В настоящей диссертации мы попытались рассмотреть процесс эволюции системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.) с позиции доверия к дошедшей до нас античной традиции, в первую очередь — к той информации, которую мы получаем из посвящённых преемнику Августа книг "Анналов" Корнелия Тацита. Важно отметить при этом, что декларируемый нами принцип доверия распространяется не только на сообщаемые Тацитом фактические данные, но, прежде всего, на его суждения и оценки, за которыми, как нам представляется, стоит огромный фактический материал, собранный и проанализированный римским историком.

Воспринятые в таком ракурсе оценки и суждения Тацита оказываются ценным источником информации; более того, мы рискнём высказать предположение, что в ряде случаев, например, при рассмотрении свидетельств древних писателей о терроре Тиберия, именно оценочные суждения автора "Анналов" являются источником первостепенной важности. В самом деле, мы можем лишь предположительно реконструировать принципы, положенные им в основу при отборе тех немногих сравнительно с общим числом политических процессов, которые Тацит называет, останавливаясь иногда более подробно на ходе и существе дела. Следовательно, возникает огромная трудность в использовании этих фактов не только для определения общего числа судебных процессов, но даже для установления периодов относительного роста или спада репрессий.

Не менее, а может быть и более, трудную задачу представляет интерпретация сообщаемого Тацитом фактического материала. Мы уже не раз имели случай упомянуть о том, что многие современные исследователи не видят в приводимых историком фактах свидетельства жестоких политических преследований, осуществлявшихся преемником Августа. Но примечательно в этой связи, что Г. Мерчинг, автор монографии "Император Тиберий", вышедшей в свет в 80-ых годах XIX века, относящийся к Тиберию, в целом, весьма неплохо, рассматривая террор постсеяновского периода и насчитав 34 казни за семь лет, находит возможным писать о вакханалии убийств и реках крови. На него, представителя либерального и гуманного XIX столетия эти цифры произвели куда более гнетущее впечатление, чем на учёных XX века, в течение которого ценность человеческой жизни упала как никогда низко.

Таким образом, те фактические данные, которыми мы, не в последнюю очередь благодаря Тациту, располагаем, допускают различные и даже взаимоисключающие интерпретации в зависимости от исходных ценностных установок. Выбрать верное их толкование можно, мы убеждены в этом, только приняв в расчёт мнение самого автора "Анналов". Свет на политические события той уже бесконечно далёкой от нас эпохи проливают оценки, суждения и характеристики Тацита; общий контекст, а порою, даже тональность его сообщений служат нам путеводным маяком через туманы столетий, скрывших от наших глаз Рим времени первых Цезарей.

В развитии системы принципата при императоре Тиберии можно выделить четыре основных периода. Своего рода путевыми вехами, отмечающими этапы эволюции режима Тиберия, стали следующие события: таинственная смерть Германика в Антиохии на Оронте 10 октября 19 г.; смерть Друза, возможно отравленного Сеяном, в 23 г., и, наконец, казнь Сеяна 18 октября 31 года.

Первый период (14–19 гг.) характеризуется следующими основными особенностями. Для Тиберия это время закрепления положения в новом качестве главы государства и императорского дома. В отношениях с сенатом и обществом в целом он пока стремиться придерживаться образа действий Августа. Дополнительным сдерживающим фактором в этой связи выступает Германик, официальный наследник Тиберия, выдвинутый германскими легионами в качестве альтернативного кандидата на престол (Tac. Ann., I, 31; Suet. Tib., 25; Calig., 5).

В процессах об оскорблении величия, практика которых служит для нас важнейшим показателем постепенного изменения отношений власти и общества в империи, налицо та же тенденция: их не много, и, в основном, они заканчиваются снятием обвинения. В то же время уже в первые годы принципата Тиберия создаются прецеденты преследования на основании lex majestatis за преступления против культа Августа (дела всадников Фалания и Рубрия (15 г.)), словесные нападки на принцепса и других членов правящего дома (дела Грания Марцелла и Аппулеи Вариллы (соответственно 15 и 17 гг.)), оккультную практику против первых лиц государства (дело Либона Друза (16 г.)) (Vell., II, 130; Tac. Ann., I, 73–74; II, 27–32; III, 38; Dio, LVII, 15). Эти и другие подобные действия начинают рассматриваться как политические преступления (crimen laesae majectatis).

Ряд причин способствовал сравнительно спокойному началу правления Тиберия. Это и неуверенность, вполне естественная для человека, оказавшегося в новой, непривычной для себя роли, и стремление приобрести необходимый главе государства авторитет (auctoritas) путём подражания предшественнику, и, наконец, невыгодная для императора династическая ситуация.

В современной исторической литературе прочно укоренилось мнение о том, что первые годы принципата Тиберия были периодом сотрудничества сената и принцепса, временем относительной свободы и политического либерализма. Подобная оценка представляется нам справедливой лишь в сравнении с последующем временем, и, в особенности, со страшным финалом принципата Тиберия. Рост авторитарных тенденций в этот период протекал в скрытой, латентной форме и не сопровождался политическими репрессиями в широком масштабе. Механизм террора пока ещё только отрабатывался.

Второй период принципата Тиберия начался смертью Германика и последовавшим затем судом над его заместителем легатом Сирии Кальпурнием Пизоном (Tac. Ann., II, 71–72; III, 13–15; Dio, LVII, 18). Смерть племянника, в котором после восстания германских и паннонских легионов в 14 г. Тиберий не мог не видеть потенциального соперника, очень укрепила его положение, особенно в династическом плане. Закрепившись у власти принцепс постепенно меняет курс: в начале 20-ых гг. в политике Тиберия происходит поворот в сторону усиления репрессивного начала. По инициативе Луция Элия Сеяна, сумевшего за эти годы подняться до положения ближайшего помощника императора, разбросанные по Италии преторианские когорты были сконцентрированы в столице (Tac. Ann., III, 29; Dio, LVII, 19). Стиль процессов об оскорблении величия сделался более жёстким: в этом плане знаковыми представляются дела Эмилии Лепиды (20 г.) и Клутория Приска (21 г.) (Tac. Ann., III, 22–23, 45–51; Dio, LVIII, 20). Таким образом, характерными чертами второго периода (19–23 гг.) правления Тиберия были укрепление позиций принцепса в качестве признанного главы государства и дома Цезарей, ужесточение императорского режима и рост влияния префекта претория.

В 23 г. ушёл из жизни сын и наследник Тиберия Друз, возможно отравленный Сеяном (Tac. Ann., IV, 3, 7-11; Suet. Tib., 62). Это печальное событие стало для принцепса не только тяжким моральным ударом: смерть наследника престола обострила династическую борьбу, внеся раскол в придворные круги. В этих условиях Тиберий, стремившийся укрепить императорскую власть и сохранить её за наследниками своей крови, обратился к репрессиям как к средству решения стоявших перед ним задач. Главным организатором репрессий, юридическим основанием которых был закон об оскорблении величия (lex majestatis), стал доверенный друг императора префект претория Луций Элий Сеян.

Судебные процессы о laesa majestas, инспирированные Тиберием и Сеяном и направленные против внушавших им опасения или просто неугодных лиц, определяли политическую ситуацию в течение третьего периода принципата Тиберия (23–31 гг.). Их главной целью был разгром так называемой "партии Агриппины" (дела Гая Силия, Клавдии Пульхры, Тития Сабина и проч. (Tac. Ann., IV, 18–20, 52, 68–70; Dio, LVIII, 1)) и физическое устранение детей Германика, нежелательных принцепсу в качестве вероятных кандидатов на роль его преемников. Однако репрессии, рост деляторства и влияния Сеяна создали в обществе крайне опасную и напряжённую обстановку: доносы оказались лёгким средством свести старые счёты, сделать карьеру, или поправить своё материальное положение. Поэтому, вряд ли стоит удивляться, что многие обратились к этому доходному промыслу, а волна политических процессов буквально захлестнула Рим. Всё это происходило при полном попустительстве со стороны императорской власти: хотя отдельные деляторы и подвергались иногда наказаниям, бороться с явлением в целом император даже не пытался.

Тиберий и не мог эффективно бороться с доносчиками, так как сам нередко прибегал к их помощи для организации травли ненавистных ему людей. Деляторы, многие из которых были связаны с Сеяном и пользовались его покровительством (Луканий Лациар, Порций Катон, Петилий Руф, Марк Опсий, Секстий Пакониан, Сатрий Секунд, Пинарий Натта и др.), являлись важным звеном механизма подавления, с помощью которого осуществлялось целенаправленное развитие авторитарных тенденций, особенно усилившихся в принципате Тиберия после переезда императора на остров Капри (26 г.).

Казнь Сеяна и последовавший за ней массовый террор явились логичным завершением правления Тиберия. Важно отметить, что гибель фактического создателя репрессивной системы не повлекла за собой изменения политического курса, но сыграла роль катализатора процесса. Данный факт, отмеченный уже древними (Suet. Tib., 61), свидетельствует о том, что процесс развития изначально заложенного в системе Августа авторитарного начала, ярчайшим проявлением и, одновременно, главным орудием осуществления которого были преследования инакомыслящих на основании печально знаменитого lex majestatis, носил объективный и закономерный характер.

Поколение римлян, выросшее в условиях террористического режима Тиберия и его преемников усвоило себе новый взгляд на принцепса и его место в системе римского мира (pax Romana). Расставшись с последними республиканскими иллюзиями и надеждами, которые ещё их отцы продолжали в тайне лелеять, "новые римляне" приучались видеть в каждом очередном Цезаре наделённого непререкаемым авторитетом повелителя, а в себе — его послушных подданных. Это поистине революционное изменение римской социальной психологии подготовило почву для политического компромисса между властью и обществом империи, которое и сделало реальностью "Золотой век" Антонинов.

Сползание Римской империи в пропасть террористического режима иногда пытаются объяснить слабостью императорской власти в I в. н. э. Не имевшие прочной социальной опоры, если не считать таковой профессиональную армию, окружённые враждебной аристократией, Цезари из династии Юлиев-Клавдиев были вынуждены систематически прибегать к открытому насилию, бороться с оппозицией методами индивидуального террора.

Мы не можем согласиться с такой точкой зрения, так как, на наш взгляд, факты говорят как раз об обратном: императорский режим в I в. н. э. был очень силён и становился всё сильнее и сильнее. После Тиберия, который, будучи тираном, всё же обладал несомненными административными способностями, на престол один за другим взошли безумец Калигула, Клавдий, безвольный раб своих жён и либертинов, и, наконец, Нерон, которому наряд греческого комедианта подошёл бы куда больше, чем пурпурная императорская тога. Двое из этой троицы были убиты, третий — покончил с собой, когда против него восстали войска, а сенат объявил его низложенным, но здание империи всё это время стояло непоколебимо. Пороки, жестокость и безумие владык не могли дискредитировать саму идею принципата: избавившись от одного императора, римляне тотчас же ставили на его место другого.

Нам кажется, что всё это говорит ни о чём ином, как о силе императорского режима в I в. н. э. Империя была сильна именно как система: её правители сплошь и рядом не соответствовали высокой роли принцепса, но на государстве в целом это отражалось далеко не столь сильно, как можно было бы ожидать.

Несомненным свидетельством прочности режима Юлиев-Клавдиев и их преемников, Флавиев, является успешное государственное строительство, продолжавшееся на протяжении практически всего I в. н. э. Достойный вклад в этот процесс был внесён императором Тиберием, чья продуманная внешняя политика, строгий надзор за деятельностью провинциальной администрации, выдающиеся достижения в финансовой сфере являют собой резкий контраст с теми ужасами, которые, судя по всему, творились при нём в Риме.

Указанное противоречие нередко служит современным исследователям удобным поводом, чтобы усомниться в объективности Корнелия Тацита как историка, но нам кажется, что дело здесь совсем в другом.

В ходе гражданских войн I в. до н. э. верховная власть в Риме сделалась добычей цезарианской партии и её вождей, сначала Юлия Цезаря, а затем — Октавиана Августа. При Августе и его преемниках (в том числе и при Тиберии) в Римской империи развернулось активное поступательное развитие государственных структур; однако в условиях авторитарного режима указанное развитие осуществлялось на фоне подавления властью Цезарей свободной человеческой личности. Детерминированный этим обстоятельством конфликт власти и общества империи составил характернейшую черту общественно-политического развития римского государства в течение первого столетия новой эры и получил вполне адекватное отображение в главном труде величайшего римского историка — в "Анналах" Корнелия Тацита.