Сибил показывает мне, чтобы я следовала за ней, но я колеблюсь, пристально смотря на место, где всего несколько секунд назад стоял Джексон. Если бы не необходимость узнать стратегию, я бы ушла вместе с ним, но я не могу рисковать единственным имеющимся у нас шансом, когда нам так все это необходимо остановить.
Я пытаюсь прояснить рассудок и приготовиться к любому кошмару, припасенному сегодня для меня. Сибил замечает, какая между нами дистанция и оборачивается:
— Ты в порядке? Мне надо, чтобы сегодня ты была сосредоточена, так что, если тебе плохо, дай мне знать, и мы сможем нагнать все завтра.
— Нет, все хорошо, правда, — говорю я, надеясь, что звучу увереннее, чем себя чувствую.
Она широко улыбается.
— Чудесно, потому что сегодня нашей первой остановкой будет тренировочный центр.
У меня резко поднимается голова.
— Тренировочный центр оперативников?
— Э-хм. Полагаю, ты там никогда не была?
Я следую за Сибил вглубь коридора к главному лифту. Я жду, когда она нажмет на кнопку, однако, она поворачивается лицом к стене. Она прикладывает к ней руку, в результате чего появляется серебряный сканер, и проводит по нему своей ключ-картой. Стена раздвигается, как двойные двери в медицинском центре. Сибил зовет меня вперед, ее поведение уже вовсе не беспечное, а скорее даже строгое.
Лифт привозит нас на этаж с двумя лестницами, ведущими вниз направо и налево. С лестничной клетки открывается вид на громадную комнату, разбитую на четыре части, в которой с каждой стороны в ряд стоит множество юношей и девушек, им не более двадцати пяти лет — возраст, в котором отбирают оперативников — но большинство из них выглядит еще младше, возможно, им лет по восемнадцать.
Сибил начинает спускаться вниз по правой лестнице.
— Как видишь, тренировочный центр поделен на четыре части. Сражение, препятствия, ресурсы, вооружение. Обычно, так спроектированы станции для проверки ловкости и силы, но сегодня мы экспериментируем.
Она останавливается напротив первой станции с левой стороны, где группа из десяти мужчин и женщин окружила стоящего в центре парня в наушниках. Полагаю, он проходит препятствия и находится в симуляции, однако, вскоре его тело начинает дергаться, и он падает на землю. Главный оперативник подбегает к нему, сдергивает с парня наушники и начинает ему кричать, что сопротивление является ключом к выживанию.
Сибил цыкает.
— Вот эту спроектировала я. Надеюсь, она будет работать лучше, чем сейчас.
— Это симуляция, так ведь? Что они видят? — спрашиваю я.
Она с гордостью улыбается.
— Программа симулирует Лишение. Тренируемые чувствуют, будто их лишили до смерти. Я провела большое исследование, прежде чем утвердить эту программу. Жизненно важные органы остаются неизменны. Все это касается психологии, на которой основаны препятствия. Мы должны действовать, несмотря на страх, и никогда ему не уступать.
Я не могу не услышать в ее словах голос отца. Он бы мог такое сказать, вероятно, он это и сделал. Я гляжу на мальчика, который возвращается обратно в ряд. Выражение его лица становится разочарованным, и даже отсюда я могу сказать, что он весь трясется. Я бы хотела ему сказать, как бессмысленно бояться. Если Древние пожелают его смерти, он умрет. Эти тренировки не смогут ничего предотвратить, почему папа всегда и говорил, что у нас есть менее минуты, чтобы понять, как убить врага. Я всегда думала, что он говорил это только для того, чтобы напугать меня, чтобы я работала с большим упорством. Теперь я знаю, он пытался меня подготовить.
Мы с Сибил движемся к следующей станции, на которой, как я только могу предположить, располагается «Сражение», но в центре мата вместо двух людей находится только один, и она, кажется, борется сама с собой.
— Что она делает? – спрашиваю я, после созерцания этой ситуации в течение нескольких секунд.
— Мы думаем, что Древние обладают технологиями, подобными силовому полю, которые они могут использовать в ходе войны, — произносит Сибил. – Здесь у нас есть нечто подобное, — по правде говоря, хуже — и это провоцирует небольшой шок, когда тренируемый проходит через это. Покинув мат, ей придется использовать свои остальные чувства, чтобы выбраться из силового поля, как из лабиринта. Мы очень сильно зависим от нашего зрения, и это, как мне кажется, наше самое слабое место.
На этот раз я уже уверена, что слышала такие слова от папы. Она похожа на его женскую и более молодую версию. Эта мысль посылает мурашки по моей спине. Одного папы и так вполне достаточно.
Сибил идет дальше к станции «Вооружение», где практиканты испытывают огнестрельное оружие и ножи, которых я не видела прежде. Я с интересом рассматриваю каждое из них. Я уже было собираюсь спросить о светящемся выкидном ноже, который изучает крошечная девушка, когда тот вырывается из ее руки и прорезает воздух в нашем направлении. Я хватаю нож за считанные секунды до того, как он впился бы прямо Сибил в лицо, перекидываю его в другую руку и кидаю в цель для ножей, расположенную в 10 ярдах от меня.
— Бычий глаз, — говорю я равнодушно.
Глаза Сибил пристально смотрят на меня.
— Что это было? — спрашивает она со странным волнением в голосе. Но прежде, чем я могу ответить, у нее звонит телефон, и она широко улыбается. — Здесь мы закончили. Настало время главной части нашего занятия.
Несколько минут спустя, мы с Сибил стоим снаружи третьей лаборатории. Мое сердце колотится в предвкушении. Я понятия не имею, что увижу внутри лаборатории, но могу сказать по поведению Сибил, что это будет нечто грандиозное.
— Прежде, чем мы зайдем внутрь, — говорит Сибил, — очень важно повторить, что эта информация секретна. Никто не должен знать, что ты сейчас увидишь.
— Конечно.
Она проводит ключ-картой около двери и прижимает палец к желеобразному квадрату возле сканера. На экране появляется ее фото, за которым следуют слова: «РАСШИРЕННЫЙ ДОСТУП».
— Готова ли ты или нет, то, что ты собираешься увидеть, может изменить способ твоего мышления.
— Способ моего мышления касаемо чего? — спрашиваю я.
— Всего.
Звуки сигнализации наполняют лаборатории, оповещая о завершении рабочего дня. Должно быть, сейчас около пяти часов. Я прогоняю озноб, ползущий по спине, и нервозность, засевшую в животе. Я настраиваю себя, подготавливая свой разум ко всему, что они могут мне показать.
Мы заходим в комнату, полную химиков в белых халатах. В этот раз помещение выглядит по-другому. У стены, слева от меня, располагается десять больших мониторов, и напротив каждого из них стоит химик, изучая показания, которые я не могу разобрать. Экраны непрерывно мерцают, и на одном из них появляется лицо, затем следующий экран показывает уже другую физиономию, и вскоре на каждом из десяти мониторов отображается по лицу Древнего: все они разного возраста. Сибил кивает, чтобы я следовала за ней.
— Марик, — говорит она химику, стоящему в другом конце холла, женщине со светло-рыжими волосами и идеальной кожей. — Это Ари. Сегодня мы осматриваемся. Могли бы вы показать ей то, что изучаете?
Марик смотрит меня и мягко улыбается.
— Я знаю, кто ты такая. Рада встрече с тобой.
Она печатает что-то на своем экране, переключаясь на табло с данными, которые я видела ранее, затем она нажимает на «УРОВНИ КСИЛЕМЫ». Экран заполняется данными, которые напоминают мне о главных мониторах в медицинском центре. Ксилема движется вверх-вниз, вверх и вниз.
— Она колеблется, — удивленно говорю я. — Как это возможно?
Марик поворачивается ко мне.
— Мы считаем, что работа ксилемы очень похожа на работу органов. Она движется, у нее есть пульс, она не похожа ни на что, что мы когда-либо видели. До этого мы сравнивали ее с водой в человеческом теле, но это разные вещи. Почти как… — Она бегло смотрит на Сибил, словно смущаясь от того, что собирается сказать, и в итоге шепчет, — …магия.
Сибил издает короткий смешок.
— Вы, химики, все идеализируете. Это не магия, а смертельная опасность. Эволюция жидкостей мешает нам убить их. Помните нашу цель, Марик. — Затем она отводит меня в сторону и качает головой. — Я не могу осуждать их за восторг, но мы, будучи управляющими, не должны признавать силу ксилемы. Мы ищем способы ее ослабить. Именно это и привело нас сюда.
Сибил указывает на потрескавшуюся черную стену и незащищенное стекло комнаты испытаний, которую она показала мне, когда я пришла сюда в первый раз. Я придвигаюсь к стеклу и понимаю, что теперь это больше похоже не на комнату испытаний, а на камеру пыток.
Химики напряженно на нее смотрят, и один из них, низкий парень с черными волосами и оливковой кожей, нажимает на кнопку снаружи стекла и произносит в интерком:
— Впустите первый объект.
Я наблюдаю за тем, как двое оперативников вводят мужчину Древнего. На нем нет ничего, кроме крохотного кусочка ткани, прикрывающего сокровенное место, а тело выглядит болезненным и слабым. Пятеро химиков, стоящих около меня, начинают заносить записи в свои планшеты. Тот же химик, который воспользовался интеркомом, подходит к клавиатуре, расположенной в правой части стекла. Дверь в комнату закрывается за оперативниками, и Древний остается наедине в огромной двухэтажной комнате, мне видно, как он трясется. Голова его нервно подергивается, затем он мечется из стороны в сторону, врезаясь в стены, прежде чем припасть к стеклянной стене, через которую мы за ним наблюдаем. Он наклоняет голову в сторону и кричит, но до нас не доносится ни единого звука.
Сибил становится рядом со мной.
— Познакомься с Райденом. Он старый друг проекта химиков. Невежество — наша сильнейшая слабость, которая должна исчезнуть, если мы надеемся преуспеть.
— Преуспеть в…? – спрашиваю я, побуждая Сибил сказать мне то, что я должна знать, и не свожу глаз с Райдена. Он не выглядит, как шпион, но Сибил сказала, что все их подопытные являются Скрытными. Этот парень выглядит так, словно он работал в поле и не пытался рисковать своей жизнью для того, чтобы разведать информацию, касательно людей. Кое-что не сходится.
— В их уничтожении, конечно же, — говорит Сибил.
— Несомненно, но какой же план, какая стратегия? — надеюсь, это не звучит так же безнадежно, как я себя чувствую.
Она ухмыляется.
— Мне нравится твой интерес, но мы еще не определились с финальной стратегией. Скажем так, она зависит от нашего исследования.
— Кстати говоря, где вы его достали?
Она неловко отводит взгляд, избегая вопроса слишком долго, чтобы дать правдивый ответ. Она забывает, кто меня тренировал.
— Я говорила тебе, что они Скрытные, — произносит она.
Что ж, это неправда. Либо она не знает, либо не хочет мне говорить.
Мои глаза натыкаются на химика, стоящего возле клавиатуры. Он набирает ряд кодов и затем отходит назад, кусая ногти.
— Что они делают? — спрашиваю я Сибил.
— Электрическую терапию, — отвечает она.
В этот момент из комнаты испытаний раздается звонок. Древний начинает биться в конвульсиях и резко дергаться, его тело непроизвольно подскакивает, словно внутренние органы пытаются вырваться наружу. Снова раздается звонок — и его тело расслабляется. Он падает на землю. Стоящие вокруг меня химики делают еще больше записей, и, судя по выражениям их лиц, они довольны результатами.
Сибил выводит меня из аудитории.
— Эта лаборатория занимается веществами, передающимися воздушным путем, и которые могут подействовать на Древних, не нося при этом вред людям. Наша цель — оружие, которое бы могло бы атаковать без их ведома. Таким образом, как только они прорывают поверхность Земли, они БАМ! — Она ударяет кулаком по ладони. — И мертвы. Проблема в том, что ксилема излечивает их в считанные секунды. Так что наша стратегия: создать что-то, что повлияло бы на ксилему, изменив ее.
Я киваю, желая узнать, следует ли мне задать вопрос, который был у меня на уме с того момента, как мы все это начали.
— Сибил, — говорю я нерешительно. — Я думала, они хотят к нам присоединиться, как только будут достаточно сильны. Я думала, они желали мирного сосуществования. Поэтому мне интересно, почему мы пытаемся их убить?
— Два столь разных вида не могут ужиться на одной планете. Это выживание наиболее приспособленных, и мы должны выжить.
Она отходит назад, и я следую за ней, пока в моей груди разрастается огромная дыра. Все, что нам рассказывали о Древних, абсолютно все, ведет к этому. Они хотят поселить в нас страх, показать, что наш вид не жалок, и мы способны атаковать. Я гляжу сквозь стекло. Райден прячется в углу, его глаза бегают от одного человека к другому, прежде чем остановиться на мне. Он изучает меня и затем произносит лишь губами единственное слово — «помоги».