ДЖЕННИ: Тут я ему и говорю, смотри, какие меха. А он мне взял и купил, прямо сразу. Настоящий мужчина. Нравится?
ФРАНЦ: Ты маслом сейчас замажешь.
Костистое длинное тело
в странном куске материи,
напоминавшем
не то расписную тогу,
не то пьяное кимоно,
суетилось.
С мехом на шее
едва заметно белее
несвежей кокосовой мякоти.
ДЖЕННИ: Я забыла, тебе с зеленью или без?
ФРАНЦ: С.
ДЖЕННИ: А какой он красивый! Просто невероятно. И даже не пристает, вот ничуточки.
ФРАНЦ: Ангел.
ДЖЕННИ: Да. А ты, кстати, не передумал?
Чуть вывернутые губы,
британский рот
породистой,
чистокровной
лошади.
ФРАНЦ: Я? Вернулся вчера поздно… недосып… и потом… ты же знаешь, как я дорожу твоей дружбой, а секс…
ДЖЕННИ: Да ладно, не хочешь, так и скажи. Всё у тебя – обиняками.
ФРАНЦ: Милая Дженни, блин подгорает.
ДЖЕННИ: Ааа, вот же мразь!
Блин не спасли.
ДЖЕННИ: Сирена! Франц, Сирена! Сирена Адамс – что тут сложного?
ФРАНЦ: Просто вне стен борделя так девушку называть неприлично.
ДЖЕННИ: Подумаешь, какой мещанин. Вкус тебе надо развивать.
ФРАНЦ: Да, вот и я думаю, чего ж мне в жизни моей не хватает.
ДЖЕННИ: А он меня кинопродюсерам представит. А ты – жлоб, с Брекером, оказывается, знаком, а меня – ни-ни.
Одно из типичнейших женских тел:
костистое сверху,
неизящное снизу
и с уже намечающимся
тестообразным
животиком.
ФРАНЦ: Он бы тебя изваял, так изваял.
ДЖЕННИ: А что нет что ли? Я бы не улыбалась. Тебе зелень класть?
ФРАНЦ: Клади.
ДЖЕННИ: А я, между прочим, тоже в оперу хожу. С ним ходила. Что-то такое про вакханок и кресты. А потом еще лебеди, не настоящие, конечно. Ой, долгая такая опера.
ФРАНЦ: Когда?
ДЖЕННИ: Да вот, в пятницу.
ФРАНЦ: Тангейзер.
ДЖЕННИ: Ага, Моцарта.
ФРАНЦ: Вагнера.
ДЖЕННИ: Нет, точно тебе говорю Моцарта. Вагнер – это где тетки воют, а тут – лебеди. Образовывайтесь, молодой человек.
ФРАНЦ: Блин, Дженни.
ДЖЕННИ: Тадаааам! Сыр и грибы, как заказывали!
ФРАНЦ: Без зелени?
ДЖЕННИ: Ааа! Ну давай я сверху посыплю. Вкусные у меня блины? Вкуснее фрау Брюкер?
Молодой человек, согласившись кивком, вслух для дальних слушателей отчетливо выразил несогласие и, удовлетворенный, с тарелкой поднялся со стула.
ФРАНЦ: Спасибо.
ДЖЕННИ: Как, ты к себе?
ФРАНЦ: У меня дела еще.
ДЖЕННИ: В воскресенье?
ФРАНЦ: Всегда.
ДЖЕННИ: Видишь, вот что породу выдает. Мой любимый, настоящий барон, никогда бы девушку одну завтракать не оставил. Вот стану баронессой…
ФРАНЦ: Дженни, на территории всего германского рейха не осталось больше титулов. Их упразднили. Они теперь не то, что формальность – политес и история. И даже если бы они были, когда он настоящий ариец и немец, он не может быть бароном, он может быть лишь freiherr. Титул барона можно было получить лишь от царя, французов или англичан. Балтийские фамилии…
ДЖЕННИ: Да ладно, не завидуй. Ты тоже хорошенький. Ну, подумаешь, не барон. Не волнуйся, как выйду за него замуж, и тебе кого-нибудь подберем.
ФРАНЦ: О, великодушная королевна, мне остается лишь припасть устами к вашим белоснежным ногам и возблагодарить господа за милость его в вас проявленную.
ДЖЕННИ: Ну, хватит! Мне же обидно!
Так, необходим более тщательный подбор слов.
ФРАНЦ: Дженни… ты охрененно здоровская.
Попал.
Радость скрасила черты…
ДЖЕННИ: Правда?
…истинно женским свечением.
ФРАНЦ: Прям как твои блины. Сирена.
Крохотное мгновение счастья
у поверхностного
и беспечального
существа
тоже может
улучшать аппетит.