7
С утра шел снег, но Валька заметила его не сразу. Ведь она думает о Садике день и ночь, кроме тех часов, когда спит в кровати пьяная. Но, может быть, она и тогда тоже думает о Садике, подсознательно переживая боль и тоску разлуки. Радость приходит к ней только в первый момент опьянения, когда кажется, что все возможно… даже уговорить Расула, чтобы привез Садика назад.
Но этот момент проходил, Валька тосковала во сне, а потом снова возвращалась к своей обычной жизни. А что ее жизнь? – можно сказать, мрак. Мать постоянно пилит Вальку за то, что пьет, не работает, ходит неприбранная по дому, а то и на улицу. Бабка молчит, пыжится, вздыхает: ей жаль и саму Вальку, и, как она говорит, «отнятое дите». Расул дает деньги, присылает к ним домой мастеров, чтобы вставили новые окна, поклеили обои. Он покупает Вальке новую шубу, уже вторую за время их знакомства. А главное, примерно раз в полгода он ездит к себе в аул и привозит новости о Садике, его фотографии…
Все они хорошие: и Расул, и бабка, и даже ворчливая мать. Валька ни на кого из них не в обиде. Единственный человек, заслуживающий мести, – это врач УЗИ, погубивший ее будущее. Пусть она просила определить пол ребенка раньше, чем это полагается, – он мог не давать решительного ответа. Ведь не убила бы она его тогда! А теперь вот убьет. Если ей будет совсем плохо, если кончатся силы терпеть, Валька его убьет. Небось думал о чем-нибудь другом, когда определял, кто у ней внутри, – мальчик или девочка. О какой-нибудь ерунде думал, а ей теперь мучиться до тех пор, пока Расул не смилостивится, не привезет ей сыночка. А если этого никогда не будет?!
Валька подскочила на постели, вдруг осознав слово «никогда». Что ж такое, она и так живет словно во сне, чуть протрезвеет, и опять пьет, а ведь надо же как-то действовать!
За окном летели пушистые снежинки, первые в этом году. Глядя на них, Валька решила привести себя в порядок и сходить в фирму поговорить с Расулом. Он, может быть, и сам вечером к ней придет, но зачем терять время? И так уже много его потеряно!
Бабка гремела на кухне кастрюльками, вздыхала. Она должна была одобрить этот план: немедленно повидать Расула и всерьез с ним поговорить. Но, выслушав Вальку, баба Тося лишь безнадежно махнула кухонным полотенцем – не верила, что у внучки что-то получится.
– Чего ты, баб Тось? Я же уговорю его, чтобы привез Садика!
– Пить тебе надо меньше, – вздохнула бабка.
– Да я и не буду сегодня пить. Вот сейчас вымоюсь, голову просушу и пойду к нему. Оденусь хорошо, чтобы его пронять, понимаешь?
– Ну иди-иди, – бабка отвернулась и вроде смахнула полотенцем слезу, а может быть, это Вальке показалось. Может быть, она просто полотенце на гвоздь повесила.
Как приятно смывать с себя липкую пленку пота, грязи и всяких сальных запахов! И не потому, что Расул в прошлом году отделал ванну кафелем, а мать покупает душистое мыло, дорогие шампуни. Приятно потому, что Валька довела себя до такой запущенности последний раз. Вот сейчас она отмоется, станет, как прежде, красивой, уговорит любимого привезти к ней их общего сыночка и больше уже ни в жизнь… Как только Садик вернется к ней, она будет всегда подтянутой, хорошо одетой, владеющей своими чувствами…
Вальку с детских лет отличали мальчишки, потом парни, взрослые мужики. Такая уж она уродилась сексапильная. Теперь, понятное дело, Расул никому не разрешает к ней приближаться. Ну и пусть, ну и ничего. Его мужской любви Вальке вполне хватает, несмотря на то, что у него-то она как раз не одна. Он даже женат у себя в городе, и дети от жены живут вместе с ней. Только ее Садика отвезли в какой-то глухой, далекий аул на воспитание к старухам…
Но Валька решила не распускаться. Она надела голубой костюм, в цвет глаз, и бледно-серые бархатные сапоги, заходящие отворотами за коленки. Расчесала свои только что высушенные феном волосы, прямые и длинные, до талии, накинула куртку – все! Шикарная девушка, от которой балдеет каждый встречный. Даже бабка, которая приползла из кухни, глядела на это превращение вытаращенными глазами:
– Вон ты какая… Тебе бы себя ценить…
– А то я не ценю! – капризно протянула Валька.
– Ну иди с Богом… Может, чего получится…
Вальку задело это недоверчивое «может», прозвучавшее горькой житейской мудростью. Она и сама опасалась, что идет напрасно, но решила сейчас об этом не думать. Сейчас ее словно на крыльях несло, и надо было использовать это чувство, этот по-новому начавшийся день, этот первый снег.
На улице пахло новизной и свежестью. Сквозь метельную дымку все вокруг смотрелось как будто незнакомым, таинственно-интересным. Сама Валька, в шикарных голубых брюках и меховой куртке, в потрясающих сапогах, с длинными тяжелыми волосами, бьющими ее по спине, должна была казаться прохожим прекрасной незнакомкой, у которой жизнь полна захватывающих приключений. Она как нельзя лучше подходила к этой мигающей огнями улице, на которой Рауль снимал помещение для фирмы. В преддверии наступающего Нового года во всех витринах пестрела мишура, зеленели искусственные еловые ветки. Пыль в глаза, иллюзорный блеск, готовность пойти очертя голову на все, вплоть до самых отчаянных вещей, – таковы были и Валька, и вся эта улица.
В приемной фирмы сидела теперь мелкая блондиночка Алена – типичная секретутка, секретарь плюс чего пожелаете. Будь у Вальки силы, повела бы войну с этой белобрысой, чтоб не липла к чужим мужикам. А так что уж, не до нее. Напротив Алены в кресле для гостей развалился охранник Санька, малолеток – второй год после школы – и как будто лопух, но это у него просто имидж такой. На самом деле мальчик себе на уме. Вот сейчас, например, – почему он не у дверей, а в приемной? Ясно, с Аленой хи-хи ха-ха. Это хорошо, что Расул еще не указал Саньке его место – значит, не ревнует белобрысую, она для него больше секретарь, чем все прочее. Попробовал бы этот парнишка возле Вальки покрутиться, когда у них с Расулом все только начиналось!
– Какие люди, – протянула Алена вроде приветливо, но с прорывающейся в голосе вредностью и даже как будто насмешкой. Вот стерва! Ну погоди, я еще разведу Расула с его нынешней женой и стану генеральной директоршей, тогда и духа твоего здесь не будет…
А Санек, тот по-настоящему глазами захлопал: хоть и лабунится паренек к секретутке за неимением лучшего, но Валька всегда на него действовала безотказно. От Вальки он просто в обморок готов был упасть, тем более сейчас, когда она явилась вся из себя. И, главное, окрыленная – это ведь в женщине самое главное, от чего мужики с последнего ума сходят.
Сейчас Вальке было особо приятно внимание парнишки, потому что она видела в этом подтверждение своей привлекательности. Иначе как чувствовать себя уверенной во время разговора с Расулом? Самого главного разговора, подобного которому она не вела еще никогда в жизни, да и не будет, наверное, вести.
– Общий привет, – независимо бросила она. – Чем занимаемся, кресла просиживаем? Где у нас начальство?
– Расул Лятифович уехал на совещание к компаньонам. Будет не раньше четырех часов, – без оптимизма прощебетала Алена. Ей-то Расул – Лятифович, а Вальке – просто Расул…
– Тогда я тут с вами посижу. Ну, что слышно на свете? Какие новости?
Алена замялась, но к этому моменту вышел из оцепенения паренек-охранник.
– Валентина Владимировна, пойдемте со мной! У меня в дежурке ром есть, такой грог сотворю!
– Остынь, Санек, – ледяным тоном осекла секретут-ка. – Какой еще у тебя ром, когда ты на рабочем месте.
– Обычный, Аленушка, с Ямайки. Я, конечно, на работе не пью, держу про запас… дорогих гостей угощать! – Он выразительно взглянул на Вальку.
– Прекрати, или я пожалуюсь Расулу Лятифовичу…
– Пойдем, – Валька встала с кресла и взяла парнишку за руку. – Ничего тебе Расул Лятифович не сделает, в случае чего я ему скажу. Пойдем к тебе в дежурку, а то тут что-то кисло!
На минутку паренек замялся: неужели считает, что Алена в фирме влиятельнее, чем она? Любимая женщина Расула, мать его ребенка – правда, об этом последнем здесь ничего не знают. Но все равно, может ли мнение белобрысой перевесит то, что сказала Валька? Или здесь уже идут разговоры о том, что она спивается, скоро распухнет, как бочка, начальник ее бросит… А белобрысая – вот она: трезвая, юркая и по работе у ней, наверное, все в порядке.
Паренек выбрал Вальку, не зря всякий раз терял от нее голову. Болтая за жизнь, они прошли в дежурку, где он сделал свой знаменитый грог. Валька пить сперва не хотела, но все-таки согласилась на пару горячих стаканчиков – ведь зима на улице, а она без шапки, так и простудиться недолго. На большем Санька не смел настаивать. Потом они вновь болтали, смеялись без повода и даже вышли на улицу, чтобы не нарушать деловую обстановку офиса. А еще чтобы освежиться, потому что теперь им стало жарко. Кроме того, Валька думала: если сейчас вернется Расул, пусть видит, как этот мальчик от нее балдеет.
– Скоро Новый год, Валентина Владимировна. Давайте поедем с вами в лес, медведей будить!
– Может, ты думаешь, мне не с кем отметить Новый год? – высокомерно спросила Валька.
– Что вы, и в мыслях не ночевало. Просто очень хочется попасть с вами в какую-нибудь новогоднюю сказку.
– Лучше смотри, чтобы не попасть в историю! Спаиваешь жену босса…
– А я по натуре хулиган, – расхрабрился Санек и для пущей убедительности действительно вытащил из кармана настоящий бандитский нож, именуемый финкой.
– Не видели таких, Валечка? Это мой талисман со школьной скамьи. У одного приятеля из неблагополучной семьи выменял на ящик сигарет! Выгодно, да?
– Жалко, что талисман, – протянула Валька. – А то я хотела попросить его у тебя в подарок. Или можно опять сменяться…
– Вам-то зачем? – вылупил глаза Санька. – Вам лучше газовый баллончик для самозащиты! Хотите, подберу самый лучший? У меня в магазине средств самозащиты дружбан работает…
– Не-ет, Санек, я хочу именно эту штучку!.. – В голове у Вальки мелькнула еще не осознанная до конца мысль: сегодня она либо пан, либо пропал. Одно из двух: или вернет своего сыночка, или загонит эту самую финку в горло врачу, перепутавшему результаты УЗИ. Потому что жить по-прежнему она больше не желает. Если не выйдет с Садиком, пускай сажают в тюрьму!
– Так что же, дашь? Может, тебе за него заплатить?
– Обижаете, Валентина Владимировна! Если такая женщина согласна принять подарок, какой дурак откажется! Вот, пожалуйста, смотрите, как она открывается. Нажмешь сюда, здесь вылезет лезвие. Видите, как просто…
– Расул! – вскрикнула Валька, не успев поблагодарить, – к подъезду подруливала знакомый пижонский автомобиль.
– Ну я тогда пошел… – Паренек поспешил на свое рабочее место, всю его развязность как рукой сняло. И то сказать, отдал свой талисман, а взамен шиш…
Но Вальке было сейчас не до него. Несколько лет она тупо ждала, ничего не предпринимая, и вот теперь наконец в ней созрела решимость. Долгая, тяжкая, оплаченная смертной тоской и загубленными годами жизни, может быть, уже привившимся в организме алкоголизмом. Нет, нет! Если Садик вернется, она ни за что не станет пить. А если без Садика, то ей уже ничего не надо, кроме мести. Санькина финка лежала в косом кармане шикарных голубых брюк.
– Валюша! – раскинул руки Расул, приближаясь к ней особой танцующей походкой, грациозно покачиваясь и мелко переступая, несмотря на довольно тучную фигуру. Так он ходил, когда бывал всем доволен: и дела в порядке, и женщина под рукой. – Валюша!
– Здравствуй, Расул, – проглотив слюну, выдавила из себя Валька.
– Вай-вай, ты пришла без звонка! Для чего, я бы и сам вечером к тебе пришел… Какая ты сегодня! – прищелкнул он языком и обнял свою красавицу. От его куртки пахло дорогим сигаретным дымом, изо рта – коньячными парами и свежей горчинкой мандаринов. Когда-то Вальке казалось, что в таких запахах концентрируется самый кайф жизни.
Они пошли к подъезду.
Хорошо, что он вернулся веселый, думала Валька, было бы сложней, если бы совещание с компаньонами прошло неудачно. Потом, ее вид произвел на него впечатление – это тоже плюс. И все-таки встреча начиналась не так, как бы ей хотелось: чего-то в ней недоставало, серьезности, что ли… Расул слишком громко говорил, а его рука норовила соскользнуть ниже ее талии. Прежде Вальке даже нравилось, что он такой решительный и самовластный, ни до кого ему дела нет. Но сегодня, когда она хотела говорить о Садике, все должно было происходить иначе.
– А я сейчас не смогу поехать с тобой, дорогая, – говорил Расул, когда они поднимались по ступенькам к подъезду. – Сегодня мне еще надо поработать. Если можешь, подожди час-другой, Аленка тебе кофе сварит… Или, хочешь, я скажу Алику, чтобы отвез тебя домой, а позже сам за тобой заеду и повезу в ресторан… часов в десять, ладно?
– Я не хочу в ресторан, Расул. Мне надо с тобой поговорить.
Он смотрел на Вальку так, словно это желание было высказано одной из двух искусственных елок по обе стороны входа. Потом усмехнулся, приняв прозвучавшие слова за кокетство, – надо же, чего моя любимая хочет! Не выпить, не в постель, не подарок мне заказать, а поговорить!
– Вот и прекрасно, за ужином и поговорим…
– Я хочу сейчас, – подтвердила Валька и ласково пробежала пальцами по его ладони: пусть не думает, что она просто капризничает, хочет сделать по-своему.
– А что случилось, моя хорошая?
– Ничего не случилось… то есть случилось, да. В общем, мне это очень важно…
Расул опять посмотрел на Вальку, теперь уже без усмешки, а с опасением. Наверное, Валькино лицо выглядело необычно и это ему не понравилось. Но он не любил откладывать проблемы на потом, предпочитая решать их сразу:
– Ну хорошо, пойдем. Мой кабинет тебя устроит?
– Конечно. Теперь на Вальку нахлынул самый настоящий страх. Вот сейчас, через пять минут, станет ясно, что ждет ее в будущем: счастливое материнство или тюрьма на всю оставшуюся жизнь.
Они миновали Алену, угодливо вскочившую при их появлении, прошли за высокие, отделанные под дуб, двери… Здесь когда-то Расул впервые расстегнул пуговицы на ее вязаном жакете – тогда ей можно было носить вязаное, потому что фигура еще не расплылась… да и теперь бы не расплылась, если бы не проклятая выпивка! А ведь ей всего двадцать пять…
– Так что ты хочешь сказать, Валентина? Может быть, тебе нужны деньги?
– Нет, Расул, спасибо. Деньги мне не нужны. Дело в том… Мне очень серьезно надо поговорить с тобой, понимаешь?
– Ну так говори! – воскликнул он уже с нетерпеньем.
В его глазах опять, как при входе в офис, мелькнула догадка, о чем пойдет разговор. Верная догадка. Но уже по этой метнувшейся в глазах и быстро притушенной искре понимания Валька поняла, что для нее будет не пан, а пропал. Однако она не хотела этому верить. Она не хотела верить!
– Ты знаешь, что я скажу. Мне ничего в жизни не надо, кроме сына. И кроме тебя, если ты захочешь… Я не всегда правильно себя вела, но это как раз из-за Садика. Потому что я тосковала. Прошу тебя… – Валька чувствовала, что не может выразить и сотой доли того, что у нее в сердце, – ведь она не умела складно говорить. Даже эти только что сказанные слова стоили ей большого напряжения. Чувствуя, что сейчас все уже может кончиться, то есть кончиться плохо, она согнула колени и бухнулась на ковер к ногам своего повелителя. Может быть, получилось не очень изящно: алкоголь успел нарушить ее внутреннюю пластичность. Но пусть только Расул вернет ей Садика, остальное неважно. За сына она готова заплатить дорогой выкуп – любовь самого Расула.
– Встань.
– Не встану. Я чувствую, что сейчас ты мне скажешь «нет». Подумай, любимый, разве плохо ребенку жить с родной матерью? Ведь об этом все… всегда говорят… и в кни… в книгах пишут!
– Ах, в книгах…
Валька уже ревела в три ручья, а он поднимал ее с пола, вытирал ей лицо своим плоеным батистовым платком, пахнущим жасмином. Но ей не нужно было его забот, вообще ничего не нужно, если он не вернет Садика. Надо ему сказать, что она решилась… Надо сказать… Но слезы сбивали валькино дыхание, лишали возможности открыть рот, а Расул между тем подтащил ее к креслу и опрокинул в окружившую со всех сторон мягкость: спинки, сиденье, подлокотники…
– Не трудись продолжать, Валентина. Я и так знаю все, что ты скажешь. И я рад сделать для тебя все на свете, кроме одного – того, о чем просишь. Потому что пойми: ребенок – единственное, чем я не могу пожертвовать! Даже если бы хотел – просто нет у меня такого права!..
– Но почему пожертвовать, Расул! Ведь это же мой ребенок! Вот ты, ты ведь вырос со своей матерью?
– Не сравнивай, – он сурово свел густые черные брови. – Моя мать была мусульманка и непьющая, а кроме того, мы с тобой не женаты. Ты мне не жена, а вот сын – мой сын. Дети от любой женщины принадлежат мужчине, таков наш закон. А про ваш закон я знать не хочу и соблюдать его не обязан!
– Но Расул!.. – из последних сил прорыдала Валька. – Тебе не жалко меня?!
– Жалко тебя. Но больше его жаль, Садата. Думаешь, ему хорошо без матери?
Валька уже ничего не могла сказать, только отчаянно мотала головой. А Расул продолжал сурово, что лучше быть сиротой, чем расти не по закону, а сейчас Садат растет по закону. И он не сирота, поскольку у него есть отец. Мальчику отец важнее всего. Вот если б родилась девочка, тогда бы другое дело…
При этих словах Валька кое-как выбралась из кресла и, пошатываясь, побрела к выходу. Ее рука скользнула в карман, проверить, не потерялась ли финка. Пальцы нащупали холодок металла.
– Ты видишь, что я все для тебя делаю! – вслед ей кричал Расул. – Ремонт, шубу, на жизнь – пожалуйста! Зарплату плачу, а за что? И разве я тебя когда-нибудь бил, когда ты валялась пьяная… как свинья!
Странно, что, выходя из массивных дверей его кабинета, Валька четко все соображала. Не надо сейчас думать о Садике – это дело уже проиграно, а вместе с ним и вся Валькина судьба. Умница бабка, сразу поняла, что ничего не выйдет! Теперь Валька должна взять себя в руки, чтобы не провалить вторую часть того, что задумала. Надо сделать вид, что все хорошо, она нормально поговорила с Расулом. Это спасет ее от унижения перед людьми, которых она здесь встретит. Выйдя в приемную, Валька свысока, небрежно кивнула белобрысой, словно впрямь будущая жена босса. А сама поднялась на второй этаж и сразу встретила знакомых девчонок.
– Валя, привет! Давно ты не заходила…
– Да все никак не получалось. У вас нет лишнего мобильного, я свой дома забыла?
– Найдется, конечно. Хочешь, возьми мой? – Наташа из отдела документации запросто согласилась одолжить, а то и насовсем отдать Вальке свой телефон. Может, по дружбе, а может, потому, что это женщина генерального директора. Сейчас хотелось думать, что по дружбе, – хоть унести с собой последнее нормальное воспоминание о свободной жизни, прежде чем тебя посадят в тюрьму.
– Спасибо, Наташ, скажешь потом Расулу, чтобы выписал тебе денег на новый мобильный. И какой получше бери. Самый лучший! А теперь, девочки, найдите мне телефонный справочник…
– Скажи что надо, я в интернете посмотрю, – предложила Наташина подруга.
– Консультация при родильном доме номер одиннадцать… отделение УЗИ.
– У тебя что-то неладно, Валюш? – спросили девчонки. – Может быть, лучше сразу в платную клинику?
– Может быть… Но сейчас мне нужен этот номер!
– Принеси, Рит, – попросила Наташа.
Несколько минут, пока Рита искала номер, дались Вальке труднее всего. Это была ее фирма, ее прежнее место работы, где многие ее знали. И она сидела тут в последний раз перед тем, как совершит убийство. Может быть, врач не настолько виноват? Может быть, пырнуть финкой надо не его, а Расула, который говорит так уверенно «ребенком не могу пожертвовать даже тебе»? А ведь пожертвовала-то как раз она! И Расул не спрашивал ее согласия, просто взял в роддоме нарядный сверток и увез с собой на такси, а ее отправил домой на своей машине, с шофером Аликом. Тогда она не понимала, что происходит, и покорно села в машину. Ей казалось, через полдня Расул, вдоволь налюбовавшись младенцем, сам привезет его Вальке.
Выходит, именно Расул виноват? Но если убить его, Садик по-настоящему останется сиротой. Отец на кладбище, мать в тюрьме. Жена Расула наверняка не любит Садика, не только потому, что это не ее сын, но еще и за то, что он от русской матери. Вообще, кто будет заботиться о ребенке там, в далеком ауле, когда Расул перестанет приезжать и привозить деньги? Может быть, Садика не бросят, но и обращаться с ним будут, как с бедным родственником…
Поэтому, окончательно утвердилась в своем решении Валька, убить надо все-таки врача. Кто-то ведь должен заплатить за ее исковерканную жизнь!
Девочки принесли телефонный номер, она поблагодарила, но набирать при них не стала. Вышла из офиса и там набрала, зажав одно ухо от уличного шума. Врача звали Игорь Сергеевич, она хорошо запомнила это имя-отчество еще шесть лет назад. Тогда этот ублюдок, сам того не зная, на время стал главным человеком ее жизни: хранитель будущего, судья, определяющий, жизнь суждена или смерть. Он выбрал для нее смерть, и вот теперь эта смерть к нему же вернется.
И все-таки, услышав его голос, Валька оробела. На секунду ей подумалось: может быть, бросить свою затею, вернуться домой? Но такой неприглядной казалась сейчас прежняя жизнь, что в нее просто ноги не несли. Если она вернется, станет пить круче прежнего, отношения с Расулом после сегодняшнего вечера должны прекратиться, мать будет без устали воспитывать ее, бабка – терпеть и вздыхать. И все это после того, как она, Валька, уже поклялась себе либо вернуть сына, либо вовсе уйти со сцены, – но сперва отомстить.
Во второй раз ублюдок к телефону не подошел. Валька выложила акушерке все, что собиралась ему сказать, потом поймала машину и велела ехать на нужную улицу. Рядом с роддомом находился скверик, который запомнился Вальке шесть лет назад: как она шла под этими деревьями на УЗИ, а сердце в ней трепетало.
Ее нынешний план был связан с этим не стершимся в памяти сквериком: там будет удобно спрятаться до поры до времени. Валька велела шоферу остановиться возле его засыпанных снегом деревьев.
Сегодня в скверике тоже маялась девчонка, с виду еще школьница, из седьмого-восьмого класса. Обычные, наверное, проблемы: залетела в своем раннем возрасте и теперь решает, как быть. Да если бы она знала, дурочка, какое счастье нянчить ребенка, когда никто не может никуда его увезти! Да плевать тебе на школу, на пересуды соседок и на все семейные закидоны! Ты просто еще не знаешь, что в жизни почем, оттого и переминаешься тут с ноги на ногу… вместо того, чтобы заявить и дома, и в школе, и врачам: никаких абортов! Рожаю!
Может быть, Валька сказала бы все это девчонке вслух, но пигалица уже убежала куда-то в заросли, а бежать за ней было некогда. Валька выбрала себе наблюдательный пост: местечко между двух деревьев, откуда все было видно, а саму ее сразу не заметишь. Главное, ворота роддома как на ладони. И, может быть, именно это последнее обстоятельство окончательно решило судьбу Игоря Сергеевича – Валька увидела выходящую из ворот семью с букетами, с воздушными шарами, с кинокамерой и еще всякими прибамбасами, говорящими о том, как все они рады. Впереди шли новоиспеченные родители; измученная мамочка и отец, на руках которого красовался пышный сверток с голубыми лентами. Они сели в машину, а Валька почувствовала, что ее замысел обретает все более реальные очертания. Ей и вправду по силам поднять на врача руку с Санькиной финкой. Вот почему для других родившийся мальчик – счастье, а для нее – мрак?
