если у Ринслера снова будет плохое настроение.
Однако Олиф слишком хорошо понимала, что Фриде нужно хоть какое-нибудь занятие, лишь бы отвлечься. Лишь бы не думать, забыть о своем горе.
Девушка так и не смогла уснуть. Она буквально подпрыгнула, когда Песчаник прокричал:
— Подъем!
Женщины потихоньку начали просыпаться. Олиф спрыгнула со своей койки, кинула взгляд на пустующее место прямо под ее кроватью. Мэг куда-то пропала несколько дней назад, и с тех пор больше не появлялась. А это навевало совсем нерадостные мысли.
Девушка пригладила волосы и пошла к месту, где сидела Фрида. Однако как только она до нее дошла, был отдан приказ строиться и выходить.
До кухни пришлось терпеть очень долго. Время, казалось, вообще остановилось, да еще и Песчаники больно пристально следили за каждой из женщин.
И только тогда, когда их поставили перед самодельным костром и большим котлом с чем-то кипящим внутри, Олиф удалось начать разговор.
— Здравствуйте.
Фрида удивленно глянула на нее.
— Привет. Нужно что-то?
Олиф закусила губу. Два дня она пыталась поговорить с этой женщиной. Ждала, искала, бегала. И вот теперь стояла прямо перед ней. Фрида была бледной, точно покойница, ее фигурка осунулась. И без того морщинистое лицо стало совсем старым, словно ей было лет девяносто. Вкруг глаз кожа покраснела.
— Вы любили его? — выдавила Олиф.
— Кого? — опешила женщина и тут же отвела взгляд.
— Своего мужа.
— Ты, конечно, нашла время, чтобы спросить.
— Просто скажите: да или нет.
— Конечно, любила, — Фрида зло кинула картофель в кипящую воду, — иначе зачем бы я замуж выходила?
— Вы не говорили, что замужем.
— Я много чего не говорила.
Олиф тоже кинула картофель в кипящую воду. Послышался плеск, и из котла брызнуло горячими брызгами. Девушка отступила на шаг.
— Вы не знаете, в камерах еще кто-то остался? — спросила она, спустя несколько мгновений.
— Не знаю, а тебе зачем?
— Просто странно. Мы никогда не носили туда еду.
— Это не наша обязанность, — пояснила Фрида.
— А чья тогда?
— Арли. — Она кивнула на полную женщину, которая копошилась, перебирая коробки с посудой.
— А сколько раз в день она носит еду?
— Один, в обед. Ну, чего застыла? Ножик в руки и за работу.
Олиф так и не смогла попросить Фриду о помощи. Она вдруг поняла, что сделает ей только хуже. Как бы женщине не хотелось отвлечься, это нужно было делать другим способом — не таким опасным. Олиф не простит себе, если из-за нее еще и с Фридой что-нибудь случится.
Поэтому ей пришлось обдумывать другой план. Еще более рискованный.
* * *
Олиф дождалась конца обеда. Она быстренько сбежала от Кнута под каким-то неубедительным предлогом, и теперь ждала Арли около входа в столовую. Песчаник стоял прямо на входе на кухню и, вроде бы, девушку увидеть не мог. Во всяком случае, она искренне на это надеялась.
План был жутко опасным и абсолютно сумасшедшим. Олиф в нетерпении переминалась с ноги на ногу. Если все провалиться, то… то, наверное, это будет конец. Потому что, если ее заметят, этого ей уже точно не простят.
Наконец, в проеме показалась Арли. В руках у нее была всего лишь одна тарелка. Не стоило особых усилий догадаться — для кого. Девушка почувствовала, как у нее вспотели ладони. Женщина что-то сказала Песчанику, и тот уступил ей дорогу. Она засеменила к выходу.
Олиф несколько раз глубоко вздохнула, сжала и разжала пальцы.
— Арли! — позвала она, как только та вошла в полутьму тоннеля.
— Да? — вздрогнула женщина.
— Здравствуйте. Это же вы несете еду Лекстеру, верно?
— А-а что? — мгновенно заволновалась та.
— Эм, понимаете, — на секунду Олиф показалось, что сердце у нее перевернулось в груди, — теперь ваши обязанности буду выполнять я.
— Ты? Почему?
— Э-э, это приказ. Ринслера.
— Так ты его служанка? — Арли узнала в девчонке ту самую, что живет вместе с ними.
— Да, он сказал, что раз я все равно работаю на кухне, то и еду Лекстеру буду носить.
Арли кивнула. Подослать к своему другу свою подружку под предлогом разноса еды — он не в первый раз так делал.
— Мне никто ничего не сказал, — поджала губы полная женщина.
— Это же Ринслер, — более уверенно сказала Олиф, понимая, что почти победила. — Он никогда ничего не говорит.
— Ладно, держи. Только, девочка постой! Только не подходи к нему близко. Оставь тарелку где-нибудь подальше от камеры, поняла?
— А как же он тогда поест? — удивилась Олиф.
— Дотянется. Всегда дотягивался.
Девушка ошарашено кивнула. Попыталась унять не пойми откуда взявшуюся ненависть. Глупая Арли. Что Лекс мог ей сделать? Интересно, из-за этой гадины, он вообще поел хоть что-нибудь с тех пор, как прошли Бои?
Все больше и больше Олиф убеждалась в том, что поступает правильно.
Она по памяти пыталась найти вход в тюрьму, но постоянно натыкалась на тупик, а один раз вообще вышла в коридор к «лапочкам». В итоге совсем запутавшись, ей пришлось спросить Песчаника. Тот грубо отмахнулся фразой: «прямо, направо, налево». Естественно, это не особо помогло. Плутать пришлось еще раз. В конце концов, когда девушка уже почти отчаялась, из темноты раздался мужской голос, грубо коверкающий слова акцентом:
— Ты что тут делаешь?
Олиф облегченно выдохнула, быстро приблизилась к неяркому свету, исходившему от единственного факела.
— Это тут тюрьма?
— Тут. Что тебе надо?
— Слава Берегиням. Я принесла еду для Лекса.
— А где Арли? — спросил один из Песчаников.
— Теперь я вместо нее. Это приказ Ринслера.
Задав еще несколько вопросов и обыскав девушку, ее все-таки впустили внутрь.
Олиф помнила о том, что Лекс находится в нижних камерах, поэтому сразу же направилась к противоположной стене — вроде бы дверь должна быть именно там. И она не ошиблась. Действительно, при слабом свете светожелов, ей все же удалось нащупать ручку. Девушка дернула ее, и практически сразу же в нос ударил затхлый запах грязи и сырости.
Олиф медленно начала спускаться по кривым ступенькам, боясь оступиться. Как только она сделала первые несколько шагов, хлопнула медленно закрывающая дверь, и одновременно с этим звуком по помещению разнесся глубокий кашель. Такой сильный, что у Олиф сжалось сердце. Почему-то стало страшно. Люди с таким кашлем — не жильцы.
— Ахаха, — сиплый смех вперемешку с раздирающим горло кашлем звучал жутко.
Олиф едва не оступилась.
— Надеюсь, это явилось Ее Высочество.
Голос у Лекса был сам ни свой.
— Ну? Чего стоим, кого ждем? Не бойся меня страшная женщина, поставь уже свою тарелку на другом конце камеры и оставь меня доживать эти часы.
Олиф не двигалась. Почему-то сердце упало в пятки, а потом снова вернулось на место и забилось быстро-быстро, словно девушка только что выиграла соревнования по самой волнительной реакции. Она хотела что-то сказать, но голос не слушался.
В камере послышалось копошение. Кажется, Лекс заподозрил что-то неладное.
— Да ладно! Я же не съем тебя!
Что это? Отчаяние в голосе? У Лекса?! Он серьезно испугался, что Арли сбежала? О Берегини, неужели он так давно не ел?
Олиф решительно вздохнула и сделала несколько шагов к камере. Конечно, в этой полутьме он вряд ли ее узнает, и эта мысль придала ей сил. Все-таки давно они не виделись.
Да, давно.
Лекс, полусидя, опирался о стенку, рассматривая побитые костяшки пальцев. Вся его одежда, особенно рубаха, были буквально искромсаны на маленькие кусочки. Даже в этой полутьме было видно, что некоторые раны на теле до сих пор не зажили. Похоже, самой болезненной из них была рана на плече: глубокая, и кровь до сих пор не остановилась, хоть в некоторых местах и появилась корочка. Все его лицо было в налившихся алым синяках, где-то виднелись порезы. Нос, кажется, был сломан.
Олиф почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. И не потому, что девушка боялась крови, а потому что впервые увидела Лекса таким. Даже в пустыне он хоть и был весь в песке, как в саване, но, тем не менее, он не напоминал кровавую лужу.
Мужчина повернул голову в сторону девушки и поднял взгляд.
Так странно они оба себя, наверное, еще ни разу не чувствовали.
Удивление Лекса было настолько сильным, что он даже не сумел сообразить какую-нибудь глупую шутку. Отшутиться, чтобы скрыть эмоции. И Олиф тоже стояла, как громом пораженная.
Пауза затянулась. Появилась какая-то неловкость. Шальная мысль пронеслась в голове девушки: «А может, вообще не стоило приходить?». Однако она тут же отогнала ее подальше. Стоило, еще как.
Собрав остатки воли в кулак, Олиф слабо улыбнулась и сказала, первое, что пришло в голову:
— Привет.