Валентин Рыскин поежился под накинутым на плечи белым халатом. Здесь, в судебно-медицинском отделении, а особенно в морге, он обычно чувствовал себя не очень комфортно. Впрочем, сильно по этому поводу он не комплексовал. Каждый должен заниматься своим делом. И если судмедэксперту тут находиться привычно, поскольку это его работа, то ему, следователю, наведывающемуся туда не так часто, вовсе не обязательно к данному месту привыкать. Достаточно того, что он почти без содрогания мог заставить себя присутствовать при вскрытии. Многие и этим не могли похвастаться.

Дождавшись, пока носатый, пышущий здоровьем дядька по фамилии Редюк закончит переставлять свои склянки, следователь негромко откашлялся, просигнализировав о своем появлении. Эксперт вскинул близорукие глаза поверх узеньких очков, а затем, узнав, поднялся навстречу:

— Рад приветствовать уважаемого Валентина Петровича в нашей скорбной обители. Слышал, что высокое начальство удостоило вас высокой чести расследовать преступление века. Поздравляю!

— Давайте без издевательств, Роман Николаевич, — скривился Рыскин. — И без того тошно.

— Простите старика великодушно. Я-то по наивности полагал, что вам это доставляет удовольствие…

— Роман Николаевич!

— Все, молчу, как рыба об лед.

Следователь вздохнул и напомнил о цели своего визита:

— Что там по Пальцеву можете сказать?

Эксперт снова хитро посмотрел на него поверх стекол:

— А дельце-то с душком вам подсунули. Кто бы мог подумать: обычная кража — и на тебе, к ней еще и труп привязывается.

— И не говорите, — озабоченно вздохнул Рыскин. — Что-то интересненькое откопали?

— А пойдем, я тебе на месте покажу.

Валентин не нашелся сразу, под каким предлогом отказаться от этого малоприятного занятия, потому пришлось обреченно плестись следом за Редюком. А тот шел прямо в прозекторскую.

— В общем-то никаких загадок из себя ваш «клиент» не представлял, — пустился в объяснения эксперт, входя в обложенную кафелем комнату с неистребимым тошнотворным запахом, посреди которой стояли два широких стола из нержавеющей стали. На одном из них покоилось человеческое тело, совершенно голое и неестественно розовое. — Вскрытие я уже сделал. Все заштопал, можете смотреть спокойно.

Спокойно не получилось. При виде длинного зашитого толстыми грубыми нитками разреза, тянущегося от шеи до самого низа живота, у Валентина ком подкатил к горлу, но он мужественно провалил его обратно.

Редюк натянул на руки перчатки и ткнул пальцем в грудную клетку покойника:

— Сидел за кражу. Вот наколочка соответствующая. Я прав?

Рыскин кивнул.

— Смерть наступила в результате отравления угарным газом. Видите, какой он все еще розовый? Карбоксигемоглобин. В крови, кстати, полно этанола.

— То есть он напился?

— А вот тут очень тонкий момент. Утверждаю я только то, что концентрация алкоголя в крови соответствует сильной степени опьянения. А вот насчет того, напился он или же его напоили — только предположения. При первом осмотре я никаких внешних повреждений не обнаружил. Знаете, когда жертва сопротивляется, остаются следы: осадненные горлышком насильно вводимой бутылки губы, синяки на щеках от пальцев и так далее. Здесь ничего этого нет. Но когда я увидел его печень — для мужчины его возраста она была в прекрасном состоянии, — то понял, что вряд ли он был алкоголиком. Стал искать снова и нашел на голове маленькую ссадину. Возможен вариант, повторяю, только возможен, что кто-то очень аккуратно треснул его по голове тупым тяжелым предметом. Но силу удара рассчитал — механических повреждений мозга и его оболочек нет.

— То есть вырубил, а потом залил в рот водки, так, что ли?

— Вполне может быть. Хотя не исключено, что он в пьяном виде обо что-то ударился сам.

— Хм. А вы говорите — ничего загадочного. А время смерти удалось определить?

— Где-то между часом и двумя ночи. Точнее не скажу.

— Часом и двумя?

— А что вас не устраивает?

Рыскин заморгал и потер кончик своего бледного носа:

— Выходит, он не мог совершить кражи. К тому моменту, как кто-то залез в окно, он был уже мертвым.

Редюк, поняв, что больше следователя ничего не заинтересует, стянул с рук перчатки и стряхнул с ладоней налипший тальк.

— Вам, конечно, виднее. Я в протоколе вскрытия все укажу. Правда, про ссадину на голове — это я только для вас в фантазии пустился. Писать буду как о прижизненном повреждении от столкновения с тупым твердым предметом. Вы уж сами определяйте, с каким. А со временем — точнее не могу, не обессудьте. Час ноль-ноль — два ноль-ноль. Но не позже и не раньше.

— Спасибо. Мне этого вполне достаточно, — вяло улыбнулся Рыскин. — Придется новую версию разрабатывать. Но у меня к вам просьба. Пока никому об этом, хорошо?