Хотя средняя ожидаемая продолжительность жизни значительно увеличилась, наше общест­во на это пока еще не откликнулось. Было бы лучше, если бы мы организовали нашу жизнь в соответствии с большей ее продолжительностью. Это означало бы дольше работать, дольше быть социально активным и к тому же дольше наслаждаться пенсионным возрастом, чем во времена наших родителей, дедов и прадедов. Но тогда требуется изменение подхода как со стороны отдельных людей, так и со стороны всего общества: многообразие жилья, больше работы, более интенсивное изучение болезней пожилого возраста; работники социальных и медицинских учреждений должны глубже вникать в индивидуальные пожелания своих клиен­тов. Только тогда старые люди получат поддержку в стремлениях наполнить смыслом дни своей более долгой жизни.

По меньшей мере раз в год Центральное статистическое бюро публикует сообщение о том, что «выросла ожидаемая продолжительность жизни новорожденных». Эти сообщения почти не отличаются друг от друга. Жизнь то «немного увеличилась», то «увеличилась», то «значительно увеличилась», то вновь «увеличилась» или опять-таки «значительно увеличилась». Видимо, не каждый год бывают рекордные результаты.

Почти каждый раз после появления в прессе подобного сообщения мне звонят из массмедиа: «Менеер Вестендорп, что вы на это скажете?» И я отвечаю: «Тут мало что можно сказать, кроме того, что это хороший знак». «Но… — и после некоторой паузы, — это же не может так продолжаться?»

Когда пытаешься представить себе, каким будешь, ко­гда состаришься, на память сразу же приходят родители, дедушка с бабушкой, другие старые люди, которых знал в прошлом. Из их рассказов о себе, из того, что мы узнали от них, мы пытаемся представить, что значит стареть, что значит быть старым. Но тот, кто лишь смотрит в прошлое, смотрит совсем не в ту сторону. Смотреть нужно вперед.

Неужели нам ничего не дают рассказы о прошлом? И мы не можем ничего почерпнуть из общения со стариками? Конечно можем. Старые люди, их воспоминания воодушевляют, потому что они обращены не только к прошлому, но и к будущему.

 

75 — теперь это 65

Жизнь моих дедушек и бабушек, которые родились в Твенте около 1900 года, протекала согласно устоявшемуся обычаю: они учились в начальной школе, потом пошли работать, потом и для них наступил прекрасный вечер жизни. В округе Ахтерхук с началом промышленной революции обосновались текстильные бароны. Им нужна была дешевая рабочая сила, и они нашли ее в этих бедных местах. Хлопок везли из Америки, в Твенте из него ткали полотно и затем продавали по всему миру. Оба моих деда были ткачами, один служил у господ Йордаанов, другой — у Тен Хоопенов. И те и другие давали своим ра­бочим рабо­ту, кров и платили жалованье. О высоких госпо­дах говорили с почтением, но и немного презрительно. Заметим, что ростом ожидаемой продолжительности жизни не только высокие господа, но и рабочие обязаны были именно активности в сфере промышленности.

Семьи двух моих дедов жили вдоль одной и той же песчаной дороги. Там они и видели все, что происходило на их веку: первые автомобили, Первую мировую войну, Вторую мировую войну и рост благосостояния в 1950-х го­дах. Появились уличные фонари, телефон, телевидение. Люди тяжело работали на своих хозяев. Если все шло хорошо, это означало 25, 40, 50 лет «верной» службы, что всякий раз подтверждалось грамотами, отмечавшими юбилеи.

Один мой дед прекратил работать в 1965 году. Ему было тогда 65 лет и еще предстояло в качестве вознаграж­дения лет десять получать пенсию. В последний день ра­боты его забрала из дома машина директора — не было более высокой чести для простого рабочего, — и менеер Йорда­ан в своем кабинете вручил ему знак отличия. Уйти на покой в 65 лет — серьезная жизненная веха, настоящее счастье. Вечером устроили праздник. Я помню, на террасе полно гостей, гул голосов. По песчаной улице промаршировал при полном параде местный духовой оркестр. Под звуки марша началась жизнь моего деда на пенсии. Семья его жила очень скромно. Как все ткачи, они имели небольшой участок земли и немного мелкого скота на основные нужды. Скопить денег на старость то­гда было нельзя. Но, в отличие от своих родителей, они не жили в бедности и ни от кого не зависели. И дед и бабушка были обеспечены по закону о базовой пенсии (AOW).

Нидерланды уже были богатой страной, а когда в 1959 году в Слохтерене было открыто газовое месторождение, государственная казна стала наполняться еще из одного нового источника. Эти деньги положили начало социальному государству. В 1960-х и 1970-х годах молодежное движение «прово» и феминистки, выступившие вслед за студенческими волнениями в Париже, заставили нидерландское общество выработать новый взгляд на жизненный путь человека. Для людей старше 55 лет было введено — как нейтральное, не дискриминирующее — понятие senior (старый, лат.). Но надежды, которые с этим связывали, как вскоре выяснилось, не оправдались, потому что 55 лет стали возрастом, с наступлением которого людей вынуждали или, опираясь на положение о досрочном уходе на пенсию (VUT), склоняли покинуть работу. Бедность — в связи с законом о базовой пенсии (AOW) — никому не грозила; к тому же существова­ло много возможностей из-за благоприятного экономического развития Нидерландов в послевоенное время и несравнимых с другими странами инвестиций в пенсион­ную систему. Можно было раньше положенного времени прекращать трудовую деятельность при сохранении оклада! Под давлением на общество со стороны бэби-бумеров пожилые люди еще до наступления пенсионного возраста вынуждены были уходить из социально-общественной сферы, чтобы освободить место для нового поколения. К концу тысячелетия фактический возраст выхода на пенсию упал ниже отметки в 60 лет.

Рост рождаемости и финансовое благосостояние в годы после Второй мировой войны изменили жизненный путь людей в направлении, которое, с сегодняшней точки зрения, является нежелательным. Из-за раннего выхода на пенсию время, в течение которого мужчины и женщины могут рассматриваться как полноценные члены общества, значительно сократилось. Наша «общественная ожидаемая продолжительность жизни» резко упала: нас все раньше объявляют старыми, и мы всё раньше ими становимся. Пятьдесят пять лет стали новыми шестьюдесятью пятью, хотя биологически ожидаемая продолжительность нашей жизни постоянно растет. В Нидерландах люди в пожилом возрасте все дольше остаются в хорошей форме; ожидаемая продолжительность здоровой жизни никогда еще не достигала таких цифр, как сейчас.

Ясно, что период, в течение которого мы содействуем общественному благу, работая или не работая, получая вознаграждение или не получая, вскоре должен будет увеличиться. Нам предстоит дольше работать и дольше быть социально активными, предвкушая затем больший срок пребывания на пенсии по сравнению с нашими ро­дителями, дедами и прадедами.

Более протяженный жизненный путь требует заново пересмотреть наши возрастные вехи. Прежде всего следует упразднить понятие «сеньор» в отношении пожилых людей предпенсионного возраста. Звучный ярлык легко приводит к тому, что за пожилыми людьми не признают полноправного участия в жизнедеятельности всего общества, а в недавнем прошлом он еще и подталкивал отдель­ных людей выступать с нереалистическими требованиями. Время пребывания «на покое» сейчас превышает количество лет, за которое нам начисляется пенсия. Проб­лема выплаты пенсий может быть решена только в том случае, если возраст выхода на пенсию как можно скорее будет приведен в согласие с остающимся ожидаемым периодом жизни, причем не только постепенным повышением пенсионного возраста до 67 лет. В связи с постоянно повышающейся ожидаемой продолжительностью жизни вполне реалистично довести возраст выхода на пенсию до 75 лет. 75 — теперь это 65!

 

Кто за что отвечает?

Изменение структуры жизненного пути — в том смысле, как указано выше, — оставляет горький привкус у бэби-бумеров. Именно это послевоенное поколение в годы экономического процветания внесло вклад в уменьшение трудового стажа. Пожилые люди были вынуждены уступать место молодежи, и многие раньше времени выходили на пенсию. Теперь, когда бэби-бумеры сами состарились, им предъявляют счет. Не то чтобы они попла­тились деньгами — доходы и финансовое положение пожилых людей в Нидерландах еще никогда не достигали столь высокого уровня, — но ведь именно они несут ответственность за то, сколь тяжелым бременем для страны являются выплачиваемые им пенсии. Многие работающие молодые люди вовсе не желают мириться с таки­ми расходами. Роли переменились: если бэби-бумеры в свое время боролись против пожилых людей, с их обеспе­ченным положением, то теперь уже им самим угрожает нынешнее молодое поколение.

В 2012 году всех взбудоражила вышедшая в Германии книга Mutter, wann stirbst du endlich? [Мама, когда же ты наконец умрешь?]. Заглавие было точным попаданием в цель, и общественное мнение не могло не откликнуться. В Германии относительно немного молодежи и много пожилых людей, что отягощает отношения между поколениями. К тому же заботу о стариках здесь в гораздо большей степени перекладывают на детей. Если родители в преклонном возрасте нуждаются в постоянном уходе и сами не в состоянии себя обслуживать, прежде всего детей обязывают брать на себя эти заботы. Их ответственность закреплена законом. Мартина Розенберг, из-под пера которой появилась на свет эта книга, рассказывает, что она пережила, когда уход за страдавшими деменцией родителями лег на ее плечи. Она пишет о разрушитель­ных последствиях для ее карьеры и ее здоровья.

Буря, вызванная ее книгой, докатилась и до Нидерлан­дов. Хотя наша страна не в такой степени «седая», как Германия, и мы не столь затронуты сокращением населе­ния, но рост расходов в связи с долговременным медицинским уходом делает описанную в книге проблематику актуальной также и для нас. Уже сейчас в Нидерландах каждый в среднем отдает 25 % своего дохода на нужды по уходу. Такова общая сумма, получаемая из налогов, страховых отчислений и того, что люди платят непосредственно из собственного кармана. При той же политике эта сумма через один-другой десяток лет возрастет до 50 %. Примерно четверть всей суммы идет на длительный уход. Чтобы обеспечить сбалансированный бюджет, продолжать контролировать расходы на общественные нужды и — самое главное — иметь возможность выделять средства на развитие инфраструктуры, образования и культуры, идет интенсивный поиск альтернативных способов организации длительного ухода.

Чтобы сократить общие затраты на уход, в Нидерландах усложнили возможность претендовать на длительное обслуживание с привлечением профессиональных работников по уходу. Кроме всего прочего, в стационарных учреждениях множество мест, предназначенных для пациентов с профессиональным уходом, было предоставле­но для обычных больных. Происходит также трансформация мест с профессиональным обслуживанием в места с неформальным уходом. Если власть устраняется, возникает вопрос, кто возьмет на себя ответственность за уход за зависимыми людьми преклонного возраста. Наша история учит, что семьи, куда входили люди трех поколений и дедушка с бабушкой жили вместе со своими детьми и внуками, не были распространенным явлением. Закон о бедных 1854 года устанавливал, что забота о бедных, в том числе и о стариках, возлагается на Церковь и частные инстанции. Но уже в Законе о бедных 1912 года говорилось, что ответственность возлагается на семью, притом что можно было обращаться к Церкви и в другие инстанции. Хотя забота и трактовалось как «нравственный долг», такое решение явно было мерой экономии, и власти могли частично от всего этого устраниться. Уход за стариками для многих был все же нелегкой задачей, так как молодые семьи часто сами испытыва­ли немалые трудности и еле сводили концы с концами. Возникло сильное сопротивление этим правилам, судя по многочисленным попыткам посредничества со сторо­ны «Комиссии по вопросам обязанности содержать ижди­венцев». Облегчение для стариков наступило в 1957 году с принятием Закона о базовой пенсии (AOW). В отличие от Германии обязанность содержать стариков в Нидерландах была полностью отменена в 1963 году с принятием Закона о помощи.

В послевоенный период восстановления страны развивалось строительство домов престарелых. Ощущалась острая потребность в жилье, и старые люди должны были освободить место для множества молодых семей с детьми. Строительство отдельных домов для престарелых было также реакцией на несуществующее общественное и плохо функционирующее частное обслуживание зави­симых людей преклонного возраста. Благодаря прибыли от «неисчерпаемых» месторождений природного газа власти смогли взять на себя часть ответственности, кото­рая до тех пор зависела от частной инициативы. Так, в 1960–1970-е годы Нидерланды полностью обстроилась комплексами, которые предлагали престарелым людям широкий выбор всевозможных услуг по уходу высокого профессионального качества. Быстрый рост числа предоставляемых услуг отчасти был следствием соперничества между организациями, действовавшими на основе различных подходов. Для них было делом чести устраивать дома по уходу за престарелыми для собственной «части населения». Принятые меры позволили Нидерландам гораздо лучше обеспечить профессионально организованный уход, чем в других развитых странах.

Между тем продолжительный уход в Нидерландах чрезмерно медикализирован. Дома престарелых преврати­лись в дома с социальной помощью, а те, в свою очередь, стали специализированными учреждениями по уходу. Для определенных групп (престарелых) пациентов с капризными, специфическими потребностями в уходе, как, например, для дементных пациентов, нововведения разумны и вполне оправданны, но для людей с очевидны­ми нормальными потребностями по уходу в преклонном возрасте они гораздо менее целесообразны. Все партии крепко держатся за триаду сегрегации, институционали­зации и медикализирования. Тем не менее нужно что-то менять, и это вполне осуществимо, потому что старые люди хотят сами распоряжаться собственной жизнью, хо­тят оставаться самостоятельными, а ответственные чинов­ники хотят положить конец быстрому росту расходов.

Серьезное вмешательство в нынешнюю систему ухода за престарелыми необходимо потому, что больше нельзя откладывать перераспределение расходов, обязанностей и ответственности. Государство введением более строгих условий выплат должно сократить свои социальные обязательства. Общие расходы, возможно, сразу и не уменьшатся, потому что больше старых людей будут зависеть от финансовой помощи государства. И не потому, что мы станем старше, а потому, что в ближайшие 25 лет состарятся бэби-бумеры. Более строгие условия выплат не приведут к снижению потребностей ни самих старых людей, ни их семей, ни их близких, нуждающихся в уходе. Негативные реакции граждан на новое разгра­ничение ответственности вполне ожидаемы. Прогнозируемая реакция: «И за все я должен платить?» Как и при осмыслении всякой большой потери, здесь смешиваются чувства неприятия, возмущения и удрученности. Однако новое равновесие между общественной и частной ответственностью, о котором нужно будет достичь согласия, все еще не просматривается.

Молодые поколения просто не вникают в реалии нового жизненного пути. Они пребывают в надежде, что сохранят хорошее здоровье до старости и потом скоропостижно скончаются. Они не в состоянии осознать проблемы нашего времени. Дети, которые ухаживают за своими старыми родителями, часто несут слишком большую нагрузку. После напряженного рабочего дня они не могут взваливать на себя еще и другие обязанности. Между работниками и работодателями как социальными партнерами постоянно идут прения о величине отчисле­ний, праве на пенсию и размерах социального обеспечения. Но удовлетворительно урегулировать вопросы финансовой ответственности между поколениями им все же не удается. У многих работающих все еще нереалис­тические представления о том, когда они смогут уйти на пенсию, и надежды, что они смогли бы долгое время сохранять независимость. Многие старые люди, так же как и молодые, кажутся подавленными и неуверенными, потому что точно не знают, что ожидает их в будущем. Разъяснительная работа, информация, общественная дис­кус­сия должны изменить ситуацию.

Иногда я спрашиваю себя, в достаточной ли мере мы сознаем, насколько благоприятны условия, при которых мы живем в Нидерландах. Слишком часто наше социальное государство мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Мы к этому настолько привыкли, что старые люди слишком уж доверяют официально действующим решениям и слишком мало полагаются на собственные возможности. Это тем более удивительно, что престарелые люди и сеньорен-союзы провозглашают «самостоятельность», «сохранение самостоятельности» своими главными ценностями. Если человек всегда берет на себя ответственность за то, как складыва­ется его жизнь, то он не откажется от ответственности за все, что с ним происходит, и в завершающей стадии своего жизненного пути. В Нидерландах старикам должна быть предоставлена возможность сохранения самостоятельности, без того чтобы подвергать опасности их право на существование. Однако в таком призыве содержится также ответственность всего общества, и молодого поколения в особенности. Должны ли мы выбрать такое же решение, как в Германии, и перело­жить заботу о стариках на их детей? Первая, широко распространенная реакция, прежде всего у молодежи, — категорическое неприятие: «Кто же это захочет мыть под душем своих родителей?» Связь между детьми и родителями — глубокий источник взаимной ответственности, которая, однако, имеет свои границы, и мы упираемся в них, когда речь заходит о том, чтобы помыть родителям задницу.

Очень важно, что в Нидерландах дискуссия между поколениями об ответственности не прерывается. Но сейчас в ней случаются сбои из-за споров о стариках, которые слишком многого хотят, и молодых людях, которые слишком много должны. Кроме того, дискуссию часто отравляют доходящие до карикатуры безудержно рекламируемые роскошества дорогих страховых компаний, так же как и раздающиеся им в пику призывы «пожалеть немощных стариков». Иной раз старые люди, которые полны энергии и ведут вполне самостоятельную жизнь, ловят на себе сочувственные взгляды, в которых сквозит вопрос: «И на сколько же еще его хватит?» Но в Нидерландах ничто не может помешать человеку строить дальнейшие планы, даже если ему уже 65 лет и без серьезных помех он проживет разве что лет 14 — из тех двадцати, которые ему, возможно, отпущены. Человек испытывает глубокое удовлетворение, если может осуществлять собственные планы и выстраивать свое будущее.

Наука, государство и экономика должны работать совместно друг с другом, чтобы воплотить (социальные) инновации. Существует, например, потребность в широком предложении квартир для старых людей. Речь идет не только о квартирах люкс, в которых все устроено лучше некуда, но и о квартирах, где будет обеспечен уход для людей с низким доходом. До сих пор такую потребность удовлетворяло в основном более или менее стандар­тизированное предложение домов с социальным обслуживанием и уходом. Здесь нужно сотрудничество, чтобы выработать подходящие варианты, чего до сих пор так и не произошло. Рынок труда также нуждается в серьезной реорганизации, чтобы пожилые люди, которые хотят работать или вынуждены работать из-за недостатка средств, могли реализовывать свое право на труд. Работать полный рабочий день до 65 лет и потом ничего не делать — при подобных желаниях слишком убогая перспектива. Повышение квалификации, переквалификация, неполный рабочий день и переход на более низкую ступень помогут в будущем многим пожилым людям иметь оплачиваемую работу. В медицине профилактика и трудоспособность пожилых людей должны стать основным пунктом изучения и инноваций. Социальные работ­ники должны поддерживать стариков в их стремлени­ях оставаться здоровыми и жизнедеятельными, вместо того чтобы их опекать и лишать собственной инициативы. Но основная задача состоит в том, чтобы поддерживать старых людей в организации их самостоятельной деятельности. Каким образом общество сможет их поддержать, так чтобы они сами осуществляли собственные планы и удовлетворяли свои амбиции? Наш нравственный долг — гарантировать уязвимым и зависимым старикам достойное место в обществе, точно так же как мы признаем это право за молодежью и инвалидами.

Время не терпит. В Японии министр финансов Таро Асо указал на то, каким бременем являются старики для государственного бюджета, и призвал тех своих сограждан, кто страдает смертельной болезнью, поскорее уйти из жизни. В Германии появились сообщения о том, что некоторые отправляют своих беспомощных родителей в «поездку с билетом в один конец» на Украину, в Словакию, в Таиланд, где за ними будут ухаживать. В Нидерлан­дах, к счастью, об этом речь не идет. Но такие случаи в Японии и Германии мучительно дают нам понять, сколь уязвимо положение стариков, которые полностью пола­гаются на государство или на своих близких. Давайте будем сами решать, кто именно, когда придет время, будет мыть нашу задницу.

 

Стихи для юбиляра

Что сказать отцу в день его семидесятилетия? Так прозвучал вопрос, с которым ко мне однажды обратился один мой коллега. Я ответил: «Прочти ему стихи, как всегда. Конечно, не такие высокопарные, как раньше, когда ты с глубоким поклоном декламировал первые строчки. Можно и слегка пошутить. Вполне в духе нынеш­них отношений между разными поколениями. Но смотри не увлекайся. В этом возрасте наши папы и мамы слишком легко обижаются».

Урок номер один: старые люди воспринимают себя как нечто особенное, и совершенно напрасно. Дожить до 70 сейчас имеют шансы в среднем 80 процентов людей.

Вспоминаю телефонный разговор со своей матерью несколько лет назад. Я смутил ее каким-то замечани­ем, на что она резко ответила: «Но ведь мне уже 74 года!» Она не скрывала своего превосходства, и мне следовало бы прикусить язык. Но на свою беду я ответил, что в этом возрасте для нее «по сути еще все впереди». Когда же я попытался объяснить, что в ее возрасте «нет ничего необычного», ей это не слишком понравилось. На том разговор и кончился… Опасность заключается в том, что старые люди будут общаться только с людьми своего возраста. Что они будут разговаривать только друг с другом, не замечая того, что не представляют собой ничего не­обычного. И я посоветовал коллеге сказать своему отцу, что его возраст сейчас вовсе не кажется чем-то необыкновенным.

Сказать легче, чем сделать. И я предложил ему взять на себя роль шута. Придворный шут — воплощение мудрости и рассудительности. Он мог говорить то, что другим запрещалось. Шут был для короля зеркалом его промахов и слабостей и служил ему своей независимостью. Короче говоря, цель состояла в том, чтобы мой коллега в юбилей своего отца сверг его с трона, одним ударом устранив магию «посмотрите-на-меня-мне-уже-семьдесят».

«Урок номер два, — продолжал я, — состоит в том, чтобы вызвать отца на разговор. Очень кстати будет что-нибудь вроде: „Папа, а что ты собираешься делать в ближайшее время? Какие у тебя планы на будущее?“ Многих старых людей пугают такие вопросы. Они потерянно смотрят на тебя и спрашивают в ответ: „Что ты имеешь в виду?“ Но ты должен ему это сказать. Ведь если в 1943 году, когда он родился, он мог рассчитывать дожить до 80, то сейчас, когда ему исполнилось 70, остающаяся ему ожидаемая продолжительность жизни увеличилась почти на 15 лет. Во всяком случае, если не курить или вовремя бросить. А если увидишь испуганную реакцию, не приписывай ее ему лично, — заверил я коллегу, — в конце концов он дитя своего времени».

И теперь урок номер три. «Когда ты его уже немного выведешь из равновесия, нужно будет закончить такими словами: „Папа, а ты рассуждай, как маоисты. Им нужно было подготавливать по крайней мере три пятилетних плана. Наметь себе какой-нибудь суперплан. Удиви себя самого, а заодно и всех нас. И ты нам столько всего расскажешь, когда тебе будет восемьдесят пять!“».