Пик, закутанный в воротник хрустального снега, парил в небесах. Рассматривая гору в подзорную трубу, Брокрин поражался тому, насколько величественно и загадочно она выглядела. Какая бы сила ни удерживала гору в тысячах футов над землей, она ничем не проявляла себя. Ни чудодейственного свечения, ни ряби магической дымки под основанием пика. Лишь пустынное небо и воющий ветер заполняли пустоту между камнем и местностью далеко внизу.

Когда-то гора была высокой и широкой, но алчные раскопки дуардинов истощили ее так, что растянувшееся на поверхности плато стало похоже на истертый пенек зуба, торчащий из гнилых десен. Еще больше этот пенек уродовали зияющие дыры и точечные скопления ржавевших землеройных машин, к которым с подножия постепенно подступали разраставшиеся джунгли. И если гора была увядшей тенью своего прежнего величия, то джунгли вокруг нее оставались плодородными и голодными до новых территорий. Густая зелень расстилалась вплоть до далекого горизонта. Листья внизу казались полупрозрачными, а когда на них падал свет солнца, они сияли, словно пламя, превращая дикий, необузданный лес в бескрайнюю огневую пляску. Из-за мистических деревьев вылетали невиданные птицы и гигантские насекомые, они клекотали, жужжали и преследовали добычу, то появляясь, то вновь исчезая в джунглях. Иногда из плотной листвы высовывали головы огромные чудовища, моргали на небо глазами амфибий и прятались обратно в сумрак лесных троп.

Так выглядела местность, в которой была возведена крепость Финнольфа, местность, где его народ процветал, пока неведомый рок не прервал в аванпосте жизнь. Дуардины не вели на пике никаких работ, сохраняя его как надежное убежище против зверей и неистовствовавших орд Хаоса, сеявших разорение во Владениях Смертных на протяжении целой эпохи. То тут, то там виднелись вырубленные в породе пологости, где можно было рассмотреть вентиляционные шахты и сторожевые посты, башни наблюдения и погрузочные платформы, но только на северной стороне находились более крупные и значительные конструкции. Склону горы придали угрюмый облик короля дуардинов, вероятно, самого старика Финнольфа. Под квадратным подбородком приютились вытесанные прямо в скале широкие портовые платформы. Доки для воздушных судов были достаточно крупными, чтобы в них мог зайти любой корабль вплоть до громадин класса линкор. Руны, вырезанные на обелисках-тотемах, сообщали размеры пошлин, обязательных к выплате каждому судну, которое решит пришвартоваться к аванпосту. Расположенные вокруг порта башни с угрожающими мордами пушек, выглядывающих из бойниц, ясно говорили: в случае отказа платить пошлину будут готовы собрать силой.

Ныне же башни являли собой иную угрозу. Подлетая ближе к порту, дуардины заметили на них следы обветшания и заброшенности. Некому было укрывать пушки от штормов Хамона, и кислотные дожди разъели их стволы до дыр. Стихия сорвала часть кровли с крыши, оставив темные бреши на ее месте. Под укрытием свесов, где орлы и кондоры обустроили гнезда, копился плотный слой веток кустарников и сухих листьев. Опасность орудий давным-давно сошла на нет, угроза башен стала не так очевидна. Теперь они таили иную опасность, опасность, витавшую в пропитанном древностью и неразрешимыми загадками воздухе, от которой внутри поднималась необъяснимая тревога, а по коже пробегал холодок.

Небесные стражи спустились с броненосца вниз, аккуратно направляя двиргатели к пику, малыми порциями стравливая газ. С собой они тащили тяжелые швартовные цепи, чтобы привязать ими корабль к внешнему доку. Пока они обхватывали цепями гранитную колонну, громовержцы Друмарка с ружьями наготове внимательно следили с палубы. Пускай аванпост и выглядел безлюдным, харадронцы знали, насколько обманчива бывает внешность.

После того как цепи надежно закрепили, небесные стражи принялись возиться со встроенным в колонну проржавевшим коленчатым рычагом. Каменные столбы, в которых тоже был вытесан предок с тяжелым взглядом, стали вращаться за счет спрятанных поворотных устройств и медленно подтягивать «Железный дракон» вниз. Их движение сопровождалось стоном, какой издают дряхлые, забытые механизмы. Со скульптур начали опадать чешуйки ржавчины и мелкие камушки, а от одной статуи отвалилась борода, которая упала и с грохотом покатилась по пристани.

Несколько минут упорного труда – и дело было сделано: палуба «Железного дракона» поравнялась с доком. Друмарк с небольшим количеством громовержцев сошли с корабля и рассредоточились в направлении ячеистого входа в аванпост. Как только они убедились, что вокруг безопасно, Готрамм подал сигнал и тоже сошел вниз, ведя за собой нескольких арканавтов.

Закончив оживленный разговор с Хоргарром, за ними последовал и Грокмунд. С того момента, как дозорные заметили Крепость Финнольфа, эфирный химик и главный двиргателист без перерыва обсуждали, какие устройства им понадобятся для преобразования золота в слитки. Хоргарр страстно желал сойти вместе с группой, но решил, что слишком рискованно оставлять корабль без технического обслуживания на случай внезапных неполадок.

Последним броненосец покинул Брокрин. В отличие от Хоргарра, он не был прикован к судну сверхважными задачами, во всяком случае, после бунта, и более не считал себя важной на судне фигурой, поэтому отправился исследовать древний аванпост. Всяко лучше, решил он, чем запереться у себя в каюте и предаваться тяжелым размышлениям, как все докатилось до такого.

– Пусть вам улыбнется удача, – пожелал Скагги отряду, сделавшему первый шаг с палубы, и доброжелательно помахал рукой.

– Задаюсь вопросом: он надеется, что мы не вернемся? – проворчал Друмарк, идя в ногу с Брокрином. Он указал на дуардинов рядом. – Случись с нами что – меньше ртов, выше доля.

Брокрин поправил засунутый за пояс залпострел, чтобы тот не упирался при ходьбе ему в бедро.

– Если хочешь понять ум Скагги, тебе не обойтись без счетов. Все его мысли об оптимальном балансе между риском и доходом. Если Скагги думает, что успешное завершение дел здесь, в крепости, пополнит его кошелек, то сейчас он говорил так искренне, как только вообще способен.

Сержант откупорил фляжку и сделал глубокий глоток грога. Затем предложил фляжку Брокрину и пожал плечами, когда тот отказался.

– Я забыл, ты не любишь, если грог отдает порохом, – ухмыльнулся он, – как по мне, он придает правильную крепость.

– Всегда казалось, что с ним выражение «грог знатно стреляет в голову» звучит несколько двусмысленно, – ответил Брокрин.

Он взглянул на Готрамма. Капер шагал впереди, ведя за собой небольшой отряд, и вместе они приближались к зияющему входу в мрачную неизвестность.

– Если он наберется опыта, не сложив при этом голову, из него выйдет неплохой адмирал.

– Он уже капитан корабля, – с оттенком сарказма заметил Друмарк.

В ответ на колкость Брокрин лишь улыбнулся.

– Голосовать за него было не самым худшим твоим поступком, – признал он. – Он не все делает правильно, но некоторые его решения достойны похвалы.

– У команды не было выбора, – пояснил Друмарк. – Или отправляться за золотом Грокмунда, или побирушничать по племенам кочевников.

– Вот именно, – ответил Брокрин, – тебе не кажется все каким-то неправильным? Грокмунд, потом это его эфирное золото. Как-то уж слишком неестественно. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Это все твоя черная полоса, капитан, – убедительно произнес сержант, – ты как побитый пес, которого столько раз пинали ногами, что он никому не верит.

– Не в этом дело, – Брокрин поднял глаза, рассматривая вырезанное в горной вершине суровое лицо, – нам не стоило приходить сюда. – Он указал на трюмы «Железного дракона». – Надо было оставить золото в покое.

– Может, и Грокмунда следовало бросить умирать на «Буреколе»? – поинтересовался Друмарк.

Брокрин обдумал вопрос.

– Возможно, так было бы лучше для всех нас, – произнес он с каменным лицом.

Впереди них растянулся коридор, предварявший вход в саму крепость. Высеченная прямо в породе, укрепленная столбами из цельного камня – нетрудно было догадаться, какое оживление царило некогда в ней. Как процветала торговля у врезанных в стены прилавков. Как трудолюбиво шумели кузни и мастерские, в которых всегда были готовы обслужить заходившие в порт корабли. Как тарахтели по железной дороге груженные рудой тяжелые тележки, отвозя сырье к перерабатывающим заводам, угнездившимся в глубине аванпоста.

– Если пойдем по путям, то найдем, что ищем, – сказал Готрамм следовавшим за ним дуардинам.

В голосе капера звучала напряженная спешка, и Брокрин был уверен: молодой капитан торопится отнюдь не из-за нетерпения еще больше увеличить ценность золота. Это место вселяло в Готрамма те же ощущения, которые испытывал сам Брокрин. Быть может, дуардины его и построили, но оно им более не принадлежало.

Из тьмы, растрепав накидки и бороды, отряд харадронцев окатил сильный сквозняк. Холодный застоявшийся ветер отдавал душком, от которого Брокрин поморщился. Подобного можно было ожидать где-то внизу, в джунглях, но никак не тут, среди облаков. Разило размножением, словно здесь рождались и умирали тысячи мерзких мелких существ, то был смрад поросшего слизью пруда и плавающих в его глубинах амфибий.

Брокрин знал: так пахнет зло. Древнее зло.

Готрамму казалось, что звук их шагов по громкости не уступал раскатистому сердцебиению боевых барабанов. Царившая в Крепости Финнольфа тишина была абсолютной, полной и плотной, и ему казалось, что стоит прекратить переступать ногами – и она тут же набросится на них и задушит. Даже сквозняк носился между стен, не производя не звука.

Но не столько издаваемый ими шум, сколько переносные источники света заставляли Готрамма ощущать себя вором, проникшим в чужие владения. Выступавшие из стен или свисавшие с потолков над головами дуардинов лампы с хрустальными плафонами давным-давно погасли, их эфирный заряд иссяк не одно столетие назад. Когда-то свет этих ламп омывал величественные залы аванпоста, озарял золотистым сиянием процветания и жизни. Теперь же они были не более чем тусклыми каркасами из стали и камня, хрустальные панели превратились в пустые, безжизненные глаза, что с завистью провожали проходивших мимо светоносцев. Пламя от трутных горелок на поясах дуардинов и мерное свечение эфирных фонарей – их несли два арканавта – позволяли Готрамму представить себе благолепие поселения в его лучшие годы. Коридор, по которому они шли, был достаточно широк, чтобы по нему, не опасаясь зацепить стены, мог свободно проплыть «Железный дракон». Испещренные рунами колонны, поддерживающие сводчатый потолок, толщиной не уступали гигантским вековым дубам. В середине колонн искусно написанные фрески рассказывали истории о том, как работали и сражались жители крепости. С вершины каждой колонны лорд дуардинов, размеры которого многократно превосходили натуральные, с каменным осуждением взирал на бурлившую внизу жизнь.

В стенах были высечены дома и торговые постройки, где-то по сей день сохранились остатки дверей и ставен, а где-то проемы закрывали лишь обломки иссохшей древесины. Ближе к докам чаще встречались таверны и постоялые дворы, каменные знаки извещали о назначении зданий изображениями подушек и кружек и заманивали такими названиями, как «Воронов привал» или «Разбитая бочка». В глубине гигантского зала располагались пивоварни и жилые дома, мастерские по работе с благородными металлами и драгоценными камнями, лавки оружейников и секирные кузни. Проходя мимо очередного дверного проема, Друмарк нырнул внутрь и почти тут же вышел обратно, держа в руках пыльный огнестрел с раструбовидным стволом.

– Здесь, по-видимому, отливали ружья, – сообщил сержант и стукнул находкой об пол, чтобы сбить покрывавший огнестрел налет. Дряхлое оружие развалилось в его руках на множество обломков. Друмарк раздосадованно вздохнул и пошел дальше.

Каждая исследуемая дуардинами постройка несла те же отметины старости и обветшания. Оставив за собой сотню ярдов, даже наиболее оптимистичные прекратили попытки найти кого-либо из живых. Аванпост полностью оправдывал изначальное впечатление: он был мертв. Готрамму пришла на ум мысль, что они могли стать первыми дуардинами, посетившими эти залы с тех самых времен, как здесь побывали торговцы, о которых упоминал Мортримм.

– Нам повезло, что рельсы не расходятся на несколько веток, – сказал Грокмунд Готрамму. Он, как и остальные, говорил полушепотом, словно боялся привлечь к себе внимание. – Это соответствует общей упорядоченности здешних структур. Все, что мне понадобится, чтобы обработать золото, должно быть в одном месте.

Готрамм сделал широкий жест рукой, указывая на высоту и ширину коридора.

– Я думаю, это поселение выглядело совсем иначе до своего расцвета. Первых харадронцев, которые решили копать вглубь горы, вели суровые и жестокосердные лорды. Они не задумываясь могли отправить подчиненных на смерть ради возвеличения своих владений. – Капер кивнул сам себе, размышляя над собственной теорией. – Во времена первых раскопок эти коридоры были куда уже, и жители высекали дома прямо в стенах. Но затем молоты продвижения и промышленного развития снова прошли здесь, расчищая себе путь. – Готрамм с болью посмотрел на Грокмунда. – Кодекс разработан ради того, чтобы каждый мог рассчитывать на ту или иную компенсацию, но среди дуардинов встречались те, кто утверждал: спустившись с небес искать счастья на земле, ты теряешь защиту, которую дает Кодекс. Железные таны известны своей суровостью, и, я полагаю, Финнольф был таким же.

– Призрак тирана остался в полном одиночестве, – сказал Грокмунд. – Он не нужен собственным предкам, его не заберет даже Черный Нагаш. В этом есть своеобразное правосудие, если, конечно, ты веришь в правосудие. – Он окинул взглядом пустые оконные и дверные проемы и впечатал сапог в толстый слой пыли, устилавший пол под их ногами. – Как бы то ни было, вот во что превратилось наследие, которое он хотел оставить после себя.

От Готрамма не укрылось то, как поменялся тон, когда Грокмунд произнес последние слова.

– Так значит, это правда? Скагги не обманул, сказав, что тебя больше интересует само открытие, нежели золото.

– Это открытие – все для меня, – ответил Грокмунд. Его взгляд сделался отстраненным, словно он переместился в некое далекое место. – Есть немало эфирных химиков, которым достаточно отточить свое искусство и достичь совершенства в любимом ремесле, но мне такой доли мало. Я хочу что-то привнести в мир, дать ему то новое, что станет благом для всех Владык Харадрона. Когда «Бурекол» обнаружил гнездовье химер, я знал: я отыскал нечто, что сделает мое имя бессмертным. Я оставлю после себя наследие, которое будет жить, даже когда я уйду.

– Каждый дуардин желает гордиться своим именем, – ответил Готрамм.

Капер мог понять Грокмунда. Отважному капитану выпадает немало возможностей обрести богатство и славу. Когда дуардин отправляется в экспедицию, всегда существует призрачный шанс, что он вернется домой героем. Таким шансом обернулась для Грокмунда экспедиция «Железного дракона», шансом совершить что-то, благодаря чему современники будут поднимать тосты в его честь, шансом вернуться с находкой, которая увековечит его имя в камне.

Глаза Готрамма переместились к одной из статуй на колоннах. Он заметил вырезанные у ног статуи руны. Имя, высеченное в камне, – и не осталось никого, кто станет его читать. Он вновь бросил взгляд на Грокмунда, думая о том, как хрупко может оказаться будущее поколение.

Готрамм сконцентрировался на тьме впереди них. Безлюдный аванпост подавлял его дух, вгонял в тяжелые, мрачные раздумья. Чем быстрее они отыщут то, за чем пришли, тем лучше. Ему не терпелось поскорее покинуть это место. Не в последнюю очередь еще из-за назойливого ощущения, будто за ними наблюдали. Будто где-то среди теней за ними незримо следили.

Выжидали, готовясь нанести удар.

Скользя сквозь черноту, отсеченный глазной стебель незаметно крался за харадронцами по пятам. Ему не нужен был свет, зрение существа работало по законам, в корне отличным от тех, которым подчинялось зрение дуардинов. Даже в кромешной темноте он сохранял возможность видеть, улавливать движение потоков магии и ориентироваться с их помощью. Чары, что поддерживали жизнь в обрубке некогда целого существа, также усиливали и расширяли его чувствительность. Шпион обладал всеми качествами, необходимыми, чтобы успешно вести слежку для чародея.

Находясь вдали от аванпоста, колдун отдавал отростку приказы, вкладывал в него импульсы и стремления, благодаря которым он продолжал следовать за дуардинами, не раскрывая своего присутствия. Магические органы чувств позволяли существу замечать то, что было недоступно глазам харадронцев.

Стены аванпоста испускали собственную энергию, тонкие вибрации силы, вложенные в сам камень. Энергия проявлялась слабо, не сильнее, чем эхо, чем тень, практически слившаяся с царившей вокруг тьмой. Но обмануть Кхорама было не так-то просто. Он знал: это не игры воображения заставляют его видеть то, чего нет на самом деле. Здесь дремала сила: древняя и пугающая, способная сотворить разрушительное зло.

Когда-то эта сила была много более великой. Кхорам ощущал отголоски ее изначальной необъятности. Неусыпно и жадно кроша гору, дуардины потревожили нечто, чему следовало оставаться погребенным в беспробудных глубинах. С того момента их погибель стала неизбежна. Сила разрослась, поглотила откопавших ее дуардинов, продолжила увеличиваться, пытаясь дотянуться до всех шахтеров. Она прокладывала себе путь все выше и выше, достигла Крепости Финнольфа, проникла внутрь и принялась насыщаться ее обитателями. Сила полыхала, словно бушующий пожар, становясь тем жарче и яростнее, чем сильнее распространялась. И, как пожар, который гаснет, поглотив без остатка питавшее его топливо, она в конце концов прекратила свое губительное буйство. Растеряв энергию, оставшись без новых жертв для пропитания, сила лишилась возможности просочиться обратно в основание горы.

Все это передавал Кхораму обрубок, и чародей хмурился, обдумывая полученные знания. Сила ослабла, но не погибла. Огонь погас, но угли теплились и по сей день. Выжидали момента, когда в них вновь разожгут прежнюю устрашающую жизнь. Прежде чем разворачивать план дальше, следовало позаботиться о том, чтобы пожар больше никогда не разгорелся. Даже эхо, даже тень этой древней силы представляет собой угрозу Хозяину.

Кхорам вынул из сумки из лошадиной шкуры бледное мяукающее существо. Без тени жалости он полоснул клинком по тощему горлу, и на начерченные на полу символы магических охранных чар хлынула кровь. Негромко зазвучала гармоничная мелодия черной магии, и кровь запульсировала свечением. Музыка втягивала в себя мистические энергии, Кхорам направлял их в обрубок и сквозь него подпитывал спавшую в мрачных коридорах аванпоста древнюю силу.

Недобрые угольки, дремавшие в утробе тьмы, загорелись чуть ярче. Кхораму следовать быть предельно осторожным, чтобы угощение не оказалось излишним. Он хотел разжечь пламя, но не дать ему разгореться ярче свечи. Энергия должна окрепнуть достаточно, чтобы обрести форму и плотность, но ее былой силе и хитрости нельзя позволять пробудиться.

Когда угли наконец сумели разгореться до пламени, когда затаившаяся сила уже была готова выйти наружу, чтобы напасть, Кхораму пришлось удостовериться, что у огня недостает ярости сжечь дуардинов. Даже для чародея расчеты были трудны, когда дело касалось магии такого уровня. Он не мог с определенностью сказать, что в данном случае значит слишком много и слишком мало.

Имея дело с демонами, невозможно чувствовать себя в безопасности.

Сперва Брокрин решил, что глаза его обманывают. Он потер их руками, чтобы снять усталость. Не помогло: взглянув вновь, он увидел, что свечение никуда не делось. У двери в мастерскую бочара мерцал ядовито-зеленый огонек.

Огонек разгорелся ярче, а вместе с ним в нос дуардина ударил тот самый затхлый запах, который разносил по залам аванпоста ледяной сквозняк. Краем слуха Брокрин начал слышать странный булькающий шум, походивший на кваканье жабы или на то, с каким звуком пузырится кипящая грязь. Брокрин внезапно ощутил себя нечистым, неприлично обмаранным. Возникло нестерпимое желание почесаться, но он одолел порыв, опасаясь, что, начав, уже не сможет остановиться.

Друмарк оказался менее рассудителен. Сержант царапал себе руки, стараясь снять раздражающее ощущение, да так остервенело, что трутная горелка у него на поясе бешено подпрыгивала. Его лицо скривилось от отвращения.

– Мы над какими-то сточными канавами проходим! – пожаловался он.

Брокрин, однако, не считал, что объяснение непредвиденных неудобств было настолько прозаичным. Он громко крикнул Готрамму и остальным, обращая их внимание на свет. В ту же секунду булькающий звук потонул в жужжании мух. Из дверного проема мастерской в коридор выплыло черное облако мохнатых насекомых. Гнусная стая опускалась на их лица, ползала вдоль глаз, пыталась протолкнуться в рот и нос.

– Задержите дыхание! – крикнул Грокмунд и взмахом руки приказал всем отойти, а сам выступил вперед, выкручивая настройки атмосферного анатомизатора.

Когда эфирный химик поравнялся с Брокрином, тот ощутил резкое давление в ушах. Непонятная сосущая сила потянула его за волосы и одежду, словно на него сверху вниз подул сильнейший ветер. Жужжание прекратилось практически мгновенно. Когда Брокрин осмелился открыть глаза, он увидел у себя под ногами холмик из мохнатых зеленых тел.

Грокмунд предупреждающе поднял руку, прося немного обождать. Затем он вновь перенастроил анатомизатор и лишь тогда подал сигнал Брокрину, что все в порядке. У бывшего капитана от нехватки воздуха уже горели легкие, и он сделал глубокий вдох. Затем он осмотрелся и заметил лежавшего на полу Друмарка: рядом с ним высился такой же холмик мух. Брокрин направился к сержанту и привел того в чувство хлопком по щекам.

Друмарк вскочил, сжимая руки в кулаки. Сообразив, что его ударил Брокрин, он посмотрел на него с непонимающим видом. Осознание пришло, когда он увидел дохлых мух. Сержанта передернуло.

– Вот же мерзость, – сплюнул Друмарк и припечатал кучку трупов сапогом. – Спасибо, капитан.

– Благодари Грокмунда, – поправил Брокрин, – это он разобрался с насекомыми, разредив воздух. Видимо, ты не услышал его предупреждение.

Он повернулся к эфирному химику, но того уже не было рядом. Грокмунд направлялся к мастерской, где продолжало пульсировать зеленое свечение.

– Так, а это еще что? – задал вопрос Грокмунд.

По другую сторону коридора то же повторил Готрамм, а вслед за ним и все остальные. Мистическое сияние вспыхнуло в окнах прочих мастерских, магазинов и у основания одной из колонн.

Брокрин вынул из-за пояса залпострел. Все тело покалывало от ощущения куда более сильного, чем просто тревога. То было отвращение, отвращение в разы более глубокое, чем он когда-либо ощущал. Омерзение задело самые животные инстинкты, вопившие, что нужно бежать, нестись прочь без оглядки. Однако гордость и долг оказались сильнее внутреннего голоса. Дуардин принадлежал к Владыкам Харадрона, и не в его характере было бежать, пока сородичи в опасности.

– Я вижу что-то в свете, – сказал Грокмунд и отступил от мастерской.

Он начал отходить от мастерской, а Брокрин и Друмарк, наоборот, подошли к ней ближе.

– Даю бороду на отсечение, какая-нибудь нечисть, – выругался Друмарк и натужно чихнул. Из его носа вылетела мертвая муха. – Все, что обитает среди мух, не имеет права на жизнь. – С этими словами сержант направил стволы Палубомета на дверной проем.

Не успел Друмарк выстрелить, как из окна выпрыгнула высокая отощалая фигура и с мерзким чавканьем приземлилась на все четыре лапы. Брокрину показалось, что он успел рассмотреть человекоподобный облик внезапного гостя и его кожу гнилостного зеленого оттенка, покрытую нарывами и язвами. Тварь повернула к ним единственный, тронутый порчей глаз, расположенный посередине желтушного лба. На лбу ее закручивался длинный рог, покрытый пятнами похожего на мшистый бархат грибка. От существа валил удушливый смрад, настолько нестерпимый, что Брокрин спросил себя, нападали ли мухи на них или пытались сбежать от запаха этой твари.

Существо издало клокочущий вой и прыгнуло на Брокрина. Очередь из залпострела поймала тварь в воздухе, снаряды вонзились в гниющую плоть один за другим. Отброшенный назад противник растянулся на полу в луже собственной крови, его грудную и тазовую область разорвало пулями в клочья. Изо рта с неровными кривыми зубами раздалось полное боли мяуканье, и тварь перевалилась набок.

– Еще один гнилушник! – крикнул Друмарк.

Брокрин обернулся: из дверного проема тяжело вываливалась вторая нескладная одноглазая фигура. Секундой позже ее разорвало напополам Палубометом Друмарка и швырнуло обратно в мастерскую, словно ее пнул гаргант. Друмарк начал было радовался жестокой расправе над монстром, но затем его взгляд упал вниз: по телу твари карабкался выводок мелких, невнятно бормочущих существ. Преодолев препятствие, они ринулись на сержанта.

Из мастерской, словно ковер из раздувшихся прыщей, высыпал целый сонм мелких врагов. Друмарк приложил их рукояткой оружия, и несколько полопались, разбрызгивая едкий гной. Грокмунд поспешил сержанту на выручку, топча тварей сапогами и рассекая их инструментами.

Брокрин тоже собрался присоединиться к заварушке, но, прежде чем сделать шаг, он обеспокоенно посмотрел назад. Его потревожил не звук, но его отсутствие. Мяуканье подстреленного существа внезапно прекратилось. И не оттого, что тварь издохла. Напротив, она поднялась на копыта и недобро смотрела на капитана единственным глазом. Ее правая рука мелко задрожала, нижняя часть конечности отслоилась, открыв длинную почерневшую кость. Левая рука взялась за костяной стержень и вырвала его с корнем. В руке существа кость вдруг начала искажаться и расти, вытянувшись в устрашающее, с зубчатым лезвием оружие.

Притаившийся в здании ужас был не смертной тварью, но отвратительным демоном Хаоса! Внезапное прозрение заставило Брокрина с тревогой посмотреть на опустевший пистолет. Демон гадко гоготнул, разгадав мысли дуардина, и насмешливо сделал шаг вперед к противнику. Отвратительный, словно пораженный болезнью клинок в его руке продолжал удлиняться, все больше приобретая очертания чудовищного меча.

Брокрин слышал звуки битвы, разносившиеся по коридору. Из светящихся пятен скверны материализовались новые демоны, которые тут же переходили в атаку. Друмарк и Готрамм стали заложниками отчаянной схватки с жабоподобными бесами. Каждый харадронец столкнулся с каким-либо зловредным явлением.

Продолжая ехидно хохотать, вооруженный мечом демон бросился на Брокрина. Его ждал не сюрприз, но два. Первый: дуардин не отступил. Второй: Брокрин схватил пустой пистолет и метнул его в глаз довольной твари.

Бросок получился удачным, и демон зашелся переливчатым воем. Хлопая лапой по поврежденному глазу, он отшатнулся назад. Промеж когтей потекла густая жидкость. Продолжая сжимать меч другой рукой, он сделал резкий взмах, слепо рассекая воздух в попытке удержать Брокрина на расстоянии. Но дуардин был слишком осторожен, чтобы опрометчиво бросаться на монстра. Он зашел с фланга и рубанул врага секирой. Острое лезвие проткнуло плечо, разрезало пораженное болезнью мясо и рассекло губчатую кость.

Рука демона рухнула на пол, и в воздух поднялся адский вой. Ее когти еще несколько мгновений скребли по полу, затем замерли. Тут же отрубленная рука начала разлагаться, превращаться в требуху из слизи и червей.

Демон немного пришел в себя, направив размозженный незрячий глаз прямо на Брокрина, и замахал отравленным клинком с такой скоростью и силой, что харадронец, упав на пол, чтобы не угодить под смертоносное лезвие, ощущал, как по нему пробегал ветер. Недолго думая дуардин нанес удар из лежачего положения, целясь в лодыжку чуть выше копыта.

Там, где секира прошла сквозь плоть и кости, прыснула струя едкой жидкости. Демон взвыл, рухнул на пол и взбрыкнул неповрежденным копытом, попав Брокрину в нагрудник. Дуардина отбросило назад, удар ненадолго вышиб у него дыхание. Ослепленный демон перед ним бился, брыкался и разъяренно рычал, пытаясь отыскать врага.

Брокрин восстановил дыхание, подошел к бесновавшемуся демону и, вложив все силы, опустил секиру вертикально вниз. Лезвие с хрустом прошло сквозь рогатый череп. Какая бы жизненная энергия ни обитала в изувеченном теле, она покинула его без остатка. Демон предпринял последнюю попытку подняться, но, упав обратно на пол, растворился в кишащую опарышами жижу.

Брокрин отвернулся от поверженного врага. Неподалеку Готрамм вогнал собственную секиру в шею второго рогатого монстра. Арканавты и громовержцы добивали напавших на них противников: расплющивали их прикладами ружей, рубили секирами и небесными пиками.

Ближе к нему все еще сражались осажденные роем бесов Друмарк и Грокмунд. Брокрин подоспел на подмогу и сорвал со спины эфирного химика мелкого монстра, прогрызавшего дыру в броне. Малорослое гротескное существо извивалось в его хватке, пока дуардин не сжал руку. Он ожидал ощутить, как ломаются кости, но сдавливать беса было все равно что мять между пальцами грязь.

Друмарк взревел от боли, когда один из налипших на него демонов содрал ремни, удерживавшие наплечник. Стоило плечу лишиться защиты, как тварь тут же погрузила в него мелкие зубы-иглы. Бес рвал плоть дуардина челюстями, отгрызал кусочки мяса. Ярость и отвращение придали Друмарку новые силы. Он схлопнул руки на жабообразной твари, оторвал ее от себя, и из плеча брызнул фонтан крови. Друмарк на мгновение задержал на мерзком чудовище взгляд, переломил дергающееся тело надвое и отбросил половинки прочь. Затем он принялся исступленно топтать и давить врагов и остановился, лишь когда все мелкие бесы до единого были уничтожены. Ярость сержанта оказалась столь велика, что ускользнуть не удалось никому.

– Проклятая нечисть укусила меня! – обратился Друмарк к Брокрину и прижал руку к плечу, пытаясь остановить кровотечение.

Звуки битвы утихали. Но ни Готрамм, ни остальные не радовались победе. Демоны – враги настолько ужасные, что даже их уничтожение не могло осветить сердце радостью. В том, чтобы давить мерзких вредителей сапогами, также не было никакого удовлетворения. Каменный зал завалило трупами врагов, темные пятна на глазах разлагались в вонючую слизь.

– Все живы? – позвал Брокрин, поддаваясь капитанским инстинктам: после сражения первым делом пересчитать бойцов.

Готрамм устало, но не без признательности махнул рукой. Вслед за ним отозвались и остальные. По мере того как больше и больше дуардинов называли свои имена, в Брокрине крепло чувство облегчения. Бой обошелся без жертв.

– Проклятая нечисть укусила меня! – повторил Друмарк, привлекая внимание Брокрина.

Брокрин сделал шаг навстречу, но, прежде чем он успел подойти, сержант упал без сознания у его ног.