Автострада Волгоград — Москва постепенно оживала. Все чаще и чаще спешащим по разным делам грузовикам и легковушкам приходилось обгонять неторопливо двигавшуюся колонну мотоциклистов. Байкеров уже порядком утомили любопытные взгляды из кабин и недовольные гудки проезжающих мимо. Никто из них к такой езде не привык, и многие уже жалели о том, что Барсук навязал им общество своего старого приятеля, раскатывающего на антиквариате.

Головной «Zuendapp» догнал Матадор на своей «Черной птице». Наклонился к Громову:

— Барсук предлагает якорь бросить. Мы же по ночам гнать собирались!

Виктор согласно кивнул. Ему бы и самому не помешало вздремнуть минуток шестьсот. Да и пообедать нормально было бы неплохо.

— Где? — переспросил он, оглядываясь. По обеим сторонам трассы мелькали деревья, но съездов в лес что-то не было видно.

Матадор привстал на подножках и, не сбавляя скорости, выкатил на середину трассы, чтобы глянуть вперед. С ревом подняв на дыбы своего «спортсмена», он ушел в отрыв, чтобы выбрать подходящее для привала место. На белой майке, вздувающейся пузырем на мускулистой спине, мелькнули крупные буквы: «Если вы читаете эту надпись, значит, моя стерва упала с мотоцикла».

Минут через двадцать накачанный байкер вернулся с хорошими вестями.

— Дальше по ходу — развязка с Воронежской трассой. На нее съехать — там много полянок, где можно кости кинуть, костерок замастырить, пивком заправиться. Ну и тому подобное… — Он плотоядно покосился на одну из своих боевых подруг, но на какую именно, Виктор определить не смог. Девушки катили в непосредственной близости друг от друга.

Громов кивнул. Затем жестом предложил Матадору возглавить колонну и показать дорогу. Тот с удовольствием взялся за роль Ивана Сусанина, но не подвел. Вскоре байкеры уже спешивались в стороне от гудящей дороги на одной из прогалин в лесу.

Барсук мощно врубил «сидишник», встроенный в свой «Урал». Могучие колонки врезали по тишине и спокойствию природного уголка тяжелой музыкой, заглушив даже удары топорика, которым Матадор и Каракурт кололи на дрова поваленный сухой ствол. Вика и Эшли без лишних напоминаний занялись кухней, загремев походными котелками и зашуршав пакетиками с полуфабрикатами. Было жарко. Девчонки, недолго думая, стянули с себя майки, ничуть не смущаясь присутствия мужчин, и, не торопясь, поменяли их на купальники, чтобы заодно с приготовлением обеда загорать.

Эльвира повторять их подвига не захотела, хотя жарко ей было не меньше. Купальника у нее с собой, естественно, не было, а демонстрировать всем, а особенно неотрывно пялящемуся на нее бородачу, свою обнаженную грудь она не собиралась. Слишком много чести для этой шушеры. Брюнетка ограничилась лишь скинутой курточкой. Но и этого было достаточно, чтобы Барсук, явно неравнодушный к ее красоте, засопел и заерзал на месте. Тонкая ткань голубого топика не очень сильно скрывала выдающиеся достоинства актрисы. Бюстгальтеры она не признавала.

Бородач пригладил свои длинные волосы, собранные на затылке в хвост, и поднялся с места. «Черт! — крутилось у него в голове. — Получится отстойно, если я начну к ней подкатываться. Ведь она с Громом. А у своего брата бабу уводить — последнее дело! Везет же этому белобрысому красавчику! Вечно с ним самые лучшие водятся!» Откашлявшись, он подмигнул Виктору:

— Гром, отойдем в кущи, перетрем об одной вещице.

Виктор бросил «облизывать» свой мотоцикл и с готовностью пошел следом за толстяком.

— Что-то не так, Барсук? Я, наверное, слишком вас задерживаю. Без меня вы бы уже к Воронежу подъезжали.

— Не неси ерунды, Гром! Когда еще свидимся? А так хоть пообщаюсь со старым другом!

— Я тоже рад, что мы пересеклись. Но вам надо на слет не опоздать. Иначе зачем гнать через полстраны?

Толстяк прислонился плечом к березе, доставая из кармана пачку сигарет:

— Будешь? Ах да, ты же спортсмен…

Закурил.

— Зачем гнать, говоришь? — прищурившись от едкого дыма, переспросил Барсук. — Вот ты вроде старый байкер, а такие глупости спрашиваешь. А затем, чтобы ехать! Все просто! Я свободу люблю, и мой байк мне ее дает… Молодые мотоциклисты выбирают конечный пункт и едут. Старики выбирают направление и едут. Я склонен относить себя ко второй категории. Ведь речь тут не совсем о возрасте. Просекаешь? На слет я качу потому, что мне хочется. А если он станет необходимостью — то на кой черт он мне сдался? Ведь там смысл в чем — потусоваться с друзьями. А я здесь чем занимаюсь? Правильно, тем же. Тогда какая разница?

— Бак, ты как был философом по жизни, так им и остался! Дело твое. Если тебе не в лом со мной тащиться — я только рад. Ты об этом тереть со мной хотел?

Здоровенные пальцы бородача смяли недокуренную сигарету. Тщательно затушив ее о пятку коричневого кожаного сапога с серебряной шпорой, Барсук поднял озадаченные глаза на Виктора:

— Не… Тут такое дело… в общем, давай только без обид, как два мужика. У тебя с черненькой серьезно или так?

Громов захохотал. Держась одной рукой за живот, второй он смахнул с глаза выступившую от смеха слезу:

— Ну ты конспиратор, Бак! Ты что, запал на Эльвиру? Так бы и сказал сразу.

— А вдруг обидишься?

Виктор отдышался и уже серьезнее пояснил:

— Ты помнишь, с кем я в Витебске был?

Бородач напряг извилины и поскреб ногтями густую растительность на лице:

— Тоже с клевой девчонкой.

— Не «тоже», а с самой клевой. Лучшей. Мы с ней до сих пор вместе. А эту кралю мне по работе приходится везти. Так что можешь смело начинать подкатывать, у меня с ней ничего нет. И видов на нее я не имею.

— Значит, без обид?

— Абсолютно. Только предупредить хочу — баба с характером. К ней на драной козе не подъедешь.

Толстяк помолчал, соображая, а потом уточнил:

— Это ты мой байк драной козой назвал?

— Не цепляйся к словам, брат, — подмигнул ему Виктор. — Поговорка такая есть, не знал?

— Это я так, для профилактики, — добродушно заметил Барсук. — И только тебе простил. Другой бы на твоем месте уже в репу получил.

— Верю, — охотно согласился Громов, представив на минутку, какое это неприятное ощущение: кулаки у Барсука были величиной со среднюю голову. — Пошли назад. А то еще подумают про нас не то!

Волынская встретила Громова недовольным взглядом. Не обращая на это внимания, он прошел к костерку, на котором уже почти закипал котелок с водой. Байкеры расположились кругом, с наслаждением осушая первые банки пива. Причем девушки старались ни в чем не уступать ребятам. Громов заметил, как Архитектор передал Эшли только что подпаленный косяк, и боевая подруга с чувством затянулась, выпуская дым через ноздри.

— Я вот в том году видел черепаху Uvex — 1700 гривен. На сетке. Летом в самый раз, — громко разглагольствовал Тайсон, размахивая зажатой в руке полупустой банкой пива. — Только вот цена сильно кусачая. Такие вещи вообще можно достать бэушные, ну или подешевле. Потому как дорого и, честно говоря, хлипковато выглядит. А я как-то навернулся с «Явы». Прикинь. А ботанил-то всего километров пятнадцать в час. Не более того… При этом мощно ударил локтем в грунт. Через гоночную куртку с подушками на локтях так пробрало, что реально минут пять пальцы не сжимались. А был бы в футболке, реально поломался бы.

— Верняк! — многозначительно подхватил Архитектор, забирая у Эшли обратно свой косяк и пристраивая его во рту. — Ты никого не слушай, брат. Типа для понтов и красоты одеваешься в экипировку. Я сам падал на ста шестидесяти… Слава богу, все обошлось. Только мотоциклу очень сильно досталось, и сам подрал локти и бочину… А через полгода обнаружилась трещина в тазу, но все же, глядя на свой байк, я был рад, что жив! Только очень пожалел, что снял перед этим комбез. Так бы вообще не поцарапался. И таз был бы в порядке. Теперь езжу всегда одетый. Хоть и жарко — да и ладно! Жизнь ведь у нас одна.

— Да ну не в этом дело, пацаны, — подключился к их беседе Каракурт, небрежно обнимая за талию Викусю. — Просто есть несколько категорий байкеров. Одни наслаждаются спокойным перемещением из пункта А в пункт Б, а другие эксплуатируют свои спортбайки по полной программе! Вот из этого и надо исходить. Каждому свое, как говорится.

Барсук подсел к Волынской.

— Скучаешь? — Он сорвал кольцо с пивной банки и ловко подхватил пухлыми губами устремившуюся на волю пену.

Громов исподтишка наблюдал за попыткой толстяка завязать беседу, подкладывая в огонь щепки.

Эльвира закатила глазки и отвернулась от байкера.

— Пока тебя не было — не скучала! — отрезала она, даже не глядя в его сторону.

— Пива хочешь? — невозмутимо предложил тот. — Холодного? Я в свой байк холодильник втиснул. Самый модный наворот сейчас. Не веришь, могу показать!

Эльвира тяжело и страдальчески вздохнула. Это предназначалось Громову, который имел наглость оставить ее наедине с этим пещерным медведем. Но тот даже не думал приходить к ней на выручку, и девушка решила действовать сама. Сверкнув пренебрежительным взглядом, она оттопырила красивую губу и процедила сквозь зубы:

— Милый. Если ты надумал забраться ко мне в трусики, то хочу тебя сразу же огорчить — ты не в моем вкусе. И это непоправимо. Усек?

— Многие так говорили, — ничуть не оскорбился Барсук. — А потом приходилось их палкой отгонять.

Эльвира чуть не поперхнулась от его наглости.

— Это от тебя-то отгонять? Вряд ли. Знаешь, есть такая наука — психология. Так вот, уже давно доказано, что мужчины стараются собирать все большое — здоровенный мотоцикл, гигантские пряжки на ремни и прочую дребедень — только в одном случае. Если у них маленький член! Задумайся.

— Так ты ж его еще не видела…

— Какая жалость — я забыла свой микроскоп дома. А без него — извини. Вряд ли я что-нибудь увижу! — Брюнетка одарила его уничижительной улыбкой и отвернулась, показывая, что разговор окончен. Барсук сокрушенно вздохнул.

— Агрессия — признак неудовлетворенности, — заметил он, убираясь прочь от Волынской. — Может, над этим тоже стоит задуматься?

Архитектор подошел к расстроенному толстяку и положил на его плечо руку в перчатке с обрезанными пальцами.

— Брат! Не будешь против, если я сменю пластинку?

Матадор, услышав это, возмущенно заорал:

— Барсук! Не надо! Не разрешай ему! Ведь опять все рыдать будем от его музыки!

— Ничего ты не понимаешь в классике, парень, — отозвался Архитектор, влезая в мотоцикл бородача и щелкая кнопками. Ритмичный вой электрогитар и буханье ударной установки стихли, уступив место размеренному звучанию фортепиано. — Ведь нет ничего полезнее для пищеварения, чем Бетховен.

Матадор под смех Барсука и Каракурта, которых смена композиции вполне устраивала, зарычал и принялся с удвоенной силой кромсать сучковатые пеньки топором, словно собирался зимовать на этой поляне и опасался замерзнуть.

* * *

Примерно через час, по достоинству оценив кулинарные способности Викуси, которая щедро разливала по мискам аппетитную походную похлебку, байкеры по инициативе Матадора решили поразвлечься, демонстрируя свое мастерство в конкурсе «сосиска». Громов знал, о чем идет речь. Ему и самому не раз приходилось участвовать в такого рода развлечениях. Конкурс заключался в том, что нажопнице нужно было на ходу откусить сосиску, привязанную над трассой на веревочке.

Матадор первым оседлал свой байк. Роль нажопницы выпала Эшли. Девушка заливалась звонким смехом, готовясь к качественному исполнению трюка. Матадор только пьяно ухмылялся.

Солнце входило в зенит, воздух неподвижно висел между ветвями деревьев, наполненный запахами костра и зеленых листьев. Расстелив на траве одеяла и туристические коврики, Тайсон и Каракурт вповалку рухнули на них, весело тиская Викусю за нескромные места. Та, хохоча, отбивалась, впрочем, нехотя. Барсук, укладываясь рядом, ворчливо заметил, что нехорошо так себя вести на глазах у его разбитого сердца. Это заявление вызвало бурю восторга. Девушка тут же оставила своих кавалеров и кинулась утешать «несчастного обиженного Барсучка».

Громов, понаблюдав за этой сценой, понял, что действительно спать здесь соберутся нескоро. Виктор оглянулся на стоявшие поодаль мотоциклы и, вежливо сославшись на вторую уже по счету бессонную ночь, отправился подремать вблизи своего байка. Да так было и спокойнее — Громов ни на секунду не забывал, чей это байк и сколько он стоит.

Бросив на землю спальник, Виктор, не расстегивая его, улегся сверху. Сквозь редкие промежутки в кронах деревьев проглядывало лазурно-синее небо. «Красиво!» — подумал он и прикрыл глаза.

Что-то легкое коснулось его лица. Не размыкая ресниц, Громов пошевелил носом. Прикосновение повторилось снова, едва не заставив парня чихнуть. На этот раз Виктор сонно приподнял одно веко, пытаясь установить беспокоящую его причину. В десяти сантиметрах от его глаза колыхалась упругая, обтянутая тонкой синей тканью женская грудь с бесстыдно выпирающим темным соском.

«Эльвира, — обреченно подумал Виктор, который уже почти отошел в мир грез и сновидений. — Опять ей что-нибудь понадобилось».

Волынская, улегшаяся рядом бесшумно, как кошка, продолжала щекотать ноздри байкера травинкой. Ей было весело. Потеряв терпение, Виктор цапнул назойливый стебель зубами и, дернув головой в сторону, выдернул его из рук брюнетки. С силой выплюнул его подальше и опять попытался заснуть, стараясь не думать о том, как выглядит Эльвира без одежды.

Девушка озорно рассмеялась, тряхнув распущенными волосами, и положила мягкую ладонь Виктору на живот. Громов чуть не подпрыгнул от неожиданности, но остался лежать в прежней позе с запрокинутыми за голову руками. Только непроизвольно напряг мышцы.

— Какое у тебя тело красивое! — восхитилась Волынская, гладя его по вздувшимся квадратикам брюшного пресса. — А у меня тоже такие есть…

Опираясь на локоть одной руки, второй она задрала синий топик, демонстрируя свой плоский загорелый живот. Приподняла слишком сильно — тяжелые груди чуть не вывалились наружу.

Громов, не удержавшись, окинул взглядом лежащее рядом соблазнительное тело и сглотнул. В горле немного пересохло.

Заметив, что он отреагировал на ее действия, Эльвира склонилась к его лицу:

— Может, отойдем подальше? Я не хочу, чтобы эти неандертальцы видели, как мы занимаемся любовью…