Небо над Крепостью Финнольфа заволакивали темные тучи. Всего за несколько минут широкий грозовой фронт накрыл джунгли и завихрился над парящим горным пиком. День превратился в тусклые сумерки, укутав аванпост закоптелой пеленой.

Кхорам успокаивающе погладил Сквернавника. Демонический паразит тревожился и пребывал в задумчивом настроении, под стать погоде, что подбиралась к левитировавшему пику. В воздухе витала аура ожидания или даже предвкушения.

– Скоро, – пообещал чародей гомункулу, – скоро судьба свершится.

Под прикрытием завесы черных туч Тамузз и его культ спустились на старое поселение дуардинов. Рой скатоподобных демонов вырвался вперед, обогнав дюжины смертных культистов, и полетел над заснеженной вершиной. Их плоские тела изгибались на ветру, ныряли вниз и всплывали вверх, описывали дуги над острыми скалами, поднимались над зубчатыми стенами одинокой башни. Вой, похожий на плач, который неизменно возвещал о приближении небесных демонов, на этот раз был едва слышен и больше напоминал глухое жужжание. Еще наступит время, когда они оглушат своих жертв пронзительным криком, когда они вселят ужас в их души. Но сейчас они выполняли для Тамузза, Вершителя судеб, иную задачу. Демоны рассредоточились по пику, отыскивая путь внутрь, дорогу, которая приведет культ прямо в сердце аванпоста и скроет их от глаз дуардинов.

Кхорам стоял на спине демонического жеребца и наблюдал, как Тамузз отдавал приказы появившимся из черных облаков культистам. Он знал, что было на уме у командира Хаоса. Чем выше взлетаешь, тем сильнее страх упасть, а Вершитель судеб находился в высокой милости у Тзинча. И чем крепче становился авторитет Тамузза, тем назойливее в каждом, даже самом незначительном препятствии ему мерещились козни врагов и соперников. Магистры иных культов, порождения душ честолюбивых демонов, колдовство неприятельских чародеев – все слуги Изменяющего Пути, от самых слабых до самых сильных, казалось ему, сговорились против него и теперь представляли угрозу. Награда, которую получит Тамузз от Хозяина за службу, будет велика, слишком велика, чтобы завистники могли позволить себе бездействовать.

Кхорам видел: путь впереди опасен. Шар Зобраса открыл ему многое. Сквернавник исправно вел его к самому благоприятному варианту событий, но чародей был неспокоен. Его последнее общение со сферой проходило в спешке, и он не получил столь богатых откровений, как обычно. Непредвиденная гибель шпиона вселила в чародея чувство, не слишком далекое от паники. До сих пор события развивались гармонично, как идеально сыгранная симфония, а эта фальшивая нота пошатнула его самоуверенность. Он начал задумываться: вдруг Тамузз прав. Вдруг кто-то плетет против Хозяина столь же тонкие и незримые интриги, какие воплощал в жизнь сам Кхорам.

Кхорам приказал диску следовать за Тамуззом, и Сквернавник задрожал от холода большой высоты. Командир Хаоса вел свое окружение к огромному дымоходу в боковой части пика. Демоны-разведчики расселись на толстых стальных прутьях, закрывавших вход в колоссальную трубу, торчавшую из заснеженного склона. Прутья образовывали сетку, а сам зев трубы был достаточно широк, чтобы по нему свободно могли спуститься бок о бок две колесницы. Однако сквозь узкие отверстия в решетке не сумел бы протиснуться даже грот. Демоны ухватились своими плоскими телами за стальное ограждение и сомкнули на них зубастые пасти. Металл поддался быстро.

Рука Кхорама с пальцами-щупальцами совершала резкие движения в том же ритме, с которым глодали решетку демоны: чародей передавал им магическую энергию, чтобы те скорее расправлялись с прутьями. Чем быстрее будет свободен путь, тем меньше вероятность, что Тамузз начнет сомневаться в его стратегии.

Дыра в стальных прутьях достаточно расширилась, и демоны ринулись внутрь. Кхорам пришпорил летающий диск и присоединился к Тамуззу. Командир Хаоса приветственно поднял ладонь, когда чародей подлетел ближе. От Кхорама не укрылось, что другой ладонью Тамузз взялся за рукоять палаша. Метки и благословения, возвышавшие его над остальными, кто полностью отдал себя служению Тзинчу, наделяли его сверхчеловеческой сопротивляемостью магии. В случае противостояния чародея и командира даже самое могучее оружие в руках Кхорама не причинит Тамуззу никакого вреда. А вот Сквернавник Кхорама не сумеет продемонстрировать такую же невосприимчивость к зачарованному палашу.

– Могущественный Тамузз, мои разведчики проложили для нас путь внутрь, – гордо возвестил Кхорам.

Прикрытые шлемом глаза Тамузза насмешливо блеснули.

– Мне не нужны ни ты, ни твоя сфера, чтобы показывать мне то, что я прекрасно вижу сам. Твоя задача – помогать мне замечать незримое. Тени того, что должно произойти и чего произойти не должно.

Он направил кончик клинка на широкий темный проход.

– Ты предлагаешь спуститься внутрь горы. Заставить дуардинов подчиниться. Раз уж ты посмел пойти против моего плана, молись, чтобы твоя затея оказалась удачной. Иначе ты узнаешь, что бывает, когда мне переходят дорогу. – К насмешке в глазах Тамузза прибавились ярость и подозрение. – И с чего вдруг ты позабыл о манипуляциях и стал действовать более открыто? Неужели хитрость великого чародея израсходовала резервы? Или она только сейчас приносит свои горькие плоды?

Кхорам окинул взглядом Тамузза и его приспешников. Тзаангоры с хищным голодом в глазах ощерились в его сторону, щелкая языками по клювам. Люди-культисты носили маски, но даже от них исходило предвкушение. Ожидали ли они триумфа вскоре или им не терпелось увидеть зрелище прямо здесь, в эту секунду?

– Я не получил никаких знаков и предзнаменований, которые заставили бы меня пойти против тебя, – уверил Кхорам Тамузза, – тем более сейчас, когда все наши планы вот-вот свершатся.

Командир поднес руку к боковой стороне шеи и провел пальцами по горжету.

– У меня нет паразита, который изобличал бы для меня ложь. Мне приходится рассчитывать на собственную проницательность.

– В таком случае рассчитывай вот на что, – ответил Кхорам, – награда за служение Тзинчу преумножит твою мощь стократно. Наказание на неудачу тысячекратно ее уменьшит. Ты можешь превратиться в нечто такое же незначительное, как и он, – предостерег Кхорам, гладя Сквернавника по пернатой голове, – в гомункула, порабощенного для службы тем, кому Хозяин благоволит. – Кхорам обвел взглядом и остальных, давая понять, что предупреждение касается также и их. – Ты и я связаны общим великим делом. Я всегда буду верен Хозяину, и нет такой силы, которая заставит меня отречься от него. Ты ищешь славы за служение Тзинчу, для меня же нет большей славы, чем само служение ему.

Тамузз подлетел к Кхораму еще ближе, лишний раз напоминая чародею об охранных знаках, вырезанных на шкуре демонического диска, – дарах, которыми наделил ездового зверя воина их бог. Этот демон не испугается заклинаний проклятыша и не вернется во Владения Хаоса по первому его велению.

– А если я прикажу моим последователям не спускаться внутрь горы? Сообщу им, что планы изменились и мы нападем на корабль? Что помешает мне первым делом захватить судно и лишь после подчинить себе дуардинов внутри горы?

– Я видел и такой вариант, – кивнул Кхорам, указывая на вращавшуюся над ним сферу, – также я видел и угрозу, которую таит подобная тактика. Будет безопаснее, если мы нападем на дуардинов в горе. – Кхорам посмотрел на почерневшее небо. – Я предпринял соответствующие меры на случай необходимости: побег на корабле невозможен, об этом переживать не стоит, – заверил он и добавил, примешав в голос легчайший намек на угрозу: – Одним коротким ритуалом я обращу корабль в ничто.

Угроза предназначалась не для Тамузза, но для его воинов, которые также задрали головы. И зверь, и человек – все знали, кто выжидал там, вверху, невидимый и скрытый. Они знали и другое: свой козырь против дуардинов Кхорам с такой же легкостью может использовать и против них.

– Я надеялся, ты умеешь быть убедительнее, – сказал чародею Тамузз.

Сквернавник забормотал в ухо Кхорама, предупреждая его о том, что командир лжет. Воспользовавшись заминкой чародея, Тамузз резко подлетел к Кхораму, вытянул руку, минуя призванные охранять Кхорама магические обереги и защитные заклинания. Он схватил закованными в сталь пальцами чародея за шею и подтянул колдуна к себе, вперив глаза прямо в глаза Кхорама.

– Ты боишься, – промолвил он. – Это хорошо, ибо пока ты боишься – ты все еще полезен. Помни это мгновение, Кхорам. Помни, что если пойдешь против меня – никакие заклинания тебе не помогут. Твое колдовство берет начало из того же источника, что и моя защита.

Комадир Хаоса отпустил Кхорама и оттолкнул его прочь. Если бы не удерживавшие его за ноги волосы демонического диска, колдун свалился бы на склон и укатился в джунгли далеко внизу. Кхорам потер помятое горло. В чародее вспыхнула ярость, но он тут же подавил в себе гнев. Тамузз только этого и добивался: спровоцировать Кхорама на какой-нибудь опрометчивый поступок, чтобы у командира появился повод избавиться от него. Но такого удовольствия Кхорам ему не доставит.

– Я живу лишь чтобы служить, великий Тамузз, – преклонил колени Кхорам.

– Помни также и об этом, – ответил Тамузз. Он поднял меч и подал им сигнал о начале действий. – Внутри этой горы находится последнее препятствие к достижению нашей цели. Настало время его убрать. – Он бросил короткий взгляд на Кхорама. – Оставьте нескольких в живых, – отдал он приказ и направил палаш на дымоход.

Боевой отряд отреагировал незамедлительно, погнав демонических жеребцов в глубь горы. Рогатые зверолюди и культисты в масках один за другим скрывались во мраке, и свет от их чар исчезал по мере того, как сгущалась вокруг них тень. Тамузз оставался снаружи, дожидаясь, пока в шахту не отправится Кхорам.

Кхорам не винил командира. При нынешних обстоятельствах Тамузз меньше всего желал поворачиваться к чародею спиной. Однако он сожалел, что не нашел способ самому не поворачиваться спиной к Вершителю судеб.

Как только дуардины разожгли плавильню, во всем цехе раздался громогласный рев. Готрамм почувствовал, как завибрировали стены. Словно харадронцы вновь вдохнули жизнь в Крепость Финнольфа, и дрожь олицетворяла собой учащенный пульс пробудившегося сердца.

От странного впечатления Готрамм нахмурился. Он убрал руку от теплого камня и напомнил себе об окружающей действительности. За исключением машин, которые Хоргарр и Грокмунд с трудом уговорили сослужить им службу, аванпост все еще оставался покинутыми руинами. Чтобы жизнь снова поселилась в крепости, мало было простого воображения. Для этого требовались дуардины, которые исчезли много веков назад.

Мрачные мысли, когда были все причины для радости. Готрамм решил, что виновато бремя командования, оно вынуждало его ум вырисовывать всякие мрачные перспективы. Либо это, либо то, что, став капитаном «Железного дракона», он перенял проклятие Газула, которое теперь заражало его пессимистичным унынием.

Впрочем, здравый смысл все еще был при нем. В отличие от Брокрина, он не собирался отклоняться от взятого курса. Чего он достигнет, попытавшись помешать превращению золота? Экипаж уже дорвался до сокровища, и единственное, чего он добьется, – потеря командования. Как бы ни манила его идея остановить процесс, Готрамм не будет вмешиваться. Из-за упрямства или гордости – этого он не знал.

А может, причина крылась в другом? Готрамм не алкал тех богатств, которое обещало принести им эфирное золото, хотя верно это было лишь наполовину. Деньги – одно, а то, что капера станут восхвалять на протяжении многих лет, – совсем другое. Его, офицера, который привез столь ценную находку в Барак-Зилфин, встретят с распростертыми объятьями поручители, будут чествовать гильдии. Удастся договориться о комиссии, ему наверняка не откажут в собственном корабле. Стоит ему спуститься с трапа, как будущее заиграет яркими красками. Не просто капитан группы арканавтов, но герой в глазах сородичей. И, что более важно, герой в глазах Хельги.

Больше не будет причин откладывать. Готрамм возьмет ее в жены, заведет семью, которая продолжит его наследие. Исчезнут сомнения и неопределенности. Уйдут все тревоги и страхи. Все, что ему нужно сделать…

Готрамм отдернул руку от стены, будто камень был не просто теплым, но обжигающе горячим. Готрамм мог поклясться: всего секунду назад ни на какую стену он не опирался. Словно вместе с блуждающими мыслями заплутала и рука. Или все было наоборот? Где причина, а где следствие?

Размышляя том, что странная, жутковатая пульсация слишком уж напоминает сердцебиение, Готрамм почувствовал, как по его телу пробежали мурашки. Он вспомнил о Друмарке, о том, что он ничего не знает о состоянии сержанта. Он подумал о Брокрине и его беспокойстве по поводу эфирного золота. Все эти совпадения, из-за которых они оказались здесь и теперь превращают месторождение Грокмунда в…

Богатство. Они превращают эфирное золото в богатство. Готрамму достаточно было бросить короткий взгляд на товарищей, чтобы убедиться в правдивости своих слов. К чему эти глупые суеверия? Того и гляди скоро начнет шарахаться от каждой тени.

В плавильне находились десять дуардинов: Турик, несколько громовержцев Друмарка и арканавтов Готрамма, главным образом те, кто первым отправился исследовать руины. Хоргарр и Грокмунд, понятное дело, глаз не спускали с процесса трансмутации и, как две заботливые матушки, следили за каждой ступенью производства слитков. Шла заключительная стадия, и оба дуардина натянули на глаза специальные очки с затемненными линзами. Они помогали безопасно смотреть прямо в огненное жерло плавильной печи и наблюдать, как газ конденсировался в раскаленную жидкость.

Скагги держался рядом с Грокмундом и расхаживал взад-вперед, бормоча что-то про себя. Логистикатор пребывал в скверном настроении, поскольку раздобыть собственную пару защитных кузнечных очков ему не удалось, а потому он не мог насладиться видом того, как его жадные мечты становятся осязаемыми.

Первые признаки беспокойства подал Грокмунд. Он с пристальным вниманием всматривался в печь и внезапно отшатнулся. Эфирный химик снял очки и протер стекла. Широко улыбаясь, Скагги протянул руку с искренним желанием освободить дуардина от ноши. Грокмунд не обратил на логистикатора никакого внимания, даже не взглянув в его сторону. Убедившись, что на очках не осталось мусора, Грокмунд надел их обратно и опять всмотрелся в ослепляющее пламя.

Однако мгновение спустя он снова отошел от печи. Грокмунд хлопнул Хоргарра по спине, привлекая внимание главного двиргателиста. Чувствуя неладное, Готрамм не замедлил к ним присоединиться.

– Ничего необычного в котле не замечаешь? – спросил эфирный химик Хоргарра.

Тот поднял очки на лоб и непонимающе посмотрел на Грокмунда.

– Да вроде бы ничего, – ответил он. – У меня не так много опыта в том, что касается переплавки эфирного золота. Я что-то упустил?

– Цвет какой-то неправильный, – пояснил Грокмунд. – Плавающие темные пятна в котле.

Нервы Готрамма напряглись. Предупреждения Брокрина в который раз напомнили о себе.

– Что ты видел? – спросил он Грокмунда. Заметив, что тот замялся, капер сформулировал вопрос иначе: – Что, как тебе кажется, ты увидел?

Грокмунд покосился на печь.

– Мне показалось… – он пожал плечами, – да нет, это все воображение. Откуда там что может шевелиться? Тем более плавать в расплавленном золоте.

– У Друмарка похожие видения, после того как он откупорит пятый бочонок, – захихикал Скагги, показывая пальцем на Грокмунда. – Вот что бывает, когда не делишься.

– Может, не шевеление, – задумался Грокмунд. – Скорее, подернутое рябью отражение в неспокойном пруду.

Скагги расхохотался еще громче, но Готрамм был куда более серьезен и хотел разузнать все детальнее.

– Отражение чего?

И вновь Грокмунд мог лишь неопределенно пожать плечами.

– Я не уверен, но это было похоже на какую-то… птицу?

Туманные предостережения Брокрина зазвенели в ушах капера. Голос глубоко внутри, глубже, чем здравый смысл, пытался предупредить его. Готрамм поднял глаза на эфирного химика, затем на главного двиргателиста.

– Вытащите котел из печи, – приказал он.

– Нельзя! – запротестовал Скагги. – Весь газ, что еще не сжижился, испарится! Я даже не берусь сказать, сколько мы потеряем!

Готрамм отмахнулся от впившихся в него рук логистикатора. Он видел, что другие дуардины начали подтягиваться ближе. Он не знал точно, сколько их них услышали возражения Скагги, но Готрамм собирался выбить почву из-под ног логистикатора, пока тот не успел обратиться к команде напрямую.

– Друзья, есть подозрения, что с печью что-то не так, – заговорил Готрамм. – И нужно срочно удостовериться, что нет никаких неполадок. Мы потеряем немного газообразного золота, но, если начать действовать немедленно, мы спасем остальное. Или – он указал на Скагги, – мы можем не вмешиваться, рискуя потерять все. Часть золота все еще на корабле и ждет своего часа, поэтому мы должны быть уверены, что все в порядке.

Извещенные таким образом дуардины не осмелились противиться приказу Готрамма о необходимости вынуть котел. Команда поверила в способности капера, когда сделала его капитаном, и все еще была готова полагаться на его суждение. Скагги пробормотал в бороду глухие проклятия и отошел в сторону: видеть, как даже крохи газа тают, словно дым, было бы для него пыткой.

Бурливший котел достали из печи, его поверхность била по глазам ярким светом и обдавала жаром плясавшего над золотом пламени. Массивные цепи, которые перемещали тяжелый котел, скрипели и гудели от его веса. Грокмунд и Хоргарр орудовали длинными бронзовыми прутьями, не давая котлу раскачиваться, и помогали направлять внушительный резервуар к большой гранитной плите. С печальным гулом котел остановился, посаженный в выемку, специально для него предназначенную.

Пронизывающее эхо гула прокатилось по плавильне, и Готрамм ощутил холодок. Капер заметил, что остальных также передернуло, лица дуардинов внезапно поникли. Страх потерять золото вытеснил другой, более первобытный и глубокий, не поддававшийся описанию. И страх этот не желал уходить.

По мере того как железо стравливало жар печи, сияние на поверхности котла слабело. Однако золото продолжало источать бриллиантовый свет. Эдакое туманное свечение, находившееся в постоянном движении, словно пустынный мираж, дразнящий на далеком горизонте. Грокмунд вспомнил о мутном отражении, которое видел. Капера охватило желание заглянуть в котел самому, всмотреться прямо в его содержимое. Турик догадался, что задумал капитан, и попытался отговорить его, но безуспешно.

Жар от котла все еще обжигал. Готрамм моментально покрылся потом. Но молодой капитан по-прежнему был полон решимости, и, преодолевая неприятные ощущения, он поднялся на небольшой выступ над гранитной плитой. Оттуда он заглянул прямо в омут расплавленной эфирной руды.

Он видел жидкое золото ранее, но никогда прежде оно не не казалось ему настолько внушительным, как сейчас. Руда Грокмунда отливала более глубоким, богатым оттенком. Сверху ее сияние было словно плененный солнечный свет, теплый и мягкий. Ничего из виденного им ранее не выглядело столь ценно. Готрамм смотрел в истинное олицетворение алчности, золото обещало состояние, не поддающееся никакому подсчету. Дуардина охватило безумное стремление нырнуть в расплавленные богатства, навсегда стать с ними единым целым.

– Капитан, видишь что-нибудь? – Голос Турика звучал одновременно взволнованно и возбужденно.

Готрамм не знал, что именно выдернуло его из жуткого наваждения, которому он едва не поддался, но этого оказалось достаточно, чтобы пересилить влияние самоубийственного очарования.

Восхищение эфирным золотом испарилось. Вместо него пришел холодный ужас. Расплавленная руда выглядела все так же прекрасно и не растеряла своей ценности, но теперь Готрамм заметил что-то еще. Может, в котле и кипело эфирное золото, но это было не только эфирное золото. Очертание, едва различимое изображение угадывалось под желтой поверхностью. Готрамм сумел разглядеть длинный, загнутый книзу клюв и глаза со множеством фасеток, как у насекомого. Ему показалось, будто он видит очертания могучих орлиных крыльев с метками на перьях в форме глаз. И не почудился ли ему только что чудовищный коготь, попытавшийся дотянуться до него от бессильной злобы за неспособность принять физическую форму, перестать существовать лишь в виде изображения?

Готрамм торопливо спустился вниз. Часть капера – и была ли то часть его? – бранила себя за разыгравшееся воображение. Он позволил кошмарам Брокрина отравить его разум. Теперь и его терзали галлюцинации, теперь и ему казалось, что в золоте Грокмунда обитает что-то темное и зловещее.

Если голос действительно был частью Готрамма, капер сумел его заглушить. Может, глаза его и обманывали, но он никак не мог логически объяснить и выкорчевать чувство отвращения, которое мучило не только его, но и остальных. Это читалось на лицах дуардинов: отчаянное желание узнать, что же он увидел, но вместе с тем молчаливый призыв, мольба сохранить все в тайне.

Прежде чем Готрамм успел открыть рот, у входа в плавильный цех раздался крик. Кричал Скагги. Логистикатор со всех ног мчался к остальным, повторяя слова предупреждения.

– Налетчики! – вопил он. – В залах налетчики! Они пришли украсть наше золото!

Крепость Финнольфа являла собой огромный лабиринт галерей, коридоров, колоссальных отсеков и гигантских залов. Бесконечные мили тоннелей, тысячи комнат, дюжины уровней и подуровней. Во времена, когда здесь кипела жизнь, лишь немногие знали в поселении каждый уголок.

Странник, впервые оказавшийся в аванпосте, был обречен в нем заблудиться. Не зная дороги, не понимая особенности архитектуры дуардинов, налетчики, угодив в эту сеть, практически не имели шансов выбраться.

Но Кхорама подобные затруднения не коснулись. Ему были подвластны любые темные чародейские искусства. Он знал все, чем делился с ним убитый шпион. Он знал, что нужно дуардинам, и это тоже ускоряло продвижение. Но самое важное – его направляло присутствие Хозяина.

Чародей безошибочно вел Тамузза и его культ вглубь, через верхние галереи, вокруг великих залов, сквозь молчаливые улицы. Кхорам вкладывал приказы прямо в головы демонов-разведчиков, подстегивая проворно скользивших по пустому поселению крикунов. За демонами неотрывно следовали культисты, а за ними, в свою очередь, двигались Тамузз и Кхорам.

Очень скоро сама пульсация стен стала проводником культа, и больше не было необходимости отдавать демонам приказы. Без указаний смертных они рванулись вперед, присутствие Хозяина притягивало их, как магнит притягивает железные опилки. Демонические диски – ездовые животные культистов – выражали столь же сильное желание быть рядом с Хозяином. Кхораму доставляло удовольствие смотреть, как рвался вперед жеребец Тамузза, влекомый силой более великой, чем он сам или его наездник. Даже Тамуззу приходилось считаться с теми, кто наделен большей властью, нежели он.

Головной отряд продолжал приближаться к источнику вибраций. Запах плавильного цеха и его жар донеслись до хаоситов задолго до того, как крикуны достигли входа. Дуардин, вероятно часовой, завопил и кинулся в кузницу предупредить товарищей. Крикуны могли бы наброситься на него и убить, если бы Кхорам своими чарами не остановил их. Культу нужны были заложники для переговоров с дуардинами, ожидавшими на корабле, чтобы те не совершили ничего безрассудного.

Крик часового не пропал впустую: дуардины в цеху приготовились защищаться. Несколько бородачей появились на пороге и направили ружья на непрошеных гостей. Грянули выстрелы. Закричали от боли раненые культисты, жалобно заскулили тзаангоры, сбитые залпами с демонических дисков. Кхорам услышал, как Тамузз разразился проклятиями и ускорил жеребца, желая поскорее встретиться со своим врагом.

– Помни, – предупредил его Кхорам, – нам нужны пленники. Чтобы провести ритуал, который поможет Хозяину сбросить призрачную форму и обрести плоть, понадобится кровь смертных.

– Я знаю, что от меня требуется, – огрызнулся Тамузз. – Молись Тзинчу, чтобы твои заклинания соответствовали обещаниям, коих полон твой язык.

Выплеснув угрозу, он направил диск вперед, спеша повести свой культ в атаку. Внезапное появление жеребца командира заставило дуардинов развернуть ружья в его сторону, но вместо того, чтобы целиться в быстро двигавшегося Тамузза, они выстрелили в Кхорама.

Кхорам едва успел отдать приказ ближайшему крикуну нырнуть вниз. Пули, которые должны были поразить Кхорама, демон принял на себя. Он рухнул на пол цеха и забился по полу, брызгая гноем из ран. По мере того как его сущность покидала Владения Смертных, очертания крикуна становились все более размытыми.

Вокруг Кхорама завязалась схватка: культисты старались задавить сопротивление дуардинов и проложить дорогу внутрь плавильного комплекса. Поток магического пламени от группы аколитов в масках вынудил защитников отступить глубже в цех. Как только ружейный огонь затих, лавина культистов покатилась по коридору.

Дуардины использовали высокие статуи и многочисленные огромные колонны, находившиеся в цеху, как укрытия. Кто-то залез за ряды труб или громоздкие машины, другие осторожно выглядывали из-за гигантских поршней и колоссальных маховых колес и совершали прицельные выстрелы во врагов. Им удалось сразить нескольких тзаангоров, но этого было недостаточно, чтобы получить преимущество. Во всем плавильном цеху находилась от силы дюжина дуардинов. Против них же выступала сотня смертных и демонов, объединенных под знаменем Тзинча.

Культ продолжал натиск. Магические снаряды и кристаллические стрелы зверолюдов заставляли дуардинов отступать все дальше. На глазах Кхорама Тамузз пронзил одного харадронца палашом, но другие культисты держали в узде свою жажду убийств. Чародей видел, как топор вонзился в аколита и тот, падая, схватился за него руками. Дуардин не успел высвободить свое оружие, как козломордый зверочеловек подлетел ближе и стукнул его раздвоенным копытом по голове. Другой защитник разрядил ружье в тзаангора с ликом птицы, и в следующую секунду со спины демонического диска на него спрыгнул культист-человек и распластал дуардина на полу.

Один за другим защитники цеха проигрывали бой. Их было слишком мало, они не могли сравниться с летавшими врагами в маневренности, но также их боевой дух подтачивало пагубное влияние Хозяина. Его присутствие вдыхало силы в культистов и придавало им отваги, оказывая противоположное воздействие на харадронцев. Их движения стали более неуклюжими, а реакция – замедленной. Скоординировать действия, чтобы дать отпор, было невозможно. Культисты нападали по двое, по трое, в то время как каждый харадронец сражался в одиночестве.

Кхорам увидел того, кто сумел уцелеть при крушении «Бурекола», дуардина, чей образ открыл ему Шар Зобраса. Усилиями Кхорама он единственный из всей команды остался в живых, чтобы исполнить роль, отведенную ему откровениями артефакта. Чародей вступил с харадронцем в дуэль именно ради того, чтобы столкнуть его в трюм корабля, где его не заденут атаки дракона и где позже его отыщут другие.

Выживший исполнил свое предназначение. Поэтому, когда рычавший крикун всей тяжестью придавил его к земле, Кхорам не проявил к эфирному химику никакого интереса. На помощь тому примчался более молодой дуардин и наскоро расправился с демоном одним раскатом выстрела и взмахом секиры. Крикун взревел, пытаясь схватить обидчика зубами. Бородатый воин ловко вставил лезвие промеж челюстей демона, не давая им сомкнуться. Пока демон старался раскусить сталь, воин засунул ему в пасть пистолет и нажал на спусковой крючок. Пуля пробила голову насквозь и вышла через затылок, демон забился в агонии, и его плоть медленно растворилась. Дуардин помог товарищу выбраться из-под угасавшего противника – эфирного химика немного пошатывало, – и вместе они отступили к котлу.

Кхорам прекратил созерцание раненых дуардинов и испарявшихся демонов. Все тело колдуна дрожало от трепета, от страха, полнившего его возбуждением. Сквернавник издавал мяукающие звуки и тыкался чародею в горло, прятал глаза, поскольку такое же ощущение восторженного ужаса текло и сквозь его пернатое тело. Кхорам остановил взгляд на котле, любуясь светом жидкого металла внутри. Он ликовал, чувствуя в расплавленном ядре набиравшее силы присутствие, его смертная плоть дрожала: чародей смаковал свой инстинктивный страх.

Хозяин, изгнанный из Владений Смертных молотом ненавистного воителя Зигмара, вернулся!

С нараставшим ужасом Скагги взирал, как культ Хаоса бушевал в плавильном цеху. Внешне это были те самые налетчики, что практически одолели команду «Железного дракона», те самые хаоситы, которые, по словам Грокмунда, уничтожили «Бурекол» вместе с целым флотом. И вот они появились вновь, чтобы напасть на дуардинов как раз в тот момент, когда они были далеко от крупнокалиберных орудий и надежного крепкого корпуса броненосца.

Скагги заполз под объемный чан как раз в тот момент, когда рядом пролетели два зверочеловека с козлиными головами. Громилы нацелили оружие на паливших по хаоситам из-за оснований статуй громовержцев, выкуривая дуардинов из их укрытий. Наконечники стрел зверолюдов были смазаны каким-то взрывчатым составом: при столкновении их с камнем появлялись вспышки огня и дыма. Под непрекращавшейся атакой громовержцам пришлось покинуть укрытия и отступить еще глубже в цех.

Один из арканавтов попытался добежать до дороги, которая вела к главной площади поселения, надеясь, что, пока его товарищи отступают в противоположном направлении, на него никто не обратит внимания и он сумеет ускользнуть незамеченным. Скагги с превеликим интересом следил за тем, удастся ли эта уловка. Если арканавту повезет, тогда и Скагги отважится попытать удачи той же хитростью.

Однако арканавту не повезло. С воздуха к нему спустился высокий человек в тяжелом доспехе. Стоя на спине летучего диска, воин замахнулся огненным палашом и нанес удар в шею. Лезвие рассекло плоть и броню. Голова покатилась по полу, а туловище сделало еще несколько неуверенных шагов, прежде чем упасть.

Этого было достаточно, чтобы остудить пыл Скагги. Он также заметил, как культисты взяли в плен нескольких его товарищей по кораблю. По какой-то причине враг хотел захватить их живьем. Скагги понимал, что ничем хорошим плен не обернется, но картина жестокого убийства арканавта убедила логистикатора, что терять ему в любом случае нечего. Если он сдастся добровольно, он наверняка сумеет заключить с налетчиками какую-нибудь сделку, воспользуется их жадностью.

Скагги огляделся, стараясь обнаружить вражеского лидера. Его взгляд остановился на уродливом человеке с выпуклым безобразным пернатым наростом на шее. Зловещая фигура была вполне похожа на командира, не в последнюю очередь из-за того, что сам хаосит, судя по всему, не участвовал в сражении. Скорее отчаяние, нежели храбрость вытолкнуло Скагги из-под чана и заставило его пуститься бегом к жуткому мутанту.

– Я сдаюсь! Сдаюсь! – почти зарыдал Скагги, когда приблизился к мутанту.

Несколько культистов в масках развернулись в сторону дуардина и метнулись преградить ему путь, но он продолжал повторять, что сдается.

Мутант поднял руку с пальцами-червями и взмахом отогнал приближавшихся культистов. Он вперил в логистикатора горевший гневом взгляд.

– Своим лебезением ты мешаешь мне созерцать Хозяина, – произнес он, указывая на котел эфирного золота.

– Я сдаюсь. – Логистикатор упал на колени.

Чародей посмотрел на Скагги внимательнее. И вдруг разразился шипящим смехом.

– Я тебя знаю. Ты Скагги, верно? Мой шпион частенько наблюдал за тобой. Я, Кхорам, благодарю тебя за превосходную службу. – Он развел ладони, указывая на разыгравшейся по всему правильному цеху бой. – Все это – твоих рук дело.

Скагги слушал слова чародея, и в его сердце разгоралась надежда. На лице появилось хитрое выражение. Если чародей был ему благодарен, может, Скагги удастся убедить хаосита отпустить его с миром. Он ощутил укол вины, даже стыда за то, что, вероятно, привел своих товарищей к гибели, но одной лишь вины было недостаточно, чтобы подавить его желание уцелеть в этой передряге. Скагги хотел жить, а позор – невелика беда. Он вернется домой, отправится в новую экспедицию, накопит средств и смоет с себя пятно бесчестия.

Кхорам расхохотался вновь.

– Интриган, проныра и манипулятор. Мой план во многом сработал благодаря твоей жадности. И, наверное, ты считаешь себя крайне умным. Достаточно хитрым, чтобы купить у меня свою жизнь.

Скагги кивнул, всем видом показывая согласие.

– Пощади меня, и с моей помощью ты обретешь баснословные богатства. – Он указал на котел. – На корабле есть еще золото. И я знаю координаты месторождения, откуда оно взято. – Он подавил горечь вины, которая мешала произнести его следующие слова. – Кроме меня, никто не способен отвести тебя к нему, – солгал он.

– Мне нужны заложники, – ответил Кхорам, обращая внимание логистикатора на захваченных культом дуардинов. – Пленники, ради которых твои товарищи на корабле выполнят любое мое повеление. – Он ухмыльнулся. – И мне кажется, что ради спасения твоей шкуры никто не пошевелит и пальцем. – Ухмылка превратилась в жестокую улыбку. – Но даже ты можешь быть полезен Призматическому Королю.

Скагги попятился, его охватил ужас от того, как переменился голос Кхорама.

– Я сделаю все, что ты прикажешь, – пробормотал он, надеясь угодить чародею.

– Сделаешь, будь уверен, – пообещал Кхорам. – Твой предательский нрав и изворотливый ум идеально гармонируют с планами Лорда Тзинча. Твоя душа черна, своими поступками и интригами ты наполнил ее скверной. О лучшем подношении моему богу я не мог даже мечтать. Мне потребовалась бы по меньшей мере дюжина твоих сородичей, чтобы Тзинч принял жертву. – Его рука сжалась в кулак, и Кхорам потряс ей в воздухе. – Но, я думаю, тебя одного для ритуала будет достаточно.

Слишком поздно Скагги осознал свою ошибку. Хитрость исчезла с его лица, на ее место пришла маска смертельного страха. А когда Кхорам коснулся дуардина посохом, к ужасу прибавилась скрючившая логистикатора боль. Грудная часть его туники обуглилась от прикосновения: на его плоти Кхорам выжег ту же метку, которой обладал сам.

Метку Призматического Короля.

Кхорам зловеще смотрел на дуардина, наблюдая, как страх сковывал его все сильнее. То был хороший знак. Темным богам нравилось, когда их подношения переполнял ужас. Чародей направил палец на Скагги и произнес:

– Беги. Если надеешься, что для тебя еще есть спасение, – беги со всех ног.

Дуардин не заставил просить себя дважды и рванул прочь из плавильного цеха. Побег логистикатора прошел незамеченным для всех хаоситов. Кроме одного. Того, кому судьбой было предначертано принести эту жертву Призматическому Королю. Тамузз набросился на Скагги, пылающий конец его палаша насквозь пронзил тело логистикатора вместе с меткой, которую оставил на нем Кхорам. Клинок и метка объединились в один рисунок, между ними образовалась колоссальной силы магическая связь. Кхорам мог сделать жертвой любого из дуардинов, но манера Скагги действовать втайне и исподтишка прекрасно гармонировала с излюбленными методами Призматического Короля. Ложь и иллюзии, заговоры и интриги – все это была вотчина Повелителя Перемен.

Сияние вокруг железного котла усилилось. Несмотря на жар плавильной печи, по цеху пронесся ледяной холод, образовав на стенах кристаллики льда. Здесь творилось колдовство, могучее и колоссальное. Кхорам использовал свое владение темными искусствами, чтобы направлять сгущавшуюся энергию, питать ею сосуд, который он выбрал давным-давно. Крикуны и летучие диски в один момент растворились в воздухе: сила, что поддерживала их существование в Хамоне, иссякла, скормленная эфирному золоту, которое теперь бурлило в нетерпении.

– Побежденный, как о нем думали, живет, дабы вернуть себе трон! – каркающим голосом возвестил Кхорам. – Призматический Король явился!

Дергавшаяся туша крикуна придавила Грокмунда к полу. Его крылья хлестали эфирного химика, яростно били, не давая ему выбраться из-под демона. Дуардин крепко приложился головой о камень, из его рта потекла кровь. В бороде увязли выбитые зубы. Очередной взмах крыльев перебил дуардину нос.

Внезапно демон перестал давить. Грокмунд услышал, как крикун, встав на дыбы, издал болезненный вой. Из разорванной плоти потек гной, который, капая на раны, вызывал ожоги. Терзаемый непрекращавшейся чередой ударов, крикун вопил все громче, все оглушительнее. Грянул выстрел – и демон затих, повалился набок и затрепыхался изувеченной окровавленной кучей.

Убийца демона оттолкнул дохлую тушу от Грокмунда. Затем он наклонился, схватил руку эфирного химика и начал оттаскивать его в сторону. Оказалось, его спас Готрамм, практически неузнаваемый, поскольку все его лицо было покрыто запекшейся кровью. Грокмунд почувствовал новый укол боли. Боли, порожденной виной. Он осознавал масштаб сражения и понимал, что не один он нуждался в подмоге. Однако Готрамм решил помочь ему – незнакомцу из чужого небесного города.

– Отходим! – приказал Готрамм. – Отходим к плавильне!

Грокмунду удалось повернуть голову и рассмотреть позицию, с которой Готрамм намеревался оказывать сопротивление. Дверцы печи были распахнуты настежь, и из ее пасти вырывалось пламя. Хоргарр стоял у приборной панели и управлял рычагами, отвечавшими за уровень подачи топлива в устройства: главный двиргателист использовал печь, чтобы создать стену огня, которая будет прикрывать один из флангов. Спины дуардинов защищала стена цеха, таким образом, единственным способом подступиться к харадронцам оставалась лобовая атака. Это не сильно увеличивало их шансы на выживание, но если уж им суждено принять смерть, они встретят ее в бою.

Несколько харадронцев сумели отбиться от своих противников и последовали приказу капитана. Отступавших дуардинов яростно преследовали и люди, и зверолюды. Птицеголовые хаоситы пикировали на харадронцев, пасти на нижней части демонических дисков лязгали зубами и брызгали слюной. Культисты в масках швырялись в противников сверкающими энергетическими сгустками, убивая одних, обугливая защитные доспехи другим.

На помощь Готрамму подбежал Турик и схватил Грокмунда за вторую руку. Вдвоем они оттащили его в их импровизированный укрепленный пункт. В какой-то момент на них на лету напал зверочеловек, но, к радости дуардинов, он промахнулся и пронесся сквозь вырывавшееся из печи пламя. Демонический диск выбрался из огня невредимым, но наездник на его спине являл собой кричащий факел. Горелые остатки шерсти и перьев слезали со шкуры, обнажая жареное мясо.

Крики зверочеловека затмил внезапный предсмертный вопль дуардина. Грокмунд приподнялся и увидел командира хаоса с палашом. На клинке висел Скагги. Хаосит пробил грудь логистикатора и оторвал его тело от земли с такой легкостью, словно дуардин весил не больше детской куклы. По мере того как жизнь покидала Скагги, атмосфера в цеху изменялась, в воздухе начало кружиться плотное ощущение разрушения и гибели.

Внимание Готрамма притянул котел с эфирным золотом; все, кто находился в пещерном отсеке, глядели туда же. В потрясенном изумлении люди, зверолюды и дуардины наблюдали, как сияние вокруг него набирало яркость. Демонические жеребцы мгновенно растворились прямо под ногами культистов, и те попадали на пол. Крикуны исчезли, а их инфернальная сущность была отправлена на корм той силе, что накапливалась прямо перед дуардинами.

Та тень, что Грокмунд видел в плавильной печи, отражение крупной хищной птицы, не шла ни в какое сравнение с тем, что в действительности поднималось из котла.

Перед существом, что видел Грокмунд, перед изображением, над которым замирал Готрамм, бледнели даже самые жуткие ночные кошмары. Оно достигало колоссальных размеров: в десять раз выше любого дуардина. Тело было тонким и отощалым, но сухие, жилистые конечности не давали усомниться в их силе. Ноги и руки оканчивались длинными когтями, пальцы покрывала плотная чешуя. На остальных частях гуманоидного тела, а также на широких – как у кондора, только много крупнее – крыльях на спине росли перья. Кончик каждого пера расцвечивал жуткий рисунок в виде глаза. У существа была орлиной формы, с загнутым острым клювом голова, которая покоилась на длинной, как у стервятника, шее, казавшейся слишком тонкой, чтобы выдержать столь массивный груз. Птичий облик завершали фасеточные, как у бабочки или мухи, глаза.

Не внешность восставшего перед ними существа пугала Грокмунда сильнее всего, не испускаемая им аура злобной силы, но то, из чего оно состояло. В крепости находилось создание не из плоти и крови, не из чародейского подобия плоти, как у демонов, которое они обретали, вторгаясь во Владения Смертных. Тело монстра было полностью золотым. От пернатой макушки до кончика самого нижнего из когтей чудовище состояло из цельного золота. Когти и перья, руки и крылья – все было тусклого золотого цвета. Даже его жуткие глаза, разделенные на тысячи фасеток, представляли собой золото.

Та тень, отражение в расплавленном эфирном металле: Грокмунд с самого начала неверно истолковал его значение. Он считал, что столкнулся с изъяном в самой руде, каким-нибудь неизвестным паразитом, устроившим себе внутри месторождения дом. Теперь же его озарила чудовищная правда. Чужеродный организм не просто забрался в золото – само оно представляло собой организм! Так же, как волосы в бороде Грокмунда были его частью.

Он услышал, как ликовал чародей. Грокмунд не понял варварского языка, на котором говорил хаосит, но сам тон расставил все па свои места.

Все было запланировано. Чародей и воин в тяжелых доспехах – это они уничтожили «Бурекол». Он один выжил лишь потому, что ему позволили выжить, чтобы впоследствии его обнаружила команда «Железного дракона». Его пощадили с единственной целью – привести броненосец к месторождению. Силы Хаоса использовали его, чтобы призвать в мир то, что сейчас стояло перед ними во всем своем золотом великолепии.

Грокмунд мечтал создать себе наследие, чтобы его имя не умерло. Но его наследие оказалось совсем не таким, как он представлял. Вместо славы он привнес в мир золотой демонический ужас. Вместо того чтобы привести всех Владык Харадрона к процветанию, он обрек своих сородичей на ужасную гибель.

Сам того не желая, он возродил правление Призматического Короля.