В первый месяц жизни в Москве я впервые столкнулся с явлением «коренной – некоренной москвич». Время от времени я слышал уменьшительно-пренебрежительные интонации о тех, кто приехал жить в Москву. «Приезжие». Прожив пять лет в столице, я перестал замечать это явление, сросся с социумом Москвы. Но поначалу острое ощущение, что ты здесь «приезжий», как будто притягивает ситуации для «приезжего». Штампик московской прописки вызывает чувство комфорта, как шипованная резина в гололед. Стараешься замалчивать тот факт, что ты приехал недавно, чтобы в интонациях московского собеседника не слышать ноток снисхождения. Услышав в очереди очередную плюху провинциалам, я с раздражением рассуждал: «В Индии давным-давно придумали разделить людей на касты. А в России были дворяне и простолюдины. Но ведь дворяне гордились собой, своими делами и родом, а не местом проживания!» Кроме того, те, кто возвеличивает коренных москвичей и ругает провинциалов, раньше сами были приезжими, но, основательно обустроившись в столице, теперь считают себя вправе демонстрировать уже другим приезжим принадлежность к «высшей» касте.

Моё раздражение подпитывалось еще и тем, что я воспринимал пока только недостатки проживания в Москве. Да и «высокомерцы» как один не впечатляли. Однажды в автомобильной пробке «костерил» приезжих засаленный водитель маршрутки, с которым я поддержал разговор. Он ничем, кроме мата с ударением на «а», не отличался от водителя маршрутки любого другого города. А его неопрятность бросалась в глаза и нос. Чуть позже, жуя гамбургер в Макдоналдсе, я увидел, как пожилая уборщица, прибиравшая на столах, обругала при мне молодых приезжих киргизов, которые над ней подшутили: «Да кто вы такие??? Понаедут тут кто попало! Я коренная москвичка!!! А вы – лимита поганая…»

Как заметил А. Шопенгауэр, самая дешевая гордость – это гордость национальная. «Она обнаруживает в зараженном ею субъекте недостаток индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться, иначе он не стал бы обращаться к тому, что разделяется кроме него еще многими миллионами людей». Я бы здесь добавил: и гордость прописки. Так как суть одна.

У меня московская прописка, естественно, появилась сразу. А жена пока оставила провинциальную. В московской поликлинике, где все вгоняло в тоску и вызывало ассоциации с творением Достоевского «Бедные люди», врач голосом следователя сразу спросила: «Вы прописаны в Москве?» И как потеплел ее взгляд, как только она увидела у меня вожделенную прописку (принадлежность к касте)! А вот с женой без штампа прописки в паспорте врач беседовала как несостоявшаяся свекровь с залетевшей героиней фильма «Москва слезам не верит». Раз за разом я с удивлением отмечал правдивую философию моего любимого фильма «Кин-дза-дза!», где основным жизненным достижением считался цвет штанов их владельца. Как-то я нарушил правила и проехал под знак «Стоп». Остановили одновременно мой «Опель» и еще одну компанию из Волгограда на большом старом «Шевроле». Дэпээсовец с какой-то злобой забрал у меня и собратьев по несчастью документы для съема «отступных». Так вот, по волгоградской прописке он насчитал штраф в 500 р., а по московской – вежливо вернул документы, ограничившись символической суммой в пятьдесят рублей. Я на мгновение почувствовал себя членом ЦК на «спецпайке».

Первая моя квартира располагалась на втором этаже, подъезд, замызганный и неопрятный, дышал скорее провинциальной окраиной, чем столицей. И по вечерам на лестнице собиралась молодежь, человек по пять-семь. Галдели они до часу ночи (лишь потом, ближе к переезду, до меня дошло, что это была «наркоточка»), и я решил их выставить. Каково же было мое удивление, когда меня встретили с хладнокровным непониманием, без капли внимания и опасения. Я не выгляжу ботаником, и обычно молодежь такого пошиба относится к моим словам внимательно. И только когда я обмолвился, что здесь живу, прописан, – только тогда они вежливо пообещали не мешать мне и даже извинились. Видимо, как «приезжий» я был «лох» для них, а прописка сделала из меня «человека». Первый год я неотвязно чувствовал пренебрежение к провинциалам, то есть к себе, как классу. Включаешь радио, и Бачинский со Стилавиным (они были в паре на радио) профессионально издеваются над провинциалом, позвонившим из Тулы. С ним разговаривают как с придурком, которого открыто послать некультурно, но по нужде приходится с ним общаться. Включаешь телевизор – там «Камеди Клаб» хохочет над очередным провинциалом. Смысл такой: что еще может предложить нам тупая и примитивная провинция? Как назло, в этот год по всем радиоканалам транслировался хит «Девушка Прасковья из Подмосковья» (которая вознесла рейтинг провинциальной группы до небес). В ее насмешливых распевах я чувствовал, как одинока в своей провинциальной тупости и безысходности бедная провинциальная девушка. И что девушка-даун из Москвы, наверное, дала бы ей большую фору. Однажды моя потенциальная клиентка задала вопрос в лоб: «А Вы коренной москвич?» Я не удержался и соврал, что да, я коренной москвич. «А почему у Вас выговор не московский???»

Конечно, отказались мы друг от друга, но на душе было противно. Ведь я тоже влип в этот маразм! В начале прошлого века в Москве проживало всего 1 миллион человек. Сейчас здесь официально проживает около двенадцати с половиной миллионов (неофициально, естественно, больше). От коренных москвичей я услышал, что нужно три поколения проживших в Москве, чтобы стать коренным москвичом. Учитывая средний фон рождаемости и смертности, «настоящих», коренных москвичей в Москве проживает около 10 %. Из 10 человек – один. Остальные приезжие. Кроме того, читая хроники Гиляровского о быте москвичей начала двадцатого века, не возникает немого благоговения перед происхождением всех коренных москвичей. Большинство его хроник пронизаны мрачноватым повествованием и даже некоторым состраданием. Вначале он смачно описывает Хитровку и спившихся актеров и многие другие неприглядные тайны столицы, и лишь к концу книги повествование наполняется достойными и сильными представителями Москвы. Царь Петр Первый тоже считал, что не всякий коренной москвич может стать европейцем. Взял да и вывез лучших мастеров-москвичей, основав новую столицу. А ведь понятие «коренной москвич» еще и многонационально. Есть коренные москвичи – китайцы, которые, если следовать логике тех, кто прославляет московское происхождение, естественно, круче, умнее и вообще – «китайцы особой московской породы». То же самое можно сказать и о таджиках, узбеках, армянах, татарах и о коренных москвичах других национальностей.

Я же определяю коренных москвичей по их отношению к Москве. Для них главное стабильность, желание жить в этом городе комфортно и без суеты, с наименьшими затратами сил, денег, внутренней энергии. Не обязательно они формировались три поколения, достаточно просто родиться здесь. У них в большинстве своем нет «штурма обустройства», желания произвести особенное впечатление, сделать головокружительную карьеру, показать себя, заработать большие деньги или как-то «особенно реализоваться». Говоря по-народному, они не стремятся к излишним «понтам».

Многие из них работу стараются найти на госпредприятии рядом с домом, четко следят за всяческими субсидиями и льготами, умными обменами жилплощади. Четко умеют ловить скидки даже на продукты питания. Живут в квартирах, заработанных их родителями, ремонт часто скромный, без изысков. Они очень консервативны, в отношении к жизни иногда проскальзывают отголоски социализма брежневской эпохи. Здесь хочу заметить, что пишу о тех москвичах-обывателях, с которыми меня столкнула жизнь, и исходя из моего социального уровня. Это не относится, естественно, ко всем москвичам. Мой брат одно время снимал квартиру у «настоящих», коренных москвичей-мещан без смешанных признаков. Квартира никогда не ремонтировалась, но соблюдалась идеальная чистота. Брата сразу попросили приобрести свою туалетную бумагу, моющие средства и дезодорант в туалет. На кухне всегда приглушенно горел газ, чтобы не тратить спички. Продукты они покупали на очень отдаленном оптовом рынке, где цены были немного ниже, чем на других. Квартиру они умело «наменяли». Жили за счет аренды, и муж-«приезжий» кормил дочь – коренную москвичку. Кстати, свои обязанности в отношении съемщика они выполняли с немецкой четкостью. Да, и еще. Все коренные мещане-москвичи обязательно выбираются на дачу по выходным. Такое ощущение, что их родители «пробивались», а они решили «отдохнуть».

Ну, и «приезжие». Вот за счет них и кипит жизнь в Москве. Безудержное желание показать себя, сделать карьеру, много зарабатывать, много работать, удачно выйти замуж. От них можно часто слышать о самореализации, достижениях. Они при первой возможности сделают современный ремонт в квартире, купят в кредит иномарку, с иголочки оденутся. Они не жалеют себя, доходя порой до безрассудства (их, естественно, тоже не жалеют). На лестничной клетке с нами жила Нина Петровна. Она и ее сын – один из примеров жизни приезжих в Москве. Приехала она из Алма-Аты как беженка-русская уже в очень пожилом возрасте, вышла замуж за коренного москвича Серегу, разрушившего свой организм тяжелым монотонным трудом на мебельной фабрике и алкоголизмом. Разговаривал он так, будто его язык запутался в усах, водил к себе оравы собутыльников, содержал прокуренное жилище в чистоте мусоропровода. Как она уговорила его жениться на себе, тем самым став вполовину собственницей, да еще и сына прописать, мне не ясно. Но она внесла в его жизнь чистоту, упорядоченность и благопристойность. Продав жилье в Алма-Ате, сделала в его квартире евроремонт, купила новую мебель и бытовую технику (отобрала из моей бригады лучшего мастера, приманила и по-дружески оставила у себя). Одну комнату сдала в наем. Серегу отучила пить, снова устроила на фабрику. Ее сын Игорь устроился в агентство недвижимости по аренде и, работая до 12 ночи, стал очень неплохо зарабатывать. Провернув несколько левых сделок, он открыл уже свое агентство по аренде. Но просиживал на работе всегда допоздна. Ну а Нина Петровна не долго сидела без дела и занялась профессиональной уборкой в квартирах.

Сын Игорь находил богатых постоянных клиентов – Нина Петровна делала первоклассные уборки в их арендованных жилищах. Одно время мы не могли ее застать даже в выходные (набрала заказов), потом соседка немного остепенилась. Несмотря на преклонный возраст, она неустанно трудилась, с гордостью сообщая о новой дорогой покупке. Да, через год Нина Петровна купила норковую шубу. Приходя к нам в гости, она долго крутилась перед зеркалом, собирая комплименты, и со статью барыни просила повесить шубу в шкаф. Разница с первым примером, я думаю, налицо. Истина же где-то посередине.

Татьяна Оптимистова:

–  Мирослав рассуждает уж как-то однобоко и зацикленно. Все у него черно-белое. И все-то коренные москвичи консервативны. И все-то приезжие стремятся добиться успеха и по-настоящему креативны и работоспособны. А я вот не согласна с этим!

Иван Здравомыслов:

–  Каждый видит жизнь по-своему. Через призму своих внутренних переживаний. Но как говорят в народе, без причины даже чирей не вскочит. Видимо, Мирослава действительно что-то задело, раз он все это вспомнил, подметил, написал.