Я села в угол, обхватив ноги руками, и лбом уткнулась в коленки.
Эти кошки здорово начинают меня пугать. Сперва у мусорки, теперь в школе, чего ждать дальше? В прошлый раз одна из них показала странное видение, а в этот — собиралась убить. Я тяжело вздохнула.
Зачем меня послали сюда? Директор наверняка знал, что узнай тайные организации о шпионе, тут же попытаются его устранить. А раз знал, где в таком случае помощь? Где хотя бы Берон? Самостоятельно из города мне не выбраться, стражники патрулируют каждую улицу, а уж около ворот их вообще не сосчитать! В Лораплине с этим шутки плохи, не стоило сюда вообще соваться. И о чем я только думала?!
«О славе, об уважении, автоматическом переходе на последний, курс. О себе», — тут же отреагировал внутренний голос.
Захотелось с силой кинуть что-нибудь тяжелое в стену, выплеснуть гнев. Мало того, что не справилась с заданием, так еще и месяц занятий пропустила! Теперь-то и последнего курса мне не видать! Самонадеянная идиотка. С самого же начала было понятно, что ничем хорошим это не закончится. Лунеров, Нуары, жемчуг этот дурацкий. Да какое мне вообще до них должно быть дело?! Ну существуют тайные организации, которые охотятся за Лунным жемчугом, ну и пусть охотятся, я-то зачем туда полезла? Отбыла бы наказание, ничего бы со мной не случилось, нет же, это надо иметь талант искать себе приключения на пятую точку! Не полезь Дина с этим Торпом в библиотеку ничего бы этого не было!
Я ударила кулаком по стене, вымещая злость.
«А кто тебя просил ее спасать?» — снова влез внутренний голос.
«Никто! Я сама!» — мысленно огрызнулась я, и вдруг уверенности в своей правоте заметно поубавилось.
Вспомнился день, когда меня впервые вызвали к директору. У Дины было такое виноватое лицо, как будто она провинилась не передо мной, а перед всем миром. А я ничего тогда не видела, ослепленная дикой яростью. Конечно, она же мне про парня не рассказала! Я мысленно улыбнулась. Тогда это действительно казалось ужасно оскорбительным. А теперь? Да лучше бы меня саму обвинили в нарушении табу на отношения с парнями, чем в шпионаже.
Я сама спасла ее в библиотеке, никто меня не убеждал, никто не угрожал, я сама встала и перенесла удар на себя. Тогда казалось, что теперь я герой, и за это она должна мне по гроб жизни. В тот день я сказала ей: «Ненавижу!». Господи, какая муха меня укусила? Если бы можно было вернуться и все изменить!
Я запустила пальцы в волосы.
В Стродисе мы тренировались часами, но каждый раз возвращались в комнаты корпусов. Каждый раз мы смотрели на тренировку, как на что-то само собой разумеющееся, всегда знали, что никто нас не убьет. Сама эта мысль тогда казалась полным абсурдом. Тогда было легко.
А сейчас? Я до сих пор находилась немного не в себе, пытаясь поверить в то, что это не игра. Это все на самом деле, и из этой ситуации нет выхода. Здесь я уже не смогу сказать, что мне плохо, и вернуться в корпус. Если меня поймают, то в лучшем случае посадят в темницу. Пытки — вот, что меня ждет. Без официального разрешения мне нельзя находиться на территории Лораплина, а это значит, что я шпион. Они пошлют запрос в мой родной город, и если придет подтверждение, мол, да, отправляли, то разбираться уже будут с властями Стродиса. А если нет, я перейду в распоряжение пострадавшей стороны. Как собственность.
Я закрыла глаза и глубоко втянула воздух.
Нельзя опускать руки, только не сейчас. Нужно купить еды, и устроиться на ночлег, а потом Берон заберет меня. Но теперь почему-то эта мысль уже не вызывала прежней радости. В животе образовался тугой комок, но я не стала обращать на него внимание, и быстро поднявшись, вышла в коридор. Из соседнего кабинета, там, где находился зал для тренировок, раздавались яростные вопли и крики. Наверное, опять строят интриги.
Ворота уже были совсем недалеко, как вдруг я увидела карауливших у них стражников. Каждый из них досконально проверял всех входящих и выходящих. Я развернулась и спокойным шагом пошла в обход, к задней калитке. Вряд ли ради меня они изменят заклинание, и теперь оно уже никого не сможет выпустить.
Я, опасливо озираясь по сторонам, осторожно кинула камешек в проход, и затаила дыхание. Как и следовало ожидать, ничего не произошло. Я шагнула вперед, и быстро пошла вдоль забора. Внезапно в кустах послышался какой-то шум.
Замедлив шаг, я стала прислушиваться.
— Хи-хи-хи, — раздал приглушенный женский смех. Я прищурилась и различила за забором двух парней. Они сидели, облокотившись на дерево, и попеременно пихали в рот какую-то свернутую белую бумажку.
— Хи-хи-хи, — это смеялся парень, голосом, больше похожим на женское сопрано.
Один из них поднял палец вверх и меня обдало новым писклявым хихиканьем. Я осторожно, чтобы не выдать себя, на цыпочках пошла дальше, и не заметила, как хихиканье прекратилось. Вместо этого кусты зашевелились, потом раздался приглушенный стук и жуткие ругательства. Я испуганно обернулась и увидела парня, сидевшего на земле и потиравшего ушибленный копчик. Второй уже перекинул ногу через забор, но тоже не сумел зацепиться руками и полетел вслед за своим товарищем вниз. Пару секунд они меня не замечали, а потом уставились так, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Еще несколько мгновений мы глазели друг на друга и вдруг один из парней показал на меня пальцем и в очередной раз раздалось:
— Хи-хи-хи.
Сумасшедшие.
— Хи-хи-хи-хи, — смех стал громче.
Я закатила глаза, развернулась и пошла дальше. Интересно, что это с ними?
На главной улице было шумно, поэтому я опустила голову ровно на столько, чтобы успевать замечать приближающиеся ноги и отходить в сторону. Последние пять минут в животе раздавалось такое бурчание, что я невольно поднимала глаза на окружающих — они тоже это слышали?
Найти пекарню «Хлебец» оказалось непросто. Я слышала, как Слоф упоминала о ней при Тодде, но ее месторасположение так и не объяснила, ограничившись простым: «на главной улице». Я обошла ее вдоль раза три, но «Хлебца» не обнаружилось. Пока раздумывала: ориентироваться по запаху или спросить у кого-нибудь дорогу, заметила, что в углу улицы столпился народ. Я медленно подошла к этому сборищу и прислушалась:
— Три часа, когда уже откроется?
— У-у! Мне и постирать, и обед приготовить, а этот подлец словно нарочно нервы треплет!
— Эй, уважаемый! Мы ждем!
Я пригляделась к вывеске магазинчика. На ней коряво красовалась надпись «Хлебец», а рядом, словно в доказательство висел плоский, деревянный батон. Я еле успела прижаться к стене, как мимо пронеслось несколько человек. С разъяренными лицами они быстрым шагом дошли до небольшой лавки, и влетели в нее, с такой силой хлопнув дверью, что я поморщилась.
За ними последовали еще несколько человек, и так, постепенно толпа рассосалась.
В животе противно заурчало, и я вдохнула поглубже — то ли для храбрости, то ли надеясь, что этого моему желудку хватит. Мне нужна была именно эта пекарня, ведь она была единственной в городе, куда завозили мармеладки. Оглянувшись по сторонам, подошла к магазинчику и осторожно постучала в дверь. Потом еще и еще. Никто не открывал. Да что там с пекарем вообще? Судя по табличке на двери, обед кончился полчаса назад. Я заглянула в окно — грязное, и так в доме темно, а тут уж совсем ничего не увидеть. Похоже, торговец действительно куда-то ушел. Я решила попытать счастья в другом окне, скорее просто ради любопытства. Посмотрела на стекло, полностью покрытое разводами, и передумала.
— Что бы получить выпечку, совсем не обязательно лазить в чужие пекарни! — раздался сзади грозный голос, явно обращавшийся ко мне.
Я медленно повернула голову и увидела перед собой толстого мужика, с двумя подбородками (один небольшой, а второй доходил ему до груди), и огромным животом, на котором вполне можно было спать, не боясь свалиться на пол. Голову мужчины укрывала пекарная шапочка, по длине равной моему росту.
«Пять таких шапочек, и я дотронусь до луны», — мрачно подумала я.
— Извините, я ничего не хотела воровать.
— Хотела — не хотела, а все равно бы не смогла! — заявил пекарь. — Еще не одному проклятому воришке не удалось сюда пролезть! — мужчина погрозил мне пальцем.
— У меня деньги есть, — обиженно заявила я. — А вы не открывали, я и решила осмотреть дом. Ну, раз вас не интересуют голодные покупатели, то что ж, прошу разрешить откланяться…
Прыти у пекаря заметно поубавилось.
— Ну, раз с деньгами пришла — заходи, — пропыхтел мужчина.
Я поморщилась. Деньги есть — и тебе везде рады. Ох уж эти печальные законы жизни.
Пекарь развернулся и словно медведь, переваливаясь с одного бока на другой, побрел к входной двери. Бедный человек так запыхался, что на его лице выступила испарина. Он открыл дверь и тут же схватил полотенце, долго и усердно протирал измученное красное лицо.
— А почему вы так долго не открывали? — между делом спросила я, оглядывая помещение.
— Ел, — лаконично ответил мужчина.
«Полтора часа?!» — успела подумать я, а следующий миг у меня глаза разбежались в разные стороны от изобилия пирожных. Маленькие, большие, длинные, в виде звездочек, с вареньем, капустой, курагой, ванилью… и мармеладки. Мармеладки!!! Я схватила в охапку половину лежащих в коробке жевательных змеек, и быстро положила торговцу на весы.
— Мне этого, — жадно заявила я. — И того! И этого! И вот этого! А еще вон того! Нет-нет, ниже, ниже, еще ниже! Да вон же!!!
И тут мне на глаза попались эклеры. Живот заурчал с тройной силой, и я опасливо оглянулась на взмокшего пекаря, вдруг он тоже услышал? О, я их пробовала всего однажды, когда мы всей группой во главе с проф-магом выезжали в центр города, и на пять минут зашли в булочную. До сих пор на языке чувствовался мягкий вкус ванили и тающая помадка… Ммм… Боже, как же мне тогда хотелось продлить удовольствие!
Я набрала себе бессчетное количество этих эклеров и щедро вручила торговцу — пусть считает!
Мда, сума вышла не маленькая. Что-то внутри меня проснулось и защемило сердце — жалко тратить столько денег на такую ерунду. Я достала монеты и пересчитала. Выходило, что на эти булочки я истрачу почти все сбережения! Жадность открыто взяла свое и я смущенно вернула на место половину всего, что набрала, не решаясь смотреть на злого торговца. Он снова все пересчитал, и на этот раз сумма меня устроила.
— Тебя что, дома не кормят? — удивленно спросил пекарь, когда получил свои деньги.
— Кормят, — пробурчала я, набивая рот мармеладками. — Просто я сладкоежка.
— Сладкоежки столько не едят, — заявил мужчина.
— Вы просто нас незнаете, — невнятно проговорила я.
Я поблагодарила его за такую вкуснятину и накинув лямку сумки на плечо, побрела по улице. Ураган в животе потихоньку утихал, и на душе становилось все приятнее и приятнее.
Немного подумав, я направилась в Академию.
* * *
Всю неделю я проработала уборщицей в Академии. Почему-то никто не обратил внимания на мое внезапное появление, официально нигде не зарегистрированное. Я настоятельно попросила старую женщину, которую уже считала своей начальницей, не посылать меня в людные места, и оставить убираться здесь, в корпусе для боевых магов. По всей территории ходило столько уборщиц, что все опасения на счет вызова к директору, чтобы оформить мою должность сами собой отпадали. Однажды я поинтересовалась у начальницы — которая, оказывается, разговаривает на моем языке — все ли уборщицы, находящиеся здесь, официально работают? На что она ответила — да, так как им платят за это зарплату (ужасающе крошечную!), после чего я клятвенно заверила, что денег мне не надо, и немного приврала свою биографию. Опять. Начальница в упор посмотрела на меня, и последующие два дня не сводила пристального взгляда. Однажды она, с заметным акцентом, поинтересовалась:
— Шпионку поймалити?
Я протирала полы в рекреации, и не поднимая глаз, ответила:
— Кажется, нет.
— Боишити ее?
— Шпионку? Нет, — неуверенно сказала я.
— А если она в зыговыре с королем Стродиса и они готовит план нашего завоеванияти?
Я пожала плечами.
— Не думаю.
— А что ти думаеши?
— Что ее поймают, — твердо сказала я, и скрестила пальцы за спиной. На всякий случай.
Начальница покачала головой.
— Не поймаюти.
— Почему? — Я удивленно уставилась на пожилую женщину.
Та пожала плечами и склонила голову набок.
— Чувствуюти.
Я покачала головой.
— Нельзя полагаться на чувства.
— Почемуши?
— Просто нельзя. Они могут подвести, основная информация здесь, — я указала на голову. — Верить можно только ей.
Начальница хмыкнула, а я продолжила мыть полы.
— Ти слишком много думаеши.
И прежде чем я успела открыть рот, она взяла свое ведро с водой и ушла в другую рекреацию.
Я выпрямилась и немигающим взглядом уставилась на стену. Воскресенье, мне нужно дождаться воскресенья, и тогда эти чертовы проблемы кончатся. Только бы выбраться отсюда, а дальше уже нечего будет опасаться. Берон один из шпионов Аспида Гаркова, он обязательно разрулит ситуацию, найдет выход. Что бы я еще хоть раз сунулась в Лораплин — черта-с два!
Внезапно помещение заполнили радостные крики и вопли, что обычно означало — пришло время тренировки, и вся команда направляется в тренировочный зал. Я подняла глаза и увидела Золина, что-то сосредоточенно объясняющего Тодду, который в свою очередь шел с глупой улыбкой на лице и, казалось, готов был подпрыгнуть до потолка. За ними пристроились еще несколько парней, но как не присматривалась, Эстана не обнаружила. И словно угадав мои мысли он вылетел из-за угла, красный, растрепанный, и громко заорал:
— Шпионку поймали!!!
Все удивленно уставились на него. Он, наконец, добежал до товарищей и уже более спокойно пояснил:
— Там листовка висит — казнь завтра утром!
— Что-о?!
— Это не шутка?
— Наконец-то!
— Ну твой отец дает!!
Народ начал восторженно обсуждать эту тему, одновременно продвигаясь к залу. Как только дверь за ними захлопнулась, швабра из моих рук выпала, и я покачнулась. Меня поймали? Меня поймали?! На всякий случай пощупала себя по животу — кандалов вроде нет, обстановка вокруг тоже не напоминает тюрьму. В этот момент вернулась начальница.
— Кхм, п-протите… — робко начала я. — А мы сейчас в Академии?
— Ды.
— А вот… ну, может такое быть, что меня, например, ударили, а я этого не заметила? Или вот например в тюрьму посадили?
Начальница поперхнулась.
— Што ти несеши?
— Да так, не берите в голову. — Я легкомысленно тряхнула рукой и ударилась локтем о подоконник.
— Шпионку поймалити.
— Да я слышала уже, — буркнула я, потирая ушибленное место.
— Эти не она.
Я высоко подняла брови.
— С чего вы взяли?
Она в упор посмотрела на меня, и сказала:
— Чувст… — но тут же умолкла. — Убериши тот кабинет.
Я молча кивнула и, взяв ведро со шваброй, направилась в указанное место.
Меня поймали. Вернее, не меня, а какого-то человека, притворившегося мной. Или не притворившегося, а не имеющего воли против властей. Короче, меня подменили. Вот только зачем? На площади народа будет больше, чем на Ярмарке (как же, шпионку, гадину этакую, поймали!), поэтому смысла высматривать меня в такой толпе я не видела. А в том, что я заявлюсь на площадь сомнений нет — замешательство от всего происходящего убавит мою внимательность, и меня загребут, как кошку в мешок. Хороший ход, вот только очки считать еще рано. Да, вы правы, я не могу пропустить собственную казнь. И не пропущу. Просто поступлю по-другому: тщательно разработаю план и буду очень осторожна.
* * *
Вид с крыши открывался изумительный. На главной площади толпились люди, яростно обсуждающие казнь. Казалось, на такое событие решил собраться весь Лораплин, поэтому на площади, естественно, всем место не хватало. Вокруг стояли большие, трехэтажные дома, сделанные из чистого белого камня, что считалось очень дорогим по меркам города. Богатые хозяева были рады казни еще и потому, что теперь можно было сдавать места на балконе. Поэтому все балконы, выходившие на площадь, были забиты. Торговцы тоже не упустили случая и переместились поближе к столпотворению. То и дело слышались вопли: «Подходи, покупай!» и «Только вас тут не хватало, и так не протолкнуться!».
Я обвела глазами площадь и сам эшафот. Если бы меня повели к этой палке с веревкой на конце, я бы обратилась к властям с просьбой утопить в реке — не так брезгливо будет. Казалось, что прогнившая деревяшка согнется пополам быстрее, чем пленника к ней подведут — от воздуха.
Неужели они правда решили повесить другого человека? А может, они заявят что-то вроде: «выходи сейчас, или вместо тебя пострадает невинный человек»? Хотя, это вряд ли — не станут они прилюдно показывать, что их конс-маги обманули население и не справились с таким простым заданием. А может, станут?
Я обратила внимание, что владельцы домов выбежали на балконы и теперь яростно просили денег за места на крыше. Дом, на котором сидела я, не стал исключением. Как только внизу показалась голова, вертящаяся в разные стороны, я соскользнула вниз. Человек поискал глазами посетителей и, никого не обнаружив, разочарованный вернулся в дом. Я снова залезла на прежнее место, тайно радуясь, что выбрала дом не прямо напротив площади, а чуть поодаль, — здесь было не так много людей. Буквально три человека, и те сидели с краю, чтобы лучше видеть.
Я вновь обвела взглядом людей на площади — злые, злорадные ухмылки, победные кличи, нецензурные ругательства. А что, меня здесь любят. Хотя, если бы в Стродисе поймали лораплиновского предателя, я бы вела себя точно так же.
На крышах народу становилось все больше. Внезапно на одной из них я увидела Эстана, целующегося с темноволосой девушкой. Золина поблизости не было. «Не то бы подключился», — мрачно подумала я.
Внизу назрел какой-то скандал: один из торговцев поставил свою лавку на место прежнего арендатора, честно заверяющего, что у него есть официальные бумаги, но он оставил их дома и сейчас за ними не побежит. Я устало обвела взглядом раскрасневшихся людей, и уткнулась подбородком в кулак.
— Мел! — крикнули сбоку. Кого-то звали очень знакомым голосом. — Мел!
Я лениво повернула голову и увидела приближающегося Золина. Ах ну да, меня же зовут Мелинда.
«Ой нет, только не Золин!» — запоздало опомнилась я. В панике покрутила головой — что делать? У меня не было абсолютно никакого желания разговаривать с кем бы то ни было, будь то даже Золин. Даже? Я сказала даже? Я имела в виду — в особенности с Золином.
— Привет, — раздалось совсем рядом. Я вздрогнула и чуть не схватилась за голову, но вместо этого посмотрела на парня удивленным взглядом.
— Я тебе махал-махал рукой с другой крыши, а ты хоть бы улыбнулась! — заявил он. — Мы во-о-о-н там сидели. — Он указал пальцем на какую-то крышу.
Я понимающе кивнула. Мне было очень интересно, где они сидели. Скосила взгляд. Интересно, а падать с этой крыши больно?
— Давно я тебя не видел, Слоф сказала, что ты уехала. Давно вернулась?
Я пожала плечами, мол, да нет, не очень.
— Чего это ты на себя нацепила?
Он удивленно потрогал мои «волосы». Я лениво отстранилась.
— А-а, это пари-и-ик, — протянул Золин. — Зачем он тебе?
Я попыталась найти достойный ответ, в котором не было слов: «захотелось» и «залысина». Пауза затягивалась.
— Чего, язык проглотила? — весело осведомился он.
Я облизнула губы — да нет, на месте вроде.
— Вши… — наконец выдавила я.
— Чего? — не расслышал парень.
— Вши, — более громко сказала я.
Секунду он в упор смотрел на меня, а потом громко рассмеялся.
— Все шутишь, — заключил он. — Ну ладно. Не хочешь к нам присоединиться?
Я отрицательно покачала головой. Еще чего, очень охота смотреть на лобзания Эстана. Золин посмотрел на меня, удивленный странным молчанием.
— Волнуешься из-за казни? — не правильно истолковал он. — Да ладно тебе, поймали же. Радоваться надо.
— Ну и радуйся, — буркнула я.
— М?
Взгляд парня был устремлен куда-то в сторону. Я повернула голову и только тут заметила, что на площади становилось все тише и тише. На помост вышел человек облаченный в ярко-оранжевый жилет и синие штаны, на шляпе у него красовалось огромное перо. Он откашлялся, и все замолчали в предвкушении чего-то необыкновенного, словно он был ангелом, несущим благие вести.
— Кхе-кхе. Именем Его Наместнического Величества, наместник Лораплина, Латгард Марте Лудакрис Восьмой, пожелал лично присутствовать на казни Стродисовской шпионки, посмевшей незаконно вторгнуться во владения Его Наместнического Величества и выкрасть ценные сведения о дальнейшей судьбе сего города. Разведка Его Наместнического Величества успела вовремя перехватить шпионку и посему она приговаривается к смертной казни. Да здравствует наместник Латгард Восьмой!
— Да здравствует наместник Латгард Восьмой! — эхом ответил ему народ. — Да здравствует наместник Латгард Восьмой!! Да здравствует наместник Латгард Восьмой!!!
Я зажала уши руками, чтобы не слышать этого ужасного клича, и не видеть лиц людей, на которых читалось обожание и искренняя преданность. Даже Золин рядом со мной во всю глотку орал приветствие, и я еле удержалась, чтобы не пнуть его. В голове крутились слова: «посмевшей выкрасть ценные сведения о дальнейшей судьбе сего города». Вот как они довели все до казни — я украла ценные сведения. Неужели ради смерти человека ему приписывают то, чего он не совершал? Я ничего не крала, моя миссия заключалась в помощи. Я должна была найти предателя, который состоит в Тайной Организации и пытается найти лунный жемчуг, что имеет необыкновенную силу порабощения, опасную для всего мира. Я действовала во благо всем — за это теперь меня повесят. Нет, даже не меня. Повесят невинного человека.
И только тут до меня дошло насколько все серьезно. И хотя я по-прежнему свободна, официально повесят именно меня. Весь Стродис узнает о том, что их ученика публично повесили на главной площади Лораплина. И никто ничего не сделает. Просто будет не в праве. Берон не придет, ведь теперь он знает, что я умру. И директор тоже. По всему корпусу моей Академии будет висеть листовка: «Помним, любим, скорбим». Директор наверняка раскроет всем мое настоящее имя, и причину, по которой я оказалась в Лораплине. Перед глазами встала надпись: «Ученица Первой Академии Стродиса умерла, совершая правое дело. Мы запомним ее, как героя».
Мир вокруг поплыл перед глазами. Через несколько секунд я умру. Навсегда уйду из жизни людей, которых люблю. Дина. Господи, что с ней будет, когда она узнает, что меня повесили? Я прикусила губу, чтобы не закричать в голос, чтобы не признаться — вот она я, не трогайте невинного человека! Нет, не ради этого я боролась. Не ради того, чтобы быть повешенной за то, чего не совершала.
В голове мелькнула слабая надежда, что Берон придет, и спасет невинного от смерти. Появилась, и тут же с треском развеялась. Никто не придет, иначе Стродис будет обязан предоставить шпионку сам. Но они не предоставят, не сознаются. И даже если Берон появится на казни, увидит, что повесили не меня, он ничего не заявит — ведь в этом случае, опять же, Стродису придется искать «того» шпиона.
Люди на площади расступились, пропуская наместника. Я увидела огромную золотую карету и бессчетное количество стражников, следовавших за ней. Ради того, чтобы эта громадина втиснулась среди людей, последним пришлось чуть ли не друг на дружке уживаться. Они начали пихаться, толкаться, а некоторые даже пустили в ход кулаки. Я в ужасе наблюдала за этим сыр бором, и тут меня осенило — вот она, давка. Ради места на земле они поголовно пытались придавить «соперника» к стене, или другому человеку. Многие не могли устоять на ногах, и тогда люди наступали прямо на них. Словно ослепленные, они давили друг друга.
Наместник, делая вид, что ничего особенного вокруг не происходит, важно поднялся на помост и откашлялся. Его золотая мантия, расшитая пестрой вышивкой, была в два раза больше его самого и везлась за ним по земле, выполняя работу уборщиков. Он окинул подданных надменным взглядом и кивнул своим слугам. Те в свою очередь кивнули кучеру и он начал вывозить карету. Места стало гораздо больше, и люди повалили на свободную территорию, с обожанием смотря на наместника. Даже те, по которым недавно прошлись, поднялись с земли и уставились на помост.
— Сегодня, — начал наместник громким басом. — Знаменательный день. Сегодня, будет повешен шпион из Стродиса. Этот город причинял нам достаточно бед за весь нелегкий год, но мы терпели все его выходки. Теперь же, друзья мои, мы не намерены больше терпеть. Пусть предатель получит по заслугам, пусть получит то, что заслужил за свои страшные деяния. Сегодня мы ответим Стродису его же монетой, мы совершим правое дело!
— Да здравствует наместник Латгард Восьмой!!! — возопил народ.
Наместнику на вид было лет шестьдесят, поэтому на лице с глубоко посаженными морщинами и тонкими губами, жесткая улыбка выглядела скорее, как хищный оскал. В выцветших глазах читалось торжество. Он едва заметно поклонился и нетвердой походкой удалился к концу помоста.
Народ опять расступился, но теперь уже чтобы пропустить стражников, под локти ведущих тощую девушку с мешком на голове и кандалами на руках. Я повнимательнее пригляделась к ней, но ничего особенного так и не приметила. Вокруг раздавались ругательства и унизительное гудение, подчеркивающее, как сильно они ненавидят эту девушку.
Я в ужасе взглянула на Золина, который вместе со всеми вопил ужасные слова, усиливая их яростными жестами.
Когда с девушки сняли мешок, перед всеми предстало миленькое личико с огромными глазами, в которых виднелся жуткий страх, ненависть и слезы. Человек в пестрой одежде с пером на шляпе поднялся со своего места и поднял вверх руку. Люди постепенно умолкли. Девушка остановилась перед петлей, до сих пор не веря в происходящее, за что стражник подтолкнул ее коленом под зад, сопроводив это похабной шуточкой. Вокруг раздались смешки.
Сердце замерло. Как будто все это происходит со мной, я словно на себе чувствовала все смешки и ругательства. Страх зародился в области живота — они не могут, она же ни в чем не виновата! Девушку подвели к бревну, с силой толкнули, чтобы быстрее забиралась, и накинули петлю на шею. По ее лицу градом катились слезы. Стражник отошел.
— Умри, гадина!!! — заорал кто-то из людей.
И как будто эта была та самая необходимая искра, чтобы разгорелось пламя. Это было похоже на ад — все орали, дергались, кидались кто чем мог, просили натянуть петлю. Ор был настолько силен, что некоторые охрипшие падали на колени и складывали ладошки вместе, будто молились за скорую смерть. В это время наместник со скучающим видом сидел в сторонке и отсутствующим взглядом наблюдал за происходящим. Было такое впечатление, что я погрузилась в омут с головой, и теперь задыхаюсь. И как бы сильно не барахталась, не пыталась найти силы выплыть — их не было.
Наместник сделал жест рукой, словно насладился ликованием толпы и теперь решил приступать к действию. Стражник подошел к девушке, поднял руку вверх, и, когда толпа перестала бушевать, произнес:
— Твое последнее слово!
Девушка испуганно посмотрела на зверя, позорно называющего себя человеком, и… что-то изменилось в ее взгляде. Это было не смирение, нет — обреченность. Как бы сильно ей не было страшно, перед самой смертью она не могла сделать ничего. Только молиться.
— Я не виновата… — прошептала она.
Толпа вновь взорвалась:
— Смерть, смерть, смерть!!!
Я закрыла глаза.
Послышался стук подающего бревна и оглушительный вой людей. Они радовались, словно голодная кошка новой рыбине. Вареной и без косточек.
Я ожидала, что настоящую шпионку вызовут с чистосердечным признанием, а в место этого король разрешил повесить невинную девушку, у которой возможно была семья. Мама, которая каждое утро готовила ей бутерброды с маслом, папа, вечно ругающий ее за поздние гулянки, бабушка, дедушка, тетя, дядя… И теперь она мертва.
Я подняла глаза: бесчувственное тело висело на жесткой веревке, впившейся ей в шею так, что образовались кожные складки. Человек, только начавший жить — умер из-за меня. Если бы не я, она бы не погибла. Если бы не я, ничего бы этого не было. Нужно было признаться сразу, нужно было спасти ее, нужно…
Я опустила руки и скатилась по крыше вниз. Удачно приземлиться не получилось — ноги стали ватными, неуправляемыми. Кое-как поднялась и, пошатываясь, побрела вдоль узкой улицы.
Из-за меня умер человек.
— Мел, ты куда? — спросил сзади Золин.
Я остановилась.
— Не называй меня так… — пошептала я.
— Что с тобой?
Я повернулась к нему лицом и парень удивленно отшатнулся.
— Вы убили ее… Вы ее убили!
— Мел, ты чего?
— Я чего?! На твоих глазах умер человек, и ты так спокойно об этом говоришь?!
Парень осторожно приблизился.
— Она ведь шпионка.
— Откуда ты это знаешь? Ты веришь тому, что они говорят?
— Ну… да.
— А если не она шпионка? А если вы убили невинного человека? — Внезапно голова закружилась и я бессильно начала оседать. Золин осторожно взял меня за плечи, не давая упасть, и аккуратно усадил около стены.
— Она заслужила это, — тихо сказал парень.
— Нет. Никто такого не заслужил.
Внешне — состояние полной отрешенности. И лишь чувство вины грызет изнутри. Как я могла так поступить с этой девушкой? Почему я сразу не призналась?
Золин неловко кашлянул.
— Мой отец никогда бы не позволил умереть невинному человеку.
Я скептически подняла брови.
— Она не шпионка, она просто человек. Такой же, как ты и как я. У нее была семья, была крыша над головой, у нее была жизнь, которой вы… я ее лишила.
— Что за чушь? Она шпионка. И за это не прощают.
— Не прощают, — эхом повторила я. — Ты прав. За это не прощают.
Я понялась на ноги, слегка пошатнулась, но тут же приказала себе собраться с силами. Нет, только не перед этим… парнем. Его отец никогда не допустил бы смерти невинного человека. Да, это видно. Борцы за справедливость, мать его.
— Мел, ты куда?
— Пойду повешусь.
— Что с тобой? Почему ты так реагируешь?
— Как — так? Не воплю от счастья при виде мертвого тела? Да, ты прав. Я какая-то странная.
Я продолжала идти по улице. Голос Золина не становился тише. Он шел за мной.
— Да просто… она же шпионка.
Я усмехнулась, обернулась и жестко сказала:
— Оставь меня в покое.
— Не вопрос.
— Это значит, что не надо преследовать меня!
— Я не преследую, — пожал плечами парень, шага, в общем, не сбавляя.
— Преследуешь. — Эта фигурка позади меня начала изрядно раздражать. Так трудно понять, что мне нужно побыть одной?
— Мне идти в этом направлении.
Я закатила глаза. Вот гад. Не особо заботясь, о ранимых чувствах своего спутника, завернула за угол, прошлась вдоль домов довольно медленным шагом. Все это время слышала его дыхание позади себя. Зачем он это делает — оставалось загадкой. Я вышла из переулка и теперь уже чуть прибавила шагу. Если я не ошибаюсь, совсем близко была Ярмарка. Спасение на все случаи жизни. Как только увидела большое скопление людей (надо же, кто-то не пошел на казнь? А может, уже ушел с нее?), я обернулась и помахала рукой Золину. Парень опешил — не ожидал такой резкой смены моего настроения.
Пока он прикидывал, в чем тут подвох, я прошмыгнула между какими-то личностями и затерялась в толпе. Мне было не привыкать к такому трюку.
К тому же, сегодня было воскресенье. Пора уже кое в чем убедиться.