Каждая складка свитера на молодом человеке в дверях кричала, что он как раз и есть тот самый беззаботный и скучающий представитель тех остатков буржуазной аристократии или аристократичной буржуазии, которые пили кровь из немецких рабочих, не так сильно как евреи, конечно, но в газетах о них иногда писали.
Фрау Брюкер с радостной местью захлопнула дверь.
Вот нахалка! Что себе эта иностранка позволяет, они к ней уже сюда таскаются! Не приведи господь, и притон устроят!
Молодой хам настойчиво постучал опять.
ФРАНЦ: Простите, я насчет комнаты.
Комнаты? Зачем ему комната? Развратствовать?
ФРАУ БРЮКЕР: Комнаты не сдаю.
ФРАНЦ: Да, а мне в СС ваш адрес назвали.
Ой.
Тучная женщина приоткрыла дверь.
ФРАУ БРЮКЕР: Вы из СС?
ФРАНЦ: Унтерштурмфюрер Франц Вольфганг фон Вертфоллен.
И даже улыбка у него самоуверенная, буржуазно-аристократская… или аристократско-буржуйная?
Но в квартиру пришлось впустить.
ФРАУ БРЮКЕР: Вот телефон, ванная, туалет, кухня. Телефон чтоб больше пятнадцати минут не занимать.
ФРАНЦ: Что вы, мне на работе хватает.
ФРАУ БРЮКЕР: Вот ваша комната… Замок тугой. Проходите.
ФРАНЦ: А-а… какой… химический тут у вас запах.
ФРАУ БРЮКЕР: Это неделю назад крыс травили.
ФРАНЦ: Крыс?
ФРАУ БРЮКЕР: Да, в том году совсем нашествие крыс было, в этом полегче, теперь ни одной не осталось. Я просто окна зря не открываю. Это самая большая комната в квартире, она, видите, с каким оформлением. Даже постамент у кровати имеется.
ФРАНЦ: Простите, а еще шкафы у вас есть?
ФРАУ БРЮКЕР: А вам что этого мало?
ФРАНЦ: Ну…
ФРАУ БРЮКЕР: Вы что женаты? С детьми?
ФРАНЦ: Нет-нет, нет, что вы. Я просто пока багаж на работе оставил, но…
ФРАУ БРЮКЕР: И что в этот шкаф не влезет? Это самый большой мой…
ФРАНЦ: Я понял, простите.
ФРАУ БРЮКЕР: И что не влезет?
ФРАНЦ: Кажется, нет.
ФРАУ БРЮКЕР: Так, вы с кем тут жить собираетесь?
ФРАНЦ: Один, фрау Брюкер, честное слово. Это ничего. Распятие у вас какое… массивное.
Подобравшаяся уже было для боя женщина расслабила свои телеса.
Гордость.
ФРАУ БРЮКЕР: Это мне из Рима везли.
ФРАНЦ: Лаконично. Сразу видно тяжелое очень дерево.
ФРАУ БРЮКЕР: Добротное. Век прослужит.
ФРАНЦ: Да, так оно у вас над кроватью красиво висит, я вот только переживаю – не свалится ли. Такой у него гвоздик печальный.
ФРАУ БРЮКЕР: Вы что атеист?
ФРАНЦ: Нет, конечно, католик. Замечательный крест, его укрепить бы только, а то если ночью упадет… распятия жалко. Вы позволите?
ФРАУ БРЮКЕР: Я сама укреплю.
ФРАНЦ: Вот если бы еще до вечера.
ФРАУ БРЮКЕР: Посмотрим. Так, с вас будет…
ФРАНЦ: Вот. Мне уже назвали сумму, она в конверте. Комната с завтраком, со стиркой, но без уборки.
ФРАУ БРЮКЕР: За эти деньги?
ФРАНЦ: Вы полагаете, они ошиблись? Если позволите, я перезвоню коллегам. Как же там, у Гестапо…
ФРАУ БРЮКЕР: Стирки у меня больше нет.
ФРАНЦ: Досадно. Но ничего, я все равно предпочел бы профессиональные прачечные.
ФРАУ БРЮКЕР: Так. Значит, вы остаетесь. Женщин сюда не водить. Сидушку опускать, волосы после бритья убирать, после девяти вечера не шуметь, в десять дверь на щеколде.
ФРАНЦ: Фрау Брюкер, у меня ненормированный рабочий график.
ФРАУ БРЮКЕР: Так. И во сколько вы планируете приходить?
ФРАНЦ: Это зависит лишь от рейхсфюрера.
ФРАУ БРЮКЕР: После десяти не купаться.
ФРАНЦ: Так точно, мой генерал. Что с вами? Фрау Брюкер, это шутка.
ФРАУ БРЮКЕР: Шутник.
И раздув свои лиловые паруса, преисполнившись важностью древнеримских матрон, пожилая каравелла выплыла из своей самой большой комнаты.
Молодой человек распахнул оба окна настежь.
Комната ожила городом,
лихорадочно-веселым,
возбужденно-работящим,
как прусская язычница,
нескладная и некрасивая,
но украшенная столь яростной подготовкой
к великолепным
и печальным
обрядам.
ФРАУ БРЮКЕР: Ну, знаете ли, вам звонят! Женщина.
ФРАНЦ: Алло. Мама? Да… я немного замотался. Простите. Я обязательно позвонил бы… Да, пожалуй, тут и останусь. А что это они мой номер так раздают… мало ли кто может позвонить и представиться… Сложный вопрос. Тут двоякий подход, либо очень печальный, либо прям кабаре, я выбрал – метафизический.