Глава двенадцатая.

Руины и пещеры

Если выехать из квартала Гильдии алхимиков через основные ворота и отправиться по накатанной пыльной дороге, она очень скоро выведет через крошечные поля, каменистые плато, поросшие душистыми травами, и тенистые виноградные заросли прямиком в порт. Там ночью и днем перекрикиваются матросы, торговцы и чайки, а также пассажиры, желающие срочно попасть на борт и отправиться за край света.

А если выбраться через неприметную калитку, о которой мало кто знает, кроме местных воров и ветеранов городской стражи, то вы окажетесь на узкой тропинке между оливковыми садами. Идите по ней прямо – перебравшись через два невысоких каменных заборчика и перепрыгнув через ручей, выберетесь на мыс. Справа от него – бухта, куда столетия подряд заходят корабли со всего света, и опытный рулевой на спор приведет в порт судно, закрыв глаза в тот момент, когда маяк острова Кипр только покажется на горизонте. Слева от мыса – неровный берег, изрезанный оврагами, покрытый скалами и редкими кустиками травы.

На пути к берегу путешественнику, если он вздумает избрать эту дорогу, повстречаются руины – серые, изъеденные ветром плиты. Место, надо сказать, пользующееся дурной славой, потому как доброй славой руины храма не могут пользоваться по определению. Вдобавок, никто достоверно не сможет рассказать, в честь какого именно бога или богини когда-то была построена сия монументальность.

…

Вблизи развалины производили не такое гнетущее впечатление. Обломки камней, которые еще пока хранили следы барельефов; песок, разбросанный ветром по внутреннему двору; дикие вьюны, тянущиеся по уцелевшим колоннадам; полузатертые символы, чье толкование терялось в веках.

Никаких особых легенд об этом месте не ходило. И даже призраков здесь отродясь не видели. Однако, вздумай кто-нибудь посторонний пройти сейчас мимо руин, он бы долго потом, отпиваясь вином и вытирая взмокший лоб, рассказывал друзьям и родным о страшном сдавленном голосе, который звал Геракла. «Видимо, перепутал меня с ним», – посмеивался бы рассказчик, смыв первый испуг парой стаканов. «А что, я похож!» – восклицал бы он, расправившись с бутылкой. «Надо пойти и разобраться, чего он хочет!!!» – кричал бы новоявленный герой, проваливаясь в пьяный сон.

Однако никто из посторонних не прошел мимо, а потому не мог слышать сдавленный шепот Юлиуса Корпса, который искал, разумеется, не вершителя дюжины подвигов, а всего лишь своего непутевого друга Гераклида.

– Гераклид! – шипел мошенник, высматривая отнюдь не маленькую фигуру товарища, но никого не находил.

Это чрезвычайно нервировало Юлиуса – талант приятеля попадать в неприятности был ему известен. Одна из них – освобождение инспектора – уже случилась, а беда, как известно, не приходит одна, предпочитая прихватить с собой ещё парочку товарок.

– Куда же ты подевался, толстощекий баран, Орк тебя забери! – в сердцах воскликнул Корпс.

И тут же, чуть дальше по дороге к берегу, послышался сдавленный стон. Мошенник выругался, затем непоследовательно возблагодарил всех богов разом, после чего поспешил на помощь.

Гераклид лежал на животе под чахлым кустиком, который пытался прикрыть необъятное, по меркам растения, тело. Стон, услышанный Юлиусом, оказался первым в длинной череде ему подобных. И с каждым из них отчаяние, звучащее в голосе, возрастало.

Корпс дернул за веревки, которыми руки Гераклида были замотаны за спиной, и принялся распутывать узлы. Однако горе-скульптор, не видя, кто сидит на его спине, примется колотить ногами и брыкаться, решив, что вернулся связавший его противник.

– Тихо, дружок, это я, Юлиус, – прохрипел мошенник на ухо другу и как бы невзначай ткнул его ладонью под лопатку.

Гераклид дернулся в последний раз и успокоился. В награду за это он уже через каких-то пять минут лежал на спине, шумно дышал, смотрел в небо и потирал затекшие ладони, чуть всхлипывая.

– Ну, рассказывай, – Корпс присел на песок, поглядывая на товарища.

– Они связали меня и пытали! – если судить по тону, Гераклид сейчас рассказывал о великом подвиге, а не о поражении.

– Какие еще «они»?

– Ну, он. Какая разница?

– Большая, – отрезал Юлиус, которому резко захотелось связать товарища обратно, да ещё и впихнув в рот кляп для верности. – Он – это, полагаю, инспектор. И как же он освободился?

– Я его развязал. Да, не смотри на меня так! Он сказал, что ты пленил его нечестным образом. Ударом камня. Со спины! – Гераклид осуждающе взглянул на друга. – Героям не подобает так поступать.

Юлиус чуть не взвыл в голос от нахлынувшей досады. Развязать пленника только потому, что его не предупредили, что сейчас будут брать в плен и не дали защититься – это очень похоже на Гераклида.

– Я рад, что ты раскаиваешься, – по-своему оценил выражение лица мошенника товарищ. – Я развязал его и сказал, что сейчас возьму в плен по всем правилам. Ведь я же тебе друг, а значит, должен исправлять твои ошибки. Я понимаю, ты очень спешил, а потому не мог сделать все по совести, но мне-то торопиться было некуда. А дальше он повел себя совершенно недостойно! Поистине, люди взывают к благородству, а сами ничего в нем не смыслят. Это в наш-то просвещенный век! В общем, когда я развязал его и отвернулся на долю секунды, чтобы отложить в сторону веревку, он набросился на меня, оглушил, а затем, видимо, связал.

– То есть теперь, дружок, ты понимаешь, что не всегда следует поступать по-геройски?

– Нет. Быть героем надо всегда. Возможно, это была расплата. Ведь ты первый повел себя недостойно.

Под очередным осуждающим взглядом друга Юлиус прикрыл лицо ладонью и вздохнул. Да уж, как любил повторять Фавн – дурость, помноженная на благородство, самое мощное разрушительное орудие!

– Ладно, – сказал мошенник, поразмыслив. – Сейчас вряд ли стоит искать виноватых. Пора отсюда уходить.

– Может быть, чуть позже? – робко спросил Гераклид, изобразив на лице страдания. – У меня все тело болит от этих веревок. Я сейчас не очень ходибелен, да и к тому же перекусить…

Корпс поднял руку, призывая друга помолчать. Тот – хвала Зевсу! – послушался. Сквозь шум прибоя, крики чаек и свист ветра до друзей донесся человеческий голос.

– Скажи-ка, дружок Гераклид, а если ты не ходибелен, может быть, ты бегателен? —поинтересовался Юлиус. – А то, чует мое сердце, что сюда кто-то направляется и явно не для того, чтобы смазать твои раны и накормить досыта.

Пригибаясь почти к самой земле, мошенник пробрался чуть выше по тропе и разглядел неунывающего инспектора Лавраниуса в исподнем, за которым бежали стражники алхимиков в серых масках.

– Орково отродье, – выругался Юлиус.

Уже не скрываясь, он бросился вниз, на бегу всерьез раздумывая, не наподдать ли Гераклиду, чтобы тот понял всю серьезность происходящего, однако тот и сам с небывалой прытью вскочил на ноги и бросился прочь так быстро, что Юлиус с трудом нагнал его. По скорости тот вполне мог дать фору марафонцам.

Позади раздались восторженные крики – Лавраниус разглядел обидчиков. Инспектор оказался не такой уж дурак, раз решил искать злоумышленников там, где его пленили. А может быть, они просто возвращались, чтобы увести Гераклида, ни ожидая встретить здесь кого-либо еще. Не желая, вопреки собственным словам, вести себя по-геройски, Аквус на полном ходу мчался в сторону берега. Мошенник окликнул его и взмахом руки указал в сторону. Там виднелся черный провал пещеры.

«Она просто обязана иметь другие выходы, – убеждал сам себя Корпс. – Состязаться в чистом беге с охранниками и тренированным инспектором – это безумие. Гераклид сейчас бежит, как горный козел, но уже через пару минут начнет тормозить, плакаться, что у него все болит, а то и вообще встанет. Да и сам я, надо признать, не в лучшей форме, а еще этот дурацкий балахон…»

Балахон и в самом деле мешал бежать. Он был чуть великоват Юлиусу, а потому приходилось приподнимать его, держа руками с боков, чтобы ненароком не наступить на подол. Подтверждением же других мыслей Корпса стало то, что, к тому времени, когда они добрались до пещеры, Гераклид уже дышал так, что заглушал прибой.

– Что остановился? Вперед! – скомандовал мошенник, ныряя в пещеру и увлекая за собой друга.

Не успели волны и трех раз набежать на берег, как следом за друзьями под каменную арку вбежал инспектор, издавая победные крики.

По всей видимости, он вырос далеко от побережья. Либо, когда остальные мальчишки убегали играть на берег, оставался дома, помогая отцу или готовясь к занятиям. Потому что каждый, кто в детстве лазил по прибрежным гротам и катакомбам, обдирая коленки и набивая шишки, знает – залетая в пещеру, жизненно необходимо соблюдать несколько простых правил.

Во-первых, сделав пару шагов, обязательно задержаться хотя бы на мгновение, чтобы глаза привыкли к мраку. Иначе можно споткнуться, налететь на стену…. Конечно, все это может случиться и с теми, кто не соблюдает первого правила, но произойдет это хотя бы не так быстро.

Во-вторых, если ты бежишь за кем-то, в пещеру надо красться буквально на цыпочках, задержав дыхание и уговаривая собственное сердце биться как можно тише. Только тогда у тебя есть шанс услышать эхо шагов преследуемого и понять, в какую сторону он удаляется.

В-третьих, заскакивая в темное и незнакомое место, держи руки вытянутыми перед собой! Лучше поцарапанные ладони, чем расквашенный нос.

– Повезло нам, – выдохнул Юлиус, услышав позади звук удара, крик, а затем – град проклятий. Бедный Лавраниус не знал правил обращения с пещерами, зато его запас цветистых ругательств заслуживал искреннего уважения. – Надо, пока он призывает гнев богов на наши головы, успеть подальше уйти.

– Зачем? – Гераклид пыхтел рядом, крепко держась за плечо друга. – Враг повержен…

Юлиуса так и подмывало прочитать пространную лекцию. Что-нибудь в духе: «Этот человек уже единожды был повержен, но именно благодаря твоему приступу идиотского благородства теперь он гонится за нами…» Или: «Мы не первый день знакомы. Скажи, сколько раз твои умозаключения касательно наших противников оказывались справедливыми?» Или даже: «Закрой рот и молча иди за мной, гарпии тебя раздери! Я бы с удовольствием оставил тебя, толстый человекоподобный якорь, если бы не был уверен, что ты раньше времени разболтаешь тайну первому встречному, и вот тогда всем придется действительно жарко…»

Но одной из первых заповедей, которые Фавн вдалбливал своим ученикам, было: «Упаси тебя Гермес произносить речи, когда за тобой гонятся, когда ты спасаешь прекрасную деву и когда ты готовишься вонзить кинжал в горло злейшего врага… Жизнь хитреца, вора или мошенника вообще не предназначена для лишних слов: чем меньше ты будешь болтать, тем больше у тебя шансов дожить до старости. И уж тогда, вечером у камина, ты можешь вдосталь поговорить – за всю предыдущую жизнь». Воистину, если бы этим нехитрым правилам следовали не только воры и пройдохи, но также боги и герои, то последним бы удавалось прожить куда как дольше.

Поэтому Юлиус молча взял Гераклида за запястье и потащил его дальше, ведя пальцами другой руки по стене темного прохода, чтобы не пропустить неожиданный поворот.

Друзьям везло. Пол коридора был до того ровный, что даже Гераклид почти не спотыкался, пока не встречалось ни острых сталагмитов, ни узких мест, где пришлось бы протискиваться. А льющийся сверху из редких трещин свет и вовсе делал побег приятной прогулкой. Даже Юлиус уже собирался замедлить шаги и немого отдохнуть… как откуда-то сзади и слева послышался собачий лай. Инспектор оказался хорошим противником.

Если бы с ним не было Гераклида, Юлиус наверняка попытался бы ввинтиться в первый же узкий лаз, попавшийся на пути, завалить его камнем и продолжать путь в относительной безопасности. Либо занялся бы изучением потолка, нашел место, где сверху свисают корни растений – или, на худой конец, сталагмиты – и попробовал зацепиться за них. Если бы ему удалось продвинуться на пару десятков метров, ни разу не наступив на землю, собакам пришлось бы сложно. Однако эти прекрасные методы решения проблемы никуда не годились, пока рядом был Аквус.

Тот еще даже не понял, какая опасность им грозила.

«Хорошо хоть, что Лавраниус не услышал, в какую сторону мы ушли. Можно радоваться, что за нами гонится не вся свора специально обученных ищеек, а половина. Или треть», – Юлиус считал, что в каждой ситуации следует находить плюсы. Любые обстоятельства легче переносятся, если смотреть на них с радостью. Даже если доля твоей радости не больше виноградинки в сухой неурожайный год.

– Тьфу ты, – Гераклид рядом подпрыгнул на месте. – Тут на полу лужа.

– Глубокая? – Юлиус носил проверенные временем ботинки из провощенной кожи, поэтому обычно не обращал внимания на слякоть под ногами.

– По щиколотку, – судя по плаксивым интонациям в голосе, его друг был расстроен по поводу неожиданной «водной преграды» даже больше, чем после своего неудачного деяния по правильному захвату врага в плен. – Теперь мы промочим ноги. А мама всегда говорила мне, что промочить ноги – самое неприятное! Теперь у нас будет насморк, больное горло…

– Зато, дружок, у нас не будет покусанных пяток и порванных штанов! – мошенник расплылся в улыбке.

Пол в коридоре понижался, вода уже дошла до середины голени – если так пойдет и дальше, собаки потеряют след напрочь. Оставалось только молить Гермеса, чтобы лужа оказалась достаточно большой.

У богов хорошее чувство юмора.

Иногда – слишком хорошее.

Когда через полсотни шагов вода дошла до середины бедра, Гераклид стал артачиться и предлагать вернуться назад, поискать другой коридор, не такой мокрый. А пол все продолжал понижаться. К тому же света не стало совсем, осталась только чернильная темнота, хлюпанье под ногами и осколки эха за спиной, собачий визг, лай и перекликающиеся голоса преследователей.

Юлиус задумчиво сунул руки в карманы балахона. Вдруг там завалялось огниво? Это было бы логично – алхимикам часто требуется огонь во время работы… Но ничего полезного не нашлось, а очки были, к сожалению, абсолютно бесполезны в нерукотворных лабиринтах. Самый подходящий момент для того, чтобы расстроиться, но тут Юлиус замер. Впереди вода как будто блестела.

– Ты это тоже видишь? – дернул мошенника за рукав Гераклид – Вода словно светится…

Юлиус быстро пошел вперед, на втором шаге провалился по пояс, сделал глубокий вдох и сунул голову под воду. Впереди виднелось овальное пятно бледно-зеленого цвета.

– Придется нырять, – сказал Корпс, обернувшись к другу. – Там проход наружу, который больше похож на проплыв, но не в нашей ситуации быть разборчивыми.

– Я не очень люблю плавать, – заметил Гераклид и насупился.

Вдалеке слышались крики преследователей, но с каждой секундой они становились все ближе, а потому Юлиус схватил друга и потянул в воду.

По счастью, Гераклид не сразу сообразил, что происходит, а потому сопротивляться начал, когда они уже успели проплыть достаточное расстояние. Если быть более точным, то греб всего один, таща за собой барахтающуюся ношу, в воде ставшую – хвала Посейдону! – чуть более подъемной.

По несчастью Аквус, позоря свою фамилию, действительно не любил, да и не умел плавать. Мало того, от неожиданности он не успел толком набрать воздуха, а остатки его растратил, когда начал бешено вырываться из рук Корпса.

Но «проплыв» был уже близко, а потому Юлиус надеялся, что они успеют. Мощно отталкиваясь ногами и одной рукой, он приближался к нему, таща в другой руке вертящегося и пускающего пузыри Гераклида, когда его кто-то резко дернул назад. От неожиданности мошенник разжал руку, выпустив друга, и тот заметался, замутив воду настолько, что невозможно было ничего разглядеть дальше собственного носа.

«Да за что мне все это?!» – вопросил Юлиус Корпс у богов, попытавшись схватить Гераклида снова.

Рука нащупала волосы, потянула к себе и тут же резко отдернулась, лишь только перед лицом Юлиуса мелькнул их обладатель, взмахнув рыбьим хвостом. Заостренные уши, огромные глаза на плоском лице и дикая улыбка, демонстрирующая тонкие, как иглы, зубы.

Теперь уже заметался сам мошенник. На мгновение у него мелькнула мысль бросить Гераклида и спасаться самому, тем более что вожделенный свет был уже совсем рядом. Неизвестно, сделал бы он так или нет, но Аквус, словно почуяв опасность, поразительно проворно для начинающего подплыл ближе и, продемонстрировав глаза не меньше, чем у недавнего морского чудовища, первым нырнул в яркое пятно. Юлиус последовал за ним и уже через несколько секунд они с Гераклидом, откашливаясь и выплевывая воду, сидели на камнях.

Отдышавшись, Корпс заметил, что пока наружу выбраться все же не удалось. Водоем находился в круглом гроте, а свет лился из большой трещины на потолке. Оттуда же доносились крики чаек, шум волн и задувал легкий ветерок. Вокруг озерца стояли три колонны, которые поддерживали свод пещеры. Еще одна лежала рядом с водой, разломанная на несколько частей. Юлиус наклонился и внимательно посмотрел под ноги. Пол явно был рукотворным: ровные квадратные плиты из темного и светлого камня. Заброшенный храм, судя по скромным размерам, посвященный какому-то мелкому божеству. Скорее всего, морскому. Воздух здесь был гораздо свежее, чем затхлый пещерный, иглозубая тварь не спешила лезть из озера наружу, а если поискать… Юлиус мечтательно прикрыл глаза. В руинах зачастую можно обнаружить массу интересного! В общем, если закрыть глаза на то, что они по-прежнему окружены каменными стенами, можно было вполне наслаждаться жизнь.

– Ты хотел утопить друга! – простонал Гераклид, сделав интонации настолько обвиняющими, что обладай они хоть какой-нибудь силой, Юлиус должен был умереть на месте.

– Между прочим, я тебя спас, дружок – заметил Корпс. – Ты что, не видел то странное создание с зубами-иголками и рыбьим хвостом?

– Кого?!

Аквус в один прыжок оказался на ногах, а через мгновение уже прижался к самой дальней стенке грота. Откуда столько силы и грации в этом еще недавно усталом и неповоротливом теле – оставалось только гадать.

С опаской глядя на успокоившуюся воду, Гераклид встретился со скептическим взглядом Корпса. Придав лицу выражение невозмутимости, он демонстративно постучал по стенке и прижался к ней ухом.

– Да нет там никого, милый, – раздался похожий на скрип голос.

Беглецы вздрогнули, переглянулись и медленно повернулись в ту сторону, где находился говоривший.

Поначалу Юлиус не смог понять, кто же прячется в храме помимо них. Лишь через минуту ему удалось разглядеть, что из каменной стены торчит сморщенная старушечья голова. Прямо под ней был выступ, который, проявив фантазию, можно было принять за окаменевшее тело.

– Ока… меневшая ба… бабушка, – выдавил из себя Гераклид, зикаясь и постукивая зубами. По-видимому, лимит неожиданных встреч и странных событий на сегодня для него был исчерпан.

– Бабушка. Давно так меня не называли, – в голосе собеседницы прорезались кокетливые нотки. – Да еще и чтоб такой молодой, юный, прямо-таки пышущий здоровьем. Жаль только, жить вам недолго осталось.

Подобные пророчества Юлиусу доводилось слышать не раз. И не два. Да и вообще, давно уже можно было сбиться со счета, сколько раз многочисленные недооракулы пытались предсказать гибель мошенника, а тот с постоянным упорством опровергал их слова. Но еще ни разу это не было сказано так, как сейчас. Сочувственно, абсолютно уверенно и с толикой фатализма в голосе. Отчего-то Юлиус подумал, что некто, вживленный в стену, имеет куда больше прав на подобные слова, чем разного рода стражники и обманутые богачи, которые предрекали ему смерть до этого.

– Почему? – тем не менее спросил он.

– Так вы ж ее младенцами накормили, вот она и проснулась, – казалась, если бы руки были не окаменевшими, то ими непременно всплеснули бы.

– Кто накормил? – упавшим голосом спросил Гераклид. – И, главное, кого накормили?

– Ее, – расплывчато ответила бабушка. – Так что бежать вам надо бы. Так, может, пока и уцелеете. Она еще силу не набрала, на берег не суется.

– И как же бежать? – поинтересовался Юлиус, который старался не дать мозгу осознать то, что он неизбежно вскоре должен был понять.

– Так вон он, выход!

За неимением рук старуха махнула головой, и на противоположной стене Юлиус увидел что-то вроде ступенек, которые вели до самого верха, прямо к трещине в потолке. В том месте она была достаточно широкой, чтобы даже Гераклид попробовал пролезть. Оставался еще, конечно, вопрос о том, как он до этой трещины доползет, но Корпс разумно полагал, что если предложить другу выбор: оставаться здесь со считающей его милым головой старухи или подниматься вместе с Юлиусом… Совершенно понятно, что именно решит Аквус, тем более что в свое время он уже сбежал от одной, считающей его милым старухи, которая приходилась Гераклиду матерью.

Однако именно в этот миг торжества и предвкушения свободы мысль «что-то не так» догнала Корпса со всей своей определенностью. Он попытался осмыслить пару фактов – фиктивное появление Афродиты и настоящее жертвоприношение настоящих же младенцев. Затем к этому прибавились слова алхимиков о том, что где-то здесь спит настоящее зло, которое можно разбудить. А после слова старухи о том, что кого-то разбудили и накормили детьми.

Не нужно было обладать большим интеллектом, чтобы сложить все это вместе. Наверняка даже казавшийся тупоголовым инспектор Лавраниус справился бы, знай он то, что узнал Юлиус Корпс.

Мошенник поднял глаза к потолку и, чувствуя, как под воздействием прохладного ветерка и мокрого балахона приближается простуда, меланхолично поинтересовался:

– Ну, и за что мне это все, а?

Ответом Юлиусу стал мерзкий смешок старухи.

 

Глава тринадцатая.

Эксперименты и жертвы

– Боги отняли твой разум! – Гераклид сокрушенно покачал головой и взглянул на Юлиуса с такой смесью жалостливого сочувствия и отвращения, как будто тот умер и уже начал разлагаться.

Мошенник и сам не очень понимал, что мешает ему без лишних разговоров выбраться из развалин, не медля ни секунды, направиться в порт и отплыть на ближайшем корабле. Куда угодно. Лишь бы к ночи оказаться подальше от Кипра.

С другой стороны, если он так поступит… Можно ли будет вернуться когда-нибудь на этот благословенный остров? Или морское чудовище, невольно разбуженное глупой самовлюбленной женщиной и алхимиком-предателем, превратит Кипр в руины, а прибрежные скалы будут стенками чаши, которая наполнится кровью местных жителей?

Конечно, безопасно сидеть на другом берегу моря и каждый день читать в газетах о новых жертвах и разрушениях. «Закат Кипра», «Чудовище терзает остров», «Кровавые слезы Афродиты»… – писцы выдумают и не такие красочные названия для своих творений. И Корпсу останется только гадать, все на самом деле настолько плохо, или половина описанных кошмаров – плод излишне живого воображения авторов?

Юлиус ненавидел обладать недостоверной информацией и очень любил оставаться на пике ситуации, если имел шанс повлиять на нее. К тому же, он чувствовал долю ответственности за происходящее – инспектор Лавраниус был послан для расследования именно этого дела, а теперь вместо того, чтобы препятствовать детоубийцам, тратил время и усилия на Юлиуса. Поэтому тот не пожелал внять голосу осторожного разума в устах Гераклида.

– Нет, дружок, мы останемся здесь.

– Зачем? Ты не заболел? Подвергать свою жизнь опасности,…. а главное, не заботиться о жизни собственного друга – это явно вопреки всем законам морали и логики!

– А как же возможность свершить подвиг? – Юлиус усмехнулся. – Как же спасенные жизни людей? Возможность попасть в курс истории за четвертый класс, как раз на те страницы, где помещаются примеры борьбы героев с порождениями Хаоса?

Аквус оттопырил нижнюю губу, украдкой взглянул на старуху и, придвинувшись к Юлиусу поближе, жарко зашептал ему в ухо:

– А вдруг она обманывает? Пытается воспользоваться твоими возвышенными порывами и оставить здесь навсегда?

– Конечно, дружок. Именно поэтому указала нам путь наверх и предложила бежать. Но, если ты так хочешь, давай расспросим ее подробнее.

И, не обращая внимания на Гераклида, который испуганно зашикал и уцепился за край балахона, Юлиус двинулся к говорящей голове.

Вблизи «бабушка» производила более устрашающее впечатление. Место перехода плоти в камень было покрыто струпьями и блестело от жидкой грязи. Улыбка, которая, казалось, прилипла к лицу старухи, обернулась оскалом, будто бы кто-то перетянул кожу в одну сторону. «Камнем защемило», – подумал Корпс и тут же поразился собственному хладнокровию, устыдился его и неожиданно для себя спросил ласково, по-доброму:

– Кто ж тебя так?

– Алхимики, – голова продолжала скалиться. – Я, понимаешь ли, неудачный эксперимент. Редкий образец. У них почти получилось превратить человека в статую. Потом меня вроде как собирались превратить обратно, да только сначала одно не получилось, а потом второе. Так и стою тут. Раз в год сюда новеньких приводят, чтобы показать, что бывает в том случае, если неправильно рассчитаешь количество ингредиентов.

На миг Юлиусу померещилась в поблескивающих полубезумных глазах тоска. Но затем наваждение схлынуло, а старуха вновь рассмеялась.

– Меня-то она тронуть не может. Да и не хочет. Я ведь с ней разговариваю, а то с кем еще? Не с едой же, вроде вас.

– Кто не трогает? – мошенник подался вперед.

Голова многозначительно закатила глаза и промолчала. Затем вновь посмотрела на Юлиуса и подмигнула ему весьма игриво. Будь на ее месте живая дама, Корпс мгновенно подмигнул бы в ответ, но сейчас он вздрогнул и поежился.

– Из воды приходит, в воду уходит. Младенцев пожирает, силу набирает. Кормят на убой, наступает прибой. Время настанет – мстить станет.

Проговорив этот странный стишок несколько раз очень быстро, почти скороговоркой, старуха умолкла и посмотрела на Юлиуса.

Тот отстраненно подумал про существование дурной привычки неумелых оракулов выдавать свои пророчества в неумелых же стихах. Как будто им кажется, что слова, завернутые в рифму, куда весомей. На взгляд Юлиуса Корпса, стихотворные предсказания отдавали дешевым театром, хотя даже там слова лучше друг с другом сочетались, и уж рифма «настанет-станет» вряд ли могла быть озвучена.

– Ты нас не пугай и не стращай. Мы с Юлиусом вдвоем сейчас возьмем и уйдем, – Гераклид победно улыбнулся, а мошенника передернуло.

Он очень надеялся, что Аквус и сумасшедшая каменная бабка не начнут сейчас соревнование поэтов – от плохих Юлиусу становилось дурно, как от несвежей рыбы.

– Никуда мы не уйдем, – сказал он, надеясь тем самым повернуть мысли друга в иное русло. – Останемся здесь и попробуем разобраться, что же происходит в этой обители сумасшедших.

– Вот именно, – проникновенно и тихо сказал Гераклид. – Обитель сумасшедших. Наилучшее место, чтобы помереть молодым и в полном расцвете сил.

Юлиус вздохнул, заметив, что голова после слов Аквуса закивала.

– Скоро уже, – заметила она и тут же испуганно замолчала, словно выдала тайну.

– Не знаю как ты, а я помирать не собираюсь, дружок. Как ты заметил, до сих пор мы спокойно уходили от опасности.

– Спокойно?! – Гераклид завизжал. – Меня связали, истязали бегом, пытались утопить – и это ты называешь «спокойно»?! Я хочу в нормальное место, где нет монстров, где нет ничего странного, где вкусно кормят и есть мягкая постель.

Аквус шумно задышал и покраснел. Глаза сузились и превратились в две тонкие щелочки из которых, казалось, того и гляди полетят молнии, не хуже, чем у Зевса. Словно разъяренный кабан стоял перед Юлиусом, и невозможно было угадать, что он сейчас сделает: бросится на мошенника или же, ощерившись, отступит.

– Хорошо, дружок. Можешь идти.

Корпс отвернулся и сел на мозаику пола, всем своим видом показывая, что разговаривать более не намерен. Что никакого Гераклида Аквуса здесь нет, а дела, предстоящие Юлиусу, требуют куда большего внимания, чем какой-то горе-скульптор, вздумавший поорать.

– То есть как? – опешил Гераклид, и вся его злость, которая готовилась вылезти наружу, куда-то исчезла. – Ты меня просто так бросаешь?

– Я – нет, – Юлиус не оборачивался. – Это ты меня решил бросить. Я тебя не виню. Тебя ожидают куда более важные дела. В мире множество подвигов, которые ты можешь совершить, а я, уж так и быть, попробую разобраться, что здесь происходит. Уверен, что ты самостоятельно сможешь выбраться из грота. Тебе, дружок, и не такое под силу…

– Подожди! – оборвал его Аквус. – То есть ты меня называешь трусом?

– Нет-нет. Ты не трус. Но твоя жизнь, безусловно, настолько ценна, что ей не стоит жертвовать неизвестно где, да еще и в битве неизвестно с кем. Тут ведь даже никакого историка нет, чтобы записать твой подвиг.

Гераклид молчал, а Юлиус внутренне усмехался. Естественно, отпускать друга он не собирался. В одиночестве тот был куда более опасен, чем рядом с мошенником. К счастью, порция лести, сдобренная смирением, оказала благотворное влияние.

– Я могу помочь тебе, – нерешительно заметил Аквус.

– Не стоит, я не хочу тебя утруждать.

– Нет-нет! Я настаиваю. В конце концов, есть и маленькая часть моей вины в том, что мы здесь оказались.

– Маленькая?!

– Думаешь – больше? – с сомнением спросил Гераклид.

– Нет, что ты, дружок. Не маленькая, а мельчайшая.

– Ну, вот я ее и искуплю. И потом, ведь друг не может не спасти друга, – Аквус подошел к Юлиусу и патетично положил руку на плечо. – Вставай, нам нужно подготовиться к битве.

– Я думаю, что лучше все же для начала спрятаться.

– Спрятаться? Но подобает ли героям так поступать? А как же встретить врага в открытом бою, посмотреть в его мерзкие глаза и призвать к ответу за преступления?

Корпс вздохнул. Что называется – от Сциллы к Харибде.

– Нужно провести разведку. Мы еще не знаем, каков наш противник. Ничто не мешает потом выйти из засады и вызвать его на поединок. Пойдём, поищем укрытие.

Юлиус встал и направился у дальней стене грота. Рядом с ней лежали обломки колонн – на худой конец, за каждым мог вполне спрятаться человек. Не самое надежное убежище, но лучше, чем ничего. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что разломанные колонны – лишь первое из убежищ, коих руины предлагали в достатке. Ниши в стене, в которых раньше, по всей видимости, располагались статуи местных божеств. Две арки темных коридоров.

«Отлично», – Юлиус заглянул в один. Оттуда тянуло сыростью, пахло водорослями и тухлой водой. Второй коридор начинался с небольшого порожка, был шире и нравился мошеннику гораздо больше. Он нырнул под арку и двинулся по туннелю, решив исследовать его подробнее. Вдруг сзади раздался смешок. Сдавленный, тихий и донельзя ехидный. Аквус так точно не смог бы.

Юлиус замер. Почему смеется старуха? Просто из вредности? Или ее веселье связано с тем, что мошенник зашел именно в этот коридор?

Он медленно достал из кармана очки алхимиков и водрузил на нос. Ну, конечно.

На стенах виднелись знаки, такие же, как и в здании гильдии. «Да-а, мы бы здорово преуспели, спрятавшись в проходе, который связан с алхимиками. Особенно если учесть, что один из этих самых алхимиков выбрасывает в море младенцев, а другие, во главе с инспектором, хотят нас поймать», – Юлиус развернулся и осторожно пошел назад, старательно обходя знаки-ловушки и вознося благодарность Гермесу за то, что раньше не успел наступить ни на один из них.

– Ты быстро вернулся, – по всему было видно, что Аквус решил принять деятельное участие в поисках убежища. Он устроился на берегу озера – подальше от старушки, подпер щеку кулаком и с волнением следил за другом. – Нашел?

– Нет еще, – Юлиус поправил очки и заглянул в сырой коридор. Ни пентаграмм, ни ловушек, ни знаков. – Тот коридор совсем короткий. Еще там на полу скорпионы. И ядовитые змеи.

Последнее было добавлено, чтобы, ни дай Зевс, наивный герой не ринулся исследовать опасную дорогу. Фантазия у алхимиков хорошая, поэтому ловушки их славились разнообразием самый гадких последствий для здоровья того, кто неосмотрительно наступил на маленький знак сомкнутых фиолетово-красных челюстей. Отравленные иглы и резаки из прочнейших сплавов, в доли секунды выпиливающее в подошве ботинка – а заодно и в ступне – ровнехонькие круглые отверстия, миниатюрные капканы, клей, рычаги, приводящие в действие трубы-оглушалки… В общем, как обычно. Где-где, а в деле защиты и нападения последние достижения техники использовались особенно рьяно.

Оставив Гераклида, который в ужасе уставился на разверстый зев опасного прибежища ядовитых тварей, переваривать полученную информацию, Юлиус зашагал во тьму, ожидая, не засмеется ли мерзкая старуха снова. Но жертва неудачного алхимического эксперимента молчала. Под ногами хлюпала жижа, стены были покрыты толстым слоем слизи, а габариты коридора внушали серьезные опасения в том, что Аквус здесь пролезет. «Без хорошего пинка – точно не пролезет», – подумал Юлиус, однако твердо решил, что появления неприятелей будет ждать именно в этом тоннеле. В лучах скудного света, проникающего едва ли на десяток шагов вглубь коридора, укрытие выглядело отвратительно, а пахло – еще хуже, однако отточенный нюх на укромные убежища говорил мошеннику: вот то, что ты ищешь.

Выбравшись обратно в пещеру, Юлиус несколько мгновений соображал, как заставить друга лезть в вонючий коридор с великолепным шансом вновь промочить ноги, но тут от стены к стене заметалось эхо. Эхо шагов.

У мошенника поначалу пересохло горло – он решил, что это некто идет прямо за ним по пятам, но спустя мгновение понял, что шаги доносятся из прохода с ловушками. Между тем Гераклид, продолжавший скучать у озера, казалось, ничего не слышал.

Сюда! – позвал его Корпс громким шепотом.

А? – откликнулся Аквус громко.

Сюда иди! – повысил голос Юлиус.

Медленно и неохотно Гераклид встал и направился к мошеннику. Тому очень хотелось прикрикнуть на эту черепаху, которая уж точно никогда не убежит от Ахилесса, но Юлиус отлично знал, что стоит только повысить голос – и начнется. Гераклид остановится; Гераклид обидится; Гераклид недовольно покачает головой; Гераклид начнет громко возмущаться и спрашивать, почему это друг относится к нему, как к слуге. Нет, в такой ситуации лучше было потерпеть и помолчать.

– Как тут воня…

Закончить фразу мошенник не дал. Теперь Аквус был уже под рукой, потому можно было этой самой рукой и заткнуть ему рот, пока он не привлек внимание тех, кто приближался по соседнему коридору.

– Тихо, – прошептал на ухо другу Юлиус. – Слушай и смотри.

Гераклид на удивление послушно кивнул и замер. Возможно, что-то в голосе Корпса заставило его поверить, что происходящее серьезно.

Прошло совсем немного времени, как из прохода появилась женщина в очках алхимиков. Сдернув их с изящного носа, она на секунду остановилась на пороге и дала возможность рассмотреть себя.

Длинные вьющиеся волосы черного цвета. Прямая осанка и узкие бедра, что отдельно подчеркивала облегающая туника. Высокий рост придавал тонкой фигуре ощущение воздушности. Казалось, что одна из нимф по неведомой прихоти решила посетить этот старый заброшенный грот.

Однако вряд ли нимфы обладают таким лицом. Его можно было бы назвать красивым, если бы не наполненные ненавистью глаза и тонкие, презрительно поджатые губы. В своей жизни Юлиус Корпс немало повидал подобных лиц, и все их обладатели оказывались порядочными стервозами.

Следом за женщиной появился высокий мужчина, который двигался чуть более суетливо, чем надо. В руках он нес сверток, завернутый в ткань, и покачивал его при движении. Стоило незнакомцу остановиться, как раздалось причмокивание и неразборчивое бормотание.

– Он неправильно держит младенца, – прошептал Гераклид.

Юлиус вздрогнул. «Младенец? Точно!»

– Моя мама всегда говорила, что мужчины держат младенцев неправильно. Они несут их, как вещь. В то время как женщина, даже если у нее нет своих детей, всегда возьмет его, как это необходимо. Потому что у них это в крови.

– Помолчи, дружок, – прервал мошенник лекцию. – Если верить здешней статуе, то жить младенцу осталось недолго.

– Ужас, – благоговейно протянул Аквус, но намерения бежать и спасать ребенка от страшной участи – хвала богам! – не проявил.

Меж тем старуха из камня очень обрадовалась посетителям.

– Ой, а кто это у нас сегодня? Мальчик или девочка? Как зовут? Ну, дайте же мне посмотреть на лялечку, – затараторила она.

– Заткнись! – вскользь бросила женщина и повернулась к спутнику. – Арагунис, почему нельзя выбрасывать их мертвыми?

«Арагунис! – мелькнуло в памяти Корпса воспоминание. – Мужчина, который был за дверью. А женщина, видимо, Феломена».

– Причина смерти должна быть естественной, – Арагунис начал с менторской интонацией, но под взглядом спутницы сбился и заговорил торопливо. – Алхимики могут установить, от чего именно умер младенец. А для нас, как ты понимаешь, важно, чтобы ребенок именно захлебнулся.

– Ладно. Только давай покончим с этим поскорей.

– Хорошо, Феломена.

И Арагунис направился… прямо к тому проходу, в котором прятался мошенник с другом.

Мысли Юлиуса лихорадочно заметались, пытаясь найти выход. Коридор имел выход к морю. Может быть, что-то вроде проплыва, который привел друзей в этот грот. Значит, Арагунис совершенно точно пройдет до конца. И спрятаться на этом пути, насколько понимал Корпс, негде. Прижаться к стене и остаться незамеченным было бы можно, если бы мошенник прятался один, но Гераклид своим присутствием затруднял любые маневры.

«Что же делать? Где же выход?» – спрашивал себя Юлиус.

Меж тем старуха начала посмеиваться. Мерзкое хихиканье переросло в хохот. Мужчина остановился и обернулся к голове.

– В чем дело?

– Теплее, теплее, – выдала старуха и вновь расхохоталась.

Переглянувшись со спутницей, мужчина уже почти подошел к самому коридору, как вдруг снова раздалось эхо шагов. Только в этот раз уже не шли, а бежали.

– Ну, а это кто еще такой? – устало прошептал Корпс и резко поднял указательный палец вверх, предостерегая Гераклида, который собирался что-то ответить. Слова сработали на этот раз быстрее мысли.

«Старею, что ли?» – с ужасом подумал Юлиус. – Или просто слишком много событий на один день?» Из соседнего коридора раздался торжествующий вопль инспектора Лавраниуса.

– Стоять! – судя по хору голосов, инспектор прибыл с неплохим подкреплением.

– Нет, это вы стойте! – для того, чтобы перечить превосходящим силам противника, нужно обладать недюжинной силой духа. Феломена оказалось весьма смелой женщиной. – Еще один шаг, я имею в виду любого из вас, и мой друг перережет младенцу горло! Причем, правитель города будет в ярости, если вы позволите так просто убить его внука!

– Вам и вправду нужна кровь невинного младенца на ваших руках? – тут Юлиус узнал уверенный голос Брациса. – Не боитесь, что на вас натравят гарпий? Даже одной хватит, чтобы превратить остаток вашего существования в вечное страдание. Но я верю, что правитель Валлис не пожалеет денег на разговор со стаей мерзких тварей, лишь бы отомстить похитителям. Так что если хоть волос мальчика упадет с его головы…

– Ни шагу, идиот! – женщина перешла на визг. – Не пугай меня пустыми словами! Какой волос может упасть с лысой головы младенца?

«Она же вам зубы заговаривает, – тоскливо подумал Юлиус. – А вы ее слушаете, вместо того, чтобы броситься вперед всей толпой и схватить сумасшедшую и предателя. Ребенка они вряд ли успеют убить, у алхимика нет с собой оружия, а если его уронить… ничего страшного, всех нас роняли на пол в детстве. Кого-то реже, кого-то чаще…» И мошенник украдкой покосился на Аквуса.

Но инспектор, очевидно, не обладал должным опытом в переговорах, поэтому не командовал атаку. Юлиус уже было прочистил горло, чтобы выкрикнуть сигнал к наступлению, имитируя голос Лавраниуса, но не успел. Из грота донесся громкий плеск, как будто с потолка в озеро сорвалась каменная глыба, женский визг, вздох удивления – и секундой позже отчаянный плач.

Правда, через мгновение и он затих.

 

Глава четырнадцатая.

Герои и чудовища

– Тщ-тштш, – по пещере расползся шепот. Выскользнул на берег озера, пронесся над головой Феломены, окружил Лавраниуса и алхимиков, погладил по спине похитителя с ребенком на руках и растаял над головами спрятавшихся друзей. – Тихо-тихо, что за плач? Что за слезы? Что за люди? Молчите, первой буду говорить я.

Юлиус понял, что сейчас его не заметят, даже выйди он из тоннеля прогулочным шагом. Поэтому он молча показал кулак Аквусу – в надежде, что тот правильно истолкует этот жест – и скользнул вдоль стены к свету. Нагнулся. Осторожно высунул голову из-за каменного выступа.

– Аид меня забери… – пробормотал Брацис.

Рядом с ним молоденький ученик судорожно сглотнул и стал заваливаться набок, потеряв сознание. Инспектор закашлялся, пытаясь что-то сказать, но слова не желали покидать его горло, отсиживаясь внутри бульканьем и бессильным клекотом. Феломена замерла, как натянутая струна, боясь обернуться.

За ее спиной из воды поднималось нечто. Сначала Юлиус принял это за ожившую массу воды, потом прозрачный кокон рассыпался на брызги, и на берег шагнула она.

Длинные ноги с сильными бедрами выглядели почти по-человечески, если не считать слишком широких коленей. На язык просилось слово «колченогая», но в данном случае оно прозвучало бы слишком грубо. Вульгарно. Материалистично. При всей «тяжести» нижней части тела она казалась не массивной. Скорее, невесомой. Прозрачной. Будто это не плоть из мяса и костей, а водная зыбь, гребень волны, туман над морем в зимнюю ночь. Вздрогнет и уплывет прочь, раздробится на облако мелких брызг.

Юлиус сморгнул. Встряхнул головой. Наваждение было слишком сильным, глаза отказывались верить в то, что они видели. Противоречие между материей и иллюзией было настолько велико, что к горлу подкатывалась тошнота. Начинали дрожать руки, хотелось отвернуться, закрыть глаза и не видеть ничего. Однако взгляд будто примерз к этой твари, она поймала его, как рыбак, на невидимую леску, сотканную страха и любопытства.

Выше талии у нее была голубовато-белая кожа, сквозь которую просвечивали зеленые и синие дорожки вен. Еще выше – покатые плечи, длинная шея и по-детски тонкие ручки. Правда, ладони были непропорционально широкими, как будто к изящным женским запястьям Посейдон ради шутки прикрепил ласты или плавники, отобранные у крупной рыбы. Между пальцами трепетала прозрачная сиреневая кожа.

Мошенник не хотел смотреть ей в лицо. Но пришлось. Ради справедливости стоит заметить, что он сдался предпоследним. Лишь Феломена продолжала стоять к твари спиной, закрыв глаза, и мелко дрожала.

Прозрачные, как тихая заводь, зеленовато-серые глаза. Огромные, навыкате, с продолговатыми зрачками, которые пульсировали, сжимаясь до песчинки и расширяясь до размеров крупного яблока – тогда они заполняли чернотой все пространство между веками и становились похожи на провалы в глубину, откуда не выплыть. Никогда. Спутанные серо-коричневые волосы, больше напоминающие водоросли. Чересчур высокие скулы – четыре скулы, мимоходом отметил Юлиус, по две на каждую щеку, хотя разве это сейчас важно? – и тонюсенький, почти безгубый рот. Массивный подбородок – казалось, он должен был перевешивать, слишком тяжелый для тонкой шеи и изящной головы.

Сквозь одну щеку просвечивала пульсирующая красная слизь. На другой был легкий румянец. Тварь улыбнулась и вновь заговорила.

– Наконец я могу выразить свое почтение, милые человечки, – она ухмыльнулась, и Юлиус увидел десятки мелких игольчатых зубов. «Родственница того страхолюдища из „проплыва“, которого мы встретили по дороге сюда? – подумал он. – Или…?» При мысли о том, что он проплывал в метре от этой твари, мошенника передернуло. Сзади завозился Гераклид.

– К-к-к-к… кто ты? – инспектор наконец совладал со словами.

– Ламия, – тварь мило улыбнулась. – Но если ты, человечек, подашь мне руку и проводишь в город, я позволю называть меня просто Ла. Как песня. Как волна, которая смоет весь город. Весь Кипр. Он слишком долго пробыл наверху. Пора вернуть остров туда, откуда он поднялся. Да, и благодарю за свежую кровь. Она здорово подкрепила мои силы. Кто из вас придумал мне помочь? Ты?

– Ты слишком самонадеянна, – подумать только, нервы у Феломены были покрепче инспекторовых. Фраза получилась с первого раза. – Кто сказал, что младенцы предназначались тебе?

Ламия опешила. Если только морское чудовище может опешить в принципе. Сбоку раздалось мерзкое старушечье хихиканье:

– Ахиллес погнался за одной черепахой, а поймал – обеих! Хи-хи-хи!

«А ты-то куда, дружок? – тоскливо подумал Юлиус, отстраненно наблюдая, как мимо него протискивается Аквус с горящими щеками и пылающим взором. – Окончательно свихнулся, что ли..?»

– Ты прекрасна! – вскричал Гераклид, появляясь из прохода.

Его появление удивило всех. Феломена приподняла правую бровь, Ламия оскалилась в некоем подобии улыбки, Лавраниус пробурчал под нос что-то про «назойливых толстяков» и потер шишку на лбу, а Брацис, Арагунис и охранники удивленно переглянулись.

– Простите, это вы мне? – спросила Феломена.

– Нет, – покачал головой Аквус.

– Может быть, мне? – хмыкнул Лавраниус.

– Нет, не вам. Ей.

Как оказывается, можно очень много сделать лишь одним маленьким жестом. Стоило Гераклиду указать на Ламию, как, не сговариваясь, Лавраниус, Брацис и охранники расхохотались, Арагунис выкатил глаза, а Феломена криво улыбнулась. Сама же виновница смеха вместо того, чтобы быть польщенной, явно рассвирепела.

– Издеваешься? – прошипела она.

«Молю тебя, Гермес, пусть он действительно издевается, – Корпс продолжал взирать со стороны, не собираясь принимать участие в этом столпотворении посреди пещеры. – У бедняги Гераклида, конечно, паршивые стихи, картины, скульптуры, да и, собственно, жизнь; но никогда бы не подумал, что у него все настолько паршиво с чувством прекрасного».

Тем временем смешки смолкли, и воцарилась неловкая тишина. Слышно были только шуршание одежд. И в этом молчании громко и отчетливо снова зазвучал плач проснувшегося ребенка.

Двое среагировали почти молниеносно. Ламия бросилась к державшему младенца Арагунису, а Лавраниус выскочил ей наперерез в стремительном выпаде.

Это была мастерская атака. Юлиус оценил ее по достоинству. Обычно мошенник действовал хитростью и ловкостью, но ему не раз приходилось сталкиваться с противником один на один, да и наблюдать за мастерами боев на мечах тоже доводилось. Все было сделано по науке: без лишних движений, отточено и изящно. У этой атаки были все шансы на успех, если бы инспектору противостоял человек.

Ламия немыслимо извернулась, резким движением дернула руку с мечом, а затем отшвырнула Лавраниуса с такой силой, что он отлетел к стене пещеры. Раздался глухой удар, и инспектор застыл без движения.

Тем временем монстр одним взмахом острых когтей вспорол горло Арагунису. Тот упал, заливая кровью орущего младенца. Феломена отшатнулась в сторону и побледнела. Брацис и часть охранников устремились к Ламии, в то время как остальные нерешительно застыли на месте.

Но больше всего за этот отрезок времени, вместивший в себя множество событий, Юлиуса Корпса напугал не вид крови – это было мерзко, но в какой-то степени привычно. Сам монстр, играючи разделавшийся с двумя людьми, тоже не казался чем-то необычным. Мошенник видел ее лицо, упивающееся чужой болью. Язык, слизывающий капли попавшей на подбородок крови. Горящие глаза, предвкушающие праздник смерти.

И это же выражение зеркально отражалось на округлой физиономии застывшего в восхищении Гераклида. Юлиус никогда не видел друга таким и желал, чтобы больше подобного не повторилось.

«Но для начала тебе следует выжить», – напомнил он себе и приготовился к тому, что вскоре придется вмешаться, потому что схватка приближалась к логическому завершению.

Итогом бойни – а иначе это было трудно назвать – стали еще несколько убитых и раненных охранников, а также схвативший в охапку Феломену и отступивший Брацис. «Не иначе как за подмогой пошел», – подумал Корпс и понадеялся, что та прибудет вовремся.

Тем временем Гераклид вынул из рук мертвого Арагуниса ребенка и торжественно, словно приз, понес Ламии.

– Это тебе, богиня, – Аквус почти светился от счастья.

Монстр, вытирая кровь с лица, обернулся и легким танцующим шагом пошел навстречу дарителю.

– Пропал, – прокаркала старуха, о которой Юлиус уже успел порядком подзабыть.

Это фраза, тонкой подаче которой позавидовал бы любой трагик, повлияла на мошенника причудливым образом.

Вместо того, чтобы напасть на Ламию сзади или, схватив в охапку Гераклида, последовать примеру сбежавших, Юлиус Корпс вышел из укрытия.

– Оставь ребенка в покое! – громко сказал он, и эхо разнесло слова по всей пещере.

Мошенник сам не понимал до конца, к кому именно он обращается – к сошедшему с ума другу или жаждущему крови монстру. В итоге остановились оба и одновременно повернулись к Юлиусу.

«Что я делаю? – подумал Корпс. – Кажется, я заразился от Гераклида. Определенно, это признак надвигающейся старости. Того и гляди, я потребую честного поединка, перестану бить в спины, а все нажитое честным путем буду раздавать беднякам. Фавн, видел бы ты меня сейчас – ни за что бы не узнал своего лучшего ученика».

– Поиграем? – спросила Ламия и оскалилась.

Узнавать, во что именно с ним хотят поиграть, мошеннику не хотелось, но пришлось. Он не увидел никакого знака, не услышал слов, но внезапно Гераклид с силой подбросил сверток с младенцем в воздух.

Не успев подумать, Юлиус уже бежал к противникам, думая лишь о том, что наверняка должен успеть до того, как младенец ударится об пол. Толкнув плечом застывшего с глупой улыбкой на лице Аквуса, Корпс подпрыгнул и, вытянув руки, поймал сверток с ребенком. Малыш не переставал кричать, но ничего с ним не случилось. И хотя, судя по запаху, ребенок успел обмочиться, от этого он вряд ли умрет.

Вскочив, мошенник пробежал несколько шагов, положил младенца на ровный обломок колонны и развернулся. Это случилось весьма вовремя – прямо на него уже мчался улыбающийся Гераклид. И это зрелище, которое в другой момент могло вызвать лишь смех, внушало опасение.

«Хватит церемониться. Потом разберемся!» – скомандовал себе Юлиус. Шагнув чуть влево, подтолкнул и без того не успевающего остановиться друга. Тот споткнулся, пролетел несколько метров и, едва не напоровшись на меч Лавраниуса, врезался в стену неподалеку от инспектора.

Корпс выждал пару секунд, но Гераклид не пошевелился, хотя вроде бы дышал.

«Может быть, мозги на место встанут», – удовлетворенно подумал мошенник и тут же, холодея, осознал, что за всем этим забыл про Ламию.

….монстр обнаружился на том же месте, где и был до этого. Оскалив игольчатую пасть, Ламия оглядывалась вокруг.

– Как прекрасно, – проворковала она. – А скоро так будет везде. Маленькая разминка перед большим сражением. Стоны раненных, остывающие тела убитых, бесчисленные разрушения. И в конце какой-нибудь герой бросит мне вызов, чтобы перед смертью осознать свою никчемность.

– Герои обычно побеждают, иначе их бы так не называли, – заметил Юлиус, размышляя, есть ли у него хоть какой-то шанс.

– Передашь привет Аиду? – Ламия, не дожидаясь ответа, оказалась возле Корпса и схватила его за горло.

Ощущение было такое, будто туман внезапно стал плотным и обернулся вокруг шеи холодным шарфом. Мороз пробежал по всему телу мошенника, а руки безвольно опустились. Вместе с тем Юлиус заметил, что Ламия изменилась. Теперь перед ним стояла прекрасная девушка с кроткой, чуть игривой улыбкой. До невозможности алые губы на бледном лице. Волосы колыхались, словно волны и, кажется, даже был слышен легкий шум прибоя. В загадочных голубо-зеленых глазах плясали искры.

«Она прекрасна. Гераклид был прав!» – Юлиус представил, что сейчас Ламия поцелует его, и почувствовал трепет в груди.

Резкий, как пощечина, вскрик младенца привел мошенника в чувство. Он увидел вытянутые иглы зубов, подбирающиеся к его горлу.

«В такие минуты, – неожиданно отстраненно подумал Корпс, – говорят, что вся жизнь проносится перед глазами. Всегда было интересно, сколько в этом выражении от правды, а сколько от метафоры…»

…

«…это была очень приятная, полная неожиданностей и побед история. Главный герой ее был замечательным человеком, который, без сомнения, достоин куда лучшей участи, чем та, которая постигла его».

Мысль эта посетила сознание Юлиуса сразу же после того, как летопись жизни пронеслась перед глазами. Этой замечательной фразой он собирался закончить повествование. Наверняка, после нее подданные Аида будут рукоплескать и осыпать Корпса комплиментами.

Но, несмотря на столь продолжительные воспоминания, оказалось, что Юлиус еще жив. Ламия по-прежнему держала свои игольчатые зубы возле горла мошенника, по неизвестной причине остановившись в нерешительности.

Рядом всплакнул ребенок. Гераклид бессознательно что-то пробурчал. Ламия чуть встряхнула головой, сбрасывая наваждение.

«Сейчас будет жрать, – понял Корпс. – А ты, значит, дорогой мой и прекрасный Юлиус, решил податься в искусство прямо перед лицом смерти. Безусловно, Аполлон будет гордиться тобой».

И тотчас эта мысль пробудила в голове картину прошлого, на которую мошенник до этого обратил внимания не больше, чем на остальные.

Остров. Огромная пещера страха. Фигура Аполлона, рассматривающая рисунки на стене.

«Игольчатозубая рожа; рука, сжимающая шею маленького человечка; глубокая яма где-то далеко под рожей; колонна с металлической подставкой под факел, которую зачем-то перевернули набок».

Мошенник резко дернул головой в сторону и заметил, что колонна прямо рядом с ним. До нее вполне можно дотянуться рукой. Но сработает ли это?

Ламия резко всхрапнула, Юлиус почувствовал неотвратимость приближающейся смерти, дернулся в сторону и ударил по металлической подставке для факела. Та завалилась на бок. Горло обожгло резкой болью, и тут же раздался скрежет камня, а за ним – громкий крик. Корпс почувствал, что его больше не держат, и постарался – насколько это было возможно – сгруппироваться.

Не получилось.

Резкий удар ребрами о каменный край. Бездна перед глазами. Доносящийся оттуда крик Ламии. Вновь скрежет камня.

Мошенник успел вовремя дернуться в сторону и откатиться. Еще чуть-чуть, и его бы придавило закрывающимися плитами.

Он лежал и смотрел на каменный неровный потолок. Дыхание гулко разносилось по пещере. Юлиусу показалось, что он услышал гадливый и разочарованный смешок смерти.

Однако смеялась вмурованная в стену старуха. Тоненько и пронзительно.

– Герой, – почти визжала она. – Одолел монстра, ну, надо же.

– Замолчи, – Корпс хотел потребовать, но получилась просьба.

Как ни странно, бабка послушалась.

Мошенник встал и огляделся: ребенок все так же лежал на камне, кажется, уснув. Поразительный выдержки и крепости духа малыш. Если бы с Юлиусом происходило нечто подобное, то он наверняка бы кричал, визжал и дрыгал ногами и ручонками. А в царство Морфея еще лет десять боялся бы погружаться – вдруг там прибежище Ламий и прочих отвратительнейших существ?

Пока Корпс размышлял над стойкостью младого поколения, очнулся Гераклид. Он, шатаясь, встал. Огляделся со страхом и затаенной надеждой. По-видимому, не найдя того – а скорее всего «ту» – кого искал, вздохнул и пошатнулся.

– Голова болит, дружок? – поинтересовался Юлиус. – Ничего-ничего. Пускай поболит. Может, шишка большая выскочит. Будет хорошим напоминанием о том, что не следует предавать друга.

– Предавать?! – вскинулся было Аквус, но тут же покраснел. – Да, я – предатель! Детоубийца. Негодяй и опустившийся человек. Мне нет прощения.

На взгляд Юлиуса, это было слишком наигранно. Драма всей жизни Гераклида Аквуса в очередной раз превращалась в третьесортную комедию. Корпс вспомнил, как только что сам собирался выступать перед умершими в подземном царстве, и его передернуло.

«И я туда же, – со злостью подумал мошенник. – Нахватался дурных привычек, как бесплатных угощений на празднестве в честь Олимпийских игр».

Возможно, частично из-за этого Юлиус не продолжил издевательств над Гераклидом, но основной причиной его сдержанности стал шум, раздавшийся со стороны прохода. Кажется, сюда вновь кто-то бежал. И их было много.

Быстро сориентировавшись, мошенник схватил Аквуса и потащил обратно в темноту коридора..

– Куда ты…

– Тихо! Нет, дружок, если ты хочешь еще и предать меня алхимикам, бегущим сюда расправляться с монстром, которого уже нет, тогда говори. Можешь даже кричать и бегать, указывая, где я прячусь. Но если ты притихнешь и будешь делать то, что велят, я буду премного благодарен.

Аквус покорно замолчал. Вид его преисполнился печали и скорби. Все меланхолики мира не смогли бы сейчас превзойти Гераклида в его депрессивной покорности.

Тем временем Юлиус быстро убедился, что младенец находится в безопасности, да еще и там, где не заметить его было бы сложно. Обернувшись к старухе, Юлиус собирался попросить, пригрозить и даже принудить не выдавать их, но та сама заговорщицки подмигнула. Кажется, бабушка была куда более вменяема, чем горе-скульптор, покорно стоявший рядом.

– Сейчас мы спрячемся вот в том углу, – прошептал Корпс, вслушиваясь в нарастающий топот. – Когда вся эта толпа прибежит, бойцы начнут воинственно кричать и подбадривать себя. Тогда мы смешаемся с ними и аккуратно проберемся к выходу. У меня в гильдии осталось одно незавершенное дело, потому стоит воспользоваться неразберихой.

 

Глава пятнадцатая.

Свитки и коридоры

Все произошло так, как и предсказывал Юлиус. Толпа вооруженных людей, громко топая и бряцая оружием, ворвалась в пещеру. Толкая друг друга, они гудели, как пароходы. Возбужденно переговаривались и недоуменно озирались по сторонам.

Возможно, все выглядело бы иначе, будь среди них настоящие воины, а не просто сброд, вооружившийся чем попало, – мошенник заметил кочергу, табурет и множество других вещей, оказавшихся под рукой. Корпс на секунду представил, что стало бы с этим «войском», встреть они Ламию, и ему стало дурно. Большинство толпившихся в проходе были обязаны Юлиусу жизнью, но, как обычно бывает в подобных случаях, не подозревали об этом, так что предъявить счет было некому.

Алхимики замерли, обозревая открывшееся им зрелище: трупы, оторванные части тела, подсыхающие потеки крови на камнях. Следы расправы над предыдущими соперниками монстра. Стоит отметить, что вбежавшие демонстрировали поразительную стойкость духа – сказывалось то, что большинству из них в процессе экспериментов доводилось видеть и не такое. Та же старуха, вмурованная в стену, смотрелась куда страшней.

– Где она? – наконец спросил кто-то смелый.

– Знать бы вообще: кто она? – поддакнули из толпы.

– Чего ради я бросил свои эксперименты? – возмутился еще один голос.

– Меня не предупреждали об учебной тревоге, – расстроенно пробормотал некто.

Именно этот момент младенец счел подходящим для того, чтобы зарыдать. И разом вся толпа замолчала. Под сводами пещеры разносился плач, а люди стояли и смотрели, не предпринимая ничего. Юлиус Корпс уже начал раздумывать: а не стоит ли вмешаться и хоть как-то намекнуть собравшимся, что неплохо бы успокоить ребенка. Но тут подала голос старуха.

– И чего вы встали? – запричитала она. – Дитя плачет. Может, пеленки намочил; может, замерз на холодном полу; а может, молока хочет. Вы так и будете стоять, что ли?

– Мы не знаем, что делать, – озвучил наконец-то кто-то всеобщую проблему.

– Алхимики! – презрительно фыркнула старуха. – Ученые! Разной дуростью маетесь, а за ребенком ухаживать не умеете! Так, ну-ка бегом подбежали и взяли дитя на руки. Простудится еще ненароком. А ведь внук правителя! Если с ним что случиться, с вами поступят еще хуже, чем вы со мной!

Угроза возымела действие. Тут же по пещере прокатился грохот падающего оружия. От этого младенец заплакал еще громче, и с десяток алхимиков бросилось к нему. Правда, поведение их нельзя было назвать образцово-родительским.

– Пеленки сухие, – отрапортовал один. – Стало быть, мы не можем утверждать, что естественный процесс вывода излишней влаги из организма произошел.

– Я бы не стал с такой уверенностью это говорить, – заметил второй. – Возможно, влага испарилась, но мочевина оставила свой характерный запах, который и раздражает младенца. Принюхайтесь, уважаемый, вы ничего не чувствуете?

– Нет, поверьте, я достаточно часто использовал мочевину в своих опытах и непременно бы ее опознал.

Глядя на это представление, Юлиус покачал головой.

– Алхимики! – повторил он интонации старухи. – Пойдем, дружок Гераклид. Думаю, даже ты справился бы с этим лучше. Ребенок в безопасности, хотя этим людям определенно следует отрываться от своих колб хотя бы иногда. Я даже не уверен, что хоть один из них вообще представляет, как люди появляются на свет!

С этими словами мошенник принялся проталкиваться сквозь неровный строй алхимиков, выставив объемного Аквуса в качестве тарана. Его план работал на все сто: ученые, и по совместительству – храбрые войны, приготовившись ко встрече с неизвестным чудовищем, не ожидали встретить здесь врагов в человеческом обличии, и поэтому не обратили внимания на Юлиуса и Геракида. Очень удобно. Пару десятков «извините», «простите», «можно пройти» и, конечно, коронное «ой, поглядите, а что это там старуха делает?», произнесенные тихим голосом – и друзья оказались около входа в коридор, ведущий, как надеялся мошенник, прямиком в подземелья гильдии.

Юлиус вытащил из кармана алхимические очки и нацепил их на нос. Сидели они криво – из-за погнувшейся оправы, одна из дужек была отломана, а по правому стеклу змеилась трещина, однако функциональность ничуть не утеряли. Придерживая их пальцем, Корпс чуть ли не бегом устремился по указателям, таща за собой тоскующего Гераклида.

Несмотря на то, что путь к обиталищу алхимиков был не самым приятным – к примеру, выбоины в полу и выступы на потолке отнюдь не добавляли скорости и удобства к передвижению, да ещё постоянно приходилось быть начеку, обходя ловушки – Гераклид не заводил вечную песню о тяготах и лишениях. Даже растянувшись во весь рост после встречи с особенно глубокой ямой. Даже набив симметричные шишки над правым и левым глазом. Видимо, глубоко погрузился в рефлексию о своем предательстве. «Или о прекрасной ипостаси Ламии», – подумал мошенник и невольно усмехнулся. Несмотря на то, что смерть только что прошуршала совсем близко, и в лицо Юлиусу вполне ощутимо повеяло ветром с Елисейских полей, привычка относиться ко всему легко и весело брала верх. Или… в последнее время с ним подобное происходило так часто, что уже не осталось сил реагировать должным образом.

Когда пол в коридоре выровнялся, а потолок стал выше, мошенник понял, что они наконец-то выбрались в главные ходы гильдии. Дорога до архива всплыла в памяти, и через несколько минут они уже стояли у потайной двери. Юлиус отворил вход в архив и скользнул внутрь, поманив пальцем Гераклида.

В приемной было пусто, пахло пылью и химией.

«Подумать только. Я был здесь всего полдня назад – сколько часов прошло? шесть, семь, пусть даже десять? – но кажется, будто полжизни миновало», – Юлиус задумчиво замер, оглядываясь по сторонам, но решил не увлекаться философскими рассуждениями. Не время. Он прислонил Гераклида к стене возле двери и устремился на поиски документа. Аквус тем временем съехал на пол, уселся и схватился за голову жестом трагическим, будто Медея, только что убившая своих детей.

Мошенник сдвинул в сторону деревянную створку, разделяющую приемную и собственно хранилище документов, а затем мысленно выругался. Коротко. Чтобы не терять время. Хотя открывшееся зрелище стоило, пожалуй, более красочной фразы, чем банальное «Орк побери!». Полки громоздились до потолка, занимали три стены из четырех и были забиты бумагами, склянками и книгами вперемешку. Мало того, бумаги лежали на столе, на двух стульях и на полу – веером. Юлиус нагнулся и прочитал: «Счет от гильдии инженеров за май…», «Законопроект по защите права алхимиков на вскрытие мертвецов», «Письмо любимой Далиле. Здравствуй, моя нимфочка, пишет тебе…» Да уж, документы здесь были отсортированы из рук вон плохо. Точнее, вообще никак.

В такой ситуации искать генеральный план можно было до второго пришествия титанов. Или – что более вероятно – до прихода в архив какого-нибудь ответственного алхимика, после того как суета вокруг «морского чудовища» прекратится. «Будет очень смешно провалить задание именно на последнем, самом простом отрезке, – подумал Юлиус. – Прорваться через сотни врагов и преград для того, чтобы меня одолели книжные полки».

В зашифрованных бумагах ордена кочегаров упоминалось точное место хранения генерального плана. А также код, с помощью которого будет открыт ларец.

Однако действительность – как это обычно бывает – не совпадала с тем, «как должно быть». В углу архива, под шкафом, и в самом деле виднелся искомый ларец. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что крышка отсутствует, внутри лежат поздравительная карточка и початая бутылка вина, а генерального плана…

– Нет, – выдохнул Юлиус и сжал зубы.

На книжных полках рядом с полуистлевшими бумагами извивались черви. В носу свербело от запаха пыли и тлена. За стеной издевательски вздыхало и ворочалось море. А в соседней комнате начинал горестно подвывать Гераклид.

В такие минуты Корпсу очень часто хотелось думать о прекрасном. Возможно, то была защитная реакция организма на абсолютно неприглядную действительность, которая окружала мошенника; а возможно, внутри Юлиуса прятался поэт. Очень хорошо, надо сказать, прятался. Других вольностей себе не позволял и в подобие Аквуса не превращал, за что ему честь и хвала.

Именно поэтому мошенник мысленно попытался придать этой затхлой пещерной комнате – как же его затиранили эти пещеры за время путешествий! – вид цветущего луга. Черви превратились в бабочек. Горы свитков – в кусты, траву и деревья. Воздух наполнился прекрасным ароматом. Свежий ветер пронесся и придал бодрости. Скулеж Гераклида сменился птичьим пением.

«Хорошо-то как, – подумал Корпс. – Сейчас успокоюсь, наберусь сил и опять искать этот треклятый свиток»,

Однако отдохнуть в полной мере не получилось. Цветущий луг вспучился. Куски дерна полетели в разные стороны, а из образовавшейся дыры выглянул кто-то очень милый, весьма знакомый и прелестно подслеповато щурящийся.

– Александр!

Крот довольно пискнул и тут же попросился к Юлиусу на ручки.

Самонаваждение кончилось, но в воздухе по-прежнему было свежо, а давешние черви куда-то подевались. Мошенник придирчиво изучил лапки крота – они были в сырой земле, но, между тем, никакой дыры в полу не было. Да и под ногами был твердый камень, который так легко не пророешь. Если только у Александра не стальные когти, хотя и с ними все надо еще постараться.

– Что-то тут не так, – пробормотал Корпс, тем не менее радуясь компании зверька.

Тут крот принялся дергать мошенника за одежду и указывать носом в сторону самого большого завала из свитков. Высотой в рост Корпса и шириной в полтора Аквуса, гора свернутой бумаги пугала своей несокрушимостью.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Поискал там?

Александр в ответ довольно пискнул и изобразил лапками некое подобие аплодисментов.

– Ну, раз ты так хочешь…

Конечно, мысль следовать приказаниям – или даже советам – животного могла показаться кому-то другому весьма странной, но Юлиус за последнее время успел столкнуться уже с таким количеством невообразимого, что абсолютно не сомневался в этой идее. К тому же, Александр еще при первой встрече показал себя умным зверьком, да и в его появлении было столько необычного, что Корпс склонялся к мысли: здесь не обошлось без вмешательства провидения. Кто именно выступал в его роли – другой вопрос, но над ним можно будет поразмыслить в иной, куда более спокойной и приятной обстановке.

– Вставай, дружок – позвал Юлиус. – Время разбрасывать свитки.

– Зачем? – уныло поинтересовался Аквус.

– Затем, что так нам советует крот.

Гераклид не высказал по этому поводу никаких замечаний. Корпс даже подумал, что, возможно, переборщил, когда ехидничал по поводу Ламии. Прежний Аквус, хотя и имел множество отрицательных качеств, был более приятен, чем этот покорный и угрюмый, будто только что сбежавший из царства Аида. Видимо, Гераклид просто направил свойственную ему неукротимую энергию на самобичевание. Оставалось только дождаться, пока что-нибудь другое не отвлечет его от этого занятия.

Вдвоем они с Юлиусом быстро раскидали гору свитков и обнаружили на самом дне еще один ларец. Точную копию того, что стоял в углу. Он, в отличие от первого, был заперт.

Корпс машинально подобрал заученный код из зашифрованных трактатов, хотя и заметил, что руки невольно подрагивают. Однако волноваться не было причин. Код подошел, ларец раскрылся, а внутри обнаружился перевязанный свиток. Судя по состоянию бумаги – он был очень и очень старым.

– Отлично, – прошептал мошенник.

Юлиус взял стопку листов и обернул ими искомый свиток. Кто знает, как им придется выбираться и через что пройти. Стоит защитить документ на это время.

– Ну что, пойдемте, друзья мои?

Юлиус махнул Гераклиду в сторону выхода и наклонился к Александру, чтобы подхватить его на руки. Однако крот отчаянно замотал головой и стал пятиться.

– Что такое? – мошенник опешил. – Боишься? Сердишься?

Александр в ответ зашипел – неожиданно громко, даже Гераклид, который уже успел дойти до половины приемной, подпрыгнул на месте и замер. И в наступившей тишине Юлиус услышал шаги в коридоре. Надеяться на то, что идут не в архив… Даже эйфория от нахождения заветного свитка не могла заставить мошенника прийти к такому оптимистичному предположению.

– Аквус! – позвал он громким шепотом. – А ну, быстро сюда!

Тот – хвала богам! – продолжал внутренний курс самоедства, поэтому не стал задавать лишних вопросов и сразу повернул обратно.

Тем временем Александр начал сопеть и активно пихать Юлиуса в щиколотку – по направлению к угловому шкафу. Правда, судя по размерам, туда с трудом поместился бы и сам мошенник, не говоря уже о сопутствующих – Гераклид, крот и свиток, который нежелательно мять. Но Корпс решил отдаться в руки мойр, а точнее, положится на ту часть судьбы, которая оказалась в лапках крота. Причем сделал это мошенник вопреки одному из любимых постулатов Фавна – «никогда и никому не доверяй, кроме самого себя».

Доверие оправдалось полностью. Дернув за ручку, Юлиус распахнул дверь, которая вела не в пыльное деревянное нутро, заваленное бумагами и книгами, а в уже привычную сырую темноту коридора.

Через десять минут после того, как друзья ретировались из архива, к Гераклиду начало возвращаться обычное состояние духа. Сложно сказать, что на него так подействовало – узость коридора, из-за которой приходилось идти, до боли сводя плечи и обдирая локти о стены, или умильное зрелище – Юлиус, нежно прижимающий к себе свиток и Александра, – но у Аквуса снова прорезался голос.

– Тут темно и душно, куда мы идем? А что, если я застряну? Ты хочешь остаться здесь навсегда и умереть от темноты? – в этом месте Юлиус не выдержал и прыснул, крот поддержал его сопением в такт смешкам. – Да скажи же наконец, куда ведет этот коридор?

А ведь и вправду. Мошенник аж притормозил, из-за чего получил в спину чувствительный тычок от не успевшего остановиться Аквуса. Куда они идут? Алхимические очки в этом коридоре бездействовали – на стенах не было ни единого знака – только гроздья то ли светлячков, то ли светящихся камушков висели через каждые два-три метра, освещая дорогу.

– Александр, куда ты нас ведешь? – пробормотал Юлиус и тут же получил ответ.

В стене возникла щель, которая медленно начала расширяться – каменный блок плавно отъезжал в сторону. Когда проем достиг ширины в метр, там появился приземистый силуэт.

– Ну конечно, как мне в голову сразу не пришло, – проговорил Юлиус, опуская крота на землю – тот стал нервничать и рваться к выходу, смешно загребая лапками. – Как же Александр и без хозяина.

….

Корпс всегда считал, что отлично умеет ориентироваться в пространстве. Но сегодня его вера в собственные силы пошатнулась.

Леонид Стадис – хозяин самого умного крота в жизни Юлиуса – вел их такими изворотливыми путями, что чувство направления изменило мошеннику. Мало того, что путь пролегал сквозь темные коридоры, узкие пещеры, загадочные спуски в неизведанные глубины и подъемы на не менее неизведанные возвышенности. Мало того, что все это происходило под землей и ориентироваться по солнцу и звездам не было никакой возможности. Все усложнялось тем, что в некоторых, на первый взгляд, обычных местах, Леонид останавливался, нажимал на неприметный участок стены и открывал секретный проход.

На поверку оказалось, что крепость алхимиков вся пронизана подобными коридорами. И, как понимал Юлиус, не каждому они были известны. Во всяком случае очки, позаимствованные у алхимиков, не распознали ни одного. Оставалось только гадать, где Стадис раздобыл столь подробный план крепости.

Будь такой у Корпса – не пришлось бы выдавать себя за инспектора, спасаться от погони и сражаться с Ламией. С другой стороны, при подобном варианте вероятность того, что монстр все же сожрал бы младенца, была высока, как никогда.

Однако сейчас мысли Юлиуса больше занимал сам Леонид. Ведь Александр оказался в библиотеке в нужное время, да еще и помог им выбраться, а сам ученый подвернулся именно в тот момент, когда было особенно необходимо. Воистину, Фортуна благоволила мошеннику, даря свою любовь и радушие, но одним этим объяснить все происходящее было невозможно.

Тем не менее, за время, прошедшее со встречи, Леонид не проронил ни слова. Из-за этого молчания Корпс даже подумал – не удалил ли ученый себе язык в порыве какой-нибудь естествоиспытательской выдумки?

Гераклид тоже молчал, что Юлиуса устраивало чуть более чем полностью. Тучный любитель странных женщин пыхтел, сопел, горестно вздыхал, но на большее его не хватало. Все силы уходили на движение и попытки не споткнуться. Надо сказать, что в последнем Аквус начал наконец-то делать успехи.

И вот, когда, казалось бы, темнота коридоров стала уже родной, впереди показался просвет. Еще несколько шагов, и перед ними раскинулся грот, наполовину заполненный водой. Изящный кораблик покачивался на волнах и буквально-таки манил усталых путников. Они, естественно, не заставили себя ждать.

 

Глава шестнадцатая.

Тайное и явное

– Ну, рассказывайте, – сказал Леонид, когда все – даже страдающий от недостатка координации Гераклид – забрались на палубу. – Кое-что я знаю, кое-что видел своими глазами, но предпочту выслушать вашу версию. Да и Александр, думаю, тоже.

– Это было ужасно! – патетически воскликнул Аквус.

– Нет, – Стадис повернулся к Гераклиду. – Прошу вас: помолчите. У вас это очень хорошо получается.

Надувшись от гордости, Аквус замолчал. Юлиус уважительно покосился на ученого, размышляя, удастся ли ему подобный трюк. Леонид требовательно смотрел на него и ждал рассказа.

«Хорошо, – решил мошенник. – Я расскажу, но потом и ты, друг мой, мне кое-что расскажешь». И он довольно сухо поведал о том, как афинский журналист проболтался насчет местоположения свитка, о плавании с капитаном Биллисом и о пиратах, о попытке устранить инспектора и об архиве. «Где, собственно, нас и обнаружил Александр», – закончил Юлиус.

Леонид сосредоточенно кивнул:

– Интересное путешествие. Местами не слишком гладкое, если вспомнить также про морское чудовище и пиратский Родос, однако эти события побочны и не столь важны, так как не приводят нас к решению главного вопроса о генеральном плане.

Юлиус нахмурился. Слежка – отличный метод ведения дел, во всех отношениях отличный, просто мошенник привык к тому, что обычно следит он, а не за ним.

– А…

– Не считаете же вы меня безответственным и легкомысленным? – Стадис вопросительно поднял брови.

– Не считаю. Но был убежден в том, что вы мне доверяете, и дополнительный контроль…

– Не стоит называть мою осведомленность подобным образом. Вы, вот, не стали действовать в одиночку, – Леонид выразительно кивнул в сторону Гераклида, который по-прежнему гордо надувал щеки. – Что же мне мешает иметь несколько проверенных людей, которые всего лишь сообщали мне о ходе операции? При этом, заметьте, абсолютно не вмешиваясь в ваши дела. В то время как вы договорились с Фавном о сотрудничестве, не сказав об этом мне.

– Именно Фавн, друг мой, нашел корабль, без которого я бы до сих пор болтался посреди Эгейского моря на пассажирских посудинах, что останавливаются у каждого островка. Именно…

Леонид усмехнулся:

– Польза очевидна. К тому же, вы не дослушали – я не имею ничего против ваших дел с другими мошенниками, особенно с теми, которые обладают нужными связями и репутацией. Я лишь объясняю, что и сам вводил осведомителей для пользы общего дела. В конце концов, если бы меня не оказалось здесь сегодня, кто знает – нашли бы вы свиток и смогли бы выбраться из архива незамеченными.

– И как же вы здесь оказались? Изобрели машину мгновенного перемещения? Наверное, ещё и зеркало всевиденья, в котором узрели, что мы безуспешно ищем бумаги, после чего решили прилететь сюда с Александром и явились предо мной, как посланник Зевса?

– Вы преувеличиваете способности современной науки. Я отправился в путь, едва узнал о том, что вы захвачены пиратами. Если бы они убили вас или приковали к веслам… На этот случай стоило подстраховаться. Что же касается Александра, то я не знаю, как он оказался у вас, но склонен доверять ему во всем. Он еще никогда не подводил меня и не предавал.

Звучало логично. Леонид говорил весомо, с полной уверенностью в своей правоте. И Юлиус решил сдаться – то есть не поднимать больше вопрос о соглядатаях, однако твердо пообещал себе впредь быть осмотрительнее и регулярно оглядываться по сторонам.

– Тогда у нас осталось всего одно дело. Я отдаю вам свиток, вы мне – соответствующую награду, – тут Юлиус замолчал на мгновение, стараясь, чтобы не прозвучало какое-нибудь неосторожное слово. Тут надо было не продешивить.

– Давайте сначала убедимся, что вы добыли искомую бумагу, а не записку младшему алхимику от старшего – с просьбой вымыть пол в секторе коридоров под буквой «омега».

Корпс пожал плечами, хотя и сам не был до конца уверен, что они действительно нашли то, что хотели – не до проверок было. Поэтому он с показным спокойствием высвободил нужный свиток из вороха других.

Мысль о том, чтобы отдать нажитое таким трудом другому человеку, почему-то вызвала внутри мошенника стойкое неприятие. Он куда более свободно относился к понятию собственности, когда она была чужой. Однако сейчас Юлиус чувствовал, что право владеть этим свитком он «заработал». Потом и кровью. Мошенник вполне мог бы расписывать свои тяготы и лишения, перенесенные ради обладания нужной вещью, подобно работяге, хватившему лишнего в баре и втолковывающему каждому, что его труд, дескать, самый опасный, тяжелый и почетный.

Именно из-за этих причин, а также по давней привычке – видеть и контролировать все, Корпс не передал свиток Леониду, а попросту развернул его прямо на палубе кораблика. Тут же все склонились, в ожидании страшных тайн, секретов и прочего. Даже Александр, попискивая от нетерпения, протиснулся между массивных ног Гераклида.

– Гм-м-м-м, – протянул Юлиус. – Похоже, придется возвращаться.

– Сковав металл, возблагодари жерло вулкана, что позволило тебе это сделать. Брось в него кольцо, чтобы умилостивить и не допустить разрушений, – зачитал Аквус первую строку. – Что это? Кулинарная книга для кузнецов?

– Похоже на то… – по мнению Корпса, после того, как Гераклид озвучил написанное, оно стало выглядеть еще бессмысленней.

– Это шифр, – Стадис, к его чести, не стал смотреть на остальных снисходительно, с укором или даже с презрением, как очень часто позволяют себе делать некоторые люди, которые что-то знают в отличие от других. – Не очень сложный и давно устаревший. Что, кстати, доказывает, что документ древний. Ну, или кто-то попытался сделать так, чтобы он выглядел подобным образом.

– Ясно, – Юлиус кивнул. – И что все это значит?

– Это значит, что тот, кто собирается стать инженером, механиком или даже плавильщиком, обязан заключить с Гефестом соглашение и возносить тому хвальбы. Далее тут расписано и про некоторых других богов. К примеру, про Посейдона: «По зеленым морям, по синим волнам путешествие будет успешным, если помнить будешь, что когда гостя привечают, то хозяина почитают. Он же и вправе выгнать, коли ведешь себя, как свинья, да последнее отдать не готов».

Леонид замолчал. Корпс заметил, что глаза ученого быстро перебегают со строчки на строчку.

– Очень странно, – произнес Стадис, спустя пару минут. – Это возмездный, очень четко прописанный договор. Обязующимся его соблюдать, то есть почитать отдельных богов в ущерб остальным, полагается благословление, помощь и даже технологии, – Леонид покачал головой. – Если это все действительно правда, то какое-то время назад кто-то на Олимпе открыл для себя товарно-денежные отношения.

– Что же странного? – удивился мошенник. – Каждый бог чему-то покровительствует.

– Да. Но не каждый требует за это веровать. Собственно, раньше вообще никто не требовал. Я немало знал изобретателей, которые в положенные праздники приносили жертву всем на Олимпе, но при этом верили они только лишь в себя. Никаких «ты – мне, а я – тебе». Интересно, кому и зачем понадобилось такое? Александр, варианты?

Крот в ответ лишь беспомощно развёл лапками, которыми тут же прикрыл мордочку.

– Так зарождаются банды, – хмыкнул Юлиус. – Ты платишь деньги, а громилы ходят и выполняют твои поручения. Можешь даже почувствовать себя крутым человеком и обязать их одеваться, как ты, и везде прославлять твое имя. А если они отказываются – требуй с них назад то, что заплатил. Люди быстро привыкают к тому, что у них есть деньги или еще какие-нибудь блага, так что желающих выйти из этой банды мало.

Какое-то время они все молчали. Лишь Александр беспокойно ползал по свитку и тихонько попискивал.

– И все же, я не понимаю: почему исчезали мои коллеги? Только из-за того, что они не молились?

– Думаю, друг мой, об этом знают только люди из ордена и сами боги.

– Ну, значит надо пойти и спросить. Делов-то. Мне боги сразу ответили.

Гераклид еще не успел закрыть рот, как взгляды всех присутствующих, включая крота, сконцентрировались на нем.

– Действительно, – медленно произнес Юлиус, чувствуя, как на губах расплывается улыбка. – Ведь наш достойнейший Гераклид Аквус является посланником богов. И если он ничего не преувеличивает, то они общались с ним через Оракула. Правда, так и не удосужились представиться, но это не беда. Все, что нам остается – отправиться в Дельфы и прийти к Оракулу.

В этот момент Александр вдруг развернулся мордочкой к проходу, через который они пришли, и зашипел. Юлиус тут же вспомнил, когда подобное было последний раз. В библиотеке, когда возвращались алхимики. И прежде, чем Леонид успел открыть рот – наверняка, чтобы поинтересоваться: «Александр, что случилось?» – мошенник схватил свиток и спрятал его среди других.

– Что случилось, Александр? – спросил Стадис.

Последующие события наверняка были как-то разнесены во времени, но для Юлиуса Корпса они слились в один большой водоворот.

Вот Александр неожиданно резко развернулся на палубе в направлении выхода из грота. Зашипел еще злобней, чем до этого. Но вместе с тем попятился назад, словно тот, кто там скрывался – очень опасен.

Вот из туннеля, приведшего всю компанию сюда, выбежали алхимики. Их было значительно меньше, чем в пещере с Ламией, но, судя по оружию в руках, здесь как раз собрались те, кто хотя бы умел его держать. Неумех, бессмысленно размахивающих палками и стульями, мешая самим себе и товарищам, не наблюдалось.

Вот из воды выпрыгнула и сама Ламия. С громким звуком приземлилась на палубу и оскалилась. Кораблик покачнулся, и неожиданно Гераклид с громким криком бросился к своей «возлюбленной», растопырив руки. «Обнять хочет, не иначе», – мелькнуло у Юлиуса в голове.

Ну, а дальше все пошло совсем кувырком.

Арбалетный болт впился в доску рядом с Юлиусом.

Гераклид подбежал к Ламии и неожиданно ловко толкнул ее.

Леонид резво нырнул куда-то под палубу.

Алхимики бросились к кораблику, крича и не прекращая арбалетный обстрел, и оставалось возблагодарить богов, что они не додумались захватить пистолеты. Не иначе как опасались обвала от грохота выстрелов.

Юлиус почувствовал, как завибрировала палуба. Кораблик Стадиса оказался что надо. Никаких тебе долгих манипуляций с топкой! Двигатель заурчал, но швартовый канат все еще держал судно на привязи.

Мошенник обернулся к Гераклиду, чтобы позвать на помощь, но у Аквуса хватало своих проблем. Ламия от удара упала, но успела вцепиться когтями в нехуденькую руку горе-художника. И теперь та, кто казалась ранее «самой прекрасной и очаровательной», камнем тянула Гераклида за борт.

– Мама, тетя, Ламия. Женщины неизменно приводят его к гибели, – пробормотал Юлиус, прикидывая, как бы так помочь Аквусу, чтобы не оставить того без руки.

Но Александр успел первым. Крот вцепился в палец Ламии. Та от неожиданности дернулась, освободив Гераклида. По счастью, сам Александр благополучно отлетел в сторону и приземлился на палубу, в то время как монстр рухнул обратно в воду.

Судя по тому, как ловко Ламия перед этим запрыгнула на корабль, – ненадолго.

Тем временем алхимики оказались уже совсем рядом, но их на некоторое время остановило отсутствие веревочной лестницы, которую Стадис благоразумно втянул.

Взгляд Корпса наткнулся на арбалетный болт. Выдернув его, мошенник устремился к швартовому канату. Округлый железный наконечник был не предназначен для того, чтобы пилить им толстую веревку, но ничего другого у Юлиуса не было.

По соседнему канату пополз первый алхимик. Он свесился вниз головой, и столкнуть его не казалось проблемой, но арбалетчики не дремали, а грамотно подстраховывали коллегу. Стоило Корпсу высунуться, как несколько болтов просвистело совсем рядом.

«Интересно, и что будет, когда он доползет?» – подумал мошенник, но выяснять это не хотелось. К тому времени из люка на палубе высунулся Стадис и бросил нож, который проскользил по доскам и остановился у ног Юлиуса. Несколько ударов по канату, и незадачливый ползун с громким криком полетел вниз. Корпс понадеялся, что у того хватит ума отцепиться над водой, а не врезаться в скалу.

Однако сам он уже бежал ко второму канату. Перерезав его, мошенник привстал и едва не упал. Кораблик резко набрал скорость и помчался к светлому пятну, за которым скрывался дивный и прекрасный мир без пещер, алхимиков и иглозубых монстров.

К сожалению, без последних обойтись не удалось.

Ламия вновь выпрыгнула из воды, но, поскольку корабля уже на месте не было, монстр плюхнулся обратно.

«Не догонишь, дамочка», – удовлетворенно улыбнулся Юлиус, но оказался не прав. Если от алхимиков избавиться было очень просто – все-таки они не были воинами в полном смысле этого слова, то Ламия привыкла преследовать свою жертву, нагонять и убивать.

В последнем можно было не сомневаться. Корпс вспомнил игольчатые зубы, руки, сжимающие его шею, и взгляд безумных глаз. Мошенника передернуло.

Кораблик шел очень быстро. Много быстрее, чем знакомые Юлиусу парусные суда. К тому же, вся его конструкция была необычной. К примеру, Корпс так и не смог обнаружить на палубе штурвал. Видно, управлять предлагалось из другого места.

Мошенник нырнул в люк, откуда вылезал Леонид, и сразу все понял. Припав к окулярам – похожие Юлиус видел на подводной лодке пиратов – ученый вел корабль, вращая миниатюрный, кажущийся игрушечным, штурвал. Вдобавок, он еще и постоянно двигал рычаг рядом с собой. Судя по разметке рядом с этим прибором, они уже приблизились к «зоне самовозгорания».

– Как там? – спросил Леонид, не отрываясь от окуляров.

– Она догоняет.

– Ты не дослушал! Как там Александр?

– А, с ним все в порядке.

Юлиус вспомнил, как зверек отлетел от Ламии после спасения Гераклида. Мошеннику тут же стало стыдно, что он не удосужился поинтересоваться самочувствием крота. С учетом того, какая кутерьма происходила на палубе, с ним могло приключиться все, что угодно.

– Хорошо, – Леонид кивнул. – Мы уже почти выбрались из грота, но сейчас придется уменьшить скорость. Здесь очень мелко и скалы. Пока прилив – все нормально, но теперь… Если бы мы не перерубили канаты, то просто не смогли бы преодолеть гребень.

– Уменьшить скорость? Нас догоняет Ламия!

– Если не уменьшим, то догоним скалу. Не факт, что разобьемся насмерть. Скорее всего, разбросает среди обломков, и тогда ваша водная подружка сможет сделать с нами все, что захочет.

– Она не наша, она – Гераклида, – буркнул Юлиус.

– Не имеет значения. Нужно просто не дать ей приблизиться. Посмотри там, – ученый, все так же не отрываясь от окуляров, показал в сторону большого ящика.

Корпс заглянул внутрь и нашел связку предметов, напоминающих свечи. Правда, у них был слишком длинный и мягкий фитиль. Да и на ощупь казалось, что это не воск, а металл.

– Эту вещь я делал по заказу шахтеров. Выдергиваешь шнур и бросаешь. Воспламеняется – мгновенно. Горит даже под водой. Взрыв через пять секунд…, и не советую быть там, где он раздастся.

– Очень хорошо, – Юлиус плотоядно улыбнулся.

Мошенник обычно не любил действовать грубой силой, но в такой ситуации, когда за тобой гонится монстр, которого практически невозможно обмануть, о всяких «любовях» и «нелюбовях» нужно было забыть. Иначе рискуешь, что мир позабудет о тебе.

Выбравшись обратно на палубу, Юлиус заметил, что Ламия уже совсем рядом. Вскоре скорость будет сброшена, и ей ничто не помешает вновь оказаться на палубе, где сейчас расселся Гераклид. Привалившись к борту, он держал на руках Александра. По-видимому, Аквус таким образом выражал своему спасителю благодарность. Иным образом объяснить дурацкое умильное выражение лица не представлялось возможным.

Как бы то ни было, но горе-художник явно не был готов к роли «помощник героя, побеждающего монстра». В общем-то, все как обычно.

Наверное, герою требовалось изобразить что-то патетичное и сказать правильные слова о жизни, вселенной и смысле бытия, но вместо этого Юлиус просто выдернул шнур и кинул «взрывсвечу» навстречу Ламии. Та протянула было руки к неожиданному «подарку», однако в последнюю секунду резко шарахнулась в сторону, плюхнулась в воду, подняв тучу брызг, и нырнула. Раздался прерывистый хриплый вопль и громкое бульканье. До этого момента Юлиус был целиком и полностью уверен в том, что кричать под водой – это утопия. В силу того, что при таком раскладе можно запросто утонуть. Однако Ламия с легкостью опровергла данное заблуждение.

В любой другой ситуации мошенник нашел бы в себе силы удивиться, но не сейчас. Прямо на его глазах опровергался другой принцип мироустройства, гораздо более фундаментальный, чем особенности взаимодействия голосовых связок, воды и распространения звука. «Взрывсвеча», даже погрузившись вслед за чудовищем, продолжала гореть под водой, причем так ярко, что по стенам пещеры метались оранжевые отблески. Одно дело услышать это от другого – пусть даже этот другой является ученым и изобретателем. Другое же – увидеть собственными глазами.

– Красиво… – Гераклид наконец подал голос.

При этом Аквус не вышел из оцепенения – глаза его все еще сохраняли «стеклянное» выражение, не слишком удивительное для взгляда того, кто только что буквально заглянул на Елисейские поля. Причем помогал ему в этом не степенный старичок Харон, провожающий тех, кто уходит в подземный мир в положенный срок, а вздорная Ламия. К тому же не первый раз за сегодня. Есть от чего остекленеть взгляду. Но даже в этом состоянии горе-скульптор нашел в себе силы оценить красоту пейзажа.

«Вот ведь поэтическая душа, – в такие моменты Юлиус, пожалуй, даже не знал – стоит завидовать Гераклиду или посмеяться над ним. – В очередной раз решается наша судьба, а он способен думать о красотах. Жертва муз. Художественная простота. Человек искус…»

Грохнуло так, что Корпс не то чтобы не успел закончить мысль – у него разом вымело из головы все мысли, ударило в лицо брызгами и швырнуло на палубу. Пролетев на спине по скользким доскам, он врезался головой в трубу. Мимо прокатились орущий Гераклид и безуспешно цепляющийся лапками за палубу Александр. А затем в корму ударила волна, закрутила кораблик и бросила его вперед, через скалистый гребень. Днище проскрипело по камням, судно коротко простонало – даже, скорее, выругалось резко, как Ламия несколько мгновений назад – и вылетело на свободную воду, в узкий пролив.

Несмотря на то, что еще не было ясно – оторвались от чудовища или нет. Несмотря на то, что пролив был извилистый и явно сложный для навигации – стены будто сдавливали корабль и угрожающе нависали над ним. Несмотря на всё это, Юлиус больше не дергался – лежал на палубе, раскинув руки, и глядел в узкую полоску неба. По синей «реке» ползли перистые облака и метались чайки, испугавшиеся взрыва. Пахло соленым ветром, горячими камнями и можжевельником.

«Еще мгновение, – думал Корпс, прищурившись. От воды саднило глаза, мокрые ресницы слиплись, нестерпимо чесалась переносица. – Еще чуточку. Сейчас я встану и буду смотреть одним глазом, не преследует ли нас Ламия, а другим – что там с Александром и Гераклидом. Поднимать их на ноги и на лапы одной рукой, а другой – отгонять чудовище. Сейчас-сейчас. Просто мне нужна передышка. Могу я себе позволить затормозить хотя бы на мгновение, раз корабль и так находится под контролем надежного, как фитиль „взрывсвечи“, Леонида?» Из-за кормы раздался отчаянный гортанный крик. «Как же. Ни мгновения, ни чуточки, как всегда», – Юлиус прищурился и вскочил на ноги. Тяжело и неуклюже, шипя от боли в ушибленный коленках, ушибленном локте… проще было сказать, что у него не болело – левое бедро и коленная чашечка. Явная недоработка алхимиков и Ламии.

Та перевалила через скалы вслед за кораблем и пыталась догнать беглецов, однако взрыв не прошел для неё бесследно. Ламия плыла рывками, выдыхая фонтанчики воды и натужные вопли, следом за ней тянулся буро-зеленый след.

– Не догонит, – Юлиус улыбнулся и захромал к барахтающемуся около носового люка Александру. – Хватит с нас чудовищного Пафоса.

 

Глава семнадцатая.

Песни и гостьи

– Так нечестно. Вы меня не цените. И не слушаете, – Гераклид вздохнул и показательно отвернулся. Плавно, с чувством собственного достоинства и ощущением глубокой обиды.

Возвышенность момента несколько портили клочки кожи, облезающие с его большого носа, в данный момент – красного и блестящего, как помидор.

– То есть, дружок, ты соскучился по Дельфам? – Юлиус вытер пот со лба и зевнул. Солнце прожаривало маленький кораблик сверху донизу, от жары не спасали даже каюты – наоборот, они превратились в самые настоящие печки. – Соскучился по разбитым мечтам о поэтичном и загадочном городе? Не терпится устроить еще пару дорожный происшествий? Или…

– Юлиус, уймитесь. Жарко и противно не одному вам, – Леонид вытащил из-за борта большое ведро и вылил воду в тазик, стоящий у ног. Там отмокал, еле заметно шевеля лапками, несчастный Александр. В черной пушистой шубе ему приходилось хуже всех. – И это не повод убеждать Гераклида неаргументированно.

– И как его можно убеждать по-другому, интересно? – Юлиус не сдавался, скорее от скуки и по инерции, чем из желания поссориться. – На логические доводы он обычно не реагирует; реальные факты, которые не вписываются в его идеальную картину мира, пропускает мимо ушей, а рукоприкладство как метод финального убеждения я пока решил не применять…

– И правильно. Потому что, я ручаюсь, сейчас Гераклид поймет, что Дельфы – не единственный выход.

– Вход! Вход в сложное ментальное состояние, с тем, чтобы общаться с людьми и Богами… И потом, любому ребенку известно, что дельфийский оракул – самый правильный.

– Ну, так мы не дети, – Леонид пожал плечами и сплюнул. – Именно поэтому должны знать, что с богами можно пообщаться и на Крите, который находится не в пример ближе, чем Дельфы. И, кроме того, там сохранилась та самая поэтическую атмосферу древности. Да и алхимиков местные не очень-то жалуют.

– Кажется, я в душе – настоящий критянин, – заметил Юлиус.

– Я, как ни странно, тоже, – Стадис потянулся.

– Ну, тогда мы просто обязаны совершить паломничество на нашу душевную родину! Извини, Гераклид, но ты будешь вынужден нас в этом путешествии сопровождать. Впрочем, дружок, если ты не желаешь, то первый же порт на горизонте с удовольствием распахнет тебе свои объятия.

Взгляд, которым Аквус одарил мошенника, пылал жаром не хуже солнца над головой.

– Как я могу тебя бросить? – патетично вопросил Гераклид. – Как я могу предать богов, которые возложили на меня столь ответственную миссию, как спасение тебя от неприятностей?

Наверное, в этом была виновата жара. Возможно – истощение и сдавшие нервы. Может быть – еще не до конца прошедшая боль во всем теле. Однако Юлиус сорвался.

– Спасать? Упустить инспектора и позволить себя связать – это «спасать»? Впасть в подчинение к Ламии и броситься на меня с кулаками – это тоже «спасать»? Постоянно ныть и нудеть по любому поводу, капризничать и стенать? Ты, дружочек, кажется, совершенно не понимаешь, что без якоря в виде тебя я бы уже давным-давно со всеми делами разобрался! Да еще и с наименьшими потерями.

Гераклид хотел было что-то возразить, но, набрав полный рот воздуха, он всего лишь надулся. Сложил руки на груди и отвернулся.

Александр пискнул и брызнул в сторону Юлиуса водой.

– Что? – удивился тот. – Я не прав?

Мошенник повернулся к Стадису.

– Вот скажите, Леонид: я – не прав?

– Правы, – кивнул Стадис. – Да только что это меняет?

Юлиус, ошарашенный такой логикой, тоже сложил руки на груди и отвернулся.

Какое-то время на палубе царила тишина, нарушаемая лишь плесканием Александра да редкими криками чаек, которые, казалось, сами удивлялись, как это они отважились на полет в подобную жару.

Первым на их появление обратил внимание Леонид, чей ум не был занят мысленным проговариванием «убийственных» аргументов, которые, как это обычно бывает, появились сразу после окончания спора.

– Где-то рядом земля. Чайки не улетают далеко от берега, – пробормотал Стадис задумчиво. – Интересно. Я не помню никакого острова на карте.

– Какая-нибудь мелкая скала, торчащая посреди океана, – буркнул мошенник.

– Да, похоже на то, – Леонид встал и прошелся ближе к носу. – Ее даже уже видно. Но мы должны пройти мимо.

Ученый отвернулся, и в этот момент началась песня без слов.

Незнакомый голос нота за нотой, будто стежками, вышивал мелодию на полотне. Он вплетал в нее крики чаек и шум волн, так, что они казались неотделимы от песни.

Вот к голосу присоединился еще один. Затем еще и еще. И каждый подхватывал мотив, усиливая его. Выглядело все так, будто партия давно отрепетирована и заучена, хотя это было неправдой. Такая красота могла создаваться только здесь и сейчас. Не существовало никакого «до», а уж тем более «после».

– Мы должны подойти ближе, – прошептал Юлиус. – Еще ближе. Я хочу слушать эту мелодию вечно.

– Это прекрасно, – Стадис вытер выступившую слезу. – Прекрасней, чем шум двигателя. Чувственней, чем момент, когда твое изобретение воплощается в жизнь.

– Гармония, – Гераклид полз по палубе в направлении высившейся скалы и продолжал повторять. – Гармония, гармония, гармония…

Даже Александр притих в тазу и лишь барахтал лапками в такт продолжавшей звучать песни без слов.

И корабль тоже был очарован. Палуба мелодично скрипела в такт напевным звукам, ветер низко гудел вдоль борта, а нос… нос поворачивался в сторону скалы. Там волны завихрялись мелкими бурунчиками вокруг острых камней. Будто кто-то варил суп из морской воды, обрывков водорослей, песка, щепок, обломков рей, обрывков парусов….

Юлиус смотрел на приближающийся островок со странным чувством. Он любовался прибоем, был очарован волшебной песней и – хоть Зевс его убей на этом самом месте – не мог понять, почему ему неуютно? Сквозь блаженство и эйфорию – такой мошенник не испытывал с детских лет, с тех самых пор, когда на спор обворовал главу полиса за тридцать секунд – явственно проступала какая-то неудобная мысль. Скреблась изнутри, не давала мечтательно прикрыть глаза и полностью отдаться на волю песни.

Хотя через мгновение Юлиус похвалил себя за то, что не зажмурился от блаженства, как это сделал Стадис. Из-за скалы показались две девушки. Они оперлись на камни и разглядывали приближающийся корабль во все глаза. Прозрачная, чуть синеватая кожа. Белые, как морская пена волосы. Огромные глазищи – и голоса, голоса!,.

– Это они поют, – пробормотал Корпс.

Бывают такие моменты в жизни, когда ты произносишь самые что ни на есть банальные вещи – не потому, что хочешь сказать что-то новое или обогатить знания собеседников об окружающем мире. Нет, ты просто не в силах держать в себе эмоцию и готов поделиться ею с первым встречным. Пусть это даже Гераклид, пускающий слюну.

На мгновение Юлиуса перекосило от ревности и отвращения. Капли слюны на небритом облезлом подбородке нелепого Гераклида портили эстетику момента. Однако стоило отвернуться и вновь посмотреть на прекрасных дев, как очарование вернулось,. благо судно подошло уже совсем близко к скале.

И тут сбоку раздался крик умирающего жирафа. То есть Юлиус, конечно, не знал, как именно кричит умирающий жираф – он это животное видел только два раза в жизни, да и то в детстве, в бродячих зверинцах-цирках… Но в голову ему пришло именно это сравнение.

Потом заскрипело несмазанное колодезное колесо. Заржавевший штурвал.

Закашлял неисправный двигатель.

Завопил осел, которого не кормили вот уже неделю.

Заверещала стая осипших гагар.

А если откинуть бледные образы и сравнения в сторону и взглянуть правде в лицо, то Герклид запел. Не попадая в ноты и в ритм, но компенсируя это громкостью звука, он подхватил песню. Не выдержавший такого издевательства над прекрасным Александр возмущенно запищал и забился в тазу, еще больше усилив диссонанс.

Юлиус уже было занес руку, чтобы отвесить Аквусу затрещину, а еще лучше – скинуть его за борт, прости Посейдон… Но тут неудобная мысль наконец нашла лазейку между сладкими звуками, пропитавшими мозг мошенника, как патока, и разбудила здравый смысл.

Мысль состояла ровно из двух слов. «Сирены» и «разобьемся». Юлиус хлопнул себя по лбу и бросился к люку. Скатился вниз по лестнице и что было сил крутанул маленький штурвал.

Припав к окулярам, мошенник вновь увидел прекрасных дев. Они продолжали петь, но теперь на лицах их появилась растерянность. Корпс даже догадывался, отчего. Вожделенная добыча, подойдя практически вплотную, стремительно разворачивалась. Юлиус в какой-то степени понимал их разочарование, но, несмотря на то, что всегда готов был помочь красивой женщине, сейчас ему этого делать не хотелось.

Едва корабль вернулся на прежний курс – по крайней мере, так показалось Корпсу, – мошенник дернул рычаг, который регулировал скорость, и кое-как удержался на ногах. Судно буквально подпрыгнуло на волнах и понеслось прочь.

Сзади кто-то охнул. Юлиус развернулся и увидел, что Леонид тоже спустился к люку.

– Сбавьте скорость! – закричал ученый.

– Это сирены! Если не убраться подальше, то мы разобьемся, а они нас сожрут!

– Да я понял уже! Сбавьте скорость, двигатель по такой жаре и так перегрелся!

Ученый подобрался ближе и сам дернул рычаг, переводя его на «малый вперед». Корабль замедлился, и Юлиус напряженно вслушался в тишину. Только механические скрипы, мерное урчание двигателя и шум волн. Никаких прекрасных дев и чарующих песен.

– Теперь вы должны пойти и извиниться перед своим другом, – сказал Леонид. – Как бы то ни было, но он только что спас нам жизнь.

– Он этого не хотел, – скривился мошенник. – Он просто отвратительно поет.

– Мне кажется, что мотив сейчас не имеет значения. А вот результат, который выражается в том, что мы живы и в безопасности, – имеет.

Юлиус не мог не признать, что в здесь есть здравое зерно. Если бы не Гераклид, то сейчас мошенник стал бы ужином. Или что там следующее в графике принятия пищи? В любом случае, извиниться действительно стоило.

Вернувшись на палубу, Корпс застал Аквуса на корме. Тот напряженно вглядывался вдаль.

– Прости меня, дружок, – сказал Корпс. – Ты не бесполезен. И хотя, Орк тебя забери, я считаю, что в одиночку справился бы лучше, но именно сейчас и именно здесь, ты спас нас. Возможно, боги были в чем-то правы.

Юлиус замолчал, ожидая бурных вскриков радостей и объятий, сопровождаемых криком «я знал, что мы лучшие друзья!». Может быть, самовосхваления и попыток тут же сложить оду в собственную честь. Но Гераклид Аквус все так же безучастно всматривался вдаль.

– Эй, ты не слышишь? Я извиняюсь, а ты – герой!

В этот раз Гераклид соизволил обернуться. Выражение скорби на его лице смогли бы повторить только самые лучшие актеры современности.

– Я действительно так ужасно пел? – голос Аквуса дрогнул, на глазах выступили слезы.

«Ох, ну почему так всегда? – пробормотал про себя Юлиус. – Почему я всегда должен раскрывать этому человеку-бедствию глаза на его „таланты“? Почему этим не может заняться кто-нибудь другой?»

– Нет, дружок, – Корпс постарался, чтобы это прозвучало как можно честней. – Это была великолепная песня. Настолько великолепная, что мы сразу поняли – ну, зачем нам эти две бабы, которые всего лишь блеют, как овцы? Сирены, тоже мне!.. Да, ты прекрасно пел, можешь не сомневаться!

– Ты меня не обманываешь? – скорбь не уменьшилась, а в глазах появилась еще и подозрительность. – Мне показалось, что тебе понравилась их песня.

– Только до тех пор, пока я не услышал твою!

Юлиус любил ситуации, когда абсолютная правда может трактоваться так, как это желает слышать собеседник. Вроде и не врешь, и говоришь то, что думаешь.

– Я начинаю тебя понимать, – Аквус важно кивнул, до боли напомнив себя в минуты наивысшего самолюбования. Корпс вздохнул. Период вселенской скорби миновал. К счастью или к сожалению – будет видно дальше. – Вот у них не было такого хорошего певца, а потому они сейчас все мертвы.

Мошенник, несмотря на жару, похолодел и быстро взглянул в том направлении, куда указывал палец Гераклида.

В нескольких десятках метров, то появляясь, то исчезая за бурунчиками пены, дрейфовали останки корабля. Судя по ним, это был старомодный парусник – обломки досок и мачты, а также грязно-белое полотнище, цвет которого настолько походил на морскую пену, что если бы не меткий взор Гераклида – следы кораблекрушения остались бы незамеченными.

Казалось бы, ничего удивительного – в море плавают десятки и сотни досок, измочаленных о скалы жадной стихией. За ними никто не гоняется, за исключением жителей бедных каменистых островов, для которых любой обломок дерева на вес золота. Сокровища и ценные вещи, буде таковые имеются на борту, идут на дно первыми, так что никакой практической ценности найденные обломки обычно не представляют.

Если только сбоку, полуприкрытый парусом, не дрейфует плот, на котором виднеется человеческая фигура.

– Молодец, дружок! – воскликнул Юлиус – на этот раз с полной мерой искренности – и хлопнул Гераклида по плечу. – Глуши машину, Леонид! Там человек за бортом!

Через минуту маневренный кораблик уже развернулся и медленно, боком, стал подплывать к обломкам. Стадис, оставив мошенника у руля, склонился над бортом с длинным крюком-гарпуном в руке и примеривался, как бы поудобнее подцепить плот и притянуть его поближе. В рубке рядом с Юлиусом взволнованно пыхтел Александр. А Гераклид разразился очередными бесполезными советами и восклицаниями, параллельно хватаясь поочередно то за борт, то за сердце, чем утвердил в сознании Корпса одну простую истину, которую тот бережно поставил на одну из самых широких полок памяти и поклялся себе никогда не забывать. Истина звучала так: «Крупица полезности в некоторых личностях уравновешивается килограммами пустой болтовни и поводов для раздражения».

– Юлиус! – Леонид с третьей попытки зацепил плот. – Нужно будет слезть вниз, чтобы обвязать беднягу веревкой – иначе наверх не затащим.

Мошенник зафиксировал штурвал, провел ладонью по шерстке на макушке у крота – тот в ответ несколько раз серьезно кивнул: «Иди, мол, а я присмотрю за управлением!» – побежал наверх. Скинул штаны, рубашку и с разбегу прыгнул в голубые волны. Юлиус ждал прохлады и хотя бы временного спасения от жары, однако толща воды слишком хорошо прогрелось под солнцем. Ему показалось, что он погрузился в теплое растительное масло, скользкое, липкое, испортившееся на жаре и оттого с прогорклой вонью.

Источник отвратительного запаха довольно быстро обнаружился – на плоту было не одно тело, а два. На краю, наполовину погрузившись в воду, висел труп сирены. Массивный хвост с зеленой чешуей, длиннопалые руки – с двумя суставами вместо одного локтя, спутанные золотистые волосы. Чудовище явно умерло не от жары – лицо в кровоподтеках со свернутым набок носом, рассыпанные по бревнам плота зеленоватые зубы и окровавленное весло, лежащее тут же рядом, говорили о редкостном мужестве и желании жить того, кто сумел преодолеть очарование лживой песни и оказать достойный прием сирене. Из ее рта тянулся длинный фиолетовый язык с раздвоенном кончиком, а открытые в посмертии глаза смотрели обиженно и удивленно: «Как так? Меня – убивать?»

Вторая жертва кораблекрушения – или, если говорить точнее, героичный и неповторимый победитель монстра – походил на огромную черную кляксу – из-за цвета балахона и сапог. Юлиус, сморщившись, столкнул труп сирены в море, подтянулся на досках плота, подобрался поближе к телу и стащил с головы капюшон с вышитой эмблемой Диониса.

Это была девушка с огромными кругами под глазами, с распухшим языком и исцарапанной щекой, с облезшим от солнечных ожогов носом, с синеватой шеей и воспаленными веками. Из этой жертвы кораблекрушения мог бы получиться великолепный, прямо-таки книжный мертвец, какими их описывают в популярном бульварном чтиве о восставших из Аида. Но не получился – на виске билась синяя жилка, а из горла доносилось еле слышное сипение и хрип.

Юлиус торопливо обвязал жрицу Диониса – в голове мелькнул смутный образ узнавания – веревкой и махнул Леониду «поднимай, мол!». Когда тот уже бережно втаскивал девушку на борт, Гераклид глубокомысленно изрек:

– А вы знаете, что присутствие женщины на корабле – это к несчастью?

– Еще одна погоды не сделает. Дружок, ты уже забыл как тебе идет женская одежда?

Несколько следующих минут были потраченны Гераклидом на возвращение проглоченного от возмущения языка, что дало Леониду и Юлиусу заняться спасением девушки.

– Массаж сердца и искусственное дыхание должны помочь, – подвел итог осмотра ученый, не горя однако желанием приступать к озвученным действиям.

Некоторое время мошенник и Стадис смотрели друг на друга, а потом Леонид пробормотал в сторону: «У меня легкие слабые», – и на том все закончилось. У Юлиуса возникло ощущение, что на этом корабле Гераклид не единственный, кому не везет с женщинами.

Аквус, меж тем, наоборот готовился принять активное участие в операции по спасению. Он разминал руки, тренировал дыхание и пытался где-нибудь срочно раздобыть что-то увлажняющее. А то «из-за жары губы у него пересохли, а делать искусственное дыхание с пересохшими губами – это низко, подло и бесчеловечно по отношению к прекрасной девушке».

«Нет уж, – подумал Корпс, – Этак получится, что у девушки по моей вине может возникнуть вселенское отторжение мужского пола как такового, если первым, что она увидит, очнувшись, будет объемный скульптор-неудачник». Данная мысль вновь породила смутное узнавание, которое из-за жары и волнения так и не оформилось в нечто существенное.

Мошенник решил, что поймать образ он всегда успеет, а пока взял дело в свои руки, а заодно и губы. Не обращая внимание на очередное обиженное выражение лица Гераклида, приставил ладони к груди жрицы Диониса и надавил. Прислушался, затем надавил еще раз; зажал нос девушки пальцами и глубоко вдохнул воздух в ей в рот.

Ресницы затрепетали, жрица открыла глаза и взглянула на своего спасителя, который еще не успел оторвать своих губ от ее…

Звук пощечины разлетелся над водой.

Все застыли, и лишь девушка сноровисто отползла, перекатилась и присела на четвереньки, напряженно вглядываясь в трех странных мужчин и одного крота, которые удивленно смотрели в ответ.

Затем жрица Диониса хриплым иссушенным горлом успела произнести «воды» и вновь потеряла сознание. Надо признать, не без изящества. Юлиус давно заметил, что женщины, когда в том возникает необходимость – а особенно, когда на них смотрят мужчины – проделывают обыденные и даже в чем-то банальные вещи столь грациозно, будто отрабатывали это всю свою жизнь. Хотя, кто его знает? Быть может, этим они и занимаются в тех закрытых школах, в которые не допускают никого из мужчин.

Однако больше всего мошенника занимало не это. Он наконец-то вспомнил, где уже видел эту жрицу.

 

Глава восемнадцатая.

Прошлое и будущее

В тот раз Юлиус находился в Солониках и в очередной раз испытывал финансовые затруднения, а потому был в поисках способа или же человека, которые смогли бы помочь ему заработать. А лучше – и того, и другого.

Размышлять он предпочел в небольшом, но не лишенном изящества, заведении «Пята Ахилла» – на стенах юмористические картины из жизни древнего героя, а столики – в виде перевернутой человеческой ступни. За одним из них, спиной к Корпсу, сидела фигура в чёрном плаще со знаком Диониса. Помимо нее внутри ещё были хозяин и юноша с тонкими чертами лица, что-то исступленно рисовавший на листе бумаги.

Мошенник заказал стаканчик вина и легкий завтрак, отдав треть имевшейся наличности, после чего с ещё большим энтузиазмом принялся размышлять о том, каким образом можно заработать.

Заедая вино сыром, Корпс между делом поймал брошенный на себя взгляд служительницы Диониса. Недоверчиво хмыкнув, мошенник присмотрелся и понял, что незнакомка довольно мила и приятна на вид. Её нельзя было назвать красавицей или сравнить с богиней, но это была та непосредственная и домашняя красота, которую каждый настоящий мужчина мечтает иметь под боком. Конечно уже после того, как он вдоволь наобжигается с горячими красотками.

Решив, что он ничего не теряет, Юлиус подхватил остатки вина и направился к столику с незнакомкой. Та мило улыбнулась, когда мошенник подошел, и даже подвинулась на скамейке, будто приглашая сесть сразу рядом. Это было заманчиво, но Юлиус предпочитал, чтобы стол выступал преградой на случай, если собеседник внезапно решит перейти от слов к враждебным действиям. Поэтому Корпс уселся напротив, громко поставив кружку перед собой.

Девушка продолжала за ним наблюдать. Сначала она просто внимательно глядела, подперев кулаком подбородок, потом зажмурила правый глаз и покачала головой из стороны в сторону. Задумчиво хмыкнула. Затем наклонилась вперед, почти легла на стол и уставилась на Юлиуса исподлобья и из-под челки.

– Это какой-то ритуал? – мошенник решил, что выдержал достаточную паузу. В конце концов, его не каждый день разглядывали во всех ракурсах симпатичные незнакомые девушки.

Жрица в ответ улыбнулась, потом быстро протянула руку, ухватила его кружку и воровато заглянула внутрь. Скорчила Юлиусу гримасу – то ли презрительную, то ли извиняющуюся – и, закинув голову, вылила в себя остатки чужого вина.

– Если это принятый в здешних местах способ начинать разговор, то я не смогу тебя поддержать. У тебя в кружке ничего не осталось, – Юлиус был несколько обескуражен. Однако девушка была ничуть не расположена поддерживать беседу в рамках логики и отвечать на заданные вопросы.

– Счастье, – жрица подперла щеку ладонью и воззарилась на мошенника влажными глазами. – Муж, дети, куры. Или собаки. А я сижу тут. В плаще. И пью. А может, надо жить?

– То есть пока ты сидишь тут в плаще и пьешь, это не считается жизнью? – Фраза вылетела до того, как Юлиус спохватился, что в этом разговоре на достойный ответ рассчитывать не приходится. Однако девушка парировала гораздо лучше, чем это делали некоторые гораздо более трезвые собеседники.

– Это считается служением. Дионису. А я вот думаю. Может, пожить, как все? То есть как женщина? А то сейчас никакого смысла. Молюсь. Ем. Сплю. Пью.

– Ты думаешь, появление детей, собак и мужа сразу принесет бездну смыслов?

– Ничего ты не понял. Все говорят, что так надо и положено. Вот я и тоскую. Ну, ты понял.

Юлиус не очень разделял чужую тоску по спокойной и счастливой семейной жизни, особенно когда о ней вещают первому попавшемуся собеседнику, дыша винными парами. Однако из вежливости кивнул. Раз. Другой. Третий раз он кивнул гораздо энергичнее и расплылся в улыбке.

– Хочешь, милейшая, я тебе помогу? – проникновенно вымолвил он и попытался накрыть ладонь девушки своей. Жрица от неожиданности спрятала обе руки под стол, смахнув неосторожным движением винную кружку на пол, потом кивнула. – Тогда никуда не уходи, ладно? Сиди здесь, я все придумал! Я даже еще вина тебе закажу, только сиди!

Юлиус бросился сначала к хозяину заведения, лавируя между гигантскими ного-столами, чтобы оплатить заказ и попросить «непременно, непременно задержать девушку, если она вдруг захочет уйти, это очень важно, буквально дело жизни и смерти!». Затем присел рядом с преисполненным одухотворенностью юношей, который продолжал рисовать.

– Дорогой друг, а вы принимаете заказы?

– Заказы? Да. Сейчас календарь вот рисую для знакомого, – Юноша поправил непослушную прядь кудрявых волос.

– Календарь? – Корпс заметил числа внизу листка. – А не могли бы вы оторваться на секундочку буквально и нарисовать портрет вот той вот прекрасной незнакомки. Особого старания я не требую, понимаю, что девушка не профессиональная натурщица, но не помешало бы чуточку приукрасить действительность. Вы меня понимаете?

– О, конечно.

– Ну, тогда приступайте. Я скоро вернусь!

Потом он пронесся к выходу мимо жрицы, подмигнул ей и показал победно сжатый кулак.

Первым делом, выскочив на улицу, Юлиус взглянул на часы – было около часу дня. До того момента, когда рабочие возвратятся с фабрик, времени хватало. Оставалось только потратить его с пользой для дела и, безусловно, для кошелька.

Но для начала предстояли небольшие траты.

Прежде всего Корпс прогулялся по рабочему кварталу, распросил множество людей, применяя поочередно наглость, лесть, дружелюбие и угрозу. Итогом этого вояжа стало обнаружение места, наилучшим образом подходящего для задуманного. Владелец заведения «Тартаровские Тартары», досточтимый Тартар, узнав о том, что благодаря Юлиусу, его сегодня ожидает наплыв посетителей, отказался брать плату за аренду. По здравому размышлению, Корпс понял, что продешевил и ему самому нужно было требовать плату, но момент уже был упущен.

Затем мошенник нашёл небольшую типографию, где за сносные деньги обещали нужное количество листовок. А за символическую плату и деревянную куклу, которая так понравилась хозяйскому сыну, ещё и расклеить их на ближайших улицах. Кукла осталась у Юлиуса после неудавшегося опыта чревовещателя, потому он расстался с ней без сожаления.

После всего этого усталый обладатель почти пустых карманов вернулся в «Пяту Ахилла». Жрица Диониса спала, уткнувшись головой в сложенные на столе руки. Подле неё сидел художник и выстукивал по столу резкий и рваный ритм, а хозяин заведения многозначительно посматривал на всё это и вздыхал. Едва завидев мошенника, юноша потребовал денег за работу. Взглянув на картину, Корпс заплатил, не торгуясь, затем тут же прикрыл холст жилеткой.

Обрадованный платой юноша, подхватив наброски календаря, ретировался, весело насвистывая. Судя по музыкальным упражнениям, он был весьма разносторонним малым.

– Давно она спит? – поинтересовался Юлиус у хозяина.

– С полчаса. Пьяна в лучших традициях своего бога.

– Отлично! Пусть девушка ещё поспит, – сказал мошенник. Через два часа я приведу сюда друга, который бы очень хотел с ней пообщаться. Будьте добры, разбудите её к тому времени и дайте что-нибудь от похмелья.

И, чувствуя, как в груди всё холодеет, Юлиус высыпал на стол остатки финансов. Если хозяина и удивила просьба, то виду он не подал. Многозначительно хмыкнул и вернулся к своим занятиям.

Корпс, между тем, попробовал растолкать девушку, поскольку вспомнил, что надо бы кое-что у неё разузнать.

– Как тебя зовут? – спросил Юлиус, едва жрица приоткрыла глаза.

– Фффф, – прошипела девушка и снова замолкла.

Дальнейшие попытки привести её в чувство не увенчались успехом. Мошенник вздохнул и, подхватив портрет, направился в сторону «Тартаровских Тартаров». По дороге Юлиус с удовольствием отметил, что заказанные листовки уже красуются на стенах домов.

«Спешите! Только сегодня! – гласили красные буквы на ядовито-желтой бумаге. Всем известно, что именно кричащие цвета непреодолимо влекут к себе простой народ, и уж если хочешь собрать толпу – пользуйся тактикой „вырвиглаз“ и не жалей редких личностей с хорошим вкусом. Презрительно отведут глаза да поморщатся – всего-то. – В „Тартаровских Тартарах“ никогда раньше подобного не видели! Приобщись к женской прелести! Взгляни на изображение милейшей из красавиц Греции, королевы грации и любви, – бесплатно! Участие в аукционе за право стать ее мужем – тоже БЕСПЛАТНО! Спешите!»

Твердым шагом Юлиус вошел в двери «Тартаров» и, оглядевшись, удовлетворенно хмыкнул. Почти все столики были заняты, как на подбор – мужчинами без лишних следов интеллекта на лицах. Возможно, не все они пришли по объявлению, но пару желтых клочков бумаги, выглядывающих из карманов и сжатых кулаков, Юлиус разглядел.

Мошенник быстро двинулся к барной стойке, по дороге громко восклицая: «Не толпитесь, занимайте очередь, занимайте очередь!» – хотя сначала никто и не думал толпиться. Но человеческая природа больше всего любит действовать от противного, поэтому вскоре Юлиус обнаружил за собой небольшую группу любопытных. Он повернулся к залу, оперся о стойку, выдержал театральную паузу… и, вытащив из-под жилетки портрет жрицы Диониса, сунул его в лицо ближайшему заинтересованному.

Тот инстинктивно отшатнулся, а потом, ахнув, попытался схватить рисунок. Но Юлиус был начеку, он вовремя отдернул портрет и поднял его над головой.

– Великая и несравненная Эф! Сегодня королева грации и красоты, лишь на день прибывшая в наш скромный город, ищет самого достойного, дабы стать его женой!

– Начальная цена за право стать мужем этой красавицы – пять драхм! – Юлиус помедлил секунду, однако претенденты в супруги мялись и не спешили платить, поэтому он восторженно продолжил. – Не жена, а сплошные плюсы! Во-первых, в детстве ее сравнивали с самой Афродитой!

– Пять драхм? Я заплачу! – владелец заведения то ли проникся красотой портрета, то ли решил подбодрить своих клиентов.

Юлиус, вдохновленный только что придуманной биографией, продолжал:

– Во-вторых, она хозяйственна, как Гера, и ждет своего героя, как Елена! И, раз уж мы говорим о божественном – она жрица Диониса, а значит, никогда не станет пилить мужа за то, что тот пьет – наоборот, поддержит его в этом светлом начинании и сама подольет вина в кружку!

Такой бронебойный аргумент не мог не подействовать.

– Шесть драхм!

– Семь!

– Восемь!..

– Друзья мои, вы уверены, что это достаточная цена для той, которая руководила празднествами в честь Диониса?

На несколько секунд повисло замешательство, но вскоре один из смельчаков поднял руку и громогласно заявил: «Десять!»

– О! Вы только посмотрите на него. Уже через несколько минут он будет купаться в объятиях настоящей нежности..

– Сто! – внезапно раздался голос.

Несмотря на громогласность сказанного, Юлиусу понадобилось время, чтобы разглядеть в толпе собравшихся хилого человечка, которого где-нибудь обязательно сбросили бы со скалы ещё в момент рождения. Мужчина был лыс, стар и мал, но, к удовольствию Корпса, богат. Судя по шепоткам, побежавшим по залу, которые мошенник давно научился фильтровать, то был явно не последний человек на местной фабрике.

В воцарившемся молчании, полном зависти и любопытства, Юлиус отсчитывал:

– Сто драхм, раз!.. Сто драхм, два!.. Сто драхм, три! Давайте поздравим счастливца!

Толпа разродилась жидкими аплодисментами, а сам победитель аукциона, гаденько улыбаясь, протолкался к постаменту.

– Как вас зовут, представьтесь.

– Маркус Онассис.

– Отлично, Маркус, поздравляю. Держите портрет и пойдемте же скорее туда, где несравненная Эф ожидает встречи с вами.

– Да-да, конечно, – Маркус суетливо схватил портрет, затем поочередно вытер ладони рук об штаны и вновь улыбнулся. – Скажите, а вы действительно считаете, что я ей понравлюсь?

– Иначе и быть не может! – отрезал Корпс. – Вы доказали свою состоятельность, героичность и рисковость. К тому же, вы не побоялись вступить в спор со множеством мужчин, явно превосходящих вас в силе!

Последнюю фразу Юлиус нарочно произнес как можно громче, чтобы Онассису досталось побольше злобных и завистливых взглядов. Как частенько говаривал Фавн: «Пока в твоих руках тряпка, которой можно вытирать всё подряд, никаких проблем у тебя не возникнет. Но стоит лишь тряпке вспомнить, что она когда-то давно была прекрасным и дорогим платьем, как она начнет капризничать, и тогда уже жди беды. Потому не стоит давать тряпке вспоминать о своём прошлом».

На всех парусах, придерживая «счастливчика», Юлиус спешил в «Пяту Ахилла». Было бы очень обидно, если бы за это время жрица Диониса куда-то подевалась. Корпс точно знал, что момент, когда с Маркуса можно стребовать деньги, ещё не настал. Однако, когда Юлиус вбежал в знакомый зал с «пяточными столами», выяснилось, что «Эф» никуда не ушла, а всё так же сидела за столом. Судя по бледному лицу, дрожащим рукам и тому, как она судорожно пила из кружки – похмелье во всю наслаждалось своей властью.

Между тем счастливый кандидат в мужья замер посреди зала и растерянно оглядывался по сторонам, не узнавая в помятой жрице Диониса свой аукционный выигрыш. «Нет, а что ты ожидал увидеть? – мысленно пожал плечами Юлиус, быстро подбирая аргументы для финального аккорда мелодрамы, когда любящие сердца должны были соединиться, а их благородный помощник удалиться в закат с карманами, полными презренного металла. – Ты думал, что она здесь будет в соблазнительной позе над столом возвышаться?» Но вслух он, естественно, этого не сказал. Приникнув к уху Маркуса, мошенник доверительно зашептал:

– Очень волнуется перед встречей с вами, друг мой! Видите, как бледно ее лицо? Как дрожат руки? Однако, несмотря на трепет, несравненная Эф – мечта мужчины!

– Это… она?

– Конечно!

Юлиус тащил за собой упирающегося жениха и надеялся, что тот артачится от смущения, а не от праведного гнева, вызванного несоответствием портрета и помятой девицы.

Юлиус пихнул коротышку на скамью рядом с девушкой, сам плюхнулся напротив нее и громко заорал:

– Эй, хозяин, кувшин вина и закуску, что-нибудь повкуснее! У нас сегодня праздник!

– Это какой, позволь спросить? – прошипела девушка, уставившись на Юлиуса исподлобья. Взгляд у нее получился такой тяжелый, что хоть сваи забивай.

Мошенник лишь радостно улыбнулся в ответ и продолжил в том же восторженном духе:

– Милейшая, что до меня, то я всегда полон радости, когда встречаю жрицу Диониса. Моя кормилица любила повторять: «Запомни, Юлий, лучше вина или женщины может быть только женщина с вином!» Вот это – Маркус, и у него сегодня праздник почище, чем у любого в этом трактире. Знаешь, почему?

– Нет.

Жрица покосилась на соседа. Тот улыбнулся ей в ответ, игриво подвигал бровями – в такт с ними двигались еще и оттопыренные уши – и судорожно пригладил три волосины на голове. «Герой, – откомментировал в уме Юлиус. – Любовник. Наш Парис».

– Потому что он всю жизнь мечтал… выпить с тобой!

Девушка фыркнула в кружку и расплескала вино. Хозяин заведения громко засмеялся и зааплодировал. Юлиус тихо, так, чтобы слышал только Маркус, закончил мысль:

– Сначала выпить, а потом и свадьбу играть можно.

Жених обрадовано закивал. Тут как раз подоспел трактирщик с кувшином. Жрица улыбнулась и застенчиво стала двигать глиняную посудину к себе. «Идиллия, как она прекрасна, – подумал Юлиус. – Самое время делать ноги».

Он скользнул вокруг стола и шепнул на ухо Маркусу:

– Быстро. Пока она не видит. Деньги! Я даже расписку брать не буду! Чтобы быстрее скрыться и не нарушать ваше свидание. Кстати, ты ей явно приглянулся.

Коротышка запыхтел и стал шарить по карманам. Девушка подозрительно уставилась на него и чуть отодвинулась в сторону. «Минуту! – взмолился Юлиус. – Гермес, прошу тебя, пусть она просидит тут еще хотя бы минуту, мне хватит!»

Маркус Онассис между тем вытащил горсть монет и сунул ее мошеннику. Тот сомневался, что получил ровно сто драхм, но тщательно пересчитывать их не было ни времени, ни желания. «Самое меньшее – восемьдесят», – решил он, запихивая деньги в карман. Плох тот плут, который не сумеет на ощупь и на вес определить ценность добычи.

– Поздравляю! – он хлопнул жениха по плечу. – И тебя поздравляю! – подмигнул жрице Диониса. – Счастливая жизнь и всё такое – ну, ты поняла.

Потом развернулся и быстро зашагал к выходу. В спину ему не прилетело ни кружки, ни кувшина, и возмущенный ор послышался лишь тогда, когда он уже перебегал улицу. Неплохая фора, при таком раскладе не ушел бы только полный идиот.

Юлиус отродясь не считал себя за такового, поэтому и четверти часа не прошло, как он садился в поезд, уходящий на юг. Оставшиеся от покупки билета сорок драхм приятно грели сердце и нагрудный карман, а в глазах весело отплясывали маленькие церберы. Что ни говори, всегда приятно помогать ближним. Особенно в поисках счастья.

…

Все эти воспоминания пронеслись в голове Юлиуса, пока Леонид бегал за водой, сам мошенник искал нечто похожее на «тень», чтобы перетащить туда жрицу Диониса, а Гераклид стоял возле правого борта и, уперев руки в боки, переваливался с пятки на носок. Мошеннику показалось, что сейчас не самое время для гимнастических упражнений, но, как оказалось, это действие имело сакральный смысл.

Горе-скульптор размышлял.

– Это нечестно, – сказал он в конце концов. – Фактически, именно я спас девушку, а награда досталась тебе!

– Я с удовольствием уступил бы тебе возможность получить пощечину, – огрызнулся Корпс. – Лучше помоги мне.

Вдвоем они перетащили жрицу под слабое подобие навеса, сооруженного из растянутой рубашки Гераклида.

– И все равно, – не сдавался Аквус. – Как только на нашем пути появляется женщина, то она неизменно становится твоей. Хотя нельзя не заметить, что я более приятен на вид и моя искушенность в вопросах обращения с женским полом не знает границ!

– Знает, – отмахнулся Корпс. – Границы лежат между тетушкой, матушкой и их кумушками. Конечно, их роднит с любой девушкой эта буквосочетание «шкой», но не более того.

– Ты мало обо мне знаешь! – уши Гераклида покраснели, как будто за этой фразой скрывались страшные тайны, в чем мошенник сильно сомневался.

– И кроме того, Ламия, мой дорогой друг, досталась как раз тебе!

Аквус в очередной раз за сегодня обиделся и надолго умолк. Юлиусу только это и требовалось. Поразмышляв в установившейся тишине, он решил, что не стоит рассказывать остальным историю «Эф». Она абсолютно не красила самого мошенника, а уж девушку и вовсе выставляла в неприглядном свете.

Тем не менее, из каюты уже спешил Леонид с флягой питьевой воды, а потому никакого плана придумать не удалось. Оставалось лишь импровизировать.

Жрицу Диониса напоили водой, и девушка открыла глаза. Еще раз осмотрев своих спасителей, она остановила взгляд на Юлиусе. Тот поёжился, читая в нём абсолютно неприкрытую ненависть.

– Какой приятный сюрприз! – воскликнул мошенник, не давая «жертве» опомниться. – Надо же, кого мы только что спасли от смерти! Да это же прекрасная жрица Диониса!

– Это может нам пригодиться, – Стадис потёр подбородок. – Подозреваю, что боги куда охотней разговаривают со своими посвященными, чем с простыми смертными.

– Эй! Кто с кем разговаривает? Вы о чем? – взгляд девушки стал затравленным и испуганным.

– Тебе надо поговорить с твоим богом, – сказал Юлиус.

Таким тоном обычно человеку сообщают о том, в чем его желание не учитывается. Например: «тебе надо идти на работу» или «тебе надо вынести мусор». Можно выполнить, можно не выполнить, можно просто проигнорировать, но решение уже принято, и ты ничего не можешь с этим поделать.

– И о чем это мне с ним разговаривать? – жрица фыркнула. – Я с ним вдоволь наговорилась, когда эти дураки везли меня в объятия смерти. Я их поила! Я им проповедовала! А они? Вместо того, чтобы дружно вступить в армию поклонников Диониса, взяли и отправились на корм сиренам.

– И ты не поленилась лично уничтожить одну из них, чтобы доказать морякам, что они были не правы?

– Двоих. Одна – утонула.

– Утонувшая сирена. Занятно, – Юлиус на секунду задумался. – Слушай, а ты ненавидишь только сирен или всех, кто отвратительно поет?

Оказалось, что «взгляд разгневанной жрицы» с легкостью заменяется «взглядом рассвирепевшего Гераклида».

– Ладно, я не о том, – мошенник откашлялся. – Твой бог тебя не услышал, но мы знаем место, где тебя обязательно услышат! Там находится магическое устройство, позволяющее общаться с богами, когда угодно.

– Что-то складно поешь, – нахмурилась девушка – Практически так же, как в прошлый раз. В какую ещё авантюру ты хочешь меня впутать?

– Так вы знакомы… – с пониманием протянул Гераклид, – Понятно, почему ты не оставил мне шансов…

Юлиус неким шестым чувством уловил, что сейчас прозвучит нечто вроде «шансов прикоснуться к устам прекрасной незнакомки», а потому оборвал Аквуса тычком под ребра. Не обращая внимания на его обиду, он мысленно собрался и бросился в решающую атаку.

– Признаю, милейшая, что в прошлый раз я действительно поступил дурно. Но я руководствовался возвышенными мотивами. Хотел подарить тебе счастье, о котором ты так мечтала. Но не вышло. Потому предлагаю отправиться вместе с нами, чтобы посоветоваться с самим Дионисом. Для нас кое-что узнать, ну и для себя, разумеется. Ну как?

– А у меня есть выбор? – жрица впервые позволила себе улыбнуться. – Я не собираюсь опять болтаться на плоту посреди океана. Не знаю, что ты там плетешь про счастье, но с Дионисом поговорить я бы не отказалась. А уж о чем именно – это я сама решу.

Мошенник постарался, чтобы вздох облегчения прозвучал незаметно.

– Разумеется, – кивнул он. – Кстати, я тогда так и не выяснил, как тебя зовут?

– Флавия Никос. Но вы можете называть меня Фло.

Девушка смутилась, отвела взгляд и принялась чертить на палубе одной ей понятные знаки. Юлиус неожиданно понял, что все вокруг, да и он сам, испытывают умиление.

«Кажется, гармония на корабле восстановлена», – подумал мошенник, хотя опыт ему подсказывал, что если жара не закончится, или они наконец не доберутся до Крита, то уже через пару дней обстановка может накалиться не хуже палубы. Уж слишком странная компания собралась на борту диковинного корабля Стадиса.