Поразительно, что ночь крепкого сна может сделать с человеком. Когда все, что ты видишь, — это темнота, и остается лишь с ужасом гадать, что там может прятаться в этих тенях, нужно просто дождаться, пока взойдет солнце, и оглянуться. И сразу почувствуешь себя по-другому.

Я прекрасно отдохнул и замечательно себя чувствую. Мой мозг работает намного четче. Голова по-прежнему немного болит в тех местах, где меня огрел бутылкой тот грязный старикашка и где я ударился о столик в кафе. Но болит совсем не сильно. Во всяком случае, мне уже больше не хочется плакать.

В спальню через шторы проглядывает солнце. Девушки в кровати нет, но я слышу ее голос где-то в квартире. Она с кем-то разговаривает. По телефону. Но разобрать, о чем она говорит, не удается. Я сажусь в кровати и прислушиваюсь, но шуршание простыней заглушает ее голос. Слышен приглушенный разговор, который потом прекращается.

Она входит в спальню. На ней надеты лишь белые трусики и маленькая маечка. Вид у нее свежий и счастливый. Она присаживается на край кровати.

— Как себя чувствуешь, Норфолк? — спрашивает она.

— О, чудесно! Я прекрасно выспался. Огромное спасибо!

Я смотрю в окно, как солнце пытается раздвинуть шторы и пробиться внутрь, и думаю о том, что я до сих пор даже не знаю, как ее зовут. Но я не могу просто вот так взять и спросить. Для этого уже слишком поздно. Получится немного неловко.

— Сегодня отличный день, — говорит девушка, проследив мой взгляд. Она встает и раздвигает шторы, и комната тут же наполняется теплым солнечным светом. Стоя спиной ко мне, она говорит как бы небрежно: — Только что звонил один мой друг. Может быть, он попозже зайдет. Думаю, тебе захочется с ним познакомиться.

А я не отрываю взгляда от ее попки, балдея от того, как растягиваются на ней трусики и какая у нее идеальная форма. Девушка просто красавица.

— И кто этот друг? Твой парень, да? — спрашиваю я немного ворчливым голосом, щурясь от яркого солнца.

Она смеется. Смеется так легко и непринужденно.

— Рег? Мой парень? Нет! — Она хихикает.

Ее смех звучит как звон колокольчика. Мне он очень нравится, и я хочу сказать что-то такое, что заставит ее опять рассмеяться. Но что заставило ее рассмеяться в первый раз? Например, когда я сказал, что этот звонивший друг ее парень, я вообще-то на самом деле сердился, и голос мой звучал, как мне показалось, соответственно. Но она на это рассмеялась. В общем, здесь происходят совершенно непонятные вещи.

Но стойте! Тут до меня доходят ее другие слова.

— Рег? — переспрашиваю я.

— Да, Рег, — говорит она, — он старый друг. Причем буквально! — Она снова смеется, но я молча сижу на кровати, по-прежнему щурясь от солнца. — Я только что с ним разговаривала. Он очень хороший. Немного, как говорится, сбился с пути… Но у вас с ним есть что-то общее.

— Этот Рег… Он что, придет сюда?

— Да.

— Этот Рег… Он, гм… Он кто?

— О, это человек, с которым я вроде как работаю. Я помогаю ему время от времени. Он хороший человек. Он предан своему делу — борьбе с бедностью и помощи обездоленным. И он — очень интересный человек. Он тебе правда понравится.

— А он скоро придет? — спрашиваю я, хмурясь.

— Ну, довольно скоро. Сегодня после обеда. Не волнуйся. У тебя еще есть время принять душ и одеться. И мы еще позавтракаем. Сегодня такое чудесное утро. Нам обязательно нужно прогуляться. Мне кое-куда нужно сходить. И ты можешь пойти со мной, если хочешь. Расслабься, Норфолк. Теперь все будет в порядке.

Черт! Я и Рег. Лицом к лицу. В последний раз, когда я видел его, я лез на крышу его дома, отбиваясь ногами от его приятелей, пытавшихся меня схватить. А до этого мы с ним встречались во время опроса фокусной группы — опроса по поводу еды и истории. И это было всего несколько недель назад. Когда я с ним тогда разговаривал, то для меня он был просто еще одним мужланом. И тогда он для меня ничего не значил, хотя и достал меня своими ответами по поводу истории. А теперь только посмотрите, куда меня все это завело! Как говорится, приплыли! Я и эта девушка и мое новое обличье. Тут у кого угодно голова пойдет кругом, на фиг!

Когда Рег заявится и мы с ним будем болтать, придется на себе проверить, насколько профессионально работает Команда по Перевоплощению. И я уже немного дрейфлю, что он даже через мою маскировку разглядит, кто я такой на самом деле, — то есть вспомнит, где он видел меня раньше. Но на этот раз я решаю заранее все обдумать и быть готовым ко всему. План у меня такой: если он заорет «Ой! Ты никакой не Норфолк! Ты тот проклятый мужик, который задавал мне вопросы на ФГ, и ты работаешь на правительство, которое для нас хуже врага! Ой!» — или что-нибудь в этом роде, то я поведу себя вдвойне умно и во всем признаюсь.

«Да, это я! — скажу я. А потом вверну одну хитрость: — Но я перешел на другую сторону. — А потом добавлю. — Это правительство всех угнетает и так далее, поэтому я перешел на вашу сторону, чтобы помогать вам бороться с Проектом, потому что они вроде как сильно мне угрожали, и я хочу им отомстить, и поэтому мы должны быть друзьями».

Эти мои слова его точно убедят.

Но пока у меня есть утро с этой девушкой. И это время будет очень приятным. Я слышу, как она уже гремит посудой на кухне, поэтому встаю и иду в душ. По сравнению с «дерма-душем» у меня дома это все равно что стоять под протекающей водосточной трубой, но вода горячая. Сейчас у меня есть несколько минут настроиться на свое новое положение. После ночи крепкого сна так легко запутаться и забыть, кто ты теперь. Когда ты играешь роль другого человека да еще при этом проглотил целый вагон «сместителей», очень трудно помнить, кто ты теперь или даже кем ты, черт возьми, был изначально.

— Я — Норфолк из Норфолка, — говорю я себе, пока горячая вода барабанит по дну пластиковой ванны. — Я диссидент, сбежавший с одной из фабрик по переработке свеклы где-то там в Норфолке. И теперь стараюсь скрыться среди извращенцев и бродяг в этом большом городе.

В качестве «легенды» такая история подходит просто замечательно. Я — лишь еще один беглый рабочий, ищущий в Лондоне убежища среди темных улиц, где порядочные люди не живут. Мне просто повезло, что я познакомился с этой девушкой и она за мной приглядывает.

Я одеваюсь — моя одежда чистая и отглаженная. А потом выхожу из душа и отправляюсь на поиски девушки. Она на кухне — сидит за столом. Она до сих пор одета лишь в маечку и белые трусики, обтягивающие ее милую попку.

— Садись, Норфолк, — говорит она.

Она встает и приподнимается на цыпочки, чтобы достать пару тарелок с полки буфета у себя над головой. Маечка немного задирается, и я вижу ее талию и изогнутую спину. Тут я чувствую особенное шевеление на своем, так сказать, нижнем этаже, а на лице у меня расплывается широкая улыбка. Она, наконец, достает тарелки, оборачивается и ставит их на стол. Она видит мою широкую улыбку и тоже улыбается.

— Что такое? — спрашивает она. — Что ты улыбаешься?

— О, ничего, — отвечаю я, не в состоянии прекратить улыбаться.

— Ну же, Норфолк, — говорит она, — что за секреты! В чем дело?

Когда она говорит про секреты, я вдруг вспоминаю, какой офигенный секрет я храню на самом деле, и если бы она его знала, то возненавидела бы меня. Это стирает улыбку с моего лица.

— Да ничего особенного, — говорю я, глядя в пол и чувствуя себя не в свой тарелке.

— Что? В чем дело, Норфолк? — говорит она, наклоняя голову, чтобы перехватить мой взгляд.

— Я просто подумал, что ты очень красивая, — лопочу я, крутя на столе нож.

— Очень мило с твоей стороны, — отвечает она тихим голосом. — Спасибо. Я тоже думаю, что ты очень милый.

А потом она начинает кашлять. Я поднимаю глаза и вижу, что она покраснела. Она начинает накрывать на стол и поворачивается ко мне спиной, но я все равно вижу, что лицо ее по-прежнему красное и что она улыбается.

Приготовленный ею завтрак очень аппетитный. Обычно я съедаю пару плиток «Брекко» и выпиваю чашку кофе в баре-автомате по пути на работу. Но сейчас на столе передо мной целое изобилие. Все это старомодная еда, которую в наше время уже никто и не ест. Тосты, яичница, бекон, апельсиновый сок и старинные фрукты, такие как бананы и яблоки. Конечно, вы считаете, что бананы и яблоки — это все барахло, так ведь? Но не эти. Эти на вкус просто обалденные. И еще на столе стоит мармелад и масло. В общем, почти все, что я никогда раньше и не ел.

После вечера, когда я то блевал, то бился обо что-нибудь головой, я ужасно проголодался и кидаюсь на все эти прелести, как волк. Я стараюсь не заглатывать еду, как делал это с болли-нейз прошлым вечером. Тогда я уж очень поторопился и, наверное, именно из-за этого, как говорится, все вернул назад. К тому времени, как мы закончили завтрак, мы оба наелись, как поросята, и сидели, откинувшись на спинки стульев, поглаживая свои животики.

— Черт возьми, это было просто офигенно! — говорю я.

— Спасибо, Норфолк. Ничего особенного, конечно, но я рада, что тебе понравилось. Как приятно за кем-нибудь ухаживать. И как приятно, когда твои труды ценят.

— Я еще как ценю! — восклицаю я. И это на самом деле так. Она действительно просто обалденно милая. И мне действительно обалденно приятно просто сидеть здесь рядом с ней в залитой солнцем кухне, уплетая классный завтрак и любуясь ее гладкими ножками, ее белыми трусиками и ее плечами и красивыми грудками, которые иногда показываются в вырез маечки. Это куда как лучше, чем пялиться на мерзкую рожу Федора после того, как он в очередной раз переночует в моей квартире, потому что накануне мы слишком уж круто оттянулись у «Звездных сучек». Или слушать, как он обзывает меня козлом, и смотреть, как он ковыряется в носу, портя воздух и дыша перегаром от «бориса».

Я чувствую, как к моей ноге под столом что-то прижимается. Что-то теплое и живое. Я смотрю под стол. Это кот.

— Там кот! — говорю я.

— О, не обращай на него внимания. Чарли, иди сюда! — говорит она, и Чарли бежит к ней, задрав трубой хвост, и начинает тереться теперь уже о ее ноги. — Я его, можно сказать, спасла, — объясняет она. — Его выбросили на улицу. Я стала его кормить, и с этого все началось. Потом он просто стал жить у меня, и с тех пор мы вместе.

Она нагибается и чешет Чарли за ушами. Кот закрывает глаза и мурлычет от удовольствия.

— Правда, Чарли? — спрашивает она кота. Она берет его на руки, и Чарли внимательно смотрит на меня, а я — на него. — Он был в ужасном состоянии. Такой худущий и весь запаршивел. Полно блох и еще будто дикий, — говорит девушка. — А теперь он мягкий, гладкий и красивый. И очень счастливый.

— Везунчик Чарли! — говорю я.