Лена Пономарева сидела на диване перед телевизором. Ни по одному каналу не было ничего приличного, но все-таки постоянное мельтешение на экране помогало немного отвлечься от грустных мыслей, расслабиться. После утреннего похода в милицию она просто места себе не находила. До сих пор в ее жизни не было серьезных потерь и разочарований. И вот, похоже, пришло время этот неприятный опыт получить. Лена чувствовала, что может потерять Грома. Да что там может – уже почти потеряла! Когда его допрашивали в милиции после того злополучного нападения, такого чувства у нее не было. Хотя ситуация и была весьма серьезной, подсознательно она чувствовала – все обойдется. Ведь напали на нее, единственный свидетель тоже она сама. Уж сумела бы придумать что-нибудь, что вывело бы Грома из-под удара, – не во время следствия, так хоть на суде. Мало ли… Например, можно было бы сказать, что нападавший ростом был немного ниже ее возлюбленного. Кстати сказать, кажется, так оно и было!

Лена напрягла память. Да, действительно, тот тип с битой был немного ниже Громова. Эх, что ж она раньше об этом не подумала! Теперь-то уж, скорее всего, поздно. Девушка почувствовала, что по щеке сбегает слеза. Да, теперь, когда Гром нарушил подписку, все стало куда сложнее. У ментов логика прямолинейная – раз сбежал, значит, виновен. Неужели теперь Витьку посадят?! Кошмар какой-то, просто в голове не укладывается!

«Зачем я только сказала, что его в городе нет, – в который раз мысленно упрекнула себя Лена. – Но ведь я не знала, что об этом нельзя говорить! Думала, что милиция в курсе. Или, в крайнем случае, что Игорь Васильевич им все объяснит».

Сейчас Лена особенно четко осознала – она любит Витьку. И даже если он действительно изменил ей с Гюрзой – готова простить. Потому что без него просто жить не сможет. Да и насчет Гюрзы еще ничего толком не ясно. Правда, помада… Да, собственно, что помада? Может, он как раз с Гюрзой кого-то из своих знакомых в гараж и пускал! Лена понимала умом, что цепляется за соломинку, что старается выгородить любимого, не считаясь с говорящими против него фактами. Но сердце подсказывало ей – именно сейчас она думает правильно. Сейчас, а не тогда, когда по телефону на Грома наорала. Кстати, может быть, именно поэтому он не звонит и на ее звонки не отвечает. Обиделся, наверное. Она ведь пыталась дозвониться уже раз десять, но кроме длинных гудков в ответ так ничего и не услышала. Хотя, может быть, дело и не в том, что обиделся. Вообще-то на Грома это не похоже. Может, правда телефон где-то забыл?

«Ох, как бы мне только поговорить с ним, – подумала девушка, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. – Я бы извинилась, попросила бы объяснить, почему он соврал насчет тренера. А может быть, он просто не придал подписке о невыезде особого значения, а соврал просто, чтобы я не беспокоилась?»

Лена помотала головой. Нет, сама на эти вопросы она не ответит. Обязательно нужно поговорить с Громом.

– Лена, ты что есть не идешь? Остынет же борщ! – На пороге появилась мать. Она входила в ее комнату уже третий раз за последние полчаса. Поводы каждый раз были разные, но Лену это не обманывало. Она понимала, что мать просто караулит, следит, чтобы она не позвонила Витьке. Зря старается.

– Не хочу, – ответила девушка. – Потом.

– Ну, как знаешь, – недовольно сказала мать. – О придурке, что ли, о своем думаешь? Если да – то зря. Пора его из головы выкидывать.

Лена сама не поняла, как слетела с дивана и оказалась перед матерью.

– Отстань от меня! Слышишь?! Отстань! Я сама разберусь, кого мне из головы выкидывать, а кого нет! Все из-за тебя случилось! Если бы не ты, я бы не пошла тогда в милицию! Ты все испортила! Ты!

Тамара Николаевна от неожиданности отступила на полшага. Такого от дочери она никак не ожидала, Лена всегда была тихой, спокойной, а уж о том, чтобы на мать голос повысить, и речи быть не могло. До сих пор все их конфликты сводились к тому, что кричала она, а дочь только более или менее решительно оправдывалась. Но, разумеется, Тамара Николаевна быстро пришла в себя и перешла в атаку:

– С ума, что ли, сошла?! – визгливо крикнула Пономарева-старшая. – На родную мать орешь?!

– Да на тебя не орать надо…

– Да, правильно! Ты меня дубинкой избей, научилась, наверное, от своего уголовника!

– Мама, перестань его так называть!

– А как же мне еще называть того, кого милиция в розыск объявила? И правильно объявила – такому, как он, только в тюрьме и место.

– Мама, выйди отсюда. – Голос Лены стал тише, но глаза девушки сузились, а выражение лица стало таким, какого Тамара Николаевна у своей дочери никогда еще не видела. – Очень тебя прошу, выйди, оставь меня одну.

Тамара Николаевна попятилась. Как и многие скандальные люди, в душе она была довольно-таки труслива. И сейчас она почувствовала – все, лучше не продолжать конфликт. Чего ждать от дочери, доведенной до такого состояния, она просто не знала, но чувствовала – сейчас Лена готова почти на все.

Воспользовавшись тем, что мать оказалась за порогом, Лена захлопнула дверь.

– Совсем с ума сошла! – Тамара Николаевна потрясенно покачала головой. – Тебе лечиться пора, бешеная!

– Мама, если ты еще что-нибудь плохое про Витьку скажешь, я из дома уйду. – Лена говорила спокойным голосом, но чувствовалось – девушка не шутит.

– А что же я еще могу про твоего… – Это предложение Тамара Николаевна говорила довольно забавным образом. С каждым словом темп и громкость ее речи снижались, а после слова «твоего» она совсем смолкла – как будто ручку громкости радиоприемника плавно до нуля повернули.

Еще немного побормотав себе под нос, Тамара Николаевна удалилась на кухню. А Лена так и стояла у двери, прислонившись к косяку. Ее трясло. Первый раз в жизни она дала матери решительный отпор. И только сейчас осознала, что не просто решилась на это, но и одержала самую настоящую победу.

Неизвестно, сколько времени она еще так простояла бы. Но тут зазвонил ее сотовый телефон. Девушка бросилась к нему, как вратарь к мячу, несущемуся в ворота. Номер определился какой-то незнакомый, но Лена все равно приняла вызов. И ее надежда оправдалась! В ответ на ее осторожное «алло» раздался родной голос Громова.

– Привет, Леночка. Ну, как ты там?

– Витька… – У Лены дыхание перехватило, несколько секунд она не могла больше ничего сказать.

– Я, золотко. Как ты там, все еще сердишься?

Колоссальным усилием воли девушке удалось взять себя в руки. Она помнила, чем кончился их прошлый разговор. Витька явно не обижен, наоборот, голос его звучит немного виновато. Значит, нужно, с одной стороны, дать ему понять, что она сожалеет о своей несдержанности. Но, с другой стороны, услышать хоть какие-то объяснения и насчет Гюрзы, и насчет того, зачем он ее обманул, сказав про тренера.

– Можно сказать, что нет. Витька, ответь мне на один вопрос, только честно. Обещаю, что прощу в любом случае. Ты спал с Гюрзой после того, как мы познакомились?

– Нет, солнышко. Чем хочешь клянусь!

И Лена поверила. Голос Грома звучал искренне, таким не врут. Да и вообще, если не верить своему парню, то, значит, пора расходиться. Теперь, поверив в верность своего любимого, Лена была полностью на его стороне. Она заговорила торопливо, сбивчиво:

– Витька, тут такое творится! Меня сегодня вызывали в милицию, спрашивали про тебя. Скажи, зачем ты меня обманул?

– Подожди, ничего не понимаю. В чем я тебя обманул? И с какой стати тебя в милицию вызывали, ведь Игорь Васильевич с прокуратурой договорился!

– Витька, ну не начинай все сначала! Я уже знаю, что ни о чем твой тренер ни с кем не договаривался.

– Как это не договаривался? С чего ты взяла?

– Он сам сказал в милиции!

– Ничего не понимаю. Он же обещал!

– Витька, перестань…

Она не успела договорить. Дверь комнаты распахнулась. Тамара Николаевна, подслушивавшая разговор, не выдержала. Она кинулась к Лене, вырвала у нее из рук телефон и заорала, брызгая слюной:

– Оставь Ленку в покое, ты, уголовник! Да тебя посадят скоро, тебя милиция повсюду ищет! Не смей сюда больше звонить!

Громов попытался что-то ответить, но его уже никто не слышал – Лена принялась отнимать у матери телефон, та, шипя, как змея, телефон не отдавала.

– Нечего тебе с ним говорить!

– Отдай! Отдай, тебе говорю! – Лена тянулась к телефону, но Тамара Николаевна отдернула руку, и девушка схватила ее за запястье.

– А! Больно! – взвизгнула Тамара Николаевна, хотя больно ей, разумеется, не было. – На мать руку подняла!

Лена, испугавшись, что действительно причинила матери боль, отступила. Воспользовавшись этим, Пономарева-старшая выкрикнула в трубку еще одно, уже непечатное, ругательство и нажала отбой.

– Все, Ленка, теперь все! Сейчас я иду в милицию!

– Ну и иди! Я все равно не подтвержу, что он мне звонил! Скажу, что ты врешь!

Тамара Николаевна на пару секунд замолчала. Женщина была в растерянности – никогда еще дочь не давала ей такого решительного отпора. Она чувствовала, что ее контроль над Леной с каждой секундой слабеет. Допустить продолжение этого процесса было нельзя. Тамара Николаевна почувствовала, что пока дочь в такой ярости, продолжать нажим нельзя. И интуитивно приняла единственно верное решение. Она замолчала. На лице ее появилось скорбно-трагическое выражение – нижняя губа поджата, уголки губ опущены, брови нахмурены, печальный взгляд – в сторону.

– Вот, значит, как, – тихо сказала она. – Ты уже готова и руку поднять на родную мать, и во лжи ее обвинить. Очень хорошо. Ладно, я не пойду в милицию. Но помяни мое слово, ты еще об этом пожалеешь!

С этими словами Тамара Николаевна развернулась и вышла из комнаты.

Как только мать вышла, Лена кинулась к телефону. Но связь была прервана, а попытка позвонить по определившемуся иногороднему номеру оказалась безрезультатной.

Лена легла на кровать и горько заплакала, уткнувшись лицом в подушку.