Садовая галерея, которую следовало очистить от зеленого налета по заданию грозного архитектора, опоясывала весь главный купол. Подплывая к Триллиану, мы не разглядели ее толком. Издали казалось, что это просто водоросли растут чуть гуще вдоль круговой пешеходной дорожки. При ближайшем же рассмотрении выяснилось, что галерея представляет собой маленькую прогулочную аллею в стеклянной трубе: аккуратно подстриженные кусты самшита, скамейки, фонарные столбы, оплетенные лианами, сине-зеленая плитка под ногами. Видимо, по задумке архитектора или одного из проектировщиков в этом месте подводное и наземное пространства плавно переходили одно в другое.

Как обычно и бывает, задумка при воплощении в действительность претерпела значительные изменения и на деле галерея выглядела не слишком привлекательно. Во-первых, зачем идти вокруг, если можно проскочить между домами напрямик? Разве что от нечего делать. А во-вторых, снаружи «сверхпрозрачное стекло, отшлифованное специальной пастой», как называл его Варфоломей, покрывал мутный зеленоватый налет. И если издали действительно казалось, что ничто не отделяет тебя от воды, то при ближайшем рассмотрении…

– Фр-р-р-р, – я скривился и брезгливо отряхнул лапы, одну за другой. – Как будто это мы – рыбы в аквариуме. Мерзость какая-то. Не улыбается мне ощущать себя едой для всяких подводных тварей.

– Нам тоже, – кивнули Вареники.

– Мне кажется, – Макс сдвинул очки на кончик носа и разглядывал стекло так, будто это стакан с прокисшим молоком, – что над нами издеваются.

– То есть, ты думаешь, что водоросли специально нас дожидались…

– …чтобы р-р-р-аз – и вырасти на стенах города?

– И вдоволь поиздеваться?

– Да не водоросли! – мне показалось, что сейчас командир опять махнет рукой и куда-нибудь уйдет. К тем самым водорослям, к примеру. Они, по крайней мере, не перебивают, не задают глупых вопросов и не высказывают предположения, лежащие за гранью добра, зла и вообще разума. Однако на этот раз Максим сдержался. – Профессор наверняка знал, к какому делу нас приставят, когда выдумывал прикрытие. То есть, он понимал, что налет снаружи, а мы внутри. Что мы ничего не соображаем в аквариумистике. Что Яшку уж точно не выгнать из-под купола, что ни у меня, ни у вас, девочки, нет опыта работы со шваброй в скафандре, акваланге или как там еще эти штуки называются…

Вдруг мое левое ухо нестерпимо зачесалось. Чаще всего подобное происходило перед дождем, но порой необъяснимым образом зуд возникал во время неприятного разговора о родственниках.

– Не поможет, – вскользь заметила Варя. – Варфоломей нам рассказывал, что комиссию как раз и вызвали, потому что не помогает.

– Всем уже надоело хуже горькой редьки ходить по очереди со шваброй вокруг города и чистить налет!

– Потому что на полдня помогает, а потом вырастает снова.

Макс глубоко вздохнул и со свистом выдохнул воздух сквозь зубы.

– Зато понятно, что не надо брать в руки швабру, – попытался я утешить его. – Дурацкий человеческий предмет. Бесполезный, опасный, да и вообще – враг всех зверей.

– Боюсь, у дядюшки твоего совсем другие мысли по этому поводу, – щеки у Макса покраснели, а нос, наоборот, побледнел. Выглядело очень смешно, но я поостерегся заострять внимание на этом забавном факте. – И наверняка с тех пор, как Профессор нас отправил сюда, ржет, не переставая. Не как кот, нет… как самая натуральная лошадь. Ха-ха, иго-го… тьфу!

– Макс, – Варя подошла к пыхтящему, как вскипающий чайник, командиру и положила ему руку на плечо. – Он же специально…

– Вот именно, специально! Лишь бы посмеяться! Вечно все хотят посмеяться над теми, кто лучше других. Ты единственный, кто выучил, – зубрила. Ты выполнил все нормативы – выскочка. Ты заслужил награду – лизоблюд… – тут Макс осекся, скривился и постарался сделать вид, что последних фраз он и вовсе не говорил.

Нельзя сказать, что остальные спецагенты ничего не расслышали, но мы благоразумно сделали вид, что не понимаем, о чем речь. Даже я попридержал свой острый язычок, на котором так и вертелась готовая сорваться колкость. Без сомнения, Максим затронул нечто глубоко личное, но вот переспрашивать и уточнять… нет, это бы ни к чему хорошему не привело.

– Он специально придумал эту комиссию, потому что проблема сложная, – продолжила Ника. – То есть, мы можем ее долго решать.

– И никто ничего не скажет, если мы будем всюду ходить, расспрашивать и изучать.

– А еще мы уже придумали, что делать, чтобы потом никто не сказал, что мы тунеядцы!

Девочки обступили Макса с двух сторон, похлопали по плечам, затем вдруг, хитро друг другу подмигнув, легко поцеловали командира в разные щеки, развернулись и устремились прочь.

– Эй, куда? – крикнул я им вдогонку.

– К Варфоломею! – хором ответили решительно настроенные «ассистентки ученого-аквариумиста» и скрылись в проходе между домами.

Максим озадаченно потер щеку, вздохнул и опустился на скамейку, так удачно подвернувшуюся рядом. Оценка ситуации, по его размышлению, колебалась от «все пропало, у нас ничего не выйдет» до «все пропало, они меня тут ни в грош не ставят». На всякий случай командир посмотрел на меня, ожидая, видимо, что я запрыгну к нему на колени, начну мурлыкать и параллельно буду рассказывать, что уже вычислил всех гремлинов, только осталось поболтать с Владом, к примеру. И все, можно ловить.

Я бы и сам не отказался от такого развития событий, однако пока не был готов выдвигать работоспособную гремлиноборческую версию. Макс же переживал о своем месте в иерархии маленькой группы. Конечно, приятно, когда подчиненные проявляют энтузиазм и решают проблемы самостоятельно, лишь докладывая тебе о результатах. Об удачных результатах или тех, которые могут стать таковыми (вроде «мы уже все придумали»). Но ведь при этом ты полностью теряешь контроль над ситуацией и даже не представляешь, что происходит. Да и вообще – зачем ты тогда нужен?

Я присел у ног Макса, но не стал забираться на колени, а изобразил глубокое раздумье – на самом деле просто задремал. Во сне я увидел усатых сомиков, которые ползали снаружи аквариума, извиваясь, как неуклюжие толстые змейки, и переругивались о том, что лучше использовать для очистки стекла – соду или чистящий гель.

– Гель! – гаркнул кто-то прямо над ухом.

– Ой!

– Э-ге-гей, говорю! – Макс довольно улыбался, словно будить мирно спящих котов было его самым любимым занятием в этой жизни. – Просыпайся! Я придумал нам занятие!

– А без занятия… никак нельзя? – я показательно зевнул. – Аквариумистам не положено сидеть и созерцать? Им обязательно нужно что-то делать?

Однако Максим, пока я спал, решил, видимо, что командиру не пристало сидеть без занятия, а потому был полон энтузиазма, а когда начальством овладевает подобное состояние, то остановить его не так-то просто.

– И ты можешь спокойно сидеть, пока Вареники чем-то заняты?! – возмутился Макс.

Я прижал лапками уши и помотал головой. То ли согласился с командиром, то ли посокрушался в очередной раз – мол, странная людская порода. Выпал тебе шанс отдохнуть, если не выспаться, то хотя бы сны посмотреть – так нет же! Надо соревноваться друг с другом, из кожи вон лезть куда-то, чтобы доказывать «я, я лучше!» Ладно бы за нами наблюдал кто-нибудь и в блокнотик записывал, а без наблюдателя такое поведение и вовсе глупо. Нет, что ни говори, люди – существа непонятные. Не-у-ти-ли-тар-ные, вот. Значения слова я до конца не понимал, но неоднократно слышал его в осуждающих речах Профессора.

– И что же мы будем делать?

– Ты – возьмешь лапы в лапы и отправишься за фотоаппаратом. А я – в шлюз.

Я молча махнул лапой и потрусил в бунгало. Возникший было вопрос «К чему шлюз?» опустил. Все равно понятно, что там ничего полезного. Никаких тебе приборов, осушающих море, или машин, телепортирующих котов обратно на твердую землю. Сплошь все бесполезное. Швабры, например.

* * *

Когда Вареники вернулись, мы с Максом занимались тем, что недальновидное начальство хвалит, а проницательные руководители терпеть не могут. Называлось сие мероприятие «имитацией бурной деятельности», сокращенно – ИБД.

ИБД в исполнении Макса выходило впечатляющее, внушительное, можно даже сказать, лютое. Облачившись в тяжелый акваскафандр со свинцовыми подошвами, чтобы по неумению и незнанию не быть унесенным течением, «ученый-аквариумист» снаружи купола яростно драил стеклянный бок шваброй снизу вверх. Делал он это лихими размашистыми движениями, то и дело задевая дно. Вокруг клубился ил, мелкий песок и ошметки водорослей, чистое пространство представляло собой квадрат размером метр на метр, а рыбы, крабы и морские коньки убрались отсюда минимум на полкилометра. Глядя на это зрелище, даже человек, не знающий истинной биографии Максима, заподозрил бы в нем человека военного.

Где-где, а в армии солдат первым делом учат ИБД, а уже потом другим полезным и необходимым в повседневной и не очень жизни вещам.

А я изнутри галереи, войдя во вкус и чувствуя себя корреспондентом всемирно известной газеты, управлял камерой с помощью дистанционного пульта. Я то отступал назад, то подходил почти к самому куполу, то замирал, свернувшись буквой «зю», то поджимал лапы и нажимал на кнопку – одним словом, так тщательно изображал сосредоточенность, что даже прикусил язык, снимая особенно удачный кадр – Макс скачет верхом на швабре, изображая лихого наездника, непобедимого борца с зеленым налетом. Еще одна героическая поза, и еще одна…

– Бездельники! – возмутилась Ника. – Мы тут из сил выбиваемся, хитрим перед садовником…

– …А они на швабре катаются!

– Прошу заметить, на швабре катается только Макс! – командир находился за стеклом, поэтому на него можно было безбоязненно сваливать любую вину – все равно ничего не слышит. А даже если и по губам прочитает, то ему надо еще добраться сначала до шлюза, а потом сюда – через полгорода. – К тому же он выполняет полезную миссию. Архитектор может и спросить, чем мы занимались. И что мы скажем? «Хитрили перед Варфоломеем»?

– Н-нет, – переглянулись близняшки.

– Во-о-т, – поучительно протянул я. Ника утверждает, что очень противным голоском. Точь-в-точь, как наш новый знакомый, Влад. – Мы покажем фотографии, чтобы архитектор ничего не заподозрил.

– Один-один, – кивнула Варя. – Вы организовали прикрытие, а мы – настоящее решение проблемы.

– Какое?

– Ты не хочешь дождаться Макса? – удивилась Ника.

– Ну… – я сморщил нос и сделал вид, что чихнул, а на самом деле смутился.

Желание узнать, как же решить проблему с водорослями, было по-настоящему сильным. Интересно же, что такого успели придумать Вареники, до чего не смогли додуматься все ученые внутри купола, а потому вызвали комиссию аж с большой земли. А ждать Максима – это же тоска зеленая! Пока он там соизволит добраться, пока закончит хвастать, как он лихо там с водорослями расправлялся… или забавлялся? В общем, долго все это.

Но пока еще я не был настолько уверен в себе и других, чтобы вот так просто и честно сказать – нет, не хочу дожидаться никакого Максима. Как и все котята, я знал, что приучать людей к собственной власти нужно постепенно. Сначала ты как бы невзначай даешь понять, что твое мнение здесь самое главное. Затем постепенно учишь моментально исполнять желания. Ну, а уже после всего этого ты абсолютно спокойно ведешь себя так, будто ты самый главный, ничьи желания тебя не интересуют и по мановению когтя все бросаются выполнять твои приказы.

И все же к моменту, когда Макс неуклюже догреб до шлюза, снял скафандр, сдал его по форме и расписался в десятке бумаг, грустно поглазел на свое отражение в зеркальных стеклах домов на площади и добрел до ожидающих его спецагентов, мы с близнецами уже ощущали себя так, будто сидели на иголках. Одному хотелось поскорее все узнать, а другим – как можно быстрее рассказать. Поэтому героического ездока на швабрах встретили дружным:

– Ну, наконец-то!

– Как я выглядел? – спросил Макс, приосанился и смахнул с плеча невидимую пылинку.

– Глупо! – хором ответили близняшки, мстя и за долгое ожидание, и за то, что они не выбрались наружу, хотя тоже были не прочь.

Изрядно уставший командир – ИБД временами сильно утомляет, гораздо сильнее, чем полезная деятельность, – рухнул на скамеечку, открыл рот, чтобы огрызнуться в ответ, но только процедил что-то нечленораздельное. Уж больно утомительный получался день, и конца-края ему видно не было, так что лучше поберечь энергию до следующей ссоры.

– Все, Макс пришел, давайте уже, рассказывайте! – я устроился на коленях у Вари.

Девушка рассеянно почесала меня за ухом – молодец какая! – и они с сестрой поведали, чем же занимались все то время, пока мы занимались ИБД.

Картина была такая: приглашенный ухаживать за розами Варфоломей страдал и переживал из-за того, что не может применить должным образом все имеющиеся знания. Его ведь как учили? Видишь вредителя – трави его! Обнаружил сорняк – вырывай! Заросла тропинка – прореживай траву! И так далее. В подводном же городе розы мало того что чахли и отказывались цвести без солнечного света, так еще и архитектор активно принимал участие во всем. В частности, проинспектировав хозяйство садовника, запретил тому использовать искусственные подкормки и уж тем более яды. Валерий Валерьевич вбил в голову – сначала себе, а потом и окружающим, – что Триллиан должен стать закрытой идеальной экосистемой, свободной от всяких «вредных химикатов». Уж если вернулись назад, к истокам, – в океан, из которого когда-то вышли на сушу наши предки, – то и вести себя в этом океане надо «первобытно». Робкие попытки Варфоломея объяснить, что временами без пестицидов не обойтись, наталкивались на железобетонную уверенность архитектора в том, что природа сама во всем разберется. В этом утверждении и лежал корень большинства бед подводного города, к которым садовник относил и зеленый налет на внешней прогулочной галерее, и нашествия гремлинов.

«Взяли бы хоть раз нормальный чистящий гель, – приговаривал Варфоломей, подстригая живую изгородь вокруг клумбы. Словоохотливость его подкреплялась тем фактом, что розы – все, как одна, – вдруг полюбили лампы дневного света, чего раньше за ними не наблюдалось. – А Валерий Валерьевич ворчит, что енто химия, мол. Что за такое возьмет и взашей выгонит. Вас-то, девоньки, не выгонит? Вы-то дело сделаете и до свидания? Ах, как я завидую вам. В общем, у меня тут знакомые есть… через капитана общаемся… ну, и я могу попросить, чтобы правильное средство для мытья аквариумов нашли и вам сюда передали. Ну сил моих уже нет эту гадость видеть!»

– Через капитана общаемся, – протянул я.

– Хиппи, не иначе, – согласился Макс. – Интересно, что за дела у них с Варфоломеем?

– Вот и мы подумали, – Ника заправила за ухо прядь волос, сестры переглянулись, – хиппи варят зелье и передают его сюда через капитана.

– Садовник поливает им землю под видом удобрения, а на деле – привлекает гремлинов. Как вам версия?

– Правдоподобно, – пробормотал я. – Только как-то слишком уж просто.

– Почему просто?

– Ты думаешь, было так просто его разговорить?

– Яша прав, – Макс пожевал губами и сдвинул очки на кончик носа. Теперь, даже несмотря на то, что сам он сидел, создавалось ощущение, что командир смотрит на остальных свысока. Я оценил эффект от простого, казалось бы, приема и пожалел, что сам так не могу – за неимением в мире специальных моделей очков для котов. – «Убийца» – садовник? Слишком шаблонно. Хотя…

– Хотя именно из-за этого его никто не подозревает, – палец Ники победно уткнулся в мой лоб. Я машинально хотел за него цапнуть – когтями или зубами, – но девушка оказалась проворней и быстро убрала руку. – Все думают, что это старая надоевшая шутка, и никто ничего не подозревает.

– А он тем временем незаметно тут вредит, на пару с капитаном.

– И хиппи!

– Хорошо, – важно кивнул Макс. – Обязательно проверим.

Сказано это было таким тоном, будто бы сам Максим только что и предложил эту идею. Вареники переглянулись, но ничего не сказали. Я же оказался не столь сдержан.

– У меня есть план, – я старался ни на кого не смотреть. – Когда доставят удобрения, я проведу анализ, все ли там действительно в порядке, или это какая-то отрава. А Вареники смогут проверить, кто касался этой «посылки». Сможете же?

Девушки нахмурились, неуверенно поводили руками в воздухе, – потрясающая синхронность! – а затем кивнули.

– А где же мое место в этом плане? – промурлыкал Макс грозно, как большой кот, который собирается двинуть зарвавшегося котенка тяжелой лапой.

– Как где? – я на всякий случай отодвинулся в сторону. – Ты же будешь контролировать и руководить!

* * *

Через час Варфоломей получил от Вареников «добро» на доставку чистящего геля, пообещал, что завтра после обеда все прибудет в лучшем виде, обсудил с благодарными слушательницами три сорта чайной розы голубого цвета и отбыл в оранжерею с улыбкой на лице.

– Что-то мы забыли, – я нахмурился, глядя в спину удаляющегося подозреваемого.

– Что? – хором откликнулись остальные. Судя по нервозности в голосе, предполагали они при этом если не что-то, должное разрушить мир, то как минимум забытый включенный утюг или незакрытую газовую конфорку.

– Поесть, вот что. Весь день туда-обратно. То на подлодку, то на аудиенцию, то за шваброй. Так и с голоду помереть недолго.

– Ничего, – примиряющее улыбнулся Макс. – Сейчас в столовую пойдем и наверстаем! Трехразовое питание – три приема пищи в один.

– И вовсе не смешная шутка, – пробурчал я и потрусил в сторону находящегося на главной городской площади общепита.

После изучения местного меню стало ясно, что Валерий Валерьевич, архитектор с большой буквы «А», как и все, кто ставит себя в самое начало алфавита, считал само собой разумеющимся, что только он является лучшим специалистом во всех областях – не только в архитектуре, но и в садоводстве и поварском деле. Другой причины, почему блюда, чьи названия были красиво и аккуратно написаны на доске над прилавком, выглядели «коготки оближешь», но не вызывали при этом никакого аппетита, я не нашел.

Ни тебе кильки в томате, ни тебе селедки под шубой, ни даже чипсов с крабовым вкусом! Все донельзя полезное – вроде пареной трески, – вычурно оформленное, но без приятных излишеств и забавности! Хорошо еще, что к концу голодного дня желудки всех спецагентов уже недвусмысленно заявляли, что не готовы к мукам долгого выбора.

Макс взял себе три куска жареной рыбы и батон, ополовинил бутылку кетчупа и соорудил огромный «рыбобургер». Изучив получившееся блюдо, он добавил в него еще горсть крабовых палочек, большую ложку соуса тар-тар и «букет» укропа, после чего начал жевать, с аппетитом, который выдавал в нем бывалого военного – пусть даже и студента академии. И шутка о «трех приемах пищи за раз» уже не казалась таким уж преувеличением.

Вареники потянулись было к большой кастрюле со своими «тезками», однако вовремя остановились. Рот Макса в тот момент был занят, но даже по лицу командира было понятно, что шутка про «каннибализм» вот-вот прозвучит. Решив не давать лишних поводов показать свое чувство юмора тому, кому подобных поводов и не надо, Варя с Никой ограничились хрустящей камбалой в кляре и салатом из морской капусты с огурцом.

Я для вида еще немного побурчал про отсутствие кильки и прогулялся туда-обратно, крутя носом, однако в конце концов не выдержал, подпрыгнул и вцепился в гигантский стейк из лосося, вызвав переполох среди поваров. Макс оторвался от гигантского бутерброда, уверил возмущенную краснощекую женщину, что «рыбу у котика отбирать не надо, мы за все заплатим», и я ненадолго погрузился в кошачий рай, в котором остался один на один с побежденным врагом. Пусть даже у того из защиты был всего один плавник, и тот прожаренный до хрупкости.

– Морская капуста похожа на волосы мертвеца, – пробормотал Макс и сладко потянулся на стуле, поглаживая туго набитый живот.

– И тебе приятного аппетита, – Ника перегнулась через стол и стукнула его вилкой по голове.

– Скажи спасибо, что плашмя, – поддержала ее Варя.

– Спать, – мяукнул я. – С утра с новыми силами обсуждать мертвецов, а сейчас – спать.

– Ишь, раскомандовался… – начал было Макс, но вовремя замолчал. К их столу подошел Паша – на халате два новых пятна, в руке снова стакан с кофе.

– Вечер-вечер! – радостно поприветствовал он «аквариумистов». – Вы что, кота разговаривать учите?

– Не, это Максим в чревовещании тренируется, – невозмутимо ответила Ника. – Всякий раз, как наестся – начинает вещать.

– Ух ты, круто! – восхитился ученый. – Показать можешь?

– Могу…

Макс бросил короткий испепеляющий взгляд на то место, где за секунду до этого была Ника, и обнаружил там лишь тарелку, которой с помощью морской капусты, двух огурцов и кусочка кляра придали вид улыбающейся рожицы.

– Круто! – протянул еще раз Паша, но в этот раз с легким недоверием. – А скажи что-нибудь.

– Что-нибудь, – протянул я, стараясь широко не раскрывать рта.

– Отпад! – Паша без предупреждения подхватил меня на руки и – ой, за что такая подлость-то, а? – подкинул в воздух, уронив при этом на колени Максу кофе…

В тот момент маскировка не была раскрыта лишь по одной причине – как уже было известно по прошлому опыту, слово «ф-рр-р-р-р» остается без перевода, слава кошачьему языку и конструкторам брошки! Я даже когти от удивления не успел выпустить. Между тем, пока Максим, шипя сквозь зубы – кофе был горячий, – вытирал салфетками штаны, Паша продолжал, как ни в чем не бывало:

– А пойдемте к нам? Все наши посмеются, уж больно по интонации на Влада похоже! И кофе с твоих штанов ототрем. Я ж стихийное стаканное бедствие. Всегда роняю и проливаю что-нибудь да еще на кого-нибудь. Готов во искупление поделиться пятновыводителем!

И улыбнулся – застенчиво, обезоруживающе и чуть подслеповато щурясь.

Вот как на такого злиться, а?

* * *

Всю дорогу до купола-сателлита, в котором располагались лаборатории ученых – того самого, который со знаком опасности на крыше, – я пытался улизнуть, чтобы наконец поспать. Однако демонстрировать чревовещательного кота при отсутствии самого кота довольно проблематично, поэтому Макс и Вареники пристально следили за «потенциальным дезертиром». Сами, правда, тоже зевали, однако соблазн побывать в необычном месте и познакомиться с интересными людьми победил. Макс даже, чтобы жертва точно не смылась, отцепил от моего хвоста Изпак и пообещал отдать только после возвращения из лаборатории. Сила есть, ума не надо, как говорится. Нашелся тут на мою голову со своими армейскими приемчиками! Однако, несмотря на все обиды, я и сам прекрасно понимал, насколько важно сейчас втереться в доверие к жителям города. И лучше в этом вопросе поторопиться, оставив всякие «выспаться» или «спокойно поесть» на потом.

– У нас тут куча степеней защиты, – болтал Паша, проводя нас через двери – одну, вторую, третью. – Сначала ни одной не было, но потом доставлять стали неимоверно…

– Доставлять двери? – удивился Макс.

– Ну да! – Пашка хохотнул. – Только перед этим гремлины доставлять стали. Знаешь, такие маленькие, зеленые, всю дорогу гадости устраивают. Ну, и смешные они еще, не без этого. Вот мы и поржали от души, и страданий приняли по первое число… Большей частью, конечно, от Валерыча, но и от этих зеленых козявок тоже.

– Надо же, как интересно, – вежливо удивились Вареники и взяли Пашу под руки с двух сторон. Тот несколько оторопел от такого внимания к своей персоне, глупо захихикал и пошел бордовыми пятнами. Однако дорогу в лабораторию не забыл.

Я тем временем задумался – точно ли это тот самый мир, который я раньше знал? Ну, что море тоже называется Черным, допустим, еще ничего не значит. Мало ли как моря называют? Фантазия у людей не богатая, особенно на названия, имена и клички животным. Меня и самого чуть было не назвали «Мусюся». Но вот чего в родном моем мире не было, так это такого пренебрежения к потусторонним сущностям. Как будто не гремлины магические, а тараканы обычные. Ну, были, ну, отгородились от них. Делов-то!

Гремлины, к слову, оказались более интересной темой, чем чревовещательный кот, поэтому меня предоставили самому себе. Уж лучше бы спать пошел. Вернее, сначала просто оставили на пороге лаборатории буквально на произвол судьбы, а точнее – под укоризненными взглядами Влада, который сидел у дверей и всем своим видом демонстрировал две невысказанных фразы: кто пустил посторонних людей и животных в лабораторию и давайте уже поработаем вместо разговоров!

На него – как, впрочем, и на меня – никто не обращал внимания.

Главной жертвой прошлого нашествия гремлинов оказалась Лиза – худая, как палка, темноволосая кудрявая девушка в огромных очках. В те моменты, когда к ней не обращались, подкрепляя реплику постукиванием по плечу, а то и тычком в плечо или под ребра, она явно витала в облаках, лишь ей одной ведомых.

– Гений, – уважительно шепнул Паша, бесцеремонно показывая на нее пальцем. – Монстр, а не человек!

«Монстр» тем временем задумчиво чесал кончик носа одной рукой, а второй сортировал пробирки на большом стеклянном столе, похожем на соты.

– Мы вместе над планктоном работаем. Подбираем оптимальный состав для здешних вод.

– Зачем?

– Чтобы китов подманить, – Паша выпятил грудь и сам стал похож на маленького гордого кита. – Представляешь? Мы глядим сквозь крышу, а там, наверху, кормятся эти махины…

Я тут же живо представил себе, как такая кормящаяся «махина» падает на Триллиан, сминая хрупкий маленький купол, и совсем опечалился. Нет, совсем не берегут себя люди. И братьев своих меньших не берегут. И главное – не прислушиваются к их советам и опасениям!

А спустя еще десять минут догадка о полном безумии местных ученых получила очередное подтверждение.

Толстенький, с лопатообразной бородой и ярко-голубыми глазами, похожий на доброго гномика Марк Михайлович искренне мечтал о мировом господстве. Взмахивая руками, будто дирижер перед оркестром, он торопливо, поминутно сбиваясь, рассказывал о бесчисленных подводных городах, которые «скоро, совсем скоро!» будут устилать дно Мирового Океана. И конечно же именно он, Марк Михайлович, подберет места на донном грунте, до сантиметра высчитает нужные точки для застройки. А то ведь недолго установить город на действующий вулкан! Или на тектонический разлом! Или в зыбучий ил!

Похожий на рахитичного кузнечика Гоша нервничал, тыкал в замусоленную и мятую бумажку и убеждал всех, что пускать в лабораторию посторонних – это не по регламенту. Когда регламент у него отобрали и спрятали куда подальше, Гоша достал откуда-то новый. История с изъятием документа повторилась, но блюститель регламента не сдавался. Вареники, заинтересовавшись, устроили между собой тотализатор, гадая, откуда ученый вытащит очередной документ. Гоша не обманывал их ожиданий и извлекал листы бумаги отовсюду: из-за пазухи, из рукавов, нагрудных карманов, из-за подкладки пиджака, даже достал один из-за отворота брюк!

– Бумажный червь, – шепнул Паша, а Макс грубовато расхохотался и невежливо и прямолинейно спросил Гошу, на все ли случаи жизни у того существуют регламенты, и если да, то какой же из них устанавливает правила распределения регламентирующих документов по телу.

– Очень умно, – пробормотал Влад вроде бы себе под нос, но отчетливо и во время паузы. – Мы тут и вправду, знаете ли, товарищи аквариумисты, работаем. У вас, может, вечер – время свободное, а мы по двадцать четыре часа в сутки «на посту». Когда идея пришла – тогда и изволь с ней возиться. Научное вдохновение – оно промедления и расписания не терпит.

– Но регламентируется, да?

Макс еще раз сверкнул улыбкой, но под взглядом Влада успокоился и спросил примиряющимся тоном:

– А ты чем занимаешься?

– Климатом, – Влад поморщился, будто откусил горькой редиски. – Точнее, климат-контролем. Составом воздуха под куполом и сообщением сред.

– «Пространственных зон», – пробормотала Ника.

– Именно зон, этот термин точнее, – кивнул Влад. – На плакате прочитала, да? У Валерия Валерьевича в кабинете. Ему мои идеи нравятся.

– Не сомневаемся, – хором ответили Вареники.

«Еще бы не нравились, – подумал я. – Ни на секунду не сомневался, что такой зануда придется архитектору ко двору».

Тут я зажмурился и широко-прешироко зевнул. Как оказалось, зря глаза закрывал. Потому что через секунду пришлось открыть рот и вопить!

Попробуй не завопи, когда мгновение назад ты всеми четырьмя лапами, а главное – мягким пузом! – надежно лежал на пупырчатом коврике в дверях лаборатории, а теперь внезапно летишь через голову неизвестно куда, а главное – не пойми отчего.

– Ой-ой-е-е-е-ей! – присоединились к отчаянному мяву Вареники, тактично заглушая мое «нет-нет-неееет!», поневоле вырвавшееся, когда я узрел, куда лечу, и отчаянно замахал лапами.

Что сделать, если вы хотите вогнать кота в депрессию? Отправьте его в подводный город. Хотите добить, чтобы уж наверняка расстроился? Бросьте в аквариум в подводном городе! Несчастье в несчастье. Ре-кур-си-я, как говаривал Профессор.

Плюх!

Я шлепнулся в аквариум, отчаянно заработал лапами и вылетел наружу, как пробка из бутылки. Такая мокрая, взъерошенная и ошалевшая пробка, которой только и оставалось стукнуться об стену и сползти на пол, выпучив глаза. Даже сил не осталось, чтобы произнести что-нибудь злобное. Впрочем, последнее к лучшему – ни о какой маскировке и попытках сдержать себя и речи быть не могло. А вот о человеческой речи из кошачьей пасти – это запросто. И вряд ли бы в этот момент кто-нибудь подумал о чревовещании.

– Ишь ты… – проскрипели от порога тоненьким голосом. – Летающий кот!

И прицокнули для важности.

– Лучше – летающий крот, – отозвались надтреснутым ворчанием. – Надо было сразу в крота и превратить!

– Хи-хи!

Взгляды присутствующих, среди которых выделялся мой полный боли и обиды взор, обратились к дверям, где виднелись две гремлинские физиономии.

Гремлина, если кто не знает, очень просто отличить от домового, гоблина или анчутки. Если видишь зеленое лицо с тоненькими усиками, задорно закручивающимися вверх, с оранжевыми или розовыми глазами, со вздернутым любопытным носом, с широкой улыбкой, в которой прячется смешинка, – это почти наверняка гремлин. А если в дополнение к вышеозначенному лицу идут шестипалые ловкие ручонки, балахончики мышиного цвета с кучей сумочек и железяк на поясе, сапожки со шпорами, шестеренками и приспособлениями для высоких прыжков, а может, и украденные где-то микрокрылышки, то знай точно – перед тобой гремлин. Хуже того – гремлин скучающий, потому что нормальный, занятый своим делом представитель этого народца на людях зря не показывается.

– Нет-нет-нет! – Паша вскочил, раскинув руки в стороны, будто пытаясь прикрыть от гремлинов стол с хитро расставленными по нему пробирками. – Мы только-только порядок навели…

– Не паниковать! – Макс сделал шаг вперед и одарил зеленокожих незваных гостей хмурым и решительным взглядом. – Сейчас мы на раз-два справимся с этой заразой, и вы забудете о ней навсегда.

– Макс, не на… – начали Вареники, но договорить не успели.

Спецагент еще даже не успел сделать шаг, а гремлины уже вступили на тропу войны и связали шнурки на ботинках Макса. Надо отдать командиру должное, грохнулся он не плашмя, а успел сгруппироваться. Больно стукнулся коленями и локтями, но лицо уберег, пусть и обнаружил прямо перед глазами мерзкую морщинистую физиономию, которая высунула длинный розовый язык и обидно заголосила: «Бе-бе-бе!» А потом маленькая зеленая рука стащила с Максова носа очки и помахала тщательно сложенным кукишем сначала возле правого глаза, а потом возле левого.

Отличник, спортсмен и просто хороший человек от такого оскорбления взвыл, оттолкнул пытающихся схватить его за локоть Вареников – вечно эти девчонки лезут, куда их не просят! – и, разувшись, кинулся на врага, который, стоит признать, проявлял смелость: не спешил отступать в коридор, а кривлялся, двигаясь перебежками вдоль плинтуса. В попытках поймать гремлинов Макс за тридцать секунд опрокинул стул с Владом, поскользнулся на неизвестно откуда взявшейся медузе, перевернул тумбочку с бумагами Гоши, вырвал из сети шнур от компьютера Марка Михайловича и уронил на пол Лизину косметичку. Из нее выкатилась модель атома водорода и помада нежно-сиреневого цвета.

Каждый «подвиг» Максима гремлины встречали бурными аплодисментами. Шлепали потными ладошками по полу и стенам, приплясывали, брызгали слюной и наперебой интересовались, когда же большой человек наконец-то справится «с этой заразой». Упав в третий раз, командир сам едва не позеленел от ярости и, в отчаянной попытке достать надоевших гремлинов, провел серию ударов по движущимся целям.

Спустя мгновение цели продолжали спокойно двигаться, чего нельзя сказать о вазе с цветами, крутящемся стуле и упавшей Гошиной тумбочке. Они и раньше-то никуда не собирались, а теперь уже и не могли.

– О-е-ей! – радостно вскричали гремлины, когда в воздух взлетели листы с документами-регламентами, причем верхний назывался «О необходимости защиты рабочих помещений от нечистой силы. Проект для согласования».

Ярость Максима достигла того предела, за которым начинается безумие. Он пробежал взглядом по комнате, остановился на близняшках, выдохнул нечто нечленораздельное, а затем снова сосредоточился на гремлинах.

– Нет, Макс, нет! Не на… – но Вареники опять не успели.

Никогда не гоняйтесь за гремлинами. Ловкости им при рождении выдают столько, что хватило бы на целый выводок куниц. По хитрости они превосходят лисицу, а еще маленькие зеленокожие проказники страшно любят наблюдать за тем, как неуклюжие люди ставят себя в глупое положение. Чем сильнее распаляется человек, тем хуже он замечает гремлинские ловушки. Поскользнуться на банановой кожуре или стукнуться виском о дверной косяк – это еще самые невинные шалости. Гремлины изобретательны и неутомимы, когда они предлагают поиграть в догонялки, ни один человек в здравом уме и трезвой памяти ни за что не согласится принять участие в этом заведомо проигрышном занятии. Разве что он командир спецагентов, который не привык отступать, а заодно стыдится ударить в грязь лицом перед котом или девчонками.

– Может, уронить на него люстру? – шепнула Ника, наблюдая за тем, как Макс врезается в шкаф с лабораторным стеклом и опрокидывает его на себя.

– Зашибем, – тоскливо отозвалась Варя, вздрагивая от звона бьющегося стекла.

– А ему уже не все равно?

– Ему – все. Зато им…

Близняшки синхронно вздохнули и продолжили наблюдать за разгромом лаборатории. За их спинами громко и витиевато ругался Марк Михайлович, переставший быть похожим на доброго гнома и превратившийся в гнома изрядно разозленного, а в такт каждому падению на пол – Макса или оборудования – охала Лиза.

В итоге командир совершил последний, контрольный бросок за гремлинами. Прыжок просто обязан был стать удачным, но Макс не рассчитал траекторию движения и рухнул всем телом на стол с пробирками.

Лиза закрыла лицо руками и заревела.

Гремлины хрюкнули, задорно откланялись на все четыре стороны и исчезли…

* * *

Я ошалело потер лапами мокрую мордочку, оглядел беспорядок и глупо пробормотал: «Я что-то попустил?» Хорошо, что вопроса никто не заметил, лишь Влад нахмурился и посмотрел в том направлении. Впрочем, нельзя было утверждать, что он смотрел на меня, а не на следы разрушений.

– Знаете, – задумчиво сказал Паша, наблюдая, как Макс выбирается из горы осколков. – Гремлины и раньше приходили к нам. Но никогда это не было столь…эээ, разрушительно. Эй, ты там цел?

– Не совсем, – буркнул Макс, ощупывая ребра. То ли одно сломано, то ли… Нет, это хрустит переломленная надвое пластиковая карточка с надписью «Пропуск в лабораторию. Мухин Марк Михайлович».

– Если ты решил таким способом отомстить за кофе на штанах, – продолжал Паша, – то тебе более чем удалось.

Командир едва открыл рот – то ли для возмущений, то ли для оправданий, как взвизгнула Лиза. Хаос в лаборатории вернул ее с небес на землю и превратил в монстра, о котором говорил Паша. Только не в хорошем, научном смысле, а в самом что ни на есть плохом.

Ее длинный палец поочередно указывал на груду смятых и изорванных документов, на побитое лабораторное стекло, на вырванный «с мясом» из стены удлинитель, на перевернутые стулья, на сидящего на полу хмурого Влада, на опрокинутый треснувший стол.

– Скажешь, типа, я не виноват? Это все они? Гремлины? До тебя они ограничивались перепутанными проводами и переклеенными бумажками на пробирках! Или чай заливали в кофемашину! В крайнем случае – прятали Пашины носки! А теперь что? Кто будет это все убирать? Неделя работы коту под хвост!

«Не успел прийти в себя, уже оскорбляют», – подумал я и попытался встать. Ноги держали, но плохо. Вдобавок, постоянно казалось, что вот-вот из-за плеча выглянет гремлин, весело улюлюкнет и закинет еще куда-нибудь. На шкаф, например. Или на люстру. Чтобы я окончательно потерял душевный покой, (хотя, вполне возможно, это уже случилось).

Макс продолжал стоять посреди комнаты с открытым ртом, а Лиза все подливала масла в огонь:

– Кто вас вообще сюда пустил? Паша! Я тысячу раз просила не приводить посторонних! То этот… уродливый такой… да, садовник! То капитан подлодки! То ее команда – половина в лохмотья одетые! Как я должна работать в таких условиях? Может, мне сбежать в башню?

– Как принцессе, – пробормотала Ника.

– Что-что? – у Лизы оказался отменный слух.

– Как сказочной принцессе.

– В башню.

– Извини, что перебили.

Бывают такие моменты, когда нельзя отвечать на вопрос «что-что?» традиционным «ничего», иначе будет только хуже.

– Вы думаете, Валерыч будет мне рад? Аж три короба планктона, конечно же с верхом и добавкой!

«Архитектор никому не рад, – я поставил еще одну галочку в уме. – А в лаборатории – проходной двор. И хиппи приплывали внутрь города, хотя сказали, что их только катали, не погружаясь. Оч-чень интересный факт!»

– Мы поможем с уборкой, – Варя применила единственно правильный аргумент в споре. – В конце концов, это же наш Макс виноват.

– Что-о-о?

– И гремлины, – Ника очень выразительно посмотрела на командира. Если бы во взгляде была текстовая полоса, она бы гласила: «Закрой, пожалуйста, рот. На потолке еще остались люстры, но нам бы не хотелось добавлять разрушений, чтобы заставить тебя замолчать».

Лиза тут же перестала кричать. Недаром говорят, что лучший аргумент в споре – не слово, а дело. К тому же, сразу добреешь, когда выясняется, что не только тебе придется полночи ползать на четвереньках по полу и собирать скудные остатки того, что когда-то было новейшей лабораторией, обставленной по последнему слову техники. В компании ползать на четвереньках всегда веселее!

По ходу уборки девочки подробно расспросили Лизу и выяснили, что до этого гремлины появлялись так же неожиданно в количестве не больше четырех. Безобразничали, кривлялись, задирали ученых, выкрикивали смешные оскорбления – и пропадали. До следующего раза. В общем, картина мирная и даже идиллическая в сравнении с тем, что представляли агенты, когда Профессор обрисовывал проблему.

– Мы о них даже Валерычу не рассказывали, – пыхтел Паша, ползая с тряпкой вокруг аквариума. – Не хотели волновать лишний раз.

– Ага, – подтвердила Лиза, победно вытаскивая из груды битого стекла уцелевшую склянку. – Он бы разорался. Ну, а мы решили, что лучше чуть-чуть потерпеть нелепость, чем выслушивать нотации.

– И вы тоже ничего никому не говорите! – спохватился Марк Михайлович. – Иначе тогда он объявит зачистку! По правилам! Стерилизация объекта, полная дезинфекция и так далее – страшная штука, у Гоши где-то регламент был…

– …А это как минимум потерянная неделя работы! – Паша погрозил мокрым пальцем в воздухе.

– Я не очень хорошо знаю Влада, – прошептала Ника на ухо Лизе. – Но он-то ведь такой правильный – и что, тоже скрывает что-то от начальства?

– У нас было голосование. Результат – три «за», двое «против».

Влад стоял на пороге рядом со мной, демонстративно повернувшись к остальным спиной. Я даже приосанился. Наши спины – человеческая и кошачья – выражали презрение к миру в целом и к уборке в частности.

Гоша тем временем тоскливо перебирал мокрые бумажки и всем видом намекал, что вторым «против» был именно он. И сейчас еще больше утвердился в этом мнении.

Макс, который слегка остыл и понял, что лучше пока помолчать, лишь злобно пыхтел и пытался водворить обратно в шкаф застрявшую полку…

* * *

Назад в бунгало возвращались по круговой аллее, чтобы уж наверняка никого не встретить. Макс ковылял позади всех, потирая синяк на подбородке. Очки его были сломаны и теперь криво висели на переносице, кое-как перемотанные изолентой. Лицо расцарапано, как после сражения с армией кактусов. На затылке набухала огромная, с куриное яйцо, шишка. В голове гудело, под ложечкой противно тянуло – кажется, именно это выражение используется в книгах, когда персонажу не по себе в физическом смысле, хотя эта метафора кажется мне устаревшей и сомнительной. Тело его чувствовало себя, как футбольный мяч после продолжительной игры – с дополнительным временем и пенальти.

Девочки шли, чуть не чеканя шаг, с прямыми спинами и сжатыми кулаками. Они злились. Чувствовали злость друг друга и пытались ее контролировать. Получалось не слишком успешно – один из уличных фонарей уже не выдержал и погас. Из-за этого еще больше хотелось плакать и ругаться.

Несмотря на усталость, спать не хотелось. После адреналиновой погони за гремлинами и изматывающей уборки, у нас наконец-то появилось время поразмыслить, и все по отдельности пришли к одному и тому же выводу – ужасно стыдно!

Максу – за причиненные разрушения, Вареникам – за то, что не сумели их предотвратить, а мне – за незамеченных гремлинов.

– Как я их пропустил-то? – бормотал я, осторожно переставляя дрожащие лапы. – Тоже мне, инженер. Глаза не видят, так хоть приборы включи… Так!.. Стоп! Вот же он! Вот! – я аж задохнулся от нахлынувшего возмущения и указал лапой на карман командира, откуда выглядывал Изпак, чудом переживший битву. – Ты снял его с меня. И поэтому – только поэтому! – я не заметил приближения гремлинов!..

Макс насупился, поправил очки, и те развалились на две половинки. Я же выждал паузу и спросил строгим голосом, которым в подсмотренных фильмах разговаривали полицейские на допросах:

– Максим, признавайся, за сколько ты продался вражьему племени?

Несмотря на позднее время, сон неотвратимо откладывался…