ЕСТЬ УСПЕХИ

Иванищева докладывала Свиридову почти каждый день – работы по исследованию облученных образцов крови быстро продвигались, и этому в значительной мере способствовали планы экспериментов, разработанные Худобиным и Суковициной-старшей.

Уже первые планы подтвердили адекватность подхода и достоверность получаемой информации, и с кровью разных групп стало легче работать. Выявили влияние резус-фактора, и оказалось, что этот показатель с точки зрения облучения может быть наиболее существенным – по крайней мере более существенным, чем группа крови.

Привезли поросят и некоторые опыты повторяли на живых образцах, что позволило подтвердить правильность подхода – использовать кровь вместо живых организмов. Но наследственные изменения можно проверить только на живых организмах, поэтому появилось особое направление в исследованиях – проверка наследственных изменений.

Питатель на установке «100Б» работал без перерывов – его останавливали только для перезарядки. Для такой массы образцов потребовалось автоматизировать некоторые анализы, и это с помощью Потаповича и Владика Медякова было выполнено в срочном порядке.

Под сильным нажимом Свиридова каждый этап исследований завершали подробным отчетом, и хотя сотрудники Иванищевой и она сама сопротивлялись этому, Свиридов настоял на своем.

Стопка отчетов в шкафу у Свиридова росла, но он предпочитал работать с ними на экране компьютера. Теперь везде были установлены современные цветные мониторы с защитными экранами, и никто не портил глаза. Для мальчиков, которые чаще всего «паслись» у Владика, были установлены дорогие и дефицитные импортные жидкокристаллические мониторы, от которых глаза практически не уставали, и мальчики этим пользовались, увеличивая время общения с компьютером.

Худобин много времени проводил в работе над экспериментальными данными Иванищевой в поисках закономерностей. Как он рассказывал Диане – он абстрагировался от сути получаемых показателей и рассматривал их как некие цифры громадного неизвестного массива, в котором нужно найти внутренние связи.

Связка установок «100А» и «100Б» работали в непрерывном режиме.

Операторы быстро освоили пульты управления, переделанные по эскизам Ерцкой и Долгополовой, количество операторов в сменах сократилось, но зато в сменах появилась должность запасного оператора. Правда, чаще всего этот запасной оператор работал наравне с остальными, за счет чего увеличивали время отдыха операторов во время смены. Карцева смотрела на это спокойно, не считала это нарушением, и постепенно такая практика установилась во всех сменах.

Тренажеры у Потаповича использовали не только для обучения новых операторов, но и для «повышения квалификации». Так это называлось официально, а на самом деле на тренажерах можно было имитировать ситуации, которые в реальности встречались редко, но к которым операторы тем не менее должны быть готовы. Такие ситуации «изобретала» Виолетта Ерцкая, и реальную возможность возникновения подобных ситуаций признавали старые и опытные коллеги вроде Карцевой, Дормидонтова, Баранова.

Суковицина-старшая безуспешно пыталась интерпретировать получаемые данные в виде многомерного пространства, но количество осей координат было слишком велико. Но построение даже трехмерных выборок позволяло оценивать перспективы изменения параметров визуально, без сложного математического аппарата.

За напряженной работой по исследованию крови работы Виктора Скворцова не вызывали столь пристального внимания, хотя они вполне заслуживали этого.

Но Виктор был даже доволен снижению интереса к его работам – так работалось спокойнее. И тем не менее регулярно Свиридов вытаскивал его для сообщения на Ученом совете. И так же, как и от Иванищевой, требовал подробных содержательных отчетов.

Шабалдин, прочитав первые отчеты Иванищевой и Скворцова, признался Свиридову, что он долго пытался научить своих сотрудников писать такие содержательные отчеты, и не смог.

– Ты, тезка, слишком мягкий человек. Иногда надо и требовать, и требовать жестко. Зато потом, когда все привыкнут, работать будет легче.

Иванищева и Умаров уже не в первый раз, докладывая Свиридову о полученных данных, говорили о близком завершении исследований.

– О завершении первого этап исследований, – поправлял их Свиридов. – Проблемы наследственности за нас с вами никто разрешать не будет. Вон Худобин говорит, что для завершения математической интерпретации ему еще недостаточно данных.

– А как, Анатолий Иванович, вы вообще представляете себе завершение этого этапа исследований?

– Верно, Ангелина Митрофановна, это очень важный вопрос. Видимо, таким завершением явится создание математического описания, то есть своеобразной математической модели, и ее экспериментальное подтверждение.

– А если мы почувствуем, что уже достаточно?

– Нет, прелестнейшая Ангелина Митрофановна, интуиция здесь не сработает. Нужны более весомы доказательства. Математическая модель должна дать расчетным путем данные с неисследованной области, и эти данные необходимо подтвердить экспериментально.

– Вы деспот и кровопийца. Я вас люблю.

А смены по-прежнему сменяли одна другую, Свиридов провожал их на установку, по вечерам устраивали танцы …

Мальчики вместе с Сандалом катались в розвальнях, старинные усадьбы оживали, а Свиридов сокращал численность охраны объекта …

ШОЙГУ

Как всегда звонок по ВЧ раздался внезапно.

– Свиридов? Толя? Это Женя Белоглазова.

– Здравствуй, Женечка. Рад тебя слышать.

– Толя, у нас ЧП. Ну, не у нас, а рядом. Авария на комбинате, есть жертвы, вызвали МЧС. Мы с Демой думаем, что ты мог бы помочь …

– Что либо конкретное сказать можешь?

– Это химия, Толя, я этого не знаю. И у Демы данных нет.

– Я вылетаю.

Свиридов положил красную трубку спецтелефона.

– Воложанин. Срочный вылет к Белоглазову. Оружие, медикаменты по полной программе, противогазы. Со мной вылетят Колесов, Маленький и Петрова …

Группу Свиридова сразу провезли в штаб к Белоглазову.

– Здравия желаю, товарищ генерал …

– Здравствуй, Свиридов.

– Я и не знал, что тут у вас есть химкомбинат.

– Недалеко от города. «Звездочка». Сейчас прибудет МЧС.

– «Звездочка» у тебя рядом?! Ну и подарочек, скажу тебе!

– Ты что, знаешь что это такое? Что они здесь производят?

– Знаю. И примерный состав производства, и какие там вредности и опасности … Что там произошло – пожар, взрыв или просто утечка? Не знаешь? А комиссию из МХП – вызвали?

– Знаю мало, не мое подчинение. Вызвали людей из Москвы они сами.

– Но все прибывающие пройдут через тебя? А связь с комбинатом у тебя есть?

– Есть. Пойди к начштаба – у него есть прямая связь.

Когда прибыл московский борт Свиридов уже знал, что именно произошло на химкомбинате, сколько людей пострадало и какие меры принимаются.

Прилетевшие собрались в кабинете у Белоглазова.

– Так, а это кто такой?

– Свиридов Анатолий Иванович. Ранее работал в проектной части московского института, немного знаком с данным производством. Теперь руковожу специальным проектом. – и Свиридов показал свое удостоверение.

– Еще один генерал … – протянул приехавший смуглый черноглазый начальник.

– Мы встречались со Свиридовым на авариях, он этим раньше занимался, – сказал один из прилетевших.

– Могу доложить первичные данные …

И Свиридов кратко и толково доложил о происшествии.

– Другое дело … Будем знакомы – Сергей Шойгу.

– Анатолий Свиридов.

– Если я тебя назначу председателем аварийной комиссии? Справишься?

– Справлюсь. Надо ехать на комбинат, там много пострадавших. Дементий Кузьмич, мне понадобиться твоя медицина.

– Командуй.

– Старший лейтенант Петрова. Организуйте выезд машин скорой помощи на комбинат. Там есть обгоревшие и надышавшиеся токсичными парами.

– Есть, командир!

– Дементий Кузьмич, извини, я опять у тебя покомандую. Четыре штабных вездехода с рациями и водителями, и твоего начмеда.

– Забирай.

По дороге Свиридов немного рассказал Шойгу о своей фирме.

– Так вот ты кто! Слышал. У тебя там есть очень толковый спасатель – мои даже пытались его сманить. Но не вышло. Как считаешь, там большие разрушения? Моим ребятам будет много работы? Насколько опасно там?

– Там уже все ветром разнесло, так что в самом худшем случае хватит обычного противогаза. Разрушения мизерные, трубопроводы да пара емкостей, с этим службы завода справятся. Не поддавайся – дирекции очень захочется спихнуть восстановление на тебя, под видом устранения последствий аварии.

– Ага, мои прилетели.

Шойгу распорядился прилетевшим ехать вслед за ними на комбинат.

Комбинат был оцеплен охраной, не пропускающей рвущихся родственников.

– Начмед, распоряжайтесь. Вам в помощь старшие лейтенанты Петрова и Колесов. Мы в дирекцию.

С бледным от страха директором Свиридов не был близко знаком, но друг друга в лицо они знали. Это немного успокоило директора.

– Я председатель аварийной комиссии Свиридов. Сюда, в кабинет, заместителя директора по технике безопасности, начальника цеха и начальника газоспасательной станции. И начальника первого отдела. Быстро и без шума.

Свиридов заставил всех писать объяснительные записки, а затем вместе с Шойгу они побеседовали с каждым начальником отдельно.

– Молодец, что взял диктофон. И ловко ты их всех заставил все изложить на бумаге – теперь им некуда прятаться.

– Знаешь, им особенно и не нужно прятаться, в аварии виноваты проектировщики. Они заложили эти непродуманные решения, вот они и сработали. Счастье, что так мало пострадавших. Обгоревших в тяжелом состоянии всего двое, а могло быть намного больше. Пойдем на место, я тебе покажу – в чем там дело.

– У меня такое впечатление, что ты все заранее знал или сидишь тут уже неделю …

– Нам с тобой еще с прокуратурой объясняться …

Свиридов, Шойгу и другие члены комиссии с неотрывно следовавшим за ними здоровяком Маленьким отправились на территорию комбината.

Разрушения, действительно, были не столь большими – две развороченные емкости, куча порванных трубопроводов, обрушившаяся эстакада. Никого из пострадавших на площадке уже не было.

– Товарищ генерал, все пострадавшие отправлены в больницу. С ожогами пять человек, тяжелых двое. Рабочие со следами отравления отправлены в медсанчасть комбината. Докладывает старший лейтенант Петрова.

– Добро. Вот смотри, Сережа, в чем тут было дело …

Рабочие комбината вместе с сотрудниками МЧС уже растащили сплетение разорванных трубопроводов и по цеху уже можно было пройти.

– В конце концов одна основная причина – в качестве основы проекта был использован типовой проект, где все оборудование устанавливали на открытой площадке. А здесь такое невозможно по климатическим условиям, а кардинально переделать поленились. Или кто-то поторопил, а ему не возразили. И еще одна типовая ошибка. Руководящих мудаков у нас хватает, а используют они типовую стратегию. Высказывают сомнение в правильности технических решений и приглашают консультантов. Любых подвернувшихся проходимцев, но зато потом на них можно свалить любые ошибки. Тут тоже есть заключение сторонней организации, якобы компетентной, а по сути малограмотной. Потому что грамотней самих проектировщиков зачастую нет никого …

– Анатолий Иванович, вы же нас подставляете …

Члены комиссии из Министерства страдали так артистично, что Шойгу рассмеялся.

– Ничего, переживете!

Все документы печатали быстро – натиск Свиридова и его сотрудников был таков, что все начинали активно работать. И к вечеру куча необходимых бумаг была готова и Свиридов с Шойгу поднимали тосты за кулинарные таланты Евгении Павловны.

– Евгения Павловна, это так вкусно! Я смотрю, Анатолий у вас не первый раз пасется …

– Он у нас уже свой, Сергей Кожугетович. И вас мы в свои запишем, да, Дема?

– Да, Анатолий … Ты не первый раз нас выручаешь … Как у тебя дела там, дома?

– Все нормально, Дементий Кузьмич. Привет вам от Тони.

– И ты передавай своим привет от нас. Может, в гости соберетесь?

– Трудно сказать – дел много.

– Но ведь нашел же время …

– Товарищ генерал, я смотрю – у вас со Свиридовым хорошо налажено взаимодействие.

– Нормально. Я прочитал ваше заключение об аварии, Сергей Кожугетович. Это Анатолий предложил такую форму из двух частей? Он писал приложение?

– Да, Дементий Кузьмич.

– Так он этим приложением снял уголовное наказание с дирекции.

– Члены комиссии от МХП боялись подписывать этот текст, вот Свиридов и оформил его в качестве приложения.

– А почему ты, Сережа, сам полетел на такую несложную аварию? Твои бы и сами справились.

– Есть перечень производств, куда обязан выезжать я сам.

– Так что же мы с тобой раньше не встретились?

– Так это правило недавно ввели …

– Давай за то, чтобы нам почаще встречаться без таких грустных поводов.

– Давай!

На прощание Шойгу протянул Свиридову визитку.

– На всякий случай – вдруг пригодиться.

– На тебе и мою. Только эти телефоны для Москвы. Секретаря моего зовут Мари Владимировна, она будет знать о тебе, и найдет меня.

– Будь здоров. Рад знакомству.

– Взаимно.

ЕЩЕ ОДНА ВЫСТАВКА ГРИШИ

Гришу уговаривали все миром, но в конце концов уговорили.

Рисунки для третьей персональной выставки Гриша выбирал сам, без советов и помощи.

На этой выставке были только портреты, но какие…

Как правило это были обычные бытовые зарисовки, показывающие многочисленных знакомых Гриши в повседневной жизни.

Открытие выставки произошло как бы дважды.

Зрители, набежавшие на открытие, быстро покидали зал с известной долей разочарования. Гриша был сильно озабочен таким равнодушием зрителей, но …

Все быстро покинувшие выставку так же быстро возвращались и надолго задерживались перед рисунками. Они останавливались перед портретами знакомых и незнакомых, перед своими портретами и надолго задумывались. Многим казалось, что они никогда не видели этих людей – ни в зеркале, ни в жизни.

А некоторые практически не узнавали себя, хотя все знакомые прекрасно узнавали их. Вот эта неузнаваемая узнаваемость придавала особую ценность рисункам Гриши, и пусть не сразу, но это оценили все нарисованные.

Как и на предыдущих выставках публика постоянно заполняла зал, и даже казалось, что публики было даже больше, чем раньше. Хотя эта публика вела себя намного тише, чем на уже состоявшихся выставках – те рисунки из выставочного зала теперь переместились в фойе кинозала.

А присутствие Гриши в самых неожиданных местах – на установках, на Ученом совете, на монтаже, в избе Кутенковых, в больнице, в избе «ювелиров», в бассейне, в зале тренажеров, на катке, в детской у мальчиков – теперь не вызывали никаких вопросов …

ДЕВОЧКИ

Усадьбы рядом с Кутенковыми и «ювелирами» постепенно оживали. Потянулись струйки дыма из труб на крышах, зазвенели детские голоса.

Старинный колодец исправно давал вкусную воду – он был глубокий, и даже в самые сильные морозы вода в нем не замерзала.

А еще Музыкантов забраковал старую баню, и мужики всем миром строили новую, более просторную, одну для всех.

И произошла встреча мальчиков с деревенскими детьми и девочками.

Они все встретились в конюшне у Парменыча, причем на этой встрече присутствовал Сандал. Может быть присутствие Сандала, а может быть присутствие лошадей оказало сильное влияние на первое знакомство, но произошло оно просто и буднично.

Ариша, Маша, Гошка и Никишка обрадовались новым знакомым, а главное – загадочному псу по имени Сандал, с которым оказалось так интересно общаться.

А мальчики просто обрадовались новым знакомым.

Это потом, когда все ввалились в горницу к Кутенковым и разделись, мальчики насторожились – они впервые разглядели девочек, маленьких женщин.

Аришка и Машка были дружелюбны и естественны, хотя при случае могли и стукнуть обидчика. Это тоже несколько удивило мальчиков – у них и в мыслях не было кого-нибудь обидеть, а не только этих непонятных созданий. Но они быстро освоились, играли с девочками и когда размещались на розвальнях, то уступали им лучшие места.

А сколько разговоров было потом о девочках!

Разговоры были мысленные, а если бы их услышали Даша или Люба, то они бы очень удивились: мальчики обсуждали особенности психологии этих будущих женщин …

А около больницы расширили теплый гараж, и там теперь ночевал городской автобус и рано утром отвозил монтажников на работу, а назад привозил персонал больницы.

Это потом, и почти каждый день, микроавтобус привозил Дашу или Любу с мальчиками. Гриша тоже часто приезжал, а деревенские давно уже признали его за своего.

Маша и Ариша без всякого смущения набрасывались на Гришу и требовали новых рисунков – но самое главное, они не требовали, чтобы Гриша рисовал их самих. Они просто радовались новым рисункам Гриши – они видели внутреннее содержание каждого рисунка, хотя их никто этому не учил.

Обычно эти «сходки» и «посиделки» происходили в горнице Кутенковых.

Аксинья Паисьевна и Пармен Порфирьевич радовались шуму в своей горнице, угощали гостей и получали от ребятишек заряд благодарности и доброты. А Даша и Люба всегда привозили Аксинье Паисьевне что-нибудь из заказанного ею, да и просто что-либо вкусненькое.

Удивительные отношения установились у мальчиков с Олесей.

Мальчики «узнали» практически все из сознания девушки и относились к ней очень ласково и всячески опекали ее. Гошка и Никишка сперва были несколько удивлены этим, а потом присоединились к друзьям.

Олеся со своей стороны относилась ко всем детишкам, включая Гришу и Олега, вполне по родственному, как к своим младшим братьям и сестренкам. К Пармену Порфирьевичу и Аксинье Паисьевне Олеся относилась как к своим родителям и беспрекословно слушалась их – даже лучше, чем их родная дочь Анюта. Да и старики не делали никакой разницы между Анютой и Олесей, но к своей старшей дочери Варваре относились с некоторой прохладцей – та навещала родителей очень редко.

ДЕМОГРАФИЧЕСКИЙ ВЗРЫВ

На секретном объекте под названием приморский поселок «Солнечный» происходил демографический взрыв. Кроме матерей необычных мальчиков – а беременных среди них было шестеро (Нина Самохина уже родила), еще с заметными животиками ходили Лена Долгополова, Виолетта Ерцкая и Даша Огородникова.

По приказу Свиридова все беременные не только были практически освобождены от работы, но еще и находились под пристальным медицинским контролем.

А потом все они дружно, с небольшим интервалом, начали рожать, и самым ходовым товаром стали детские кроватки, коляски, белье для новорожденных и другие подобные предметы.

И в течение месяца к Витеньке Ерцкому и Сашеньке Самохину прибавились Роман Кузовенин, Макар Васильев, Тимофей Вознюков, Слава Толоконников, Леня Ложников, Толя Дзюбановский, Федя Огородников и Гена Долгополов. Чуть-чуть позже родился Егор Ерлыкин.

Врачи вздохнули с облегчением, но …

Поговаривали, что полнеть стали и некоторые другие дамы …

Отцы ходили гордые и счастливые.

– Слушай, Толя, надо бы как то отметить наших родителей.

– Вот и придумайте с Гришей – как их отметить. И не только моих сестренок, но и других мам – Дашу, Лену, Полину.

– Гриша нарисовал такие эмоциональные портреты мам и малышей! Семен Гаврилович так растрогался, что чуть не задушил Гришу.

Потап пообещал Грише в Москве самую продвинутую программу рисования для компьютера, какая только будет доступна.

Даша с Юрой пригласили Гришу крестным отцом Геночки …

БЕРЕСНЕВА

Людмилу Бересневу Свиридов навещал часто.

Казалось, что в состоянии ее здоровья не происходило никаких изменений – она была слаба, быстро уставала, но радовалась приходу гостей.

Кроме Свиридова ее навещала Дина и Шабалдин.

Касаясь ее руки Свиридов «прочитывал» самую поверхностную информацию, и никогда не углублялся дальше. Но и поверхностной информации было достаточно, чтобы предвидеть скорый ее уход, а также – совершенно отдельно существующее – желание спеть для публики что-нибудь на французском языке.

– Люда, я думаю, что у вас недостаточно сил для публичного выступления. Но если нам с вами устроить выступление «под фанеру», то это может получиться …

– Что значит «под фанеру»?

– Этим термином обозначают выступление, когда певец открывает рот, а пение записано на пленку. Это практикуется на нашей эстраде … и на телевидении.

– И как вы это себе представляете?

– Думаю, если вы будете открывать рот, а петь за вас будет настоящая Патрисия Каас, то вполне может получиться. Только придется потренироваться в открывании рта.

– Знаете, Анатолий … Мне неловко говорить об этом … Но именно этим я довольно часто занимаюсь – пытаюсь петь с ней вместе …

– И получается? Покажете?

– Мне неловко …

– Почему? Я не собираюсь оценивать ваши вокальные данные. Но думаю, что вы вкладываете в такое пение свои переживания, свое мироощущение …

– Да. Как вы догадались?

– Но для чего тогда петь, если не для этого? Спойте. Я сейчас включу …

Свиридов включил магнитофон, отрегулировал звук так, чтобы он не заглушал слабый голос Людмилы.

Пела Людмила правильно, хотя и очень тихо. Но она правильно выговаривала французские слова, у нее была прекрасная артикуляция. А самое главное – она прекрасно чувствовала содержание и искренне переживала вместе с певицей.

– Вы очень недурно справляетесь с ролью второго голоса, – Свиридов выключил магнитофон. – Сильно устаете?

– Если честно, то очень, больше трех песен подряд мне уже не удается …

– А если мы устроим вам публичное выступление? Да под живой оркестр. И я помогу вам, буду рядом. Давайте еще одну песню.

Теперь вторя певице пела не только Людмила, но и Свиридов.

– Анатолий, мне показалось, что это было очень музыкально и очень … верно …

– Одобряете мою идею? Будем готовиться?

– Очень хочется …

Свиридов принес кассету Потаповичу.

– Потапчик, отсюда нужно убрать музыку, а голос оставить. Это – для выступления под фанеру.

– И кто же будет петь голосом этой француженки?

– Береснева.

– Слушай, но она же … Она же не выдержит такой нагрузки!

– Выдержит. Но это будет первое и последнее ее выступление, ее мечта, ее …

– Толя, мы сделаем это. Сделаем.

Через пару дней Свиридов слушал перезаписанную кассету. Голос певицы звучал особенно свободно, а музыкальное сопровождение практически слышно не было.

– Молодец. Давай обе кассеты – музыкантам нужно порепетировать.

ЯСЛИ

Распорядок дня постепенно наладился.

Молодые мамы, в том числе и Даша, кормили своих малышей, а с мальчиками управлялась Люба. Конечно, Даша забегала несколько раз на дню, заходили мамы мальчиков, но основная нагрузка досталась Любе Докукиной.

И как-то само собой получилось, что почти постоянно с мальчиками была Оля Петрова, и они ее воспринимали ничуть не хуже, чем Дашу или Любу.

Утром после занятий мальчики гурьбой вместе с Гришей и Олегом шли гулять, и к ним почти каждый день присоединялся Сандал. Или все вместе грузились в микроавтобус и ехали в деревню – это название стало почти официальным.

Мальчики залезали в автобус, за ними садились Люба, Оля и дежурный, а потом запрыгивал Сандал. И эта веселая компания ехала в деревню, где ребятишки играли с местными или катались в санях.

А сколько было удовольствия ворваться в горницу к Кутенковым, сбросить мокрые куртки и штаны и наполнить рот свежим хлебом! Аксинья Паисьевна с Олесей специально пекли свежий хлеб в расчете на всю ораву.

В главном корпусе молодые мамы устроили нечто, похожее на ясли – привычка делать все вместе привела к тому, что они в одной из комнат соорудили настоящие ясли для своих младенцев с дежурными, с кроватками, с душем – перед кормлением, с кварцевыми лампами и балконом, где маленькие человечки спали днем.

Так мамы удовлетворяли свою потребность делать все вместе, но при этом высвобождали себе почти целый день. Это так называемое «свободное время» полностью занимали хозяйственные заботы – белье, приготовление еды, прогулки и даже бассейн – Свиридов строго следил за распорядком дня своих «сестер».

Молодым мама удавалось выкроить время даже для танцев – дежуря по очереди они танцевали со своими избранниками. А ночью на писк из детской кроватки нередко вставали не мамы, а папы, и младенцы воспринимали это как должное.

И затихали иногда даже быстрее, чем на руках у мам …

КОНЦЕРТ ПАТРИСИИ КААС

К концерту Людмилы Бересневой готовились тщательно. О предстоящем концерте знали многие, не знал об этом, пожалуй, один только Анатолий Шабалдин.

Музыканты репетировали, старясь максимально сохранить ритм выбранных произведений, осветители репетировали установку света, Владик репетировал звуковоспроизводящую партию выступления, а видеооператоры выбирали заранее точки съемки.

И когда на обычном месте появилась афиша – лист бумаги с рукописным текстом, то все засобирались на концерт.

На листе бумаги был изображен женский профиль. «Сегодня в нашем концертном зале выступает французская певица Патриция Каас – только один раз!».

– Обязательно нужно пойти!

– Ты так любишь эту Патрицию Каас?

– А при чем тут Патриция Каас?

Зал был полон. Занавес был закрыт – обычно его никогда не закрывали, да и артистов приезжих тут не видали, но сегодня занавес был закрыт.

Музыка заиграла еще при закрытом занавесе, и вот занавес пошел …

В центре сцены стояла высокая худая женщина с прямыми черными волосами, в длинном черном платье, с микрофоном в руке.

Вот она поднесла микрофон к лицу, открыла рот …

Ее сильный гортанный голос заполнил зал, и поплыл над головами слушателей.

Певица пела свободно, без резких движений, с очень сдержанной мимикой.

Гром аплодисментов раздался в зрительном зале после завершения песни. Певица сдержанно поклонилась и снова поднесла микрофон к лицу.

Вторая песня сильно отличалась по ритму, по мелодии, по настроению, но голос звучал завораживающе. Закончив петь певица опустила микрофон, но не поклонилась.

Показалось, что она даже качнулась, и тут из-за кулис вышел Свиридов.

Он подошел к певице и обнял ее за плечи. В руке у Свиридова был такой же микрофон, как у певицы. Свиридов поднял микрофон, и держа его между собой и певицей, спросил что-то на французском языке. Певица ответила, и те, кто понимал французский язык перевели соседям. Потом Свиридов кивнул музыкантам, и те заиграли.

Певица и Свиридов подняли свои микрофоны и запели дуэтом.

Дуэт звучал то слитно, то выделялся один голос, то другой …

Песня завершилась, певица немного склонилась в поклоне и так, вместе со Свиридовым, медленно удалилась за кулису.

А музыканты негромко наигрывали мелодии, прозвучавшие только что.

Зал хлопал до тех пор, пока не закрылся занавес.

Свиридов почти нес Бересневу и передал ее на руки Шабалдину.

Береснева и Шабалдин скрылись в гримерке.

– Как ты, Людочка? Как ты?

– Сейчас, сейчас … Толя, я что-то поняла … Поздно … Не бросай меня …

– Я тебя никогда не брошу – как тебе только в голову могло прийти? Как ты себя чувствуешь?

– Ничего … Сейчас … Мне холодно … Поблагодари Свиридова – он умница …

– Я согрею тебя …

– Ляг рядом со мной … Как жаль … Ты для меня …

– Молчи. Дай я обниму тебя. Можно мне обнять тебя?

– Нужно. Крепче. Пусть хоть сейчас …

А встревоженная Тоня подошла к мужу.

– Толя, что будет?

– Ей осталось жить всего несколько часов. И я ничего не могу сделать.

– Ты и так сделал, – грустно сказала Полина, – Она и так живет лишние часы, это ты подарил ей это.

– Жалость какая. Но как она была прекрасна!

– Ты успел ее запомнить?

– Да, я ее нарисую. Но я заметил печать смерти у нее в глазах. И это … это страшно.

– Гриша, жизнь – не прогулка. И умирают почему-то лучшие …

КАЖДЫЙ ДЕНЬ

Каждый день происходил Ученый Совет, вернее рабочие совещания по результатам обработки экспериментальных данных. Компьютеры у Потаповича были соединены в единую сеть, и в этой сети непрерывно циркулировали гигантские базы данных. За ночь появлялась новая, вернее уточненная, регрессионная формула и утром это подвергалось обсуждению.

– А вот это я бы попросил …

Голос раздался из-под стола, но к этому все уже привыкли. Как и к тому, что все обсуждение велось с использованием речевого обмена информацией.

– А если попонятнее?

– Где-то вкралась ошибка … Но где именно – мне понять не удается …

– Он может быть прав? – Ангелина Митрофановна устало откинулась на спинку кресла.

– К сожалению … Что именно тебя не устраивает?

– Вот этот член уравнения …

– Потап, какой смысл у этого элемента?

Обсуждение продолжалось долго, но в итоге решили повторить эксперименты вблизи подозрительной точки плана. Это заняло почти целую смену, подстановка результатов в общую базу данных привела к парадоксальным результатам и пришлось снова проводить мозговой штурм.

В конце концов Валентина Суковицина предложила вообще несуразную вещь – исключить из экспериментальных данных целую область, заменив ее одной точкой. Поскольку других – разумных или неразумных – предложений не было, то решили поступить именно так. Валентина определила данные для новой экспериментальной точки, и хотя по поводу этой точки были большие сомнения, Валентину поддержал Худобин.

– Валентина у нас человек малопредсказуемый, а поэтому вполне вероятно, что она права.

Но самое интересное началось потом, когда эту точку учли при обработке экспериментальных данных.

Несмотря на малый вес этой точки полученное уравнение вдруг начало достоверно описывать почти весь накопленный материал. Перепроверка подтвердила этот парадокс, а Свиридов обнял Валентину и поцеловал ее.

– Валя, ты чудо! У тебя голова на нужном месте, хотя и накрашена сверх меры.

– Если я сотру краску, то вы все разбежитесь …

– Анатолий Иванович, она уже трое суток не спит.

– Лев Вонифатьевич, под вашу ответственность – уложите Валентину спать, и пусть она поспит часов восемь минимум.

Баранов рассказал о новых результатах начальникам смен, те рассказали операторам, и Валентина сразу стала знаменитой.

О том, что она еще и пела, никто не вспоминал …

ПОХОРОНЫ БЕРЕСНЕВОЙ

Похороны Людмилы Александровны Бересневой были тихи и скорбны – оказалось, что ее знали многие, ее ценили и любили, и уважали отношение к ней Шабалдина.

Гроб с ее телом выставили в зале Ученого Совета рядом с кабинетом Свиридова, на стекле у входа в 401-й корпус вывесили скромный некролог.

Прощаться с Людмилой приходили многие. Приехали даже пациенты из больницы с Диной Утечкиной. За неимением цветов к гробу несли лапник, и вскоре гроб утопал в скромной зимней зелени веток.

В стороне сидел Шабалдин, около него постоянно дежурили Галина Суковицина или Маргарита Эдуардовна, часто заходила Тоня, Гриша.

Несколько раз заходил Свиридов и садился рядом с Шабалдиным.

На кладбище с помощью динамита вырыли могилу. Гроб привезли на старом грузовике, опустили в могилу, три залпа разорвали тишину леса.

Поминки устроили в кабинете Шабалдина.

Стараниями Баранова, Карцевой и Тони Свиридовой поминки прошли пристойно.

Вспоминали Людмилу тех времен, когда она была здорова, Свиридов говорил о ее мечте и публичном выступлении, о ее напряженной внутренней жизни.

Вспомнили родителей Людмилы, умерших несколько лет назад.

Баранов молчал, а затем встал.

– Давайте выпьем за женщин, которых мы не сберегли. Пусть они простят нас, и пусть земля им будет пухом …

На стене кабинета висели портреты Людмилы, выполненные Гришей.

И пытливые внимательные глаза Людмилы Бересневой наблюдали за застольем, где все так тепло вспоминали о ней …

РЕГРЕССИЯ

Смены стали настолько привычными, что их теперь почти не замечали – не замечали, что операторы отсыпаются днем, что Свиридов провожает каждую смену, что при его отсутствии либо играет оркестр, либо поет Валентина Суковицина.

Один раз к автобусу подошел Сандал и поинтересовался у Свиридова, куда это он увозит столько красивых сук. Свиридов постарался объяснить Сандалу, что он провожает смену операторов на работу, на установку.

И ему показалось, что Сандал его понял.

Но привычность устоявшегося ритма ничуть не уменьшала интереса к полученным результатам, поэтому начальники смен всегда были в курсе каждодневных совещаний.

Установка работала, менялись ампулы в питателях, кругом шла обычная жизнь.

Иногда Скворцов подкидывал на совет результаты своих работ, но главное было – кровь.

На свинках пока опыты не проводили, ожидая результатов на одной крови, и хрюшки радовались жизни в своих вольерах.

Наконец началось.

Перед тем, как вывести на экран последнюю редакцию регрессионного уравнения, Потап постучал костяшками пальцев по столу.

– Потап, ты что? Стал суеверным?

– Я тоже постучу, – и Валентина Суковицина тоже постучала по столу, а за ней Худобин.

– Неужели так серьезно?

– А вдруг?

В результате обсуждения выяснили, что последнее уравнение описывает почти все имеющиеся данные с большой достоверностью и достаточно контрольной серии экспериментов для завершения работ. Конечно, если эта серия ляжет в это уравнение …

Контрольная серия уложилась в одну смену.

И следующая смена вышла на работу, но к работе не приступала. Операторы были готовы включить излучатели, дисковый питатель был полностью заряжен свежими ампулами, но команды «включить» все не поступало.

Смена кончилась и приехала следующая, но предыдущая смена захотела остаться, и Свиридов разрешил.

КОНЕЦ РЕЖИМА

У Потаповича машина справлялась с гигантским объемом информации, и наконец выдала результаты. Погрешность вычислений в любом месте многомерной поверхности не превышала 8 % – как сказал Худобин «так не бывает».

Первое «ура!» прозвучало в комнате Совета рядом с кабинетом Свиридова, затем все помчались на «100А», на «Аннушку», и там весь наличный персонал тоже закричал «ура!». Обнимались и целовались все, многие плакали от неожиданной разрядки.

К установке одна за другой подъезжали машины, выскакивали знакомые и незнакомые, вбегали в операторский зал. Кто-то просто радовался и поздравлял, кто-то обнимался и плакал, кто-то обнимал самого близкого человека и радовался.

Капитан Колесов расцеловал Лию Лапухову, для чего ему пришлось взять ее на руки. Затем, не дав ей переодеться, он завернул ее в свой полушубок и унес в джип.

На улице, у входа в здание установки, играл оркестр – аккордеон, флейта и скрипка.

Свиридов с Тоней и Гришей вышли из здания последними, и за ними заперли дверь.

– Всем – спать. Говорить будем завтра …

Я ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС

Отоспавшиеся и посвежевшие все смены собрались в кафе.

Было тесно, а на столах стоял только клюквенный морс да тарелки со сдобными плюшками.

Все ждали Свиридова.

Он вышел в гимнастерке, галстуке и генеральских брюках с лампасами.

– Добрый вечер, дорогие друзья. Я приветствую вас и поздравляю с окончанием одного из наших важнейших разделов проекта. Будут премии, будут награды, но сегодня я хочу лично поздравить каждого из вас. Вы все приложили усилия для нашей победы, и сейчас я буду говорить с каждым из вас.

Свиридов спустился с возвышения.

– Вот сидит Леночка Карцева. Вы все знаете Леночку, ее доброту, заботливость и требовательность. Трудно найти человека, который был бы так требователен, и так заботлив по отношению к каждому. Она заботилась о том, чтобы всем вам было комфортно работать, чтобы соблюдались все требования техники безопасности, да и просто доброго человеческого отношения. Я благодарю тебя, Леночка. Без тебя было бы трудно сделать то, что мы сделали. И при этом Лена очень серьезный и вдумчивый ученый, специалист каких мало!

Свиридов обнял и расцеловал Карцеву.

– А тут сидит молодая женщина Виолетта Ерцкая. Далеко не все знают, что понятностью и дотошностью многих инструкций они обязаны Виолетте. Она большая умница и прекрасная молодая мама. И талантливый ученый, хотя об этом еще мало кто знает. Спасибо тебе, Виола.

– Вот это Римма Неделина. Не путайте – ее двойник Оля Дмитриева сидит вон там. А Римма была начальником смены, и от нее зависело многое – и настроение на смене, и самочувствие операторов, и безошибочность их действий. Спасибо, Риммочка.

– А это не ее муж Леонтий, а совсем даже чужой муж – это Тимофей, муж нашей Оли. Он тоже начальник смены, и его вы путали с Неделиным. И он тоже направлял и организовывал работу своих операторов.

– Вот этот сумрачный мужик – это Поликарп Михеевич Музыкантов, наш механик. Что бы мы делали без него, без его воркотни и умения сделать все, что требуется, качественно и в срок. Михеич, ты здорово помог мне и нам всем. Спасибо тебе.

– Но Михеич трудился не один. С одной стороны это его сварщики. Вот Кузьма Нарыжный, немногословный мастер своего дела. А это Андрей Летюхов, тоже прекрасный мастер, свободно сваривающий любой шов. Спасибо, ребята.

– Михеичу было с кем отводить душу – его характер нашел себе достойного противника в лице нашей красавицы Лены Долгополовой. Все изделия на установках были спроектированы Леной и изготовлены под ее непосредственным руководством. Лена пришла когда-то молодым специалистом в мою группу, а затем выросла в грамотного инженера и организатора. А еще Лена между делом родила богатыря Геннадия. Леночка, спасибо тебе, я тебя люблю.

– Тут спрятался великий человек Иван Раисович Евменов. Все, что вокруг вас, все, что вы едите и пьете, на чем спите и во что одеваетесь – это Иван Раисович. Он работал прекрасно, раз мы с вами не замечали его работы. Я благодарю вас, Иван Раисович, мне было приятно с вами работать.

Свиридов выловил уходящую пожилую женщину.

– А что бы мы делали без Степаниды Ананьевны? Все, что вы ели и едите – это состряпано ее заботами, ее руками. Ваш вклад в нашу работу незаметен, но так важен. Спасибо вам, милая наша Степанида Ананьевна.

– Виктор Станиславович Залесский – главный инженер, и от него тоже очень многое зависит, и его вклад тоже очень важен. Как и вклад Юрия Валерьяновича Цесаревского, начальника управления материально-технического снабжения.

Он не забыл других руководящих работников и механиков, секретарей и штабных работников, хотя многих в зале не было.

Так Свиридов перемещался по залу и для каждого у него находились пара задушевных слов. Казалось, что Свиридов перемещается по залу бессистемно, но он нигде не появился дважды и не пропустил ни одного столика.

Добрые слова у него нашлись и для всех мальчиков, которые сидели вместе с матерями и отцами, для Черномырдина, Эткина, Владика Медякова, для Даши Огородниковой и Любы Докукиной, и для многих других.

– Не все упомянутые мною присутствуют в этом зале, но я их всех благодарю.

Свиридов поднялся на подиум, повернулся к залу спиной, а когда развернулся, то перед собравшимися в кителе стоял генерал-майор и грудь его украшали множество орденов. И две Золотые Звезды – одна Героя СССР, а вторая Героя Социалистического труда.

Сперва встали офицеры, а затем и все остальные.

– От имени Советского правительства и от себя лично я поздравляю и благодарю вас!

СБОРЫ в МОСКВУ

Наградные списки составляли долго и тщательно, стараясь никого не забыть.

Списки согласовывали с руководителями всех уровней, затем сводили в один список, составленный уже по виду наград. Оказалось довольно много – и это без тех наград, которые Свиридов имел право вручать лично, без согласования с вышестоящим руководством.

А таких тоже было много.

Свиридов был настойчив и среди участников последних исследований ненагражденных не было – и многие получили свои награды непосредственно из рук Свиридова, а остальные получили свои награды значительно позже, уже в Москве.

Кстати, награды получили и сотрудники Отдела исследования материалов, которым руководил Виктор Скворцов …

После завершения экспериментов на образцах крови были спланированы и проведены опыты над свиньями. Теперь нужно было ждать, и это уже не мешало москвичам вернуться домой.

Сборы в Москву были долгими.

Материалы экспериментальных исследований обрабатывали и переводили на лазерные диски, которые успешно приходили на смену магнитным носителям, собирали и упаковывали рисунки Гриши, рисунки и чертежи моделей Тони, детскую одежду, инструменты Черномырдина и еще много всякой всячины.

В Москву собирался Владик Медяков и уезжал Аскадский.

Отношения Аркадия с Валентиной Суковициной так и не прояснились – Валентина его терпела около себя, а иногда прогоняла. Аркадий все это терпел и молча страдал.

Из «местных» в Москву собиралась Анюта Кутенкова, которая продолжала молча любить Чумачева.

И собрался пес Сандал – с ним «поговорили» мальчики и Свиридов, и пес выразил желание поехать с ними.

Собиралась Даша с маленьким Федей, и все остальные малыши со своими мамами и папами. Вместе с Леной Долгополовой и Потапом Потаповичем, с Полиной Ерлыкиной и Семеном Черномырдиным собирались маленькие мальчики, родившиеся в Сибири.

Не собиралась только Виолетта с маленьким Витей …

Была еще одна серьезная проблема – переселение было сопряжено с серьезным изменением климатических условий, что для маленьких было совсем небезразлично.

Об этом Свиридов советовался с Белосевичем, с Умаровым.

– Учитель, посоветуйте, как лучше переселить молодых мам с детишками. Можно дать им отдохнуть на берегу Черного моря в нашем санатории, можно сперва привезти их в Подмосковье, а уже потом на юг. Что для маленьких лучше, что безопаснее?

– Я думаю, что лучше дать им акклиматизироваться сперва в Подмосковье, а юг сразу отсюда … Этого делать не следует.

– Так и сделаем. А как настроена Ангелина Митрофановна?

– Если ты имеешь в виду, поедет ли она со мной в Москву … Не поедет.

Контейнеры загружали на территории института, потом опечатывали и отправляли.

Прощанья были тоже длительными, а иногда и тяжелыми.

Свиридов с сожалением прощался с Суковициной, а прощание Виктора и Виолетты вообще могло превратится в неизвестно какую трагедию.

Поэтому Свиридов даже отослал Виолетту с ребенком в «деревню», где о ней и маленьком трогательно заботились.

Первыми в Москву на личном самолете улетели штабные офицеры, затем «старики» – Баранов, Карцева, Дормидонтов, Лопаткин, Умаров, Неделины, Дмитриевы.

С ними улетел Аркадий Аскадский и пес Сандал.

Третьим рейсом летели Свиридовы, Люба Докукина, Владик Медяков, Виктор Скворцов и женатые офицеры с женами и детьми.

На этом процесс эвакуации завершился, символически знаменуя завершение важнейшего этапа исследований …