Концерт Патриции Каас. 3. Далеко от Москвы. Город Солнечный

Вевиоровский Марк Михайлович

В книге вы встретитесь с обыкновенными и неординарными людьми, которые мало отличаются от нас с вами, но живут удивительной жизнью. Действие происходит в узнаваемых обстоятельствах и даже с участием реальных лиц. Паранормальные способности некоторых героев позволяют причислить книгу к произведениям фантастическим, но уж если это научная фантастика, то фантастика социальная, затрагивающая некоторые основы нашей реальной действительности с необычной стороны, но неизменно с любовью к человеку.

 

Это только кажется,

что чем дальше –

тем спокойнее.

 

Лирическое отступление

То место, о котором Гриша Свиридов под большим секретом рассказывал своей Уле, называлось по разному.

Гриша называл это «поселком Солнечный», где-то это называлось «пгт Солнечный» («пгт» означает «поселок городского типа»), в некоторых документах писали даже «город Солнечный», а на самом деле …

На самом деле все обстояло несколько иначе.

Достаточно сказать, что закрытая засекреченная зона появилась в этом месте очень давно, и связано это было с добычей золота. А раз золото и весьма неприветливый, мягко говоря, климат, то появились и лагеря, заключенные и все такое прочее.

Затем рядом с малоперспективными разработками появился военный завод, лагеря из системы Главного управления лагерей передали Главному управлению исполнения наказаний, сменился контингент заключенных, а рядом с заводом выросли жилые дома и это по сложившейся традиции получило наименование «соцгород».

И значительно позже участок тайги вдали от шахт и соцгорода отвели под создание научной организации, где развертывали исследования какие-то физики …

И строго говоря наименование «Солнечный», мелькающее в открытых документах, относилось к этому засекреченному почтовому ящику, а не ко всему конгломерату в данной географической точке, где кроме шахт и лагерей, крупного машиностроительного завода с соцгородом еще были и воинские части, и военный аэродром, и всякая прочая инфраструктура …

И именно этот засекреченный почтовый ящик, давший свое имя всему вокруг, определил степень секретности всего объекта с дополнительной секретностью и защитой внутри «приморского поселка Солнечный» – такое наименование тоже иногда возникало в открытой документации.

Но продолжим повествование о событиях, происходивших так далеко от Москвы …

 

Нина самохина

ЗВОНОК КОНОПЛЕВА

– Галина, я в штабе. С десяти – разговор с новым начальником лаборатории … памяти академика. Новый начальник – Скворцов Виктор Антонович. Подготовьте на него все бумаги – приказ, распоряжение о допуске и так далее. В двенадцать – новый уполномоченный контрразведки подполковник Чибрыкин Емельян Никанорович. На встречу с ним пригласите майора Рахматулина.

В штабе Свиридов внимательно просмотрел перечень непоставленного оборудования, последние еще не выполненные заявки на материалы, обратил внимание на заявки по медикаментам и медицинской технике.

Здесь его застал звонок из города.

– Товарищ Свиридов? Здравствуйте. Коноплев Алексей Васильевич, председатель комиссии партийного контроля из Москвы.

– Здравствуйте, товарищ Коноплев. Слушаю вас.

– Вы знаете, по какому поводу мы прибыли. Есть необходимость побеседовать с вами. Не возражаете?

– Ничуть. Когда и где вам удобнее?

– Часа в три вас устроит? Я приглашу майора Брызгу. И вместе побеседуем. Приезжайте в горком, я пока здесь в кабинете первого секретаря обосновался.

– В пятнадцать часов буду у вас.

Прихватив с собой Евменова Свиридов проверил, как подготовлен корпус для медиков и остался им доволен.

РАЗГОВОР со СКВОРЦОВЫМ

Ровно в десять Свиридов вернулся к себе и пригласил в кабинет Скворцова.

– Как спалось на новом месте?

– Тихо тут у вас! Спал, как суслик.

Они сели в кресла в углу кабинета.

– Завтракал? Хорошо. Сейчас – разговор о деле. По душам поболтаем потом, время будет. – но Свиридов не удержался. – Это здорово, что ты приехал!

– Ты в Москве несколько раз высказывал замечания по поводу получаемых нами данных о свойствах новых материалов. Мы их получали отсюда. Ты не знал, где ведутся эти исследования, да и я только мог предполагать … Просмотрев отчеты здесь, я убедился в их некорректности и неполноте. Исправлять это придется тебе. Есть большая лаборатория, большой коллектив, современное оборудование. Есть груда отчетов, но нет результатов. Нужно все критически пересмотреть, многое просто переделать, что-то делать по другим методикам … Все. Видишь, как просто?

– Куда проще. Но это же чистое металловедение, точнее – материаловедение. Думаешь, потяну?

– Я помню, что про тебя говорили наши ребята в группе. Он может сделать все, что нужно. А тебе всего-то нужно поставить сотрудникам задачу, мобилизовать их, заставить работать, определить план дальнейших действий – и вперед.

– Совсем чуть-чуть. Это же работа на целую жизнь.

– Нет, столько времени я тебе не дам. Пару дней – разобраться с персоналом, еще дня три на выработку методов ревизии полученных результатов и отчетов, и немедленно – первые результаты по ранее выпущенным работам. Отчет на Ученом Совете. Так и запишем – через неделю твой доклад на заседании Ученого Совета. Кстати, тебя туда тоже введем.

– Оттого, что ты меня куда-нибудь введешь, лучше не будет …

– Помнишь?

– А как же! Почти все, встречая его, вспоминали, что он – введенный член Ученого Совета, и улыбались! Ладно, а кто меня введет – тьфу, черт, опять вводить будут! – введет в курс дела в лаборатории? Передаст дела?

– Считай, что прежний начальник лаборатории – доктор наук, профессор, член-корреспондент – скоропостижно исчез. Нет его и не будет. В лаборатории есть такая дама – Верещатская Валерия Осиповна, кандидат технических наук, женщина толковая и хорошо знающая дела лаборатории. Потолкуй с ней, тебе имеет смысл назначить ее своим заместителем. Другого человека подбери заместителем по экспериментальным установкам – там большое хозяйство, нужен дельный механик. А дальше – сам. И не стесняйся. Нужно стенку сломать – сломаем, нужно дом построить – построим.

– Ну, эти-то твои штучки я еще не забыл. Здесь опять режим военного времени? И военной диктатуры?

– А как же! А об основных работах я тебе расскажу в другой раз.

– Что значит – об основных? А материалы – это не основное?

– Материалы – это такие мелочи по сравнению с основной задачей … Просто я не мог пройти мимо этих глупостей – они потом могут ох как отозваться! Но несмотря на то, что твои работы – не основные, помощь тебе будет оказываться в полном объеме.

– Ладно. Ругаться с тобой буду потом. Библиотека-то тут хоть есть? У меня голова – не библия, я всех премудростей не помню.

– Все есть, а чего нет – достанем. Скажи только, что нужно. Вопросов у тебя будет еще много – потерпи, поднакопи. А пока моя секретарша Галина Климентьевна тебя проводит в твои владения. До вечера?

– До вечера …

РАЗГОВОР с ЧИБРЫКИНЫМ

– Разрешите, товарищ полковник?

– Заходите, Емельян Никанорович. Располагайтесь. Как устроились, как спали на новом месте?

– Устроился прекрасно, спал неплохо – с учетом разницы в часовых поясах.

– Майор Рахматулин, заместитель начальника объекта по безопасности, фактически подчиненный ваш и мой.

– Майор Рахматулин, Сергей Мунирович.

– Подполковник Чибрыкин, Емельян Никанорович.

После обмена рукопожатиями все уселись.

– Побеседуем? – начал Свиридов.

– Да, конечно. Прошу вас.

– Может быть начнем с вопросов? Работа для вас привычная или вы ранее такими делами не занимались?

– Приходилось. Может быть, не в такой ситуации дела принимал, но приходилось. А вопрос всегда один и тот же – с чего начать?

– Да, вы правы – всегда один и тот же вопрос. С чего начать, что является наиглавнейшим и решающим. Так вот, с моей точки зрения наиглавнейшим вопросом является вопрос налаживания нормального режима секретности на объекте. И его безусловного функционирования.

– А его нет? Я имею в виду режим секретности?

– Он формально есть и даже формально исполняется … в некоторых частях. Но установлен он был так давно, что никто сейчас не в силах вспомнить, почему и как были установлены эти правила. Например, отчеты о работах лаборатории исследования материалов недоступны – формально – даже сотрудникам лаборатории, если они не принимали участие в данном разделе исследований. А фактически – все отчеты лежат в открытую в шкафу в лаборатории. Помещения вычислительного центра снабжены шифрзамками, но открывают их любому, если позвонить. Формально – и я считаю, что в этом действительно есть глубокий смысл – персонал охранных подразделений не должен контактировать с научным и обслуживающим персоналом, а фактически – в клубном помещении охраны на вечерах и танцах присутствуют научные сотрудники. Архивные научно-технические материалы распылены между архивом первого отдела и архивом НТО первого отдела, поисковый аппарат отсутствует, найти что-нибудь – проблема.

– Степень закрытости материалов принята одна – секретно, и все. А это на самом деле далеко не так … Я могу перечислять долго, но суть всего сказанного одна – нужен нормальный и действенный режим секретности. Попробуйте оценивать эту проблему с точки зрения агента, проникшего к нам на объект. Тем более, что это к какой-то мере соответствует действительности – теперь у нас на территории секретного объекта два иностранных агента.

– !?

– Вот вам еще одна проблема. Вернее, две. Первая – использование этих агентов в контригре, если на это пойдет руководство.

– Мне специально подчеркнули, что окончательное решение при любом варианте, разработанном с их использованием, будете принимать вы, товарищ полковник.

– Да, я знаю. И второе – их адаптация. Худобин – наш разведчик, но и он чувствует некоторое недоверие к себе, а что же тогда говорить об Уайттеккер. Ограничение их осведомленности не должно носить характер дискриминации, или это нужно объяснять им каждый раз очень подробно и тщательно.

– Да, это проблема общая. Уже приходилось сталкиваться. С чего посоветуете начать практически – режим секретности с наскока не решается.

– Очень хорошо, что вы оцениваете это трезво. Начните с архивов – и всем понятно, и постепенно можно выйти на нормальные условия и ограничения доступа, и снятия ограничений, и выработки нормального режима внутреннего документооборота, и внешней секретности.

– Понял вас. Еще мне сообщили, что здесь на территории центра проводится некоторая спецоперация, связанная с разоблачением преступной группы в городе. И что степень моего участия в этой операции решаете вы лично.

– Да. Вы не принимаете участия в самой операции, это согласовано с руководством, а лишь фиксируете ее результаты … когда они будут. Эта ваша некоторая отстраненность обусловлена оперативными соображениями. Еще вопросы?

– Возможно, они появятся в ходе работы.

– Тогда успеха вам. Сергей Мунирович вам поможет.

Офицеры откланялись.

– Василий Андреевич, введите в состав штаба подполковника Чибрыкина Емельяна Никаноровича, уполномоченного контрразведки, и проинструктируйте его.

С НИНОЙ САМОХИНОЙ

– Толя, мне надо с тобой поговорить! – Нина перехватила Свиридова в коридоре, когда он вышел от мальчиков.

Она заметно нервничала последние дни.

– Ну, пошли.

В светлой пустоте комнаты для свиданий она встала лицом к стеклу и сказала сквозь слезы, с трудом выдавливая из себя слова.

– Мой Коля … он такой хороший … и с Васильком они так … сдружились … а я беременна … третий месяц …

Свиридов положил ей руки на плечи.

– А разве это плохо, сестренка? Я думаю, что это хорошо!

– Правда? – Нина повернулась и уткнулась мокрым лицом ему в грудь. – Ты правда думаешь, что это хорошо? А как же … Коленька?

– Конечно хорошо. Ребенок – это счастье …

– Да … Счастье … А если … А когда он узнает … и Василек …

Из ее всхлипываний Свиридов только понял, что отец ребенка – гад и подлец, что Нина очень хочет ребенка и очень боится – всего и всех, и вообще она такая счастливая, такая несчастная … И что ей делать – она не знает, а сказать Коле Петрову – боится пуще всего.

Свиридов, как мог успокаивал ее, гладил по спине.

– Так скажи …

Она плача замотала головой.

– Боюсь …

– А чего боишься?

– Боюсь …

– Хочешь избавиться от ребенка?

– Да ты что – как можно!?

– Ну, и что делать будем?

– Не знаю! – она заплакала навзрыд.

– А кто отец ребенка? – Нина отчаянно замотала головой и Свиридов, решившись, прикоснулся к ее сознанию.

– Он, что, – гад и подлец?

– Еще какой …

И Свиридов «увидел» этого подлеца – прямо ему в лицо противно и самодовольно улыбался профессор Оратынцев. Свиридов прервал контакт.

– Как же ты … с ним?

– Ты … узнал, кто, да? Он … сказал, что если … я не стану … с ним … он меня … снимет с допуска … придется уехать … а Василечек останется здесь … – Нина заревела с новой силой.

– Ну, хватит! Ну, уймись ты! Как я сам не догадался, что ты беременна, – он вспомнил полуодетых мам в сушилке интерната. – Оделась тепло – береглась, и груди стоят, словно пушки …

– Правда … как пушки? Ой, мамочки …

– Да не реви ты! Ты даже не представляешь, как это прекрасно. Женщина расцветает, она – царица, ее тело ликует! … Но ты должна хотеть ребенка и уже сейчас любить его. И он должен знать об этом … А ну, пошли!

– Куда? …

– Идем, идем, – Свиридов провел ее коридором и привел к себе.

– А у нас радость – у Нины будет ребенок!

Нина испуганно взглянула мокрыми глазами на жену Свиридова.

– Нина, милая ты моя, как хорошо! – Тоня обняла ее и повела к дивану. – Садись скорее. Как это хорошо – будет маленький человек … Рассказывай!

– Что рассказывать? – испуганно спросила Нина.

– Все рассказывай – какой срок, когда ждем, кого хочешь?

– Ой!.. – теперь Нина плакала на груди у Тони.

Гриша принес воды.

– Вообще-то я хотел бы сестренку … Мне очень хотелось иметь младшую сестренку … – Гриша сказал это очень тихо и очень серьезно,

– Но Тоня не может … Ничего, пусть будет мальчик!

– Я тоже … хочу мальчика … еще одного … и боюсь …

– Папа, пусть у тети Нины будет мальчик!

– Ты так говоришь … как-будто твой папа может это …

– Ну, я не знаю … Но мой папа может все!

– А Коля уже знает?

Новый приступ рыданий потряс Нину, и теперь ее утешали Тоня и Гриша.

– Тетя Нина, ты кончай плакать, а то нос покраснеет! – очень серьезно сообщил Гриша. – И вообще, скажу я тебе …

Нина, утихая, промокала платком глаза.

– Скажу я тебе вот что … Если дядя Коля тебя любит, и ты его любишь тоже … То вы будете любить сына вместе … Хотя все это не так просто … Я-то знаю!

Теперь досталось и Грише – Нина его тоже всего залила слезами.

– Я пошла?

– Иди и ничего не бойся. Легко не будет … Только не говори Николаю кто отец. А то … Я бы на его месте … убил бы гада …

ВАСЕНЬКА, У МЕНЯ БУДЕТ РЕБЕНОК

– Васенька, ты знаешь … а у меня будет маленький ребеночек!

– Я знаю, мама. А дяде Коле ты сказала? Надо сказать.

– Я боюсь …

– Зря. Чего бояться? Он тебя любит. Ты же не по доброй воле …

– Ты знаешь?!

– Мама, успокойся. Мало ли чего я знаю. Ты расскажи дяде Коле. Или, хочешь, я расскажу?

– Да ты что? Как можно … Пойду, расскажу … Не бросит он меня, нет?

ЧЕРНОМЫРДИН о СИСТЕМЕ

– Анатолий Иванович, это же полный бедлам, а не система! Это же уму непостижимо – такое наворотить!

Черномырдин кричал и размахивал руками, но Суковицина уже не так удивленно смотрела на него, а просто закрыла незакрытую им дверь.

– Вы присядьте, Семен Гаврилович. Присядьте.

– Да, да, спасибо, Галина Климентьевна, я сяду. Но безобразия от этого не уменьшатся!

– Семен Гаврилович, если вы будете так эмоционально выражать свои мысли, то я ничего не пойму, – улыбнулся Свиридов, – А хотелось бы понять. Тем более, что по пустякам вы кричать не умеете. Я не прав?

– Вы правы, Анатолий Иванович, вы как всегда правы. Прошу прощения за крик, но дело действительно безобразное.

Он начал излагать свои соображения так же эмоционально, и Свиридову несколько раз приходилось утихомиривать Черномырдина, но все же в конце концов удалось понять, в чем дело.

Так или иначе все работающие в научном центре делились на две большие, но неравные группы – научно-технический персонал и обслуживающий персонал.

Затем шло деление научно-технического персонала на основной и вспомогательный.

Затем основной научный персонал делился на персонал теоретического обоснования, персонал экспериментальных установок, камеральный состав и архив.

В группу вспомогательного научно-технического персонала входили аналитики всех уровней, электрики и электронщики, сотрудники вычислительного центра, проектно-конструкторского отдела, механической службы обслуживания экспериментальных установок, механических мастерских по обслуживанию экспериментальных установок, отдела снабжения экспериментальных установок, библиотеки, профилактория и НТО первого отдела …

Свиридов прервал Черномырдина.

– Разыщите Рожнова. Я его жду.

Структурные деления обслуживающего персонала было запутаны и усложнены до такой степени, что Черномырдин для простоты и наглядности привел примерную схему так, как она у него получилась. Он всех разделил на внешних и внутренних – во внешние подразделения у него попали охрана периметра, персонал контрольно-пропускных пунктов, цензура и управление. Внутренние структуры обслуживающей группы так же содержали охранные подразделения – охраны территории, отдельных объектов на территории и постов.

А еще там была дирекция – не имеющая отношения к научно-техническому персоналу; администрация, так же не имеющая к этому отношения; персонал медико-санитарных учреждений; персонал многочисленных пищеблоков и буфетов; персонал многочисленных служб общетехнического назначения; целый букет подразделений бытового обслуживания – торговля, стрижка, починка, уборка помещений, стирка и чистка; культура – снова библиотека, биллиардная, спорткомплекс, оздоровительный центр; персонал поэтажного обслуживания корпусов, персонал администрации корпусов, персонал групп контроля и еще куча надзорно-контролирующих подразделений, связанных с первым отделом, с управлением режима, с управлением контрразведки и еще черт знает с чем. Здесь же был и первый отдел.

– Я видел схему у Шабалдина – она ничего общего не имеет с тем, что я перечислил. Суть же в том, что в зависимости от того, в какую клеточку попал человек, будет зависеть система и величина оплаты труда, социальные привилегии и всяческие льготы. Система построена на полной дискриминации человека! Сотрудник из штата профилактория – а это относится к вспомогательному научно-техническому персоналу – совершенно не адекватен сотруднику подразделения медико-санитарного подразделения из группы обслуживающего персонала. И оплата труда совершенно разная, и льготы по обслуживанию. Анекдот – два врача, выполняющие одинаковую работу, но состоящие в штатах разных подразделений имеют разные системы оплаты и льгот! Один получает полное обеспечение бесплатно, а зарплату на личный счет, а другой – получает зарплату деньгами, и все его льготы – это продукты без очереди и по льготной цене. У одного – полный пансион, жилье, инфраструктура гостиничного типа, а у другого – наемная квартира или комната и инфраструктура городского типа. Причем перейти нельзя. Например, из первого отдела группы обслуживающего персонала нельзя перейти в аналогичную структуру в группу научно-технического персонала – там все системы материального поощрения разные, и уровни разные. Думаете, внутри групп системы социально-бытового обслуживания одинаковы? Ничуть не бывало! Электронщики могут пользоваться услугами магазина – того, что называют «супермаркетом», а электрики – не могут. Аналитики, сотрудники вычислительного центра – могут, а сотрудники НТО первого отдела и работники механических служб – не могут. И так далее. Если пересчитать в условную заработную плату, то в результате я получил разницу в оплате труда за одинаковый труд в пять раз!

Рожнов уже сидел за столом и слушал Черномырдина.

– Семен Гаврилович, а как сложилась такая система? – спросил он.

– А системы нет. Есть фрагменты, узаконенные распоряжениями, приказами, постановлениями, а единой системы – нет. Даже документа такого нет – структуры и ее дробления!

– И как же вы раскопали все это? Да так быстро.

– У меня свои методы. Когда идешь от зарплаты, то быстро выходишь на структуру. Есть цифры, есть данные… – закончил Черномырдин, возмущенно и растерянно разведя руками.

– Это – серьезно. С этими вещами я уже сталкивался. Вам вместе подготовить доклад на мое имя и начать разработку более рациональной структуры, в том числе систем материального поощрения и льгот. Меня тревожит наш жилой фонд в городе и его обслуживание, обратите на это особое внимание. А вам, Семен Гаврилович, большущее спасибо за проделанную работу.

ПАПА, Я НАПИСАЛ ПИСЬМО

– Папа, я написал письма, ты посмотри. Поправь, если я чего не так написал, я перепишу.

Свиридов развернул листок.

«Привет, Никанор! Привет тебе с жаркого юга. Я уже загорел за эти несколько дней и начинаю прятаться от солнца. Но вода такая приятная, что вылезать не хочется, но меня пасут и вынимают силой. Но с Олегом мы находим скрытые пути и уходим от наблюдения. Не думай, что мы уж очень разгулялись тут – ничего подобного, меня тут учить взялись всерьез. Тиранят вовсю! Видела бы ты, что со мной делают! А грозятся, что будет еще тяжелее и еще строже. Хорошо, что приехал Семен Гаврилович, он и к Олегу, и ко мне очень добр и всегда нас защищает, только вот от него самого уже теперь никакого спасения нет. Раньше хоть ты меня защищала. Как ты живешь, какие у тебя новости? Никого еще не загрызла? Как родители? Не очень тиранят тебя? Я тебя частенько вспоминаю, когда рисую или когда выбираю натуру. Мне Тоня позировала для портрета, заодно я попробовал нарисовать ее с косами (как у бабы Гали), а потом тебя с прической, как у Тони. Получилось очень интересно, мы с Тоней даже удивились – у тебя такая солидность появляется. Поэтому учти – если хочешь выглядеть солидной старой лоханкой, сделай прическу, как у Тони. Только вот у Тони эта прическа ее не молодит – я попробовал удлинить ей волосы, и она сразу выглядит старше. Она этому тоже удивилась, и мы даже поиграли с ней с прическами и волосами. Папа много работает, но позагорать и поплавать с нами время находит. Он мне разрешил немного поездить за рулем, но дороги здесь плохие, и особого удовольствия мне это не доставило. Тут интересные ребятишки живут, местные, мы подружились и теперь у нас своя кампания – все-таки веселее. Пиши, что нового у тебя и как ты живешь. Все приветы Семен Гаврилович довез в целости и сохранности. Приветы тебе от папы и от Тони.

Обнимаю тебя. Твой Гриша.»

Второе письмо было адресовано Галиным.

«Здравствуйте, баба Галя и деда Вася! Я уже без вас скучаю, а когда вы получите мое письмо, буду скучать еще больше. Живем мы хорошо, каждый день купаемся и загораем. Купаться мне очень нравится, только меня из воды все время вытаскивают и говорят, что хватит. Будто я сам не знаю, когда мне хватит. Вон папа и Тоня купаются много больше меня и ничего. А еще мы едим всякие фрукты и пьем парное молоко с настоящим черным хлебом. Никогда не думал, что это так вкусно. Корову еще не видел, надо будет сказать ей спасибо за такое вкусное молоко, а может быть даже подарить ее портрет. Немножко рисую, потому что меня старательно мучают всякими занятиями и грозятся устроить экзамен на всхожесть, который называется экстерн. Наверное, что-то противное, но пока точно не знаю. Папа много работает, Тоня осваивает иностранную швейную машинку, а так все в порядке. Как дела у вас? Как давление у деда? Баба Галя, ты ему там спуску не давай, пусть только попробует не прочесть тебе это! Я тогда приеду и разберусь с ним. Что там поделывает вся окружающая среда? Семен Гаврилович привез нам все приветы от вас, и мы с радостью посылаем вам свои, и передавайте их всем, кто нас знает. Отдельные приветы разбойникам Скворцовым и всем другим разбойникам, а также бандитам из лесной школы. У нас тут леса нет, так, мелкие кустики и вся тень искусственная, поэтому даже в тени загораешь, как на сковородке, а из животного мира один верблюд (чучело) и много ящериц (нарисованных). Вам привет и всякие хорошие пожелания от папы и Тони. Веронике я написал письмо с кучей приветов, но все равно поцелуйте ее от меня.

Я вас обнимаю и крепко целую. Гриша.»

– Мне твои письма понравились. Ты все написал правильно – мы же на юге загораем. А почему ты Уличке ничего не написал? Или считаешь ненужным?

– Нет. Просто пока не получается … А вспоминаю ее все время – невольно как-то получается … А письмо не выходит …

Вечером по заведенному порядку Свиридов просматривал документы в штабе.

В материалах, полученных из Москвы, его внимание привлекла шифрограмма с неприметным текстом. Но прочитав ее внимательно Свиридов понял смысл – генерал Сторнас информировал его о возможном приезде генерала Нефедова.

НИНА САМОХИА ЖДАЛА НИКОЛАЯ

Нина Самохина ждала Николая Петрова на улице.

– Ниночка, что-нибудь случилось? Что это Василек меня вызвал?

– Пойдем, пройдемся.

– Ты, что, плакала? Не надо, нет ничего стоящего, чтобы тебе плакать.

– Ой, Коленька … Хотелось бы …

Они прошли молча до конца корпуса и повернули в лес.

– Коленька, выслушай меня … Только не перебивай … Я к тебе очень серьезно отношусь … И к нашим с тобой отношениям тоже очень серьезно отношусь … Я тебя полюбила …

– Я к тебе тоже серьезно отношусь, и люблю тебя …

– Не перебивай, пожалуйста! Только у меня есть сын …

– Ну, не дури! Вася мне не чужой, он твой сын, значит … Да и мы с ним …

– Коленька! Да беременная я! На третьем месяце!

Нина хотела вырвать руку и убежать, но Николай не дал, и ей пришлось идти дальше рядом с ним.

– Не было у меня никого, – не выдержав продолжила Нина, – Меня этот гад силой взял … изнасиловал … А теперь третий месяц …

Они опять шли молча и опять Нина не выдержала.

– Я виноватая перед тобой … не знаю, в чем, но виноватая … Прости меня, если сможешь …

– В чем ты передо мной виноватая – я знаю … В том, что сказать боялась. Стало быть, мне не верила … Это, стало быть, первое …

Нина замерла и сжалась.

– И опять же мне не верила … Если я тебя люблю … если ты меня любишь … то как я могу не принять твоего ребенка? Ну, объясни?

Нина ревела в голос, пыталась что-то сказать, а Николай вытирал ее лицо платком и обнимал.

– Прекрати рев. Ему вредно.

– Что? Что ты сказал?

– Я сказал – ему вредно. Прекрати. Успокойся. И пошли в тепло, а то сопли замерзнут.

– Коленька!

Они, не раздеваясь, поднялись на второй этаж, нашли свободную комнату, закрыли дверь.

Нина обессилено опустилась на диван, но Николай поднял ее.

– Разденься хоть.

Он помог ей снять полушубок и усадил. Потом стал снимать сапожки. Нина тихонько счастливо плакала. Он так осторожно разувал ее, так нежно гладил ее ноги.

– Тебе не будет жарко? Давай, сниму рейтузы.

– Давай …

Она почувствовала его руки на поясе, на бедрах. Он осторожно стал стягивать рейтузы, стараясь не стащить с нее одновременно и трусики, а Нина привстала и помогла ему.

– Ты из-за него мне … не позволяла? – он так и не сел рядом, а устроился около ее ног на полу и стал целовать ее колени.

– Врач сказал – дней через десять уже можно будет … Уж три прошло …

– Подождем … Где же он там у тебя?

Нина вытянулась, отдаваясь его руке.

– Коленька, милый … Ты взаправду не винишь меня? Мне ведь знать надо …

– Не береди … Сама сказала – силой взяли … Чем ты виновата? А он чем виноват? – и он нежно погладил то место, где, как он думал, уже находился неведомый никому еще человечек.

ПРИЛЕТЕЛИ УМАРОВ и ИВАНИЩЕВА

Прилетевших Умарова и Иванищеву Свиридов встретил в главном административном корпусе, в штабе.

– Ангелина Митрофановна, позвольте представить вам полковника Свиридова.

– Свиридов Анатолий Иванович. Очень приятно. – Свиридов поцеловал протянутую руку.

– Ангелина Митрофановна Иванищева.

– Здравствуйте, Эрнест Умарович!

– Здравствуй, Свиридов, здравствуй. Мы здорово устали с дороги.

– Комнаты вам подготовлены, все разговоры завтра. А сейчас по кружечке парного молока со свежим хлебом? Пойдемте в буфет.

Приехавшие с удивлением осматривались в буфете – уютно, небольшие столики под накрахмаленными скатертями, мягкий свет, сверкающая стойка, такие милые и домашние девушки с косичками и главное – под белыми салфетками оказались глиняные кружки с настоящим парным молоком, а хлеб был ржаной, духовитый.

– Анатолий Иванович, это ваш агитпункт? – с удовольствием вдыхая запах хлеба спросила Иванищева.

– Нет, Ангелина Митрофановна, это наш штабной буфет. В корпусе, отведенном для вас и ваших сотрудников, есть и такой же буфет, и столовая с таким же молоком и хлебом. И множество всяких других приятных удобств. Когда приедут ваши сотрудники?

– Часть должна прилететь послезавтра, остальные – попозже. Я хочу разобраться, насколько Эрнест Умарович прав, что здесь уже есть фронт работ.

– Вот завтра мы с вами побеседуем и разберемся, с чего начать и кто понадобиться в первую очередь. А сейчас, если вы не возражаете, вас проводят в вашу квартиру. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Иванищева в сопровождении Суковициной вышли.

– Как дела, учитель?

– Это я у тебя должен спросить, Свиридов – как дела?

– Для медиков большинство оборудования уже прибыло, можно начинать монтаж. Но для них появилась срочная и не запланированная нами ранее работа. Может быть, завтра? Вы устали.

– В двух словах.

– Детей, таких, как Олег Ерлыкин, оказалось больше, еще семеро. Таким образом мы имеем восемь матерей и восемь мальчиков. Одна пара – сопряженные телепаты, как мы их назвали, остальные матери такими способностями не обладают. Из отцов в живых пятеро, все работают в городе рядом. Надо исследовать эту группу подробнейшим образом.

– Да, материал интересный. Давай завтра все обсудим вместе с Иванищевой – она женщина серьезная, хоть и с заскоками. Ученица Тимофеева-Ресовского, чем весьма гордится.

– Того самого?

– Того. А сейчас – спать хочу. Проводи меня. Как там Антонина? Как Гриша?..

ВЕЧЕРОМ СО СКВОРЦОВЫМ

– Ну, как, познакомился с коллективом? Как Верещатская?

– Знакомлюсь. А она ничего, деловая. Только серьезная очень – шуток не понимает. Ладно, поживем – увидим … Ты-то как?

– Соскучился без тебя. Ей богу!

– Тоню не обижай – разве она ни все время около тебя?

– Что ты! Тоня … Тоня – это такой подарок судьбы … А ты – это ты.

– Давай по маленькой?

– Давай.

– Ну, рассказывай. Ты так тогда умчался, ничего не объяснил. Как дела-то?

– Сложно. Сколько времени прошло … По работе, вроде бы, все идет путем, из графика не выбиваемся, но вокруг … Я тут такого наворотил …

– Давай, давай, выкладывай.

– Я тут настоящей мафии на хвост наступил. Ненароком. А раскрутилось такое … прямо как в жизни – только тронешь, так потом не остановишь. Было все чинно-благородно – закрытый город, а при закрытом городе – закрытый научный центр. Ты теперь понял, откуда все наши разработки пришли? Отсюда.

– Но то, для чего ты сюда приехал, не конструкционные материалы?

– Новый проект? Нет, но это – потом. Так вот: копнул я случайно. Или не случайно – нарушение установленного порядка было формальным, а по существу весьма серьезным. Так и оказалось. И за жабры я – опять случайно? – взял серьезную рыбу. Чтобы его освободить дружки его подельники организовали захват Тони в заложницы.

– Ну!? Серьезно!? Как она … То есть – все нормально? У них не вышло? Ее не захватили? Да говори ты!

– Не дергайся. Она тебе сама расскажет. Но захватить ее они сумели, только я освободил ее очень быстро … Испугался – ты себе не представляешь … Без жертв не обошлось … Но все это вскрыло такой нарыв!

– Все-таки, как она? Как она пережила это?

– Витя, она – профессиональный разведчик. Ты понял это давно, хотя вот так, в лоб, никогда мы тебе этого не говорили. А профессионалу приходится и не такое …

– Все равно, Толя, она – женщина. И это надо учитывать, неужели непонятно …

– Да все понятно. И я, и Гриша потом старались вовсю, чтобы ее успокоить. Гришка от нее не отходит, я даже ревную – они вместе времени больше проводят, чем со мной …

– Ну и дурак. Ревновать такую женщину! Хотя только такую и ревновать – без повода, без причины, просто так, потому что любишь … Ты еще ко мне ее приревнуй. Серьезно. Я к ней очень тепло отношусь, с любовью, она меня тоже считает близким человеком, делится со мной своими заботами … Ладно. Давай дальше. Не получился у них захват заложника …

– И проявились все заинтересованные лица. И проявился мой характер – бить, так уж как следует, чтобы не встал. С десантниками, с оперсоставом горотдела ликвидировали всю преступную группировку под корень. Тоже без стрельбы не обошлось, но кончилось все малой кровью. И их, а не нашей. Оказалось вовлечено в дело столько всякого разного народа, столько всяких связей повылезло! Свидетелей с большим запасом опасной информации уже начали убирать, ведомства забеспокоились – прислали своих следователей, приехала комиссия партконтроля … Связей много оказалось, и не только в преступном мире.

– А чем они промышляли? Какие цели у них были, чем занимались?

– ЗАТО – закрытое административно-территориальной образование, со своими законами и ограничениями. Например, уезжая отсюда нельзя с собой увезти недвижимость и драгоценности. Золотишко там, украшения. Только деньги. Преступная группа занималась вывозом отсюда этих запрещенных изделий – от конкретных лиц конкретным лицам. Но это было не основным, а побочным занятием – основным была транспортировка наркотиков, героина.

– Наркотики? И куда же их перевозили? Зачем?

– Святая простота. Наркотики – самый выгодный и дорогой товар, и наркодельцы – самые богатые люди в мире. А наш рынок – неосвоен и необъятен, лакомый кусок. Вот и создали здесь группу для переправки наркотиков, используя недосматриваемые спецгрузы, военно-транспортную авиацию. И все под крылышком начальственных чинов из … из серьезных ведомств. Группа для захвата Тони была сформирована из уголовников начальством местного лагеря. В городе функционировал дом терпимости с девочками и наркотиками под видом женского общежития местного завода. Городской прокурор там был завсегдатаем …

– Слушай, да об этом роман можно писать! Но когда ты успел – за какие-то два месяца?

– Так это же далеко не все – я же тебе мелкие подробности не рассказываю, а они сами по себе тянут тоже на многотомный роман каждая. Но при этом, учти, никто с меня основной работы не снимал.

– И когда же ты со всем этим управился?

– Трудно сказать. Пытаюсь управиться. Только времени не хватает. Вот сегодня приехала одна очень важная женщина – биолог. Без нее вся наша работа никому не нужна. Вот теперь можно разворачиваться как следует. Но про все про это я расскажу тебе в другой раз.

ЗАПИЛ СВАРЩИК

– Анатолий Иванович, Музыкантов!

– Да, Михеич. Слушаю тебя. Да не части ты! Ну … Ну … Ну … .....

– Я сам съезжу! Работай! Резерв есть? Заменить его, говорю, есть кем? Все!

– Двое, видео, машину! Галина Климентьевна, я в город отлучусь.

Машина долго пробиралась по нерасчищенным улицам.

– Тут бы нашего «козлика» надо, куда этой японской красотуле … – ворчал водитель.

Но все же они добрались – почти на самом конце улицы, упиравшейся в сплошную стену тайги, за повалившимся забором стоял ветхий домик. Пес тявкнул и спрятался под крыльцо. Ступеньки жалобно заскрипели под ногами Свиридова и его спутников.

– Дома есть кто? Здравствуйте.

Провисший потолок, покосившаяся печь в трещинах и совсем не к месту полированная мебель и ковры – на полу, на стенах. Двое ребятишек в теплых костюмчиках, уцепившиеся за нарядную юбку матери, неяркий свет через маленькие окошки, наполовину завешенные богатыми занавесками.

– Здравствуйте …

– Андрей где?

– Да вон лежит, как с вечера принял лишнего … Нет, вы не подумайте, он не пьяница, нет … А вы кто будете?

– Я полковник Свиридов, начальник научного центра. Эти товарищи со мной. Попробуйте его отрезвить, – кивнул он сопровождавшим его офицерам. – А вас как величать?

– Варвара Самсоновна.

– Анатолий Иванович. Сядем, Варвара Самсоновна. Пока там его пытаются привести в чувство, поговорим. Смотрю, дом у вас неважнецкий …

– Так из-за этого, он, почитай и напился вчера. Михеич говорил – не надо, сходи к Свиридову … то есть к вам, выходит? А мой-то …

Она заплакала и Свиридов решился и вошел в ее сознание. Оказалось все до глупости просто – переселили их при расширении завода, даже дом не дали разобрать и перевезти из-за срочности, обещали дать жилье, а пока поселили в этой развалюхе, даже корову негде поставить, Андрюша ходил-ходил по начальству жилищному, да что толку – нет возможности, нет денег, нет материалов. Сам бы поправил – так материалы нужны, да и на работе с утра до вечера, пока оттуда доберешься, до затемно встать надо – до автобуса минут сорок пешком идти-то. Вчера снова пошел к этому инспектору, а тот ухмыляется и на взятку намекает, да еще нос воротит – пахнет от тебя что-то нехорошо, как ты посмел прийти такой-сякой! Конечно, деньги собрать можно, Андрюша хорошо зарабатывает, вон и мебель купили, да уж очень погано это … Что это столько важных людей понаехало, как бы Андрюше плохого не сделали, прогулял ведь …

– Посидите с детишками пока тут. А я посмотрю ваш дом. Снимать!

Стены кое-где в углах заиндевели. На коврах, что висели по стенам, виднелись белые полоски инея, потолок провис и держался на подпорках.

С улицы ввели расхристанного сварщика со снежинками и каплями талого снега в волосах.

– Анатолий Иванович … Анатолий Иванович! – бухнулся тот на колени.

– Тебе бы не на колени вставать по пьяному делу, а головой маленько поработать – глядишь, и толк был бы … Смирнов! Валиков!

– Да, командир.

– Поезжайте в горсовет и привезите сюда председателя горсовета Забалуева. Добром не поедет – силой привезти. Исполнять.

Сварщик так и сидел на полу, опустив голову.

– Ты говорить-то можешь?

– Могу …

– Почему терпел?

– Так обещали … Власть …

– Ты к Шабалдину ходил? Ко мне пришел?

– Так мы городские – нами только горсовет занимается … Центр нам не помогает … И жилья не дает …

– У кого вчера был? У какого инспектора? Помнишь хоть?

– Сейчас … Рожа такая раскормленная, так и хочется к печке приложить … Пашкаев его фамилие …

– А чего напился?

– Так … Я вкалываю … А он в теплом сортире цельный день сидит и еще измывается, гад … Давить таких надо … А тут Варя, детишки … Придешь домой – руки опускаются …

– Сказал бы я тебе, да жена твоя услышит … Грамотный? Писать-то можешь? Вот и напиши все, как есть. И почему напился, и как дошел до жизни такой.

Свиридов еще раз прошелся по комнатам, прикидывая, что и как можно подправить. Потом прошел на улицу, вышел на дорогу. Лес стоял тихий, ветер гулял где-то в вышине. До леса по улице стояли еще два дома, ненамного лучше по внешнему виду. Пес осмелел и вышел познакомиться с гостем.

Натужно воя мотором показался белый джип, из него вышел Смирнов.

– Товарищ командующий, гражданин Забалуев доставлен!

– Здравствуйте, Владислав Галилеевич. За способ доставки – прошу простить, но думаю, что на этом ваши неприятности на сегодня не кончатся. Прошу осмотреть жилое помещение и дать оценку пригодности его к проживанию.

Забалуев прошел в дом, Свиридов подождал его и когда тот вышел – кивнул видео-оператору.

– Что скажете?

– Жилье в аварийном состоянии, для проживания практически непригодно. У нас в городе в так называемом частном секторе вашего центра таких домов много, хотя этот, наверное, из самых плохих.

– Так. Почему гражданину Летюхову было отказано в помощи?

– Я не в курсе. Это дело жилотдела … Зачем он снимает?

– Сколько домов в аварийном состоянии в составе жилого фонда завода?

– Но у них же нет частного сектора … И аварийных зданий нет …

– Таким образом вы утверждаете, что ветхий жилой фонд с домами в аварийном состоянии есть в городе только для работников научного центра?

– Ну, зачем же так формулировать … Научный центр последнее время не выделял средств на обслуживание жилого фонда. А средства завода мы не могли …

– Вы представитель Советской власти или завода? Вы, если мне не изменяет память, председатель городского Совета депутатов трудящихся. Советская власть. Так почему у вас одни советские граждане белые, а другие – черные? Почему об одних вы заботитесь, а о других – нет?

– Но горком партии …

– С вами ясно. Поехали к вашему сотруднику Пашкаеву домой, а потом на работу. Хочу посмотреть на его жилищные условия и на него.

Квартира у Пашкаеву была недалеко от главной площади в капитальном трехэтажном здании. В уютной и просторной трехкомнатной квартире их встретила жена Пашкаева – крепко сбитая полная крашеная блондинка в китайском цветастом халате. Оказалось, что детей у них с мужем нет, а она не работает, так как для нее, специалиста по культуре (как она выразилась) в городе просто нет работы.

Сам Пашкаев оказался полненьким коротышкой, угодливым до приторности и готовым выполнить любое распоряжение начальства. Он ничего не отрицал, ни в чем не оправдывался, а все обещал сделать завтра, сейчас же, сию минуту …

Разговор продолжился в кабинете Забалуева.

– Что делать будем, Владислав Галилеевич? Снять вас с председателей горисполкома – дело нехитрое, раз плюнуть, как говориться. Горком партии вам тут не поможет – им бы самим уцелеть, к ним сейчас такие зубры из комиссии партконтроля ЦК приехали … Хотя там и без зубров и иных прочих зверей им ничего не светит, кроме …

Свиридов прошелся по кабинету председателя.

– Работать будете? Без дураков? В чем-то помогу, в чем-то прижму, но работать вы, как мне представляется, умеете и можете. Будете ли?

– Буду. Но ведь не вам это решать, не так ли?

– Сейчас – мне. Договорились. Я приеду к вам послезавтра, поговорим о жилье и строительстве. А пока – Пашкаева уволить. Из квартиры выселить. Ни на какую руководящую работу не принимать – пусть дворником идет к Дерендяеву. Заартачится – объясните ему, что про его взятки я все знаю, и если он начнет рыпаться, то придется отвечать по всей строгости закона. А квартиру – переселенческий фонд у вас есть? Вот в этот фонд и передайте. А если кто протестовать будет – присылайте ко мне, я о них позабочусь…

РАЗГОВОР с ИВАНИЩЕВОЙ

– Ангелина Митрофановна, давайте начнем с того, что командующий полковник Свиридов с его полномочиями и возможностями имеет две ипостаси. Первая – я должен сделать все, что требуется, для вашей плодотворной работы. Это не ваше дело – думать о том, где посадить сотрудника, где он будет спать и что он будет есть, во что и как он будет одет … Это мое дело, и я должен сделать все так, чтобы полностью вас и ваших сотрудников обеспечить всем необходимым. В производственном и бытовом плане.

– Но это же чудесно! А развлекать вы нас тоже будете?

– Обязательно. А вторая моя ипостась – тоже как командующего – осуществлять руководство вашей работой так, чтобы эта работа была направлена на решение заданной проблемы и с наибольшей отдачей. С максимальным эффектом.

– Это уже интересно! Как же вы предполагаете руководить нашей научной работой? Построите нас по росту? Вы ученый? Вы специалист в вопросах генетики? Или хотя бы общей биологии?

– Видите ли, в последнее время я больше интересовался работами зарубежных специалистов – Европа, США. Вот в Техасском университете …

Минут через двадцать Иванищева остановилась на полуслове и вдруг поняла, что она увлеченно спорит с этим полковником по сугубо научным, очень близким ей и вообще мало кому понятным вопросам.

– Стоп! – она перевела дух. – Это что такое? Как вы меня спровоцировали на научную дискуссию? И откуда вы все это можете знать?

– Но вы-то можете?

– Ну я … А это аргумент! Но мы еще поспорим … то есть я хотела сказать – поговорим об этом?

– Естественно и многократно. Пока посмотрите перечень зарубежных изданий, которые мы начнем получать в ближайшее время.

Иванищева стала просматривать листок, переданный ей Свиридовым, то и дело удивленно поднимая на него глаза.

– И все это мы будем получать? – с величайшим удивлением спросила она. – Некоторые из этих изданий я не могла заказать даже через Ленинку. А это что?

– Это? Это препринты университетов, там бывает много занимательного. У нас уже кое-что есть в библиотеке, посмотрите, может быть и найдете что-нибудь полезное. Обратите внимание на работы по созданию ячеек памяти с использованием молекул ДНК. Да, да – в Санта-Фе уже додумались и до этого, и по нашим данным у них кое-что получается.

– А я вас предупреждал, Ангелина Митрофановна! – в первый раз за весь разговор подал голос Умаров. – Тут лаптей не плетут!

– Я так понимаю, Эрнест Умарович, что замечание насчет лаптей следует понимать, как призыв быть ближе к делу? Давайте. Вот вам, Ангелина Митрофановна, для затравки. У сотрудниц, работающих на наших установках, рождаются дети, обладающие аномальными способностями. Во-первых, они телепаты. Общаются между собой в словесно-смысловой и образной форме. Это им было настолько присуще, что они даже говорить в звуковой форме не считали нужным.

– Это правда? … На самом деле? … – Иванищева была настолько ошарашена, что не знала, что спросить.

– Это далеко не все. Эти дети – а выживали только мальчики, девочки умирали при родах – получили способность устанавливать эмоционально-знаковую связь со своими матерями еще до своего рождения. И это полное информационное единство матери и ребенка продолжается уже семь лет – это наибольший возраст мальчика, обладающего такими способностями.

– Что вы называете информационным единством? Что это такое?

– А это когда все чувства одного полностью доступны обоим, все до мельчайших эмоций.

– Этого быть не может.

– Совершенно с вами согласен – этого не может быть потому, что этого не может быть никогда. Но это – есть. Добавьте к этому способность этих детей к обучению, к чтению мыслей окружающих и к проникновению в их информационные поля …

– Полнейшая чушь!

– Вот именно. Вам представится возможность самостоятельно убедиться в этой чуши – мальчики пороются у вас в памяти и достанут оттуда такое, что кроме вас никто и не знает. С вашего, естественно, согласия и разрешения.

– Постойте, Анатолий Иванович … Вы же серьезный человек … И вы хотите меня убедить, что какие-то мальчики не просто бытовые телепаты, а еще и информационные экстрасенсы? И еще эмоционально-чувственно связаны со своими матерями?

– Вы в этом будете убеждаться сами, без моей помощи. А смысл всего, что я вам пытаюсь объяснить, один – надо произвести серьезнейшее обследование детей и родителей, и найти, в чем тут дело.

– Так … Но ведь это где-то совсем рядом с тем, о чем говорил мне Эрнест Умарович – воздействие непонятных мне излучений на наследственно-генетический механизм?

– Не рядом. А именно то самое и есть. Просто объекты появились неожиданно – о существовании мальчиков с их особыми способностями стало известно недавно. До этого было известно о существовании только одного такого мальчика, а теперь их восемь. Вот вам и поле для работы, для развертывания исследований.

– Подробнейшие биологические и генетические исследования … Вы знаете, сколько это стоит? Ах, да, это не мое дело. Когда я смогу начать? Можно увидеть этих мальчиков?

– Да хоть сейчас. Они гуляют вон за тем корпусом.

– Или лучше подождать, пока приедут мои помощники? И развернуть все как следует? Черт знает что, я уже начала советоваться с вами, Анатолий Иванович!

– Познакомиться с мальчиками можно и сейчас. Пугать их исследованиями сразу не стоит, хотя они примерно знают об этом – как, Эрнест Умарович? Подведите их к этому постепенно, а пока попытайтесь освоится с их способностями – к ним, действительно, нелегко привыкнуть.

– А может быть, даже нельзя привыкнуть. – дополнил Умаров. – Вы не расстраивайтесь, Ангелина Митрофановна, Свиридов умеет вышибить из седла любого. Если учесть, что он еще далеко не все сказал …

– Что!? Он еще не все сказал!?

– Анхелина, ты еще прекраснее, когда сердишься! – ответил ей Свиридов на немецком языке.

Умаров рассмеялся.

– И он еще ругается на иностранных языках, – улыбнулась Иванищева, – Ну, что за мужчина – просто душка. Будем считать, что вы ничего плохого про меня не сказали, не так ли?

– Вам перевести? Свиридов сказал, что вы еще прекраснее, когда сердитесь.

– Я же говорю – душка … Так я подумаю, как лучше организовать обследование – психологические, физиологические, генетические … И приду к вам, коварный мужчина … Не сердитесь, привыкайте – я тоже не сахар … Мне почему-то кажется, что лучше всего будет, если с этими мальчиками познакомите меня вы. Я не права?

– Как же такая изумительная женщина может быть неправа? Этого просто не может быть. Она может только заблуждаться …

В ГОРКОМЕ

В здании горкома партии было удивительно тихо и все ходили на цыпочках.

В кабинете первого секретаря их встретил коренастый мужчина с хитрым крестьянским лицом, с простецкими манерами и удивительно цепкими внимательными глазами.

– Коноплев, Алексей Васильевич, – представился он. – Председатель комиссии партийного контроля, созданной специальным решением Центрального Комитета.

Усадив гостей Коноплев раскурил трубочку.

– С Назаром Захаровичем мы уже немного знакомы, – начал он, – А вот с вами, товарищ Свиридов, мне очень хотелось поговорить. С материалами дела я знаком, по отдельным моментам к вам вопросы будут у моих помощников. А у меня один общий вопрос. Как такое могло случиться? Ну, кто из вас первый?

– Давайте я попробую, – начал Брызга, – Мы несколько раз пытались заслать своих людей в преступные группировки, и все безрезультатно. Если бы мы были более настойчивы, более успешно …

– Нет, пожалуй это не ответ. А вы, Анатолий Иванович, как считаете?

– Думаю, проблема значительно сложнее. И значительно проще. Значительно сложнее – очень много всяких факторов сыграли свою роль в образовании и разрастании преступной группы. Значительно проще – ничего бы подобного не было, если бы была налажена работа с людьми. Все аспекты этой работы – и политико-воспитательная, и культурно-массовая, и работа с молодежью, и с неработающими, и с разнообразным контингентом бывших заключенных и условно расконвоированных … Работа с людьми – основа нормального функционирования, здорового функционирования любой системы, включающей человека …

– Интересно. Значит, вы считаете, что недостатки в политико-массовой работе явились причиной рассматриваемых нами преступлений?

– В принципе – да. Когда функциональные части системы перестают выполнять свои функции, а принимаются работать для своего воспроизводства – начинаются сбои в системе. Только сегодня утром мне пришлось столкнуться с таким проявлением деятельности городских властей, когда вместо выполнения своих прямых обязанностей чиновники занимались и взятками, и устройством своих личных дел. Я, например, внимания горкома к своим заботам не чувствовал – я имею в виду заботы научного центра. И партийная организация центра такого внимания тоже не ощущала.

– Вы член горкома – как же так.

– Я не член горкома! И был я тут один раз – когда представлялся как член партии.

– Не может быть!!! Вы же … У вас толковый секретарь?

– Нет, у нас старательный, но совершенно неопытный человек. Еще немного – и я привезу своего комиссара. Запрос в ЦК я уже направил, но не хочу проявлять самоуправство.

– Похвально. Особенно если учесть вашу славу неуправляемого диктатора. Но все же, не можете ли вы более подробно дать картину появления здесь такого махрового клубка преступлений?

– Попробую. Только прошу учесть, что многие моменты – секретны, и говорить о них я буду с большими ограничениями.

– Ну, вы говорите с председателем комиссии партийного контроля Центрального Комитета.

– Если я получу прямое указание моего руководства, и не иначе. Дело еще не кончено.

– Тогда – насколько можно на сегодняшний день.

– Преступная группа появилась в городе не случайно. Где-то и кто-то – для простоты опустим – разработал план создания перевалочной базы. Имелось в виду транспортировка наркотиков от оптовых поставщиков с юга к оптовым покупателям центра. Для осуществления плана кем-то – опять опустим – сюда стали поступать соответствующие кадры по каналам Управления исполнения наказаний МВД. Под чужым именем прибыл и был расконвоирован матерый уголовник для руководства всеми делами. Ему передали связи. Интересно, что в этих мероприятиях принимала участие не только наша система МВД, но и американское ЦРУ. Это для вашего сведения, в материалах дела вы этого не прочтете.

– Это действительно так?

– Еще бы. По каналам наркомафии ЦРУ внедрило в наш закрытый город своего агента. И торговые связи ему выделило от своих щедрот. Но пойдем далее. Почему преступная группа так быстро смогла здесь развернуться? Именно потому, что работа с людьми велась формально, для галочки – начальство лагеря воровало в открытую, строило себе загородные особняки, а этого якобы никто не видел. Почему? Почему должностные лица не проявляли элементарной бдительности? Почему прокурор города шлялся в бордель и приобщался там к наркотикам, а этого никто как-бы не замечал? Почему в городе процветало неравенство работников машиностроительного завода и научного центра в бытовом обслуживании? Опять никто не видел? Почему из ЗАТО можно было отправить посылочку с героином или с золотишком куда угодно? Опять никто не знал? В моем материале, переданном в ЦК, специально есть перечень тех, кто посылал отсюда незаконные посылочки на большую землю. И перечень этот далеко не полный. Бездеятельность, самодовольство, пустопорожнее словоблудие вместо дела – вот вам питательная почва, на которой и расцвела малина преступной группы. Оттуда ей помогли образоваться, а тут ей совершенно не мешали.

– Мрачную картину вы нарисовали. Там помогли, тут не мешали … Все кругом самодовольные болтуны …

– Далеко не все! Но, к сожалению, многие власть имущие. Вон Назар Захарович сколько рейдов проводил, сколько набегов устраивал на дом терпимости до меня. И организаторам все сходило с рук – его просили не мешать нормальной жизни обычного женского общежития машиностроительного завода. А покровители были такие, с которыми ему спорить было несподручно … Вы посмотрите, сколько начальников оказалось причастными к этим делам – хотя бы только во внутренних войсках. А если бы мы привлекли к операции внутренние войска, а не десантников, что бы было? Все бы концы были спрятаны.

– А на чем же, все таки, вы их зацепили? По материалам дела мы этого никак не можем установить. Расскажите, если можно, конечно.

– Тут сработала случайность, ускорившая развертывание событий. Один офицер совершил должностной проступок. Можно было не придавать особого значения и спустить все на тормозах, но я попытался установить причину. И раскрутилось – стоило зацепить, как началось такое! Заключение офицера под стражу привело в движение всю систему. Произошла попытка захвата заложника, при этом погибли люди. Потом вооруженное сопротивление в городе – это все вы можете прочесть в материалах горотдела. Ну, а агентурные данные – да, были и есть агентурные данные. И очень интересные и достаточно подробные. На сегодняшний день в материалах дела около трех с половиной сотен фамилий. Это – прямые участники. А косвенных не считали, это дело следствия. Вы знаете, все затронутые ведомства прислали свои следственные бригады.

– А у вас в центре? Многие оказались вовлеченными в преступную группу?

– Упомянутый офицер, хотя и имел отношение к центру, в нашем штате не числился. Серьезно вовлечен один человек – хранение наркотиков и еще кое-что. И несколько человек, воспользовавшиеся его услугами для переправки на большую землю золота. Его любовницы. Но со своими, учитывая секретность наших работ, мы разберемся сами.

– А установлено ли наличие – или отсутствие утечки секретной информации из научного центра? С машиностроительного завода?

– Пока таких фактов не установлено.

Свиридов и Брызга вскоре вышли из кабинета, а председатель комиссии партийного Контроля Центрального Комитета долго еще сидел в глубокой задумчивости.

ДНЕВНИК ДАШИ

– Анатолий Иванович, здравствуйте!

– Здравствуйте, Дарья Федоровна. Как ваши успехи?

– Какие там успехи … Я вот стала записывать про мальчиков, вроде дневника … Как умею, плохо, наверное … А Юра … то есть Юрий Николаевич говорит, надо вам показать. Вот! Только не ругайтесь очень, я как умела …

– Вы молодец, Дашенька. Ругаться не буду – обещаю. Ваши наблюдения могут оказаться очень полезными. Скоро мальчиков начнут обследовать, вам работы прибавится.

– А это … не больно? Жалко мальчиков, они такие хорошие!

– Я почитаю и завтра к вам забегу. До завтра, Дашенька.

– До свидания, Анатолий Иванович.

У себя в кабинете Свиридов первым делом открыл переданную ему Дашей тетрадь.

Круглым аккуратным почерком были плотно исписаны листы толстой тетради в клеточку.

«В моей жизни произошли перемены. Из интерната привезли семерых мальчиков – сыновей наших сотрудниц, и я теперь буду за ними ходить.

Мальчики совсем маленькие, хотя им уже по пять – шесть лет, а выглядят как трехлетние. Это по виду. Только они особенные. Мне Полина Олеговна объяснила, только я не все поняла пока. И дневник этот не про меня, а про этих мальчиков – может, потом пригодиться.

NN. Их семеро: Саша Кузовенин, Боря Васильев, Сережа Вознюков, Дима Толоконников, Петя Ложников, Вася Самохин и Олег Дзюбановский. Они разные и похожи на своих матерей, но не совсем. Вежливые, аккуратные, очень добрые. Когда Полина Олеговна присматривалась ко мне, я сперва не поняла, зачем это. Но она сказала, что у этих мальчиков отняли несколько лет детства, и новый начальник хочет попробовать вернуть. Мне так жалко их стало, так бы всех обняла бы. А они ласковые и внимательные – чуть что помогают. Даже когда балуются, то слушаются. Полковник Свиридов Анатолий Иванович мне хорошо про них объяснил, и я теперь вижу, с кем они разговаривают молча. У всех их мам есть кавалеры, и мальчики их знают и отличают. Верно знают они много, чего я не знаю, но не хвастают и не смеются надо мною. Очень любят, когда им рассказывают или читают. Сами уже читают легко и быстро, но любят больше, когда им читают. Еще любят, когда приходит кто из особенных, я их теперь знаю, и обучает их. Как они понимают все эти премудрости – ума не приложу, я-то со своим образованием не понимаю, а они-то совсем маленькие! Но понимают.

NN. У нас все время дежурит кто-нибудь из отряда капитана Воложанина – тот говорит, что это объект охраны. Сам он человек еще не старый, приветливый и уважительный, несмотря на … Это к делу не относится, это уже не про детей, и писать про это я не буду. И еще все время мне помогают их мамы – то одна, то две, то трое возятся с мальчиками. Они молодцы, потому что ходят за всеми, а не за своими. Я со всеми подружилась, и с мальчиками из отряда Ю.Н. тоже. Они тоже ходят за всеми, а сыновья их симпатий относятся к ним по-родственному. Мальчики Ю.Н. относятся ко мне, как к своей сестренке, поэтому мне с ними легко и с мальчиками они помогают.

Как мальчики обрадовались валеночкам! Не просто обновке, но рады были и благодарили, как новой неизвестной им вещи. Все им надо знать – а как их делают? А из чего? Такие милые любопытные мордочки. А когда Коля Петров подшил валеночки, как они удивлялись – вроде просто, а как удобно! Когда кто из дежурных начинает какое рукомесло, их не оторвешь.

NN. Мои мальчики растут как на дрожжах. Первый день Гриша, сын полковника Свиридова, казался взрослым перед ними, даже сын Полины Олеговны, которого все зовут просто Мальчиком, хотя он Олег, был много выше, а теперь они подравниваются. Я тут писать не буду, а в конце тетрадки перепишу все данные про них – а их взвешивают, меряют, смотрят каждый день. И они не капризничают, вот что изумительно! Сегодня полковник Свиридов спел им песенку про страну Бразилию и про черепах. Песенка веселая, мы все уплясались под нее. Потом мальчики запросили книжки про страну Бразилию и про черепах, и читали эти книжки. Я бы не стала писать, только книжка про черепах была написана на английском языке – и Петя Ложников разобрал текст и прочел всем, и другие тоже понимают. Хотя с ними по языку не занимались. Я с ними только гимнастикой занимаюся, куда мне больше. Полковник Свиридов обещал, что приедет воспитательница из Москвы, чтобы с ними заниматься, они ни сказок, ни детских стишков не знают. Я помаленьку им рассказываю, что помню, стишки учу с ними, песенки пою. Только я не полковник Свиридов, по ихнему мысленно не умею и мне потом приходится объяснять все, чтобы они поняли.

NN. Сегодня собрались в бассейн, а у меня купальника нет! Вера Ложникова за руку отвела меня в подвал, где всякая одежда, и там намеряла на меня купальник. Вера только кажется грубой, шумит, а сама добрая-предобрая, просто притворяется. У нее кавалер и близкий дружок старший лейтенант Кулигин Никита, так она ему в рот смотрит, только скрывает. В бассейне было много нервов и шума – мальчики Ю.Н. стали учить моих мальчиков по-своему. Мамы благим матом орали на бережку, а я обмирала в воде. Так и хотела отнять и самой на руках по воде пронести. Но все обошлось и мальчики мои поплыли, мамы успокоились, а что купальник у меня был очень наглый открытый никто и не посмотрел. Мальчики сохнуть под кварцем легли не с каждой своей мамой, а кучкой около меня, а все кругом. И послушно переворачивались. И так смешно ныли – просились еще в воду, к мамам с их кавалерами.

Мне тоже хотелось еще поплавать, но я осталась лежать с мальчиками. Когда мы уходили, то встретили полковника Свиридова, и мальчики ему похвастались про свои успехи.

NN. Каждый день узнаю про моих мальчиков новенькое, даже трудно записать. Вот они никогда не соревнуются и не играют – кто первый, кто быстрее. Почему? Бросаем мяч в корзинку, кто быстрее попадет – так они начинают помогать, кто неловко бросает. Наперегонки бегать не получается – бегут кучкой, все вместе, никто вперед не бежит. Гриша Свиридов рисует с ними – ни разу не слышала, чтобы он говорил, кто лучше рисует. А сам он рисует от бога, какие портреты нарисовал.

На улице мальчики ведут себя смирно, но если с ними начать играть и баловаться – то держись, всю тебя снегом закидают да еще кучу устроят. А потом так заботливо помогут отряхнуться и в тепле раздеться – смех да и только! Я их раздеваю и ругаю, что мокрые, а они мне помогают снять с меня мокрое и тоже на меня ругаются. Сперва я их стеснялась – как ни говори, мальчики, но потом перестала – они с матерями привыкли. Спим в одной комнате, спят они спокойно, только иногда Боря Васильев ночью плачет во сне, а так они очень спокойные. Ночью на горшок встают сами, и если не помогать, то вполне управятся, уже в туалет начинают ходить.

NN. Купаю их каждый день – им нравится. Стала в налитую ванну сажать всех сразу, а потом по одному мылить и споласкивать под душем. Смеются и повизгивают, довольные, как поросятки. Они помогают мыть друг дружку, да еще кто-нибудь из мам придет. Был большой конфуз – я когда мою их, раздеваюсь, чтобы не намочится, а помогать пришел Коля Петров, дружок Нины Самохиной. Вот мы с ним моем мальчиков, моем, а потом я спохватилась – батюшки, я же раздетая! Хорошо хоть не до гола разделась – лифчик и трусики оставила. А он ничего, ни словом не показал, и никому потом не сказал. Я к дежурным стала относится как к своим братьям, мало ли какая неловкость бывает. Они ко мне тоже по-родственному относятся, не обижают. Когда я с Ю.Н. гуляю – за детьми посмотрят, и ни смешка, ни ухмылочки.

NN. Полковник Свиридов приходит почти каждый день, или на прогулке с детьми поговорит. Песенку спел нам про Бричмуллу – это кишлак, поселок такой в Узбекистане, около горы Чимган. Там в песне есть слова, которые не для детей – а они все поняли. Это я к тому, что мои мальчики что-то знают про взрослую жизнь. Тут у Гали Вознюковой нелады вышли с Сашей Хитровым, а потом все уладилось и такая она благостная пришла, такая довольная. А Сережа мне и говорит – у мамы с дядей Сашей все наладилось. Откуда он знает? Или когда Елена Архиповна с ними занимается, всякие там книжки и атласы смотрит – кто ей говорит, что Васе нужно пойти пописать, он может заиграться?

Подружились мои мальчики не только с Гришей Свиридовым, Олегом Ерлыкиным, но и с Владиком Медяковым – он наполовину парализован, на коляске ездит, ему уже почти шестнадцать. Ходят к нему в лабораторию, учатся на компьютере. Меня пытаются научить – и толково так объясняют, я все понимаю.

NN. Гриша Свиридов готовится сдавать в школе экстерном, то есть учит все сам. С ним занимаются и Баранов, и Потапович, и Карцева, и Антонина Ивановна (жена Свиридова), и Худобин – много. А теперь придумали учить их вместе – моих мальчиков и Гришу с Мальчиком. Пока им нравится. Владика на коляске мои мальчики уже вытащили на улицу – как же тот был доволен! А тут еще из Москвы приехал интересный человек Семен Гаврилович Черномырдин и Мальчик привел его к нам. Привел и говорит про то, что Семен Гаврилович попросил у него руки его мамы и он дал согласие, стало быть отдал свою маму Семену Гавриловичу в жены. Где это видано? У маленького мальчика просить руки его матери? Только мне все меньше странного во всем происходящем кажется – почему бы это? Совсем не удивлюсь – хоть и стыдно мне – если мои мальчики знают все про нас с Ю.Н. Не просто, что мы с ним гуляем, а про все-все-все. Сама не пойму – я никому не рассказываю, да и не смогу, а вот то, что мои мальчики могут все это знать – не климатит. Меня куда больше заботит, когда кто из мальчиков начинает слишком прыгать верхом на животе своей мамы или на ее кавалере – как бы не упал, как бы не уронили, как бы не зашибся.

NN. Семен Гаврилович детей любит и очень серьезно к ним относится, и иногда мои мальчики над ним подшучивают. Но как они потом все вместе радостно хохочут. Он с ними разговаривает о музыке, приносит флейту, играет. Вроде бы с детьми говорить не умеет, говорит по-взрослому, а мои мальчики слушают. Я тоже слушаю и понимаю. Глядишь, и музыке научатся. Надо бы танцевать их научить – все в жизни пригодится. Самой страсть как хочется потанцевать! Мальчики будто поняли и просятся в наше кафе – послушать музыку. Глядишь, уговорят – они такие.

NN. Мои мальчики прекрасно разбираются в технике – с компьютером они управляются запросто, а вот животных не видели – только на картинке. Особо я почувствовала сегодня, когда они увидали живую собаку. Патруль с овчаркой зачем-то завернул к нашему корпусу и мальчики собаку увидали. Они сделали стойку совсем как охотничьи собаки делают и тогда овчарка обратила на них внимание. И вырвалась.

Как она вырвалась – не знаю, но тогда я не испугалась, что собака бежит к мальчикам, а мальчики бегут к собаке. Я не могу объяснить, почему я испугалась потом, когда собака уже ушла. Но собака не бросилась на мальчиков, а остановилась и стала вилять хвостом и обнюхивать мальчиков. А они гладили ее и что-то ей говорили. Когда я подбежала они все вместе сидели на снегу и собака давала им лапу. И улыбалась. Коля Петров может подтвердить – он тоже подбежал и видел.

Мальчики говорили что-то про уши, лапы, зубы и собака им показывала то, что они хотели – ей богу! И когда подошли патрульные и позвали ее, она встала и пошла за ними, но она оглядывалась и махала хвостом! А мальчики звали ее приходить еще. Только когда собака и патрульные отошли далеко я увидела, что у Коли пистолет на боевом взводе и он ставит его на предохранитель. И тут я испугалась.

После этого разговору было про собак! Книги достали про собак, меня спрашивали про нашу собаку.

Хочу пойти к полковнику Свиридову, ведь мальчики ни кошки не видели, ни козы, ни коровы, ни лошади – как такое можно? В городе Москве и то небось и собаки есть, и кошки, и всякие птицы и другие. А у нас тут даже птиц сейчас нет – холодно, зима, а зайцы, лисы, волки, медведи, белки, горностаи – в тайге, они по дорожкам-то не ходят.

NN. Удивительное дело – собака пришла в гости сама. Не увидела бы – не поверила бы ни в жисть! Она шла спокойно и солидно, и только совсем уж близко побежала, потявкивая.»

Дочитав до конца Свиридов протянул руку к телефону.

МОЖЕТ, ПОСИДИМ СЕГОДНЯ В ТЕПЛЕ?

– Может, посидим сегодня в тепле? – сказала вечером Воложанину Даша, и добавила, смущаясь, краснея и опуская глаза, – Целоваться-то на морозе плохо …

Они вместе проверили уснувших мальчиков и вместе вошли в комнату свиданий. Прямо у двери Даша коротко поцеловала его и задвинула щеколду.

– Ой, Юрий Николаевич, что же это вы со мной делаете! Чтобы девушка да сама дверь замкнула, чтобы не помешали – ну, уж это просто я не знаю что …

– Даша, а тебе не кажется, что это нормально? Ты считаешь, что сделать нужно именно так, и все. Такая ты мне нравишься еще больше!

– А я вам нравлюсь, Юрий Николаевич? Взаправду?

– Взаправду. А я тебе?

– Что уж тут спрашивать …

Сидя рядом целоваться было не очень удобно, и сперва он повернулся к ней и обнял ее за плечи, потом она развернулась к нему.

– Интересно, а как другие целуются? – она встала и одернула платье.

– Как это как?

– У вас же были … женщины, с которыми вы целовались? Как они целовались?

– Женщины-то были, верно … Но так сладко, как ты, никто не целовался.

– Уж будто бы!

– Дай проверю!

Даша наклонилась к нему, подставила губы, а потом села к нему на колени, обняла горячей рукой за шею.

– Никак не пойму, что это со мной такое … Ведь сама к тебе на колени села, никто не толкал … Стыд и срам! – шептала она ему на ухо, – А мне не стыдно … Объясни, почему?

Воложанин гладил ей плечи, спину. Его руки опускались все ниже, но Даше это не казалось нескромным. Она устроилась поудобнее у него на руках, и когда его рука коснулась ее колена, она не замерла, а даже сделала движение навстречу его руке.

Сидеть у него на руках и целоваться было очень приятно, и Даша даже подумала, что опытная Валька такого блаженства не знала.

Положив голову ему на плечо Даша наблюдала, как его рука путешествовала по ее ноге от щиколотки вверх, до колена, и потом еще чуть-чуть вверх. Она внутренне замирала и ждала, когда же его рука … но рука поднималась до края чулка, нахально выставившегося из-под платья, и останавливалась …

– Юра, Юрочка, милый ты мой … Как мне с тобой хорошо … Расскажи еще про своих родителей, уж очень хорошо ты про них рассказываешь …

ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

На этот раз Воложанина не было несколько дней и Даша, сама того не замечая, стала даже нервничать и думать – а не случилось ли там чего-нибудь.

Но он появился, правда довольно поздно, когда спали не только мальчики, но и сама Даша. Она проснулась от его взгляда. Он просто стоял рядом с ее кроватью и смотрел на нее.

Даша открыла глаза, увидела его и улыбнулась. Первым ее движением было протянуть ему руки, чтобы он нагнулся и поцеловал ее, но она застеснялась, застыдилась своих оголенных плеч, но не закрыла их, а прошептала.

– Иди, я сейчас …– она встала, накинула халатик и вышла к нему.

Они обнялись прямо в коридоре.

– Я совсем еще не проснулась, – сказала Даша, уткнувшись носом у него за ухом. – Как у тебя дела?

– Нормально. А у тебя?

– Я скучала без тебя … Если хочешь, пойдем погуляем. Только я оденусь …

– Я с дороги, две ночи не спал, устал, как бобик. Посидим немного?

– Давай …

Они устроились на диване. Даша прикрыла халатиком голые ноги и прислонилась к нему.

– Знаешь, я все еще сплю и ты мне только снишься, – она положила голову ему на плечо. – Вот так совсем хорошо, снись мне дальше …

Он взял ее руки, погладил их и поцеловал, а она стала рассказывать обо всем, что произошло за его отсутствие. Но голос ее становился все тише, глаза закрывались.

– Дашенька, да ты заснешь сейчас!

– Я сейчас … – она придвинулась поближе и удобнее пристроилась у него на плече. – Я … сейчас…

Воложанин отнес Дашу в спальню, снял с нее халатик и уложил ее в кровать.

– Ты снись мне дальше, – улыбнулась она ему с закрытыми глазами.

День был светлый, погожий, хотя солнца, как всегда, видно не было. Но мороз немного спал и ребятишки с удовольствием катались на санках с горки. С ними вместе и с неменьшим удовольствием катались Зина и обе Веры, а Даша стояла в сторонке.

– Дарья Федоровна, здравствуйте.

– Здравствуйте, Юрий Николаевич. Ну, никак не могу привыкнуть, что вы вот всегда так … незаметно …

– Не пугайтесь, прошу вас …

– Я и не пугаюсь … Чего пугаться-то …

Они медленно пошли рядом.

– Я хотел сказать вам, Дарья Федоровна …

– Так скажите, Юрий Николаевич …

– Я так много думаю о вас …

– А я спросить вас хотела … Вчера я заснула прямо … Вы меня в кровать уложили … Как вы меня укладывали?

– Вы так спать хотели, что было грех вас … разгуливать. Я и уложил вас.

– Какая жалость, что я спала и не видела … не чувствовала, как вы это делали … Развязали поясок на моем халате?

– Развязал.

– Сняли халат?

– Снял.

– Ой, мама!.. – Даша искоса поглядела на него, но не смущенно, а улыбаясь, – Дальше что делали?

– Посадил на кровать.

– Дальше.

– Снял тапочки.

– Дальше …

– Уложил на подушку. Укрыл одеялом.

– И не поцеловали?

– Поцеловал.

– Один раз?

– Несколько … в разные места.

– И в какие же? Сознавайтесь!

– Коленки поцеловал. Плечи поцеловал. Щеки.

– Мне все это снилось … А еще снилось, что вы рядом со мной лежите … – тут Даша не выдержала, немного смутилась, и мельком взглянув на него добавила, – И что я вас обнимаю …

– Дашенька, да это же … Мне тоже снилось, что ты рядом, и что ты обнимаешь меня!

– Вот видишь …

– Дарья Федоровна, я хочу сказать … Я хочу сделать вам официальное предложение … Давайте спать в одной кровати, будьте моей женой. Пожалуйста …

– Да, Юрий Николаевич, задали вы мне задачу, – начала было Даша, но не выдержала, – Юрочка, милый, да хоть сейчас! Давай скорей поженимся, нет никакой мочи больше!

Она повернулась к нему, готовая тут же обнять и расцеловать его, но, увидев мальчиков на санках, остановилась.

– Даже поцеловать тебя сейчас неудобно … Милый мой!

 

Гриша рисует

ТОНЯ ЗАНИМАЛАСЬ ГИМНАСТИКОЙ

У Гриши было вдоволь свободного времени, и он рисовал каждый день.

Но показывал свои рисунки он избирательно – что-то показывал Тоне, что-то – отцу, а некоторые не показывал никому.

Бывало, что он доставал давно выполненный рисунок и советовался с Тоней или с отцом, если ему рисунок казался недостаточно точным. Такие случаи бывали тогда, когда Гриша считал нарисованное не в полной мере отвечающим его требованиям к портрету.

Иногда Тоня – или отец – не могли уловить, что же именно не устраивает художника, но практически всегда Гриша переделывал портрет …

Тоня занималась утренней гимнастикой на балконе.

Гриша не рисковал и занимался в комнате у открытой двери на балкон, а Свиридов устраивал пробежки по расчищенным дорожкам на улице, наводя ужас на редких встречных своим голым торсом – все-таки минус 25 градусов, хотя и небольшой по здешним местам морозец.

К его приходу с улицы Тоня и Гриша уже успевали освободить душ, и он умывался и выходил к столу с мокрой головой.

– Доброе утро!

– Доброе утро, милый!

– Доброе утро, папа!

Часы можно было не проверять – они показывали ровно семь часов утра. Правда, это бывало не всегда – чаще Свиридов просыпался еще раньше и уходил, оставляя Тоню и Гришу в сонном состоянии.

– А ведь сегодня праздник.

– Что? Какой праздник, Тоня? Чей-нибудь день рождения?

– Нет, Гриша. Сегодня три месяца, как мы сюда приехали. Ешь, не отвлекайся.

– Верно, Тонечка, сегодня три месяца, – задумчиво сказал Свиридов. – Подумай только – уже три месяца … Еще только три месяца …

– И ты очень много сделал. Да, много. Пусть не все видно, или видно совсем не то, что нужно и важно. Ты у нас молодец. Правда, Гриша?

– Ну, какие могут быть сомнения?

СПРОС НА МАЛЬЧИКОВ

На мальчиков был большой спрос – Даша это специально отметила в своем дневнике. Сперва к ним пришла знакомится Оля Петрова, старший лейтенант из отряда капитана Воложанина. Вернее, сюда ее привел знакомится Андрюша Васин.

Ольга вошла к детям без своих темных очков и сразу позабыла свои страхи и опасения – мальчики не стали обращать внимания на ее шрамы, и только потом, когда и она, и мальчики освоились и Дима уже сидел у нее на коленях, он осторожно коснулся пальцами ее лица.

– Тебе не больно? Мне можно погладить? – спросил он.

«Дьявольщина какая-то! – подумала Ольга. – То же самое и теми же словами!»

Это было при их третьей – или четвертой? – встрече в лесочке около института – ВВ еще даже за руку ее не брал, а вот так же коснулся шрама на лице и сказал то же самое …

Потом пришел Свиридов с ужасно любопытной женщиной по имени Ангелина Митрофановна. Она всему удивлялась – и тому, что мальчики без труда освоили ее имя и отчество, и как легко они могли складывать и вычитать, и как читали на русском и английском языке. А потом она ужасно удивлялась, что мальчики могут разговаривать мысленно и даже узнавать, про что такое она сейчас думает.

Потом Ангелина Митрофановна играла с мальчиками в какую-то странную игру, когда мальчики рисовали то, что она им называла, а потом надо было вспомнить по рисунку, что именно она называла.

Когда Сережа ей сказал, что эти тесты на ассоциативное мышление слишком примитивны, она опять очень удивилась и согласилась с ним, и они эту тему очень дружно обсудили и решили, что надо будет подобрать что-нибудь поинтереснее …

А когда Даша забирала у Суковициной свой дневник про мальчиков, то узнала, что Свиридов интересовался лошадьми, которые есть в городе.

РАБОТЫ ПО МИНИРОВАНИЮ ВЫПОЛНЕНЫ

– Командир, все работы по минированию корпуса интерната выполнены полностью. Линии проверены. Все замаскировано. Арестованные переведены туда, сидят в камерах – кроме Оратынцева. Камеры одиночные, Шипук сидит далеко от остальных. Для подъезда ко входу проложена новая дорога, дорога накатана, старая со стороны центра засыпана снегом. К подрыву все готово, взрывники дежурят постоянно.

– Хорошо. Думаю, генералы прибудут завтра. Всем быть в боевой готовности. Больше двух человек охраны с каждым из генералов я туда на территорию не пущу, исходите из этого …

ГРИША ПОКАЗЫВАЕТ РИСУНКИ

– Гриша, на рисунки-то времени хватает? – Скворцов наконец выбрал время.

– Хватает. Мы еще с Тоней занимаемся музеем памяти, я портреты рисую. Вот, посмотри – узнаешь?

– Ты знаешь, мне очень нравится … А это? Ты с натуры рисовал?

– Нет, они все умерли … погибли.

– Но как же ты мог передать … как ты мог увидеть … Тьфу, не знаю, как сказать! Как ты мог нарисовать их мысли? Они же мыслят, они думают, они … они живые!

– Тут есть папин тезка, он здесь с самого начала и всех знает. Он тоже удивлялся, как я мог нарисовать их такими похожими. Я думаю, что это не совсем так.

– Что – не так? Они не похожи?

– Да, они не похожи. В фотографическом смысле. Они больше похожи на воспоминания о них. Здесь больше изображено то, что о них рассказывали другие – те, кто их знал.

– А кто эта красавица? Нет, правда, она изумительно красива … она по ту сторону смерти? Ты это рисовал? Но подожди, еще …

Виктор всматривался, отворачивался, крутил головой.

– Никак не пойму … Но она же говорит мне! Что!? Она … ждет ребенка!?

– Эту женщину любил дядя Саша Баранов. Она погибла. Осталось несколько фотографий, старых, когда она училась в университете. Я боюсь показывать это дяде Саше и Лене Карцевой … Не могу …

– Гришка … Ты же гений! Я не знаю, похожа она или нет, но это великолепная работа!

– Папа тоже так сказал. Он знал ее. Ее звали Василиса …

Некоторое время Виктор рассматривал рисунки молча.

– Ты молодец … А это? Стой, я их видел!

– Да, ты их видел в кафе – это мои названные тетки. Папа с ними побратался и теперь они ему названные сестры. Это у них мальчики … особенные. Ладно, так и быть – посмотри мальчиков.

Гриша достал еще одну папку и вывалил на стол ворох рисунков. Скворцов взял наугад – на листе было несколько незавершенных набросков разных мальчишечьих лиц. Они все были как живые – они играли, читали, слушали, говорили, но всех их объединяло одно общее выражение лиц. Они думали, они мыслили, они жили – и все по разному, по своему.

– Гриша, но ведь это же чудо какое-то! Они же все у тебя живые!

– Да ладно …

– А своих ты рисуешь – отца, Тоню?

– Рисую … Я тебе потом покажу … Мне почему-то их труднее рисовать … Мне зарисовки легче даются … Вот, смотри. Это на установке. Сварщики, монтажники. Тетя Лена Долгополова. Михеич. Ты знаешь, мы к нему ездили в баню попарится. Вот его жена, тетя Маша. Вот дочка их, Аришка. Вот их пес – серьезный такой зверь по имени Дизель …

Гриша еще долго показывал Скворцову свои новые рисунки, выбирая и откладывая в сторону некоторые из них. И когда пришла Тоня Гриша аккуратно уложил свои папки.

– Он и мне далеко не все показывает. – шепнула Тоня Скворцову. – Никак с Толей не можем уговорить его выставку устроить. Помог бы …

ИВАНИЩЕВА и УМАРОВ

– Эрнест Умарович, мне нужна ваша поддержка.

– В чем дело? Вы чем-то расстроены, Ангелина Митрофановна?

Чуть заметный акцент Умарова превращал имя и отчество Иванищевой в нечто мягкое и ласковое.

– Это мягко сказано. Я полностью деморализована. Этот мальчик, ему нет еще шести лет, и он обсуждает со мной психофизические тесты! Это со мной, доктором наук, профессором – и как обсуждает! Да ладно бы обсуждал – он понимает сущность этого теста не хуже меня! Вы можете это себе представить?

– Могу, Ангелина Митрофановна. Я с подобным мальчиком столкнулся еще два года назад.

– А я, доктор наук, профессор … Да я чуть в обморок не хлопнулась как зеленая первокурсница в резекционном кабинете, когда он стал со мной разговаривать об этом …

– Не слишком ли часто вы упоминаете свои титулы? Я их помню. Надеюсь, вы не очень показывали им свое волнение?

– Я старалась держаться. Спасибо, Эрнест Умарович, поплакалась вам, полегче стало. А то кроме вас мне поплакаться-то и некому …

– Моя жилетка всегда к вашим услугам.

– Поможете мне прикинуть стратегию обследований?

КАК СЧАСТЛИВЫ БЫЛИ МОИ СТАРУШКИ

– Лео, ты не представляешь, как счастливы были мои старушки! Вчера привезли рояль, сегодня его настроили …

– Да ты ешь!

– Я ем. А потом приехали Семен Гаврилович Черномырдин с Олегом и Дмитрий Германович Лопаткин … Это правда, что он доктор наук?

– Правда, правда. Ешь, пожалуйста.

– Я ем, ем. И Лопаткин стал играть на рояле. Это было что-то потрясающее! Мои старушки его окружили, потом мы принесли стулья … Он играл бесподобно.

– А мальчик?

– Что – мальчик? Олег сидел около Черномырдина.

– Они держались за руки?

– Кажется … А что?

– Лопаткин один играть не может. Просто не может играть сам по себе. Играет Мальчик с Лопаткиным. А тут, видимо, и с Черномырдиным.

– Ты хочешь сказать, что этот мальчик … индуцирует то, что играет Лопаткин?

– Примерно, хотя на самом деле это, видимо, значительно сложнее. Это сложное взаимодействие.

– Но Свиридов играет и поет и без Олега?

– Конечно. И Лопаткин с ним играет. Но с Мальчиком – лучше.

– Значит, нужно будет попросить Свиридова … А мои старушки так аплодировали, так их благодарили! Просили приходить еще.

– Ты будешь есть, наконец?

– Лео, не сердись. Я и так достаточно толстая. А мне пришла одна интересная мысль – как бы устроить танцы? Мои старушки еще совсем не так стары … Как ты думаешь?

– Думаю, что ты права. И посоветуйся со Свиридовым.

– И даже такие вопросы решает только он?

– Ты не совсем правильно поняла. Во-первых, действительно, здесь все решает только он, и, возможно, это правильно. А во-вторых, это не так-то просто – найти кавалеров для твоих старушек. Не всякого мужчину можно туда пригласить. Они ведь многих помнят – кто знает, что произойдет, если увидятся старые знакомые. Не исключено, что каждый из них уже считал другого умершим …

– Об этом я не подумала. Ты совершенно прав, мой милый Лео … И еще меня очень беспокоят мои беспамятные старушки … У них идет какая-то скрытая умственная работа, непонятная для них самих …

ВИТЯ, ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ

– Витя, это для тебя.

Свиридов поправил гитару.

Лунный свет над равниной рассеян,

Вдалеке ни села,

ни огня.

Я сейчас уезжаю на север -

Я спешу,

извините меня.

На холодных просторах

великих

В бесконечные дали маня

Поезда

Громыхают на стыках…

Я спешу,

извините меня.

Незатейливая мелодия, простые слова, негромкий голос.

Он так мягко извинялся за причиненное беспокойство, за звонок …

Говорю вам,

Как лучшему другу,

Вас нисколько ни в чем не виня,

Соберитесь на скорую руку -

Я спешу,

извините меня.

Такое возвышенное волнение было скрыто в этих словах, такая страстная надежда быть понятым …

Не хотите?

Ну, что вы, ей богу…

Тихо дрогнули

Рельсы, звеня.

Хоть присядьте

со мной

на дорогу -

Я спешу,

извините меня…

Растерянность, неуверенность, горечь невозвратимой утраты…

Может быть,

Вы раскаетесь где-то

Посреди

Отдаленного дня,

Может быть,

вы припомните это:

«Я спешу,

извините меня».

Жизнь прожить

Захотите сначала

Расстоянья и ветры

ценя…

Но как поменялся человек, поменялся голос. Стал жестким, уверенным, непреклонным.

Вот и все.

Я звоню вам с вокзала.

Я спешу.

Извините меня.

Все кончилось. Он так решил.

Осталась только суховатая вежливость просто знакомого с ней человека.

И жалость к ней, к той, которая, скорее всего, проморгала самое главное в своей жизни.

По крайней мере, его жизнь ей уже больше не принадлежит.

Вот и все.

Я звоню вам с вокзала.

Я спешу.

Извините меня.

И это был уже совершенно другой человек, решительный и целеустремленный.

Он был уже не здесь, а где-то там, далеко …

Мелодия распалась и снова возродилась, и все пошли танцевать.

Гриша пригласил на танец Дину.

Она не удивилась – Гриша танцевал часто и не только с Тоней, но и с другими женщинами.

– Молодой человек, вы отменно танцуете! – удивилась Дина тому, как сильно и уверенно Гриша вел ее.

– Вы тоже совсем неплохо танцуете, тетя Дина. Интересно, как вы танцуете модные танцы типа рока и твиста …

– Возможно, когда-нибудь увидишь … Хотя я уже столько времени их не танцевала … Что ты меня разглядываешь? У меня что-нибудь не в порядке?

– Не волнуйтесь, все хорошо. Я просто приглядываюсь, хочу вас нарисовать.

– Я столько слышала о твоих рисунках … Но еще не видела …

– Что же вы остановились? Вы ведь хотели сказать – покажи мне?

– Мне иногда приходится выбирать … выражения.

– Выражения приходится выбирать всем, но не до такой же степени.

– А до какой, молодой человек? Что вы знаете обо мне?

– Все.

– Как это все?!

– Да так – все. Все есть все. Нет, ну, конечно, я не знаю всяких мелочей …

– И ты не боишься … общаться со мной?

– Дура ты, как сказал бы мой папа. Но мне так говорить нельзя, и я поэтому говорю, что вы просто неправы.

– Ты хороший сын и приятный молодой человек … Ты хотел просить меня позировать тебе?

– Возможно. Только попозже, не сейчас. Мне нужно сперва приглядеться, я не могу сразу работать с натурой.

– Я готова тебе позировать. Скажи, когда будешь готов.

Гриша отвел Дину на место, подвинул ей стул.

– Я благодарю вас за доставленное удовольствие, – он наклонил голову. – Спасибо, Лев Вонифатьевич.

– Интересный мальчик, правда?

– Я бы сказала – интересный молодой человек.

– Даже так? Я ревную!

– Милый Ле-ва!

– А меня сегодня отругал Свиридов. Почему я не привожу тебя в бассейн. Намекнул, что иначе пригласит тебя сам.

– Ах, Ле-ва! С тобой – куда хочешь, можно и в бассейн!

ЗАЯВЛЕНИЕ НА ЖЕНИТЬБУ

– Юра, я написал заявление. Наверное, надо передать командиру?

– Давай, посмотрю. Жениться надумал? Поздравляю.

– Нам надо побыстрее. Нина беременная. Третий месяц.

– Понял. Я тебя понял, Коля. Ты молодец, настоящий мужик. Поздравляю вас с Ниной и желаю счастья. Ты первый принес заявление, но не последний. Поговорим вечером, ладно?

Вечером собрались почти все офицеры, по крайней мере, все заинтересованные лица.

– Мужики, есть разговор. Сели тихо.

Капитан Воложанин выждал и продолжил.

– Николай Петроченков подал мне заявление с просьбой разрешить ему жениться на Самохиной Нине Павловне.

– Ну и молодец!

– Глянь, всех обогнал!

– Тихо. Я так понимаю, что у него появятся последователи. Или я неправ?

– Прав, командир, прав. Давайте, ребята, кто созрел. Напишем?

– Так. Поднимите руки, кто из вас созрел. раз, два … семь человек. Нормально.

– А ты что руку не поднимаешь, командир? Аль не созрел?

– Созрел. Поднимаю.

– Вот и славненько! Восемь свадеб зараз – это же убиться можно!

– Точнее – упиться … Так писать, командир? Ольге надо сказать …

– Да она уже все поняла, не слепая … А к Свиридову тебе идти, командир. Ух, и будет тебе!

– А что? Что будет-то? Или Свиридов сам слепой? Он, что, никого из нас не видел вечерком на прогулке? Или не заметил, что комнаты свиданий не пустуют?

– Все, мужики. Кончилась ваша холостая жизнь!

– Ишь, завистник нашелся! Глядеть надо было вовремя, не прозевал бы. А таких, как наши, хрен найдешь. Дайте мне бумагу и ручку, я писать буду!

РЫБАЧКОВ и ДЖУБАНОВСКАЯ

– Толенька, милый … А Олег только о тебе и говорит … чуть что – все дядя Толя да дядя Толя …

– А ты? – Рыбачков поцеловал Дзюбановскую.

– А что я? – ответила поцелуем она. – А я тоже …

Она придвинулась к нему еще ближе и обняла за шею. Его руки гладили ее спину. Ее рука робко пробралась под куртку и несмело прикоснулась к груди Рыбачкова.

– Я тебя люблю, Лера …

– И я тебя …

Его рука осторожно спускалась по спине вниз и тело женщины отвечало на эту невинную ласку нетерпеливым подрагиванием. Рука опустилась до талии, потом ниже, потом перешла на бедро. Рука женщины гладила его грудь, а губы искали его губы.

– Ты знаешь, сегодня ребята писали заявления …

– Заявления? О чем?

– С просьбой разрешить жениться …

– На наших девочках? А … ты?

– Я тоже написал. Прости, не спросил тебя, хочешь ли … согласна ли ты.

– Милый Толенька … Ты же видишь – я согласна … – и ее рука расстегнула пуговицу его куртки, которая мешала ей проникнуть поглубже …

ПРИЛЕТЕЛИ ТРИ ГЕНЕРАЛА

– Привет, Свиридов.

– Привет, Назар. Что нового?

– Прилетели три генерала. Остановились на нашей квартире. Главный хочет тебя видеть. Конфиденциально. – Брызга старательно выговорил это длинное и необычное для него слово.

– Когда?

– Попозже.

– Чем занят гость московский?

– Собирается почитать материалы. Ему передали перечень – тот … Про Шипука спрашивал. Я ответствовал, что он всецело у тебя и никакой связи у меня с ним нет.

– Сколько народа привез с собой?

– Немного, но двое – чистые уголовники.

– Передай главному, что мы ждем визита и к нему готовы.

– Понял. Передам. Бывай.

МАЛЬЧИКИ СМОТРЯТ РИСУНКИ

– Тетя Даша, можно нам пойти в гости к Грише? Он позвал нас посмотреть свои рисунки. Он их не показывает никому, а нам хочет показать.

– А мне можно с вами пойти?

– Тетя Даша, я тебе потом отдельно покажу, ладно?

– Ладно, Гриша. Договорились.

Мальчики гурьбой переместились в номер Свиридовых.

– Это папина комната, – объяснил им Гриша. – Мы с Тоней спим в другой. А тут я только рисую, а всякие другие дела я делаю там, у нас в комнате. Одна тумба в столе – моя, а другая папина.

Он достал из тумбы стола несколько больших папок с завязочками, начал развязывать. В гостиной тем временем с книжкой в руках пристроился дежурный – старший лейтенант Подлеснев.

Гриша выложил целую кипу листов.

Дима осторожно взял верхний лист.

На рисунке молодая женщина склонила голову и осторожно приложила пальцы к своему большому животу. Веки ее были опущены – то ли она смотрела на свой выпирающий живот, то ли просто отгородилась от окружающего мира. Лица ее почти не было видно за спустившимися волосами, но оно было так красиво и все светилось внутренней радостью, и она так нежно и ласково касалась своего живота.

– Она беседует со своим ребенком … Гриша, откуда ты знаешь, что мама может разговаривать со своим ребенком? Ты мог разговаривать?

– Что ты, я не помню.

– А я помню. И мы все – помним. Наши мамы иногда разговаривали с нами, хотя они и не знали, что мы их понимаем. Мы это помним до сих пор. А если приложить руку в маминому животу, то можно разговаривать и другим.

– Правда? Значит можно поговорить с любым ребенком еще когда он не родился? А как он ответит?

– Ответить он может только маме, но свои чувства ребенок может выразить движением … Когда станет побольше. Вот у тети Нины он пока еще так не может …

– Но мама считает, что дядю Колю он уже узнает, – сказал Вася. – Мама мне говорит, что ему очень нравится, когда с ним дядя Коля разговаривает.

– Но как же ты смог это нарисовать, если не знаешь, что ребенок разговаривает?

– Я не знаю.

Гриша показал свои рисунки для музея памяти.

– А вот с этим дядей моя мама работала, – узнал по портрету Дима. – Она помнит его. Она так его боялась сперва, когда начинала работать… она часто ошибалась … Они потом с моим папой … с настоящим моим папой придумали усовершенствование, которое теперь есть на всех установках. Это такой прибор на пульте, они его называют «люпус» …

В ГОРОДЕ НАЧАЛИ РЕМОНТ

Безлюдные деревенские улички на окраине города, где жили в основном вольнонаемные работники научного центра, оживились.

Сперва по ним прошлись снегоочистители и занесенные снегом промежутки между рядами домов с извилистыми узкими тропинками стали похожи на улицы.

Затем по этим расчищенным улицам начали ездить грузовики со строительным материалом и у некоторых домов появились штабели бревен и досок. За ними пришли строители – у наиболее ветхих домов закипела работа. А от самого конца, от опушки леса электрики начали тянуть по столбам новые провода и черный кабель. И от этого кабеля к каждому дому шел отвод из такого же черного блестящего кабеля – оказалось кабельное телевидение.

Каждый день приезжал быстрый и деловой человек из научного центра, и приезжал он в разное время, и рабочие не знали – когда ждать проверки, а когда можно расслабиться.

Но уже ходили жуткие истории про уволенных бездельников и наказанных лентяев.

А еще многим понравилось, что можно чинить дом самим – давали любые материалы и оформляли отпуск со среднесдельной оплатой!

Строители-то были свои, местные и нередко хозяева трудились вместе с ними, укрепляя и подновляя свое износившееся жилище.

А автобус, отвозивший местных жителей на работу в научный центр и привозивший их обратно, теперь доезжал до самого края поселка, до опушки леса, а не ждал всех на краю городской застройки, откуда начинались деревенские домики.

СУКОВИЦИНА ГАЛИНА

– Василий Андреевич, Суковицина Галина …

– Да … Да …

– Я сейчас с диктофона распечатаю и вам принесу … Поручения Свиридова всех касаются – и штаб, и снабжение, и УКС, и Евменова. Отдельные поручения по отделу медико-биологических проблем под руководством Иванищевой …

– Еще командующий просил вставить в план работы штаба отчеты Цесаревского и Валеева по вопросам «сотки». Срок – два дня …

– Да что вы, Василий Андреевич, я сама забегу, принесу …

ДАША и ВОЛОЖАНИН

Каждый раз, когда Воложанин уезжал, Даше казалось, что время тянется очень медленно. Вот и на этот раз – Воложанина не было всего-то один день, а она соскучилась, как-будто не виделись вечность. Он увидел ее днем мельком и только успел шепнуть, что придет вечером часам к десяти.

Даша не могла дождаться вечера. Выкупав и уложив с помощью Ольги детей, она стала собираться на свидание. Ольга вышла к дежурному, чтобы не мешать ей.

Даша открыла шкафчик и стала выбирать из своего небогатого гардероба, чтобы бы такое ей надеть.

«Нет, гулять сегодня не пойдем. Посидим … Ой, мамочка! Знали бы вы, о чем думает ваша дочка! А дочка думает, как ей одеться, чтобы ему было удобнее … ласкать ее … Ему? Нет, чтобы ей было приятнее от его ласк … Чулки – это хорошо … Трусики. Лифчик, а какой? А вдруг он сегодня … А может …»

Она достала кофточку, которую никогда не носила и неизвестно зачем она вообще оказалась в ее шкафчике.

«Очень нахально будет? Куда уж наглее … А почему? Вот возьму и надену, и вообще … Интересно, я могу сколько угодно гулять с ним по улице, и мне хорошо и не скучно, а ведь там он меня не ласкает … А в комнате он меня … ласкает, и мне тоже очень хорошо, и бывает так жаль отпускать его … И то, что я балдею от его рук, не мешает нам разговаривать …»

Воложанин ждал ее как обычно за приоткрытой дверью комнаты свиданий. Даша вошла, задвинула задвижку и сжимая руками ворот халата осталась у двери.

– Что, Дашенька? – Воложанин встал и подошел к ней.

– Юрий Николаевич, что же вы со мной сделали … Что же вы сделали со мной … Я стала … даже не знаю, какой я стала бесстыжей …

Даша распахнула халат, сбросила его и осталась в темной совершенно прозрачной кофточке, надетой на голое тело. Ее крепкие груди в такт ее быстрому дыханию поднимали невесомую ткань, темнели пятна сосков …

– Вот … Ты видишь, какая я пришла … Потому что хочу, чтобы ты … – она обвила его шею руками и жадно прильнула к его губам.

Потом она немного отстранилась, давая возможность его рукам переместится со спины вперед. Конечно, она не ожидала, что он начнет щипать и выкручивать ей груди, но он с такой бережностью и осторожностью коснулся их, что у нее остановилось дыхание.

Его ладони нежно охватили их снизу, пальцы гладили и ласкали их, а когда пальцы добрались до сосков – Даша почувствовала такую слабость, что была вынуждена опереться о его руки.

– Милый мой … Родной мой … Ну, объясни, почему мне так хорошо … Почему мне ни капельки не стыдно …

Даша закинула руки за голову, нашаривая застежку, грудь ее поднялась и такую нежность и сладость вызвали его руки, что она даже застонала. Сбросив через голову кофточку, она уселась к нему на колени, закрыла глаза и откинулась, чтобы ему было удобнее целовать ее.

– Юрочка, родненький … Милый … Почему мне так хорошо с тобой … Я хочу все … Я все хочу … Почему ты не ласкал меня так раньше?

– Если все сразу – то что же на потом останется … И женится я хочу на девушке, чтобы все было, как полагается – и первая брачная ночь и все прочее …

Он то целовал ее торчащие соски, покрывал поцелуями ее налитые груди, то целовал ее жадные губы … Даша накрыла его руки, ласкающие ее груди, своими, и оторвалась от его губ.

– Юрочка, милый … У меня терпения не хватит, женись на мне поскорее … Не то я в следующий раз голая приду и устрою такую брачную ночь … безо всяких там формальностей …

– Завтра иду к командиру с заявлениями … И с моим тоже.

– Правда? Ой, страшно …

– Чего? Тебе разве плохо со мной?

ТЕТЯ ЛЕНА, ПОКАЖИ МНЕ «ЛЮПУС»

– Тетя Лена, покажи мне прибор, который называется «люпус».

– Пойдем. Откуда ты знаешь про «люпус»? Это только старые операторы его так называют.

– А тетя Вера Толоконникова – старый оператор? Она же совсем не старая.

– Старый – не значит старый человек. Старый оператор – это опытный оператор, давно работает. Вот, смотри, вот этот прибор мы называли «люпусом». Видишь, тут две стрелки, а тут окошечки с огоньками. Там светодиоды стоят, они показывают, на каком диапазоне ты работаешь и в какой части диапазона. А вот этой ручкой ведется настройка, а вот так переключаются диапазоны.

– А этот прибор – он всегда такой был?

– Странно, – с удивлением посмотрела на Гришу Карцева. – Откуда ты можешь знать такие вещи? Очень давно, когда мы еще только начинали работать, прибор был не такой и регулировать было трудно. Переходить с диапазона на диапазон плавно не удавалось. А потом прибор переделали.

– А ты знаешь, что это придумали Вера Толоконникова и отец Димы?

– Это тебе Дима рассказал?

– Да. А как выглядел этот прибор тогда, раньше?

– Дай вспомнить … Вот эта шкала была такая же, только стрелка была одна … Здесь ничего не было, включенный диапазон индицировали лампочки около переключателя … Да, и прибор был расположен вверх ногами!

– Вверх ногами? Почему?

– Когда делали щит, то еще не знали, что оператору будет удобнее следить вот за такой шкалой. Да, еще была одна модель – там лампочки диапазонов были над шкалой!

ДАША и ВОЛОЖАНИН

– Тебе разве плохо со мной?

– Глупый! Я даже объяснить не могу, до чего хорошо! Смотри, как им хорошо …

Даша наклонила голову и его пальцами погладила свою грудь, соски.

– Неужели не чувствуешь, как я обалдеваю от этого?

– Будто я не обалдеваю …

– Правда, милый?

Она вытянулась у него на коленях.

– А как … мне … тебя … ласкать? Ведь тебе тоже нужно, чтобы я тебя ласкала? Где?

– Ну, ну, ты не очень … Если еще ты меня начнешь ласкать так, как я тебя ласкаю, то мы уж точно устроим первую брачную ночь прямо сейчас …

Даша сняла его руку со своей груди и положила на ногу, и придвинула согнутую ногу ему поближе.

– Я хочу там …

Он начал снизу, нежно прошелся пальцами по голени, погладил колено, стал подниматься выше. Но пальцы его остановились и не пошли выше резинки чулок.

– А если бы я была без чулок, что бы ты делал? Где бы остановился?

Даша засмеялась, потом наклонилась и стала снимать чулки. Справившись с обоими, она опять откинулась на край дивана.

– А теперь? Ой, только не щекотись!

Пальцы его опять стали подниматься по внутренней стороне согнутой ноги и вновь остановились там же.

– Как это ты определил?

– Так тут же меточка от резинки …

Она глянула вниз, на его руку, охватывающую ее полную ногу, и тут только заметила, что ему давно были видны ее трусики под задранной юбкой.

– Ой, Юрочка! Прости, ради бога! Я совсем не заметила … – она хотела одернуть подол, но только ткнулась лицом ему в шею.

– И чего ты не заметила?

– Тебе видно … трусики … Прости меня, дуру распущенную …

– И не проси – все равно не прощу … Очень приличные трусики, по-моему … Беленькие такие …

– Если не сердишься – то почему … выше … меня … не … гладишь?

– Потому, что хочу оставить на потом … Думаешь, мне не хочется тебя приласкать … и там?

– Хочется? Правда, хочется? – она оторвалась от его шеи и, зажав его руку между ног, одернула подол. – И ты сдерживаешься? А почему я не могу сдержаться? Видишь, сижу перед тобой гологрудая, как последняя … куртизанка …

– Милая моя куртизанка …

– Пусти … Дай я чулки надену …

Она начала надевать чулки, но смутилась, повернулась к нему спиной.

– Не смотри …

– Знала бы ты, как это прекрасно – когда ты надеваешь чулки … Нагибаешься … Твоя грудь – это само совершенство …

Она опять устроилась у него на коленях, заправила подол юбки между ног.

– Вот теперь тебе не будет видно того, чего не надо … и лишняя преграда, правда?

– Да, такая преграда! – он кончиком пальца дотронулся до кончика ее соска. Даша вся выгнулась, подставляя себя его руке, а потом прильнула к губам, прижимая его руку к своей груди.

– Что же ты делаешь … Я же не выдержу …

– Тогда пойди и оденься … Да лифчик потолще надень … на меховой подкладке …

РИСУНОК ГРИШИ

– Дядя Слава, я хочу показать тебе один рисунок. – Гриша протянул Маленькому лист бумаги.

Молоденькая девчушка с испугом смотрела на стрелку прибора. Но прибор, стрелка и лампочки над шкалой были изображены как бы отражающимися в стекле и девушка была за этим стеклом.

– Неужели Вера? Гришка, неужели Вера? Веруня, иди скорее! На, посмотри!

Вера взяла лист, всмотрелась, недоуменно взглянула на Гришу, на Маленького.

– Как же это? Откуда? Где ты мог это увидеть? – она не могла оторваться от рисунка. К ним подошли Зина и Катя, тоже всмотрелись в рисунок.

– Гриша, как же это?

– Где ты мог такое увидеть?

– А Верка-то какая молодая! Ну, точно, как тогда!

– И «люпус» такой. Они только-только тогда с Константином познакомились и начали прибор переделывать …

– А Доктор ворчал на них … И доворчался до того, что Димка родился …

Вера тихонько плакала, а Маленький гладил и успокаивал ее.

– Гришка, ты такой … такой … Ну, чтоб тебя … не знаю, какой! – он ласково погладил своей огромной ладонью Гришу.

– Гришенька, спасибо тебе … тебе Дима помог, да? Спасибо, это такая память …

ДАША и ВОЛОЖАНИН

Даша посмотрела на свои ноги – одна, согнутая в колене, прижата к его груди, а другая свесилась с его колен на пол, над чулками виднеются оголенные ноги …

– Юрочка, я очень … неприлично выгляжу?

– Ну, спохватилась … А ты сама как думаешь?

– Думаю, что очень неприлично … Только мне хорошо, что ты … тут … что твоя рука тут …

Она взяла его руку и повела ею по своей ноге. Это было так хорошо, так волнующе, что она закрыла глаза и зажала его руку между ног.

– Юрочка, милый … Накинь на меня свою куртку … и руки убери … а то мне плохо будет …

Он укутал ее, обнял, легонько касаясь губами ее лба.

– Как мы назовем нашего первенького?

– Федькой или Клавкой … Как получится. Или ты сразу двоих мне выродишь?

– Милый, да я хоть пятерых вырожу – только бы можно было бы …

– Сколько будет, столько и будет. Перебьемся.

– Ты соображаешь, что говоришь? Я, что кошка тебе, каждый год рожать?

– Ах, ты милая моя кошка! Да о чем ты говоришь? Все образуется …

– Ну, да, ты же у нас мужчина опытный … С женщинами дело уже имел … Ой, Юрочка, прости, пожалуйста! Прости меня, дуру глупую! Было – значит было, так теперь-то нету … Нету?

– Дашенька, милая, у меня никого нет, кроме тебя. Жаркая моя …

– Просто положи руку, и пусть она себе лежит … Если двигать начнешь, я опять зайдусь – не уймешь …

В спальню она пришла поздно, вернее, рано и, счастливо улыбаясь, вынула из кармана халата злополучную кофточку.

Ольга исподтишка наблюдала за ней.

«А не надень я эту кофточку – сколько бы он еще собирался …» – подумала Даша снимая халат. Груди еще хранили, казалось, его прикосновения, и она их легонько погладила.

И счастливо, но чутко заснула.

К СВИРИДОВУ с ЗАЯВЛЕНИЯМИ

Суковицина положила перед Свиридовым конверт посетителя, на нем было написано «Воложанин».

– Зови! – удивился Свиридов. Капитан Воложанин входил в число лиц, имевших право входить к нему в любое время без доклада.

– Здравия желаю, товарищ командующий!

– Здравствуйте, Юрий Николаевич. Прошу.

Свиридов вышел из-за своего стола и сел напротив Воложанина.

Тот вынул пачку листов и положил перед Свиридовым.

– Так, значит. Свадьбы у нас намечаются. Это – дело хорошее. Заявления от офицеров, но я надеюсь – невесты не возражают? Да, заявление капитана Воложанина и лейтенанта Огородниковой – вместе. Я тебя поздравляю, Юра. Рад за вас – такая хорошая пара получилась. Таким образом формальный момент разрешен – командование в моем лице не возражает и даже приветствует.

– Как устраивать семейную жизнь, командир? Хоть народ и без особых претензий, но не хотелось бы по общежитиям ютится.

– Пойдем-ка с тобой, поглядим… А потом побеседуем.

Свиридов привел Воложанина на третий этаж 400-го корпуса, взял у дежурных ключи. Пройдя в самый конец коридора он открыл дверь последнего номера.

– Вот, смотри. Однокомнатная квартира. Прихожая, ванна с туалетом, большая комната с кухонным уголком, спальня, лоджия. Здесь на этаже десять таких номеров. Как смотришь, годится для молодой семьи?

– Совсем неплохо, командир! А дети?

– Пойдем. Там, в начале коридора, три типовых распашонки – трехкомнатных номера. Один – для неженатых офицеров твоего отряда, один – для детей. В коридоре комнат свиданий устраивать не будем, там пусть ребятишки занимаются, читают, мастерят. Думаю, пока им лучше побыть вместе, но если захочется – всегда можно убежать к маме с папой. Как мыслишь?

– Вы заранее все предусмотрели, командир? Мне нравится.

– Мне тоже. Очень хочется, чтобы вам всем было хорошо. А кончим работу здесь – там, у себя, в Москве, получите все по отдельной квартире. Если кучу детей к тому времени не нарожаете – трехкомнатную!

– Думаю, дети будут. Мы с Дашей … планируем.

– Не познакомился еще с родителями?

– Нет, собираюсь.

– Кого в сваты хочешь пригласить?

– Вас, командир. Больше некого …

– Спасибо. Своим-то написал?

– Написал. Думаю, возражать не будут – все равно показать не смогу. Тем более Даша торопит … Нет, вы не подумайте чего, командир – просто она побыстрее хочет.

– Да и другим-то чего тянуть. Давайте соберемся вечерком, покумекаем – что да как. У Даши хоть ее родители тут, под боком, а у других никого рядом нет. Пусть особенно не переживают, что фотографий послать не могут – глядишь, в отпуск съездят, познакомятся. А ваша с Дашей квартира – вот эта, поближе к отряду. Там внутренняя дверь есть – прямой проход мимо коридора. Ну, как?

– Благодарю, командир. От себя и от имени всех … заинтересованных лиц.

– Будет вам хорошо – и мне хорошо. Но вас всего восемь – а остальные? Вас пятнадцать, без Ольги – четырнадцать, без вас – шестеро. Они-то как?

– Я не скажу, что все они аскеты или монахи … Но у некоторых девушки остались в Москве. У других процесс знакомства … протекает не так быстро, как … как у других. Но исключать возможность женитьбы я бы не стал …

– Понятно. Но вы, женатики, не обижайте их, не отталкивайте от себя.

– Что вы, командир! Они пасутся у нас … то есть я хотел сказать – у женщин в комнатах, как свои там. Правда, до ревности и там всяких глупостей не допускаем. Ольга сейчас очень хорошо помогает – она так смотрит за ребятами! В курсе всего, ребята советуются с ней по самым щекотливым вопросам …

– Молодчина Ольга! Пусть группу спецподготовки с мальчиками организует – она это умеет. Да и отвлечется от московских воспоминаний. Так до встречи?

– Ждем вас, командир!

ЭКСПЕРИМЕНТ с ЛЕНОЙ

#Лена, ты где? – Свиридов мысленно позвал Карцеву.

#Я у грузовых ворот, в приямке. Что, Толя? – тотчас же откликнулась Лена.

#У меня есть свободные полчаса – не попробуем телекинез?

#Прямо тут? Давай. Только я вылезу из этой канавы.

#Поднимайся в комнату отдыха, я буду ждать тебя там.

Лена пришла вся в космах паутины, скинула халат.

– Грязи там! Трубы надо менять – проржавели все.

– Здравствуй, занятая женщина!

– Здравствуй, Толя! Что, прямо здесь и попробуем?

– Ты оставайся здесь, а я пойду в камералку. И скажу, чтобы в эти комнаты не ходили.

#Ну, как, ты готова?

#Готова. А что делать будем?

#Что-нибудь такое, что оставляет безусловные следы.

#Возьмешь что-нибудь или передашь?

#Это не очень надежно – мало ли что, это могло быть передано заранее.

#Ты собираешься доказывать кому-то?

#Нет. Для начала давай попробуем установить контакт рук.

#Я пытаюсь.

Свиридов представил себе Лену, ее руки, протянул свои и ощутил прикосновение ее рук. Глаза его были закрыты, но он видел Лену, ее руки и ощущал их тепло и движение.

Он погладил ее пальцы.

#Как хорошо … Ты тоже чувствуешь? Я закрыла глаза и вижу тебя.

#Я тоже вижу тебя. У тебя на блузке верхняя пуговка расстегнута.

#Расстегни дальше … Ну, что ты? Ты начал меня стесняться?

Свиридов начал расстегивать пуговицы на ее блузке, открылась светло-сиреневая комбинация.

#Вижу сиреневую комбинацию.

#Правильно. Сними с меня кофту. Снимай, снимай!

Она повернулась спиной и помогла ему стащить за рукава кофту.

#Раздевай меня … Толя, ну это же эксперимент!

Свиридов чувствовал руками ткань блузки и комбинации, и нежную теплоту кожи, и нервную дрожь ее тела. Он осторожно спустил с плеча бретельки.

#А теперь расстегни …

Свиридов провел руку ей за спину, нащупал застежку и расстегнул бюстгальтер. Освободил ее увядшую и немного отвислую грудь.

#Все это ты могла неосознанно сделать сама …

#У тебя есть шариковая ручка? Распишись прямо на груди.

Свиридов сунул руку в карман, достал ручку. Приподняв ее левую грудь он расписался на ней и еще раз ниже.

#Ой, щекотно! А теперь укради у меня что-нибудь.

Свиридов потянул к себе бюстгальтер. Пришлось снимать его с другого плеча, освобождать из-под комбинации. Лена послушно поворачивалась под его руками. Он скомкал бюстгальтер и спрятал его в карман.

#Поцелуй меня … Пожалуйста.

Свиридов обнял ее за обнаженные плечи и поцеловал в губы. Лена ответила ему, и поцелуй получился совсем не такой, каким они иногда обменивались при встрече. Свиридов чувствовал на своей шее ее руки.

#Утащи и ты что-нибудь.

Рука Лены прошлась у него под пиджаком, нащупала в нагрудном кармане кучу ручек и карандашей и вытащила один.

#А теперь иди ко мне.

Она ждала Свиридова обнаженная по пояс и с зеркальцем в руке.

– Смотри, вот твои подписи, мне их видно только в зеркало.

Свиридов увидел на ее обнаженном теле две свои подписи.

– Бессовестный соблазнитель … Отдай лифчик! – Лена чуть прикрыла обнаженную грудь рукой. – Ну, что ты так меня разглядываешь – голую бабу не видел? Что ты чувствовал, что видел? Вот твоя ручка – я ее все-таки утащила!

Свиридов отдал ей бюстгальтер и Лена стала одеваться.

– Думаю, наши ощущения были весьма близки – и друг другу и реальности. Например, у тебя вот тут шершавая кожа. Так?

– Так … Я даже не замечала … Но когда ты меня хватал за грудь …

– Ну уж и хватал!

– Еще как – по-хозяйски! Но мне все равно это было приятно …

– Что – телесекс?

– А почему бы и нет? Может, попробуем? Извини, глупости говорю, но по существу … По существу это может быть … сам понимаешь … Это тебе не виртуальная реальность, а кое-что похлеще …

– Да, тут кое-что похлеще, ты права.

Свиридов помог ей надеть кофту.

– Не забудь смыть следы преступления, а то Саша меня прибьет.

– Знаешь, я своим дряблым телом перед ним не хвастаюсь … Смою, смою! А ты не хочешь попробовать на расстоянии? Тут все было рядом.

– Попробуем.

В машине Свиридов подумал о необходимости проверить две вещи – возможность сексуальных действия и возможность физических воздействий в условиях невозможности непосредственного контакта и значительной отдаленности от объекта.

И главное – если объект такими телекинетическими способностями не обладает.

 

Эксперимент

МАМА, Я ПРОПАЛА!

– Здравствуйте, мама! Что, никого нет? А Надюшка где?

– Все-таки приехала … Совсем дом забыла …

– Ну, что вы, мама! Просто работа – детишек бросить жалко. Только уехала, а сама думаю – как они там, да что делают … Хорошо, хоть там помощница у меня появилась … Вот, я Надюшке платьице привезла. Думаю, как раз в пору будет. А вот это я себе новое купила …

Даша повертелась перед зеркалом.

– Как вам, мама? Ничего, идет мне?

– Дарья … Дарья!

– Что, мама?

– Дарья, никогда за тобой этого не водилось – чтобы ты перед зеркалом вот эдак вертелась … Что с тобой, Дарья?

– Ой, мама! Пропала я … Совсем пропала …

– Кавалера завела? Кто он?

– Капитан из отряда Свиридова, нового начальника …

– И что у вас с ним?

– Ой, мама, пропала я … Только о нем и думаю …

– И до себя его допустила? Говори как на духу!

– Ой, мама … Не поверите – все бы ему позволила, да сам он меня оберегает … Говорит, что любит, а жениться хочет на девушке …

– Что-то непохоже на нонешних. Привела бы, познакомила. Неужто влюбилась-таки без задних ног? Давно знакомы-то вы с ним?

– Да уж почти два месяца, как они все приехали. А вместе … всего ничего, дней … две недели всего …

– Это как это – вместе? А говоришь – не допустила до себя?

– Мама, ну как это можно! Я же люблю его без памяти! Засыпаю – его вижу, просыпаюсь – его вижу. Гуляем с ним или сидим разговариваем – так бы и сидела ночь напролет … А обнимет, поцелует – все, нет меня …

– Ох, Дарья, это в тебе моя кровь играет … Я такая же была, когда с твоим отцом целовалась … Как зовут-то твоего? Откуда родом? Не старый?

– Он сам из-под Владимира, родители его в колхозе работают. Зовут его Юра … Юрочка … Юрий Николаевич Воложанин. И старше-то меня он всего на четыре года … Ой, мама! И чего он во мне нашел?

– Деревенскую дуру глупую да доверчивую … да влюбчивую … Правду говоришь, ничего промеж вас не было?

– Ну, мама! Когда я вам неправду говорила? Он меня бережет … И неужто я дура такая?

– Да не бери к сердцу, это я так, любя … Ты у нас выросла умненькая, хорошенькая, заботливая … Ну, и что же будет? Ты говоришь, жениться собирается? Замуж тебя возьмет?

– Отдайте ему меня, мама. Пропаду я без него …

– Совсем присушил? Так ведь мы его пока не видели … Да и сестра у тебя есть старшая, ее черед замуж выходить …

– Мама! Вы же сами сказали – это ваша кровь во мне играет! Я ребятишек от него хочу!

– Прямо так и хочешь … Жить-то где будете?

– Не знаю, мама … Где он, там и я буду … Он человек военный …

– Ну, да, внучат родителям подкинете – и айда …

– Мама, как вы можете? Я чужих-то оставить на день не могу, а своих? Как вы такое подумать могли только про меня!

– Не сердись … Вон Анюткиных-то не дождались, так хоть твоих понянчим … Как отцу-то сказать … Привози своего в гости, на смотрины, поглядим на него … Не заробеет?

– Ну, что вы, мама. Он боевой офицер, награды имеет боевые.

ПЕС САНДАЛ

Дежурный вытянулся перед неожиданно возникшим перед ним Свиридовым.

– Товарищ полковник …

– Вольно. Где тут у вас собака, которая приходила в гости к мальчикам около четырехсотого корпуса?

– Да, пожалуйста …

В вольерах, огороженных сетками, сидели мощные мохнатые овчарки.

– Вот этот. Только он серьезного нрава, товарищ полковник, кроме своих никого не подпускает.

– Как зовут?

– Сандал …

– Привет, Сандал. Как поживаешь? Меня зовут Анатолий Иванович. Будем знакомы.

Дежурный с удивлением наблюдал, как пес встал, подошел к сетке и чуть заметно вильнул хвостом.

– Помнишь мальчиков? Хочешь пойти погулять с ними?

Пес качнул головой и еще заметнее вильнул хвостом.

– Откройте. Мы с Сандалом пойдем погуляем.

– Как же это? Поводок хоть возьмите …

– Нам нужен поводок? Может быть, обойдемся без него? Ты не будешь убегать от меня?

Пес утвердительно кивнул несколько раз и заворчал.

Дежурный ошеломленно смотрел в окно – там мощный Сандал мирно шел рядом с полковником Свиридовым – без поводка! – и внимательно слушал Свиридова, поднимая голову и изредка порыкивая.

Мальчики были на горке и катались на санках. Сандал заметил их издали и заволновался, стал беспокойно посматривать на Свиридова и повизгивать.

– Потерпи, Сандал, а то они еще испугаются. Пойдем вместе.

Пес обиженно заворчал, но повиновался и так же покорно шел рядом со Свиридовым.

Тут уже мальчики увидели Свиридова с собакой и бросились навстречу.

– Сандал! Сандал!

– Ну, беги! – разрешил Свиридов и пес с веселым лаем бросился навстречу мальчикам.

Он радостно прыгал вокруг них, подпрыгивал и лизал их своим розовым шершавым языком.

– Сандал, у тебя язык – как щетка, ты можешь сделать им больно. Полегче.

Пес повернулся, выслушал Свиридова, пошевеливая ушами, и лизнул очередного мальчика самым кончиком языка.

К ним спешила Даша, а две мамы – Вознюкова и Дзюбановская – так и остались стоять столбиками то ли от неожиданности, то ли от страха.

– Сандал, познакомься с Дарьей Федоровной, тетей Дашей. Она здесь главная, главней меня.

Пес послушно подошел к Даше и та машинально протянула собаке руку. Пес протянул ей лапу, но потом все же решил познакомиться по своему и тщательно обнюхал Дашу. Тявкнув он отбежал к мальчиками.

– Галина, Валерия! – позвал Свиридов. – Никита! Идите, познакомьтесь с Сандалом!

Мамы с осторожностью приблизились. Пес обнюхал их и поздоровался с каждой коротким лаем.

– Привет, Сандал! Меня зовут Никита, – подошел поздороваться дежурный. Псу он понравился меньше – от него пахло оружием, но он все же добродушно поздоровался с Кулигиным за руку.

– Ой, какой … – тихонько прошептала Вознюкова.

– Галя, не бойся его, он очень добрый и серьезный зверь. А на врага он нападает молча, поэтому его рычание и лай – это его разговор. Так, Сандал?

Пес коротко пролаял.

Свиридов остановил барахтанье на снегу и мальчики стали снова скатываться с горки на санках, а Сандал бежал рядом и потом за веревку тащил санки обратно. Двух мальчиков ему тащить было тяжело и мальчики стали съезжать по одному и не так часто, чтобы не мучить собаку.

Потом они попробовали уговорить Сандала прокатиться на санках с горки самому, и тот поддался на эти уговоры и дал усадить себя на санки. Но до конца горки не съехал, а соскочил с санок раньше.

– Нам пора уходить, – сказала Даша, – Мы и так задержались.

– До свидания, Сандал! До свидания!

Мальчики махали ему руками, а пес коротко тявкал и махал хвостом.

– Хочешь еще прийти к мальчикам?

Пес утвердительно закивал и пытался даже что-то изобразить голосом.

– Хорошо. Когда я буду свободен, мы с тобой еще придем сюда. Хорошо?

Пес активно подтвердил свое согласие.

– А ты сам обратно дойдешь? Только спокойно, без шума, ни на кого не лаять и не бросаться. Договорились?

Пес опять подтвердил.

– Тогда иди. До свидания, Сандал!

Пес тявкнул, повернулся и, оглядываясь на Свиридова, пошел по дорожке.

– Ну, то надо же! – растерянно прошептала дежурная по корпусу, наблюдавшая за всем в окно. – Его и собаки слушаются! Чистый колдун!

ДОБРЫЙ ДЕНЬ, ИЗРАИЛЬ МОИСЕЕВИЧ

– Израиль Моисеевич, добрый день.

– Здравствуй, Толя, здравствуй. Что нового?

– Мы с Леной провели еще один эксперимент по телекинезу.

– Ну, ну?!

– На расстоянии около двадцати метров через две железобетонные стены мы установили зрительный и тактильный контакт. С закрытыми глазами была полная иллюзия подлинности прикосновений. Я снял с нее кое-что из одежды и расписался ручкой на ее теле. Она взяла у меня из кармана карандаш, а я – деталь ее туалета.

– Что ты так витиевато выражаешься? Поконкретнее.

– Я снял с нее бюстгальтер и спрятал в свой карман и расписался на ее груди там, где она сама сделать этого не могла.

– Ты кому и что доказывал?

– Я хотел убедиться, что она не могла этого сделать сама – под каким-то влиянием …

– Надо проверить на расстоянии … Хотя вряд ли дальность отличается от мысленного общения … Но если так пойдет дальше, то … секс на расстоянии!? Не думал?

– Подумали.

– Я тоже подумаю. А пока вижу следующие задачи. Первая – а нельзя ли установить подобный контакт с обычным человеком?

– Думаю.

– Вторая – а если ты выстрелишь? Ну, ты понял – дойдет ли орудие и совершит те же действия, что на визуальной дистанции … Вариант – при таком телекинетическом сексуальном контакте может ли забеременеть партнерша? Не смейся, это же страшно интересно!

– Непорочное зачатие.

– Не совсем, но … Третье – видишь ли ты текст в руках своего партнера, можешь ли прочесть, и должен ли видеть этот текст твой партнер …

– И чего вас в разведку не взяли …

– Главное – твой партнер – обычный неподготовленный человек … Подумай, как это сделать …

– Этот партнер может выполнять активную и пассивную роль … Ведь он может и не знать о контакте, или воспринимать это как свои мечты, грезы, сон. Так?

– Так, Толя, так … Освободись хоть немного от своих дел и займись этим – это намного важнее всего прочего.

– Но знаем-то об этом толком только мы двое …

ЭКСПЕРИМЕНТ с ТОНЕЙ

– Тонечка, мне надо провести кое-какие эксперименты – можно попросить тебя помочь мне?

– Конечно, Толенька. Что надо делать?

– Это связано с мысленными контактами, но в реальном масштабе времени. То есть без всякого обращения к твоей памяти и информационному полю твоего сознания – только то, что происходит сейчас.

– Толенька, я же тебе разрешила раз и навсегда читать мои мысли и что там еще есть у меня в голове! И нечего … целовать … затыкать … мне … рот …

– Значит, целовать не надо? Совсем … не … надо …

– Так мы много с тобой наработаем … Ну, прямо, как маленькие!

– Ничего себе маленькие – у нас Гриша скоро вот так целоваться будет!

– Только не с кем ему – если только с Аришкой Михеичевой, так она маловата еще для этого … Ладно, давай о деле.

– Первый опыт мы с тобой поставим так – ты будешь сидеть и думать обо мне, а я попытаюсь установить с тобой мысленный контакт. Твоя задача на первый раз – постараться не отвлекаться и все. Ты сиди здесь и закрой глаза, а я пойду в другую комнату.

Тоня уселась поудобнее и закрыла глаза.

«Интересно, что будет дальше? Как это мысленный контакт?» – подумала она и вдруг почувствовала, как Толина рука легонько погладила ее по щеке. Она даже открыла от неожиданности глаза – никого в комнате не было. Но рука не исчезала, и это была его рука – уж его-то руку она не могла спутать ни с чем!

Потом он взял ее руку и поцеловал, и Тоня совершенно отчетливо ощутила его губы. Ей захотелось забраться с ногами на диван и она сбросила туфли и подняла ноги, поджала их поудобнее. Затем у нее ужасно зачесалась коленка и она ее почесала.

На диване было так уютно, Толя держал ее за руку и делать ничего не хотелось. Нет, ей захотелось взять со стола книгу и открыть почему-то на сто двадцать восьмой странице – она встала, взяла книгу и стала листать.

Но читать не хотелось и она, даже не посмотрев на страницу, отложила книгу в сторону. Ремешок часов вдруг стал тесным и Тоня расстегнула ремешок и часы вдруг куда-то делись – только что были и вдруг их не стало.

Тоня резко вскочила и тут вошел Толя с ее часами в руке.

– Это … это как? Как ты это сделал?

– Посмотри текст в книге – сверху сто двадцать восьмой страницы. «Еще сложнее работать с пропорциональными шрифтами при подготовке таблиц. Необходимо добиться, чтобы не только колонки начинались в нужном месте таблицы, но и чтобы цифры в этих колонках также были выровнены.» Что за книга?

– Да это Гриша читает про компьютеры. Все правильно, там так и написано.

– Что ты чувствовала?

– Ты гладил меня по щеке, брал меня за руку, целовал руку. Это было так реально, что я открывала глаза – но тебя не было. Потом мне захотелось подобрать ноги, потом зачесалась коленка, потом надо было взять книгу, открыть, но не читать. И потом часы – я только расстегнула ремешок, а часы исчезли. Как это, Толя?

– Вот этого я сам пока не понимаю – как это я предметы … телетранспортирую. А все остальное я тебе внушал.

– Но я так явственно ощущала твои руки… Неужели это возможно?

– Думаю, так явственно получилось потому, что ты на меня настроена. Как радиоприемник.

– Ты мысленно установил контакт со мной и я почувствовала твою руку … А если я так попробую – ты почувствуешь? Давай попробуем?

– Вряд ли. Давай. Я тоже буду думать о тебе.

Свиридов вышел. Тоня сосредоточилась и попробовала представить себе, что она берет его руку и прикладывает к своему лицу, прижимает ее и гладит. Она поднесла руку к своему лицу. Ей даже на миг показалось, что она чувствует его руку, но это было не так и она сделала движение, будто щиплет эту несуществующую руку.

Вошел Свиридов.

– У меня не получается.

– Неправда, получается. Я чувствовал, что ты хочешь приложить мою руку к своему лицу, к щеке. Я ощущал твою руку, правда, очень слабо. А потом ты зачем-то захотела ущипнуть меня! Так?

– Точно! Но я тебя не чувствовала.

– Это же страшно интересно! Значит, какие-то основы у тебя есть, надо только попробовать развить их. Потренироваться. Помнишь, ведь тогда я тебя «услышал» – когда тебя пытались захватить …

– Давай попробуем еще. Попробуй еще что-нибудь со мной сделать.

Свиридов вновь вышел, а Тоня вытянулась на диване. И почти мгновенно раздался ее смех.

– Толя, не надо! Толя, мне щекотно! Толя, что ты делаешь!

Его рука щекотала ей подошву ноги, она попыталась отбиться, стала дергать ногами, но одна его рука ухватила ее за лодыжку, а другая прошлась по подошве.

– Ну, Толенька, ну, пожалуйста!

Ее ногу отпустили и в комнату вошел Свиридов.

– Изверг ты … Совсем защекотал. Но как ты мог держать мою ногу, если тебя здесь не было?

– Сам не знаю. Но сил пришлось приложить немало …

Тут произошло совсем непонятное. Тоня видела его перед собой, видела его руки – и одновременно чувствовала, как он взял ее за руки и помог встать с дивана.

– Ну и тяжела же ты! – сказал Свиридов. – Реально, а не мысленно поднять тебя куда легче!

– Толенька, я ничего не понимаю … – растерянно сказала Тоня.

И она почувствовала, как его пальцы осторожно кладут ей в нагрудный карман кофточки бумажку. Тоня опустила глаза – в кармане лежала сложенная записка, но ведь он даже не протянул к ней руки! Она развернула бумажку – и на ее глазах на чистой бумаге стали появляться слова «Милая Тонечка, я так тебя люблю!»

Она подняла глаза – на лбу Свиридова собирались крупные капли пота.

– Это не так просто делать …

СМЕРТЬ НЕФЕДОВА

– Здравия желаю, товарищи генералы!

– Здравствуй, Свиридов. Доложи обстановку.

– Идет плановая подготовка к вводу в строй установок с литерами 100А, 100Б и 100В. Производятся монтажные работы, продолжается комплектация оборудования. Техническая документация по блокам 100А и 100Б подготовлена, производится тренировка персонала.

– А что это за установки? – проявил интерес генерал Нефедов.

– А это Свиридов реконструирует комплексную установку с базовыми излучателями. Но вас, Сергей Юрьевич, интересует заключенный Шипук, не так ли?

– Да, Николай Константинович, я бы хотел допросить Шипука.

– Полковник Свиридов, мы можем увидеть заключенного?

– Так точно, товарищ генерал-полковник. Прикажете доставить?

– Я думаю, лучше навестить его там, где он содержится. Не так ли, Сергей Юрьевич? Заодно посмотрим, как содержатся заключенные.

– Согласен.

В микроавтобус вместе со Свиридовым, Сторнасом и Нефедовым втиснулись еще четверо массивных офицеров – двое сопровождали Сторнаса, а двое – Нефедова. За рулем машины сидел капитан Воложанин, а рядом с ним подвижной и веселый старший лейтенант Рыбачков.

Только когда машина остановилась на расчищенной площадке у дверей здания генерал Нефедов узнал его.

– Что за черт? Вы что, в здании интерната заключенных держите?

– Никак нет, товарищ генерал. Интернат отсюда переведен. Теперь тут местная тюрьма – другого подходящего здания не нашлось. Прошу.

За дверью оказался пост охраны – автоматчики, решетчатая запертая дверь. Свиридов в журнале поименно записал всех приехавших и после этого они прошли в коридор. За Свиридовым последовал один Рыбачков.

– Где же камеры? Кто тут еще содержится? – спросил генерал Нефедов, оглядывая длинный пустынный коридор.

– Камеры дальше, за поворотом, товарищ генерал. Кроме бывшего начальника охраны Шипука тут сидят еще несколько мелких уголовников.

За поворотом открылся длинный и не менее пустынный коридор, но вдали уже просматривались проемы в стенах.

– Товарищ генерал-полковник! Считаю присутствие сопровождающих при допросе Шипука излишним.

– Согласен, полковник. Прошу остаться.

Рыбачков пригласил сопровождающих в нишу в стене – там стоял стол, стулья, на стене висел телефонный аппарат.

Генералы и Свиридов пошли дальше и свернули за угол, а потом повернули в просторную пустую нишу.

– Полковник Свиридов, оставьте нас одних.

– Слушаюсь, товарищ генерал-полковник.

Свиридов вышел из ниши и остановился за углом. Голоса отсюда были слышны, но слов разобрать было нельзя и Свиридов вошел в сознание Нефедова и через него присутствовал при разговоре.

Сторнас начал с простых вещей, но потом все больше и больше затрагивал то, о чем Нефедов вспоминать не хотел, и о чем – по мнению Нефедова – Сторнас знать не мог.

Свиридов следил за разговором невнимательно – содержание разговора его интересовало мало, а основное внимание уделил исследованию информации в памяти Нефедова. Да, там было много интересного.

Ну, что же – Сторнас довел Нефедова до нужной кондиции и тот готов выхватить оружие.

Свиридов с пистолетом наизготовку продвинулся из-за угла, и вовремя – Нефедов не очень ловко вытаскивал из заднего кармана брюк черный «Вальтер», направляя его ствол на Сторнаса …

Три выстрела прозвучали почти слитно. Первая пуля выбила кисть руки Нефедова вместе с пистолетом, вторая вошла ему в грудь, а третья – в голову.

Свиридов подошел – контрольный выстрел не требовался.

– Пошли, Свиридов. Ты узнал все, что было нужно?

– Так точно, Владимир Альбертович. Очень много любопытного.

Они вышли из ниши и пошли назад. Там, где они оставили сопровождающих, тоже все было в порядке – двое сопровождающих Нефедова лежали оглушенные.

– Старший лейтенант Рыбачков!

– Слушаю, командир!

– Сопроводите генерала и его офицеров в машину и отвезите в центр связи. Отвечаете за безопасность генерала.

– Есть сопроводить, отвезти в центр связи и обеспечить безопасность.

– Выполняйте. Владимир Альбертович, прошу вас, я скоро туда прибуду.

У выхода из здания уже не было охраны и один капитан Воложанин ждал его у двери.

– Всех людей вывели из здания? Проверено?

– Поименно, командир. Внутри здания остались заключенные уголовники, Шипук, Белков и Ишханов. Больше никого. У здания последняя машина. Охрана отведена в казарму.

– Поехали на пункт связи.

Машина отъехала от стелящегося по земле унылого серого здания метров на сто – по крайней мере, это было уже за огораживающей здание когда-то колючей проволокой.

Несколько выкрашенных белой краской машин слабо выделялись даже вблизи – в микроавтобусе сидел генерал Сторнас, от закрытого фургона в снег уходил белый кабель и ярко-красные телефонные провода.

Свиридов забрался в фургон.

– У меня все готово, командир! – старший лейтенант Колесов, которому высота фургона была явно маловата, снял наушники.

– Прозвонил все телефоны?

– Так точно, командир. Никого нет. Микрофоны дают звук только у камер, как обычно.

– Запись беседы генералов?

– Вот. – Колесов передал Свиридову кассету. – Запись была прекращена после выстрелов, как вы сказали.

– Готовься к подрыву.

Свиридов вышел из фургона, подошел к машине Сторнаса. Тот вышел из машины.

– Ну, что, Свиридов?

– Все готово к подрыву. Люди выведены. Какие будут приказания, Владимир Альбертович?

– Если все готово – тогда взрывай. Закрой эту страницу.

– Есть взрывать, товарищ генерал-полковник. – Свиридов козырнул, по уставному повернулся через левое плечо и зашагал к фургону, на ходу выключая диктофон.

– Готов?

– Готов, командир. Система к подрыву готова.

– Эта кнопка?

– Эта, командир.

– Тогда иди, подыши воздухом.

Колесов выбрался из фургона и прикрыл за собой дверь.

Свиридов смотрел на красную чуть выпуклую кнопку.

Потом положил на нее палец. И нажал ее.

И через неполную секунду несильно толкнуло фургон.

Свиридов вылез наружу – над тем местом, где до этого виднелась тоненькая полоска здания, клубился серый дым и оттуда донесся глубокий тяжелый вздох.

Все стояли и смотрели на облако, оно медленно оседало и таяло.

– Воложанин!

– Да, командир!

– Кабели смотать, все прибрать, уезжайте. Мы с генералом прогуляемся … на пепелище. Тщательный осмотр места взрыва приказываю провести через час.

– Есть, командир!

– Поехали, Владимир Альбертович, посмотрим?

– Поехали, Свиридов.

О недавнем присутствии здесь длинного приземистого здания напоминала только пыль и несколько вогнутая равнина из обломков бетона с торчащей арматурой. Они объехали по снежной целине вокруг всего бывшего здания – картина была совершенно одинаковой.

– Там ничего не загорится? Электропитание отключено?

– Да, Владимир Альбертович. Мы все-таки нашли замаскированные аварийные выходы. Правда, в них стояли подрывные устройства. Но до подстанции добрались. На момент взрыва вся система электроснабжения была обесточена.

– Ну, что ж … Прими благодарность от имени руководства за образцовое выполнение спецзадания.

– Служу …

– И правильно … Как с документацией?

– Практически все готово. Но придется внести кое-какие изменения и дополнения в связи с новой информацией от Нефедова.

– Узнал что-нибудь интересное?

– Кое-что об этом объекте и о работах, которые здесь проводили. Поэтому кое-что еще надо прояснить …

– Учти, в Москве он почистил архивы и вряд ли там теперь можно что-нибудь найти. А по линии наркотиков?

– Практически ничего нового. Все те же фамилии, пара новых – так, по мелочи.

ТРИ ЖЕРТВЫ НЕФЕДОВА

– Вот вам, товарищи генералы, бумаги, а я с вашего, Владимир Альбертович, разрешения отлучусь часа на два. Привезу кое-что новенькое.

– Как, Николай Константинович, отпустим его? Пока почитаем, пока сочиним радиограмму, Галочка нас покормить сводит? Как, Галочка, покормите?

– Так неужели же нет, товарищ генерал-полковник!

Свиридов встретил Дину в коридоре.

– Дайяна, срочно к молчаливым старушкам! Посмотри, чтобы нам не мешали!

Они быстрыми шагами пронеслись по коридорам, за Свиридовым развевались полы белого халата и голову его закрывала белая шапочка.

– Здесь Евдокия Ивановна Пчелинцева …

В светлой комнате на кровати лежала худая женщина неопределенного возраста с отсутствующим взглядом выцветших глаз.

– История болезни. Что при поступлении?

– Этого нет в карточке. Никаких сведений о причинах заболевания. Амнезия. Мне выйти?

– Нет, останься.

Свиридов присел на кровать к женщине, тронул ее за руку. Та очень медленно перевела взгляд на него и так же медленно отвела глаза.

– Евдокия Ивановна! – позвал Свиридов, но женщина не реагировала на голос. Он положил руку на ее лоб и вошел в ее сознание. И отшатнулся.

– Что? Что случилось? – Дина внимательно наблюдала за ним.

Жестом успокоив ее Свиридов вновь положил руку и вновь настроился на информационное поле лежащей.

– Дуся, Дуся, Евдокия, – ласково и певуче позвал он, – Евдокеюшка моя, просыпайся!

Женщина подняла руки и стала протирать глаза, потом повернулась к Свиридову, поглядела на него.

– Кто тут? Вы кто? – она говорила с трудом, слова выходили какие-то нескладные.

– Евдокия Ивановна, тут врачи, вот Дина Егоровна. – Свиридов показал на Утечкину и женщина живо перевела взгляд туда. – А меня зовут Анатолий Иванович …

– Дина Егоровна … Анатолий Иванович … – послушно повторила женщина. – Мне можно встать? Простите, я не одета …

– Вставайте. Дина Егоровна вам поможет …

Свиридов отошел от кровати, а женщина с помощью Дины спустила ноги и встала на пол. Ноги ее слушались плохо, но она дошла до стола и опустилась в кресло.

– А почему я ничего не помню? Что со мной?

– Вы совсем ничего не помните? А как вас зовут, помните?

– Нет, не помню … Доктор сказал, Евдокия Ивановна я … Это я?

Женщина начала волноваться и Свиридов положил ей руку на лоб.

– Евдокия Ивановна, не надо волноваться. Все в порядке, все хорошо, вы спокойны. Вы спокойны, память к вам вернется. Память вернется постепенно. Сперва вы вспомните, как вас лечили здесь в больнице, вспомните врачей и сестер. Потом вы вспомните свое детство, своих родителей, вспомните, как вы учились в школе. А пока поспите. Спите. Спите.

Женщина закрыла глаза и расслабилась и Свиридов с помощью Дины положил ее на кровать.

– Она проспит часа два. Потом разбудите, дайте поесть. Успокаивайте, память будет возвращаться постепенно. Самое опасное – возвращение памяти о работе в лаборатории Сергея Юрьевича Нефедова. Только в этом случае использовать медикаментозные препараты, в остальных – не нужно.

– Вам удалось разблокировать ее память?

– Это было самым простым. Труднее было затормозить процесс ее «вспоминания». Давайте другую.

– Сталина Валентиновна Лабунец, состояние практически такое же.

И эта женщина не реагировала ни на голос, ни на прикосновение.

– Дайяна, вызови главврача.

Пока Дины не было Свиридов прошелся по информационному полю Сталины, снял торможение, успокоил вскочившую женщину и не без труда усадил ее на кровать – несмотря на ужасающую худобу она энергично вырывалась, но Свиридову удалось ее успокоить и усыпить.

Главный врач был чрезвычайно взволнован.

– Что случилось, Анатолий Иванович? Дина Егоровна была так взволнована …

– Так вот, милейший, ваши пациентки начинают оживать. К ним постепенно будет возвращаться память. Они будут нервничать – это естественно, успокаивайте их, но постарайтесь не пользоваться медикаментозными препаратами. В крайнем случае – физиотерапия. Кто там у нас следующий?

– Тургумбаева Тилен Рыскуловна. На вид самая молодая их троих.

– Давайте займемся ей. А вы смотрите, смотрите.

Все повторилось и в этой палате, за исключением того, что пожилая с виду миниатюрная женщина заговорила на непонятном языке – но Свиридов заговорил с ней на ее языке, а через несколько минут она уже стала вставлять русские слова…

Усыпив ее Свиридов вышел в коридор.

– У них сейчас успокаивающий гипнотический сон. Меня интересует их появление здесь – с чем их доставили, анамнез и так далее …

– Видите ли, Анатолий Иванович, эту группу больных нам доставили после какой-то аварии. Но не в научном центре, их привезли другие люди, которых я больше не видел. Но потом все первичные материалы забрали … Причем из той группы четверо уже умерли – трое женщин и мужчина.

– Причины смерти?

– У мужчины – половое истощение. Совершенно явные признаки. Как будто, пардон, он целыми сутками не слезал с женщин.

– Материалы вскрытия?

– Да, это можно найти. У женщин воспаление придатков и гипофиза с последующим полным параличом. Данные вскрытия тоже должны быть.

– Подготовьте мне все материалы. Наблюдайте за этими пациентками. Дина Егоровна, проводите меня.

– Что это было, полковник? – тихо по-английски спросила Дина, когда они вошли в ее кабинет.

– У них была заблокирована память. Грубо, наспех, по шарлатански. Их использовали при специальных исследованиях, использовали, как подопытных мышей или свинок … Видимо, те, кто уже умер, испытывали те же муки, что и эти женщины … К сожалению – или к счастью? – я не могу тебе дать даже на минутку почувствовать то, что они чувствовали постоянно. Помнишь поездку в бывший интернат? Так они оттуда. Они это чувствовали несколько лет. Вот когда они начнут вспоминать это, то будет не так просто избавить их от этого ужаса … Я пока даже представить себе не могу, как это сделать!

– Вы все сможете, полковник, сэр! Вы все сможете. У вас в руках – сила бога, вы посланник бога …

– Брось, Дайяна, какой я посланник бога! Я слабый человек …

– Я вижу, что вы чем-то сегодня сильно озабочены, огорчены, удручены … Вы – слабый человек, но вы посланник бога … Я говорю вполне серьезно. То, что вы сейчас сделали – это не гипноз, это много больше.

– Вот в этом ты права – это намного больше. Но это меня ничуть не успокаивает. Я много могу – но имею ли я право на это?

Дина подошла к Свиридову сзади, положила ладони ему на виски и стала легонько поглаживать.

– Полковник … Сэр, вы устали, у вас был трудный день … Доверьтесь богу, он направит и выведет вас на правильный путь, на верную дорогу. В ваших руках – судьбы людей, и вы вершите их волею господа. Ваше беспокойство так естественно – вас все время будут преследовать сомнения в правильности ваших решений, а ведь это решения, ниспосланные вам господом …

– Все это прекрасно, Дайяна, можно себя этим успокаивать – но кто дал мне право решать судьбу людей? С этими женщинами более или менее понятно – я, возможно, спас их от смерти. От скорой смерти, но не от смерти вообще. А какова будет их жизнь до этой смерти? Чем они порадуются? Как будут жить? Может быть, человечнее их умертвить? Смерть – величайшее благо … Отпускающее грехи не только тому, кто умирает, но и тем, кто так или иначе связан с ним? Скажешь – гордыня? Вопросы богу задаю?

– Я этого не знаю. Нет, скорее больная совесть очень доброго человека, ищущего путь к божественному совершенству. Никакой гордыни … Гордыня – это над богом, это спор с богом. Снимите бремя с души, исповедуйтесь, полковник, сэр …

– Ну, Дайяна, ты даешь!

– Да, конечно, я несколько размечталась … Но знали бы вы, как это облегчает душу, когда исповедуешься и получаешь отпущение грехов … Мне этого не хватает уже столько лет …

– Я приму у тебя исповедь … Прочту пару молитв по латыни …

– А я приду к вам на исповедь! И буду исповедоваться как у вас говорят на полном серьезе! Вы – можете принять и отпустить мои грехи, я знаю. Вам стало полегче?

– Спасибо, Дайяна. Все в порядке. Я завтра заеду посмотреть наших пациенток. До завтра. Кстати, почему я тебя не видел в бассейне?

– До свидания, полковник, сэр. – и она добавила на русском языке. – До свидания, Анатолий Иванович. А в бассейне я еще не была …

ПОЛИНА МАССИРУЕТ СВИРИДОВА

Полина с Мальчиком вышли в приемную из кабинета Шабалдина навстречу Свиридову.

– Пошли, дядя Толя. – Мальчик взял Свиридова за руку и повел в кабинет.

– Товарищ командующий! – встала из-за своего стола Суковицина, – Генерал Сторнас просил сообщить, когда вы приедете.

– Ну и сообщи ему, что дядя Толя будет через пятнадцать минут, – ответил Суковициной Мальчик и повел Свиридова в комнату отдыха.

– Он освободится через пятнадцать минут, – подтвердила Полина, проходя за ними и закрывая дверь.

– Давай, раздевайся. Давай, давай – до пояса и ложись.

Полина стала помогать ему раздеваться.

– И чего удумали? – Свиридов послушно раздевался и мысленно пытался понять, что происходит, но мысли путались. Полина подвела его к дивану и уложила лицом вниз.

– Расслабься, я тебя помассирую.

Она уселась на него верхом и ее мягкие теплые руки коснулись его шеи. Стало тепло, хорошо, спокойно. Мальчик закатился куда-то в угол, уютно устроился там, но Свиридов чувствовал его присутствие.

– Спокойно, спокойно … Тебе тепло и хорошо … Все мышцы расслаблены … Дина массировала тебя немножко не так … постеснялась, наверное …

– Откуда знаешь? – как-то лениво спросил Свиридов.

– Олежка узнал. И вообще – лежал бы ты тихо и не думал бы ни о чем. Олежка – он многое может … А ты прав, Толя, ты прав … Тебе не в чем себя упрекнуть … Ты поступил правильно … И с этими бедными женщинами ты поступил правильно …

– Мальчик и это узнал …

– Ты не должен этого бояться – Олежка и я никогда не вмешаемся, если это не будет угрожать тебе … или кому-то из наших близких … Просто сейчас тебе нужно снять это напряжение …

Мягкие руки Полины, так ласково обрабатывающие его шею, переместились на позвоночник и превратились в твердые безжалостные крючки – Свиридов застонал.

– Терпи, терпи! – Полина сжала его коленями и еще сильнее прошлась вдоль позвоночника. – Это тебе не эротический массаж, который делает тебе твоя жена! Тут тебе не пляж …

И мягкими движениями прошлась по мышцам спины, по плечам.

– Ну, Полина, ты изверг … Милый такой изверг … Ты своего Семена Гавриловича тоже так истязаешь?

– С моим Семеном Гавриловичем мы сами разберемся … А тебя только драть и драть … Как ты? Полегче стало?

– Если ты с меня слезешь – еще легче станет … килограмм на шестьдесят …

– Ах, ехидна! Ладно, одевайся, – Полина слезла на пол.

Свиридов поднялся, расправил плечи.

– Неплохо ты меня отодрала, ей-ей …

– Главное – не сомневайся, мы тебя всегда поддержим … всегда поможем, – Полина разминала уставшие пальцы. – И не волнуйся, что Олежек иногда знает, что у тебя на душе … и я знаю …

– Спасибо, Полина. Я всегда чувствовал твою молчаливую поддержку и очень ценю это. Спасибо тебе. И тебе спасибо, несносный ребенок – где ты там?

– Несносный, несносный … да я же ангел по сравнению с вами всеми! Взрослые называется! Кстати учти, что твой прелестный Дерендяев катит баллон на Брызгу.

– И ты туда же!

– Вот только ваших идиотских игр мне нехватало… Как вы все мне надоели… Пойду к Даше и к мальчикам – с ними куда как интереснее. Приходи к нам – там так хорошо, там – добро…

– Спасибо. – Свиридов крепко пожал руку Мальчику.

В кабинете его уже ждали генералы Сторнас и Ефремов и майор Брызга.

– Привет, Анатолий Иванович. Ну и устроил ты им памятник – такое приличное бетонное надгробие … – поздоровался Брызга. – Документы осмотра подготовлены.

Свиридов мельком просмотрел поданные ему листы.

– Что нового, Свиридов? Чем порадуешь?

– Особенно радовать нечем, Владимир Альбертович. Кое-какие сведения о работах Нефедова вырисовываются. Ну, для начала … Он тут пробовал электромагнитное воздействие на человека с целью замены некоторых психотропных средств типа первитина. Кое-что у них получалось. Опыты проводили на людях, трое из них живы и я с ними сейчас общался.

– И что они рассказывают?

– Они ничего не рассказывают, им заблокировали память. И с весьма тяжелыми последствиями. Но они еще заговорят, а рассказать им есть что. Где-то там внизу остался личный сейф Нефедова с несколькими упаковками первитина и рицина.

– А это-то ему зачем?

– Я вам потом напишу, кого он убрал без всяких следов. Им удалось найти спектр колебаний, вызывающий эффект, похожий на прием первитина – у женщин половое возбуждение возникало довольно быстро, минут через пятнадцать-двадцать, а у мужчин – через пять-шесть часов.

– И что же они делали? Как испытывали? Неужели …

– Вот вам и неужели. Одна пара продержалась около трех часов, за это время мужчина совершил пятьдесят три акта и умер от остановки сердца. Женщина осталась жива и была использована для дальнейших экспериментов … Она пережила четверых партнеров и осталась жива … Всего там непосредственно погибли шестеро мужчин и три женщины, один мужчина и две женщины умерли потом, а три женщины еще живы. В том числе одна девушка, с которой полового акта не совершали, хотя и подвергали воздействию излучения.

– В каком состоянии они сейчас? Что можно для них сделать?

– Сейчас они в мягком гипнотическом сне. Затем к ним постепенно будет возвращаться память … а там посмотрим. Добром и лаской им можно помочь, чем еще больше … Там с ними Дайяна …

– Зачем Нефедов поместил туда детей?

– Он толком не знал, что они из себя представляют – утечка информации об Олеге Ерлыкине была минимальной. Но идеолог всех этих магнитных исследований, психофизиолог Карпенцежевский, строил на этом целые теории … Он был инициатором …

– Сотрудник спецлаборатории комитета Карпенцежевский умер в Москве от сердечного приступа три дня назад.

– Да, его ликвидировал Нефедов. Из тех специалистов, кто работал здесь тогда с Нефедовым, в живых уже нет никого. Я добавлю часть этих сведений в приложения к основному документу. Вы посмотрели его, Владимир Альбертович?

– Да. Все нормально. Печатай. Майор подготовил свою часть.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Да, конечно.

– Мы с помощью Гантмана составили целую сетку по результатам командировок Хохолева, Незаметдинова, его жены, Нигматулина, Фехретдинова, Халилова и его жены, Шакирова, обоих сестер Особенковых, Руслана Берая, Зураба Юнусова и Шистер. И теперь анализируем, кто вступает в контакт с теми, кто стал ездить в эти точки сейчас. Вот, я привез списки. Есть фамилии, совпадающие с нашими списками.

– Проверяют и ищут потерянные связи?

– Еще как ищут!

– Отдай все прокуратуре. И все материалы отдай – один экземпляр оставь. Я в эти игры больше не играю. Хватит, сколько времени ушло на этих деляг – мне своим делом заниматься нужно. Я не прав, Владимир Альбертович?

– Не во всем, но прав, Свиридов, прав. Исполняйте приказ полковника, майор, передавайте все представителю прокуратуры. И задержанных тоже. Особое внимание операции прикрытия, и тут главное – Шистер. Надо постараться, чтобы ни у кого извне не появились подозрения насчет нее.

– Есть, товарищ генерал.

– Что там против тебя Дерендяев затевает, Назар?

– Да вроде ничего. Тихо все.

– Если я здесь узнаю, что Дерендяев что-то против тебя затевает, и узнаю от источника, который ни с тобой, ни с Дерендяевым никаких связей не имел и не имеет, с обоими не знаком, и которому вы оба … в общем, не нужны – то что это может значить?

– Это может значить, Свиридов, что с Дерендяевым нужно решать. И кардинально.

– Хорошо, Владимир Альбертович. Назар, передай материал на Дерендяева представителю генпрокуратуры Владимирскому, а я по своим каналам пущу информацию о посылках с золотом, которые отсюда пересылал Дерендяев и Клюзнер, который Дерендяева же и приехал проверять. С датами, адресами, получателями.

– Как Чибрыкин? Срабатываетесь?

– Посмотрим. Первое впечатление нормальное. Пусть работает. Что еще, Владимир Альбертович?

– Устал? Понятно. Кратенькое резюме и иди отдыхай. Итак, случайно зацепив преступную группировку горотделу удалось выйти на организованную группу преступников, включающую не только уголовный элемент, но и сотрудников правоохранительных органов и спецслужб Комитета. Проведенными действиями горотдела совместно с привлеченными войсковыми подразделениями в короткий срок удалось практически полностью выявить и задержать членов преступной группы. Следственные действия после задержания, проведенные сотрудниками горотдела, дали богатейший материал для дальнейших мероприятий по ликвидации сети преступных группировок, но это уже выходит за рамки обязанностей и возможностей горотдела. Было установлено участие в действиях преступной группировки в ЗАТО «Солнечный» сотрудников комитета Беляся, Шипука, Лахтикова и Нефедова. Лахтиков, завербованный в свое время Нефедовым, застрелился. Показания Беляся и Шипука имеются и полностью уличают Нефедова как одного из руководителей преступной группы. Преступные действия Нефедова подтверждаются свидетельскими показаниями Белкова и Ишханова. Белясь погиб во время этапирования в Москву. Для этапирования в Москву Шипука прибыл Нефедов и отправился на допрос в следственный изолятор научного центра. Для следственного изолятора использовали помещения неизвестного назначения, которые Нефедов узнал и где, как он сообщил, ранее под его руководством проводили засекреченные экспериментальные исследования. Никаких материалов об этих работах и о самом помещении в архивах центра нет, но Нефедов подтвердил, что помещения минированы и попытки проникновения на нижележащие этажи могут вызвать глобальный взрыв всего здания, и что система минирования ему известна. Через двадцать – двадцать пять минут после входа в здание, куда для допроса Шипука Нефедов пожелал пройти один, без посторонних, в сопровождении только приехавших с ним офицеров, раздался взрыв и здание было полностью разрушено. Последующий осмотр показал, что все помещения обрушились внутрь и под обломками железобетона оставшихся в живых нет. При этом погибли Нефедов со своими сопровождавшими, арестованные Шипук, Белков, Ишханов и члены банды уголовников, задержанные за участие в попытке вооруженного захвата заложника на территории центра. Извлечение трупов погибших признано опасным, так как нет уверенности исключения дополнительных взрывов. К протоколу о случившемся приложены сведения о секретных и неизвестных ранее работах, проводимых Нефедовым во взорванном помещении, и ставшими известными из его сообщения. Рабочей версией взрыва являются сведения, содержащиеся в протоколах допросов Шипука, Беляся, Патеева, Белкова, Ишханова и боязнь Нефедова полного разоблачения этими свидетельствами. Учитывая, что никаких строительных и иных планов и чертежей здания в архивах центра нет, а Нефедов хорошо знал это здание и систему его минирования, представляется вероятным инициирование взрыва самим Нефедовым намеренно, хотя нельзя отбросить версию о взрыве по неосторожности … Все материалы по деятельности преступной группы переданы в генпрокуратуру, в Следственный комитет ФСБ и в заинтересованные ведомства. Вот, пожалуй, и все.

– Но, товарищ генерал, все это сделал полковник Свиридов!

– Да, майор. Все это сделал Свиридов. Но лучше об этом никому не знать. Когда будут раздавать синяки и шишки – его не забудут, уж ты не волнуйся. Старайся изо всех сил преуменьшать роль Свиридова в этом деле. И своих настрой на это. Понял?

– Не понял, но выполню, товарищ генерал.

– Свиридов, я загляну к тебе вечером перед отъездом.

– Мы с Тоней будем очень рады, Владимир Альбертович!

РАЗУМЕЕВ ПОСЛЕ КОМАНДИРОВКИ

Разумеев после командировки поспешил в «детскую» – а иначе никто и не называл эти комнаты, занятые детьми.

– Вася! – к нему бросился Саша, подпрыгнул, повис на шее, крепко прижимаясь к вошедшему.

– Как хорошо, что ты приехал! Я так соскучился по тебе! – шептал он на ухо Разумееву и тому пришлось прокашляться, перед тем как ответить.

– Привет, Сашок! Как жизнь? Как успехи?

– Жизнь у нас нормальная, можно сказать хорошая, – не размыкая рук, обнимающих Разумеева за шею, ответил мальчик.

– Здравствуйте, ребятишки! Доброго здоровья вам, Дарья Федоровна!

– Здравствуйте, Василий Герасимович! Хорошо ли съездили, да как добрались?

– Спасибо, Дашенька, все путем. Зашел проведать, даже вещички еще не разобрал. А там и вам подарочек есть.

– Благодарствуйте, балуете вы меня.

– А кого же баловать, как не вас, не Сашка … не Катерину?

И как накликал – распахнулась дверь.

– Вася … Васенька!

Она рванулась от двери, потом, застеснявшись своего порыва, приостановилась, но решилась и обняла его. Руки ее и ее сына сомкнулись на шее Разумеева.

– Васенька … Милый … Соскучилась …

Она поцеловала его долгим жадным поцелуем.

– Правда, сынок, мы с тобой соскучились? – счастливые глаза ее еще были тревожны неожиданностью прорвавшихся на людях чувств, но никто не удивлялся, ребятишки восприняли ее порыв как должное, а Даша, погладив по спине Сашу, отошла к ребятам.

– Как ты? Устал? Много … работы было? Пойдем, покормлю тебя …

– Мама, он только что с дороги … Пошли-ка, – Саша слез с рук Разумеева и потянул взрослых за собой.

Привел он их в свободную комнату свиданий, усадил на диван Разумеева.

– Садись, мама. Да нет, не сюда.

Он подтолкнул Катю и та от неожиданного толчка оказалась на коленях Разумеева. Она сделала движение, чтобы встать, но Разумеев придержал ее.

– Мам, не надо. Я ведь знаю, что ты у дяди Васи на коленях уже сидела, и ничего плохого в этом не вижу … Целуйтесь. Вася, ты потом заходи, погулять пойдем, ладно? – и Саша вышел, перевернув плакат «Занято. Просьба не беспокоить!».

Как и другие мальчики, он все время путался – называл Разумеева то Васей, то дядей Васей.

– Ты что-нибудь понимаешь? – ошарашено спросила Катя, охватывая шею Разумеева руками. – Сын меня посадил на колени к мужчине!?

– Просто к мужчине? – он закрыл ей рот поцелуем. – Или к кому?

– Вася, милый, как я скучала без тебя! Подумать не могла, что буду так скучать! Милый, дорогой, поженимся скорей? Все равно мы для всех уже … муж и жена, все кругом знают … Если уж сын …

– Сашок молодец. Все понимает, все знает, а обнял сейчас меня – так, веришь, меня аж слеза прошибла … Поженимся по всем правилам …

– Ну, да, поженимся, и руки у тебя станут не такими … жадными да ласковыми, как вот теперь …

– Так это не только от этих рук зависит …

– Вась, я ведь на минуточку прибежала … Не хулигань! – она целовала его и смеялась, и это было счастье …

СТОРНАС у СВИРИДОВЫХ

– Тонечка, ты такая красивая! Муж-то замечает это? Хоть иногда?

– Добрый вечер, Владимир Альбертович! Муж у меня замечательный, только времени у него на нас с Гришей остается маловато …

– … Что же, Свиридов, дела у тебя идут неплохо. Несмотря на всякие побочные дела и отхожие промыслы … Твои особые способности стали более совершенными, или нам с Николаем Константиновичем это показалось?

– Возможно, что не показалось. Я сам пока разбираюсь …

– Какие либо новые соображения насчет целенаправленного воздействия для приобретения таких способностей не появились?

– Нет. И пожалуй утвердились предположения о чрезвычайной сложности создания соответствующих условий возникновения таких … организмов.

– Я попробую формализовать, а ты меня поправь. Итак, существует человек, который может. Может обмениваться информацией с себе подобными. Может читать мысли себе подобных и даже обыкновенных людей. Может оказывать некоторое влияние на психику обыкновенных людей. И при этом кардинально отличается от известных людей с паранормальными способностями. Это так?

– Так и не так. Что касается контактов с себе подобными, как вы выразились, то это верно. А вот насчет чтения мыслей – это большой вопрос. С кем удается, а с кем – и нет. Или требуется какое-то подготовительное время, разговор, даже иногда прикосновение … Ну, например, допросы. Я ведь задавал им вопросы, человек вольно или невольно обращался мысленно к обстоятельствам, связанным с заданным вопросом, и тогда мне удавалось что-то узнать по его мыслям. Мысли – активное информационное поле, а память – пассивное, не задействованное в данный момент информационное поле – это вещи совершенно разные. Судя по некоторым из проведенных нами экспериментов, из памяти – из пассивного информационного поля человека иногда удается извлечь информацию, которую человек забыл. Если его спросить – он не может вспомнить, хотя в памяти эта информация есть.

– Извлечение закодированной, защищенной информации?

– Если бы. Обычные бытовые подробности, никаким механизмом принудительно не защищенные. Ну, а влияние на психику … Загипнотизировать человека с расшатанной психикой я пожалуй могу, не более …

– А остальные?

– Остальные – разные. Общаться друг с другом могут все, но в различной степени. Разные – дальность, быстрота передачи и восприятия, четкость. У детей и их матерей наблюдается общность информационного поля.

– Попонятнее.

– Мать и ее сын воспринимают чувства друг друга как свои собственные.

– Как это?

– А вот так. И отстроится удается не сразу. Но матери наших новых экстрасенсов – обычные женщины без каких-либо особых способностей. Поэтому там эта общность односторонняя – мальчики получают всю информацию о матерях, а матери о них – нет. Но у этих мальчиков эта способность должна притупляться, и как считает Эткин, со временем исчезнет.

– Если я понял правильно, то эти дети в курсе всех чувств, событий и всего прочего, что происходит с их матерями?!

– Именно так, хотя понять это довольно трудно. И еще труднее понять, как этим мальчикам удается практически не реагировать на это.

– И они никак не проявляют своей … информированности?

– Только когда сами хотят этого.

– Но извините … Тонечка, ты можешь понять это? Как я слышал, эти женщины собираются замуж, у них, скорее всего, уже … сложились определенные отношения с будущими мужьями … И как это?

– Владимир Альбертович, это понять невозможно! Когда Толя рассказывает мне …

– Но совершенно точно, что мальчикам известны самые мельчайшие подробности всего, что происходит с их матерями.

– Невероятно … Медики уже начали приезжать? Думаешь начать с обследования мальчиков и всех причастных?

– Естественно …

– … постарайся не высовываться. Твою связь с делами по наркотикам мы будем всячески приглушать, но постарайся сам не влезать больше в такие дела.

– Постараюсь.

– Чем могу помочь тебе?

– Там наверху опять какие-то аппаратные игры устраивают. Не дают разрешения на перелет сюда Докукиной и Аскадского, проверяют их биографии. А они мне здесь нужны.

– Это – новые люди или сотрудники московского центра?

– Да, это мои люди.

– Тогда не понял я – какое разрешение тебе требуется, чтобы перевести своих сотрудников из одного подразделения в другое? Пусть из одного города в другой – все равно это твои подчиненные. От руководства московским центром тебя никто не освобождал, ты в служебной командировке. И самолет у тебя свой есть – в чем проблемы?

– Вот так? Хорошо, вспомните это, когда на меня начнут жаловаться.

– Пусть жалуются – не жалуются только на бездельников. Да и после той истории с академиками с тобой связываться побаиваются, а теперь еще история с Нефедовым … Ты можешь стать кое для кого опасен, учти это.

– Учту. Но ведь я тоже не сахар, могу и ответить.

– Тонечка, у тебя муж – ужасный человек!

– Еще бы! Самый лучший на свете!

ДАША В КАФЕ

Было столько волнений – Ольга почти вытолкала Дашу с Воложаниным в кафе, и Даше нужно было понаряднее одеться …

Даша начала мучительно краснеть еще к коридоре, не доходя до стеклянной разрисованной двери кафе. Она не знала, куда деть руки – слава богу, что одна была занята и продета под локоть Воложанина.

– Ты чего дрожишь?

– Страшно … А тебе нет?

– И мне страшно. Только не знаю, чего.

Он остановил ее, повернул к себе и поцеловал.

– Все. Пошли. И не волнуйся. Мальчики бы тебя не одобрили.

– Что мальчики …?

– Они бы тебе объяснили, что все, что ты чувствуешь, это …

Пока Воложанин объяснял, а Даша слушала – они оказались в зале и их позвали из-за стола, где сидели такие знакомые мамы и такие знакомые ребята, что все волнения Дашины куда-то ушли, забылись.

Она огляделась – никто ее не разглядывал, а по залу рядом прошел Свиридов и наклонившись, что-то шепнул Ложниковой, потом Толоконниковой. Оттуда раздался смех и Свиридов прошел на возвышение, где сидели хорошо знакомые ей Дима Лопаткин, Семен Гаврилович Черномырдин и Петя Дормидонтов.

– Песня специально про некоторых присутствующих тут дам и не только для них! – объявил Свиридов.

Я не знал, не ведал,

Что такое будет,

Полюбил я Веру –

Пусть меня осудят.

Веселое оживление в зале.

Гарная дивчина

В душу мне запала,

Я хожу, кручинюсь –

Что со мною стало.

Вера,

Вера,

Вера,

Вера,

Верочка,

Ты давным давно

уже не девочка,

Вера Толоконникова показала Свиридову кулак.

Но еще ты тонкая,

Как веточка,

Милая

Подруженька моя.

Вера,

Вера,

Вера,

Вера,

Верочка,

Губы твои слаще,

Чем конфеточка,

Но еще ты тонкая,

как веточка,

Вера,

Вера,

я люблю тебя.

Смех и возгласы в зале смутили обеих Вер ненадолго – кавалеры вытащили их танцевать. А Свиридов также озорно продолжал:

Я у бабки старой

На тебя гадаю,

Без тебя я, Вера,

Просто пропадаю.

Парень я не промах,

Но хожу,

страдаю,

Твое имя

Всюду

только повторяю.

А припев подхватили все, кто умел петь и те, кто не умел петь – тоже.

Вера,

Вера,

Вера,

Вера,

Верочка!

Ты давным давно

Уже не девочка!

Губы твои слаще,

Чем конфеточка!

Милая

Подруженька моя!

Натанцевавшись обе Веры подбежали к Свиридову и смачно поцеловали его с обеих сторон. Даше все это было так интересно, так необычно, что она даже не сразу поняла, что Воложанин приглашает ее танцевать.

Танцуя, она увидела Владика в своей коляске и он дружески помахал ей рукой.

Она увидела, что это он регулирует звук и вообще управляет всей музыкой.

Потом ее приглашали офицеры отряда Воложанина и все так хорошо с ней танцевали и говорили, что она так красива и она была совсем счастлива.

А когда Воложанин ласково обнимал ее в танце и вел, и кружил, и кружил, кружил …

Она закрывала глаза и вся отдавалась танцу и ему, своему Юрочке …

Свиридов тоже пригласил ее танцевать и вогнал в краску своими комплиментами – как ей к лицу платье, как она хорошо танцует, да как она чудесно смотрится с косичками … А главное – тем, что пожелал ей счастья с капитаном Воложаниным и детишек побольше …

А потом этот новенький, Виктор Скворцов, тот, что познакомился с ней и с мальчиками на улице, что-то попросил Свиридова и тот снова взял гитару.

Понимаешь – это странно,

Очень странно,

Но такой уж я

Законченный чудак,

Я гоняюсь за туманом,

за туманом,

И с собою

Мне не справится

никак.

Казалось, что он объясняет это Скворцову.

Люди посланы делами,

Люди

Едут за деньгами,

Убегают

от обид

и от тоски,

А я еду,

А я еду за туманом,

За мечтами

И за запахом тайги.

Даша много раз слышала эту песню, она ей нравилась, хотя она и не очень вслушивалась в слова. Но тут каждое слово было слышно, каждое слово вставало на свое место, и все эти слова становились такими важными.

Понимаешь – это просто,

очень просто,

Для того,

Кто хоть однажды

уходил.

Ты представь,

Что это остро,

очень остро -

Горы,

сопки,

солнце,

песни

и дожди.

Пусть

Полным полны набиты

Мне в дорогу чемоданы –

Память,

Грусть,

Невозвращенные долги.

А я еду,

А я еду за туманом,

За мечтами

И за запахом тайги.

Так захотелось в лес, в тайгу, на сопки, где ветер негромко шумит в верхушках деревьев, а под ногами такой мягкий ковер из старой прели. И она, как сумела, сказала Воложанину об этом, и он понял ее, и они снова танцевали, и Даше было легко, свободно и радостно.

А потом они еще немного посидели в комнате свиданий, и Даша снова сидела у него на коленях и обнимала его. Он тоже обнимал ее, ласкал и гладил, и целовал ей колени – Даша через чулки чувствовала его горячие губы.

Воложанин снял пиджак, а Даша приподнялась и вытащила из-под себя подол платья, чтобы его не помять и пристроилась так, чтобы ее груди было удобно прижиматься к его груди.

Воложанин был молчалив, Даша чувствовала его тягостное молчание, но повинуясь какому-то наитию не стала расспрашивать его, а больше говорила сама. И она целовала его, и уютно устроившись и обнимая его, рассказывала про мальчиков, про то, что она думает, про то, что она сказала маме, про то, как она скучает без него …

Они целовались, но Даша была немного обижена сдержанностью его ласк. Еще не выходя в коридор они обнялись. Воложанин прижал ее к себе и стал гладить. Его руки от плеч стали спускаться по спине все ниже, ниже. Даша прижалась к нему и ощутила что-то твердое и живое, уткнувшееся ей в живот. Так чувствуя губами его ласковые губы, его нежные руки на своих ягодицах и что-то горячо рвущееся к ней она стояла, не в силах оторваться и уйти …

СКВОРЦОВ – ОСЧ

На заседание Ученого Совета Скворцов пришел чем-то возбужденным.

– Ты чего, Витя?

– Да получается что-то несуразное. Я расскажу в разном, ладно?

После того, как были исчерпаны плановые вопросы повестки дня, были утверждены инструкции и пусковые записки, Свиридов предоставил слово Скворцову.

– У Виктора Скворцова есть какое-то неплановое сообщение. Прошу. Только покороче.

– Я постараюсь. При проведении контрольных серий для дублирования ранее полученных данных я несколько изменил условия проведения экспериментов. Точнее – добавил вакуумированный сосуд для дополнительной чистоты эксперимента. Провели четыре серии на кремнии и на галлии … Результаты не понятны ни мне, ни сотрудникам лаборатории … Вот цифры только по ключевым примесям. – и Скворцов развернул двойной лист бумаги …

– А аналитики не могли наврать? – после недолго молчания спросил Лопаткин.

– А в чем была разница в сериях?

– Ошибки нет – проверяли. Условия проведения серий полностью совпадают.

– Но если я не ошибаюсь, содержание примеси падает до совершенно неприличного уровня. Это так? – спросила Ерлыкина.

– Да, Полина, это уже практически полное отсутствие примеси – по крайней мере на пределе приборов. Но вот выбросы вряд ли случайны … Слушай, нарисуй банку!

– Банку? Вакуумированный сосуд?

Скворцов на доске изобразил емкость, указал место расположения образца и излучателя, ввод вакуумного шланга …

Свиридов подошел к доске

– Вакуум не колебался?

– Не замечали. Но и не регистрировали – окачивали и начинали серию …

– Излучатель стоит стационарно?

– Конечно, покрывая весь образец.

– Есть предложение … пустить излучение вдоль образца …

– А у него есть «вдоль»?

– Примем за направление движения волны вот эту ось, – и Свиридов провел на рисунке линию, кончавшуюся в горловине отростка для вакуумирования.

– Ты, что же, создаешь подобие зонной плавки?

– Можно считать это бредом … Но попробуй – ведь не убудет? Есть другие идеи или предложения? Тогда срочно попробуй и доложи нам. Хоп?

– Хоп! Завтра доложу.

Рано утром звонок разбудил Свиридова.

– Привет, гад начальник!

– Ну, привет. Что тебе не спится?

– А потому, что выбросы исчезли! Ты понял, гад начальник?! Так, мелкая рябь. Приборы фиксируют невероятную чистоту, и на обоих образцах. Ты понял?

– Понял. Оформляй все данные, будем обсуждать на внеочередном заседании Совета.

– Полина? Привет. Извини, что рано. Сегодня часов на пять назначай внеочередное заседание Ученого Совета – сообщение Скворцова.

– Неужели получилось?

– Получилось!

После того, как Скворцов продемонстрировал полученные ночью результаты новых серий с совершенно удивительными результатами, все долго молчали.

– Придется мне проявить свою некомпетентность и серость! – встал Свиридов.

– Вот рисунок склянки, где все происходило, – он набросал на доске рисунок. – Вот тут подсоединен вакуумный шланг, вот так движется поле …

Он остановил готовых к высказыванию вслух и мысленно.

– Ну, дайте же мне проявить всю глубину своего невежества! Вот тут поле начинает будоражить материал, и из него вылезают некие гадкие примеси. И вакуум их вытаскивает вот сюда и потом дальше и дальше. А поле постепенно перемещается и будоражит следующий кусок, и снова примеси летят на помойку. И так до конца – примеси удаляются постоянно. Классическая зонная плавка – без расплавления! Мы же ничего не расплавляем, и температура намного ниже точки плавления! А если поставить на линии ловушку, то можно было бы поймать примеси – только маловато их.

– А если конечный продукт именно примеси?

– Ну, тогда другое дело … Витя, ты что-то изобрел! Ты это понимаешь?

– Но это может не получиться с другими веществами …

– Может. А может – и может. Работать надо, соображать! – Свиридов так походе скопировал Райкина, что смех прозвучал и он разрядил напряжение.

– Учитывая невероятность …

– Теоретическую …

– Вы там совсем одурели? – раздался голос из-под стола.

Мальчик высунулся.

– Или на свой ученый язык вы не в силах перевести то, что сказал дядя Толя?

Громко и перебивая друг друга обсуждали услышанное еще долго, а Иванищева, мало что понимавшая, выслушивала негромкие пояснения Умарова.

В конце концов Ерлыкина остановила этот научный бедлам и прочла несколько фраз, подводящих итоги заседании.

– И кроме того я считаю, что данные способ необходимо заявить в виде патента. Авторы Скворцов и Свиридов. Есть возражения?

– Есть. Я тут вообще не при чем, – это громко и безапелляционно заявил Свиридов.

– Сразу в кусты … – это сказал Мальчик.

ГОСТИ ИЗ МОСКВЫ – ДОКУКИНА и АСКАДСКИЙ

А вечером встречали гостей из Москвы – Любу Докукину и Аркадия Аскадского.

Их обоих долго не выпускали из объятий.

– Ну, наконец-то тебя можно потрогать! – Свиридов обнял Любу. – Здравствуй! Как долетели?

– Здравствуй, Толя. Долетели нормально, твои летчики очень хорошие ребята … Как вы тут? Тонечка, здравствуй! Ты где это так загорела? Гришка, здравствуй … У меня к тебе персональное дело …

– Дядя Толя, а как же скрипка? Мне не разрешили ее взять с собой …

– Не волнуйся, Аркаша, все образуется – и Аркадий попал в крепкие объятия Лены Карцевой, а затем его обхватили длинные руки Черномырдина.

Когда все немного поутихли и гости смогли наконец отпить парного молока Свиридов сказал.

– Ты, Аркаша, поступаешь в распоряжение Пети Дормидонтова – у него в номере есть свободная койка, там пока поживешь. Иди, отсыпайся, завтра поговорим.

– А у тебя, Любаша, здесь очень важные дела, поэтому и пришлось тебя выдернуть из Москвы. Есть здесь несколько маленьких мальчиков …

– Чур не я!

– Ух, я до тебя доберусь!

– … и с ними придется заняться плотненько и всерьез.

– Но потанцевать-то мы сможем с тобой?!

– Обязательно! Но главное – мальчики. Если хочешь и есть силы, то можно взглянуть на них прямо сейчас.

Они поднялись на этаж и прошли в ячейку мальчиков. Дежурный Федя Громов узнал Любу и помахал ей рукой, а Даша отворила дверь в спальню.

Люба обошла кроватки, поправила Боре одеяло, огляделась.

– Ты спишь прямо там, с мальчиками?

Люба и Даша сразу перешли на ты и беседовали так, как будто только что расстались.

А утром ни свет ни заря Свиридов долго рассказывал Любе о ее новых подопечных, она ахала и удивлялась.

Но к ребятам она вошла с легкой улыбкой и мальчики сразу ее облепили, а через несколько минут все уже позабыли, что она – новенькая.

ПУСК УСТАНОВКИ

– Василий Андреевич, я подписал донесение. Что новенького ждет нас завтра?

– Вы же знаете, Анатолий Иванович – завтра праздник. Пуск нашей «сотки». Думаю, там Долгополова с Рожновым полы натирают и дверные ручки начищают …

– Да, это праздник. Готовьте особый приказ, вывесим его – пусть радуются все. Ну, а награждения – после пуска.

– Списки уже подготовлены, их уже завизировали руководители подразделений.

– Не забудьте вспомогательный персонал – они все тоже хорошо поработали …

ПРИКАЗ о ПУСКЕ

Утром все задерживались у доски приказов.

«Приказываю:

1. Принять в эксплуатацию экспериментальную установку в составе блоков «100А» и «100Б», для чего образовать приемную комиссию под председательством т. Баранова А.Г.

2. Представить акт приемки установки мне на утверждение сегодня к 14.00.

3. Первую рабочую смену на установке начать сегодня в 17.00.

Начальник смены – Дмитриев П.В.

Состав смены:

Старший оператор – Дзюбановская В.Б.

Операторы: Кузовенина Е.М.

Лапухова Л.Ф.

Инночкина Р.В.

Сидорова А.И.

Механик: Васильев И.И.

Приборист: Андреев К.Т.

Электронщик: Забалуев П.П.

4. Ответственный за организацию непрерывной круглосуточной работы установки – Баранов А.Г.

Начальник научного центра

полковник       Свиридов А.И.»

УЧЕНЫЙ СОВЕТ

А с утра еще случился Ученый Совет – на этот раз плановый.

– Приветствую всех членов нашего Ученого Совета. Начнем работу. В плане сегодняшнего заседания …

Свиридов оглядел сидящих за большим столом – сегодня тут кроме всех уже ставших привычными лиц сидели и Скворцов, и Умаров, и Иванищева.

– Но начать мне предстоит с приятной процедуры представления новых членов нашего совета. Представляю вам Ангелину Митрофановну Иванищеву, специалиста по генетике и высшей нервной деятельности, доктора наук, профессора и прочая и прочая. И кроме того просто приятную женщину.

Иванищева привстала, наклонила голову.

– Эрнеста Умаровича многие из вас хорошо знают, поэтому представлять его, надеюсь, не нужно. Я просто хочу напомнить, что Эрнест Умарович является одним из заместителей Председателя Ученого Совета. Теперь от приятных дел перейдем к плановым и неприятным – слушаем сообщение Виктора Антоновича Скворцова. А именно о результатах его критической оценки продукции лаборатории испытания материалов или, конкретнее, о плодах деятельности нашего бывшего членкора. Виктор Антонович, мы вас слушаем.

– Товарищи члены Ученого Совета. После того небольшого научного шока, который произошел недавно по моей вине, сегодня я постараюсь говорить больше о существе дела, не отвлекаясь на сетования по поводу слишком кратких сроков, больших объемов работы и заслуг предшественников. Моей главной задачей является установление истины, а не разбор тех или иных … предыдущих событий. Итак, с чем я столкнулся … Вы позволите встать, мне привычнее докладывать стоя?

Виктор отставил кресло и освободил себе «рабочий плацдарм».

– Мне удалось проанализировать далеко не все отчеты, которые этого заслуживают, но основные принципиальные погрешности, а попросту – ошибки в проведенных исследованиях установить удалось.

– Да, да, ошибки экспериментов! – уточнил Виктор, предупреждая движение слушателей.

– Эти ошибки можно разбить на три группы. Первая группа – ошибки постановочные. Сюда я отношу все те ошибки, неучтенные погрешности и некорректности, которые были допущены при планировании и постановке экспериментов. В том числе неучтенные погрешности получения исходного образца, на котором ставили исследования … Подробнее – несколько позже …

– Вторая группа – некорректности интерпретации полученных данных. Тут и неоправданные исключения групп данных, показавшихся неверными, причем без какой-либо оценки достоверности, и дедовские методы оценки массивов, и прямые подтасовки результатов.

– И наконец третья группа, хотя нельзя однозначно причислять ее к ошибкам … Результаты, получаемые в ходе экспериментов, затем используются – или должны использоваться – в инженерной практике. Значит, они должны быть удобны для использования. Пусть ученому-исследователю удобнее представлять данные … ну, например, в относительных мольных долях или других условных единицах, но инженеру нужны прямые данные. А занимаясь переводом, пересчетом единиц измерения, он может ошибиться и получить вообще чушь собачью! Поэтому я очень серьезно отношусь к форме представления данных исследований. В особенности если они предназначены для пользователя-инженера, то будьте добры дать ему нужную информацию и не заставляйте заниматься переводом из мало понятных ему единиц в общепринятые. К сожалению, большинство отчетов этим недостатком страдают в превосходной степени, а некоторые просто не поддаются расшифровке без материалов других отчетов. Примеры у меня есть, но тратить время на это не стоит …

Скворцова слушали внимательно – это было его второе выступление на Ученом Совете, и внимание к новому человеку быстро переключилось на содержание, потом начались вопросы по ходу дела. Виктор отвечал на них, легонько перемещаясь по своему «рабочему плацдарму».

– … Подытоживая все сказанное, я считаю нужным особо отметить, что речь идет не об уточнении ранее полученных данных, а о проведении новых экспериментальных исследований в корректных условиях. У меня все.

– Спасибо, Виктор Антонович. Присаживайтесь. Еще вопросы есть?

– Виктор Антонович, вы действительно считаете все полученные ранее данные совершенно непригодными для применения на практике? – спросил Шабалдин.

– Если быть совершенно точным, то девяносто процентов информации из проверенных отчетов недостоверна. Недостоверна – значит погрешности выходят за пределы 30%-ного коридора. Нет никакой уверенности, что непроверенные отчеты отличаются от проверенных.

– Что же делать с выданными результатами?

– Не знаю. По крайней мере, предупредить об их несостоятельности.

– А сколько времени потребуется на проведение новых исследований?

– Сколько времени работал коллектив Оратынцева? Два года?

– Почти три …

– Тут появляется еще одна крамольная мысль …

– Еще одна? А где первая?

– Первая – это почему нельзя проводить все эти исследования в Москве. А вторая – как и чем определен круг исследуемых материалов. Почему исследовали свойства именно этих, а не каких-то других материалов? Почему такое исключительное внимание узким группам материалов?

– То есть – а для чего предназначались исследуемые материалы, не так ли? – задумчиво переспросил Свиридов.

– Можно сформулировать и так, хотя я ориентировался не на конкретное назначение, а на групповые характерные свойства. Но смысл тот же – сфера применения.

– Оратынцева нет. Анатолий Иванович, может быть ты сможешь прояснить вопрос?

– Сомневаюсь. Круг этих вопросов решался Оратынцевым самостоятельно через высшее начальство.

– То есть, в данном случае, через Нефедова? Через Беляся и Нефедова?

– Да, через Нефедова.

– Тогда поручим Виктору Антоновичу подумать над этим вопросом.

– Над каким конкретно?

– Сформулируем так: поручить начальнику лаборатории исследования материалов подготовить соображения по номенклатуре видов и марок материалов для проведения исследований. Привлекай Долгополову … Но это – на перспективу. А что делать сейчас? Какие есть соображения?

– Можно, Анатолий Иванович?

– Пожалуйста, Александр Гаврилович.

– Виктор Антонович советовался с нами, разбираясь с наследством профессора Оратынцева. Все его соображения насчет некорректности полученных результатов совершенно справедливы. Но просто дезавуировать полностью все полученные ранее данные … Если мы не заменим их достоверными, то это будет неправильно. Может быть и не все – вот тут я согласен, что не все марки материалов нужно исследовать – но основные, базовые исследования придется повторить и получить достоверные данные.

– Потап Потапович?

– Мы с Виктором … с Виктором Антоновичем оценивали погрешности, спрятанные в данных Оратынцева, а потом определили пути повышения точности и достоверности. Снятые с их установки излучатели модернизированы и готовы к монтажу. Но обращаю ваше внимание, что это все равно излучатели старого типа, и на сегодняшний день разрешающая способность и стабильность новых, монтируемых в «сотках» излучателей много выше.

– Возникает вопрос – на каких излучателях вести эксперименты. Сколько у нас излучателей типа «сто», назовем их так?

– Шесть. Четыре рабочих, два резервных.

– Мало. Нужно еще два резервных.

– Анатолий Иванович, – подала голос Полина Ерлыкина. – Вот Мальчик говорит, что можно обойтись старыми.

– Так. Где этот несносный ребенок?

Иванищева с удивлением увидела, как из самого дальнего угла, из-за портьеры вылез небольшой крепенький мальчик лет восьми, подошел к столу, положил на него руки, а на них лобастую голову.

– Все равно промышленные установки по производству материалов укомплектованы излучателями серии «Д», а их сколько не модернизируй, все равно до новой «сотки» им никак не дотянуться. По сему случаю … – тут Мальчик зевнул и исчез под столом.

– Этот несносный ребенок … Полиночка, спасибо тебе за это произведение, – Свиридов склонил голову в сторону Ерлыкиной. – Этот ребенок совершенно прав. Посему, как сказало это дитя, первое. Если мы не переведем промышленное производство на новые излучатели, то мы не сможем получить воспроизводство свойств при промышленном производстве, результаты опять поплывут. Второе. Исследование необходимо проводить на излучателях того же класса, какие стоят в производстве. Отсюда поручение Потаповичу – срочно дать заключение о возможности модернизации промышленных излучателей серии «Д» до уровня излучателей нашей лабораторной установки. Задание понятно?

– Вполне. Завтра будет готово, мы уже над этим работаем. Это – реально.

– Когда сможет заработать установка Скворцова?

– Через двое суток.

– Виктор Антонович, к пуску должен быть план на круглосуточную работу по наработке конкретных образцов.

– Понятно.

– Хватит ли у тебя операторов?

– Хватит. Они уже прошли переподготовку в центре у Потаповича.

– Тогда хоп! Решением штаба сегодня твоя лаборатория переводится в режим работы нашего проекта – круглосуточно, в режиме военного времени. Положение о Научном центре «Баланс» в первом приближении через неделю.

– А что это такое?

– Это – на заседании штаба, завтра утром. Присутствовать тебе, Потаповичу и Баранову.

– Опять дискриминация … – раздалось из-под стола.

– Ну-ка, вылезай, дискриминант несчастный! Я тебе покажу дискриминацию!

– Спешу, как же … Сам ты дискриминант …

– Вот, представляете, Ангелина Митрофановна, в каких условиях приходится работать?

– Да уж …

– Ну, это цветочки. Вы бы видели, Ангелина Митрофановна, как он наказывает провинившихся. Раскладывает на столе, снимает ремень и по соответствующему месту. Как всыпет! Довольный наказанный неделю сидит стоя. – Баранов так серьезно и убедительно сказал это, что Иванищева с некоторым испугом поглядела на Свиридова.

– Анатолий Иванович, но не может быть …

– Может, может … – раздалось из-под стола. – Я уж не говорю о себе … Видели бы вы, как он шлепал мою маму – уж как все просили ее пожалеть и не наказывать …

И только громкий хохот наконец успокоил Иванищеву и она засмеялась вместе со всеми.

– Закрывая сегодняшнее заседание поздравляю всех с пуском нашей «сотки» и началом нормальной работы. Пока еще наши медики не завалили нас своими заданиями, «сотки» работают по заданиям Скворцова.

МНЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИСУТСТВОВАТЬ?

– Анатолий Иванович, мне обязательно присутствовать на таких заседаниях Совета, где я ничего не понимаю? – Иванищева вышла из зала заседаний вместе со Свиридовым.

– Разумеется, нет. Вы определяйте сами по плану работы, когда вам нужно быть. Это кроме обязательных случаев, но о них вам сообщат особо. Вам было скучно?

– Нет, что вы! Пусть я мало поняла в том, о чем говорил Виктор Антонович, но как он говорил … И этот ребенок, этот Мальчик – он всегда так неожиданно и серьезно высказывается?

– Бывает значительно серьезнее. Кроме того, учтите, что почти все члены Совета – телепаты. Мы стараемся теперь говорить вслух, но бывали уже случаи «безмолвного» обсуждения.

– Да, у вас тут не соскучишься … Да еще грозятся порку строить …

– Ну, это у нас запросто! А как ваши успехи? Где ваши люди? Где планы – работы, обследований?

– На днях, Анатолий Иванович, на днях … Я постараюсь избежать телесных наказаний!

В кабинете его встретила Суковицина, привычно вставая из-за своего стола.

– Вот бумаги, Анатолий Иванович. А еще Иван Раисович просил сказать вам, что начали заливать каток.

– Это прекрасно. Готовьте коньки, Галина. Умеете кататься?

– Маленько. Мы больше на лыжах.

– Когда вы последний раз ходили на лыжах? А когда были дома?

– Дома я была три дня назад. А на лыжах уж и не помню когда ходила …

– В бассейне не появляется, на лыжах не ходит … Непорядок. Так что Галина Климентьевна, в бассейн и на лыжи – я проверю. А то рассержусь.

– Слушаюсь, Анатолий Иванович …

Свиридов занялся бумагами, но что-то мешало ему и он никак не мог понять – что именно.

МЫСЛЕННЫЙ РАЗГОВОР С САНДАЛОМ

И он вспомнил о серьезной собаке по имени Сандал.

Он отложил бумаги и попытался мысленно установить контакт с собакой – ему показалось, что пес ответил и даже обрадовался.

Свиридов поднял телефонную трубку, соединился с дежурным по вольеру и попросил передавать ему подробности о поведении Сандала.

– Пес беспокоится, товарищ полковник. То встает, то садится. Оглядывается.

#Не оглядывайся, не ищи меня, я далеко. Сядь и внимательно послушай меня.

– Пес сел и шевелит ушами, товарищ полковник!

#Ты можешь поднять лапу? Подними правую лапу. Ты не знаешь, какая из лап правая? Вот эта.

– Пес поднял правую лапу, товарищ полковник! Так и сидит с поднятой лапой.

#Опусти. Ты хотел мне что-то <сказать>?

– Он опустил лапу и подпрыгнул! Его будто подбросило!

#Ты так лучше понимаешь меня?

Ответный сигнал был непривычен для Свиридова, но понятен.

#<Вот видишь, мы с тобой скоро научимся разговаривать. Как у тебя дела?>

И пес ответил – ответил по-своему, по-собачьи, но ответил довольно связным потоком эмоциональных картинок. При этом вся его передача была окрашена удовольствием от общения и желанием повидаться со знакомыми ему мальчиками.

#<А ты с ними тоже так общаешься, как сейчас со мной?>

Ответ пса был положительным.

#<Хочешь пойти к ним?>

Ответ был еще более положительным – это было не просто «да», а «да» восторженное.

#<Ты сможешь это сделать сам, один, без меня?>

Пес ответил утвердительно.

#<Я скажу, чтобы тебя выпустили. Иди спокойно, никого не трогай и никого не пугай. Ты понял меня?>

Пес опять ответил утвердительно.

– Дежурный, выпустите Сандала. Он знает, что надо делать.

– С-слу-шаюсь, товарищ полковник … Есть выпустить Сандала!

– Полковник Свиридов. Позовите к телефону дежурного внутренней охраны 401-го.

– Младший лейтенант Иванцова!

– Свиридов. Слушай, Иванцова. Мальчики гуляют?

– Так точно, гуляют.

– Кто с ними дежурит?

– Старший лейтенант Васин, товарищ командующий.

– Добеги до него, а потом до Огородниковой и передай от моего имени. Постарайся дословно – сейчас к вам придет пес по имени Сандал поиграть с мальчиками, мальчики могут с ним устанавливать контакт. Поняла? Тогда бегом. Потом доложишь мне.

– Есть бегом и доложить, товарищ командующий!

Свиридов закрыл глаза и постарался сосредоточиться – он стал мысленно звать Тоню. Ему показалось, что она это почувствовала и откликнулась. Он стал внушать, что ей нужно выйти в коридор и понаблюдать за гуляющими мальчиками и запомнить все, что она увидит. И с собой можно взять мам.

Контакт с собакой давался ему нелегко, но он старался следить за отрывочной информацией, которая поступала от пса. Ярче и отчетливей информация пошла, когда собака и мальчики встретились – радостное возбуждение шло и от мальчиков, и от собаки.

– Товарищ командующий, младший лейтенант Иванцова! Собака пришла и играет с мальчиками!

– Добро, Иванцова.

– Рожнова. Добрый день, Валерий Денисович. Как дела у вас с Черномырдиным по структуре? Предусмотрите в структуре два больших самостоятельных блока исследовательского направления: медико-биологический и материаловедческий. Подготовьте материалы по подразделению Скворцова о переводе его в режим работы военных учений. Да, со всеми вытекающими последствиями и в полном объеме. Остальные подразделения – как обслуживающие, но без какой-либо дискриминации в оплате, правах и прочем.

Обсуждая с заместителем начальника штаба вопросы структуры, занимаясь бумагами Свиридов продолжал мысленное наблюдение за встречей мальчиков и собаки.

– Галя, пригласите сестру в кафе 401-го на 16 часов.

– Слушаюсь, командир.

В КАФЕ ПЕРЕД СМЕНОЙ

К четырем часам зал кафе был полон – пришли не только те, кто собирался на смену, но и все заинтересованные лица. А так же полный состав оркестра.

– Анатолий Иванович, а я вам зачем понадобилась? – спросила Валя Суковицина.

– Петь будешь.

– Так не в голосе я, да и не одета.

– Насчет голоса – увидим, а чтобы голая – так незаметно.

– Да верно говорю, куда мне петь!

– Это приказ, старший лейтенант Суковицина, а приказы не обсуждают.

Валентина зло дернула плечом и отошла.

– Дорогие друзья! Сегодня у нас с вами праздник!

В зале замолчали.

– Сейчас на работу собирается первая смена. Перед сменой они подкрепятся, посмеются, поболтают, а потом в теплых автобусах отправятся на установку. И будут там трудится. И придет сюда следующая смена, и все повторится сначала, И так будет до тех пор, пока мы не выполним свою работу. И каждый раз, провожая вас на смену, я буду петь или играть для вас.

Свиридов взял гитару и еле слышно тронул струны.

Вечер тихой песнею

Над рекой плывет,

Дальними зарницами

Светится завод.

Он начал негромко, про себя.

И скрипка, подхватившая мелодию, была еле слышна.

Где-то поезд катится

Точками огня.

Где-то под рябинушкой

Парни ждут меня.

Гриша внимательно всматривался в лица девушек, внимательно слушающих песню – они ее никогда не слышали, но она их уже взяла в плен своей безыскусностью и душевностью.

Ой, рябина кудрявая,

Белые цветы.

Ой, рябина-рябинушка -

Что взгрустнула ты.

Валентине даже не пришлось давать сигнал – она сама добавила свой голос к голосу Свиридова, и это получилось так естественно. А потом она сама повела песню дальше.

Лишь гудки певучие

Смолкнут над водой,

Я иду к рябинушке

Тропкою крутой.

Треплет под кудрявою

Ветер без конца

Справа кудри токаря,

Слева – кузнеца.

Валентина пела одна и так же задумчиво и негромко, как до этого пел Свиридов, и ей удивительно тонко следовала мелодия скрипки.

А припев они со Свиридовым пели вместе.

Дальше пел Свиридов и могло показаться, что все это тщательно срепетировано.

Днем в цеху

Короткие

Встречи горячи,

А сойдемся вечером -

Сядем и молчим.

Смотрят звезды летние

Молча на парней,

И не скажут ясные -

Кто из них милей.

И снова солировала Валентина, и снова ее поддерживала скрипка. Аркадий даже вышел вперед и повернулся лицом к Валентине и спиной к залу.

Кто из них желаннее,

Руку сжать кому?

Сердцем растревоженным

Так и не пойму.

Оба парня смелые,

Оба хороши -

Милая рябинушка

Сердцу подскажи.

А припев запел весь зал – задушевно и задумчиво.

Ой, рябина кудрявая,

Оба хороши.

Милая рябинушка,

Сердцу подскажи.

И установилась тишина, только вздрогнули струны гитары, когда Свиридов поставил ее к стулу.

– Все, девочки. Пора на работу. По машинам! Я провожу вас.

ДАША ПРО АНЮТКУ КУТЕНКОВУ

– Юрочка, ты не можешь … я тебя никогда не просила …

– Так попроси. Даша, да ты что? Неужто есть что-нибудь, что ты мне сказать не можешь?

– Нету … Просто это не про меня … Тут Анютка Кутенкова с вашим Тагировичем … ну, с Чумачевым … а ведь ей еще семнадцати нет …

Даша спрятала голову у него на шее и чуть слышно в самое ухо продолжила.

– Ты понимаешь, ее за это выгонят с работы и закроют ей допуск, а у них в семье – она единственный кормилец. Сестра у нее спецшколу кончает, родители старенькие. Отец ее всю жизнь при лошадях, а кому сейчас лошади нужны …

– А что можно сделать?

– Я не знаю … Но у нас за … за связь с персоналом центра выгоняли из обслуги без разговоров в раз …

– Ты точно знаешь, что она с Чумачевым живет?

– Ну, Юрочка … Я же не знаю … как они там …

Не разнимая рук вокруг его шеи она отстранилась.

– А вот мы с тобой? Мы, как, … живем? – и она засмущалась и спрятала голову у него на груди.

– Ты – моя невеста, а остальное никого не касается. Но эта Анютка такая молодая … Тебя не смущает, что она такая молодая?

Даша не отрывая головы покачала ею, а потом добавила.

– Если они любят друг друга … Вот скажи, а если бы мне было … ну, шестнадцать лет – чтобы ты сделал? Не любил бы меня? Ответь!

– Любил бы. Только еще осторожнее … Дашка, что ты делаешь?

– Ничего особенного … Мой жених – что хочу, то и делаю … Я не очень … наглею?..

– Командир, есть пара слов.

– Слушаю тебя, Юра.

– Даша мне сказала, что у Анны Кутенковой роман с Чумачевым. Она из обслуживающего персонала, им такие контакты с сотрудниками центра запрещены, ей грозит увольнение, а она – единственный кормилец в семье.

– Кем она работает?

– Уборщицей. Ей семнадцати нет еще. Я бы не стал вмешиваться, но Даша уж очень просила …

– Мы, Юра, тут не только чтобы стрелять, но и чтобы не обижали слабых и не обманывали доверчивых … И чтобы заботились о других … Попробую разобраться с Чумачевым. Вроде, мужик нормальный, не бабник. Обещаю тебе. Дашутку поцелуй от меня.

ПЕРВАЯ СМЕНА

Ровно в семнадцать часов весь сменный персонал в синих форменных костюмах занял свои места.

– Товарищ начальник смены! Сменные операторы готовы к работе. Старший оператор Валерия Дзюбановская.

– Право первого пуска предоставляется Анатолию Ивановичу Свиридову!

Свиридов подошел к главному щиту установки и торжественно поднял вверх ручку старинного рубильника – вспыхнули контрольные лампочки на всех щитах.

– Образец номер один. Начать облучение!

А где-то в пустом помещении установки 100Б включились сигнальные красные лампы, вспыхнули настроечные светодиоды, пискнули сельсины и тихо басовито загудели силовые трансформаторы – излучатели начали работу.

На установке 100А операторы держали режим, корректировали его, поглядывая на экран монитора с изображением образца на установке 100Б. Таймер негромко прозвенел за три минуты до конца сеанса и, выждав положенное время, отключились излучатели.

Дисковый питатель – детище Лены Долгополовой – переместился в следующее рабочее положение, а обработанный образец по лотку покатился в накопитель. И пусть тележка, на которой катился образец, уж очень напоминала детский игрушечный грузовичок, а фигурный лоток, извивающийся по цеху и отводивший грузовичок в дальний конец, напоминал американские горки – все работало безупречно.

Пощелкивал фоторегистратор, помигивали лампочки при смене режимов, неслышно работала видеокамера на плече Чумачева, около которого неотлучно дежурила Анютка Кутенкова. Она стояла с полным правом помощника видеооператора, потому что приказ о ее назначении был подписан только-что, и никто не мог спросить ее – а что она тут делает?

Через час не прерывая работы операторы менялись и уходили наверх, в комнату отдыха, где очень тихо играла музыка и белели березовые стволы.

– Ну, как, Леночка? Все в порядке?

– Да, Толя, все нормально.

– Молодец, спасибо тебе. – Свиридов поцеловал Карцеву. – Ведь это – все ты.

В конце смены – как раз приехала новая смена – излучатели выключили. На установке 100Б сняли пломбы с дверей, заменили обработанные образцы на новые, зарядили дисковый питатель и вернули пломбы на дверь корпуса.

ВЫЕЗД НА СНЕГОХОДАХ

– Воложанина. Юрий Николаевич? Два снегохода в фургон, возьми с собой еще пару ребят. Я поеду с вами.

Фургон миновал постройки «загородной» больницы и остановился на расчищенной площадке. Невдалеке трудолюбиво пыхтел и урчал дизель сварочного генератора, к переплетам теплиц тянулись провода и где-то там, в недрах заснеженной постройки, вспыхивала сварка.

Оседлав снегоходы они углубились в лес и не сразу нашли заброшенные постройки, которые оказались совсем рядом. Несколько больших изб с крытыми дворами, надворными постройками и небольшая часовенка на отлете из почерневших бревен стояли среди нетронутого снега.

– Ну, что ж, будем пробираться. Идем все вместе, осматриваем все помещения. Вперед!

Нигде они не встретили запертой двери – подпертые палкой, они со скрипом, но легко впускали гостей. Окна были заставлены снаружи и пришлось воспользоваться фонарями.

Пыль и запустение под суровым взглядом образов встречали их везде.

Но столы и лавки были целы, сундуки пусты, но не взломаны, а на припечках лежали маленькие поленницы дровишек и кучки потемневшей от времени наколотой лучины.

В последнюю очередь они открыли дверь в часовню. Слабый свет подчеркивал запустение и суровые лица на образах …

На снегоходах они быстро вернулись на площадку.

– Воложанин, опять работа для твоих мальчиков. Нужно привести в порядок вон то подворье. Вычистить, подлатать, привести в жилой вид, протопить как следует. Возьми пару взводов у охраны, несколько мужиков у Михеича. Срок – неделя. Ответственного назначь сам.

– Есть, командир.

– А пока прогуляемся к сварщикам.

Перед остовом теплицы на утоптанной площадке тихо урчал дизель – сварщики не работали, а сидели у неяркого костерка. На ящиках была разложена нехитрая снедь, и мужики обедали. Но среди брезентовых курток виднелись меховые воротники женских пальто.

Подходя, Свиридов уловил беспокойство и даже некоторый страх, и привычно пустил сигнал добра и спокойствия.

– Здравствуйте! Мир вашему очагу и приятного аппетита!

– Здравствуйте!

– Привет, Анатолий Иваныч. Садись с нами, угостись, чем бог послал.

– Спасибо. А что это вас в столовой не покормят?

– Да заходили мы … Сказано, что на нас продуктов им не завезли … Вот бабоньки нас подкармливают, спасибо им.

– Понятно. Которые тут бабоньки? Очень приятные бабоньки, правда, мужики? Вы уж их не обижайте.

– Ты что, Иваныч? Они нам все стараются помочь, кипяточку приносят, то да се … Смотри, какие пирожки принесли – объеденье, да и только. И поговорить можно …

– Они ведь для нас теплицу восстанавливают, да, Анатолий Иванович?

– Конечно. И свежие овощи у вас свои будут, и цветы …

По дорожке запыхавшись торопился главврач, а за ним неспешно шагала Диана.

Бабоньки заерзали, стараясь спрятаться за спинами мужиков.

– Спокойно, бабоньки, спокойно!

– Товарищ Свиридов, я …

– Почему рабочие питаются не в вашей столовой, а здесь, в сухомятку? Почему ваши пациентки боятся вашего приближения?

– Но мы стараемся соблюдать режим, мы …

– Отставить! Кормить рабочих в столовой, меню подобрать соответствующее. Контакты ваших пациентов с рабочими считаю полезными. Неужели у вас врачи считают иначе?

– Да нет, вот Дина Егоровна даже настаивала, но мне казалось …

– Получите замечание в приказе. А тут, на рабочем месте, должен быть кипяток, по крайней мере …

С УМАРОВЫМ

– Свиридов, у меня к тебе несколько вопросов.

– Эрнест Умарович, я всегда к вашим услугам.

– Я почитал твои секретные папочки. В такой концентрации эти гадости плохо действует на организм.

Умаров задумался.

– Я был в больнице, говорил с Утечкиной. Надо будет обсудить ход реабилитации твоих больных.

– Моих?

– А там теперь Пчелинцеву, Тургумбаеву и Лабунец по другому и не называют. Но я хотел уточнить, что конкретно пробовал Нефедов на своих подопечных.

– Было подобрано электромагнитное излучение, действующее на организм наподобие препаратов типа первитина, но в разной степени на мужчин и женщин.

– Избирательно?

– Нет. Просто на женщин действует быстро, а на мужчин – через несколько часов. Если кратко, то на одной из подопытных женщин мужчина умер после пятидесяти трех актов за три часа, а эта женщина с другим мужчиной без перерыва продержалась еще сутки. Она умерла после семидесяти восьми половых сношений от кровоизлияния в мозг …

– Другая … работала поочередно с двумя мужчинами трое суток и была парализована после ста пятидесяти актов. Отравлена.

– Евдокия Ивановна Пчелинцева – великая мученица. Сперва была первая серия экспериментов: сутки с тремя мужиками, 98 половых актов. После двухсуточного перерыва с санаторным режимом – вторая серия: сутки с четырьмя мужиками, 127 актов. Опять двое суток перерыва и третья серия: сутки с шестью мужиками, около 200 половых актов. Кроме тех шестерых в сношения с ней вступали все, кому ни лень, в том числе и сам Нефедов. Несмотря на применение смазки – сильнейшая эрозия, полное перерождение и нечувствительность слизистой влагалища, воспаление придатков, воспаление матки …

– Сталина Валентиновна Лабунец – работала в активной позиции с разными партнерами по мере своей потребности. Потеряла сознание через сорок часов, за это время 132 акта – сперва часто, потом реже …

– В психологическом плане сильнее всех пострадала самая молодая из них – Тилен Тургумбаева. Она была и осталась девушкой, половых сношений с ней не было, визуального контакта с мужчинами во время опытов тоже. Ее страдания завершились через трое суток – она потеряла сознание только через трое суток.

– Это страшно слушать … Где теперь этот генерал?

– На том свете. Причем прихватил с собой практически всех, кто в этой работе участвовал. Иванищева должна знать одного из них – некто Карпенцежевский стажировался у них в Институте цитологии и генетики в Новосибирске.

– Сильное воздействие было, по видимому …

– Да уж порядочное. На женщин действовало быстро и безотказно – мы сами на трех проверили. Можете Тоню спросить, что и как она чувствовала.

– Додумался на жене проверять … Что известно об установке?

– Снят спектр излучения. А установка сама цела, только замурована под обломками верхних этажей здания.

– Надо бы уничтожить основательно и навсегда.

– Попридержу пока.

– Тебе виднее. Мы с Иванищевой готовим программу обследования детей, родителей и всех особых индивидуумов. Будет готова завтра к вечеру. Насчет программы работ по проекту сложнее – есть всякие идеи, но требуется твое вмешательство.

– Какое?

– Иванищева пока тебя побаивается, но все равно придется этим заниматься с тобой. Тебе будет нужно расшатать ее стереотипы и открыть фантазию творчества. Из вашей первой беседы я понял, что ты уже хорошо подковался в профессиональном плане и ей в знаниях не уступаешь. Поэтому подключайся …

– Только вместе с вами, учитель.

– Какой я тебе учитель …

– Учитель – это навсегда, навечно. И вы нам с Тоней учитель навсегда. Учитель с большой буквы.

– Ладно. Не знал бы тебя – принял бы за подхалима. А твоих больных обсудим завтра. Согласен?

ТРЕНИРОВОЧНЫЙ ЛАГЕРЬ

Когда Свиридов вместе с Тоней попал в тренировочный лагерь, то подполковник Умаров был первым – и некоторое время единственным человеком, который по доброму отнесся к нему и к Тоне. И там он стал «Учителем» …

А Свиридова, как случайного человека, захотели использовать в качестве «куклы» для тренировок в ходе подготовки разведчиков и диверсантов. Учитывая, что про Свиридова было известно, что он занимался боксом, то сперва его использовали для спаррингов.

Причем для разных весовых категорий его соперников.

Но быстро поняли, что эту «куклу» лучше не злить, потому что ни одному из его соперников, включая штатных тренеров, не удалось «положить» Свиридова. С одной стороны это раззадоривало спарринг-партнеров, но с другой было даже удобно – руководству.

Кроме бокса его стали использовать – так же в качестве «куклы» – в тренировках по различным видам борьбы. Тренеры сразу отметили, что Свиридов обучается мгновенно, в ходе одной тренировки осваивая неизвестное ему мастерство.

И как осваивая! Снова его не удавалось побороть даже тренерам – он ухитрялся уходить от самых неожиданных приемов, а на другой день применял эти приемы сам.

И не просто применял, а применял мастерски – и это было удивительно!

Умаров сразу отметил, что у Свиридова настолько быстрая реакция – даже опережающая, что справится с ним не могли ни мастера спорта, ни заслуженные тренеры.

Но самое громкое дело случилось тогда, когда Свиридов предупредил командование о том, что если его поставят на спарринг с одним из штатных тренеров со зловещей репутацией, то ….

Этот тренер мог возненавидеть своего обучаемого, и был случай, когда он изувечил такого человека.

Свиридов предупредил, что он убьет этого тренера.

И убил его в первом же раунде …

Скандал замяли – это была не первая серьезная травма, оканчивающаяся инвалидностью или списанием из личного состава …

Тоня тренировалась по своей программе, они днем не виделись, но зато ночью они иногда убегали в лес и там …

Умаров знал об этом, и проводя ежедневный медицинский осмотр Свиридова и Анны-4, как здесь называли Тоню, советовал более экономно расходовать силы …

По совету Умарова – и в нарушение сложившихся правил – Свиридова сперва допустили в тир, а затем и на полигон.

И стрелял Свиридов тоже намного лучше завзятых снайперов – этому Умаров уже не удивился …

А на полигоне оказалось, что Свиридов практически не уступает подготовленным курсантам как в общефизической, так и в специальной подготовке …

Поэтому вполне естественно, что после этого лагеря Свиридов попал в какие-то там списки …

ПРИВЕТ, МИХЕИЧ

– Привет, Михеич.

– Привет, Иваныч. Тебе поклоны от супруги и от дочки. Ждут в гости.

– Кланяйся им.

– Иваныч, отвлекаешь людей на парники …

МОНТАЖНИКИ

– Помнишь, Михеич, как во время войны танковые заводы делали коляски для инвалидов – безногих танкистов? И директорам разрешали делать эти коляски в счет плана выпуска танков, и я это разрешение никогда не забуду … Для увечных воинов … А эти старушки – разве это не увечные воины? Вдвойне, ведь они же женщины, они могли любить, растить детей, а мы им устроили …

– Не мы же …

– Какая им разница! Мы с тобой – их должники, и мы должны это сделать …

– Понял, Иваныч … Сделаем, не сомневайся.

– И пусть твои ребята пообщаются там с бабоньками, поговорят с ними, они же не заключенные …

– Хорошо, Иваныч.

– Как дела на «сотках»?

– По моему разумению делать там нечего. Так, ручки на дверях привинтить … А с «Веркой» ничего ясного пока нет, или у Лены что есть для работы?

– Пока нет. Будет перерыв – пусть ребята отдохнут. А не будет – значит, не будет. Приехала наша биологическая начальница, вот сейчас она взъерепенится и тогда работа появится …

– Ладно.

– Ты, часом, не знаешь там у вас такого Кутенкова?

– Как не знаю. Хороший мужик, без лошадей жить не может. Они с женой уже старые, за семьдесят. Живут бедно – оба не работают. Две дочери у них, одна учится в спецшколе, а младшая у нас тут работает – этим и живут. А он мужик добрый – лошадей у нас в городе сократили, так он их себе взял и кормит.

– Вот насчет лошадей мне и надо будет с ним побеседовать.

– Так это ему, что попу елей!

ПРОГУЛКА с ГРИШЕЙ

– Гриша, ты дома? Пойдем, погуляем, пока Тоня занята.

– Уже бегу, папа!

Он моментально оделся и они вышли на улицу. Уже смеркалось, загорались фонари и светились окна.

– Как прошел день? Что было интересного?

– Утром я занимался уроками. После прогулки все вместе с мальчиками ходили в бассейн, потом в спортзал. А еще я помогал Тоне с фасонами. Мои тетки совсем с ума спятили – всем срочно понадобились новые платья.

– К свадьбе?

– Да нет, к свадьбе будут еще. Вот я и рисую им, а они уже фыркать начали!

– Да ты что? Как это фыркать?

– То им то не нравится, то это. Разборчивые – жуть. Но повыпендриваются, пофыркают, а потом подлизываться начинают – Гришечка, миленький, лапочка …

– И какие же у вас с Тоней успехи?

– Кое-что получается. Для всех девочек фасоны подобрали, ткани выбрали, уже много сметано, меряем.

– Они тебя всерьез за модельера принимают?

– Привыкли. Сперва сложно было, стеснялись. Но теперь слушаются. Нет, правда, папа, слушаются! Тут была история с Ниной. Сперва она все платье хотела пошире, попросторнее. Мы с Тоней, а потом все тетки хором убеждали ее, что пока рано, потом можно будет другое платье сшить … Ладно, убедили. Потом Тоня стала объяснять, что ей нужно сменить лифчик – ей уже тесно, да и форма не та. Та ни в какую. Тетки стали Тоню поддерживать, делится опытом – ни в какую. Кончилось дело тем, что я ей скомандовал – снимай! Надевай!

– Нет, правда?

– И она послушалась, ты представляешь? Теперь совсем другое дело. А то еще мальчики придут и смотрят, как их мамы наряды меряют. Они так радуются! Кончается это всеобщим визгом и облизыванием.

– И ты позволяешь?

– Нет, они уже усвоили, что меня облизывать нельзя. Но настолько все это происходит весело и живо … Я тебе покажу потом, я несколько листов изрисовал эскизами.

– Ты много рисуешь?

– Мало. Я на ходу не могу. Мне подумать надо. Вернее, могу и быстро, но это не всегда удается. Ты посмотри потом, ладно? У меня там интересно получилось – Лена с дядей Сашей ссорятся, а еще как Лена Долгополова смотрит на дядю Потапа. Я ей показывать боюсь – убьет!

– Это за что же?

– Не знаю, но точно знаю – убьет. Она просто смотрит, как дядя Потап думает. Но смотрит так … Ну, увидишь сам. Я Вите показал некоторые рисунки, ему очень понравилось.

– Ты на людях-то Виктора Витей не называй – неудобно.

– А он сказал – не бери в голову. Но я все равно его дядей Витей называю при чужих.

– Занятия твои как?

– Кто их знает – учусь. Мы теперь все вместе занимаемся – я, Мальчик, мальчики. Только задания нам разные задают.

– И как мальчики? Все понимают?

– Объяснять приходится. Знаешь, они самых простых вещей не знают. Вот читаю я им сказку, там жена сварливая, мужа своего ругает, бьет, ни во что ни ставит – они не понимают. Они не понимают – как такое может быть, если они муж и жена. Я начинаю соображать и им объяснять, что не всегда муж и жена любят друг друга, что они могли пожениться совсем не из-за любви. Мне Даша начинает помогать, Никита – что их могли поженить, а они даже друг друга и не видели до свадьбы, ну и так далее. Вижу – верят, но не понимают. И больше эту сказку слушать не будут. Но знают они больше меня, больше Даши. Они знают что-то свое … я не знаю, как это назвать, но это больше всего, что мы знаем, что-то про все кругом …

– А математику?

– Это они усваивают очень быстро. А ты бы посмотрел, с каким интересом они изучают географию! Или про животных! Как они радовались живой собаке – как идем гулять, только о ней и разговоры – придет или нет? Неужели собака понимает их телесигналы?

– Кое-что понимает. Этот пес – толковый зверь. Пусть общаются, это полезно. Не очень они балуются? А то вон в бассейне устроят скачку на маминых животах – не остановишь.

– Ну, неправда! Остановить их можно запросто – Даша скажет, и все. Но вот заставить их надеть в бассейне трусики не может даже она – так и ходят голышом.

– Завидно?

– Ты что, папа? Я Тоню уже стесняюсь … Да и она … Слушай, там случай был! Дежурила Оля, мы с Мальчиком были у Владика, уговаривали его с нами в бассейн. Потом приходим, а все тетки без лифчиков – представляешь? Вера хотела завизжать, но потом посмотрела на Полину и на Тоню – а те на нас с Мальчиком глянули одним глазом и ноль внимания. Тоже без лифчиков. Мужчин в бассейне не было, так одна Даша и осталась одетая, а все остальные так и купались.

– Красиво?

– Еще как! Когда они не обращают внимания, что на них смотрят – так хороши! Я потом зарисовал, только не покажу, ладно?

– Ладно. А для Аришки Михеичевой ты нарисовал что-нибудь?

– Я ей куколку приготовил с нарядами. А лицо нарисовал ее. Вот удивится, вот порадуется! Она добрая, ласковая. Приласкай – ей больше и не надо.

– Не пользуйся ее привязчивостью. А то еще влюбится. И сам влюбишься. Не влюбился еще в нее?

– Ага. Обязательно. А еще в девчонок из обслуги.

– Ты подружился с ними?

– Да, мы хорошо поладили. Они меня за сынка начальника не считают, подзатыльник влепить могут при случае. Ну, я тоже могу врезать по заднице. Но сперва они были очень настороже – а как я себя поставлю? Не стану ли приставать? Теперь все путем.

– А как же Уля?

– Уля … Папа, я не знаю … Я о ней все время думаю и вспоминаю … Но не может ли это быть просто от того, что ее тут нет?

– Да-а … Ничего не могу тебе посоветовать, сын …

– Я даже письма ей написать не могу, представляешь?

ПОЕЗДКА К ЛЕТЧИКАМ

– Галина Климентьевна, завтра с утра поедем к летчикам.

– Есть, командир!

Экипаж размесился в типовой трехкомнатной квартире – конечно, было тесновато, но оказалось очень уютно. Свиридов быстро понял, что во многом это заслуга Суковициной – она бывала здесь часто и по тому, как встретили ее летчики, это сразу стало видно.

После обычных приветствий уже за столом из разговоров Свиридов уяснил, что Галина в курсе всех личных дел каждого, причем с нею делились новостями из писем от домашних. Он порадовался и за Галину, и за летчиков – такой добрый и сердечный контакт ей удалось установить.

– Когда вам только удалось так близко познакомиться с летчиками, Галина Климентьевна?

– Так я же несколько раз к ним ездила. Даже поругалась спервоначалу.

– Поругалась? Ну, не поверю.

– Да не сними, а с комендантом. Он им такую халупу выделил, что … Пришлось пошуметь. Хотя сработала, вернее всего, ваша фамилия.

– Это как это?

– Да я сказала, что ежели он не даст им нормальную квартиру, то объясняться придется с вами. Он струсил, ей-ей. Ну, потом я помогала им обустроится, занавесочки там, вилки-тарелки и всякое другое.

– Так их жены вам приветы в письмах передают!

– Так ведь ребята хорошие, скучают, мне рассказывают о себе. Что да как … Я и советую им по своему разумению.

– Получается?

– Получается.

– А вы, Галя, молодец. И это успеваете, и по работе …

– Что-то вы, Анатолий Иванович, меня все на вы да на вы … Сердитесь за что?

– Что ты! Просто устал, наверное. Машиной управлять можешь?

– Обижаете. У нас это был очень главный предмет.

– Тогда садись за руль, а я подремлю …

ГРИША, НАРИСУЙ КАРТИНУ

– Гриша, почему ты не катаешься? Пойдем, прокатимся!

– Я смотрю …

– Правда, моя мама красивая?

– Очень! Смотри, как она смеется! И сапожки, и шубка ей очень к лицу …

– Ты нарисуешь ее? А тетю Дашу? А меня?

– Я вас всех нарисую … Много уже нарисовал – ты же видел.

– Нет, не так. Ты показал наброски, эскизы … А ты нарисуй картину!

– Обязательно!

– А Витю Скворцова рисовал?

– А как же!

У КУТЕНКОВОЙ РОМАН с ЧУМАЧЕВЫМ

– Юра мне сказал, что у Анны Кутенковой роман с Чумачевым.

– Это какая Анна? Или я не знаю ее?

– Скорее не знаешь – она там у них в корпусе уборщицей работает.

– Ну, и что, серьезно у них?

– Ей семнадцати нет, совсем девчонка еще. Зашел к ним – а она у них живет.

– С Чумачевым?

– Он ее пока не трогает, жалеет. Но спит она с ним в одной комнате. Девочка милая, совсем зеленая, добрая, домашняя. Влюблена в него по уши – на вы называет, все хозяйство у них ведет. Испугалась, пришлось успокаивать. А когда успокоилась – такая хозяюшка оказалась, такая заботливая и хлебосольная.

– Ну, и?

– Что и … Провел с Чумачевым беседу о моральном облике – он обиделся. Тогда я ему объяснил простыми словами, как это выглядит со стороны.

– Понял?

– Думаю, да. Хочу съездить к ней домой – ее отец конюхом работал и сейчас лошадей держит. Хочу у нас лошадей завести. Как там каток? Не успел забежать, проверить, покататься.

– Нормально. Я проехалась – лед хороший. Народ уже осваивает. Теплушку надо и туалет поставить рядом, а то ходить далеко.

– Так распорядись.

– Никак не привыкну командовать – все боюсь, что воспримут как придурь жены начальника.

– К тебе уже привыкли, чего бояться.

ДИАНА ПОЗИРУЕТ ГРИШЕ

– Как мне тебе позировать? А где твой альбом?

– Зачем? Я буду смотреть, изучать вас, а потом уже по памяти буду рисовать. Поэтому сидеть истуканом не надо. Мы просто будем разговаривать. И если можно откройте плечи.

– Посиди, я переоденусь.

Дина вернулась в брюках. Грудь ее была прикрыта полотенцем. Она чуть заметно нервничала.

– Почему вы меня стесняетесь?

– Во-первых, ты уже не ребенок, не мальчик, а юноша …

– Но вам же хотелось снять полотенце. Почему вы его не сняли?

– Откуда ты знаешь, что я хотела? Ты – сын Свиридова, не могу же я соблазнять его сына!

– Разве обязательно соблазнять? И чем я хуже других?

– А если так подумает твой отец? Или так подумают другие?

– Только поэтому?

– Не совсем … Ты еще несовершеннолетний, а соблазнять несовершеннолетних просто нельзя …

– Почему?

– По закону. Это считается преступлением.

– Занятно! А я могу вас соблазнять? По закону?

– Ты можешь, но я должна устоять и не дать себя соблазнить.

– Неинтересные законы.

– Ты хочешь меня соблазнить?

– Я хочу, чтобы вы меня не стеснялись. И не боялись, что я буду невежлив по отношению к вам.

Гриша обошел вокруг Дины и провел пальцем по ее шее.

– Тетя Дина, а почему у вас шея чистая, а ниже – веснушки?

– Когда ты меня называешь тетей, я чувствую себя старой. Ну, если не старой, то слишком взрослой по сравнению с тобой.

– Я могу называть вас просто Диной. На ты пока переходить рано, не правда ли? Так как же насчет веснушек?

Гриша заглянул в ложбинку между ее грудей, провел туда палец, чуть отстраняя полотенце и незаметным движением освободил конец полотенца. Полотенце упало.

Дина взглянула вниз, рука Гриши не отдернулась, осталась на месте. Она подхватила полотенце и подняла голову.

Гриша не смотрел на открывшееся тело, а наблюдал за ее лицом и глазами.

– Гриша … А ты на самом деле еще старше, чем кажешься?

– Возможно. Если вы стесняетесь, то … Ваша грудь прекрасна. Кто-то из великих сказал, что если бы не существовало женской груди, то становится художником не было бы никакого смысла …

Дина улыбнулась, отложила полотенце, выпрямилась, откидывая плечи.

– А веснушки постеснялись разместиться на таком прекрасном теле.

Дина наблюдала за Гришей – как он ходил вокруг и разглядывал ее со всех сторон.

– А вот дяде Леве не говорите, что позировали мне вот так – он вас сильно ревнует.

– Да что ты? Неужели ревнует?

– Еще как. Он – старше. И чем дальше, тем больше он будет вас ревновать. Учтите это.

– Ты уже можешь сказать «ты» – учти это.

– Пока не получается. Поправьте волосы … Руки поднимите вверх. Потянитесь … О!

Гриша с таким восхищением любовался ее грудью, что Дине стало даже немного жалко его.

– А теперь расскажите мне про девочку по имени Диана Уайттеккер. Чем она занималась, как одевалась, что танцевала …

Гриша сказал это все на таком хорошем английском языке, что Дина почувствовала себя Дианой Уайттеккер …

ПОЧЕМУ ВЫ С ПОТАПОМ НЕ ЗАВОДИТЕ РЕБЕНКА?

В детской было тихо и спокойно. В углу, малоприметный от двери, сидел Саша Хитров и подшивал детские валенки. Около него пристроились Сережа и Олег. Они не просто внимательно наблюдали за его работой, но и помогали – держали дратву, подавали вар.

В другом конце комнаты под торшером в креслах устроились Даша, Люба и Нина – они занимались починкой детской одежды. Около Даши, положив голову на сложенные руки, на ковре прилег Мальчик.

Посередине комнаты опершись спиной на подушки полулежала Лена Долгополова с книгой в руках. В ее длинных ногах простроились сразу трое – Вася, Петя и Дима. Боря положил ее ступню себе на колени и массировал ногу в тонком чулке. Саша устроился под мышкой у Лены и заглядывал в книгу.

А напротив верхом на детском стульчике устроился Гриша.

Лена читала:

« … Ни один из восходов солнца не бывает похож на другой. Иногда солнце восходит как золотой шар, а иногда как большой игристый алмаз. Его блеск зажигает в мокрой листве тысячи таких же маленьких солнц-алмазов, но один из этих алмазов – самый яркий – нестерпимо горит на небе невдалеке от солнца. Это утренняя звезда Венера.»

– Как жаль, что ты не умеешь <показывать > как дядя Толя.

– Димочка, а вы попросите Толю показать это вам, когда он придет. Это ведь так красиво!

Лена пошевелила ногами, подала Боре другую ногу и мальчики перевалились между ее ног, утраиваясь по новому. Боря погладил ступню другой ноги и стал ее легонько поглаживать.

Лена отложила книгу.

Дима устроился между ног Лены, положил локотки ей на живот и подпер голову руками.

– Почему вы с Потапом не заводите ребенка?

– …?… Знаешь, мы боимся, что это помешает моей работе …

– А ты хочешь ребенка?

– Еще как!

– Тогда не откладывайте. Скажи своему Потапу. Ты меня поняла?

– Дима, поняла-то я поняла … Но ты серьезно думаешь, что это … не помешает мне?

– Вон Гриша наблюдает за нами и думает о том, чтобы сказал бы на это его отец. А он сказал бы …

– Он сказал бы – ну, какая же ты дура, Ленка!

– Я так люблю у вас тут бывать, мальчики! Мне у вас так хорошо …

– Руки грязные? Это ничего, вон тряпка, вытри. Это, Олег, грязь рабочая, почетная, ее стесняться не надо …

– Даша, а такие пуговки там есть? Ага, нашла. А как ты думаешь, правда у меня будет мальчик? А ты кого хочешь? Кого вы с Юрой наметили?

– Боря, ты так хорошо помассировал мне ноги … Совсем легко стало. У меня ноги очень устают – весь день на ногах.

– Приведи Потапа – я ему покажу, как массировать твои ноги, как снимать усталость.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я не знаю … Кое-что мне показал дядя Толя …

– Даша, ты чего сегодня бледная такая?

– Да крови у меня начались, да такие сильные …

– Ты скажи своему … Ну, Юре скажи, чтобы он тебя сегодня … не очень … А сама посиди, полежи, мы все сами и без тебя сделаем …

– А ты слышала, как Лена им читала на английском языке?

– Ты знаешь, я немного знаю английский, технический текст могу понять, но чтобы вот так … И как это они понимают?

– Так вон Гриша понимает …

– Ну, он язык учил. И Тоня с ним занимается, и Анатолий Иванович – я сама слышала, как они разговаривали на английском языке. Почище Лены!

ПРОГУЛКИ

– Гриша, ты не озяб?

– Нет, Тоня. А что, я вам мешаю? Так я пойду домой.

– Чему ты мешаешь? Секретов у нас нет, а целоваться на морозе плохо… Лучше расскажи, что вы там натворили у Потаповича.

– Ничего не натворили. А вон там Оля Петрова идет. Одна. Я пойду к ней?

С ОЛЕЙ ПЕТРОВОЙ

Гриша убежал.

– Оля, добрый вечер.

– Добрый вечер, Гриша.

– Почему ты одна? Можно, я пойду с тобой? Если хочешь, я буду просто молчать, и все.

Оля Петрова молча взяла Гришу под руку и пошла рядом.

– Ты знаешь, я так скучаю, – после долгого молчания сказала она, – Даже не ожидала, что буду так скучать…

Гриша молчал.

– Ты знаешь, что мы с ВВ … Ну, встречаемся … понимаешь? Теперь он там, а я тут. А мне так хочется с ним хотя бы поговорить …

Они прошли молча еще несколько шагов.

– После всех операций я совсем перестала считать себя женщиной … Ты помнишь, какая я была. Потом немного успокоилась, стала тренироваться с ребятами, окрепла. Но все равно не считала себя женщиной. А он увидел во мне женщину … Нет, неправда, сперва он увидел человека … Он так нуждался в общении, в сочувствии, во внимании, и я тоже … Ты не поверишь … Ну, ладно, ты уже не маленький … Когда мы сблизились … ну, совсем сблизились, ты понимаешь? Он тогда сказал, что я ему очень нравлюсь и как женщина, но больше всего – как человек, который его понимает. Он такой … такой чуткий и тонкий, а вся его жизнь – сплошное притворство. А со мной он не притворяется, он такой, какой есть на самом деле … Как он там?

Она опять помолчала.

– Мальчики так бережно отнеслись к этому, что прямо удивительно. Ни одной ухмылочки – а ведь такой повод. Какая-то полуинвалид отставной козы барабанщица, которую из жалости взяли в отряд, и блестящий руководитель такого института, Герой, ученый … Мальчики вообще так хорошо ко мне относятся … С самого начала … Наверное, со стороны это кажется странным и даже неприличным … Я знаю, что всякие разговорчики были – что я всех их обслуживаю и всякое такое … Кое-кому это стоило зубов … А мы … мы просто настолько … настолько уважаем друг друга, что я даже не прошу их отвернуться, если раздеваюсь – они сами отворачиваются … да и голышом мы друг друга видели и не раз … А когда мы с ВВ стали встречаться, они были искренне рады! Но ревновали меня к нему … Правда, правда! Еще как ревновали – как братья ревнуют своих сестренок. Я тебе не надоела?

Гриша помотал головой.

– Так хочется написать ему письмо, но не получается … В уме получается, а на бумаге – нет. Да и потом – кто я ему? Подружка? Любовница? Может быть, я уехала – и все, он обойдется и без меня. Или найдет поздоровее или покрасивее? Чтобы могла ему детей родить, не то, что я … Как ты думаешь?

– Я думаю, что он тоже без тебя скучает.

– Откуда ты знаешь? Это ты чтобы меня успокоить…

– Возможно. Но ведь ты – красивая молодая женщина, и как оказывается, далеко не дура…

– Гришка! Ах, поганец!

– Я же еще маленький, мне можно…

– Совсем ты не маленький. Ты уже совсем взрослый молодой человек, мне приятно с тобой гулять и разговаривать, ты – надежная жилетка, в которую можно поплакаться … Нет?

– Да плачься, сколько влезет. Просохну. Хочешь, буду тебя выгуливать по вечерам?

– Как собачку?

– Как одинокую женщину.

– Ну, ты опасный молодой человек …

– Еще бы! Чего там сегодня с тобой мальчики занимались?

– Ой, Гриша! Они занялись моими шрамами! Сперва на лице. После Диминого массажа мне стало меньше тянуть под глазом, и он говорит, что со временем шрам может почти рассосаться. А потом они меня положили и стали исследовать мои шрамы на животе и на ноге. Ты представь себе картинку – я лежу, а эти крошечные умники сидят вокруг и изучают мои шрамы!

Тут Оля кое-что опустила – мальчики заставили ее раздеться догола. И она лежала перед ними совсем обнаженная и больше всего стеснялась того шрама, что затронул ее тело в самом низу живота и переходил на ногу, отчего волосы там росли несимметричным кустиком и не закрывали то, что было закрыто у других женщин.

Дима спокойно и деловито продолжал прощупывать шрам по всей его длине, только отвел в сторону ее ногу, которую она попыталась прижать и укоризненно поглядел на нее.

– Тетя Оля, не надо. Я же не из любопытства. Здесь надо немного не так массировать…

– Димочка, а откуда ты знаешь, как надо? А если знаешь, то делай.

– Только ты не дергайся, хорошо?

И Дима очень осторожно стал проминать складку шрама – Ольга на мгновение дернулась, а потом расслабилась и отдалась во власть маленькой ручонке.

– Так не больно? – спросил Дима. – Должно быть немного болезненно первый раз. Если не больно, то я буду прижимать шрам сильнее …

Но всего этого Ольга Грише не сказала, решив, что это будет уже чересчур.

– И этот удивительный мальчик прошелся по всем моим шрамам и я испытала от этого такое облегчение! Как никак, а шрамы доставляют мне неудобства – при движениях бывает потянет или еще что … А тут я после массажа почти до вечера их не чувствовала, можешь себе представить? И этот консилиум прописал мне массаж лица два раза в день, и массаж шрамов на теле один раз в день перед сном. Но после душа.

Ольга так похоже передразнила серьезную речь мальчиков, что и она и Гриша рассмеялись.

– Вот видишь, как хорошо. Они тебя еще и подлечат.

– Да, неплохо … Но Дима меня все-же немного расстроил …

– Чем же?

– Конечно, он не сказал ничего нового. Но просто подтвердил, что у меня серьезные внутренние повреждения и что детей у меня быть не может …

Гриша молча погладил ее руку, лежащую на сгибе его локтя.

СВИРИДОВ ПРИГЛАСИЛ ГАЛИНУ в КАФЕ

Свиридов пригласил Галину на вечер в кафе.

– Я устала, Анатолий Иванович, и с Валей надо посидеть. Она все одна и одна.

– Я вижу. Но это не начальник приказывает своей секретарше, а Анатолий Иванович приглашает милую усталую девушку Галину, – он взял ее руку и прикоснулся к ней губами, – приглашает милую усталую девушку Галину отдохнуть в кафе. Не с ним, а просто прийти и отдохнуть.

Переодеваясь Галина говорила Валентине.

– Можешь себе представить – Свиридов пригласил меня в кафе!

– Ты еще не спишь с ним?

– Дура ты, Валька! Да в мыслях ничего такого не было … и у него, и у меня. Ты просто его не знаешь … Кстати, спрашивал про тебя – что не приходишь, не поешь.

– Желания нет. Да и голос что-то … Устаю очень.

– Пойдем, просто посидишь.

Сестры уселись в сторонке и в это время к музыкантам присоединился Свиридов.

– Я ведь знаю, как он устал, какой сумасшедший день у него был – и как он легко, весело выбежал и запел. Живая энергия! – сказала Галя Валентине.

После долго скитанья

В дебрях тишины,

После тусклого мерцанья

Ледяной луны,

Без вопросов,

Без ответов

Просто, как всегда,

На асфальт

Упало небо

И пришла

весна.

Гитара и четкая дикция, резкий ритм, ударные и рояль.

Как-будто

Кончилось где-то

Скучное кино.

Как-будто

Белая птица

Вырвалась в окно.

А это значит -

Что солнцу

Больше не нужны

Бумажные цветы,

Бумажные

цветы.

Позади музыкантов вышли мамы и встали, подхватили припев.

А это значит -

Что солнцу

Больше не нужны

Бумажные цветы,

Бумажные

цветы.

Удивительно, как скрипка может быть тоже резкой и ритмичной.

Я забыла,

Как в сугробы

Пряталась земля,

Как казалось,

Что не скоро

Кончится зима.

Потому,

Что все вернулось

В этот день, когда

На асфальт

Упало небо

И пришла

весна.

И весь зал дружно подхватил:

Как-будто

Белая птица

Вырвалась в окно.

А это значит -

Что солнцу

Больше не нужны

Бумажные цветы,

Бумажные

цветы.

Мысленный приказ мамам на фигуры танца – фигуры были простенькие, но многие подумали, что все это тщательно срепетировано.

А это всего-лишь постарались Свиридов и Мальчик …

Как-будто

Кончилось где-то

Скучное кино …

Музыканты продолжали играть, а Свиридов вышел из зала.

– Папа, что? Помочь? – Гриша, встревоженный видом Свиридова, хотел позвать Тоню, но Свиридов остановил его.

– Ничего, сейчас пройдет. Дай платок …

Но Тоня тоже почувствовала неладное и они с Гришей вместе вытирали пот с лица Свиридова. Выскочила Галина, тоже встревоженная.

– Да не волнуйтесь вы, сейчас все пройдет. Минутная слабость …

– Тонечка, пойдем, прогуляемся.

– Пойдем, Толя. Обопрись, давай … Гриша, займи даму – оставляем ее на тебя. Не подкачай!

– Ладно …

Гриша ловко подставил руку Суковициной и та взяла Гришу под руку.

– У меня такая сложная задача …

– Что, занимать меня разговорами?

– Нет, сложнее … Если я стану называть вас тетя Галя – вы обидитесь, если просто Галя – тоже можете обидеться … Ну, просто ума не приложу …

– А почему бы не называть меня Галя и на ты?

– Тогда пошли потанцуем.

Потом они сидели вместе за столом и увлеченно болтали, а когда Галину приглашали танцевать, то у Гриши спрашивали разрешения, и Суковицина воспринимала это с улыбкой, но как должное.

Потом Гриша проводил ее до ее корпуса.

– Спасибо тебе, Гриша. Мне было очень весело и хорошо с тобой. Ты очень приятный кавалер, и танцуешь хорошо. Ну, спокойной ночи?

– Спокойной ночи, Галя. Всего хорошего.

– Знаешь, ты позвони мне – как там себя чувствует командир. Ладно? Позвони потихоньку, а то он еще рассердится.

А Свиридов с Тоней еще не нагулялись. Свиридов шел молча, и говорила одна Тоня.

– Ты знаешь, я сперва не поняла, а потом поняла – это ты меня зовешь и посылаешь посмотреть в окно. Я забеспокоилась, побежала, за мной девочки побежали – а там эта здоровенная псина играет с ребятишками! И так им хорошо и весело, даже завидно стало. А девочки только ахают да охают – такой ужасный зверь, такой страшный пес … Ты как, ничего?

– Ничего … Рассказывай …

– А мы перед этим выбирали фасоны платьев, кое-что примеряли, так Зина как была, так и выбежала – без платья, в трусах и лифчике … К нам девочки из обслуги собрались, мы все вместе смотрели. Все заметили, что мальчики с собакой разговаривают, и пес их очень внимательно слушает. Потом они все вместе катали Дашу на санках, и пес помогал тянуть санки. И еще, когда мальчики катались с горки, у Саши Кузовенина с Борей Васильевым санки опрокинулись на горке. Так пес их вытащил из сугроба зубами и поставил на ноги. Только что не отряхнул от снега! Так заботливо, прямо все мамы удивились и сразу полюбили его. А еще он отпихнул Олега, которого могли задеть санки. Вернее, не отпихнул, а оттащил в сторону. Тебе не холодно? Как ты?

– Все в порядке … А ты не замерзла?

– Нет я тепло одета, я же в брюках. Девочки разахались сегодня – какая вы красивая, Антонина Ивановна, да какая вы стройная, да какая аппетитная в этих брючках! Вера Толоконникова все стесняется брюки надеть – толстая я, говорит, куда мне. Мы чуть не силой ее в брюки засунули – такая приятная пампушечка получилась. Шуточек, смеху – уговорили ее, что спросит разрешения у своего Славика. Если разрешит ей в таком соблазнительном виде ходить – будет надевать брюки, ну, а не разрешит … Там строго … Ты слушаешь? Тебе, наверное, неинтересны все эти наши глупости?

– Что ты! Мне любая мелочь или, как ты говоришь, глупость интересна, если она с тобой связана! Я тебя очень люблю, Тонечка …

Они остановились и поцеловались. И постояли так, прижавшись друг к друга касаясь лицами.

– Я тебя тоже очень люблю …

Они вновь неспешно пошли по освещенной дорожке.

– От Мари весточка пришла. Всем приветы. А комиссару нашему предлагают место первого секретаря горкома у нас, так он спрашивает моего благословения.

– Но ведь это хорошо?

– Хорошо. Я правда собирался его сюда к себе перетащить, тут бы он мне больше помог. Но в городе тоже поможет, там тоже нелегко сейчас все налаживать после кровопускания. В больнице уже пришлось открыть отделение для наркоманов – с завода косяком идут. Ломка у них – достать негде, все связи обрублены …

– А как женщины из дома свиданий?

– Там практически наркоманок не было – во многом это заслуга Дианы.

Через снег с соседней дорожки к ним метнулась тень и превратилась в крупную собаку.

– Сандал?

Пес подбежал, присел, завилял хвостом, заворчал.

– Это он здоровается … Познакомься, это моя жена, Тоня.

А мысленно Свиридов передал псу немного не так – он сообщил псу, что это его самка.

Сандал обнюхал Тоню, поднялся на задние лапы, передние положил ей на грудь и ласково осторожно лизнул.

– Вот и познакомились! Ты такой большой! Как ты хорошо играл с мальчиками сегодня!

Сандал положил голову на ноги Тони и потерся об них, а потом поднял голову, посмотрел на Свиридова и что-то проворчал.

– Нет, Сандал. Гриша – это мой сын.

Сандала позвали.

– Беги, Сандал, беги. А то они без тебя службу нести не могут!

– До свидания, Сандал!

Пес большими скачками убежал на зов.

– Ты ему отвечал? Он тебя спросил о чем-то? Неужели?

– Ты бы знала, как он спросил! Он хотел узнать, есть ли у моей самки щенки!

– Брось!

– Ведь мы с ним обменивались не словами, а понятиями и эмоциями, да и не знает он таких слов, как дети. Для него все дети – щенки.

– Надо же … Ты теперь и с собаками можешь разговаривать?

– Пробовал с другими – не получается. Слушаться слушаются – вон как Дизель, а передавать мне информацию смог пока только Сандал.

– Как ты? Может, пойдем домой?

– Пойдем.

ДИНА и ЛЕВА

– Ле-ва, я уже выезжаю. Встречай меня у штаба, пройдемся по воздуху, а то я сегодня даже на улице не была.

Левушка поджидал ее у штаба. Автобус приостановился, высадил Диану и поехал дальше, в город.

Диана взяла Левушку под руку.

– Хорошо как. И не холодно сегодня. Как у тебя дела, Ле-ва, какие новости?

– Все нормально. Какие новости – обычные дела … А у тебя как? Опять старушки замучили?

– Не говори так о них, нехорошо. Они очень несчастные женщины. Сегодня приезжал Умаров и устроил мне настоящий экзамен.

– Да ну?

– Сел напротив меня, уставился своими желтыми глазами и стал выспрашивать про всех моих старушек. И смотрит не мигая, как птица.

– Страшно?

– Ужасно. Я только забудусь, разговорюсь, а он вопросик подкинет, да все с медицинской терминологией …

– И как ты?

– Справилась. А потом и говорит мне: «ничего, Дунька, все путем, не робей!» Он меня стал Дунькой называть. Ласково.

– Ну и чем кончилась ваша беседа?

– Мы хорошо поговорили и решили устроить консилиум с приглашением Свиридова. Да, я тебе не сказала – я сегодня в бассейне была и меня Свиридов в воду забросил!

– Как же это?

Они уже пришли домой и Диана рассказывала, переодеваясь и накрывая на стол.

– Мне пришлось ехать в штаб, отвозить заявки и забирать планы анализов. Тут меня увидел Свиридов и приказал отправляться в бассейн. Что делать? Я скорей за купальником и в бассейн. Там меня быстренько маленькие мальчики затащили в воду. Потом я разглядела, что наверху есть тренажерный и спортивный залы, заглянула туда. А потом попалась на глаза Свиридову.

– Так как же он тебя бросил в воду?

– Я что-то спросила его про тренировки, про борьбу, хотела показать свое умение, провести прием и спихнуть его в воду, но непонятным образом полетела туда сама. Правда, Лео, я не поняла, как он это сделал, а ведь у меня неплохо было с борьбой, ты же помнишь?

– Помню, как же … Ты еще со мной так здорово расправлялась …

– Потом я загорала и подошли ко мне два молодых кавалера. Совершенно голые. Разглядели меня как следует, уселись на меня верхом и потребовали от меня определенных услуг …

– Это что – мальчики, что ли?

– Ну, да. Оказывается, Свиридов им сказал, что они со мной могут потренироваться в разговорной речи на английском языке. Они очень прилично говорят! Мы очень мило поболтали … Но, знаешь, Лео …

– Что, Диана?

– Вот эти голые мальчики сидели на мне верхом … Так мне захотелось своего такого …

– Ну, не надо, Диана … Не расстраивайся … Сможем взять приемного …

– Ничего, пройдет. Я смотрела на Антонину Свиридову – как она с Гришей. Они так трогательно относятся друг к другу, и старательно это скрывают … Гриша не может пройти мимо нее, чтобы мельком не коснуться ее … И только от нее принимает ласку, никому другому себя приласкать не позволяет …

РАЗГОВОР со СКВОРЦОВЫМ

Скворцов сидел за заваленным бумагами столом и с удовольствием оторвался от них.

– Привет, Толя! Как дела, начальник?

– Чем больше власти, тем плотнее стена между начальником и подчиненными.

– Ты всегда умел наладить отношения с кем угодно, не так ли?

– Но грань между начальником и подчиненным – она частенько нужна, пусть не всем.

– Тебя что-то мучает? Или просто много работы? Ты изменился за это время, пока мы не виделись.

– Меня мучает избыток власти.

– Ну уж. На это, по-моему, никто никогда не жаловался, ни один император.

– Значит, им было легче. А ты как в качестве начальника?

– Мне всегда легче работать, когда от меня никто не зависит – я сам решаю, что и как делать, когда делать …

– Если подумать хорошенько, то это вполне вписывается в неограниченное руководство – когда и как решаешь только ты, и все делают это так, как ты скажешь. Нет?

– Возможно. Но чувство зависимости людей от твоего решения …

– Скучаешь по своим?

– Больше по детям … Отсутствие Лены мне не мешает, она сейчас для меня почти так же, как и наяву …

– Почему? Насколько я знаю, она тебя, во-первых, любит, и, во-вторых, с тобой не ругается и не скандалит.

– Наверное ты прав. Только любовь у Лены проявляется стихийно и приступами. Пришел – ну и ладно. Все в порядке, здоров? Сейчас есть будем, мой руки.

– Ну и что? Разве это плохо? Тоня говорит почти так же.

– Не ври! Я же видел, как она тебя встречает – ведь на это смотреть даже неловко, как она тебя встречает.

– Что ты?!

– Она же вся любовь и внимание – «ОН» пришел. Даже если кругом посторонние люди – хоть маленький, но все равно ласковый жест, прикосновение, улыбка. Взгляд – так такой, за который жизнь отдают. Дежурный вопрос? Как же! Она одним взглядом все увидит и поймет, даже не дожидаясь твоего ответа … Между прочим, ты с ней тоже такой.

– Но я же люблю ее, мою Тонечку! Ты ведь влюблен в нее?

– Влюблен и очень этим доволен. Отношения уже устоялись, постельного развития не требуется, можно спокойно испытывать прекрасное чувство друг к другу. Ревнуешь, что ли? Ну и дурак.

– Естественно. А то ты свою Лену ко мне не ревнуешь, особенно когда я ее в Прибалтику увез? Ревновал ведь?

– Наверно. Только это что-то другое – к ее увлечениям я действительно ревновал, а тут … Какая-то смесь ревности и зависти – вот они там танцуют, вот они там по ресторанам шляются.

– Что, и мысли не было, что мы там можем наконец переспать друг с другом?

– Если и была, то так, мимоходом. Не затрагивая ум. Странно?

– Не очень. Теперь она меня не добивается, относится спокойно, воспринимает как близкого и надежного друга. Терять такую дружбу ради сомнительного удовольствия?

– Вот я скажу ей, как ты это назвал! Может, мы постарели? Или поумнели? Представляешь, когда я разговариваю с Тоней мне сейчас иногда не хватает рядом тебя, твоего плеча …

– Очень трудно входить в курс дел?

– Как сказать … Но интересно! Народ там неплохой, но со странностями. Все от меня чего-то ждут, что ли …

– Тебе стоит знать о существе нашего проекта – все равно узнаешь. Ты теперь хоть немного узнал об излучении и его воздействии. Но раз излучение так многогранно взаимодействует с материей, то почему бы ему не взаимодействовать и с живой материей?

– Неужели попробовали?!

– А как же. Только пробовали давно и бессистемно. И известно нам сегодня не так много. Первое. Излучение в какой-то мере может приводить к развитию телепатических способностей у отдельных личностей. Причем не только тех, кто непосредственно работал на установках. Я, например, на установках никогда не работал, но …

– Ты – телепат?! Хотя странности за тобой водились и раньше …

– Мои способности проявились после аварии там, у академиков, что наводит на мысль о последействии излучения или наведенном эффекте – ведь я туда попал минут через пятнадцать после аварии. Второе. Родились дети с особыми способностями, в том числе и телепатическими. Ты их знаешь – это Олег Ерлыкин и те семь мальчиков, что оставались здесь.

– Ну, про Олега я более или менее в курсе. А Полина? А Семен Гаврилович?

– Полина – да, причем они с Олегом … Я тебе потом подробнее попробую объяснить, настолько это необычно и непривычно. Семен Гаврилович не телепат, а просто очень чувствительный и контактный человек. Правда, только к тем, с кем он душевно близок.

– Так должно быть третье. Проект?

– Если это было неоднократно, то как это сделать сознательно.

– Как вырастить телепата… Да, для разведки это клад…

– Если бы только для разведки, да не в телепатии тут дело. Телепат может мысленно общаться с другим телепатом, а если сюда добавить внушение? А если добавить чтение мыслей?

– А что, они умеют и это?!

– Считай, что я ввел тебя в проблему – подробнее потом. Этих людей немного, но они такие … такие …

– Меня больше всего занимают эти мальчики … Кстати, почему нет девочек?

– Тоже проблема – девочки рождались мертвыми. А они … Представь себе, что ты мысленно воспринимаешь все мысли и ощущения … ну, к примеру, своей жены. Ты ощущаешь все, что воспринимает твоя жена – все-все, до мельчайших подробностей и нюансов. Какую духовную и всякую другую культуру нужно иметь, чтобы продолжать нормально жить с ней рядом? Это условно, но в некоторой степени отражает реальное положение …

– Как это? То есть я все чувствую и все мысли ее слышу? Но ведь от этого с ума сойти можно!

– Можно сойти с ума – ты совершенно прав. Но как не вмешаться? С самыми наилучшими намерениями? А это реальность. Все. Думай, но лучше о работе. Пиши письма – скоро будет оказия. Не заклеивай, тут стопроцентная цензура. Нельзя сообщать о местонахождении, о погоде – ты на юге, кругом вода и нега … А пока пошли, я спою что-нибудь для тебя.

– И еще … Займись очисткой осмия – может понадобиться. Мы в Москве уже как-то делали, а ты попробуй новым методом.

– Так нужен же изотоп?

– Да, 187-й. И дикой чистоты. В первом отделе есть ТУ заказчика …

В КАФЕ

Знакомая мелодия вытащила из-за столов многих – пары закружились по залу. Начали подпевать – кто про себя, кто погромче. И когда все решили, что это музыка для танца – Свиридов неожиданно запел.

Сиреневый туман

Над нами проплывает,

Над тамбуром горит

Полночная звезда.

Сама мелодия определила негромкий голос и грустный настрой.

Кондуктор не спеши,

Кондуктор понимает,

Что с девушкою я

Прощаюсь навсегда.

Припев подхватили хором.

Кондуктор понимает,

Что с девушкою я

Прощаюсь навсегда.

За столом у мам тесно сомкнутые руки под столом.

Ты смотришь мне в глаза

И руку пожимаешь.

Уеду я на год,

А может быть на два,

А может

Навсегда

Ты друга потеряешь …

Еще один звонок

И уезжаю я.

Вера Ложникова прижала руку Никиты Кулигина к своей груди и так и сидела, прижавшись плечом к его плечу.

Последнее прости

С любимых губ

Слетает,

В глазах твоих больших

Тревога и печаль.

Еще один звонок

И смолкнет

Шум вокзала,

И поезд

Улетит в сиреневую даль.

Танцующих больше не было.

– Девочки, все вместе! – хор подхватил вместе со Свиридовым

Кондуктор не спеши,

Кондуктор понимает,

Что с девушкою я

Прощаюсь навсегда …

Свиридов сошел с возвышения.

– Слушай, Толя, когда же ты пригласишь меня? – Люба Докукина перехватила его.

– Любаша, миля моя, прости! Замотался, даже как-то забыл, что ты рядом! Пойдем, пойдем!

На эту пару сразу все обратили внимание – так слаженно и изящно тут еще никто не танцевал. Было даже непонятно – они танцевали под музыку или музыка дополняла их танец …

Кто-то выключил часть света и все стали прощаться.

– Спасибо, Толя. Это было здорово.

– Братец, ну что же ты делаешь? Такая душевная песня, так растревожил!

– Анатолий Иванович, как это хорошо! Пришли бы к нам в больницу, порадовали бы моих старушек …

Кто устремился погулять перед сном, кто …

Но вряд ли нашлись такие, кто в этот вечер не говорил и не слышал слов любви. Наверное, только Владислав …

ОТЧЕСТВО ДИМЫ

– Славочка … Все момент выбирала, когда сказать … Когда ты самый добрый …

– И когда я самый добрый?

Маленький погладил Веру, прикрыл ее простыней.

– Ну, я долго думала … Думала, что тогда … Но я сама мало что соображаю, когда … Но потом поняла …

– Ну!?

– Не смейся. Поняла, что если заговорю … тогда … о чем постороннем, то ты меня просто прибьешь … Как муху прихлопнешь, и все …

– Ну?

– Славочка … Я ведь Диминого отца любила … По настоящему любила, и ничего плохого о нем сказать не могу … Не ревнуй, ладно?

– Попробую …

– Нет, правда, – Вера села и простыня сползла, открывая ее грудь.

Маленький не преминул положить на нее руку и Вера покорно легла.

– Не ревнуй. Прошло это, пеплом покрылось. Только … Девчонки судачат, новые отчества мальчикам давать собираются … Славочка, разреши мне … разреши нам с Димой оставить отчество по его отцу? Не сердись, но это и ему и мне единственная память будет о нем …

Маленький молчал, лаская грудь Веры. Та обхватила его шею руками, прижалась.

– Если не разрешишь – мы с Димой поймем тебя …

– Пусть останется как есть … Пусть будет память … Дима и так меня иногда папой называет …

– Правда? Как хорошо! Милый мой Славочка …

ЗАЛОЖНИЦА

– Командир, телефонограмма по ВЧ от Белоглазова.

– Читайте.

– Читаю: «Прошу срочно связь женя»

– Сообщить по ВЧ, что на связи я буду через десять минут.

– Есть сообщить.

Ровно через десять минут запищал зуммер ВЧ и Свиридов снял трубку.

ОТ БЕЛОГЛАЗОВА

– Полковник Свиридов.

– Толя… У нас ЧП, Толя… – голос Евгении Павловны срывался.

– Женя, я слушаю тебя. Коротко и самую суть.

– Да, Толя… У Баржановской взяли в заложницы дочку…

– Что требуют?

– Чтобы она выдала анализы, что то простая мука, а не наркотик … И самолет, чтобы улететь …

– Срок ультиматума?

– Самолет они требуют завтра утром …

– С кем из них и как установлена связь?

– Армейская рация … Дема говорит, что запеленговать не удается … Дема говорит, что верить этим гадам нельзя, что они могут … убить девочку … что это психически неуравновешенные люди … наркоманы …

– Дементий Кузьмич далеко? Дай мне его.

– Слушаю тебя, Анатолий Иванович.

– Что можешь сказать, Дементий Кузьмич?

– Мы думаем, что это как раз те люди, которых отпустили те три блестящие майора. Судя по переговорам, руководит ими психически неуравновешенный человек, возможно, наркоман. Попытки прочесывания ничего не дали, но нас предупредили, чтобы мы это прекратили, иначе может пострадать девочка. Выдать заключение насчет муки и дать им самолет можно, но мы все тут решили, что при этом нет никакой гарантии возврата девочки. Но пока утечку информации об инциденте блокируем. Как ты оцениваешь ситуацию? Что можешь … посоветовать?

– И ты, и Женя считаете, что я реально могу помочь, если прилечу?

– Да, – после небольшой паузы ответил генерал.

– Я вылетаю. Передайте это Ираиде Рудольфовне. Тяните резину с этими … бандитами. У меня все.

– Мы ждем тебя, Свиридов.

Свиридов положил трубку.

– Что, командир?

– В хозяйстве Белоглазова наркоманы взяли в заложники дочку начальницы химлаборатории. Требуют самолет. Там считают, что верить им нельзя.

– Кого возьмете с собой, командир?

– Никого, – подумав ответил Свиридов.

КОГО ВОЗЬМЕТЕ, КОМАНДИР?

– Кого возьмете с собой, командир?

– Никого, – подумав ответил Свиридов. – ПС, патроны, обоймы к «Берете», ножи, пяток гранат, бронежилет … Две одинаковых формы, полностью … Дублера возьму там, у Захарыча … Позвоните на аэродром, пусть заводят – я выезжаю. Домой забегу, и поеду.

– Все подготовим. Может быть, возьмете группу поддержки?

– Нет, Юра. Думаю, что в любом случае мне там придется работать в одиночку.

ХОРОШО, ЧТО ЗАБЕЖАЛ

– Толя, как хорошо, что ты забежал! Но что-то случилось?

– Да, ребятки, случилось. Взяли в заложницы маленькую девочку, требуют самолет, а верить им, как считают у Белоглазова, нельзя.

– Это у Белоглазова захватили девочку?

– Не лично у него, но у сотрудницы химлаборатории. Я решил слетать к ним. Как вы считаете?

– Толенька, милый … Я боюсь за тебя, как самая простая баба … Но ты же не сможешь не полететь … И мы будем ждать тебя … и бояться за тебя …

– Папа … Когда ты освобождал Тоню, ты думал о том … что она твоя жена?

– Мне это только мешало – я начинал от этого нервничать. А почему ты спросил?

– Ты можешь там помочь? Конечно, можешь … Мы с Тоней будем очень волноваться за тебя, папа!

– Спасибо, милые мои. Я вас очень люблю! И все будет хорошо, я вам обещаю.

У БЕЛОГЛДАЗОВА – ЗАХВАТ ДЕВОЧКИ

Из самолета вышли двое очень похожих друг на друга и совершенно одинаково одетых военных, сразу сели в машину, подрулившую к трапу.

Но в кабинет к генералу Белоглазову вошел один Свиридов.

– Здравия желаю, товарищ генерал! Здравствуй, Дементий Кузьмич.

– Здравствуй, Анатолий Иванович. – генерал Белоглазов крепко сжал руку Свиридова. – Пойдем, обе дамы тут.

Генерал открыл дверь в комнату отдыха, там остро пахло валерьянкой и еще какими-то лекарствами.

С огромного черного кожаного дивана встала Евгения Павловна, а у стены, перед встроенным в нишу большим подсвеченным аквариумом, стояла Ираида Рудольфовна.

– Толя, голубчик, как хорошо, что ты приехал! – Белоглазова протянула Свиридову руки, в одной из которых был зажат скомканный платок.

Баржановская обернулась – лицо ее было окаменело спокойным. Она медленно пошла навстречу Свиридову, но выдержка оставила ее – охватив руками Свиридова, она буквально повисла на нем, давясь рыданьями.

Генерал и его жена молча стояли, а Свиридов успокаивал плачущую женщину.

Все ее большое тело сотрясалось, и Свиридов гладил ее плечи и старался внушить спокойствие и даже некоторую отстраненность.

Баржановская успокаивалась.

– Анатолий Иванович … Помогите … Моя Ядечка …

– Да, да … Успокойтесь, Ираида Рудольфовна, успокойтесь … Дементий Кузьмич, план города и начальника разведки – полковник Крынкин, не ошибаюсь?

– Сейчас будет, Анатолий Иванович. Женечка, спроворь кофейку Свиридову, да и всем нам невредно будет.

Генерал вышел.

Свиридов усадил дам на диван.

– Женя, пожалуйста, кратенько последовательность событий. Без слез сможешь?

Баржановская совсем чуть-чуть удивилась столь близкому обращению Свиридова к Белоглазовой.

– Я постараюсь, – Евгения Павловна крепко сжала платок. – На вокзале были задержаны трое местных мужиков, приехавших с мешками муки. Подозрения вызвала их нервозность, да и муку незачем сюда везти – ее вон на базаре сколько угодно … Да, все трое – из твоего списка. Внутри муки нашли пластиковые пакеты с белым порошком – отправили на анализ. По виду и запаху – наркотик, говорят … Визуально идентифицировали как наркотики … На анализ этот порошок поступил в лабораторию Ираиды Рудольфовны, а такой анализ там может сделать только она сама … Взяли их вчера около восемнадцати, образцы порошка передали Ираиде около двадцати одного, так, Ира?

Баржановская молча кивнула.

– Утром ей позвонили …

– Это было в семь тридцать … – сдавленно дополнила Баржановская.

– Ей позвонили в семь тридцать и потребовали подтвердить, что это – обыкновенная мука. Иначе пообещали большие …

– Очень большие … – уточнила Баржановская.

– Очень большие неприятности. И повесили трубку… А в половине девятого ей позвонили и сообщили, что ее дочку из садика забрал врач из детской поликлиники и увез на машине, а через несколько минут позвонил тот же голос … и объяснил, что дочку она сможет получить в обмен на результаты анализов. Разговор записан службой режима на нашей АТС – разговор-то шел по телефону военной лаборатории … С интервалом в несколько минут был звонок коменданту с требованием подготовить самолет … с угрозами и бранью … в обмен на освобождение девочки … Оба звонка велись с телефона-автомата на заброшенной автостанции, которой давно не пользуются … Следы машины … Проследить попробовали …

В комнату вошел генерал Белоглазов и полковник Крынкин, Свиридов жестом остановил их поодаль.

– Проследить попробовали, но безрезультатно … зато получили еще один звонок с руганью и предупреждением, чтобы не пытались их выследить …

– Не телефон, а стандартная армейская рация. Засечь не удалось – у нас в городе несколько зон сильных электрических полей от предприятий, – вмешался полковник Крынкин.

– Ну, а дальше мы позвонили тебе … У наших никакого опыта нет в таких делах. А ты … Толенька, помоги! – сорвалась на крик Белоглазова.

Свиридов сжал ее руки в своих.

– Дементий Кузьмич, если я немного покомандую, ты не обидишься?

– Ну, если ты не объявишь войну Китаю … Давай, Анатолий Иванович, действуй.

– Полковник, ваши соображения по месту, где держат заложницу.

Полковник Крынкин развернул большую карту города – стометровка, определил Свиридов.

– Вот зоны, в которых мы не сможем запеленговать рацию. Это – старые кварталы, которые в народе называют соцгородом – постройки первых послевоенных лет. Одно– и двухэтажные здания типа бараков.

– А это?

– Это единственная в городе трамвайная линия, которая не действует много лет ….

– Что можете сказать о тех, кто захватил девочку?

– Безусловна связь с теми, кто вошел в ваш список. Там, кроме обычных уголовников, были несколько бывших офицеров, воевавших в Анголе, и разжалованных за различные воинские преступления, возможно – наркоманов. Анализ переговоров позволяет предположить отсутствие единства среди преступников, нервозность и недоверие их друг к другу … Главное – отсутствие четкого плана действий. На связи сидят мои офицеры, затягивают переговоры, торгуются.

– Каким вооружением могут располагать преступники? По вашим оценкам?

– Стрелковое – любое. Тяжелое – вряд ли. Гранаты, взрывчатка – один из ангольцев был инструктором по минно-подрывному делу. Но в основном контингент необученный и неорганизованный, много наркоманов – отсюда неуравновешенность и агрессивность.

– Запись переговоров?

– Сейчас распоряжусь.

– Ираида Рудольфовна, мне потребуется ваша помощь.

Баржановская встала. Свиридов поставил стул перед аквариумом, усадил Баржановскую спиной к комнате, встал сзади.

– Успокойтесь и попытайтесь расслабится, – Свиридов попытался войти в сознание женщины. Многослойное переплетение самых разнообразных сведений и эмоций, страх за дочку, какие-то обрывки мыслей о планировавшемся на вечер свидании перекрывались ощущениями неудобства от слишком тесного пояса и неудобных резинок …

– Женя, помоги мне, пожалуйста.

Белоглазова подошла.

– Женечка, отведи Ираиду в туалет и сними с нее неудобный пояс с резинками. А если трусы ей тесны – то трусы тоже сними. – Свиридов сказал ей это тихо и прямо в ухо.

Белоглазова со страхом и удивлением поглядела на Свиридова, но обе дамы удалились.

Возвращаясь Белоглазова глядела на Свиридова с еще большим ужасом.

– А про меня ты тоже … все знаешь? – на ухо спросила она, пока Баржановская усаживалась.

– Что ты, Женечка, я так почтительно к тебе отношусь. Серьезно!

Теперь Баржановской ничего не мешало и Свиридов, обходя чувство комфорта обнаженного женского тела – хотя бы его части – стал продвигаться в ее сознании в нужном ему направлении. Перейти в информационное поле девочки оказалось не так просто – настоящей близости между матерью и дочерью не было, но все же Свиридов вошел в информационное поле Ядвиги. Войдя туда и освоившись там он сделал то, на что и не смел рассчитывать – он вошел в информационное поле девочки текущего момента, а потом прошелся назад по времени …

Генерал и его жена с недоумением наблюдали, как Свиридов гладит голову и виски Баржановской.

Вошел полковник Крынкин с магнитофонной кассетой.

– Рота капитана Ворожейкина свободна?

– В казарме. Вызвать?

– По тревоге. Я сам их проинструктирую. Действовать будем так. Мой дублер …

ОСВОБОЖДЕНИЕ ЗАЛОЖНИЦЫ

Как появился на этой улице подвыпивший мужичонка – никто не заметил.

Но то, что он подвыпил крепенько – это было видно невооруженным глазом. Он даже отлить пристраивался прямо на улице, но потом передумал и зарулил во двор, за приоткрытую воротину. Дальше его никто не видел, даже опытный сотрудник Крынкина, посланный на обеспечение операции и державшийся на максимальном расстоянии.

Проникнуть в дом было несложно – тут если и ждали незваных гостей, то особой квалификацией охрана не страдала. Первый мужичок с обрезом, встретившийся Свиридову, беззвучно улетел под лестницу. Второй – его напарник – так и не поняв, что происходит, остался лежать рядом со своим товарищем.

Отшвырнув в темный угол оружие обезвреженных сторожей и сбросив тулуп и шапку Свиридов неслышно поднялся по рассохшейся и видимо, очень скрипучей, лестнице. Наверху его встретил еще один не очень трезвый, но очень заросший гражданин с «Калашниковым» – он встретил Свиридова с огромным удивлением.

С этим удивлением на лице он там и остался лежать, а его автомат с вынутым затвором полетел под лестницу.

Мысленно прощупывая пространство за дверью Свиридов с видимым спокойствием открыл ее и медленно пошел по коридору. Стоящий на другом конце коридора мужчина в полувоенной одежде не сразу вскинул автомат, но так и не успел ничего сделать и упал – нож, брошенный рукой Свиридова, вошел ему прямо под подбородок.

Дальше события следовали с такой калейдоскопической быстротой, что изложение этой последовательности занимает намного больше времени, чем сами события.

Распахнулась дверь и пять выстрелов поразили пятерых в комнате – звуков выстрелов не было, лишь были слышны звуки падающих на пол стрелянных гильз да звуки затвора, выплевывавшего эти гильзы. Шестому достался страшный удар ногой, от которого он потерял сознание. Стук выброшенной пустой обоймы, другая дверь, еще две фигуры, падающие от неслышных выстрелов.

Низенький и неопрятный мужичок с длинным клинком ножа затих от удара ребром ладони по шее, щеголеватый молодящийся мужчина с рацией в руке и отсутствующим взглядом упал от удара по редкой прическе.

Еще одна дверь, испуганная девочка, привязанная к стулу, и круглолицая низкорослая женщина с косящими глазами, суетящаяся около нее.

Свиридов прижимает палец ко рту, прочтя все, что ему нужно, прямо из сознания маленькой и старой.

Пыль и грохот выбитого окна, резкие удары выстрелов и оранжевые трассы в сгущающемся сумраке раннего вечера.

Визг шин джипа, подлетевшего к окну и остановившегося под окном вплотную к стене, фигура на крыше машины с протянутыми к окну руками.

Два взмаха ножа и Свиридов ласково прижимает к себе девочку.

– Все, Ядвишка, поехали к маме. – девочка обнимает его за шею и лицом утыкается ему в шею. Она еще ничего не поняла, но уже поверила, что это друг и он любит ее.

Свиридов передает девочку через выбитое окно.

– Дом оцепить, есть подвал и пара пулеметов, – быстро говорит он принимающему на руки девочку. – Возьми еще одну даму.

Буквально выкидывает за окно оцепеневшую круглолицую и внутренне прислушивается – снизу по лестнице поднимаются и с оружием. Он срывает со стены жгут проводов – сыпется высохшая за много лет изоляция, вспыхивает дуга между замкнутыми проводами, гаснет свет.

В темноте Свиридов вынимает две гранаты, выдергивает кольца и одну за другой отправляет их в коридор и выпрыгивает в окно.

Вслед отъезжающей машине грохочут два слитных взрыва, салютуя всполохами из окон, но девочка в машине не обращает на них внимания, требовательно перебираясь на руки к Свиридову и прижимаясь к нему.

– Все неприятности кончились, Ядвишка. Меня зовут дядя Коля и мы едем к маме. Сообщили?

Это уже не девочке, а радисту, что-то быстро бормочущему в микрофон.

– Передай, чтобы Баржановская ждала дочку дома. Вон в тот двор, быстро!

Машина останавливается в глухом захламленном дворике, Свиридов за шиворот вытаскивает круглолицую и глядя ей в глаза говорит на ее родном языке:

– Передай своим, что живых я не оставляю. Тебе повезло – ты жалела девочку, поэтому ты останешься жива. Всех, кто будет искать меня, ждет смерть. Передай, не забудь.

Он вскочил в машину.

– Вперед!

Обычная деревянная дверь, радостные глаза Баржановской на измученном лице. Девочка обнимает мать, потом оборачивается и притягивает рукой Свиридова.

Несвязные возгласы, вопросы без ответов и ответы без вопросов.

– Мама, помой меня, я такая грязная. Дядя Коля, не уходи, я еще буду тебя обнимать!

– Вы посидите? – умоляюще просит Баржановская, – Я даже не поблагодарила вас!

– Мама, ну пошли! Дядя Коля подождет!

В ванне раздается шум воды, а Свиридов снимает трубку телефона. После короткого разговора он осматривается. Обстановка небогатая, но с претензией, фотографии на стенах со старомодными дамами в кринолинах и мужчинами в сюртуках. Большой оранжевый абажур над столом, стулья из гнутого дерева, кружева на комоде. Спальня с тахтой и детской кроваткой, игрушки и флакончики перед трюмо …

Баржановская вынесла из ванной дочку в махровой простыне.

– Дядя Коля, вытри меня! – розовая мордочка выглядывала из простынки как из кулька.

Баржановская с удивлением смотрела, как Свиридов ловко расправлялся с ее дочкой, вытирая ее, и та с удовольствием подставляет ему свое маленькое тельце. Потом у матери буквально открылся рот – ее дочка потребовала, чтобы дядя Коля одел ее и помогала ему в этом.

А потом обняла его за шею и стала серьезно рассказывать ему на ухо что-то очень важное из своей маленькой детсадовской жизни.

Она так и заснула на руках Свиридова и тот отнес ее в кровать.

Баржановская так и осталась молча сидеть в большой комнате.

– Знаете, Анатолий Иванович … Я не могу найти слов … я просто потрясена … Ядечка еще ни к кому ни шла на руки так, как к вам …

Она растерянно провела руками по лицу.

– Нет, я не то хотела сказать … Почему дядя Коля?

– Так надо.

– Хорошо, это не важно … Вы можете и не понимать, что вы сделали … что вы для меня сделали … Я вам так благодарна … Опять не то … Вы просто не можете … Я хочу родить от вас ребенка … Я хочу, чтобы у меня был еще один ребенок, и чтобы это был ваш ребенок … Это, наверное, странно и неприлично … но что делать … Вы хотите, чтобы у меня был ребенок от вас?

– Еще чего! Не хватало, чтобы я мучился потом всю жизнь от этого – мой ребенок живет где-то без меня!

– И вы пренебрежете … пренебрегете, ну, как это там! мною? Я же предложила вам себя!?

– Почему вы думаете, что это – подарок, оплата или еще что-то там в виде одолжения?

Она встала, халат распахнулся и стало видно, что под ним только тонкая кружевная комбинация, надетая на голое тело.

– Со мной еще никто так не говорил …

– Мне кажется, что вы сейчас достаточно искренни.

– Так. И это бывает нечасто, поверьте …

– Все ваши мужчины видели в вас только роскошное тело, и оно действительно роскошное. А ваша душа никому из них не была нужна – может быть, именно поэтому вы одна? А награждать своих кавалеров своим телом …

– Договаривайте. От вас я сегодня могу выслушать все.

– Ваша дочка богаче вас – она уже умеет дарить не тело, а душу.

Баржановская медленно запахнулась, завязала пояс.

– Но хоть каплю уважения я заслуживаю? Как женщина? Как человек?

– За последний год сколько мужчин у вас было?

Баржановская задумалась, мысленно производя подсчет.

– Вот видите. Масса удовольствий!

– Если бы … Наоборот, пустота каждый раз и надежда на что-то неизведанное, прекрасное …

– Я вам желаю найти это прекрасное и единственное, но мне пора.

– Но поцеловать вас я могу на прощанье?

– Конечно.

ЗАМЕНА СВИРИДОВА ДВОЙНИКОМ

Свиридов в надвинутой на глаза вязанной шапке в сопровождении генерала Белоглазова вошел в приемную, навстречу ему из кабинета вышел «Свиридов», протянул настоящему Свиридову руки, обнял его за плечи и увел в кабинет.

– Давайте, переобмундировывайтесь, да я отвезу «неизвестного диверсанта». У тебя все в порядке, Анатолий Иванович?

– Нормально. Успокой жену, девочка невредима и в безопасности.

Через несколько минут из кабинета Белоглазова вышел «неизвестный диверсант», Свиридов и Белоглазов. Неизвестный сел в машину, а Свиридов и Белоглазов вернулись.

– Какой молодец!

– Да, профессионал высшей категории!

Это было сказано специально для всех присутствующих в приемной офицеров и разошлось потом по гарнизону …

ПЕСНЯ в КАЗАРМЕ

Свиридов устроился на табуретке посреди казармы.

– Прошлый раз я не успел вам спеть. Москвичи есть?

– Есть! Есть!

– Но песня не только для москвичей …

Он тронул струны.

Твоим воздухом дышу –

Не нарадуюсь,

И опять стою,

Словно во хмелю.

Нежность и благоговение так и струились в его голосе.

Ты сними с души

Расставанья грусть,

И я тихо тебе пою:

В дверь вошла Евгения Павловна, замахала руками, чтобы на нее не обращали внимания.

Ну, здравствуй,

Милая Таганка.

Опять

Сегодня спозаранку

Спешил к тебе я

На свиданье,

Боялся опоздать.

Все та же ты,

Моя Таганка,

Ты в сердце

Ноющая ранка,

Но ты всегда,

Мой милый доктор,

Умела врачевать.

Нежная грусть и влюбленность так и выплескивались на слушателей, и солдаты затихли, сгрудившись на койках вокруг поющего полковника.

Тают старые дома,

Тают дворики,

И асфальт метут

Осенью ветра.

Где они теперь,

Твои дворники,

Что ворчали уже с утра?

Ну, здравствуй,

Милая Таганка …

Свиридов проигрывал припев без слов, но этого никто просто не заметил.

В двух шагах

Москва-река притаилась

И опять рассвет

Сумрак разорвет,

Утро из реки воды

напилось,

Вот и дождик тебе поет:

Ну, здравствуй,

Милая Таганка,

Ты в сердце

Ноющая ранка,

Но ты всегда,

Мой милый доктор,

Умела врачевать.

Свиридов пел негромко, аккорды гитары разносились по казарме, тесно сгрудились солдаты …

Ты меня не осуждай,

Непутевого,

И пускай промок –

Все еще стою.

Что ты есть,

Поверь,

Просто здорово

И я тихо

тебе

пою:

Последний припев подхватили – нестройно, но от души, и только звонкая мелодия гитары покрывала задушевные мужские голоса.

Ну, здравствуй,

Милая Таганка.

Опять

Сегодня спозаранку

Спешил к тебе я

на свиданье,

Боялся опоздать …

Голоса замолкли, но мелодия не хотела умирать и еще струилась из гитары.

– Спасибо, товарищ полковник! Очень душевно.

– Вы почаще приезжайте – а то нас концертами не балуют!

– Правда, товарищ полковник – вы лучше любого артиста поете. Приезжайте к нам!

– Спасибо от москвичей, товарищ полковник … Как дома побывали!

– Когда мы у вас были, и то на танцах чаще бывали, чем здесь … Приезжайте, мы вас помним!

– Правда, Анатолий Иванович, приезжай к нам. Я присоединяю к просьбам ребят свою просьбу. Да и не балуют нас заезжие артисты …

– Спасибо вам. Приехать скоро не обещаю, но приеду обязательно.

 

После этого

НАДЕЛАЛ ТЫ ДЕЛОВ

– Ну, Анатолий, ты и наделал делов! Полковник, доложите.

– Слушаюсь, товарищ генерал. Осмотром места происшествия установлено следующее. В данном доме, выселенном год назад для проведения капитального ремонта, преступниками был оборудован укрепленный пункт. В ходе операции по освобождению заложницы … неким сотрудником спецназа было уничтожено 17 человек. Трое скончались под лестницей на второй этаж, задохнувшись дымом от начавшегося пожара. На их телах обнаружены тяжелые телесные повреждения от ударов, у двух сломаны шейные позвонки. В коридоре второго этажа еще трое вооруженных граждан в полувоенной форме пострадали от взрыва гранат, а один убит ударом ножа в горло. В комнатах обнаружено десять трупов, причем шестеро застрелены. Вот гильзы и пустая обойма, товарищ полковник, возьмите.

– В ходе последующей операции по зачистке территории в перестрелке погибли четверо преступников и задержаны пятеро. Изъято много стрелкового оружия, в том числе семь автоматов и два пулемета.

– Удалось установить личности всех, кроме одного. Никаких документов, никаких зацепок. Но зато в его карманах обнаружен пистолет «Вальтер» калибра 9 миллиметров и ПС – такой же, как у вас.

– Да, я знаю. Будет лучше, если эти пикантные подробности вы опустите в общей сводке. А пистолет я могу забрать – вы его могли и не найти, ведь я его забрал сам?

– Отдайте, полковник. Не хочешь посмотреть на задержанных, Свиридов?

– И поговорить тоже.

– Приведите задержанных. Как девочка, не очень перепугана?

– Держится молодцом, чего не скажешь о матери …

ТОНЯ УСЛЫШАЛА

Как ни старался Свиридов не шуметь, Тоня услышала и выбежала в гостиную, запахивая халатик.

– Толенька!

Она обняла его, поцеловала, прижалась. Свиридов обнял ее, стал целовать и почувствовал, как она все теснее прижималась к нему.

– Тонечка, я прямо с дороги, грязный … Пойдем в бассейн?

– Не поздно? Пошли!

В халате и тапочках, держась за его руку, она поспешала за его широкими шагами.

В помещении бассейна было темно и горели только несколько ламп ночного освещения. Свиридов щелкнул выключателями и часть бассейна осветилась привычным ласковым светом.

Тоня взяла из стопки у дверей раздевалки два больших пушистых полотенца и понесла их к воде – там под струями душа стоял обнаженный Свиридов и с удовольствием подставлял тело воде.

– Иди ко мне! – позвал он Тоню уже из воды.

Она сбросила халатик и ночную рубашку и прыгнула к нему …

Курносенькая дежурная обратила внимание на свет в помещении бассейна и пошла проверить. На освещенной зелени пляжа около воды …

Глаза дежурной стали совершенно круглыми, а щеки залил горячий румянец.

Она присела в уголочке перед входом в бассейн, обхватила руками колени. Оттуда, от бассейна, доносились такие ритмичные и завораживающие звуки – вскрики, стоны …

Курносенькой стало жарко, а потом как-будто кто-то ласково погладил ее по голове – она даже подняла голову и посмотрела, но никого не было.

Она так и сидела, и только потом, когда Свиридов с Тоней ушли обнявшись, подождала, выключила свет и пошла по коридорам дальше.

А Свиридов, бросив сверток одежды в сторону, ласково скинул халатик с плеч Тони, приподнял ее, прижал к себе и положил на кровать.

– А-ах! – полустон-полувздох восторга слетел с ее губ, когда он приник в нее.

И звуки, так растревожившие и смутившие девочку у бассейна, раздались в спальне.

Свиридов проснулся как всегда рано. Обняв его и положив голову ему на грудь тихонько посапывала Тоня.

Он коснулся рукой ее плеча. Тоня проснулась и сделала движение – и негромко застонала.

– Что? Что с тобой?

– Это называется, ты заеб меня в доску. – прошептала она ему на ухо. – Ой!

– Прости, милая … Очень больно? Подожди …

Свиридов взял ее на руки и, прижав к себе, понес в ванну.

Там он пустил теплую воду и направив струю душа стал легонько гладить рукой ее тело.

– Так не больно?

– Как хорошо. Еще погладь …

Потом он вытирал Тоню, а она целовала его и отвергала все его извинения.

– Глупый, это было так чудесно!

Свиридов выдавил почти полтюбика гепариновой мази и засунул ей внутрь.

– Как же я тебя замучил! – он поглядел на синяки у Тони под глазами. – Прости меня!

– Ни за что! Я буду теперь вспоминать, что ты со мною делал сегодня ночью! – Тоня целовала его и не давала говорить. – И не смей извиняться – значит, так было надо …

ПАПА ТЕБЯ ОБИДЕЛ?

– Тоня, папа тебя … обидел?

– Почему ты так решил, Гриша?

– Мне показалось, что ты ночью стонала … Он сделал тебе больно?

– Неужели было слышно? Нет, Гриша, Толя не обидел меня. А стонала я от … от полноты чувств.

– Но тебе было больно?

– Гриша … Да, мне было больно, но это была боль удовольствия … так тоже бывает. И это было прекрасно!

– Ты выглядишь усталой …

– Я плохо выгляжу?

– У тебя такие синяки под глазами … Можно, я поцелую тебя?

– А разве нужно спрашивать?

Гриша взял ее голову в руки и очень осторожно поцеловал под глазами. Тоня обняла его и прижала к себе.

– Какое счастье, что у меня есть Толя и есть ты! Без тебя все равно чего-то нехватало бы. А так я могу целовать Толю и могу целовать тебя. Могу обнимать Толю и могу так же обнимать тебя …

– А если мне захочется … обнимать тебя … как женщину?

Тоня еще раз поцеловала его.

– Мы с тобой это обсудим на досуге, хорошо?

ОЛЬГА МЫСЛЕННО ПИШЕТ ПИСЬМО

Мальчики уснули, Даша, смущенно улыбнувшись, убежала к своему Юрочке, а Ольга стала мысленно сочинять письмо.

«Милый мой! Мне так не хватает тебя, что я стала мысленно писать тебе письма. Я напишу и настоящее письмо, только оно будет совсем другое. А в этом мысленном письме я могу сказать тебе все, все что угодно. Мальчики так тепло встретили меня, что я чуть не прослезилась. И Свиридов, и остальные – все обнимали и были рады моему приезду. Наши мальчики сразу повели меня знакомиться со своими девочками – кого кому представляли, непонятно, но это неважно. У семерых моих мальчиков оказались такие приятные девчонки! Но с детьми – у всех семерых мальчики, и такие интересные.

Поселилась я с моими ребятами и так мне хорошо было с ними – представляешь, снова с ними рядом. Никакого хамства, такие приятные знаки внимания – как мне теплее одеться и так далее. Думаю, их девчонки это поймут не сразу, и будут ревновать ко мне.

С их сыновьями я познакомилась на другой день – они были ко мне так внимательны, как к тяжелобольной, но без всякой жалости. Я специально не надела очки, но они моего лица не испугались и не разглядывали его, как неизвестную диковинку, и я им очень благодарна за это.

А потом Дима забрался ко мне на колени и погладил мой шрам – совсем как ты тогда … Мне трудно понять, но его пальчики были так нежны и так осторожно касались шрама, что мне стало совсем хорошо и просто с этими мальчиками.

За ними ухаживает милая девушка Даша – молоденькая, крепенькая, круглолицая, с косичками. Красивая, очень спокойная и добродушная. Удивительно ловко управляется с мальчишками и они прекрасно ладят. У них не просто взаимная любовь, но большое взаимное уважение, хотя мальчишки особенные и по развитию обгоняют не только своих сверстников. А Даша образованностью не отличается, но все это с лихвой компенсируется добродушием, душевностью и хорошим домашним воспитанием. Она из простой деревенской семьи, но многим нашим так называемым интеллигентам до нее не дотянуться – так она умна, вежлива и тактична.

Даша вроде заведующей этим детским садом и одновременно его педагог, воспитатель, нянечка и все остальное. Ей помогают мамы мальчишек, но Даша с мальчишками круглые сутки – умывает, кормит, гуляет, занимается. Можно только удивляться, откуда что берется – школа да спецучилище, младший лейтенант. Правда, их выпускали под дипломом воспитателя дошкольного образования, но все равно.

Я стала ей помогать с мальчишками, когда не занята. Юра сперва поставил меня вместе с остальными в очередь, а потом стал освобождать для помощи Даше. И ни одна собака даже подумать не посмела, что это с корыстной целью – оказалось, что Даша – его девушка. После свиданий с Юрой приходит такая зацелованная и счастливая. Да и он тоже хорошенький приходит. Я ее подменяю, остаюсь на ночь с мальчишками. Решили с ней по очереди отпускать друг друга – Даше потанцевать-то с Юрой удалось первый раз после моего приезда. А тут она пришла ночью – я притворилась спящей. Не для того, чтобы подсмотреть, а чтобы ее не отвлекать от своих мыслей. Так она под халатом оказалась голая до пояса и так свои груди погладила, что можно только себе представить, как им с Юрой было хорошо. Завидую? Еще как!

Мальчишки удивительные. Как в них уживается баловство и серьезность – совершенно непонятно. Зато любую самую разудалую кучу мала и другое веселое безобразие можно утихомирить за минуту. Почти все время с ними кто-нибудь занимается. Тут почти постоянно бывают Олег Ерлыкин и Гриша Свиридов; не было дня, чтобы не зашли Карцева, Лопаткин, Долгополова, Баранов, Черномырдин, сам Свиридов.

Черномырдин с Полиной Ерлыкиной наконец поженились и теперь он с полным правом терроризирует Олега, но тот ничуть этим не обеспокоен и расправляется со своим новым отцом так же, как делал это раньше.

Мальчишки удивительно любят, когда им читают книжки или рассказывают. Сами прекрасно читают, и не только на русском языке, а любят живое чтение. Поэтому мы им много читаем.

Дело у наших мальчиков и их девочек идет к свадьбе. Живут друг с другом кажется уже все пары, мальчишки «своих» знают и очень любят. Как они встречают своих после краткой разлуки! Тут Вася Разумеев на один день всего уезжал, так как его потом обнимал Саша Кузовенин. И Катя тоже прибежала и при всех Васю обнимала и целовала.

Я так занята мальчишками, что не так обращаю внимание на остальное. Командир так меня и нацелил – мальчишки. Я и сменная сиделка в помощь Даше, и дополнительная охрана наряду с дежурным.

Когда первый раз вытащили меня в бассейн – боялась страшно. Как они увидят мои уродства. Даша меня успокаивала – она-то мои прелести видела. Купальник постаралась выбрать позакрытее. Но эти мальчишки ей-ей особенные – они постарались отвлечь меня, а когда я стала думать о своих шрамах, было уже поздно – я не только уже разделась, но и в воду с ними залезла. Мальчишки прекрасно держатся на воде, с удовольствием барахтаются и ужасно неохотно вылезают. Мы с Дашей их вытерли, они улеглись, но почти сразу полезли на нас и уселись верхом. Представляешь, на животе устраивается такой карапуз без трусиков – так и хочется расцеловать его маленький крантик! С нами купались Валерия Дзюбановская и Зина Васильева – так их тоже оседлали. Но не их сыновья, а чужие – я пока не поняла, как это получается, что с одной стороны все мамы как-бы общие (и мальчики – тоже), а с другой – такая нежная любовь к своим.

А мой наездник попрыгал-попрыгал на мне и заявил претензии – люблю, говорит, на голом пузе сидеть, а не на купальнике. Я ему отвечаю – представляешь? – что у меня там некрасивый шрам и вообще я стесняюсь. И этот чудо-ребенок мне заявляет такое … Я передать не могу, это только ты мог бы мне такие слова сказать. И ты знаешь, чем кончилось? Сказали бы мне, не поверила бы. Они меня потом втроем завели в ванную комнату, раздели и стали изучать мои шрамы на животе, бедре и ноге. И я им позволила. И этот консилиум вынес решение – проводить массаж ежедневно с какой-то там мазью. Они взялись лечить мои шрамы. Это что-то удивительное! И теперь я каждый день лежу перед ними с голым пузом (ладно бы с одним пузом!) и маленькие пальчики как-то по особенному гладят мои шрамы и около них. После этого я чувствую удивительное тепло и свободу в этих местах, не тянет и не мешает ничего. А Дима мне объясняет, что массаж поможет рассосаться внутренним спайкам. И он же сказал – ужасно виновато – что детей у меня не будет, этого они поправить не могут. Ты можешь себе представить?

Начала заниматься борьбой и на тренажерах. Здесь все как в Москве, а может быть даже лучше. Видела комнату, где взяли в заложницы Тоню Свиридову и где Свиридов пострелял нападавших. Молодец – расправился с ними, как настоящий мужчина. Удивительное сочетание дикой жестокости и самой нежной доброты. Он устроил Варфоломеевскую ночь кое-кому в городе, теперь наводит там порядок с жильем и зарплатой.

Представь – я хожу на танцы. Я танцую в здешнем кафе, которое почти такое же, как в Москве. И играют там те же – Дима Лопаткин, Семен Гаврилович Черномырдин, сам Свиридов. И еще местный Петр Филимонович Дормидонтов. Мы с Дашей по очереди отпускаем друг друга потанцевать. Только она после этого уходит гулять с Юрой, а я гуляю с Гришей Свиридовым, делюсь с ним своими заботами и мысленно пишу тебе письма, и скучаю по тебе, мой единственный.»

ОТЧЕТ «ТАТАРИНА»

– Что в шифрограмме?

– Выволочка. Как я посмел, как я то, как я се. И чтобы ни-ни!

– А ты?

– Я собираюсь послать им отчет исполнителя операции. Рукописный … Слушай, Назар, я помню был у тебя занятный человечек, который от руки «Слово о полку Игореву» переписывал. Татарин такой … Достань-ка мне его рукопись …

И в Москву с курьером ушел отчет с краткой сопровождающей запиской Свиридова. А на серой неровной бумаге крупным старательным почерком было написано:

«Ачет. Па приказу камандира правел асвабаждень маленкий девачка Ядвика. Пративнюк на числу 17 мущинской пол вывидын врасхот чистую. Один женский бачка пускай добрый опусктил жит. Татарин.»

У ВОЛОЖАНИНА УМЕР ОТЕЦ

– Что-то неприятное, Анатолий Иванович?

Суковицина никогда себе не позволяла вмешиваться в раздумья Свиридова, но сейчас ей показалось, что он расстроен шифрограммой как-то по особенному.

– У Воложанина отец умер …

– Ой!

– Где он сейчас?

– Должен вернуться с минуты на минуту из больницы …

– Дашу Огородникову ко мне. Петрову предупредите, что Даша скорее всего сегодня не вернется.

– Слушаюсь …

Даша появилась неожиданно быстро, взволнованная срочным вызовом.

– Что-то случилось, Анатолий Иванович? Что-то с Юрой?

– Нет, Дашенька. Сядь, успокойся. У Юры отец умер.

– Ой, как же это? Ведь он не болел …

– Сердце, видимо. Сейчас Юра приедет … На самолете на похороны он успеет. Если решишь, можешь лететь с ним.

– Конечно, а как же! Это не будет неудобно?

– Ты – его невеста, почти жена. Что же тут неудобного? Полетишь?

– Полечу.

– Поезжай домой, соберись. И прямо на аэродром. Не жди его, я скажу ему.

– Спасибо, Анатолий Иванович …

Даша торопливо вбежала в дом, напугав мать.

– Мама, у Юры отец умер! Я лечу с ним на похороны!

– Господи спаси и помоги! – мать перекрестила ее. – А он-то где?

– Он приедет прямо к самолету. Помогите мне собраться, мама.

Они вдвоем быстро собрали вещи. Мать оглядела дочку, одетую в дорогу.

– Какая ты … совсем взрослая …

– Будет вам, мама, не надо.

– Вот, возьми для Юры … Веди себя там достойно … Благослови тебя господь. И Юре передай нашу обоюдность и поддержку … Матери его и братьям его тоже передай наши соболезнования.

Даша закинула в багажник дорожную сумку и погнала машину к аэродрому.

Воложанин приехал прямо за ней, молча обнял ее.

– Спасибо, Дашута …

– Ты что? Как же я могла по другому?

Командир, экипаж молча и крепко жали им руки, ободряюще похлопывали Воложанина по плечу.

Перед посадкой в Рязани командир корабля подал Воложанину бланк радиограммы.

– Что там?

– Успеем. Машина наш ждет.

Даша накинула на плечи под полушубок черную газовую косынку.

– Держись, Юрочка! Я с тобой …

У машины их встретил парень, очень похожий на Воложанина. Братья обнялись.

– Познакомься, Володя, это моя Даша.

– Здравствуй, Даша. Не ко времени, но все равно рад тебе …

– Здравствуй, братец. – Даша обняла и поцеловала его.

А в доме, где суетились какие-то люди, она неспешно разделась, повязала голову черной косынкой и пошла прямо к его матери.

– Клавдия Герасимовна, я – Даша.

И они обнялись и заплакали.

Даша как-то быстро включилась в общие хлопоты, и хотя ловила на себе оценивающие взгляды матери, братьев и родственников, особого внимания на это не обращала.

Спать ей мать Юры постелила рядом с собой и ночью они долго шептались. А наутро Даша стала называть будущую свекровь мамой и все это даже не заметили, настолько это было естественно.

Все эти дни Даша была рядом с Клавдией Герасимовной, помогая и хлопоча вместе с ней.

И за гробом Даша шла об руку с ней, в одном ряду братьев.

За столом Даша сидела рядом с Юрой, чокалась и пила наравне с другими, без притворства. Родня Воложаниных приняла ее – подходили дядья и тетки ее будущего мужа, говорили какие-то простые слова, ободряли ее, одобряли его выбор, хвалили за домовитость и хозяйственность, передавали приветы родителям.

Ночью, обняв Клавдию Герасимовну, она шептала ей слова утешения, про братьев, про то, какой хороший у нее сын Юра, про то, что с внучатами они ее ждать не заставят …

За эти два дня они с Юрой так и не обнялись и не поцеловались, но они были почти все время рядом и постоянно чувствовали присутствие друг друга.

И только перед самым отъездом мать усадила их рядком и благословила.

Братья – Владимир и Степан – проводили их до трапа самолета.

В самолете оба, Юра и Даша, уснули, сморенные усталостью и их пришлось будить.

Их ждал Петроченков с машиной и приказом Свиридова переночевать у Дашиных родителей.

Олена Ксенофонтовна и Федор Антипович стали обнимать Воложанина, девчонки окружили Дашу, потом Воложанин достался Дашиным братьям.

Сели за стол помянуть свата …

На ночь Воложанину постелили в девичьей светелке, а девушки привычно устроились на полатях.

Но как только погасили свет Даша слезла с полатей и не таясь направилась в светелку, откинула одеяло и пристроилась рядом с Воложаниным.

– Как я по тебе соскучилась … – прошептала она, целуя его. – А ты?

– И я соскучился … Твои-то как … ничего, что ты пришла ко мне?

– А как я могла тебя оставить одного? Ну, глупой … – поудобнее устраиваясь у него под боком ответила Даша. Так, обнявшись, они проспали до утра.

А когда утром дом стал просыпаться, Даша поцеловала его и убежала на полати, к сестрам …

 

Выставки

ВЫСТАВКИ ГРИШИ

С большим трудом Гришу уговорили устроить выставку своих рисунков.

И на стекле входной двери в 401-й корпус появилось объявление:

«В холле 401-го корпуса открыта выставка рисунков Григория Свиридова.»

А внизу рукой Гриши было приписано – «Не судите слишком строго – меня заставили силой!»

Рисунки развешивали ночью, а утром в холле сразу образовалась толпа, и равнодушных не было. На стенах были развешаны листы с карандашными рисунками – одни были лишь набросками, другие представляли собой более завершенные произведения, и кроме линий и контуров изображения были оттенены, а тени растушеваны.

В основном это были портреты – были портреты мальчиков, их мам, офицеров Воложанина, Баранова, Карцевой, Потаповича, Долгополовой и многих других.

Свои портреты находили дежурные по этажу и девочки с этажей.

Оригиналы живо реагировали на свои портреты, на портреты хорошо знакомых – и таких незнакомых иногда – людей. Но даже сталкиваясь с новым выражением глаз на портрете удивлялись сходству и верности глаз художника. Живой обмен мнениями не угасал. Всем хотелось выразить свои восторги автору, но Гриша спрятался и найти его не смогли.

А он сидел у Владика Медякова и дрожал.

– Ну, что ты переживаешь? Твои рисунки либо хороши, либо очень хороши. Третьего не дано. Уж поверь мне. Или Мальчику – ему Дима Толоконников прямо так и сказал: Гриша – молодец, он настоящий художник.

– Все равно. Может быть я умею рисовать, но я рисую то, что я думаю, а не то, что я вижу … Вдруг им не понравится?

Но вечно прятаться не удалось, и первый же встречный очень живо и благожелательно поздравил Гришу за доставленное удовольствие – именно так сформулировал свое отношение к Гришиным рисункам малознакомый программист, который первым встретился ему в коридоре.

А потом … Гриша потом даже не мог вспомнить, кто и как его поздравлял, обнимал, жал руку или пытался поцеловать. Но в конце концов его затащили к себе мамы и зажав в кружок стали ехидно допытываться – где он такое видел и что с ним теперь сделать? Но это было так добродушно, ласково и, главное, они даже не пытались целовать его, а только обнимали и обзывали всякими ласковыми словами. Потом его перетащили к мальчикам, но там кроме восторгов с ним уже говорили конкретно о каждом рисунке, разбирали их, и это было уважительно и почти на профессиональном уровне.

Когда же он добрался до дома – а теперь их трехкомнатный номер был его домом, то первой его поздравила Тоня.

– Гриша, твои рисунки произвели такое впечатление на всех! Мы с Толей уже привыкли к твоим рисункам, а они-то не видели! Ты бы слышал, что там говорили! И какой ты молодец, и как ты сумел увидеть такое, и всем хотелось получить свои портреты. Это твой успех, дорогой мой художник! Ты не рад? Что с тобой?

– Знаешь, я рад … Но ведь там нарисовано то, что я о них думаю, а не то, что есть на самом деле … Ведь я рисую не натуру … чаще всего. Поэтому я волновался.

– Я думаю, что ты угадываешь истинное лицо каждого, и поэтому портрет совпадает с оригиналом … Твое внутреннее зрение оживляет каждый рисунок … Посмотри портреты знакомых тебе людей, выполненные профессиональными художниками – они немного не похожи на оригиналы, иногда даже очень непохожи … Иногда лучше оригиналов, иногда … ну, не хуже, но другие … Ты посмотри на портреты мам мальчиков – как они прекрасны, эти женщины … Ты бы видел, как на эти портреты смотрели их кавалеры! Тебе придется сделать копии и подарить им.

Когда пришел Свиридов, Гриша еще не спал. Анатолий был более сдержан.

– Ты молодец, сын. Я горжусь тобой. Ты настоящий художник, я знал это!

ВТОРАЯ ВЫСТАВКА

Круглолицые застенчивые девочки из обслуги затащили Гришу к себе в дежурку и легонько поколачивая его потребовали свои портреты. Но их поколачивания были больше похожи на ласковые шлепки, и Гриша, пообещав нарисовать их не удержался и ответил не менее ласковыми шлепками по их упругим попкам. Естественно, девочки повизжали для порядка, но увертывались они от рук Гриши не особенно старательно.

В штабе Свиридову предложили перенести выставку в холл кинозала – и места там побольше, и можно увеличивать количество рисунков.

Но следующая серия появилась снова в холле 401-го корпуса.

Зрители вели себя очень тихо, и Гриша, спрятавшийся за конторкой дежурной, не сразу понял причину.

Потом раздались сдержанные всхлипывания и Гриша не выдержал.

Перед рисунком, где был изображен пульт управления установкой, всхлипывала Вера Толоконникова, а рядом, тоже всхлипывая, утешала ее Лена Карцева.

А на рисунке в стекле приборов отражались два лица – в женщине можно было узнать совсем юную Веру Толоконникову, а в мужчине Вера узнала его, отца Димы.

Баранов застыл перед портретом красивой молодой женщины, вполоборота глядящей на него прекрасными широко открытыми глазами – это была его Василиса.

Народ прибывал, и всхлипывания продолжались. Мальчик подвел Полину Ерлыкину к рисунку, на котором задумчивый молодой мужчина протягивал палец через ячейку металлической сетки навстречу червячку молнии.

– Вот видишь, мама, и наш папа здесь …

Гришу не окликали, не благодарили, его просто крепко обнимали и целовали, и он не отбивался, а вглядывался в лица.

– Как ты смог это сделать? – обнял Гришу за плечи Петя Дормидонтов. – Ты ведь их никогда не видел – ни профессора, ни Кольку кудрявого, ни Василису … Ты художник божьей милостью, раз можешь изобразить такое … Теперь ты наш …

– Неужели я когда-то был таким? – Шабалдин удивленно разглядывал свой портрет, с которого на него смотрел молодой самоуверенный красавец с Золотой Звездой и орденом Ленина на лацкане великоватого ему пиджака, но при всей самоуверенности и недоступности было прекрасно видно, что человек это добродушный и даже робкий.

– А ты думал, – рядом стоял Потапович, – ты посмотри, как он меня изобразил!

У молоденького мальчика в джинсах и ковбойке на портрете, как казалось с первого взгляда, было очень мало общего с солидным мужчиной, стоящим перед рисунком. Но приглядевшись становилось очевидным, что это он, только постарше и посолиднее. Но рядом с мальчиком стоял пожилой мужчина, дружески положивший руку на плечо мальчику.

– Гриша, такого быть не могло, это мой учитель, но все равно спасибо … за память.

Лена Карцева и Полина Ерлыкина, всхлипывая и сжимая в кулачках мокрые носовые платки приклеивали небольшие листочки под рисунками. Кроме краткой биографии изображенного на портретах внизу каждого рисунка была надпись: «Подарок автора музею предприятия.»

Круговорот в холе не прекращался целый день – уходили одни, но приходили другие. На колясках привезли Эткина и Владика Медякова и так, на двух колясках они медленно объехали всю экспозицию.

– Товарищи зрители! – поднял руку Скворцов. – Назрела необходимость поговорить! Открываю пресс-конференцию!

– Вы видите на этих стенах произведения Гриши Свиридова, моего близкого друга и сына моих близких друзей. Это к тому, что вы видите лишь малую толику рисунков Гриши, а я видел намного больше.

– А поэтому могу со всей определенностью сказать, что его рисунков хватит, чтобы оклеить эти стены много-много раз, и все равно все рисунки будут интересны.

– Сегодня вы видите часть рисунков из цикла «История» – все они подарены автором музею предприятия, который будет обязательно. Но кроме портретов, которые вы недавно увидели, и которые теперь будут постоянно выставлены около кинозала, у автора есть интереснейшие жанровые зарисовки. И мы надеемся, что уговорить Гришу удастся и следующая выставка будет состоять из жанровых картин и вы все снова там себя увидите!

– А теперь вопросы автору! Гриша, иди сюда!

Вопросов было много – от простенького вопроса «когда вы начали рисовать?» до более серьезного «а где вы видели такие приборы?» или «как вы могли так прекрасно изобразить профессора, которого никогда не видели?».

Гришу многие стали называть на «вы», чему он немало подивился и даже расстроился от этого.

А «старики» – Баранов, Лопаткин, Потапович, Карцева, Ерлыкина, Дормидонтов, Шабалдин, Эткин – устроили такой вечер воспоминаний, что Грише было достаточно материала еще на множество рисунков того, чего он не видел …

ВЫБОР РИСУНКОВ

Для третьей выставки отбирали рисунки очень тщательно.

Среди вороха листов сидели Тоня, Виктор Скворцов и Гриша.

На листе была многофигурная композиция – ребятишки играли в снежки. Трассы летели в направлении зрителя, в женскую фигуру, стоящую спиной – она тоже отбивалась, кидая снежок. Кто она – видно не было, но зато там, дальше, у горки, стоял улыбающийся Сандал и не менее веселая Даша со следами снежков на полушубке.

– Берем?

– Берем. «Снежки» – Виктор карандашом надписывал название картины на обратной стороне и откладывал картину в сторону.

Молоденькая девочка, подросток, самозабвенно играла с куклой – куклы видно не было, только ее платье из суровой ткани с крупными складками и пальцы девочки. И лицо девочки – полностью поглощенное общением с куклой.

– Берем? Как назвать?

– «Аришка».

Заснеженный забор, калитка, две фигуры. Мужчина встал на колено и помогает женщине застегнуть крепление на лыже, а рядом лежат его лыжи и воткнуты в снег две лыжные палки. А сзади чуть проглядывает деревянный дом, крыльцо, стволы деревьев..

– Берем?

– Да берем, конечно! «На прогулку» – да, Гриша?

Трое работяг курят и, возможно, разговаривают о чем-то интересном. Каждый из них сам по себе – один рассказывает с ехидцей, другой не верит, третий порывается сам вставить слово. Можно узнать Михеича, Кузьму и третьего молодого сварщика, и видно, что они вышли на минуточку, чтобы подымить …

– Берем. «Перекур».

Несколько молодых мужчин, обнаженных до пояса, обтираются снегом. Что тут интересного? Но какие они разные – и отвага перед снегом, и ожидание снежного ожога, и радость мышечной силы и молодости. И чуть-чуть рисовки – в стороне, поглядывая на мужчин, спешит закутанная в платок девочка.

– Берем. «Снежная ванна»?

Не столько высокий, сколько длинный мужчина, плотная невысокая женщина и поднявший к ним лицо мальчик. Что они обсуждают? Мужчина смотрит на женщину с обожанием, женщина прикоснулась к нему рукой, а мальчик притворяется непослушным.

– Возьмем?

– Мальчик меня побьет!

– Ничего, не побьет. А зато как здорово! Как назовем?

– «Семья».

– Просто семья?

– Да.

Танцы. Несколько пар – Катя Кузовенина с Васей Разумеевым, Вера Толоконникова с Владиком Маленьким, другая Вера – Ложникова – со своим Никитой Кулигиным. Но они живые, каждое лицо можно рассматривать и что-то узнавать, кроме того, что пары эти образовались не случайно.

– Берем. «Танец».

– Там еще есть танец – Толя с Любой танцуют. Глаз не оторвешь.

– Ревнуешь?

– А как же – я-то так танцевать не умею …

Лена Долгополова прилегла в детской и на ней пристроились несколько мальчиков. Она читает им книжку, а в стороне Люба и Даша с иголками и нитками трудятся над детской одеждой.

– Берем?

– Лена меня прибьет.

– Значит, берем. «С детьми».

– Нет, нет, это нельзя! Тут Лена меня наверняка убьет!

Потапович сидит за столом, погруженный в работу, занес ручку над бумагой, а Лена просто смотрит на него. Но смотрит такими глазами, что невозможно оторваться, и если бы он только увидел бы ее глаза …

– Берем! «Лена».

Наверное, это как-то называется – широкая заполненная мчащимися машинами улица, явно где-то далеко отсюда. А на переднем плане девушка на роликах с небольшим рюкзачком на спине полуобернулась и смотрит на вас.

– Кто это? Ты ее знаешь, Тоня?

– Знаю. «Воспоминание».

– Ты согласен, Гриша?

– Если я угадал …

– Ты угадал. Я узнала ее.

За столом сразу множество молодых круглолицых девочек с косичками в белых халатах.

Явно постановочный рисунок – что им делать в маленькой комнатке за столом сразу всем? Но каждая выписана как индивидуальный портрет, и каждая – индивидуальность.

– Как назовем?

– «Мои подружки».

Ночь, полуосвещенная дорожка среди снега, и две фигуры под ручку. А там, дальше, кажется еще две … Фон рисунка не черный, но это ночь однозначно.

– ?

– «Наедине».

Вся стена в узких вертикальных ячейках и перед этой стеной стоит Мальчик. Он стоит спиной, но все равно – это Мальчик. А ближе к зрителю в коляске, накрытый пледом, сидит Израиль Моиссевич – его лица тоже не видно, но это он. И они молча общаются – Мальчик что-то спрашивает, а старик что-то отвечает.

– Гриша, как ты это сделал?

– «Диалог».

– Нет, я так не могу! Тонечка, хотя бы кофейку!

– С коньячком!?

– Милая ты моя! Гришка, не ревнуй – я все равно люблю твою маму.

ТРЕТЬЯ ВЫСТАВКА

О третьей выставке пошли слухи задолго до ее открытия.

Кто мог проболтаться – непонятно, но что-то просочилось.

Кое-кто даже приставал к Грише с расспросами, но Гриша молчал.

Как всегда, картины развешивали ночью. Как всегда рано утром стал толпится народ.

Как всегда входящий сразу упирался в одну из картин – на этот раз это был бассейн.

Двое – мужчина и женщина, взявшись за руки, бежали к воде, а между ними виднелась вода и радостно барахтающийся в ней мальчик.

– Коленька, да это же Саша…

– А это – ты.

Жужжание голосов вскоре было прервано громким возгласом

– Где он, этот Гришка?! – сразу стало тихо.

– Да тут я, Лена. Тут.

– Гришка, убью!

– Убивай.

Лена Долгополова схватила Гришу в охапку, прижала к себе, закружила.

– Как же ты так, а? – и еще крепче прижала его к себе.

– Лена, ты сердишься?

– А ты обнаженных женщин рисуешь?

– Рисую … иногда.

– Скажешь, когда захочешь. Я буду тебе позировать. Тебе – можно.

Не одна Лена тормошила Гришу. Мамы напали на него скопом.

– Радуйся, что кое-кто на смене, а то бы мы тебя, – это было ужасно грозно и совсем не страшно. Они гладили его по плечам, похлопывали по спине.

Худобин появился в зале позже всех и медленно пошел вдоль картин. И встал.

Он долго стоял перед картиной «Воспоминание», потом оглянулся в поисках Гриши и пошел к телефону. Дина в капельках снега появилась быстро и стремительно подошла к Худобину.

Тот показал ей на картину.

Они стояли перед картиной взявшись за руки так долго, что окружающие начали что-то понимать. И Гриша подошел и встал сзади.

Дина оглянулась, увидела Гришу, порывисто шагнула к нему.

– Гриша, это чудо! Ты не мог этого видеть, но это было! И рядом со мной был Лео! Ты богом награжден таким даром – делать людей счастливыми! Спасибо тебе!

Худобин был несколько сдержаннее и поэтому заговорил на русском языке.

– Гриша, огромное спасибо тебе! Ты даже не представляешь, какой подарок ты нам преподнес! Это – чудо!

Дина обняла Гришу и поцеловала его в губы.

– Я – твоя должница, Григорий. Договорились?

О СВАДЬБАХ

– Командир, можно?

– Да, Николай. Заходи.

Николай Петров прошел в кабинет.

– Галя не помешает?

– Нет, командир … Разговор о свадьбах … Мы тогда планировали … но у Юры … у капитана Воложанина отец умер. Мы все отложили, но раньше сорока дней им свадьбу играть нельзя. А у Нины … сами понимаете, уже видно … Нам громкой свадьбы не надо, и все девочки тоже так думают, но откладывать дальше …

– Понял тебя, Коля. Галина Климентьевна, найдите Воложанина … Давайте сделаем так – ваши свадьбы теперь, а его – потом. Думаю, он возражать не станет и Даша тоже.

ДАША и ВОЛОЖАНИН

Вечером Воложанин зашел к Даше.

– Погуляем или посидим? Как скажешь.

– Я сегодня нагулялся – ноги гудят.

– Значит посидим. Я сейчас, – и Даша пошла переодеваться.

«Как же мне одеться? Или … раздеться? Отвлечь его … Да какая же разница – как я одета … Захочет – разденет за милую душу … да еще я помогу.»

Набросив халат на плечи она пошла к нему, заперла за собой дверь.

– Как ты, Юрочка? – спросила Даша, устраиваясь у него на коленях и целуя его.

– Ничего, только устал немного. В городе много беготни было, но зато ремонт избушек ускорили.

– Видишь, как хорошо. А наши девочки к свадьбам готовятся …

– Не переживай … Скоро и мы с тобой поженимся …

Даша расстегнула лифчик, чтобы ему было удобнее целовать ее груди, и засунула руку ему под куртку. Но мешала тельняшка, и она добралась до нижнего края и залезла под него, и добралась до его груди.

– Юрочка, так можно? Какая у тебя кожа гладкая – я думала, что у всех мужиков волосы кругом …

– Ты же спала тогда со мной, а я был без тельняшки …

– Глупый! Разве я тогда могла что-нибудь понимать! Я же тебя обнимала голого в одних трусах и была не в себе … Тебе же было достаточно одного движения, и я бы ничего не сказала …

ЗНАКОМСТВО АСКАДСКОГО и ВАЛЕНТИНЫ

– Знаешь, Толя, эта Валентина Суковицина, сестра твоей секретарши, та еще штучка оказалась!

– Да, девица с характером. И что же она натворила?

– Да она так отшила Аркашу, что тот ушел чуть не плача. И ни за что – он просто похвалил ее манеру пения. А он так трепетно к ней отнесся – ты видела, как он ей аккомпанировал? Он же в рот ей глядел …

– Жалко парнишку – уж очень он безответный да ласковый. Почти юродивый …

– Думаю, обойдется. И Валентина поймет, что была неправа, и Аркаша поймет, что она за человек. А если этот человек тебя устраивает, тебе дорог, то все образуется …

КИНОФИЛЬМ «СВЕТЛЫЙ ПУТЬ»

– Полковник, сер! Я не могу прийти в себя от удивления! – Дина от волнения заговорила со Свиридовым на английском языке.

– Что же произошло, Дайяна?

– Вчера наладили кинопередвижку и у нас показали кино. – Дина немного успокоилась и перешла на русский язык. – Показали кинофильм «Светлый путь». Вы помните картину?

– Конечно. С Любовью Орловой, с Самойловым.

– Но почему наши пациенты так реагировали? Они же были в восторге от этого фильма, который не только слаб, но и абсолютно нереалистичен!

– Это – сказка. Сказка для взрослых, при чем прекрасно поставленная и прекрасно сыгранная. По этой картине можно учиться режиссерскому мастерству. Фильм идет полтора часа, а событий там на целую жизнь. Прекрасный монтаж, а артисты! Тебе не понравилось?

– В том то и дело, что мне понравилось, но я не могу понять – почему!

– Потому, что актеры играют искренно и живут в предлагаемых обстоятельствах. Так значит, пациентам понравилось?

– Еще как! Ждут не дождутся следующего сеанса! Заявлен фильм «Пятнадцатилетний капитан».

СМЕНЫ

– Саша, как смены?

– Все нормально, Толя. График понравился, назвали его удлиненные сутки. Работаем без сбоев. Даже переналадка для Иванищевой ритм не сбивает – одну смену для медиков отработали и вернулись к прежней работе на Скворцова. Насколько я знаю, у Потапа успешно переделывают излучатели для Москвы – на замену тамошних излучателей.

– А как работает установка у Виктора? Ты там бываешь?

– Да, он меня теребит и не забывает. Там тоже поменяли излучатель и теперь мы можем сравнивать получаемые результаты.

– Береги девочек, давай им полноценный отдых. Проверь, ходя ли в бассейн, вылезают ли на каток.

– За этим следит Лена, а я ей вполне доверяю …

ВИОЛЕТТА

Виктор сначала не обратил внимания на эту миниатюрную и очень эффектную женщину, но она сама постаралась обратить на себя его внимание. Она старалась чаще попадаться ему на глаза, приглашала его на танец – а белых танцев, учитывая женский состав, было достаточно.

Еще она постоянно меняла наряды и довольно сильно красилась. Танцевала она неплохо, только излишне прижималась к нему, и поэтому Виктор сам никогда ее не приглашал.

Но Виолетта продолжала свои попытки поближе узнать его, и надо сказать, что разговоры, которые она заводила во время танцев, были в меру умны, в меру забавны, и в меру соблазнительны. Все это Виктор относил за счет женского большинства – в дамах на танцах недостатка не было.

Но сегодня Виолетта увязалась за ним и когда он открыл дверь, то просто прошла впереди него в его в номер.

– Ну, и зачем это?

Она молчала.

– Иди к себе, я спать хочу. Чего ты хочешь?

Она очень осторожно присела в кресло и закрыла глаза.

– Ну, сиди. Но зачем тебе это нужно? На что ты рассчитываешь?

Она молчала.

Виктор сел к своему рабочему столу, открыл рабочий блокнот с планом на следующий день и углубился в записи. И даже забыл про непрошенную гостью.

Вот и ты, мой друг далекий,

Месяц одинокий.

Полн мучительной загадкой…

Уж этого то он никак не ожидал – голос был негромок и чист, и такая грусть и одиночество чувствовались в нем, что Виктор не мог не продолжить:

Выплыл ты украдкой

Из-за темных туч несмело

Чуть завечерело …

И тихий проникновенный голос продолжил

Чтоб сиять в ночи бессонной

Грустью затаенной.

Так они продолжали читать по нескольку строк по очереди.

Виолетта наконец открыла глаза и увидела, что Виктор сидит прямо перед нею на корточках, почти касаясь ее колен.

– Ты действительно считаешь, что счастье – невозвратно? И откуда ты знаешь Городецкого?

Они проговорили почти до рассвета, и по очереди читали стихи и продолжали друг за другом. Она и уснула прямо в кресле, а когда утром проснулась, то увидела лист бумаги.

Откинув одеяло, которым ее укрыл Виктор, и сунув ноги в туфли, Виолетта прочла.

«Ты так хорошо спала, что мне было жаль будить тебя. Кофе в шкафу.»

Хорошо, что была не ее смена и она никуда не опоздала.

Но почему-то в этот день она была особенно доброй и рассеянной, и девчонки отметили это.

А вечером она без стука открыла дверь в номер Виктора.

– Привет.

– Привет! Посиди, я пока занят.

Это «пока» продолжалось несколько часов. Она разглядывала склонившегося над столом Виктора, не обращающего никакого внимания на гостью, и даже задремала.

– Опять будешь спать в кресле? Лучше приготовь пару бутербродов – у меня перед сном всегда аппетит просыпается.

Виолетта прошла к кухонному столу, поставила чайник, залезла в холодильник.

Чай пили молча. Виктор разглядывал Виолетту.

– Вот если с тебя смыть излишки штукатурки, то ты сможешь сойти за человека.

– Я смою.

– Постели себе на диване. Извини, придется спать в одной комнате.

Она спала очень тихо – даже дыхания не было слышно. Утром он проснулся по привычке рано и подошел к ее дивану. Виолетта без грима выглядела даже привлекательнее. Она спала, положив руки поверх одеяла и розовая комбинация чуть колыхалась на ее груди.

– Просыпайся! Пора вставать!

Виктор легонько провел рукой по ее лицу.

– Доброе утро, – она открыла глаза. – Ты выйди, я оденусь.

Они молча, общаясь только глазами, выпили по чашке кофе, съели по бутерброду, и разошлись.

 

Срочное присутствие

ВЫЛЕТ в МОСКВУ

Вечером Свиридову принесли две шифрограммы.

Первая была от Сторнаса с вызовом на заседание Военно-промышленной комиссии – как правило, Сторнас понапрасну Свиридова не вызывал.

Вторая шифрограмма была от Мари и Свиридов расшифровывал ее сам. Мари подробно писала о состоянии дел на фирме, но последняя фраза была тревожной.

«Требуется ваше срочное присутствие – управление в институте может быть упущено».

Смысл этой фразы был не совсем понятен, но именно эта фраза помогла Свиридову принять решение.

– Население, летим в Москву на несколько дней.

– Ура!

– Что-то случилось?

– Видимо, может случиться. Собирайтесь, вылет утром. Никому ни слова.

МАРГАРИТА

А в самолете они спали, и бортинженер будил их и кормил горячими завтраками.

Прямо у трапа их встретили Мари и Валдис. Мари расцеловалась с Тоней и Гришей, вытянулась перед Свиридовым, но он прижался губами к ее щеке. Валдис был привычно подтянут и немногословен и доклад его был краток.

И только после этого они со Свиридовым обнялись.

– Мы пошепчемся, – и Свиридов взял Мари под локоток и отвел в сторону.

– Подумай, как доложить кратко, но подробно. – сказал ей Свиридов на ее родном языке, и замолчал, входя в ее сознание.

Мари немного подумала и начала – но Свиридов остановил ее.

– Мари, дорогая, не сердитесь на меня! Но я уже все прочел в вашей голове.

– Командир, я не очень удивляюсь этому. Можете задавать мне вопросы.

– О числе принятых Антиповым на фирму я узнаю из документов, о его промахах – из протоколов Ученого Совета и приказах. Спасибо вам за сигнал.

– Просто ждать уже было нельзя …

ОСМИЙ

Машина довезла их до подъезда, и дежурный в подъезде узнал Свиридова и вскочил.

– Товарищ командующий! Дежурный лейтенант Скрипачев! Здравия желаю! Здравствуйте, Антонина Ивановна! Привет, Гриша!

Поднявшись они обнялись с Галиной Игнатьевной и Василием Васильевичем, а Уля …

Гриша и Уля стояли друг перед другом и молчали.

Свиридов посмотрел на них и увел всех из комнаты, и Уля с Гришей остались одни.

– Здравствуй, Гриша …

– Здравствуй, Уля …

Глаза в глаза – они смотрели не отрываясь и казалось, что они разговаривают глазами.

– Уля, я все время думал о тебе … А ты так выросла …

– Я скучала без тебя … И ты мне снился …

Гриша протянул руку и коснулся ее лица. Уля прижалась к его руке, а потом придвинулась и прижалась к нему.

– Я так по тебе соскучилась …

Они сидели на диване плотно прижавшись, держась за руки и что-то говорили друг другу, и не слушали, и говорили снова, и смеялись, и когда их позвали кушать, то пошли не размыкая соединенных рук. А потом опять сидели вдвоем в комнате у Гриши, и никто их не беспокоил.

– Гришка, я сейчас засну!

– Спи, я тебя буду баюкать! Баю-баю, баю-баю …

Утром Тоня вошла в комнату к Грише и увидела на диване спящих Гришу и Улю. Они так и уснули одетые. Уля спала, уткнувшись лицом в грудь Гриши, а он обнимал ее. Одеяло, которым он накрыл Улю, сползло, и таким миром веяло от спящих, что у Тони засвербило в носу.

– Не ходи туда, там дети спят …

– Ой, тетя Тоня, дядя Толя! Мы с Гришкой так уснули … Я даже толком не поздоровалась с вами – здравствуйте!

– Здравствуй, Улечка! Как ты выросла! – школьное платьице стало ей коротковато, но вся она светилась такой радостью, что деда Вася даже не преминул отметить это.

– Улюшка вас всех частенько вспоминала!

ПЕРЕВОРОТ на ФИРМЕ

Свиридов уже собрался звонить Антипову, но кто-то опередил его.

– Свиридов. Привет, Маргарет! Как видишь …

– Насколько срочно? Тогда через час у меня в кабинете. Как там твой Каренчик? Не затюкала? Шучу, шучу! Жду.

– Кажется, решение идет ко мне само. – задумчиво сказал он, кладя трубку.

Стоило Свиридову выйти из подъезда, как каждый встречный с неподдельной радостью здоровался с ним, интересовался здоровьем, здоровьем Тони и Гриши. Поэтому дорога до проходной заняла больше обычных пятнадцати минут.

Офицеры подчеркнуто четко подносили руку к козырьку, в коридоре тоже почему-то оказалось много сотрудников …

Мари встала при его появлении. Он поцеловал ей руку и пропустил в кабинет – там было убрано и на приставном столе в вазочке стоял скромный букет цветов.

– Спасибо, Мари. Что вы мне приготовили?

– Вот то, что вам понадобиться в первую очередь. Начальник первого отдела ждет вашего вызова.

– В десять пригласите ко мне Антипову.

– Но она еще не приходила …

– Мари, это школа. За пять минут до десяти она будет в приемной. Пригласите ее сразу.

– Слушаюсь, командир!

Без трех минут десять в кабинет вошла Маргарита Семеновна Антипова.

Свиридов пошел ей навстречу.

– Привет, Маргерит! Как всегда неотразима!

– Привет! И не гони волну … – она обняла и поцеловала Свиридова.

– Как была стерва, так и осталась. – засмеялся Свиридов. – Как тебя Карен не обломал?

– Откуда тебе знать, обломал он меня или нет? Прости, по привычке. За Карена тебе спасибо по гроб жизни.

– Ладно, будем считать разминку оконченной. Так?

– Так. А разговор у меня к тебе странный и тяжелый …

– Тогда идем в уголок, так уютнее. – Свиридов взял ее за руку и повел в угол комнаты, где стоял небольшой стол и два кресла.

За то время, пока он вел Антипову к креслу и усаживал ее, он полностью просканировал ее сознание и теперь был полностью в курсе предстоящего разговора.

– Толя, я пришла просить тебя уволить моего бывшего мужа и назначить меня исполняющей обязанности Генерального директора.

Маргарита ожидала бурной реакции, каких-то вопросов, но …

– Я согласен.

Вот этого короткого и четкого ответа она никак не ожидала.

– Как? … И почему?

– Но ты же просила.

– Но вот так, с бухты-барахты … Хотя бы поинтересовался причинами … Хоть для приличия!

– Считай, что я вопил, ругался, заламывал руки, тряс тебя аки грушу … Маргерит, сколько мы знаем друг друга?

– Ну, лет двадцать … Даже больше, если считать с того дня …

– Ты не подумала о моих особых способностях?

– Ой, Толя, дура я набитая! Мне бы с этого и начать! А ты … уже, да?

– Уже. Но неужели так плохо?

– Да что ты! Поговори с Валдисом, почитай Володины приказы. Он не может, он не способен, понимаешь? Его от этого спасать надо!

– Ты действительно пришла сюда из его кабинета? И все ему сказала?

– Он не заслужил предательства.

– Согласен. Вызвать его сюда?

– Нет, лучше поговори с ним наедине. При мне – все равно какое-то унижение.

– Ты в порядке?

– А что, заметно? Не забудь, я профессионал!

– Дура ты набитая … Итак, примешь у него дела – после обеда. А сейчас катись на все четыре стороны, иди гулять, пойди в парикмахерскую, купи себе новые брюки … Кстати, выглядишь ты прекрасно – правда. Карену привет, будет время – зайду.

Он встал, обнял Маргариту, прижался щекой к ее щеке.

– Спасибо, Толя. Ты помог … и ему, и нам всем …

Посидев в кресле Свиридов вызвал Мари.

– Пожалуйста, в приказ.

«Освободить Антипова Владимира Владимировича от занимаемой должности исполняющего обязанности Генерального директора научного центра по его личному заявлению.

Сохранить его членство в Ученом Совете центра, освободив его от должности Председателя Совета».

Подпись. Число сегодняшнее.

– Второй приказ.

«Назначить на должность исполняющего обязанности Генерального директора научного центра Антипову Маргариту Семеновну с испытательным сроком три месяца.»

Подпись, Число сегодняшнее.

– Третий приказ.

«Распустить Ученый Совет научного центра и провести новые назначения в ближайшие три месяца с учетом рекомендаций членов предыдущего Ученого Совета. Назначения новых членов Ученого Совета утверждается мною».

Подпись, Число завтрашнее.

– Приказы на доску. Ознакомить всех начальников подразделений и членов Ученого Совета. Заявление Антипова я вам передам. У меня пока все.

– Слушаюсь, командир!

Через десять минут оригиналы приказов были подписаны Свиридовым и он вызвал начальника первого отдела. Валдис пришел с толстой папкой.

ЗАСЕДАНИЕ ВПК

Когда на заседании взаимные упреки достигли уровня личных оскорблений Свиридов чуть-чуть приподнял над столом руку.

– Прошу вас, товарищ Свиридов. Тихо! – остановил всех председательствующий.

– Филимон Потапович, у вас есть текст технического задания на продукт?

– Да, конечно. Пожалуйста! – разгоряченный толстяк протянул Свиридову тоненькую папочку.

– Благодарю, – Свиридов бегло пролистал бумаги. – Ваша потребность? Месячная?

– При выполнении заданий заказчика по максимуму … как они это сегодня представляют! – в голосе толстяка послышалась издевка. – Если бы они еще знали, что они хотят на самом деле и что будет завтра … Потребность с учетом некондиции около тысячи грамм …

– А мы можем реально на существующем оборудовании производить не больше тридцати пяти грамм в месяц! – резко и так же разгорячено выкрикнул еще один толстяк.

– Сколько образцов и какого объема вам нужно для выяснения пригодности материала?

– Образцов? А когда они будут, эти образцы, если им завод строить нужно …

– Сколько вам нужно материала, чтобы убедиться в его пригодности для вашего производства?

Голос Свиридова, казалось, был совершенно спокоен, но кое-кто все же поежился.

– Для полного анализа материала по всем показателям требуется двадцать миллиграмм. Образцов для достоверности необходимо не менее пяти проб, значит для заключения нужно не менее ста миллиграмм. И что?

– Вы получите десять образцов материала в следующую среду, и привезу эти образцы вам я лично. Массовое производство мощностью килограмм в месяц может быть развернуто через две недели после принятия решения.

Долгое молчание повисло после слов Свиридова – никто не посмел заговорить о нереальности: все знали и характер Свиридова и вес его обещаний.

Все помнили, как он уничтожил за некомпетентность двух именитых и заслуженных консультантов комиссии одним словом, причем так, что этих людей больше никто не видел и ничего о них не слышал.

– Записываем в протокол обещание товарища Свиридова о поставке образцов материала через неделю. Обязываем заказчика выдать заключение о пригодности материала за три дня после получения образцов …

– О чистоте и пригодности! – дополнил первый толстяк.

«Молодец, выкопал себе могулу сам!» подумал Свиридов – образец этого материала был передан этому ведомству еще год назад.

– Заседание закончено. Благодарю всех!

– Я первый. Приказываю – вылет самолета на объект немедленно по готовности. Задание на объект будет передано сегодня. Обратный рейс через два дня. Канал связи с объектом открыть сегодня в двадцать часов по Москве. Конец связи.

И Свиридов отключил телефон, который было невозможно прослушать и засечь, хотя выглядел этот телефон внешне как самый обычный и недорогой «Siemens».

– Ты уже устроил правительственный переворот на фирме? Весь город гудит. Ты назначил Марго вместо Володи? А как он это пережил?

– Знаешь, мужественно. Учти, что она его предупредила, что пойдет ко мне и попросит уволить его. Кажется, она права, и она этим спасла его, и фирму тоже … Мы с ним хорошо поговорили, откровенно и продуктивно.

– Но она-то справится?

– Она – справится. У нее хватит и характера, и ума.

– Утвердят?

– А что им останется делать? Ведь за него очень просили, хотя и признавали отдельные несоответствия … Я тогда высказал сомнения, но меня обвинили в предвзятости и боязни конкуренции …

– А на комиссии?

– Обычный бардак. Грызутся и мало думают о деле.

– И чем же все кончилось?

– Пришлось «умыть» обоих. А одному через некоторое время светит персональная пенсия.

– Надеюсь, ты не скандалил там?

– Ну, что ты, я теперь такой белый и пушистый! Скандал впереди … Правда, работы нам прибавилось, особенно Виктору … А дети где?

– Они как ушли с утра гулять, так и не приходили. Знаешь, мне так хочется, чтобы … Не озябли бы …

– Сравнила – морозы здесь и морозы у нас. А Уля стала совсем взрослой …

– Мне Уля очень нравится. А тебе? Давай не будем мешать им …

ЭТО – СКАЗКА

– Ты не озябла?

– Я тепло оделась … Ну, рассказывай, рассказывай!

– Договорились – это сказка, и только для тебя одной. Никому!

– Да рассказывай же!

– Там солнышка не бывает совсем и всегда пасмурно. К этому трудно привыкнуть. И снег там не такой – он крупинками и хрустит под ногами. Особенно вечером.

– Ты ходил гулять вечером? … Один?…

– Мы все вместе выходили погулять перед сном, но потом я стал гулять отдельно от отца с мамой … чтобы не мешать им. И завел себе даму!

– Ты же говорил, что девочек там нет?

– Моей дамой стала Оля Петрова.

– Это та, со шрамами? Но она же старая!

– Мы с Олей гуляли и она мне рассказывала … в общем, она плакалась мне в жилетку. А я – ей …

– И что же она рассказывала?

– Это очень личное и она знала, что я никому не расскажу.

– Но мне-то можно?

– Тебе – можно, но не сейчас. А потом я ей рассказывал про девочку Улю, которая осталась в Москве … О которой я все время думаю, которую постоянно рисую, и которой никак не могу написать письмо …

– А я думала о тебе здесь … и боялась, что ты меня забыл …

– Это невозможно – забыть тебя. – Гриша повернул ее к себе лицом. – Даже если … ну, даже если у тебя появится кто-то другой …

– Никто появиться не может! Не может, потому что ты – самый лучший … И я буду ждать тебя сколько хочешь …

Они обнялись насколько позволяла теплая одежда и прижались щекой к щеке.

А потом раскрасневшиеся они вбежали в Гришину комнату и повалились на диван.

– Ох, как я устала! Ног не чувствую!

Они стали раздеваться. Уля стала стягивать теплые рейтузы и теплые гетры. Пробежав в чулках к дивану она устроилась там, поджав под себя ноги и наблюдая за раздевающимся Гришей.

– Ну, иди скорей!

Она пристроилась у него под боком, коротенькое коричневое платьице открыло резинки, которыми были прицеплены чулки в рубчик, но они оба не обратили на это никакого внимания.

– Ну, рассказывай про собаку!

ВЕСТОЧКА от ОЛЬГИ

Ужинали все вместе – Свиридовы, мама Галя, деда Вася и Уля.

– Папа, мне необходимо поговорить с Антиповым.

– Тогда пойди к нему сейчас, пока он еще … ну, сейчас самое время.

– Тогда бегу!

– Владимир Владимирович, это Гриша Свиридов!

Дверь открыл Антипов в расстегнутой рубашке.

– Гриша? Заходи …

По не очень твердым шагам Гриша понял, что пришел несколько поздно, но что оставалось делать.

– Дядя Володя, можно мне вас так называть?

– Валяй!

На столе стояла почти пустая бутылка водки.

– Я пришел … Я звуковое письмо!

– Как это? – Антипов даже встрепенулся.

– Я звуковое письмо от Оли Петровой. Она … поручила мне сказать вам …

– Стоп! Ты привез мне весточку от Ольги?

– Да, дядя Володя. Но я начну с начала. Итак, Оля просила меня сказать вам …

«Дорогой Володя! Гриша передаст тебе мои слова почти дословно – он выучил мое послание. Дорогой Володя! Я помню каждую минуточку, когда мы с тобой были вместе. Без этого мне было бы очень трудно. Я тебя люблю, люблю и еще много раз люблю. Все остальное Гриша может рассказать тебе, если сочтет нужным. Твоя Оля.»

– Это я выучил, дядя Володя. Письмо кончилось.

– Так мало? Расскажи, расскажи еще – ты … как это там – если сочтешь нужным?

– Ваша очередь писать письмо. Я слушаю.

– Да? Тогда слушай, – Антипов закрыл глаза.

«Оленька! Дорогая моя, милая и любимая! Мне так не хватает тебя! Даже не думал, что будет так трудно вдали от тебя. Очень жду, очень люблю, очень скучаю, очень глажу … Целую всю целиком и в отдельности. Твой навсегда.»

– И еще скажи, что у меня все в порядке. Она все равно узнает, что тут произошло, но это ерунда. Так и скажи. Хорошо, Гриша?

– Да. Теперь я могу рассказать вам о ней, о том, что она чувствует и думает, как она вас любит и как скучает … И еще я вам обещаю подарить портрет Оли …

Гриша засиделся у Антипова допоздна, рассказывая об Ольге и о далеком городе «Солнечный» …

ВПК

Заседание ВПК было посвящено исключительно проблеме осмия и началось оно с заявления Филимона Потаповича.

– Мы проанализировали все образцы, полученные от товарища Свиридова. И в результате можем ответственно заявить, что такое сырье вполне пригодно для производства нашей продукции, хотя по содержанию примесей этот материал намного превосходит наши требования.

– Конкретнее, пожалуйста.

– Все образцы снабжены сертификатами с показателями по примесям. Указанные величины намного меньше заявленных в наших ТУ. Они находятся за пределами возможности наших аналитиков. Поэтому мы пришли к выводу, что данный материал вполне может быть использован в производстве и просим товарища Свиридова поделиться аналитическими методиками.

– Товарищ Свиридов?

– Я хотел бы напомнить Филимону Потаповичу, что год назад мы передавали его предприятию образцы нашей продукции с указанием методик оценки количества примесей. Правда, ответа мы так и не получили, а способ очистки с тех пор стал более совершенным. Так что поищите у себя, вот акт передачи материала – ксерокопия, конечно.

Свиридов передал председательствующему лист бумаги.

– Занятно!

Председательствующий просмотрел бумагу, а Филимон Потапович покрылся крупными каплями пота.

– Получается, что почти год назад мы могли решить проблему сырья для вас, Филимон Потапович? И не строить установку очистки? Не тратить деньги, и немалые, и время?

– Еще неизвестно, сколько захочет Свиридов на строительство производства очистки до такой немыслимой степени чистоты!

– Товарищ Свиридов, какие потребуются капиталовложения для обеспечения производства килограмма материала в месяц? И сколько нужно времени?

– Нужно сырье.

– И все? Больше ничего не требуется?

– Все, кроме сырья, мы можем обеспечить за счет своих внутренних ресурсов.

– Так и можно записать в протоколе?

– Конечно. После получения сырья через десять дней мы можем начать отгрузку по 250 грамм в неделю.

Немая сцена была длинной – за столом сидели специалисты.

– Мы не ошибемся, Анатолий Иванович? Ведь все это войдет в постановление Правительства …

– Дайте сырье. Реальное, а не бумажку наряда. Отходы невелики, и через десять дней после поступления сырья на наш склад мы выдадим партию продукции. Правда, не в Москве, но самолетом … Один – два дня разницы …

ГРИША и УЛЯ в ЛЕСУ

Уля прибежала из школы и наскоро перекусив они с Гришей ушли на лыжах в лес.

– А там ты ходил на лыжах?

– Конечно. Но там снег тяжелее.

– Как это?

– Лыжи хуже скользят. И снег плотнее, лыжня не продавливается.

Они забирались в самую глушь и устраивались под ветвями деревьев. Гриша разводил небольшой костерок, который не грел, но пламя оживляло молчаливую тень под деревом. И они болтали, смеялись или молчали и, озябнув, снова вставали на лыжи.

Незаметно они дошли до замерзшего озера.

– Жалко, что сейчас зима. Нельзя лошадок выкупать, – посмотрела на него Уля.

– И нельзя вытереть мокрую девочку!

– И мокрого мальчика!

– Скорее бы весна …

– Мы скоро улетим … Может быть надолго …

– Я все равно буду тебя ждать и скучать за тобой …

– И я буду скучать по тебе … и рисовать тебя … Пойди, встань вон там, у дерева. Так красиво!

– Подожди, у меня волосы растрепались!

– Какая ерунда …

С МАРГАРИТОЙ

Переодевшись после лыжной прогулки Гриша убежал передавать приветы.

Уля села за учебники, но в голову ничего не лезло и она отправилась к тете Тоне.

На кухне за столом сидели тетя Тоня и малознакомая Уле высокая худая женщина.

– Здравствуйте!

– Это наша Уля. А это тетя Маргарита, познакомься!

Худая тетя что-то спросила на непонятном языке, тетя Тоня ей ответила.

– Будем знакомы, Уля. Очень приятно!

На столе стояла тарелка с пирожными, темная бутылка, бокалы.

– Я вам не помешала?

– Вина тебе пить не стоит. Возьми сок в холодильнике. Пирожные очень вкусные – попробуй! И нас спасешь от переедания – а то я съем лишнее и потолстею.

– Ну, что вы, тетя Тоня! Спасибо. Я лучше посуду помою – вон сколько накопилось.

Уля съела пирожное, выпила стакан сока и взялась за фартук.

А женщины продолжили разговор. Раз Тоня спокойно говорила при Уле, то и Маргарита посчитала это возможным.

– А у нас с Кареном все так хорошо, что страшно становится, – она постучала по столу. – Ты знаешь мой характер, так он мне повода не дает …

– Поверить трудно!

– Да я сама не верю! Чувствую, сейчас взорвусь – а он подойдет, спросит что-то, положит руку на плечо … И я готова, взрыва не будет!

– А с работой? Ты же была у Толи?

– Не повершишь – волновалась, как первоклашка! А он решил все за минуту! Понял, почему я пришла, понял, что я предлагаю, понял, что это значит для Володи.

– Вы видитесь? Разговариваете?

– А как же. Он мне плачется, что скучает по своей Ольге! А я его утешаю – можешь себе представить? Он не виноват в том, что у нас произошло …

– Ну, а теперь что будет?

– Я приняла у него дела. Знаешь, на самом деле оказалось даже хуже, чем я думала. Но я справлюсь. Тем более, что Толя отменил многие его распоряжения, ликвидировал кадровые перестановки … Ну, а остальное сделаю я. У меня сил хватит!

– А как Карен принял твое решение? Он знал?

– Конечно, знал. Я же с ним советовалась! Ну, он такое сказал, что при девочке говорить неловко!

– Твое и его здоровье, Маргерит!

– Твое, Вера!

Уля немного удивилась, что незнакомая тетя назвала тетю Тоню другим именем, но решила, что это не ее дело …

ЗА СТОЛОМ

Наконец Свиридов выбрал время и за столом в их квартире собрались друзья. Стол пришлось раздвинуть, хотя собрались далеко не все.

Конечно, пришли жена Виктора Скворцова Лена, пришел муж Любы Докукиной Константин, пришли Грачевы в полном составе – Костя, Вера и Ника. И на своих почетных местах сидели дед Вася и мама Галя. Гриша и Уля помогали Тоне и устроились с краешку, поближе к родителям Гриши.

Из молодежи, по существу, были только Ника, Гриша и Уля. Ника относилась к Уле доброжелательно, как к маленькой, и пока не видела в ней соперницы в своих тесных дружеских отношениях с Гришей.

– Все, мать, садись. Хватит, все уже на столе, а если чего не хватит, то ребята принесут!

– Со свиданьицем! – Костя Докукин разлил по рюмкам и бокалам. – Вздрогнули!

После первой дело пошло веселей.

– Толя, расскажи, как там моя Люба!

– У Любы там небольшой детский сад – семь мальчиков. Они в ней души не чают, она – в них. Там у нас коллектив в основном женский, но ее приняли нормально – она же вне конкуренции. Правда, потанцевать нам с ней удается не так часто, но все же удается.

– Ты Толю не слушай – удается, и даже очень! Он на танцы ходить стал почти каждый раз!

– Тонечка, не ревнуй! Ты – самая лучшая, самая любимая, самая-самая …

– Конечно, Любе там скучновато – детей там мало …

– Но зато какие! Мальчики очень умненькие, любознательные …

– Школы там у нас нет, и они вместе с Гришей и Олегом занимаются со специалистами. С Барановым, с Потаповичем, с Черномырдиным. Кстати, Вера, я тебя хочу туда пригласить на консультацию … хотя на консультацию это будет похоже мало …

– А меня свозить на прогулку ты не хочешь, Толя? – капризно спросила Ника.

– Подрасти. Там не курорт и не заповедник.

– А Гриша говорил, что там интересно. Такое озеро, такое солнце, такие звери!

Уля прыснула и старательно стала есть, а Гриша показал ей кулак.

– А мне ты что расскажешь, Толя? Как там мой Виктор? Ты ему нашел занятие по вкусу?

– Знаешь, Леночка, он уже так увлечен новой работой. Уже начал изобретать по своему обыкновению, и довольно удачно. Но работы у него сейчас выше головы – ему приходится отдуваться за грехи предшественника. Коллектив у него почти чисто женский, но он держит всех в ежовых рукавицах, они у него по струнке ходят.

– Завел себе любовницу или еще не успел? Ты же говоришь, что женщин там в избытке?

– Насколько я знаю, любовницы у него пока нет. Да и угодить на нашего Витю – сама знаешь, не просто. Откопать что-то подобное тебе – это же сколько времени надо!

– Ладно, ладно, прикрывай дружка! Передай ему приветы от Маши и Костеньки – они без него скучают.

– Они скучают, а ты?

– Прощаю на правах старого друга. Ты же знаешь, как я к нему отношусь …

– Ладно. Витя прислал стихотворное послание для Ули. Да, да, Гриша, он это поручил мне, а не тебе. Послушай, Ульяша. И вы все послушайте.

Кто он, избранник твой будущий?

Чьею ты избранницей станешь?

И чем все это обернется?

Супружеством?

Иль в «герл-френд»

Всю жизнь прошагаешь?

Ты сегодня глупыха нескладная.

Никого еще нет с тобой рядышком.

Защищенная дедом и бабушкой…

А мне страшно,

Моя ненаглядная.

Все вокруг беспрестанно меняется.

Прежде постыдное –

Нормой считается.

Так найди себя

В мире модерновом

Современницей

С крепкими нервами.

Долгое молчание прервала Уля.

– Дядя Толя, передайте большое спасибо дяде Вите … Хотя я и не все поняла, мне очень приятно … его пожелание … Но у меня есть Гриша, поэтому мне … мне не страшно!

Уля смутилась, но крепко обхватила руку Гриши своими руками и прижалась к нему.

– Молодец, девочка!

– Видишь, Тонечка, какие дети пошли разборчивые. Глядишь, и Ника вот так обнимет какого-нибудь …

– Ника – человек серьезный. И какого-нибудь не выберет! Правда, Ника?

– Правда, правда! Толя, а какой у вас там климат?

– Ну, как тебе сказать … Резко континентальный … Градусов двадцать пять – тридцать, иногда и побольше … Но нет ветра …

– Значит, жара стоит постоянно?

Уля снова резко уткнулась в тарелку, давясь смехом.

– Толя, нам Тоня рассказывала, что у вас там какая-то чудная собака есть. Это правда?

– Это правда, мама Галя. Собака не столько чудная, сколько занятная. С виду волк волком, но характер … Я даже не знаю, как сказать …

– Папа, у Сандала очень покладистый характер.

– Возможно. К детям он относится очень покладисто – катает их, играет с ними, играет с Любой, с мамами мальчиков. Но это – сторожевая собака, и не дай бог – загрызет. Но самое интересное, что он понимает слова. С ним разговаривать можно.

– Мальчики с ним так разговаривают! И он почти все понимает.

– Так что же там за публика собралась? Ты говоришь, одни женщины? Что-то вроде нашей организации?

– Что-то похожее есть. Много аналитиков, много обслуживающего персонала. Поэтому у меня и у Гриши нет отбоя от модниц, от заказов на новые платья.

– Ты и там шьешь? И Гриша помогает тебе?

– Гриша, а как твои рисунки? Много рисуешь? Показал бы.

– Да я ничего не привез – папу вызвали и мы срочно улетали. А рисую много, там столько интересного.

– Загар у вас всех, ребята, такой соблазнительный! Часто на пляже греетесь?

– Да почти каждый день.

– Там этих мальчиков научили плавать, так их теперь из воды не выгонишь. Ну, и Люба с ними. Приедет вся шоколадная, не узнаешь!

– А говоришь, не курорт! Вон Тоня у тебя какая конфетка!

Гости разошлись поздно. Уля, позевывая, повела под руку маму Галю.

– Ничего лишнего не наговорили?

– Думаю, нет. Двусмысленности были, а так все нормально.

– А Уля иногда смеялась?

– Ничего, она девочка умненькая. Гриша ей объяснит все, что нужно.

ЛЕТИМ НА ОБЪЕКТ

– Слушаю. Здравия желаю, товарищ генерал.

– Привет, Анатолий. Поднял ты бурю … в стакане воды. Но не зря. Кое кто шевелиться начал … Вопрос – где тебе удобнее получить сырье – сюда ближе.

– Тогда желательно сюда, Владимир Альбертович. Много ли?

– Больше, чем на пару месяцев. Получишь со спецкурьером завтра. Привет Тоне.

– Благодарю. До свидания, товарищ генерал.

– Олег Митрофанович, добрый день.

– Слушаю, Анатолий Иванович. Здравствуйте.

– Подготовьте место на спецскладе для секретного груза. Краткосрочное хранение и отправка на объект «Солнечный».

– Слушаюсь. Примерные габариты и вес груза?

– Будет известно только по прибытии. Думаю, погрузчик справится.

На следующее утро на простом неброском 469-ом привезли небольшой металлический ящик, опечатанный сразу несколькими печатями, и в сопровождении толстого генерала технических войск.

Генерал явно был рад избавиться от груза, пыхтя поприсутствовал при вскрытии печатей и проверке содержимого. По описи, лежащей под крышкой ящика, там были семь номерных контейнеров с техническим осмием – их и было семь.

Контейнеры не вскрывали, лишь отклеили от каждого сложенные листки сертификатов. По датам было видно, что контейнеры извлекли из резервного хранилища.

Генерал уехал, а Свиридов отправил ящик на склад. От руки набросав чертеж, с пометкой «сегодня» он направил заказ в мехмастерскую.

А еще назначил вылет самолета …

Никаких прощаний и долгих сборов.

– Мы выезжаем через двадцать минут. Я жду вас в машине.

Тоня забежала к Галиным, расцеловалась с мамой Галей и дедом Васей. И мама Галя подтолкнула ее и Василия Васильевича в соседнюю комнату.

– Я улетаю, Уля. Я буду очень скучать …

– Как же так? Так срочно?

– Привыкай. Если хочешь быть рядом …

Уля обняла его и неловко поцеловала. Потом еще и еще.

– Я буду ждать тебя. И тоже буду скучать. Я хочу быть рядом с тобой! Всегда!

В самолет погрузили семь небольших металлических ящичков со следами свежей сварки, и самолет с тремя пассажирами без рулежки пошел на взлет.

– Антонина Ивановна, Анатолий Иванович, что приготовить? У нас есть отбивные – очень мягкая свининка, есть филе карпа – штурману прислали, есть цветная капуста, на гарнир – жареная картошка и макароны. Какие будут пожелания?

– Ну, Дмитрий Аникеевич, у вас как в хорошем ресторане! Что будем, мальчики?

– На твое усмотрение …

 

Смены

КАК ВЫ ПРОВОЖАЛИ СМЕНЫ?

#Как вы тут провожали смены, Леночка?

#Привет, Толя! Все нормально. Ребята поиграли, Валя попела, все путем. Как ты съездил?

#Нормально. Вечерком забегайте с Сашей, посидим.

#Обязательно! Как Москва?

#Стоит. Что ей сделается …

ПРИКАЗЫ

– Доброе утро, Галина Климентьевна.

– Доброе утро, командир. Бумаги?

– Давайте. И найдите и пригласите Скворцова. Срочно.

Они с Виктором обнялись среди комнаты и Свиридов усадил его за стол рядом с собой.

– Куча приветов, благодарность от Ули и все прочее – вечером, у нас. А сейчас – дела.

– Галя, приказ.

«Начальнику Отделения исследования материалов Скворцову В.А. приказываю:

Первое. Принять на ответственное хранение технический продукт под шифром восемь дробь семь в количестве семи контейнеров.»

– Вон они стоят у стенки. – показал он Скворцову.

«Второе. Разработать технологию и режимы очистки технического продукта восемь дробь семь до квалификации ОСЧ.

Третье. Обеспечить проведение очистки на установке блока «сто» с выдачей готового продукта в количестве триста грамм в неделю.

Четвертое. Расфасовку готового продукта производить в номерные контейнеры и снабжать сертификатами.

Пятое. Срок поставки первой партии … какое у нас нынче число? – через десять дней.»

– Сдурел?

– Подпись. Печатайте, Галя.

– Ты точно сдурел! Да для этой работы месяца мало!

– Конечно, мало. А неделя – самый раз. У тебя же есть технология. А для такой производительности достаточно, я думаю, развернуть излучатели в ряд …

– Ну, ты гусь! – после короткого раздумья произнес Скворцов. – Не даст Баранов их развернуть!

– Галя, лист ознакомления. Скворцов, Гнедаш, Баранов, аналитика, первый отдел и контрразведка, НТО и архив… Никого не забыл?

– Его забыл, – Скворцов показал пальцем куда-то вверх.

– Договоримся. Да, еще Долгополову.

– Записала.

– Тогда распоряжение. «Продукту, подлежащему очистке (приказ номер – какой там номер?) присвоить шифр восемь дробь семь и категорию секретности «для служебного пользования». Подписи – моя и первого отела.

Галина положила перед Свиридовым приказ и листок ознакомления. Свиридов подписал и подвинул Скворцову. Тот прочел и расписался – на приказе и на листке ознакомления.

– Ну, и что ты сидишь? Работать надо!

– Вот я Тоне на тебя пожалуюсь!

– Валяй! Ждем вечером!

– Разыщите Долгополову. Тоже срочно. А это – по списку с дежурным офицером.

Свиридов вынул несколько листов чистой бумаги, взял карандаш и начал что-то рисовать.

– Можно, Анатолий Иванович?

– Добрый день, Лена! Как всегда – прелестна. Нет, садись сюда.

И он усадил Долгополову тоже рядом с собой.

– На, посмотри. Галя, приказ.

«Заместителю руководителя предприятия Долгополовой Е.Г. приказываю:

Первое. Разработать конструкцию транспортного контейнера для особо чистого продукта восемь дробь семь.

Второе. Организовать изготовление транспортных контейнеров на машзаводе т. Дерендяева …»

–Дерендяева уже нет. Был, но весь вышел.

– Значит просто на машиностроительном заводе.

«Третье. Передать первый контейнер начальнику Отделения исследования материалов Скворцову В.А. через десять дней.»

– Подпись.

Свиридов на своем мониторе взглянул на текст, набираемый Суковициной.

– Вот, видишь, Лена, здесь фторопластовый вкладыш – все-таки особочистый продукт, а это защитный кожух. Резьба – крупная, дюймовая …

И они углубились в обсуждение эскизов контейнера.

– Все понятно? Иди, работай. Привет Потапу!

– На заводе может понадобиться ваше вмешательство, командир!

– Работай!

И Долгополова вышла из кабинета, грациозно переставляя свои длинные ноги в франтоватых брюках.

– Ну, все. Везуха кончилась. Теперь Иванищеву – придется ей вливание делать. Планов нет, штат не укомплектован. Пороть придется …

ИВАНИЩЕВА

После недолгого разговора со Свиридовым Иванищева выскочила из его кабинета с красными пятнами на щеках, под пулеметную дробь своих каблуков пулей промчалась по подземному переходу и влетала в свой кабинет.

А там сидел Умар Эрнестович.

Иванищева опустилась на крохотный диванчик для посетителей и уронила руки на колени.

– Выпорол?

Умар Эрнестович подошел и сел рядом – Иванищевой поневоле пришлось подвинуться, но все равно они сидели, плотно прижатые друг к другу.

Иванищева повернулась к нему, чтобы пожаловаться …

Удивление, растерянность, даже возмущение – но она не отстранилась и неожиданно для себя ответила на его поцелуй. А потом спрятала заалевшее лицо у него на груди, чувствуя его сильные руки у себя на плечах.

И вскочила, резко отошла к окну, встала к нему спиной. Видно было, что она обхватила руками лицо.

Умар Эрнестович тихо подошел сзади, коснулся ее плеч.

– У меня никогда такого не было! … Никогда! …

Он повернул ее лицом к себе, но она не отняла рук и не подняла глаз.

– Я немолодая некрасивая женщина … доктор наук … начальник … у меня никогда такого не было …

– И что дальше? Я тебе неприятен?

Она молча ткнулась лбом ему в грудь.

– Тогда молчи. Долго молчи! Говорить буду я, а ты молчи …

Когда в конце рабочего дня в кабинет к Иванищевой зашла ее ближайшая помощница Конопатова, то Иванищева писала не отрываясь, а когда подняла глаза на вошедшую, то та с удивлением увидела, что глаза у начальницы – голубые …

ВИОЛЕТТА

Свиридов открыл дверь без стука.

– Привет! – он как будто не заметил Виолетту, сидящую на кресле.

Они с Виктором обменялись легкими рукопожатиями.

– Чем мучаешься?

– На, посмотри.

Свиридов полистал бумаги, закрыл глаза.

– Знаешь, ты вот эти радикалы придумал напрасно. Таких нет и быть не может. А из того, чего в природе нет, в принципе возможны вот такие монстры, – и он изобразил на листе несколько загадочных структурных формул.

– А в остальном … идея есть! Подумай еще. Тебе бы сюда структурную лингвистику …

– Это что за зверь?

– Зайди к Рахматуллину – у него есть книга по этим зверям. Штука бывает полезной.

Скворцов задумчиво разглядывал нарисованные Свиридовым формулы.

Виолетта сидела молча и думала, как же ей вести себя. Кто она здесь?

Скворцов закинул руки за голову, потянулся.

Я к вам травою прорасту,

Совершенно неожиданно сказал он.

Виолетта не успела продолжить, как это делала это раньше, и Свиридов продолжил:

Попробую к вам дотянуться,

Но тут уже она не упустила возможности продолжить:

Как почка тянется к листу

И Виктор завершил:

Вся в ожидании проснуться.

Виолетта перехватила строку у Свиридова:

Однажды утром зацвести,

Свиридов продолжил:

Пока ее никто не видит,

Пришла очередь Виктора:

А уж на ней роса блестит

Завершила Виолетта:

И сохнет, если солнце выйдет.

Дальше читали по очереди, но по две строки…

Она из мрака прорастет

И к жизни присоединится.

Завершил Свиридов и все замолчали.

– Ты бы хоть чаем меня угостила, – реплика Свиридова была так естественна, что Виолетта ничуть не удивилась и обращению к ней на «ты», и вообще обращению к ней, как к хозяйке – пусть временной.

Чай пили молча, но Виолетта уже не раздумывала о том, как ей себя вести и что она тут делает. И когда Свиридов перекидывался с ней или Виктором ничего не значащими репликами, она чувствовала себя очень спокойно.

На меня надвигается

По реке

Битый лед.

На реке навигация,

На реке – пароход.

Свиридов запел вполголоса, очень медленно и задумчиво.

Виктор тихонько стукнул карандашом по хрустальной пепельнице.

Он не курил, но такая большая пепельница была обязательной принадлежностью его письменного стола, и Тоня подарила ему огромную хрустальную чашку, больше подходящую для салата или глинтвейна …

Свиридов встал и буквально выхватил Виолетту из-за стола и повел в танце.

Пароход белый-беленький,

Черный дым над трубой.

Мы по палубе

Бегали,

Целовались с тобой.

Виолетта даже не успела вставить ноги в снятые под столом туфли и так, босиком, закружилась в танце, название которого было ей неведомо.

Пахнет палуба клевером,

И смолой,

Как в лесу.

И бумажка приклеена

У тебя на носу.

Виктор стучал довольно ритмично, хрустальные удары поддерживали песню и танец.

Ах ты, палуба, палуба,

Ты меня раскачай,

Ты печаль мою,

Палуба,

Расколи о причал.

Под конец Свиридов так крутанул Виолетту, что она упала бы, но он подхватил ее и усадил в кресло.

– Ребята, заведите гитару … – и он вышел.

МЫ с УЛЕЙ

– Гриша, ты не составишь мне компанию? Мне будет нужна твоя помощь.

– Конечно, папа.

– Тонечка, мы едем в больницу. Сегодня консилиум по трем больным, хотя вряд ли мы успеем – случаи сложные.

– Успеха вам!

По дороге от машины к подъезду больницы Свиридов сказал Грише.

– Знаешь, случаи действительно очень трудные. Ты сам займись тут чем-нибудь – мне важно, что ты тут, рядом со мной. Хорошо?

– Хорошо, папа.

Гриша не очень понимал, чем он может помочь отцу, но привычка не спрашивать слишком много уже прочно укоренилась в его сознании.

Он и сам ловил себя на том, что говорит ровно столько, сколько считает нужным, не особенно заботясь о любопытстве собеседника.

Он побродил по коридорам, встретил знакомых, посидел в комнате дежурных сестер.

И даже выходил погулять – его тут знали и особенно расспросами не затрудняли – приехал – значит, так надо.

Гриша пообедал за столом со сварщиками и офицерами Воложанина, и только потом появился отец – усталый и грустный.

– Папа, поешь. Обед вполне съедобный.

– Нет, Гриша. Пойдем на воздух.

Они оделись и вышли из здания, и пошли по расчищенной дороге в лес.

– Мне показалось, что ты хочешь поговорить со мной. Так?

– Так, папа.

Они шли среди занесенных снегом деревьев и снег похрустывал под их ногами.

– Ты знаешь, мы так давно вместе с Улей, что мне иногда кажется, что так было всегда. Мы так … привязались друг к другу, что …

Он помолчал.

– Ты знаешь, прошлым летом я взял ее с собой на озеро мыть лошадей. Я раньше ездил туда один, а тут взял ее. И по привычке разделся совсем и пошел в воду, и позвал ее … И она тоже разделась совсем, а потом замерзла и я вытирал и растирал ее. И она вытирала меня …

– После этого мы много раз купали лошадей, и раздевались догола, и не стеснялись друг друга. И так привыкли к этому, что Уля могла переодеваться при мне, надевать чулки и пристегивать резинки … А любимая ее поза – пристроится на диване с ногами и забраться ко мне под мышку, и чтобы я обхватил ее рукой. Но когда мы голые, мы никогда не дотрагиваемся друг до друга … Но в лесу она может сесть мне на колени и чувствовать себя вполне … комфортно …

– Мы поцеловались с ней в первый раз, когда в этот раз прощались – мы никогда раньше не целовались. Мы скучаем друг без друга, а когда вместе, то можем болтать целый день напролет, но совершенно безразлично – о чем. И молчать нам не скучно. А как она обижается! Дуется, сердится, но проходит это мгновенно …

– Но я вижу, как она растет … И скоро из маленькой девочки превратится в … прекрасную девушку …

– Расскажи мне все, что мне нужно знать, папа …

Они проходили по дороге дотемна. Они доходили до расчищенной площадки у деревенского дома, поворачивали назад, снова шли к дому …

– Ты молодец, Гриша …

– Наверное молодец – это ты. Я почему-то думал, что все намного … проще.

– Проще?

– Нет, ты не понял. Но это же … целая философия, целая наука! Разве не так?

– Именно так. Ты помнишь, что должен сделать в своей жизни мужчина?

– Построить дом, посадить дерево, вырастить ребенка.

– Есть коррективы. Посадить дерево – да. Вырастить ребенка – да. Но не дом построить, а сделать женщину счастливой – тогда и дом будет, даже в шалаше. Дом нужно создать! Сделать женщину счастливой – наверное, главная задача мужчины.

– Ты так здорово справляешься с этой задачей! И Тоня так любит тебя!

– А мы любим тебя …

ВИОЛЕТТА

Они почти каждый вечер заходили в «погребок» – уже никто и не помнил, кто именно пустил такое название про это кафе в подвале 401-го корпуса.

Один зал со столиками, рядом, через широкий проем, зал для танцев с небольшим возвышением для музыкантов, а за портьерами – кухонька с добрейшей Степанидой Ананьевной.

То, что Виолетта «ходит» с Виктором, стало обычным, и поэтому никто не обращал внимания, что он чаще всего танцует с ней или с Тоней Свиридовой.

И уходят после всего Виолетта и Виктор всегда вместе – это тоже не вызывало повышенного интереса.

Свиридов заглянул к ним через несколько дней.

– Привет, население!

– Привет, начальник.

– Добрый вечер, Анатолий Иванович.

Виолетта сидела за столом, забравшись на стул с ногами, и разглядывала какой-то модный журнал.

Виктор сидел за своим рабочим столом, как всегда заваленным бумагами.

– А это что? – Свиридов выудил из кучи лист с текстом.

– Давай, лучше я прочту сам. Там много правки.

Виктор взял лист из рук Свиридова, но начал глядя в стену.

Уходим в мир.

Он нов и он без нас.

Уходим,

Подающие надежды.

Уходим весело,

И с каждым про запас

Иллюзий

Белоснежные одежды.

Как всякое авторское исполнение стихи звучали несколько заунывно.

Уходим в мир.

Он весел и суров,

Он так кристально ярок

И прекрасен.

Уходим в мир –

Он понял нас без слов,

И путь наш ясен,

ясен,

ясен.

Но появился ритм, появился темп.

Уходим в мир – но разве это мир?

О чем кричат

Испуганные птицы?

Уходим в мир,

И в мире ищем мир,

И по пути теряем

Небылицы.

Боль, недоумение, даже крик – все было в голосе Виктора.

Уходим в мир.

И ждем – кто нас предаст?

Еще не знаем,

Но уже готовы.

Уходим в мир

Уже который раз,

А мир все новый,

новый,

новый…

Жесткость, даже жестокость и – боль утрат.

Уходим в мир.

А миру не до нас.

Мы взрослые

Невежи и невежды.

Уходим в мир.

И матери глядят,

Глядят нам вслед

С тревогой и надеждой.

С болью и грустью закончил Виктор.

– Спасибо. Спасибо тебе …

– Ты же понимаешь, что это где-то там, изнутри …

Свиридов крепко пожал руку Виктору и тот ответил таким же мужским крепким рукопожатием, которое не требует слов.

Виолетта опустила голову на руки и плечи ее подрагивали.

– Я Тоне потом сам прочту, ладно?

Уходя Свиридов коснулся подрагивающей спины Виолетты.

– Мир вашему дому.

А Виолетта никак не могла успокоиться.

Ее рыдания то затихали, то вновь возобновлялись.

Виктор отнес ее на ее диван, снял с нее халатик, уложил, укрыл одеялом. Но она продолжала всхлипывать, и это было слышно, хотя Виолетта уткнулась в подушку лицом.

– Иди ко мне, – позвал ее Виктор. – Иди, а то мне лень вставать и тащить тебя на руках.

Всхлипывая, она прошлепала босыми ногами до его кровати и нерешительно легла под откинутое им одеяло на самый край кровати.

Он накрыл ее одеялом, обхватил рукой и придвинул к себе. Постепенно она затихла.

Утром он обнаружил Виолетту где-то у себя под мышкой, где она тихонько сопела, обхватив его руку своей.

Просыпаясь, она испугалась – и Виктор удивился «с чего бы это?».

Виолетта быстро выползла из-под его руки, повернулась на спину и натянула одеяло.

– Доброе утро … Я … не очень мешала тебе спать?

– Привет, рева! Вставай, а то опоздаем на работу!

Виктор перелез через нее и удалился в ванну.

Расходясь после скудного завтрака он в первый раз поцеловал ее.

В щеку.

Нередко Виолетта приходила сюда одна. Это бывало, когда у нее были вечерние или ночные смены на установке, или когда Виктор задерживался у себя в отделе.

И тогда она ждала его, читая книжки или разбирая его вещи – любовью к порядку Виктор не отличался. Но к его рабочему столу Виолетта даже не приближалась.

Иногда ей приходилось отвечать на телефонные звонки – ей сюда еще не звонили.

– Почему Антонина Ивановна никогда сюда не заходит?

– Потому что здесь ты.

– И что же?

– Она знает, что я в нее влюблен. И теперь ревнует к тебе …

Сегодня Виолетта подождала, пока он ляжет, и вошла в спальню в коротенькой комбинации со множеством кружевных вставок и довольно решительно юркнула к нему под одеяло.

– Ты что же думаешь, что через эти кружева лучше прощупывается твое тело? – заворчал Виктор.

Виолетта села, рывком сбросила комбинацию и сразу спряталась под одеяло.

И когда очень и очень нескоро все совершилось и движение на кровати прекратилось, Виктор с удивлением понял – у нее это было в первый раз и до него Виолетта была девственной …

Она пришла со смены и до прихода Виктора еще оставалось время.

Виолетта переоделась, надела свой привычный домашний халатик и занялась домашними делами – прибраться, навести порядок, отложить вещи для прачечной, пропылесосить пол.

Когда пришел Виктор она встретила его у двери, положила руки ему на плечи и поцеловала.

– Привет. Как дела? Есть хочешь?

– Привет. Ты давно? А сама поела?

– Я пожевала … В кафе пойдем?

– Не хочется … Мне подумать надо …

– Тогда садись и думай. Я тебе мешать не буду …

Виолетта устроилась в кресле с книгой – это был сборник стихов 1924 года с модными тогда авторами. Кое-кого она уже знала, кое-кого открывала вновь, а кое-кого пропускала из-за невоспринимаемости.

Виктор что-то писал, сидел с закрытыми глазами, думал, потом ходил по комнате.

И присел на корточки перед Виолеттой, взял ее руку. Погладил, прижал ее руку к своему лицу, поцеловал. Она молча сидела закрыв глаза, хотя рука ее в его руке жила своей жизнью, гладила его пальцы, его лицо.

– И откуда ты свалилась на мою голову …

– Это плохо?

– Это прекрасно … Но ты …

– Тебе плохо ос мной?

– Мне очень хорошо с тобой … Но, боюсь, что тебе со мной не столь хорошо …

– Мне с тобой очень хорошо. Я счастлива. Тебе этого мало?

– Конечно, мало! Мне нужна вся ты …

– На – вот она я … Вся здесь и вся твоя …

– Откуда же ты свалилась на мою голову?

– Из города Егорьевска … Я – поздний ребенок, и осталась сиротой в десять лет. Жила у тетки. Самой главной задачей было – стать самостоятельной, хотя тетка меня никогда и ничем не попрекала. Училась, много читала, стала подрабатывать корректором в местной газете – в школе меня считали самой грамотной. Потом завербовалась на работу в Сибирь, попала в этот город, училась на контрольного мастера механосборочных работ. А потом был набор операторов, были тесты. Я набрала 96 баллов из 100, а самый большой результат при отборе был 75 баллов. И работала …

– А личная жизнь?

– Мне очень хотелось стать взрослой … но мальчики на меня не особенно обращали внимания. Да мне и скучно было с ними – только и стараются потискать. А тут вообще мужчин дефицит и всех стоящих уже разобрали …

– А я – стоящий?

– Ты – самый-самый … И ты у меня первый. И ты это понял, я знаю.

– Не жалеешь? Я человек женатый, я уеду в Москву …

– Я ни о чем не хочу думать. Сейчас мне хорошо с тобой …

– Нам хорошо с тобой.

– Нам хорошо с тобой, и сколько мне отмерено для счастья, пусть столько и будет …

Он прижал обе ее ладошки к своим щекам и тут вошел Свиридов.

Виолетта сделала движение, чтобы освободить руки, но Виктор не дал ей этого сделать.

– Привет, население! Как жаль, что вас не видит Гриша – он бы нарисовал такой чудесный рисунок!

– Проходи, садись. Выпьешь чего-нибудь?

– Если есть, то выпью.

– Виолетта, посмотри – там еще оставалось … Ты знаешь, никак не сокращу ее имя до удобоваримого – может, поможешь?

– Виолетта, Виолетта … Мимолета, Многолета … Фтататита … Тота?

– Тота! Слышишь, ты Тота!

– Повинуюсь! Пусть сам Бернард Шоу будет свидетелем – мое имя Тота!

– За прекрасную Тоту!

– За твое здоровье!

– А теперь я с твоей Тотой хочу выпить на брудершафт. Позволишь?

Виктор немного удивился – что это Свиридов вздумал спрашивать его разрешения, но понял, что это сделано для Виолетты.

– Твое здоровье, Тота!

– Твое здоровье, Анатолий!

ПАЦИЕНТКИ

– Учитель, я хочу попробовать разблокировать сознание тех несчастных, что остались живы. Как вы считаете, стоит ли это делать?

– Если чувствуешь силы для этого, то действуй. Чем помочь тебе?

– Думаю – вы, Диана, кардиограф … даже два.

К эксперименту готовились очень тщательно, даже приготовили реанимационную палату.

– Начнем, пожалуй, с самой молодой, с Тилен Тургумбаевой. Все подключили?

И Умаров, и Диана с напряжением наблюдали за перьями самописцев. И пациентка, и Свиридов находились в разных комнатах и они их не видели.

Но особых изменений в кривых не было и зрители даже немного заскучали.

Их взбодрил Свиридов, вышедший в коридор.

– Идите, осмотрите девушку. У нее небольшая амнезия.

В палате неловко двигалась молодая женщина в мешковатом халате.

– Здравствуйте, – с сильным акцентом сказала она, – А где Анатолий Иванович? Он сказал, что вы поможете мне вспомнить все, что я забыла …

Через три для Таня, как стали называть ее все, бойко разговаривала, смеялась, и лишь иногда задумывалась, вспоминая что-то свое. По настоянию Дианы она вела подробный дневник.

– Говорят, ты почти волшебник?

– Знала бы ты, как это трудно … тяжело… Мне пришлось пройти всю ее жизнь, все ее муки, и попытаться убрать очень многое из ее памяти …

– Но удалось?

– Время покажет.

Евдокия Ивановна Пчелинцева и Сталина Валентиновна Лабунец были постарше, и Свиридов рассчитывал, что с ними работать будет труднее. А все оказалось наоборот. Вычеркнуть из их памяти тяжелые воспоминания оказалось даже легче, чем у Тургумбаевой.

Но вот чего Свиридову не удалось, так это убрать воспоминания о их контактах с мужчинами – он снял наиболее болезненные воспоминания, но полностью убрать это не смог.

Наибольшим успехом стали считать выздоровление Тургумбаевой.

Может быть потому, что Тургумбаева была и осталась девушкой?

В больнице все ходили ошарашенные, на Свиридова смотрели как на инопланетянина, но постепенно все успокаивалось.

– Ты сам-то понимаешь, что ты сделал?

– Я понимаю, учитель, что я сделал что-то невероятное, но я сам не понимаю, как я это сделал.

– Надо провести длительные наблюдения. Ты скажи Диане. Такая толковая баба оказалась!

УМАРОВ и ИВАНИЩЕВА

– Если вы думаете, что … произошедшее в моем кабинете дает вам право …

– Слушай, Анхелина, я азиат. Я сейчас тебе морду набью, паранджу надену, чтобы синяков видно не было …

А его ласковые руки говорили совсем другое. Он просто гладил ее плечи и ее руки, но это было так восхитительно, что доктор наук, профессор, начальник отделения и без пяти минут член-корреспондент Академии наук прошептала:

– Я … ничего не знаю … я … милый, но я же … Ты прекрасен … А я никогда … не замечала … мужчин …

Лежа рядом с ним, укрытая тонкой простыней и его смуглой рукой, она с трепетом слушала певучие стихи на незнакомом языке.

– Что это?

– Это Фирдоуси. О любви. О том, как ты прекрасна, как прекрасны твои груди, как изумителен твой живот, как чудесно твое лоно …

– Неужели это происходит со мной? Разбуди меня …

Прихватив простыню она убежала в душ, и мылась там, и разглядывала свое тело в зеркале, чего в принципе никогда не делала. И завернутая в простыню пошла к нему.

И остановилась, не доходя до кровати.

Умар Эрнестович лежал так, как она его оставила – обнаженный.

Иванищева остановилась, пораженная этим зрелищем, потом медленно освободила простыню и последние шаги до кровати сделала тоже обнаженной …

Когда в танцзал вошли Умаров и Иванищева, то, казалось бы, никто и не обратил внимания, что она держит его под руку и послушно идет рядом.

Но достаточно было взглянуть на чеканное лицо Умарова, чтобы понять – «я пришел со своей женщиной». И она танцевала только с ним – впервые в этом зале, и оказалось, что Иванищева – не синий чулок, а вполне женственная особа.

К КУТЕНКОВЫМ

– Аня, вы сегодня собираетесь домой, навестить своих?

– Да, Анатолий Иванович.

– Можно мне с вами? У меня дело есть к Пармену Порфирьевичу по поводу лошадей. Возьмете меня?

– Да конечно, Анатолий Иванович! Отец так рад будет!

Они встретились у входа в корпус.

– Только автобус до нас не доходит – идти придется.

– А я хотел на машине. Нам еще заехать в городе придется в одно место.

– И мне надо продуктов прихватить …

– Я подгоню машину, а ты набирай продукты.

Аня сидела у выхода с несколькими сумками. Свиридову показалось, что она взяла мало.

– Дай-ка гляну, что ты припасла!

– А что, слишком много?

– Наоборот, маловато будет. Пойдем, еще раз пройдемся.

На этот раз пакеты пришлось вывозить к машине на тележке.

– Мы с тобой по дороге заедем в одно место. Навестить надо.

Худенькая Олеся так обрадовалась Свиридову, что ему даже стало жалко ее.

Соседки Олеси ушли развлекаться, и она одна сидела, забравшись с ногами на кровать и укутавшись платком.

– Дядя Толя, дядя Толя! Здравствуй! Как здорово, что ты зашел!

– А это Аня.

– Привет, Аня! Вы посидите? – такая мольба была в ее голосе.

– Знаешь что, Олеся, поехали-ка с нами в гости. Одевайся, обувайся и айда! А там и у печки дадут погреться, и из самовара чаем напоят! Поехали?

– Так я сейчас!

Свиридов и Кутенкова вышли в коридор.

– Бедная девочка. Молоденькая совсем, а соседки у нее много старше. Им с ней неинтересно, вот она одна и сидит вечерами. Давай возьмем ее с собой?

– А я готовая, Анатолий Иванович!

Олеся в полушубке, в валенках, в теплом платке была похожа на замотанную куклу.

Чтобы девушку отпустили Свиридову пришлось писать специальное распоряжение.

Но наконец все решилось, и девушки разместились на заднем сиденье джипа.

– Вы там рассупоньтесь, а то взопреете!

Пользуясь подсказками Ани Свиридов быстро нашел нужный дом.

– Я сейчас отчиню ворота! – Аня выскочила из машины, юркнула в калитку и большие воротины стали уходить в стороны.

Машину поставили в сторонку, а на осветившемся крыльце появилась старушка.

– Кого это бог принес к нам в гости?

– Это я, мама, Аня! Я не одна!

В обширной русской горнице Аня обнялась с невысокой старушкой, затем с отцом.

Свиридов, сняв шапку, обозначил поклон в красный угол, а Олеся дополнила поклон крестным знамением.

Чинно поздоровались – и старушка Аксинья Паисьевна, и хозяин Пармен Порфирьевич были на удивление добродушны и приветливы.

Свиридов с девушками быстро перетаскали пакеты и сумки в дом, Аксинья Паисьевна стала сортировать привезенное да командовать девушками, а Свиридов завел солидный разговор с хозяином.

И буквально через несколько минут они уже оказались на конюшне, что была пристроена на сибирский лад к дому.

Несколько раз Аксинья Паисьевна выходила и звала мужчин за стол, те уже направлялись в горницу, и каждый раз останавливались и не могли прервать разговор, в котором принимали участие лошади.

– Ну, что же ты, отец! Замучил гостя совсем! Зову вас, зову …

– Простите великодушно, Аксинья Паисьевна, оторваться не могли.

Стол был скромен, но хозяйка выложила и привезенные деликатесы – свежие помидоры, огурчики, дорогую колбасу, красную рыбу.

– Анатолий Иванович, у нас в доме выпивать не принято. Но сегодня со свиданьицем, понемножку!

– Мир этому дому! Ваше здоровье!

С пузатого чугунка сняли крышку и такой духовитый пар пошел по горнице.

– Аксинья Паисьевна, вы волшебница! Именно этого нам и не хватало!

Картофелины брали руками, посыпали крупной солью, и это было так вкусно.

Олеся прослезилась, закрыла лицо руками.

– Ну, дочка, ты чего? Дом вспомнила?

Аксинья Паисьевна положила девушке на тарелку огурец, помидор и кусок домашнего черного хлеба. Та разрыдалась еще больше, и Аня увела ее от стола.

– Анатолий Иванович, мне дочка немного рассказала … Пусть Олеся поживет у нас, если можно. Видно, что девушка деревенская, простая, добрая … Если можно, конечно …

– Можно. А ведь я смущать вас приехал.

– Как это?

– Есть у нас подворье старое, побольше вашего. Прямо в лесу, но недалеко от заброшенной часовни и действующей больницы. Есть маленькие детишки, мальчики. Так они из зверей домашних только собаку знают – но собака у нас особенная, она людскую речь понимает. И вот хочется мне, чтобы эти старые избы ожили, чтобы в них снова людской дух появился. И чтобы лошади заржали, и чтобы мальчишки кормили их хлебом. Анютка ваша работает там недалеко, подворье уже в порядок приводят. Хочу вас сманить туда, к себе, вместе с лошадьми.

– Как же так – все бросить?…

– Нет. Перевезти душу дома на новое место. Мы когда подошли через снег к этим домам, так они не заперты, только дверь лесиной подперта. А на припечке лучина и береста приготовлена … Чья-то добрая душа подумала о тех, кто придет … А там все есть – и магазин, и врач заглянет, и молодежь снег раскидает и дров нарубит. В сарае сани-розвальни нашли …

– Как же так – бросить родное место?

– А вы не спешите решать. Пусть Аксинья Паисьевна съездит с нами, походит с Анютой, осмотрит. Потом и Пармен Порфирьевич может приехать погостить, место посмотреть. А решите – так переезд мы организуем, вместе с лошадками. У нас там работают многие с вашего края – Михеич, Кузьмич …

Разговоров на другой день было много – и о лошадях, и об Олесе, которая с радостью осталась у Кутенковых, и вырядилась в старенькое Анюткино платьице, и о старости …

Каждый отдельно – и Аксинья Паисьевна, и Пармен Порфирьевич сетовали на годы, на отсутствие внуков, на старшую дочь Варвару, что из города носа не кажет, на тяготы хозяйства …

ВИОЛЕТТА

Свиридов почти каждый вечер появлялся на танцах – правда, из-за занятости всякими делами это бывало очень кратковременно, но потанцевать он успевал. И не было ни одного случая, чтобы он не потанцевал со своей женой.

В кафе вошли Виолетта с Виктором – она первый раз уверенно держала его под руку. Они осмотрелись в поисках свободных мест.

Из-за столика им помахал рукой Худобин.

– Молодежь, идите к нам! Если вас не смущает наша стариковская компания …

– Ну, Лео!

– … и устраивает наше общество …

– Спасибо, Лев Вонифатьевич! Добрый вечер, Дина!

– Здравствуйте.

– Это – Виолетта.

– Очень приятно. Будем знакомы …

Дамам понадобилось всего пара минут чтобы оглядеть друг друга и завязать вполне женский разговор, в котором мужчинам не было места.

Сегодня Тоня задерживалась и Свиридов пригласил на танец Виолетту, спросив разрешения у Виктора.

– Анатолий Иванович …

– Ну, зачем же так! Мы уже перешли на ты.

– Прости, Анатолий, я еще не привыкла. Мне ужасно интересно – вы с Витей давно знакомы? Вы всегда разговариваете так, будто виделись весь день и только недавно расстались …

– Мы с Витей знакомы очень давно. Мы учились вместе в институте. Правда, у меня был перерыв, но потом я … я догнал свою группу. И так с тех пор несколько человек из нашей группы поддерживают связь друг с другом. Жена Виктора тоже училась с нами, была страстно влюблена в меня, но без ответа, и потом вышла замуж за Витю. А Витя влюбился в мою жену, правда, чуть позже, и у них прекрасные отношения.

– И у вас … у тебя с его женой тоже хорошие отношения?

– Очень хорошие. Когда я к ним захожу, то со стороны бывает трудно понять – кто тут муж, а кто просто так в гости пришел. И с Тоней у нее отношения … без сложностей.

– Объясните … объясни мне, если можно, как можно жить с женой и быть влюбленным в другую? Витя говорит, что любит меня и любит свою жену. Ты не подумай …

– А я и не думаю. Я же много знаю, многое вижу, и поверь мне … Я очень хочу, чтобы каждый из вас получил свою долю счастья …

Удивительное дело – раньше Виолетту на танец приглашали очень и очень редко и танцевала она преимущественно «белые» танцы, когда можно было «законно» пригласить мужчину.

А теперь ее вдруг стали приглашать – то кто-нибудь из офицеров Воложанина пригласит, то Левушка Худобин…

НА ТАНЦАХ и в ЛЕСУ

А Виктор танцевал с Тоней.

– Так и скажи, что влюбился в эту малышку!

– И влюбился. Конечно, не так, как в тебя – ты совсем другое дело …

– Стоп! Эта тема у нас с тобой закрыта. А малышка вполне … смотри, как Толя с ней танцует. Умненькая?

– Начитанная – жуть! И очень интеллектуальная – я не могу подобрать другое определение. Даже странно, что она тут и просто оператор.

– Ну, и как у вас? Толя ничего не рассказывает, ты не заходишь …

– У нас все хорошо.

– Даже так? Она, что же, тоже влюблена в тебя?

– Да. И я у нее был первым, представляешь?

– И что же будет дальше? А как же Лена? Она ведь забеременеть может?

– Боюсь, что да. Боюсь, что уже.

– Рожать будет? Будет у тебя еще один ребенок. Разводится не думаешь?

– Не думаю. И насчет ребенка … не знаю, как оставить ее с ребенком. Мой ребенок тут, а я – там. И не навестишь в воскресенье …

– Обязательно дай ей родить! Обязательно! Ты даже не понимаешь, какое это счастье – ребенок!

Тоня оставила его, но пошла не к столу, а к выходу.

Свиридов в этот момент стоял спиной к ним, но поднял вверх пальцы и Гриша как по команде устремился за Тоней.

Но скоро он вернулся.

– Дядя Витя, что ты ей сказал? Почему мама плачет? Ну?!

– Я ей ничего такого не сказал … она спрашивала про нас Виолеттой … и все.

– Но она плачет! Значит, ты ее обидел! Папа!

– Нет, Гриша, Виктор ничем ее не обидел. Я знаю, в чем дело. Пойдем, я тебе все объясню …

Свиридов и Гриша вышли из зала и прошли в начало подземного перехода.

– Я думаю, что дело было так. Виктор что-то сказал нашей маме насчет Виолетты и насчет того, что у нее может быть ребенок …

– А у тети Виолы будет ребенок? От дяди Вити?

– Возможно. И наша мама отреагировала на это … так болезненно, потому что … Потому, что у нашей Тони детей не может быть.

– Как это? Я думал, вы просто не хотите …

– Нет. Если бы она могла, то у тебя обязательно появился бы братик или сестричка.

– Но почему она не может?

– Видишь ли … Когда их с Марго первый раз отправили … отправили в командировку … Они решили, что так надо и пошли и сделали операции … После этого у них не может быть детей.

– И тетя Маргарита тоже? Они с мамой … знакомы так давно?

– Они уходили на свое первое задание вместе.

– Папа! Пойдем, найдем маму и успокоим ее! У нее есть я!

– Иди, найди ее и скажи ей это …

Тоня шла по снежной дорожке.

Она уже вытерла слезы, но еще нервно сглатывала, и вздрогнула от неожиданности, когда Гриша взял ее под руку.

– Мама, у тебя есть я. И есть папа.

– Гришенька, милый мой! Конечно, у меня есть ты и твой папа …

– У тебя есть я! Понимаешь, ты для меня родная мама.

– Я люблю тебя, Гриша. Очень люблю! А то, что я не могу родить Толе ребенка – что же тут поделаешь …

– Он тебя очень любит! Очень-очень!

Тоня наконец не выдержала и разрыдалась, а Гриша встал перед нею и стал поцелуями осушать ее глаза. Целуя ее Гриша почувствовал, что Тоня вздрагивает не только от сдерживаемых слез, но и от холода.

– Ты озябла? Давай быстро домой!

Он взял ее под руку и почувствовал, как она оперлась на его руку и крепко прижала ее.

Прямо у двери их встретил Свиридов.

Он молча стал раздевать Тоню. Снял полушубок, шапку, посадил и стянул сапожки с ее ног. Легонько поднял ее, поставил на ноги и стал стягивать теплые брюки, затем аккуратно стал снимать колготки.

Гриша стоял, не смея шелохнуться – совсем не потому, что его отец раздевал его мать, а потому что видел и чувствовал – как он это делал, с какой нежностью и любовью прикасался к ней.

Посадив Тоню на стул Свиридов стал растирать ей ноги и при этом целовал их, целовал ступни и пальцы, целовал колени и прижимался к ним лицом. Все это происходило молча и Тоня пальцами гладила Свиридова по голове.

Потом Свиридов поднял ее на руки и понес к себе в комнату – только теперь Гриша вздохнул.

– Прости меня, – шептал Свиридов, обнимая и укутывая Тоню и покрывая ее лицо поцелуями.

– Милый, я давно тебя простила за все … За все, в чем ты был или не был виноват …

СВИРИДОВ ПРИШЕЛ с ГРИШЕЙ

– Привет, население! – привычно обратился Свиридов к Виктору и Виолетте.

На этот раз он пришел с Гришей.

– Здравствуйте …

Виолетта сидела на диванчике, который заменил кресло, Виктор лежал, положив голову ей на колени. Виолетта сделала движение, чтобы встать, но Виктор удержал ее.

– Вот и гитара появилась, – Свиридов снял со стены новенькую гитару, прошелся по струнам. – И очень даже ничего.

Он подстроил гитару, подкрутив колки.

Никого

Не будет в доме

Кроме сумерек.

Один

Новый дом

В пустом районе

Незадернутых

гардин …

Гриша всматривался в лицо Виолетты, следил за ее глазами, видел, как ее рука незаметно ласкает руку Виктора, а он легонько прижимается лицом к ее груди.

Свиридов пел очень тихо, как бы про себя и играл тоже не в полную силу.

Но внезапно

По паркету

Пробежит волненья дрожь.

Тишину

Шагами меря,

Тишину

Шагами меря

Ты как будущность

Войдешь…

Звук струны долго еще плыл по комнате, постепенно замирая.

– Дай, я хоть кофе приготовлю…

Виктор неохотно спустил ноги с дивана и отпустил Виолетту.

– Тота, мне покрепче! – Свиридов повесил гитару обратно на стену и присел к столу.

– А тебе, Гриша, кофе или чай? – спросила Виолетта.

– Спасибо, но мне нужно идти. Меня дама ждет.

– Ну, беги, дамский угодник! – помахал ему вслед Виктор.

– Зачем ты так. Хороший мальчик … – укоризненно произнесла Виолетта.

ГРИША и ОЛЯ ПЕТРОВА

Они подошли к выходу почти одновременно – Ольга с лестницы, а Гриша вышел из лифта.

– Привет!

– Привет, моя милая дама! Пошли?

И они пошли по дорожке, что вела в сторону от корпуса, и Ольга взяла Гришу под руку.

– Как дела?

– Все хорошо, происшествий нет! – шутливо ответила Ольга.

Снег негромко поскрипывал под их ногами.

– Гриша, мне хотелось … Что ты думаешь о Скворцове и Ерцкой? Как ты считаешь?

– Я не хотел бы обсуждать их взаимоотношения. – помолчав ответил Гриша.

Они еще прошли молча.

– Я тоже обсуждать их взаимоотношения не хочу. Но посмотри: у меня там остался любимый человек, у тебя – любимая девушка, а мы тут с тобой …

Еще какой-то кусок тропинки они прошли молча.

– Наверное есть что-то похожее. Но чисто внешне, разве нет?

– Но мы с тобой проводим много времени вместе, гуляем вместе по вечерам, ты танцуешь почти только со мной … И что подумает посторонний, видя это … – Ольга не договорила.

– Видя это безобразие, хочешь ты сказать?

– А если серьезно? Как ты относишься ко мне? Честно-честно!

– Я к тебе отношусь очень хорошо … Мне сложно сформулировать, но это можно назвать какой-то формой влюбленности. Ты приятный мне человек, ты приятная мне женщина и даже в значительной степени близкая мне женщина. Но при всем при этом … поцеловать тебя так, как целуют свою любимую женщину, я вряд ли смогу … и физическую близость с тобой плохо представляю …

Ольга молчала.

– Извини, если вышло … немного резко. Но ты действительно стала близкой мне. А ты?

– Знаешь, ты очень хорошо сказал … Мое отношение к тебе практически такое же, только я не думала … Я не думала, что это на самом деле удивительно похоже на настоящую влюбленность – ты понимаешь?

– Но я не перестаю относится к Уле так, как я относился к ней раньше, до близкого знакомства с тобой. А ты? Твое отношение к дяде Володе изменилось?

– Если и изменилось, то в сторону еще большего желания быть с ним … И спать с ним – ты понимаешь? Он был для меня настоящим первым мужчиной и я хочу оставаться его женщиной …

– Давай дальше развивать это не будем … Нет, нет, совсем не потому, что у меня есть от тебя секреты или я стесняюсь обсуждать это … Нет. Просто у меня для такого обсуждения нет … нет достаточного опыта.

– Ты извини меня. Я не хотела тебя обидеть.

– Да чем ты могла меня обидеть? Тем, что советуешься со мной по таким тонким и щекотливым вопросам?

– Но это же очень важно!

– Согласен. Но если человеку не верить, то лучше сразу уйти в сторону. Иначе ничего путного не получится. А Виктор … Я действительно не берусь судить об их отношениях с Виолеттой, и мой опыт здесь ни при чем …

– Знаешь, Ангелина Митрофановна мне много рассказывала о своей жизни, о Тимофееве, о том, что почти всю жизнь прожила за колючей проволокой …

– Она была в заключении?

– Нет, просто работала в закрытых организациях вроде нашей. Значит за колючей проволокой, в изоляции от окружающего мира. И там, в такой изоляции, тоже шла своя нормальная жизнь с любовью и ревностью, с изменами, с предательством и прощением …

– А мы с тобой сейчас в двойной изоляции – изоляция внутри изоляции, да?

– Получается, что так. Но жизнь идет и поколотить тебя за вредность я могу и тут!

Ольга толкнула Гришу в снег и бросилась на него, но Грише удалось увернуться и он сам уселся верхом на ее ноги и схватил за руки.

– Агрессору дадим достойный ответ!

– Обязательно!

И Ольга вывернулась из-под Гриши, повалила его в снег, навалилась сверху и попыталась засыпать снегом. Это у нее почти получилось, но каким-то чудом Гриша оказался сверху и сам стал сыпать на нее снег.

Так они кувыркались, расширяя утоптанную площадку – интересно, а что подумают потом, видя этот пятачок утрамбованного снега?

Потом они старательно отряхивали друг друга и пошли назад, к корпусу, и Ольга крепко держала Гришу под руку и рассказывала про мальчиков и про массаж, который ей теперь делали …

 

Виолетта

СПРАВИТЕСЬ?

– Галя, пригласите Баранова, Долгополову и Потаповича. Срочно.

Не прошло и десяти минут, как появилась Долгополова, а за нею Потапович и Баранов.

После краткого приветствия Свиридов положил перед ними листок бумаги.

– Вот так необходимо перенастроить излучатели на «сотке Б».

– И надолго?

– Думаю, дней на десять – двенадцать.

– Отвернуть крепления – пара пустяков. Но ведь еще и юстировать надо …

– А вот юстировать нет необходимости – такая точность не требуется.

– Но зато потом, когда будем возвращать излучатели в прежнее положение, юстировка обязательно понадобится!

– Да. Поэтому неплохо бы придумать конструктивные ухищрения для точного возврата излучателей в прежнее положение. Это задачка для Лены.

– Да есть уже вариант станины, позволяющий заменять излучатели почти без юстировки. Точное положение устанавливает оператор с пульта – доводка минимальная.

– Тогда готовьте все детали для замены станин под все излучатели. А сейчас, на первых порах, придется юстировать вручную. За ремонтную смену управитесь?

– Управимся. Механика от Михеича, двоих от Потаповича, и, скорее всего, Карцеву. Справимся.

– Как, все согласны?

– Если Лена сказала, что управится – спорить бесполезно. Ты согласен, Саша?

– Я согласен. Тем более пока настоящей работы нет, я имею в виду биологию …

ГРИША у ВИОЛЕТТЫ

Гриша пришел к Виктору и они ждали Виолетту.

– Витя, а что же будет? Тетя Лена, Машка с Костей …

– Не знаю, Гриша, не знаю … Никак не могу понять всего этого …

– А Виола? Она понимает?

– Она очень многое понимает и ничего не требует …

Виолетта пришла вместе со Свиридовым, и было видно, что оба пришли прямо с улицы.

– Привет, население! А я вам снегурочку привел!

После горячего чая Свиридов взял в руки гитару.

Звезды

Поднимаются выше,

Красота их

Сводит с ума,

Если

Ты меня не услышишь -

Значит

Наступила зима.

Свиридов пел тихо и еще тише звучали струны гитары.

Небо,

Загрустив, наклонилось,

В сумерки укутав дома.

Больше ничего

Не случилось -

Просто

Наступила зима.

Виолетте почему-то показалось, что поет молоденькая девушка с длинной русой косой и большими, распахнутыми в мир глазами.

В тот день,

Когда

Ты мне приснился,

Я все придумала

Сама.

На землю

Тихо опустилась зима,

Зима.

Я для тебя

Не погасила

Свет

В одиноком окне …

Как жаль,

Что это все

Приснилось

Мне …

– Толя, что это было? – после долгого молчания спросила Виолетта.

– Эта песня еще не написана и еще не спета. Услышите в свое время. Пошли, сын?

– Пошли, папа. Счастья этому дому!

После того, как за Свиридовыми закрылась дверь, Виолетта спросила.

– Почему Свиридов сказал, что эта песня еще не написана? Что это значит?

– Это значит, что надо помалкивать. Не слышали, не знаем … А когда вдруг услышим по радио, то это будет первый раз … Свиридов – особенный …

Виктор поцеловал Виолетту.

– Ты позволишь мне … сохранить нашего ребенка?

Виктор молчал.

– Пожалуйста! Это будет памятью о тебе …

Виктор молча вышел из комнаты.

ВИКТОР и ТОНЯ

– Ты давно не заходил. Занят был?

В Тонином вопросе было все – и ревность, и подтекст, и действительно Виктор давно не заходил к Свиридовым.

– И то, и другое, и третье. Все ты знаешь. Виолетта – прекрасна, она оказалась совсем не такой, как всем казалась. И еще хуже – у нее … у нас с ней будет ребенок.

Тоня помолчала.

– Ты хочешь этого?

– И да и нет. Но она очень хочет этого ребенка.

– А как же Лена? Молчи, молчи! Я знаю, Лена есть Лена. И любовь у вас с ней … По крайней мере у тебя к ней …

– Но ты, наверное, была права – для нее ребенок будет настоящим счастьем, смыслом жизни … А я как-нибудь переживу … эту разлуку …

ТЫ ПОЗВОЛИШЬ МНЕ СОХРАНИТЬ НАШЕГО РЕБЕНКА

– Ты позволишь мне … сохранить нашего ребенка?

Виктор молчал.

– Пожалуйста! Это будет памятью о тебе …

Виктор молча вышел из комнаты.

Она не продолжила этот разговор, но через несколько дней Виктор сам начал его.

Он взял ее голову руками и сжал ее так, что ей стало больно.

– Я понимаю, как для тебя важно сохранить ребенка … Нашего ребенка … Твоего и моего ребенка … А каково мне? Мало того, что я оставляю тут тебя … Ты – взрослая, ты выдержишь, а он … А он? Чем он виноват? Представляешь, как мне будет ужасно все время чувствовать, что он здесь … без меня … Мой ребенок – без меня! Это же страшно!

Виолетта молча терпела боль от его рук.

– Пусть ребенок будет. Я так решил.

СВИРИДОВ у СКВОРЦОВА

Свиридов часто заходил к Виктору и Виолетте.

Здороваясь, он почти всегда произносил свое обычное «Привет, население!»

Сегодня он остановил Виктора, который хотел что-то сказать и сразу начал читать стихи, не ожидая обычного подхватывания строк.

Времена не выбирают -

В них живут и умирают.

Большей пошлости на свете

Нет, чем плакать и пенять,

Будто можно те на эти

Как на рынке поменять.

Стихи были странные и непривычные, а строй их – совершенно незнаком ни Виктору, ни Виолетте.

Что ни век -

То век железный.

Но дымиться сад чудесный,

Блещет тучка.

Обниму

Век мой, рок мой

На прощанье.

Время – это испытанье,

Не завидуй никому.

Виолетта напряженно вслушивалась в непривычный строй стиха и в его тревожный смысл, вглядывалась в лицо Свиридова.

Крепко честное объятье.

Время кожа,

А не платье.

Глубока его печаль.

Словно с пальцев отпечатки

С нас его черты и складки

Приглядевшись

Можно снять.

– Толя, что это? Чьи это стихи? Почему я их не знаю?

– Когда они будут написаны, вы их услышите. Привет!

И он помахал рукой и вышел.

– Объясни мне … я не понимаю … Как это – когда они будут написаны? Значит, они еще не написаны?

– Скорее всего именно так. И не нужно рассказывать об этом …

ПЕРВАЯ ПАРТИЯ

До ремонтной смены еще было три рабочих, и за это время Скворцов умудрился не только составить новую программу для операторов, но и испытать новый режим у себя на установке с одним излучателем.

А в мастерской срочно варили переходный шлюз для загрузки контейнеров в газовой атмосфере, стеклодувы паяли ампулы для рабочих контейнеров, а сменный диск загрузчика переоборудовали под эти плоские стеклянные ампулы.

Для загрузки изотопа – а для этого Скворцов тоже успел написать регламент – приспособили изотопный лабораторный шкаф, и начали загружать первые рабочие контейнеры. И к моменту начала ремонтной смены новый загрузочный диск был готов и заряжен контейнерами с продуктом 7/8 для очистки.

Переход на новый режим не вызвал затруднений у операторов и через день были получены первые образцы очищенного продукта и следом за этим данные анализов – чистота продукта была достаточно высокой. За сутки установка давала больше ста грамм очищенного продукта 7/8 и задержка была за транспортными контейнерами – первые образцы стали поступать только на третьи сутки. Их сразу стали загружать готовым продуктом, запечатывать и приклеивать к ним паспорта.

И через неделю в Москву вылетел самолет с готовой продукцией – в обшитых поролоном ячейках стояли двадцать поблескивающих металлических контейнеров, каждый из которых содержал по 50 грамм очищенного изотопа.

А установка продолжала работать, Черномырдин рассчитывал калькуляцию нового продукта, и в центр ушла заявка на поставку сырья.

«ЗВОНОК» ИЗ ПРОШЛОГО

Брызга позвонил в середине дня.

– Анатолий Иванович, срочно приезжай. «Малява» пришла для Шистер.

Свиридов вызвал Диану и вместе с ней отправился в горотдел.

– Да, это мой личный шифр, – сказала Дина, просмотрев засаленное письмо с претензиями по отгрузке запчастей. – Сейчас расшифрую.

Она взяла карандаш и стала писать на листке бумаги что-то в столбик, а затем появился текст.

«Для личного контакта срочно теруправление дядя»

– И что это может означать?

– Это может означать только одно – хотят убедиться, что Шистер на свободе, и что она работает не под контролем.

– Значит, ей надо ехать?

– Ехать надо, но … Мне придется ехать с ней.

– В качестве кого? И как это легендировать?

– Думай, Назар, думай. Я тоже буду думать. А ты что скажешь, Дайяна?

– Это контрольный вызов. Полковник прав – ехать надо. Но я могу съездить и одна.

– А сумеешь ли ты определить, кто тебя там будет ждать? И просто ли ждать?

– Ну, я слишком ценный кадр, чтобы меня попытались убрать. Да и причин пока нет …

– А если есть? Мне рисковать не хочется, тем более тобой.

– Спасибо, полковник, сэр. Но такова моя профессия.

– Хорошо. Пока думаем.

Вечером Свиридову принесли две шифрограммы.

Одна была от Сторнаса:

«Есть данные о вызове ШУ на контрольную встречу.»

Вторая была от куратора:

«Агент вызван на встречу для проверки тчк Категорически запрещаю личное участие тчк»

С НЕРОДИВШИМСЯ РЕБЕНКОМ

– Витюша, ты аккуратнее … А то он может обидеться …

– Он уже живет? Уже живет в тебе?

– Да. Твой ребенок, твой сын.

– Дай мне поговорить с ним!

– Положим руки вот сюда …

Виолетта показала Виктору, как ему сесть поудобнее, и куда положить руки. Он уселся между ее ног, просунул свои ноги под ее согнутые ноги, обхватил ладонями ее еще гладкий живот.

– Маленький мой, ты слышишь меня? Ты уже есть у нас с твоей мамой и мы уже любим тебя. Расти и ни о чем не волнуйся. Все будет хорошо. Я буду тебе рассказывать сказки, какие помню, а когда запаса сказок не хватит, то буду читать тебе стихи.

– Ты знаешь детские стихи? А я не очень … нескромно лежу?

– Мы с тобой сейчас изображаем какую-то позу из Камасутры. Но разве это имеет значение? У тебя груди начали набухать …

– Ой, правда? Уже заметно?

Виолетту сняли с контакта – это давно позабытое правило вспомнили, и вспомнил об этом Белосевич.

– Анатолий Иванович, это правило – снимать с контакта беременных женщин – появилось очень и очень давно, и очень трудно сказать, насколько оно оправдано. Но Виолетта Ерцкая беременна и я считаю, что ее необходимо снять с контакта, то есть не допускать к работе оператором на установках. А Карцева с самого начала поставила Самохину на камеральные работы.

– Роман Натанович, вы очень внимательны, спасибо вам. Но есть ли какие-нибудь реальные данные о влиянии излучения на утробное развитие плода или на организм беременной женщины? Я не встречал среди отчетов ничего подобного.

– Таких материалов не было. Но хочу вам напомнить, что тоже в самом начале, после нескольких неудачных родов мертвых девочек, было принято варварское решение о принудительном аборте в случае беременности. И все женщины на объекте стали избегать беременности и надежно предохраняться. Откуда же было взяться данным о влиянии излучения!

– Да, действительно. Придется это записать Иванищевой в свою программу, хотя я и не представляю, как это можно исследовать. А Ерцкую придется от работы с излучателями отстранить.

СНЯТИЕ с КОНТАКТА

– Привет, Витя! Я зайду вечером. Виолетту придется отстранить от работы с излучателями.

– Ладно, я сам с нею поговорю.

Вечером Свиридов пришел к Виктору еще до его прихода и застал Виолетту одну.

– Привет, Тота. Как дела, как здоровье?

– Нормально, Толя. Работаю посменно. График удобный – отдохнуть успеваю. И отоспаться, и в бассейн сходить.

– А как чувствует себя будущее потомство?

– Что, Витя сказал? Вот болтун! Ничего ведь еще не заметно!

– Но уже живет и развивается. Так? И ты похорошела – спасу нет.

– Уж будто бы!

– Для обеспечения здоровья потомства я принял решение освободить тебя от работы с излучателями. Поскольку блок управления отнесен от излучателей, то еще какое-то время ты сможешь работать оператором, а потом … Будешь заниматься бумажной работой. Инструкции, регламенты, программы …

– Излучение опасно для … для маленького?

– Мы предполагаем, что оно может быть нежелательным. Поэтому тебе нельзя даже появляться на «сотке Б».

– Спасибо за заботу … о нас. Ты Виктору сказал?

– Сказал. Но решил, что лучше тебе сказать это мне самому. Об этом старом правиле наш начальник медицины Белосевич вспомнил, когда увидел твои анализы. И гулять тебе теперь нужно побольше – скажи об этом Виктору.

Вскоре Виолетте понадобилось более свободное платье, и Тоня с Гришей соорудили специальную модель, и сшили ей новое платье.

Но первое просторное платье они сшили Нине Самохиной – ее животик уже стал выделяться. Это доставляло столько удовольствия Нине и Николаю – он так осторожно и ласково гладил ее живот, разговаривая с будущим ребенком.

А Гриша, прорисовывая модель платья для Нины, любовался ее телом, наполненным счастьем материнства.

Если Нина немного посмущавшись переставала обращать внимание на Гришу, то с Виолеттой было сложнее – она Гришу стеснялась и заставить ее раздеться до белья оказалось непросто. У Виолетты еще ничего заметно не было, просто она пополнела, и новое платье лишь подчеркивало ее изящную фигуру.

Швейная мастерская из одной небольшой комнаты уже превратилась в настоящее производство – примерочная, большой стол для раскроя ткани, несколько швейных машинок.

За машинки садились все, кто хоть немного умел шить, и количество и качество «самошвея» быстро росло …

СОВЕЩАНИЕ – КОГО СНИМАТЬ

– Галина Климентьевна, на одиннадцать на завтра. Белосевича, Иванищеву, Умарова, Баранов, Карцеву, Ерлыкину, Потаповича, Скворцова.

– Записано, Анатолий Иванович.

Ровно в одиннадцать все устроились в кабинете Свиридова. Галина вышла.

– Тема нашего сегодняшнего совещания – некоторые аспекты влияния излучения на организм беременной женщины и развивающийся плод.

– Анатолий Иванович, предупредили бы! Я бы материалы посмотрела!

– Успокойтесь, Ангелина Митрофановна. Таких материалов в нашем архиве нет. А вот старый запрет на привлечение беременных к работам с излучателями – есть.

– Из группы операторов беременны двое – Нина Самохина и Виолетта Ерцкая. Хотя возможно, что есть и еще …

– Правильно, Полина. А почему несносный ребенок не пришел?

#Мальчик, ты где? Почему не пришел?

Свиридов мысленно связался с Олегом Ерлыкиным.

#Знаешь, дядя Толя, тема у вас не очень для меня подходящая. Думаю, информации по этому поводу могли бы дать мальчики, особенно Дима. Только спрашивать напрямую их об этом не стоит.

#Ладно. Учту.

Этот мысленный диалог занял меньше секунды.

– Итак, два аспекта. Первый – насколько это оправдано или какое влияние оказывает излучение на организм матери и плода. Это для вас, Ангелина Митрофановна.

– Я поняла.

– И второй аспект, чисто практический. Пока нет данных запрет действует, и наших мам мы будем оберегать. Но кем-то нужно заменять беременных операторов, имеющих контакт с излучателями, а я думаю, что вскоре еще появятся беременные …

– Ты прав, Толя, скоро появятся. Теоретически – все молодые мамы, повыходившие замуж. Я за них рада, но им срочно нужна смена.

– Ты права, Леночка. Поэтому всем вам задание – искать и готовить новых операторов.

– Слушай, а система управления вполне позволяет сократить число операторов хотя бы на одного. Я думаю, пока еще рано оставлять у пульта одного человека, но третьего можно убрать.

– Принимаем заявление Потапа, но с обязательной проверкой.

– И еще. Можно поговорить с девушками и сократить число операторов в смене за счет сокращения пауз для отдыха. Думаю, что если девушкам объяснить, из-за чего это …

– Согласен, Саша. Не перегрузим ли мы операторов, Леночка?

– Как тебе сказать … Мы в свое время работали куда более напряженно, и ничего …

– Ну, что же. Положение проясняется. С учетом того, что наши излучатели на «сотках» разнесены и там операторы у пульта не имеют контакта с близко расположенными излучателями, ограничение касается только всех остальных установок. То есть твоих, Виктор …

ОПТИМИЗАЦИЯ УПРАВЛЕНИЯ

– Галя, вызовите ко мне Ерцкую и Долгополову.

Обе дамы явились очень быстро – обе в брючных костюмах Тониного производства, красивые и элегантные.

Суковицина вопросительно взглянула на Свиридова, но тот еле заметным движением голову дал понять, что она не должна уходить.

– Милые мои девочки, – усаживая Виолетту и Лену за стол говорил Свиридов, несколько смущая посетительниц.

– У меня к вам есть важное поручение. Но сперва я хочу сказать вам …

И Лена, и Виолетта с напряжением ждали продолжения.

– Я очень рад, что у нас в недалеком будущем появятся маленькие детишки, что среди наших милых дам уже есть будущие мамы. И то, что среди этих будущих мам уже находитесь вы обе, меня очень и очень радует!

Лена и Виолетта смутились и даже покраснели.

– И не нужно смущаться – это же очень здорово! И я желаю вам всяческого счастья! И именно с беременностью некоторых наших женщин связано мое поручение вам.

– Галина Климентьевна, пожалуйста, приготовьте свежего чайку нам. А потом вы запишите, все что будет нужно.

– Итак, милые мои девочки. Техника безопасности исключает присутствие беременных на установках с излучателями, и нам нужно это иметь в виду. Количество опытных операторов в связи с этим обстоятельством уменьшается, а работа страдать не должна. Что делать? У вас есть какие-нибудь соображения?

– У нас есть некоторый запас операторов в процессе обучения, можно начать их использовать более продуктивно, не только на тренажерах, но и на установках.

– Правильно, Елена Геннадиевна. Еще?

– Но операторы на «сотках» не подвергаются воздействию поля излучателя, излучатели вынесены … Но, как мне кажется, есть еще один резерв …

– Насчет выноса излучателей поговорим позже. А что еще за резерв ты усматриваешь, Виола? То есть Виолетта Вадимовна, прошу прощения.

– Есть скрытый резерв в системе управления установкой. Мы с Потапом Потаповичем несколько раз уже обсуждали эту систему – она сильно устарела и используется только потому, что к ней привыкли операторы. Если сделать щит и управление по уму, то управление упростится, и можно будет сократить количество работающих операторов. Но это потребует переучивания и старых, и новых операторов.

– Насколько кардинальны эти изменения?

– Потап с Барановым обсуждали несколько вариантов, но насколько я поняла, так ни на чем и не остановились. Хотя у Потапа ребята уже пытались изготовить макеты вариантов новых щитов.

– Пейте чай, девочки. И баранки грызите – московские. Я думаю, что Потапа сейчас мы трогать не будем, а поступим так. У вас уже есть некоторый опыт совместной работы над щитом управления, поэтому я поручаю это вам.

– Галина Климентьевна, пишите распоряжение. Для оптимизации системы управления установками образовать рабочую группу в составе Долгополовой Е.Г., Ерцкой В.В., Потаповича П.П. и Баранова А.Г.

Рабочей группе рассмотреть возможность создания более современной системы управления (щита управления) с минимальными переделками и наиболее удобного для обслуживающего персонала, а также для переучивания действующих операторов.

Варианты представить мне на обсуждение через неделю.

Руководителем группы назначаю Ерцкую В.В.

Свиридов.

– Записали? Печатайте.

– Сейчас будет готово.

– Лена, тебе не обидно, что руководителем группы я назначил не тебя?

– Ничуть. Виолетта вполне справится. Вы как всегда хорошо продумали все, командир!

– Ну, как же так … Анатолий Иванович!

– Все, Виолетта, вопрос решен. Это – работа. И еще, девочки … Вам и всем остальным будущим мамам следует больше уделять внимания своему здоровью и здоровью будущего поколения. Сократить рабочий день, больше бывать на воздухе, чаще посещать бассейн. Вас я просто прошу об этом, а надзор за остальными поручу Лене Карцевой.

ВИКТОР СОВЕТУЕТСЯ

Выходя из номера Виктор сказал Свиридову:

– Толя, надо пошептаться. Это – он кивнул в сторону, откуда они шли, – очень и очень серьезно.

– Давай, приходи к нам. Может быть втроем с Тоней?

– Не знаю … Не уверен …

– Тогда попробуем вдвоем, а там видно будет.

Виктор пришел в этот же вечер.

Тоня и Гриша собрали на стол – легкое грузинское вино, маслины, которые так любил Виктор, свежий сыр и зелень, и сразу удалились.

– Скажи, что мне делать?

– Пока я могу тебе сказать, что тебе надо быть честным. А подробнее … – говори.

Свиридов налил бокалы наполовину искрящимся розовым вином и добавил воды.

– Твое здоровье!

– Твое! И твоих …

После некоторого молчания Виктор продолжил

– Ты ведь понимаешь, что кроме тебя мне не к кому идти за советом … Да не за советом, а с исповедью! И за осуждением …

– Говори, говори …

– Все, что произошло здесь у нас с Виолеттой – все было на твоих глазах. Из девушки, проявляющей повышенное внимание ко мне, и возможно просто как к мужчине, выросла настоящая привязанность, настоящая любовь … Хотя мы оба обходим это слово … Перед тем, как оказаться в постели вместе, мы столько узнали друг о друге, столько почувствовали, что даже слова не понадобились. И она отдала мне свою девственность, ты понимаешь? И ни разу, ни одним словом не потребовала ничего взамен – только просила разрешения оставить ребенка. Ты понимаешь, она была готова на все – не согласись я, и я уверен, что она пошла бы на аборт. И опять без малейшего упрека!

– Она любит тебя.

– И я ее люблю. Если бы не Тоня, то не знаю, как бы я ответил Виоле насчет ребенка. Я знаю, что ты знаешь больше … больше, чем знаешь. Иванищева с разрешения Умарова показывала мне некоторые материалы …

– Слухи о моих возможностях сильно преувеличены …

– Костеньку и Машу я бросить не смогу, а как бросить Витюшу?

– А Лена?

– Лена … Она ведь вышла за меня замуж в значительной мере назло тебе – ты отверг ее притязания, которые, как я понимаю, были весьма откровенными …

– Уж куда откровеннее! Она ко мне в постель залезала!

– И, возможно, эта влюбленность в тебя у нее сохранилась – во всяком случае охладела она ко мне быстро …

– Не знаю, насколько тебя это утешит, но она оставалась верна тебе. По крайней мере со мной – тогда в Прибалтике у нее были такие возможности переспать со мной, но она не просто удержалась, но она активно не хотела этого. Поэтому скорее всего она тебя любит.

– Возможно. Но по своему. Или просто так полагается – есть муж, и есть супружеский долг. Возможно это?

– Думаю, да. Это хорошо вписывается в ее характер.

– Но разводится с ней я не хочу – и из-за детей тоже. Но как же быть?

– Спроси чего попроще. Кабы знать! А сам что думаешь?

– Кабы знать! Если бы не было Витюши – было бы проще. Хотя Виоле было бы хуже – она могла не перенести аборта. Чисто психологически, хотя и была готова к этому.

– Забери ее и Витюшу в Москву.

– И что? Секретная семья? Врать-то я не умею, да и не заслужила Лена такого.

– Тогда все расскажи Лене и после этого привези другую жену с ребенком.

– Другую жену … Будто у нас узаконено многоженство!

– Не узаконено, но есть такие примеры … Ты знаешь, одного мужичка вызвали на партком – почему у вас две жены? А он спрашивает – они вам жаловались? Покажите жалобу. Нет, говорят, не жаловались, но есть сигналы, что вы живете с двумя женами, а это непорядок. А он им отвечает – приходите ко мне домой и найдите свой непорядок, а тогда и говорите.

– И что?

– Пришла к нему домой комиссия. Такие правильные партийные тетки. И встречают их две женщины. Ну, и этот мужик конечно. Знакомит. А тетки сразу – как же вы так, ну и вообще. А женщины отвечают, что претензий к мужу не имеют, живут дружно, не ссорятся, а как они мужа делят – так это их личное дело, и партком им здесь не указ. И видно, что обе женщины живут дружно, душа в душу, и обе любят своего общего мужа. И он их любит тоже. Это одна из многих реальных историй.

– Боюсь, Ленка такого не сможет. Виола – не знаю, но Ленка …

– Зато это – честно. А иметь жену и рядом тайную любовницу – я не одобряю, хотя ханжой назвать меня трудно. Хочешь, позовем Тоню – что она скажет.

– Я так думаю, что она об этом тоже думает, хотя напрямую мы с ней об этом не говорили. Но ее мнение для меня …

– Я знаю, Витя, что твоя влюбленность в мою жену не проходит …

– Ты, что, ревновать вздумал?

– Сам дурак! И что отношения у вас очень близкие, дружественные, но ведь это не помешало тебе любить Виолетту?

– Это совсем разные вещи, Толя. Тоня – это такой идеал, прекрасный и недоступный, а Виолетта – изумительная земная женщина. И человек прекрасный, и женщина … ну, ни чета Ленке. И у Виолетты столько нежности, ласки, доброты – и без всяких требований. Я иногда удивлялся, насколько она готова идти навстречу мне, моим желаниям … и при этом ничуть не теряя индивидуальности … Она сильный человек и большая умница …

– Прямо идеал!

– Зря смеешься. У тебя жена такая … – я-то знаю. Конечно, мы с Виолой ссорились, и даже на повышенных тонах, но это никогда не касалось личной жизни. А с Ленкой можно поссориться на ровном месте и потом неделями не разговаривать. И при этом чувствовать ее активное отчуждение. Ты разве не замечал?

– Замечал. Но относил это за счет всяких женских причин.

– А в постели Ленка скучна до безобразия – уж извини за такую интимную подробность.

– Что Лена довольно суховата и скупа на ласку – это я знаю, но ведь люди разные. А то, что она скучна в постели, виноват скорее всего ты, а не она. Но это к слову! – остановил Свиридов готового возразить Виктора.

– Ну, что зовем Тоню? А Гришу? Он уже не маленький – это во-первых, а во-вторых он все равно все узнает.

– Давай.

Тоня и Гриша не заставили себя ждать.

Свиридов кратко пересказал им разговор с Виктором.

– Все это должно было произойти … – грустно сказала Тоня. – И что теперь делать – ума не приложу.

– Но с Виолой нужно поговорить! – энергично вставил Гриша.

– О чем?

– О том, что она сама думает о сложившейся ситуации. И о том, что дальше делать.

– Кто пойдет разговаривать с Виолеттой?

– Давайте пойду я. Мы уже беседовали с ней …

– А она мне ничего не сказала!

– Не сказала – значит не было необходимости …

ГРУППА ЕРЦКОЙ

– Витя, ты знаешь, что мне поручил Толя?.. командир?

– И ты тоже стала так его называть … Что же?

– Во-первых, он поздравил меня … то есть нас с будущим ребенком.

Виолетта помолчала и взяла Виктора за руку.

– Беременным нельзя работать операторами и он создал группу для оптимизации управления установками, то есть для переделки пультов. Чтобы сократить число занятых операторов, и это во-вторых.

– И кто в этой группе?

– Лена Долгополова, Александр Гаврилович Баранов, Потап Потапович Потапович и я.

– Кто главный? Потап?

– Нет. Руководить этой работой командир поручил мне.

– Дела … И как ты?

– Боюсь не справится. И как руководить Потапом и Барановым? И срок дал – неделю …

– Молодец! Нет, правда, молодец! Он рассчитывает на тебя. Очень просто – если ты думаешь о деле, то ты справишься. Значит, он в тебе не ошибся.

– А если? …

– Это исключено. Завтра с утра и начинай, без раскачки. Подумай, как спланировать то, что ты хочешь получить, как расставить людей. И дай им конкретные задания, реши как с них спрашивать. И не распускать слюни! Я люблю тебя, я верю в тебя!

Утром, к началу рабочего дня, Виолетта была у Потаповича.

И через десять минут она звонила Суковициной.

– Галина Климентьевна, это Ерцкая. Я нахожусь у Потаповича и прошу пригласить ко мне Баранова и Долгополову. Спасибо.

А еще через полчаса они все вместе обсуждали варианты щитов, подготовленные в отделе у Потапа, и Виолетта, сама себе удивляясь, спорила наравне со всеми. Она спорила с теми, кого считала неизмеримо выше себя по всему – по знаниям, по опыту, по должности …

И ее слушали и к ней прислушивались.

И когда первый этап штурма прошел и Потап предложил кофейку попить, Баранов сказал Виолетте.

– Виолетта Вадимовна, вы здорово разбираетесь в системе управления и в щитовом хозяйстве! Очень здорово, и я рад этому.

– Ты, Саша, просто с ней еще не сталкивался. Лена мне рассказывала о том, как они вместе щиты оптимизировали.

– Очень даже дружно. Правда, Виола?

– Правда, Лена. Думаю, и сейчас у нас уже кое-что вырисовывается.

И когда к концу дня Виолетта подводила итоги и распределяла задания на завтра, все слушали ее внимательно.

А мужчины, прощаясь, даже поцеловали ей руку.

– Ну, как ты? – спросила Лена.

– Знаешь, еле живая. Я не очень много глупостей наговорила?

– Устала – это с непривычки. А глупостей я не заметила. Привет Виктору!

К концу следующего дня три варианта переделки были рассмотрены.

Рассмотрены со всех сторон – и с точки зрения пересмотра набора приборов, и с точки зрения замены алгоритмов управления и кабельных разводок, и с точки зрения объема механических и монтажных работ. Все три варианта с точки зрения необходимого количества обслуживающего персонала были практически одинаковы, но требовали разных объемов изменения в рабочих инструкциях и в переучивании операторов.

Поскольку объем механических и монтажных работ для этих вариантов отличался мало, то дальше отбор производился только с точки зрения оператора – удобство работы, необходимость помощи в нерегламентных режимах, переучивание.

И тут все слушали Виолетту и признавали ее опыт без возражений.

Виолетта позвонила Свиридову и попросила принять группу для доклада.

И доложила все три варианта, и выбранный вариант переделки щита, и объем переучивания …

– Доклад ваш принимаю. Даже досрочно, на один день раньше срока. Значит вы, Виолетта Вадимовна, выбрали вариант «Б». Так?

– Да, мы единогласно пришли к такому выводу.

– Хорошо. Что главное, что отличает этот вариант от двух других? Они на первый взгляд очень близки.

– Этот вариант наиболее удобен для операторов. Меньше переучиваться, легче работать. Но в монтаже этот вариант несколько дороже.

– Подписывайте, – Свиридов протянул Виолетте свою ручку, – Я подпишу после вас.

Виолетта подписала и поставила дату, после нее расписался Свиридов.

– Когда будет готов первый щит?

– Металл послезавтра.

– Разводка и программа тоже послезавтра.

– Тогда спасибо всем за выполненный этап. Группа будет распущена после выхода операторов на тренажер, а пока работайте. Все свободны. Виолетту Вадимовну прошу остаться.

Вышли все и Суковицина тоже.

– Милая Тота! Я очень рад за тебя. Ты хорошо работаешь, продолжай так и дальше. А оставил я тебя для того, чтобы поцеловать. И передать Витьке, что ты у него умница …

8/7 в МОСКВЕ

– Галина Климентьевна, шифрограмму в Москву Антиповой.

«Среду утром встречай самолетом едем заказчику шеф»

Рано утром самолет приземлился на военном аэродроме, и к месту его стоянки от вышки рванулась приземистая машина.

Навстречу Свиридову из-за руля машины вышла Маргарита Антипова.

– Привет, Толя!

– Привет, Марго! Как ты хороша!

Антипова и вправду была хороша – в изящном брючном костюме, чуть-чуть тронутая косметикой.

– Ты, что, совсем без вещей? Тогда поехали.

Из машины Свиридов связался с Генеральным директором предприятия-заказчика продукта 7/8 и договорился о встрече и экскурсии по производству.

– Что ты хочешь от этого чиновника?

– У меня сложилось впечатление, что это предприятие – всего лишь посредник в цепочке, причем посредник абсолютно лишний. Поедем, посмотрим. Проявим любознательность, куда идет наш продукт.

В бюро пропусков лысый майор опешил, когда ему в качестве документов предъявили служебные удостоверения ФСБ и СВР, а Филимон Потапович был сама любезность. Он с готовностью повел гостей на производство и показывал все операции по переработке полученного от Свиридова продукта.

При этом он изо всех сил старался показать, что именно его производство является главным и ключевым во всей производственной цепочке изготовления сложного конечного изделия, и при этом жаловался на слабость механического цеха, с трудом справляющегося с изготовлением матриц для изделий Свиридова.

При этом он не упускал времени и старательно рассыпал комплименты Антиповой, а та с гордым видом принимала их как нечто само собой разумеющееся.

– Вот, посмотрите Анатолий Иванович, в какую матрицу нам приходится помещать ваши заготовки для передачи нашим заказчикам, – и Филимон Потапович демонстрировал Свиридову чертежи этой матрицы.

– Да, Филимон Потапович, это сложно и отнимает у вас, видимо, уйму времени. Тем более эти работы для вас непрофильные и такие трудоемкие – тут и литье, и многопозиционная станочная обработка. Я вам сочувствую.

– Но никто не хочет понимать, как нам сложно выполнять этот заказ! Но мы справляемся! Мне удалось мобилизовать коллектив и мы выполняем график поставки наших изделий!

Как ни пытался Филимон Потапович задержать у себя гостей и угостить их, Свиридов и Антипова вскоре уехали. А из машины Свиридов договорился о встрече и с куратором, и с заместителем министра, и с генеральным конструктором зеленоградской фирмы.

Колунообразная «Ауди-купе» быстро перемещалась по городу, но за рулем Антипову сменил Свиридов. Только к вечеру машина снова появилась на аэродроме.

– Замучил я тебя?

– Есть немного. Но зато сколько мы успели – тебе никто не посмел отказать.

– Твоя задача – через две недели съездить в Зеленоград и договориться об испытании наших образцов – я пришлю два на всякий случай. Есть что-либо срочное?

– Нет, Толя, все нормально. От Карена тебе и Тоне приветы, от Мари – тоже. А больше никто не в курсе, что ты сегодня в Москве.

– Тогда до встречи, Марго?

– Счастливо, Толя.

ПОВЫШЕНИЕ в ЗВАНИИ

Рано утром в кабинет к Свиридову явился шифровальщик.

– Здравия желаю, товарищ командующий! Разрешите вручить … – подал папку с расшифровкой сообщений из Москвы, посланных вчерашним числом.

– Поздравляю вас с присвоением звания генерал-майора, товарищ командующий!

– Спасибо. В штаб шифровка есть?

– Так точно, есть. Сейчас вручу. Я поспешил к вам!

Весть о присвоении Свиридову очередного звания распространялась кругами и очень быстро, поэтому поздравления пошли сплошным потоком, а Тоня и Гриша прибежали поздравить Свиридова лично. Зашли Гнедаш и Воложанин, пришел Шабалдин и знакомые пошли потоком.

Потом стали звонить из города, потом позвонили по ВЧ Дементий Кузьмич и Евгения Павловна.

– Толя, надо бы отметить?

– Все-таки генерал – это тебе ни хухры мухры! – добавил Гриша.

– А я теперь генеральская секретарша! – засмеялась Суковицина.

– Анатолий Иванович! Я тебе везу погоны! – позвонил Брызга.

И вечером, после пересменки в кафе было тесно, все пытались славословить, но Свиридов всех прерывал.

– Ну, теперь совсем зазнаешься! – поздравить Свиридова подошел Виктор с Виолеттой. Она тоже поздравила Свиридова и робко коснулась его щеки. А названные сестры не стесняясь целовали Свиридова, извиняясь перед Тоней, и от них не отставали и Карцева, и Ерлыкина, и Долгополова, и даже Иванищева.

– Я рад за тебя, Свиридов, – обнял его Умаров. – Ты давно заслужил это, неважно, что ты не кадровый …

От застолья Свиридову отвертеться не удалось. Желающих поздравить его было так много, что пришлось организовать это мероприятие в кафе, но места не хватало и там.

В бокал Свиридову загрузили генеральские звезды, привезенные Брызгой, и он выпил и выловил эти звезды губами.

Но категорически пресекал все поползновения славословия в свой адрес.

Танцуя со Свиридовым Диана спросила его.

– Как же мне теперь вас …

– Поколочу!

– Как же мне тебя называть? Генерал, сэр? – Диана перешла на английский. – Это ведь такое большое повышение

– Все это суета, Дайяна. Все суета …

Тоня занялась военной формой генерала Свиридова – его парадный китель со всеми наградами висел в шкафу, и эту форму он не надевал здесь ни разу.

Теперь пришлось перешивать погоны, и менять знаки различия на камуфляжной форме.

– Ты рад?

– Знаешь, Тонечка, я почему-то ничего не чувствую. Мне до этого нет дела … Странно?

– Не знаю … Мы с Гришей гордимся тобой независимо от чинов, но все равно приятно. Приятно, что тебя ценят, что с тобой считаются.

– И сколько теперь появится завистников – почему ему дали генерала? Он вообще не кадровый!

– А поздравления Белоглазовых? Они что, тоже завидуют?

– Нет, они не завидуют. Они просто рады. И ротные – видела там приписку?

В штабе утром теперь раздалась новая команда.

– Товарищи офицеры! Товарищ генерал-майор, рабочая смена штаба приветствует вас!

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравия желаем, товарищ генерал-майор! Поздравляем с присвоением звания!

– Спасибо. Вольно. Давайте работать …

«КОРОЛЕВА БЕЗ ПРИКРАС …»

А старшая Суковицина иногда выступала с концертами. Голос у нее был приятный, двигалась она хорошо, но репертуар у нее был неустойчивый, если не сказать – странный.

Сегодня она пела под аккомпанемент рояля.

Я пришла на солнечный пляж,

Золотой, как облако сна.

Смыло море мой макияж,

Унесла одежду волна.

Цвет волос моих как песок,

Зелень глаз почти как прибой.

Хоть недолго, хоть на часок,

Но я хочу быть сама собой.

Сегодня она вышла на сцену в какой-то переливающейся золотистой мантии.

Я королева золотого песка,

Я королева без прикрас и одежд,

Я королева – вот моя вам рука

И грезы надежд.

Первым неладное почувствовал Свиридов и стал пробираться за кулисы.

Я себя от вас не таю,

Я не призрак и не мираж.

Я на сцене жизни пою -

Эта сцена солнечный пляж.

Я сегодня вся как сюрприз,

Валентина в своем золотистом одеянии двигалась по сцене, видно было, что под мантией она двигала руками, и Свиридов понял, что именно задумала Валентина.

Поэтому к следующим ее словам он уже стоял позади Валентины.

Я одежды сбросила груз,

И кричат мне с восторгом бис,

У тебя превосходный вкус!

И Валентина действительно сбросила свою золотистую мантию и осталась на сцене полностью обнаженной.

Это было так неожиданно, что все зрители дружно выдохнули – телосложение у нее было отменное и загорала она в бассейне практически без одежды.

Конечно, это было очень красиво, хотя и совершенно неуместно.

Я королева золотого песка,

Я королева без прикрас и одежд.

Я королева -

Вот моя вам рука4

И грезы надежд.

Валентина вскинула руки и застыла, а Свиридов медленно поднял ее мантию и закутал ее, оставив свободными руки.

Но гробовая тишина в зале была для нее неожиданной и вместо слов у нее вырвался какой-то нечеловеческий хрип.

Свиридов обхватил ее поперек тела и в несколько шагов отнес в гримуборную, куда сразу же вбежал Аскадский.

– Как же это? Что же это?

Валентина вырвалась из рук Свиридова, бросилась на Аскадского, растопыренными пальцами целясь ему в лицо. Но Свиридов двумя пощечинами отбросил ее в угол и вытолкал Аскадского из комнаты.

– Молчать! – он в полную силу старался передать ей сигналы успокоения. – А ну-ка завернись в свой балахон!

Валентина послушно подняла с пола золотистую материю и стала прикрывать тело.

– Слушать меня! Неделю молчать – ни единого слова! Нарушишь – не сможешь петь никогда!

– Аркадий! – позвал Свиридов. – Следить за Валентиной! Не давай ей разговаривать, не будет слушаться – бей! Побоишься бить – она не сможет петь никогда …

КОМАНДИРОВКА с ДИНОЙ

– Тонечка, начинаются игры с ЦРУ. Как ни жаль, но мне придется поехать с Дианой для прикрытия – ей прислали вызов на внеплановую встречу.

Тоня очень долго молчала.

– Если ты так считаешь … Но я буду очень волноваться за вас … Мы будем волноваться за вас … И в качестве кого ты можешь поехать с ней, чтобы не вызвать подозрения?

– Сейчас мы над этим работаем … Но кроме меня туда послать некого.

А Диана в роскошной шубе появилась в отделе у Гантмана и по секрету рассказала, что ее перевели в отел военной приемки и что у нее … только тсс! – появился такой ухажер!

Особого подозрения это вызвать не могло, так как отдел военной приемки никаких контактов не поддерживал с другими службами предприятия, работников этого отдела знали мало, да и то не всех, а сам отдел помещался на закрытой территории с отдельной проходной.

Но зато Диана встретила у Гантмана своего старого знакомого, который обнял ее и потащил в забегаловку около проходной. Диана хотела увильнуть, но вовремя спохватилась – именно с этим сотрудником ее неоднократно видели в теруправлении, а внимательно присмотревшись к нему Диана увидела даже некоторое внешнее сходство со Свиридовым. Проигнорировав и даже высмеяв попытки кавалера вспомнить старое, Диана поспешила к Свиридову.

– Полковник, сэр, – сходу начала она как только Галина вышла, – Прошу прощения, генерал, сэр! В отделе у Гантмана я сейчас встретила человека, с которым меня видели в теруправлении! И он несколько похож на вас!

– Думаешь, подмену не заметят? Что за человек?

– Человек не особенно … хотя я с ним спала … Поезжайте, посмотрите. Это было бы очень хорошим решением – его поездка вместе со мной никаких подозрений не вызовет.

– Хорошо, Дайяна, я прокатаю и этот вариант …

Через день в рабочем поезде ехали двое – Нелли Шистер и Геннадий Костюшко.

Даже невооруженным глазом было видно, что Геннадий старательно подбивает клинья к Шистер, а она кокетничает, но в принципе не возражает против его ухаживаний.

В задрипанной гостинице им отвели один номер на двоих, что стоило не особенно дорого – видимо, это происходило не в первый раз.

– Ничего, жить можно, – Свиридов оглядел гостиничный номер. – Бывает и хуже … Давай спать, поздно уже.

Диана пошла умыться, а Свиридов, усевшись за столом, стал изучать многочисленные памятки для проживающих, размещенные под стеклом.

Он не обернулся на ее шаги и только услышав скрип пружин на кровати, пошел в душ сам.

Диана лежала, прикрытая до плеч одеялом и ждала.

Он вышел из душа и погасил верхний свет. Он был совершенно голый, если не считать трусов, которые он держал перед собой и которые иногда кое-что прикрывали. Его загорелое тело с белым следом от плавок отчетливо просматривалось в свете ночника.

Укладываясь рядом с Дианой Свиридов проворчал.

– Одетая? Уволю без выходного пособия …

Диана послушно села, стянула с себя ночную рубашку, легла. Свиридов повернулся на бок и рукой обнял ее. Обнял крепко, но ласково, и так, что рука легла не касаясь груди.

Диане стало спокойно, ее напряженная неуверенность куда-то ушла.

И когда через некоторое время он перевернулся, она повернулась к нему, охватывая его тело рукой. Он подсунул ей под голову свою руку и она пристроилась у него на плече. И даже попробовала согнуть колено – пустят или нет? Пустили, только под его колени.

Утром она встала и ощутила отсутствие какой-либо неловкости. Она не заслонялась руками, не старалась повернуться боком. Ей было приятно, что он смотрит и что ее тело нравится ему.

Но не было острого желания слиться воедино, как с Левушкой.

Она спокойно двигалась по комнате, давая ему рассмотреть себя.

– Ну, как?

– Годится …

Он сел на кровати и, как бы в ответ, тоже прошелся по комнате обнаженным.

Диана с жадным любопытством разглядывала его – даже не ожидала от себя такого интереса к чужому в общем-то мужчине. И он ей очень понравился.

– Ты тоже – в порядке!

Вечером в зале гостиничного ресторана они ужинали, танцевали.

– Толя, он пристает ко мне! – нетвердым голосом произнесла Диана.

– Да? И чего ему надо?

– Он лапает меня!

Свиридов очень медленно взял мужика за ворот и прижал так, что тот открыл рот и повис как тряпка.

– И что сделать с ним? Убить?

– Не стоит – может сгодится еще …

– Ладно, живи! – и он несильно оттолкнул мужика, но тому хватило этого толчка, чтобы пятясь, попятится до стенки и хорошенько приложится к ней.

Глаза Дианы следили за чем-то за спиной Свиридова и он взглянул ее глазами – сзади к нему приближался пьяный молодец, замахиваясь бутылкой.

В последний момент Свиридов пригнулся и бутылка, просвистев у него над головой, с треском и звоном врезалась в блестящую витрину стойки.

И одновременно с этим грохотом и звоном отчаянно взвыл пьяный, прижатый к стойке ударом руки Свиридова.

– Слушай, пошли отсюда. Мне здесь не нравится …

Диана взяла Свиридова под руку и они пошли к выходу. Видимо, еще у кое-кого возникало желание пощупать приезжего, но им хватало тяжелого взгляда Свиридова, не сулившего ничего хорошего.

Нетвердая походка Дианы осталась в коридоре.

– Какой же дрянью ты меня напоил!

– Так пила бы водку – кто тебя заставлял.

– Образ, Толя, образ.

– Давай, ложись. Не забудь бельишко по номеру разбросать – утром нас, скорее всего, проверят.

Вернувшись из душа Свиридов осторожно переступал через валяющиеся на полу кружевные предметы дамского назначения. Диана уже дремала, повернувшись на бок, но как только Свиридов опустился на кровать, повернулась к нему. Устраиваясь у него на плече, обнимая его она поцеловала то место, где лежала ее голова и сообщила.

– Я крепенько выпила … Ты тоже …

Обнимая его, она устроилась поудобнее и закинула ногу на него, и, повозившись, замерла и заснула.

Утром горничная, якобы по ошибке, вошла к ним в номер около шести утра. На кровати она увидела два голых тела – мужчина лежал на спине, а у него на груди, обнимая его и наполовину забравшись на него спала женщина. Мужчина обнимал женщину, а она закинула ногу на него и самые интересные и интимные места обоих были видны горничной во всех подробностях.

Полюбовавшись, горничная тихонько удалилась, а Свиридов проводил ее взглядом из-под опущенных век.

– Давай, просыпайся. Пора вставать.

Он опустил руку и легонько пошлепал ее по попке.

Диана потянулась, прижимаясь к нему.

– Не хочется …

– Все, слезай, она ушла, – негромко сказал Свиридов и Диана убрала ногу и стала одеваться.

– Настоящий Гена очень любил играть в карты, – напомнила Диана. – Я вчера мельком видела местного шулера в зале, Гена уже его бил за жульничество.

– Вот и прекрасно, продолжим знакомство!

В теруправлении их долго гоняли из кабинета в кабинет, но ничего подозрительного Свиридов не заметил. А к вечеру они отправились в ресторан при гостинице и сразу вызвали интерес у завсегдатаев, в том числе и у шулера.

– Привет, Гена! Поиграть не хочешь?

– Салют. Тебя еще не пришибли? Дай пожрать, потом видно будет.

За обедом Свиридов выпил бутылку местной водки – правда, куда делась водка из бутылки было не совсем ясно.

Сыто отрыгиваясь «Гена» направился к столу, где шла игра, отмахиваясь от Шистер, пытавшейся его остановить.

– Да ладно тебе! Пару раз сыграю и пойдем!

Ему уступили место за столом, а Дина села сбоку.

– Только помни: смухлюешь – пеняй на себя! Бить буду без предупреждения!

– Ну что ты, Гена! Я по честному! Мужики свидетели – я завязал!

– Я тебя предупредил.

Сдали карты, сбросились мятыми бумажками, открыли карты.

Первую колоду прикончили быстро и спокойно, «Гена» выиграл какую-то мелочь В кучу добавили еще бумажек, снова сдали, снова открыли карты. Шулер пошел с козырей, потом с красненьких и тут …

Свиридов тяжелым кулаком припечатал его руку к столу.

– А ну, открой, что ты там прячешь!

И вывернул руку – под рукой лежали две козырные карты.

– Так ты играешь? – и без размаха кулак «Гены» врезался в лицо шулера. Тот покатился по полу, разбрасывая карты. Диана вскочила и отдвинулась.

Поднялся пьяный крик, кто-то схватил стул и занес его над головой Свиридова – но он «увидел» это глазами Дианы. Поэтому стул улетел за стойку и туда же отправился пьяный драчун, подсаженный рукой Свиридова.

– Кому еще неймется?

Но личности скандалистов были известны и никто за них не вступился. А «Гена» с Шистер прошли к себе в номер и улеглись в постель.

– Ты ничего на заметила? – очень тихо прямо на ухо Диане спросил Свиридов.

– Нет. А ты?

– Я тоже ничего не заметил. Но у них для контакта остался всего один день.

– Спи. Посмотрим завтра.

Среди ночи в дверь стали стучать кулаками.

Свиридов в одних трусах подошел к двери и открыл ее.

Там качаясь стоял один из игроков и пытался войти, но был остановлен прямым в челюсть. После этого их никто не тревожил.

ОТЧЕТ о КОМАНДИРОВКЕ

– Товарищи офицеры!

– Вольно. Начинаем заседание. Галина Климентьевна, аудиозапись. Список присутствующих. Прошу огласить доклад внешнего наблюдения.

– Слушаюсь. В докладе внешнего наблюдения в ходе спецкомандировки установлено отсутствие посторонних, наблюдающих за нашими людьми в теруправлении и около. Наблюдение на вокзале результатов тоже не дало. В поезде наблюдение не осуществлялось.

– Благодарю. Дальше придется докладывать мне. В поезде было две проверки документов и билетов. Одна бригада была подлинной, а ночью офицер, проводивший проверку, был подставным. Все данные на этого фигуранта – в спецдокладе. Приказываю не приближаться к указанному фигуранту и следить за каждым его контактом, особенно за связью вне города. Согласно моим наблюдениям – шестерка, контрольный агент без особой программы и без прямой связи.

– Данный эпизод считать завершенным. Но продолжение будет обязательно, и необходимо очень тщательно продумать и провести мероприятия по прикрытию Нелли Шистер – на нее попытаются выйти в ближайшее время.

 

Погорельцы

ПРИГЛАШЕНИЕ

«Свиридов Анатолий Иванович приглашает мужиков на разговор в субботу часов эдак в десять утра.»

Жители читали объявление, качали головами.

Кто такой Свиридов – на поселке уже знали, а кто не знал – тому толково объясняли.

Кто объяснял, что этот тот самый мужик, что приезжал к Михеичу попарится в бане и с которым ихний волк с антихристовым именем разговаривал на человечьем языке.

Кто объяснял, что это тот самый полковник, что поставил на уши всю власть в городе, прикрыл притон с девками и пересажал жуликов.

Кто объяснял, что это тот самый начальник из Москвы, которого прислали в этот секретный заповедник дураков, и что он – колдун. И когда Ольга Нарыжная, жена Кузьмы-сварщика, с ним поговорила, то у нее сразу кость в ноге срослась, а у мужа ейного в заначке заместо двух бутылок белой оказался старый валенок …

Но очень многие работали в научном центре и посмеивались над этими разговорами.

УТРОМ В СУББОТУ

А утром в субботу около обгоревшего фундамента дома культуры клубилась порядочная толпа мужиков, среди которых затесались и бабы – из самых бойких и горластых.

Поэтому скучно не было, подначки, смех и балагурство развлекали толпу. Они и не заметили, как подъехал Свиридов, и увидели его уже на куче горелых бревен.

– Привет вам, мужики! – он поклонился. – Я смотрю – и бабы нас своим вниманием не обошли. Ай, да бабы! Нашу бабу как ни поставь – все едино лучше нету! И ядрена, и пригожа, и для любого дела гожа!

Переждав хохот Свиридов продолжил.

– Спасибо вам, что пришли. Долго говорить – холодно, сами видите – посидеть, спокойно поговорить – негде. А детишкам где кино посмотреть, песенку разучить, хоровод завести, книжку почитать? А парням с девками танцы потанцевать? А солидным людям на них посмотреть, свое вспомнить? Негде. Был тут клуб, да сгорел. Пусть был он маленький, тесный, а как мне рассказывали – шли сюда все с охоткой, с радостью и праздником в душе.

– Короче, оратель… Без сугреву… – проворчал кто-то в глубине толпы.

– Так ты ж стоишь – вот тебе и холодно. Предлагаю согреться, как спокон веков наши отцы и деды согревались – топорок в руки и айда бревнышки тесать. Давайте себе сами клуб построим, своими вот этими руками. Фундамент тут остался целый, проверили. Бревна, пиловочник, другие материалы – привезут. Только строители заняты починкой тех домов, что век не ремонтировали и жить в них уж совсем невмоготу стало. Поэтому кто умеет топор держать, пилой руководить и гвоздь забивать – может потрудиться на благо общества.

– Растащат…

– А кто здесь хозяин? Да не я, а вы здесь хозяева! Если захотите – никто щепки не унесет. Захотите – будет клуб, не захотите – все растащат у вас же со двора. Так что решайте, мужики. Дайте мне знать. Решите – в следующий выходной и начнем, благословясь.

– А ты что – благословлять придешь или с нами работать?

– Приду топором помахать – давно не приходилось.

Свиридов уехал, а народ еще долго бурлил, громко переговариваясь и обсуждая.

Расходились группами – по улицам, кто где живет, а к вечеру к Михеичу домой пришли степенные уважаемые мужики на разговор.

А на другой день к старому пожарищу приполз бульдозер и, пуская струйку дыма, начал сгребать снег, уголья да головешки.

Бульдозер уехал, сопровождаемый кучкой мальчишек, а ему на смену приехал грузовик с прицепом и вывалил новенькие бревна. Мужики постучали – хороши.

САКСОФОН

На застекленной наружной стене холла 401-го корпуса постоянно появлялись небольшие объявления на листах писчей бумаги – именно там появилось первое объявление «Сегодня праздник у девчат, сегодня будут танцы».

Но теперь там были две постоянные полоски бумаги – на одной надпись «СЕГОДНЯ», а на другой – «СКОРО».

Под надписью «СКОРО» появился рисунок саксофона.

А затем этот рисунок переместился под надпись «СЕГОДНЯ» – и зал кафе вечером был полон.

Очень многие догадались, и именно так все и произошло – перед зрителями-слушателями появился Черномырдин с саксофоном, и рядом с ним была Полина Ерлыкина и стойка с другими духовыми инструментами.

Оркестр – рояль, ударные, скрипка и гитара – отодвинулись на второй план.

С первых звуков зал замолк и изредка выдыхал при смене мелодий – смены инструментов зрители даже не замечали, завороженные музыкой. Звонко пела труба, интимно напевал кларнет, басовито разговаривал фагот, откровенничал саксофон а все остальные инструменты деликатно аккомпанировали Черномырдину.

А когда он заиграл откровенно танцевальные мелодии – на середину зала вышли Свиридов и Докукина, и это был такой красивый аккомпанемент солисту!

И вечер кончился всеобщими танцами, и потом все так тепло и сердечно благодарили Черномырдина, что тот даже прослезился.

– Как, Полиночка, как я выглядел? – спрашивал Семен Гаврилович Полину.

– Сема, ты выглядел изумительно! Ты так сегодня играл!

– Полиночка, я играл для тебя!

НАРВАЛИСЬ

– Можешь заскочить ко мне? Прямо сейчас?

– Уже иду, Витя.

– Галина, я у Скворцова.

В кабинете у Скворцова был обычный рабочий беспорядок – на столе кучи бумаг, у стены рабочий верстак, заваленный инструментами и какими-то образцами, а на приставном столе какая-то сковородка с четырьмя ручками и черным кубиком на ней.

– Привет! Что случилось?

– Привет. Кажется, мы нарвались … И очень серьезно. Возьми этот кубик.

Свиридов протянул руку и попытался взять кубик со сковороды.

С первого раза ему это не удалось, и лишь со второго захода, приложив силы он приподнял кубик над поверхностью сковороды и стал его разглядывать.

– Плотность?

– Около 100 грамм на кубик сантиметрум.

– Да-а… А твердость? Температура плавления?

– Твердость около восьми, а расплавить пока не удалось.

– Теперь рассказывай.

– Суковицина старшая расшифровала дискету еще первого доктора, Благова, и оттуда посыпалось. Мы знали только «металликум», но воспроизвести не смогли. А там много чего еще есть. Вот этот кубик мы воспроизвели по записям – они его назвали «пудик». Пудик и есть! Вон там лежит пластинка «ринокса», а там кусок «брульянта».

– Что за звери?

– Это названия из дискеты. «Ринокс» – материал странный. Плотность около 0,7, а твердость не менее 10 – померить нечем. Судя по описанию, он может быть от прозрачного до слабо окрашенного кремового. Коэффициент преломления – опять же по описанию – меняется во времени по непонятному закону. Может люминесцировать и лечить болезни. А еще в него можно впечатывать изображения, как в «металликум», но это изображение может появляться и исчезать.

– А прочность?

– Разрезали лазером, и то с трудом. А «брульянт» по внешнему виду и всем показателям напоминает натуральный алмаз, только чуть-чуть помягче – твердость около 8,75, но вроде бы в природе и такие мягкие алмазы встречаются. Судя по записям можно получить в виде черного прозрачного материала с коэффициентом преломления алмаза.

Свиридов повертел в руках «брульянт».

– Что еще?

– Там всего, как я сказал – вагон и маленькая тележка. Но они эти материалы не исследовали, а только кое-что нашаривали и описывали. Мы попробовали воспроизвести «гвоздюку» …

– И кто у них названия придумывал! Ну, и что это?

– А вон там лежит черный стержень. Попробуй молотком, только не очень сильно.

Свиридов повертел в руках черный стерженек, поставил его на тиски и легонько ударил молотком. Молоток отскочил, как от обратного удара. Свиридов ударил сильнее – и сильнее отскочил молоток.

– И долго он будет так сопротивляться?

– Не знаю. Этот образец уже разнес на куски лабораторный пятитонный пресс.

– Так. А деформацию измерить удалось?

– Дудки! Нет никакой деформации!

– И много еще у тебя в рукаве?

– Это все, что мы попробовали воспроизвести. А в записях есть диковинки и похлеще. «Дурилка» – немагнитный материал, чувствующий магнитное поле. Можешь себе представить? «Оникс» – материал, невидимый в оптическом диапазоне. «Стеклышко» – излучающий в звуковом диапазоне при освещении светом определенного диапазона волн. «Пуся» – материал, самостоятельно перемещающийся к источнику тепла. «Крючок» – материал с памятью, но в отличие от современных не с двумя стабильными состояниями, а как минимум с тремя. Хватит?

– Хватит. Реферат по записям готов?

– Еще бы. Единственный рукописный экземпляр.

– Вот это хорошо. Регламент на получение «пудика» и «брульянта»? Черного?

– Напишу.

– Как ты считаешь, они случайно наткнулись на эти чудеса?

– Не похоже. Они что-то искали. Но не нашли, насколько я мог понять.

– Проверяй все прописи подряд. И, главное, особое внимание невоспроизводимым записям – если есть возможность, надо установить время проведения экспериментов. Приказ я сочиню для проведения этих работ, чтобы ты не считал их хобби.

СВАТОВСТВО ВОЛОЖАНИНА

– Вы бы только видели, Израиль Моисеевич! Это было что-то совершенно невообразимое!

– Рассказывай, Гриша, рассказывай.

– Мы поехали к родителям Даши свататься. То есть сватать Дашу Юре Воложанину.

– И много вас поехало?

– Нет. Отец с мамой, я и Юра. А Даша уехала раньше. Значит приехали мы, вошли в избу. Изба у них большущая, с настоящей русской печкой и полатями, с образами. Видели бы вы, как отец с мамой образам поклонились! И Юра тоже, зазря что неверующий. Познакомились – все чин чином, с мамой Даши Оленой Ксенофонтовной, отцом Федором Антиповичем, с ее младшей сестрой Надей и братьями Петром и Глебом. Все, как полагается, очень торжественно, а отец как-будто всю жизнь только сватовством и занимался.

– Ну, а Юра-то как? А Даша?

– Даши в горнице не было, а Юра … Хоть и не первый раз был у них … столб столбом! В форме, с наградами, но стесняется – спасу нет! Сели за стол, отец бутылку ставит и начинает разговор – мол, у вас товар, а у нас купец … Нам с ее братьями и смешно, и интересно. А отец Юру представляет, хвалит его. А потом и говорит …

– Вы Юрия Николаевича знаете, знаете, что у них с Дарьей Федоровной любовь образовалась. Но обычай не нам менять, и что бы они там промеж себя не решили, нужно родителей спросить. Родители Юрия Николаевича далеко, а отец у него не так давно умер …

– Царствие ему небесное!

– Мать Юрия Николаевича дала молодым свое благословение, а вот мы с женой вроде посаженные родители будем. И по обычаю пришли просить вас отдать свою дочку Дарью Федоровну в жены Юрию Николаевичу. Он молчит – ему по обычаю говорить тут можно только о том, как он любит свою желанную, да как уважает ее родителей – да что тут говорить, вы ведь уже познакомились. Но спросить и вас, и Дарью Федоровну все равно надо, таков обычай.

– Спасибо, Анатолий Иванович, что наши обычаи помните и знаете. Мы с женой уже думали об этом, но Дашутку спросить все равно следует. Дарья!

– Тут Даша входит – бледная, как снег. И говорит: папа и мама, отдайте меня Юрию Николаевичу в жены, я люблю его. Тут Юра встает рядом с нею и тоже просит ее родителей отдать ему в жену дочь их Дарью Федоровну.

– Ты так подробно рассказываешь …

– Во-первых, мне было очень интересно, я первый раз был на сватовстве. А во-вторых, я теперь столько нарисовать могу!

– И как было дальше?

– А дальше Даша и Юра встали на колени, и их благословляли иконами …

– Образами…

– Ну, да, образами. Потом уже неинтересно было, там о свадьбе говорили, о всяком приданом …

– Вот интересно, а что Свиридов дает молодому в качестве приданого?

– Не поверите – квартиру в Москве трехкомнатную с обстановкой, посудой, бельем и всем прочим.

– Неплохо. Только ее родители привыкли домом жить, усадьбой.

– Но квартиру в Москве они поняли и приняли. И со своей стороны Дашино приданое объявили – перины, пуховики, покрывала да подушки, платья да шубейки … Скоро свадьба будет, вот сорок дней пройдет с похорон отца Юры. А свадьбы наших мам уже на днях, уже и платья сшили, мальчикам праздничные костюмчики … Комнаты для молодых приготовили …

РАБОТА ТОПОРИКОМ

Около расчищенного фундамента клуба мужики к воскресенью подготовили рабочую площадку, и Свиридов оценил это. Свиридовы приехали всей семьей, а в багажнике японского внедорожника пузатился большой армейский термос.

Свиридов, здороваясь, прошел по площадке. Он был в короткой меховой крутке и с аккуратным топором в руке.

– Привет, мужики! Добрый день, бабоньки! Кто тут сегодня главный?

Он уважительно пожал руку бородатому старику.

– Куда встать мне?

– А что ты можешь, паря?

– Топориком помахать могу, камень тесать да стены класть. Помаленьку все могу.

– Вон у нас толком тесать бревна разучились, давно избы не ставили. Иди вон туда.

Старик отвернулся, но искоса наблюдал за приехавшим начальником – что может?

А Свиридов не спеша подготовил себе место, с помощью мужиков закатил хорошее бревнышко, закрепил его, поплевал на ладони. Топор в его руках застучал ровно, но без спешки. Мужики, что смотрели на его работу, одобрительно переглянулись и пошли по своим местам.

Свиридов прошел край бревна начерно, скинул куртку и пошел начисто.

Подошел старшой, постоял. Провел рукой по готовой плоскости.

– Где ты так намастерился, паря?

– На лесоповале, отец.

Свиридов ответил не прекращая наносить равномерные удары топором, из под которого отлетали ровные плоские щепки.

– Мне сказали, что ты большой начальник.

– Отец, я еще и человек.

– Работай. Руки у тебя растут откуда надо …

Гриша пристроился на остатках фундаменты с альбомом, к нему быстро присоседились знакомые – Аришка, ребятишки сварщика Нарыжнова, мальчишки. Гриша рисовал и показывал им рисунки, и грел руки за пазухой.

Тоня с небольшим термосом обходила работающих, угощала их горячим чаем.

На прицепе приехала походная кухня и из котла потянуло домашним запахом.

На обед все разбились на группы.

Свиридова позвал Музыкантов.

– Анатолий Иванович, двигай сюда, к нам!

Мужики потеснились около костра, кто-то протянул ложку и котелок с борщом.

– Антонина Ивановна, присоединяйтесь! Гришка, ты где? – это уже позвала Мария Богдановна, стуча половником по котелку.

В этот день положили только один венец нового клуба, но заготовили еще несколько.

А главное – сложились тесные группы, потрудившиеся вместе, посидевшие вместе за костерком, почувствовавшие руку друг друга.

РЕФЕРАТЫ

– Командир, вы просили рефераты сотрудников Иванищевой. Вот две папки.

– Спасибо, Галя. Как ваша сестра?

– Бесится, но терпит. Гоняет бедного Аркашку – страсть. Но он терпит.

– Пусть Валю осмотрит Умаров. И напомните Скворцову, что пора показывать коллекцию драгоценностей.

– Уже напомнила. Обещал представить перечень завтра. К вам на прием просилась Анна Кутенкова.

– Свяжитесь с ней. Пусть приходит.

Свиридов не изменил своим привычкам – он в течение дня мог появиться в любом месте территории, причем в любое время. И к этому привыкли не только монтажники, которых он навещал чаще других, но все остальные.

Некоторые из его посещений были обязательными – он провожал каждую смену на установку и если появлялся на установке, то только либо в самом начале смены, либо перед ее концом.

– Галя, пригласите Кутенкову.

– Здравствуйте, Анатолий Иванович!

– Здравствуй, Анюта! Как поживаешь? Как там ваша гостья?

– Хорошо, Анатолий Иванович. Все в порядке. Валерий Тагирович занимается со мной, ругает, но не сильно. А наша Олеся в порядке, здорова, кланяется вам. Отец с мамой ее уже за дочку считают.

– Видишь, как хорошо. Так что за дело у тебя ко мне?

– Так отец с маманей решились, Анатолий Иванович. Согласны переезжать сюда. Отец к брату двоюродному в тайгу ходил, спрашивал совета. Тот посоветовал – он откудовато про вас знает. Говорит, переезжайте, все хуже не будет.

– Это хорошо, Анюта. И ты будешь к родителям поближе.

ЛОШАДИ

Через несколько дней две большие фуры остановились у старой избы на опушке леса. Из одной вылез Пармен Порфирьевич и стал выводить лошадей. Лошади немного упирались, но войдя в теплое стойко принимались жевать сено. А из другой фуры офицеры стали выгружать вещи и под руководством Аксиньи Паисьевны заносить в дом. Им на помощь пришли сварщики Михеича и несколько женщин из больницы. Прибежала Анюта, и в избе затеплилась жизнь.

Когда вечером проведать новоселов приехал Свиридов, то окна избы весело светились, а на столе стояло скромное угощение. И несколько женщин из больницы, и несколько монтажников Михеича сидели за столом и встретили Свиридова веселыми приветствиями.

К лошадям Свиридов тоже зашел, погладил их и поговорил с ними.

А утром на конюшню устроили набег мальчики во главе с Дашей и Любой, и надо сказать – к взаимному удовольствию. Лошади были рады, а уж как рады были мальчики! Тем более, что с ними вместе знакомиться пришел Сандал, который обнюхивал лошадей, а они обнюхивали его.

Аксинья Паисьевна и Олеся тоже с удовольствием знакомились с мальчиками, с Дашей, с Любой, с зашедшей к ним Дианой.

В просторной избе появился чуждый предмет, воспринятый с известным удивлением и недоверием – холодильник. И Пармен Порфирьевич, и Аксинья Паисьевна не могли взять в толк, зачем этот шкаф нужен – за дверью, в сенцах всегда было холодно.

А больше всего новоселы были рады молоку – обыкновенному коровьему молоку. Пусть оно было в бутылках, но зато настоящее. Картошку, огурцы и помидоры они привезли свои, хлеб Аксинья Паисьевна с Олесей пекли в русской печке, а вот молоко – раньше оно было нечастым гостем на их столе.

ЭТО ТОЖЕ ТЕРАПИЯ

Еще через несколько дней лошадей стали выводить – вываживать, и мальчики даже попробовали сесть верхом. А когда привели в порядок розвальни, то радости не было предела.

Всей кучей мальчики с Дашей или с Любой садились в сани, Пармен Порфирьевич брал в руки вожжи и они трусили по дорогам среди леса.

К лошадям приходили пациенты из больницы. Прикармливали хлебом, гладили, разговаривали с ними. А женщин Пармен Порфирьевич катал в розвальнях. Среди женщин, с удовольствием повизгивающих в санях на поворотах, была и Диана.

После работы лошадок чистили. Скоро в помощь Пармену Порфирьевичу стали приходить монтажники Михеича, стала приходить Диана, стали приходить мужчины из больницы.

– Это – тоже терапия, – заявила главврачу Диана, и тот не посмел ей возражать.

ИССЛЕДОВАТЬ КРОВЬ

Агелина Митрофановна с планами и программами пришла с утра, и конечно с Умаровым – без него она уже к Свиридову не ходила. Все бумаги она передала еще вечером, и Свиридов познакомился с ними. Поэтому разговор был коротким – всего часа на два.

– Что же, Ангелина Митрофановна, материалы, подготовленные вами с Умаром Эрнестовичем, я посмотрел. Мне они показались дельными. Но вот генетические исследования родителей наших мальчиков и некоторых из сотрудников стоило бы расписать более подробно. Мне представляется, что туда входят не только анализы ДНК и полная расшифровка состава крови пациентов …

Иванищева уже привыкла к тому, что Свиридов прекрасно разбирается в любых тонкостях, поэтому разговор сразу пошел на профессиональном уровне.

– А вот этого я ждал от вас, – Свиридов выудил из пачки бумаг план работ по исследованию влияния излучателей на наследственность.

– Я ожидал, что вы забракуете первоначально предполагавшиеся исследования на живых образцах – на морских свинках, и справедливо замените все исследованиями образцов крови.

– А если знали, то почему сразу об этом не сказали? Мы бы не писали вам такие обоснования …

– Мало ли что я знаю, ведь специалисты здесь – вы. Свинок для некоторых опытов мы все равно оставим – их удобнее исследовать на длительность и комплексность, но основные исследования, как вы справедливо указываете, можно производить на образцах крови. На хорошо исследованных образцах крови, и именно в образцах может быть сложность.

– Какая?

– Образцы должны быть одинаковыми с одной стороны, и разными – с другой стороны. Сколько нам понадобиться крови? Можно ли использовать законсервированную кровь для переливания?

– Мы с Умаром Эрнестовичем думали над этим. Желательна относительно свежая кровь здоровых людей, но образцы крови сотрудников центра тоже надо будет исследовать. Поэтому объем исследований будет весьма большим – надо ведь нащупать область чувствительности.

– Вот это, как мне кажется, нужно не только расписать более подробно, но и привлечь Потаповича и планирование эксперимента для сокращения числа опытов.

– Это позволит сократить число экспериментов, Ангелина Митрофановна. Мы это сделаем, Свиридов.

– А как с исследованием крови круга родителей наших мальчиков?

– Мы отобрали образцы крови пока только у всех родителей мальчиков. Доступных родителей … Аналитики работают в четыре смены, и дней через десять мы будем иметь исчерпывающие результаты.

– Ничего неожиданного пока не наблюдаете?

– Пока нет. Но еще рано делать выводы.

– Да, и еще. А насколько пригодна кровь смешанная – одной группы, но различных доноров?

– А этого никто не знает. Это исследовать надо, но уже после обнаружения области чувствительности.

– Да. Я боюсь, что в ходе работы мы выйдем еще и на другие задачи, которых мы пока не видим.

– Вполне возможно. Ну и что?

– А ничего, Ангелина Митрофановна. Просто вашим сотрудникам нужно быть к этому готовыми. Что мы делаем в первую очередь?

– Ищем область чувствительности. А это можно делать на любых образцах крови.

– Я несколько не уверен в этом – разная кровь может иметь различную чувствительность, но начинать все равно нужно так, как вы говорите.

– Я думаю, Свиридов, что если область чувствительности существует, то она для разной крови или одна, или расположена рядом. Другое дело, что чувствительность крови разных групп может отличаться весьма существенно.

– Видимо так, учитель.

– Но я сомневаюсь …

В конце концов в итоге был составлен набросок плана и режимы для первых прикидочных экспериментов, а начинать их следовало после завершения полного анализа живой крови, крови сотрудников и родителей.

А тем временем расширенная стеклодувная мастерская осваивала небольшие емкости из кварца для исследования образцов крови. Кварцевых емкостей нужно было много, и их старательно стерилизовали и упаковывали.

СИГНАЛ ОТТУДА

Рано утром позвонила Полина и взволнованно просила принять их с Олегом.

Свиридов взглянул на Галину – она вышла.

– Так, успокоились. И по порядку. Кто будет говорить?

– Пусть говорит Олежек …

– Так, дядя Толя. Ночью я проснулся от мысленного разговора. Разговаривали мужчина и женщина на английском языке. Прием был замусоренный помехами и я подключил маму.

– Они разговаривали о субботней поездке в кафе, о бензозаправке, которая не работает, и о том, что нужно будет выехать пораньше и по дороге заехать в супермаркет. Типичный разговор супругов, проживших много лет вместе.

– Затем мужчина ворчал на женщину за подгоревшую рыбу, а она успокаивала и ласкала его.

– Дальше они легли в постель. Разговоров больше не было, а затем сигнал исчез.

– Прелесть-то какая! Значит, где-то сравнительно недалеко есть англоговорящие телепаты? Кто они? Что можно сказать по особенностям разговорных оборотов, жаргонным словечкам, особенностям построения фраз?

– Речь правильная, грамотная. Мне показалось, что у женщины небольшой акцент. Профессиональных слов не было.

– Было ли что либо, позволяющее оценить местоположение этих супругов?

– Ничего. Кроме часового пояса. Мы оценили, что в конце контакта у них было уже ранее утро – то есть разница примерно часов в восемь.

ГДЕ-ТО в АМЕРИКЕ

Свиридов нажал кнопку.

– Дежурный по штабу майор Портнов!

– Майор, мне нужна карта мира с часовыми поясами. И подробная карта тихоокеанского побережья США.

– Думаешь, это в штатах?

– Ну, а где еще? Если по меридиану – то смещения не будет. А на запад восемь часов – это наша территория.

Потом они с интересом изучали карту, и в результате Свиридов продиктовал шифровку в Москву – какие интересующие нас объекты находятся между такими-то меридианами.

Ответ пришел сравнительно быстро. В этих координатах предположительно находился исследовательский центр, занимающийся аналогичными работами …

– Можно предположить, что это бывшие сотрудники центра. И получили они свои особые способности при обстоятельствах, приближенных к нашим.

– Очень похоже. Что делать будем?

– Отслеживать сигналы. Если удастся, подключить меня.

Сигналы удалось перехватить только через неделю, и Свиридов «вслушивался» в разговор на бытовые темы, пытаясь уловить хоть какие-нибудь профессиональные слова или обороты речи.

«Подслушать» разговор удалось еще раза три, но зато в одном из разговоров прозвучало название города, куда супруги ездили каждую неделю, и название кафе, которое они посещали!

ТЕТЯ ЛЕНА, а у ТЕБЯ …

Лену Долгополову встретили радостно – как всегда, обступили ее, повели к ее любимой подушке.

– Как мне хорошо у вас, мальчики! Дима, ты меня раздавишь! Боренька, ну куда ты полез? Олежка, как хорошо ты массируешь!

Лена открыла книгу, нашла то место, где они остановились в предыдущий раз, начала читать.

Олег массировал ей ступни, а Боря устраивался у нее на животе. Он провел руками по животу Лены, погладил самый низ живота.

– Борь, ты чего? Ты что-то не туда нацелился!

– Туда, тетя Лена, туда. У тебя там уже человечек зарождается.

– Что!? Ты о чем?

– Ты, тетя Лена, беременна. Поздравляю тебя.

– Мы поздравляем тебя, тетя Лена!

– И Потапа тоже поздравляем.

– Ты … ты не ошибаешься? Ведь еще … еще рановато …

– А что бы сказал дядя Толя?

– Дядя Толя сказал бы – ну и дура же ты, Ленка!

– Нет, тетя Лена, я не ошибаюсь. Зародыш уже живет, и это факт. Что будет дальше – я не знаю, но думаю, что все будет хорошо.

– А кто будет? Ты уже можешь сказать, кто родится?

– Нет, тетя Лена, еще рано. Попозже – смогу.

ПОТАП, НАС УЖЕ ТРОЕ

– Потап, ты? Ты сидишь? Тогда сядь. Нас уже трое, Потап, милый мой!

– Врешь? Откуда знаешь?

– Боря сказал. Сказал, что я уже …

– Милая моя! Ты где?

– Я в холле четырехсотого …

– Стой на месте!

Лена положила трубку и отошла к окну – за окном лежал снег и была видна горка, с которой обычно катались мальчики. Она еще не полностью осознала все случившееся, но была рада той реакции, которую это известие вызвало у мужа.

Она знала, что у ребят Потапа был небольшой электромобильчик для передвижения по тоннелям – в него можно было втиснуть пять человек, его можно было разогнать до скорости 60 километров, но запас хода был очень мал – километров 20 – 30.

Так и было – Потап появился быстро, взбежав по внутренней лестнице. Он обнял Лену, стал целовать ее.

– Ты рада? Правда, это здорово, что у нас с тобой будет ребенок!

– Конечно … я рада … Ну, что ты так … Вон дежурная как смотрит … Потапчик, милый …

Когда Лена оделась и Потап проводил ее к машине, дежурная не удержалась и негромко поздравила его.

– Спасибо! Теперь будем ждать!

 

Коллекция

Скворцова

ЗАБЫТЫЕ ЧУДЕСА

– Сегодняшний Ученый совет будет посвящен … истории. Наши сотрудники разыскали некоторые материалы давних исследований, кое-что из этих материалов было расшифровано. Даже кое-что попробовали воспроизвести. Докладывать будет Виктор Антонович Скворцов, который для начала просто перечислит те «новинки», которые мы открываем вновь.

– После расшифровки части найденных материалов мы можем говорить о следующих образцах, получаемых посредством глубокой атомной модификации:

«Пудик» – так его назвали наши коллеги. Материал с плотность на два порядка выше плотности воды, с твердостью около 8. Расплавить его пока не удалось.

«Ринокс» – материал странный. Он легкий и при этом твердый, плотность его около 0,7, а твердость не менее 10. Но самое главное, что «ринокс» может быть от прозрачного до слабо окрашенного кремового. Коэффициент преломления мы не измеряли, а по описанию он меняется во времени по непонятному закону, материал может люминесцировать и даже лечить болезни.

В «ринокс» судя по найденным материалам можно впечатывать изображения так же, как в «металликум», но эти изображения могут появляться и исчезать. Разрезали этот легкий материал только лазером, и то с трудом.

«Брульянт» по внешнему виду и всем показателям напоминает натуральный алмаз кроме твердости – он несколько мягче, около 8,75, но в природе и такие мягкие алмазы встречаются. Судя по записям можно получить в виде черного прозрачного материала с коэффициентом преломления алмаза.

Материал под названием «гвоздюка» сопротивляется удару, чем сильнее по нему ударить, тем сильнее отдача. При попытке замерить деформацию при сжатии вышел из строя пятитонный пресс без заметной деформации материала.

«Дурилкой» они назвали немагнитный материал, чувствующий магнитное поле. Пока не воспроизвели, но очень любопытно …

«Оникс» – материал, невидимый в оптическом диапазоне. Как невидимый? Пока не видели …

«Стеклышко» – материал, излучающий колебания в звуковом диапазоне при освещении светом определенного диапазона волн. Почти музыкальный инструмент.

«Пуся» – материал, якобы самостоятельно перемещающийся к источнику тепла.

«Крючок» – материал с памятью на три или даже больше устойчивых состояния, но диапазоны температур не указаны.

– Это то основное, что мы почерпнули из сохранившихся записей. Но нет никакой уверенности, что где-нибудь еще лежат неизвестные нам записи, и описания каких либо других материалов.

– А найденные материалы содержат сведения о режимах и исходных материалах?

– Весьма отрывочные. Поэтому даже то, что нам удалось воспроизвести, может отличаться от описанного. Излучатели были другие, исходный материал указан не всегда, а изменение мощности приводит к совершенно иным результатам.

– Тогда излучатели были менее совершенными, плохо держали частоту, да и спектр был пошире …

– Потап, а более точно установить характеристики тех излучателей можно?

– Сомнительно. Документации то ли не было, то ли она не сохранилась.

– Анатолий, я вижу две задачи. Первая – определение режимных параметров. И второе – возможная область применения.

– Верно. Тратить время просто на удовлетворение собственного любопытства …

– Виктор Антонович, а в плане каких исследований тогда были получены эти экзотические образцы?

– Это не совсем ясно. Скорее всего в плане поисковых работ.

– А ваши опыты по воспроизведению образцов вы производили как единичные, или исследовали область?

– По разному. Например, «пудик» получается в очень узком диапазоне параметров. А «брульянт» при изменении режимов можно получать разного цвета – от бесцветного до глубокого фиолетового. Черный мы воспроизвели с трудом, да и то он не совсем черный. «Гвоздюка» – это единичный эксперимент, режим на краю доступного на установке диапазона, вполне возможно что тогда это было в границах рабочих частот …

– Но для определения свойств мало одного образца? Значит, нужно гнать серию?

– Ну, естественно!

– Виктор Антонович не упомянул еще об одной сложности, возникшей при расшифровке найденной дискеты. Этот текст наподобие дневниковых записей выполнен на таджикском языке.

– Как это?

– А вы вспомните – профессор Благов родился в Таджикистане. А язык был дополнительной защитой от любопытных, да и от первого отдела.

– Правильно, Александр Гаврилович. Я попробую подытожить. В нашем решении, как мне представляется, нужно записать поручение Скворцову и Потаповичу …

– А мне-то с какого бока?

– А ты, Потапчик, ближе всего к ненайденным архивам. И к планированию экспериментов.

– Поручить продолжить поисковые работы, в том числе по определению режимов получения описываемых образцов. Далее – исследование области параметров как в найденной области, так и вблизи. И третье – всем. Осмысливание полученных результатов и поиск области применения получаемых артефактов. Например, «пудик» явно просится в кумулятивные боеприпасы вместо обедненного урана. А если оригинал прочесть немного не так, как его перевели, то «ринокс» может оказаться просто фотохромным материалом …

СООБЩЕНИЕ БАРАНОВА

– И еще сегодня для краткого сообщения попросил слово Александр Гаврилович Баранов. Слушаем тебя, Саша.

– Мое сообщение действительно будет кратким. Как вы знаете, проблема разделения некоторых радиоактивных изотопов весьма актуальна и еще полностью не решена технически. Нам на установке с излучателем типа «Ф» удалось разделить смесь изотопов уран 235 – плутоний 239 на две фракции. Чистота урановой фракции 99,99%, а плутониевой 99,9%.

– Смесь была естественной или искусственной?

– Это были типичные отходы АЭС.

– А выделение урана 235 из природной смеси?

– Из природной смеси получается фракция урана 235 чистотой 99,999%, но это довольно трудоемко и дорого. Но для препаративных целей уже можно получать в граммовых количествах. Плутоний 238 и 239 – в миллиграммовых количествах и тоже для препаративных целей.

– Вопросы? Тогда поздравим Александра Гавриловича с серьезным достижением. Задачка не поддавалась очень долго, и пусть метод пока непригоден для промышленного внедрения – все равно это очень важный шаг в практике разделения. А Виктору Антоновичу – для сведения.

– Толя, будь добр, напомни про эти изотопы.

– Изотопа 235 – для реакторов – в природном уране всего 0,7%, это в руде. Плутоний 238 идет на источники тока бортовых систем космических объектов, а 239-й – как ядерное топливо и компонент ядерного оружия. А еще есть уран 233 – вторичное ядерное топливо, получается при облучении тория. У плутония, естественного природного спутника урана, вообще 15 изотопов …

«БРАЧУЮЩИЕСЯ»

К свадьбе Даши Огородниковой и Юрия Воложанина готовились основательно.

Основная нагрузка легла на ее родителей, но им активно помогали Тоня Свиридова и «мамы» – теперь уже замужние названные сестры Свиридова.

Свадьбы мам вызвали в массах настоящее брожение – во-первых, свадьбы здесь если и случались, то проходили тихо, по семейному, а во-вторых, свадьба получилась массовая, серийная, и такая добрая…

Тоня и Гриша были загружены выше головы – всем «брачующимся» нужно было соорудить наряды. А сколько издевательств вызвало брошенное кем-то слово «брачующиеся»!

Виктор, услышав это определение вновь образующихся пар, зашелся смехом.

– Ты слышишь, Тота! Мужчина и женщина, которые хотят соединить свои судьбы, называются таким издевательским словом. Это каким же идиотом бесчувственным нужно быть, чтобы счастливых людей обозвать таким канцеляризмом!

Наряды сооружали только для дам, то есть для сестренок Свиридова. Мужчинам дали от ворот поворот – такой нагрузки Тоня с Гришей вынести не могли.

Правда, за мужскими свадебными костюмами пришлось поохотиться, но приличные костюмы чешского производства все же нашли и подобрали для всех женихов включая нестандартного «маленького» Маленького.

Конечно, не обошлось без воплей и даже истерик – при выборе фасонов и тканей было много волнений, но весь шум выливался в объятия со слезами радости. Мужчинам новых нарядов невест не показывали до самого последнего момента.

А последним перед застольем моментом явилась торжественная регистрация будущих семейных пар. Для этого видимость ЗАГС’а организовали в комнате заседаний около кабинета Свиридова, и запустили туда все семь пар.

За столом посадили Маргариту Эдуардовну в праздничном платье, а при ней в качестве секретаря Галину Суковицину. Жених и невеста расписывались в большой амбарной книге, обменивались кольцами, целовались, а затем Галина выдавала им свидетельства о браке – самые настоящие, на бланке и с печатями. Вряд ли кто-нибудь тогда обратил внимание, что в свидетельстве у Николая Петрова и Нины Самохиной дата вступления в брак стоит другая – аж за четыре месяца до реальной регистрации.

А после торжественной части регистрации открылась дверь в кабинет Свиридова, оттуда выбежали мальчики и офицеры внесли поднос с бокалами шампанского. И первые поздравления новобрачные получили от своих мальчиков, и эти поздравления были самые дорогие и трогательные. А Анюта Кутенкова, неприметно снимавшая из угла всю церемонию, настолько растрогалась, что видеокамера в ее руках предательски дрогнула …

СЕМЬ ПАР

Вечером в малом зале, что под 401-ым корпусом, собрались новобрачные и гости, а так же все заинтересованные – а таких набралось много.

За длинным столом сидели все семь пар – новобрачные были прекрасны, и около них устроились мальчики.

Сам Чумачев фотографировал пары отдельно и пары с мальчиками, а потом сделал несколько групповых снимков.

За этим очень неодобрительно наблюдал майор Рахматуллин, но раз командующий приказал выполнить фотосъемку, то он подчинился. Правда, это не помешало ему затем истребовать у Чумачева негативы и спрятать их в сейф, но новобрачные получили свои фотографии.

Перед столом с новобрачными было пустое пространство, а столы стояли по сторонам. И тут, с правой стороны, сидели Свиридовы – Анатолий Иванович был у всех посаженным отцом, а Антонина Ивановна – посаженной матерью.

Торжество открыл старик Эткин, которого привезли в кресле.

– Как свадебный генерал, – начал Израиль Моисеевич, – я открываю эту торжественную ассамблею. Не смейтесь, наше мероприятие действительно торжественное, и действительно ассамблея, как царь Петр называл свои сборища …

– У нас таких свадеб еще не было, – помолчав продолжил он, – как и многого другого до Свиридова … Но это радость и счастье, и я поздравляю молодых …

А потом Свиридов поздравлял каждую пару отдельно, и для каждой пары у него находились добрые слова, после чего гости поднимали рюмки за здоровье молодых, а молодые целовались.

И так семь раз, семь счастливых пар, семь затяжных поцелуев – и к танцам гости уже были хороши …

ТАНЦЫ

Начали танцы молодожены. И семь пар – дамы в белых платьях и мужчины в строгих черных костюмах – кружились в вальсе между столами.

– Знаешь, Лео, а мне завидно …

– Ты чему завидуешь? Их молодости или их счастью?

– Мое счастье – это ты … Молодости? Может быть … Я завидую самой свадьбе …

Первыми, кто «разбавил» круг молодоженов, были Свиридов и Тоня.

– Как красиво … Тебе не нравится?

– Что ты, Виола! Хотя лично я отношусь к таким торжественным церемониям отрицательно.

– Почему?

– Не знаю. На собственной свадьбе я чувствовал себя статистом и ждал, когда все закончится. Я очень не люблю быть зависимым, задействованным в сценарии какого-то действия.

– Но вся наша жизнь – это кем-то подготовленный сценарий … Только мы не знаем его содержания.

– Хочешь, пойдем потанцуем?

– Это удобно?

– Вполне. Ведь сейчас танцуют только любящие друг друга мужчины и женщины.

– Мадемуазель, вы позволите?

– Мальчики, выпустите меня к моему кавалеру!

Гриша пригласил Ольгу Петрову и они тоже закружились в вальсе.

– Валь, а ты чего, не хочешь потанцевать с Аркадием? Смотри, он весь испереживался.

– Да ладно. Переживет …

Тем временем соскучившиеся мальчики постепенно переместились к своим родителям и устроились на руках мужчин. И так, втроем, они завершили свой первый вальс.

Разгоряченные дамы и их избранники вернулись за стол.

– Можно мне сказать пару слов?

Даже завзятым остякам не захотелось вставить реплику.

– Вот сейчас вы танцевали вальс … Так пусть этот вальс станет вашим первым вальсом в новой жизни, пусть станет по настоящему первым вальсом, а все остальное останется в прошлом. Пусть с этого начнется новая и счастливая жизнь ваших семей, и мальчики пусть добавят счастья в вашей жизни, а родившиеся затем братья и сестрички принесут вам еще много-много радости. За счастье молодых!

Свиридов поднял бокал, а затем пригласил Нину Самохину.

И вел ее очень аккуратно и бережно.

– Как себя чувствуешь, сестренка? Как он там?

– Спасибо, Толя, спасибо, братец. Все путем! Мои мальчики так балуют меня, так заботятся о нас, так нежны и предупредительны …

А Коля Петров кружил Тоню.

– Антонина Ивановна, как здорово! Моя Ниночка успокоилась, у нас все в порядке. Вася меня иногда зовет «папа», и мы вместе ждем маленького. Знали бы вы, как мне дорога Ниночка и ее сын! Спасибо командиру – он так помог нам …

Валерия Дзюбановская, танцуя со Свиридовым, жаловалась на Толю Рыбачкова.

– Братец, поговори с моим Толиком! Он меня избалует! Все делает за меня, старается облегчить мне жизнь! Хорошо хоть Олега не балует – они теперь вместе спортом занимаются.

– Поговори с ним сама – ты же у нас девушка строгая.

– Да, строгая … А обнимет меня – куда все девается …

А с Любой Докукиной танцевал Лев Вонифатьевич.

– Лев Вонифатьевич, где вы учились танцевать? Уж точно не в Москве!

– А что, Любочка, разве заметно?

– Еще как заметно! Может быть в Риге? Или в Вильнюсе? Наши так не танцуют …

– А Анатолий Иванович?

– Ну, спросили! Анатолий Иванович танцует как бог, и этому тоже в Москве не учат. Я с ним готова танцевать без передышки хоть сутки!

– Лия Фаддеевна, ну когда же вы …

– Сергей Петрович …

– Ну, зачем вы так …

– А вы?

– Так я проявить уважение …

Пара была уморительная, но к ним уже попривыкли.

Лия Лапухова была весьма миниатюрной девушкой, а Сергей Колесов возвышался над ней как Эйфелева башня. Лапухова не отвергала ухаживаний Колесова, но и не давала ему особой надежды.

– Мне надоело смотреть на вас, как на Монблан!

– Исправим!

И Колесов подхватил свою даму на руки, и так, сидя у него на согнутой руке Лия Лапухова кружилась в танце. И отнюдь не возмущалась таким своим сидячим положением.

В сторонке, вдали от основной массы, танцевали Ангелина Митрофановна и Эрнест Умарович. Лицо доктора наук и профессора раскраснелось, глаза ее не отрывались от лица партнера.

– Умарчик, дорогой, ну что подумают о нас? Обо мне?

– Ничего плохого, по крайней мере. Тебе не нравится танцевать со мной?

– Как ты только мог подумать такое? Ну, что ты … что ты делаешь?

– Я тебя целую, моя женщина. И мне кажется, что ты не против …

Лена Долгополова опоздала, была в городе. Но чуть-чуть пригубив и поздравив молодоженов она потащила танцевать своего Потапчика.

– Гриша, будешь рисовать? Смотри, какие молодожены счастливые. Даже не подумаешь, что у этих девушек уже такие взрослые сыновья.

– А это, Оля, любовь. Думаю, если тебе сейчас выдать ВВ на пару танцев, ты бы тоже вся светилась. Нет?

– Изверг ты! Смотри, пойдем гулять – поколочу. А если тебе твою Улю? Что будет?

– Хорошо будет, и даже очень …

А потом …

– Осторожно, еще уронишь!

– Еще чего. Вот мы и дома, моя милая жена.

– Димочка, дорогой мой! Сейчас я … Постелю, мы с тобой …

Зина Васильева стала расстегивать платье.

– Подожди. Я сам.

Дмитрий Петроченков осторожно расстегивал пуговки, легкими движеньями, еле касаясь, снимал с Зины одежду. И целовал ее тело, и ласково прикасался к ее телу, лаская ее.

– Ты же только что стала из невесты женой …

– Димочка, родной мой … Сумасшедший!.. Любимый мой …

В других комнатах происходили тоже невероятные события – женщины вдруг почувствовали себя не просто желанными, но и волнующими своих избранников как будто в первый раз. И были благодарны своим мужьям за такие невероятные подарки, оставляющие память на всю оставшуюся жизнь.

А их сыновья под присмотром Даши и Оли готовились ко сну и обменивались – мысленно – впечатлениями …

ОТЧЕТ ДИАНЫ

– Слушая тебя, Назар Захарович.

– Анатолий Иванович, снова весточка для Шистер.

– Пришли с нарочным.

После расшифровки в послании оказалось требование представить отчет о последних событиях в городе, и в частности по торговым делам.

– Это означает торговлю наркотиками, – сказала Диана, прочитав сообщение. – И что мне писать в отчете?

– Писать то, что Нелли Шистер вынесла из последних событий и разгрома наркомафии в городе и на заводе.

– Слушаюсь, генерал, сэр!

Диана написала отчет, и после небольшой правки он был зашифрован и отослан по адресу в городе вблизи Москвы, после чего адресат был поставлен под плотное наблюдение.

Ниточку от него проследили, и она привела в американское посольство – как и следовало ожидать.

Диана в отчете приписала о том, что в связи с имевшими место событиями она пока не видит способа проникновения на закрытый военный объект и временно прекращает активную деятельность.

На эту приписку ответа она не получила …

СВАДЬБА ДАШИ ОГОРОДНИКОВОЙ

Свадьбу Даши Огородниковой и Юрия Воложанина решили справлять у ее родителей – благо изба была большая и могла вместить много гостей.

Рано утром Даша и Юрий зарегистрировались – а регистрировались они все там же, где все предыдущие пары, в своей части, а уже затем поехали к Дашиным родителям.

Их сопровождали свидетели со стороны жениха – Анатолий и Антонина Свиридовы.

В избе Огородниковых хозяйничали женщины и все «сестренки» Свиридова. Несколько столов принесли от соседей, установили лавки из широких досок, украсили горницу гирляндами искусственных цветов.

Молодожены прошли к Дашиным родителя. Олена Ксенофонтовна и Федор Антипович благословили молодых старинной иконой, а затем поздравили их с законным браком.

Расселись за столы тесно, гости пили за здоровье молодых, за родителей – но молодые пили только клюквенный сок и сидели чинно. Вставали на крики «горько!» и целовались, и Даша смущалась, краснела и закрывалась фатой.

Потом гости танцевали, а Свиридов пел народные песни, чем очень растрогал Дашиных родителей и гостей из местных жителей – такие тоже были.

Дашины сестры щеголяли в новых бусах – подарках Свиридовых, братья – в новых кожаных поясах, Олена Ксенофонтовна накинула на плечи новый тонкий шерстяной платок, Федор Антипович щелкал новым портсигаром …

А когда Свиридов повел Тоню в замысловатой кадрили, то не удержались даже родители Даши. Олена Ксенофонтовна и Федор Антипович вспомнили молодость и тоже встали в ряд, и танцевали уверенно и складно …

ПЕРВАЯ НОЧЬ

А потом Тоня и Олена Ксенофонтовна повели молодых в светелку и закрыли за ними дверь.

И тут Даше стало страшно – она даже не могла понять, почему, но она почти дрожала.

Но Юра стал гладить ее волосы.

– Можно, я расплету твои косы?

И столько ласки было в его руках, и так нежно он гладил ее волосы, что когда он спросил разрешения снять с нее фату, а потом и платье – Даша уже успокоилась.

А его ласковые руки и поцелуи довершили все …

Рано утром Даша проснулась – Юры рядом не было. Сперва она забеспокоилась, но потом услышала удары топора со двора и успокоилась. Одевшись попроще Даша свернула простыню и пошла на улицу. Воложанин колол дрова, а Федор Ксенофонтович сидел рядом с поленницей и курил.

Даша прошла мимо них и на веревку возле сарая повесила простыню с красными пятнами – ей было неловко, но так полагалось. И эта простыня висела там до вечера, удостоверяя результаты первой брачной ночи.

На второй день свадьбы остались самые близкие родственники – со стороны Воложанина это были его офицеры со своими молодыми женами. Все разъехались к вечеру, а в светелке Даша уже не дрожала, а сама обнимала и целовала своего Юрочку.

– Я сама не знаю, что со мною вчера было … Вдруг страх напал на меня, будто мы с тобой и не целовались вовсе …

Она разделась и, засмущавшись, нырнула под одеяло.

– Иди ко мне! Теперь-то я до тебя доберусь!

И она ласкала своего Юру, и счастью обладания друг другом не было предела.

На третий день они обустраивали свою новую квартиру, и им помогали «сестренки» и их сыновья.

– Тетя Даша, а ты не уйдешь от нас? – спрашивали мальчики.

– Куда же я от вас уйду? Мне без вас плохо будет!

– А спать ты где теперь будешь? С дядей Юрой?

– Мы с тетей Олей и тетей Любой будем ночевать у вас по очереди, ладно?

– Конечно, тетя Даша!

МАЛЬЧИКИ

– Тетя Даша, а кого вы с дядей Юрой хотите? Мальчика или девочку?

– Да мы как-то не думали … Пусть будет кто будет. А что?

– Так у тебя в животике уже человечек зарождается.

– Да будет тебе! Неужели правда?

– Правда, правда тетя Даша, правда! Мы тебя поздравляем! И дядю Юру тоже!

– Ты чего такая … какая-то особенная. Случилось что?

– Наверное. Мои мальчики редко ошибаются. Ребенок у нас с тобой будет …

– Милая моя, Дашута! Хорошо-то как! Правда? Ты рада?

– Я рада, Юрочка, что у нас с тобой уже кто-то зародился, от нашей с тобой любви зародился … Я к врачу еще не ходила, но обязательно схожу …

– А кто будет – мальчики не говорят? Мальчик или девочка?

– Нет, они пока не говорили.

Воложанин так ласково, так бережно обнимал Дашу, что она даже прослезилась.

– Теперь тебе нужно беречься, тяжелого не поднимать, кушать всякие фрукты …

– И еще мальчики мне сулили гимнастику показать …

На другой день Даша пришла к мальчикам переполненная радостью и постаралась присмотреться к другим мамам. И увидела то, на что внимания раньше не обращала – не одна она была переполнена радостью будущего материнства. Просто у мам ее мальчиков это была уже не первая беременность, и они воспринимали ее спокойнее.

Но все равно радовались – и сами мамы, и их мужья, и их сыновья.

Просто приглядеться надо было …

 

Концерт М

онтана

ВЫЗОВ

В последней шифрограмме Сторнаса было пожелание устроить какое-нибудь экстраординарное происшествие, которое вызовет лавинообразное распространение слухов и домыслов. Этакий импульс или информационный взрыв.

После усиленных размышлений было выбрано …

Свиридов посетил штаб Белоглазова, побывал у него дома. И на невинную жалобу Евгении Павловны на скуку гарнизонной жизни Свиридов пообещал устроить концерт какой-нибудь иностранной знаменитости.

– Откуда ты у нас возьмешь иностранца?

– Не бери в голову, Дементий Кузьмич. Надо будет – найдем. Я сообщу, что и как!

И примерно через пару недель Свиридов позвонил Белоглазову и сообщил, что ровно через неделю у них состоится концерт иностранного певца с мировой известностью.

Все заботы и оркестр Свиридов брал на себя, но артист сможет пробыть у Белоглазова не более четырех часов. И что Свиридов с оркестрантами прилетят заранее.

Действительно, Свиридов с женой, сыном и музыкальным ансамблем прилетели утром. Затем до середины дня готовили сцену, готовили задник и занавес из марли, устанавливали инструменты.

Сколько не пытали Свиридова и прилетевших – все было безрезультатно и никто не выдал имени артиста.

КОНЦЕРТ

– Ну, Женечка, пойми меня правильно! Как этот артист смог оказаться здесь? Поэтому имени его и потом называть не нужно!

А затем Свиридову пришла срочная радиограмма, его весьма срочно вызвали обратно, и он улетел, поручив все Тоне. А Тоня с помощью Евгении Павловны стала лихорадочно искать переводчицу с французского языка, хорошо владеющую разговорной речью.

Такую пожилую даму нашли, она владела французским языком с детства – у нее когда-то в молодости была гувернантка-француженка …

И Тоня с офицерами и переводчицей поехали на аэродром встречать неведомого артиста.

Артист прилетел, спрятался от мороза в автомобиль, затем в гримуборную, и весело болтал с пожилой дамой, которая расцвела от его французской речи …

Ансамбль занял свои места и стал настраивать инструменты.

На сцену вышла Тоня.

– Добрый вечер, дорогие товарищи! Я очень волнуюсь, я заменяю Свиридова. Сейчас перед вами выступит один из известнейших французских артистов и певцов, а поскольку я не владею языком, то переводить смысл песен будет наша переводчица …

Тоня взмахнула рукой и из кулисы почти выбежал высокий моложавый мужчина в темно-коричневом костюме. Он приветственно поднял руки и, не дожидаясь оваций, махнул ансамблю.

И запел. Он пел легко и непринужденно, его грассирующий голос заполнил зал и растекся по фойе – там тоже было много народу.

Он эффектно закончил номер и поманил из-за кулис пожилую даму, поцеловал ей руку, сказал ей что-то. Дама в нескольких словах объяснила, о чем была песня, а певец уже начинал следующую.

Песни были веселые и грустные, медленные и бравурные, но все они вызывали у слушателей ощущение, что они уже слышали это.

– Ну, и кто это? Ты знаешь?

– Знаю. Ты только не падай, Дема. Это Ив Монтан.

– Да ты что?!

– Забыл – у нас пластинка есть?

– Но … как это? Слушай, так ведь он, вроде бы, уже умер?

А концерт катился дальше, зал подпевал некоторым песням, и по рядам катился шепоток – это Ив Монтан!

Концерт шел без перерыва четыре часа, на лбу певца были видны крупные капли пота. Он иногда ненадолго уходил за кулисы, а потом возвращался. На сцене уже было много букетов, которые неизвестно где раздобыли наиболее активные слушатели.

Вот певец в очередной раз ушел за кулисы …

А КОНЦЕРТ-ТО КОНЧИЛСЯ

Ансамбль, как обычно, играл вольные фантазии на темы прозвучавших песен.

И тут вышла Тоня. Ансамбль замолк.

– Наш концерт окончен! – объявила Тоня. – А наш гость передал вам огромную благодарность за теплый прием!

А певец уже ехал в машине на аэродром, а затем с аэродрома автомобиль привез Свиридова, раздосадованного тем, что он не смог послушать известного певца …

Потом за чаем у Белоглазова нахваливая варенье Евгении Павловны, и рассказывая ей о своей жене и сыне, Свиридов спросил.

– Ну, как, Женечка, довольна ли ты концертом?

– Да, Тонечка, оказывается твой муж и такое может, – лукаво поглядывая на Свиридова сказала Тоне Евгения Павловна.

А волна разговором и слухов концентрическими кольцами прошлась по гарнизону и покатилась дальше.

Через три недели информация докатилась до Москвы – рассказывали, что в закрытом сибирском городе в офицерском клубе живьем пел сам Ив Монтан со своим оркестром …

ДВОЮРОДНЫЙ БРАТ

Пармен Порфирьевич и Аксинья Паисьевна быстро освоились на новом месте.

Скучать им было некогда. Почти каждый день наведывались гости из больницы – то одна женщина, то другая с кем-нибудь из монтажников, то страдающий от безделья пожилой мужчина. Олеся, сперва ошалевшая от такого нашествия, быстро освоилась и сдружилась с пациентами больницы.

Раза два в неделю приезжала Анюта с кем-нибудь из офицеров и привозила продукты – решили пока стариков не смущать местными магазинами, и Анюта все привозила сама.

Пока не нашли других саней в единственные розвальни запрягали пару и катали мальчиков – как они радовались лошадям, как они с лошадьми разговаривали!

Казалось даже, что лошади все понимают – как Сандал, который тоже навещал этот островок деревни.

А солдаты уже готовили следующее подворье, прибирались во дворе, завозили дрова.

Заезжал к старикам Свиридов.

– Слушай, Пармен Порфирьевич, ты мне говорил о своем двоюродном брате, что живет в тайге один. Далеко это?

– Так почитай недалеко, так теперь это за охраной … По тайге, почитай, совсем рядом – на лыжах за день можно успеть, так там ваша охрана стоит …

– Как бы нам с тобой наведаться к твоему брату. Не на лыжах, конечно, а на снегоходах. И полегче, и побыстрее будет.

– Можно. Только я отсюда дорогу туда не найду, я от города дорогу знаю.

– Тогда поедем из города.

Брызга дал Свиридову мощный снегоход, и на нем уместились Свиридов и Пармен Порфирьевич, а также кое-какие припасы – тушенка, мука, патроны.

Снегоход, оставляя за собой шлейф снежной пыли, резво бежал по целине.

– Какая штука! Лучше всякой лошади!

Пармен Порфирьевич указывал дорогу, и снегоход бодро переправлялся через овраги, объезжал бурелом, и наконец вдали стал слышен собачий лай и донесся запах дыма.

За оврагом открылось подворье – большая изба с крытыми надворными постройками и высокими тесовыми воротами. Вперед выбежали собаки, но учуяв Пармена Порфирьевича стихли.

Навстречу снегоходу вышел рослый бородатый мужчина в полушубке. Поздоровался с братом, повернулся к Свиридову.

– А ты, паря, кто? Неужто сам Свиридов?

– Точно, Свиридов, Анатолий Иванович. А тебя как величать?

– Акинфий Степанович. Заезжайте во двор.

Акинфий Степанович придирчиво рассмотрел привезенное, одобрил и сдержанно поблагодарил. Сели за стол, братья стали обмениваться новостями. Пармен Порфирьевич рассказывал о переселении, о лошадях, о санных прогулках по лесу.

– Ну, а ты что скажешь, Анатолий? Чего приехал?

– Приехал познакомиться, посмотреть на твое житье-бытье. Послушать тебя – может, чем и помогу.

– Хозяйство – покажу. Ты мужик справный, сильный. Скажу, чем мне можно помочь …

Вечером и наутро Акинфий Степанович показывал свое хозяйство, рассказывал о своей жизни, об охоте, о проблеме пропитания.

Самогон у хозяина был отменный, но пили очень сдержанно, немного.

Свиридов быстро подружился с собаками хозяина, чему тот премного удивился.

Договорились о взаимодействии.

Через пару дней армейский вездеход привез Акинфию Степановичу почти тонну кукурузного зерна и кукурузной муки. Приехавшие офицеры помогли хозяину разгрузить привезенное, немного перекусили и уехали …

А ЮВЕЛИРЫ ЕСТЬ?

– Назар Захарович, а ювелиры на зоне есть?

– Тебя настоящие ювелиры интересуют?

– Настоящие и опытные. По идее у вас где-то здесь должны быть сидельцы по смоленскому делу.

– Есть, как не быть. Что, дела смотреть будешь?

– А можем посмотреть на них вживую? Поехали!

На зоне о Свиридове слышали, и проблем не возникло. Свиридова и Брызгу проводили в отряд и вызвали нужных заключенных.

Перед приезжими стояли четверо мужчин неопределенного возраста, в одинаковых робах с номерами, с бородами и в странных самодельных теплых чувяках.

Они удивились, когда Свиридов поздоровался с каждым за руку, и глядя в глаза спрашивал об имени-отчестве-фамилии.

Рукопожатия Свиридову оказалось достаточным, чтобы полностью разобраться в ситуации и в стоящих перед ним людях.

– Отпустите заключенных. – сказал он сопровождающему, и когда те вышли, добавил, – Пригласите сюда заключенного номер 1744.

Приведенный заключенный тоже выглядел пожилым, но Свиридов быстро убедился, что пришедший сравнительно молод, обладает весьма твердыми убеждениями и удивительно добрым характером. Разговор с приведенным был так же краток, как и с предыдущими, и заключенного увели.

Дальнейшее происходило в кабинете начальника лагеря.

– Оденьте заключенных номера 1744 и 1522 для улицы. Я их у вас забираю. Вот вам приказ.

Свиридов вписал в готовый приказ номера, расписался, передал сидящему напротив полковнику. Тот прочел, вытер вспотевший лоб, взглянул на Брызгу. Тот кивнул.

Пока заключенных готовили, начальник пытался вести светский разговор, но получалось у него не особенно хорошо. Он облегченно вздохнул, проводив гостей и двух приодетых заключенных, и хлопнул целый стакан спирта.

В теплом джипе заключенные молчали.

– Иван Иовович и Дарий Зигмундович, – начал Свиридов.

Заключенные с удивлением и даже с опаской услышали свои имена.

– Иван Иовович и Дарий Зигмундович, сейчас мы приедем к месту вашего дальнейшего проживания. Ваша задача – освоиться на новом месте как можно быстрее. И приступить к работе, но об этом мы поговорим попозже. А пока – вы не в лагере, вы относительно свободны. Относительно, потому что будете находиться на закрытой территории секретного объекта. Внутри объекта – вы свободны.

– А что мы должны делать?

– Я знаю все мельчайшие подробности о вашей жизни и о том, как вы очутились в этом лагере. Поэтому к этим вопросам мы больше возвращаться не будем. Вам, Иван Иовович, предоставляется возможность трудиться по своей специальности и создавать изделия по вашему разумению без всяких ограничений. Материал есть и будет по вашему желанию. Оборудование – какое скажете. Ваш помощник Дарий Зигмундович будет вам помогать по мере сил и умения, но мы подберем вам еще помощников из подходящих умельцев.

– Как к вам обращаться? Гражданин начальник? Или …

– Меня зовут Анатолий Иванович. Фамилия Свиридов. А это Назар Захарович Брызга. Он – начальник местного КГБ, а я начальник секретного объекта, куда мы направляемся.

– Анатолий Иванович … А где мы будем жить?

– Вы будете жить в старом деревенском доме с надворными постройками, расположенном в тайге недалеко … недалеко от больницы. Дом уже подготовили и протопили. Вещи – подберем, продовольствием – обеспечим.

– А охрана?

– Вас персонально охранять никто не будет. А территория объекта охраняется.

– Но мы ЗК?

– Теперь нет. Вы вольнонаемные на нашем объекте.

– А вдруг нам у вас не понравиться и мы захотим … уйти?

– А вот этот вопрос мы обсудим не сейчас, а попозже.

Джип миновал уже два КПП и подъехал к небольшому отдельно стоящему зданию.

– А сейчас – баня. Потом вас отвезут в ваш новый дом, познакомят с соседями …

ИЗ ЗОНЫ В ЛЕС

Ночью бывшие ЗК ошалело вскакивали и таращились кругом – на огромную горницу с занавешенной лампой, на теплые одеяла и белые простыни.

– Слушай, Иович, я не сплю?

– Думаешь, Даря, что все это – сон? Нет, тут что-то другое.

– Знаешь, а я поверил этому Анатолию Ивановичу …

И они вспомнили, что было после бани – настоящей русской бани, когда они парились и выскакивали на снег, а потом обессиленные лежали на лавках в предбаннике.

Как молодые и веселые офицеры, так непохожие на лагерную охрану, помогали им одеться во все новое, и как отвезли и показали усадьбу из старых потемневших бревен.

Как познакомили с соседями в соседней такой же усадьбе, где за стенкой мирно пыхтели лошади и уютно делилась теплом русская печь.

И как новые соседи накрыли им стол и угощали, как близких родственников, чего уж совсем они никак не ожидали.

И как их проводили к ним – к себе! – домой.

В печке с приоткрытой заслонкой еще теплились редкие угольки, сухие поленца быстро разгорелись. Нашлась и посуда, и сковородки, а в холодильнике …

Это был еще один удар – столько и такого провианта они очень давно не видели.

Но у них хватило выдержки не набрасываться сразу и когда они приканчивали хорошую, во всю сковороду яичницу с колбасой, приехал уже знакомый офицер.

– Ну, как, мужики? Осваиваетесь?

– Тебя Никитой зовут? Мы, Никита, только еще встали. Не осмотрелись еще.

– Командир посоветовал вам, Иван Иовович, поинтересоваться вон тем шкафчиком.

В укромном уголке стоял большущий дубовый стол с толстенными ножками, а около него – шкафчик с резными дверцами.

Иван Иовович открыл дверцы.

В ячейках деревянной коробки лежали камни. Он сразу увидел – что это. Но вытащил коробку на стол, сел на табурет …

Рука его сама собой потянулась к выдвижному ящику стола – а он оказался именно там, под рукой. А в ящике – опять таки как нужно – лежали инструменты. Иван Иовович почти не глядя вынул большую лупу и глянул на камни.

– Даря, гляди! Изумруд … сапфир … аметист … яшма … Алмаз?!

Он разглядывал и любовался камнями и бережно укладывал их обратно в ячейки.

– Слушай, Даря, глянь-ка вон ту шкатулочку…

В шкатулке лежали желтые цилиндрики диаметром около пяти миллиметров и длиной миллиметров сорок – одинаковые, как на подбор.

– Неужто золото?

– И высокой пробы, – Иван Иовович попробовал цилиндрик на зуб.

– Это значит, мужики, что вам можно приступать к работе. Какие станки вам нужны? Пишите на бумажке.

– Ты знаешь, Никита … У нас там, в лагере, была подпольная мастерская … Начальство расстаралось, им кто-то из Москвы помог … Мы там тоже с золотом работали … С камнями там плохо было, а золота было навалом …

– А как найти эту мастерскую? Рисуйте, мы все привезем оттуда.

И к вечеру, несмотря на все попытки начальства лагеря спрятать концы в воду станки были в усадьбе …

ВАСЯ и ТИЛЕН

Днем, когда Дарий Зигмундович в раздумье стоял перед плитой и мучился выбором между простой лапшей и мясным борщом, в дверь стукнули.

– Здравствуйте, хозяева! Можно к вам?

Молодой парень и такая же молодая женщина – оба в полушубках – вошли в горницу.

– Мир вам! Меня Вася зовут, а это – Таня.

– А мы тут гуляли – и видим дым из трубы. Пришли познакомиться.

Женщина, несмотря на мужские брюки, оказалась очень изящной, а Вася – таким молодым.

Потянув носом Таня сказала:

– Вы что, готовить собирались? Можно, я покухарю?

Она быстро приготовила такой вкусный суп, что мужики ели и похваливали.

Гости засиделись почти до вечера, а вечером приехал Свиридов.

– Здравствуйте, честной народ!

– Дядя Толя!

– Анатолий Иванович!

– Вот ты где – а тебя там Михеич обыскался. Да не дергайся, я ему объяснил, где ты.

– Садитесь, дядя Толя, покушайте с нами.

– Это ты их, Тилен, балуешь? А ведь вкусно.

– Тилен?

– Это меня для простоты все Таней зовут, а на самом деле я Тилен.

– Я смотрю, станки вам уже привезли …

– Да, привезли. Только я смотрю на камушки …

– И что?

– Ненастоящие они.

– Почему?

– Вроде бы и неграненые, но все одинаковые, как близнецы. Искусственные они.

– Это верно – они все искусственные. Но по всем показателям – как настоящие.

– И что мне с ними делать?

– Вы же у себя были первейшим мастером. Вот и делайте, что умеете. На свое усмотрение. Колечки, кулоны, подвески, сережки, цепочки …

– Вы не боитесь, что мы золотишко украдем?

– А зачем? Вы – люди честные, вам это не к лицу. Я знаю.

– А мои поделки куда пойдут?

– Поглядим. Может, и на продажу.

– А письмецо написать можно?

– Конечно. Только не пишите об изменениях в вашей жизни. Письма ваши будут уходить из лагеря, и туда же будут приходить ответы.

Вася на следующий день попробовал паять золотую проволоку, затем остался ночевать.

Еще через день у него в комнате на втором этаже осталась Тилен, и смущенно спустилась оттуда утром. Но все восприняли случившееся спокойно, как должное, и вечером даже поздравили молодых …

Дарий Зигмундович протоптал тропинку к часовне.

На другой день зашел познакомиться Михеич, посетовал, что отбирают у него сварщика.

Вот так и стали они жить вчетвером – Иван Иовович, Дарий Зигмундович, Вася и Тилен. Забегала Дина Егоровна из больницы, каждый день забегал Никита Кулигин, каждый день они виделись с соседями, познакомились с мальчиками и их воспитательницей Дашей …

Через неделю воспоминания о лагере стали появляться все реже, но иногда ночью они вскакивали и долго потом курили …

ПЕРВАЯ ПРОДУКЦИЯ

Первую продукцию принимал сам Свиридов – он приехал с женой.

Перстень и колечко с бриллиантом произвели впечатление.

– Только пробы не хватает, а так не отличишь от заводской продукции.

– Клейма будут. Пока складывайте, потом поставим пробы …

Клейма нашлись в сейфе у Брызги, и Свиридов изъял их с немалым трудом – понадобилось вмешательство Москвы.

Зато первые изделия получили законные пробы, были сфотографированы со всех сторон.

Колечко скоро обосновалось на пальце Тилен, а перстень украсил руку жены Назара Захаровича.

Иван Иовович в общей тетради рисовал придуманные им перстни и кулоны. Выходило не очень аккуратно, но для автора и этого было достаточно. А когда в гости заглянул Гриша – он долго рассматривал рисунки Ивана Иововича, а затем рядом с его рисунками тонкими линиями изобразил то, что представилось ему самому.

Иван Иовович посмотрел, покрутил головой.

– Слушай, Григорий, ты – художник? Может, воспоможешь мне? Я рисовать не такой мастак, а в нашем деле без рисунка нельзя – все проистекает из рисунка, а рисунок – из головного напряжения.

– И я рисую из «головного напряжения», как вы сказали. Мне с натуры рисовать труднее. Вот, смотрите, я сейчас вас нарисую. И Дария Зигмундовича …

Гриша на чистом листе общей тетради мгновенно нарисовал Ивана Иововича – тот задумчиво смотрел на что-то в своих пальцах.

– Ты даешь, парень!

А на рисунке Дарий Зигмундович почему-то был в каком-то закрытом одеянии с высоким воротником.

– А это откуда? Что это ты нарисовал?

– А я и не знаю. Просто я так думаю. Может быть, вы в прошлом были священником?

– Откуда узнал, Григорий? Об этом даже Иович не знает.

– А я и не знаю – я просто так чувствую. Хотите, маме скажу, чтобы она вам рясу сшила?

ТИЛЕН и ВАСЯ

С самого начала, заметив намечающуюся симпатию между молодым сварщиком Василием Волоконцевым и Тилен Тургумбаевой, Свиридов решил поговорить с Васей.

Когда Василий оказался на одной из установок Свиридов кивнул Михеичу и увел сварщика в дальний угол.

– У меня к тебе важный разговор, Вася.

– Слушаю вас, Анатолий Иванович.

– У тебя и Тилен Тургумбаевой возникала взаимная симпатия … Ты извини меня, но я должен тебя предупредить, что она долго болела и еще возможны рецидивы …

– Чего возможно?

– Рецидивы. То есть временное возращение болезни … С нервами у нее не все в порядке, она долго была без памяти.

– Ну, и что?

– Чтобы ты был осторожен и готов к неожиданностям, вот и все.

– Ну, ладно … Анатолий Иванович, а вот … Мы с ней ходим, гуляем … Она ведет себя как девушка молоденькая, а ведь она много старше меня. Правда?

– Правда. Но правда еще и в том, что она реально чувствует себя как молоденькая девушка и многие годы у нее из жизни вычеркнула болезнь.

– Так мне, что, не ходить с ней? Она мне нравится …

– И ты ей нравишься … Так помогай вам бог, только не спешите и уважайте друг друга.

Василий быстро забыл этот разговор – губы у Тилен были такие мягкие и жадные, что от них не хотелось отрываться.

И когда Вася провожал ее от дома Иововича до корпуса больницы они долго не могли расстаться.

– А ты куда сейчас?

– Пойду, переночую у Иововича – авось не прогонят.

А в другой раз это провожание закончилось тем, что Тилен, смущаясь и пряча лицо, пошла назад с Васей, и поднялась к нему наверх, в его комнату.

Они обнимались и целовались, но потом Тилен вдруг окаменела и перестала отвечать на ласки Васи.

Он удивился, обиделся, и вдруг вспомнил разговор со Свиридовым.

– Танечка, что с тобой? Маленькая, что с тобой? Я тебя обидел?

Тилен с трудом очнулась и удивленно огляделась.

– Вася … Что это? Где мы?

– У меня в комнате …

– У тебя … Вася, мне холодно … очень холодно, согрей меня …

Вася обнял ее, обхватил руками, стал гладить, согревать руками и поцелуями.

Тилен отвечала на его поцелуи, прижималась к Васе, не мешала ему раздевать ее.

И эта немолодая женщина под руками своего молодого избранника была неопытной молоденькой невинной девочкой …

Утром Вася убедился в этом, пряча испачканную кровью простыню.

Тилен так уютно спала, обняв подушку, что Вася долго смотрел на нее, а затем поцеловал.

– Вася …

Она обняла его, потянулась к нему, поцеловала.

– Васенька … Мне так хорошо с тобой … Милый мой … Я так тебя люблю …

– Я тебя … тоже люблю …

А Дарий Зигмундович утром улыбнулся спускающейся сверху Тилен:

– Танечка, какая вы сегодня красивая! Какая молодая и красивая! С добрым утром!

РОДЫ НИНЫ

Живот у Нины округлялся быстрыми темпами. Она сперва стеснялась, а потом перестала. И Коля Петров, и Вася так бережно заботились о ней, что это иногда доводило ее до слез.

Широкие платья Нины и ее осторожные движения придавали ей величавость.

Каждый день Нину навещала медсестра, и наконец под общим эскортом Нину переправили в медсанчасть. Эскорт сопровождали Боря, Дима и все остальные мальчики. И их присутствие успокаивало Нину, а главное ласковые слова Коли и теплая ладошка Васи.

Через большое стекло в уютной палате Нина видела посетителей – всех мам их спутников, Свиридова, Свиридову, Гришу, Лену Долгополову.

– Ты не будешь возражать, если я буду с тобой во время родов?

– Коленька, мне как-то неловко … Конечно, тебе все можно …

Когда Нину везли на каталке в родовую, рядом с ней шли Коля и Вася и держали ее за руки. А за стеной – она этого не видела – собрался весь коллектив: все мамы, все дети, все офицеры, которые были в это время на территории, Мальчик, Свиридовы и все «люди». И все тихо – а многие беззвучно – обсуждали предстоящее событие.

Николай все-таки выпроводил Васю из родовой.

– Не волнуйся, Ниночка, – я с тобой.

Нина вспоминала свои первые роды, и пока она вспоминала позабытые ощущения, она натужилась …

– У-у, какой мальчишка! – вдруг сказала сестра и почти сразу раздался детский писк.

Сестры что-то сделали и положили маленького сморщенного красного и попискивающего младенца на грудь Нины. Малыш завозился, устраиваясь поудобнее, и затих, а через пеленку его очень осторожно поглаживал Коля.

– Все в порядке, ребята! – радостно сообщил за стеной Свиридов, опережая сестру, вышедшую из родовой с сообщением о родившемся мальчике.

– Ура! – негромкое, но очень дружное «ура», услышала даже Нина, и заулыбалась.

– Там столько народу за тебя болеют! За нас с тобой.

Вася, которого наконец впустили к матери и брату, положил руку на спину новорожденного, и тот ответил этому прикосновению, пошевелившись на груди у Нины.

– Мамочка, я тебя поздравляю! Какой хороший братишка! Как назовем, папа?

– Коленька, как? Как хотели – Сашкой? Твоего братика, Васенька, зовут Александр …

НОВЫЙ ПУЛЬТ

Работу группы под руководством Виолетты принимал Свиридов. Он придирчиво выслушал доклад Виолетты, рассмотрел эскизы и внимательно облазил переоборудованный тренажер.

– Галина Климентьевна, приказ. Первое. В результате рассмотрения проекта реконструкции пульта управления установки вариант, представленный группой разработчиков под руководством Виолетты Вадимовны Ерцкой, утвердить. Второе. Всему коллективу, участвующему в разработке, объявить благодарность в приказе. Третье. Руководителю группы В.В. Ерцкой представить мне на утверждение рабочую документацию по управлению в новом варианте. Четвертое. Приступить к тренировкам операторов на новом пульте немедленно.

МАМЫ ОТСТРАНЕНЫ

Первым делом все новобрачные были отстранены от непосредственной работы на установках. Правда, не все из мам уже были в интересном положении на момент отстранения их от работы на пультах, но вскоре мужчины исправили это положение.

И теперь даже трудно было сказать, кто был больше всего рад такому положению – мужья или мальчики. Офицерам пришлось смириться с тем, что их усыновленные мальчишки знают о взрослой жизни очень много, а может быть даже больше их новых отцов. При этом мальчишки оставались маленькими мальчиками, проказливыми и ласковыми, любознательными и шаловливыми.

Из отстраненных сама собой образовалась группа под руководством Виолетты, и они стали заниматься служебной документацией. Опыт операторов был незаменим и качество рабочих инструкций получалось отменным – это отметили все: сперва Карцева, а затем Свиридов, Потапович и все разработчики тренажеров.

Затем несколько бывших операторов стали заниматься с новичками – тренировали новых операторов. И это тоже давало прекрасные результаты – кто лучше опытных операторов мог объяснить новичкам все тонкости их будущей работы.

Свиридов несколько раз отмечал успехи будущих мам на новом поприще …

ПЕРЕД СМЕНОЙ

Свиридов опаздывал на пересменку – все уже привыкли, что каждую смену он провожал сам, перед отъездом каждой смены на установку он пел девушкам, а потом провожал их на установку и возвращался с предыдущей сменой.

А тут он задержался в городе и опаздывал.

Конечно, были случаи, когда он физически не мог проводить смену, и тогда кто-нибудь заменял его. Чаще всего такие случаи происходили неожиданно и тогда «оркестранты» играли без него. Тогда главным был Мальчик, и слушались его беспрекословно, тем более, что рядом с ним находились Полина и Черномырдин.

Сегодня Свиридов опаздывал и гнал машину.

#Мальчик, ты где?

#Я в кафе, смена употребляет пищу. А ты где?

#Я немного опоздаю. Подождите меня.

Традиция уже устанавливалась – за столиками сидели операторы и механики смены и сопровождающие их на смену офицеры. Чаще всего это были именно те, с кем целовались операторы, собираясь на работу, или другие офицеры команды Воложанина, столь же бережно относящиеся к подругам своих товарищей. Других посетителей в кафе не было – если не считать видеооператора, Тони с Гришей и Худобина, которые старались быть незаметными и устраивались в уголке.

Небольшую задержку времени даже не почувствовали – рояль негромко наигрывал очень знакомую мелодию, роялю осторожно вторил барабан и поддерживала скрипка.

– Кто там проехал?

– Это Свиридов. Только как мне записать, Леш?

– А так и запиши. Поставь время и напиши – въехал генерал-майор Свиридов.

– Но он даже не остановился …

– Вот и напиши – проехал не останавливаясь. Он тебе что-нибудь сказал?

– Нет, только рукой махнул.

– Так и пиши – махнул рукой.

– Так это не по уставу будет.

– Устав – не догма. Он имеет право проезда без остановки и досмотра?

– Имеет.

– Вот и правильно. А запись должна быть содержательной. Хотя писать – какой рукой он махнул – не обязательно …

#Мальчик, я уже подъезжаю.

#Хорошо, Толя. Мы пока наигрываем вступление тебе. Слышишь?

– Вася, встреть командира. На, прихвати гарнитуру.

Разумев встретил Свиридова в холле, принял у него портупею с тяжелой кобурой и передал гарнитуру с наушником и микрофоном.

Ритм музыки несколько изменился.

День погас

И в золотой дали

Вечер лег

Синей птицей на залив,

Свиридова еще не было в зале, а его голос был уже тут.

И закат,

Догорая,

Шлет земле

Прощальный свой привет.

И музыканты, и Свиридов не отступали от оригинала, и Левушка это чувствовал. Он слушал и наблюдал, как рождалось все это здесь и сейчас.

Как Мальчик дирижировал, оставаясь в углу, как Полина касалась руки Черномырдина или Аркадия, и они начинали играть.

В этот час,

Волшебный час любви,

В первый раз

Меня любимой назови,

Появился Свиридов, протянул руку и они с Тоней плавно двинулись по залу.

Подари ты мне

Все звезды и луну,

Люби меня одну.

Все глаза были прикованы к этой паре – их движение, музыка и слова сливались воедино.

Без меня

Не забывай меня,

Без меня

Не погаси в душе огня,

Будет ночь

И будет новая луна -

Нас будет ждать

Она …

Танец и музыка не кончились, и пара продолжила движение по залу.

А затем Свиридов поднялся на возвышение.

– Здравствуйте, девчонки! Становись! В автобус – шагом марш!

Все захлопали и стали подниматься из-за столов. А потом в автобусе тихонько напевали, дружно вспоминая слова, и Свиридов помогал им.

С этой мелодией смена появилась на «Аннушке» …

 

Иванищева

КРОВЬ

Ангелина Митрофановна теперь приходила к Свиридову не вдвоем с Умаровым, а прихватывала еще и свою заместительницу по аналитическому контролю Конопатову с удивительным именем Адель Гвидоновна.

Биохимические исследования требовали все больше и больше усилий от аналитиков, аналитическая лаборатория разрослась в крупное подразделение с уникальной аппаратурой и без Адели Гвидоновны работать стало просто невозможно.

Адель Гвидоновна была немолодой женщиной невысокого роста с крупным лицом и невозможным характером. Иванищева предупредила Свиридова об этом перед тем, как привести ее на совещание, но Свиридов к удивлению Иванищевой справился с этим мгновенно.

– Очень рад, Адель Гвидоновна, что мы теперь будем встречаться чаще, и я чаще буду вспоминать сказку «О царе Салтане». Вы не обиделись?

– Что вы, Анатолий Иванович! Царь Салтан – это приятные воспоминания. Значит, мне повезло с именем.

И на этом весь особый характер Конопатовой к удивлению Иванищевой кончился.

Каждую неделю Свиридов не только получал от Иванищевой справку о проделанной за неделю работе, но небольшие рефераты по результатам экспериментальных исследований. Эти рефераты помогали сохранить время и направить встречи в сугубо научное русло, чему теперь Иванищева ничуть не удивлялась

Исследования обобщающих показателей всех родителей и самих «особенных» мальчиков были почти закончены, причем к ним добавили анализы Олега и Полины Ерлыкиной и самого Свиридова. Анализы крови всех семерых офицеров, потенциальных отцов нового поколения маленьких ребятишек, Даши Огородниковой и Воложанина были еще не завершены.

Основную массу анализов выполняли с образцами крови, подвергнутыми обработке на установке. С помощью Худобина, Потаповича и Валентины Суковициной были составлены планы экспериментов, позволяющие резко сократить число режимов в экспериментах, но даже это – сокращенное – число было достаточно большим.

Первые серии были посвящены выяснению поведения и чувствительности крови различных групп и различного срока хранения, затем исследовали параметрическую чувствительность на образцах крови одной группы, затем сравнительные исследования на группах с различным резус-фактором …

Серий было много, всегда их дополняли контрольными опытами, и объем экспериментального материала рос как на дрожжах. И при этом Свиридов требовал, чтобы каждая обособленная серия экспериментов заканчивалась кратким отчетом с приложением всех экспериментальных данных.

Сперва Иванищева ворчала, называя эту работу ненужной, но скоро призналась Свиридову, что он был прав и без этих отчетов они уже давно бы запутались.

С установки каждую смену увозили целый контейнер ампул после облучения, а затем на короткое время излучатели переустанавливали и на установке нарабатывали продукт 7/8, который самолетом увозили в Москву …

МАМЫ ПОЛНЕЮТ

Тем временем названные сестренки Свиридова полнели и округлялись, молодые семьи обживали свои новые квартиры, и в каждой из них вечером счастливые мужья ласково разговаривали со своими будущими сыночками, поглаживая животы своих любимых женщин.

И от этого общения мать, отец и будущий ребенок испытывали величайшее ни с чем несравнимое блаженство.

Прибавилось работы и Тоне – нужно было сооружать все новые платья для полнеющих женщин, но Тоня с помощью Гриши справлялись и с этим.

Но полнота не мешала округлившимся мамам танцевать вечером в кафе.

– Лео, посмотри – как счастливы эти женщины!

– Хочешь, усыновим какого-нибудь ребенка? Хотя здесь это не так то просто …

– Нет, Лео … Мы с тобой – солдаты, и я постоянно помню об этом …

Мальчики очень оберегали своих мам и Боря докладывал своим товарищам о том, как развиваются их братики.

И мальчикам разрешалось тоже погладить животы своих мам и поговорить с еще народившимися братьями.

Надо было слышать, как ласково и как содержательно они беседовали, и как активно им отвечали!

Отцы – отцы названные, но об этом никто и не вспоминал – даже ревновали.

А мамы, собираясь вместе, обсуждали все насущные проблемы – что лучше есть, что лучше надевать, что у каждой муж – самый лучший в мире, а сыновья – самые послушные и ласковые …

ВЫЗОВ в МОСКВУ

Свиридов уже привык, что вызвать его в Москву могут неожиданно и в любой момент.

Очередной вызов был связан с необходимостью присутствия на заседании Совета безопасности.

Конечно, Свиридов посетил институт, побеседовал с Антиповой, с Мари, с Кареном и еще с очень большим числом знакомых. Но наибольшее внимание все равно он уделил маме Гале, деду Васе и Ульяне.

Прощаясь со Свиридовым Уля смущаясь и краснея передала Грише поцелуй.

– Дядя Толя, я очень скучаю без него!

Свиридов, передавая приветы, особо подчеркнул привет от Ули с приложением поцелуя, и Гриша расцвел счастливой улыбкой.

А ночью Тоня спросила:

– Толя, ты чем-то озабочен. Что-нибудь случилось?

– Как тебе сказать … В институте, в городе все нормально … А в остальном …

Свиридов не стал рассказывать, о чем говорили на заседании, тем более, что все это было не только весьма серьезно, но еще и совершенно секретно под самым высшим грифом.

После заседания Владимир Владимирович попросил остаться Шойгу и Свиридова.

– Прошу вас познакомиться …

– Мы хорошо знакомы, Владимир Владимирович.

– Мы хорошо знаем друг друга. И по работе, и по человечески …

– Вот и прекрасно! А задержал я вас для того, чтобы поручить вам обоим мониторирование обсуждаемой сегодня проблемы. Вы будете получать всю информацию по этим вопросам, критически рассматривать полученные данные и докладывать мне и Совету безопасности.

– Но почему именно нам, Владимир Владимирович?

– Анатолий, ты что!? Нам поручено …

– Нет, Сергей Кожугетович, вопрос вполне законный. Скажем так. У вас кроме знаний, опыта и организаторских способностей нет зашоренности и консервативности мышления. А все это обуславливает успех. Я на вас надеюсь. Я вам ответил, Анатолий Иванович?

– Да. Мы с Сергеем сделаем все возможное.

– Но порученное не отменяет ваших служебных обязанностей.

– Естественно.

Тоня очень редко спрашивала мужа, но он был сильно озабочен, и она не выдержала.

– Толя, ты чем-то озабочен. Что-нибудь случилось?

– Как тебе сказать … В институте, в городе все нормально … А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо … Хотя, конечно, есть всякие неприятные моменты, не связанные непосредственно с нашей работой …

ПОЛНЕЮТ НЕ ТОЛЬКО МАМЫ

Население научного городка, состоящее в своем большинстве из женщин, неожиданно быстро привыкло к виду беременных – а ведь совсем недавно это было просто невероятно.

Стремительно полнели названные сестры Свиридова, полнела жена капитана Воложанина Даша Огородникова, полнела Виолетта Ерцкая. И хотя Виолетта не была замужем ее беременность воспринимали спокойно – достаточно было Свиридову поинтересоваться ее самочувствием, упомянуть ее в приказе наравне с беременными операторами, и все успокоилось.

Надо отметить, что отмена обязательного аборта сказалась и на других женщинах – по данным Белосевича беременных становилось все больше.

Мальчики теперь заботливо опекали свою Дашу – не давали ей поднимать тяжелое, укладывали днем отдохнуть и обязательно вытаскивали на прогулку каждый день. Очень интересно вел себя Сандал – он как-будто знал, что Даша беременна и оказывал ей повышенное внимание.

Даша округлялась и каждый день мальчики прикладывали свои ладошки к ее животу и разговаривали с ребенком. А вечером с ним разговаривал Юра, и ребенок уже начал отвечать отцу.

Даша радовалась и ходила ужасно важная и гордая своим положением.

Каждую неделю они с Юрой навещали Дашиных родителей, и все семейство Огородниковых радовались вместе с Юрой. А как Дашу обхаживали сестры! Но соседку Вальку звать не стали – она все еще обжималась и целовалась со своим ухажером, а дальше этого дело у них не двигалось …

Воложанин вел машину медленно и аккуратно, чтобы не растрясти Дашу и ребенка.

Хотя и Боря, и УЗИ утверждали, что родится мальчик, его пока так не называли.

Юра и Даша называли его «наш ребенок», хотя уже решили назвать его Николаем в честь Юриного отца.

Полнела и округлялась и Виолетта, животик которой с величайшим удовольствием гладил Виктор Скворцов. Виолетта настояла, что имя родившемуся мальчику она даст сама, и Виктор согласился с этим.

Когда к ним наведывался Свиридов Виолетта уже не стеснялась встретить его в свободном домашнем халатике, а иногда даже позволяла ему погладить свой округлившийся живот. И при этом удивлялась, как бережно и осторожно он это делал, и какие ласковые слова говорил – то ли ей, то ли ребенку …

Виктор хотел помочь Виолетте при родах, но она твердо и мягко отказалась от его помощи.

Рожала она долго и трудно, и только потом узнала, что ей мысленно помогали Свиридов, Полина Ерлыкина и мальчики.

Мальчишка родился большой и здоровый и заорал басом.

Виктору, пришедшему навестить ее, Виолетта искусанными губами сказала, что мальчика зовут Витенька.

– Хорошо, милая моя Тота, пусть будет Виктор Викторович. Спасибо тебе большое … Как ты себя чувствуешь?

– Уже ничего, Витя … Только целоваться мне пока больно …

– Ничего. Я тебя буду целовать – разве мало мест для поцелуев?

Виктор Викторович хорошо кушал и будил родителей только по причине необходимости принятия пищи. Насосавшись он мирно засыпал и даже пеленание принимал спокойно, без возражений.

Так же спокойно, но с большим интересом Виктор Викторович отнесся к первому купанию, а потом улыбался во время этой процедуры. Он узнавал не только маму, но и папу, и даже пытался ему улыбаться.

Но очень неодобрительно относился к тому, если ему мешали во время кормления …

ЮВЕЛИР

Усадьба, где поселились Иван Иовович и Дарий Зигмундович, в просторечии все стали называть «домом ювелира». Теперь там население увеличилось – на втором этаже обосновались Вася Волоконцев и Тилен Тургумбаева. Вася по утром уезжал и трудился в бригаде Михеича, а Тилен днем убегала на процедуры в больницу.

Иногда Тургумбаеву навещала Дина Егоровна Утечкина.

У Дины Егоровны с Дарием Зигмундовичем нашлось много общих интересных тем для разговоров. Дина быстро почувствовала обширные знания Дария в религиозной литературе и особенностях католических обрядов, и ее подозрения в религиозном прошлом собеседника упрочились.

Рабочее место ювелиров в избе отгородили дощатой перегородкой. Перегородка не доходила до потолка и в этот просвет оттуда вырывался яркий свет бестеневых ламп и жужжание моторчика.

Иовович работал не спеша, не торопясь, прорисовывая будущие изделия.

Часто наведывался Гриша Свиридов и вместе с Иововичем рисовали придуманные перстни, медальоны и кулоны. Иовович показывал Грише игру ограненных камней, и Гриша начинал фантазировать, рисуя цветным фломастерами невероятные украшения. А потом из невероятных фантазий они вместе создавая эскизы реальных изделий. Иовович начинал работать, и через неделю Анатолий Иванович и Гриша с изумлением разглядывали оригинальный перстень с камнем.

Тоня прослышала про эти изделия и тоже стала навещать усадьбу под названием «дом ювелира». Она подружилась с Тилен, разговорилась с Дарием Зигмундовичем.

Часто теперь нарисованные и изготовленные изделия примеряла не только Тилен, но и Тоня. Они демонстрировали драгоценности, изготовленные Иововичем, шагая по горнице просторной избы.

Для фотографирования ювелирных изделий приглашали Анюту Кутенкову и постепенно накопился целый альбом цветных изображений. Каждое изделие было изображено с разных сторон, а некоторые еще и на Тилен или на Тоне. Но Свиридов распорядился, чтобы лиц моделей видно не было. Около некоторых изделий было указано – «по эскизу Г.Свиридова».

Готовые изделия накапливались в сейфе Свиридова.

Затем Свиридов добился разрешения на реализацию изделий с перечислением вырученных средств на особый счет сибирского филиала.

И постепенно объем продаж возрастал, а денежная выручка – увеличивалась.

По распоряжению Свиридова эти средства вкладывали в доходные ценные бумаги.

Правда, Черномырдин сперва отнесся к этому весьма скептически, но через несколько лет с удивлением убедился в правоте Свиридова – эти деньги не пропали и за несколько лет весьма приумножились …

ТОНЯ и ВИОЛЕТТА

Виолетта сидела около детской кроватки и смотрела на спящего сына.

– Можно к тебе? – Тоня вошла и спросила тихонько, чтобы не разбудить малыша.

Виолетта вышла в другую комнату и неплотно прикрыла дверь.

– Здравствуй, Тоня.

– Я пришла побеседовать … Но если не хочешь, то не будем.

– Смотря о чем. Давай, начинай.

Казалось, что Виолетта совершенно спокойна, но это только казалось. Ее выдавали руки, пальцы.

– Ты знаешь, что скоро Виктор улетит в Москву?

– Знаю.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Ни-че-го. – она даже подчеркнула это слово, произнеся его по слогам.

– Хорошо, а как ты представляешь свою жизнь дальше?

– Буду растить сына, буду работать.

– И тебе безразлично, где там и с кем твой Виктор?

– Тоня, ты бередишь открытую рану … Мне будет очень и очень трудно без Виктора, я его очень люблю … И дело не в том, с кем он там, а в том, что его нет здесь … Но я – счастливая. Он был со мной, у меня его ребенок и память о нем. А с этим уже можно жить. Пусть трудно, нестерпимо трудно, но можно. Что ты еще хочешь узнать?

– Я хочу понять и узнать, как и чем тебе можно помочь.

– Мне нельзя помочь. Вернее, помочь мне может только он. Но я же пальцем не пошевельну, чтобы оставить его около себя, если ему это не нужно!

– А если нужно, но он не знает – как это сделать?

– Тогда я буду ждать его решения и сделаю так, как он решит. И не будем больше об этом, хорошо?

– Ты молодец! Ты очень сильная. И чтобы не случилось дальше, память у тебя о Викторе останется на всю жизнь. А он не сможет забыть тебя и сына. Поверь мне!

Женщины обнялись и только тут Виолетта дала волю слезам, но и то совсем немного.

– Мне нельзя плакать – это сказывается на молоке и Витюша начинает плакать …

СКВОРЦОВ и БАРАНОВ

Ученый совет обычно проходил весело – часто всеобщий хохот, непонятный для Лены Долгополовой, Виктора Скворцова, Умарова и Иванищевой. И кто-нибудь из телепатов разъяснял им непонятное …

На этот раз с объяснениями вылез из-за стола Мальчик.

– Дорогие сограждане, этот приступ смеха был вызван тем, что Лена … Лена Карцева обозвала скворцовское изделие не «пудиком», а «педиком» …

– Несносный мальчишка!

– Ага. На вот меня, несносного. Можешь наградить органолептически.

Карцева ласково взъерошила Мальчику волосы и потрепала за уши.

– Ты удовлетворен, Олег? Давайте продолжим. Скворцов еще попросил поменять местами доклады его и Баранова. Поэтому Александр Гаврилович, тебе слово.

– Да … Я коротко. Упражнения с пленками дали интересный результат. Вот кусочек ленты – это пленка толщиной в шесть десятых микрона. Ее почти не видно, но разорвать ее руками не удается. Попробуйте.

Баранов пустил по руками еле видную прозрачную полоску.

– Состав этого материала можно описать вот так, – Баранов написал на доске шифр материала.

– Но самое интересное – это режимные параметры. Их мне подсказали две Лены – Долгополова и Карцева. Как это ни странно, Лена Долгополова очень прилично ориентируется в режимах, я так и не понял – откуда.

– Это от Виолетты. Мы с ней много работали над пультами, а при этом без разговоров о режимах и их особенностях не обойтись …

– Из-за этой пленки вы поменялись местами со Скворцовым?

– Конечно. Он же делал все измерения, Смотрите, что получилось.

И Баранов включил проектор и на экране появилась таблица.

– У-у! Там нет ошибки?

– Еще чего! Все верно. А если образец будет побольше в размерах, то оценка диэлектрической проницаемости и поверхностного сопротивления могут быть скорректированы в большую сторону.

– Не фига себе пельмешка … – пробурчал Потапович. – Это же конденсатор …

– Да еще какой!

– Но на этом новости не кончаются. На поверхность этой пленки нам удалось поместить другую пленку примерно такой же толщины. Мы соединяли эту пленку с чистым алюминием и чистым золотом. Образцы для исследования пока не готовы – размеры маленькие, но ожидать можно всякое …

– Я же говорю – конденсатор.

– Мягкое зеркало.

– Правильно, Толя. Это – гибкое зеркало. Почти невесомое, компактное и очень прочное.

– Космос.

– Солнечный ветер.

– Отражение солнечного света на землю.

– Концентратор световой и тепловой энергии.

– Саша, когда будут образцы приемлемых размеров?

– У меня нет достаточной мощности и размеров излучателя – мы работаем на установке у Скворцова.

– А если на «сотке»?

– Там вполне можно …

– Создать «окно» на «сотке» для экспериментов Баранова. Полина, записала? Это же аккумулятор …

ДИАНА

– Лео, завтра выходной день. Давай проведем его вдвоем. Только ты и я. Давай?

– Согласен. Мне так не хватает тебя!

– Тогда на лыжи. Уйдем с утра. Днем мне нужно будет навестить моих пациентов … моих старушек, как говорит Свиридов.

– А говоришь – на весь день только вдвоем …

– Ну, Лео!

Рано утром на машине они доехали до жилых усадеб за больницей, надели лыжи и ушли в тайгу. Первым шел Лев Вонифатьевич, прокладывая лыжню, но Диана иногда обгоняла его и шла впереди, не давая себя обогнать.

Они устраивали короткие привалы под развесистыми лапами елей, разводили небольшой костер, пили кофе из термоса. И молчали, и им было достаточно прикосновения руки и взгляда – им даже не требовалось разговаривать.

Потом они вернулись к усадьбам.

– Пойдем к старикам Кутенковым?

Аксинья Паисьевна и Пармен Порфирьевич обрадовались гостям, засуетились, развесили одежду гостей на просушку, стали собирать на стол. Старики хорошо знали Диану, она часто навещала их, снабжала лекарствами и, самое ценное для стариков – никогда не жалела времени на разговоры с ними.

Лев Вонифатьевич и Парменом Порфирьевичем навестили лошадей, а Диана отправилась в больницу. От усадьбы Кутенковых до больничного корпуса было меньше полукилометра хорошо расчищенной дороги, которая в другую сторону тянулась дальше, к дому «ювелиров».

Там дымилась труба и под козырьком на крыльце светилась неяркая лампочка. Так хозяева сигнализировали, что они работают и просят их зазря не беспокоить.

Расчищенная дорога тянулась и дальше, к деревянной часовенке. Усилиями Дария Зигмундовича часовенка стала ухоженной, перед старинными иконами затеплились лампадки. В часовне стали появляться люди – приходили Кутенковы, заходили пациенты из больницы, заходили те, кто приезжал в больницу или к деревенским жителям по делам или в гости.

Раньше автобус привозил сотрудников больницы утром и увозил вечером. Теперь к этому добавились два микроавтобуса, которые циркулировали гораздо чаще.

А старые заброшенные дома вызывали большой интерес у бригады Михеича, у тех, кто и в городе проживал в старых деревенских домах. И сам Михеич тоже «положил глаз» на одну из заброшенных усадеб.

– Иваныч, а как ты смотришь, ежели мы с семейством переедем сюда? Вон Васька Волоконцев тут уже обосновался, у «ювелиров». Глядишь, и Нарыжный с Летюховым решатся – в деревенском доме, но все лучше, чем в этом треклятом городе.

– Так уж и треклятом!

– Да на дорогу сколько уходит! А тут раз в пять ближе, и никаких тебе КПП!

Приезжали жены, осматривали старинные усадьбы, заходили к Кутенковым, к ювелирам, и с ними беседовала Дина Егоровна Утечкина.

И жены, обсуждая затем с мужьями возможный переезд, обязательно упоминали эту очень внимательную и серьезную женщину.

Эту проблему обсуждало и младшее поколение – младшая дочка Музыкантовых Аришка, дети Нарыжных Гошка, Машка и Никишка, дети Летюховых. Это младшее поколение добавило забот Свиридову – детям нужна была школа. Обсуждая этот вопрос со своим тезкой Свиридов заметил, что скоро, очень скоро тут появятся и другие дети, и им тоже надо будет учиться.

Он как-будто предвидел, что через несколько лет недалеко от больницы появится здание школы, и классы этой школы станут достаточно быстро пополняться …

 

Прорыв по крови

ЕСТЬ УСПЕХИ

Иванищева докладывала Свиридову почти каждый день – работы по исследованию облученных образцов крови быстро продвигались, и этому в значительной мере способствовали планы экспериментов, разработанные Худобиным и Суковициной-старшей.

Уже первые планы подтвердили адекватность подхода и достоверность получаемой информации, и с кровью разных групп стало легче работать. Выявили влияние резус-фактора, и оказалось, что этот показатель с точки зрения облучения может быть наиболее существенным – по крайней мере более существенным, чем группа крови.

Привезли поросят и некоторые опыты повторяли на живых образцах, что позволило подтвердить правильность подхода – использовать кровь вместо живых организмов. Но наследственные изменения можно проверить только на живых организмах, поэтому появилось особое направление в исследованиях – проверка наследственных изменений.

Питатель на установке «100Б» работал без перерывов – его останавливали только для перезарядки. Для такой массы образцов потребовалось автоматизировать некоторые анализы, и это с помощью Потаповича и Владика Медякова было выполнено в срочном порядке.

Под сильным нажимом Свиридова каждый этап исследований завершали подробным отчетом, и хотя сотрудники Иванищевой и она сама сопротивлялись этому, Свиридов настоял на своем.

Стопка отчетов в шкафу у Свиридова росла, но он предпочитал работать с ними на экране компьютера. Теперь везде были установлены современные цветные мониторы с защитными экранами, и никто не портил глаза. Для мальчиков, которые чаще всего «паслись» у Владика, были установлены дорогие и дефицитные импортные жидкокристаллические мониторы, от которых глаза практически не уставали, и мальчики этим пользовались, увеличивая время общения с компьютером.

Худобин много времени проводил в работе над экспериментальными данными Иванищевой в поисках закономерностей. Как он рассказывал Диане – он абстрагировался от сути получаемых показателей и рассматривал их как некие цифры громадного неизвестного массива, в котором нужно найти внутренние связи.

Связка установок «100А» и «100Б» работали в непрерывном режиме.

Операторы быстро освоили пульты управления, переделанные по эскизам Ерцкой и Долгополовой, количество операторов в сменах сократилось, но зато в сменах появилась должность запасного оператора. Правда, чаще всего этот запасной оператор работал наравне с остальными, за счет чего увеличивали время отдыха операторов во время смены. Карцева смотрела на это спокойно, не считала это нарушением, и постепенно такая практика установилась во всех сменах.

Тренажеры у Потаповича использовали не только для обучения новых операторов, но и для «повышения квалификации». Так это называлось официально, а на самом деле на тренажерах можно было имитировать ситуации, которые в реальности встречались редко, но к которым операторы тем не менее должны быть готовы. Такие ситуации «изобретала» Виолетта Ерцкая, и реальную возможность возникновения подобных ситуаций признавали старые и опытные коллеги вроде Карцевой, Дормидонтова, Баранова.

Суковицина-старшая безуспешно пыталась интерпретировать получаемые данные в виде многомерного пространства, но количество осей координат было слишком велико. Но построение даже трехмерных выборок позволяло оценивать перспективы изменения параметров визуально, без сложного математического аппарата.

За напряженной работой по исследованию крови работы Виктора Скворцова не вызывали столь пристального внимания, хотя они вполне заслуживали этого.

Но Виктор был даже доволен снижению интереса к его работам – так работалось спокойнее. И тем не менее регулярно Свиридов вытаскивал его для сообщения на Ученом совете. И так же, как и от Иванищевой, требовал подробных содержательных отчетов.

Шабалдин, прочитав первые отчеты Иванищевой и Скворцова, признался Свиридову, что он долго пытался научить своих сотрудников писать такие содержательные отчеты, и не смог.

– Ты, тезка, слишком мягкий человек. Иногда надо и требовать, и требовать жестко. Зато потом, когда все привыкнут, работать будет легче.

Иванищева и Умаров уже не в первый раз, докладывая Свиридову о полученных данных, говорили о близком завершении исследований.

– О завершении первого этап исследований, – поправлял их Свиридов. – Проблемы наследственности за нас с вами никто разрешать не будет. Вон Худобин говорит, что для завершения математической интерпретации ему еще недостаточно данных.

– А как, Анатолий Иванович, вы вообще представляете себе завершение этого этапа исследований?

– Верно, Ангелина Митрофановна, это очень важный вопрос. Видимо, таким завершением явится создание математического описания, то есть своеобразной математической модели, и ее экспериментальное подтверждение.

– А если мы почувствуем, что уже достаточно?

– Нет, прелестнейшая Ангелина Митрофановна, интуиция здесь не сработает. Нужны более весомы доказательства. Математическая модель должна дать расчетным путем данные с неисследованной области, и эти данные необходимо подтвердить экспериментально.

– Вы деспот и кровопийца. Я вас люблю.

А смены по-прежнему сменяли одна другую, Свиридов провожал их на установку, по вечерам устраивали танцы …

Мальчики вместе с Сандалом катались в розвальнях, старинные усадьбы оживали, а Свиридов сокращал численность охраны объекта …

ШОЙГУ

Как всегда звонок по ВЧ раздался внезапно.

– Свиридов? Толя? Это Женя Белоглазова.

– Здравствуй, Женечка. Рад тебя слышать.

– Толя, у нас ЧП. Ну, не у нас, а рядом. Авария на комбинате, есть жертвы, вызвали МЧС. Мы с Демой думаем, что ты мог бы помочь …

– Что либо конкретное сказать можешь?

– Это химия, Толя, я этого не знаю. И у Демы данных нет.

– Я вылетаю.

Свиридов положил красную трубку спецтелефона.

– Воложанин. Срочный вылет к Белоглазову. Оружие, медикаменты по полной программе, противогазы. Со мной вылетят Колесов, Маленький и Петрова …

Группу Свиридова сразу провезли в штаб к Белоглазову.

– Здравия желаю, товарищ генерал …

– Здравствуй, Свиридов.

– Я и не знал, что тут у вас есть химкомбинат.

– Недалеко от города. «Звездочка». Сейчас прибудет МЧС.

– «Звездочка» у тебя рядом?! Ну и подарочек, скажу тебе!

– Ты что, знаешь что это такое? Что они здесь производят?

– Знаю. И примерный состав производства, и какие там вредности и опасности … Что там произошло – пожар, взрыв или просто утечка? Не знаешь? А комиссию из МХП – вызвали?

– Знаю мало, не мое подчинение. Вызвали людей из Москвы они сами.

– Но все прибывающие пройдут через тебя? А связь с комбинатом у тебя есть?

– Есть. Пойди к начштаба – у него есть прямая связь.

Когда прибыл московский борт Свиридов уже знал, что именно произошло на химкомбинате, сколько людей пострадало и какие меры принимаются.

Прилетевшие собрались в кабинете у Белоглазова.

– Так, а это кто такой?

– Свиридов Анатолий Иванович. Ранее работал в проектной части московского института, немного знаком с данным производством. Теперь руковожу специальным проектом. – и Свиридов показал свое удостоверение.

– Еще один генерал … – протянул приехавший смуглый черноглазый начальник.

– Мы встречались со Свиридовым на авариях, он этим раньше занимался, – сказал один из прилетевших.

– Могу доложить первичные данные …

И Свиридов кратко и толково доложил о происшествии.

– Другое дело … Будем знакомы – Сергей Шойгу.

– Анатолий Свиридов.

– Если я тебя назначу председателем аварийной комиссии? Справишься?

– Справлюсь. Надо ехать на комбинат, там много пострадавших. Дементий Кузьмич, мне понадобиться твоя медицина.

– Командуй.

– Старший лейтенант Петрова. Организуйте выезд машин скорой помощи на комбинат. Там есть обгоревшие и надышавшиеся токсичными парами.

– Есть, командир!

– Дементий Кузьмич, извини, я опять у тебя покомандую. Четыре штабных вездехода с рациями и водителями, и твоего начмеда.

– Забирай.

По дороге Свиридов немного рассказал Шойгу о своей фирме.

– Так вот ты кто! Слышал. У тебя там есть очень толковый спасатель – мои даже пытались его сманить. Но не вышло. Как считаешь, там большие разрушения? Моим ребятам будет много работы? Насколько опасно там?

– Там уже все ветром разнесло, так что в самом худшем случае хватит обычного противогаза. Разрушения мизерные, трубопроводы да пара емкостей, с этим службы завода справятся. Не поддавайся – дирекции очень захочется спихнуть восстановление на тебя, под видом устранения последствий аварии.

– Ага, мои прилетели.

Шойгу распорядился прилетевшим ехать вслед за ними на комбинат.

Комбинат был оцеплен охраной, не пропускающей рвущихся родственников.

– Начмед, распоряжайтесь. Вам в помощь старшие лейтенанты Петрова и Колесов. Мы в дирекцию.

С бледным от страха директором Свиридов не был близко знаком, но друг друга в лицо они знали. Это немного успокоило директора.

– Я председатель аварийной комиссии Свиридов. Сюда, в кабинет, заместителя директора по технике безопасности, начальника цеха и начальника газоспасательной станции. И начальника первого отдела. Быстро и без шума.

Свиридов заставил всех писать объяснительные записки, а затем вместе с Шойгу они побеседовали с каждым начальником отдельно.

– Молодец, что взял диктофон. И ловко ты их всех заставил все изложить на бумаге – теперь им некуда прятаться.

– Знаешь, им особенно и не нужно прятаться, в аварии виноваты проектировщики. Они заложили эти непродуманные решения, вот они и сработали. Счастье, что так мало пострадавших. Обгоревших в тяжелом состоянии всего двое, а могло быть намного больше. Пойдем на место, я тебе покажу – в чем там дело.

– У меня такое впечатление, что ты все заранее знал или сидишь тут уже неделю …

– Нам с тобой еще с прокуратурой объясняться …

Свиридов, Шойгу и другие члены комиссии с неотрывно следовавшим за ними здоровяком Маленьким отправились на территорию комбината.

Разрушения, действительно, были не столь большими – две развороченные емкости, куча порванных трубопроводов, обрушившаяся эстакада. Никого из пострадавших на площадке уже не было.

– Товарищ генерал, все пострадавшие отправлены в больницу. С ожогами пять человек, тяжелых двое. Рабочие со следами отравления отправлены в медсанчасть комбината. Докладывает старший лейтенант Петрова.

– Добро. Вот смотри, Сережа, в чем тут было дело …

Рабочие комбината вместе с сотрудниками МЧС уже растащили сплетение разорванных трубопроводов и по цеху уже можно было пройти.

– В конце концов одна основная причина – в качестве основы проекта был использован типовой проект, где все оборудование устанавливали на открытой площадке. А здесь такое невозможно по климатическим условиям, а кардинально переделать поленились. Или кто-то поторопил, а ему не возразили. И еще одна типовая ошибка. Руководящих мудаков у нас хватает, а используют они типовую стратегию. Высказывают сомнение в правильности технических решений и приглашают консультантов. Любых подвернувшихся проходимцев, но зато потом на них можно свалить любые ошибки. Тут тоже есть заключение сторонней организации, якобы компетентной, а по сути малограмотной. Потому что грамотней самих проектировщиков зачастую нет никого …

– Анатолий Иванович, вы же нас подставляете …

Члены комиссии из Министерства страдали так артистично, что Шойгу рассмеялся.

– Ничего, переживете!

Все документы печатали быстро – натиск Свиридова и его сотрудников был таков, что все начинали активно работать. И к вечеру куча необходимых бумаг была готова и Свиридов с Шойгу поднимали тосты за кулинарные таланты Евгении Павловны.

– Евгения Павловна, это так вкусно! Я смотрю, Анатолий у вас не первый раз пасется …

– Он у нас уже свой, Сергей Кожугетович. И вас мы в свои запишем, да, Дема?

– Да, Анатолий … Ты не первый раз нас выручаешь … Как у тебя дела там, дома?

– Все нормально, Дементий Кузьмич. Привет вам от Тони.

– И ты передавай своим привет от нас. Может, в гости соберетесь?

– Трудно сказать – дел много.

– Но ведь нашел же время …

– Товарищ генерал, я смотрю – у вас со Свиридовым хорошо налажено взаимодействие.

– Нормально. Я прочитал ваше заключение об аварии, Сергей Кожугетович. Это Анатолий предложил такую форму из двух частей? Он писал приложение?

– Да, Дементий Кузьмич.

– Так он этим приложением снял уголовное наказание с дирекции.

– Члены комиссии от МХП боялись подписывать этот текст, вот Свиридов и оформил его в качестве приложения.

– А почему ты, Сережа, сам полетел на такую несложную аварию? Твои бы и сами справились.

– Есть перечень производств, куда обязан выезжать я сам.

– Так что же мы с тобой раньше не встретились?

– Так это правило недавно ввели …

– Давай за то, чтобы нам почаще встречаться без таких грустных поводов.

– Давай!

На прощание Шойгу протянул Свиридову визитку.

– На всякий случай – вдруг пригодиться.

– На тебе и мою. Только эти телефоны для Москвы. Секретаря моего зовут Мари Владимировна, она будет знать о тебе, и найдет меня.

– Будь здоров. Рад знакомству.

– Взаимно.

ЕЩЕ ОДНА ВЫСТАВКА ГРИШИ

Гришу уговаривали все миром, но в конце концов уговорили.

Рисунки для третьей персональной выставки Гриша выбирал сам, без советов и помощи.

На этой выставке были только портреты, но какие…

Как правило это были обычные бытовые зарисовки, показывающие многочисленных знакомых Гриши в повседневной жизни.

Открытие выставки произошло как бы дважды.

Зрители, набежавшие на открытие, быстро покидали зал с известной долей разочарования. Гриша был сильно озабочен таким равнодушием зрителей, но …

Все быстро покинувшие выставку так же быстро возвращались и надолго задерживались перед рисунками. Они останавливались перед портретами знакомых и незнакомых, перед своими портретами и надолго задумывались. Многим казалось, что они никогда не видели этих людей – ни в зеркале, ни в жизни.

А некоторые практически не узнавали себя, хотя все знакомые прекрасно узнавали их. Вот эта неузнаваемая узнаваемость придавала особую ценность рисункам Гриши, и пусть не сразу, но это оценили все нарисованные.

Как и на предыдущих выставках публика постоянно заполняла зал, и даже казалось, что публики было даже больше, чем раньше. Хотя эта публика вела себя намного тише, чем на уже состоявшихся выставках – те рисунки из выставочного зала теперь переместились в фойе кинозала.

А присутствие Гриши в самых неожиданных местах – на установках, на Ученом совете, на монтаже, в избе Кутенковых, в больнице, в избе «ювелиров», в бассейне, в зале тренажеров, на катке, в детской у мальчиков – теперь не вызывали никаких вопросов …

ДЕВОЧКИ

Усадьбы рядом с Кутенковыми и «ювелирами» постепенно оживали. Потянулись струйки дыма из труб на крышах, зазвенели детские голоса.

Старинный колодец исправно давал вкусную воду – он был глубокий, и даже в самые сильные морозы вода в нем не замерзала.

А еще Музыкантов забраковал старую баню, и мужики всем миром строили новую, более просторную, одну для всех.

И произошла встреча мальчиков с деревенскими детьми и девочками.

Они все встретились в конюшне у Парменыча, причем на этой встрече присутствовал Сандал. Может быть присутствие Сандала, а может быть присутствие лошадей оказало сильное влияние на первое знакомство, но произошло оно просто и буднично.

Ариша, Маша, Гошка и Никишка обрадовались новым знакомым, а главное – загадочному псу по имени Сандал, с которым оказалось так интересно общаться.

А мальчики просто обрадовались новым знакомым.

Это потом, когда все ввалились в горницу к Кутенковым и разделись, мальчики насторожились – они впервые разглядели девочек, маленьких женщин.

Аришка и Машка были дружелюбны и естественны, хотя при случае могли и стукнуть обидчика. Это тоже несколько удивило мальчиков – у них и в мыслях не было кого-нибудь обидеть, а не только этих непонятных созданий. Но они быстро освоились, играли с девочками и когда размещались на розвальнях, то уступали им лучшие места.

А сколько разговоров было потом о девочках!

Разговоры были мысленные, а если бы их услышали Даша или Люба, то они бы очень удивились: мальчики обсуждали особенности психологии этих будущих женщин …

А около больницы расширили теплый гараж, и там теперь ночевал городской автобус и рано утром отвозил монтажников на работу, а назад привозил персонал больницы.

Это потом, и почти каждый день, микроавтобус привозил Дашу или Любу с мальчиками. Гриша тоже часто приезжал, а деревенские давно уже признали его за своего.

Маша и Ариша без всякого смущения набрасывались на Гришу и требовали новых рисунков – но самое главное, они не требовали, чтобы Гриша рисовал их самих. Они просто радовались новым рисункам Гриши – они видели внутреннее содержание каждого рисунка, хотя их никто этому не учил.

Обычно эти «сходки» и «посиделки» происходили в горнице Кутенковых.

Аксинья Паисьевна и Пармен Порфирьевич радовались шуму в своей горнице, угощали гостей и получали от ребятишек заряд благодарности и доброты. А Даша и Люба всегда привозили Аксинье Паисьевне что-нибудь из заказанного ею, да и просто что-либо вкусненькое.

Удивительные отношения установились у мальчиков с Олесей.

Мальчики «узнали» практически все из сознания девушки и относились к ней очень ласково и всячески опекали ее. Гошка и Никишка сперва были несколько удивлены этим, а потом присоединились к друзьям.

Олеся со своей стороны относилась ко всем детишкам, включая Гришу и Олега, вполне по родственному, как к своим младшим братьям и сестренкам. К Пармену Порфирьевичу и Аксинье Паисьевне Олеся относилась как к своим родителям и беспрекословно слушалась их – даже лучше, чем их родная дочь Анюта. Да и старики не делали никакой разницы между Анютой и Олесей, но к своей старшей дочери Варваре относились с некоторой прохладцей – та навещала родителей очень редко.

ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ВЗРЫВ

На секретном объекте под названием приморский поселок «Солнечный» происходил демографический взрыв. Кроме матерей необычных мальчиков – а беременных среди них было шестеро (Нина Самохина уже родила), еще с заметными животиками ходили Лена Долгополова, Виолетта Ерцкая и Даша Огородникова.

По приказу Свиридова все беременные не только были практически освобождены от работы, но еще и находились под пристальным медицинским контролем.

А потом все они дружно, с небольшим интервалом, начали рожать, и самым ходовым товаром стали детские кроватки, коляски, белье для новорожденных и другие подобные предметы.

И в течение месяца к Витеньке Ерцкому и Сашеньке Самохину прибавились Роман Кузовенин, Макар Васильев, Тимофей Вознюков, Слава Толоконников, Леня Ложников, Толя Дзюбановский, Федя Огородников и Гена Долгополов. Чуть-чуть позже родился Егор Ерлыкин.

Врачи вздохнули с облегчением, но …

Поговаривали, что полнеть стали и некоторые другие дамы …

Отцы ходили гордые и счастливые.

– Слушай, Толя, надо бы как то отметить наших родителей.

– Вот и придумайте с Гришей – как их отметить. И не только моих сестренок, но и других мам – Дашу, Лену, Полину.

– Гриша нарисовал такие эмоциональные портреты мам и малышей! Семен Гаврилович так растрогался, что чуть не задушил Гришу.

Потап пообещал Грише в Москве самую продвинутую программу рисования для компьютера, какая только будет доступна.

Даша с Юрой пригласили Гришу крестным отцом Геночки …

БЕРЕСНЕВА

Людмилу Бересневу Свиридов навещал часто.

Казалось, что в состоянии ее здоровья не происходило никаких изменений – она была слаба, быстро уставала, но радовалась приходу гостей.

Кроме Свиридова ее навещала Дина и Шабалдин.

Касаясь ее руки Свиридов «прочитывал» самую поверхностную информацию, и никогда не углублялся дальше. Но и поверхностной информации было достаточно, чтобы предвидеть скорый ее уход, а также – совершенно отдельно существующее – желание спеть для публики что-нибудь на французском языке.

– Люда, я думаю, что у вас недостаточно сил для публичного выступления. Но если нам с вами устроить выступление «под фанеру», то это может получиться …

– Что значит «под фанеру»?

– Этим термином обозначают выступление, когда певец открывает рот, а пение записано на пленку. Это практикуется на нашей эстраде … и на телевидении.

– И как вы это себе представляете?

– Думаю, если вы будете открывать рот, а петь за вас будет настоящая Патрисия Каас, то вполне может получиться. Только придется потренироваться в открывании рта.

– Знаете, Анатолий … Мне неловко говорить об этом … Но именно этим я довольно часто занимаюсь – пытаюсь петь с ней вместе …

– И получается? Покажете?

– Мне неловко …

– Почему? Я не собираюсь оценивать ваши вокальные данные. Но думаю, что вы вкладываете в такое пение свои переживания, свое мироощущение …

– Да. Как вы догадались?

– Но для чего тогда петь, если не для этого? Спойте. Я сейчас включу …

Свиридов включил магнитофон, отрегулировал звук так, чтобы он не заглушал слабый голос Людмилы.

Пела Людмила правильно, хотя и очень тихо. Но она правильно выговаривала французские слова, у нее была прекрасная артикуляция. А самое главное – она прекрасно чувствовала содержание и искренне переживала вместе с певицей.

– Вы очень недурно справляетесь с ролью второго голоса, – Свиридов выключил магнитофон. – Сильно устаете?

– Если честно, то очень, больше трех песен подряд мне уже не удается …

– А если мы устроим вам публичное выступление? Да под живой оркестр. И я помогу вам, буду рядом. Давайте еще одну песню.

Теперь вторя певице пела не только Людмила, но и Свиридов.

– Анатолий, мне показалось, что это было очень музыкально и очень … верно …

– Одобряете мою идею? Будем готовиться?

– Очень хочется …

Свиридов принес кассету Потаповичу.

– Потапчик, отсюда нужно убрать музыку, а голос оставить. Это – для выступления под фанеру.

– И кто же будет петь голосом этой француженки?

– Береснева.

– Слушай, но она же … Она же не выдержит такой нагрузки!

– Выдержит. Но это будет первое и последнее ее выступление, ее мечта, ее …

– Толя, мы сделаем это. Сделаем.

Через пару дней Свиридов слушал перезаписанную кассету. Голос певицы звучал особенно свободно, а музыкальное сопровождение практически слышно не было.

– Молодец. Давай обе кассеты – музыкантам нужно порепетировать.

ЯСЛИ

Распорядок дня постепенно наладился.

Молодые мамы, в том числе и Даша, кормили своих малышей, а с мальчиками управлялась Люба. Конечно, Даша забегала несколько раз на дню, заходили мамы мальчиков, но основная нагрузка досталась Любе Докукиной.

И как-то само собой получилось, что почти постоянно с мальчиками была Оля Петрова, и они ее воспринимали ничуть не хуже, чем Дашу или Любу.

Утром после занятий мальчики гурьбой вместе с Гришей и Олегом шли гулять, и к ним почти каждый день присоединялся Сандал. Или все вместе грузились в микроавтобус и ехали в деревню – это название стало почти официальным.

Мальчики залезали в автобус, за ними садились Люба, Оля и дежурный, а потом запрыгивал Сандал. И эта веселая компания ехала в деревню, где ребятишки играли с местными или катались в санях.

А сколько было удовольствия ворваться в горницу к Кутенковым, сбросить мокрые куртки и штаны и наполнить рот свежим хлебом! Аксинья Паисьевна с Олесей специально пекли свежий хлеб в расчете на всю ораву.

В главном корпусе молодые мамы устроили нечто, похожее на ясли – привычка делать все вместе привела к тому, что они в одной из комнат соорудили настоящие ясли для своих младенцев с дежурными, с кроватками, с душем – перед кормлением, с кварцевыми лампами и балконом, где маленькие человечки спали днем.

Так мамы удовлетворяли свою потребность делать все вместе, но при этом высвобождали себе почти целый день. Это так называемое «свободное время» полностью занимали хозяйственные заботы – белье, приготовление еды, прогулки и даже бассейн – Свиридов строго следил за распорядком дня своих «сестер».

Молодым мама удавалось выкроить время даже для танцев – дежуря по очереди они танцевали со своими избранниками. А ночью на писк из детской кроватки нередко вставали не мамы, а папы, и младенцы воспринимали это как должное.

И затихали иногда даже быстрее, чем на руках у мам …

КОНЦЕРТ ПАТРИСИИ КААС

К концерту Людмилы Бересневой готовились тщательно. О предстоящем концерте знали многие, не знал об этом, пожалуй, один только Анатолий Шабалдин.

Музыканты репетировали, старясь максимально сохранить ритм выбранных произведений, осветители репетировали установку света, Владик репетировал звуковоспроизводящую партию выступления, а видеооператоры выбирали заранее точки съемки.

И когда на обычном месте появилась афиша – лист бумаги с рукописным текстом, то все засобирались на концерт.

На листе бумаги был изображен женский профиль. «Сегодня в нашем концертном зале выступает французская певица Патриция Каас – только один раз!».

– Обязательно нужно пойти!

– Ты так любишь эту Патрицию Каас?

– А при чем тут Патриция Каас?

Зал был полон. Занавес был закрыт – обычно его никогда не закрывали, да и артистов приезжих тут не видали, но сегодня занавес был закрыт.

Музыка заиграла еще при закрытом занавесе, и вот занавес пошел …

В центре сцены стояла высокая худая женщина с прямыми черными волосами, в длинном черном платье, с микрофоном в руке.

Вот она поднесла микрофон к лицу, открыла рот …

Ее сильный гортанный голос заполнил зал, и поплыл над головами слушателей.

Певица пела свободно, без резких движений, с очень сдержанной мимикой.

Гром аплодисментов раздался в зрительном зале после завершения песни. Певица сдержанно поклонилась и снова поднесла микрофон к лицу.

Вторая песня сильно отличалась по ритму, по мелодии, по настроению, но голос звучал завораживающе. Закончив петь певица опустила микрофон, но не поклонилась.

Показалось, что она даже качнулась, и тут из-за кулис вышел Свиридов.

Он подошел к певице и обнял ее за плечи. В руке у Свиридова был такой же микрофон, как у певицы. Свиридов поднял микрофон, и держа его между собой и певицей, спросил что-то на французском языке. Певица ответила, и те, кто понимал французский язык перевели соседям. Потом Свиридов кивнул музыкантам, и те заиграли.

Певица и Свиридов подняли свои микрофоны и запели дуэтом.

Дуэт звучал то слитно, то выделялся один голос, то другой …

Песня завершилась, певица немного склонилась в поклоне и так, вместе со Свиридовым, медленно удалилась за кулису.

А музыканты негромко наигрывали мелодии, прозвучавшие только что.

Зал хлопал до тех пор, пока не закрылся занавес.

Свиридов почти нес Бересневу и передал ее на руки Шабалдину.

Береснева и Шабалдин скрылись в гримерке.

– Как ты, Людочка? Как ты?

– Сейчас, сейчас … Толя, я что-то поняла … Поздно … Не бросай меня …

– Я тебя никогда не брошу – как тебе только в голову могло прийти? Как ты себя чувствуешь?

– Ничего … Сейчас … Мне холодно … Поблагодари Свиридова – он умница …

– Я согрею тебя …

– Ляг рядом со мной … Как жаль … Ты для меня …

– Молчи. Дай я обниму тебя. Можно мне обнять тебя?

– Нужно. Крепче. Пусть хоть сейчас …

А встревоженная Тоня подошла к мужу.

– Толя, что будет?

– Ей осталось жить всего несколько часов. И я ничего не могу сделать.

– Ты и так сделал, – грустно сказала Полина, – Она и так живет лишние часы, это ты подарил ей это.

– Жалость какая. Но как она была прекрасна!

– Ты успел ее запомнить?

– Да, я ее нарисую. Но я заметил печать смерти у нее в глазах. И это … это страшно.

– Гриша, жизнь – не прогулка. И умирают почему-то лучшие …

КАЖДЫЙ ДЕНЬ

Каждый день происходил Ученый Совет, вернее рабочие совещания по результатам обработки экспериментальных данных. Компьютеры у Потаповича были соединены в единую сеть, и в этой сети непрерывно циркулировали гигантские базы данных. За ночь появлялась новая, вернее уточненная, регрессионная формула и утром это подвергалось обсуждению.

– А вот это я бы попросил …

Голос раздался из-под стола, но к этому все уже привыкли. Как и к тому, что все обсуждение велось с использованием речевого обмена информацией.

– А если попонятнее?

– Где-то вкралась ошибка … Но где именно – мне понять не удается …

– Он может быть прав? – Ангелина Митрофановна устало откинулась на спинку кресла.

– К сожалению … Что именно тебя не устраивает?

– Вот этот член уравнения …

– Потап, какой смысл у этого элемента?

Обсуждение продолжалось долго, но в итоге решили повторить эксперименты вблизи подозрительной точки плана. Это заняло почти целую смену, подстановка результатов в общую базу данных привела к парадоксальным результатам и пришлось снова проводить мозговой штурм.

В конце концов Валентина Суковицина предложила вообще несуразную вещь – исключить из экспериментальных данных целую область, заменив ее одной точкой. Поскольку других – разумных или неразумных – предложений не было, то решили поступить именно так. Валентина определила данные для новой экспериментальной точки, и хотя по поводу этой точки были большие сомнения, Валентину поддержал Худобин.

– Валентина у нас человек малопредсказуемый, а поэтому вполне вероятно, что она права.

Но самое интересное началось потом, когда эту точку учли при обработке экспериментальных данных.

Несмотря на малый вес этой точки полученное уравнение вдруг начало достоверно описывать почти весь накопленный материал. Перепроверка подтвердила этот парадокс, а Свиридов обнял Валентину и поцеловал ее.

– Валя, ты чудо! У тебя голова на нужном месте, хотя и накрашена сверх меры.

– Если я сотру краску, то вы все разбежитесь …

– Анатолий Иванович, она уже трое суток не спит.

– Лев Вонифатьевич, под вашу ответственность – уложите Валентину спать, и пусть она поспит часов восемь минимум.

Баранов рассказал о новых результатах начальникам смен, те рассказали операторам, и Валентина сразу стала знаменитой.

О том, что она еще и пела, никто не вспоминал …

ПОХОРОНЫ БЕРЕСНЕВОЙ

Похороны Людмилы Александровны Бересневой были тихи и скорбны – оказалось, что ее знали многие, ее ценили и любили, и уважали отношение к ней Шабалдина.

Гроб с ее телом выставили в зале Ученого Совета рядом с кабинетом Свиридова, на стекле у входа в 401-й корпус вывесили скромный некролог.

Прощаться с Людмилой приходили многие. Приехали даже пациенты из больницы с Диной Утечкиной. За неимением цветов к гробу несли лапник, и вскоре гроб утопал в скромной зимней зелени веток.

В стороне сидел Шабалдин, около него постоянно дежурили Галина Суковицина или Маргарита Эдуардовна, часто заходила Тоня, Гриша.

Несколько раз заходил Свиридов и садился рядом с Шабалдиным.

На кладбище с помощью динамита вырыли могилу. Гроб привезли на старом грузовике, опустили в могилу, три залпа разорвали тишину леса.

Поминки устроили в кабинете Шабалдина.

Стараниями Баранова, Карцевой и Тони Свиридовой поминки прошли пристойно.

Вспоминали Людмилу тех времен, когда она была здорова, Свиридов говорил о ее мечте и публичном выступлении, о ее напряженной внутренней жизни.

Вспомнили родителей Людмилы, умерших несколько лет назад.

Баранов молчал, а затем встал.

– Давайте выпьем за женщин, которых мы не сберегли. Пусть они простят нас, и пусть земля им будет пухом …

На стене кабинета висели портреты Людмилы, выполненные Гришей.

И пытливые внимательные глаза Людмилы Бересневой наблюдали за застольем, где все так тепло вспоминали о ней …

РЕГРЕССИЯ

Смены стали настолько привычными, что их теперь почти не замечали – не замечали, что операторы отсыпаются днем, что Свиридов провожает каждую смену, что при его отсутствии либо играет оркестр, либо поет Валентина Суковицина.

Один раз к автобусу подошел Сандал и поинтересовался у Свиридова, куда это он увозит столько красивых сук. Свиридов постарался объяснить Сандалу, что он провожает смену операторов на работу, на установку.

И ему показалось, что Сандал его понял.

Но привычность устоявшегося ритма ничуть не уменьшала интереса к полученным результатам, поэтому начальники смен всегда были в курсе каждодневных совещаний.

Установка работала, менялись ампулы в питателях, кругом шла обычная жизнь.

Иногда Скворцов подкидывал на совет результаты своих работ, но главное было – кровь.

На свинках пока опыты не проводили, ожидая результатов на одной крови, и хрюшки радовались жизни в своих вольерах.

Наконец началось.

Перед тем, как вывести на экран последнюю редакцию регрессионного уравнения, Потап постучал костяшками пальцев по столу.

– Потап, ты что? Стал суеверным?

– Я тоже постучу, – и Валентина Суковицина тоже постучала по столу, а за ней Худобин.

– Неужели так серьезно?

– А вдруг?

В результате обсуждения выяснили, что последнее уравнение описывает почти все имеющиеся данные с большой достоверностью и достаточно контрольной серии экспериментов для завершения работ. Конечно, если эта серия ляжет в это уравнение …

Контрольная серия уложилась в одну смену.

И следующая смена вышла на работу, но к работе не приступала. Операторы были готовы включить излучатели, дисковый питатель был полностью заряжен свежими ампулами, но команды «включить» все не поступало.

Смена кончилась и приехала следующая, но предыдущая смена захотела остаться, и Свиридов разрешил.

КОНЕЦ РЕЖИМА

У Потаповича машина справлялась с гигантским объемом информации, и наконец выдала результаты. Погрешность вычислений в любом месте многомерной поверхности не превышала 8 % – как сказал Худобин «так не бывает».

Первое «ура!» прозвучало в комнате Совета рядом с кабинетом Свиридова, затем все помчались на «100А», на «Аннушку», и там весь наличный персонал тоже закричал «ура!». Обнимались и целовались все, многие плакали от неожиданной разрядки.

К установке одна за другой подъезжали машины, выскакивали знакомые и незнакомые, вбегали в операторский зал. Кто-то просто радовался и поздравлял, кто-то обнимался и плакал, кто-то обнимал самого близкого человека и радовался.

Капитан Колесов расцеловал Лию Лапухову, для чего ему пришлось взять ее на руки. Затем, не дав ей переодеться, он завернул ее в свой полушубок и унес в джип.

На улице, у входа в здание установки, играл оркестр – аккордеон, флейта и скрипка.

Свиридов с Тоней и Гришей вышли из здания последними, и за ними заперли дверь.

– Всем – спать. Говорить будем завтра …

Я ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС

Отоспавшиеся и посвежевшие все смены собрались в кафе.

Было тесно, а на столах стоял только клюквенный морс да тарелки со сдобными плюшками.

Все ждали Свиридова.

Он вышел в гимнастерке, галстуке и генеральских брюках с лампасами.

– Добрый вечер, дорогие друзья. Я приветствую вас и поздравляю с окончанием одного из наших важнейших разделов проекта. Будут премии, будут награды, но сегодня я хочу лично поздравить каждого из вас. Вы все приложили усилия для нашей победы, и сейчас я буду говорить с каждым из вас.

Свиридов спустился с возвышения.

– Вот сидит Леночка Карцева. Вы все знаете Леночку, ее доброту, заботливость и требовательность. Трудно найти человека, который был бы так требователен, и так заботлив по отношению к каждому. Она заботилась о том, чтобы всем вам было комфортно работать, чтобы соблюдались все требования техники безопасности, да и просто доброго человеческого отношения. Я благодарю тебя, Леночка. Без тебя было бы трудно сделать то, что мы сделали. И при этом Лена очень серьезный и вдумчивый ученый, специалист каких мало!

Свиридов обнял и расцеловал Карцеву.

– А тут сидит молодая женщина Виолетта Ерцкая. Далеко не все знают, что понятностью и дотошностью многих инструкций они обязаны Виолетте. Она большая умница и прекрасная молодая мама. И талантливый ученый, хотя об этом еще мало кто знает. Спасибо тебе, Виола.

– Вот это Римма Неделина. Не путайте – ее двойник Оля Дмитриева сидит вон там. А Римма была начальником смены, и от нее зависело многое – и настроение на смене, и самочувствие операторов, и безошибочность их действий. Спасибо, Риммочка.

– А это не ее муж Леонтий, а совсем даже чужой муж – это Тимофей, муж нашей Оли. Он тоже начальник смены, и его вы путали с Неделиным. И он тоже направлял и организовывал работу своих операторов.

– Вот этот сумрачный мужик – это Поликарп Михеевич Музыкантов, наш механик. Что бы мы делали без него, без его воркотни и умения сделать все, что требуется, качественно и в срок. Михеич, ты здорово помог мне и нам всем. Спасибо тебе.

– Но Михеич трудился не один. С одной стороны это его сварщики. Вот Кузьма Нарыжный, немногословный мастер своего дела. А это Андрей Летюхов, тоже прекрасный мастер, свободно сваривающий любой шов. Спасибо, ребята.

– Михеичу было с кем отводить душу – его характер нашел себе достойного противника в лице нашей красавицы Лены Долгополовой. Все изделия на установках были спроектированы Леной и изготовлены под ее непосредственным руководством. Лена пришла когда-то молодым специалистом в мою группу, а затем выросла в грамотного инженера и организатора. А еще Лена между делом родила богатыря Геннадия. Леночка, спасибо тебе, я тебя люблю.

– Тут спрятался великий человек Иван Раисович Евменов. Все, что вокруг вас, все, что вы едите и пьете, на чем спите и во что одеваетесь – это Иван Раисович. Он работал прекрасно, раз мы с вами не замечали его работы. Я благодарю вас, Иван Раисович, мне было приятно с вами работать.

Свиридов выловил уходящую пожилую женщину.

– А что бы мы делали без Степаниды Ананьевны? Все, что вы ели и едите – это состряпано ее заботами, ее руками. Ваш вклад в нашу работу незаметен, но так важен. Спасибо вам, милая наша Степанида Ананьевна.

– Виктор Станиславович Залесский – главный инженер, и от него тоже очень многое зависит, и его вклад тоже очень важен. Как и вклад Юрия Валерьяновича Цесаревского, начальника управления материально-технического снабжения.

Он не забыл других руководящих работников и механиков, секретарей и штабных работников, хотя многих в зале не было.

Так Свиридов перемещался по залу и для каждого у него находились пара задушевных слов. Казалось, что Свиридов перемещается по залу бессистемно, но он нигде не появился дважды и не пропустил ни одного столика.

Добрые слова у него нашлись и для всех мальчиков, которые сидели вместе с матерями и отцами, для Черномырдина, Эткина, Владика Медякова, для Даши Огородниковой и Любы Докукиной, и для многих других.

– Не все упомянутые мною присутствуют в этом зале, но я их всех благодарю.

Свиридов поднялся на подиум, повернулся к залу спиной, а когда развернулся, то перед собравшимися в кителе стоял генерал-майор и грудь его украшали множество орденов. И две Золотые Звезды – одна Героя СССР, а вторая Героя Социалистического труда.

Сперва встали офицеры, а затем и все остальные.

– От имени Советского правительства и от себя лично я поздравляю и благодарю вас!

СБОРЫ в МОСКВУ

Наградные списки составляли долго и тщательно, стараясь никого не забыть.

Списки согласовывали с руководителями всех уровней, затем сводили в один список, составленный уже по виду наград. Оказалось довольно много – и это без тех наград, которые Свиридов имел право вручать лично, без согласования с вышестоящим руководством.

А таких тоже было много.

Свиридов был настойчив и среди участников последних исследований ненагражденных не было – и многие получили свои награды непосредственно из рук Свиридова, а остальные получили свои награды значительно позже, уже в Москве.

Кстати, награды получили и сотрудники Отдела исследования материалов, которым руководил Виктор Скворцов …

После завершения экспериментов на образцах крови были спланированы и проведены опыты над свиньями. Теперь нужно было ждать, и это уже не мешало москвичам вернуться домой.

Сборы в Москву были долгими.

Материалы экспериментальных исследований обрабатывали и переводили на лазерные диски, которые успешно приходили на смену магнитным носителям, собирали и упаковывали рисунки Гриши, рисунки и чертежи моделей Тони, детскую одежду, инструменты Черномырдина и еще много всякой всячины.

В Москву собирался Владик Медяков и уезжал Аскадский.

Отношения Аркадия с Валентиной Суковициной так и не прояснились – Валентина его терпела около себя, а иногда прогоняла. Аркадий все это терпел и молча страдал.

Из «местных» в Москву собиралась Анюта Кутенкова, которая продолжала молча любить Чумачева.

И собрался пес Сандал – с ним «поговорили» мальчики и Свиридов, и пес выразил желание поехать с ними.

Собиралась Даша с маленьким Федей, и все остальные малыши со своими мамами и папами. Вместе с Леной Долгополовой и Потапом Потаповичем, с Полиной Ерлыкиной и Семеном Черномырдиным собирались маленькие мальчики, родившиеся в Сибири.

Не собиралась только Виолетта с маленьким Витей …

Была еще одна серьезная проблема – переселение было сопряжено с серьезным изменением климатических условий, что для маленьких было совсем небезразлично.

Об этом Свиридов советовался с Белосевичем, с Умаровым.

– Учитель, посоветуйте, как лучше переселить молодых мам с детишками. Можно дать им отдохнуть на берегу Черного моря в нашем санатории, можно сперва привезти их в Подмосковье, а уже потом на юг. Что для маленьких лучше, что безопаснее?

– Я думаю, что лучше дать им акклиматизироваться сперва в Подмосковье, а юг сразу отсюда … Этого делать не следует.

– Так и сделаем. А как настроена Ангелина Митрофановна?

– Если ты имеешь в виду, поедет ли она со мной в Москву … Не поедет.

Контейнеры загружали на территории института, потом опечатывали и отправляли.

Прощанья были тоже длительными, а иногда и тяжелыми.

Свиридов с сожалением прощался с Суковициной, а прощание Виктора и Виолетты вообще могло превратится в неизвестно какую трагедию.

Поэтому Свиридов даже отослал Виолетту с ребенком в «деревню», где о ней и маленьком трогательно заботились.

Первыми в Москву на личном самолете улетели штабные офицеры, затем «старики» – Баранов, Карцева, Дормидонтов, Лопаткин, Умаров, Неделины, Дмитриевы.

С ними улетел Аркадий Аскадский и пес Сандал.

Третьим рейсом летели Свиридовы, Люба Докукина, Владик Медяков, Виктор Скворцов и женатые офицеры с женами и детьми.

На этом процесс эвакуации завершился, символически знаменуя завершение важнейшего этапа исследований …