Преисполненные печали звуки моцартовского «Реквиема» витали вокруг больших фотографий, развешанных над сценой, на которых в безукоризненных арабесках, воздушных пируэтах, не подвластных силе притяжения, парил бог танца — Денис Лотарев. А под ними, на том месте, где всего несколько дней назад находился картонный склеп Джульетты, стоял его гроб из темного дерева. Траурная лента желающих проститься медленно вилась вокруг него. Соболезнования принимала Марина Купавина, невеста Лотарева.

Полумрак, поглотивший весь зал, плачущие звуки реквиема, гроб, освещенный софитами, черные фигуры прощающихся… Кирилл Мелентьев пожалел, что пришел. Он был поклонником Дениса Лотарева, но не настолько, чтобы в течение часа, медленно передвигая ноги, подходить к его гробу. Ольга своими вздохами упросила его пойти с ней на церемонию прощания, но едва они вошли в траурный зал, как ее подружки, окутанные черными шарфами, подхватили ее под руки и куда-то увели. Кирилл попытался уйти, но невольно оказался в этой ползущей ленте и был вынужден продвигаться к гробу.

— О, ты здесь! — вдруг услышал он голос Леонида.

— Привет! — обрадовался ему Кирилл. — Ольга затянула меня сюда, а потом исчезла.

— Что ж ты от нее хочешь? Она привыкла к сценическим эффектам.

— Почему закрыт гроб? — поинтересовался Кирилл.

— Потому что, — Леонид понизил голос, — потому что смотреть на то, что когда-то было Денисом Лотаревым, нельзя. Труп весь почернел и ужасно раздулся…

— А, я забыл — яд!

— Да, яд! — многозначительно шепнул Леонид. — Но какой?! Кстати, эксперты подтвердили, что яд, содержавшийся в склянке, идентичен тому, которым был отравлен Лотарев. Если исключить самоубийство, то выходит, что кто-то подлил ему в склянку этот яд. — Леонид замолчал и с раздражением посмотрел по сторонам. — Знаешь, что меня бесит? Что этот кто-то, убийца со склонностью к сценическим эффектам, сейчас находится здесь, в этой очереди, может быть, в двух шагах от меня! — Он с бессильной яростью ударил кулаком по своей ладони.

— Но хоть за что-то ты уже зацепился, что-то нашел? — спросил его Кирилл.

— Нашел! Одного любителя итальянских ядов.

— Да?! — В глазах Кирилла сверкнули синие искры. — Но как тебе удалось?

— Очень просто. Его знают все. Это главный художник театра Валерий Дубов. Мы взяли на экспертизу яд, изготовленный этим алхимиком-самоучкой, он оказался идентичным яду, которым отравили Лотарева.

— Интересно, — покачал головой Кирилл.

— Интересно, — согласился Леонид. — Особенно теперь, когда я только свел концы с концами и осталось совсем немного, чтобы закончить одно дело, как мне вешают это. Одним словом, Кирилл, я начал вести следствие об отравлении Дениса Лотарева, но с всею честностью предупредил его невесту, что если она действительно хочет взглянуть в глаза убийце своего жениха, то ей надо обратиться к тебе.

Кирилл метнул на Леонида вопросительный взгляд.

— Ну, это твое дело, ты же в душе артист, ты сможешь разобраться со всей этой театральной публикой, с ее лицами-масками, бутафорскими слезами, звездными капризами, рукопожатиями а-ля Борджиа…

— Не знаю, — в раздумье вздохнул Кирилл. — Не забывай, что Денис Лотарев был гениальным танцовщиком, а это значит, что количество его врагов имеет степень бесконечности.

— Но ты-то, тоже сыщик не без таланта, — подзадорил его Леонид.

Друзья замолчали, приближаясь к гробу.

Неожиданно Кирилл почувствовал резкий, вызывающий запах духов, и перед ним прошла женщина в сопровождении двух телохранителей. Мягко шурша черным шелком, без соблюдения очереди, она приблизилась к гробу. Вуаль не закрывала ее бледного лица. Она положила руку на гроб, словно хотела силой своей энергии пройти сквозь деревянную крышку и в последний раз коснуться Дениса Лотарева. Губы всех присутствующих бесшумно задвигались, и воздух наполнило имя: «Леонелла Дезире!..»

Кирилл недовольно нахмурился: «Как же я сразу не узнал ее! Ее, оперную диву, голос которой очаровал и покорил всю Москву… Леонелла Дезире!..»

Отняв свою руку от крышки гроба, она, не взглянув на Марину Купавину, прошла мимо.

«Все ясно, — отметил про себя Кирилл, — Леонелла не переносит Марину. Одна певица, другая балерина, что им делить?.. Кроме Дениса Лотарева?!»

Пройдя в свою очередь мимо гроба, Леонид с Кириллом подошли к Марине Купавиной. Леонид взял ее за руку и что-то сказал, она согласно кивнула.

— Смотри! — чуть толкнул Кирилла в плечо Леонид. — Константин!

На несколько мгновений, опустив голову, замер в прощании у гроба суперзвезда эстрады Константин Лунев.

Леонид с Кириллом прошли по театральному коридору и вошли в чей-то кабинет, где около длинного стола с чашкой кофе сидела Купавина. Газовый шарф печальной дымкой окутывал ее хрупкую фигуру в черном платье.

Леонид представил ей Мелентьева и добавил:

— Вот, о ком я вам говорил.

Для Леонида Марина Купавина была только невестой пострадавшего, для Кирилла она была балериной, которой он восхищался. Он с чувством пожал ее маленькую ручку в шелковой перчатке и невольно задержал свой взгляд на ее худеньких коленях.

«Неужели это те самые божественные ноги, которые в течение целого спектакля никому не дают возможности ни на секунду оторвать от них взгляда?!»

Около Марины суетилась какая-то женщина, время от времени молившая ее съесть хотя бы кусочек яблока.

Марина несколько раз пыталась начать разговор с Кириллом, но не находила сил. Наконец, словно разозлись на саму себя, она сказала:

— Я хочу, чтобы убийца Дениса был найден!.. Сейчас мне тяжело говорить, поэтому очень прошу вас, позвоните мне недели через две. — И, открыв свою маленькую бархатную сумку, протянула Кириллу визитную карточку.

— Но Мариночка! — взмолилась суетившаяся женщина. — Пусть пройдет хоть немного времени! Через две недели ты будешь не в состоянии…

Марина посмотрела на нее и глухо сказала:

— Если я до сих пор выдерживаю это, то что я еще не смогу выдержать?!

Она допила кофе и, оперевшись о руку женщины, вновь направилась на свое скорбное место у гроба жениха.

Кирилл с Леонидом тоже вернулись в зал.

— Покажи мне этого алхимика-самоучку, если увидишь, — попросил друга Кирилл.

Леонид быстро окинул взглядом лица стоявших у гроба.

— Он слева от мужика, который обнимает Купавину.

Кирилл посмотрел в указанном направлении.

Рядом с Мариной, обняв ее за плечи и словно пытаясь спрятать свое лицо в пышных складках ее газового шарфа, стоял художественный руководитель и главный балетмейстер театра Аркадий Бельский. Для них это была страшная, невосполнимая утрата. Она потеряла любимого человека и партнера. Он — близкого друга, единомышленника, танцовщика, который лучше всех воплощал в танце его воздушные идеи. Слева от Бельского стоял мужчина средних лет, его лицо было настолько искажено мукой, что на него было жалко смотреть. Это был вольный или невольный соучастник убийства Дениса Лотарева, главный художник театра, алхимик-любитель Валерий Дубов.

— Я с ним уже встречался, — тихо сказал Леонид.

— И что?

— Бьет себя в грудь, сыпет пепел на голову, проклинает тот день, когда занялся изучением ядов. Утверждает, что кто-то, воспользовавшись дружескими с ним отношениями, проник в его кабинет, открыл сейф и отлил из флакона яд, изготовленный им по старинному рецепту.

— Что ж, придется и мне выслушать его самобичующую исповедь. А кстати, зачем он изготавливает яды?

— Как он объясняет, затем же, зачем другие занимаются художественной резьбой по дереву или собирают марки, — хобби у него такое.

* * *

В пронизанный золотыми нитями уходящего солнца весенний вечер Кирилл нажал на кнопку домофона и представился:

— Кирилл Мелентьев.

— Да, да! — раздался в ответ утомленный голос с нотками раздражения. — Поднимайтесь, третий этаж.

На лестничной площадке детектива уже ждал Валерий Павлович Дубов, мужчина лет сорока, с удлиненным аристократическим овалом лица и золотой оправой очков на немного крупном породистом носу. Его пышные русые волосы были красиво подстрижены, и несколько прядей небрежно падали на высокий лоб. Одет он был в просторную темно-синюю рубашку и вельветовые брюки.

— Проходите! — несколько суетливо пригласил Валерий Павлович Мелентьева и поспешно закрыл за ним дверь.

— Пришли меня мучить! — насмешливо-устало произнес он. — Но я все уже рассказал капитану Петрову и даже написал. — Он обреченно взмахнул руками. — У меня уже изъяли этот проклятый яд!

Кирилл следовал за ним по коридору, обшитому массивными дубовыми панелями и освещенному бра в форме факелов. По всей длине коридора было устроено несколько ниш. В одной стоял средневековый рыцарь, в другой — висели мечи, а в третьей было ложное стрельчатое окно, — нарисованное с таким искусством, что в первый момент Кирилл поддался оптическому обману и засмотрелся на раскинувшееся перед ним озеро со старинным плавучим павильоном посредине.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил хозяин, когда они достигли гостиной, убранной в стиле эпохи Возрождения.

Перед камином стоял красиво расписанный экран, на камине сверкали позолотой массивные подсвечники, кресла и диваны были обтянуты шитой золотом тканью, огромный гобелен на стене изображал чей-то шикарный кортеж.

— Это свадебный кортеж Екатерины Медичи! — пояснил Дубов так, словно речь шла о его тетке.

Он подошел к камину, облокотился на него одной рукой и, вздохнув, произнес:

— Мучайте!

— Мучить я вас не собираюсь и не имею на это ни прав, ни желания, — сказал Кирилл. — Просто я хочу поговорить с вами и обрести в вас союзника, который, так же как и я, будет заинтересован в том, чтобы найти убийцу. Но прежде дайте мне освоиться в атмосфере великолепия вашего дома.

Валерий Дубов согласно кивнул и предложил кофе.

— Хотя… в доме отравителя, — тут же не без иронии добавил он.

— Не откажусь! — вежливо отозвался Кирилл.

Пока Валерий Павлович колдовал в своей средневековой кухне, Кирилл с интересом продолжал осматривать гостиную «замка», все стены которой были увешаны портретами в богатых рамах. Неожиданно Кирилл почувствовал, будто кто-то его зовет, он обернулся и встретился взглядом с белокурой красавицей в бархатном платье, расшитом жемчугом. Она была изображена на фоне безбрежно-голубого неба, пронизанного искрами солнца.

— Любуетесь! — Валерий Павлович появился с подносом, на котором стояли две чашечки и кофейник из тончайшего фарфора. — Это знаменитая Бьянка Капелло, супруга герцога Франческо Медичи, та самая, которая, желая избавиться от домогавшегося ее кардинала Фердинанда, родного брата мужа, приготовила изысканный пирог и столь же изысканно пропитала его ядом. Но судьба обошлась с ней безжалостно. Неожиданно вернулся с охоты герцог Медичи и съел кусочек этого пирога на глазах ошеломленной Бьянки и кардинала, который, чувствуя опасность, даже не притронулся к нему. Увидев, что случилось непоправимое, Бьянка с улыбкой на губах взяла второй кусочек пирога и тоже съела. У нее не было выбора, она, как ни странно это звучит, любила своего мужа. К вечеру они умерли в страшных мучениях.

Валерий Павлович протянул Кириллу белоснежную фарфоровую чашечку.

— Прошу вас, если не боитесь. Я теперь для всех — отравитель.

Кирилл сделал глоток и выразил свое восхищение:

— Отменный кофе!

— Я его сдобрил особо тонким венецианским ядом, — с сарказмом продолжал Дубов.

— Валерий Павлович, — обратился к нему Кирилл. — Я понимаю, насколько вам сейчас тяжело, но, думаю, никто не считает вас отравителем.

— Ничего, ничего вы не можете понимать, — простонал тот. — Ведь это сделал кто-то из моих друзей, знакомых. Как теперь, после того что случилось, я могу открывать двери своего дома? Как теперь я могу пожимать протягиваемые мне руки, ведь одна из них принадлежит убийце! И даже если вы найдете этого проклятого убийцу, все равно я… я останусь причиной гибели Дениса, ведь это я изготовил яд!

— Валерий Павлович, давайте поговорим спокойно, — продолжал настаивать на своем Кирилл. — Ведь если кто-то решился на убийство, то вряд ли что-то смогло бы его остановить. Вашим ядом воспользовались только потому, что он оказался под рукой.

— Признаться, меня это мало утешает, — обескураженно произнес Дубов. — Но должен заметить, что у вас весьма оригинальный взгляд на случившееся. Капитан из МУРа говорил мне совершенно обратное. Против меня возбуждено уголовное дело. Меня обвиняют и в изготовлении яда, и в его хранении, а самое главное — допытываются, зачем я вообще его сделал. Теперь я сам задаю себе этот вопрос.

— Я просто восхищен! — неожиданно перевел разговор на другую тему Кирилл. — У вас великолепные картины, и, насколько я могу судить, все они принадлежат итальянской школе…

Валерий Павлович впервые за их встречу улыбнулся.

— Да, итальянская школа русского мастера. Это все я написал.

— Вы?! — воскликнул Кирилл. — Я был абсолютно уверен, что эти портреты вышли из-под кисти мастеров Кватроченто.

— А вы обратили внимание, — воодушевившись, подхватил Дубов, — что мне удалось самое главное — передать энергетику оригиналов?! Вы чувствуете, они смотрят на нас, перемигиваются, кривят губы, насмехаются?..

— Судя по тому, как я почувствовал взгляд Бьянки Капелло, — да! — и Кирилл еще раз оглянулся на золотоволосую венецианку.

— Вот посмотрите! — Валерий Павлович подвел его к портрету мужчины. — Это Цезарь Борджиа! Видите, на указательном пальце его знаменитый перстень?! Гладкий с внешней стороны, он состоит из двух львиных когтей, сделанных из острой стали. Эти когти находились на внутренней стороне и вонзались в тело во время рукопожатия под нажимом среднего пальца. Они были покрыты глубокими желобками, выпускавшими яд. На каком-нибудь празднестве Цезарь, скрытый под маской, схватывал руку человека, которого он решил отправить на тот свет, вонзал глубоко «львиные когти» и тут же ронял роковой перстень. Разве можно было в толпе масок найти преступника?

— Да, я читал об этом, но самого Борджиа и его перстень вижу впервые. А эта прекрасная дама на портрете рядом — неужели тоже отравительница? — поинтересовался Кирилл.

— Представьте себе, это знаменитая Лукреция Борджиа!

— Та самая?! — не сдержал изумленного восклицания Мелентьев. — Но как она прекрасна!

Валерий Павлович довольно улыбнулся, словно комплимент относился к нему.

— Обратите внимание! — указал он на портрет. — Видите, на тонком золотом шнурке, в складках ее платья теряется ключ. С помощью этого ключа она избавлялась от надоевших любовников.

— Я что-то читал, но забыл, — честно признался Кирилл.

— Рукоятка этого ключа заканчивалась неприметным острием, которое Лукреция натирала ядом. Обычно она назначала свидание и вручала ключ к замку, который туго открывался. Галантный любовник, крепко сжимая ключ в руке, слегка царапал себе кожу и через сутки умирал, — продолжал увлеченно рассказывать Дубов.

— Из всего, что я увидел и услышал, я понял, что вы большой поклонник и знаток итальянского Ренессанса, но… — Кирилл на минуту задумался.

— Отчего у меня такое влечение к Италии?.. — подсказал Валерий Павлович. — Признаться, я и сам много думал об этом и пришел к выводу, как это ни странно, что мое влечение к Италии передано мне генетически. — Он жестом предложил Кириллу сесть. — Дело в том, что много веков назад мои предки жили на Апеннинах, а потом один из них волею судеб был заброшен в Россию, даже сначала не в Россию, а в Чехию. Если это вас интересует, я покажу вам составленное мною генеалогическое древо…

Валерий Павлович открыл ключом стеклянную дверцу шкафа и извлек пергаментный свиток.

— Вот, — развернул он его перед Кириллом. — Начнем сверху — это я, — указал он на одинокий листик могучего древа. — Это моя мать, Елена Дубова, урожденная Софронцева. А теперь следите, вплоть до XVIII века фамилия Софронцевых не изменяется. — Его палец с миндалевидным ухоженным ногтем заскользил по веткам и листьям. — А вот поворот — ключ к разгадке. Видите эту боковую ветвь? Ее родоначальник — Козимо Сфорца, который в 1775 году приехал из Рима в Россию. И его дети уже стали носить фамилию Софронцевы.

Кирилл с уважением посмотрел на Валерия Павловича, которому удалось проникнуть в тайну своего происхождения.

— Но мало того, я знаю, что в моих жилах течет не только кровь Сфорца, но и Борджиа!

Легкое недоумение проскользнуло по лицу Мелентьева, теперь он смотрел на Дубова, будучи не в силах разобраться, кто же он: просто человек, ищущий свои корни, или чудак, помешанный на знаменитых предках.

Валерий Павлович уловил этот огонек сомнения и усмехнулся:

— Нет, я не говорю, что абсолютно уверен в правильности моих изысканий, и очень может статься, что я по линии матери принадлежу к потомкам крестьян из деревни Софроновка, которые даже не слышали, что где-то есть Италия. Но, учитывая мою просто патологическую тягу к итальянской культуре, я имею все основания верить в свои итальянские корни. — Валерий Павлович глубоко вздохнул. — Лет десять назад, когда я в очередной раз был в Италии, мое внимание неожиданно привлекли рецептуры старинных ядов, обнаруженные мною в одной из книг по алхимии. Это было как наваждение. Я никого не собирался отравить, и яд был мне совершенно не нужен, но мне ужасно захотелось иметь, а главное — изготовить самому смертоносную жидкость, изобретенную в эпоху Ренессанса. Я забросил все свои эскизы и засел за пропитанные пылью веков книги. Переворачивая страницы, я словно чувствовал былые прикосновения к листам пальцев древних алхимиков. Но чтобы изготовить яд Борджиа, а именно к этому я и стремился, нужно было узнать тайну рецепта папы Александра VI, который до восшествия на папский престол звался Родриго Борджиа. Я просмотрел великое множество манускриптов, но безуспешно… «Неужели, — думал я, — рецепт изготовления яда Борджиа утерян навсегда?» А надо сказать, что папе Александру VI благодаря своим специальным знаниям и содействию преданных ему алхимиков удалось создать целый арсенал чрезвычайно тонких ядов. Однако его излюбленным ядом был яд, лишенный запаха и цвета. И вот способ изготовления именно такого яда я и пытался узнать… и, как оказалось, узнал, — грустно закончил Валерий Павлович.

— А как вы пришли к заключению, что изготовленный вами яд является именно ядом Борджиа? — задал вопрос Кирилл.

— Вы хотите спросить, как я его испытывал? — уточнил Дубов. — Что ж, пойдемте!

Он нажал на кудрявую головку ангела, украшавшего раму портрета кардинала с иезуитской улыбкой на тонких губах, и часть книжного шкафа отодвинулась в сторону.

— Прошу! — указал рукой Валерий Павлович на потайной ход. — Я приглашаю вас в мою святая святых, кабинет алхимии.

Кирилл не без странного трепета перешагнул порог, как бы отделяющий XXI век от XVI.

— Здесь не хватает только появления Мефистофеля, — оглядываясь по сторонам, пробормотал он.

Длинный стол был уставлен ретортами, колбами, ступками, посредине было сделано углубление для «адского» огня. На книжных полках огромного шкафа стояли толстые фолианты, лежали пергаментные свитки, светились фосфором философские камни.

— Теперь я уверен, что Мефистофель побывал здесь, и даже знаю в какой день. Когда жидкость без цвета и запаха наполнила эту колбу, я, как безумец, разговаривал с каждой каплей, словно она попала ко мне из XVI века и заключала в своей подрагивающей оболочке какую-то страшную тайну, которую я непременно должен был узнать. У меня было ощущение, что условное понятие времени сместилось и я на краткое мгновение проник в век Ренессанса. Небывалые, неизведанные чувства охватили меня. Я совершенно четко ощутил себя в доме, знакомом мне, но давно мною покинутом, я видел из окна купол собора Святого Петра, я вдыхал странный по составу воздух и слышал странные звуки, доносившиеся с улицы… Мои пальцы были унизаны перстнями, на плечи был накинут тяжелый бархатный халат, отороченный мехом… и в последних лучах солнца я увидел тонкий профиль черноволосой женщины, быстро прошедшей по крытой галерее… — Валерий Павлович замолчал, устремив свой взгляд вглубь веков.

Очнувшись, он посмотрел на Кирилла, но не встретил в его взгляде непонимания или затаенной насмешки.

— Конечно, — с жаром продолжил он, — мне хотелось испытать мой яд. Я взял обыкновенную розу и капнул на нее жидкостью. Роза мгновенно съежилась, почернела и рассыпалась. Я был в восторге. Потом я совершенно случайно услышал, как наш дворник жаловался на набег крыс в подвале. Ночью я спустился туда и разбросал по полу кусочки мяса, пропитанные ядом. Утром дворник вынес целый мешок дохлых крыс. На этом я свои эксперименты полностью закончил. Я выбрал для своего ядовитого детища красивый флакон венецианского стекла, оправленный в золотую сетку, украшенную изумрудами, и поставил его в сейф.

— А кто знал о существовании этого яда?

— Все! — разведя руки в стороны, воскликнул Дубов. — Абсолютно все, кто бывал у меня. Я хвалился им, демонстрировал гибель розы… Хотя многие весьма скептически отнеслись к тому, что мне удалось воссоздать рецепт яда Борджиа. Не скрою, меня это очень задевало, но тем не менее мой яд стал поводом для добродушных насмешек, а потом о нем вообще перестали говорить.

— Валерий Павлович, — обратился к Дубову Кирилл, — я попрошу вас составить список всех, кто, скажем, в течение этого года побывал у вас. Кстати, когда у вас изымали флакон с ядом, вы не заметили, что его стало несколько меньше?

— Нет, ничего особенного я не заметил. Флакон стоял на своем обычном месте, во всяком случае, у меня не возникло ощущения, что его кто-то трогал. Но список! — Дубов со вздохом покачал головой. — Вы не можете себе представить, сколько и каких людей побывало у меня за этот год… Это тома!.. И потом, я все-таки уверен, никто из них даже в мыслях не мог допустить желания убить Дениса. Это исключено!

— Простите, Валерий Павлович, но исключать буду я.

Дубов провел рукой по лбу и пробормотал:

— Ужасно! Ужасно! Мне кажется, я слышу, как мне бросают в спину: «Отравитель»!

— Валерий Павлович, завтра к вечеру вы сможете подготовить мне этот список?

— Нет, нет! Завтра — сумасшедший день! Завтра — худсовет! Мы хотим воссоздать первоначальную постановку балета «Спящая красавица»! Воссоздать все вплоть до каждой ноты, написанной Чайковским, до каждого пируэта, указанного Петипа, вплоть до цвета и размера бантов на туфлях короля Флорестана. Это будет грандиозно и великолепно. Это будет живая копия первого балета, поставленного в 1883 году. Поэтому завтра я занят! — взволнованно объяснил Дубов. — Но на днях я обязательно составлю список.

— Хорошо, — согласился Кирилл. — Вот номер моего факса.

Валерий Павлович взял визитную карточку и, пожимая на прощание Кириллу руку, сказал:

— Признаться, я очень надеюсь на вас! Мне бы не хотелось всю оставшуюся жизнь ходить в отравителях.

Спустившись вниз, Кирилл задумался о своем впечатлении от встречи с Дубовым.

«Увлеченный, эрудированный, склонный к мистической экзальтации человек. Несомненно, одаренный художник и алхимик. Мог ли чем-нибудь ему помешать Денис Лотарев? И помешать настолько, чтобы он решил избавиться от него? Рискованный шаг, но что такое риск для человека, мощью своих духовных сил проникающего сквозь века в эпоху Ренессанса?! — Кирилл улыбнулся. — А вообще это просто гениально — убивать при помощи яда. Как он рассказывал?.. Можно уколоть иголкой намеченную жертву, чтобы она упала замертво. В резервуаре такой иглы находится яд, капля которого способна сразить здорового быка. В таком случае киллеры остались бы без работы. Насколько проще и разумнее каждому без лишних свидетелей решать свои проблемы. Вот только где взять рецепт яда Борджиа?!»

_____