Я сидела на груде камней у самого обрыва в шахту, свесив одну ногу вниз. Это место я обнаружила вчера. По какой-то непонятной для меня причине сюда редко заходили заключённые, а мне здесь понравилось до одури – весь рудник как на ладони, а проклятые кристаллы достаточно далеко, чтобы я не боялась ослабеть. Погода смягчилась. Солнце уже не так жарило по вечерам, но и темнота опускалась раньше. Наступала осень.

Я изучила шахту как свои пять пальцев и теперь знала, что она представляет собой муравейник, устроенный людьми в жерле огромного вулкана. Выход отсюда был один – если только не надеяться, как многие здесь, что бесконечные тоннели наших бараков где-то выходят на поверхность. В это я верила мало. Зато, пытаясь отыскать путь к камере моего вампира, я обнаружила несколько проходов в сам рудник, куда, как я знала теперь, время от времени наведывались отряды шахтёров, чтобы получить лишнюю порцию «нерастаможенного» эридиума. Обычно вылазки за «левой» рудой арестанты осуществляли по выходным, когда рабочий день сокращался с двенадцати часов до восьми. Не брезговал этим и Вепрь, а вот для меня спускаться туда оказалось слишком тяжело. Я могла кое-как перетерпеть минут десять в пещере с рудой, а затем у меня начиналась «эридиумная болезнь», как я её назвала.

Зато здесь, на кромке обрыва, мне было хорошо. В том числе и потому, что сегодня я получила через Анхельма очередную записку от дяди.

«Зачем тебе обвал? – буквы, набросанные обычно убористым почерком Вельда откровенно плясали от ярости, так что я легко могла представить лицо дяди, когда он узнал о моей просьбе. – Бери ноги в руки и уходи! Такое чувство, что тебе понравилось в этой тюрьме!»

Я вздохнула. Препирались мы уже два дня. Вельд считал, что на второй день недели, как и было оговорено, я должна нырнуть в обоз с продовольствием и молча убраться с рудника. Я пыталась объяснить, что у меня ещё остались дела здесь. Говорить, что именно за дела, я не хотела, потому что абсолютно не представляла, как воспримет дядя новость о моём «бесчестии». С одинаковым успехом он мог спустить собак как на носферату и заключённых, так и лично на меня.

– Анхельм, – позвала я и, когда птица появилась рядом, продолжила на понятном ему языке. – Пусть Альдэ не говорит Вельду то, что я сейчас скажу. Это бесполезно. Пусть объяснит ему, что этот обвал очень нужен. Я просто не могу уйти без него.

Анхельм заклекотал, и в его птичьих интонациях я отчётливо ощутила сомнение.

– Да, я знаю, что его нельзя убедить. Потому и прошу.

Сдавшись, Анхельм испустил последнее согласное кудахтанье. А потом ещё два коротких.

– Да. Всё как договорились. С ближайшим обозом. Только… нас будет двое. Пусть имеют в виду.

Сокол наклонил голову, будто ожидая объяснений. Я покачала головой.

– Так надо, и всё.

Анхельм проклекотал ещё раз и поднялся вверх. А я встала и побрела к баракам. Они опостылели мне так, как только может опостылеть что-то на свете. Один вид камеры вызывал у меня тошноту. Что уж говорить о лицах сокамерников? Было немного жаль Шина, тем более, что я обещала забрать его с собой. Но как вытащить отсюда троих, я не представляла.

Так что шла я медленно, оттягивая момент, когда снова окажусь в четырёх стенах, и, к моему удивлению, так и не дошла.

Чья-то рука легла мне на плечо и, обернувшись, я увидела одного из охранников.

– Пошли, – он протянул мне маску.

С тех пор, как я попросила об этом Дана, меня перестали таскать силком. Хотя вежливости у охраны всё равно не прибавилось. Я растерянно натянула на голову кусок ткани и завязала на затылке. Охранник взял меня за локоть и потащил по коридорам. Тщательней обычного я пыталась запомнить дорогу, но она всё равно закончилась внезапно – хлопнувшей за спиной дверью. Тут же мои щёки накрыли прохладные ладони, и я ощутила на губах поцелуй, на который ответила с охотой и нежностью.

– Дан, – отстраняясь, я обняла его и положила голову на плечо, а его руки прошлись по моей спине.

Нужно было поговорить, но я не знала, с чего начать, так что просто решила подарить себе минуту отдыха.

– Можно? – пальцы Данага скользнули к моей шее.

Он всегда спрашивал, хоть и знал, что ответ может быть только один. И всё равно это было приятно – думать о том, что я отдаюсь ему сама.

– Да, – я расслабилась, позволяя ему накрыть мою шею губами и осыпать поцелуями.

Я так привыкла, что почти уже не чувствовала боли, и всегда знала, когда пора подать знак, чтобы не превратиться в тряпку на всю ночь. Всё чаще он и сам угадывал этот момент, да и голод его, как мне кажется, был теперь не таким яростным, как в самом начале. Отстранившись от моей шеи, он приподнял меня и уложил на кровать.

– Можно я сниму маску? – спросила я.

Мы давно не заговаривали об этом, но именно сейчас я хотела видеть его как никогда. Я слишком сильно рисковала ради него, чтобы делать это вслепую.

– Нет, – сквозь ткань он поцеловал меня в лоб и стал неторопливо освобождать от рубашки, тут же осыпая поцелуями грудь.

Всё это дурманило куда сильнее, чем обычный ритуал кровопития, и несмотря на холод, царивший в камере, я постепенно проваливалась в тёплую негу. Закончив с рубашкой, он взялся за штаны, спустил их вниз и коснулся губами чувствительного треугольничка между ног. Он делал это так беззастенчиво, что я начинала завидовать тому, что он может делать со мной всё, почти не оставляя мне возможности для ответных действий.

Его губы ласкали моё тело, выцеловывая непонятные узоры, а пальцы ласкали грудь и проникали между ног, заставляя едва ли не закричать. Всё это не имело никакого отношения ни к сделке, ни к передаче силы, которой он прикрывался, но я давно перестала искать в происходящем смысл. Я ощутила пальцы Дана внутри меня, и теперь мне казалось, что они повсюду, я была распята между ними, и, не обращая внимания на приливающую к лицу кровь, металась между двумя краями наслаждения.

Потом руки исчезли, и пришло чувство невероятной наполненности. Он входил медленно и чуть болезненно, а я изо всех сил старалась открыться ему навстречу, и только когда он уже был глубоко внутри меня, сжала мышцы, вырывая из его горла резкий вздох. Иногда я думала, что должна ненавидеть секс после всего, что случилось со мной здесь, но ненавидеть Данага я не могла. Он был отдельно. Он отличался от всего, что я видела на рудниках, как сон отличается от реальности. И когда он двигался во мне вот так, как сейчас, хотелось утонуть в этом сне и не просыпаться.

Резким движением Дан опустил меня на кровать и перевернул на живот. Впился рукой в мою шею, заставляя выгнуть спину. Я только ахнула, и не думая сопротивляться и полностью доверяясь его желаниям. Он сделал всего несколько движений и кончил. Руки его на моей шее обмякли на секунду, и извернувшись, я перевернулась на спину. Нащупала его волосы и схватившись за них, притянула его лицо к своей промежности, возвращая к тому, с чего он начал. Дана тоже ничуть не смущал такой поворот. Он принялся нежными и сильными движениями вылизывать меня, явно дожидаясь, когда я попрошу о большем.

– Дан, перестань, – пробормотала я.

– Вообще перестать?

– Точнее наоборот… Начни.

Я буквально чувствовала, как он усмехается, легко оттягивая губами нежные складочки. Сжалившись над моей гордостью он, наконец, вошёл в меня пальцами. Тело накрыла дрожь.

– Демоны… – выдохнула я, когда он начал двигаться быстро и резко, то насаживая меня на свою руку, то поворачивая пальцы и затрагивая самые неожиданные места. – Ещё… Дан… – последнее слово было уже просто выдохом, а он всё ещё продолжал ласкать меня языком.

Тяжёлое тело наместника накрыло меня, а голова оказалась у меня на плече.

– Ты останешься? – спросил он привычно, и так же привычно я ответила:

– Да, – помолчала и добавила. – Дан… Через неделю меня здесь не будет.

Он поднял голову, наверное, глядя на меня, а вот я посмотреть ему в глаза никак не могла.

– Что произошло?

– Произошло… Да ничего. Мне просто опостылело это место. Мне надо на воздух. Я ненавижу здесь всё… – я прикусила язык и добавила. – Всё, кроме тебя.

Дан опустил голову обратно мне на плечо.

– Понятно, – ответил он абсолютно ровно.

– Что тебе понятно? – взорвалась я. – Ты со мной, или нет?

Он долго молчал, прежде чем ответить.

– Я ведь не могу уйти, – сказал он тихо. – Тут кругом заграждение из эридиума. Ты не почувствовала?

– Плевать, – я отстранила его и села на кровати. – Мы выйдем так же, как и пришли, через главный вход. Через четыре дня. Ты можешь вызвать меня к себе в понедельник? Ты ведь звал меня тогда, помнишь, после…

– Тихо, – он накрыл мне рот ладонью, зная, что разговоры о тех днях никогда не доводят до добра. – Я попробую. Но что это даст?

– Там разберёмся, хорошо?

– Да, – он внезапно оказался сзади и обнял меня за плечи, прижимая к груди.

Он ещё долго бормотал какую-то чушь, а я просто сидела, прислонившись к нему, и представляла, как мы с ним вместе будем смывать с себя тюремную грязь, а потом долго любить друг друга на зелёной, живой траве Вечного Леса.