Остаток зимы прошёл в ожидании. Король отсутствовал, и Анна оказалась предоставлена самой себе. Она поздно вставала, выслушивала несколько прошений с лёгкой улыбкой – визитёров стало меньше, многие сомневались, что Анна теперь сохранит свою власть над королём. Анна убеждала себя, что ей всё равно, но на деле гордость болезненно колола под сердцем – она чувствовала, как недолговечна её роль. И она бы пережила сам факт утраты власти, но глубоко в душе понимала, что вместе с властью утратит всё – все те подобия уважения и любви, которые получала от своих просителей.

Сама по себе Анна не была не нужна никому – она понимала это слишком хорошо, и от того испытывала своего рода болезненную привязанность к единственному человеку, который всё же ценил её, а не её статус – к самому королю.

Анна ненавидела короля, но было в её отношении к Генриху и нечто иное. Любовь? Анна не знала, что означает это слово.

Вопрос Виктора о любви отчасти поставил её в тупик. Она читала о любви в романах и сонетах. Несколько раз её даже признавались в любви, и она со смехом объясняла столь недальновидным, что сделает с ними король. Король служил ей в некотором роде щитом ото всех, кого она и сама не желала впускать в свою жизнь, чувствуя фальшь за красивыми словами.

Виктор не был первым, кто пытался подобраться к королю через неё, и Анна увидела истинные мотивы слов герцога почти сразу же, едва тот заглянул ей в глаза. Анна не сомневалась, что Виктором движут похоть и корысть, и хотя герцог не обещал любви, Анна предчувствовала, что если потребуется, дело дойдёт и до этих слов.

Анна не верила словам. Беда заключалась в том, что сама она не могла остановиться и думала о Викторе и предстоящем визите почти без передышки. И мысли эти были лишь толикой того, что она испытала в присутствии герцога Корнуольского.

Волнение, охватившее Анну, когда рука Виктора легла ей на спину, не поддавалось объяснению. Анна убеждала себя, что это лишь жажда тела, почти месяц лишённого ласки, но при этом понимала, что лжёт сама себе. Она не хотела ласки короля. Прикосновения этого мужчины всегда вызывали у неё лишь отвращение, и она могла лишь терпеть то, чего не имела возможности изменить.

Руки Виктора, касавшиеся её спины, разрушали в прах привычную картину мира, потому что их – и только их – она хотела чувствовать, причём не только телом. Она хотела снова ощутить рядом ту силу, которая заставила её на несколько секунд потерять власть над собой, разрушила хрустальные стены её брони и против воли ворвалась в её жизнь.

Спустя неделю после визита Виктора Анна с удивлением поняла, что больше не думает о сестре и не перечитывает обрывок письма, лежащий в столе. На зло себе она достала его и пыталась расшифровать всю ночь, но мысли то и дело убегали в сторону замка, где, как она убеждала себя, хранится ключ от неразгаданной тайны. На самом деле ответ её почти что не интересовал – Анна хотела увидеть Виктора снова. Она почти решилась написать герцогу и поторопить с приглашением – ведь они договорились о месте, но не о времени, но в последний момент передумала, а спустя ещё несколько дней уже с облегчением вспоминала о несвершившемся, потому что Генрих вернулся из свадебного путешествия и первым делом пригласил её к себе.

Король был зол – это Анна поняла сразу же. Леди Бомон привыкла различать мельчайшие оттенки эмоций монарха. Это нехитрое искусство всегда помогало уменьшить количество проблем.

Едва слуги, провожавшие её, вышли прочь, Анна бросилась к королю, рассчитывая этим небольшим представлением отвлечь его от мрачных мыслей.

– Ваше величество, я так ждала вашего возвращения… Я боялась, вы совсем забыли обо мне.

Анна прильнула к плечу короля, сидевшего за конторкой, и когда Генрих повернул к ней голову, на лице монарха на миг отразилось торжество.

Однако уже в следующую секунду оно исчезло, сменившись гневом.

– Что за письмо вы потеряли? – спросил Генрих, отстраняя её от себя.

На несколько секунд Анна растерялась, не сразу сообразив, о чём идёт речь.

– Ваше величество?

– Хватит!

Генрих окончательно отодрал её от своего плеча и, отшвырнув в сторону на полметра, встал.

Генрих был выше Анны на добрую голову, массивен в плечах и широк в груди, будто и не провёл всю молодость в руках монахов, а непрестанно сражался на войне.

– Я задал тебе вопрос.

Анна по-прежнему молчала.

Генрих приблизился к ней на шаг, и Анна заподозрила, что ещё шаг – и последует удар, а объяснения будут уже бесполезны.

– Письмо, – повторила она, – я писала письмо вам, Ваше Величество, но потеряла его.

Тут Анна вспомнила, наконец, о чём идёт речь, и от осознания своей власти над ситуацией заметно повеселела.

– Вы так напугали меня, что я не сразу и поняла, о чём вы говорите. Я скучала без вас, Ваше Величество. Собиралась было написать вам. Письмо уже было готово, когда я поняла, как странно наша переписка будет выглядеть для вашей супруги. Я заколебалась, подошла к окну, чтобы вдохнуть глоток воздуха, а пока раздумывала, стоит ли отправлять вам эту бесполезную записку, подул ветер и унёс листок. Я вышла поискать его и наткнулась на охрану. Право, этот небольшой эпизод не стоит вашего внимания.

– Так где же оно теперь?

Генрих приблизился вплотную и сверлил её глазами.

– Письмо? Так ведь в том и дело, Ваше Величество, что я его так и не нашла.

– Ты лжёшь, – прорычал Генрих в самое лицо Анны.

Губы девушки надломились в усмешке.

– Желаете приказать страже обыскать сад под моими окнами? Если вы найдёте там любое другое письмо, клянусь, я сама запру себя в монастырь – или что там ещё вы уготовили мне в наказание?

– Если это правда, отчего же ты не написала новое письмо?

– От того, что я приняла этот порыв ветра за знак, что Ваше Величество не желает моих писем. Ведь сами вы ни разу не написали мне, так что я должна была думать?

– Я был с женой.

– Я знаю! – ответила Анна и вскинула голову, не обращая внимания на близость короля, и отвернулась. – А я была одна! И ждала Вас!

Она рассчитывала, что король смягчится, как бывало обычно, но этого не произошло. Что-то было в ярости Генриха помимо ревности, но Анна поняла это, лишь когда король рванул её за плечи и толкнул к спальне.

Анна не сопротивлялась, не желая лишней боли, но это слабо помогало, потому что даже если бы она рвалась из рук Генриха, тот вряд ли заметил бы это.

Оказавшись в спальне, Генрих сжал тонкое тело Анны в объятиях. Анне тут же вспомнились другие руки, и она невольно подумала о том, как разнится сила, заключённая в них.

Скользнув по груди девушки, Генрих взялся за ворот её платья и рванул в стороны, рассыпая по полу подвески и украшавшие их маленькие сапфиры. Платье легко поддалось и слетело с её плеч. Анна вывернулась из него и, тут же поняв, что без толстого слоя бархата, служившего ей почти что доспехом, в одной лишь батистовой рубашке ощущает себя абсолютно беззащитной. Пальцы короля рывком избавились от этой последней невесомой преграды, а затем вернулись к уже обнажённому телу. Анна запрокинула голову, позволяя губам Генриха коснуться своей шеи, впиться в неё зубами. Она зажмурилась, стараясь не обращать внимания на то, как скользят по её телу шершавые пальцы, как проникают они между бёдер и как, путешествуя то туда, то обратно, скользят по её обнажившейся груди.

Генрих отвлёкся ненадолго, шагнул назад, расстёгивая собственный камзол и любуясь делом рук своих – Анна стояла, изо всех сил стараясь держать спину прямо, хотя плечи её подрагивали. На беззащитном горле красовались свежие следы укусов.

Король расправился с собственной одеждой и, оставшись в одном лишь белье, снова поймал Анну в свои руки. Скользнул пальцами вдоль боков девушки, резко развернул её и бросил на постель животом вниз. Голова Анны оказалась вжата в шёлковую подушку. Пальцы стиснули простыни, и она не смогла сдержать вскрик, когда Генрих в первый раз вошёл в неё. Генрих не собирался заботиться о любовнице – Анне редко удавалось дождаться от него ласки, да она и не стремилась к ней.

Король приподнял её бёдра, с силой сжал ягодицы, помогая себе входить в неё раз за разом и продолжал мять их всё время, пока Анна не почувствовала, как выплёскивается на ягодицы густая вязкая жидкость.

Генрих отбросил любовницу в сторону и сам упал спиной на подушки, тяжело дыша. Анна не вставала, лишь перевернулась так, чтобы видеть короля. Она встретилась взглядом с чёрными, как и у Виктора, подобревшими и довольными теперь глазами.

– Давай, поласкай себя, я хочу посмотреть, – потребовал Генрих, удобнее устраиваясь на подушках.

Анна перевернулась на спину и, подложив под спину одну из подушек, принялась выполнять приказ. Она развела колени так, чтобы Генрих мог насладиться зрелищем и, огладив припухшие складочки, проникла пальчика в себя. Анна знала, как сделать так, чтобы её движения зачаровывали. Её рука плавно скользила туда сюда, каждый раз заставляя Генриха покусывать губу от вновь подступающего возбуждения.

Сама Анна не сразу смогла заставить себя почувствовать что-то. Несмотря на то, что она не впервые устраивала представление для короля, первые минуты всегда давались ей с трудом, ведь Генрих хотел увидеть то, чего у Анны не было для него – желание. Однако с каждым движением становилось всё легче, и через какое-то время Анна уже опустила веки и задышала тяжело.

Заметив краем глаза, что Генрих тоже возбуждён, Анна предпочла не дожидаться грубой и болезненной инициативы со стороны короля. Плавным движением она скользнула к расслабившемуся монарху и, перекинув ногу через его бёдра, сначала потёрлась о пах Генриха своим, а потом одним долгим и медленным движением насадилась на член короля.

Генрих выдохнул и зажмурился. Он явно устал, и Анне это было на руку. Девушка задвигалась плавными неторопливыми движениями, позволявшими и ей самой почувствовать что-то, кроме боли и отвращения. Она продолжала помогать себе рукой, а когда король разомлел настолько, чтобы не следить за своей любовницей, Анна и сама прикрыла глаза и представила, что между её бёдрами двигается другая плоть, а мужчина, лежащий перед ней, моложе и красивее короля. У него были такие же чёрные глаза и длинные волосы, слегка вьющиеся у концов, которые в мыслях Анны рассыпались по подушкам. Виктор в её голове улыбался и нежно поглаживал Анну по бёдрам, так что хотелось ускорить движения, доставляя радость не только себе, но и партнёру.

Анна уже близилась к финишу, когда оглушающим диссонансом вместо нежных пальцев герцога бёдер её коснулись грубые жёсткие пальцы. Анна невольно распахнула глаза, когда Генрих рванул её на себя и кончил во второй раз.

Анна тут же соскользнула с него.

– Я могу идти? – спросила она.

Генрих окинул Анну жадным взглядом. Поколебался секунду.

– Да, – сказал он, наконец, устало, – можешь. Я хочу спать.

***

Когда Анна ворвалсь к себе, не выплеснувшееся желание, отчаяние и злость на того, кто стал поводом к сегодняшней ссоре, слились для неё в единый густой поток ярости. Она метнулась к окну и распахнула его настежь, чтобы прохладным воздухом слегка успокоить разбушевавшиеся чувства, и громко выругалась, увидев прямо у себя перед носом лицо Мишель.

– Что ты здесь делаешь? – процедила Анна, теряя всякое самообладание.

– Жду вас, очевидно, – ответила та спокойно.

– Дождался.

– Вам письмо. От моего герцога.

Мишель протянула конверт, который Анна тут же выдернула из её пальцев.

Первым порывом Анны было швырнуть письмо в огонь, и она уже шагнула к камину, когда Мишель окликнула её.

– Это было бы опрометчиво, – сообщила та, и в глазах Мишель Анна увидела отражение собственной злости.

– Опрометчиво являться ко мне без спроса! – отрезала она.

Мишель промолчала.

Анна, успокоившись чуть-чуть, всё же вскрыла письмо и пробежала глазами по строчкам.

«Моя дорогая Анна!

Абсолютно неожиданно этой долгой холодной зимой ваш образ стал для меня источником света и тепла. Вам будет трудно поверить, как много значила для меня наша с вами встреча, и как много значит встреча, которую вы обещали мне весной.

Я никогда не любил и никогда не говорил о любви – мне всегда казалось, что это чувство выдумали старухи, которых так и не взяли под венец. Теперь я, кажется, знаю, что это не выдумка.

Впервые в жизни я думаю о ком-то и боюсь, что она не думает обо мне. Эта девушка – вы.

Вы не покидаете моих мыслей ни днём, ни ночью. Я так много должен был сказать, но наша встреча была так коротка, и я, наверное, произвёл не лучшее впечатление своими выходками – но мне нужно было привлечь ваше внимание, а у меня вряд ли получилось бы сделать это иначе.

Не сердитесь на меня. Я готов всё исправить. Я не буду торопить вас и давить на вас, но мне необходимо увидеться с вами и попытаться ещё раз.

Вы дали согласие на свой визит, предупредив, что он ничего не будет значить для вас – и хотя мне стоило бы разозлиться, я рад, что этот визит всё же состоится. Однако мы с вами не обговорили время, условившись лишь о месте.

Вы были абсолютно правы, неосмотрительно было бы встречаться у меня, на глазах у всех тех людей, что жаждут использовать и меня, и вас для собственного возвышения. Кроме того, я могу понять, что для вас может показаться слишком скорой и опасной необходимость приехать в замок того, кто враждует с вашим покровителем.

И всё же я хочу увидеть вас, и вот вам моё предложение: на побережье Ле фонт Крос есть небольшая усадьба моего прадеда по материнской линии, о которой не знает никто, кроме меня. Там же располагаются лечебные источники, куда вам будет достаточно легко отпроситься у короля.

Я закончу свои дела дома и готов приехать в Ле фонт Крос, как только у вас появится возможность навестить меня там. Выбор времени за вами. Я предпочёл бы увидеть вас как можно раньше, но эти места очаровательны весной, и если мы с вами отложим встречу до апреля, то, поверьте, вы не пожалеете о том, что потратили время на эту поездку. Я покажу вам места, где Карл Великий впервые ступил на нашу землю, а Феодора Анжуйская протянула ему руку для поцелуя.

Я буду ждать вашего ответа, Анна, но не затягивайте слишком долго. Потому что отсутствие ответного письма я могу счесть отказом, а отказа я не приму».

Анна швырнула письмо в огонь и повернулась к Мишель.

– Передайте своему герцогу, что я не приеду. Ни сейчас. Ни весной. Никогда.