Ворота в город остались разнесёнными после недавней сечи. Крестьяне начали убирать мусор и трупы воинов с дороги. Лекарь подъехал к раненому боярину на телеге, коя нашлась на дворе ближнего дома для перевозки воина в княжеский детинец. Воина уложили на телеге и повезли по городским улицам. Князь пронский взял за повод Викинга и повёл его возле телеги, дабы раненый воин не волновался за судьбу верного друга. Въехав во двор детинца, князь скомандовал дворне готовить парную, а сам с помощью лекаря стащил грузное тело воина в предбанник. Раздел донага и перенёс на полки, где лекарь и займётся знахарить над бессознательным разумом воина. Тот выгнал князя наружу, притворив дверь на запорку. От нечего делать князь побрёл в столовую, дабы испить вина добротного за здравие обессилевшего боярина.
Баня к топке всегда готова заблаговременно. Холопы постучали, внесли чистое одеяние для раненого воина, закинули поленья в печь для поддержания температуры и вынесли пустые тазы, которые оказались лишними. Знахарь вновь затворил дверь, Вернулся к раненому, достал из карманов мантии свечу, мазь и пузырьки разных цветовых гамм.
Знахарь выдавил мазь из тюбика на спину раненому немалое количество. Воин сквозь полусон захрипел, будто скрипит венец бани. Растерев мазь по всему телу, знахарь взял пузырёк синего цвета, откупорил и влил в само отверстие раны семь капель. Рана зашипела. Кровь на ней закупорилась, словно один химический элемент среагировал с противоположным по составу ему вторым элементом. Последним элементом обряда стала горящая свеча. Знахарь зажёг спичкой фитиль, а пламенем провёл вокруг раны десять раз. Воск, слезами стекающий по стволу свечи, упал на рану, перекрывая кровотечение. В завершение действа знахарь положил подорожник и острым прищуром взглянул на спящего воина.
– Ну, вот и всё! Через неделю рана затянется и можно будет идти снова в бой! Крепчай духом теперича! – шепнул спящему воину на ухо знахарь, собрал пожитки и вышел из бани. – Где мне отыскать князя?
– В столовую спускался, мил человек! Поди трапезничает опосля кровушки пролитой! – ответил холоп, встретившийся на пути.
– Благо дарю! Да хранит Вас и детей Ваших Сварог Великий!
– Дык православие ужо давно?!Все новому Богу кланяются, единому!
– Православие православием, но своих богов не след забывать! Это наша история! Лишь мы вершим время, предназначенное для нас! – введя холопа в полное заблуждение, знахарь поклонился в пояс и направился к террасе княжеского детинца.
– Прошу, святейший, отведайте угощение с моего стола! Уж не серчайтесь – чем богаты, тем и рады! – князь пригласил за лекаря, только что спустившегося со ступеней.
– Не называйте меня святейшим, княже! Я далеко не Святой! Величают меня Раджафом – правителем гор!
– Князь Иван пронский! – поклонился лекарю князь. – Расскажите о землях тамошних?!
– Живут в горах гномы. Они добывают руду, железо и алмазы. Женщины ткут ковры и платки из ситца. Всё найденное и сотворённое привозят на рынок, дабы продать купцам заморским. Часто проходят ярмарки. Когда сезон ярмарок заканчивается, и купцы разъезжаются по своим селениям готовиться к зиме. Местные закрываются в домах и ждут весенней оттепели.
– Коли к Вам съезжаются купцы со всего мира, стало быть товары мастеров отличаются качеством и пользуются спросом?!
– У нас лучшая мастерская по сечению камня, кузня и алмазная лавка. На словах не перечислишь. Лучше один раз увидеть, чем всю жизнь гадать. – согласился Раджаф.
– Тогда предлагаю подписать соглашение сторон на транспортно-торговый лист! Прошу в мою опочивальню! – князь хотел было выйти из-за стола, но правитель гор его усадил на место.
– К чему же куда-то идти, когда можно на месте решить этот вопрос?! – в руках Раджафа появилась кипа бумаг с пузырьком чернил и гусиным пером. Слегка ошарашенный князь поставил закорючки внизу страниц и передал бумаги хозяину. После подписания договора, бумаги превратились в пепел.
– А как же соглашение?! Оно сгорело?! Растаяло?!
– Бумаги лежат там, где должны лежать. В наших с вами хранилищах.
– Ах, вот оно как?! Теперь отметим удачно сложившуюся сделку! – князь потянулся за кувшином с рязанской медовухой и разлил её по серебряным кубкам.
– От чего бы и не отметить, княже! – колдун принял кубок из рук князя.
– Извините, что прерываю вашу тёплую беседу, но позвольте мне присоединиться к дружескому столу? – пришедший в себя Керсан остановился возле массивного дубового стола, за которым уже трапезничали князь и лекарь.
– Ну, что ты?! Конечно, присаживайся. Мы тут дожидаемся. Когда наш герой в чувства придёт.
– Как Вы себя чувствуете, милейший? Рана сильно жжёт? – поинтересовался здоровьем у воина Раджаф.
– Относительно хорошо, но жить можно. Благодарю за заботу, но какая Вам польза так печься о моём состоянии? Чего Вы хотите получить взамен от меня?
– Ничего!
– Совсем ничего?! – удивился Керсан, глотнув немного медовухи из серебряного кубка.
– Да, совсем ничего. Хотя нет – есть у меня к Вам одна маленькая просьба. Хочу, чтобы Вы жили и дарили любовь суженой, коя мучается ожиданиями Вас из длительного похода, детям, рождёнными на этот божий свет через двадцать пять недель и престарелым родителям, незнающим о существовании сына своего в покое и здравии. Вернитесь домой и забудьте о воинах, бедах, борьбе за справедливость. Живите человеческой жизнью.
– Но у меня нет своих детей, или Полюшка скрыла от меня факт беременности?!
– Она сама не знала об этом, когда я прилетал в гости к князю Василию. Я видел плод во чреве женщины. Ею оказалась Ваша суженая.
– Так! Хватит! Вот когда она сама скажет об этом событии, тогда и поверю. А теперь прошу простить меня, пришла пора набраться сил как следует в опочивальне. – с этими словами Керсан Зорген прихватил со стола поднос со свининой и пузатый кувшин красного сухого вина.
– Ну, дела! Как Вам удалось вытянуть его из царства Мары?
– Не могу раскрыть секрета, уж простите, княже! Думаю, если прекрасная Мара отпустила воина в мир живых. Значит он прошёл мало пути, предначертанного книгой Судьбы. Главы её каждый раз меняются местами, посему прочесть хоть до середины всему роду человеческому не удастся. Дабы предопределить свою роль в жизни, Керсану предстоит ещё не раз уничтожать книгу! При каждом уничтожении её появляется временной всплеск энергетических волн, которые выбрасывают Хранителя назад во времени. – раскрыл малую завесу тайн колдун.
– Но как тогда поставить точку в этом кошмаре, если конца вовсе нет?!
– В Древних писаниях говорится о том, что есть способ всё вернуть назад. Для этого… причем это нереально воплотить человеку… необходимо стать как минимум полубогом. А чтобы до этого момента дожить, придётся каждый день умирать, обновляя душу всё новыми потоками природы и бесконечности. Этот фактор способен понять и преобразить лишь Хранитель. Прошу прощения, но мне пора возвращаться к моему народу. Я итак слишком лишнего наболтал во хмелю.
– Да и мне надобно вернуть утраченные силы, дабы добраться до своего поместья. – одобрил прощание князь Иван пронский.
– …И помни, друг мой! Тот кошмар, кой видел ты про суженую свою и есть твоя новая головная боль до той поры, покуда не научишься истинное от не истинного различать. – колдун обратился в ворона и бросил последние слова. – Лишь кровь тебе подсказкой послужит, а гниль – разгадкой колдовства.
– Но что эти слова значат, колдун?! – потребовал ответа боярин Зорген.
– Встреть другом, но проводи врагом! – ворон вспорхнул крыльями, каркнул несколько раз, сливаясь с природой, и был таков.
– Нам срочно надо выдвигаться на Московию, побратим. Пора поставить точку юношеской забаве! Хоть и режет в боку, а вертаться надо! Идём! – поторопил князя воин и тут же спохватился о ране.
– Я не могу подвергать тебя такому риску. Тем паче обещал суженой твоей, что верну в целости и сохранности, без единой царапины. – покачал головой князь пронский. – И ехать нам надобно в удобствах, дабы раны не сильно ныли. Я велю запрячь лучшую тройку быстроногих коней в телегу ды прослежу, чтоб хворосту на днище устелили.
Князь с трепетом и заботой погладил по голове воина, накинул соболью шубу и вышел из столовой, поднявшись по скрипучей деревянной лестнице. Керсан проводил побратима взглядом вверх до конца лестницы. Когда дверь, ведущая в залу детинца, хлопнула за князем, воин вернул взору картину «шведского стола».
Завидев боярина, скучающего одного за кубком медовухи, холопки подбежали к столу и начали собирать лишнюю грязную утварь и уносить в моечную. Большое обилие рыбы – тушёной, запечённой, в маринаде –забавляет глаз боярина, утративший все силы в бою и от ранения. При виде пополняющихся блюд от рыбы до лососевой икры у гостя побежали слюнки по уголкам его подслащённых хмелем и обросшей бородой губ. Руки непроизвольно ухватились за деревянную ложку и нож. Чувство голода всё нарастало, а потребность его утолить ещё больше сгущало краски азарта в пустом ревущем желудке Керсана. Воин жадно оторвал правой рукой крылышко запечённой утки, поднос-лодочка с которой стоит чуть поодаль от центра стола. Во рту пересохло. Керсан взял сосуд с медовухой, наполнил кубок напитком до краёв и залпом осушил его до дна. «Ах, до чего же напиток здешний прекрасен. Никогда ещё алкоголь не расслаблял моё тело, в отличие от настойки» – подумал воин и утащил в рот стебель молодой петрушки.
Князь пронский спустился в столовую, как только разобрался с разносом дворне приказов на подворье детинца. Керсан Зорген приподнялся со скамьи, обнял своего побратима и пригласил за стол испить братской чашей замечательную медовуху перед отъездом. Князь поддержал заманчивую идею, перешагнул скамью и присел рядом с Керсаном. Воин разлил остатки кувшина по кубкам, осушив его до последней капли. Князь стукнулся утварью о кубок воина и выслушал красноречивый тост.
– Выпьем за то, чтоб ствол дымился, а золото гремело! – выпалил колдун.
– Будет! Будет! – поддержал князь побратима. – Только я про ствол не шибко понял?! Это про дерево какое?!
– Про ствол извечного человеческого естества! – расхохотался колдун. – Ну, будет! – не смотря на режущую боль в боку, коя временами начала отступать, Керсан продолжил держать себя на высокой ноте поднятого настроения, отвлекая от грузных дум князя пронского.
Кубок осушён до дна. Князь приобнял боярина Зоргена за предплечье левой рукой и вывел его из столовой, успевшей поднять духоту. Воины вышли во двор и спустились по ступеням на землицу-матушку, орошенную лёгким вечерним дождиком.
Два юных холопа подвели тройку коней крестовой масти к ногам хозяина и передали удила в руки князю. На мордашках миролюбивых парнокопытных животных блестят новенькие сбруи, на спинах аккуратно уложены новые начищенные сёдла.
– Вашим лошадкам пришлось поменять снаряжение, постольку поскольку прежние стаскались изрядно и могли привести к сильным увечьям как лошадям, так и их владельцам в последующей сече либо погоне. – чуть поодаль юношей, подгонял пострелят старейшина в кожном форменном сюртуке.
– Это наш Миклухо – кожевник. Может рассчитать в точности качество и время пользования любой кожной вещицы. – крикнул один из холопов. – Да, Миклухо?!
– То не ведаю! Про то люд болтает да бабы базарные! Им всегда вести сороки на хвосте приносят, а мне нет дела до судачества. Сгодилась вещица – знать не зря труд мой людям даден. – старик отмахнулся, вскинув длинную седую бороду на плечо.
– Благодарим вас за заботу и внимательность! – князь подкинул мешочек с новгородскими «чешуйками» в сторону холопа, чтобы тот мог поймать. – Это уплата за всё время пребывание здесь. Не ведаю как на долго меня унесёт из Переяславля и что будет с ним давеча! Накормите детей, приоденьте суженых и помните меня щедрым хозяином! Да прибавит Великий Сварог лета вам на сто вперёд! Да хранит пусть кров и скотинку вашу Великий Велес! Да подарит пусть вам Триглава Великая почву плодородную!
– Благодарения Ваши принимаются, батюшка! Век помнить будем слова сии, добром и светом наполненные. В добрый путь.
Князь пронский (он же рязанский) вместе с раненым Керсаном присели в телегу, хлестнули ногайкой по крупам маститых коней и погнали гужевую повозку прочь из разрушенного города в Московию. Колёса повозки вскакивают на каждом камне мостовой, выступающем из глины. Проехав площадь сумеречного городища, тройка лошадей пересекла главные ворота стольного Переяславля-Рязанского, мчащаяся рысьим ходом по ту даль, где лесами сменяются поля, а запах нескошенной луговой травы – горбатыми хребтами холмов.
Утро встретило путников палящими лучами Солнца, обогревая их тела и души. Московский тракт запетлял поворотами в сторону Ельца, Рясской Слободы и Московии. Мелкий гравий, подобно свинцовым пулям, вылетает из-под колёс, создавая неудобства в передвижении. По краям широкого тракта росли низкорослые кустарники и молодые деревца. По их тоненьким веточкам прыгала стайка игривых воробьёв. Воздух с каждым часом становился теплее. Проснувшаяся сорока сорвалась с ветки дикого клёна и подалась трезвонить на всю округу о возвращении героев, пересекая тракт по диагонали. Редеющие рощицы лиственных деревьев стояли безмолвно, покачиваясь из стороны в сторону под песнь лёгкого летнего ветерка.
Путники часто останавливались на привал, дабы дать себе и коням передохнуть в свободном да глотнуть тёплого воздуха ровным дыханием. Лошадей тоже лучше не загонять, ибо могут издохнуть на полпути, хотя до Московии осталось проехать два перехода. За стенами деревень можно дать лошадям овса, который в суммах уже на исходе. Повозка продолжала тянуть след на пыли, вздымающуюся под копытами лошадей. Туча не тронула этот участок дороги, что послужила лёгкой переправе по тракту. Лошади остановились в четвёртый раз у края леса, как будто, не решаясь туда въезжать.
Путники остановились на ночлег. Князь пронский остановил «картеж» с раненым, отсоединил телегу от лошадей, взял топорик и скрылся в чаще леса. Воин продолжает лежать на соломе и слушать тишину природной идиллии, но отдыхать пришлось недолго. До ушей донеслись звуки, сотрясающие страх и разум. В сторону телеги пробираются три существа.
Рука Керсана непроизвольно потянула за рукоять сабли. Угол зрения засёк движение тени, скользнувшей под телегу. Со стороны леса, прихрамывая на ноги, бредут два болотника. Керсан забыл про тень и сфокусировался на приближающуюся погибель. вытянул из ножен сабельку и пошёл навстречу судьбе.
Крик распугал всех птиц с деревьев. Воин подошёл ближе к врагу, взмахнул саблей над головой, присел на одно колено и повторил взмах ещё раз. Монстр, владеющий своей неуклюжестью, не может свалить противника с ног. Керсан пролез между ног болотника, развернулся, кувыркнулся и взмахнул саблей снизу-вверх влево. Половина правой ноги болотника отвалилась и растаяла. Монстр заревел, с грохотом падая на землю.
Воин переключился на второго болотника. В боку твари выросла стрела. Монстр заревел и посмотрел в ту сторону, откуда эта стрела прилетела. Он развернулся и шагнул навстречу к князю, вышедшему из леса. Керсан оставил вторую тварь и вернулся к первой, лишив её второй ноги. Воин подошёл к болотнику ближе, вынул из-за спины ятаган и одним ударом, словно топором, отрубил болотнику голову. В тридцати метрах от вина князь вёл свой поединок. Ещё одна голова полетела на траву. Куски, раскиданные по всему полю боя, испарились на глазах.
Тень скользнула из-под днища телеги и скрылась за обеспокоенными лошадьми. Воинам было заметно их нервное перешагивание на месте и частый всхрап. Когда неизвестный вышел из заслона тройки лошадей, воинам открылся чёткий образ девушки с чёрными по плечи волосами. Керсан узнал в этой девушке суженую и непроизвольно опустил ятаган лезвием вниз. Рукоять начала тяжелеть и покалывать в правую ладонь зимним предутренним морозцем, не смотря на приближение летнего тепла. Тварь обошла лошадей и присела на облучке телеги. Керсан бросил оружие на траву и медленным шагом направился в объятья смерти.
Он не видел мерзкой твари. В его глазах образ любимой женщины, от которой всегда готов ждать ребёнка. Его сознание окутано колдовским туманом. Он идёт к суженой, чтобы вновь приласкать её в своих объятьях после многих опасных переходов. Он так соскучился по женскому мягкому телу возлюбленной, что забыл о предостережении ворона. Тварь встала босыми ступнями на траву и пошла навстречу воинам, уверенная в прочности капкана, сотканного для жертвы. «Суженые» встретились взглядами. Зорген припал к ногам девушки на колени, обнял их обеими руками и протрезвел от колдовства, увидев почерневшую землю под её ногами.
Воин дождался момента, когда тварь наклонится к его плоти, сделал кувырок в сторону и пробил челюсть кистенем, вылетевшим из широкого рукава. Место удара открыло дыру в подбородке красавицы. Тварь дико завизжала, размахивая руками. Керсан, недолго думая, подхватил с земли бердыши, крутанул их рукояти и пронзил тварь насквозь. Но этого оказалось недостаточно для омертвления. Нашпигованная ятаганами, вервь попыталась дотянуться до воина когтями. Керсан взрезал лезвиями ятаганов брюхо, крутанул ими в разные стороны, выдернул из неживой плоти и одним взмахом снёс голову. Тело зашагало в другую сторону от мозгового центра. Разгребая землю, пытается руками найти неотъемлемую часть. Воин поставил ногу на голову, в случае чего сделать пас, словно нападающий на футбольном поле.
– Огонь, княже! Нужен огонь. Оси вновь собираются по частям. Их можно только сжечь. Тогда колдовство рассеется. – прокричал Керсан в сторону князя и вдавил голову верви глубже в грязь.
Князь засуетился с хворостом, который принёс ранее из лесной чащи. Воины перетаскали все обрубки тел на одну полянку и подожгли большой спичей. Крики и стоны, похожие на визг, раздались по округе. Это сгорали оскорблённые временем. Керсан достал свой котелок из походной суммы, влил в него воды и повесил на острог, который связал князь. Пока вода кипела, воины прикорнули вокруг костра.
Сон о доме рассеялся, не успев начаться. Вода в котелке за ночь выкипела. Костёр погасил последние искры угольков. Первые лучи Солнца росяным морозцем коснулись лиц воинов. Природа оживает. Скворцы поют трели, изливаются. Кони всхрапывают от удовольствия. Между копытами проскользнула маленькая ящерка. Рядом, по душистой травушке, прыгает саранча.
Керсан открыл глаза и втянул в ноздри свежий майский воздух. Спустя некоторое время, воин поднялся на ноги, встряхнул головой и осмотрелся вокруг. Из походной сумы взял флягу с водой и окатил буйную голову, подставляя лицо под льющиеся струи. Остудившись, воин закупорил флягу и вернул суму на место.
На плечо колдуна легла лёгкая мягкая девичья ладонь. Воин обернулся и увидел знакомый образ божества. Широко распахнув серо-зелёные глаза, Лада улыбнулась путнику и прикоснулась к груди правой рукой. Из ладони вышел яркий свет. Он вошёл в мужчину, обжигая своим теплом. Керсан почувствовал – как пульсирует кровь в венах; как учащённо бьётся сердце; как наполняются кислородом лёгкие. До него постепенно стала доходить мысль, что богиня вливает ему жизнь. Сила божества затянула глубокий порез в боку, словно нитками его зашивали первоклассные хирурги. Только затягивалась сама кожа. Не выдержав адскую боль, Керсан закричал. На крик проснулся князь пронский, подскочил, схватился за саблю и оторопел. В округе не было никого кроме них. Зорген продолжал видеть Ладу, от чего ему становилось свободнее на душе. Девушка сунула руку под рубаху и одним движением совала присохшие к ране лопухи. Керсан не выдержал очередного приступа боли и рухнул на колени. Князь подбежал к побратиму, присел и подхватил его на руки. Богиня взлетела на высоту птичьего полёта, рванула вниз и врезалась в грудь воина. Керсан открыл глаза. На них легла белёсая пелена. Губы его содрогнулись:
– Увези воина домой, к семье. Его душа отныне привязана к душе суженой. Чем дальше души друг от друга, тем ближе гибель их в один день. – сказал Керсан голосом девушки и затих. Богиня вылетела из тела воина, поцеловала его в губы и исчезла.
Почувствовав хрусталики прохлады и медовый вкус губ Лады, Зорген сделал глубокий выдох и закашлялся. Князь помог воину встать на ноги и сделать несколько шагов, прежде чем выпустить из мужских объятий. Керсан походил по кругу, встряхнул головой, помарался и устремил взор на рубаху. Воин более не чувствовал внешней боли. Он задрал к верху рубаху и не поверил своим глазам – на месте глубокого пореза, как ни в чём не бывало затянута кожа. Князь Иван пожал плечами, не найдя произошедшему объяснений, но не ответил. Он не знал, как объяснить необъяснимое, поэтому просто молчал.
– Что со мной произошло? Где порез? Ему же затягиваться ещё месяц?! Скажи мне! – в недоумении засыпал вопросами князя Зорген.
– Не знаю, что произошло. Я проснулся от твоего крика. Думал, на нас напали. От уст твоих говорило нечто девичьим гласом, якобы тебе нужно вертаться к суженой. Бо вы с ней привязаны душами и доколи сгинет один, в сей же миг падёт и другой, да не от сабли вострой али хворы глупой, а невесть от чего.
– От проклятия! – догадался Керсан. – Мы и вправду должны вертаться скорым временем. Это Лада с тобой говорила и излечила меня она.
– Сама богиня?! – князь прикрыл рот от удивления.
– Это не та Лада, коей мы поклоняемся. В нашем случае – хозяйка здешних лесов. Ей подчиняются топтуны, лешие и кикиморы. Она дарит сию красоту деревьям и травам.
– Батюшки! Вот чудеса из чудес! С роду не слыхивал о таком.
– О таковом и не сказывают, коли сам не столкнёшься. Надо бы ей хоть ломоть хлеба оставить – отблагодарить за спасение и нарекание, а потоми в путь двинем. – будто самому себе пробормотал Керсан.
– Одного тебя я не брошу. Посему доедем до Мусковии, переночуем и простимся. Поместье во Пронске тоже на долго оставлять не след. Везде пригляд нужен.
– Да и нам с Полюшкой вертаться надобно. Может статься, что сынка родненький уже дома, пиво сие пьёт да нас дожидается. – согласился с мнением князя Зорген, взял из сумы ломоть ржаного хлеба, подошёл к крайним соснам и положил кусок возле корня ели, торчащего из земли.
Лошади навьючены и готовы к новым переходам. Керсан простился с нимфой в пустоту, откланялся в пояс, оседлал Викинга и пустил его в галоп. Князь, чуть помедлив с мыслями о Пронске, опомнился, водрузился на лошадь и привычным движением стеганул животное поводьями по крупу, заставляя мощные икры его ног сокращаться в беге ещё чаще, словно такты поршней двигателя иномарки.
Время шло. Солнце сменила луна, а луну вновь око небес. Скачка за скачкой, переход за переходом, бивак за биваком сменялись попеременно. Путники въехали на мусковскую землю глубокой ночью. Керсан остановил коня в первом попавшемся лесочке, вдохнул глубоко в лёгкие чистый запах ели, спрыгнул на мягкую землю и снял сумы с Викинга, дабы часть ночи скоротать перед воротами Мусковии. Не желая начинать лишнего разговора, воин улёгся на траву, подложил под голову сумы и уснул. Князь не стал разводить кострище, а прилёг рядом с побратимом на траву, отвернулся на другой бог и придался странствиям по царству Морфея.
Утро встретило путников ясным безоблачным небосводом и первыми тёплыми лучами Солнца. На Макушке ели каркает ворона. По краю опушки пробежала рыжая-бесстыжая лисица. Лошади мирно щипают траву. Ветерок ласкова треплет листву на деревьях.
По лицу князя Ивана пробежала ящерка. От щекотки князь в голос засмеялся, что повлекло пробуждению побратима. Преломив остатками хлеба и медовухи, путники водрузились на коней и двинулись в путь, которому через полдня придёт долгожданный конец. Выехав из леса, путники свернули влево. По пути до Мусковии путникам встречались селяне, провозившие мимо них дрова, хворост, железо. Никто не хотел говорить со случайными прохожими, погружённые в свои глубокие мысли о домочадцах и горячих щах. Вдали показались стены городища. Путники проехали ещё две версты. Ворота оказались открытыми. Люд то отъезжал, то въезжал малыми обозами. Нынче оказался торговый день – когда все идут на базар и тратили новгородскую чешую на различную утварь, коя может пригодиться в хозяйстве.
Городище оказался многолюдным. На улицах не протолкнуться. Путники слились с массой людей и общим потоком миновали базар. Воины уже никуда не спешили после долгого похода и могли позволить себе чуточку порадовать взоры бесхитростными коврами, глиняными ковшами да стёгаными халатами. Наконец, толпа «выплюнула» из массы героев призрачной войны. Путники оказались на пустой безлюдной улице, где можно было встретить от силы двух бродяг, просящих подаяние. Встретив одного такого беднягу, князь пронский бросил тому в ладони три серебряника, тронул лошадь дальше и остановился лишь у ворот детинца.
Ворота детинца отворились, не успев героям спешиться перед поклоном, воины увидели отряд дружинников, переглянулись и на всякий случай положили руки на рукояти сабель. Керсан положил указательный палец на перекрестье, дабы, подавая сигнал о ближайшей сече. Впереди отряда величественно шествует князь Василий Дмитриевич. Осталось тридцать шагов до путников, когда князь мусковский поднял вверх руку с раскрытой ладонью и отряд остановился.
– Изменник у порога моего?! Смело, но глупо. – произнёс князь Василий. – А теперь убирайся с земли моей, князь! Чтобы духу твоего здесь больше не было!
– Я не к тебе гостем нерадивым пришлый. Долг меня позвал к стенам твоим, князь Василий. Помогаю тем, кто меня не оставил в трудный час. А теперь, коли не желаешь видеть меня в стенах своих, отдай воину женщин, и мы все уедем с миром. Не надобно мне крови братской проливать да на русской земле.
– Тати мира не ведают, но Керсан не по своей воле пошёл за тобой. В нём заложено чувство долга и справедливости. – сказал князь Василий и крикнул в сторону отряда. – Полюшка! Дитятко моё ясное! Суженого встречай! Приехал целёхонький, как ирод обещал.
– Керсан! Любый мой! Я знала, что ты вернёшься. – выйдя из толпы и держа за руку Марину, Полина отцепилась и побежала на встречу Керсану.
– Полюшка! – воин спрыгнул с коня и поймал суженую в объятиях.
– Ну, чего стоите! Убить изменника, посягнувшего на стол брата! – князь Василий вытянул указательный палец в сторону князя пронского.
– Где твоя сабля? Не уж-то посеяла?! Хотя, не важно. Вот тебе моя. – Керсан зажал рукоять своей сабли в ладонях суженой.
– А как же ты?!
– За меня не беспокойся. Надобно побратима выручать. – воин поцеловал возлюбленную и отошёл на пять шагов назад, чтобы не задеть её в контратаке.
– Что происходит, Керсан? – спросил князь пронский.
– К чему лишние вопросы, коли сам всё слышал. Советую приготовиться к мясорубке.
Лошади дружинников приблизились к Керсану Зоргену. Воин резким движением вытянул два бердыша из-за спины и закружился как юла. Лошади падали от ранений на брюхе и мощных ножных жилах. Удары сабель отбиваются рикошетом. Воины, кои не удерживались в сёдлах, падали на ятаганы Керсана с криками и воплями. Полина пожелала помочь суженому. Разбежалась, ухватила одного из коней за повод, ногами пробежалась по встречной, столкнула седока третьей лошади и животом легла на седло. Поправившись на скаку, повернула повод левее, догнала первого дружинника и подставила ему саблю. Одна из последних лошадей пробила оборону Керсана и сбила его с ног мощной тушей. Трое всадников, потешаясь над упавшим, слезли с лошадей и подошли к нему. Керсан притворился без сознания. Дружинник высокого роста вознёс над воином саблю и уже повёл её вниз, дабы пронзить грудь осмелившегося бросить вызов целому десятку удалых воинов, но Керсан открыл глаза, отразил удар щитовой стороной одного бердыша и рубанул по ногам вторым. Полина и князь пронский стояли вместе, не решаясь ввязаться в драку. Керсан в одном прыжке подскочил на ноги. Оба дружинника набросились на воина в надежде выиграть этот бой. Керсан пошёл напролом, размахивая бердышами, уклоняясь от ударов врага, играя разными ходами. Дружинники начали уставать, и воин заметил это по их глазам. Керсан ударил в плечо оттоком первому врагу и провёл лезвием по глотке второго. Тут же пронзил вторым ятаганом грудь первого дружинника. Воин обернулся к последнему дружиннику, ползущему по траве в сторону ворот города, сделал несколько широких прыжков и на лету пронзил врагу спину двумя ятаганами, приземлившись на одно колено. Керсан Зорген злостно улыбнулся князю Василию. В его глазах загорелся победный огонёк. Трусливый князь с тремя дружинниками из личной охраны бежал в княжеские покои и закрыл за собой ворота. Полина подошла к воину, опустилась рядом на колени и поцеловала его в шею горячими губами.
У ворот детинца ковром усеяны трупы. Начали собираться люди, возвращающиеся с базара, дабы попытаться понять, как всё происходило. Князь Иван пронский с Мариной подошли к Керсану. Побратим положил тяжёлую руку на свободное плечо воина, прокашлялся и сказал:
– Я удивлён твоей способностью ведения близкого боя. Что это за чудо сие ты сотворил? Это ж кому расскажешь – не поверят.
– Это называется мельница, но я её слегка изменил по-своему. В это тяжёлое бремя только там можно экономить на душах ратников.
– Прости возлюбленный, что прерываю ваш сказ, но время. – Полина показала на солнцестояние. – У нас ещё дома хлопот не оберёшься.
– Да, голубушка моя! Пасынка здесь искать смысла уже нет. Пора возвращаться. Кстати, почему в Перенеи, а не Париж?
– Не в этом веке, не в этот час. Всё ждёт за гранью. – намёком ответила Полина.
– Ну, что ж! Торопят коли тебя домочадцы, так ступай. – Князь Иван обнялся с Керсаном Зоргеным. – Коли Сварог Великий милостив, может статься наша встреча не последнею.
– Не обещаю, но надеюсь на взаимность. До встречи. Поехали, девчата.
– До встречи. Велеса Великого вам в подмогу.
Князь Иван пронский присел на коня и стал провожать побратима в компании двух милых девушек взглядом. Он улыбался не потому что выиграл войну с братом, а потому, как сильно в сердце горит надежда, любовь и верность к этим трём близким, в тоже время далёким, людям, кои шагали по полю, от чего-то никого не страшась.
От земли до небосклона открылся неровный круг, внутри которого стоял густой туман. Путники недолгое время шли на этот круг, а потом вовсе исчезли в нём. Портал захлопнулся. Только один князь с открытым ртом продолжал смотреть в ту сторону, куда ушли его други.
– Да хранят вас боги, иноземцы. Эту тайну я унесу с собой в могилу и никто не узнает судеб, грядущих на Русь в будущем. Бо меньше знаешь – крепче спишь, как сказал бы ты на моём месте, Керсан Зорген. – благословив
побратима уже в пустоту, князь развернул коня и пустил его в галоп. Дорога до Пронска коротка, но полна опасностей, да с верной саблей на поясе нестрашны ни чёрт лысый, ни татарин хитрый, ни зверь лесной.