Притом что многие сейчас доживают до преклонного возраста, старость утратила магический глянец былых времен. Раньше смерть и возраст мало соотносились друг с другом, но в наше время седина, болезнь и смерть объединились в триаду. Возросшее число старых лю-дей изменило структуру населения: раньше ее можно было сравнить с пирамидой, сейчас — с небоскребом, с временно возникшим выпячиванием из-за появления бэби-бумеров. Соотношение между работающими и числом молодых людей до 20 лет (зеленое давление), так же как и между работающими и числом пожилых людей старше 65 (серое, седое [16]  давление), в различные периоды времени изменяется, но общее давление остается примерно постоянным. Серое давление можно уменьшить повышением пенсионного возраста.

Последний день 1889 года. В Лохеме гробовщик Ян Хендрик Лендеринк готовит отчет о числе покойников. На следующий день список умерших Лендеринк должен передать «Его милости бургомистру и его помощникам, муниципальным советникам и прочим жителям Лохема». В этом году скончалось 85 жителей. Гробовщик распределяет их по возрастным категориям. Среди них было шестеро мертворожденных и 27 младенцев, умерших в возрасте до одного года. Шестеро других умерли, не дожив до трех лет. Почти по­ловину из тех, кого он похоронил в истекшем году, составляли новорожденные, грудные младенцы, малыши дошкольного возраста. Для Лендеринка все это рутина, business as usual. Так же обстояло дело и для его отца, от которого он унаследовал свое занятие. Тот сообщал о бесконечной веренице людей, жизнь которых прервалась в самом начале. Они внезапно умирали в возрасте двух дней, двух недель или шести месяцев от роду. Родители, казалось, не испытывали особенного потрясения. Смерть была частью их жизни. Если бы Лендеринкам, отцу и сыну, рассказали, что в Африке родители дают имя младенцу не ранее, чем тому исполнится год, они бы нисколь­ко не удивились.

 

Гробовщик

На городском гробовщике лежала ответственность за то, чтобы погребение умерших совершалось как должно. В сарае всегда стояло несколько маленьких, незатейливых гробиков, готовых принять тельца младенцев. Скромная церемония сопровождала их похороны на специально отведенном участке кладбища. И насколько иначе выгля­дел тщательно разработанный пышный церемониал, с которым предавали земле молодежь, людей среднего возраста и стариков! Прежде всего Лендеринк в доме умершего снимал с него мерку, чтобы у себя в мастерской изготовить соответствующей величины гроб. Молодые умирали от полиомиелита, люди среднего возраста поги­бали от чахотки или бывали заколоты в драке. Преиспол­ненные гордости женщины, только что ставшие матерью, умирали от родильной горячки. Смерть была непредсказуема. И конечно, были мужчины и женщины, которые умирали от рака или водянки; сейчас мы диагностировали бы водянку как сердечную недостаточность, но в качестве таковой она была тогда еще неизвестна. Были и те, согнувшиеся в три погибели и слабоумные, которые, как тени себя самих, наконец погрузились в вечный сон. Так что Лендеринк повидал смерть во всех возрастных группах. Жизнь большинства умерших закончилась преждевременно.

В 1930-х годах среди гробовщиков начало расти беспокойство. Да, был кризис, но дело было в чем-то другом. Казалось, сам характер профессии гробовщика стал меняться. Коллеги по профессии заговорили о странной тенденции. По их оценкам, детей умирало все меньше, тогда как число пожилых людей, которых они хоронили, заметно росло. Гробы стали изготовлять промышленным способом. Один гробовщик сообщал, что у него на складе имеются гробы стандартных размеров. Другой делился сведениями, что его коллега открыл магазин, где выставил напоказ гробы различных моделей! Никого не удивля­ло, если в магазин захаживали дети, чтобы присмотреть гроб, который мог бы подойти их родителям. Другие приходили от услышанного в ужас. Они не замечали этой тенденции и видели просто случайность в том, что все больше людей умирали в преклонном возрасте, — ничего, скоро всё снова наладится. Они гордились тем, что из поколения в поколение мастерили простые, но солидные штучные изделия для малышей и персонально выверенные по росту гробы для взрослых. Они не видели причин перестраивать производство только из-за того, что «неиз­вестно почему пошла мода на стариков».

Никто в деревне точно не знает, когда именно гробовщик Лендеринк лишился работы. Перед самой войной или сразу после войны? Но как бы то ни было, перемен было не избежать — так, во всяком случае, говорили его коллеги, — которые и по сей день занимаются в Лохеме этой профессией. Лендеринк собственноручно мастерил по заказу гробы, пока ремесло его было рентабельно. Теперь столярная мастерская никому не нужна, доста­точно выставочного пространства. Гробы всех размеров и различных моделей поставляются фабрикой. Похо­роны младенцев, прежде повседневное дело гробовщиков, стали редкостью. Сейчас никто уже не думает о том, что маленькие дети могут умереть. Да и семье, родственникам и друзьям едва ли будет легко переварить эту раннюю смерть. Кто сейчас готов к тому, что его малыш вдруг умрет? Требуется особый такт, чтобы обставить прощание для оставшихся. С другой стороны, стало нормой, что старые люди сами заботятся об устройстве своих похорон.

Между тем смерть раньше пятидесяти перестала быть чем-то привычным. Почти все умирают по прошествии этого возраста, пока, наконец, к 100 годам, пожалуй, никого из них в живых уже не останется. Возраст, в котором умирают большинство людей, составляет сейчас прибли­зительно 85 лет. Смерть из монстра без возраста стала почти предсказуемой судьбой старых людей. В 1889 году никто не мог быть уверен, проживет ли он еще год или нет. В тогдашних условиях старость представляла собой вожделенное благо, и старые люди были подлинным воплощением искусства долголетия. Теперь многие доживают до старости, и ее магический глянец давно утрачен. Времена, когда старость была синонимом мудрости и жизненного опыта, остались в далеком прошлом. Сейчас седина, болезни и смерть соединились в триаду. Приобре­тенный за долгие годы жизни опыт, способность к рефлек­сии и эмпатия старых людей теперь мало что значат.

 

От пирамид к небоскребам

Чтобы осознать последствия нового жизненного пути, полезно представить себе, как выглядела жизнь около 1900 года, то есть до грандиозных перемен, которые вскоре последовали. Это не так легко. Конечно, есть произведе­ния живописи и фотографии тех времен, но ими создается неверный образ. Большинство из них изображают праздники, групповые сцены, запечатлевают важнейшие моменты семейной жизни богатых людей. Обычная жизнь, заурядные уличные сцены встречаются гораздо реже. Представляю себе, как тогда выглядел рынок, — таким его еще сегодня можно увидеть в северо-восточной Гане. Кругом суматоха. Люди приходят в деревню, чтобы продать свои товары и сделать покупки. Рынок кишит детьми, многие более взрослые мальчики и девочки с малышами на спине. У повозки столпились подростки, матери с детьми на руках, мужчины, продающие ткани. Беззубые старики то тут, то там сидят где-нибудь в уголке.

В наших современных городах уличная жизнь выглядит совершенно иначе. Пожилые люди направляются в магазины. У них седые волосы, но ослепительно белые зубы. Люди среднего возраста вдоль витрин везут в коля­сочках внуков. Молодые папы и мамы торопятся сделать покупки. Иногда увидишь группку подростков, которые толкутся друг около друга.

Картина обычной уличной жизни отражает не только наше благосостояние и нашу культуру, но также суть строения нашего общества. Рынок на северо-востоке Ганы — типичный пример пирамидальной структуры населения. Такое строение возникает, если смерть беспо­щадно косит людей, начиная с рождения. Тогда, по прошествии всего нескольких десятилетий, может вообще никого не остаться в живых. На Западе с этим быстро покончили. Вскоре после Второй мировой войны для реше­ния важнейших социально-медицинских проблем была основана Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ). Во второй половине ХХ века она начала осуществлять многочисленные проекты в области охраны здоровья матери и ребенка с целью положить конец смерти женщин при родах. Улучшение гигиены, учреждение акушерской помощи, консультации по вопросам правильного питания для родителей и программы вакцинации должны дать новорожденным шансы на будущее в регионах, где ранее все это отсутствовало. При успешном проведении программы детская смертность сводится к минимуму, и смерть взимает дань только с людей пожилого возраста. Если говорить о строении общества, то его можно сравнивать тогда не с пирамидой, а с небоскребом. Поколение за поколением, этаж за этажом он запол­няется людьми, которым суждено (почти) всем благополуч­но прожить детские и юношеские годы и становиться все старше и старше. Переход от пирамиды к небоскребу — изменение в строении населения — называют демо­графическим переходом.

Демографический переход — нечто большее, чем просто изменение структуры населения. До того как он произошел, женщины обычно рожали шесть-семь детей, из которых в среднем два-три выживали и становились взрослыми. Когда смертность уменьшается и новорожденные, младенцы, дети школьного возраста и подростки остаются в живых, численность населения быстро увеличивается. Число рождающихся превышает число умерших — это называют превышением рождаемости. Такое явление наблюдалось в ХХ веке практически во всем мире. Этим объясняется, что за период с 1900 по 2010 год население земного шара выросло с 1,5 до 7 миллиардов; население Нидерландов, например, увеличилось с 5 до 16 миллионов.

Такое развитие уже давно вызывает тревогу. Римский клуб еще в 1972 году назвал ситуацию «невыносимой». Мы не в состоянии прокормить столько ртов. В то время население Земли составляло примерно 4 миллиарда чело­век, и в будущем предрекали в точности мальтузианский сценарий. Поэтому ратовали за активную демографическую политику с решительным ограничением рождаемости. Основанные на этой идее программы дали весьма различные результаты. Китаю, одной из немногих стран, благодаря политике «одна семья — один ребенок», удалось на ранней стадии остановить превышение рождаемости. Однако несмотря на взрывной рост населения земного шара, массового голода до сих пор все-таки не было. Очевидно, Римский клуб, как в свое время и Мальтус, сильно недооценил инновационные возможности человечества. В начале XXI века на земном шаре производится достаточно продовольствия, чтобы прокормить 12 миллиардов человек! И примерно треть продовольст­венных товаров выбрасывается, так что голод в настоящее время — это прежде всего проблема распределения. Политические или вооруженные конфликты, экономические условия приводят к недостатку калорий и/или нехватке питания.

Примечательно, что во всех странах, где наблюдается демографический переход, размеры семьи сами собой уменьшаются. Родители просто заводят меньше детей. В северо-восточной Гане, регионе, где мы проводили исследования, падали цифры смертности и параллельно уменьшалось число рождений. В начале наших исследований, в 2003 году, у женщин в среднем было по 6 детей. Десять лет спустя на одну женщину приходилось уже только по два-три ребенка, притом что эти изменения не были результатом какой-либо демографической поли­тики. Видимо, люди чувствовали, что условия, в которых они жили и заводили семьи, улучшились. Им уже не нужно было вкладывать все силы в шестерых детей: они видели, что двух-трех вполне достаточно, чтобы обеспечить продолжение рода.

Нидерландские родители вели себя точно так же. В 1900 году на одну женщину в среднем приходилось более четырех детей. Их число постепенно сократилось до 2,5 ко времени перед началом Второй мировой войны. В послевоенное время число выросло до четырех — поколение бэби-бумеров — и затем снова снизилось в среднем до трех. После 1968 года снижение стало еще заметнее: в среднем 1,5 ребенка на одну женщину. И причина здесь не в появлении противозачаточных таблеток, но в повышении благосостояния, в женской эмансипации, а также секуляризации и индивидуализации общества. Привычный жизненный путь — вступать в брак в молодом возрасте и заводить детей — сменила модель менее жесткая. Подобное изменение в структуре общест­ва называют первым демографическим переходом, изменение организации жизни называют вторым демографическим переходом. Между тем среднее число детей в Нидерландах выросло до 1,8, но все-таки остается ниже 2,1 — требуемого минимума для поддержания долгосрочной стабильности численности населения. Минимальное число детей, необходимое для этого, должно быть больше 2,0 по причине того, что некая часть потомства преждевременно погибнет или будет бесплодной.

Демографический взрыв ХХ века произошел прежде всего из-за дисбаланса между числом рождений и смертей. Но поскольку сейчас рождаемость падает почти во всем мире, рост населения Земли в целом сглаживается. И все же, пожалуй, каждой стране до сих пор приходится преодолевать волну рождаемости, относящуюся к периоду, когда рождаемость и смертность еще не обрели равновесия. Поэтому структуру населения во многих странах можно представить как небоскреб, но не с прямо­угольными очертаниями, но зачастую с некоторой выпуклостью посредине. Нидерланды пережили послевоенную волну роста рождаемости: между 1945 и 1954 годом в стране родилось 2,4 миллиона детей — так называемое поколение бэби-бума, которое сейчас постепенно вступает в пенсионный возраст. Как волной они появились на свет, так волной состарятся и волною умрут. Максималь­ное число жителей в Нидерландах — примерно 18 миллионов — ожидается к 2040 году. Тогда будет достигнута вершина старения. Затем население начнет медленно сокращаться и омолаживаться.

 

Зеленое и серое (седое) давление

Структура населения позволяет непосредственно вывести последствия социально-политического характера. Если ее можно наглядно представить как пирамиду, следователь­но, относительно большая часть общественных средств вкладывается в детей. Их нужно вырастить и обучить. Лег­ко представить себе социальные последствия всплеска рождаемости. Поэтому не случайно в 1960–1970 годы в Нидерландах было проведено немало важных реформ образования. Был принят закон, направленный на то, чтобы растущему числу детей создать оптимальные условия для обучения. Создавались крупные школьные комплексы. Вокруг существующих школьных зданий возводились дополнительные строения, чтобы разместить большое число учеников. Не все сохранили хорошие воспоминания об этих громадных школах, где могло быть по две-три тысячи учащихся.

Можно говорить о колоссальном зеленом давлении в этот период. Выраженное в цифрах, оно представляет собой соотношение общего числа людей в группе населе­ния до 20 лет к числу трудящихся. К последним Центральное статистическое бюро относит работающих людей от 20 до 65 лет. В 1960-е и 1970-е годы зеленое давление в Нидерландах составляло примерно 70 %, то есть на 10 работающих была возложена социальная ответственность за заботу о 7 новорожденных вплоть до достижения ими взрослого состояния. Вовсе не простая задача.

Из-за уменьшения рождаемости зеленое давление затем резко снизилось: в 2010 году в Нидерландах оно составило 40 %. Иначе говоря, в 2010 году десяти работающим предстояло организовывать и финансировать обучение и воспитание четырех новорожденных. Затраты на охрану здоровья матери и ребенка, на программы вакцинации, школы, так же как и другие общественные и частные инвестиции, можно было снова уменьшить.

Теперь, когда возлагаемая на нас ответственность за начальный период жизненного пути уменьшилась, уже рост числа пожилых людей предъявляет нам новые требования. Речь идет о возросшей необходимости заботиться о старых людях, которые в преклонном возрасте страдают от хронических болезней, становятся гораздо более уязвимы и нуждаются в помощи. Другими словами, происходит рост серого (седого) давления.

Некоторые политики, руководители, да и простые граждане выражают серьезную озабоченность ростом числа старых людей, забота о которых возлагается на трудящуюся часть населения. И действительно, серое (седое) давление в Нидерландах с 20 % в 2010 году к 2025 году удвоится и составит 40%, а к 2040 году достигнет пика в 50%. Таким образом, если раньше на десятерых работающих возлагалась ответственность за двух пожилых граждан, в будущем приходящееся на их долю число иждивен­цев увеличится до четырех или пяти. Идут горячие дебаты, не много ли это, и возникает вопрос, можно ли вообще бороться со столь высоким серым (седым) давлением.

Стоит, однако, перешагнуть границы Нидерландов, и становится ясно, что все оценки относительны. В Японии серое (седое) давление уже сейчас достигло 40–50%, а в самой Европе нас уже опередили такие страны, как Италия и Германия. К тому же в этих странах рождаемость ниже, чем в Нидерландах, так что численность населения сокращается. Кроме того, благодаря притоку иммигрантов, в Нидерландах отмечается некоторый прирост населения, что также сдерживает серое (седое) давление. Китай, с его политикой «одна семья — один ребенок» и заметным снижением смертности из-за быстрого экономического развития, неожиданно являет картину, почти идентичную нидерландской. Объяснение состоит в том, что Китай еще долго может рассчитывать на значительное число работающих, поскольку строгое семейное планирование было введено всего лишь в 1979 году. Если мы посмотрим на США, то увидим, что и там пока что не предвидится увеличение серого (седого) давления. Хотя в США на одну женщину в среднем приходится менее двух детей, большое число иммигрантов способствует тому, чтобы приток рабочей силы держался на должном уровне.

Из страха перед увеличивающимся серым (седым) давлением призывы к активной политике регулирования численности населения звучат всё громче и громче. На сей раз ратуют за то, чтобы призывать молодых родителей иметь больше детей. Не говоря уже о нравственной стороне вмешательства властей в планирование семьи, еще вопрос, удастся ли здесь чего-либо достигнуть в обозримом будущем. Прежде всего тогда снова возрастет зеленое давление. Пока новорожденный вступит в число работающих, инвестиции родителей и общества в его развитие в среднем составят 200 000 евро. Эти «долги» в последующие годы необходимо возвратить обществу. Только после 40 лет человек начнет приносить обществу прибыль. Тот факт, что должно пройти 40 лет до того момента, как мы «расквитаемся» с обществом, означает, что минимальная средняя ожидаемая продолжительность жизни должна составлять 40 лет, для того чтобы численность населения поддерживалась на стабильном уровне. Это означает также, что каждый последующий год сверх сорока, в течение которого мы вносим материальный или нематериальный вклад в общество, оно получает в свое распоряжение как часть валового национального дохода. С другой стороны, этим объясняется, почему при заметно меньшей ожидаемой продолжительности жизни страна не продвигается вперед, как, например, в регионах, опустошенных распространением ВИЧ-инфекции.

Вторым аргументом против предлагаемой демографи­ческой политики может быть неизбежный рост населения. Возможно, это не вызовет возражений в малонаселенных странах, но очень сомнительно, что это подойдет Нидерландам. Вообще говоря, все едины в том, что численность населения на земном шаре следовало бы сокра­тить. Постоянно обсуждаемые вопросы экологической политики, возобновляемой энергии и биоразнообразия стоят на первом месте в перечне «главных социальных задач».

Третий аргумент за то, чтобы отвергнуть призыв к росту числа рождений, носит принципиальный характер. Всякий всплеск, зеленая волна рождаемости в конечном счете влечет за собой серую (седую) волну. Другими словами: устраняя сегодня серое (седое) давление мерами, которые в будущем приведут к увеличению серого (седого) давления, мы вступаем в порочный круг, создавая долговое бремя для будущих поколений.

И все же есть эффективный способ сдержать серое (седое) давление, а именно тем, чтобы границу между рабо­тающими и неработающими, продуктивными и непродуктивными с 65 лет сдвинуть в сторону более пожилого возраста. Тогда не только увеличивается число работоспособных, но и уменьшается число иждивенцев — тем самым серое (седое) давление может быть значительно снижено. Такое рассуждение — вовсе не подтасовка цифр в поисках ответа на один из наиболее серьезных социаль­ных вызовов нашего времени. Продолжать держаться за пенсионный возраст 65 лет, словно за некий биологический рубеж, довольно-таки безрассудно. Между тем этот возраст сделался эмоциональным водоразделом между дающими и получающими. В действительности же указанная граница не что иное, как политический компромисс, достигнутый в конце XIX века. Мы еще вернемся к этому в главе 13.

Остается вопрос, действительно ли старение в Нидерландах зашло так далеко, как теперь полагают. Если мы будем видеть перед собой только серое (седое) давление, нам покажется, что тучи все сильней заволакивают небо над нами. Однако не нужно упускать из виду, что зеленое давление сильно ослабло. В результате суммарное давление, отношение неработающих к работающим, возросло несущественно. Для сравнения: в 1960–1970-е годы суммарное давление составляло 90 %, а именно 70 % зеленого + 20 % серого (седого). К концу ХХ века суммарное давление снизилось, ибо к этому времени послевоенное поколение бэби-бумеров уже достигло зрелого возраста, было активным участником на рынке рабочей силы и пока еще не состарилось. К 2000 году их поколение не было ни серым (седым), ни зеленым, но к 2040 году нужно ожидать, что суммарное давление вновь составит 90 % — из 40 % зеленого + 50 % серого (седого) давления. Иначе говоря, на каждого работающего в течение всей его трудовой жизни будет возложена ответственность за одного нетрудоспособного, и в будущем всё будет так, как было в прошлом. Если прежде наша ответственность состояла в том, чтобы заботиться о молодых, пока они не станут взрослыми, то в будущем наша забота и поддержка потребуется прежде всего пожилым людям. Большинству людей приятнее помыть детскую попку, нежели старческую, но это уже другой вопрос. С точки зрения экономики это вовсе не такой уж страшный сценарий.

Хотя серое (седое) давление на общенациональном уровне поддается контролю, локально, вследствие мигра­ции, оно может заметно расти. На севере и юге Нидерландов население сокращается, потому что уезжает оттуда прежде всего молодежь. В результате население там «стареет», и вовсе не потому, что упала рождаемость или же люди неожиданно стали доживать до более почтенного возраста. Локальное старение населения может стать очень заметным, но никак не отражаться на общей статистике. Для государственного бюджета это не создает никаких проблем, серое (седое) давление экономически преодолимо. И все же на местном уровне демографический дисбаланс остается. Проблема не в том, что не хватает средств, но в том, что не хватает людей, которые нужны для дееспособного общества. Кто будет управлять супермаркетом? Работать в библиотеке? Кто поможет в домашнем хозяйстве, кто поможет со стиркой?

Такое явление, как старение населения в каком-то одном регионе, случалось всегда и повсюду. Голод в Ирландии в XIX веке был вызван в значительной степени тем, что обезлюдела сельская местность. Промышленная революция требовала притока людей в города. В сельской местности оставались старые и малые и те, кто нуждался в посторонней помощи. В нынешнем Китае молодежь уходит в города, потому что там есть работа. Старики остаются на месте, и на их плечи часто ложится забота о внуках.

Полные жизни деревни повсюду превращаются в безжизненные поселки. Иногда живописное местечко преоб­разовывают в гостиничный комплекс. В Норвегии пытаются найти выход, предлагая иностранным специалистам право на проживание при условии, что они осядут в сельских общинах и продолжат заниматься своей работой. Возникновение и исчезновение местных общин можно сравнить с бесконечным круговоротом видов в живой природе.