POV Астрид

Психологи утверждают, будто ассоциативное мышление — один из способов детально изучить характер человека. Интересно, какой образ сложился бы в голове последователя Фрейда, выдай я свое понимание ряда терминов, вроде 'зубочистка, шелковые платки и зубы', за неземное удовольствие, феерию восторга и инопланетное блаженство? Думается, бедняжку Астрид направили бы прямиком к психиатру. И верно ведь! Я сумасшедшая. Милое, лишенное душевного здравия существо, отдавшее сердце вампиру.

Пожалела ли я хоть об одном мгновении сегодняшней ночи? Да что вы, в самом-то деле!

— Солнце мое, — радостно пропел Джей, порхнув в ванную на выросших за спиной крыльях. Я оглянулась на щекочущую нервы мелодичность его голоса и расплылась в абсолютно идиотской улыбке, вызванной блещущими переливами счастья в неповторимых лазурных глазах. — У тебя нет аллергии на пероксид водорода?

Не понимая сути вопроса, я отрицательно помотала головой и вернулась к захватывающему процессу приведения спутанных мокрых волос в порядок, ибо с минуты на минуту готова была рухнуть в обморок при виде одних лишь жадно искусанных губ. Об остальном великолепии, наподобие слабо мерцающих капель воды, стекающих с влажных смоляных прядей, вольготно расположившихся на обнаженных плечах, груди и животе, или сильных рук с выделяющимися вздутыми венками, полчаса назад дарившими моему телу и ласку, и нежность, и любовь, не говоря уж о наслаждении! В общем, смотреть на этого мужчину без риска воспламениться в мгновение ока, стало невероятно сложно. А уж когда он подошел ко мне сзади, сладко скользнул ладонями вверх по бедрам, задирая края полотенца, медленно наклонился и лизнул шею обжигающим языком, я вцепилась обеими руками в раковину, попутно обронив расческу, и почувствовала, как конечности наливаются вялостью, слабостью и раболепным подчинением.

— Ты со мной не разговариваешь, что ли? — якобы гневно поинтересовался Майнер, теснее прижимая мою попку к себе, длинными пальцами разминая судорожно втянутый животик, мягко покусывая мочку уха…Боже, не дай мне умереть в столь юном возрасте! — Учти, я умею развязывать языки. Шесть месяцев полевой практики при участии в допросах немецких солдат. У меня очень специфичные навыки, да и с изобретательностью полный порядок. Хочешь опробовать их на себе?

Ох, прощайте родители и уготованное мне местечко в раю!

— Да, — надеялась решительно выкрикнуть я, но получилось как-то испуганно, дрожаще и донельзя смущенно. Верно, потому что я в мельчайших нюансах помнила недавнее светопреставление с туго связанными руками и зубочисткой.

— Ну-у, я так не играю, — театрально поморщился Джей, комично надувая и без того распухшие губы. — А изобразить недотрогу? А обозвать меня извращенцем? Или ненасытной кровососущей тварью, на худой конец. Кстати, не сильно болит?

Он переместил свой взгляд на ярко выделяющийся на бледной коже овальный след от своих зубов, тяжело вздохнул и ласково покружил подушечками пальцев над неглубокой ранкой, ранее принесшей мне невыразимую словами негу.

— Вообще не болит, — как на духу признала я, встречаясь глазами с его отражением в зеркале. — Честно! Сначала было немного неприятно, но потом…Пообещай, что это случилось не в последний раз! Пожалуйста!

Парень осуждающе глянул на меня из-под полуопущенных черных ресниц завораживающей длины, но промолчал, что вселило в сердце некое успокоение.

— Пойдем спать, — лениво предложил он, привнося в голос доселе не слышанные уютные интонации. Обыденная, казалось бы, фраза, однако в исполнении моего любимого она приобрела все оттенки буйного праздника, восхваляющего домашнее тепло. А посему я с огромным восторгом согласилась и, извернувшись в объятии крепких рук, проделала короткий путь из ванной до спальни, нагло пользуясь услугами молодого человека, его опьяняющей силой, непринужденностью и ловкостью.

К сожалению, дорога до кровати не могла продлиться вечность, и через минуту я нехотя рассталась с обволакивающим теплом его тела, а затем и с полотенцем, неряшливо завязанным под грудью. Майнер на мою обнаженность отреагировал весьма странно. Сначала вырвал из цветастой гирлянды, обвивающей столбик ложа, благоухающую дивными ароматами астру, встряхнул ничуть не увядший бутон, глубоким выдохом распушил игольчатые бархатные лепестки, затем перевернул меня на бок и едва ощутимо, почти не касаясь, стал водить цветком по коже. Один узор, напоминающий размашистые мазки огромной кисти, второй, переплетающийся с предшественником в воздушные кружева, и третий, сочетающий оба предыдущих в замысловатый орнамент.

— Давай уедем куда-нибудь на выходные, — тихо, словно умиротворенно журчащая в низовьях сельской речушки вода, заговорил он. — Любая точка земного шара. Я просто хочу побыть с тобой наедине, там, где нас никто и никогда не сможет отвлечь друг от друга, понимаешь? Только не надо коверкать мои представления банальными пошлостями. Дело не в сексе. Эти две ночи…не знаю, я всегда жил один. Да, за стенкой изредка похрапывала кормящая меня девица, но фактически я был изолирован. А теперь вдруг появилась ты. Спишь в моей постели, носишь мои пижамы, даришь тепло. Диковинка какая-то. Для меня, во всяком случае.

Я осторожно пошевелилась, боясь лишним шорохом оборвать важнейшее в своей жизни признание, аккуратно склонила голову на ноги сидящего на краю постели парня и неуверенно подняла взгляд вверх. Мой милый! Именно эту его черту характера я любила больше всего на свете. Он умел вуалировать чувства, но в редкие минуты повышенной эмоциональной восприимчивости изобличал самого себя, притом так искренне, что я не находила слов в ответ.

— А как же родители? — в излюбленной кретинской манере по-слоновьи разрушила я сказочность момента. — Они вернутся завтра и наверняка ждут от меня телячьих нежностей. Мол, как я скучала и все такое…Да и вряд ли нас отпустят куда-то вместе, ты же знаешь папу. Начнет подозревать худшее и в итоге замучает вопросами.

— Ты согласна или нет? — решил добиться Джей конкретики, отмахиваясь от моих достаточно разумных доводов. — Родителей я возьму на себя. Если помнишь, мне вообще-то восемьдесят пять лет. Столь почтенный возраст накладывает отпечаток, со взрослыми мне общаться проще. О, да, малышка! Возмутись как следует! — живо отозвался он на мой агрессивный выпад, выраженный сухим ударом маленького кулачка по железобетонному и абсолютно непробиваемому прессу.

Спонтанная потасовка, исполненная в шутливо рычащих красках, закончилась моим капитальным поражением на всех фронтах. Мало того, что сие веселящееся чудовище довело меня до икоты иезуитской щекоткой, так еще умудрилось отшлепать 'наглую, непослушную и своенравную девчонку', как оно выразилось, подушкой, после чего, коварно поигрывая бровками, клещами (точнее дразнящими поцелуями) сорвало с моего предательского языка ответ на ранее озвученный вопрос.

— Да, Майнер! Да! — войдя в раж, на полную громкость вопила я. — Хоть в Грецию, хоть в Голландию, хоть на Аляску! Я поеду с тобой куда угодно!

— Умница, моя дорогая, — расплылся в сытой улыбке вампир, очень зрелищно скидывая со своих бедер полотенце. — Впредь не спорь со мной. Я, черт возьми, всегда прав!

Бронированная истина, тем более что бурное выяснение отношений я затеяла исключительно дурачества ради. Мне нравилось видеть его таким: смеющимся, лучащимся счастьем, жизнерадостным и неизменно ослепительным. Чем ярче делалась ухмылка на его губах, тем жарче становилось у меня на сердце, а к глазам подкатывали слезы умиления. Он выглядел целым и невредимым, будто избавился от непомерного груза вековой боли. Ни тоски, ни страданий, ни треклятого чувства вины.

— Можно вопрос? — осторожно отвлекла я его от шумного чмокания своего живота. — Тебя не задевает то, что я по-прежнему зову тебя Джеем? Наверное, правильнее было бы перейти на Вергилия или Верджила…

— Язык не боишься сломать? — заразительно расхохотался он над моей напускной серьезностью. — На самом деле, мне нравится все три варианта в твоем исполнении. Разрешаю пользоваться любым. Только при посторонних, тсс, — парень заговорщически приложил палец к губам, воровато осматриваясь по сторонам, — зови Джеем. Иначе хваленая конспирация накроется медным тазом.

Боже! Я по-старчески вздохнула, удивляясь ребячливости великовозрастной дитятки, и запустила пальцы обеих ладоней в хаотично сплетенные пряди угольно-черных волос. Так и подмывало подтянуть к себе этого 'малыша', а после задушить в крепких объятиях, исходя из каверзной мысли 'никому не отдам!'.

— А когда истечет срок годности мистера Майнера? — нащупала я в себе пудовый запас неудовлетворенного любопытства. — И какое имя ты собираешься взять в будущем?

— Лет через пять, — с некоторым сомнением ответил Джей, с удобством пристраиваясь щекой к моей груди. — О новых паспортных данных я пока не задумывался. Что, есть предложения? Или дельные советы?

— Пока нет, — раздосадовано призналась я и жадно обняла мужчину ногами, комфортно скрещивая ступни у него на пояснице. Как же все-таки хорошо! Не испытывать стеснения, неловкости, зажатости, ежесекундно растворяться в омуте ультрамариновых глаз и таять, плавиться, сгорать в неге ласковых прикосновений. Больше никаких барьеров и непроходимых стен. Я отдала всю себя: душу, сердце, тело и кровь, взамен на слияние в неразрывное целое. — Джей, — неуверенно заговорила я, тщательно подбирая слова для озвучивания следующего важного вопроса, — у нас есть будущее? Только не злись, пожалуйста. Если не хочешь отвечать, я пойму, но не расстраивайся, ладно?

— Лет десять точно есть, — холодно проинформировал он, в то время как в голосе засквозил убийственный металл. — А затем я уйду. И это не должно тебя пугать или огорчать. Так надо. Именно сегодня я размышлял на эту тему и понял, что смогу дать все. Любовь, заботу, внимание, гарантию благополучия и обеспеченности, уверенность в завтрашнем дне. И при этом лишу жизни в привычном ее понимании. Мы не будем стареть бок о бок, не заведем детей, друзей, постоянную работу. Единообразие, переезды из города в город, отчужденность — такой станет твоя жизнь через пять лет. Райская птичка в золотой клетке с видом на океан и улыбчивой прислугой на попечении бессмертного хозяина. Вероятно, ты почувствуешь себя счастливой. Правда, продлится это недолго. К тридцати годам захочется опробовать роль чадолюбивой матери, и тут я, увы, окажусь бесполезен. А после мы расстанемся. С криками, скандалами либо же мирно, но обязательно разойдемся в разные стороны.

— Но я не хочу детей, — почти закричала я, отчетливо представляя каждую деталь нашего эфемерного завтра, столь фатально описанного чуждыми словами. — Мне никто кроме тебя не нужен!

— Нужен, — резко поднялся на локтях Майнер, попутно хватая мою челюсть двумя пальцами. — Нужен, — натянуто повторил он, терзая мои искрящиеся слезами глаза гипнотическим взглядом. — Не спорь с тем, кто дожил почти до вековой отметки. Я захотел семью еще в семнадцать и продолжаю неровно дышать при виде детей и по сей день. Ты не знаешь, каково это, чувствовать себя тупиковой ветвью развития. Сила, выносливость, ум, здоровье — есть все задатки, а шанса ни одного! Я мертв, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше будет нам обоим.

Я обиженно отвернулась к стене, игнорируя настойчивые попытки парня приковать мое внимание к жестокому, безжалостному, исконно бесстрастному лицу, не выражающему никаких эмоций. Зачем вообще завела этот разговор, ненормальная?! Что ожидала услышать? 'Я так люблю тебя, моя сладкая, что, не задумываясь, обращу! Мы разделим вечность пополам' и бла-бла-бла вплоть до самой мелодрамотичности?

Если честно, именно таких душещипательных речей я от него ждала в действительности. Неважно, осуществимы ли они в реальности или нет. Столь некстати захотелось избитой романтики…

— Не гневайся, о, муза моей черствой души! — принялся кривляться Джей на все лады, быстро-быстро смахивая злые слезы с моих щек подушечками пальцев. — Я не хотел тебя расстраивать, случайно вышло. Давай отсрочим этот разговор, а потом как-нибудь вместе выведем формулу отношений человека и вампира. Ты ведь понимаешь, что я тоже не в восторге от такого финала, верно?

Я всхлипнула в ответ, ненавидя себя за чрезмерную чувствительность, и спешно скрылась от чудовищности бренного мира в горячих мужских объятиях, наливающих тело мерным спокойствием.

— Вот так, моя девочка, — одобрительно зашептал он, ласково приглаживая мои влажные волосы. — Все у нас будет хорошо, не сомневайся. Как насчет обсуждения 'завтрака'? Кого станем тащить в дом? Блондинку, брюнетку, рыженькую, худую, полную, чертовски сексуальную?

— Я тебе дам, сексуальную! — возмущенно заворчала я, принимая правила заданной игры для отвлечения мыслей. — Жажду видеть здесь крокодилоподобную бабищу весом в центнер с паклей вместо волос, подушкой безопасности на месте груди и приплюснутым носом-картошкой величиной с кулак!

— О-о, какая ты суровая, — монотонно запричитал Майнер, очевидно, очень натуралистично представляя себе описанную мной нимфу. — Мои трапезы превратятся в кошмар! Каждый подход, как раунд в сумо, сытым из борьбы выйдет победитель. На такой диете я не протяну и месяца, обещай изредка баловать меня длинноногими пончиками!

— Нахал, — любовно припечатала я, зачарованно изучая пальчиками поверхность маняще гладкой, рельефной и притягательной груди. — Я подхожу под твои представления о длинноногих пончиках?

— Нисколечко, — задорно показал мне язык сей эталон несерьезности. — Ты мой возбуждающий вкусовые рецепторы торт со взбитыми сливками и клубникой. Много не съешь, зато получишь колоссальное удовольствие!

Емкое сравнение вызвало во мне блаженное мурчание, поэтому следующий вопрос не подразумевал под собой рассудительного ответа.

— Почему ты не кусаешься? Нет, я поняла, что это неприятно, вот только неясно, в чем именно заключается отвращение?

— В боли, — задумчиво пояснил Джей, усердно двигая нижней челюстью. — Пробовала когда-нибудь грызть грецкие орехи зубами? Малоприятное занятие, к концу которого резцы начинает сводить судорогой. Вот и с надкусыванием кожи точно также. Волокна, ткани, мышцы, сухожилия — все это еще нужно умудриться порвать, разрушить и разрезать, дабы добраться до сладкой крови. В итоге прилагаешь максимум усилий ради скудного эффекта, лезвиями-то орудовать проще. Ну и сбрасывать со счетов факт неосторожности тоже не следует. Я до одури боялся зацепить яремную вену, когда кусал тебя. И не смотри на меня так, — завел он осуждающую пластинку, замечая появившийся в моих глазах огонек при одном лишь упоминании сего пьянящего момента. — Да, это было невероятно! Но каждый раз мы так делать не станем. Не хочу видеть на тебе уродливые шрамы в виде собственного неряшливого прикуса.

Я решила согласиться с доводами зазнайки, а после вернуться к захватывающему диалогу, когда парень без зазрения совести отнял у меня инициативу и задал свой вопрос, больше похожий на просьбу.

— Расскажи о своей болезни. Я имею в виду аутизм. Чем он был вызван?

Вот спасибо тебе, дорогой папочка! Успел просветить моего парня по части медкарты! И почему родители пожизненно раздувают из мухи слона? Что за дурацкая тяга, ей богу!

— Нет у меня никакого аутизма, — обиженно надув губки, пробурчала я. — Были симптомы, но диагноз так и не поставили. Просто, ты наверняка и сам заметил, я немножечко не от мира сего, а в детстве вообще вела себя странно. Могла неделями не разговаривать, передвигалась по дому, как тень, в садике ни с кем не играла, сидела в углу комнаты и рисовала. Меня раздражали игрушки, я любила лишь карандаши. Меловые, восковые, грифельные, угольные…А они, как назло, всегда пачкались, поэтому выглядела я жутко. Руки, лицо, одежда повсеместно запачканы разноцветными пятнами. Особой аккуратностью я раньше не отличалась. О детской жестокости, думаю, говорить тут излишне. Одногодки меня ненавидели со страшной силой, дразнили уродкой и чумазиной. Я как-то не особо расстраивалась, попросту не обращала на них внимание. Их бесила подобная толерантность, в особенности же моя либеральность злила одну девочку, без понятия как ее звали… Как сейчас помню, это был мой пятый день рождения, родители накупили кучу сладостей, пригласили целый дом детей, ни одного из которых я не знала. По-моему, созвали всю улицу. В числе приглашенных оказалась и та девочка. Кукольное платьице, картинные кудряшки, по-взрослому накрашенные ресницы…своей улыбкой она напоминала мне Джокера. Да, я уже тогда любила комиксы и души не чаяла в Бэтмене. Мне всегда хотелось, чтобы он прилетел посреди ночи в наш дом, забрался в мою комнату, картинно взмахнул плащом и попросил отправиться вместе с ним в долгое и опасное приключение. Наивная дурочка, что тут еще скажешь, хотя отчасти с тобой я познакомилась именно так. Ну так вот, возвращаясь к празднованию дня рождения взрослой не по годам Астрид Уоррен. Обрядили меня, как рождественскую елку. Для солидности облили духами и пустили к гостям. Скука была смертная. В Барби я никогда не играла, Кена считала смазливым балбесом, кукольные домики нагоняли тоску и ассоциировались с психушкой Аркхэм*. Забившись в дальний угол гостиной, я от нечего делать принялась пересчитывать людей, как вдруг ко мне подошла эта девочка и предложила подняться наверх. Мол, поиграем, порисуем, в общем, повеселимся на славу. И я пошла, показала ей свою комнату, продемонстрировала рисунки, достала карандаши…Закончилось все очень плохо. Она стала смеяться над Бэтменом, обзывать его крючконосым и толстозадым, разорвала на мелкие кусочки один из моих набросков, над которым я работала больше полугода, затем схватила карандаши и разрисовала мне лицо, сказав, что так я выгляжу более привлекательно, а после выстригла на макушке два пучка волос, оставив нечто наподобие ушек летучей мыши. Я не кричала, не вырывалась, даже не плакала, и к тому времени, как наверх с расспросами поднялись родители, вообще перестала разговаривать. Вплоть до нового года я, по словам мамы, не произнесла ни звука. После беспорядка, учиненного агрессивной выскочкой, обзавелась привычкой трижды на дню расставлять вещи во всем доме по своим местам, прятала рисунки и комиксы то в холодильник, то в сушку для белья, и рисовала жуткие абстракции. Сначала мной занялся психолог, затем и психиатр, но общаться им приходилось в основном с родителями. Я-то усердно молчала. Из этого состояния меня вывел папа. На праздник он вместо костюма Санта-Клауса вырядился Бэтменом, ночью зашел в мою комнату, сел на кровать и попросил помощи. Вроде плащ у него прохудился или что-то вроде того, теперь и не вспомнить. Я видела только глаза. Блестящие, глубокие, карие и такие любимые, что сердце просто останавливалось. И неожиданно расплакалась, попутно высказав супергерою, как я считала, наболевшее. Что меня никто не любит, я некрасивая и чуднáя, ну и далее по списку. Следом еще несколько лет групповых занятий у психолога, на которых меня учили откровенности, сосредоточенности и уверенности в себе. Хотя с этим лучше справлялась Чейз. Мы сблизились в школе, стали практически не разлей вода. И если бы не она… — я махнула рукой и сверилась с реакцией Джея, искренне надеясь, что не ввергла его своим путанным рассказом в состояние затяжной комы.

— Маленькая моя, ты не чуднáя, — заверил меня обладатель бархатного голоса, — а самая лучшая. И очень, очень красивая, уж поверь стреляному ворону. Еще ты замечательно рисуешь, честно. Я, конечно, не Бэтмен, и даже не супергерой, зато люблю тебя всей душой. Складно вышло, правда? А сейчас засыпай, мой ангел. Обещаю, сны будут исключительно добрыми, светлыми и очень яркими. Ты замечательная, — напоследок закрепил Майнер стойкий эффект небывалой гордости собственной персоной, нараспев произнеся каждую гласную, и привычно взялся убаюкивать мое сознание мягкими поглаживаниями.

— Мой любимый, — сладостно причмокнула я губами, прижимаясь к родной груди, и моментально отбыла в страну Морфея.

_________________________________

*Arkham Asylum (Аркхэм Эсайлум или Клиника Аркхэм) — психиатрическая лечебница в городе Готэм-сити из вымышленной вселенной Бэтмена.

Проснулась я в районе полудня от собственного приглушенного смешка, вызванного надоедливым щекотанием кончика носа, тут же распахнула веки и узрела сиротливо лежащую на подушке астру насыщенного красного оттенка, бархатные лепестки которой ласкали кожу на лице. Рядом примостился желтоватый листок бумаги, сложенный вдовое. Нетерпение с недавних пор стало основной чертой моего характера, поэтому уже в следующий миг я пробегала глазами идеально прямые ряды строчек.

'Моя первая записка для тебя. Прогресс окончательно поглотил давнюю привычку изливать душу посредством письма. Мобильный телефон — бич человечества. Напоминай мне об этом почаще, пожалуйста. Но вернемся к сути послания.

Возьмусь предугадать первые три вопроса, посетившие твою чудную головку. Где я? По меркам моего жалобно скулящего сердца, баснословно далеко. Если же пересчитать это расстояние в более сдержанной измерительной системе, то в паре километров от трогательно сопящего смысла своего существования. Когда вернусь? Через тридцать убийственно долгих минут. Зачем уехал? Астрид, что за праздное любопытство, право слово?! Должны же у меня быть свои маленькие секреты.

Наконец, чем тебе, такой расстроенной и повсеместно тоскующей, заняться в мое отсутствие? Ответ прост: следуй за стрелочками. Настоятельно советую соблюсти два условия. Никакой одежды (неряшливо накинутое на плечи покрывало я, оцени благородство, готов простить) и полное отсутствие сдержанности. Твой радостный визг я расслышу, даже находясь за сотни тысяч верст. Он умеет согревать заледеневшее сердце.

Засим откланиваюсь. Вечно твой,

герцог Ехидство'.

Трижды перечитав каждое отдельно взятое предложение, я мимоходом восхитилась изящностью почерка Джея с резко выписанными, размашистыми буквами, в очередной раз подивилась витиеватости его лексических навыков и заливисто расхохоталась над подписью. Как же я все-таки люблю его чувство юмора!

Подгоняемая вперед стремлением поскорее узреть уготованный сюрприз, я спрыгнула с кровати, кое-как обмоталась приятно облегающей тело шелковой простыней и вприпрыжку помчалась по яркому следу крупных стрелок, вырезанных из цветной бумаги. Романтично разбросанные по полу бутоны цветов за время моего сна словно испарились, что в некоторой степени и огорчало, и вызывало улыбку. Мой аккуратист и неутомимый борец за чистоту окружающего пространства!

Слегка запыхавшись с непривычки от быстрого бега, я на мгновение замерла в коридоре у огромного зеркала, потерявшего изрядный пласт во вчерашней вампирской разборке, и признала в отражении себя лишь с пятой попытки. Всклоченная голова, попадающая под выражение 'взрыв на макаронной фабрике' прическа, вдвое увеличившиеся губы, с прекрасно сохранившимися на них следами страстных поцелуев, покрасневшие от недостатка сна глаза, пылающие интенсивным румянцем щеки…В общем, великолепная ночь всепоглощающей любви оставила на мне свой суровый отпечаток, сконцентрированный на шее в виде бережно наклеенного пластыря. Разумеется, это Майнер, терзаемый муками совести, постарался свести к минимуму последствия моей безрассудной выходки. Что за вздорный характер, ей богу!

Мысленно выставив галочку на предстоящем разговоре, я осторожно покружилась на месте, с приятной тяжестью в животе констатировала одеревенелость мышц, углядела парочку бледно-зеленых кровоподтеков на спине и бедрах и продолжила маленькое приключение, столь заботливо уготованное мне залихватским выдумщиком. У дверей ванной указатели неожиданно разветвились: первый путь вел непосредственно в цитадель гастрономических изысков (она же кухня), второй после крутого виража вдоль стены упирался в комнату 'бывшего завтрака'. Секундное раздумье сменилось решимостью, и я, подхватив руками полы ускользающей мантии и проигнорировав взбунтовавшееся чувство голода, шагнула в спальню.

Открывшуюся моему взору картину невозможно описать скупыми определениями, вроде бурный восторг. Это был чистой воды искрометный парад положительных эмоций, прошедший на главной улице Парижа.

Пластиковые мешки с вещами прежней владелицы опочивальни испарились будто по мановению волшебной палочки. Кровать вновь обзавелась симпатичным пшеничным покрывалом с изысканным узором и мягкими подушечками в расшитых якобы золотой нитью наперниках. Однако мой взгляд был прикован отнюдь не к изменившейся обстановке. Мольберт, незаменимый атрибут всех художников, разместившийся напротив чудесного солнечного окна с раздвинутыми портьерами. Великое многообразие профессиональных кистей, краски (акриловые, гуашь, акварель, масляные, темпера), представленные во всем великолепии, и, как апофеоз окутавшей меня эйфории, примостившийся на невысоком столике чемоданчик с карандашами.

Белоснежный холщовый лист в мгновение ока преобразился у меня перед глазами в кровопролитную битву за земную цивилизацию, и окружающий мир сузился до размеров уверенного мазка кистью. Четкие штрихи, складно перетекающее на ткань изображение и безграничная гармония стали моими спутниками на протяжении следующего часа. Боковым зрением я заметила тенью прошмыгнувшего за спиной парня, но не посмела разрушить живительную связь с вдохновением. Лишь по мере ослабления натуралистичных образов я смогла оторваться от одухотворенного занятия и вполоборота повернулась к развалившемуся посреди кровати Джею.

— Привет, — с приторной нежностью в охрипшем голосе провозгласила я, жадно впитывая в себя самодовольный взгляд лучистых глаз цвета морской волны.

— Здравствуй, — в излюбленной манере протянул он в ответ, очаровательно закидывая руки за голову. — Так и думал, что найду тебя здесь. Ты давно не рисовала, — ласково пожурил меня Майнер. — Я успел соскучиться по этому контрасту между твоим альтер эго и воображением. Почему так много крови и жестокости?

— Не знаю, — задумчиво оглянулась я на плоды своих стараний, машинально прикусив зубами кончик кисти. — Символизм всему виной. Так я избавляюсь от внутренних демонов, переношу их на бумагу.

— Занятно, — коварно улыбнулся парень, поднимаясь на ноги. — Выходит, ты чувствуешь себя воплощением зла вселенского масштаба? Что ж, тогда мы друг другу подходим.

С прерывистым смехом прошептав последнюю фразу, он заключил меня в свои жаркие объятия, дарящие бескрайний покой, и в течение двух скоротечных минут позволил наслаждаться лишающей соображения близостью мускулистого тела, а после шутливо возмущенно погнал на кухню для удовлетворения насущных потребностей простого человеческого организма. В сервированном столе, уставленном тарелками с тостами, оладьями и аппетитными блинчиками, графином с грейпфрутовым соком, вазочками с апельсиновым, вишневым и клубничным джемом, соусником с кленовым сиропом и небольшой этажеркой со свежими фруктами, заключался второй сюрприз, о существовании которого я благополучно успела позабыть. Кстати то, что я ошибочно посчитала за оладьи, на самом деле оказалось запеченными в кляре кусочками ананаса, тающими во рту. Отщипнув крохотный кусочек 'на пробу', я задохнулась восхищением и без зазрения совести слопала с десяток лакомых лепешек, запивая кулинарные изыски невероятным по вкусу соком с примесью малой толики цедры лимона. Ранее возникший в душе комплекс неполноценности буйно расцвел при появлении одной предательской мысли о том, что все это Джей приготовил сам, без посторонней помощи.

— Это ты виновата, — как ни в чем не бывало пожал он плечами в ответ на мое заявление о чрезмерной идеальности, на фоне которой я неизменно блекну. — Я просто физически не мог усидеть на месте. Хотелось сделать что-нибудь эдакое, куда-то направить поток бьющей через край энергии. Я никогда не чувствовал ничего подобного.

Меня растрогала его откровенность, не говоря уж о смущенно опущенных ресницах и потупленном взгляде. Захотелось немедленно задушить сей образчик одуряющей искренности в пылких объятиях и вывалить на него ворох собственных ощущений и восприятий. Ведь я действительно парила в облаках! И вчера ночью, и сегодня утром, и прямо сейчас. Жаль, что от душещипательных излияний Майнера уберег заунывный вой мобильного телефона. И я ни под каким предлогом не прощу Лео эту мерзкую выходку!

— Почему бы тебе, мистер Назойливость, не позабыть о моем существовании лет этак на триста? — раздраженно уточнил Джей, с неохотой поднося телефон к уху. — О, да, я помню. Совместный план действий и все такое. Ладно, давай встретимся. Через полчаса у сквера неподалеку от гипермаркета. И тебе не хворать, — напоследок пожелал он, награждая меня извиняющейся улыбкой в стиле: 'Обстоятельства, детка, не терпят отлагательств'.

Я быстро допила остатки сока, наспех вытерла жирные губы тканевой салфеткой, яростно чмокнула пахнущую терпким одеколоном щеку и на всех парах помчалась наводить лоск на ужасающий внешний вид, походя вслушиваясь в тихий звон убираемой со стола посуды. Вот она, моя счастливая мелодия! Уютная домашняя атмосфера, царящий в сердце покой, безбрежная симфония эвдемонизма*. Значит, все же существует вероятность совместного будущего! Мы ведь идеально дополняем друг друга, словно два близлежащих кусочка цельного пазла. Я права?

Неторопливо облачаясь во взятую со спинки стула одежду, я обдумывала вчерашний спор с Майнером и искала новые, ранее не используемые аргументы в ответ. Дети? Не стану зарекаться, вероятно, когда-то мне все же захочется вкусить сладость материнства, но что мешает взять ребенка на воспитание? Раз у моего избранника полная гармония со своей темной стороной, и жажда крови находится под строжайшим контролем, этот вариант кажется разумным выходом из ситуации. Друзья? Постоянная работа? Я вполне могу обойтись и без них, потому что знаю, какой беспросветной, мрачной и исполненной безысходности будет выглядеть моя жизнь без Джея. Он превратился в живое воплощение всех моих мечтаний, стремлений и помыслов. Без него я уже не буду собой, останусь опустошенной, безликой, слепо следующей инстинктам оболочкой…

— Сладкая, я глубоко оскорблен и обижен, — с порога огорошил меня парень странным известием, прерывая лихорадочный мозговой штурм 'брестской крепости'. — Меня не было шестьдесят минут, а ты даже не удосужилась поинтересоваться, где это я пропадал. Я, конечно, не жалуюсь, хотя твое безразличие вообще-то задевает, но…

— И где же ты был, мой дорогой? — вмиг ухватила я суть разыгрываемого спектакля.

— В туристической компании, — рьяно вспыхнули выразительно очерченные густыми черными ресницами глаза. — Эти выходные, два авиабилета, Зальцбург, только ты и я, — тоном змея-искусителя принялся перечислять он, театрально загибая пальцы на правой руке. — Лучшая гостиница города, номер люкс, арендованный автомобиль, изнуряющие пешие экскурсии по живописным местам. О планах на ночь распространяться или желаешь сохранить некую интригу?

В этом каверзном вопросе заключалась большая часть моей жгучей любви к Майнеру. Он умеет быть разным, как добрым, так и злым, но одного у него не отнять — превосходства. Всегда и во всем он будет на голову выше других.

Кажется, описывать тут мои осчастливленные визги и оглушающие вопли дикой радости, занятие зряшное. Пища на ультразвуковой частоте, я повисла на шее непревзойденного мастера самых неожиданных подарков, зацеловала до смерти нагло ухмыляющееся лицо, для проформы пару раз хлопнула блуждающие под кофтой мягкие ладони и уплыла на волне подозрительно реалистичных фантазий, а посему не заметила кардинальной смены обстановки. Из пределов манящей спальни мы перебрались в прихожую, где на меня, вальяжно развалившуюся по центру удобного кожаного диванчика, натянули обувь и под аккомпанемент сокрушительного по силе страсти поцелуя вытолкали за дверь. Каким-то чудным образом, не разрывая томной близости, мы добрались до лифта, шумно ввалились в кабину, к счастью, оказавшуюся пустой, и разомкнули уста лишь для произнесения жизненно важных известий.

— Обожаю тебя, — со всей ответственностью возвестила я, наслаждаясь необузданностью его взгляда оголодавшего хищника и прерывистостью жаркого дыхания, ласкающего щеку.

— И я тебя, — беззвучно пробормотал Джей, огненными губами высекая на моей коже каждый звук. — Очень. Люблю.

В итоге в автомобиле мы очутились во взвинченном состоянии с нерушимой верой в то, что вчерашняя ночь была не самой умелой репетицией на тему имеющейся между нами химии. Вероятно, поэтому я выскочила из салона, как ошпаренная, стоило Кадиллаку припарковаться у обочины многоэтажного торгового центра. Концентрация физического влечения на квадратный сантиметр закрытого пространства зашкалила по всем показателям.

Парень рассмеялся над моей прытью и неспешно, а значит, и чрезвычайно грациозно вылез из машины, издевательски взъерошил ладонью волосы, добиваясь моего обильного слюнотечения, и, прежде чем поравняться со мной, педантично заблокировал двери.

Через дорогу нервно мерила резкими шагами тротуар, с плавно текущей по нему волной прохожих, жутко надоедливая аденома по имени Лео. И вид его сосредоточенной физиономии моментально

______________________

*Эвдемони́зм — этическое направление, признающее критерием нравственности и основой поведения человека его стремление к достижению счастья.

испортил мне настроение и лишил последней завалящей радости на сердце. Я не обратила внимания на пригожесть дня, раздраженно отмахнулась от ярких лучей послеполуденного солнца, режущих глаза, не уловила витающий в воздухе аромат царственной осени, даже позабыла о необходимости смотреть по сторонам, когда почти бегом бросилась к противоположной стороне, намереваясь…

Не знаю, что за ворох нелепостей скрывался за моими стремительными действиями. Мыслительный процесс оборвался в ту самую минуту, когда из-за угла на сверхзвуковой скорости выскочила лаково-черная легковушка с тонированными стеклами и помчалась прямо на меня. Словно истукан, я замерла посреди проезжей части, пытаясь по траектории движения стального монстра определить спасительный закуток, задним числом отметила абсолютную невменяемость водителя и на автопилоте рванула вперед. Рев мощного мотора и нечленораздельный крик, доносящийся откуда-то из-за спины, окончательно деморализовали меня и заставили раствориться в пространстве. Время как будто остановилось, однако его действие не распространялось на несущегося за мной по пятам обладателя завидного числа лошадиных сил.

Широкое дорожное полотно, по которому мне с огромным трудом удавалось переставлять окаменелые ноги, в любой миг грозило обернуться для нерасторопной и неспортивной Астрид погребальным саваном, потому как автомобиль ни в коем случае не желал расставаться с намеченной целью. При всей любви к блещущей всеми оттенками радуги жизни я не смогла бы добраться до высокого бордюра прежде, чем колеса стального чудовища превратят мои кости в труху. На выручку мне пришло везение собственной персоной. Руку чуть выше локтя сдавили неразличимые для испуганных глаз пальцы, неведомая сила легко, будто играючись, приподняла тело над асфальтом и в следующую секунду я больно шмякнулась коленками о тротуарную плитку. Рядом присел на корточки взволнованный Лео.

— Цела? — успел спросить он до того, как все внутри меня оборвалось от невыносимого шума безжалостно стирающихся шин сдуревшей машины-убийцы.

Обернувшись назад, я выхватила темный силуэт выскочившего на дорогу Джея, сфокусировалась на бледном, точно белоснежный лист дорогостоящей бумаги, лице и заорала благим матом, разом подскакивая на ноги, кидаясь обратно под колеса неуемного седана, моля господа о снисхождении и участии…Однако все оказалось напрасным. Жертва была выбрана, я могла лишь срывать горло в истошных воплях и бестолково молотить кулаками воздух в яростных попытках отбиться от удерживающего меня на месте вампира.

Я не поняла, что произошло на самом деле, попросту не осмыслила до конца увиденное.

Майнер, очевидно, молниеносно кинувшийся вслед за мной, возник на пути у безжалостного черного седана в тот самый миг, когда Лео, пользуясь дарованной свыше быстротой реакции, вытянул глупую Астрид из-под удара. Джей, должно быть, не заметил этого, все произошло слишком быстро, и жестоко поплатился за проявленное благородство пополам с искренним беспокойством за сохранность моего здоровья. Я заметила каждую незначительную мелочь, свинцовой тяжестью осевшую на задворках подсознания. Отчетливо увидела, как автомобиль на полном ходу врезался бампером в колени парня, как беспомощно и в то же время изумленно он взмахнул руками, как поэтично подлетел вверх на пару метров, а после упал на багажник, проломив своим весом спойлер, и скатился на асфальт. Хруст, чавканье, хлюпанье, разрозненные толчки бьющегося под горлом сердца, непечатный комментарий спасшего мне жизнь вампира и резонансный гогот могучего двигателя вырвали меня из омута первобытного страха и заставили кинуться к распростертому посреди дороги телу.

Сквозь пульсирующую точечную сетку, скачущую перед глазами, я разглядела сравнявшиеся по цвету с землей губы, неестественно вывернутые под самыми неожиданными углами руки, странно поджатые ноги и огромную, пугающе темную лужу крови, быстро растекающуюся по серому дорожному полотну. Рыдания переросли в надсадные оры, что не помогло мне оказаться возле любимого раньше Лео.

Парень живо припал на колени рядом с другом, прощупал пульс, видимо, отыгрывая какую-то важную часть сценария для многочисленной публики, низко склонился над посиневшим лицом и что-то горячо зашептал. Слова я начала разбирать довольно скоро, а вот понять их суть, к сожалению, так и не смогла.

— Дружище, слышишь меня? — в пятый раз вкрадчиво повторил вампир, добиваясь ответа ритмичными хлопками по впалым щекам.

— К сожалению, — с трудом выговорил Джей простенький набор звуков, перебивший поток моих отчаянных слез. — Астр…

— В порядке, в полном здравии и яром сумасшествии, — скороговоркой опередил Леандр появление ожидаемого вопроса. — Лучше о себе подумай. Ты теряешь слишком много крови. По ходу пьесы упал очень неудачно, боюсь, сломан позвоночник и пробита затылочная кость. Давай на счет три. Я помогу тебе вдохнуть, а ты остановишь кровотечение. Моргни, если понял.

В ответ на веках Майнера раз или два дрогнули ресницы. И мир будто рухнул во второй раз мне на голову, когда д`Авалос интенсивно продавил парню грудь мощным толчком громоздких ладоней, вырывая из недр измученного невыносимой болью тела сдавленный хрип пополам с брызгами крови. Я впилась ногтями в асфальт и принялась нервно раскачиваться на месте, монотонно твердя про себя все известные молитвы разом.

— Ну же, Габсбург, помогай мне! — слегка повысил интонации вампир. — Когда ты, дьявол, последний раз нормально ел?! Соберись, мужик! Ради своей малышки! Раз, два, три! — вновь вернулся он к успокоительному счету, продолжая совершать над грудной клеткой друга какой-то таинственный обряд сродни непрямому массажу сердца, только с поправкой на вампиризм. — Есть! — облегченно выдохнул Лео, отметивший ускользнувшие от моего пристального внимания признаки улучшения скверного состояния Джея. — Аккуратно, чтобы никто не заметил, затягивай рану на затылке. Кровь в себя не впускай, с этим мы позже разберемся. И медленно, очень осторожно открывай глаза. Я сделаю вид, что везу тебя в больницу. Остановимся в переулке, кого-нибудь перекусим.

Его нервная, прерывистая, местами затихающая до набора трудноразличимых звуков речь вернула мне смутную тень растворившейся на дне паники надежды и на следующие десять минут осушила щедро поливаемые горючими слезами щеки.

Дальнейшее происходило по описанному мальчишкой сценарию. Слабо задрожали фиолетовые веки, показались затянутые беспросветной мглой тысячелетней боли глаза, холодные пальцы сомкнулись вокруг моей нервозно трясущейся ладони, и я наконец смогла более или менее глубоко дышать.

'Все хорошо, мой ангел', - буквально пропел его выразительный взгляд, коснувшийся моей умирающей в муках души. 'Не о чем волноваться'.

Я могла бы оспорить столь некачественную уверенность, однако решила побаловать смирением пострадавшего от моей глупости парня и тихонечко мотнула гудящей головой в знак абсолютного согласия.

Тут же возле нас материализовался агрессивного вида внедорожник, хлопнула дверца водительского места, затем чьи-то руки потянули меня назад и без слов втолкнули вглубь обтянутого дорогой телячьей кожей салона.

— Режь запястье, — в приказном порядке велел Лео, швыряя мне в лицо тонкий прямоугольный предмет, оказавшийся складным перочинным ножом. — Иначе он умрет.

Последний аргумент погасил несформировавшиеся сомнения. Крепко сцепив зубы, я полоснула лезвием по коже, отодвинула на задний план неприятные ощущения и с выписанным на лбу ужасом смотрела, как бережно и заботливо вампир устраивает на заднем сиденье полуживого друга, как помогает моим непослушным рукам уложить залитую кровью голову на колени…

— Теперь напои его, — изрядно запыхавшись, посоветовал парень, с трудом перекрикивая вой сирены только подъехавшей кареты скорой помощи. — Вот черт! Спасибо-спасибо, спасать уже никого не надо. Все живы — здоровы, ложная тревога, — нарочито бодро отрапортовал он, плотнее натягивая на лицо козырек только запримеченной мной бейсболки. — Свисни, если ему вдруг хуже станет, — жизнерадостно провозгласил Леандр, плюхаясь в кресло и поворачивая ключ в замке зажигания.

Я же попыталась абстрагироваться от целого мира, сосредотачивая все внимание на Джее, слабо сопротивляющемся моим настойчивым стараниям напоить его свежей кровью. С горем пополам мне удалось прижать к его губам саднящий порез и, пройдя череду жалобных просьб, заставить сделать несколько глотков.

— Вот так, любимый, — удовлетворенно шептала я, убирая со взмокшего лба прилипшие смоляные пряди. — Мне ничуть не больно, не переживай. Все хорошо. Все хорошо.

Точно заживляющую мантру, я твердила оптимистичную фразу, гладила землисто серые щеки свободной рукой и тихо плакала, красочно представляя себе страдания Майнера, остро чувствуя его боль каждой клеточкой своего тела, изнемогая от желания каким-то образом перенять ее на себя, избавить его от мучений.

Минуты через две упрямство парня вновь дало о себе знать. По-прежнему пугающе бледные губы надежно сцепились, а мутный, какой-то растерянный и полностью рассредоточенный взгляд ледяной глыбой вонзился в мое лицо, беззвучно прося подчинения. И я повиновалась. Меж тем Джей продолжил требовать от меня нечто важное, однако определить, что именно, не представлялось возможным. В мыслях простирался бескрайний туман из отчаяния и страха, к которому дружно присоединилось еще и чувство вины за все случившееся.

Вяло вытянутая вперед рука, неосторожно ударившаяся о спинку кожаного кресла, дала столь необходимую мне зацепку.

— Лео, — противно тоненьким голоском пропищала я, заставляя водителя оторваться от дороги с бесконечно чередующимися улочками и подворотнями.

— Чего? — довольно нервно бросил он, неодобрительно косясь на бесцветные щеки друга. — Да-да, сейчас, — едва различимо забормотал Леандр, очевидно, без труда толкуя суть немого обращения, потянулся к бардачку, раздраженно вытряхнул почти все содержимое на пол, после чего отыскал-таки нужный предмет и протянул его мне со словами, — аккуратно сними его голову с колен, слезь на пол и перевяжи запястье. Габсбург, старина, потерпи еще немного. Я понимаю, что больно, просто здесь повсюду столько свидетелей! Нелюдимый городишко превращается в суетной мегаполис всегда очень кстати!

Сердитое бурчание переросло в монотонное причитание и через секунду стихло, в то время как я сознательно готовила себя к самому худшему. В целом выполнить указание вампира оказалось не так уж легко. Занемевшими, трясущимися пальцами я по возможности осторожно перехватила затылок Джея, с трудом приподняла его на пару сантиметров и чуть не лишилась сознания от испуга, заслышав мученический хрип. Майнер впился ладонью в обивку сиденья и совсем перестал дышать, когда я чудом умудрилась перебраться на пол, чтобы он наконец смог более-менее ровно улечься, избавив травмированный позвоночник от нагрузки.

Пряча заплаканные глаза, я зубами вскрыла упаковку ранее полученного бинта, наспех замотала порез и постаралась не смотреть на то, что еще с утра было светло-голубой джинсовой юбкой, а теперь представляло собой пыльную, насквозь пропитанную кровью тряпку буро-коричневого цвета.

— Вылезай из машины, — бесцеремонно велел Лео, притормаживая у огромных мусорных баков, расставленных у глухой каменной стены какого-то тупика. — Немедленно!

Последнее прозвучало как приказ, поэтому я проворно выскочила наружу, тихонечко прикрыла дверцу и, не устояв на подкашивающихся ногах, рухнула на грязный асфальт, жалобно прижимаясь спиной к огромному колесу джипа. Наверное, столь громко и отчаянно мне не приходилось плакать никогда в жизни. Внутри будто лопнула вместительная цистерна соленой жидкости, содержимому которой давно не терпелось вырваться на поверхность. В салоне, по моим ощущениям, происходило нечто поистине зверское. Подобравшийся ближе к другу д`Авалос, вероятно, с садистской улыбкой от души измывался над Джеем, потому как каждый последующий неистовый крик был страшнее предыдущего.

— А ты думал, будет приятно? — натянуто и очень зловеще рассмеялся Лео, перебивая истошный вопль моего парня. — Мирись, давай. Иисус терпел, нам велел. И-и…заключительный заход. Первый шейный позвонок, он же атлант…вот не надо так орать, Верджил! Здесь тебе не оперный театр, живость голосовых связок никого не интересует, — в этот момент я сильнее сдавила обеими руками голову, надеясь в ближайшем будущем обзавестись полной глухотой, но с изумительной четкостью расслышала малейший страдальческий всхлип любимого, схожий с предсмертной агонией. И вдруг блаженная тишина окутала меня, радушно позволяя спрятаться в своих чутких лапах. — А теперь отдохни. Пойду, проверю твою красу ненаглядную. Небось, давно уже в обмороке валяется.

Пружинистые шаги, обогнув багажник внедорожника, вплотную приблизились ко мне. Взгляд машинально переместился со строгих черных кроссовок (на сей раз с демократичными шнурками одинакового колера) на участливо-сочувствующее лицо, зацепился за лихо сдвинутый набок козырек бейсболки, прошелся по выглядывающим в прорези коротким пятисантиметровым прядям, лишившимся мелированных концов, и рассыпался в бессловесной благодарности добродушным карим глазам.

— Ты как? — без всякой насмешки спросил Лео, присаживаясь на корточки. — Габсбург в порядке. Покончит с исцелением и снова начнет пилить мне мозг своими заумностями.

— Нормально, — неумело солгала я, бездарно копируя мягкую улыбку вампира. — Спасибо тебе огромное! — от всего сердца поблагодарила я, в сотый раз смаргивая незатихающий поток щекочущих кожу слез.

— Пожалуйста, — довольно серьезно ответил он, неуверенно потрепав меня по плечу. — И не вини себя, если что. Целью изначально был именно Верджил. Ты выбежала на дорогу, машина вынеслась из-за угла, вот только скорость набирать не спешила, пока на трассе не замаячил Габсбург. Все идет по плану Северина, пролилась его кровь. Следом мой черед, и, гиена огненная, мне подобная перспектива усиленно не нравится! Как думаешь, герцог, может, на годик уйти в подполье? Авось пронесет, и кости целыми останутся…

— Держи карман шире! — попробовал расхохотаться Джей, но тут же закашлялся и затих на томительно долгих две минуты, которые потребовались мне для того чтобы подняться на ноги, придерживаясь за сильную ладонь, совладать с тяжелой дверцей и наполовину влезть в салон.

Майнер лежал на боку, с трудом умостившись на широком, но при этом катастрофически коротком сиденье, и зачаровано разглядывал собственные растопыренные пальцы, окропленные засохшими багровыми пятнами.

— Джей, — одними губами вымолвила я, наваливаясь коленями на ступеньку, предусмотренную проектировщиками автомобиля с высоченной посадкой, — Джей…

Он закатил глаза, разумно избегая совершать резкие движения, многозначительно поднял руку вверх, слепо нащупал сначала мои волосы, а затем и лицо, и аккуратно погладил щеку.

— Все хорошо, сладкая. Не плачь больше, ладно? Мне плохо, когда тебе больно, — отрывисто, будто с большой натяжкой выговорил парень, жестом предлагая мне сесть рядом. Однако я предпочла не самый опрятный на вид коврик и с удобством устроилась в небольшом закутке между креслами, блаженно вытягивая ноги по направлению к двери. Мы оказались лицом к лицу и в течение трех яростных толчков разрывающегося на части сердца всматривались друг в друга, почти не узнавая в себе беззаботно воркующую пару, что мечтала о предстоящей поездке в Европу. Опять страдания, страх, вина и отчаяние. — Как же я верну тебя родителям в таком состоянии? — задумчиво прошептал он, грустно улыбаясь. — Ну ничего, что-нибудь придумаем. А пока иди ко мне. Хочу убедиться, что не потерял самое ценное сокровище, — потянулся Джей к плечам, ласково придвигая меня ближе и давая прекрасную возможность спрятать зареванное лицо у себя на груди. — Ты не представляешь, как я испугался, когда увидел…

Привычно оборвав якобы не мужской поток душевных излияний, демонстрирующий объяснимые человеческие слабости, он замолчал и принялся медленно перебирать спутанные прядки волос у меня на голове. Я же в последний раз хлюпнула носом и мысленно закончила разом пришедшую на ум молитву: '…И прости нам наши долги, как и мы прощаем тех, кто нам должен. Не подвергай нас испытанию, но защити нас от Злодея'*.

_________________

*Распространенный среди католиков перевод молитвы 'Отче наш'.

Отец наш на Небесах,

Пусть прославится Твоё имя,

Пусть придет Твоё царство,

пусть исполнится и на Земле воля твоя, как на Небе.

Дай нам сегодня насущный наш хлеб.

И прости нам наши долги, как и мы прощаем тех, кто нам должен.

Не подвергай нас испытанию,

но защити нас от Злодея.