В день похорон Лора поняла, что переоценила себя. Она была одна в огромном доме и смотрела телевизор. В новостях прошло сообщение о похоронах известной предпринимательницы Лоры Ильховской. На экране появилась ее фотография и диктор прискорбным голосом кратко поведал историю ее гибели.

Жутко было смотреть на свою фотографию в траурной рамке. Рука Лоры потянулась к валокордину. Тело охватил озноб, а душу — безотчетный страх. Она с нетерпением ждала возвращения Ольгерда.

Он появился со словами:

— Ну, слава богу! Наконец твои бренные останки предали земле. Похороны прошли по высшему разряду. Тебе не в чем упрекнуть твоих друзей. Были скорбные лица, речи, слезы, вздохи, цветы. На траурный банкет тоже не поскупились. Я наслушался о тебе столько хорошего, что сам чуть не всплакнул.

Лора с крепко сжатыми губами внимательно слушала его, не перебивая.

— Мне пришлось проявить немало находчивости, чтобы, не вызывая подозрений, остаться после банкета. Ни с того ни с сего Мельгунов попросил твоих друзей задержаться. Я преобразился в официанта, и мне удалось несколько раз пройти мимо дверей, за которыми они скрылись. Из обрывков фраз, услышанных мною, я понял, что сегодня утром на голову Мельгунова едва не упал кирпич. Мельгунов подозревает наследников.

— Кирпич? — удивленно переспросила Ильховская. — Но это смешно, — секунду подумав, заметила она.

— Вот и все так считают. Находят слишком тривиальным. Все, кроме чрезвычайно озабоченного Мельгунова. Я решил проследить за ним. Он вместе с Витой, — с едкой усмешкой уточнил Ольгерд, — зашел после банкета в кафе. У Шуркиной, как я понял, постоянная жажда. К сожалению, не то что записать, но даже подслушать их содержательную беседу мне не удалось. В кафе было много посетителей, и все соседние столики были заняты. Но по тому, как беседа окончилась, я догадался, что Шуркина не довольна Мельгуновым, она назвала его рухлядью. Может, он слаб, как мужчина? — язвительно улыбаясь, высказал свое предположение Жилёнис.

Лора промолчала.

— Короче, то, что ты задумала, мы сделали. Ты можешь объявиться, когда пожелаешь, — заключил Ольгерд.

— Хотелось бы объявиться в самый последний момент, когда они уже протянут руки, чтобы получить свою долю «пирога», но… — со вздохом протянула Лора, — шесть месяцев я здесь не выдержу. Даже с тобой, — глянула она на Ольгерда и удивленно проговорила: — А ты и в самом деле расстроился из-за моих мнимых похорон? Ты выглядишь очень усталым, — она потянулась рукой к его волосам, он поймал ее руку и прижал к губам.

— Признаться, было неприятно… хоть я и знал, что в гробу не ты…

— Милый, — обращаясь к нему, начала Лора, — ты у меня единственный. Боже, как страшно! Никому не верю, кроме тебя…

— Я поднимусь наверх, отдохну немного, — сказал Ольгерд.

Лора проводила его до комнаты:

— Отдыхай! Сегодня у нас торжественный ужин по случаю завершения первой самой сложной части моего плана. Я заглянула в щелку и увидела, кто чего стоит. Я довольна. Теперь я знаю истину.

— Стоит ли так дорого платить за истину, не нужную человеку? Ведь жаль пусть иллюзорной дружбы, пусть иллюзорной уверенности в порядочности других и своей собственной…

Лора подняла на Ольгерда насмешливый взгляд.

— Вначале было немного жаль, а сейчас — нет. Истина стоит того, чтобы расстаться с иллюзиями.

— Расстаться-то можно, но вот как без них жить?

— Просто! — почти весело ответила Лора и поспешила вниз. — Я теперь стала смотреть сериалы, — на ходу бросила она.

Ольгерд разделся и лег в кровать. Но сон не преуспел в своем желании убаюкать его. Мысли, которые уже стали истончаться и были готовы вот-вот покинуть его, вдруг сгруппировались и вступили в битву со сном…

* * *

С саркастической полуулыбкой, которую он то и дело сгонял с лица, Ольгерд наблюдал за главными действующими лицами во время скорбной церемонии. Но когда его взгляд случайно упал на гроб, он вздрогнул и почувствовал, как похолодели и повлажнели его ладони. Кровь отхлынула от головы, и противная сиреневатая дымка начала заволакивать все вокруг.

«Господи, только в обморок не хватает грохнуться», — успел подумать Ольгерд и постарался взять себя в руки. На всякий случай он прислонился к соседней ограде и опустил голову, чтобы прилила кровь.

И она вдруг хлынула с таким напором, что в глазах зарябило, как от солнца, а в ушах послышался шум волн…

Ольгерд шел на пляж с тяжелым сердцем. План Лоры находился под угрозой срыва. Язык не поворачивался сказать негру, служащему в местном морге: «Будь другом, продай мне женский труп лет тридцати, и обязательно со светлыми длинными волосами».

«Это, конечно, не убийство, — размышлял Ольгерд, расстилая полотенце на песке. — Но кто его знает, как отреагирует этот чернокожий? Еще донесет в полицию. Арестуют, как психически больного, депортируют в Россию, и окажусь я в Кащенко. И буду рассказывать про бредовые выдумки госпожи Ильховской. О том, как ей захотелось узнать, что будет, когда за ней, образно выражаясь, опустится занавес. Если обратятся с вопросом к Лоре, действительно ли это так, она, не будь дурой, от всего отопрется. Хорошо, если меня выпустят, не применяя медикаментозного лечения, но пятно останется на всю жизнь. Тогда прощай даже слабая надежда на карьеру. Клеймо придурка выбьет меня из профессии…»

Ольгерд почувствовал, что неподалеку от него кто-то расстелил полотенце и лег. Он нехотя приоткрыл один глаз, затем второй. И залюбовался, лежащим рядом с ним… «трупом». Его точно током ударило от столь неожиданного сравнения, возникшего у него при виде красивого женского тела.

«С этой Лорой я скоро с ума сойду. Надо кончать! Ну ее к черту! Отдохну здесь пару дней, и прощай! Не смог, так и скажу. Не смог достать этот чертов труп! — задыхаясь от подавляемых слов, принялся он мысленно убеждать Ильховскую. — Морг — это не магазин».

Решив таким образом покончить с делом, он приободрился. И словно в ответ ярче засияло солнце, море заиграло бирюзой. Мир обрел цвет. Проснулся интерес. Он стал поглядывать на незнакомку.

«Славная девушка! С такой можно погулять, — он улыбнулся и собрался заговорить с ней, но тут, будто вьюга налетела… и предстала перед его мысленным взором московская зима. Серая, нудная, нескончаемая… и в тон ей его жизнь, серая, нудная, но имеющая свой конец. Опять прозябание в конторе. Нищенские гонорары. Старые «Жигули» соседки и отработки за право воспользоваться ими. — Ох и тоска!.. Ильховская, конечно, выразит мне все свое презрение. Уточнит, кто я есть… и отправится в свою жизнь. А я?.. Больше никогда не лежать мне на морском побережье Франции, не есть устриц, к которым я приохотился, не пить французского вина, слишком дорогого для неудачливого адвокатишки, — он болезненно поморщился. — Но ведь если разобраться, то такое впервые!.. Впервые мне предоставлена возможность реально изменить свою жизнь. Ох, как же это трудно!.. — Ольгерд очнулся от размышлений, и его взгляд уперся в загорелое тело женщины, лежавшей на полотенце в разноцветную полоску. — Пошла бы она сейчас купаться, — невольно понеслись мысли, — заплыла бы далеко, до буйков, и стала тонуть… А тут я поспешил бы ей на помощь, но не успел и вынес бы на берег бездыханное тело… Труп!.. Фу-ты, черт, привязался. Да и на кой леший мне труп на берегу?..»

Ольгерд вздохнул, сел и огляделся по сторонам.

— Пойти искупаться, что ли? — тихо пробормотал он.

— Что? — приподнялась девушка. — Вы это мне?

— Нет. Простите, это я сам с собой. Захотелось по-русски поговорить, — он рассмеялся. — Так вы что, тоже русская?

— Да. Елена, — протянула она руку.

— Очень приятно. Ольгерд.

— Ольгерд? — удивленно переспросила она.

— Да, Ольгерд. Я, как выражается одна моя знакомая, наполовину литвин. Литовец ей не нравится.

— Тогда понятно. Не передумали? — подкалывая волосы, спросила Елена. — Искупаемся?

Они поднялись и пошли к морю.

— Вы заметили, что французы предпочитают барахтаться почти у берега? — обратилась она к Жилёнису. — Плывем на понтон?

— Плывем!

Елена первая подплыла к понтону, поднялась по лесенке и растянулась на его прорезиненной поверхности.

— Хорошо как!

Ольгерд лег рядом.

— Вы верно подметили. Наши люди уже бы на всех буйках висели, понтон облепили бы со всех сторон, а эти у бережка предпочитают. Странно.

— И практически все без головных уборов и очков. Как они так могут?

— Мы более изнеженные, с одной стороны, и более отчаянные, с другой.

— Красивое получилось противоречие.

— Вы здесь надолго обосновались?

— Не-а! Побуду денька два и вернусь, — она махнула рукой, словно отталкивая кого-то, и случайно коснулась Ольгерда. — Простите! Это я в такт своим мыслям.

— Мысли, видно, смутные.

— Да. С мужем разругалась. Побросала в сумку, что попало, и сбежала.

— Бежали издалека? — рассмеялся Ольгерд.

— Представьте. По французским меркам издалека. Из Парижа. Вернее, из одного из его пригородов.

— Ого! Занесло вас. Бедный муж. Он скоро объявит вас в розыск.

— Пусть! Надоел!

— Сколько же лет вы замужем?

— Не поверите! Пять с половиной. Сил уже нет.

— А зачем выходили?

— Париж посмотреть хотелось.

— Посмотрели?

— До тошноты насмотрелась.

— Так, может быть, домой, в Россию?

— А?! — приподнявшись на локте, выдохнула она. — А куда? Назад в Самару-городок? Нет уж, спасибо.

— Как же тогда быть?

— Мужа надо менять, — рассмеялась Елена.

— За чем же дело встало?

— Где его взять? Я не работаю. Общество друзей мужа надоело до омерзения. Да и все они женаты. Вот приехала сюда, думаю, вдруг на пляже с кем познакомлюсь. И познакомилась с русским.

— А что, так уж плохи русские мужчины?

— Что вы! Я так не думаю. Я не за русского не хочу, я в Самару не хочу. Ну что там? Работа в каком-нибудь допотопном офисе. И никаких перспектив.

— А, скажем, в Москву поехали бы?

— В Москву? Еще бы! Правда, выйти замуж за состоятельного москвича так же сложно, как и за парижанина. Разница для меня только в том, что в Париже мне есть где жить, а в Москве — негде. Нет уж, судьба моя оставаться здесь. Да и мужа можно терпеть. Я всеми силами стараюсь научиться не обращать внимания на него, да вот не выдержала. Довел. Нудный такой, однообразный… Ничего, надо взять себя в руки, успокоиться, расслабиться…

— Поплыли к буйкам! — с задором предложил Ольгерд.

— Поплыли! — подхватила Елена и первая бросилась в воду.

— Если надумаете приехать в Москву, милости прошу ко мне в гости, — подплывая к красному буйку, сказал Жилёнис.

— Ой, а вы разве не женаты? Впрочем, на пляже все мужчины холостые.

— Нет, я на самом деле еще холостяк. Ищу свою Елену Прекрасную.

— Тогда вам надо в Трою. А что, если я воспользуюсь вашим предложением?

— Буду рад. В Москве у меня двухкомнатная квартира, а за городом отличная дача.

— А чем вы занимаетесь, если не секрет?

— Я адвокат.

— О! — уважительно протянула Елена.

— Вы где здесь остановились?

— В одном небольшом и, естественно, недорогом пансионе. А вы?

— В отеле «Эври».

— Пять звезд! — не удержавшись, заметила Елена. — Неплохо. Надолго?

— Нет. Я здесь остановился, потому что место мне понравилось. А вообще, еду в Биарриц.

— Ого!

— Думаю, еще завтра здесь поваляюсь на солнышке и поеду. Хотите составить компанию?

Взгляд Елены кокетливо замер, выражая восторг.

— Конечно!

— А муж?

— Пусть еще помучается. Ему это полезно.

— Тогда давайте сделаем так. Приходите завтра утром на пляж. У вас много вещей с собой?

— Одна сумка, — рассмеялась Елена.

— Тогда расплатитесь за пансион, берите сумку и приходите. Полежим, позагораем, потом пообедаем и в путь. Где приглянется, остановимся. Окунемся, может, переночуем. И так не спеша доберемся до Биаррица.

Они вновь вернулись на понтон.

— Я бы вас сегодня с удовольствием пригласил в ресторан, но в этой поездке я совмещаю приятное с полезным. Тут неподалеку есть небольшой городок. Там у меня назначена встреча с клиентом, тоже русским, но с французским гражданством, который ведет тяжбу с одной фирмой в Москве. Дело уже почти завершено. У меня для клиента отличные новости. Я ему намекнул об этом по телефону, поэтому он ждет меня с нетерпением и без ужина не отпустит.

Они вышли на берег, чуть обсохли, взяли полотенца и пошли в город. Подойдя к отелю, Ольгерд принес свои извинения, что не сможет проводить Елену до ее пансиона.

— Времени в обрез. Только принять душ и переодеться.

— Я понимаю. Значит, до завтра?

— Да. Встречаемся на том же месте.

Он пожал ей руку, и они разошлись. Жилёнис вошел отель, а Елена завернула за угол киоска и стала наблюдать за ним. Ей хотелось удостовериться, не обманывает ли он ее. Мало ли, вошел в вестибюль, покрутился, вышел и отправился в дешевый пансион. Но нет! Портье выдал ему ключ.

Елена с некоторым недоумением пожала плечами, размышляя, неужели судьба решилась наконец-таки преподнести ей долгожданный подарок.

«Двухкомнатная квартира — маловата. Но он холостяк. Зачем ему больше? Весь день в своем офисе. А дача наверняка классная. Странно, видный собой, молодой, холостой, обеспеченный и заинтересовался мною. Я, конечно, красивая девушка, но такая удача… Вот что значит вырваться на свободу, к людям… Только вырвалась, и такой мужчина… И при этом я ничем не рискую. Не поладим, вернусь домой. Мужа удар хватит, — хорошо бы! — что я столько потратила». — Сволочь! — вслух окончила свои мысли Елена.

Утром она расплатилась с хозяином за свое пребывание в пансионе, повесила сумку на плечо и бодро, с захватывающей дух радостью от предстоящего путешествия с таким перспективным мужчиной, зашагала к пляжу.

Не увидев Ольгерда, опечалилась, подумала: «А вдруг так сболтнул, от нечего делать, а сам еще вчера уехал в Биарриц? Жаль! Я выписалась из пансиона. Теперь попробуй найди что-нибудь подходящее еще денька на два!..» Но ее печальные мысли мгновенно приняли радужный оборот, едва она заметила Ольгерда. Он приветствовал ее нежным пожатием руки и комплиментом:

— Выглядишь сегодня потрясающе! — и тут же предложил окунуться.

Елена согласилась. На ней был синий раздельный купальник, а на Ольгерде длинные цветные шорты. До купания они смотрятся неплохо, но после, прилипая к ногам, придают мужчинам нелепый вид. Но Ольгерд хотел сегодня шутить.

Они вошли в воду и поплыли к понтону. Немного отдохнули, и Ольгерд вновь предложил подплыть к буйкам.

— Посмотрим из-за ограждения на открытое море и в путь!

Елена первая достигла буйка, погладила его и нырнула.

— Ты здорово ныряешь, — с уважением отозвался Ольгерд. — Да и вообще плаваешь хорошо. Училась? В бассейн ходила?

— Нет, особо не училась. Так, в школе была секция по плаванию, но я всего полгода занималась, потом заболела ангиной и бросила. Увлеклась теннисом.

— А давай, кто дольше продержится под водой! — предложил Ольгерд.

— Давай! — залилась смехом Елена и собралась нырнуть.

— Стой! Я засеку время и дам команду к погружению, — взглянув на часы, сказал он. — Теперь давай!

Они нырнули одновременно. Ольгерд почти сразу же стал показывать Елене, что не выдерживает и всплывает. Она кивнула. Ольгерд всплыл. Елена изо всех сил хотела поразить его своей выносливостью.

И вдруг почувствовала на своих плечах ноги Ольгерда. Решив, что он шутит, она обхватила их руками, но Ольгерд ступнями стал сдавливать ей шею. Елена принялась царапаться, чтобы освободиться от предательского захвата. Она еще продолжала думать, что Ольгерд дурачится. Но он настолько сильно сдавил ей шею, что она открыла рот, продолжая беспомощно барахтаться под водой. Снаружи все выглядело спокойно. Ольгерд недалеко от буйков мерно покачивался на волнах.

Потом, все так же удерживая Елену ступнями ног, он нырнул. Она была уже мертва. Длинной, но крепкой цепочкой-поясом он привязал ее к тросу буйка. Быстро снял с нее бикини и, вынув из внутреннего кармана своих шорт стринги Ильховской, надел на нее. Вынырнул, перевел дыхание и вновь скрылся под водой, чтобы надеть на Елену платье с длинной молнией сзади и распустить ей волосы. Вновь вынырнув, подплыл к понтону, отдохнул и направился к берегу. Вышел, свернул полотенца. Небольшую сумку Елены положил в свою и пошел к выходу.

Машину он оставил на пляжной стоянке. Выехав из городка, он стал отыскивать безлюдное место. Ему не терпелось избавиться от сумки Елены. Тогда никаких улик. Одна скала привлекла его внимание. Он остановился. Вышел из машины со своей сумкой, расстелил полотенце, словно собираясь перекусить. Он заранее обратил внимание, что в этом месте не было никаких запрещающих знаков. Подошел к самому краю обрыва, посмотрел по сторонам, присел, набрал камней в сумку Елены, вынул ее из своей и бросил в море. Сумка еще не успела коснуться воды, как ему сразу стало легче. Он взял бутылку минеральной воды и принялся жадно пить. Посмотрел по сторонам, просто так, уже ничего не опасаясь. Встал, потянулся, помассировал шею и вернулся к машине. Сел за руль и ему стало дурно: тошнота подкатила к горлу, посинело в глазах, участился пульс. Из синей дымки возникло лицо Елены, но не то живое и кокетливое, а мертвое, с неподвижными глазами. Он взял себя в руки и отогнал дурноту. Но мысли уже привязались к Елене. Ему вспомнилось ее тело, покрытое легким загаром, длинные стройные ноги, ее живость, смех…

«И ради чего она утонула? — как бы со стороны спросил Ольгерд и сам же ответил: — Ради глупой прихоти Лоры. Ей понадобился труп. Она купила исполнителя, который ей его обеспечил. Неужели я это сделал? — Ольгерд невольно посмотрел на свои руки. Сработал заложенный книгами и кинофильмами стереотип, что руки убийцы в крови. — Да я ли это сделал? Это кто-то другой… Он вышел из меня, утопил девушку и исчез. И мне даже легче стало, что я избавился от него. Он отравлял мне жизнь. Он портил мне настроение, всем событиям придавал мрачную окраску, все заполнял чувством безысходности. — Жилёнис перевел режим работы кондиционера на максимум, холодный воздух заполнил кабину. Залпом выпил бутылку воды, включил музыку и постарался успокоить расшалившиеся нервы. — То, что было, прошло. Я есть сейчас. В прошлом меня нет. Разве что фантом остался, так называемый фосфоресцентный след. Но я-то на самом деле телесное существо. И если меня не схватили за руку, то от всего можно отпереться. Вообще, юриспруденция нуждается в глобальных изменениях с точки зрения понятия времени. Необходим фактор сиюминутности. Если же он не зафиксирован, то как доказать, что именно этот человек убил другого? Во многих случаях только умозрительно. Чем должны заниматься авторы детективов, а не обвинители». — Ольгерд поежился. Перевел кондиционер в позицию «умеренно» и повернул ключ зажигания.

Воспоминания прокрутились в голове Жилёниса от начала до конца. Казалось бы, хватит. Но они вновь в той же последовательности, разве что с более детальными подробностями, пошли по новой. Ольгерд решительно оборвал их.

— К черту! — громко сказал он. — К черту! Мне надо думать о будущем, а не мучиться тем, чего уже нет.